Пять минут спустя, закутавшись так, что только глаза оставались не защищенными от летящего в лицо снега и ветра, уже не стонущего, а воющего по-волчьи над стылыми плоскогорьями острова, мы со штурманом стояли возле окна моей спальни, которое я закрыл, сунув сложенный вчетверо листок бумаги между рамой и косяком. Ручки снаружи не было, но я захватил с собой швейцарский армейский нож с множеством разных приспособлений — таким откроешь что угодно. Мы посмотрели на просторную общую комнату кают-компанию, из окна которой струился яркий белый свет, и на тускло освещенные спальни.

— В такую ночь честный человек и носа наружу не высунет, — шепнул мне на ухо штурман. — А если бесчестный попадется?

— Еще не время, — отозвался я. — Сейчас каждый начеку, опасно и прокашляться в неподходящий момент. Позднее он или они, возможно, и вылезут из своего логова. Только не сейчас.

Направившись прямо к складу продовольствия, мы закрылись и, поскольку окон в помещении не было, включили карманные фонари. Осмотрев мешки, ящики, картонки и коробки, ничего подозрительного не обнаружили.

— А что мы ищем? — поинтересовался Смит.

— Представления не имею. Ну, скажем, нечто такое, чего тут не должно быть.

— Пистолет? Большую бутылку черного стекла с надписью «Смертельно. Яд»?

— Нечто вроде этого. — С этими словами я извлек из ящика бутылку «Хейна» и сунул в карман малицы. — В медицинских целях, — объяснил я.

— Разумеется. — Смит в последний раз обвел лучом фонаря стены блока, задержав сноп света на трех лакированных ящиках на верхней полке стеллажа.

— Должно быть, какой-то особо качественный продукт, — решил Смит. Может, икра для Отто?

— Медицинские приборы. Главным образом, инструменты. Не яд. Даю гарантию, ответил я, направляясь к двери. — Пошли.

— И проверять не будем?

— Какой смысл? Вряд ли мы там обнаружим автомат.

Ящики были размером двадцать пять на двадцать сантиметров.

— Не возражаешь, если я все-таки проверю?

— Хорошо. — Я начал раздражаться. — Только поживей.

Открыв крышки первых двух ящиков, Смит мельком осмотрел их содержимое и закрыл вновь. Открыв третий ящик, он произнес:

— Кому-то понадобился медицинский инструментарий.

— Я к этим ящикам не прикасался.

— Значит, прикасался кто-то другой. — С этими словами штурман протянул мне ящик. Два гнезда в нем и в самом деле оказались пусты.

— Действительно, — признал я. — Взяты шприц и ампула с иглами.

Молча посмотрев на меня, штурман взял коробку, закрыл ее крышкой и поставил на место.

— Не скажу, что мне это нравится.

— Двадцать два дня могут показаться долгими как вечность, — сказал я. Вот если бы еще найти состав, которым хотят этот шприц наполнить...

— Если бы. А может, кто-то взял шприц для собственного употребления?

Какой-нибудь наркоман сломал свой собственный? К примеру, один из «Трех апостолов»? Биография подходящая — мир поп-музыки и кино, к тому же зеленые юнцы.

— Нет, не думаю.

Из склада мы направились в блок, где хранилось горючее. Чтобы убедиться в том, что там нет ничего такого, что бы представляло для нас интерес, нам хватило двух минут. То же можно сказать и о блоке, где хранилось оборудование. Правда, там я нашел два нужных мне предмета — отвертку и пакет с шурупами.

— Зачем это тебе? — поинтересовался Смит.

— Закрепить рамы, чтобы не открыли снаружи, — объяснил я. — В спальню можно попасть не только через дверь.

Задерживаться в гараже, где лежал мертвый Страйкер, глядевший неподвижным взором в потолок, особого желания мы не испытывали. Мы осмотрели ящики с инструментами, металлические барабаны и даже прозондировали топливные масляные баки и радиаторы, но ничего не обнаружили.

Затем направились к причалу. От основного блока до пирса было немногим больше двадцати метров, и через пять минут мы были на месте. Фонари включить мы не решились и двигались к головной части причала на ощупь, рискуя свалиться в ледяную воду. Отыскав рабочую шлюпку, закрепленную в защищенном от ветра углу причала, спустились в нее по трапу, проржавевшему настолько, что некоторые перекладины были толщиной не больше шести миллиметров.

Даже во время снегопада огонь карманного фонаря ночью виден далеко, однако, оказавшись ниже уровня причала, мы все же включили фонари, на всякий случай прикрывая их. Осмотр рабочей шлюпки ничего не дал. Никакого результата не дал и осмотр четырехметровой моторки, куда мы затем забрались.

Оттуда по скоб-трапу мы вскарабкались в боевую рубку модели подводной лодки.

На расстоянии метра с небольшим от верхнего среза рубки по ее окружности была приварена платформа. Приблизительно в полуметре от фланца, к которому привинчена рубка, находилась полукруглая площадка, на нее можно было попасть через рубочный люк. К площадке был прикреплен небольшой трап, по которому мы спустились внутрь. Включив фонари, огляделись.

— Совсем другое дело субмарина, — заметил Смит. — Тут уж тебя снегом не занесет. Но поселиться здесь надолго я бы не хотел.

И правда, очень уж мрачно и темно было внутри корпуса. Палуба представляла собой настил из досок, положенных с интервалом поперек лодки и привинченных с обоих концов крыльчатыми гайками. Под досками виднелись ряды выкрашенных в шаровой цвет прочно закрепленных чугунных чушек — четыре тонны балласта. По бортам корпуса располагались четыре квадратные балластные цистерны. Для придания секции отрицательной плавучести их можно было заполнить водой. В дальнем конце корпуса установлен небольшой дизель-мотор, выхлопная труба которого выпущена через верх боевой рубки. Дизель соединялся с компрессорной установкой, предназначенной для продувки балластных цистерн.

Таковы были конструктивные особенности модели подводной лодки. По слухам, модель обошлась в пятнадцать тысяч фунтов стерлингов, откуда можно было заключить, что любимым времяпрепровождением Отто, как и всех кинопродюсеров, было сочинительство.

Мы обнаружили в лодке несколько предметов иного рода. В шкафу, в кормовом конце секции, мы нашли четыре небольших грибовидных якоря с якорь-цепями в комплекте с небольшой портативной лебедкой. Наверху находился люк, через который можно подняться на верхнюю палубу. Якоря использовались для того, чтобы закрепить модель в любом положении, какое будет необходимо.

Напротив шкафа в переборке прочно привязана пластмассовая модель перископа, которая внешне ничем не отличалась от настоящего прибора. Рядом находились еще три пластмассовые модели: трехдюймовая пушка, которую предполагалось, очевидно, установить на верхней палубе, и два пулемета, предназначенных, похоже, для монтажа на боевой рубке. В носовой части секции располагались еще два шкафа: в одном хранились пробковые спасательные жилеты, в другом шесть банок краски и кисти. На банках стояло: «Моментальная шаровая».

— Что это значит? — поинтересовался Смит.

— Очевидно, какой-то тип быстросохнущей краски, — предположил я.

— Везде флотский порядок, — заметил штурман. — Недооценивал я Отто. Он зябко повел плечами. — Хотя снег тут и не идет, но мне, признаться, холодно. Словно в железном гробу.

— Да, не очень-то здесь уютно. Давай выбираться на берег.

— Поиски оказались бесплодными?

— Пожалуй. Да я и не рассчитывал на успех.

— Потому-то и уговорил их продолжать съемки? Сначала колебался, потом стал нажимать? Это не затем, чтобы в их отсутствие осмотреть комнаты и вещи?

— Как могла прийти тебе в голову такая подлая мысль, Смит?

— Вокруг тысяча сугробов, где хоть черта спрячешь.

— Вот и я так думаю.

Добраться до жилого блока оказалось гораздо более простой задачей, путь наш освещали неярко горевшие лампы Кольмана. Без особого труда забравшись в свою спальню, мы стряхнули снег с сапог и одежды и повесили ее сушиться.

После холода субмарины мы чувствовали себя как у Христа за пазухой. Достав отвертку и шурупы, я принялся закреплять раму. Смит, жалуясь на недомогание, раскупорил бутылку, которую я прихватил в складе продовольствия, и, вынув две мензурки из моего медицинского саквояжа, стал ждать, когда я закончу работу.

— Ну вот, — заключил он, — теперь можно не бояться, что кто-то влезет сюда ночью. А как быть с остальными?

— Я думаю, что большинству не грозит какая-то опасность, — сказал я, поскольку они не собираются нарушать планы нашего приятеля или приятелей.

— Большинству, говоришь?

— Пожалуй, окно в спальне Джудит Хейнс я бы тоже завинтил.

— Джудит Хейнс?

— Мне кажется, она в опасности. Насколько реальна эта опасность, я не знаю. Возможно, это у меня от нервов.

— Ничего удивительного, — неопределенно сказал Смит и отхлебнул из стакана. — Я тоже думал, но о другом. Как ты считаешь, скоро ли поймут члены правления компании, что необходимо вызвать сюда представителей правопорядка, позвать на помощь или хотя бы оповестить внешний мир о том, что служащие компании мрут как мухи, причем не своей смертью?

— А ты бы пришел к такому решению?

— Конечно, если бы не был преступником и не имел веских причин избегать встреч с представителями закона.

— Я не преступник, но у меня есть веские причины не встречаться здесь с представителями закона. Как только оные появятся на сцене, любая преступная мысль, намерение и действие уйдут в глубокое подполье, и тайна пяти погибших так и останется нераскрытой. Выход один — дать веревочке виться, чтобы у палача появилась работа.

— А что, если веревка окажется настолько длинной, что в петлю попадет кто-то из нас? Если произойдет еще одно убийство?

— В этом случае придется прибегнуть к помощи закона. Я нахожусь здесь для того, чтобы как можно лучше сделать свое дело, и не хочу, чтобы пострадали невинные.

— Ты снял у меня с души камень. Ну а если такая мысль все-таки придет им в голову?

— В этом случае надо будет попробовать связаться с Тунгеймом. Радиус действия тамошней радиостанции таков, что достанет хоть до Луны. До Тун-гейма меньше десяти миль, но при нынешних погодных условиях это все равно что добраться до Восточной Сибири. Если погода улучшится, появится возможность попасть туда. Ветер поворачивает к весту, если он не изменится, то, двигаясь вдоль .берега на моторке, можно, хоть и не без труда, доплыть до Тунгейма. Если ветер перейдет в норд-вестовую четверть, такой возможности не будет: открытую лодку захлестнет волной. Добраться до станции по суше вряд ли удастся. Во-первых, местность сильно пересеченная, гористая, на снегоходе туда не пройти. Если отправиться пешком, придется углубиться внутрь острова, двигаясь на запад, чтобы оставить в стороне комплекс Мизери Фьель, так как он заканчивается утесами, окаймляющими восточное побережье.

Там сотни небольших озер. Их ледяной покров, думаю, еще недостаточно прочен и не выдержит веса человека. А глубина больше тридцати метров. В сугробы можно провалиться по пояс. Что говорить об опасности утонуть, когда мы не оснащены для передвижения в зимних условиях. У нас нет даже палатки, чтобы заночевать: за один световой день до Тунгейма ты вряд ли доберешься, а если начнется снегопад, будешь плутать до тех пор, пока не свалишься от холода, голода или просто от усталости. Ведь у кинокомпании даже ручного компаса не найдется.

— Ты, вижу, все обо мне толкуешь, — проговорил Смит. — А почему бы тебе самому не отправиться в это путешествие? — усмехнулся он. — Конечно, я мог бы забраться в какую-нибудь уютную пещеру, переночевать в ней, а потом вернуться и заявить, что задание невыполнимо.

— Посмотрим, какие выпали карты. — Допив содержимое стакана, я взял отвертку и щурупы. — Пойдем узнаем, каково состояние мисс Хейнс.

Оказалось, что состояние ее сносно. Жара нет, пульс нормальный, дыхание глубокое и ровное; как она будет себя чувствовать, когда проснется, — это другой вопрос. Я закрепил шурупами ее окно, чтобы никто не забрался к ней.

Теперь в спальню Джудит можно было попасть, лишь разбив двойную раму и наделав при этом столько шуму, что половина блока проснется. Затем мы вошли в общую комнату — кают-компанию.

Удивительное дело — она почти опустела, хотя здесь должны были находиться человек десять. Я тут же смекнул, что тревожиться по этому поводу не стоит. Отто, Граф, Хейсман и Гуэн, очевидно, собрались в чьей-то спальне и обсуждают важные проблемы, о которых не следует знать всякой мелкой сошке.

Лонни наверняка отправился «подышать свежим воздухом». Лишь бы не заблудился на пятачке между жилым блоком и продовольственным складом. Аллен наверняка лег в постель, а маленькая Мэри, похоже преодолевшая прежние страхи, сидит рядом, держа раненого за руку. Куда исчезли «Три апостола», я не знал, да и не особенно тревожился по этому поводу: если они и могут причинить какой-то вред, то лишь нашим барабанным перепонкам.

Я подошел к плите, на которой стоял трехконфорочный керогаз, возле него хлопотал Конрад. В одной кастрюле тушилось жаркое, в другой бобы, в кофейнике кипела вода для кофе. Конрад, похоже, наслаждался своей ролью шеф-повара, тем более что ему помогала Мэри Стюарт. Будь это кто-то другой, я решил бы, что передо мной актер, на потребу галерке изображающий своего в доску парня. Но я успел достаточно изучить Конрада и знал, что он не таков, что в его натуре заложено стремление помочь ближнему, а желание как-то возвыситься над товарищем ему совершенно чуждо.

— Что же это такое? — проговорил я. — Ведь Отто назначил «Трех апостолов» дежурить по очереди на камбузе.

— "Трем апостолам" вздумалось совершенствовать свое исполнительское мастерство прямо в жилом бараке, — объяснил Конрад. — В целях самозащиты я заключил с ними сделку. Они репетируют в блоке, где установлен дизель-генератор, а я хозяйничаю здесь вместо них.

Я попытался представить себе адский шум, создаваемый лишенными слуха певцами, их инструментами с усилителями звука и грохотом дизеля в тесном помещении размером в два с половиной на два с половиной метра. Попытался — и не смог представить.

— Вы заслужили медаль, — изрек я. — И вы тоже, дорогая Мэри.

— Я? — улыбнулась девушка. — А я-то тут при чем?

— Помните, что я говорил насчет того, чтобы паиньки работали на пару с бяками? Рад, что вы присматриваете за одним из тех, на ком лежит подозрение.

Он ничего не всыпал в кастрюли, не заметили?

— Не нахожу тут ничего смешного, доктор Марлоу. — Мэри перестала улыбаться.

— Я тоже. Неуклюжая попытка разрядить атмосферу. — Взглянув на Конрада, я заговорил уже иным тоном:

— Нельзя ли шеф-повара на два слова?

Пристально взглянув на меня, Конрад кивнул головой и отвернулся. А Мэри Стюарт заметила:

— Вот это мило. А почему нельзя поговорить с ним в моем присутствии?

— Хочу рассказать ему пару забавных историй, а вам, насколько я понял, мой юмор не по вкусу.

Отойдя с ним на несколько шагов в сторону, я спросил Конрада:

— Не удалось вам потолковать с Лонни?

— Нет, не было возможности. А что, это спешно?

— Вполне может статься. Я его не видел, но думаю, он в продовольственном складе.

— Там, где Отто хранит свой эликсир жизни?

— Не в дизельном же блоке искать Лонни. Солярка и бензин не по его части. Сходили бы вы в склад, чтобы найти утешение от тягот сурового нашего мира, от острова Медвежий, от компании «Олимпиус продакшнз», словом, от чего угодно, и затеяли с ним разговор. Скажите, что скучаете по семье и еще что-нибудь. Заставьте его разговориться.

Помолчав, Конрад произнес:

— Мне Лонни нравится. Не по душе мне это задание.

— Мне не до ваших переживаний. Меня заботит безопасность и жизнь людей.

— Хорошо, — кивнул он, внимательно поглядев на меня. — А не боитесь обращаться за помощью к одному из подозреваемых?

— Я вас ни в чем не подозреваю, — ответил я. — И никогда не подозревал.

Он молча глядел на меня какое-то время, затем проговорил:

— Скажите то же самое Мэри, хорошо? — Он отвернулся и направился к двери. Я подошел к керогазу. Мэри Стюарт посмотрела на меня серьезно и спокойно.

— Конрад велел сообщить вам — вы меня слушаете? — что он не состоит в списке подозреваемых.

— Это хорошо, улыбнулась девушка, но не слишком весело.

— Мэри, — произнес я, — вы мною недовольны.

— Ну и что?

— Что — ну и что?

— Вы мне друг?

— Конечно.

— "Конечно, конечно..." — Она очень похоже передразнила меня. — Доктор Марлоу — друг всего человечества.

— Доктор Марлоу не обнимается всю ночь напролет со всем человечеством.

Снова улыбка. На этот раз повеселей.

— А Чарльзу Конраду? — спросила она.

— Он мне нравится, но я не знаю его мнения обо мне.

— И мне он нравится. Насколько мне известно, и я ему нравлюсь. Поэтому мы все друзья. — Я чуть было не сказал «конечно», но только кивнул. — Так почему бы нам троим не делиться секретами?

— Женщины — самые любопытные существа на свете, — ответил я. — Во всех смыслах этого слова.

— Не надо считать меня дурой, прошу вас.

— А вы сами-то делитесь секретами? — спросил я. Мэри нахмурилась как бы в недоумении, и я продолжал:

— Предлагаю детскую игру. Вы сообщите мне свой секрет, а я в ответ — свой.

— Что вы имеете в виду?

— Вашу тайную встречу вчера утром. Во время снегопада, на верхней палубе. Когда вы были так милы с Хейсманом.

Я ожидал немедленной реакции и очень удивился, когда на мои слова девушка никак не отреагировала. Она лишь взглянула на меня и проронила:

— Так вы за мной шпионили?

— Я случайно оказался поблизости.

— Что-то я вас поблизости не заметила, — закусив губу, сказала она, правда, не очень расстроенным голосом. — Очень жаль, что вы это видели.

— Почему же? — Я хотел произнести эту фразу с иронией, но удержался.

— Потому что не хочу, чтобы люди знали.

— Вполне очевидно, — терпеливо продолжал я. — Но почему?

— Потому что мне нечем гордиться. Мне нужно зарабатывать на жизнь, доктор Марлоу. Я приехала в Великобританию всего два года назад и ничего не умею. Актриса я никудышная, я это знаю. У меня ни крупицы таланта. Две последние картины с моим участием были сплошным кошмаром. Не удивительно, что все" на меня косятся и спрашивают друг друга вслух, с какой это стати я снимаюсь уже в третьем фильме киностудии «Олимпиус продакшнз». Теперь вы знаете причину. Мне покровительствует Иоганн Хейсман. — Мэри слабо улыбнулась. — Вы удивлены, доктор Марлоу? Может быть, шокированы?

— Нет.

Улыбка исчезла с ее губ. Лицо помертвело. Безжизненным голосом девушка произнесла:

— Выходит, вы легко поверили, что я такая?

— Нет. Наоборот. Я вам не верю.

Девушка посмотрела на меня растерянно и грустно.

— Не верите, что я такая?

— Не верю. Мэри Стюарт не может быть такой. Дорогая Мэри не может быть такой, какой она хочет себя выставить.

Лицо ее вновь ожило, и она проговорила в волнении:

— Для меня это самый лучший комплимент. — Девушка помолчала, разглядывая свои руки, потом, не поднимая глаз, произнесла:

— Иоганн Хейсман — мой дядя. Мамин брат.

— Ваш дядя? — Как ни готов я был ко всяческим неожиданностям, но подобный вариант мне никогда бы и в голову не пришел.

— Дядя Иоганн. — И снова мимолетная, едва заметная улыбка, в которой светилось лукавство. Как же хорошо она смеется от восторга и счастья, подумал я. — Можете мне не верить. Сами пойдите к нему и спросите. Только без свидетелей, пожалуйста.

Ужин в тот вечер прошел не слишком весело. Недоставало товарищеской, теплой атмосферы, какая обычно возникает, когда собирается компания друзей.

Большинство унесли еду к себе в спальни, остальные сидели за столом или стояли кучками, " рассеянно ковыряя в тарелках бобы с тушеным мясом.

Но главное, у всех было такое ощущение, будто мы присутствуем на некоем подобии последней вечери. И потому очень часто то один, то другой поднимал глаза от миски, окидывал быстрым взглядом соседей, рассчитывая по каким-то признакам разоблачить предателя. Конечно, таких явных признаков налицо не было; обстоятельство это усугублялось тем, что в большинстве своем присутствующие вели себя не вполне естественно. Таково уж свойство человеческой натуры: даже ни в чем не повинный человек, зная, что его подозревают, начинает подчеркнуто показывать свое равнодушие и невозмутимость, тем самым лишь усиливая общую подозрительность.

Естественно, Отто к числу такого рода людей не принадлежал. Оттого ли, что его считали совершенно невиновным, или оттого, что он был президентом компании и продюсером фильма, он смотрел на всех свысока и чувствовал себя хозяином положения. Как ни казалось это прежде невероятным, Отто, обычно вялый и нерешительный, похоже, был из тех, кто проявляет свои лучшие качества в кризисных ситуациях. Когда он поднялся, чтобы в конце трапезы обратиться к нам с речью, от нерешительности и вялости его не осталось и следа.

— Мы все помним, — произнес он энергичным голосом, — кошмарные события, происшедшие в течение последних двух суток. Полагаю, иного объяснения случившемуся, кроме предложенного доктором Марлоу, быть не может. Более того, боюсь, мы должны серьезно отнестись к его прогнозу на будущее. От реальности нам никуда не скрыться, поэтому прошу не считать, что я недооцениваю серьезность обстановки. Мы оказались отрезанными от внешнего мира и не вправе рассчитывать на чью-либо помощь. В то же самое время, памятуя о наших коллегах, которые умерли насильственной смертью, не следует упускать из виду, что это может повториться. — Отто спокойным взглядом обвел аудиторию, его примеру последовал и я. Заявление Отто произвело впечатление на многих. Он продолжал:

— Именно потому, что ситуация, в какой мы оказались, совершенно невероятна и неестественна, предлагаю вести себя наиболее разумно. Если поддаться панике, это делу не поможет и лишь усугубит наше положение.

Мы с моими коллегами решили продолжать, естественно соблюдая все меры безопасности, ту работу, для выполнения которой сюда прибыли. Уверен, и вы со мной согласитесь, что лучше занять наше время и внимание полезным и целеустремленным трудом, чем сидеть сложа руки и предаваться мрачным мыслям.

Я вовсе не предлагаю делать вид, будто ничего страшного не произошло. Я предлагаю действовать так, как мы действовали бы в обычных условиях. Тогда это принесет нам пользу. Если позволит погода, завтра три группы начнут натурные съемки...

Отто не советовался, он приказывал. Будь я на его месте, я бы действовал так же.

— Основная группа, возглавляемая мистером Дивайном, отправится на север по ведущей к соседней бухте дороге Лернера, построенной еще в начале нынешнего столетия. Правда, от нее, думаю, мало что сохранилось. Граф, Аллен и Сесил, естественно, будут его сопровождать. Я сам туда отправлюсь и хочу, чтобы вы пошли со мной, Чарльз, — добавил он, обращаясь к Конраду.

— А я вам не понадоблюсь? — спросила маленькая Мэри, подняв руку, точно школьница.

— Почти все это будет натура... — Отто на полуслове умолк, посмотрел на лицо Аллена, все в синяках и ссадинах, затем перевел взгляд на Мэри и плутовато улыбнулся. — Конечно, если желаете. Мистер Хендрикс вместе с Люком, Марком и Джоном постараются записать на пленку все звуки — вой ветра в ущельях, крики птиц на скалах, удары волн, разбивающихся о берег. Мистер Хейсман захватит с собой портативную камеру и на лодке обследует побережье в поисках подходящих для съемок участков. Мистер Юнгбек и мистер Хейтер любезно согласились сопровождать его. Такова программа на завтра. Но самое важное решение, которое я оставил напоследок, совсем не связано с нашей работой. Мы пришли к выводу, что следует обратиться с призывом о помощи. Под помощью я подразумеваю помощь представителей правосудия, правопорядка или иных компетентных органов. Пусть они проведут тщательное и квалифицированное расследование в самые сжатые сроки. Вызвать их не только наш долг, но и необходимая мера для собственной безопасности. Чтобы обратиться за помощью, необходимо радио, а ближайшая рация находится в Тунгейме, где расположена норвежская метеостанция.

Я едва удержался, чтобы переглянуться со Смитом.

— Мистер Смит, — продолжал Отто, — то, что вы отстали от судна, может обернуться для нас удачей. Вы единственный среди нас моряк-профессионал.

Скажите, есть ли возможность добраться до Тунгейма на лодке?

Помолчав несколько секунд для вящего эффекта, штурман произнес:

— Как ни отчаянно наше положение, при нынешних погодных условиях это невозможно, мистер Джерран. После недавних штормов море не скоро успокоится.

У рабочих шлюпок тот недостаток, что при сильной встречной волне повернуть назад никак нельзя. Корма у таких лодок открыта, лодку захлестнет, и она потонет. Прежде чем отправиться в путешествие, нужно дождаться, чтобы море успокоилось.

— Понятно. Пока это опасное предприятие. А когда волнение стихнет, мистер Смит?

— Все зависит от ветра. Сейчас он отходит к весту, и, если бы он дальше не менял своего направления, можно было бы попытать счастья. Если же ветер перейдет на норд-вест и будет перемещаться по часовой стрелке, ничего не получится, — улыбнулся Смит.

— А как вы считаете, пешком до Тунгейма можно добраться?

— Не знаю. По части арктических переходов я не специалист. Думаю, мистер Хейсман даст более квалифицированный ответ.

— Нет-нет, помотал головой Иоганн. -Лучше выслушаем ваше мнение, мистер Смит.

И штурман последовал его совету. По существу, это был почти буквальный пересказ моих размышлений по этому поводу у нас в комнате. Когда он закончился, Хейсман, знавший об арктических путешествиях не больше, чем я об обратной стороне Луны, с умным видом произнес:

— Сформулировано кратко и четко. Я полностью согласен с мистером Смитом.

Наступила тишина, которую первым нарушил штурман, сказав смущенно:

— Я тут человек лишний. Так что, едва погода улучшится, попробую добраться до базы.

— А теперь я с вами не согласен, дружище, — тотчас отозвался Хейсман. Это же самоубийство.

— Об этом сейчас и думать нечего, — заявил Отто. — Тут не обойтись без экспедиции.

— Вряд ли нужна экспедиция, — кротко возразил Смит. — Какой прок от слепых поводырей слепцов?

— Мистер Джерран, — вмешался Ион Хейтер. — Может, я смог бы помочь?

— Вы? — удивился Отто, затем лицо его просветлело. — Я же совсем забыл.

— И прибавил удовлетворенно:

— Ион участвовал в качестве каскадера в съемках фильма. «В горах Сьерра-Невады». Он дублировал актеров, которые боялись гор. Это первоклассный скалолаз, уверяю вас. Каково ваше мнение?

Вопреки моим ожиданиям Смит тотчас ответил:

— Вот такой состав экспедиции меня устраивает. Буду очень рад обществу мистера Хейтера. Особенно если он согласится большую часть пути тащить меня на себе.

— Тогда договорились, — заключил Отто. — Очень благодарен вам обоим. Но отправитесь вы, если погода улучшится.

— В таком случае все вопросы улажены.

— А вы — как вновь кооптированный член правления — согласны? — с улыбкой спросил меня Джерран.

— Пожалуй, да, — отозвался я. — За исключением вашего предложения разойтись до утра.

— Ах вот как! — сказал Отто.

— Вот именно! — ответил я. — Неужели вы действительно считаете, что мы все должны пойти спать? Для некоторых господ с известными намерениями самое удобное для их дел время — это раннее утро. Говоря о господах, я имею в виду не только присутствующих в этом помещении, а говоря о намерениях, подразумеваю преступные намерения.

— Мы с моими коллегами обсудили этот вопрос, — возразил Отто. Предлагаете организовать дежурство?

— Такая мера, возможно, поможет некоторым из нас прожить подольше, сказал я. Пройдя в центр помещения, я прибавил:

— Отсюда просматриваются все пять коридоров, так что ни один из тех, кто выходит из комнаты или входит в нее, не останется незамеченным.

— Понадобится какой-то особенный сторож, — вмешался Конрад. — Сторож, у которого шея на шарнирах.

— Никакого особенного сторожа не потребуется, если дежурить по двое, сказал я. — Не в обиду будь сказано, но эти двое будут наблюдать не только за коридорами, но и друг за другом. В пару будут входить подозреваемый и чистый от подозрений. Думаю, обеих Мэри из числа дежурных следует исключить.

Аллена тоже, ему надо хорошенько выспаться.

Остаются мистер Джерран, мистер Гуэн, мистер Смит, Сесил и я. Итак, пятеро, которые вполне справятся с двухчасовым дежурством, скажем с двадцати двух до восьми часов.

— Отличное предложение, — заметил Отто. — Значит, пять добровольцев у нас уже есть.

Все тринадцать предложили свои услуги. Договорились, что Гуэн и Хендрикс будут дежурить с двадцати двух до полуночи, Смит и Конрад с полуночи до двух, Отто и Юнгбек с четырех до шести, а Сесил и Эдди с шести до восьми. Некоторые из оставшихся, в частности Гpaф и Хейсман, запротестовали, заявив, что их, дескать, третируют. Но после уверения, что впереди еще двадцать одна ночь, голоса протеста умолкли.

По одному, по двое разошлись по комнатам почти все. Кроме Смита и меня, остался Конрад. Я понял, что он намерен потолковать со мной. Мельком посмотрев в мою сторону, штурман ушел в нашу спальню.

— А как вы узнали насчет Лонни и его семьи? — спросил Конрад.

— Догадался. Он с вами беседовал?

— Немного. Семья у него была.

— Была?

— Вот именно, была. Жена и две дочери. Взрослые девушки. Автомобильная катастрофа. Не то они налетели на чью-то машину, не то чужая машина врезалась в них. Кто вел машину, не знаю — Лонни замолчал, словно жалея, что развязал язык. Он даже не сказал, находился ли он сам в машине, кто еще в ней сидел и даже когда это случилось.

Большего Конраду не удалось выяснить. Некоторое время мы с ним поговорили о всякой всячине, и когда появились Гуэн и Хендрикс, я пошел к себе в комнату. Смита на раскладушке не было. Уже одетый, он вывинчивал последний шуруп. Фитиль керосиновой лампы был опущен, и в комнате царил полумрак.

— На прогулку? — спросил я.

— Там кто-то бродит. — Смит протянул руку к своей канадке, я последовал его примеру. — Я решил, что через дверь выходить не стоит.

— И кто там?

— Не имею представления. В окно заглянул какой-то тип, лица его я не сумел разглядеть. Он не знал, что я наблюдаю за ним. Я в этом уверен, поскольку, отойдя от нашего окна, он подошел к окну спальни Джудит и осветил ее фонарем. Этого он бы не сделал, если бы знал, что за ним следят. — Смит уже вылезал из окна. — Он выключил фонарь, но я успел заметить, куда он направляется. Он спустился к причалу, я в этом уверен.

Последовав примеру Смита, я закрыл окно, подложив сложенный листок бумаги между створкой и рамой. Погода ничуть не изменилась, все так же мела метель, крепчал мороз и дул пронизывающий до костей ветер, перешедший в зюйд-вестовую четверть. Подойдя к окну Джудит Хейнс, мы прикрыли фонари, направляя внутрь узкий пучок света. Нашли на снегу следы и решили было идти дальше, но тут мне пришло в голову выяснить, где эти следы начинаются.

Однако сделать это не удалось: их владелец обошел вокруг строения по крайней мере дважды, волоча ноги, поэтому нельзя было установить, из какого окна он выбрался. Досадно, что он так умело замел свои следы; факт, что подобная мысль пришла ему в голову, настораживал. Выходит, таких поздних вылазок следует ожидать и впредь.

Держась подальше от следов незнакомца, поспешно, но осторожно мы спустились к причалу. Возле пирса я рискнул включить на мгновение фонарь и увидел, что следы ведут дальше.

— Понятно, — едва слышно проговорил Смит. — Наш приятель направился к субмарине или шлюпкам. Если пойдем следом за ним, можем столкнуться с ним нос к носу. Если же дойдем до конца причала и лишь взглянем, где он, он заметит наши следы, когда будет возвращаться. Нужно ли, чтоб он знал о нашем присутствии?

— Нет, никто не может запретить человеку выйти на прогулку, даже в метель. И если мы себя выдадим, он наверняка будет столь осторожен, что впредь на Медвежьем не сделает ни одного ложного шага.

Мы укрылись среди прибрежных валунов, находившихся в нескольких метрах от причала, — излишняя предосторожность в условиях почти полной темени.

— Как думаешь, что он намерен предпринять? — спросил Смит.

— Что конкретно, не знаю. Но, вообще говоря, все, от подлости до преступления. Когда он уйдет, мы узнаем.

Минуты две спустя наш приятель уже возвращался. Пелена снега была столь плотной, что, если бы не колеблющийся свет фонаря в руке у незнакомца, мы бы его и не заметили. Выждав несколько секунд, мы вышли из своего убежища.

— Он нес что-нибудь? — спросил я.

— Я тоже об этом подумал, — ответил Смит. — Возможно, но ручаться не стану.

По следам незнакомца мы дошли до конца причала. Следы подвели нас к железному трапу. Без сомнения, человек этот побывал на модели субмарины: и корпус, и площадка внутри боевой рубки были испещрены его следами. Мы спустились внутрь.

Все было на месте: никаких изменений мы не заметили.

— Не нравится мне эта посудина, — сказал задумчиво Смит. — Прошлый раз я назвал ее железным гробом. Не хотел бы, чтобы он предназначался для нас.

— А существует такая опасность?

— Похоже, наш приятель ничего не унес. Но не зря же он приходил сюда.

Думаю, он что-то принес. Уж не взрывное ли устройство?

— Допустим, ты прав. Но он не мог подложить пластиковый заряд, который трудно обнаружить. Чтобы уничтожить такую махину, нужно большое количество взрывчатки и детонатор замедленного действия.

— С тем чтобы он мог спать как ни в чем не бывало, когда произойдет взрыв? От этого мне еще больше не по себе. Как думаешь, сколько времени ему понадобится, чтобы забраться к себе в постель?

— Сущие пустяки.

— Господи, так что же мы тут стоим и болтаем? — Смит обвел вокруг себя лучом фонаря. — Черт возьми, куда же он мог спрятать адскую машину?

— Думаю, возле переборки. Или на днище. — Мы обследовали палубу, но ничего не нашли. Затем стали осматривать детали корпуса, приподняли грибовидные якоря, якоря-цепи, заглянули под компрессор, лебедку, осмотрели пластмассовые модели перископа и пушек, однако ничего не обнаружили. Даже осмотрели крышки балластных цистерн, не отвинчивались ли они, но на головках болтов не было ни единой царапины. Будь устройство прикреплено у переборки, мы бы его тотчас заметили.

Смит озабоченно взглянул на меня, потом посмотрел в носовую часть корпуса:

— Не положил ли он устройство в какой-то из тех рундуков? Это удобно и быстро.

— Вряд ли, — отозвался я, но направил луч фонаря вдоль рундука, в котором хранилась краска. Задержав взгляд на настиле, я спросил штурмана: Видишь?

— Комок снега из-под сапога. — Протянув руку к крышке рундука, он произнес:

— Время не ждет. Надо заглянуть в рундук.

— Лучше не надо, — схватил я его за руку. — А вдруг тут мина-ловушка?

— И то правда. — Он отдернул руку. — Тогда и взрывателя не понадобится.

Но как же нам его открыть?

— Постепенно. Вряд ли он успел установить какую-нибудь электрическую систему. Скорее всего, если он что и установил, то простое натяжное устройство. В любом случае на пару дюймов приподнять крышку можно. Ведь ему нужно было вытащить собственную руку.

Мы осторожно приподняли крышку и изучили содержимое рундука. Внутри ничего постороннего не было, но исчезли две банки быстросохнущей краски и две кисти.

Посмотрев на меня, штурман покачал головой. Мы закрыли рундук, вылезли из рубки и снова поднялись на причал.

— Не думаю, чтобы он отнес краску к себе в комнату. Ведь в тесном помещении такие банки не так-то просто спрятать, тем более если ваши друзья нагрянут.

— Ему незачем прятать банки в комнате. Я уже говорил, кругом полно сугробов, в них можно укрыть все что угодно.

Если незнакомец и спрятал краску в каком-то из сугробов, то, судя по следам, не по пути от причала к жилым блокам. Мы подошли к жилому помещению и убедились, что следы затоптаны.

— Похоже, что кто-то еще обошел вокруг блока, — заключил Смит.

— Пожалуй, ты прав, — ответил я. Подойдя к окну нашей комнаты, я хотел было открыть его, но что-то меня остановило. Направив луч света на раму, я спросил Смита:

— Ничего не заметил?

— Заметил. — Сложенный листок бумаги упал. Наклонившись, Смит что-то поднял с земли. — Побывал гость, а может, и не один.

— Похоже на то, — согласился я. Мы забрались внутрь, и пока Смит завинчивал шурупы, я прибавил огня и принялся обследовать комнату. Прежде всего осмотрел медицинский инструментарий и понял, что произошло.

— Так-так, проговорил я. -Одним выстрелом он убил двух зайцев. Мы друг друга стоим.

— Мы?

— Тот малый, который заглядывал в окно. Минут пять маячил, пока не убедился, что его заметили. Затем, чтобы привлечь к себе внимание, он направил луч фонаря в окно комнаты Джудит. Этого достаточно, решил он, чтобы увести нас подальше от блока.

— И он не ошибся в расчетах, не так ли? — Посмотрев на мой раскрытый чемоданчик, штурман проговорил:

— Насколько я понял, кое-что исчезло?

— Правильно понял. — Я показал ему пустое гнездо. — Исчезла смертельная доза морфия.