Голод грыз Блейда, и голубокровный машинально выглянул из укромного места. Викерс во плоти. Такой возможности не представлялось больше полувека.
«Думай, идиот!» — приказал он себе. Эскадрон охранников совсем рядом, а Викерса невозможно застать врасплох — мерзавец носил чертов нагрудник не снимая. Единственный способ убить этого злодея — обезглавить, а так как в трости герцога скрыто тонкое лезвие, то подобраться к нему близко — настоящее самоубийство.
Да ещё и Онория здесь. Чертовка, какова хрена она тут забыла? Внезапно Блейд едва не задохнулся от жуткой мысли: «А если это не случайно? Нет. Невозможно».
Блейд скользил от укрытия к укрытию, следуя за парочкой. Викерс остановился у усыпальницы и воткнул трость в мягкую траву. Палка так и осталась торчать; голубокровный снял перчатки и повесил их на золотую ручку.
«Что он делает?»
Блейд пригнулся, чтобы скрыться за пышно растущим кустом роз. Викерс склонил напудренную голову, стиснул руки за спиной и… просто стоял на месте. Как будто отдавал кому-то дань уважения.
Горе? Или чувство вины? Блейд вскинул бровь. В жизни бы не поверил, что герцог-убийца способен на такие чувства.
«Надеюсь, тя мучит бессонница».
По крайней мере очевидно, что Онория не заодно с ним, так как даже не шевелилась. Если бы Викерс не искупался в духах, то почувствовал бы ее запах.
«Какое искушение. А если тебе больше такой возможности не представится?» — прошептал дьявол у него на плече.
Блейд с трудом сглотнул. Пятьдесят лет за такой шанс. Все те дни, когда он просыпался от крика, вновь переживая агонию утоленного голода и вспоминая тело сестры на полу. Запах ее крови на себе. Скользкую влагу между пальцами. Этот вкус во рту и — черт побери — жажду испить ещё.
И растерянного Викерса в заляпанном кровью белом парчовом пальто, выдавившего:
«Ты убил ее».
Голод, внутренний демон, взревел в Блейде, желая вырваться на свободу. Он ненавидел себя и Викерса. Мир посерел и приобрел резкость. Розы потеряли цвет, а герцог стал бледным пятном на пейзаже кьяроскуро.
Пятьдесят лет.
Эмили.
«Знаешь, я ведь люблю ее, — однажды признался Викерс во время редких приступов меланхолии, накрывавших его по молодости. — Но она никогда не будет принадлежать только мне. И все из-за тебя. Я сделал тебе… подарок. А она не понимает».
Блейд в каком-то тумане почувствовал, как руки сжимаются в кулаки. Влюбленный не закрыл бы возлюбленную вместе с ее обезумевшим от жажды крови братом. Викерс никого и никогда не любил, кроме себя.
Блейд шагнул вперед, чтобы броситься…
— Ваша светлость!
Внутренний животный голод заставил Блейда спрятаться и отыскать обладателя голоса, вторгшегося в его охотничьи угодья. Господин подавил дикий рефлекс, который требовал разорвать на части запыхавшегося слугу у ворот.
Викерс развернулся и схватил перчатки. В его бледных глазах сверкнул гнев, но герцог подавил это чувство:
— Эбигнейл! Я же приказал меня не беспокоить!
— Это девчонка! Дейзи! — прохрипел Эбегнейл. — У нее просто невероятное улучшение! Уровень вируса в крови упал на три процента по сравнению с прошлым месяцем.
Викерс подобрался, словно охотничий пёс и выпалил:
— Три процента? Ты уверен? Как?
— Пока не знаю, ваша светлость.
— Я хочу ее увидеть.
Викерс схватил трость.
Удачная возможность упущена. Демон внутри Блейда завыл от разочарования. Ярость закипела у него внутри. Какая-то часть уговаривала: «Нет, ты не животное!» — но она была слишком мала и заперта в глубине его разума.
Все темные мысли всплыли на поверхность. Ему хотелось убивать, потопить мир в крови. Ногти впились в ладони, и только тут Блейд понял, что сжимает руки в кулаки так крепко, что они дрожат.
«Эмили, о боже, Эмили!»
Послышался шорох юбок, и кто-то пошевелился в усыпальнице. Блейд вскинул голову, будто взявшая след гончая. На губах заиграла улыбка.
«Хочу», — мелькнула у него мысль.
«Тогда бери!» — прошептал внутренний демон.
* * *
Тишина.
О боже мой!
Онория отняла руку ото рта, сделала дрожащий вздох. Казалось, она задержала дыхание на несколько часов, ожидая ухода Викерса. Выглянув за решетку, она не заметила и следа герцога. Надо убраться отсюда, пока он не вернулся.
В ужасе Онория выскользнула через ворота, стрелой метнулась за угол и врезалась прямо в чью-то крепкую жесткую грудь. Она чуть не заорала, но кто-то зажал ей ладонью рот, развернул и прижал к твердому, как сталь, телу.
— Ну-ка, ну-ка, и кто это у нас здесь? — прошептал Блейд.
Онория едва не получила апоплексический удар, ее колени подогнулись. Господин подхватил бедняжку и снова заключил в стальные объятия.
Онория с облегчением закрыла глаза. Хвала небесам, она в безопасности. Если, конечно, можно считать себя в безопасности в объятиях голубокровного.
— Мой котеночек забрел так далеко от дома, — промурлыкал Блейд.
Глаза Онор распахнулись: слова сочились аристократической издевкой. Голос господина изменился, стал незнакомым, грубее и нежнее, словно бархат на песке.
Пленница попыталась освободиться из хватки. Блейд жутковато усмехнулся, от чего волоски у нее на теле встали дыбом, и спросил:
— А если я тебя отпущу, ты закричишь?
Она отрицательно покачала головой.
— Какая жалость.
Ладонь, закрывающая рот, вдруг пропала, но объятий Блейд так и не разжал. Он провел губами по шее, вызвав внутренний трепет.
— Спокойно, милая, спокойно, — шептал он словно гипнотизер.
Как странно, что голубокровный способен разжечь ее страсть. Онория вздрогнула, когда господин кончиком языка слизал с ее шеи капельки пота. Она чувствовала пульс, грохочущий в сонной артерии, и задумалась, не почувствовал ли это соблазнитель.
— Блейд, — прошептала она, посмотрев на него через плечо. В его красивых изумрудных глазах, ставших обсидиановыми, не было ничего человеческого.
Когда Блейд посмотрел на ее губы, во взгляде его мелькнуло что-то темное и голодное. Внутренний демон, голод. Он сейчас повелевал господином, так что надо быть очень осторожной. Одно неверное движение, и Блейд разорвет ей горло или задерет юбки и возьмет здесь и сейчас, наплевав на последствия. Что же его привело в такое состояние?
Отец предупреждал: «Никогда не показывай страха, это их только раззадоривает».
— Блейд, — увещевала его Онория решительным шепотом. — Нам пора уходить, сейчас не время.
Тот не обратил на слова внимания, зарылся пальцами в ее волосы и оттянул голову назад. Онория задохнулась от этой грубости, но где-то в глубине души сгорала от страсти.
— Блейд.
Господин коснулся губами и оцарапал зубами нежное горло. Он ее не ранил, просто открыл рот и осторожно прикусил кожу над ключицей. Онория вскрикнула, ее колени подогнулись, а по телу прошла волна жидкого тепла. Сильными мозолистыми руками он обхватил ее груди через колючее шерстяное платье. Она едва не потеряла сознание.
— Прекрати! — прошептала Онория, но Блейд провел рукой по ее плоскому животу, приподнимая юбку до талии и двигаясь ниже… Пока Онор не остановила его, чувствуя, как соски болят в оковах шерстяной одежды. — Мы не можем этого сделать. Умоляю, прекрати!
— Ты этого хочешь, я этого хочу…
— Я этого не хочу! — возразила Онория и вскрикнула, когда он дразняще провел рукой меж ее бедер.
— Неужели? — Блейд обхватил другой рукой ее грудь. — Здесь нас никто не увидит, — уговаривал он низким соблазнительным голосом. — Я услышу их приближение. — Приподнял ее юбки, сжимая пальцами, и прошептал: — Онор, моя Онор, я жажду тебя попробовать, хочу выпить до капли.
Онория беспомощно посмотрела на дома. Надо каким-то образом унять управляющий им голод.
— Потом. Если Викерс вернется…
— Я его прикончу.
Блейд прижал Онор спиной к каменной стене усыпальницы, поднял ее руки вверх, стиснув запястья над головой. Онория стукнулась затылком о стену, и голова пошла кругом.
— Ты моя. — Блейд схватил ее рукой за подбородок, заставив посмотреть на него. — Ты принадлежишь мне. Больше никому.
— Блейд, умоляю, отпусти меня.
Эти черные глаза уже начинали ее пугать. На его лице не осталось ничего кроме голода.
Вокруг ее горла обвились холодные пальцы. Сердце Онории заколотилось. Тот Блейд, которого она знала, где-то там внутри — с его дьявольской улыбкой и шумным кокни. Нужно просто его отыскать.
— Блейд, ты же обещал меня защищать. Если Викерс вернется, то не один. Меня схватят. Даже ты не сможешь расправиться и с Викерсом, и с эскадроном охранников, вооруженных парализующими пистолетами. Здесь знают, как справиться с голубокровными. Тебя победят, а меня возьмут в плен. Тогда Викерс сделает со мной все, что заблагорассудится.
Блейду это совсем не понравилось — блеск чёрных глаз начал затухать.
— Нет!
— Ты не сможешь ничего с этим поделать.
Блейд ослабил хватку на ее горле.
— Хочу, — сказал господин, глядя туда, где лежала рука, словно это его отвлекало.
— Знаю, я тоже хочу. Хочу… хочу коснуться тебя. Отпусти меня.
Блейд задумался и отпустил Онорию.
Та медленно провела руками от его запястья до плеча и пробралась под длинный плащ из огрубевшей кожи. Под расстегнутой рубашкой виднелась бледная плоть. Зная, что Блейд наблюдает, Онория прижала ладони к его груди, чувствуя медленный размеренный стук сердца.
Его кожа была очень холодной. Онории захотелось дотронуться до нее губами, открыть рот и попробовать языком. Возмутительная мысль, совсем как те, что приходили к ней по ночам.
Онория подняла голову, приблизившись к лицу Блейда, его дыхание обдавало ее лоб. Сердцебиение под ее рукой начало учащаться. Онор облизнула губы, от пристального взгляда голубокровного по коже побежали мурашки.
— Медленно, — прошептала она.
Блейд наклонился ближе. Губы слились с губами, и когда Онория втягивала воздух, то крала его дыхание.
Сердце Онор теперь бешено билось, вторя голосу, звенящему в ушах: «бе-да, бе-да, бе-да». Блейд усилил напор, открыл рот и легонько провел языком по ее губам, пробуя на вкус. О боже! Она открыла глаза и почувствовала, как его грудь давит на ее отталкивающие руки. Разумеется, это всего лишь иллюзия. Если ему захочется взять больше, он так и сделает, и никакие слова и действия его не остановят. Да и вряд ли ей захочется его останавливать.
Тело пульсировало от незнакомого желания, которым Онория не умела управлять. Она перебирала пальчиками по груди Блейда, пряча их глубже под рубашку, а из горла рвался странный звук, почти стон. Он — ее враг, а она его целует. Но как же он хорош на вкус…
Как будто почувствовав, что Онория держит его на расстоянии, Блейд отпрянул и посмотрел на нее темным взглядом. Сузив глаза, сжал ее лицо в ладонях и стремительно овладел губами.
Онория ничего не могла поделать: ее предательские руки ласкали гладкую кожу его плеч. Нерешительно она приоткрыла губы, и первое полное проникновение его языка ее ошеломило. Празднуя победу, Блейд прижался к Онории всем телом, вдавливаясь в чувствительную развилку меж ее бедер.
Это слишком. Онория оторвалась от его губ и стала хватать ртом воздух. На ее щеках и ниже в непривычных местечках горел жар.
— Нам нельзя этого делать.
Блейд развернул её лицо и снова поцеловал, лишая дыхания. Онория схватила его за волосы и оттянула голову назад. Ей нужно поразмыслить. «Думай, черт возьми!» Но так трудно соображать, пока его язык ласкает ямочку на шее. Онор закатила глаза и поежилась.
— Ты обещал. Дал слово защищать меня.
Когда он застыл, прижимаясь губами к ее коже, Онория едва не зарыдала от облегчения. Ей не выиграть, когда тело так сильно хочет сдаться. Уязвимость пугала. Онория попыталась оттолкнуть Блейда, но тот даже не пошевелился. Руки, прижатые ладонями к каменной стене, обхватывали ее как стальные прутья. Он склонил голову и резко и судорожно вдохнул аромат Онории.
Она прошептала:
— Ты обещал.
Блейд ударил кулаком в стену. Онория невольно подскочила. Его глаза были дьявольски черными.
— Блейд, умоляю, вернись. Я хочу с тобой поговорить.
— Ты и так говоришь, — сказал прохладный, совершенно четкий голос. Как же ей хотелось услышать грубый жаргон кокни, который уже стал почти родным. Кто же знал, что ей будет не хватать протяжного выговора?
— Вернись, отведи меня домой, — попросила Онория, трепещущей рукой касаясь его щеки.
— А если соглашусь?
Блейд повернул голову и поцеловал ее пальчики. Прикосновение влажных губ заставило ее снова отвести глаза, а слова застряли в горле.
— Если согласишься? — смущенно повторила она.
— Что ты мне дашь?
Онория растерянно глядела на Блейда.
— Я… я… я тебя поцелую.
— Только что целовала.
— Нет, не целовала, а лишь позволила тебе поцеловать меня.
Блейд замер, прижимаясь губами к пальчикам Онории, и низко замурчал:
— Куда?
— Куда?
Вокруг было пусто, но скоро охрана начнет патрулирование. И если они наткнутся на ее обезумевшего от голода голубокровного, Онория себе этого никогда не простит. И тут до нее дошло, о чем он ее спросил.
— Что значит «куда»? Нет, прекрати, знать не хочу. Я имела в виду в губы.
Какое-то время тянулось опасное молчание. Блейд сжимал и разжимал в кулаке складки ее юбки. Затем глубоко вздохнул и отступил прочь, а Онория зашаталась и едва не сползла по стене усыпальницы.
Господин стоял к ней спиной.
— Блейд? — прошептала она.
Он долго не отвечал, затем повернулся, показав все еще угольно-черные глаза.
— Ага, я этого не забуду, милашка.
Онория вздохнула почти с облегчением. Опасность еще не миновала, но мало-помалу Блейд приходил в себя. Оттолкнувшись от стены, она напомнила:
— Полагаю, нам лучше убраться отсюда.
— Дома ты мя не тока поцалуешь, — вдруг выпалил господин.
Онория сразу посмотрела на него.
Блейд ткнул в нее пальцем и рыкнул:
— Расскажешь, какого черта здеся шлялась. Больше не бреши, Онория, ненавижу лгунов.