В ту ночь земля вздрогнула. Не вся земля, конечно, но большая часть жителей Южной Калифорнии почувствовала это. Толчок произошел в 1.25, и колебания почвы ощущались в северном направлении до Мерседа в долине Сан-Хоакина, в южном направлении – до океанского побережья между Лос-Анджелесом и Сан-Диего, в западном направлении – до Сан-Луис-Обиспо, расположенного почти на берегу Тихого океана, в юго-восточном – вплоть до пустыни Мохаве, а в восточном – до Долины Смерти. В Лос-Анджелесе, где никаких разрушений не произошло, этот толчок заметили те, кто не спал, а многое от него проснулись. В других крупнейших центрах штата – Окленде, Сан-Франциско, Сакраменто и Сан-Диего – колебаний не чувствовалось, но чуткие сейсмографы зафиксировали землетрясение, очень слабое, в 4,2 балла по шкале Рихтера.

Райдер и Джефф, сидя в гостиной сержанта, ощутили толчок и даже видели его: от удара лампа на потолке отклонилась в сторону примерно на пять сантиметров и раскачивалась в течение двадцати секунд, пока не остановилась. Данн, продолжавший работать в своем кабинете, тоже почувствовал удар, но не обратил на него никакого внимания: ему пришлось пережить довольно много колебаний почвы, и к тому же его занимали более важные вещи. Левинтер, к тому времени уже одевшийся (как и его секретарша), почувствовал толчок через посредство открытой двери своего сейфа, оставшееся содержимое которого проверял с некоторой тревогой. Даже Донахью, у которого еще раскалывалась голова и разум был затуманен четырьмя большими порциями виски, смутно почуял – что-то не так. И хотя фундамент Адлерхейма был прочно вделан в очень твердую скальную породу Сьерра-Невады, там особенно остро восприняли происшедший удар, по той простой причине, что эпицентр землетрясения находился не более чем в двадцати километрах от замка. Наиболее четко землетрясение было зафиксировано сейсмической станцией, созданной прямо в глубине гор, в пещере, где у фон Штрайхера некогда находились винные погреба, а также двумя сейсмографами, которые Моро предусмотрительно установил в двух своих резиденциях, расположенных на расстоянии двадцати четырех километров друг от друга в диаметрально противоположных направлениях.

Естественно, эти удары зарегистрировали и многочисленные институты, которые, в отличие от Моро, имели вполне законный интерес к проблеме. Здесь располагались отделения Центра сейсмологических исследований. Управления водными ресурсами Калифорнии и Калифорнийского технологического института (Калтеха), а также Национального центра геологических исследований в области землетрясений. Последние два, по всей видимости самые важные из четырех, были удобно расположены поблизости от Лос-Анджелеса или Сан-Франциско, то есть тех мест, где могло произойти мощное землетрясение и, как следствие, самые большие разрушения. Институт технологии располагался в Пасадене, а Центр исследований в области землетрясений – в Менло-Парке.

Все четыре института постоянно находились в контакте, что давало им возможность моментально определить с предельной точностью эпицентр любого землетрясения.

Алек Бенсон был крупным, спокойным человеком пятидесяти с небольшим лет. Если не считать официальных церемоний, которых он всячески избегал, его неизменной одеждой были серый фланелевый костюм и серая рубашка «поло», удачно гармонирующие с седыми волосами, венчавшими его полное, безмятежное и неизменно улыбающееся лицо. Директор сейсмологического центра, он имел два профессорских звания и так много докторских степеней, что многочисленные коллеги по науке простоты ради предпочитали называть его Алеком. Он считался лучшим сейсмологом мира, по крайней мере в Пасадене. Русские и китайцы хотя и подвергали это сомнению, тем не менее всегда первыми выдвигали его в качестве председателя не слишком частых международных сейсмологических конференций. Глубокое уважение к нему вызывало и то, что Бенсон никогда не возносился над коллегами, разбросанными по всему миру. Он обращался за советами так же часто, как и давал их.

Его главным помощником был профессор Хардвик, спокойный, скромный, вечно держащийся в тени ученый, имеющий не меньше заслуг, чем Бенсон.

– Примерно треть населения штата почувствовала удар, – сказал Хардвик. – Об этом уже сообщалось по телевидению и радио, будет опубликовано в поздних выпусках утренних газет. И еще одно: в Калифорнии около двух миллионов сейсмологов-любителей. Что мы им скажем? Правду?

Алек Бенсон моментально перестал улыбаться. Он в задумчивости оглядел шестерых ученых, собравшихся у него в кабинете, – ядро его научно-исследовательской группы – и внимательно изучил выражения их лиц в безуспешной надежде найти ответ. Все он ждали, что он возьмет решение на себя. Бенсон вздохнул и сказал:

– Вряд ли кто восхищается Джорджем Вашингтоном больше, чем я, и тем не менее говорить правду мы не будем. Лучше маленькая невинная ложь, которая даже не заставит меня испытывать угрызения совести. Ну скажем мы правду, и что это даст? Только еще больше напугаем калифорнийцев. Если должно произойти что-то более серьезное, значит, оно произойдет, и тут мы ничего поделать не можем. В любом случае пока у нас нет оснований утверждать, что это только прелюдия к более сильному землетрясению.

На лице Хардвика было написано сомнение.

– Никаких намеков, предупреждений? Ничего?

– А какая от этого будет польза?

– Ну, в том районе никогда не было зарегистрировано землетрясений.

– Не имеет значения. И не будет иметь значения, даже если последует более сильное землетрясение. Потери возможны незначительные, поскольку район слабо населен. Вспомните долину Оуэне, тысяча восемьсот семьдесят второй год, самое крупное землетрясение, зарегистрированное в Калифорнии за всю ее историю. Сколько людей тогда погибло? Может, человек шестьдесят. Возьмем Арвин-Течапинское землетрясение девятьсот пятьдесят второго года силой семь и семь десятых балла, самое крупное в Южной Калифорнии. Сколько людей погибло? Примерно дюжина. – Бенсон позволил себе свою обычную улыбку. – Если бы этот последний удар случился вдоль разлома Ньюпорт-Инглвуд, вот тогда можно было бы беспокоиться. – Именно в районе этого разлома, проходящего под самым Лос-Анджелесом, в 1933 году произошло знаменитое лонг-бичское землетрясение. – А в данном случае я предпочитаю не будить спящую собаку. Хардвик кивнул. Неохотно, но кивнул.

– Значит, свалим все на добрый старый разлом «Белый волк»?

– Да. Спокойное, взвешенное сообщение для печати. Можете вновь, очень кратко, напомнить о нашей Программе предотвращения землетрясений, сказать, что все идет по плану и сила недавних толчков вполне соответствует предсказанным нами небольшим подвижкам тектонических плит.

– Передать сообщение на теле– и радиостанции?

– Нет. Местной прессе, по телефону. Мы не видим здесь ничего особенного...

Престон, другой помощник Бенсона, сказал:

– Мы не позволим вмешивать сюда этику, так?

Бенсон бодро кивнул:

– С точки зрения науки это непростительно, а вот с точки зрения гуманитарной – назовем это вполне оправданным.

Стоит ли говорить о том, что престиж Бенсона сыграл свою роль – все единодушно с ним согласились.

* * *

В обеденном зале Адлерхейма Моро был так же бодр и рассудителен, обращаясь к собравшимся здесь взволнованным заложникам:

– Уверяю вас, дамы и господа, что для тревоги нет причин. Я согласен, толчок был ужасный, худший из тех, которые мы здесь переживали, но даже если сила удара окажется в тысячу раз больше, с нами ничего не случится. Вы, наверное, уже знаете из телевизионного сообщения, что никаких разрушений в штате нет. К тому же вы все достаточно умны и образованны, чтобы понять, что землетрясения представляют опасность в первую очередь для тех, кто проживает на искусственно намытых землях, на болотистых почвах, неважно, осушенных или нет, и на аллювиальных почвах. Жилища, чьи фундаменты стоят на скальных породах, редко подвергаются разрушениям а у нас под ногами тысячи метров гор. Горная система Сьерра-Невада существует уже миллионы лет. Маловероятно, что она исчезнет в течение одной ночи. С точки зрения землетрясения вряд ли можно найти в Калифорнии более безопасное место.

Он с улыбкой оглядел свою аудиторию и одобрительно кивнул, заметив, что его слова произвели нужное впечатление.

– Не знаю, как вы, господа, но я не допущу, чтобы такой пустяк повлиял на мой ночной сон. Желаю всем спокойной ночи.

Когда Моро вошел в свой кабинет, улыбка на его лице отсутствовала. За письменным столом сидел Абрахам Дюбуа с телефонной трубкой в одной руке и карандашом – в другой, его могучие плечи склонились над крупномасштабной картой Калифорнии.

– Ну что? – произнес Моро.

– Ничего хорошего. – Дюбуа положил трубку и осторожно ткнул карандашом в карту. – Здесь. Определенно здесь. – Он взял масштабную линейку. – Эпицентр, если уж быть точным, находится в восемнадцати с половиной километрах от Адлерхейма. Ничего хорошего, мистер Моро.

– Да уж. – Моро опустился в кресло. – Тебе не кажется злой иронией судьбы, Абрахам, что из всего штата мы выбрали именно то место, на заднем дворе которого, если можно так выразиться, произошло землетрясение?

– Согласен. Это плохой знак. Как бы мне хотелось, чтобы я ошибался в своих расчетах, но, к сожалению, все верно. Проверено и перепроверено. – Дюбуа улыбнулся. – По крайней мере, мы не остановили свой выбор на потухшем вулкане, который, как оказалось, вовсе не потух. Какой у нас есть выбор? Времени нет, альтернативы тоже нет. Здесь находится наше оружие. Кроме того, здесь единственная имеющаяся у нас многочастотная передающая радиостанция. Да, все наши яйца в одной корзине, но если мы попробуем поднять эту корзину и перенести ее в Другое место, то, скорее всего, уроним ее и нам достанутся одни лишь битые яйца для омлета.

– Ладно, я пошел спать, хотя не думаю, что, проснувшись, буду чувствовать себя лучше, чем ты сейчас. – Моро с трудом встал на ноги. – Мы не должны допустить, чтобы какая-то случайность повлияла на наши задумки и планы. Кто знает, возможно, следующее землетрясение произойдет в этом районе только через сто лет. В конце концов, нам известно из разных источников, что в течение нескольких веков здесь не было никаких землетрясений. Так что спи спокойно.

Но Дюбуа не удалось спокойно поспать по той простой причине, что он так и не добрался до постели. Моро тоже спал не более часа. Он проснулся оттого, что горел свет и Дюбуа тряс его за плечо.

– Извините меня. – Дюбуа казался гораздо более жизнерадостным, чем во время их последнего разговора. – Но я только что записал на видеопленку выпуск телевизионных новостей. Думаю, вам стоит как можно быстрее его посмотреть.

– Насчет землетрясения?

Дюбуа кивнул.

– Хорошие новости или плохие?

– Вряд ли можно назвать их плохими. Мне кажется, вы можете обернуть все в свою пользу.

Видеозапись длилась не более пяти минут. Диктор, хорошо осведомленный и умный молодой человек, видимо, достаточно свободно ориентировался в проблеме и говорил, не обращаясь к телеподсказчику. Выглядел он на удивление энергичным и свежим для того, кто находится на ногах уже в 3 часа утра. У него за спиной висела большая рельефная карта Калифорнии, по которой он водил указкой с уверенной легкостью подающего надежды дирижера.

Начал он с того, что кратко изложил факты, известные о данном землетрясении: район, где ощущались толчки, степень ощущения опасности в разных районах, количество вызванных землетрясением разрушений, которое оказалось равно нулю. Затем он продолжил:

"Судя по последним заявлениям авторитетных источников, это землетрясение следует рассматривать скорее как плюс, чем как минус, скорее как повод поздравить себя с успехом, чем как намек на какие-то будущие бедствия. Короче говоря, согласно данным ведущих сейсмологических центров штата, это первое землетрясение, намеренно вызванное человеком.

Если все обстоит действительно так, то происшедшее событие можно рассматривать как новую веху в изучении землетрясений, как первый успех в реализации Программы предотвращения землетрясений. Для калифорнийцев, несомненно, это приятные новости. Напомню вам, что полное название этой программы таково: «Программа предотвращения сдвигов, вызывающих землетрясения», и это, без сомнений, одно из самых неуклюжих и вводящих в заблуждение названий, придуманных нашим научным сообществом за последние годы. Под сдвигами подразумеваются все те приводящие к землетрясениям процессы – трение, скольжение, сталкивание, – которые возникают, когда одна из восьми или, возможно, десяти (никто не знает в точности) земных тектонических плит, на которых плавают континенты, так или иначе толкает другую тектоническую плиту. Название программы вводит в заблуждение, потому что создается впечатление, будто землетрясения могут быть взяты под контроль путем предотвращения этих сдвигов. На самом же деле это означает нечто совершенно противоположное, а именно предотвращение землетрясений, по крайней мере сильных, путем допущения и даже стимулирования этих сдвигов, но так, чтобы это был постепенный и контролируемый процесс уменьшения напряжения между тектоническими плитами, чтобы они скользили сравнительно гладко по отношению друг к Другу, производя серию мелких и безобидных сотрясений через небольшие интервалы времени вместо мощных землетрясений через продолжительные временные интервалы. Секрет, таким образом, кроется в облегчении скольжения путем смазки.

Случайное открытие показало, что возможно изменять характер землетрясений, например увеличивать их частоту. Некто по каким-то причинам, известным только ему, спустил отработанные воды в глубокую скважину близ Денвера и, к своему удивлению, обнаружил, что это вызвало целую серию землетрясений – незначительных, но, вне всякого сомнения, землетрясений. После этого было проведено множество экспериментов как в лабораторных, так и в полевых условиях, которые отчетливо показали уменьшение трения в зоне разлома при увеличении давления вдоль разлома.

Иными словами, увеличение количества жидкости в разломе приводит к уменьшению напряжения, и наоборот. Если между торцами двух тектонических плит возникает давление, то его можно уменьшить путем «инъекции» жидкости. При этом происходит небольшое землетрясение, параметры которого легко контролировать количеством введенной жидкости. Все это получило свое подтверждение несколько лет назад, когда ученые Геологического центра, работавшие на нефтяных полях Рэнгли, в Колорадо, обнаружили что путем введения или извлечения жидкости они могут вызывать землетрясения по собственному усмотрению.

Сейсмологи нашего штата первыми направили теории в практическое русло".

Телеобозреватель, явно получавший удовольствие от роли лектора, начал постукивать указкой по карте.

«Вот отсюда и досюда, – он обозначил линию от мексиканской границы до залива Сан-Франциско, – буровые установки, специально спроектированные для этой цели, пробурили скважины невероятной глубины – до трех тысяч метров – в десяти выбранных местах по направлению с юго-востока на северо-запад. Все скважины находятся в районе разлома, в тех местах, где были зарегистрированы самые мощные землетрясения».

Начав с юга, он ткнул в несколько мест на карте:

«В общей сложности десять буровых скважин. Ученые экспериментируют с различными смесями воды и нефти, которые должны смягчить напряжение в разломе. Вообще-то это даже не смеси, потому что вода и нефть не смешиваются. Сперва идет нефть, затем состав, который обычно называют грязью. Все это вводится как можно глубже. А затем через трещины в горных скалах под большим давлением подают воду».

Он замолчал, секунд пять смотрел в камеру, вероятно для усиления эффекта, потом повернулся к карте, приложил конец указки к южной оконечности долины Сан-Хоакин и вновь посмотрел в камеру.

«И вот здесь в час двадцать пять после полуночи, похоже, сработала нефть. В тридцати – сорока километрах к юго-востоку от Бейкерсфилда. В том самом месте, где четверть века назад находился эпицентр сильного землетрясения. И в том самом месте, где установлена шестая буровая скважина. Дамы и господа, я представляю вам главного злодея – разлом „Белый волк“. – Ведущий улыбнулся задорной мальчишеской улыбкой. – И теперь, уважаемые телезрители вы знаете столько же, сколько и я, хотя, наверное это немного. Но бояться ничего не надо. Уверен, наши специалисты-сейсмологи подробно объяснят вам все во время следующих встреч».

Дюбуа и Моро молча поднялись со своих мест, посмотрели друг на друга, затем подошли к карте, разложенной на письменном столе.

– Ты абсолютно уверен, что расчеты сделаны правильно? – спросил Моро.

– Все трое наших сейсмологов готовы в этом поклясться.

– И эти трое считают, что эпицентр находится в разломе «Гарлок», а не «Белый волк»?

– Им лучше знать. Не только потому, что у них богатый опыт, но и потому, что мы сидим практически прямо над разломом «Гарлок».

– Неужели Сейсмологический центр, Геологический центр, Калтех и прочие научные организации, тем более работающие в тесном контакте друг с другом, совершили одну и ту же ошибку?

– Нет, конечно, – уверенно заявил Дюбуа. – Это самый лучший район в мире с точки зрения контроля над землетрясениями, и к тому же в этих организациях работают специалисты мирового класса.

– Значит, они солгали?

– Да.

– Зачем им лгать?

– У меня тут было время подумать, – почти извиняясь, произнес Дюбуа. – Мне кажется, это объясняется двумя причинами. Во-первых, Калифорния сегодня охвачена страхом. Все почти уверены, что в один прекрасный день, возможно благодаря деятельности наших знаменитых ученых-сейсмологов, произойдет мощнейшее землетрясение, по сравнению с которым землетрясение девятьсот шестого года в Сан-Франциско покажется невинным фейерверком. Вполне вероятно, что власти штата пытаются снять этот страх, заявляя, что нынешнее землетрясение было вызвано человеком. Во-вторых, не исключено, что все эти умники-сейсмологи сами пребывают в страхе, чувствуя, что плавают в мутной воде, а в действительности не ведают, что творят. Экспериментируя с разнообразными скважинами, они могли вызвать то чего совсем не ожидали, – колебания почвы в разломе «Гарлок», где у них нет никакой скважины. Но зато имеется буровая вышка прямо в самом центре Тиджонского ущелья на разломе Сан-Андреас и в Фрейзиер-Парке неподалеку от Форт-Тиджона, где пересекаются разломы Сан-Андреас и Гарлок.

– Вот это, на мой взгляд, и есть объяснение. А если оно верное, то землетрясение может повториться, да еще в более крупном масштабе. Сомневаюсь, что нам это понравится. – Моро сжал губы, а затем медленно улыбнулся. – У тебя было больше времени над этим покумекать, чем у меня. Кажется, ты произнес что-то типа: «Вы можете обернуть все в свою пользу».

Дюбуа улыбнулся в ответ и молча кивнул.

– Сейчас десять минут четвертого. Разве можно придумать лучшее время для «Гленфиддиша»? Ты со мной согласен?

– Для вдохновения.

– Вот именно. Ты считаешь, что мы должны освободить почтенные сейсмологические организации от страха, что широкая публика может связать неожиданные землетрясения – то есть толчки в тех местах, где их никто не ждет, – с их беспорядочными попытками повлиять на сейсмические процессы? И если жители желают знать правду, ее стоит сказать?

– Что-то в этом роде.

Моро вновь улыбнулся.

– Я с нетерпением жду момента, когда сяду писать это коммюнике.

* * *

Когда Райдер проснулся, ему было не до улыбок. Он тихо, но с чувством выругался и протянул руку к телефону. Звонил Данн.

– Извините, что разбудил вас, Райдер.

– Все в порядке. Я проспал почти три часа.

– А я – ни одного. Вы смотрели передачу новостей где-то около трех часов утра?

– Ту, где речь шла о разломе «Белый волк»? Да.

– Новое сообщение, еще более интересное, будет минут через пять. Наверное, по всем каналам.

– И что на этот раз?

– Думаю, лучше будет, если вы сами посмотрите. Я позвоню после.

Райдер положил трубку, вновь ее поднял, сообщил брюзжащему Джеффу, что по телевизору будет передача, которую следует посмотреть, опять выругался и пошел в гостиную. Диктор – тот же самый жизнерадостный юнец, которого он видел часа за три до этого, – перешел прямо к делу:

«Мы только что получили сообщение от мистера Моро, который вчера утверждал, что именно он осуществил нападение на атомную станцию Сан-Руфино, где похитил ядерное топливо. У нас нет оснований сомневаться в том, что он похитил радиоактивный материал именно в таком количестве, как утверждал. Относительно последнего сообщения руководство станции не совсем уверено, что оно поступило от того же человека. Возможно, это мистификация. Но поскольку различные средства массовой информации получили данное сообщение таким же образом, как и предыдущее, и оно не было опровергнуто, этого достаточно, чтобы считать его подлинным. Действительно ли оно подлинное или нет, решать вам».

Дальше шел текст сообщения:

"Граждане Калифорнии, вас намеренно обманывают ведущие сейсмологи штата. Эпицентр землетрясения, которое произошло сегодня ночью, находился, вопреки лживым заверениям, вовсе не в районе разлома «Белый волк», и это могут подтвердить многие жители штата, у которых есть домашние сейсмографы. Каждый из них по отдельности не может бросить вызов руководителям официальных организаций штата, но все вместе мы можем доказать, что эти государственные учреждения лгут. Думаю, мое предложение получит поддержку масс. Причина, по которой эти институты прибегли ко лжи, заключается в том, что они пытаются ослабить не только все возрастающий страх населения перед мощным непредсказуемым землетрясением, но и свои собственные опасения, что жители штата могут связать недавние толчки с их сомнительными попытками оказать воздействие на земную кору в рамках Программы предотвращения землетрясений.

Я могу развеять страхи ученых. Они не несут ответственности за этот сейсмический толчок. Ответственность за него лежит на мне. Эпицентр землетрясения находится не под «Белым волком», а под разломом Гарлок, который является самым большим в штате после разлома Сан-Андреас. Гарлок расположен параллельно «Белому волку» и настолько близко к нему, что сейсмологи могли легко обмануться, неправильно прочитав показания приборов или решив, что они вышли из строя. По правде говоря, я не ожидал, что стану причиной этого небольшого землетрясения, поскольку в данном районе никогда не было зарегистрировано никаких землетрясений, которые могли бы объяснить существование этой огромной трещины. Маленький атомный заряд был взорван мной сегодня в час двадцать пять в чисто экспериментальных целях, чтобы убедиться, сработает он или нет. Результаты удовлетворительные.

Вполне возможно, многие в нашем штате не поверят тому, что я говорю. Все сомнения исчезнут и в штате и в стране, когда завтра – время и место будут объявлены дополнительно – я взорву второй атомный заряд мощностью в одну килотонну. Он уже установлен. Бомба такой силы уничтожила Хиросиму".

«Это все. – На лице ведущего больше не было улыбки, которую он позволил себе в предыдущем выпуске новостей. – Возможно, это просто розыгрыш. Если же нет, то перспектива плачевная, просто ужасная. Стоило бы подумать о возможных последствиях и намерениях...»

Райдер выключил телевизор. Думать он мог и самостоятельно. Он сварил кофе и выпил несколько чашек, пока принимал душ, брился и одевался. День обещал быть долгим. Он пил уже четвертую чашку, когда ему позвонил Данн с извинениями, что не связался с ним сразу после телепередачи.

– Мастерский удар, – сказал Райдер. – У меня возникает только один вопрос: неужели власти штата в лице уважаемых сейсмологов лгали нам?

– Понятия не имею.

– А я думаю, что да.

– Может быть, и так. Дело в том, что у нас нет тесной связи с Пасаденой. Только с нашей конторой в Лос-Анджелесе. Сассун ужасно расстроен, в том числе и из-за вас. Он желает видеть нас обоих. В девять часов. Возьмите с собой сына. Приезжайте как можно быстрее.

– Сейчас? Но еще только без двадцати семь.

– Мне кое-что надо вам сказать. Это не телефонный разговор.

– Телефоны прослушиваются и здесь и там, – пробурчал Райдер. – В нашем штате у человека не осталось права на личную жизнь.

* * *

Райдер с сыном появились в кабинете Данна в самом начале восьмого. Их встретил бодрый, энергичный человек. Ничто не свидетельствовало о том, что Данн провел бессонную ночь. Кроме него, в кабинете никого не было.

– Жучков в комнате нет? – поинтересовался Райдер.

– Когда я оставляю здесь наедине двух подозреваемых, то ставлю. В иных случаях нет.

– Ну и где большой белый начальник?

– Сассун все еще в Лос-Анджелесе. Пока что остается там. Как я уже сказал, он расстроен. Во-первых, происшествие имело место на его территории. Во-вторых, директор ФБР пляшет под дудку из Вашингтона. В-третьих, ЦРУ ухватилось за это дело и тоже хочет принять в нем участие. А всем, наверное, хорошо известно, что ФБР и ЦРУ практически не разговаривают друг с другом. Когда же они вынуждены общаться, все чувствуют, как трещит лед.

– Как же они собираются участвовать в деле?

– Об этом речь пойдет позже. Через несколько минут мы с вами предпримем короткое путешествие на вертолете. В Пасадену. Босс сказал, чтобы мы были в девять ноль-ноль, мы и будем точно в срок.

Райдер с обманчивой мягкостью заметил:

– На ушедшего в отставку полицейского юрисдикция ФБР не распространяется.

– Слова «пожалуйста» от меня не дождетесь. Вас и дикие лошади не остановят. – Данн сложил все бумаги в стопку. – Пока вы с Джеффом отдыхали, мы, как обычно, трудились всю ночь. Записывать что-нибудь будете?

– Нет необходимости. Джефф у меня вместо банка памяти. В радиусе тридцати миль он может по номеру определить владельцев тысячи машин.

– Как бы мне хотелось, чтобы мы имели дело с номерами машин! Ну да ладно, начнем. Итак, наш друг Карлтон, заместитель начальника охраны, захваченный вместе с другими заложниками. На него имеется несколько дел. Капитан, армейская разведка, НАТО, Германия. Никаких глупостей. Ни шпионажа в духе плаща и кинжала, ни контршпионажа. Кажется, ему удалось просочиться в коммунистическую ячейку немцев, работавших на базе. Есть неподтвержденные подозрения о его чересчур тесных с ними контактах. Ему предлагали перевестись в танковый батальон регулярной армии. Отказался. Ушел в отставку. Со службы его не увольняли, в отставку насильно не отправляли. Можно сказать, с армией ему было не по пути. По крайней мере, так они утверждают. Возможно, так и есть. Даже если бы подобные подозрения не подтвердились, его армейской карьере конец. Больше из Пентагона никаких сведений выудить не удалось.

– Значит, просто намек на связь с коммунистами?

– Для ЦРУ вполне достаточно. В Пентагоне вы на каждом шагу натыкаетесь на их агентов. Стоит какому-нибудь красному чихнуть под кроватью, как ЦРУ сразу же хватается за цианид, пистолет и бог знает за что еще. Характеристики Карлтона как охранника. Работал на станции в Иллинойсе, находящейся в ведении Комиссии по атомной энергии. Хорошие отзывы. Вот, в частности, отзыв начальника охраны. А вот рекомендации с атомных заводов в Декейтере, штат Алабама, хотя Карлтон никогда там не бывал. Во всяком случае, не под таким именем и не в системе охраны. Возможно, в другом качестве и под другим именем, но маловероятно. Между прочим, в то время там совершенно случайно возник чудовищный пожар, но он в этом не виноват. Согласно рекомендациям, именно он выявил, что техники искали утечку воздуха при помощи зажженной свечи.

– Откуда появились рекомендации?

– Сфабрикованы.

Джефф спросил:

– Почему же Фергюсон, начальник охраны, не проверил их подлинность?

Внезапно голос Данна стал скучным.

– Он признает, что не сделал этого. Фергюсон сам бывал на этих заводах и говорит, что Карлтон знал столько подробностей об этом месте, включая данные о пожаре, что он посчитал проверку бессмысленной.

– Как мог Карлтон узнать о пожаре?

– Информация о нем не засекречена. Были сообщения в прессе.

– И сколько времени он якобы провел на заводах? – спросил Райдер.

– Пятнадцать месяцев.

– То есть на это время он просто выпал из жизни?

– Сержант Райдер, вы же знаете, что человек, обладающий определенным опытом, может нелегально проживать в этой стране в течение пятнадцати лет и даже не всплывать на поверхность.

– Он мог выехать из страны. Тогда у него должен быть паспорт.

Данн посмотрел на сержанта, кивнул и сделал себе пометку.

– Вашингтон обратился с запросом в Комиссию по атомной энергии. Они записывают, кто, когда, за какой информацией обратился, какими источниками пользовался и так далее. Оказывается, станцией Сан-Руфино никто не интересовался – нечем было интересоваться. Выясняя этот вопрос, я вытащил Яблонского прямо из постели. Сперва он отказывался говорить. Выдал обычные угрозы в адрес ФБР. Затем признался, что у них был план построить здесь новый ускоритель. А это уже вне ведения Комиссии по атомной энергии. Совершенно секретно. Никаких досье.

– Выходит, Карлтон – человек, который нам нужен?

– Да. Хотя от этого мало толку, ведь он сейчас у Моро. – Данн обратился к другой бумаге. – Вы хотели получить список всех организованных и преуспевающих – кажется, так мы их охарактеризовали – чудаков, странных, оригиналов и прочих имеющихся в нашем штате. Вот он. Я, кажется, говорил, что таких групп около двухсот. На самом деле – сто тридцать пять. Чтобы все проверить, понадобится целая вечность. И потом, если они организованные да преуспевающие, у них у всех наверняка надежная крыша.

– Мы можем сократить список. Для начала, это должна быть большая группа, сравнительно новая, возникшая с какой-нибудь целью где-то в пределах последнего года.

– Придется уточнить численность и даты. – Данн безропотно сделал еще одну пометку. – Видите, как дотошно мы работаем? Ну а теперь о нашем друге Моро. Как ни удивительно, ни нам, ни полиции ничего не известно об одноглазом преступнике с изувеченными руками.

Джефф посмотрел на отца.

– Помнишь записку Сьюзен? Она написала «американец» и поставила знак вопроса.

– И ведь правда. Да, майор, сделайте себе еще пометку. Необходимо связаться с Парижем, с Интерполом.

– Ага, уже понадобился Интерпол. Теперь о записях, которые вы изъяли у Донахью. Выяснить было нетрудно. Пришлось, правда, разбудить чуть ли не половину банкиров и банковских кассиров нашего штата. Местное отделение банка Америки. Счет закрыт четыре дня назад молодой длинноволосой блондинкой в темных очках с толстыми стеклами.

– То есть с нормальным зрением и в парике.

– Похоже на то. Некая миссис Джин Харт, проживающая на Кромвелл-бридж, восемьсот. По этому адресу действительно проживает миссис Джин Харт. Но ей уже за семьдесят, и никакого счета в банке у нее нет. Банковский кассир не стал считать банкноты, просто протянул запечатанную пачку с десятью тысячами.

– Которые Донахью разделил на восемь частей, чтобы вложить в восемь банков. Нам нужны его отпечатки пальцев.

– Мы их раздобыли. Один из моих парней с помощью вашего друга, сержанта Паркера, который, как и вы, терпеть не может Донахью, залезли к нему в кабинет в три часа утра и сняли отпечатки пальцев.

– Вы действительно были очень заняты.

– Я тут ни при чем. Все время сидел здесь и отвечал на телефонные звонки. Но под моим началом четырнадцать человек, и они на самом деле работали всю ночь напропалую. Короче, на банкнотах мы нашли чудесные четкие отпечатки, принадлежащие Донахью. Что самое интересное, там обнаружились и отпечатки пальцев Левинтера.

– Того, кто платит. Что-нибудь выяснилось по поводу его пистолета?

– Ничего. Не зарегистрирован, но в этом ничего подозрительного: судьям постоянно угрожают. Кстати, он им давно не пользовался. В стволе обнаружена пыль. Глушитель, наверное, свидетельствует о том, что это за человек, но нельзя же его повесить на этом основании.

– У ФБР есть на него дело. Все еще не хотите показать мне его?

– На данный момент не хочу. Ничего хорошего в нем нет, но и плохого тоже. Связи с преступниками не установлены. Имеющийся список его телефонных звонков подтверждает это. Судя по списку, он знаком чуть ли не с каждым политиком и мэром в штате.

– А вы говорите, что никаких связей с преступниками не установлено! Что еще?

– Ни мы, ни полиция не удовлетворены некоторыми приговорами, которые он вынес за последние годы. – Данн заглянул в лежащий перед ним документ. – Враги его закадычных друзей получили незаслуженно серьезное наказание, а преступники, связанные с этими друзьями – повторяю, его личные связи с преступным миром не выявлены, – отделались легкими, на удивление легкими приговорами.

– Вероятно, ему за это отстегнули?

– Доказательств нет, но что еще можно подумать? Как бы то ни было, он не столь наивен, как его любимец Донахью. Никаких счетов под фальшивыми именами в местных банках. По крайней мере, известных нам. Но время от времени мы проверяем его корреспонденцию, не вскрывая, конечно.

– Вы такие же мерзавцы, как и КГБ.

Данн проигнорировал это замечание.

– Иногда он получает письма из Цюриха, хотя сам никогда туда не пишет. Наш приятель-законник хорошо заметает следы.

– Действует через посредников? С их помощью делает вклады на номерной счет?

– Что же еще? Но тут глухо. Швейцарские банки раскрывают свои секреты только в тех случаях, когда их вкладчик признан преступником по суду.

– Как насчет книги «Айвенго» и записной книжки с шифровками, которые я нашел в его сейфе?

– Судя по всему, это разные телефонные номера, главным образом в Калифорнии и Техасе. Кое-какие записи похожи на метеорологические сводки. В этом направлении наметился прогресс. По крайней мере, в Вашингтоне. В Калифорнии нет дешифровщиков, специализирующихся на русских шифрах.

– Русских?

– Вне всякого сомнения. Простой вариант – простой для них, разумеется, – хорошо известного русского шифра. Неужели снова красные прячутся в кустах? Записи, возможно, что-то значат, а может быть, и нет. Еще одна причина, чтобы этим делом заинтересовалось ЦРУ. Могу предположить, что основная масса вашингтонских дешифровщиков так или иначе находится на содержании у ЦРУ.

– А секретарша Левинтера – русская. Точнее, русская по происхождению. Может, она шифровальщик?

– Если бы здесь была одна из десятка известных стран в мире, то я доставил бы сюда красотку Беттину и через десять минут выбил бы из нее правду. К сожалению, здесь у нас не одна из этих десяти стран. – Он помолчал. – Кстати, у Донахью ведь были русские автоматы.

– Ну да. Автоматы Калашникова. Разрешение на ввоз...

– Отсутствует. Официально в нашей стране таких автоматов нет. У Пентагона они, конечно, имеются, но вот откуда – они нам не скажут. Думаю, у британцев они тоже есть: в Северной Ирландии удалось захватить несколько складов оружия, принадлежащего ИРА.

– А Донахью к тому же ирландец во втором поколении.

– Господи, у меня и без того голова трещит! – Чтобы продемонстрировать свои мучения, Данн на мгновение уронил голову на руки, затем снова поднял ее. – Кстати, что мог искать Донахью в вашем доме?

– Я догадался. – Судя по всему, эта мысль не доставила Райдеру никакого удовольствия. – Достаточно сложить дважды два, чтобы сделать правильный вывод. Он заявился к нам не потому, что мы с Джеффом были невежливы по отношению к нему и даже нанесли определенный урон его собственности, включая фургон, предназначенный для слежки. Нет, в этом он никогда бы не признался. И конечно, не потому, что нам удалось раздобыть в Сан-Руфино какие-то вещественные доказательства. Он понятия не имел о том, что я нашел, у него даже не было времени съездить в Сан-Руфино. Но это лишний раз доказывает, что он не успел съездить и к Левинтеру за ордером на обыск. Да и вряд ли он осмелился бы на это: если бы Левинтер узнал, зачем на самом деле необходим обыск, он посчитал бы самого Донахью угрозой и не только не подписал бы ордер, но и разделался бы с Донахью.

Данн давно утратил свою первоначальную живость и бодрость.

– Я же сказал вам, у меня болит голова, – жалобно произнес он.

– По-моему, если тщательнее обыскать дом Донахью или его рабочий кабинет, то обнаружится целая пачка ордеров, уже подписанных Левинтером. Донахью оставалось только заполнять их. Я сказал ему, что у меня есть на него досье. Вот он и пришел за ним. Факт настолько очевидный, что вначале я упустил его из виду. А ведь я говорил Донахью, что он слишком туп и действует от себя лично. Так и есть, тем более что происшедшее касается его особы.

– Убедительно, ничего не скажешь. Им обоим понадобится прикрытие.

– Не думаю. Они же не знают, что у нас в руках имеются доказательства. Донахью, сам вор по натуре, автоматически придет к выводу, что только воры могли украсть его деньги и оружие, и не станет афишировать это происшествие. То же самое можно сказать и в отношении Левинтера. Конечно, сперва при мысли о похищенной шифровальной книжке и снятых отпечатках пальцев ему придется немало поволноваться, но затем он узнает, если уже не узнал, что его фотография, где он снят в весьма пикантной ситуации со своей секретаршей, в «Глоб» опубликована не будет. Левинтер тихо наведет справки, поймет, что сфотографировавшие его люди не имеют никакого отношения к журналу, и вынужден будет прийти к заключению, что имеет место шантаж с целью помешать его назначению руководителем Верховного суда штата. Вы же сами говорили, что у него влиятельные друзья. Следовательно, не может не быть влиятельных и сильных врагов. Какой бы ни была причина, шантажистов он не боится. Шантажистам русские шифры неизвестны. Правда, у него взяли отпечатки пальцев, но полицейские в масках не ходят и отпечатки в постели не снимают – сперва они вас арестовывают. А о шантажистах позаботиться он может. Калифорнийский закон безжалостен по отношению к их племени, а Левинтер и есть закон.

– Ты мог сказать мне обо всем раньше, – с укором произнес Джефф.

– Мне казалось, ты и так понял.

– Вы все рассчитали заранее? До того, как отправились к ним? – спросил Данн.

Райдер кивнул.

– Вы намного умнее любого полицейского. И даже работника ФБР. Есть какие-нибудь предложения?

– Прослушивать телефон Левинтера.

– Незаконно. Члены конгресса в наши дни настроены против прослушивания – видимо, сами опасаются, как бы их не стали прослушивать. Это можно устроить за час или два.

– Вы понимаете, конечно, что это будет второй жучок на его линии.

– Второй?

– А как вы думаете, почему шериф Хартман мертв?

– Наверное, слишком много болтал. Новый человек, еще глубоко не увяз и решил выйти из дела, пока не поздно.

– Это, конечно, тоже. Но как все произошло? Вероятно, Моро прослушивал разговоры Левинтера. А я ночью звонил из его дома на телефонную станцию с просьбой дать мне адрес Хартмана. Кто-то подслушал наш разговор и добрался до Хартмана раньше нас. Кстати, бесполезно искать пулю, убившую его. Это была разрывная пуля, и она непригодна для опознания из-за первичной деформации и дальнейшего расплющивания о кирпичную стену. Баллистическая экспертиза тут бессильна.

– Вы сказали «кто-то»?

– Возможно, Донахью – он уже приходил в сознание, когда мы ушли из его дома – или кто-нибудь из его криминальных подручных. Раминов не единственный.

– Вы называли себя, когда звонили?

– Мне пришлось это сделать, чтобы получить нужную информацию.

– Значит, Донахью известно, что вы были у Левинтера. Тогда и судья это знает.

– Не обязательно. Сообщив Левинтеру о моем звонке, Донахью практически признается, что прослушивал его. Точно так же, если Донахью или кто-то другой подслушал мой разговор с Аароном из «Экземинера», то все равно не сможет сказать об этом Левинтеру. Правда, я очень сомневаюсь, что мой второй разговор по телефону прослушивался. Наш любитель подслушивать, услышав имя Хартмана и упоминание его адреса, сломя голову должен был броситься к нему домой.

Данн посмотрел на сержанта с любопытством, можно даже сказать, с некоторым уважением.

– Короче, вы учли все возможности.

– Надеюсь, что да. Но сомневаюсь.

Один из стоявших на столе телефонов зазвонил. Данн молча выслушал сообщение. Его губы сжались, с лица исчезло всякое выражение. Несколько раз он кивнул головой, сказал: «Я это сделаю», положил трубку и посмотрел на Райдера.

Без каких-либо заметных изменений в голосе Райдер произнес:

– Я говорил вам, что невозможно учесть все. Они схватили Пегги?

– Да.

Стул, на котором сидел Джефф, грохнулся на пол. Юноша вскочил на ноги, его лицо мгновенно утратило свои краски.

– Пегги! Что с ней случилось?

– Они схватили ее. Как заложницу.

– Заложницу! Вы же вчера вечером обещали... Будь проклято ваше чертово ФБР!

– Два работника этого проклятого, как вы говорите, ФБР, – тихо произнес Данн, – находятся сейчас в больнице. Один в критическом состоянии. Пегги, по крайней мере, не пострадала.

– Сядь, Джефф, – все так же бесстрастно приказал Райдер и посмотрел на Данна. – Меня уверяли, что беспокоиться не о чем.

– Увы. Вы сможете узнать кольцо с аметистом, который она носит на мизинце левой руки? – Глаза Данна мрачно сверкнули. – Особенно если, по их словам, оно останется на пальце?

Джефф в это время как раз поднимал свой стул. Он застыл на месте, судорожно сжав руками перекладины спинки, словно собираясь сломать их.

– Господи, папа! – хрипло произнес он. – Ну что ты здесь сидишь? Это же... это же не по-людски. Ведь это Пегги! Наша Пегги! Мы не можем больше оставаться здесь. Пошли. Мы быстро туда доберемся.

– Тише, Джефф, тише. И куда же это мы быстро доберемся?

– В Сан-Диего.

Райдер заговорил намеренно холодным голосом:

– Ты никогда не станешь хорошим полицейским, пока не научишься думать как полицейский. Пегги, Сан-Диего – это же только часть огромной паутины. Надо найти самого паука в центре его паутины. Найти и убить его. А искать надо не в Сан-Диего.

– Тогда я пойду сам! Ты меня не остановишь. Если тебе нравится просто сидеть и...

– Заткнись! – Голос Данна был настолько же резок, насколько голос Райдера холоден. Но он тут же смягчил свой тон. – Послушай, Джефф, нам известно, что она твоя сестра. Твоя единственная и любимая сестра. Но Сан-Диего не захолустный городишко, а второй по величине город штата. Там сотни полицейских, десятки опытных детективов, ФБР. Там есть все необходимые специалисты. А ты таковым не являешься, ты даже города не знаешь. Сейчас, наверное, уже десятки людей ее ищут. Чем ты можешь помочь? – Данн пытался взывать к разуму молодого человека. – Твой отец прав. Лучше убить паука в его логове.

– Да, наверное, так лучше. – Джефф опустился на стул, но слабая дрожь в руках показывала, что слепая ярость и страх за сестру еще не покинули его. – Да, наверное, так лучше. Но почему именно ты, папа? Почему? Ведь, схватив Пегги, они нацелились на тебя?

– Потому что они боятся его, – ответил Данн. – Потому что им хорошо известна его репутация, его решительность, то, что он никогда не сдается. А больше всего они боятся его потому, что он действует вне рамок закона. Левинтер, Донахью, Хартман – три винтика из одной машины, а если учитывать Раминова, то четыре, и он раскрыл их за считанные часы. Человек, действующий по указанию, по закону, никогда бы не добрался ни до одного из них.

– Да, но как им удалось...

– Теперь мне все ясно, – перебил его Райдер. – Я говорил, что Донахью никогда не осмелится сказать судье, что мы с тобой были у него в доме. Но он сообщил это тому, кто приказал ему установить прослушивание. Только теперь, когда уже слишком поздно, я вдруг понял, что сам Донахью нипочем бы не догадался поставить жучок.

– И кто же этот неизвестный?

– Скорее всего, просто голос по телефону. Связующее звено. Посредник между Донахью и Моро. А я еще называл Донахью тупицей! Как такое могло со мною произойти? – Он закурил «Голуаз» и уставился на голубоватый дым. – Старый добрый сержант Райдер учел все возможности...