Я говорил Леклерку, что смогу закончить монтаж цепи и установку зажигания на «Темном крестоносце» за пятнадцать минут. На самом деле у меня па это ушел целый час. Бентолл, как всегда, оказался неправ. Но на этот раз его вины в этом не было.

Я был не виноват в том, что рука и лицо так дико болели, и сконцентрироваться на работе было просто невозможно. Не моя вина была в том, что меня распирало от гнева, что все предметы расплывались перед глазами и я с трудом расшифровывал собственные записи, что моя правая рука а я все вынужден был ею работать гак тряслась. Мне стоило неимоверных трудов установить часовой механизм, уложить кабели в надлежащие пазы, закрепить запалы на своих местах, в основании топливных цилиндров. Не виноват я и в том, что, снаряжая шестидесятифунтовый взрывной цилиндр, я выпустил из потной ладони детонатор с гремучей ртутью, который так ярко вспыхнул и так громко рванул, упав на бетонный пол, что по чистой случайности Хьюелл не нажал на курок наставленного па меня пистолета.

Не виноват я и в том, что Леклерк заставил меня работать одновременно над двумя ракетами, и в том, что он обязал Харгривса и еще одного ученого по фамилии Вильямс следить за каждым моим шагом и все записывать каждому в свой блокнот, мешая мне работать при этом. Стоя по обе стороны от меня на узкой площадке портального крана, они постоянно лезли под руку.

Я мог понять, почему Леклерк настаивал на ведении одновременных записей. Он наверняка предупредил Харгривса с Вильямсом, что пристрелит их на месте, если они вздумают переговариваться. Вероятно, он обещал так же поступить и с женами, если их записки полностью не совпадут в конце дня. Таким образом, если запуск первого «Крестоносца» пройдет успешно, а подготовка к старту второй ракеты согласно записям будет полностью копировать первую, у него будет гарантия, что и вторая ракета снаряжена правильно.

Кроме этого, одновременная подготовка обеих ракет была очевидным указанием на вынесение мне смертного приговора. Если бы он собирался забрать меня вместе с остальными, то вряд ли стал тратить время па двойную работу, особенно учитывая срочность: в самой последней радиограмме с «Некара» говорилось, что волнение усиливается и стоит подумать о возможной отмене испытаний. Нельзя сказать, что меня нужно было специально предупреждать о приговоре. Интересно только, когда меня собирались убить? Сразу же после окончания работы или позже, вместе с капитаном Гриффитсом и его людьми, после того как ученых с женами посадят на корабль? Скорее всего, позже, решил я. Даже Леклерк не станет устраивать кровавую баню на глазах стольких свидетелей. Но я бы все равно не стал на это ставить даже пенни.

За несколько минут до двух часов дня я сказал Хьюеллу:

— Где ключи от замка рубильника взрывного устройства?

— Все уже готово?—спросил он. Последним этапом подготовки ракет к старту было включение рубильников топливной и самоуничтожающей систем, но рубильник последней, который замыкал цепь шестидесятифунтового тротилового заряда, не мог быть повернут без ключа, отмыкающего замок предохранителя, установленного за рубильником, в коробке.

— Еще не совсем. Рубильник взрывного устройства заедает. Хочу взглянуть, в чем там дело.

— Подождите. Я позову Леклерка.— Он удалился, оставив наблюдать за мной бдительного китайца, и вернулся в компании Леклерка через минуту.

— Что еще за заминка? — нетерпеливо спросил Леклерк.

— Еще пара минут. Ключ у вас с собой?

Он жестом дал сигнал опустить лифт. Велел двум ученым с блокнотами сойти с платформы и встал рядом со мной. Когда мы вновь поднялись на рабочий уровень, спросил подозрительным тоном:

— В чем дело? Пытаетесь в последний момент отчаянно тянуть резину?

— Попробуйте перевести рубильник сами,— отрезал я.— Заедает.

— Он и не должен доходить дальше чем до половины, пока не повернут ключ предохранителя,— сердито сказал он.

— Он вовсе не движется. Попробуйте сами и убедитесь.

Леклерк попробовал, сдвинул рычаг всего на четверть дюйма, кивнул и вручил мне ключ. Я отомкнул замок предохранителя, отвернул четыре барашка, на которых крепилась крышка коробки распределителя, и, снимая крышку через рычаг рубильника, концом отвертки незаметно подцепил кусок медного провода, который засунул до этого в отверстие крышки, чтобы рубильник заклинило. Устройство самого переключателя было обычным: качающийся рычаг на пружине. Когда ручку рубильника переводят вправо, два медных контакта перескакивают с двух обесточенных клемм справа на клеммы под напряжением с левой стороны. Быстро, насколько позволяли затуманенные глаз и трясущаяся правая рука, я открутил качающийся рычаг, вытащил наружу, сделал вид, что выпрямляю медные контакты, после чего привернул рычаг на место.

— Ошибка в конструкции,— коротко сказал я.— Вероятно, со вторым такая же история.— Леклерк кивнул, ничего не сказал, только внимательно следил, как я установил обратно крышку коробки и перевел рубильник несколько раз слева направо и обратно, демонстрируя, как легко он работает.

— Закончили? — спросил Леклерк.

— Не совсем. Надо завести часовой механизм на второй ракете.

— Это может подождать. Мне нужно, чтобы эта ракета отправилась в путь. Немедленно. Он поднял глаза туда, где Фарли с помощником суетились над системами автоматического слежения и наведения.— Какого черта он там копается?

— Он не копается,— сказал я. Мы с Фарли были два сапога пара. Оба с громадными, красно-малиновыми, вздувшимися вертикальными рубцами на левой щеке. Его рубец выглядел даже страшнее моего, переливаясь всеми цветами радуги. Но это все потому, что у него было больше времени, чтобы дозреть. Дайте мне двадцать четыре часа, и но сравнению с моим его рубец никто даже не заметит. Двадцать четыре часа. Интересно, кто даст мне двадцать четыре часа.— Он закончил еще несколько дней назад,— продолжал я.— Просто суетится в последнюю минуту, проверяет, не забыл ли закрыть все краны перед выходом из дома.— Если посильнее толкнуть Леклерка, мечтал я, он может сломать шею о бетонный пол, упав с высоты в десять футов. С другой стороны, может и не сломать. Тогда у меня не то что двадцати четырех часов, и двадцати четырех секунд не останется. Кроме того, Хьюелл не сводит с меня своей пушки.

— Хорошо. Значит, мы можем идти.— Леклерк повернул ключ замка предохранителя, перевел рубильник в положение «Заряжено», вытащил ключ, закрыл и запер дверь в обшивке ракеты. Лифт опустился до уровня земли, и Леклерк крикнул одному из охранников:

— Беги к радисту, пусть шлет радиограмму. Пуск через двадцать минут.

— Куда теперь, Леклерк? — спросил я.— В блокгауз?

Он холодно смерил меря взглядом:

— Чтобы вы там прятались, пока ракета взорвется в воздухе из-за каких-нибудь заготовленных вами пакостей?

— О чем вы говорите?

— О вас, Бентолл. Я не питаю иллюзий по вашему поводу. Вы чрезвычайно опасный человек.— Конечно, я представлял опасность, по только для своих друзей и для себя самого.— Вы запросто могли испортить механизм зажигания только вам одному известным способом. Неужели вы настолько наивны, чтобы решить, будто я упущу из виду такую возможность? Вы, ученые и моряки, останетесь здесь, под открытым небом, во время запуска ракеты. Все уже собраны. А мы отправимся в блокгауз.

Я выругался, грязно и смачно. Он улыбнулся.

— Значит, вы не учли возможности того, что я подстрахуюсь?

— Оставить людей вне укрытия, проклятый убийца. Вы не смеете делать этого, Леклерк!

— Не смею? — мутные белесые зрачки уставились на меня. Он медленно процедил:

— Вы все-таки что-то подстроили, Бентолл?

— Ни черта не подстраивал,— сорвался я на крик.— Дело в том, что это твердое топливо само по себе неустойчиво. Прочтите записки доктора Фейрфилда, и сами можете убедиться. Никто не знает наверняка, что может случиться. Топливо никогда еще не испытывали в таких количествах. Будьте вы прокляты, Леклерк. Если эта штуковина рванет, ни у кого в радиусе полумили не останется и малейшего шанса на жизнь.

— Совершенно верно,— улыбнулся он. Он улыбался, но мне постепенно стало ясно, что ему не до улыбок. Руки его были спрятаны в карманах, но я видел, что они сжаты в кулаки. Уголок рта нервно подергивался, и он истекал потом, хотя жары не было. Для Леклерка наступал переломный момент, тот момент, когда можно либо выиграть все, либо всего лишиться. Он не мог знать, насколько я беспощаден и тверд, хотя подозревал, что готов пойти на самые крайние меры и ни перед чем не остановлюсь, что могу даже принести в жертву невинных людей, лишь бы остановить его. Ведь я сам предлагал ему перестрелять всех до одного моряков на базе. Возможно, он считал, что собственной жизнью я не стану жертвовать с той же легкостью, но этому нельзя придавать слишком большое значение. Он знал, что я не питаю иллюзий относительно своей неминуемой участи. Все его грандиозные планы, надежды и страхи зависели от следующих моментов: взлетит ли «Темный крестоносец» или разлетится на мелкие кусочки вместе со всеми его расчетами и мечтами заодно? Знать это он не мог никак. Ему приходилось играть вслепую, другого выхода просто не было. Но если он поставит не на ту карту, по крайней мере, мне не придется насладиться выигрышем.

Мы зашли за угол ангара. В сотне ярдов от нас, сидя двумя рядами на земле, расположились военные моряки и научные сотрудники базы. Кроме женщин. Женщин я не видел. Два китайца с автоматами наизготовку стояли в сторонке.

Я спросил:

— А каково будет охране, когда ракета взлетит?

— Их здесь не будет. Они уйдут в блокгауз.

— Вы что, всерьез верите, будто мы, как пай-мальчики, будем сидеть сложа ручки после ухода охранников?

— Будете сидеть как миленькие,— безразличным тоном сказал он.— Со мной в блокгаузе семь женщин. Если хоть один из вас пошевелится, они свое получат. Можете быть уверены.

Последние слова мог бы и не говорить. В чем другом, а в этом можно было быть уверенными наверняка. Я спросил:

— Семь женщин? А где же мисс Хоупман?

— На оружейном складе.

Я не стал спрашивать, почему ее не взяли с собой. Невеселый ответ был мне известен заранее: либо она до сих пор без сознания, либо ее просто нельзя трогать. Я бы не стал настаивать, чтобы ее перевели в блокгауз. Если «Крестоносец» взорвется, у нее не больше шансов, чем у нас, оружейный склад меньше чем в сотне ярдов от ангара. Но лучше погибнуть так, чем остаться в живых в блокгаузе.

Я сел с краю в одном из рядов, Фарли рядом со мной. Никто не посмотрел в мою сторону, все напряженно вглядывались в раскрытые ворота ангара, ожидая появления «Крестоносца».

Ждать пришлось недолго. Через тридцать секунд после ухода Хьюелла с Леклерком из ангара медленно выползли два больших портальных крана с ракетой посередине. За пультами управления кранов сидели два механика. Платформы кранов были скреплены друг с другом при помощи соединительных кронштейнов, фиксирующих заодно платформу с ракетой. Таким образом, упоры, поддерживающие «Темного крестоносца», оставались все время в одном и том же положении относительно ракеты. Примерно через полминуты тележки остановились, оставив «Темного крестоносца» в самом центре бетонного круга взлетной площадки. Механики спрыгнули вниз, отсоединили крепежные кронштейны и, повинуясь жесту одного из китайцев, подошли и уселись рядом с нами. Теперь все контролировалось по радио. Охранники побежали к блокгаузу.

— Ну, ну,— тяжело пробасил Фарли.— Места в партере. Чертов убийца.

— Где ваш научный энтузиазм? — спросил я.— Разве не хотите посмотреть, сработает эта штука или нет?

Он повернулся ко мне, потом снова сел прямо. Через некоторое время торжественно произнес:

— То, что меня касается, сработает нормально. Меня беспокоит другое.

— Только не надо меня винить, если она взорвется. Я тут всего-навсего электрик.

— Обсудим это позже, на более высоком уровне,— грустно пошутил он.— Каковы шансы, по-вашему?

— Доктор Фейрфилд считал, что все будет в порядке. Для меня этого достаточно. Остается надеяться, что вы не перепутали провода и ракета на спикирует нам прямо на головы.

— Не спикирует.— Ему хотелось говорить, так же как и остальным, потому что напряжение от вынужденного молчаливого ожидания перенести трудно.— Все проверено. Работало как часы. Наша последняя система инфракрасного наведения гарантирована от всяких глупостей. Ориентируется по звездам.

— Что-то я звезд не вижу. День на улице.

— Верно — терпеливо отозвался Фарли.— Но инфракрасный детектор звезды видит. Тепловое излучение. Подождите, и сами убедитесь. Пролетит тысячу миль и угодит в цель с отклонением всего в один ярд. В один ярд, говорю я вам.

— Вот как? Интересно, как можно будет зафиксировать отклонение в ярд посреди Тихого океана?

— Цель имеет размеры шесть на восемь футов,— великодушно пояснил он.— Магниевый плот. Когда ракета снова входит в плотные слои атмосферы, отключается звездная навигационная система и вступает в игру расположенный в носу ракеты инфракрасный почтовый голубок. Ракета ориентируется на источник теплового излучения. Скажем, на корабль. Точнее, на его трубы, которые излучают тепло. Но таким же источником может служить и горящий магниевый плот, очень мощный источник тепла. Он загорится по команде, переданной по радио с «Некара» за девяносто секунд до подлета ракеты. Она сама выберет наиболее активный источник теплового излучения.

— Будем надеяться, что «Некару» повезет. Трудно представить себе, что случится, если они запоздают с поджогом илота на полторы минуты.

— Не опоздают. Сигнал оповещения подается отсюда в тот момент, когда ракета стартует,— он замолчал.— Если она стартует, конечно. «Крестоносец» находится в полете ровно три с половиной минуты, так что у них, после получения оповещающего сигнала, есть две минуты в запасе.

Но я больше его не слушал. Леклерк, Хьюелл и последний из охранников скрылись за блокгаузом. Я посмотрел в сторону на блестящий песок пляжа и зеленые блики зеркально гладкой поверхности лагуны. И вдруг застыл, заметив корабль, входящий в проход между рифами, милях в четырех от берега. Оцепенение быстро прошло. Это был не какой-нибудь странствующий рыцарь на военном корабле, спешащий к нам на выручку, а доблестный морской волк, капитан Флек, спешащий на сбор своей дани. Харгривс упоминал, что его ждут сегодня днем. Я подумал о капитане Флеке и решил, что будь я на его месте, то развернул бы корабль и дунул что есть мочи в противоположном направлении, стараясь набрать как можно больше морских миль между собой и Леклерком. Но в этот момент капитану Флеку было неведомо то, о чем знал я, или мне так казалось, во всяком случае. Да, капитан Флек, тебя ожидает шок.

Я повернулся, услышав позвякивание колес тележек о рельсы. Два портальных крана, управляемых по радио, самостоятельно, как в сказке, откатывались в противоположных направлениях, убрав верхние упоры и оставив только выдвигающиеся по мере их удаления телескопические нижние штанги, поддерживающие «Крестоносца». Секунд десять до старта. А может, и того меньше. Никто больше не переговаривался. Не все люди привыкли подыскивать подходящую тему для светской беседы, когда жить остается, возможно, всего восемь секунд.

Загудели высокоскоростные моторы турбин вентиляторов в носу «Крестоносца». Две секунды до старта. Одна. Все как будто окаменели, полуприкрыв глаза в ожидании сокрушительного грохота, который поглотит все ощущения. Нижние упоры разошлись в стороны, раздался громоподобный хлопок, сменившийся гулом, и огромный, беснующийся огненный шар возник в основании «Крестоносца», полностью покрыв собой платформу. Медленно, невероятно медленно, «Крестоносец» оторвался от земли, увлекая за собой огненный шар. Ровный мощный гул все нарастал, увеличившись до ужасающих размеров, сокрушая своим громом барабанные перепонки, в то время как ярко-красный язык пламени длиной в пятьдесят футов проткнул насквозь огненный шар у основания ракеты и устремил «Темного крестоносца» ввысь. Он все еще поднимался медленно, удивительно медленно, казалось, что вот-вот опрокинется. Затем, на высоте в сто пятьдесят футов, раздался очередной громоподобный звук от подключившейся следующей партии топливных цилиндров, и «Крестоносец» удвоил скорость. На высоте в шестьсот футов раздался третий хлопок, и он начал ускоряться с фантастической быстротой. Поднявшись на пять-шесть тысяч футов, он резко наклонился и направился к юго-западу, по траектории, казавшейся практически параллельной поверхности моря, и через восемь секунд полностью скрылся из виду. Ничто не напоминало о его существовании, кроме едкого запаха сгоревшего топлива, почерневшей от копоти тележки на рельсах и толстого белого следа, пересекшего голубые небеса.

К этому моменту в груди у меня закололо, и я снова начал дышать.

— Работает, черт возьми! — Фарли смачно шлепнул кулаком в ладонь, хитро прищурившись. Удовлетворенно и очень глубоко вздохнул. Видимо, он не дышал еще дольше, чем я. — Работает, Бентолл, работает!

— Конечно, работает, я ничего другого и не ожидал.— Я не без труда поднялся, вытер потные ладони о штаны и подошел к тому месту, где расположились капитан Гриффитс со своими офицерами.— Понравилось представление, капитан?

Он холодно смерил меня взглядом, не пытаясь скрыть презрительную неприязнь. Посмотрел на мою левую щеку.

Леклерк упражняется с тростью, верно?

— Есть у него такая слабость.

— Значит, вы решили с ним сотрудничать.— Он осмотрел меня с головы до ног с видом коллекционера, которому обещали Сезанна, а подсунули вместо этого почтовую открытку с комическим сюжетом.— Не думал, что вы эго сделаете, Бентолл.

— Естественно. Я на них работаю,— согласился я.— И никаких угрызений совести не испытываю. Но, может быть, немного подождем с трибуналом, капитан Гриффитс? — Я уселся на землю, стянул ботинок и носок, вытащил сложенный листок из полиэтиленовой обертки, развернул, разгладил и вручил ему.— Что скажете по этому поводу? Побыстрее, пожалуйста. Я нашел эти записи в кабинете Леклерка и уверен, что они так или иначе связаны с его планами отправки второго «Крестоносца» по месту назначения. Навигация не мой конек.— Он нехотя взял в руки протянутый листок, а я добавил: — «Пеликан» — название корабля, нам это известно, потому что Леклерк сам проговорился. Подозреваю, что остальные — тоже.

— «Пеликан — Такиша-мару 20007815»,— прочитал капитан Гриффитс.— «Такиша-мару» — название японского судна, тут не может быть никаких сомнений. «Ликъянг — Хаветта 10346925». Вероятно, тоже названия судов. Все спарены. Интересно, почему? И цифры. Везде восьмизначные цифры.— Он заинтересовался.—  Время? Возможно, это время. 2000 означает 8 часов вечера. Ни одна из первых четверок цифр не превосходит 2400. Зато вторые четверки — любые. Какие-то обозначения. Кораблей? Что эго могут быть за обозначения...— его голос затих. Я видел, как он беззвучно шевелит губами. Потом Гриффитс медленно произнес:— По-моему, я понял. Нет, я уверен, что понял. 2000 означает двадцать точка ноль ноль. Двадцать градусов южной широты. 7815 значит 78.15 градусов восточной долготы. Вместе они дают координаты точки, находящейся менее чем в пятидесяти милях к западу отсюда.— Он молча изучал листок в течение минуты, пока я поглядывал через плечо, не идет ли Леклерк. Никого. Он, должно быть, ждет сообщения с «Некара» о результате испытаний.

— Это широта и долгота,— сказал наконец Гриффитс.— Трудно, конечно, без карты, но я практически уверен, что если отметить положения этих точек, мы получим кривую, ведущую в северо-западном направлении отсюда до берегов Китая или Тайваня. Я склонен полагать, что суда — пары судов, скорее — расположены в этих пунктах. Я также склонен предположим», что в их задачу входит сопровождение корабля, осуществляющего транспортировку ракеты или слежение за тем, чтобы по пути все было спокойно. Леклерк должен был принять меры предосторожности, чтобы кражу ракеты преждевременно не обнаружили.

— Эти корабли вооружены, как вы считаете? — медленно спросил я.

— Маловероятно.— Бывалый человек, с острым проницательным умом и соответствующей резкой манерой говорить.— Речь может идти только о припрятанном оружии, а никакое припрятанное оружие не будет эффективным против поискового военного корабля, которого они только и должны опасаться.

— На судах, по-видимому, установлены радары, прощупывающие море на пятьдесят, а то и на сто миль вокруг?

— Может быть. Это вероятно.

— А судно, которое транспортирует ракету, будет оборудовано собственным радаром?

Капитан Гриффитс вручил мне обратно листок.

— Это ни к чему,— уверенно сказал он.— Такой человек, как Леклерк, добивается успеха благодаря предусмотрительности, доходящей почти до смешного. Заметьте, я сказал: почти. Эта бумажка для вас бесполезна, даже если вы решите использовать содержащуюся там информацию. Суда наверняка играют роль прикрытия. Они пойдут в нескольких милях впереди и сзади корабля, перевозящего ракету. В намеченных пунктах передадут ведомого другой паре. Если воздушные наблюдатели заметят, что одни и те же два корабля па одинаковом расстоянии друг от друга несколько дней кряду следуют одним курсом, это может вызвать подозрения.

— Но подождите минутку, капитан. Я почти потерял способность что-нибудь соображать.— Это была не шутка. Палящее солнце и тот факт, что моими ранами никто не занимался после избиения в блокгаузе, привели меня в полуобморочное состояние.— Хорошо. А что случится, если вдруг действительно возникнет военный корабль или самолет? Обнаружить их радаром можно, а потопить или сбить нет. Что в этом случае сделает корабль с «Темным крестоносцем»?

— Уйдет под воду,— просто сказал Гриффитс.— Это будет подводная лодка. Другого варианта нет. Увеличьте размеры грузового люка, и практически любая из современных подлодок сможет поместить «Крестоносца» в торпедном отсеке. Корабли заграждения позволят им идти по поверхности на большой скорости. Если что-то происходит, они просто погружаются и продолжают движение, но существенно медленнее. Тем не менее до места доберутся. Сотни противолодочных катеров могут заниматься поисками целый год и так и не обнаружить одинокую подлодку, затерянную в Тихом океане. Мне кажется, можно быть уверенным, что если ракета покинет остров, мы ее больше никогда не увидим.

— Большое спасибо, капитан Гриффитс.— Никаких вопросов. Он расставил все точки над «i». Я с трудом поднялся на ноги, словно древний старик, в последний раз пытающийся встать со смертного одра, порвал листок на клочки и бросил на выгоревшую, бурую траву. Посмотрел в сторону блокгауза и заметил, как из-за него показались несколько фигур. Корабль Флека вошел в лагуну.

— Еще одна просьба, капитан Гриффитс. Когда Леклерк вернется, попросите, чтобы он разрешил вам и вашим людям остаться на свежем воздухе до конца дня, а не жариться заживо в раскаленных металлических домиках. Похоже, они скоро начнут готовить вторую ракету,— я показал на два стальных ящика, длиною двадцать футов со встроенными внутри упорами, стоящих в ангаре, к погрузке на борт. При этом не забудьте упомянуть, что в таком случае потребуется всего один охранник для наблюдения за вами вместо четырех-пяти, следящих за дверьми и окнами, если вас поместят в домике. Получается больше рабочих рук. Дайте слово, что будете вести себя спокойно. Если испытания завершились успешно, он будет в хорошем настроении и не откажет вам в просьбе.

— Зачем вам это надо, Бсплолл? — неприязнь снова появилась в голосе.

— Не хочу, чтобы Леклерк увидел, как мы разговариваем. Если хотите остаться в живых, делайте, как я сказал.— Я не спеша направился посмотреть на то, как пострадала стартовая площадка после запуска. Через две минуты краем глаза заметил, как Леклерк с Гриффитсом о чем-то переговариваются. Затем Леклерк и Хьюелл направились в мою сторону. Вид у Леклерка был почти ликующий. Так и должен выглядеть человек, чьи мечты вот-вот сбудутся.

— Значит, все-таки решили обойтись без сюрпризов, Бентолл? — видно было, что он не спешил поблагодарить меня за отлично проделанную работу.

— Да. Никаких сюрпризов я вам не подстраивал.— Зато на следующей ракете я вам такой сюрприз подготовлю, что закачаетесь. Можете не волноваться, господин Леклерк, это будет настоящий сюрприз.— Все прошло успешно?

— Абсолютно. Точно в мишень — на расстоянии в тысячу миль. Ладно, Бентолл, заканчивайте со следующей.

— Сначала хочу повидать мисс Хоупман.

Он перестал радоваться.

— Я сказал, заканчивайте со следующей. Я не привык дважды повторять.

— До этого я хочу повидаться с мисс Хоупман. Всего на пять минут. Не больше, обещаю. Или снаряжайте сами свою чертову ракету. Посмотрим, сколько времени у вас уйдет на это.

— Зачем вы хотите ее видеть?

— Это вас не касается.

Он посмотрел на Хьюелла, и тот весьма многозначительно кивнул.

— Очень хорошо. Но только на пять минут. Не больше. Понятно? — Он вручил охраннику ключ и жестом отправил нас в сторону оружейного склада.

Охранник отпер дверь и впустил меня внутрь. Я прикрыл дверь за собой, нисколько не беспокоясь, понравится ему это или нет.

В помещении было почти совсем темно, ставни на окнах закрыты. Мари лежала в углу на раскладушке той самой, па которой я спал сегодня утром. Я подошел ближе и опустился на колени рядом с кроватью.

— Мари,— тихо позвал я. И нежно потряс ее за плечо. Мари, это я, Джонни.

Видимо, она крепко спала и не сразу пришла в себя. Наконец, зашевелилась и заворочалась под одеялом. Я увидел светлое пятно лица и блестящие глаза, повернутые ко мне.

— Кто... кто это?

— Это я, Мари. Это Джонни.

Она не ответила, поэтому я повторил свои слова еще раз. Лицо, рот, челюсти у меня гак свело, что она могла не разобрать моего бормотания.

— Я устала,— прошептала она.— Очень устала. Пожалуйста, оставьте меня в покое.

— Прости меня, ради Бога, Мари. Честно, я готов был застрелиться. Мне казалось, что они блефуют, Мари. Я действительно не принимал их всерьез.— Опять нет ответа, поэтому я продолжал: — Что они с тобой сделали, Мари? Бога ради, скажи, что они с тобой сделали?

Она что-то прошептала. Я не расслышал. Потом произнесла тихо:

— Со мной все в порядке. Пожалуйста, уходите.

— Мари! Посмотри на меня!

Она и ухом не повела.

— Мари! Взгляни же. Джонни Бентолл перед тобой на коленях.— Я попытался рассмеяться, но вышло какое-то кваканье. Как у простуженной лягушки.— Я люблю тебя, Мари. Поэтому я зарядил им эту проклятую ракету, поэтому я готов зарядить еще сотню ракет, поэтому я готов сделать все что угодно, хорошее ли, плохое, только бы тебе снова не причинили боль. Я люблю тебя, Мари. До меня это так долго доходило, но ты ведь понимаешь, что еще можно ожидать от такого кретина, как я. Я люблю тебя, и если только нам суждено когда-нибудь вернуться домой, хочу на тебе жениться. Ты согласна пойти за меня замуж, Мари? Когда мы вернемся домой?

Наступила долгая пауза, потом она тихо сказала:

— За тебя замуж? После того, как ты позволил им... Оставь меня, Джонни. Прошу, оставь меня в покое. Я выйду замуж за того, кто меня любит, а не за того, кто...— она вдруг замолчала и потом проговорила хрипло: — Пожалуйста. Уходи.

Я тяжело поднялся и подошел к двери. Открыл ее и впустил свет в комнату. Полоска от склоняющегося к западу солнца упала на кровать, заиграв на рассыпанных по подушке волосах, осветив широко раскрытые карие глаза и бледное, изможденное лицо. Я смотрел на нее долго-долго, пока не почувствовал резь в глазах. Я бы не стал лить слезы по невинным жертвам, идущим на верную смерть, это было несложно. Но я смотрел на единственного человека, которого любил, и мне пришлось отвернуться, чтобы Мари не дай Бог не заметила коварной слезинки у сурового, мужественного Бентолла. Послышался ее испуганный шепот:

— Боже мой, Боже! Твое лицо!

— Ничего,— сказал я.— Оно мне уже не очень надолго понадобится. Прости меня, Мари. Прости.

Я закрыл за собой дверь. Охранник повел меня прямо в ангар, и нам с Леклерком повезло в том, что я его не встретил по пути. Меня ждал Хьюелл с Харгривсом и Вильямсом, приготовившими свои блокноты. Я вступил на платформу лифта без лишнего напоминания, остальные за мной, и мы приступили к работе.

Сначала я открыл коробку распределителя, расположенную на внутренней стороне внешней обшивки, и установил часовой механизм. Затем, убедившись, что рубильник взрывного устройства находится в положении «Не заряжено», быстро осмотрел второе соединение цепи самоуничтожения: реле, состоящее из соленоида, установленного непосредственно над часовым механизмом. Сердечник соленоида, приводимый в действие при протекании тока по обмотке, фиксировался в крайнем положении при помощи довольно толстой пружины, для сжатия которой требовалось приложить усилие фунта в полтора, как я убедился, прижав сердечник пальцем. Я оставил крышку коробки открытой, наживив ее па двух барашках, после чего снова переключил внимание на коробку рубильника взрывного устройства. Делая вид, будто проверяю ход рубильника, я проделал то же, что и с первым «Крестоносцем»: засунул маленький кусок проволоки между рубильником и крышкой. После чего крикнул стоящему внизу Хьюеллу:

— У вас есть ключ от коробки взрывного устройства? Рубильник заклинило.

Можно было не впихивать проволоку. Он сказал:

— Да, я его прихватил. Босс предупредил, что здесь можно ждать неприятностей. Вот, ловите!

Я вскрыл крышку, открутил рубильник, сделал вид, будто выправляю контакты, установил рубильник на место и прикрутил обратно качающийся рычаг. Но перед этим я повернул его на 180° так, что медные контакты оказались с противоположной стороны. Рычаг был таким маленьким, что под моей рукой ни Харгривс, ни Вильямс не видели, что именно я делаю.

У них и не было повода для волнений, потому что, по их мнению, я проделывал точно такую же операцию, как и в случае с коробкой включения взрывателя предыдущей ракеты. Я установил крышку на место и перевел рубильник в положение «Не заряжено». Отныне рубильник был включен, и достаточно было сработать реле, чтобы замкнулась цепочка самоуничтожения. Обычно предполагалось, что это произойдет по радиосигналу, при нажатии кнопки с надписью «ЭНАСУ» на пульте управления. Но, в принципе, можно было замкнуть цепь и вручную...

Я сказал Хьюеллу:

— Порядок, держите ключ.

— Не так быстро, прогрохотал он. Сделал знак, чтобы ему спустили лифт, поднялся к открытой в обшивке ракеты дверце и забрал у меня ключ. Попробовал перевести рубильник взрывного устройства, убедился, что он перемещается ровно наполовину своего хода в сторону надписи «Заряжено», перевел его в положение «Не заряжено», кивнул, положил ключ в карман и спросил:— Скоро уже?

— Пара минут. Окончательная установка порядка включения зажигания, и можно закрывать.

Лифт поскользил вниз. Хьюелл сошел, и пока мы поднимались, я шепнул Харгривсу с Вильямсом: «Перестаньте записывать. Оба». Гул электродвигателя заглушил мои слова, а говорить не разжимая рта мне было совсем нетрудно: левая сторона рта настолько раздулась, что двигать губами было практически невозможно.

Я наклонился внутрь ракеты, зажав в руке шнурок, оторванный от оконной шторы. Привязать конец веревки к сердечнику соленоида можно было за десять секунд, но с моей трясущейся рукой, помутненным взором и плохой координацией я провозился добрых две минуты. Потом выпрямился и начал прикрывать дверь левой рукой, пока конец шпура скользил по пальцам правой. Когда между краем люка в обшивке и дверью осталась щель толщиной в четыре дюйма, я наклонился к ней ближе, и Хьюеллу снизу должно было показаться, что я пытаюсь руками с двух сторон повернуть ручку, которая плохо поддается. Трех секунд мне хватило на то, чтобы два с половиной раза обмотать свободный конец шнура вокруг внутренней ручки. Затем дверь была закрыта, ключ в замке повернулся, и дело сделано.

Первый, кто откроет эту дверь шире чем на четыре дюйма, с усилием, большим полутора фунтов, замкнет цепь взрывного устройства, и ракета разнесется на куски. А если при этом сдетонирует и твердое топливо, как того опасался доктор Фейрфилд, то на куски будет разнесено все в радиусе полумили. В любом случае мне хотелось, чтобы дверцу открывал лично Леклерк.

Лифт опустился вниз, и я тяжело ступил на землю. Через раскрытые ворота ангара увидел ученых и некоторых моряков, сидящих и лежащих на берегу. Вооруженный охранник вышагивал в полусотне ярдов от них.

— Даете возможность приговоренным последний раз погреться на солнышке? — спросил я Хьюелла.

— Ага. Все упаковано?

— Полный порядок.— Я кивнул в сторону группы. Можно и мне с ними? Я бы сам хотел немного подышать свежим воздухом и позагорать напоследок.

Шалить не будешь?

— Да как бы я смог пошалить, черт возьми? Разве я похож на человека, от которого можно ждать неприятностей?

— Бог свидетель, нет,— согласился он.— Можешь идти. Вы двое,— это Харгривсу и Вильямсу.— Босс хотел сравнить ваши записи.

Я спустился к берем у. Несколько китайцев устанавливали металлический футляр ракеты на тележки с помощью дюжины матросов, гнувших спины под дулами автоматов. Флек приставал к дальнему концу пристани. Его шхуна казалась еще грязнее, чем обычно. На пляже капитан Гриффитс сидел чуть в стороне от остальных. Я улегся на песок футах в шести от него, лицом вниз, подложив под голову правую руку. Чувствовал себя отвратительно, надо сказать.

Гриффитс затворил первым.

— Ну, Бентолл, как я понимаю, закончили подготовку второй ракеты для наших друзей? — Если он всегда будет говорить таким тоном, то вряд ли вызовет у кого-нибудь симпатию.

— Да, капитан Гриффитс, я снарядил ракету. Подстроил так, что первый, кто попытается открыть дверь в обшивке «Темного крестоносца», взорвет ракету к чертовой матери. Потому я так и старался с первой ракетой, что кроме второй ни одной не осталось. Кстати, они собираются пристрелить вас и всех остальных моряков на базе выстрелами в затылок, а мисс Хоупман подвергнуть пыткам. К сожалению, с случае с мисс Хоупман я опоздал помешать им.

Возникла томительная пауза. Интересно, смог ли он разобрать мое невразумительное бормотанье. Наконец он тихо сказал:

— Мне чертовски жаль, мой мальчик. Я себе ни за что этого не прощу.

— Велите двоим матросам установить наблюдение,— сказал я.— Скажите, чтобы предупредили нас, если Леклерк, Хьюелл или кто-нибудь из охранников подойдут ближе. После этого просто сидите неподвижно и смотрите на море. Говорите со мной как можно реже. Никто не должен видеть, что я с вами переговариваюсь.

Спустя пять минут я закончил рассказывать Гриффитсу все то, что планировал осуществить Леклерк после того, как они запустят «Темного крестоносца» в производство. Когда я закончил, он молчал почти минуту кряду.

— Ну как?

— Фантастика,— прошептал он.— В это просто невозможно поверить.

— Да. Фантастично. Но осуществимо, не так ли, капитан Гриффитс?

— Осуществимо,— тяжело согласился он.— Видит Бог, что осуществимо.

— Я тоже так подумал. Значит, вы считаете, что имело смысл заминировать ракету? То есть это морально оправдано?

— Не понимаю, о чем вы, Бентолл?

— Когда они доставят «Крестоносца» по месту назначения,— продолжал я говорить в песок,— они не отправят его в уединенное место для старта. Они собираются доставить его на завод где-нибудь в густонаселенной местности, чтобы разобрать на винтики и скопировать. Если вместе с зарядом тротила рванет и твердое топливо, мне даже загадывать страшно, сколько народа, сколько сотен невинных людей погибнет.

— А мне страшно загадывать, сколько людей погибнет в ядерной войне,— тихо сказал Гриффитс.— И никаких моральных оправданий здесь не требуется. Единственный вопрос: на какой срок хватит заряда батарей, питающих цепь взрывного устройства?

— Там девять никеле-кадмиевых ячеек. Запас годности полгода, а то и год. Капитан Гриффитс, я говорю вам все это совсем не для того, чтобы обрисовать общую ситуацию или просто потрепаться. Мне губами ворочать больно. Я говорю вам только для того, чтобы вы передали это капитану Флеку. Он в любую минуту может здесь появиться.

— Капитан Флек? Этот паршивый предатель?

— Говорите тише, ради всего святого. Скажите, капитан, вам известно, что ждет меня, вас и ваших людей после того, как наш друг Леклерк отчалит?

— Вы сами это знаете.

— Флек — наша последняя надежда.

— Вы в своем уме, приятель?

— Слушайте внимательно, капитан. Флек, конечно, жулик, пройдоха и порядочный негодяй, но он не страдает манией величия. Флек готов пойти на все ради денег, кроме одного. Убийства. Не такой он человек. Он мне сам это говорил, и я ему верю. Флек — наша последняя надежда. — Я подождал его реакции, но ее не последовало, тогда я продолжил: — Сейчас он сойдет на берег. Заговорите с ним. Кричите, машите руками. Называйте паршивым предателем, как вы только что это сделали. Ведите себя естественно для такой ситуации. Никто не обратит внимания, кроме Леклерка и Хьюелла. А они только посмеются. Для них это развлечение. Расскажите ему все, о чем говорил я. Объясните, что ему тоже недолго жить осталось. Леклерку не нужны живые свидетели. Вы наверняка выясните, что Леклерк наплел ему с три короба по поводу того, чем собирается здесь заниматься. В одном можете быть уверены, Леклерк ни словом не обмолвился о ракете или о том, зачем она ему может понадобиться. Флек с командой слишком часто наведываются в Суву и в другие фиджийские порты, где одно неосторожное слово в баре может запросто все испортить. Неужели вы считаете, что Леклерк рассказал ему правду, капитан?

— Он не стал бы это делать. Вы правы, он не мог себе такое позволить.

— Флек до этого видел ракеты?

— Естественно, нет. Ворота ангара всегда были закрыла, а разговаривал он только с офицерами и младшими командирами, следящими за разгрузкой шхуны. Он, конечно, понимал, что здесь происходит что-то серьезное. «Некар» постоянно стоял на якоре в лагуне.

— Итак. На этот раз он увидит «Темного крестоносца». Он не сможет его не заметить с конца причала, где швартуется. У него есть все основания задать Леклерку вопросы по этому поводу, и мне кажется, я не ошибусь, предположив, что Леклерка за язык тянуть не придется. Речь идет о мечте всей его жизни, а про Флека он знает, что тому все равно недолго жить осталось. Если у Флека останутся какие-то сомнения по поводу своей дальнейшей судьбы, чтобы он осознал, с каким человеком связался, скажите ему, пусть сходит — или пошлет Генри, своего помощника, ему самому лучше быть на виду — взглянуть, на что способен Леклерк на самом деле. Я пояснил Гриффитсу, как обнаружить то место, где Хьюелл с подручными прорубили выход из туннеля и где находится пещера с убитыми.— Нисколько не удивлюсь, если там появились два новых трупа — юноши фиджийцы. Пусть заодно выяснит, на месте ли передатчик в доме Леклерка. После возвращения Генри у Флека развеются последние сомнения.

Гриффитс промолчал. Мне оставалось надеяться на то, что его удалось убедить. Если так, более подходящего человека было не найти. Он был самым опытным, мудрым и решительным. Тут я услышал, как он медленно поднимается на ноги. Скосив один глаз, увидел его удаляющуюся фигуру. Повернул голову до тех пор, пока не стал виден мол. Флек и Генри в парадной белой форме как раз спускались по трапу шхуны. Я закрыл глаза. Невероятно, но я заснул. Хотя что в этом невероятного? Я слишком устал. Лицо, голову, плечо, тело поглотила ватная волна боли. Я спал.

Проснувшись, понял, что к перечисленному списку добавилась еще одна боль. Кто-то пинал меня ногой под ребра. Совсем не для того, чтобы слегка пощекотать, надо признаться. Я повернул голову. Леклерк. Учить его элементарной вежливости, пожалуй, поздновато. Щурясь от солнца, я повернулся на бок и оперся на здоровый локоть.

Мне пришлось снова сощуриться, когда что-то мягкое стукнуло по лицу и упало на грудь. Я опустил глаза. Моток шнура от оконной шторы — аккуратно смотанный и перевязанный.

— Мы решили, что вы захотите вернуть его себе, Бентолл. Нам он больше не нужен.— Никакой ярости в лице, никакой мстительной злобы, которую, естественно, можно было ожидать. Что-то, скорее, напоминающее удовлетворение. Он изучающе смотрел на меня.— Скажите, Бентолл, неужели вы всерьез считали, что я не предусмотрю столь очевидную возможность, а я так просто был в этом уверен, что вы не колеблясь подстроите что-нибудь на втором «Крестоносце», понимая, что вам лично больше опасность не грозит? Вы слишком недооцениваете меня. Поэтому все с вами так нелепо получается.

— Вы совсем не так прозорливы, — медленно сказал я. Меня мутило.— Нс думаю, что вы что-нибудь заподозрили. Я просто не учел, что вы разведете Харгривса с Вильямсом по разным помещениям и начнете грозить смертью жен, если они не расскажут вам до последних деталей, что именно произошло. Отдельные допросы и обычная угроза в случае несовпадения показаний. Возможно, я действительно вас недооцениваю. А теперь отведите меня куда-нибудь и потихоньку пристрелите. Я не возражаю.

— Никто не собирается в вас стрелять, Бентолл. Никто никого стрелять не будет. Мы отходим завтра, и могу обещать, что при отходе всех вас оставим в живых.

— Конечно,— хмыкнул я.— Скажите, сколько лет надо тренироваться, чтобы так убедительно лгать в лицо?

— Завтра сами увидите.

— Опять завтра. А каким образом вы собираетесь держать до этого времени сорок человек под контролем? — Я надеялся, что он рассуждает так же, как я, иначе я зря тратил время, послав Гриффитса к Флеку.

— Вы сами подсказали нам идею, Бентолл. Блокгауз. Вы заявили, что это идеальная темница. Выбраться невозможно. Кроме того, сегодня вечером для упаковки «Крестоносца» мне потребуются все мои люди, а внутри блокгауза охрана не нужна.— Он посмотрел на Хьюелла и улыбнулся.— Кстати, Бентолл, похоже, что капитан Гриффитс вас больше не любит. Я слышал, как он честил вас за то, что вы снарядили первую ракету.

Я промолчал. Я ждал продолжения:

— Вам будет приятно услышать, что у него возникли небольшие неприятности. Ничего серьезного. Видимо, ему взбрело в голову отчитать капитана Флека — как положено среди англичан — за его предательские действия. Флек, похоже, решил всерьез постоять за себя. По возрасту, росту и весу два морских волка были в одной категории. И если капитан Гриффитс был чуть в лучшей форме, то Флек оказался знатоком запрещенных приемов. Такую драку надо было видеть. Пришлось их разнять, к сожалению. Отвлекали людей от работы.

— Хоть бы они забили друг друга до смерти,— пробурчал я. Леклерк улыбнулся и отошел вместе с Хьюеллом. Дела у них шли неплохо.

А у меня наоборот. Уловка с ракетой провалилась, Гриффитс с Флеком передрались, последняя надежда угасла, Мари со мной порвала, Леклерк победил по всем статьям, а Бентоллу остается ждать только пули в затылок. Я чувствовал себя слабым, больным, усталым и побитым. Наверное, пора сдаваться. Я снова перекатился на живот, уткнувшись в песок лицом. Краем глаза заметил подходящего Гриффитса. Он уселся на старое место. Рубаха у него была порвана, вся в грязи, лоб исцарапан, в уголке рта запеклась кровь.

— Поздравляю,— горько сказал я.

— Они готовы,— спокойно произнес он.— Флек мне верит. Его было нетрудно убедить. Этим утром он был на той стороне острова и обнаружил труп человека, вернее то, что от него осталось. Какой-то фиджиец, насколько я понял. Тело прибило к рифу. Сначала он думал, что это акулы. Теперь так не считает. Помощник отправился на разведку.

-— А как же... драка?

— Леклерк вышел из ангара. Он наблюдал за нами вблизи. Слишком близко. Только так можно было развеять подозрения.— Я посмотрел на него. Он улыбался.— Нам удалось обменяться разнообразной информацией, пока катались по земле.

— Капитан Гриффитс,— сказал я,— за это вам положен линкор.

Солнце медленно склонялось к морю. Два китайца принесли нам еду. Консервы и пиво. Я видел, как еще одна пара охранников понесла продукты в блокгауз, где до сих пор держали семерых женщин. Вероятно, дополнительная гарантия от беспорядков. Лейтенант Брукман снова перевязал мне руку, и ее состояние не вызвало у него восторга. Все время после обеда китайцы и примерно половина матросов под бдительным оком Хьюелла демонтировали портальные краны и устанавливали их по обе стороны от рельсового пути, готовясь к подъему «Крестоносца» на металлическое ложе, которое уже покоилось на двух платформах. Все это время я думал о Мари. Как она там одна? Спит или бодрствует, как себя чувствует, думает ли обо мне? Осознает ли хотя бы наполовину отчаянность нашего положения?

Незадолго до заката по пляжу, с дальнего конца пристани подошли Флек и Генри. Остановились прямо напротив меня. Флек с широко расставленными ногами, уперев руки в бока. Гриффитс погрозил ему кулаком. Для стороннего наблюдателя не возникало сомнений, что вот-вот начнется словесная перепалка, а то и что посерьезней. Я перекатился на правый локоть. Что еще остается делать, когда у тебя над головой переругиваются двое. Загорелое лицо Флека было решительно и мрачно.

— Генри их отыскал.— Голос у него хрипел от гнева.— Одиннадцать трупов. Проклятый лживый убийца.— Он горько выругался и продолжал: — Бог не даст соврать, я человек жестокий, но не до такой же степени. Он сказал мне, что это арестованные, которых я должен буду как бы случайно обнаружить завтра и отвезти обратно на Фиджи.

Я сказал:

— Неужели вы думаете, что доживете до завтра, Флек? Вы не обратили внимания на вооруженного часового на причале, который следит, как бы вы тайком не смотались? Неужели вы не понимаете, что пойдете одним путем с остальными? Он не может оставить живых свидетелей.

— Я знаю. Но за сегодняшнюю ночь не волнуюсь. Могу спокойно спать на своей шхуне. На рассвете с Фиджи сюда приходит грузовое судно под названием «Кузнечик». Его команда — самые отчаянные головорезы-азиаты на Тихом океане. Я должен провести их через рифы.— Несмотря на гнев, Флек прекрасно справлялся с ролью, не забывая яростно жестикулировать после каждого второго слова.

— Зачем понадобилось грузовое судно?

— Это совершенно ясно,— ответил Гриффитс.— Большой корабль не сможет подойти к причалу, здесь глубина всего футов десять или около того. И хотя они могли бы погрузить ракету на палубу Флека, у него нет никаких достаточно солидных подъемных приспособлений, чтобы перегрузить «Крестоносца» на подводную лодку. Могу поспорить, что у этого «Кузнечика» есть бортовой деррик-кран. Верно, Флек?

— Верно. Подлодка? А что...

— Об этом позже,— прервал его я.— Генри нашел передатчик?

— Нет,— ответил сам Генри как всегда мрачно.— Они обрушили потолок на том конце туннеля и завалили проход.

А завтра, подумал я, всех нас загонят в туннель с этой стороны и тоже завалят проход. Возможно, Леклерк не врал, когда говорил, что не застрелит нас. Голод — средство не такое скорое, как расстрел, но не менее эффективное.

— Ну что, Флек?—сказал я.— Как вам это нравится? Ваша дочь учится в калифорнийском университете в Санта-Барбаре, совсем рядом с одной из самых крупных в мире баз межконтинентальных баллистических ракет — Военно-воздушная база Вандерберри. Цель номер один для ядерной атаки. Азиаты хлынут на вашу новую родину, Австралию. Сколько будет трупов...

— Замолчите же, ради Бога! — зарычал Флек. Кулаки крепко сжаты, на лице страх и отчаяние, боровшиеся с гневом и яростью. Что я должен сделать?

Я объяснил ему, что надо делать.

Солнце коснулось моря на горизонте, к нам подошли охранники и препроводили в блокгауз. По пути я оглянулся и увидел свет в ангаре. Леклерк со своими людьми будет работать всю ночь. Пусть трудятся. Если Флек не подкачает, есть шанс, что «Черный крестоносец» никогда не доберется до своего пункта назначения.

Если Флек не подкачает.