Убивать нас приехали трое, но не в полночь, как было обещано, а без двадцати одиннадцать. Появись они на пять минут раньше — и нам крышка, потому что за пять минут до этого мы еще стояли у причала Торбея. И если бы они пришли на пять минут раньше и прикончили нас, то я был бы виноват, так как, оставив Ханслетта в полицейском участке, настоял на том, чтобы сержант Макдональд силой власти поднял с постели владельца единственной аптеки в Торбее. Желания оказывать мне явно противозаконную услугу у него не было никакого, и мне потребовалось не меньше пяти минут, чтобы, используя весь свой богатый арсенал увещеваний и угроз, заставить пожилого аптекаря вручить мне зеленоватый пузырек с многозначительной надписью «Таблетки». Но мне повезло, и я был снова на борту «Файеркреста» в 10.30 вечера.
Западное побережье Шотландии никогда не славилось теплым «бабьим летом», и этот вечер не был исключением из правил. Помимо того, что было холодно и ветрено, было еще темно, хоть глаз выколи, и дождь лил как из ведра, что не обязательно предусматривалось правилами, но и не было настолько необычно, чтобы вызвать удивление. Через минуту после отхода от причала мне пришлось включить прожектор, установленный на крыше рулевой рубки. Западный вход в пролив со стороны Торбейской гавани между Торбеем и островом Гарви имеет в ширину четверть мили, и я мог бы без труда обойтись компасом, чтобы проскочить в него, но в гавани было полно маленьких яхт, сигнальные огни которых легко было не заметить за пеленой дождя.
Я направил луч прожектора вперед и вниз, прямо по курсу, затем описал широкую дугу вправо и влево.
Лодку я засек буквально через пять секунд. Не какую-нибудь яхту, качающуюся на волнах, а маленькую лодку, медленно двигающуюся в нашем направлении. Слева по борту, чуть впереди нас, ярдах в пятидесяти. Я не видел лица человека, сидящего на веслах, обернутых посередине какой-то белой материей, чтобы не было слышно скрипа уключин. Он сидел ко мне спиной. Очень широкая спина. Куинн. Сидящий на носу смотрел вперед. На нем был темный плащ и берет, в руке держал автомат. С пятидесяти ярдов трудно различить, какой именно, но похоже, это был немецкий «шмайссер». Наверняка это Жак специалист по стрельбе из автомата. Человека, пригнувшегося на корме, распознать было трудно, но я заметил холодный отблеск вороненой стали автоматической винтовки. Господа Куинн, Жак и Крамер направляются к нам, чтобы выразить свое почтение, как и предупреждала Шарлотта Скурас. Только значительно раньше, чем было предусмотрено по плану.
Шарлотта Скурас стояла справа от меня в темной рулевой рубке. Она появилась здесь всего три минуты назад. До того сидела безвылазно в своей каюте, при закрытых дверях. Дядюшка Артур расположился слева, отравляя чистый ночной воздух одной из своих любимых вонючих сигар. Я взял переносной фонарик и похлопал правой рукой по карману, чтобы убедиться, на месте ли «Лилипут». На месте.
Я повернулся к Шарлотте Скурас:
— Откройте дверь в салон и спрячьтесь там.— Затем обратился к дядюшке Артуру: — Встаньте за штурвал, сэр. По моему сигналу резко дайте лево руля. После этого снова ложитесь на прежний курс.
Он встал у руля без лишних слов. Я услышал, как щелкнул замок двери, ведущей в салон. Мы шли со скоростью не больше трех узлов. Лодка была в двадцати пяти ярдах от нас. Сидящие на носу и на корме подняли оружие, чтобы загородиться от направленного прямо на них прожектора. Куинн прекратил грести. Мы шли так, что лодка должна была остаться футах в десяти слева по борту. Я продолжал удерживать луч прожектора на лодке.
Нас разделяли двадцать ярдов, и Жак уже прицелился в направлении света, когда я резко перевел рычаг хода на «самый полный вперед». Дизель глухо взревел, и «Файеркрест» рванулся вперед.
— Лево руля,— скомандовал я.
Дядюшка Артур повернул штурвал. Струя воды из-под лопастей левого винта с силой ударила в повернутую рулевую плоскость, и корму резко занесло вправо. Из дула автомата, который держал Жак, вырвались язычки пламени.
Звуков выстрела никто не услышал — видимо, он не забыл привернуть глушитель. Пули взвизгнули от удара об алюминиевую оболочку мачты, но пролетели мимо прожектора и рубки. Куинн увидел, что происходит, и резко опустил весла в воду, но было слишком поздно.
— Ложимся на прежний курс! — крикнул я, перевел рычаг на нейтраль и выскочил через открытую дверь на палубу правого борта.
Мы врезались в них в том месте, где сидел Жак, перерубив лодку пополам и расшвыряв людей в воду. Перевернутые вверх дном остатки лодки и головы двух людей медленно проплывали вдоль левого борта «Файеркреста». Я направил фонарь на ближайшего к борту человека. Это был Жак, который держал на вытянутой вверх руке свой автомат, инстинктивно пытаясь не замочить его, хотя он должен был уже достаточно промокнуть при падении с лодки. Держа обеими руками фонарь и пистолет, я прицелился вдоль узкого луча света. Два легких нажатия на курок «Лилипута», и на том месте, где была голова Жака, по воде расплылся красный цветок. Жак ушел под воду, как будто его ухватила акула, не выпустив зажатый в поднятой руке автомат. Кстати, это действительно оказался «шмайссер». Я перевел фонарик. На поверхности моря был виден только один человек, и это был не Куинн. Либо он нырнул под «Файеркрест», либо прятался под остатками перевернутой лодки. Я выстрелил два раза и услышал крик. Он продолжался две-три секунды, потом вдруг захлебнулся с бульканьем и затих. Я услышал, как кого-то рядом со мной выворачивает наизнанку за борт. Шарлотта Скурас. Времени утешать ее не было. Сама виновата. Никто не просил ее выходить на палубу. Мне еще предстояли неотложные дела. В первую очередь надо было помешать дядюшке Артуру расколоть старый причал Торбея на две части. Местным жителям это вряд ли бы понравилось. Команду «лечь на прежний курс» дядюшка Артур понял своеобразно, предполагая, видимо, что проще всего для этого, продолжая крутить руль влево, развернуть корабль на триста шестьдесят градусов. С этим он уже почти наполовину справился. На финикийских галерах, снабженных тараном на носу, которые использовались, чтобы крушить береговые укрепления противника, дядюшке Артуру как рулевому цены бы не было, на лоцмана в Торбейской гавани он явно не дотягивал. Я вбежал в рубку, рванул рычаг хода на «полный назад» и выхватил штурвал из рук дядюшки Артура, резко заложив его вправо. После этого снова бросился на палубу и схватил в охапку Шарлотту Скурас, пока ей не снесло голову о загаженные чайками сваи причала. Успеем мы разнести причал или нет, можно было поспорить, но то, что сваям от нас хорошо достанется, было очевидно.
Я вернулся в рубку вместе с Шарлоттой Скурас, еле переводя дыхание. Вся эта беготня в рубку и обратно не прошла бесследно. Отдышавшись, я сказал:
— При всем моем уважении к вам, сэр, потрудитесь объяснить, что вы хотели сделать?
— Я? — Он был невозмутим, словно медведь во время зимней спячки.— А что, собственно, стряслось?
Я перевел рычаг на «малый вперед», взялся за штурвал, выровнял «Файеркрест» так, что мы легли на курс строго на север по стрелке компаса, и сказал:
— Так держать... прошу вас.— После этого, прихватив фонарь, принялся выяснять ситуацию за бортом. Море было темным и пустынным. Даже остатки лодки скрылись из виду. Я думал, что все окна в домах поселка засветятся. Четыре отчетливых выстрела моего «Лилипута» должны были всех поднять на ноги. Но никаких признаков жизни заметно не было. Видимо, сегодня вечером джин шел как никогда хорошо. Я вернулся в рубку и сверился с курсом — мы уже отклонились на двадцать градусов к западу. Как пчелу к цветку, как железо к магниту, дядюшку Артура неудержимо влекло к берегу. Я взял штурвал у него из рук, вежливо, но твердо, и сказал: — Вы уже подошли к причалу слишком близко в прошлый раз, сэр.
— Очень возможно.— Он вынул платок и протер свой монокль.— Проклятое стекло запотело не вовремя.
Надеюсь, Калверт, что вы прицельно стреляли? — Дядюшка Артур за последний час приобрел очень воинственный вид. Он высоко ценил Ханслетта и переживал потерю.
— Я уложил Жака и Крамера. Жак — это тот, который был специалистом по стрельбе из автомата. Он готов. Думаю, Крамер тоже. Куинн ушел.— Ну и ситуация, подумал я мрачно, эк меня угораздило! Оказаться вдвоем с дядюшкой Артуром в открытом море у берегов Шотландии, да еще ночью. Я всегда знал, что даже в идеальных условиях со зрением у него не все в порядке, но не подозревал, что с заходом солнца он становится слеп, словно летучая мышь. При этом, к несчастью, в отличие от летучих мышей, у дядюшки Артура нет встроенного радара, который позволял бы ему огибать скалы, мели, острова и прочие препятствия подобного толка, на которые мы запросто могли наткнуться в темноте. Я оказывался связанным по рукам и ногам. Необходимо было срочно пересмотреть планы, но мне было непонятно, как это можно сделать.
— Совсем неплохо,— одобрительно произнес дядюшка Артур.— Жаль, конечно, что Куинн ушел, но все равно совсем неплохо. Ряды нечестивцев редеют. Как вы думаете, они предпримут еще одну попытку напасть на нас?
— Нет. По нескольким причинам. Во-первых, они пока не знают, что случилось. Во-вторых, обе сегодняшние попытки провалились, и они не будут спешить со снаряжением очередной экспедиции. В-третьих, с этой целью они используют катер, а не «Шангри-ла». Если же им удастся проплыть на катере больше ста ярдов, тогда я полностью разуверюсь в качестве первоклассного сахара, который я засыпал им в бензобак. В-четвертых, опускается туман. Огни Торбея уже еле видны. Они не смогут преследовать нас, потому что не смогут нас обнаружить.
До этого момента единственным источником света в рубке была лампа подсветки компаса. Внезапно зажегся верхний свет. На выключателе лежала рука Шарлотты Скурас. У нее было изможденное лицо, и она уставилась на меня так, словно я был пришельцем с другой планеты. Ни тебе восхищения, ни почтения во взгляде.
— Что же вы за человек, мистер Калверт? — Никакого «Филипа» на этот раз. Ее голос звучал ниже, чем обычно, с хрипом и дрожью.— Нет... вы не человек. Убили двоих людей и продолжаете спокойно, хладнокровно рассуждать, как будто ничего не случилось. Кто же вы, скажите, Бога ради? Наемный убийца? Это так... неестественно. У вас нет сердца, вы ничего не чувствуете, ни о чем не жалеете?
— Жалею. Очень жалею, что не удалось убить Куинна.
Она посмотрела на меня в ужасе, потом перевела взгляд на дядюшку Артура. Сказала тихо, почти шепотом:
— Я видела этого человека, сэр Артур. Видела, как его лицо разнесло на куски пулями. Мистер Калверт мог бы арестовать его, задержать и передать в руки полиции. Но он этого не сделал. Он убил его. И другого тоже. Не торопясь, расчетливо. Почему, почему, почему?
— Никаких «почему», моя дорогая Шарлотта,— в голосе дядюшки Артура почти сквозило раздражение.— Никакие оправдания не требуются. Калверт убил их, или они, убили бы нас. Они собирались нас убить. Вы же сами нам об этом сказали. Неужели вы испытаете сожаление, наступив на ядовитую змею?
— Они ничем не лучше. А в том, что касается их ареста...— дядюшка Артур замолчал, может быть, для того, чтобы убрать усмешку, а может быть, и для того, чтобы припомнить все, о чем я рассказывал ему сегодня вечером.— В этой игре не бывает промежуточных стадий. Убивай, или убьют тебя. Эти люди смертельно опасны, с ними нельзя разговаривать на обычном человеческом языке. Они не внемлют увещеваниям.— Старина Артур слово в слово начал пересказывать текст своей любимой лекции.
Она долго неподвижно смотрела на него с непонимающим выражением на лице, взглянула на меня, повернулась и вышла из рубки.
Я обернулся к дядюшке Артуру:
— Вы ничем не лучше меня.
Она снова появилась ровно в полночь, опять включив свет в рубке. Волосы были аккуратно причесаны, лицо приведено в порядок. Белое обтягивающее платье из синтетической ткани в рубчик никак не наводило на мысль о том, что она нуждается в усиленном питании. По тому, как напряженно она повела плечами, я понял, что спина у нее еще болит. Она робко улыбнулась в мою сторону. Ответной улыбки не последовало.
Я сказал:
— Полчаса назад, обходя мыс Каррара, я чуть было не снес проклятый маяк. Теперь я надеюсь, что держу курс севернее Дабб Сгейра, хотя вполне возможно, что иду прямо на него. Сейчас за окном темней, чем в заброшенной угольной шахте, туман сгущается. Я не слишком опытный моряк, а мы находимся в самом опасном месте в Британских водах. Поэтому единственная надежда на успех связана с тем, удастся ли мне сохранить привычку к темноте, которую я с таким трудом выработал за прошедший час. Выключите этот чертов свет!
— Простите.— Свет погас.— Я не подумала.
— И не зажигайте свет нигде. Даже в своей кабине. Скалы в Лох Хурон меня беспокоят меньше всего.
— Простите меня,— повторила она.— Я хотела извиниться за то, что произошло. Поэтому и пришла. Чтобы сказать вам это. О своем необдуманном поведении. Я не имею права судить других. Кроме того, я была просто не права. Дело в том, что я была... буквально в шоке. Увидеть, как людей убивают... Нет, нет, не убивают, с убийством всегда связаны гнев, возбуждение. Видеть, как этих людей казнят... Это не имело отношения к тому, о чем говорил сэр Артур,— «убей, или убьют тебя», нет. А после этого узнать, что человеку, совершившему казнь, на все наплевать...— ее голос неуверенно затих.
— Вам бы следовало уточнить количество убитых, дорогая,— сказал дядюшка Артур.— Их было трое, а не двое. Одного он убил незадолго до того, как вы появились у нас на борту. У него не было выбора. Но Филип Калверт не из тех, кого разумный человек может назвать убийцей. Ему действительно на них наплевать, как вы изволили выразиться, потому что, если бы это было не так, он сошел бы с ума. Другими словами, ему совсем не наплевать на все остальное. Он делает свою работу не за деньги. Он получает мизерную плату за свой уникальный талант.— Я мысленно отметил, что стоит напомнить ему об этом, когда мы останемся наедине.— Он делает это не ради удовольствия или, как говорят теперь, «для кайфа». Человек, который посвящает свое свободное время музыке, астрономии и философии, не живет ради «кайфа». Ему все не безразлично. Его очень волнует разница между хорошими и дурными поступками, между добром и злом, и когда это различие становится слишком большим, когда зло угрожает добру разрушением, он немедля предпринимает меры к восстановлению равновесия. И, может быть, это качество делает его лучше, чем кто-либо из нас, моя дорогая Шарлотта.
— Это еще не все,— вмешался я.— Я также знаменит своей любовью к детям.
— Прости, Калверт,— сказал дядюшка Артур.— Надеюсь, что ты не обиделся. Но раз уж Шарлотта сочла необходимым прийти сюда и извиниться, я подумал, что надо внести окончательную ясность.
— Шарлотта появилась здесь не только ради этого,— ехидно заметил я.— Если вообще это не было просто предлогом. Она пришла сюда из женского любопытства. Ей хочется знать, куда мы направляемся.
— Можно мне закурить? — спросила она.
— Только не чиркайте спичкой у меня перед глазами.
Она прикурила сигарету и сказала:
— Насчет любопытства вы правы. А как может быть иначе? Но мне не интересно знать, куда мы направляемся. Я это и так знаю. Вы сами сказали. Вдоль Лох Хурон. Я хочу знать, что происходит, что это за таинственные появления странных людей на борту «Шангри-ла», какая тайна скрыта за всем этим, настолько важная, что можно оправдать смерть троих людей за один вечер. Что вы здесь делаете, почему, кто вы, что вы. Я никогда не верила в то, что вы делегат ЮНЕСКО, сэр Артур. Теперь я знаю, что была права. Я думаю, что имею право знать больше. Я вас прошу об этом.
— Не говорите ей,— посоветовал я.
— А почему бы нет? — ответил дядюшка Артур.— По ее словам, ей пришлось оказаться в самой гуще событий помимо собственной воли. Значит, у нее действительно есть право знать больше. Кроме того, через день-два все это станет достоянием общественности.
— Вы не вспомнили об этом, когда пригрозили сержанту Макдональду отставкой и тюремным заключением за разглашение государственной тайны.
— Просто потому, что он мог все испортить, заговорив не вовремя. Леди, то есть Шарлотта, не имеет возможности этого сделать. Я не хочу сказать, конечно,— спешно добавил он,— что она вообще собирается это сделать. Абсурд. Шарлотта — наш хороший, верный друг. Надежный друг, Калверт. Она должна знать.
Шарлотта тихо сказала:
— Мне кажется, наш друг Калверт не испытывает ко мне теплых чувств. Может быть, его вообще женщины не интересуют.
— Интересуют. Я просто хотел напомнить адмиралу его собственную заповедь: никогда, никогда, никогда — я не помню сколько всего этих «никогда», кажется, четыре или пять,— никому ничего не рассказывай, если только в этом нет существенной или жизненно важной необходимости. В данном случае нет ни того, ни другого, ни третьего.
Дядюшка Артур закурил очередную сигару и не удостоил меня ответом. Его заповеди не действовали на случай конфиденциальных бесед между аристократами. Потом он произнес:
— Речь идет о пропавших кораблях, дорогая Шарлотта. О пяти кораблях, если быть точным. Не принимая в расчет нескольких мелких суденышек, которые тоже пропали или потерпели крушение.
— Пять кораблей,— сказал я.— 5 апреля этого года теплоход «Холмвуд» исчез у южных берегов Ирландии. Речь идет о пиратстве. Команду высадили на берег, продержали под стражей два-три дня, потом отпустили, не причинив вреда. О «Холмвуде» никто больше никогда ничего не слышал. 24 апреля торговое судно «Антара» исчезло в проливе Святого Джорджа. 17 мая у берегов Северной Ирландии пропал транспортный корабль «Хедли Пайониер», 6 августа исчез теплоход «Харрикейн Спрей», вышедший из Клайда, и, наконец, в прошлую субботу судно под названием «Нантвилль» пропало вскоре после выхода из Бристоля. Во всех случаях команды кораблей были обнаружены позже, целыми и невредимыми.
— Помимо таинственного исчезновения и благополучного возвращения команды, эти суда объединялись еще по одному признаку,— продолжил дядюшка Артур.— В их трюмах находился исключительно ценный груз. На борту «Холмвуда» было два с половиной миллиона фунтов южноафриканского золота, на «Антаре» — бразильские неграненые алмазы для промышленного использования на сумму полтора миллиона фунтов стерлингов, «Хедли Пайониер» перевозил изумруды из Колумбии на два миллиона фунтов, на «Харрикейн Спрей», зашедшем в Глазго по пути из Роттердама в Нью-Йорк,— бриллианты стоимостью более трех миллионов фунтов, а на последнем, «Нантвилле»,— здесь дядюшка Артур даже закашлялся, — было восемь миллионов фунтов стерлингов в золотых слитках. Американское Казначейство отозвало резервный фонд.
Мы не могли понять, где добывают информацию пираты. Все соответствующие приготовления, выбор корабля, количества перевозимого груза, даты отплытия, маршрут держатся в строгой тайне. У них, кем бы они ни были, безупречные источники информации. Калверт утверждает, что теперь ему эти источники известны. После того, как исчезли первые три корабля и сумма похищенного превысила шесть миллионов фунтов стерлингов, стало ясно, что работает тщательно организованная банда профессионалов.
— Вы хотите сказать, что, что капитан Имри в этом замешан? спросила Шарлотта.
— Замешан — неподходящее слово, сухо сказал дядюшка Артур.— Вполне вероятно, что именно он осуществляет руководство всей этой операцией.
— И не забудьте старину Скураса, посоветовал я.— Он тоже глубоко завяз в этой грязи По самые уши, я бы сказал.
— Вы не имеете права так говорить, быстро сказала Шарлотта Скурас.
— Не имею права? Почему же? Кто он для вас в конце концов, и почему вы решили защищать этого мастера пастушьего кнута? Как, кстати, ваша спина?
Она промолчала. Дядюшка тоже помолчал, но иначе, после чего продолжал:
— Это Калверт придумал засылать двух наших агентов, снабженных радиомаяком, на корабли, отплывающие с грузом золота или драгоценностей, после того, как исчез «Хедли Пайониер». Как вы понимаете, у нас не возникло проблем при переговорах с судовыми и различными экспортными компаниями о сотрудничестве. Наши агенты — а их у нас одновременно работало три пары — обычно прятались в трюме, пустой каюте или машинном отделении с запасом продовольствия. Об их присутствии на корабле знали только капитаны. Они посылали в эфир пятнадцатисекундный условный сигнал в строго определенное время. Эти сигналы принимались специальными радиостанциями на западном побережье — мы решили разместить наши приемные станции в этом районе, так как именно здесь находили высаженные с пропавших кораблей команды. Помимо прочего, приемник был расположен на борту этого корабля. «Файеркрест», моя дорогая Шарлотта, судно необычное во многих отношениях.— Я думал, что он начнет неназойливо похваляться своим участием в экипировке «Файеркреста», но он вовремя одумался, вспомнив, что мне все доподлинно известно.
— Между 17 мая и 6 августа ничего не случилось. Никакого пиратства. Мы считаем, что их не устраивали короткие светлые летние ночи, б августа пропал «Харрикейн Спрей». На этом корабле наших агентов не было — мы же не можем установить наблюдение за всеми судами. Но двое наших людей были на «Наптвилле» — корабле, который вышел в море в прошлую субботу. Делмонт и Бейкер. Одни из лучших наших людей. «Нантвиллъ» был захвачен на выходе из Бристольского канала. Бейкер и Делмонт немедленно начали подавать условленные сигналы. Пеленг позволял узнавать их координаты каждые полчаса.
Калверт с Ханслеттом ждали в Дублине. Как только...
— Кстати,— перебила она.— Где мистер Ханслетт? Я его не видела...
— Всему свое время. «Файеркрест» вышел в море, но не преследуя «Нантвилль», а двигаясь впереди, по предполагаемому его курсу. Они дошли до мыса Кинтайр и собирались ждать, пока подойдет «Нантвилль», когда вдруг неизвестно откуда задул мощный зюйд- вест, и «Файеркресту» пришлось искать укрытие. Когда «Нантвилль» подходил к мысу Киитайр, результаты пеленга указывали, что они шли прямо на север и скорее всего обогнут мыс снаружи, то есть с запада. Калверт решил рискнуть, пройдя вверх по Лох Файну и через Крайнан Ченнел. Ему пришлось заночевать в акватории Крайнана. По ночам выход в открытое море закрыт. Калверт, конечно, мог добиться, чтобы его пропустили, но не хотел этого. Ветер поменял направление к вечеру, а когда сила западного ветра достигает девяти баллов, небольшие суда предпочитают не идти от Крайнана через Дорус Мор. Особенно если у них есть жены и дети, хотя, впрочем, и если их нет — тоже.
Ночью «Нантвилль» повернул на запад в Атлантику. Мы решили, что потеряли его. Теперь нам кажется, что мы понимаем причину их маневра: им нужно было оказаться в определенном месте в определенную стадию прилива следующей ночью. А пока нужно было просто убить время. На запад они пошли, во-первых, потому, что так было проще держать курс против ветра, во-вторых, потому, что им не хотелось мозолить глаза, болтаясь целый день невдалеке от берега, а лучше было с наступлением темноты прямо подойти к условленному месту со стороны моря.
За ночь стихия поутихла. Калверт покинул Крайнан на рассвете, почти в то же самое время, когда «Нантвилль» снова повернул на восток. Радиосигналы от Бейкера и Делмонта продолжали поступать строго по графику. Последний сигнал мы получили в 10.22 утра. После этого ничего.
Дядюшка Артур замолк, и красный огонек сигары загорелся в темноте. Он мог бы сколотить огромное состояние, подрядившись в одиночку окуривать скоропортящиеся грузы в трюмах. Потом он заговорил очень быстро, как будто ему не нравилось то, что предстояло сказать. И я уверен, что так оно и было.
— Мы не знаем, что произошло. Возможно, они себя выдали каким-нибудь неосторожным поступком. Я так не думаю, они были слишком умны для этого. Кто-нибудь из пиратов, скорее всего случайно, наткнулся на их укрытие. Опять-таки это маловероятно — человек, случайно наткнувшись на Бейкера с Делмонтом, долгое время после этого не смог бы больше ни на кого наткнуться. Калверт считает, и я с ним согласен, что по несчастному стечению обстоятельств, один шанс из десяти тысяч, радист пиратов случайно поймал в наушники сигнал, передаваемый Бейкером и Делмонтом во время пятнадцатисекундного сеанса. С такого расстояния он мог от него запросто оглохнуть. Остальное уже неизбежно.
По запеленгованным с рассвета до последней передачи координатам «Нантвилля» следовало, что они идут курсом 082°. Предполагаемый конец маршрута — Лох Хурон. Время прихода — на закате. Калверту предстояло пройти в три раза меньшее расстояние. Но он не повел «Файеркрест» в Лох Хурон. Он был уверен, что капитан Имри, увидев маяк-передатчик, поймет, что мы вычислили его маршрут. Калверт также понимал, что если «Нантвилль» все же продолжит двигаться этим курсом — а он чувствовал, что так и будет,— то любой корабль на входе в Лох Хурон ожидает быстрая расправа: бандиты хорошо вооружены. Поэтому он бросил якорь «Файеркреста» в Торбее, а сам отправился ко входу в Лох Хурон на резиновой лодке с подвесным мотором, облачившись в водолазный костюм. Потом появился «Нантвилль». Ему удалось в темноте проникнуть на борт. Название корабля было изменено, флаг был другой, одной мачты не было и палубные надстройки перекрашены. Но это был «Нантвилль».
На следующий день шторм не дал возможности Калверту и Ханслетту выйти из Торбейской гавани, но Калверт организовал воздушную разведку в поисках «Нантвилля» или места, где его можно было бы спрятать. Но ошибся. Он решил, что вряд ли «Нантвилль» может быть в Лох Хурон, так как Имри понимал, что нам известно, куда он направляется, и не станет там долго ждать. Тем более что Лох Хурон, как указано в лоции, меньше всего подходит для того, чтобы человек в здравом уме решил спрятать там корабль. Кроме того, после ухода Калверта с «Нантвилля» они подняли якорь и пошли в сторону Каррара Пойнт. Калверт решил, что они переждали в Лох Хурон до темноты, чтобы потом незаметно пройти через Торбейский пролив, обогнув остров с юга, и выйти к Большой земле. Поэтому он и потратил силы в основном на осмотр побережья материка, Торбейского пролива и самого Торбея. Теперь он считает, что «Нантвилль» все-таки в Лох Хурон. Мы направляемся туда, чтобы выяснить это.— Его сигара опять задымилась.— Вот так, моя дорогая. А теперь, с вашего разрешения, я бы хотел часок передохнуть на кушетке в салоне. Все эти ночные бдения...— Он вздохнул, потом закончил: — Я уже не мальчик. Мне нужно выспаться.
Это мне понравилось. Я тоже уже не был мальчиком и не спал, казалось, несколько месяцев кряду. Я знал, что обычно дядюшка Артур отходил ко сну ровно в полночь. Выходит, что сегодня бедняга уже просрочил пятнадцать минут. Но я не мог этому препятствовать. Одним из моих неодолимых желаний было дожить до пенсионного возраста, и на пути к его исполнению первое, что я мог сделать, это проследить, чтобы дядюшка Артур никогда больше не брал в руки штурвал «Файеркреста».
— Но ведь это не все,— запротестовала Шарлотта.— Это не все. А мистер Ханслетт? Где мистер Ханслетт? Кроме того, вы сказали, что мистер Калверт был на борту «Нантвилля». Как же ему удалось?
— Есть вещи, о которых вам лучше не знать, моя дорогая. Зачем попусту расстраиваться? Оставьте это нам.
— Вы недостаточно хорошо разглядели меня, сэр Артур? — тихо спросила она.
— Я не совсем понимаю...
— От вашего внимания, видимо, ускользнуло, что я больше не дитя. Я уже даже не молода. Пожалуйста, не обращайтесь со мной как с малолетней. Но если вы хотите побыстрей добраться до дивана...
— Очень хорошо. Раз вы настаиваете. Боюсь, что насилие применялось не только одной стороной. Калверт, как я сказал, был на «Нантвилле». Он обнаружил двух моих агентов: Бейкера и Делмоита.— Голос дядюшки Артура звучал бесстрастно, словно он сверял список сданного в прачечную белья.— И тот и другой были убиты. Этим вечером пилот вертолета Калверта был застрелен, когда его сбили над Торбейским проливом. Через час после этого убили Ханслетта. Калверт обнаружил его в машинном отсеке «Файеркреста» с переломанной шеей.
Сигара дядюшки Артура загоралась и гасла с пол-дюжины раз, пока Шарлотта заговорила. В ее голосе снова зазвучала дрожь.
— Это изверги. Негодяи.— Долгая пауза, затем: — Как вы можете иметь дело с такими людьми?
Дядюшка Артур попыхтел еще немного сигарой и сказал откровенно:
— Я и не собираюсь водить с ними компанию. Генералов не часто встретишь в окопах или рукопашном бою. Калверт ими займется. Спокойной ночи, моя дорогая.
Он отчалил. Я не стал ему возражать. Но знал, что Калверту с ними не сладить. Больше это не пройдет. Калверту была нужна помощь. С такими помощниками, как близорукий босс и женщина, при взгляде на которую или даже при мысли о которой, при звуке ее голоса у меня в душе начинали тревожно бить колокола. Мне их не одолеть. Мне требовалась серьезная помощь, и немедленно.
После отхода дядюшки Артура ко сну мы с Шарлоттой молча стояли в темной рубке. Но это было дружелюбное молчание. Это всегда чувствуется. Дождь барабанил по металлической крыше рубки. Было темно, как это обычно бывает в море. Белые островки тумана увеличивались в размерах и в количестве. Из-за них мне пришлось вдвое снизить скорость. Сильный ветер и волны очень мешали держать курс «Файеркреста», но у меня был автопилот. Я включил его, и мы уверенно продвигались вперед. Автопилот был куда лучшим рулевым, чем я. А уж с дядюшкой Артуром их просто нельзя было сравнивать.
Шарлотта вдруг спросила:
— А что вы сейчас собираетесь делать?
— У вас непомерный аппетит на информацию. Разве вы не знаете, что мы с дядюшкой, простите — с сэром Артуром, выполняем строго секретное задание? Бдительность — это главное.
— А теперь вы надо мной смеетесь, забыв, что я тоже принимаю участие в этой секретной миссии вместе с вами.
— Я рад, что вы с нами, и я над вами не смеюсь. Потому что мне придется покидать корабль раза два этой ночью, и мне нужно, чтобы кто-нибудь за ним присмотрел в мое отсутствие.
— У вас есть сэр Артур.
— У меня, как вы сказали, есть сэр Артур. Нет другого человека, чье мнение и мудрость я ценил бы больше. Но в настоящий момент я готов променять всю мудрость мира на пару молодых острых глаз. В сегодняшнем ночном спектакле дядюшке Артуру подошла бы только роль слепца. Кстати, как у вас со зрением?
— Молодыми мои глаза назвать трудно, но остроту зрения я, кажется, еще не потеряла.
— Так я могу на вас положиться?
— На меня? Видите ли... я ничего не понимаю в морских премудростях.
— Вы с сэром Артуром прекрасно дополняете друг друга. Я видел вас в одном французском фильме о...
— Мы ни разу не покидали павильон. Но даже в студийном бассейне у меня была дублерша.
— Сегодня придется обойтись без дублеров.— Я посмотрел сквозь залитое струями дождя стекло.— И это не бассейн, а настоящая Атлантика. Пара глаз, Шарлотта, это то, что мне нужно. Всего пара глаз. Надо крутиться на одном месте. Туда-сюда. Стараться не налететь на скалы. Сможете справиться?
— А выбор у меня есть?
— Выбора нет.
— Тогда попробую. Где вы собираетесь высаживаться на берег?
— На Ейлин Оран и Крейгморе. Два острова в Лох Хурон. Если,— добавил я задумчиво,— мне удастся их найти.
— Ейлин Оран и Крейгмор.— Может, я не прав, но мне показалось, что легкий французский акцент придавал галльским словам более благородное звучание.— Какая несправедливость! Как это неправильно! Среди ненависти, алчности, убийств. Эти названия — они как бы дышат истинной романтикой.
— Обманчивый аромат, моя дорогая.— Надо мне за собой следить. Я скатываюсь на уровень дядюшки Артура.— Эти острова дышат одиночеством суровых голых скал. Но на Ейлин Оран и Крейгморе — ключ к разгадке нашей тайны. В этом я уверен.
Она ничего не сказала. Я напряженно смотрел на экран прибора ночного видения, стараясь заметить Дабб Сгейр до того, как он сам о себе напомнит. Через пару минут почувствовал у себя на плече ее руку. Она пододвинулась ко мне совсем близко. Рука дрожала. Не знаю, где она покупала свои духи, но то, что не в супермаркете и не на распродаже, это точно. Мгновенно у меня возникла мысль о непостижимости женского ума. Спасая свою жизнь, пускаясь вплавь ночью по холодной воде Торбейской гавани, она не забыла вложить в свой полиэтиленовый мешок флакончик духов. Ведь было абсолютно ясно, что все запахи выветрятся после того, как я выужу ее из моря.
— Филип!
Эго уже получше, чем «мистер Калверт». К счастью, дядюшки Артура не было, а то бы его аристократические святыни были посрамлены. Я ответил:
— Угу?
— Я очень сожалею.— Она произнесла это, как будто так оно и было в действительности, и я подумал, что лучше всего забыть, что еще недавно ей не было в Европе равных как актрисе.
— Я правда сожалею. О том, что сказала тогда, о том, что подумала. Я считала тебя чудовищем... Эти люди, которых ты убил у меня на глазах... Но я просто не знала о Ханслетте, Бейкере, Делмонте и пилоте вертолета. Ведь это были твои друзья... Я действительно очень сожалею, Филип. Очень.
Она явно перестаралась. Слишком уж близко придвинулась ко мне. Я ощущал ее тепло. Чтобы просунуть между нами листок папиросной бумаги, потребовался бы ювелир, вооруженный тончайшим инструментом. И эти духи издавали по-настоящему «пьянящий» аромат, как пишут на рекламных вкладках в журналах. В то же время тревожные колокола в душе, как сигналы тревоги, заходились в пляске Святого Витта. Я сделал попытку как-то изменить ситуацию. Попробовал подумать о чем-нибудь высоком.
Она промолчала. Просто прижалась крепче к моей руке, и теперь ни один ювелир не взялся бы за неблагодарную работу. Я слышал, как натужно ревет дизель где-то сзади, под нами. Одинокий, тоскливый и надрывный звук. «Файеркрест» соскальзывал с гребней высоких валов, чтобы вновь ползти вверх. Я внезапно ощутил удивительную метеорологическую аномалию в этих широтах. Неожиданное резкое повышение температуры после полуночи. Надо будет переговорить с ребятами из фирмы «Кент», производящей приборы ночного видения. Они утверждают, будто их экраны не запотевают ни при каких условиях. Вероятно, подобные условия они не могли предвидеть. Я уже подумывал, а не выключить ли мне автопилот, чтобы чем-то занять себя, когда она сказала:
— Я скоро спущусь к себе. Не хочешь сначала выпить кофе?
— Если для этого не придется зажигать свет. И если ты при этом не споткнешься о дядюшку Артура... то есть сэра...
— Дядюшка Артур — звучит прекрасно,— сказала она.— Ему подходит.— Еще одно многозначительное рукопожатие, и она удалилась.
Метеорологическая аномалия продолжалась недолго. Постепенно температура пришла в норму, и претензии к гарантиям фирмы «Кент» стали излишними. Я воспользовался случаем, предоставил «Файеркрест» самому себе и сбегал на корму. Достал из кладовки водолазный костюм, баллоны со сжатым воздухом, маску и притащил все это в рубку.
Она варила кофе двадцать пять минут Используемый в портативных баллонах газ для газовой горелки во много раз эффективнее обычного газа для домашних кухонных плит. Даже принимая во внимание, что ей приходилось действовать в темноте, был зафиксирован мировой рекорд по продолжительности приготовления кофе в морских условиях. Я услышал, как позвякивают чашки о блюдца, когда она проносила их через салон, и цинично улыбнулся сам себе. Но тут вспомнил о Ханслетте, Бейкере, Делмонте и Вильямсе. Улыбка исчезла с моего лица.
Мне было не до улыбок, когда я выбрался на скалы Ейлин Оран, стащил с себя водолазный костюм и установил на треноге большой, вращающийся вокруг своей оси фонарь-маяк, направив его луч в сторону моря. Я не улыбался, но не по той причине, которая согнала мою улыбку, когда Шарлотта принесла мне кофе в рубку полчаса назад. Я не улыбался потому, что меня мучили тяжелые мысли. А мучили они меня после того, как в течение десяти минут, прежде чем покинуть «Файеркрест», я пытался обучить сэра Артура и Шарлотту, как нужно действовать, чтобы удержать корабль в одном положении относительно берегового ориентира.
— Старайтесь держать нос корабля против ветра строго в западном направлении, по компасу,— говорил я.— Рычаг хода в положении «малый ход». Это даст возможность удерживаться на одном месте. Если почувствуете, что перемещаетесь вперед, поворачивайте на юг.— Если они свернут на север, то неминуемо налетят на скалы Ейлин Орана.— Медленно отойдите к востоку, потом, резко выкрутив штурвал, снова ложитесь на западный курс на малой скорости. Вы видите скалы на южном берегу острова. Что бы вы ни делали, держитесь от них не меньше чем в двухстах ярдах, когда идете на запад, и еще дальше, когда идете на восток.
Они торжественно заверили меня, что сделают все, что требуется, и явно обиделись на то, что я, со своей стороны, отнесся к этому заверению подозрительно. Надо сказать, что у меня были причины не слишком им доверять, потому что никто из них не проявил способности отличить кипящую на подводных камнях воду у берега от белых бурунов на гребнях волн, катящих к Большой земле. В отчаянии я сказал, что установлю на берегу маяк, который будет служить постоянным ориентиром. Я молил Бога, чтобы дядюшка Артур не уподобился шкиперу французского корвета восемнадцатого столетия, который, увидев на скалистом Корнуэльском берегу фонарь контрабандистов, принял его за спасительный маяк и направил корабль прямо на скалы. Дядюшка Артур был без сомнения умным человеком, но море не было его стихией.
Ангар для лодок не был абсолютно пуст, но был недалек от этого. Я достал карманный фонарик и осветил помещение. Ангар Макичерна не был целью моих поисков. В нем ничего не было, кроме потрепанной, полуразвалившейся шлюпки с расчехленным бензиновым мотором, который издали казался грудой ржавого железа.
Я подошел к дому. На северной его стороне, дальней от моря, светилось маленькое окошко. Свет в половине второго ночи. Я подкрался к окну и осторожно заглянул внутрь. Опрятная, чистая, ухоженная маленькая комната с оштукатуренными стенами, ковриком на каменном полу, догорающим огнем в камине. Дональд Макичерн сидел в плетеном кресле такой же небритый, все в той же грязной рубахе и, низко склонив голову, невидящим взором смотрел на тлеющие в камине угли. Он производил впечатление человека обреченного, которому ничего больше в жизни не осталось, кроме догорающего очага. Я подошел к двери, повернул ручку и вошел внутрь.
Он услышал, как я вошел, и обернулся. Не спеша, как человек, который знает, что ничто уже больше ему навредить не может. Он взглянул на меня, на пистолет в моей руке, перевел взгляд на свое ружье, висящее на двух вбитых в стену гвоздях, и остался в прежнем положении.
— Кто вы такой, черт возьми?—спросил он усталым голосом.
— Меня зовут Калверт. Был здесь вчера.— Я стащил с головы капюшон, и он меня узнал. Кивнув на ружье, я продолжал: — Сегодня это ружье вам не понадобится, мистер Макичерн. Да и вчера вы не снимали его с предохранителя.
— Вы наблюдательны. Оно вообще было не заряжено.
— И за вашей спиной никто не стоял?
— Не могу понять, о чем это вы,— устало сказал он.— Кто вы такой? Что вам нужно?
— Хочу узнать, почему вы так встретили меня вчера.— Я спрятал пистолет.— Не очень-то дружелюбно, мягко говоря, мистер Макичерн.
— Кто вы, сэр? — Он выглядел даже старше, чем вчера. Старый, разбитый, усталый человек.
— Меня зовут Калверт. Они велели вам отпугивать непрошеных гостей, верно, мистер Макичерн? — Ответа не последовало.— Я задал сегодня несколько вопросов вашему приятелю. Арчи Макдональду. Сержанту полиции из Торбея. Он сказал мне, что вы женаты. Где же миссис Макичерн?
Он привстал с кресла. В старческих глазах блеснул огонь. Но тут же взгляд потух, и он снова опустился в кресло.
— Однажды вечером вы вышли в море на своей лодке, верно, мистер Макичерн? Вышли в море и видели слишком много. Они вас поймали, отвезли сюда, забрали миссис Макичерн и предупредили, что если вы хоть кому-нибудь одним словом обмолвитесь, то никогда больше не увидите жену. Во всяком случае, живой. Они велели вам никуда не отлучаться с острова на тот случай, чтобы какие-нибудь нежданные гости, не застав вас на месте, не подняли тревогу. А чтобы у вас не возникло искушения отправиться на Большую землю за помощью — хотя, мне кажется, что вы не настолько безрассудны, чтобы на это решиться,— они вывели из строя мотор. Нетрудно сделать это таким образом, чтобы у случайного посетителя возникло впечатление, что он просто проржавел от старости.
— Именно так они и сделали.— Он продолжал невидящими глазами смотреть в огонь. Голос его звучал еле слышно, как будто он просто думал вслух, не беспокоясь о том, что его услышат.— Они забрали ее с собой и сломали мотор. В соседней комнате я хранил свои сбережения. Их они тоже унесли. Если бы у меня был миллион фунтов, я бы отдал его им. Лишь бы они отпустили мою Майри. Она старше меня на пять лет.— Он был абсолютно беззащитен.
— На что же вы жили, скажите Бога ради?
— Раз в неделю они мне привозят консервы. Немного. И сухое молоко. Чай у меня есть. Иногда удается поймать рыбу на удочку.— Он напряженно смотрел в огонь, нахмурив морщинистый лоб. Как будто он только осознал, что с моим появлением его жизнь перешла в другое измерение.— Кто же вы, сэр? Кто вы? Вы не из них. Но вы и не полицейский. Я в этом уверен. Видел полицейских достаточно. Вы совсем из другого теста.— В нем появились признаки оживления. В лице, в глазах. Он рассматривал меня целую минуту, и мне стало неловко под проницательным взглядом этих выцветших глаз, когда он сказал:— Я знаю, кто вы. Знаю, кем вы должны быть. Вы представитель властей. Агент Британской секретной службы.
Должен признаться, что готов был снять шляпу перед стариком. Я стоял перед ним, неизвестный в прорезиненном костюме, а он безошибочно пригвоздил меня к стенке. Вот вам и неприметно-непроницаемые лица хранителей государственных секретов. Я подумал, что бы сказал ему дядюшка Артур. Автоматически пригрозил бы увольнением с работы и тюрьмой, если только старик вздумает открыть рот. Но Дональд Макичерн не имел работы, с которой его можно было бы уволить, а после жизни, проведенной на Ейлин Оран, самая строгая тюрьма покажется шикарной гостиницей. Раз уж стращать его не имело никакого смысла, я сказал, впервые в своей жизни:
— Я действительно агент секретной службы, мистер Макичерн. Я собираюсь вернуть вам жену.
Он очень медленно кивнул, потом сказал:
— Вы очень смелый человек, мистер Калверт, но вы не представляете, с какими страшными злодеями вам придется иметь дело.
— Если я когда-нибудь заслужу медаль, мистер Макичерн, то, наверное, не за умение ошибаться в людях, и все же я прекрасно понимаю, что меня ждет. Попытайтесь мне поверить, мистер Макичерн. Все будет хорошо. Вы же воевали.
— Вам это известно? Кто-то вам сказал?
Я отрицательно покачал головой.
— Это и так видно.
— Благодарю вас, сэр.— Его спина неожиданно выпрямилась.— Двадцать два года прослужил. Был сержантом в 51-й Шотландской дивизии.
— Вы были в 51-й Шотландской дивизии? — переспросил я.— Множество людей, причем далеко не все из них шотландцы, утверждают, что это лучшая дивизия на свете.
— Дональд Макичерн не станет вам возражать в этом, сэр.— Впервые на его губах появилось подобие улыбки.— Были дивизии и похуже. Говорите, что вам нужно, мистер Калверт. Мы были знамениты тем, что никогда не теряли надежду, никогда не бежали, не сдавались без боя.— Он вдруг резко поднялся.— Боже, о чем это я говорю? Я иду с вами, мистер Калверт.
Я подошел и положил ему руку на плечо.
— Спасибо, мистер Макичерн, но этого не надо делать. Вы достаточно повоевали. Ваши бои позади. Предоставьте все мне.
Он молча посмотрел на меня и кивнул. Опять лицо его тронула легкая улыбка.
— А может быть, вы и правы. Я вам только мешать буду. Я понимаю.— Он снова опустился в кресло.
Я подошел к двери.
— Доброй ночи, мистер Макичерн. Скоро она будет в безопасности.
— Скоро она будет в безопасности,— повторил он и поднял на меня повлажневшие глаза. В его голосе, как и на лице, появилось удивление.— А знаете, я тоже в это верю.
— Она вернется. Я сам привезу ее сюда, и это доставит мне больше удовольствия, чем все прелести жизни вместе взятые. В пятницу утром, мистер Макичерн.
— В пятницу утром? Так скоро? Так скоро? — Он смотрел куда-то далеко, за миллионы световых лет отсюда, не замечая, что я стою у раскрытой двери. Он улыбнулся настоящей довольной улыбкой, и старческие глаза его засветились.— Сегодня ночью я глаз не сомкну, мистер Калверт. И завтра ночью тоже.
— В пятницу выспитесь,— пообещал я. Он меня больше не видел. Слезы текли по его серым небритым щекам. Я осторожно закрыл за собой дверь, предоставив его своим мечтам.