Дверь кабинета была слегка приоткрыта, вокруг дверной ручки и замка теснились четыре расщепленных отверстия. Райдер хладнокровно посмотрел на них, толкнул дверь и вошел в кабинет. Сержант Паркер, который с усердием двигал кончиком карандаша какие-то клочки бумаги по столу, прервал свое занятие и повернулся. Это был дородный мужчина лет сорока с приятным лицом, совершенно не похожий на полицейского, благодаря чему он сумел стать вторым после Райдера по задержанию преступников.

– Я ждал тебя, – сказал он. – Чертовски мерзкое дело, просто невероятное. – Он улыбнулся, чтобы ослабить напряжение, которого Райдер, впрочем, как будто вовсе и не чувствовал. – Ты пришел, чтобы взять дело в свои руки и показать неумехам, как работают профессионалы?

– Нет, хочу просто посмотреть. Делом этим я не занимаюсь и уверен, что наш жирнюга получит огромное удовольствие, удерживая меня подальше от него.

«Жирнюга» относилось к начальнику полиции, которого Райдер ни в грош не ставил.

– Этот заплывший жиром садист с радостью пойдет на такое. – Сержант Паркер проигнорировал легкое недовольство доктора Яблонского, который не имел счастья быть знакомым с начальником полиции. – Может, стоит нам с тобой как-нибудь собраться и свернуть ему шею?

– Ну да, учитывая, что у него размер воротничка пятьдесят сантиметров. – Райдер взглянул на простреленную дверь. – Маккаферти, охранник у ворот, заявил, что стрельбы не было. Это что, термиты?

– Нет, глушитель.

– А зачем вообще было стрелять?

– Спроси у Сьюзен. – Паркер был давнишним другом семьи Райдеров. – Налетчики собрали весь персонал и закрыли вон в той комнате, через коридор. А Сьюзен как раз выглянула из двери, увидела, что происходит, и заперлась на ключ.

– И тогда они взломали дверь. Наверное, боялись, что Сьюзен бросится к ближайшему телефону.

– Ты ведь составлял рапорт о здешней системе охраны.

– Что верно, то верно. Я все помню. Только доктору Яблонскому и мистеру Фергюсону было позволено иметь прямую телефонную связь. Все остальные звонки проходят через коммутатор. Значит, их в первую очередь беспокоила сама Сьюзен. Видимо, решили, что она выберется через окно.

– Вряд ли. Судя по тому, что я слышал, хотя еще не успел опросить всех, эти парни ориентировались здесь, как у себя дома. Им прекрасно было известно, что снаружи нет никакой пожарной лестницы, что в каждой комнате установлен кондиционер и что не так-то просто выпрыгнуть через намертво вделанное стекло.

– Зачем же тогда стрелять?

– Возможно, они просто спешили. Или терпения не хватило. По крайней мере, они сделали предупреждение. Один из похитителей сказал: «Отойдите в сторону, миссис Райдер, я буду стрелять, чтобы открыть дверь».

– Ну что ж, отсюда вроде бы вытекают две вещи. Во-первых, они не бессмысленные убийцы. Но я сказал «вроде бы», потому что мертвыми заложниками торговаться не будешь и сопротивляющихся физиков к выполнению нужной задачи не склонишь. Во-вторых, они знали в лицо каждого работающего здесь.

– Это точно.

– Похоже, их очень хорошо проинформировали. – Джефф пытался говорить спокойно, подражая невозмутимости своего отца, но его выдавала быстро пульсирующая жилка на шее.

Райдер указал на поверхность стола, усеянную клочками бумаги:

– В твоем возрасте пора бы уже завязывать с детскими головоломками.

– Ты же знаешь, я дотошный, усердный, добросовестный следователь, который ничего не оставит без внимания.

– Судя по всему, ты уже изучил эти бумажки вдоль и поперек. Есть какие-нибудь идеи?

– Нет. А у тебя?

– Тоже нет. По-видимому, это содержимое корзины Сьюзен?

– Да. – Паркер с раздражением посмотрел на бумажное крошево. – Я знаю, что секретари и машинистки, выбрасывая использованные листы бумаги в корзину, часто рвут их на половинки. Но не на такие же клочки!

– Ты прекрасно знаешь Сьюзен. Она никогда не рвет на половинки, четвертинки или восьмушки. – Райдер дотронулся до лежащих на столе бумажек – остатков писем, копирки и стенографических записей. – На шестнадцать частей – это да, но не на половинки. – Он отвернулся от стола. – И ты не нашел никаких других зацепок?

– Ни в столе, ни на столе. Она взяла с собой сумочку и зонтик.

– Откуда тебе известно, что у нее был зонтик?

– Выяснилось в результате расспросов, – терпеливо пояснил Паркер. – Ничего не осталось, кроме вот этого. – Он взял фотографию Райдера в рамке, поставил ее обратно на стол и рассеянно заметил: – Некоторые люди сохраняют спокойствие и деловитость при любых обстоятельствах. Боюсь, это как раз такой случай.

Доктор Яблонский прошел вместе с ними к потрепанному «пежо».

– Если я могу чем-нибудь помочь, сержант...

– Вы можете сделать две вещи. Во-первых, попробуйте раздобыть личное дело Карлтона, но так, чтобы не узнал Фергюсон. Меня интересуют детали его карьеры, рекомендации, ну и тому подобное.

– Господи, это же второй по значимости человек в системе охраны!

– Я знаю.

– Есть какие-нибудь основания подозревать его?

– Абсолютно никаких. Просто меня интересует, почему его взяли в заложники. По идее старший охранник должен быть человеком несговорчивым и находчивым. Лично я не стал бы связываться с таким. Надеюсь, что его досье даст ответ на этот вопрос. Во-вторых, я все еще чувствую себя пилигримом, потерявшимся в атомной пустыне. Если мне понадобится дополнительная информация, можно с вами связаться?

– Вы знаете, где находится мой кабинет.

– Возможно, мне придется попросить вас приехать ко мне. Мое начальство может запретить мне присутствовать здесь.

– Полицейскому?

– Нет, не полицейскому, а бывшему полицейскому.

Яблонский в задумчивости посмотрел на него.

– Вы думаете, вас уволят? Господи, да обычно они всего лишь угрожают, что так сделают.

– Не забывайте, этот мир несправедлив.

По дороге в управление Джефф спросил:

– Ответь мне только на три вопроса. Почему именно Карлтон?

– Как я уже сказал, неудачный выбор заложника. Кроме того, если эти негодяи знали в лицо твою мать, не исключено, что они знают всех работающих на станции. Непонятно, почему они проявили особый интерес к нашей семье. Лучшим источником сведений о персонале являются личные дела, к которым имеют доступ только Фергюсон и Карлтон. Ну и, конечно, доктор Яблонский.

– Зачем они прихватили Карлтона с собой?

– Вот уж не знаю. Может, чтобы все выглядело тип-топ? И потом, еще не известно, похищен ли он. Ты ведь слышал, как Фергюсон говорил о правительстве, которое мало платит за неквалифицированную работу. Возможно, Карлтона поманили зелененькими.

– Сержант Райдер, у вас ужасно подозрительное воображение. И более того, вы не лучше самого обыкновенного вора.

Райдер спокойно вытащил сигарету, никак не реагируя на эти слова.

– Хоть ты и заявил Яблонскому, что никогда не утаивал вещественных доказательств, но я сам видел, как ты спрятал в руке несколько клочков бумаги, с которыми пытался разобраться сержант Паркер.

– Подозрительность, похоже, наша семейная черта, – кротко заметил Райдер. – Я не утаивал вещественных доказательств, а просто взял их с собой. Если их вообще можно считать доказательствами.

– Зачем же тогда ты их взял?

– А ты видел, что именно я взял?

– Да я не очень понял, что это. Какие-то закорючки, каракули.

– Стенографические записи, балда. Ты обратил внимание на покрой пиджака Яблонского?

– Это первое, на что обращает внимание любой полицейский. Ему надо бы заказать более свободный пиджак, чтобы скрыть выпирающий пистолет.

– Не пистолет, а кассетный магнитофон, на который Яблонский записывает все свои заметки и мысли, все, что придет ему в голову, когда он находится на станции.

– И что? – Джефф на мгновение задумался, а затем его лицо омрачилось досадой. – Наверное, мне лучше оставаться со своим верным двухколесным другом и выписывать квитанции нарушителям дорожного движения. По крайней мере, там не видно, что я не обладаю выдающимся интеллектом. Значит, в стенографических записях нет никакой необходимости?

– В том-то и дело.

– Тогда зачем их рвать на маленькие кусочки?

– Да-а, поневоле перестанешь верить специалистам, которые утверждают, что интеллект – качество наследуемое. – Райдер с удовлетворением затянулся сигаретой. – Думаешь, я бы женился на женщине неизобретательной, на паникерше?

– Из тех, которые при виде паука выбегают из комнаты? Ты хочешь сказать, что это какое-то послание?

– Надо думать. Знаешь кого-нибудь, разбирающегося в стенографии?

– Конечно. Мардж.

– Кто такая Мардж?

– Черт побери, папа. Это ж твоя крестница. Жена Теда.

– А-а. Ты имеешь в виду Марджори, жену своего напарника, который обожает гоняться по шоссе сломя голову? Когда вернемся домой, пригласи их к нам в гости.

– Что ты имел в виду, говоря Яблонскому, что ожидаешь своего увольнения?

– Это не мои слова, а его. Скажем так: у меня просто предчувствие, что увольнение не за горами. Мне кажется, что буквально через несколько минут мы с начальником полиции Донахью сильно разойдемся во мнениях.

Все в полиции, даже новички, хорошо знали о неприязни шефа полиции к Райдеру, которая по силе уступала только презрительному отношению сержанта к своему начальнику.

Джефф сказал:

– Он и меня терпеть не может.

– Это точно.

Райдер улыбнулся, вспомнив, как незадолго до развода с мужем миссис Донахью была оштрафована Джеффом за превышение скорости, хотя он прекрасно знал, кто она такая. Донахью сразу же вызвал Джеффа к себе и потребовал от него порвать квитанцию. Джефф отказался. Донахью мог бы предвидеть, что все произойдет именно так. Калифорнийская патрульная служба справедливо гордилась заслуженной репутацией чуть ли не единственного полицейского подразделения в штате, не затронутого коррупцией. Незадолго до этого происшествия патрульный оштрафовал самого губернатора за превышение скорости. Губернатор написал хвалебное письмо в управление полиции, но все же вынужден был заплатить штраф.

* * *

Сержант Диксон все еще сидел за столом.

– Где вы оба пропадали? – спросил он, увидев входящих Райдеров.

– Работали, – ответил Райдер. – А что?

– Шеф пытался разыскать вас в Сан-Руфино. – Он поднял телефонную трубку и сказал: – Лейтенант, здесь сержант Райдер и патрульный Райдер. Только что пришли. – Он выслушал, что ему сказали, и положил трубку. – С удовольствием провожу вас, господа.

– Кто у него?

– Майор Данн. – Майор Данн возглавлял местную службу ФБР. – А также некий доктор Дюррер из какого-то Уира.

– Не Уира, а УЭИР – Управления по энергетическим исследованиям и разработкам. Пишется большими буквами, – заметил Райдер. – Я знаю доктора Дюррера.

– И конечно, там ваш сердечный друг.

В кабинете Малера находились четыре человека. Сам Малер сидел за столом с официальным выражением лица, пытаясь таким образом скрыть, что ему не по себе. В креслах расположились доктор Дюррер, похожий на сову человек в пенсне со стеклами бутылочного цвета, которые придавали ему выражение испуганного оленя, и майор Данн, худощавый, седовласый, интеллигентный, с улыбающимися глазами, которые, наверное, видели в жизни не так уж много веселого. Начальник полиции Донахью стоял, и, хотя он не отличался высоким ростом, его массивное грушеобразное тело занимало слишком много пространства. У него были заплывшие жиром глаза, мясистые нос и губы и внушительное количество подбородков. Он с неприязнью уставился на Райдера.

– Полагаю, дело под контролем, сержант?

Райдер проигнорировал его и обратился к Малеру:

– Вы нас вызывали?

Лицо Донахью моментально налилось кровью.

– Я к вам обращаюсь, Райдер! Это я посылал за вами. Где вы, черт побери, болтались?

– Вы только что употребили слово «дело» и к тому же звонили в Сан-Руфино. Если уж мы должны отвечать на вопросы, то почему они такие глупые?

– Господи, Райдер, еще никто не разговаривал со мной...

– Прошу прощения. – Голос Данна был тихим и спокойным, но язвительным. – Я был бы весьма признателен, господа, если бы вы отложили свою перебранку на потом. Сержант Райдер и вы, патрульный, я слышал о миссис Райдер, и мне искренне жаль. Вы нашли там что-нибудь интересное?

– Нет, – ответил Райдер, а Джефф старательно отвел глаза в сторону. – Да и вряд ли кому-нибудь удастся найти. Слишком чистая работа, слишком профессиональная. Никакого насилия. Единственный точно установленный факт – это то, что бандиты похитили пригодное для изготовления бомбы вещество в количестве, достаточном, чтобы уничтожить половину нашего штата.

– И сколько конкретно? – поинтересовался доктор Дюррер.

– Двадцать барабанов с ураном-235, а также неизвестное количество плутония. Наверное, полный грузовик. Второй грузовик появился после того, как они захватили вспомогательный корпус.

– Ну что за беда! – уныло протянул Дюррер. – Далее неизбежно последуют угрозы.

– Вы получаете много угроз? – спросил Райдер.

– Не отвечайте ему, – вмешался Донахью. – Официально Райдер не занимается этим делом.

– Ну что за беда! – повторил Дюррер. Он снял пенсне и взглянул на Донахью глазами, в которых не было ничего совиного. – Вы, кажется, ограничиваете мое право свободно высказываться?

Донахью в полной растерянности посмотрел на Данна, но не нашел поддержки в его холодных улыбающихся глазах. А Дюррер снова обратился к Райдеру:

– Да, мы получаем угрозы. Но штат Калифорния ведет политику замалчивания их количества, хотя это довольно глупая политика, поскольку известно – данные опубликованы и являются достоянием общественности, – что с тысяча девятьсот шестьдесят девятого года государственным и коммерческим учреждениям угрожали примерно двести двадцать раз.

Дюррер замолчал, как бы выжидая, и Райдер с готовностью подхватил:

– Огромное число.

При этом он заметил, что самая непосредственная угроза – это угроза апоплексического удара: Донахью беспрестанно сжимал и разжимал кулаки, а его лицо приобрело красновато-коричневый оттенок.

– Вот именно, – продолжал Дюррер. – До сих пор все угрозы оказывались ложными. Но однажды угроза может стать реальной, то есть государственному или частному предприятию придется платить либо пострадать от атомного взрыва или радиации. Мы насчитываем шесть типов угроз – две практически невероятные и четыре вполне возможные. Практически невероятными считаются взрыв самодельной бомбы, изготовленной из похищенных радиоактивных материалов, или взрыв уже готовой атомной бомбы, похищенной со склада вооружений. К вполне возможным угрозам относятся распыление различных радиоактивных материалов из контейнеров с отходами ядерного производства; использование обычных взрывчатых веществ, пропитанных солями стронция-90, криптона-85, цезия-137 или даже самого плутония, и просто высвобождение плутония с целью заражения окружающей местности.

– Судя по деловитости, которую проявили преступники в Сан-Руфино, они настроены серьезно.

– Мы понимаем, что на сей раз имеем дело с действительно реальной угрозой. Нами уже предприняты определенные меры, перечисленные в так называемом «Плане ответных действий на случай атомного шантажа в штате Калифорния», утвержденном в семьдесят пятом году. Контроль за ходом его реализации в случае необходимости полностью возлагается на ФБР, которое имеет право задействовать любые органы всех уровней, включая, естественно, полицию, привлекать любых экспертов-ядерщиков из таких мест, как Доннеровская лаборатория в Беркли или лаборатория Лоренса в Ливерморе. К работе на территории штата могут быть привлечены поисковые, дезактивационные и медицинские отряды, возглавляемые врачами, специализирующимися в области радиологии, а также военно-воздушные силы. Мы в УЭИР отвечаем за оценку обоснованности угрозы.

– Как это делается?

– В первую очередь путем обращения к правительственной компьютерной системе, которая сразу же определяет факт пропажи значительного количества расщепляющихся материалов.

– Что ж, доктор Дюррер, в данном случае нам уже известно, сколько материала исчезло, поэтому обращаться к компьютерам не обязательно. Ну и ладно. От них все равно никакого толку.

Дюррер во второй раз снял пенсне.

– Кто вам сказал такое?

Райдер рассеянно бросил:

– Не помню. Это было какое-то время назад.

Джефф спрятал улыбку. Действительно «какое-то время назад» – прошло уже полчаса с тех пор, как Фергюсон сказал им об этом. Дюррер в задумчивости посмотрел на сержанта, но, видимо, решил, что от этого типа все равно ничего не добьешься. А Райдер тем временем обратился к Малеру:

– Я бы хотел принять участие в расследовании. Надеюсь поработать под началом майора Данна.

Донахью улыбнулся, но не злобно, а как человек, который наслаждается наступившим моментом. Его лицо восстановило свой обычный пятнисто-красный вид. Он возразил:

– Ни в коем случае.

Райдер посмотрел на него с выражением, которое не сулило ничего хорошего.

– У меня в этом деле личный интерес. Забыли?

– Здесь не о чем толковать, сержант. Как полицейский вы обязаны подчиняться в нашем округе только одному человеку – мне.

– Как полицейский – да.

Донахью внезапно почувствовал себя неуверенно.

– Я был бы рад сотрудничать с сержантом Райдером, – вступил в разговор Данн. – С самым опытным вашим работником, лучшим в своем подразделении. И с лучшими показателями по задержанию преступников в вашем округе, да и в любом другом, если уж на то пошло.

– Вот в этом-то и состоит его проблема. Пристрастие к арестам, стрельбе, насилию – все это делает человека эмоционально нестабильным, особенно в таких делах, как наше. – Донахью попытался напустить на себя благочестивый вид, но безрезультатно. – Я не могу позволить, чтобы доброе имя моего отряда было вываляно в грязи.

– Бог ты мой! – только и счел нужным заметить Райдер.

Данн стоял на своем:

– И все-таки я хотел бы привлечь его к работе.

– Нет. При всем моем уважении должен напомнить, что власть ФБР заканчивается по другую сторону этой двери. Поверьте, майор Данн, это ради вашей же пользы. Райдер опасен и не годится для работы в столь деликатной ситуации.

– Похищение невинных женщин вам кажется деликатной ситуацией? – Сухость в голосе Дюррера свидетельствовала о том, что он весьма невысоко оценивает умственные способности Донахью. – Может, объясните нам, как вы пришли к такому заключению?

– Да, как насчет этого, шеф? – Джефф больше не мог сдерживаться, он весь дрожал от гнева. Райдер с легким удивлением посмотрел на сына, но ничего не сказал. – Речь идет о моей матери, шеф. И о моем отце. Опасный человек? Имеет пристрастие к арестам? Только вы так считаете, шеф, только вы. Ведь работа моего отца в том и заключается, чтобы сажать под арест разных мерзавцев – сутенеров, торговцев наркотиками, коррумпированных политиков, «добропорядочных» членов мафии, уважаемых бизнесменов, которые в действительности ничуть не лучше самых последних подонков, и даже, как это ни печально, продажных полицейских. Взгляните на его личное дело, шеф. Произведенные им аресты не завершались судебным решением о вынесении приговора или условном осуждении лишь в тех случаях, когда он сталкивался с судьей Кендриком. Вы, конечно, помните судью Кендрика, шеф? Он был частым гостем в вашем доме. А затем прикарманил у ваших приятелей из городского совета двадцать пять тысяч долларов и попал в исправительный дом. На пять лет. Многие тогда могли оказаться вместе с ним на скамье подсудимых, но им повезло. Правда, шеф?

Донахью издал неопределенный звук, как будто у него отказали голосовые связки. Его кулаки судорожно сжимались, а лицо меняло цвет со скоростью и непредсказуемостью хамелеона, попавшего на шотландский плед.

– Это вы посадили судью в тюрьму, сержант? – спросил Данн.

– Кто-то ведь должен был. Наш жирнюга имел все необходимые доказательства, но ни за что не использовал бы их. Стоит ли осуждать человека за то, что он не смог предъявить обвинение самому себе?

Донахью издал тот же звук. Райдер вытащил из кармана какой-то предмет и, зажав его в кулаке, вопросительно посмотрел на сына, который сумел взять себя в руки и вновь обратился к Донахью:

– Вы оклеветали моего отца в присутствии свидетелей. – Он взглянул на своего отца. – Собираешься подать на него в суд? Или пусть остается наедине со своей совестью?

– С чем, с чем?

– Папа, ты никогда не станешь полицейским, – произнес Джефф почти что с грустью. – Есть разные тонкости, которыми ты не способен овладеть. Например, давать взятки, принимать подношения, получать процент от нелегальных сделок и иметь парочку банковских счетов на чужое имя. – Он посмотрел на Донахью. – Разве я не прав, шеф? У некоторых людей ведь полно счетов на фальшивые имена?

– Ах ты, мерзкий маленький ублюдок! – У Донахью наконец-то прорезался голос. Он попытался улыбнуться. – Похоже, ты забыл, с кем разговариваешь, а?

– Простите, что лишаю вас этого удовольствия, шеф.

Джефф положил на стол Малера револьвер и полицейский жетон и совсем не удивился, увидев, что его отец тоже кладет на стол свой жетон.

– Ваш револьвер, – хрипло потребовал Донахью.

– Он принадлежит мне, а не полиции. Кстати, дома у меня есть и другие. Со всеми полагающимися лицензиями.

– Я их завтра же аннулирую, мистер полицейский. – Злоба в голосе Донахью хорошо сочеталась с выражением его лица.

– Я не полицейский. – Райдер закурил «Голуаз» и с явным удовлетворением затянулся.

– Погасите свою чертову сигарету!

– Вы, кажется, слышали, что я сказал. Я больше не полицейский. Я простой член общества, а полиция находится на службе у общества. И я не позволю, чтобы мои слуги разговаривали со мной в таком тоне. Аннулируете мои лицензии? Только попробуйте это сделать, и я сразу же обнародую копию имеющегося у меня досье с заверенными дубликатами различных документов. Тогда вам придется аннулировать свой приказ об аннулировании моих лицензий.

– Что означает вся эта чертовщина?

– А то, что подлинник этого досье с огромным интересом прочтут в Сакраменто.

– Вы блефуете.

Презрение в голосе Донахью прозвучало бы более убедительно, если бы он не облизнул после этого губы.

– Возможно, – бросил Райдер, с притворным интересом созерцая выпущенное им кольцо дыма.

– Предупреждаю вас, Райдер. – Голос Донахью дрожал, причем не только из-за испытываемого гнева. – При первой же вашей попытке вмешаться в ход расследования я посажу вас под арест за препятствование работе правосудия.

– Как же хорошо вы меня знаете, Донахью! А вот я не стану вам угрожать. Помимо всего прочего, мне не доставляет удовольствия видеть жирные телеса, трясущиеся от страха.

Донахью уронил руку на свой пистолет. Райдер медленно расстегнул куртку, распахнул ее и поставил руки на бедра. Его «смит-вессон» оказался у всех на виду, но руки остались свободны от оружия.

Донахью приказал лейтенанту Малеру:

– Арестуйте этого человека!

– Не стройте из себя большего идиота, чем вы есть, Донахью, – с холодным презрением бросил Данн. – И не ставьте своего лейтенанта в неудобное положение. На каком основании вы хотите его арестовать, позвольте спросить?

Райдер застегнул куртку, повернулся и вышел из кабинета. Джефф последовал за ним. Они уже собирались сесть в «пежо», когда их догнал Данн.

– Вы считаете, это было умно?

Райдер пожал плечами:

– Все шло к тому.

– Он опасный человек, Райдер. На прямое столкновение он не пойдет, это всем известно, но спину ему подставлять не советую. У него могущественные друзья.

– Я знаю его друзей. Такие же мерзкие подонки, как он сам. Половина из них должна сидеть за решеткой.

– И все-таки лучше не попадаться им темной ночью. Вы, конечно, собираетесь продолжать это дело?

– На случай если вы забыли, речь идет о моей жене. Думаете, мы поручим ее нежной заботе этого жирного борова?

– А если он станет вставлять вам палки в колеса?

– Не наводите моего отца на такие приятные мысли, – усмехнулся Джефф.

– Что вы, что вы. Я говорил, что хотел бы работать с вами, Райдер. И с вами, молодой человек, если пожелаете. Мое предложение остается в силе. В ФБР всегда найдется дело для предприимчивых и честолюбивых молодых людей.

– Спасибо. Мы обдумаем это предложение. Если нам понадобится помощь или совет, можно связаться с вами?

Данн внимательно посмотрел на них и кивнул:

– Разумеется. Номер моего телефона вам известен. Ну что ж, у вас есть выбор. У меня его нет. Хочешь не хочешь, а придется работать с этим жирным боровом, как вы удачно его назвали. Он имеет большой политический вес в долине. – Данн попрощался с каждым из них за руку. – Берегите спины!

Уже в машине Джефф спросил:

– Собираешься поразмыслить над его предложением?

– Черт побери, конечно нет. Это все равно что попасть из огня да в полымя. И не потому, что Сассун, возглавляющий калифорнийское отделение ФБР, – человек бесчестный. Он, безусловно, достоин доверия. Но он слишком правильный, всегда следует инструкциям и не поощряет проявления инициативы. Нам ведь это не нужно?

* * *

Марджори Хонер, медноволосая девушка, выглядевшая слишком юной для замужней дамы, сидела рядом со своим супругом, одетым в форму таможенника, и внимательно разглядывала клочки бумаги, разложенные на столе.

– Ну же, крестница, – сказал Райдер. – Такой умнице, как ты, стоит только взглянуть...

Марджори подняла голову и улыбнулась.

– Все довольно просто. Надеюсь, это имеет для вас какой-то смысл. Здесь написано: «Посмотри на обороте своей фотографии».

– Спасибо, Марджори.

Райдер снял телефонную трубку и сделал два звонка.

* * *

После ухода Хонеров прошел час с небольшим. Райдер с сыном как раз закончили поглощать содержимое кастрюльки, которую Сьюзен оставила в духовке, когда появился доктор Яблонский с портфелем в руке. Он произнес без всякого выражения:

– Вы, наверное, сошли с ума. Везде болтают, что вас обоих с треском выкинули из полиции.

– Вовсе нет, – с достоинством возразил Райдер. – Мы сами уволились. Добровольно. Правда, только на время.

– Вы сказали, на время?

– Именно. В данный момент меня не устраивает быть полицейским, так как это ограничивает сферу моей деятельности.

– Ты действительно сказал «на время»? – спросил Джефф.

– Конечно. Вернемся назад, когда гроза минует. Мне ведь надо жену содержать.

– Но Донахью...

– Насчет Донахью не волнуйся. Пусть он волнуется сам за себя. Доктор, что-нибудь выпьете?

– Шотландское виски, если у вас есть. Райдер подошел к небольшому бару и откинул дверцу, за которой обнаружилась впечатляющая коллекция разнообразных бутылок.

– У вас богатый выбор, – удивился Яблонский.

– Сам я пью пиво. А все эти бутылки – для моих друзей. Надолго хватает, – добавил сержант несколько непоследовательно.

Яблонский вынул из портфеля папку.

– Вот досье, которое вы хотели получить. Достать его оказалось не так-то просто. Фергюсон как на иголках. Нервный какой-то.

– Фергюсон честный человек.

– Да я знаю. Это фотокопия дела. Я не хотел, чтобы Фергюсон или ФБР заметили отсутствие оригинала.

– Но почему Фергюсон так нервничает?

– Трудно сказать. Он вообще стал уклончивым. Возможно, чувствует, что может вылететь с работы, поскольку его систему охраны оказалось так легко взломать. И потом, он немного напуган. Впрочем, за последние часы мы все, наверное, испытали чувство страха. Уж я-то точно. – Яблонский помрачнел. – Я даже беспокоился, – с извиняющейся улыбкой добавил он, – что мое пребывание здесь, мое общение с бывшим полицейским будет замечено.

– Поздно беспокоиться. Вас уже заметили.

Яблонский сразу перестал улыбаться.

– Что?

– Примерно в пятидесяти метрах отсюда, через дорогу, стоит закрытый фургон. Водителя в кабине нет. Он сидит внутри фургона и ведет наблюдение за моим домом через одностороннее стекло.

Джефф быстро встал и подошел к окну.

– И давно он здесь? – спросил он.

– Всего несколько минут. Появился одновременно с доктором Яблонским. Уже ничего нельзя было сделать. – Райдер на мгновение задумался, а затем сказал Джеффу: – Меня не слишком устраивает, что вокруг моего дома шныряют ищейки. Открой мой шкафчик с оружием и выбери себе любой пистолет. Там, кстати, найдешь и парочку старых полицейских жетонов.

– Он наверняка знает, что я больше не полицейский.

– Конечно знает. Думаешь, у него хватит смелости сказать это и тем самым выдать Донахью?

– Вряд ли. Ну и что я должен сделать? Застрелить его?

– Заманчивая мысль, но, к сожалению, я должен сказать «нет». Рукояткой пистолета выбей окно и прикажи ему выйти. Фамилия этого человека – Раминов, внешне он несколько смахивает на ласку и такой же увертливый. У него при себе оружие. Донахью считает его своим лучшим секретным агентом. Я слежу за ним уже многие годы. Он не полицейский, а преступник, отсидевший несколько сроков. В машине ты найдешь полицейский передатчик. Потребуй у него соответствующую лицензию. Лицензии, конечно, не окажется. Затем попроси предъявить полицейское удостоверение. Его тоже не будет. Потом немного пошуми, как обычно, и прикажи ему немедленно убраться.

Джефф широко улыбнулся:

– Отставка имеет свои преимущества.

Яблонский с сомнением посмотрел вслед молодому человеку.

– Вы очень уверены в своем сыне, сержант.

– Джефф умеет за себя постоять, – спокойно произнес Райдер. – Ну, доктор, надеюсь, вы не будете уклончивы и поведаете мне, почему Фергюсон был уклончив.

– Что ж, – нахмурился Яблонский, – видно, придется это сделать.

– Так он действительно уклонялся от разговора со мной?

– Да. Я беспокоюсь за вашу жену гораздо больше, чем вы себе представляете. И думаю, вы имеете полное право знать абсолютно все, что может помочь.

– А я думаю, по этому поводу стоит еще выпить.

То, что Яблонский опустошил свой стакан и даже не заметил этого, показывало меру его озабоченности. Райдер прошел к бару и вернулся на место.

– Так о чем же он мне не рассказал?

– Вы спрашивали его относительно похищения радиоактивных материалов, и он сказал, что ничего не знает. На самом деле он знает так много, что у него отбило охоту говорить об этом. Возьмем недавнее дело о «гематитовом похмелье», названное так, вероятно, потому, что вызвало головную боль у всех, кто занимается охраной атомных объектов. Гематит – это объект на Миссури, который находится в ведении Комиссии по атомной энергии в районе Мексиканского залива. Там обычно хранится до тысячи килограммов урана-235. Сырье для его производства поступает на объект в бутылях из Портсмута, штат Огайо. Готовый, обогащенный, высококачественный материал перевозится затем на грузовике из Гематита в Канзас-Сити, а оттуда на самолете – в Лос-Анджелес. Там его грузят в фургон, который, преодолев расстояние в двести километров по пустынным дорогам, доставляет уран на атомную станцию в Сан-Диего. Три перевозки буквально у всех на виду. Хотите знать шокирующие подробности?

– Могу себе их представить. Но почему Фергюсон скрытничает?

– Понятия не имею. Все охранники – профессиональные молчуны. Итак, пропадают целые тонны этого чертова вещества. И это вовсе не секрет, а достояние общественности.

– Если верить доктору Дюрреру из УЭИР, с которым я разговаривал всего несколько часов назад, правительственная компьютерная система чуть ли не сразу может сообщить об отсутствии сколько-нибудь значительного количества расщепляющихся материалов.

Яблонский недовольно скривился и поспешил убрать с лица недовольство, вновь приложившись к виски.

– Интересно, что он подразумевает под «значительным количеством»? Десять тонн? Этого вполне хватит, чтобы сделать несколько сотен атомных бомб! Доктор Дюррер либо несет полную чушь, что на него совсем не похоже, либо намеренно темнит. УЭИР так и не может оправиться с тех пор, как ЦФУ дало им по мозгам. Кажется, это случилось в июле семьдесят шестого.

– А что такое ЦФУ?

– Центральное финансовое управление.

Яблонский замолчал, так как в комнату вошел Джефф и разложил на столе какие-то предметы. Выглядел он очень довольным собой.

– Он убрался. По-моему, направился к ближайшему болоту. – Джефф стал демонстрировать свою добычу. – Полицейский передатчик: лицензии у него не оказалось, поэтому я не мог позволить ему держать передатчик, верно? Револьвер: этот тип явный уголовник, поэтому револьвер оставить ему я тоже не мог. Водительские права: он предъявил их вместо полицейского удостоверения, которого, разумеется, не имеет. Цейссовский бинокль с печатью «Л. А. П. У»: как попал к нему бинокль, он объяснить не мог и клялся всеми святыми, будто ему даже в голову не приходило, что эти буквы означают «Лос-Анджелесское полицейское управление».

– Мне всегда хотелось иметь такой, – сказал Райдер.

Яблонский насупился, выражая свое неодобрение, но тут же справился с этим чувством таким же способом, каким до этого справился со своим недовольством.

– Я записал номер его автомобиля, поднял капот и переписал номера двигателя и ходовой части. А затем сказал ему, что все эти номера и конфискованные предметы вечером будут доставлены в полицейское управление.

– Ты понимаешь, что ты наделал? – спросил Райдер. – Ты же совершенно расстроил нашего шефа Донахью. По крайней мере, он будет совершенно расстроен через несколько минут. – Он притворился огорченным. – Как бы мне хотелось подключиться к его прямой линии! Ему придется заменить все оборудование, что само по себе довольно неприятно, но и вполовину не так неприятно, как необходимость заменить фургон.

– А зачем ему это делать? – спросил Яблонский.

– Потому что этот фургон спекся. Если Раминова возьмут в этом фургоне, то он тут же заложит Донахью. Вот какими лицами окружает себя начальник полиции и вот кому доверяет.

– Но Донахью может задержать любой запрос.

– Ему это не удастся. Джон Аарон, издающий газету «Экземинер», уже многие годы ведет борьбу против коррупции полиции в целом и Донахью в частности. Стоит послать ему письмо с запросом, почему Донахью не принял никаких мер по полученной информации, как это письмо моментально будет опубликовано на первой странице газеты. Ты говоришь, он направился в болото, Джефф? Я бы на его месте сразу поехал к Кипарисовому утесу. Шестьдесят метров до поверхности Тихого океана и восемнадцать метров глубины. Там все дно завалено старыми машинами. Как бы то ни было, я хочу, чтобы ты взял машину, съездил туда и бросил в воду всю эту конфискованную дрянь. Да, и прибавь к этим железкам мои старые полицейские жетоны.

Джефф скривил губы.

– Уж не думаешь ли ты, что у этого старого болвана хватит наглости приехать с обыском?

– Именно так он и сделает. Состряпает какое-нибудь фальшивое основание. Он и раньше частенько так поступал.

Джефф с непроницаемым лицом спросил:

– И даже может обвинить тебя в утаивании вещественных доказательств, найденных на станции?

– Он способен на все.

– Есть люди, которых лучше не доводить, – заметил Джефф и направился к автомобилю.

– Что он хотел сказать? – спросил Яблонский.

– Бог его знает. Разве поймешь нынешнее поколение? Вы упомянули о ЦФУ. Что там насчет него?

– Ах да. ЦФУ подготовило доклад о пропажах радиоактивных материалов для правительственного учреждения с примечательным названием «Подкомитет по энергетике и окружающей среде, занимающийся вопросами малого бизнеса». Доклад был и продолжает оставаться засекреченным. На его основе подкомитет сделал заявление для прессы. Выяснилось, что ЦФУ весьма низкого мнения об УЭИР, считает, что там занимаются не своими делами. Более того, стало известно, что с тридцати четырех станций, производящих уран и плутоний, пропали тонны радиоактивных материалов – точное количество не указывается. ЦФУ ставит под сомнение способность УЭИР вести учет и контроль и предоставлять точную информацию о наличии или отсутствии материалов.

– Вряд ли это понравилось доктору Дюрреру.

– В УЭИР все прямо с цепи сорвались. Сделали заявление, что на любой станции до ста километров всяких труб, а если это умножить на тридцать четыре – общее количество станций, то получится почти три с половиной тысячи километров труб, в которых полным-полно радиоактивного материала. ЦФУ полностью с этим согласилось, но испортило все дело, указав, что нет никакой возможности определить, сколько же радиоактивных материалов находится во всех этих трубах.

Яблонский с тоской уставился на дно своего опустевшего стакана. Райдер покорно поднялся, а когда вернулся с новой порцией виски, Яблонский вяло упрекнул его:

– Стараетесь развязать мне язык?

– Вы догадливы. Что ответило на это УЭИР?

– Почти ничего. И они сказали еще меньше, когда эту позицию поддержала Комиссия по ядерной регламентации. В сущности, они сказали только две вещи: что практически любая атомная станция может быть захвачена горсткой вооруженных и решительных людей и что системы контроля за сохранностью материалов несовершенны.

– Вы верите в это?

– Пожалуйста, не задавайте глупых вопросов. Особенно после того, что случилось сегодня днем.

– Выходит, по всей стране могут быть припрятаны десятки тонн радиоактивных материалов?

– Скажите, вы будете ссылаться на мой ответ?

– Кажется, теперь ваша очередь задавать глупые вопросы.

Яблонский вздохнул:

– Вот черт. Да, это вполне возможно и более чем вероятно. Зачем вы задаете все эти вопросы, сержант?

– Еще один вопрос, и тогда я вам отвечу. Лично вы сумеете сделать атомную бомбу?

– Конечно, как и любой знающий ученый, причем не обязательно физик-ядерщик. Тысячи людей способны на это. Некоторые, правда, утверждают, что невозможно создать атомную бомбу, не пройдя тем же путем, которым шли творцы Манхэттенского проекта – весьма долгосрочной, очень сложной и дорогостоящей программы, которая привела к созданию атомной бомбы во время Второй мировой войны. Чепуха. Необходимая информация сейчас вполне доступна. Достаточно написать в Комиссию по атомной энергии, вложить в конверт три доллара, и вам с радостью вышлют экземпляр журнала «Лос-Аламос пример», в котором детально изложены основные принципы создания атомной бомбы. Подороже придется заплатить за книгу "Манхэттенская история. Проект "У" или проект «Лос-Аламос»". Чтобы получить эту книгу, сделайте запрос в Техническое управление Министерства торговли США, и вам вышлют книгу по почте, ответят на все вопросы и, что более ценно, объяснят, какие могут возникнуть проблемы при создании первой атомной бомбы и как их преодолеть. Ужасная информация. Немало соответствующей информации печатается и в открытой прессе. Обратитесь в местную библиотеку, и вы увидите, что там полно материалов, которые следует засекретить. В крайнем случае остается Американская Энциклопедия, которая даст умному человеку ответы на все вопросы.

– Наше правительство чересчур услужливо.

– Что верно, то верно. После того как русские стали взрывать свои атомные бомбы, правительство решило, что нет больше необходимости в секретности. Но они не подумали о том, что какие-нибудь «патриотически» настроенные граждане могут воспользоваться этой информацией против них самих. – Яблонский вздохнул. – Очень легко назвать тогдашнее правительство кучкой идиотов, но ведь они не обладали даром Нострадамуса. Задним умом мы все крепки.

– Ну а водородные бомбы?

– Для этого требуется физик-ядерщик. – Он немного помолчал, а затем добавил с досадой: – Если, конечно, ему больше четырнадцати лет.

– Вы о чем?

– В семидесятом году была предпринята попытка атомного шантажа одного городка во Флориде. Полиция попыталась замять дело, но сведения о нем просочились в прессу. Шантажист выдвинул требование: «Миллион долларов и безопасный выезд из Америки, или ваш город перестанет существовать». На следующий день угрозы сопровождались схемой водородной бомбы в кобальтовом цилиндре, наполненном водородистым литием, со взрывателем на конце.

– Именно так изготавливают водородную бомбу?

– Хотел бы я знать!

– Ну разве это не печально? А ведь вы физик-ядерщик. Шантажиста нашли?

– Нашли. Им оказался четырнадцатилетний мальчишка.

– Да, это прогресс по сравнению с запуском фейерверков.

Почти минуту Райдер молчал, уставившись куда-то вдаль, а точнее, на носки своих ботинок, полускрытые плавающим в воздухе облачком голубовато-серого сигаретного дыма. Наконец он произнес:

– Это какой-то трюк. Обман. Фальшивка. Розыгрыш. Вы согласны?

– Я бы согласился, – осторожно произнес Яблонский, – если бы имел хоть какое-то представление, о чем вы говорите.

– Будет ли кража урана и плутония предана гласности?

Яблонский пожал плечами.

– Нет, сэр. Если мы сможем воспрепятствовать этому. Не стоит нагонять страх на великий американский народ.

– Если вы сможете... Готов поспорить: бандиты скромничать не станут, и завтра же эта история попадет в заголовки всех газет штата. Я уже не говорю про общенациональную прессу. Это сенсация, доктор. Люди, ответственные за налет, несомненно, хорошо подготовились и знали, что самый легкий способ раздобыть радиоактивные материалы – это захватить их во время перевозки. С учетом сегодняшней кражи у них этих материалов сейчас наверняка более чем достаточно. И еще нам с вами известно, что за последние два месяца в нашем штате пропали три физика-ядерщика. Как вы предполагаете, кому понадобилось их похитить?

– Ну, не знаю... Думаю, что вряд ли смогу что-либо предположить.

– А я так не думаю. Вы могли бы спасти меня от всех этих «думаю» – я предпочитаю по возможности обходиться без них. Давайте предположим, что у них уже были необходимые материалы. Давайте предположим, что у них уже были физики для производства ядерных устройств и, возможно, даже водородных. Предположим также, что одно такое устройство – хотя зачем останавливаться на одном? – уже готово и спрятано в безопасном месте.

– Мне бы не хотелось делать таких предположений, – с несчастным видом произнес Яблонский.

– Я вас понимаю, но от нашего желания ничего не зависит. Несколько минут назад вы охарактеризовали кое-что как вполне возможное и более чем вероятное. Можете ли вы о моем предположении сказать то же самое?

Яблонский задумался на несколько мгновений, а затем сказал:

– Да.

– Итак, все это – просто дымовая завеса. На самом деле надобности в материалах, физиках и заложниках у них не было. Почему же они сделали нечто такое, что им не нужно? Потому что это им было нужно.

– Да-а, все сразу стало предельно ясно...

Райдер терпеливо продолжил:

– Для производства бомб им уже ничего не было нужно. Заложники понадобились им по трем другим причинам. Во-первых, чтобы добиться максимальной огласки и убедить население в том, что они в состоянии изготовить атомные бомбы и сделают это. Во-вторых, чтобы заставить нас поверить в то, что еще есть время для устранения угрозы. Как я понимаю, атомную бомбу за день или даже за неделю не сделаешь, верно?

– Вы правы.

– Тогда получается, что у нас есть передышка. Но на самом деле ее у нас нет.

– Знаете, чтобы разобраться в ваших словесных построениях, требуется время. Однако если ваше предположение верно, времени у нас действительно нет.

– И в-третьих, заложники нужны, чтобы создать атмосферу страха. Когда люди перепуганы до потери сознания, их поведение становится непредсказуемым. Они не думают, а реагируют.

– Ну и к чему нас все это привело?

– Откуда я знаю? Дальше у меня соображения не хватает.

Яблонский вновь заглянул в свой стакан, но, не обнаружив там источника вдохновения, вздохнул и сказал:

– По крайней мере, это объясняет ваше поведение.

– Что необычного вы увидели в моем поведении?

– В том-то и дело. Оно должно быть необычным. Вы должны с ума сходить от беспокойства за жену. Но если ваши умозаключения верны... что ж, я понимаю...

– Боюсь, что не понимаете. Если мои, как вы любезно выразились, «умозаключения» верны, то она находится в гораздо большей опасности, чем если бы дела обстояли так, как нам сперва показалось. Если бандиты именно такие люди, как я их представляю, тогда к ним нельзя подходить с обычными мерками. Это отщепенцы, диссиденты. Они одержимы жаждой власти, манией величия, если хотите; они ни перед чем не остановятся, пойдут на что угодно без всякой жалости, особенно если окажутся загнанными в угол.

Яблонский несколько минут переваривал услышанное, затем сказал:

– Тогда вы просто обязаны выглядеть обеспокоенным!

– Это, конечно, здорово помогло бы.

Раздался звонок в дверь. Райдер встал и вышел в холл. Там уже стоял сержант Паркер, холостяк, который считал дом Райдера своим вторым домом. Как и Яблонский, он явился с портфелем, но в отличие от директора атомной станции был в хорошем настроении.

– Добрый вечер. Конечно, не стоило бы связываться с уволенным полицейским, но ради священных уз дружбы...

– Я ушел в отставку.

– А это что в лоб, что по лбу. Путь свободен, и теперь я могу принять на себя бремя славы самого ненавистного и страшного полицейского в городе. Не унывай, Райдер. После тридцати лет терроризирования местного населения ты заслужил отдых. – Он проследовал за Райдером в гостиную. – Доктор Яблонский! Не ожидал встретить вас здесь.

– А я и не рассчитывал быть здесь.

– Воспряньте духом, доктор. Общение с разжалованными полицейскими еще не преступление. – Он неодобрительно посмотрел на Райдера. – Кстати, о поднятии духа: у твоего гостя стакан почти пуст. Мне, пожалуйста, лондонского джина.

Год пребывания Паркера в Скотленд-Ярде, куда он попал по обмену, оставил его в глубоком убеждении, что американский джин не стал лучше со времен сухого закона и его по-прежнему производят в ваннах.

– Спасибо, что напомнил. – Райдер повернулся к Яблонскому: – За последние четырнадцать лет только он один поглотил у меня сотни две ящиков этого напитка.

Паркер улыбнулся, порылся в своем портфеле и вынул оттуда фотографию Райдера.

– Прости, что не сразу приехал. Пришлось еще отчитываться перед нашим жирным дружком. Похоже, он как раз приходил в себя после сердечного приступа. Но его интересовал не столько мой отчет, сколько долгое и обстоятельное обсуждение твоей персоны. Бедняга был сильно расстроен, поэтому я похвалил его за проницательность. Эта фотография имеет какое-то значение?

– Надеюсь. А почему ты так решил?

– Потому что ты попросил привезти ее. И еще потому, что Сьюзен, кажется, сперва решила взять ее с собой, а потом передумала. Она взяла фотографию в ту комнату, где их заперли, а затем сказала охраннику, что ее тошнит. Тот проверил туалетную комнату – на предмет окон и телефона, по-видимому, – и только тогда разрешил ей войти. Она вышла через несколько минут, бледная как смерть, по словам свидетелей.

– "Утренняя заря", – сказал Райдер.

– Это ты о чем?

– Название пудры, которой она пользуется.

– А-а. И тут – да здравствуют эмансипированные женщины! – она воспользовалась женской привилегией менять решения и решила оставить фотографию на столе.

– Ты вытаскивал фотографию из рамки?

– Я порядочный человек, честный полицейский и даже помыслить не мог, чтобы...

– А ты и не мысли.

Паркер ослабил шесть пружинных зажимов на задней стороне рамки, убрал белый картонный прямоугольник и с интересом уставился на обратную сторону фотографии.

– Ей-богу, это ключ к разгадке. Я вижу слово «Моро». А дальше, по-моему, стенография.

– Точно. Она торопилась. – Райдер подошел к телефону, набрал номер, но секунд через тридцать повесил трубку. – Черт! Ее нет дома.

– Кого?

– Моей специалистки по стенографии, Марджори. Они с Тедом куда-то ушли. Поесть, попить, потанцевать, посмотреть кино... Понятия не имею, что они делают сегодня вечером и куда вообще ходит молодежь в наши дни. Джефф знает. Придется подождать его возвращения.

– А где твой товарищ по несчастью?

– Отправился на Кипарисовый утес, чтобы выкинуть в океан кое-какие сокровища, принадлежащие нашему шефу Донахью.

– Но не самого шефа Донахью? Жаль. Ну-ка расскажи...