Я отошел от отеля, в котором жили девушки, ярдов на триста, взял такси и вернулся в «Эксельсиор». Остановившись под навесом, посмотрел на старого шарманщика. Он, казалось, был не только неутомимым, но и непромокаемым: дождь не помешал ему. Видимо, только землетрясение могло сорвать его вечерний концерт. Подобно настоящему артисту, он чувствовал свой долг перед слушателями. Как ни странно, рядом со стариком торчали пятьшесть юных оборванцев. Несмотря на то, что эти одержимые промокли до нитки, они с каким-то мистическим экстазом предавались предсмертным мукам, звучащим в мелодии Штрауса. Именно этот композитор стал очередной жертвой старого шарманщика.

Я вошел в отель. Едва снял плащ, как администратор заметил меня и, как мне показалось, искренне удивился.

—Неужели вы так быстро вернулись из Заандама?

— Мне посчастливилось. Таксист попался просто великолепный,— сказал я и прошел в бар, где заказал «Дженевер» и пиво. Потягивая то одно, то другое, я задумался над связью между наглыми парнями с оружием, торговцами наркотиков, юными наркоманками, глазами, прячущимися среди висящих рядами кукол, машинами с преследователями, полицейскими— жертвами шантажа, администраторами с алчными крокодильими улыбками и шарманщиками, извлекающими из своих инструментов самые невероятные звуки. Но сколько бы я ни думал обо всех этих разрозненных деталях, единого целого у меня не получалось. Видимо, надо спровоцировать их на более активные действия. Я уже пришел было к весьма неприятному решению: этим же вечером, не сообщая Белинде, снова обследовать склад. И тут я взглянул в висевшее напротив зеркало. Это не был инстинкт. В течение нескольких минут я подсознательно ощущал аромат, напоминавший сандаловое дерево. Мне очень нравится этот аромат, и поэтому у меня возникло желание выяснить его источник. Самое обычное любопытство.

Прямо за моей спиной за столиком сидела девушка с газетой в руке. Перед ней стоял стакан с каким-то напитком. Стоило мне посмотреть в зеркало, как она опустила глаза и уткнулась в газету. У меня нет склонности к преувеличению, но готов побиться об заклад, что она тайком наблюдала за мной. Девушка выглядела совсем юной. Блондинка с пушистыми, модно причесанными светлыми волосами. Хотя, как мне кажется, голова ее весьма напоминала куст, подстриженный сумасшедшим садовником. На ней был зеленый костюм. То ли в Амстердаме полно блондинок, то ли я стал обращать особое внимание на блондинок.

Я подозвал бармена, повторил свой заказ. Оставил напитки на столике. Потом прошел мимо девушки, даже не взглянув на нее, как человек, погруженный в свои мысли, и вышел через главный вход на улицу. Со Штраусом было покончено, но неутомимый старик наигрывал шотландскую песенку «Прекрасные берега Лех Ломонда». Если бы он решился сделать это в Глазго на улице Согихолл, то через несколько минут от него и его шарманки не осталось бы и следа. Юные

повесы куда-то исчезли: то ли они были настроены антишотландски, то ли наоборот — прошотландски. Как мне удалось выяснить позднее, причина их отсутствия была несколько инощ Все говорило об этом, но тогда я ничего не заметил. В результате чего несколько людей поплатились жизнью.

Старик с удивлением посмотрел на меня:

— Господин говорил, что собирается...

— Да, я был в опере. Примадонна взяла «ми» слишком высоко, и ей стало плохо.— Я похлопал его по плечу.— Сейчас я намерен дойти до телефонной будки.

Я вошел в будку телефона-автомата и позвонил девушкам. Мне пришлось довольно долго ждать, прежде чем нас соединили. Потом я услышал раздраженный голос Белинды.

— Кто говорит?

— Шерман. Прошу вас немедленно прийти ко мне

в отель!

— Но я сейчас принимаю ванну! — возразила: Белинда.

— Вы достаточно чистая для той грязной работы, которая предстоит вам и Мэгги.

— Мэгги уже спит!

— Если не хотите нести ее на руках, то разбудите.— Судя по наступившему молчанию, Белинда обиделась.— Жду вас через десять минут. Будьте на улице ярдах в двадцати от моего отеля.

— Дождь льет как из ведра,— жалобно сказала она.

— Для агентов не существует дождливой погоды. Вскоре из отеля выйдет девушка: блондинка, вашего роста и возраста, с такой же отличной фигурой.

— В Амстердаме десятки тысяч таких девушек...

— Возможно. Но эта — красавица. Конечно, не такая красавица, как вы, но все же... Она в зеленом костюме с зеленым зонтиком. Аромат ее духов похож на сандаловое дерево. Слева, на виске, у нее хорошо загримированная ссадина, которой я наградил ее вчера в аэропорту.

— Вы еще ни разу не говорили мне, что нападаете на девушек!

— Не могу же я помнить все мелочи. Вы должны проследить за ней. Если она войдет в какой-нибудь дом, пусть одна из вас останется там, а другая придет

—

ко мне. Нет, сюда вам лучше не приходить. Вам это хорошо известно! Буду ждать кого-то из вас у кабачка «Старый Билл», на углу Рембрандтсплейн.

Когда я вернулся в бар, девушка в зеленом костюме все еще сидела за столиком. Я попросил принести мне бумагу и разложил листы на столике, где оставил свои напитки, таким образом, чтобы девушка видела, что я чем-то занимаюсь, а я видел ее.

Достав из бумажника счет за вчерашний обед, я положил его перед собой и начал что-то писать. Через некоторое время я недовольно отложил ручку и, скомкав бумагу, бросил ее в мусорную корзинку. Такой маневр проделал несколько раз. Потом опустил голову на руки, закрыл глаза, делая вид, что задумался. Спешить мне было некуда, хоть я и просил Белинду быть через десять минут, но она наверняка не успеет за такой короткий срок одеться, разбудить Мэгги и вместе с ней прийти к кабачку. Если я ошибаюсь, значит совсем не знаю женщин. Потом я снова начал писать, комкать и выбрасывать один лист за другим. На это ушло минут двадцать. Допив напитки, я встал, попрощался с барменом и вышел. Остановившись за красной плюшевой портьерой, отделяющей бар от холла, я осторожно заглянул внутрь бара. Девушка встала, заказала что-то у стойки и затем села спиной ко мне на кресло, которое я только что освободил. Она вроде бы рассеянно оглянулась, но я знал: она проверяет, нет ли за ней слежки. Потом, как бы невзначай, она протянула руку к мусорной корзине и украдкой вытащила из нее лежащий сверху лист бумаги. В тот момент, когда я, неслышно ступая, подошел к ее стулу, она была занята тем, что разглаживала мой листок. Я видел ее лицо в профиль: на нем было какое-то застывшее выражение. Мне удалось разглядеть написанное: «Только очень любопытные девушки суют свой нос в мусорные корзины».

— На всех остальных листках вы найдете то же самое секретное сообщение, мисс Лемэй. Добрый вечер!

Она резко оглянулась. Грим был наложен довольно умело, но слой пудры не мог спрятать вспыхнувшего на ее щеках румянца.

— Как прелестно вы краснеете!

— Простите, я не говорю по-английски.

—

Я осторожно прикоснулся пальцем к ссадине на ее виске и сказал:

— Неужели вы потеряли память от удара? Надеюсь, это ненадолго. Как ваша голова, мисс Лемэй?

— Извините, я...

— Да, да. Я помню: вы не говорите по-английски. Это я уже слышал. Но вы ведь неплохо понимаете этот язык. Особенно на бумаге. Весьма трогательно было наблюдать, как вы покраснели, когда прочли мои слова.

Смущенная мисс Лемэй резко поднялась и скомкала листок бумаги. Сомнений не оставалось: она на стороне злоумышленников. Именно поэтому она и попыталась загородить мне дорогу в аэропорту. И все же я вдруг почувствовал к ней острую жалость. Девушка казалась растерянной и беспомощной. Правда, вполне возможно, что она просто отличная актриса. Вместе с тем талантливые актрисы сколачивают состояние на сцене или в кино. По какой-то непонятной причине я вдруг подумал о Белинде...

— А эти бумажки, если хотите, можете сохранить на память,— съязвил я.

— Они мне не нужны...

— Кажется, можно не волноваться, память возвращается к вам!

— Я...

— У вас съехал парик, мисс Лемэй.

Ее руки привычным жестом поднялись вверх, поправляя прическу, но она тут же опустила их и с досадой закусила губу. В ее темных глазах было отчаяние. Во мне снова шевельнулось неприятное чувство недовольства собой и жалость к ней.

— Оставьте меня в покое, прошу вас!

Посторонившись, я пропустил ее. На какой-то миг

наши глаза встретились. В глазах девушки была мольба, губы дрожали, словно она готова была расплакаться. Потом она, низко опустив голову, поспешно вышла из бара.

Я медленно двинулся вслед. Сбежав по ступенькам, мисс Лемэй свернула на набережную какала. Через 20 секунд в ту же сторону направились Мэгги и Белинда. Зонтики не спасли их: девушки совершенно промокли, и вид у них был самый жалкий. Возможно, они всетаки добрались до кабачка за 10 минут.

Я снова вернулся в бар. Собственно, я пока не собирался уходить оттуда, хотя хотел убедить мисс Лемэй в противном. Бармен встретил меня дружелюбной улыбкой.

— Еще раз приветствую вас, сэр! А я думал, вы отправились спать.

— Нет. Я повиновался велению своего желудка, который потребовал еще одной порции «Дженевер».

— Всегда полезно прислушиваться к требованиям своего желудка, сэр,— серьезно заметил бармен и, протянув мне стакан, добавил: — На здоровье, сэр.

Взяв стакан, я снова погрузился в размышления. Я думал о том, как неприятно поступать против своей воли, и о том, умеют ли девушки краснеть по заказу. 1оворят, есть некоторые актрисы, с успехом делающие это, но я не был уверен, что это так. Чтобы освежить память, подозвал официанта и в третий раз заказал то же самое.

Следующий стакан я выпил в этот вечер в кабачке «Старый Билл». Он был наполнен более темной и более тяжелой жидкостью. Целая пинта крепкого ирландского портера является редкостью в любом кабачке на континенте, но «Старый Билл» был более английским, чем любые другие кабачки, и специализировался на ирландских портерах, которые здесь всегда были в избытке.

Кабачок был полон, но мне удалось найти место напротив входа. Мне не хотелось пропустить момент, когда Мэгги или Белинда появится в зале.

Пришла Мэгги и села за мой столик. Несмотря на зонтик, она промокла до нитки. Пряди темных волос прилипли к ее щекам.

— Все в порядке? — спросил я.

— Да. Если считать, что промокнуть насквозь означает порядок!

Такая реакция была не свойственна Мэгги. Видимо, она всерьез сердится, что промокла.

— А как Белинда?

— Как-нибудь переживет. Мне кажется, она слишком беспокоится за вас,— Мэгги демонстративно подождала, пока я отпил глоток портера, и добавила: — Но она надеется на ваше благоразумие.

— Белинда очень заботлива,— сказал я, понимая, что Белинда догадывается, в какую игру все мы ввязались.

—

— Она очень молоденькая и впечатлительная.

— Да, Мэгги! -

— Я ужасно не хочу, чтобы с ней приключилась какая-нибудь беда, Пол.

Я резко выпрямился. Она никогда не называла меня так, когда мы были на людях. Даже наедине она была сдержанной и только под влиянием эмоций называла меня по имени. Интересно, о чем они говорили между собой? Было бы отлично, если бы я мог оставить их обеих дома и заменить двумя доберман-пин-черами. Тем более что собаки быстро бы расправились с человеком, спрятавшимся на складе.

— Вы слышали, что я сказала?

— Да.— Я отпил еще глоток портера.— Вы надежный друг, Мэгги!

Она кивнула головой, давая понять, что мой ответ удовлетворил ее, и сделала глоток шерри-бренди, заказанного для нее. Потом я спросил:

— А где же девушка, за которой вы следили?

— В церкви.

Я чуть было не поперхнулся.

— Где?

—: Распевает в церкви гимны.

— А Белинда?

— Она тоже в церкви.

— И тоже распевает гимны?

— Не знаю. Я внутрь не входила.

— А может, и Белинде не следовало туда входить?

— Но ведь церковь — самое безопасное место!

— Да, правда,— чувствуя, как меня охватила тревога, сказал я.

— Вы же сами сказали, что одна из нас должна остаться.

— Да. Конечно.

— Белинда сказала, что вас заинтересует название этой церкви.

— С чего это я должен...— Я посмотрел на Мэгги и воскликнул: — Это — Первая протестантская церковь Общества американских гугенотов?

Мэгги кивнула. Я отодвинул стул и встал.

— Теперь все ясно. Пошли!

— Неужели вы оставите этот прекрасный портер? Он же так полезен для здоровья!

— В данную минуту меня больше заботит здоровье Белинды.

—

Мы вышли из кабачка, и я подумал, что название церкви ничего Мэгги не говорит: Белинда ни о чем не рассказала ей по той простой причине, что когда она вернулась в отель, Мэгги уже спала. А я-то думал, что они успели перемыть мне все косточки! Да, девушки не успели поговорить. Впрочем, Белинда могла промолчать и потому, что считала это своим личным делом.

Как обычно, шел дождь. У отеля «Шиллер» Мэгги зябко поежилась и весьма кстати сказала:

— Посмотрите, как много такси.

— У меня нет оснований утверждать, что все таксисты Амстердама подкуплены преступниками, но осторожность не помешает. Нам недалеко.

— На такси, конечно, недалеко, а пешком идти довольно долго.

У меня тоже не было особого желания тащиться пешком, но я все же повел Мэгги по Торбекерсилейн, повернул налево, потом направо, снова налево, и, наконец, мы вышли на Амстель.

— Неужели вы знаете здесь все закоулки, майор Шерман?

— Я тут не в первый раз.

— А когда вы здесь были?

— Не помню. Кажется, в прошлом году.

— А когда именно?

Мэгги была уверена, что знает обо всех моих поездках за последние пять лет. К тому же ее легко было обидеть.

— По-моему, весной.

— Вы пробыли здесь два месяца?

— Около того.

— Но прошлой весной вы два месяца провели в Майами,— сказала Мэгги тоном прокурора.— Так записано в отчетах.

— Но вы же знаете, как я путаю даты!

— Ничего не знаю,— она помолчала.— Мне показалось, что вы прежде никогда не встречались с полковником Ван де Граафом и господином Ван Гельдером.

— Так оно и есть.

— Но...

— Не хотел их беспокоить.— Я остановился у телефонной будки и сказал: — Мне надо позвонить в два места. Подождите меня здесь.

—

— Не буду.

Видимо, атмосфера Амстердама плохо влияла на девушек. Мэгги стала такой же упрямой, как Белинда. Впрочем, в чем-то она была права: хлестал косой дождь. Я открыл дверь телефонной будки и пропустил Мэгги вперед. Затем, после того, как позвонил в ближайшую таксомоторную компанию и вызвал такси, стал набирать другой номер.

— Я даже не знала, что вы говорите по-голландс-ки,— удивилась Мэгги.

— Нашим друзьям это тоже неизвестно. Именно поэтому нам нужен частный таксист.

— Вы никому не доверяете!—с восхищением воскликнула Мэгги.

— Почему же? Я полностью доверяю вам, Мэгги!

— Нет, мне вы не доверяете: наверное, не хотите обременять серьезными проблемами мою хорошенькую головку.

■— Помолчите! — взмолился я.

К телефону подошел Ван де Грааф. Обменявшись с ним дежурными любезностями, я спросил:

— Как насчет клочков бумаги с цифрами и буквами? Удалось что-нибудь выяснить? Спасибо, полковник. Позвоню позже,— я повесил трубку.

— О каких клочках бумаги вы говорили? — заинтересовалась Мэгги.

— О листах, которые я ему передал.

— А откуда вы их взяли?

— Вчера днем мне дал их один человек.

Мэгги внимательно посмотрела на меня, но промолчала. Через несколько минут подошло такси, и я назвал шоферу адрес в старом городе. Когда мы добрались до места, то пошли по узкой улочке в районе доков. На углу я остановился и спросил:

— Ты говорила об этой церкви?

— Да.

Это была маленькая серая церквушка на набережной в 50 ярдах от нас. Старое, ветхое здание поддерживала в вертикальном положении, видимо, только вера. Мне казалось, что церкви грозит неминуемая опасность— рухнуть в канал. Квадратная каменная башня, украшающая церковь, отклонилась градусов на пять от вертикали, в го время как небольшой шпиль на вершине нагнулся в противоположную сторону. Было совершенно ясно, что пора проводить самые широкие

мероприятия по сбору пожертвований на реставрацию церкви.

Состояние соседних зданий вызывало еще большую тревогу. Им явно грозил обвал. Здание, стоящее за церковью, уже начали сносить. На расчищенном участке, где вели новую стройку, стоял гигантский подъемный кран, огромная стрела которого устремилась ввысь, теряясь в ночном небе. Мы медленно пошли к церкви. До нас доносились звуки органа и женское пение. Над потемневшими водами канала звучала спокойная, грустная мелодия.

— Наверное, служба еще не окончилась,— заметил я.— Войдите туда и...

Я замолчал на полуслове, увидев блондинку в белом плаще, которая проходила мимо.

— Послушайте, мисс!

Видимо, девушка отлично усвоила, как надо поступать, когда тебя окликает незнакомый человек на безлюдной улице. Она мельком взглянула на меня и бросилась бежать, но тут же споткнулась. Удержав равновесие, она сделала еще несколько шагов, но тут я догнал ее. Она попробовала вырваться, a noToivi вдруг забросила мне руки на шею. В эту минуту нас догнала Мэгги. На ее лице псгявилось знакомое мне суровое выражение.

— Вы давно знакомы, майор Шерман?

— Нет, мы познакомились только сегодня утром. Это Труди, дочь Ван Гельдера.

— Вот как! — Мэгги ласково положила руку на плечо Труди, но та, не обращая на нее никакого внимания, еще крепче обняла меня за шею и восхищенно заглянула мне в глаза.

— Вы мне нравитесь,— сообщила она.— Вы симпатичный...

— Вы мне это уже говорили.

— Что нам теперь делать? — спросила Мэгги.

— Придется доставить Труди до самого дома. Если посадить ее в такси, она выпрыгнет у первого же светофора. Бьюсь об заклад, что старая карга задремала, и теперь отец Труди переворачивает вверх тормашками весь город, чтобы найти ее. Ему было бы дешевле приковать ее к стене.

Я с трудом разомкнул объятия Труди и, подняв ее левый рукав, посмотрел вначале на руку девушки, а потом на Мэгги. Глаза Мэгги широко раскрылись,

губы плотно сжались при виде изуродованной руки Труди. Я осмотрел вторую руку. Вместо того, чтобы заплакать, как в прошлый раз, девушка стояла и хихикала.

— Свежих следов нет,— пробормотал я.

— Вы хотите сказать, что не нашли свежих следов?

— Да. Что же нам с ней делать? Нельзя же оставить ее под таким дождем и под органную музыку устраивать стриптиз прямо на набережной.

Я стоял и размышлял. Мэгги послушно ждала рядом, а Труди, вцепившись в мою руку так, словно она была ее собственностью, с обожанием взирала на меня. Наконец-то я кое-что придумал и спросил Мэгги:

— Вас в церкви кто-нибудь видел?

— По-моему, нет.

— А Белинду наверняка видели.

— Конечно. Но не думаю, что ее узнают, если увидят снова. В церкви женщины стоят с покрытыми головами. У Белинды плащ с капюшоном, и она сидит в темном углу. Я видела ее, когда заглянула в дверь.

— Вызовите ее оттуда, а сами дождитесь, когда кончится служба, и продолжайте следить за Астрид Лемэй. Еще одно: постарайтесь запомнить как можно больше женщин, стоящих в церкви.

Мэгги недовольно посмотрела на меня.

— Это будет довольно сложно.

— Почему?

— Потому что все они похожи друг на друга.

— Они китаянки, что ли?

— Нет, они монахини: у всех библии в руках и четки у пояса. Волос не видно, все в длинных черных одеждах и белых...

— К чему вы рассказываете мне, как выглядят монахини?

— Я совсем забыла сказать... Все они очень молодые и красивые...

— Ну и что тут странного? Неужели монахини обязательно должны быть уродинами? Желаю вам удачи, а мы с Труди сейчас поедем домой!

Труди покорно пошла за мной. Вначале мы шли пешком, потом поехали на такси. Всю дорогу Труди держала меня за руку и весело болтала всякую чушь. Возле дома Ван Гельдера я попросил водителя остановить машину и подождать меня.

Ван Гельдер и Герда отругали Труди с суровостью и строгостью, которые в подобных случаях маскируют глубокое облегчение. Потом Герда отвела ее в спальню.

Ван Гельдер поспешно наполнил стаканы (видно, ему не терпелось выпить) и попросил меня присесть. Я отказался.

— Меня ждет такси. Где сейчас можно найти полковника Ван де Граафа? Я хотел бы одолжить у него машину. Желательно с мощным мотором.

Ван Гельдер улыбнулся.

— Я вижу, вам сейчас не до расспросов, дорогой друг. Полковник в своем служебном кабинете. И еще долго пробудет там.— Он поднял свой стакан.— Очень благодарен вам. Я здорово переволновался...

— Вы послали на ее поиски полицейский наряд?

— Неофициально.— Ван Гельдер криво улыбнулся.— Вы сами понимаете почему. О Труди знают всего несколько человек, хотя в Амстердаме около миллиона жителей.

— Почему она ушла так далеко от дома?

— Ничего странного. Герда часто водит Труди в эту церковь. Туда ходит большинство жителей острова Хайлер, хотя на острове есть точно такая же гугенотская церковь. Вернее, служебное помещение, которое по воскресеньям используется для богослужения. Две эти церкви и Вондель-парк — единственные места прогулок моей девочки.

В комнату, переваливаясь, вошла Герда. Ван Гельдер с тревогой посмотрел на нее. Она удовлетворенно кивнула и снова вышла.

— Слава богу, хоть новых следов от уколов нет.— Ван Гельдер осушил стакан.

— Да, на этот раз следов нет.— Я тоже выпил содержимое стакана, попрощался и ушел.

На Марниксстраат я расплатился с шофером. Ван Гельдер уже предупредил Ван де Граафа о моем приходе. Если мое появление было некстати, то он ничем не проявил своего неудовольствия.

Полковник, как обычно, восседал в кресле за чистым столом, опустив подбородок на сомкнутые пальцы рук и задумчиво устремив взгляд в пространство.

— Сдается мне, что вы добились прогресса! — приветливо обратился он ко мне.

— Боюсь, вы заблуждаетесь.

—

— Неужели ничего нет?

— Одни тупики.

— Инспектор сказал, что вам нужен автомобиль.

— Да, я был бы вам очень обязан.

— А нельзя ли полюбопытствовать, зачем он понадобился?

— Для того, чтобы заезжать в тупики. Но сейчас я пришел сюда не за этим.

— Так я и думал!

— Я бы хотел получить ордер на обыск.

— Зачем он вам понадобился?

— Хочу самым официальным образом в присутствии полиции произвести обыск.

— У кого и где?

— На складе сувениров «Моргенсттерн и Моггенталер». Это в районе доков. Точный адрес мне не известен.

— Я слышал об этом складе. Но у меня против его владельцев ничего нет. А у вас?

— У меня тоже.

— Тогда почему вы так заинтересовались им?

— Говоря по правде, и сам не знаю. Хочу выяснить, почему этот склад вызывает у меня такое любопытство. Я уже был там сегодня вечером.

— Но ведь вечером он закрыт!

Я помахал перед ним связкой отмычек.

— Применение таких инструментов противозаконно, и вам это хорошо известно,— сурово сказал Ван де Грааф.

Я спрятал отмычки в карман.

— Каких инструментов?

— Извините, видимо, у меня была минутная галлюцинация,— благодушно сказал де Грааф.

— Меня заинтересовало, почему у них на складе стальные двери, оборудованные замком с кодом. Для чего там хранят громадные запасы библий.— Я ни словом не упомянул ни о запахе гашиша, ни о человеке, который прятался за куклами.— Но больше всего меня интересует список людей, снабжающих эту контору товарами.

— Ордер на обыск может быть оформлен под любым предлогом,— сказал Ван де Грааф.— Я сам поеду с вами. Надеюсь, утром вы более подробно объясните причину своей заинтересованности. Теперь о машине. Ван Гельдер предложил как раз то, что нужно. Через

—

две минуты сюда прибудет полицейский автомобиль со специальным двигателем, снабженный всем необходимым, начиная от радиопередатчика и кончая наручниками, хотя внешне он ничем не отличается от обычного такси. Возможно, то, что его будут принимать за такси, создаст вам определенные трудности при вождении...

—Буду стараться не брать леваков! У вас есть что-нибудь для меня?

—Придется подождать две минуты, так как эта же самая машина доставит кое-какие сведения из протокольного отдела.

Двумя минутами позже на столе де 1раафа появилась новая папка. Он бегло просмотрел ее.

—Астрид Лемэй. Имя подлинное, что весьма странно. Отец — голландец, мать — гречанка. Отец был вице-консулом в Афинах. Теперь он умер. Место нахождения матери неизвестно. Астрид Лемэй двадцать четыре года. Никаких улик против нее нет. Негативной информации тоже нет. Практически о ее жизни ничего не известно. Работает официанткой в ночном клубе «Балинова» и живет недалеко от него в маленькой квартирке. Имеет только одного известного нам родственника — брата Джорджа, двадцати лет. А вот это может вас заинтересовать: Джордж провел шесть месяцев на казенных харчах.

— Наркотики?

—Нет. Нападение и попытка ограбления. Работа дилетантская. Совершил ошибку, напав на детективов в штатском. Подозревается в употреблении наркотиков. Возможно, с помощью ограбления хотел добыть деньги и купить очередную порцию. Больше мы ничем не располагаем.— Полковник взял другую бумажку.— Теперь о буквах и цифрах, которые вы нам дали: МОО 144 — позывной радиосигнал бельгийского каботажного судна «Марианна», прибывающего завтра из Бордо. Ну как, квалифицированный у нас персонал?

—Вне всяких сомнений. Когда это судно прибывает?

— В полдень. Будем обыскивать?

—Боюсь, ничего там не обнаружим. Но на всякий случай не показывайтесь вблизи причала. Как насчет двух других цифр?

—По этим двум цифрам — ничего.— Он помолчал, видимо, что-то взвешивая про себя.— А может, эти цифры означают дважды 797. Например 797797?

—

— Они могут означать все что угодно.

Де Грааф вытащил из ящика стола телефонную книгу, но тут же отложил ее и взял трубку.

—Проверьте телефон 797797. Немедленно выясните, на чье имя он зарегистрирован.-

Мы сидели молча. Зазвонил телефон. Де Грааф выслушал сообщение и повесил трубку.

—Это телефон ночного клуба «Балинова»,— сказал он.

—У вашего квалифицированного персонала — ясновидящий шеф!

— И о чем вам говорит мое ясновидение?

—О ночном клубе «Балинова»,— ответил я и встал.— Мое лицо очень легко запомнить, не так ли, полковник?

—Да, такое лицо трудно забыть. Эти белые шрамы... Кажется, вам не повезла с хирургом...

—Возможно, но он очень старался... скрыть свою неопытность! У вас здесь есть коричневый грим?

Полковник с удивлением посмотрел на меня и вдруг широко улыбнулся.

—Только не это, майор Шерман. Вы и вправду решили загримироваться? В наше время? Шерлок Холмс давно скончался.

—Если бы у меня была хотя бы половина смекалки Шерлока Холхмса,— убежденно сказал я,— то грим мне не понадобился бы.