И не раз, и не два, с полдюжины раз пытался выбраться Мэллори из глубин бездонного, точно транс, оцепенения и, едва коснувшись поверхности сознания, снова проваливался в чёрную пучину. Вновь и вновь пытался он ухватиться за спасительную соломинку, но в голове было пусто и беспросветно. Понимая, что сознание соскальзывает за грань безумия, Мэллори терял связь с действительностью, и тогда снова возвращалась пустота. Кошмары, меня мучат кошмары, думал он в секунды просветления. Так бывает, когда понимаешь, что тебе снится страшный сон, и знаешь: если откроешь глаза, он исчезнет. Но глаз никак не открыть. Мэллори попытался сделать это и сейчас, но ничего не получалось; было всё так же темно, его всё ещё терзал этот кошмар, хотя ярко светило солнце. Отчаявшись, он замотал головой.

— То-то же! Наконец-то очухался! — послышался тягучий, несколько гнусавый голос янки. — Старый знахарь Миллер знает своё дело туго! — На мгновение всё стихло, Мэллори прислушался к удаляющемуся рёву моторов. Едкий смолистый дым стал щипать ему ноздри и глаза. Но янки, приподняв его под мышки, настойчивым голосом проговорил:

— Хлебни-ка, шеф. Выдержанное бренди. Лучшее лекарство.

Ощутив на губах холодное горлышко бутылки, Мэллори запрокинул голову и сделал глоток. И тотчас сел, давясь, захлёбываясь, ловя ртом воздух. Неразбавленное огненное «узо» обожгло нёбо и глотку. Не в силах вымолвить и слова, капитан только квакал, открывая рот, да возмущённо таращил глаза на Миллера, присевшего рядом на корточки. Янки смотрел на Мэллори с нескрываемым удовольствием.

— Что я говорил, шеф? Лучше зелья не бывает! — удовлетворённо воскликнул американец. — Тотчас пришёл в себя, как пишут в книжках. Первый раз вижу, чтобы контуженный оклемался так быстро.

— Ты что это делаешь? — взревел Мэллори. В глотке не так жгло, и можно было вздохнуть. — Отравить меня вздумал? — Мэллори сердито затряс головой, пытаясь избавиться от пульсирующей боли, стряхнуть паутину, всё ещё цеплявшуюся за мозг. — Ни хрена себе лекарь! Говоришь, контуженный, а сам первым делом вливаешь дозу спиртного…

— Пей, что дают, — обиделся капрал Миллер, — иначе контузию получишь похлеще. Через четверть часа фрицы заявятся.

— Они же улетели. Пикировщиков больше не слышно.

— На этот раз немцы не летят, а едут, — с озабоченным видом сказал янки. — Лука только что доложил. Полдюжины бронетранспортёров и два полевых орудия со стволами что твой телеграфный столб.

— Понятно, — изогнувшись назад, Мэллори увидел на повороте лощины проблеск света. Пещера смахивает на туннель. По словам Луки, старики называют свой остров «маленьким Кипром». И действительно, Чёртов пятачок точно сотами изрыт. С усмешкой он вспомнил, как перепугался, решив, будто ослеп. Новозеландец опять повернулся к Миллеру. — Опять неприятности, Дасти. Кругом одни неприятности. Спасибо, что привёл меня в чувство.

— Пришлось, — лаконично ответил Миллер. — Нам бы тебя далеко не утащить, шеф.

— Да, местность не равнинная, — кивнул Мэллори.

— Тоже верно, — согласился Миллер, — но я о другом. Не знаю, кто бы тебя и нёс-то. Ранены и Кейси Браун, и Панаис.

— Как? Оба? — Зажмурив глаза, Мэллори сердито выругался.

— Чёрт подери, Дасти, я совсем забыл о бомбах. — Он схватил Миллера за руку. — Что за ранения? Времени так мало, а дел так много.

— Что за ранения? — Достав сигареты, Миллер протянул их Мэллори. — Ничего страшного, будь рядом госпиталь. Но я им не завидую, если они станут лазать по этим проклятым ложбинам и оврагам вверх и вниз. В первый раз вижу каньоны, которые возле дна более отвесные, чем наверху.

— Ты мне ещё не ответил…

— Виноват, шеф, виноват. У обоих осколочные ранения. Причём почти одинаковые; в левое бедро, чуть выше колена. В одном и том же месте. Кости не повреждены, сухожилия тоже. Я только что перевязал ногу Кейси. Рана рваная. Достанется ему на орехи, когда на своих двоих потопает.

— А с Панаисом как дела?

— Сам перевязался, — обронил янки. — Странный тип. На рану и взглянуть не дал. Не то что перевязать. Этот и нож в бок пырнёт, если сунешься к нему.

— Ну так и не лезь, — посоветовал Мэллори. — У этих островитян существуют всякие запреты и суеверия. Хорошо, хоть жив. Но непонятно, как он здесь очутился, чёрт бы его набрал.

— Он побежал первым, — объяснял Миллер. — Вместе с Кейси. Ты его, верно, в дыму проглядел. Когда их ранило, они карабкались по склону.

— А как я сюда попал?

— За первый правильный ответ приза не положено, — Миллер ткнул пальцем через плечо в сторону огромной фигуры, загородившей половину входа в пещеру. — Опять этот малыш отличился, точно монах на перевале Сен-Бернар. Я хотел было пойти с ним. Но он не очень-то обрадовался. Заявил, что переть на себе в гору сразу двоих ему не хочется. Я оскорблён в своих лучших чувствах, — вздохнул Миллер. — Видать, мне не суждено прославиться героическими подвигами. Вот и всё.

— Ещё раз спасибо Андреа, — улыбнулся Мэллори.

— Спасибо! — возмутился Миллер. — Парень спас тебе жизнь, а ты ему «спасибо»!

— После первых десяти таких случаев подходящих слов не находишь, — сухо ответил капитан. — Как Стивенс?

— Пока дышит.

— Небось, безносая стоит за углом? — кивнул Мэллори в сторону пятна света и сморщил нос.

— Да, дело худо, — согласился Миллер. — Гангрена выше колена пошла.

Пошатываясь, словно с похмелья, капитан встал на ноги и поднял автомат.

— Нет, правда, как он там, Дасти?

— Он уже мёртв, но умирать не хочет. И всё же до захода солнца умрёт. Одному Богу известно, как он протянул до сих пор.

— Это может звучать самоуверенно, но мне тоже известно, — проронил Мэллори.

— Благодаря первоклассной медицинской помощи? — с надеждой подсказал Миллер.

— А разве не похоже? — усмехнулся капитан, глядя на присевшего на корточки янки. — Но я совсем не об этом. Джентльмены, займёмся делом.

— Я гожусь только на одно: рвать мосты да подсыпать песок в подшипники, — заявил Миллер. — Стратегия и тактика мне не по зубам. Но, по-моему, типы, которые копошатся там внизу, выбрали довольно нелепый способ самоубийства. — Лучший выход для всех — застрелиться.

— Склонен согласиться с тобой, — Мэллори поудобнее устроился за кучей камней в устье лощины, откуда открывался вид на обугленные, дымящиеся останки рощи, и посмотрел вниз на солдат из Альпийского корпуса. Немцы поднимались цепью по крутому, без единого укрытия, склону. — Они не новички в таких делах. Бьюсь об заклад, им и самим затея не по душе.

— Тогда какого же чёрта они идут на верную гибель, шеф?

— У них нет другого выбора. Нашу позицию можно взять только в лоб, — Мэллори улыбнулся Луке, лежащему между ним и Андреа. — Лука выбрал отличное местечко. Чтобы зайти с тыла, им пришлось бы сделать большой крюк, а этот чёртов каменный лабиринт задержал бы их на целую неделю. Во-вторых, часа через два зайдёт солнце. Немцы понимают, схватить нас с наступлением темноты им уже не удастся. И, наконец, есть ещё одна причина она важнее двух первых, взятых вместе. Коменданта крепости подгоняет высшее начальство. Оно не может рисковать, слишком много поставлено на карту. Даже если у нас только один шанс из тысячи. Немцы не могут допустить, чтобы гарнизон Кероса эвакуировали у них из-под носа. Не могут потерять его…

— А что от него проку? — прервал его Миллер, махнув рукой. — Груда камней, только и всего…

— Не хотят ударить в грязь лицом перед турками, терпеливо объяснил Мэллори. — В стратегическом отношении значение этих островов Спорадского архипелага ничтожно. Зато с политической точки зрения значение их огромно. Адольфу позарез нужен ещё один союзник в этом регионе. Поэтому он и перебрасывает сюда тысячи егерей и сотни «юнкерсов». Все резервы, которыми он располагает, он бросил сюда, хотя они гораздо нужнее на итальянском фронте. Но сначала нужно убедить своего потенциального союзника, что на тебя можно ставить без опаски. А потом уже взяться за уговоры. Дескать, оставь своё насиженное местечко на заборе и прыгай на мою сторону.

— Ах, вот оно что, — заметил Миллер. — И поэтому…

— И поэтому фрицы с лёгкой душой бросят в мясорубку три или четыре десятка отборных бойцов. Принять такое решение ничего не стоит, если находишься за тысячу миль и протираешь себе штаны в штабном кабинете… Пусть подойдут ярдов на сто поближе. Мы с Лукой начнём с центра и пойдём к флангам, а ты с Андреа — бей с флангов к центру.

— Не по душе мне такое занятие, шеф, — пожаловался Миллер.

— Думаешь, я в восторге? — спокойно ответил новозеландец. — Убивать людей, которых послали на верную гибель, не доставляет мне никакого удовольствия. Даже на войне. Но если не мы их, то они нас. — Мэллори смолк, показав на сверкающее море. В розовой дымке парил остров Керос, освещённый золотыми лучами предзакатного солнца. — По-твоему, они думают иначе, Дасти?

— Да знаю я, шеф, — замялся янки. — Не трави душу. Надвинув на брови шерстяную шапку, янки посмотрел вниз. — Так когда начнётся массовая казнь?

— Ещё сто ярдов до них, сказано тебе. — Снова взглянув на идущую вдоль берега дорогу, капитан усмехнулся, радуясь возможности сменить тему разговора. — Никогда прежде не видел, чтобы телеграфные столбы укорачивались на глазах.

Посмотрев на орудия, прицепленные к грузовикам, появившимся на дороге, Миллер прокашлялся.

— Я ведь только повторил то, что сказал Лука, — смутился Миллер.

— Что такого тебе сказал Лука?! — возмутился маленький грек. — Ей-богу, майор. Этот янки врёт, как сивый мерин!

— Может, и я что-то напутал, — ответил великодушный Миллер. Сморщив лоб, он уставился на пушки. — Первая, похоже, не пушка, а миномёт. А вон там что за хреновина?

— Тоже миномёт, — пояснил Мэллори. — Пятиствольный. Такой наделает делов. Это Nebelwerfer, или «зануда Минни». Воет, как души грешников в аду. Услышишь — душа в пятки уйдёт, особенно ночью. Но больше всего надо опасаться вон того… Шестидюймовый миномёт. Почти наверняка будет швырять осколочные мины. После его работы в пору шваброй и лопатой убирать.

— Молодец, — буркнул Миллер. — Скажи ещё что-нибудь весёленькое. — Но в душе он был признателен новозеландцу за то, что тот отвлёк от терзавших его угрызений совести. — А чего они нас не обстреливают?

— Не переживай, — заверил его капитан. — Как только мы откроем огонь и немцы нас засекут, тотчас обстреливать начнут.

— Упаси Господи, — пробормотал Миллер. — Так ты сказал, осколочные мины?.. — Янки замолчал.

— Сейчас откроем огонь, — тихо сказал Мэллори. — Только бы среди наступающих не было нашего знакомца обер-лейтенанта Турцига. — Потянувшись за биноклем, капитан изумлённо поднял глаза. Андреа схватил его за кисть, не дав поднести бинокль к глазам. — В чём дело, Андреа?

— Не стоит пользоваться биноклем, капитан. Я долго думал и понял, что именно так мы себя и выдали. Солнечные лучи попали на стёкла…

Уставясь на друга, Мэллори медленно закивал головой и разжал пальцы.

— Ну, конечно! А я-то ломал голову. Кто-то из нас опростоволосился, не иначе. Другого объяснения не нахожу. Достаточно было и одного отблеска. — Капитан смолк и, что-то припоминая, криво усмехнулся. — Возможно, даже я сам и виноват… Ведь всё началось после моего дежурства. У Панаиса бинокля нет… — Новозеландец сокрушённо покачал головой. Наверняка это у меня случился прокол.

— Не может этого быть, — решительно произнёс Андреа. Такой промашки ты не мог допустить, капитан.

— Боюсь, не только смог, но и допустил. Потом разберёмся.

Солдаты, находившиеся в центре неровной цепи, скользя и падая на уходящую из-под ног осыпь, добрались почти до опушки обугленной, изувеченной рощи. Немцы подошли достаточно близко.

— Белый шлем в центре беру на себя, Лука. — В этот момент послышался шорох: по камням, среди которых укрылась группа, царапнули стволы автоматов. Мэллори охватило чувство отвращения к самому себе. Но голос его прозвучал уверенно и небрежно-деловито:

— Поехали! Дадим им прикурить!

Последние слова капитана заглушил торопливый стук четырёх автоматов — двух «бренов» и двух «шмайсеров» калибром в девять миллиметров. Это был не бой, а подлое убийство.

Опешившие, не успев ничего сообразить, солдаты падали, дёргаясь, словно марионетки, управляемые сумасшедшим кукловодом. Одни там и лежали, где настигла их пуля, другие, нелепо размахивая руками и ногами, будто у них нет суставов, скатывались по крутому склону. Лишь двое остались стоять, изрешечённые пулями. На безжизненных лицах застыло изумление. В следующее мгновение, словно нехотя, оба рухнули на каменистую почву. Прошло целых три секунды, прежде чем горстка уцелевших — те, кто оказался недалеко от обоих флангов, где не успели сомкнуться огненные шквалы, — поняла, что происходит, и упала навзничь, ища укрытия и не находя его.

Неожиданно, словно отсечённый ножом гильотины, бешеный стук автоматов смолк. Странное дело, но внезапно наступившая тишина угнетала и оглушала пуще недавнего грохота. Мэллори переменил положение, под локтями скрипнул гравий. Посмотрев на двух своих товарищей, лежавших справа от него, капитан увидел бесстрастное лицо Андреа, влажный блеск в глазах Луки. Услышал слева ропот: горько опустив уголки рта, американец, не переставая, бранился. Время от времени он с силой опускал кулак на острые камни, не чувствуя при этом боли.

— Ещё одного, Господи, — твердил янки словно молитву. — Всё, что я прошу у тебя. Ещё одного…

— Что с тобой, Дасти? — потрогал его за рукав Мэллори.

Миллер оглянулся, посмотрел отсутствующим взглядом. Моргая глазами, усмехнулся. Израненная рука полезла за сигаретами.

— Есть у меня одна мечта, шеф, — с улыбкой отозвался янки. — Заветная мечта. — Щёлкнув по пачке, протянул капитану: — Кури.

— Встретить подлеца, пославшего на погибель этих бедных ребят? — спокойно произнёс Мэллори. — И поймать его на мушку автомата?

Миллер кивнул, и с лица его исчезла улыбка.

— Только так, — отозвался он и, выглянув из-за валуна, снова лёг. — Там человек восемь или десять, шеф. Чем не страусы, хотят укрыться за камушками размером с апельсин… Может, отпустим их с миром?

— Отпустим с миром, — охотно отозвался капитан. Мысль об убийстве беззащитных солдат теперь вызывала у него почти физическое отвращение. — Они больше не сунутся. Новозеландец умолк на полуслове, инстинктивно припав к земле.

Над головами по скале хлестнула пулемётная очередь. Отрикошетив, пули с воем улетели вверх по ущелью.

— Вот тебе и не сунутся! — произнёс янки, высовывая из-за камня автомат, но, схватив американца за руку, Мэллори потянул его назад.

— Это не они. Ты послушай! Прозвучала ещё одна очередь, потом ещё, и вот уже пулемёт бил взахлёб. Время от времени треск его прерывали жуткие, точно у раненого, вздохи: эти звуки издавала патронная лента, пропускаемая в приёмник. У Мэллори аж волосы на голове зашевелились.

— «Шпандау». Тяжёлый пулемёт. Если хоть раз в жизни услышишь его, то до конца дней не забудешь. Оставь его в покое. Наверняка «шпандау» установлен в кузове грузовика. Он нам не опасен… Гораздо больше меня тревожат вон те миномёты, будь они неладны.

— А меня нет, — мигом ответил Миллер. — Они же нас не трогают.

— Это-то меня и тревожит… А ты что думаешь, Андреа?

— То же, что и ты, капитан. Они выжидают. Тут же Чёртов пятачок, по словам Луки, лабиринт, который мог придумать лишь сумасшедший архитектор. Зачем немцам расходовать мины вслепую?

— Ждать им осталось недолго, — хмуро прервал грека Мэллори, показывая на север. — Вон их глаза.

Над мысом Демирджи появились крохотные пятнышки, вскоре превратившиеся в самолёты. Гудя моторами, они летели над Эгейским морем на высоте около пятисот метров. Мэллори смотрел на них с изумлением, затем повернулся к Андреа.

— Мерещится мне, что ли, Андреа? — он протянул руку в сторону первого из двух самолётов, маленького моноплана-истребителя с высоко расположенными крыльями. — Не может быть, что это PZL!

— Как не может быть, это он и есть, — возразил грек. — Старый польский истребитель. Был у нас на вооружении до войны, — пояснил он, обращаясь к Миллеру. — А другой — допотопный бельгийский самолёт. Мы их «брегетами» прозвали. — Андреа прикрыл глаза ладонью, как козырьком, чтобы как следует разглядеть самолёты, летевшие почти у них над головой. — А я-то думал, они все уничтожены во время вторжения немецких войск.

— И я тоже, — отозвался Мэллори. — Видать, собрали с бору по сосенке… Вот оно что! Засекли нас. Кружить начали. Но на кой бес понадобились немцам эти летающие гробы?!

— Не знаю и знать не хочу, — живо отозвался Миллер, успевший выглянуть из-за валуна. — Знаю одно: немцы уже наводят на нас эти чёртовы пушки. А когда смотришь прямо им в дуло, они выглядят гораздо внушительнее телеграфных столбов. Так, говоришь, швыряют осколочные мины?.. Тогда надо убираться к чёртовой матери, шеф.

План действий немцев на остаток этого ноябрьского дня был понятен. Они затеяли игру в казаки-разбойники, в прятки со смертью. Игра будет происходить среди лощин и иссечённых расселинами камней Чертового пятачка. А нити игры в руках пилотов этих машин, которые кружат над головами тех, за кем охотятся немцы, наблюдая за каждым движением группы и сообщая разведданные расчётам миномётов, установленных на дороге, идущей вдоль побережья, и роте Альпийского корпуса. Солдаты поднялись вверх по лощине над рожковой рощей, как только лётчики доложили, что группа оставила позицию. На смену летающим этажеркам прилетели два современных «хенкеля». Андреа объяснил, что больше часа PZL продержаться в воздухе не может.

Мэллори и его товарищи оказались между Сциллой и Харибдой.

Хотя огонь миномётов и не отличается большой точностью, несколько осколочных мин всё-таки залетело в глубокое ущелье, осыпая смертоносным градом осколков тесное пространство, где скрывалась группа. Подчас мины падали так близко, что приходилось прятаться в пещерах, которыми были изрыты склоны ущелья. Там они чувствовали себя в сравнительной безопасности, правда, весьма иллюзорной. Ведь дело могло кончиться разгромом группы и пленом. Егеря, от которых диверсанты отбивались, ведя арьергардные бои весь вечер, воспользовавшись затишьем, могли приблизиться вплотную и поймать их в пещере в ловушку. Снова и снова Мэллори и его люди, видя, что расстояние между ними и их преследователями сокращается, вынуждены были отходить. Они шли за неутомимым Лукой повсюду, куда бы он их ни вёл, постоянно рискуя погибнуть от осколков. Одна мина, описав дугу, упала в лощину, уходившую в пещеру, и зарылась в гравий метрах в двадцати впереди них. То было самое близкое попадание.

Благодаря случайности — один шанс из тысячи — мина не взорвалась. То был подарок судьбы, но люди прошли, держась как можно дальше от такого подарка, боясь даже дохнуть на него.

За полчаса до захода солнца группа преодолела последние метры усеянного валунами дна лощины с отвесными стенами и, выйдя из-под прикрытия скалы, остановилась. Лощина превратилась в сброс, круто поворачивавший направо и к северу. После того как одна мина не взорвалась, миномётный обстрел прекратился: у «зануды Минни» дальность стрельбы невелика, и, хотя над головами участников группы всё ещё кружили самолёты, бояться их было нечего. Солнце склонилось к горизонту — дно оврагов и ложбин потонуло в тени сумерек. Сверху группу теперь было не видно. Но по пятам её шли егеря — выносливые, упорные, хорошо обученные бойцы, снедаемые одним желанием — отомстить за убитых товарищей. Солдаты были свежие, сильные, с ещё не растраченным запасом энергии. А крошечный отряд Мэллори, измотанный долгими днями и бессонными ночами, исполненными тяжкого труда и стычек с противником, выбился из сил…

Сразу за поворотом ущелья, откуда можно наблюдать за появлением егерей, Мэллори опустился на почву и с деланной небрежностью оглядел товарищей, стараясь не выдать своего огорчения. Как боевая группа они ни и чёрту непригодны. Панаис и Браун ранены, посеревшее лицо Брауна искажено страданием.

Впервые со времени отбытия группы из Александрии Кейси Браун уныл и равнодушен. Дурной признак. Тяжёлая рация за плечами радиста лишь усугубляла его мучения, однако Кейси наотрез отказался выполнить категорический приказ Мэллори бросить приёмопередатчик. Лука вконец измотан, по нему видно. Маленький грек больше крепок духом, чем телом: заразительная улыбка, никогда не исчезающая с лица, похожие на плюмаж лихо вздёрнутые усы — всё это никак не вязалось с печальными, усталыми глазами. Миллер, как и сам капитан, тоже падал с ног от изнеможения. Однако, несмотря на усталость, янки, подобно Мэллори, мог продержаться долго. Стивенс был всё ещё в сознании. В предвечерних сумерках, вползших на дно каньона, лицо юноши казалось странно прозрачным, ногти, губы и веки бескровны. Один лишь Андреа, вот уже два бесконечных часа носивший на себе раненого по опасным горным склонам — там, где были тропы, — выглядел всё таким же неутомимым и несгибаемым.

Покачав головой, Мэллори достал сигарету, но, вспомнив о самолётах, всё ещё кружащих у них над головой, скомкал её.

Взгляд капитана скользнул вдоль каньона, уходящего на север. Мэллори замер. Сигарета превратилась в его пальцах в труху. Ущелье было не похоже ни на одно из тех, что они сегодня прошли. Широкое, совершенно прямое, самое малое раза в три длиннее остальных, насколько он мог разглядеть в сумерках, оно упиралось в отвесную скалу.

— Лука! — Мэллори вскочил на ноги, забыв об усталости.

— Ты знаешь, где находишься? Узнаёшь это место?

— Как же иначе, майор, — обиделся Лука. — Разве я не говорил вам, что мы с Панаисом в дни нашей молодости…

— Но ведь это же тупик! — возмутился Мэллори. — Мы как крысы попали в мышеловку!

С озорной улыбкой Лука крутил кончик уса, наслаждаясь растерянностью капитана.

— Вот оно что! Выходит, майор не доверяет Луке? — он снова улыбнулся. Потом сжалился и, похлопав по каменной стене ладонью, пояснил:

— Мы с Панаисом изучали этот маршрут целый день. В этой скале уйма пещер. Одна из них ведёт в другое ущелье, которое упирается в дорогу, идущую вдоль берега.

— Понятно, понятно, — облегчённо вздохнув, Мэллори снова опустился на землю. — А куда выходит это ущелье?

— К проливу. Как раз напротив острова Майдос.

— Ущелье далеко от города?

— Милях в пяти, майор. Может, в шести, не больше.

— Вот и превосходно. А пещеру отыскать сумеешь?

— Хоть через сотню лет, с закрытыми глазами, похвалялся Лука.

— Как же иначе! — отозвался капитан. С этими словами он вдруг подскочил и, перевернувшись в воздухе, чтобы не упасть на Стивенса, рухнул, очутясь между Андреа и Миллером. Забывшись, Мэллори высунулся, и немцы, находившиеся в устье ущелья, по которому они поднимались, заметили его. С расстояния не больше полутораста метров ударил пулемёт, едва не размозжив капитану голову. Пуля разорвала куртку на левом плече, царапнув по коже.

Миллер был тут как тут, ощупывая рану, и осторожно коснулся спины новозеландца.

— Какая неосмотрительность, чёрт побери, — произнёс Мэллори. — Но я не думал, что они подошли так близко. Капитан не был настолько спокоен, как могло показаться по его голосу. Окажись дуло «шмайсера» на ничтожную долю дюйма правее, новозеландец остался бы без темени.

— Всё в порядке, шеф? — недоумённо спросил янки. — Не попали?

— Стрелки никудышные, — с весёлым видом отозвался Мэллори. — Палят в белый свет как в копеечку. — Повернув голову, стал разглядывать плечо. — Не хочу корчить из себя этакого героя, но у меня всего лишь царапина. — Легко вскочив на ноги, он поднял автомат. — Извините, джентльмены, и всё такое, но нам пора идти дальше. Далеко до этой пещеры, Лука?

Грек потёр щетинистый подбородок, улыбка его неожиданно погасла. Посмотрев на Мэллори, он отвёл взгляд в сторону.

— Лука!

— Да, да, майор, пещера… — Лука снова поскрёб подбородок. — Да, она довольно далеко. В самом конце каньона, — смутясь, закончил он.

— В самом конце?.. — спокойно переспросил капитан.

Лука кивнул с подавленным видом и уставился в землю. Даже кончики его усов поникли.

— Очень кстати, — угрюмо произнёс Мэллори. — Только этого нам недоставало. — Он снова сел на землю. Понурив голову, он даже не взглянул на Андреа, который, просунув между камней автомат дал короткую очередь скорее с досады, чем с целью попасть в противника. Прошло секунд десять. Лука заговорил едва слышным голосом.

— Я очень, очень виноват. Как всё ужасно вышло. Ей-богу, майор. Я ни за что бы не привёл вас сюда. Я же не знал, что немцы подобрались к нам вплотную.

— Ты тут ни при чём, Лука, — проговорил Мэллори, видя отчаяние маленького грека. Он потрогал пальцем разодранный рукав. — Я тоже так думал.

— Скажите, сэр! — положил руку на плечо капитана Стивенс. — Что случилось? Я не понимаю.

— Зато остальные понимают, Энди. Да и понимать тут нечего. Придётся с полмили топать, и нигде ни малейшего укрытия. Егерям осталось менее двухсот ярдов подниматься по ущелью, из которого мы ушли. — Подождав, пока Андреа выпустит со злости ещё одну короткую очередь, продолжал:

— Немцы будут придерживаться прежней своей тактики, стараясь выяснить, здесь ли мы ещё. Как только они решат, что мы ушли, то в мгновение ока будут здесь. Не успеем мы покрыть и половину, даже четверть пути до пещеры, как они нас накроют. Ты же знаешь, мы не можем быстро двигаться. А у немцев с собой парочка «шпандау». От нас одни ремешки останутся.

— Понимаю, сэр, — промолвил Стивенс. — Очень симпатичную картинку вы нарисовали.

— Прости, Энди, но мы вляпались.

— Может, оставить двоих в арьергарде, а остальным…

— А что будет с арьергардом? — оборвал его Мэллори.

— Понял, — негромко сказал Стивенс. — Об этом я не подумал.

— Зато арьергард подумал бы. Вот незадача-то, а?

— Какая незадача? — произнёс Лука. — Майор человек добрый. Но произошло всё по моей вине. Вот я и останусь.

— Чёрта с два ты останешься, — сердито проговорил Миллер. Вырвав из рук Луки «брен», он положил автомат на землю.

— Слышал, что сказал шеф? Никакой вины за тобой нет.

Лука вскинул на янки сердитый взгляд, потом отвёл его, готовый вот-вот расплакаться. Изумлённый этой вспышкой ярости, так не вяжущейся с характером американца, Мэллори удивлённо уставился на него. Капитан вспомнил, что вот уже с час Дасти непонятно молчалив и задумчив и едва ли проронил хоть слово. Но выяснять, в чём дело, сейчас некогда.

Распрямив раненую ногу, Кейси с надеждой посмотрел на Мэллори.

— А если остаться здесь, пока не стемнеет по-настоящему, а потом идти дальше?

— Ничего не выйдет. Нынче полнолуние, небо ясное. Немцы расправятся с нами в два счёта. Но, самое главное, нам надо попасть в город до комендантского часа. Это наш последний шанс. Извините, Кейси, но это не вариант.

В молчании прошло четверть минуты. Полминуты. Заговорил Энди Стивенс, и все вздрогнули.

— Знаете, а Лука был прав, — негромким, но исполненным какой-то убеждённости голосом произнёс раненый. Энди приподнялся, опершись о локоть. В руках — «брен» Луки. Все так увлеклись решением проблемы, что никто и не заметил, когда тот завладел автоматом. — Никакой проблемы нет, — спокойно продолжал Стивенс. — Раскинем мозгами, вот и всё. Гангрена распространилась выше колена, так ведь?

Мэллори промолчал, не зная, что ответить. Заданный в лоб вопрос вывел его из равновесия. Он ощущал на себе взгляд Миллера. Тот словно умолял его сказать «нет».

— Так или нет? — терпеливо повторил Энди, сознавая, что творится в душе командира, и тут Мэллори понял, что нужно ответить.

— Так, — кивнул он. — Так… — Дасти глядел на него с отчаянием.

— Благодарю вас, сэр, — удовлетворённо улыбнулся Стивенс. — Премного вам благодарен. Излишне указывать на преимущества, которые вы получите, если здесь останусь я. — В голосе юноши прозвучала властность, которой никто раньше не замечал в нём. Так говорит человек, убеждённый в правильности своих решений, хозяин положения. — Пора и мне что-то для вас сделать. Только никаких чувствительных прощаний. Оставьте несколько коробок с патронами да две-три гранаты. И сматывайтесь поскорей.

— Чёрта с два ты нас уговоришь. — Миллер направился было к Энди, но застыл на месте, увидев направленный ему в грудь «брен».

— Ещё шаг, и я выстрелю, — спокойно сказал лейтенант.

Миллер молча глядел на него. Наконец снова сел.

— Не сомневайся, я слов на ветер не бросаю, — заверил его Стивенс. — Прощайте, джентльмены. Спасибо за всё, что вы для меня сделали.

В похожем на транс молчании прошло двадцать секунд, тридцать, целая минута. Первым поднялся Миллер. Длинный, худой, обтрёпанный. Сумерки сгустились, и лицо его казалось измождённым.

— Пока, малыш. Может, я чего не так сделал. — Взяв руку Стивенса в свою, взглянул в ввалившиеся глаза, хотел что-то добавить, но передумал. — Увидимся, — внезапно сказал он и, отвернувшись, тяжёлым шагом стал спускаться в ущелье. Ни слова, не говоря, за ним последовали остальные. Все, кроме Андреа.

Грек задержался и что-то прошептал юноше на ухо. Тот кивнул в ответ и понимающе улыбнулся. Рядом остался только Мэллори.

Стивенс обнажил в улыбке зубы.

— Спасибо, сэр, что поддержали меня. Вы с Андреа всегда всё понимали.

— С тобой всё в порядке, Энди? «Господи, — подумал Мэллори, — какую чушь я несу!»

— Честное слово, сэр. Всё как надо. — Стивенс удовлетворённо улыбнулся. — Боли не чувствую, всё прекрасно.

— Энди, я не о том…

— Вам пора идти, сэр. Вас ждут. А теперь зажгите мне сигарету и дайте очередь в сторону ущелья…

Минут через пять Мэллори догнал товарищей. А ещё через четверть часа группа добралась до пещеры, ведущей к побережью.

Вслушиваясь в беспорядочную стрельбу в дальнем конце ущелья, все на миг остановились возле устья. Молча повернулись и углубились в подземный ход.

Энди Стивенс лежал на животе там, где его оставили. Вгляделся в сгустившийся мрак ущелья. Боли в ноге не было.

Прикрыв ладонью сигарету, сделал глубокую затяжку. Улыбнулся, загоняя в магазин новую обойму. Охватившее его чувство невозможно было бы описать. Впервые в жизни Энди Стивенс был счастлив и умиротворён. Отныне страх ему был неведом.