Тяжело нагруженные, взмокшие от пота и спотыкающиеся от усталости участники экспедиции с трудом продвигались вперед в сумраке джунглей. Даже в самый полдень в глубине тропического леса царила полутьма. Кроны увитых лианами деревьев смыкались и переплетались в ста метрах над их головами, не пропуская солнечный свет.
Продвижение было медленным, но не потому, что приходилось с помощью мачете прорубать себе дорогу в густом подлеске, - никакого подлеска вообще не было. Низкорастущим растениям для жизни нужен солнечный свет, а он сюда не доходил. Джунглей в африканском смысле этого слова здесь не существовало. Продвижение было медленным прежде всего потому, что твердая почва перемежалась с болотистой и постоянно присутствовала опасность наткнуться на трясину. Человек мог доверчиво поставить ногу на приветливую зеленую травку - и оказаться по уши в болоте. Прежде чем сделать шаг, приходилось предварительно прощупывать почву палкой. За то время, которое экспедиция тратила на один километр, по твердой почве можно было пройти пять. Подобный способ передвижения вызывал раздражение, потому что требовал массу времени и терпения и к тому же очень утомлял.
Особенно тяжело пришлось Смиту. Его одежда насквозь промокла от пота, как будто его только что вытащили из реки. Ноги у него подгибались, и он тяжело дышал.
- Что, черт побери, вы пытаетесь нам доказать, Гамильтон? Что вы такой выносливый, а мы, городские жители, никуда не годимся? Ради бога, давайте сделаем привал. Ведь один час передышки не сможет нас убить?
- Нет. Но хорена могут.
- Как? Вы же сказали, что их территория на правом берегу!
- Верно. Но не забывайте, мы убили шестерых их соплеменников. Эти люди очень мстительны. Я почти не сомневаюсь, что они переправятся через реку и пойдут по нашим следам. Быть может, уже сотни их подобрались к нам совсем близко и только и ждут, когда можно будет пустить в ход духовые ружья. А мы даже знать ничего не будем, пока не станет уже поздно.
По-видимому, Смит обладал запасами силы и выносливости, о которых и не подозревал. Он торопливо двинулся дальше.
* * *
К вечеру они вышли на небольшую, сильно заболоченную поляну. Большинство участников экспедиции не шли, а еле волочили ноги.
- Ну, достаточно, - сказал Гамильтон. - Сделаем привал.
С наступлением сумерек лес словно ожил. Он наполнился разнообразными звуками. В основном это были птицы: обычные попугаи, попугаи ара, длиннохвостые попугаи. Но здесь присутствовали и животные. Визжали обезьяны, мычали лягушки-быки, а время от времени из глубины леса доносился приглушенный рев ягуара.
Везде росли ползучие растения - лианы, орхидеи-паразиты, а поляна была покрыта экзотическими цветами самых невероятных оттенков. Влажный тяжелый воздух был пропитан миазмами. Жара изматывала, давила и лишала воли. Под ногами хлюпала вязкая, липкая зловонная грязь.
Все, даже Гамильтон, с облегчением рухнули на те немногие участки твердой земли, которые удалось отыскать. Над рекой, чуть выше верхушек деревьев, неподвижно зависли в воздухе несколько птиц с огромным размахом крыльев.
- Что это за жуткие создания? - спросила Мария.
- Урубы, - ответил Гамильтон. - Амазонские грифы. Похоже, они что-то высматривают.
Мария поежилась. Все с опасением посмотрели на грифов.
- Да, выбор бедноват, - продолжал Гамильтон. - Котлы для варки, охотники за головами или грифы. Кстати, о котле: немного свежего мяса нам бы не помешало. Из местной фауны особенно вкусны курасо - это что-то вроде дикой индейки, - броненосцы и дикие кабаны. Наварро!
- Я тоже пойду, - вызвался Рамон.
- Ты останешься, Рамон. Пожалуйста, прояви благоразумие. Кто-то ведь должен позаботиться об этих беднягах.
- Вы имеете в виду, последить за нами, - с вызовом сказал Трейси.
- Не представляю, какую глупость вы могли бы здесь совершить.
- А ваш рюкзак?
- Не понимаю.
- Кажется, Хеффнер в нем что-то нашел, прежде чем вы его убили.
Рамон перебил его:
- Прежде чем мистер Хеффнер встретил свой несчастливый конец, хотели вы сказать.
Гамильтон внимательно посмотрел на Трейси, повернулся и пошел в лес в сопровождении Наварро. Менее чем через двести метров от лагеря Гамильтон остановил своего спутника, дотронувшись до него рукой, и указал вперед. В сорока метрах от них стоял квиексада, самый свирепый дикий кабан в мире. Эти животные были настолько лишены чувства страха, что иногда вторгались целыми стадами в небольшие города, заставляя жителей прятаться по домам.
- Вот и наш ужин! - сказал Гамильтон.
Наварро кивнул и поднял ружье. Как всегда, ему было достаточно одного выстрела. Они направились к мертвому животному, но резко остановились. Неожиданно перед ними появилось стадо из трех-четырех десятков квиексада, вышедших из леса. Кабаны остановились, скребя копытами землю, потом снова двинулись вперед. Их намерения было нетрудно угадать.
В амазонских джунглях только у деревьев, растущих по берегам рек, есть ветви, поскольку только сюда проникает солнце. Гамильтон и Наварро поспешно забрались на нижние ветви ближайшего дерева, ненамного опередив кабанов, которые окружили дерево и, словно по какому-то невидимому сигналу, начали подрывать его корни своими жуткими клыками. Корни у амазонских деревьев, как и у калифорнийской гигантской секвойи, чрезвычайно длинные, но растут очень неглубоко.
- Такое впечатление, что они уже проделывали это прежде, - заметил Наварро. - Как вы думаете, сколько им понадобится времени?
- Совсем немного.
Гамильтон прицелился из пистолета и выстрелил в кабана, трудившегося особенно прилежно. Мертвое животное скатилось в реку. Несколько секунд спустя гладкая поверхность реки покрылась густой мелкой рябью и донесся пронзительный, холодящий душу визг: острые как иголки зубы прожорливых пираний принялись разделывать кабана.
Наварро прочистил горло и сказал:
- Пожалуй, не стоило убивать его так близко к реке.
Гамильтон оценил обстановку:
- Квиексада - с одной стороны, пираньи - с другой. Ты случаем не видишь удава, спрятавшегося в верхних ветвях?
Наварро невольно посмотрел наверх, потом вниз, на стадо, удвоившее свои усилия. Оба мужчины начали стрелять, и через несколько секунд на земле лежала дюжина мертвых квиексада. Наварро сказал:
- В следующий раз, отправляясь на охоту за кабанами, - если, конечно, будет следующий раз, - я возьму автомат. У меня кончились патроны.
- У меня тоже.
Вид мертвых сородичей лишь усилил жажду крови у остальных. Они яростно разрывали корни - и уцелевших корней оставалось все меньше.
- Сеньор Гамильтон, - сказал Наварро, - как вы думаете, это я так дрожу или же дерево становится все более... как же это слово?
- Неустойчивым?
- Да, неустойчивым.
- Я не думаю. Я знаю.
Раздался выстрел, и один из кабанов упал мертвым. Гамильтон и Наварро оглянулись в ту сторону, откуда пришли. Рамон, у которого на спине виднелась какая-то поклажа, благоразумно остановился метрах в сорока от них возле дерева с низкорастущими ветвями. Он продолжал стрелять с убийственной точностью. Внезапно раздался щелчок, возвещавший о том, что магазин опустел. Наварро и Гамильтон переглянулись, но Рамон остался невозмутим. Он достал из кармана новый магазин, вставил его и возобновил стрельбу. Еще три выстрела, и до кабанов наконец дошло, какая их ждет судьба. Все уцелевшие животные повернулись и побежали в лес.
Трое друзей направились к лагерю, прихватив с собой кабана. Рамон сказал:
- Я услышал стрельбу, вот и пришел. На всякий случай прихватил с собой побольше патронов. - Он невозмутимо похлопал себя по оттопырившемуся карману и добавил извиняющимся тоном: - Это моя вина. Я не должен был отпускать вас одних. Нужно хорошо знать лес...
- Ладно, хватит, - оборвал его Гамильтон. - С твоей стороны было очень предусмотрительно прихватить мой рюкзак.
- Нельзя подвергать искушению слабых духом, - смиренно ответил Рамон.
- Да успокойся ты! - велел брату Наварро и повернулся к Гамильтону, - Видит бог, он и раньше был невыносим, но теперь, после всего...
Ярко полыхающий огонь костра вгрызался в надвигающуюся тьму, а на слое раскаленных углей шипели куски кабанины.
- Я понимаю необходимость этих выстрелов, - начал разговор Смит. - Но если кругом хорена... Ведь вы привлекли внимание всех и каждого на много километров вокруг.
- Не беспокойтесь, - откликнулся Гамильтон. - Хорена никогда не нападают ночью. Если индеец-хорена умрет ночью, его душа будет вечно бродить в потустороннем мире. Его боги должны видеть, как он умирает. - Гамильтон потыкал кабанину ножом. - По-моему, мясо уже почти готово.
Готовое или нет, мясо было роздано, и все набросились на него со вздохами удовольствия. Когда закончили есть, Гамильтон сказал:
- Ему бы повялиться с недельку, но все равно вкусно. А теперь - спать! На рассвете двинемся дальше. Я подежурю первым.
Участники экспедиции приготовились ко сну: одни улеглись на кусках брезента, другие - в гамаках, развешанных между деревьями по краю поляны. Гамильтон подбросил в костер дров и продолжал заниматься этим, пока огонь не разгорелся так ярко, что языки пламени взметнулись вверх на три метра. Взяв мачете, он отправился в лес, чтобы раздобыть еще топлива, и вернулся с целой охапкой веток, большую часть которых тут же бросил в костер.
- Послушайте, - не выдержал Смит, - я готов признать, вы умеете разжигать костер. Но зачем все это нужно?
- Меры безопасности. Для отпугивания разных пресмыкающихся. Дикие животные боятся огня.
Ответ Гамильтона оказался верным лишь наполовину.
Возвращаясь из третьей вылазки за топливом, Гамильтон услышал пронзительный вопль. Он бросил дрова и помчался к ярко освещенной поляне. Такие высокие звуки могла издавать только Мария, и когда Гамильтон подбежал к ее гамаку, причина ее ужаса стала очевидна: гигантская, почти девятиметровая анаконда сделала свой страшный виток вокруг одной из крепежных веревок гамака, продолжая цепляться хвостом за дерево. Мария не была придавлена, просто парализована страхом и не способна двинуться с места. Анаконда разинула свою огромную пасть.
Гамильтону уже приходилось встречаться с анакондами, и он относился к ним с должным почтением, но не более. Он знал, что взрослая особь в состоянии целиком проглотить жертву весом до семидесяти килограммов. Но хотя эти твари могут проявлять бесконечное терпение и даже хитрость, выслеживая свою очередную жертву, они чрезвычайно медлительны в действиях. Пока Мария продолжала кричать в безумном страхе, Гамильтон приблизился к жуткой голове на расстояние полуметра. Как и любому другому существу на земле, анаконде хватило трех пуль в голову из "люгера". Она умерла немедленно, но даже после ее смерти соскользнувший ниже тугой виток продолжал обвивать лодыжки Марии. Гамильтон попытался разжать скользкое кольцо, но Рамон отстранил его и аккуратно всадил две пули в верхнюю часть витка, перебив спинной мозг. Мышцы змеи мгновенно расслабились.
Гамильтон отнес Марию на свое ложе у костра. Девушка была в состоянии слабого шока. Гамильтон часто слышал, что в таких случаях человека нужно держать в тепле, и не успела эта мысль пронестись у него в голове, как Рамон уже появился со спальным мешком в руках. Вдвоем они быстро уложили в него Марию, застегнули молнию и сели рядом. Наварро подошел к ним и ткнул большим пальцем в направлении заснувшего Смита:
- Вы только посмотрите на нашего галантного кавалера! Он спит? Ничего подобного. И не спал все это время. Я за ним наблюдал.
- Лучше бы ты пришел и понаблюдал за нами, - недовольно заметил Рамон.
- Если вы с сеньором Гамильтоном не в состоянии разобраться с глупой рептилией, то нам всем пора на пенсию. Я видел лицо Смита: он был напуган и не мог даже двинуться с места. Хотя вряд ли у него было такое намерение. Девушка пострадала?
- Физически - нет, - ответил Гамильтон. - Боюсь, все произошло по моей вине. Я разжег большой костер, чтобы отпугнуть диких животных. Анаконды тоже дикие животные и не меньше других боятся огня. Змея всего лишь хотела уйти. Но к несчастью, она устроилась на ночлег на дереве, к которому мы привязали гамак Марии. Я совершенно уверен, что она не собиралась причинять вред, просто старалась сползти вниз. Не говоря уже о том, что живот у змеи полон и, следовательно, пища ей понадобилась бы только недели через две, у нее на уме были вещи поважнее - как бы смотаться отсюда поживее. Впрочем, несмотря на неудачное стечение обстоятельств, все обошлось.
- Возможно, - сказал Рамон. - Я надеюсь.
- Ты надеешься? - сказал Гамильтон многозначительно.
- Я насчет травмы, - продолжал Рамон. - Как глубоко ее воздействие? Это было болезненное переживание, но, я думаю, это лишь часть проблемы. Мне почему-то кажется, что вся ее жизнь - сплошное болезненное переживание.
- Я вижу, ты крупный специалист в области психологии, психиатрии и так далее, - заметил Гамильтон без тени улыбки.
- А я согласен с Рамоном, - сказал Наварро. - Мы ведь близнецы, - добавил он, словно извиняясь. - Что-то во всем этом неправильно. Ее действия, ее поведение, то, как она говорит и улыбается, - трудно поверить, что она плохой человек, обыкновенная шлюха. Вот насчет Смита мы точно знаем, что он плохой человек. Мария к нему равнодушна, это понятно любому дураку. Тогда почему она с ним?
- Ну, - осторожно начал Гамильтон, - Смиту есть что предложить...
- Не обращай внимания на сеньора Гамильтона, - посоветовал Рамон. - Он пытается нас спровоцировать.
Наварро кивнул в знак согласия и сказал:
- Мне кажется, Мария в некотором роде узница.
- Возможно, - согласился Гамильтон. - А вам не приходило в голову, что и Смит в каком-то смысле ее узник, хотя и не знает этого?
Наварро посмотрел на брата, потом, укоризненно, на Гамильтона:
- Ну вот, опять вы за свое, сеньор Гамильтон. Вам известно что-то такое, чего мы не знаем, и вы нам не рассказываете.
- Я знаю то же, что и вы, и не претендую на то, что более внимателен или более глубоко мыслю. Просто вы еще молоды.
- Молоды? - возмутился Наварро. - Ни одному из нас никогда уже не исполнится тридцать лет.
- Я про это и говорю.
Гамильтон приложил палец к губам, потому что Мария пошевелилась. Она открыла глаза, все еще полные ужаса. Гамильтон ласково дотронулся до ее плеча.
- Все хорошо, - тихо произнес он. - Неприятности уже позади.
- Эта страшная, кошмарная голова... - хрипло прошептала Мария и задрожала.
Рамон встал и куда-то отошел.
- Эта жуткая змея...
- Змея мертва. А вы живы и здоровы. Обещаем, ничего плохого с вами больше не случится.
Мария прилегла, стараясь успокоить дыхание, и закрыла глаза. Она открыла их снова, когда Рамон вернулся и опустился возле нее на колени. В одной руке он держал алюминиевую кружку, в другой - бутылку.
- Что у тебя там? - спросил Гамильтон.
- Превосходный коньяк, - ответил Рамон. - О таком можно только мечтать. Из личных запасов Смита.
- Я не люблю коньяк, - отказалась девушка.
- Рамон прав. Вам нужно немного выпить. Даже необходимо.
Рамон налил ей изрядную порцию коньяка. Мария попробовала, закашлялась, потом зажмурилась и в два глотка опустошила кружку.
- Вот и молодец, - сказал Гамильтон.
- Ужасно! - откликнулась Мария и посмотрела на Рамона. - Но все равно спасибо. Мне уже лучше. - Она окинула взглядом поляну, и в ее глазах снова появился страх. - Этот гамак...
- Вы туда не вернетесь, - успокоил ее Гамильтон. - Теперь там, конечно, вполне безопасно. Это чистая случайность, что анаконда оказалась на дереве, к которому был привязан гамак. Но мы понимаем, что вам туда возвращаться не хочется. Вы останетесь здесь, в спальном мешке Рамона, а мы будем всю ночь поддерживать огонь и по очереди дежурить до утра. Обещаю, что к вам даже комар не приблизится.
Мария медленно обвела взглядом всех троих и хрипло сказала:
- Вы так добры ко мне. - Она сделала неудачную попытку улыбнуться. - У девицы истерика. Да?
- Наверное, не совсем так, - ответил Гамильтон. - Но сейчас не время говорить об этом. Лучше постарайтесь заснуть. Думаю, Рамон нальет вам еще чуть-чуть, чтобы лучше спалось. О, черт!
Смит, который, видимо, почувствовал, что достаточно долго сохранял дистанцию, решил наконец приблизиться, всем своим видом выражая недовольство по поводу слишком тесной близости Марии к трем мужчинам. Когда он бухнулся на колени рядом с ней, Гамильтон встал и ушел от костра, а близнецы последовали за ним.
- Да, сеньор Гамильтон, - протянул Рамон. - Дикие кабаны, пираньи, анаконда, больная девушка и злодей... Выискать такое дивное место для отдыха, да еще в такой избранной компании, - это редкий дар!
Гамильтон только взглянул на него и молча отправился в лес за очередной порцией дров.
* * *
Ранним утром Гамильтон повел остальных участников экспедиции, выстроившихся в цепочку, через джунгли. Шли по твердой земле - местность постепенно поднималась над уровнем воды. Через два часа после начала движения Гамильтон остановился и подождал, пока подойдут другие.
- С этого момента - никаких разговоров. Ни единого слова. Смотрите под ноги, чтобы даже сучок не хрустнул. Понятно? - Он посмотрел на Марию, которая выглядела бледной и измученной, не столько от ходьбы, сколько оттого, что всю ночь не могла заснуть из-за пережитого потрясения. - Идти недолго, самое большее полчаса, затем отдохнем и продолжим путь во второй половине дня.
- Со мной все в порядке, - сказала Мария. - Просто я начинаю ненавидеть эти джунгли. Наверное, сейчас вы снова скажете, что меня никто не заставлял сюда соваться.
- Что, змеи на каждом дереве?
Мария кивнула.
- Пусть вас это больше не тревожит. Вам больше не придется ночевать в лесу. Это я тоже обещаю.
Трейси медленно произнес:
- Я так понимаю, что это может означать только одно: сегодня вечером мы будем в Затерянном городе.
- Если все пройдет, как я рассчитываю, то да.
- Вы знаете, где мы находимся?
- Знаю.
- Знали еще с тех пор, как мы покинули судно.
- Верно. Но почему вы так решили?
- Потому что с тех пор вы ни разу не взглянули на компас.
* * *
Через полчаса, как и обещал, Гамильтон остановился, прижал палец к губам и подождал, пока подойдут остальные. Говорил он шепотом:
- Ради вашей жизни. Ни звука. Оставайтесь в укрытии, пока я не скажу. Сейчас на четвереньках, потом ляжете на землю и будете ждать моего сигнала.
В полном молчании все двинулись вперед на четвереньках. Гамильтон упал на живот и медленно продвигался, отталкиваясь локтями и пальцами ног. Он снова остановился и подождал, пока к нему не подтянутся остальные. Потом указал вперед, между деревьями. Внизу перед ними, в покрытой буйной зеленью долине, расположилась индейская деревня. Там было несколько десятков больших хижин, а в центре - очень большая общинная хижина, которая, судя по виду, могла вместить не менее двухсот человек. Селение казалось опустевшим, и вдруг появился меднокожий мальчуган с кремневым топориком в одной руке и орехом - в другой. Он положил орех на плоский камень и принялся колотить по нему топориком. Это было похоже на сценку из каменного века, из доисторических времен. Из той же хижины вышла статная женщина с такой же медно-красной кожей и с улыбкой взяла ребенка на руки.
Трейси удивленно сказал:
- Что за цвет кожи? Что за наружность? Они не индейцы!
- Тише! - приказал Гамильтон. - Они, конечно, индейцы, но не из бассейна Амазонки. Они пришли с Тихоокеанского побережья.
Трейси с изумлением посмотрел на него и потряс головой.
Неожиданно из общинной хижины появилось множество людей. Они определенно не были амазонскими индейцами, хотя бы потому, что среди них оказалось много женщин (индейцы, живущие в бассейне Амазонки, обычно запрещают женщинам присутствовать на собраниях вместе с воинами и старейшинами). Всех их отличал необычный для этих мест медно-красный цвет кожи, и все обладали величественной, можно сказать, царственной осанкой. Жители деревни начали расходиться по хижинам.
Смит дотронулся до руки Гамильтона и вполголоса спросил:
- Кто эти люди?
- Индейцы-мускиа.
Смит побледнел.
- Проклятые мускиа! - шепотом воскликнул он. - В какую игру вы играете? Сами же говорили, что это охотники за головами! Коллекционеры голов! Каннибалы! Я выхожу из игры!
- Выходите? И куда же? Бежать некуда. Оставайтесь здесь. И не высовывайтесь!
Совет был явно излишним. Никто не имел ни малейшего намерения обнаруживать себя.
Гамильтон встал и уверенно направился к деревне. Он сделал десяток шагов, когда его заметили. Внезапно наступила тишина, шум голосов смолк, затем все заговорили громче прежнего. Удивительно высокий старый индеец, руки которого до локтей были покрыты браслетами, вне всякого сомнения золотыми, несколько секунд смотрел на Гамильтона, потом бросился ему навстречу. Они обнялись.
Старик, очевидно вождь племени, и Гамильтон вступили в оживленный, хотя и непонятный разговор. Вождь несколько раз недоверчиво покачал головой. Гамильтон так же решительно закивал. Неожиданно он вытянул вперед правую руку и описал ею полукруг, резко остановив движение. Вождь посмотрел на него долгим взглядом, взял его за руки, улыбнулся и тоже закивал. Обернувшись, он что-то быстро сказал своим соплеменникам.
Трейси заявил:
- Мне кажется, эти двое уже встречались прежде.
Вождь закончил говорить с индейцами, собравшимися на поляне, и опять обратился к Гамильтону. Тот кивнул и повернулся к своим товарищам, ждавшим в укрытии.
- Теперь вы можете подойти, - крикнул он. - Но держите руки подальше от оружия.
Не совсем понимая, что происходит, остальные восемь участников экспедиции вышли на поляну. Гамильтон сказал:
- Это вождь Корумба, - и представил их всех по очереди.
Старый вождь серьезно выслушал его, пожимая каждому руку.
- Но индейцы не пожимают руки, - заметил Хиллер.
- Эти индейцы пожимают.
Мария коснулась плеча Гамильтона.
- Но эти свирепые охотники за головами...
- Самый добрый, самый дружелюбный народ на земле. В их языке нет слова "война", потому что они не знают, что такое война. Они - потерянное племя исчезнувших времен, строители Затерянного города.
- А я-то думал, что знаю об индейских племенах Мату-Гросу больше всех живущих на свете! - воскликнул Серрано.
- Так и есть, Серрано, так и есть. Во всяком случае, если верить полковнику Диасу.
- Полковнику Диасу? - спросил совершенно запутавшийся Смит. - Кто такой полковник Диас?
- Мой друг.
- Но их репутация кровожадных... - начал было Трейси.
- Выдумка доктора Ганнибала Хьюстона, человека, который первым обнаружил этих людей. Он полагал, что подобная репутация сможет обеспечить им, как бы это выразиться, некоторое уединение.
- Хьюстона? - подал голос Хиллер. - Вы... вы встречались с Хьюстоном?
- Много лет назад.
- Но вы провели в Мату-Гросу только четыре месяца.
- Это произошло довольно давно. Помните, в Ромоно, в отеле "Де Пари" вы говорили о моих поисках "золотого народа"? Я забыл тогда упомянуть, что когда-то уже встречался с этим племенем. Вот они перед вами, дети Солнца.
- А доктор Хьюстон все еще в Затерянном городе? - спросила Мария.
- Да, он все еще там. Пойдемте, эти добрые люди хотят оказать вам гостеприимство. Но прежде я должен дать вам кое-какие объяснения.
- Самое время! - заметил Смит. - Зачем понадобилась вся эта комедия, зачем нужно было красться к ним?
- Подойди мы сюда всей группой, индейцы просто убежали бы от нас. У них есть серьезные основания бояться людей из внешнего мира. Мы, по какой-то иронии называющие себя цивилизованными людьми, хотя во многих отношениях индейцы гораздо цивилизованнее нас, - мы несем им так называемый прогресс, так называемые перемены, так называемую цивилизацию, которые губительны для них, а также болезни, которые убивают их. У них нет естественного иммунитета к кори или гриппу. Для них эти болезни - все равно что бубонная чума для средневековой Европы и Азии. За две недели может погибнуть половина племени. Именно так и случилось с индейцами из Тьерра-дель-Фуэго. Добрые миссионеры дали им одежду, главным образом для того, чтобы женщины смогли прикрыть свою наготу. Одеяла были взяты из больницы, где только что прошла эпидемия кори. В результате почти все племя вымерло.
- Выходит, наше присутствие здесь представляет для них угрозу? - спросил Трейси.
- Нет. Почти половина племени мускиа погибла от гриппа и кори. Здесь живут те, кто сумел выжить, приобретя естественный иммунитет таким вот тяжким способом. Как я уже говорил, их нашел доктор Хьюстон. Хотя он известен главным образом как исследователь, делом его жизни было совсем иное. Хьюстон был основателем Национального фонда для индейцев и первым из так называемых сертанистов - людей, знающих жизнь джунглей и посвятивших свою жизнь защите индейцев от цивилизации и от так называемых цивилизованных людей. Конечно, некоторые из племен действительно настроены враждебно - их совсем немного, ведь коренных индейцев в Бразилии вообще осталось не более двухсот тысяч, - но их враждебность продиктована страхом и вполне понятна. Даже в наше время эти цивилизованные господа из внешнего мира - и, кстати, не только бразильцы - расстреливают индейцев из автоматов, взрывают их динамитом с воздуха и дают им отравленную еду.
- Это для меня полнейшая новость, - сказал Смит, - а ведь я живу в этой стране уже очень давно. Откровенно говоря, мне трудно поверить в услышанное.
- Серрано может подтвердить.
- Я подтверждаю, - откликнулся Серрано. - Насколько я понимаю, вы тоже состоите в обществе сертанистов.
- Да. Эта работа не всегда приятная. У нас бывают неудачи. Как вы видели, чапаты и хорена не слишком поддерживают идею сотрудничества с внешним миром. К тому же мы невольно несем с собой различные болезни. Пойдемте, вождь Корумба приглашает всех на обед. Вкус еды может показаться немного странным, но, уверяю вас, никто не отравится.
* * *
Час спустя гости все еще сидели вокруг грубо сколоченных столов, расставленных возле общинной хижины. На столах лежали остатки прекрасного, хотя и несколько экзотического угощения: дичь, рыба, фрукты и всякие незнакомые деликатесы, о происхождении которых лучше было не спрашивать. Все это запивалось довольно крепким напитком. По окончании обеда Гамильтон от общего имени поблагодарил вождя Корумбу, а затем повернулся к остальным участникам экспедиции:
- Нам пора двигаться дальше.
- Меня тут кое-что заинтриговало, - сказал Трейси. - Никогда в жизни не видел столько золотых украшений.
- Я так и думал, что это вас заинтригует.
- Откуда пришли эти люди?
- Они и сами не знают. Потерянные люди, которые потеряли все, в том числе и свою историю. Доктор Хьюстон выдвинул теорию, что они - потомки древнего племени квимбайя, пришедшего сюда из долин рек Каука или Магдалена, что находятся в западной части колумбийских Анд.
Смит уставился на Гамильтона:
- Как же они здесь оказались, скажите ради бога?
- Никто не знает. Хьюстон считает, что люди покинули родину много веков назад, что они бежали на восток, к истокам Амазонки, двигались все время вниз по ее течению, пока не достигли реки Токантинс, потом направились к Арагуайе, а уже затем к реке Смерти. Но кто знает? Иногда происходят очень странные миграции. За время переходов могло смениться несколько поколений: их путь был отягощен всем тем имуществом, которое они принесли с собой. Принесли все, чем обладали, я в этом уверен. Подождите, вот придем в Затерянный город, и вы поймете, на чем основывается моя уверенность.
- Далеко еще до этого проклятого города? - спросил Смит.
- Часов пять или шесть пути.
- Всего пять часов!
- И к тому же идти будет легко. Никаких болот, никаких трясин.
Джон обернулся к вождю, который улыбнулся и снова тепло обнял его.
- Он желает нам счастливого пути? - спросил Смит.
- В том числе. Завтра я побеседую с ним подольше.
- Завтра?
- А почему бы и нет?
Смит, Трейси и Хиллер обменялись быстрыми взглядами. Ни один из троих ничего не сказал.
Перед выходом Гамильтон вполголоса посоветовал Марии:
- Оставайтесь здесь. Индейцы позаботятся о вас, я обещаю. Там, куда мы идем, не место для женщины.
- Я пойду.
- Дело ваше. Получите великолепную возможность погибнуть еще до полуночи.
- Я вам не слишком нравлюсь, да?
- Вполне достаточно, чтобы попросить вас остаться.
* * *
День близился к вечеру, а Гамильтон и его спутники все еще продолжали идти к Затерянному городу. Почва под ногами, сухая, покрытая листьями и пружинистая, как нельзя лучше подходила для пешего перехода.
К несчастью для людей наподобие Смита, подъем оказался ощутимым, а невыносимая жара еще больше осложняла дело.
- Думаю, мы можем сделать получасовой привал, - сказал Гамильтон. - Мы опережаем наш график - нам все равно не войти в город, пока не стемнеет. Кроме того, некоторые из вас, наверное, считают, что заслужили отдых.
- Вот именно что заслужили! - воскликнул Смит. - Сколько еще вы намерены истязать нас?
Он устало опустился на землю и вытер вспотевшее лицо головным платком. Остальные, за исключением Гамильтона и близнецов, тоже учащенно дышали и растирали ноющие ноги: Гамильтон действительно установил очень резвый темп ходьбы.
- Вы все держитесь просто прекрасно, - отметил Джон. - Однако все чувствовали бы себя гораздо лучше, если бы не ели и не пили с такой жадностью в деревне. Со времени ухода оттуда мы поднялись примерно на шестьсот метров.
- Сколько... еще... осталось? - хрипло выдавил Смит.
- Отсюда до вершины? Примерно полчаса, не более. Но боюсь, после подъема еще придется немного потрудиться, спускаясь вниз, - там довольно крутой склон.
- Полчаса - пустяки! - заявил Смит.
- Подождите, пока не начнете спускаться.
* * *
- Последнее усилие, - сказал Гамильтон. - Мы в десяти метрах от края ущелья. Если у кого-нибудь кружится голова от высоты, лучше скажите сейчас.
Никто не признался в подобной слабости, и Гамильтон медленно пополз вперед. Остальные последовали за ним. Скоро он остановился и махнул рукой, предлагая всем приблизиться к нему.
- Вы видите то же, что и я? - спросил он.
- Господи! - прошептал Смит.
- Затерянный город! - воскликнула Мария.
- Шангри-Ла! - выдохнул Трейси.
- Эльдорадо, - подхватил Гамильтон.
- Что? Что вы сказали? - переспросил Смит.
- Да ничего, на самом деле. Здесь никогда не было Эльдорадо. Кстати, это означает "золотой человек". По преданию, новые правители инков покрывали себя золотой пылью, а потом ныряли в озеро - на время, конечно. Видите вон там, вдали, необычную ступенчатую пирамиду с плоской вершиной?
Вопрос был излишним. Трудно было не заметить главное сооружение Затерянного города.
- Вот одна из причин - а всего их три, - почему Хьюстон считал, что дети Солнца пришли из Колумбии. Такие сооружения называются зиккуратами. Изначально они служили храмами в Древнем Вавилоне и в Ассирии. В Старом Свете от них не сохранилось ничего - египетские пирамиды совсем другой формы.
- Она единственная в своем роде? - спросил Трейси, словно ничего не зная.
- Отнюдь нет. Вы найдете превосходно сохранившиеся экземпляры в Мексике, Гватемале, Боливии и Перу. То есть в Центральной Америке и на северо-западе Южной Америки. И больше нигде в мире - кроме этого места.
Серрано сказал:
- Значит, они пришли с Анд. Вам не найти лучшего тому доказательства.
- Вам не найти. Но у меня они есть.
- Еще более веские доказательства? Неоспоримые?
- Я покажу вам их позже. - Гамильтон протянул вперед руку. - Видите вон те ступеньки?
От реки до вершины плато, на всю высоту скальной стены, поднимались каменные ступеньки, на которые было страшно смотреть даже с такого расстояния: угол подъема составлял примерно сорок пять градусов.
- Там двести сорок восемь ступенек, - сказал Гамильтон. - Каждая из них шириной семьдесят пять сантиметров. Они изрядно стерты, гладкие и скользкие - и никаких перил.
- Кто их считал? - спросил Трейси.
- Я.
- Вы хотите сказать...
- Да. Во второй раз я бы не стал этого делать. Когда-то здесь были перила, но мне пришлось принести с собой специальное снаряжение и натянуть перила из веревки. По вполне понятным причинам моя веревка осталась на судне.
- Мистер Гамильтон! Мистер Гамильтон! - настойчивым шепотом позвал Сильвер.
- Что случилось?
- Я вижу, как между руинами ходят люди. Клянусь вам!
- Орлиное око летчика, а? Можете не клясться. Людей там немало. Теперь понимаете, почему я не отправился сюда на вертолете?
- Значит, их нельзя назвать друзьями? - констатировал Серрано.
- Да, - ответил Гамильтон и повернулся к Смиту. - Кстати, о вертолетах. Думаю, нет нужды объяснять вам планировку города. Вы ее уже знаете.
- Не понимаю, о чем вы.
- О пленке, которую выкрал для вас Хиллер.
- Не знаю, что вы...
- Я отснял ее много лет назад. Хиллеру не оставалось иного выбора, кроме как украсть ее. Съемка велась с вертолета. Неплохо для любителя, правда?
Смит ничего не сказал о качестве снимков. У него на лице промелькнуло очень странное выражение, весьма похожее на сильное беспокойство. Хиллер и Трейси, кажется, чувствовали то же самое. А Гамильтон продолжал:
- Посмотрите налево, туда, где река разветвляется и омывает остров.
На расстоянии около восьмисот метров и на сто метров ниже их теперешнего местонахождения висела путаница провисших перекрученных веревок, которые протянулись над ущельем между вершиной плато и точкой примерно посередине подъема скалы, на которой лежали участники экспедиции. Прямо у основания скалы начинался небольшой водопад.
- Веревочный мост, - пояснил Гамильтон. - Точнее, мост из лиан. Или из соломы. Обычно такие мосты обновляют раз в год, но этот не обновлялся по крайней мере лет пять. Он, должно быть, совсем сгнил.
- И что? - спросил Смит, у которого возникли нехорошие предчувствия.
- А то, что другого пути у нас нет.
Наступило гробовое молчание. Наконец Серрано произнес:
- Еще одно доказательство того, что они пришли с Анд, верно? Насколько мне известно, веревочных мостов нет ни в Мату-Гросу - ну, если не считать вот этого, - ни вообще в Бразилии. Местные индейцы даже не знают, как их делать. Да и зачем, если они в них не нуждаются? Но инки и их потомки умели строить веревочные мосты - жителям Анд они просто необходимы.
- Я видел подобный мост в Перу, - сказал Гамильтон, - высоко в горах, на реке Апуримак, на высоте примерно трех с половиной тысяч метров. Тамошние индейцы используют в конструкции шесть туго сплетенных соломенных веревок: четыре - для пешеходной дорожки, две - для перил. По бокам протягивают небольшие веревки, а на дорожке делают настил из веток, так что только трехлетний ребенок способен провалиться сквозь щели. Новый мост может выдержать одновременно несколько десятков человек. Но этот, боюсь, не новый.
Со скалы сбегала вниз под углом примерно в шестьдесят градусов небольшая расщелина. По этой расщелине не протекал, а скорее падал, перепрыгивая с уступа на уступ, небольшой ручей, питавшийся из источника, расположенного где-то выше. С одной стороны расщелины были высечены, видимо много лет назад, ступеньки.
Гамильтон и его спутники начали спускаться. Спуск был довольно крутой, но нельзя сказать, чтобы трудный или опасный, поскольку Гамильтон принял меры предосторожности: связав вместе несколько крепких лиан, он привязал один конец полученной веревки к дереву, а второй опустил в расщелину.
У основания расщелины, как раз над тем местом, где водопад обрушивался в реку, в скале была выбита площадка размером примерно два с половиной на два с половиной метра. Гамильтон спустился на нее первым, остальные один за другим присоединились к нему.
Гамильтон осмотрел каменную тумбу и вбитый в площадку железный стояк. К обеим опорам были привязаны по три обтрепанные лианы. Гамильтон вынул нож и поскреб по стояку. Посыпались густые коричневые хлопья.
- Говорите тише, - велел он, - Видите эту ржавчину?
Он обернулся и окинул взглядом ущелье. Остальные сделали то же самое. Подвесной мост был очень хлипким и обветшалым. И перила и дорожка сильно износились. Многие боковые веревки сгнили и отвалились.
- Мост не в лучшем состоянии, вы не находите? - сказал Гамильтон.
Судя по расширившимся глазам, Смит был напуган.
- Боже всемилостивый! Это же самоубийство! Только сумасшедший пойдет по такому мосту. Неужели вы думаете, я буду рисковать своей жизнью?
- Конечно, нет. С какой стати? Вы здесь только ради нескольких снимков для газетной статьи. Было бы безумием рисковать из-за этого жизнью. Знаете что? Дайте мне ваш фотоаппарат, и я сделаю для вас снимки. Не забывайте: люди, которые сейчас там находятся, вряд ли обрадуются тем, кто вторгнется на их территорию.
Немного помолчав, Смит произнес:
- Я предпочитаю сам доводить все до конца.
- Возможно, конец ближе, чем вы думаете. Уже достаточно стемнело. Я пойду первым.
- Сеньор Гамильтон, я гораздо легче... - начал Наварро.
- Спасибо. Но в том-то все и дело: у меня приличный вес, к тому же я понесу тяжелый груз. Если мост выдержит меня, то остальным можно не волноваться.
Рамон пробормотал:
- У меня тут появилась одна мысль.
- У меня тоже, - и с этими словами Гамильтон ступил на мост.
- О чем это вы говорите? - спросила Мария.
- Он, наверное, подумал, что те люди могут быть готовы к неожиданным визитам.
- О, понимаю. Часовой.
Гамильтон непоколебимо шел по мосту. Точнее сказать, он непоколебимо продвигался вперед. Сам же мост был до ужаса колеблющимся и раскачивался из стороны в сторону. Гамильтон прошел уже больше половины пути. Середина моста провисла так сильно, что пришлось подниматься сильно наклонившись. Впрочем, особых трудностей Гамильтон не испытывал и вскоре благополучно сошел на площадку, подобную той, которая осталась на другой стороне ущелья. Он низко пригнулся, потому что площадка была лишь ненамного ниже уровня плато, и осторожно поднял голову.
Там действительно находился часовой, но он не слишком серьезно относился к своим обязанностям. Развалившись в шезлонге, он курил сигарету. Гамильтон поднял согнутую руку до уровня плеча, держа за лезвие свой тяжелый нож. Часовой затянулся, и огонек сигареты осветил его лицо. Когда рукоятка ножа ударила его точно между глаз, он, не издав ни звука, наклонился набок и упал с шезлонга.
Гамильтон обернулся и трижды посигналил фонариком. Через несколько минут к нему один за другим присоединились остальные восемь человек, пребывавшие в растрепанных чувствах после перехода по шаткому мостику.
- Давайте поищем главного, - предложил Гамильтон.
Он мог найти здесь дорогу с завязанными глазами и в полном молчании повел своих спутников через древние руины. Вскоре он остановился и указал вперед.
Там стоял большой и довольно новый деревянный дом, в окнах которого горел свет. Слышался гул голосов.
- Это казарма, - пояснил Гамильтон. - Столовая и жилые помещения. Тут живет охрана.
- Охрана? - нахмурился Трейси. - Зачем?
- Нечистая совесть требует защиты.
- Что это шумит? - спросил Смит.
- Генератор.
- Куда мы теперь пойдем?
- Вон туда, - показал Гамильтон.
У подножия огромного зиккурата находилось еще одно деревянное строение, меньших размеров. В его окнах тоже горел свет.
- Там живет нечистая совесть. - Гамильтон помолчал и добавил: - Человек, который давно уже не может спокойно спать по ночам.
- Мистер Гамильтон... - начал Сильвер.
- Ладно, ладно. Рамон, Наварро, вы видите то же, что и я?
- Да, - отозвался Рамон. - В тени у крыльца стоят двое.
После некоторого размышления Гамильтон сказал:
- Интересно, что они там делают?
- Сейчас пойдем спросим.
Близнецы растворились в темноте.
- Кто эти двое? - спросил Смит. - Я говорю о ваших помощниках. Они не бразильцы.
- Верно.
- Европейцы?
- Да.
Рамон и Наварро вернулись так же бесшумно и незаметно, как и исчезли.
- Ну, - поинтересовался Гамильтон, - что они сказали?
- Не слишком много, - ответил Наварро. - Завтра расскажут, когда проснутся.