Не прошло и недели, как Карла и Джейси очень подружились. Дуэйн пребывал в полном недоумении, как и Джуниор Нолан, поселившийся у Муров.

– Где Карла? – печально спрашивал Джуниор, бродя по гостевым комнатам со стаканом водки, куда он добавлял немного сока, чтобы обмануть окружающих.

С каждым днем поведение Джуниора становилось все сумасброднее. Он нашел старый манок Дуэйна и часами просиживал у скал под домом, пытаясь привлечь койотов. Однажды на него выскочил скунс, но никаких койотов не было и в помине. Джуниор потерял свою шляпу в тот день, когда грозился убить Дики, и от яркого солнца его лицо приобрело странный земляничный оттенок. По пять-шесть часов он упрямо сидел среди камней и свистел в манок, изредка возвращаясь в дом, чтобы выпить еще водки и поинтересоваться, не вернулась ли Карла.

Каждое утро, ровно в семь, она садилась в машину и отправлялась в Лос Долорес. Большие партии юбилейных пуговиц, рубашек, пепельниц и спортивных шапочек возвращались почти невостребованными отправителю, так как Карла была слишком занята визитами к Джейси, чтобы съездить в Уичита-Фолс и поставить свою подпись под соответствующим документом.

Ее забывчивость в этом плане сильно огорчала Дуэйна, поскольку было ясно, что без широкой распродажи сувениров праздник может обернуться потерей тысяч долларов. В первую очередь пострадает Бастер Ликл, который заключил с властями округа договор о пятидесятипроцентном финансировании всех мероприятий.

– Ты могла бы взять с собой в Уичита-Фолси Джейси, – как-то вечером посоветовал жене Дуэйн, когда они оказались дома в одно время.

– Исключено. Она слишком чувствительна, чтобы посещать те места, которые ей напоминают о многом.

– О чем может ей напомнить Уичита-Фолс? – удивленно спросил Дуэйн. – Уичита совсем не похожа на Италию.

– Это может напомнить ей о том плохом, что случилось с ней в Южном Методическом университете, – ответила Карла. – Она такая впечатлительная. Мысли и настроения у нее меняются с необыкновенной быстротой.

– Этот университет в Далласе, – заметил Дуэйн, поворачивая регулятор на электроодеяле.

– Дуэйн, перестань подкручивать, – сказала Карла, которая лежала на нем и читала старый выпуск «Плейгерл». Возле кровати на тумбочке лежала целая стопка, и Карла просматривала их ночью, когда ей становилось скучно.

– Так ведь уже почти лето. Под ним даже в феврале жарко. Наверное, оно ночью вытягивает из меня всю энергию.

– Если одеяло остынет за ночь, твое тело может окоченеть к утру. Это называется гипотермия.

– Если у тебя паранойя по поводу гипотермии, тогда к чему нам вообще эти одеяла?

Карла ответила не сразу. На ней были трусики, еще более смелые, чем бикини Нелли, – просто резинка с крохотным зеленым шелковым треугольником.

– Электроодеяло полезно для твоей осанки.

– Пусть у меня будет лучше плохая осанка, чем я спекусь под ним.

На следующий день, вернувшись домой, Дуэйн обнаружил, что Карла и Джейси пьют коктейли и плачут. Слезы ручьями катились по их лицам. Две пары мокрых глаз молча уставились на него. Дуэйн собирался немного поплавать, но передумал и вернулся в дом.

Часто днем, наезжая в салон тетушки Джимми, он обнаруживал возле него черный «мерседес» и белый БМВ, и обычно проезжал мимо.

Дуэйну начало казаться, что он уже не распоряжается сам собой. Если он отправится в свой офис, то Руфь Поппер даст понять, что он там лишний. Если отправится домой, из-за скал появится Джуниор и начнет его просить научить подзывать койотов. Если подастся в бар Уичита-Фолс, Лути Сойер, запивший с горя, что его попытки разбомбить ОПЕК потерпели крах, загонит его в угол и примется изливать душу на тему, как плохо быть банкротом. Если двинет на теннисный корт, появятся Лестер с Джанин (теперь официальные любовники) и захотят обучить его удару слева. Если направится к Сюзи, могут заявиться ее дети, и тогда придется изображать визит вежливости. Если поедет к своим бурильным установкам, либо Бобби Ли, либо Эдди Белт начнут жаловаться и клянчить прибавку или рассказывать похабные истории о своих любовных похождениях.

Даже если просто мчаться в машине куда глаза глядят, невозможно убежать от Бобби Ли и Эдди Белта. Они свяжутся по радиотелефону и примутся излагать все ту же похабщину.

А если он отправится в «Молочную королеву», там его отыщет Дженни Марлоу. Она чуть не весь день кружила вокруг кафе в поисках любой жертвы, которой можно было бы излить душу. Как только он попадется ей, то неизбежно последуют упреки в том, что у его старшего сына очень плохие привычки.

В такие минуты, когда жизнь хватала за горло, ничего другого не оставалось, как сбежать на озеро и медленно покачиваться в лодке на его поверхности. Однако весна выдалась жаркой, и сидеть в незатененной лодке в сорокаградусную жару – удовольствие ниже среднего. И все же он изредка уединялся на озере и тогда, не раздеваясь (сняв лишь ботинки), валился за борт лодки, чтобы потом растянуться на ее днище, надвинув шапочку на глаза, и ждать, пока солнце подсушит рубашку и брюки.

В такие периоды Дуэйн часто задумывался: о чем Джейси с Карлой могут беседовать целыми днями?

Разумеется, они давно перестали сравнивать свои впечатления относительно его персоны. Он всегда считал, что роман с Джейси – одна из вершин его жизни, но когда как-то попытался вникнуть, что же здесь такого особенного, то обнаружил: воспоминаний осталось не так уж и много. За исключением, пожалуй, одного: он, капитан футбольной команды, надевает ей на голову корону королевы красоты. Они целуются, и оркестр начинает играть гимн школы. Оркестранты и игроки от избытка чувств пускают слезу, но у них с Джейси глаза остаются сухими. На их взгляд, представление отдает банальностью. Все это происходило в предвыпускном классе, и они уже считали себя развитыми не по годам, не то что ребята вокруг них.

Он точно не помнил, когда влюбился в Джейси, но это, несомненно, имело место, поскольку они встречались весь выпускной год, и Сонни Кроуфорд поплатился глазом за то, что посмел назначить ей свидание, когда Дуэйн летом поехал под Одессу работать на промысле. Еще он помнил, как плакал, когда уезжал от нее из Талиа в военный учебный лагерь: его память запечатлела смутное воспоминание о том, как он пытался однажды ночью позвонить ей из Кореи, но оказалось, что в то время она жила в женском общежитии при университете. Звонок оказался безуспешным, и он так и не узнал, то ли попал не туда, то ли Джейси не захотела разговаривать с ним.

Что касается романтической стороны их отношений, то он ничего не мог вспомнить – факт, вызывавший у него некоторое смущение и странное беспокойство. Он не мог припомнить, как они целовались, встречались и все такое, хотя помнил, что они легли в постель в последний год учебы в школе. Он всегда считал, что его первое увлечение имело большое значение (хотя бы потому, что стоило Сонни глаза), и надо же такому случиться: он ничего не может вспомнить, за исключением банального момента на стадионе, к которому они отнеслись с презрением.

Однажды вечером, когда Карла сжалилась над Джуниором Ноланом и принялась готовить ему бифштекс на открытом воздухе, Дуэйн принялся рыться в кладовке, пока не отыскал два альбома со школьными фотографиями. Он взял их и пошел в спальню, надеясь освежить свои воспоминания. Да, вот он в футбольной форме; а вот он стоит в спортивном костюме, который купил после того, как его признали самым симпатичным парнем в школе. А здесь Джейси – самая красивая девушка. Были даже фотографии, сделанные на стадионе. На первой она объезжает вокруг поля в белой открытой машине; на второй – он ждет ее в центре поля, держа в одной руке шлем, а в другой букет цветов; на третьем – они целуются. Последняя, однако, оказалась размытой из-за того, что Джейси надписала на ней размашистым почерком: «Самому желанному мужчине в мире. Буду любить тебя всегда!»

От просмотра альбома легче не стало, и, полистав страницы еще минуты три, он отбросил его в сторону и растянулся на кровати, включив спортивный канал. Коннорс и Макинрой обменивались пушечными ударами справа. Всякий раз, ударяя по мячу, Коннорс издавал громкий стон. Эти стоны мгновенно ассоциировались у Дуэйна с Джанин, которая, несмотря на все усилия оставаться дамой во всем, издавала нечто подобное при приближении оргазма. Слыша стенания Джанин, он всегда испытывал некоторое облегчение, но не избавление. Эти стоны означали, что у них опять получилось, по крайней мере с точки зрения Джанин. Он уже начал сомневаться, что дотянет до уровня Джанин, но масштаб несбывшихся надежд оставался довольно неясным, да и не особенно беспокоил его.

Джанин почти не разговаривала с ним с той самой ночи, когда он позвонил ей из кабинета «скорой помощи». Он видел ее почти каждый день в здании суда или на теннисном корте с Лестером, который под ее присмотром заметно успокоился. Сама Джанин тоже была в прекрасном настроении.

Дуэйн дважды обсуждал вопрос поведения Лестера и Джанин с Дженни Марлоу, которая отнеслась вполне терпимо, почти даже восторженно, к их роману.

– Только бы это продлилось до того, как я дам ему развод, – сказала она. – Ты не представляешь, как тяжело заставить мужа разлюбить тебя, когда он этого не хочет. Даже не знаю, сколько раз я разбивала его сердце за последние пять лет. Оно уже разбито, наверное, на миллион кусочков.

В самый разгар матча Коннорса – Макинроя в спальню вошла Карла. Она была в мокрой, с ног до головы, одежде.

– Я не знаю, есть ли смысл в том, что у нас живет Джуниор, – заявила она. – Все началось платонически, а теперь я боюсь, что он захочет большего.

– С какой стати ты так решила? – спросил Дуэйн.

– Он только что швырнул меня в бассейн, заявив, что всегда хотел проделать это под водой. Я напомнила ему про наши платонические отношения, но он и слушать не стал.

– Как так не стал слушать? – спросил Дуэйн у Карлы, снимавшей промокшее платье.

– Джуниор считает, что платонической любовью хорошо заниматься в японских машинах. Он также считает, что нам с ним следует сбежать.

– Где он сейчас?

– Плавает в бассейне. Он настолько упился, что думает, будто я все еще в воде.

Она пошла в душ и через минуту вернулась, надев на себя ярко-красный халат.

– Интересно, чем целый день занимается Сюзи Нолан? – спросила она у мужа.

Дуэйн сделал вид, что не может оторваться от телевизора.

– Дуэйн, ты сердишься на меня?

– Нет.

– Может так случиться, что Сюзи заинтересуется, почему это Джуниор живет здесь.

– Не все такие любопытные, – резонно возразил ей Дуэйн. Насколько ему было известно, Сюзи мало интересовало местонахождение супруга.

– Жен обычно волнует, где находятся их мужья. Даже бывших.

– Можно позвонить ей и сказать, что он плавает в нашем бассейне и надеется убежать с тобой в японской машине, – предложил Дуэйн.

– Ходят слухи, что ты влюбился в нее, – проговорила Карла.

– Нельзя верить слухам, милая, – беззаботно ответил Дуэйн.

– Всякий раз, когда ты называешь меня милой, за этим скрывается ложь.

Дуэйн вышел из дома посмотреть, что происходит с Джуниором. Ему не хотелось, чтобы тот утонул, и, к счастью, до этого не дошло. Джуниор сидел на краю трамплина со своим койотовым манком. Несмотря на долгие часы занятий этим, он так и не научился подзывать зверьков. Из дудочки вырывался такой слабый и писклявый звук, что Шорти, спавший в нескольких ярдах от него даже не поводил ушами.

– Я подманил жабу, – похвастался Джуниор. – Видишь?

Действительно, на краю бассейна сидела жаба приличных размеров. Дуэйн долго смотрел на нее, пока она медленными и ленивыми прыжками не скрылась в траве.

– Удалилась, – вздохнул Джуниор. – А где Карла?

– У нее разболелась голова, – соврал Дуэйн.

– Ничего удивительного, – принял слова Дуэйна за чистую монету Джуниор. – У женщин всегда начинает болеть голова, едва я в них влюбляюсь.

– Я тебя очень хорошо понимаю, – поддержал его Дуэйн. – У многих от меня тоже болит голова.

– Я никого так сильно не любил, как Сюзи, – признался Джуниор. – Сюзи для меня означает все на свете. Я продолжаю надеяться, что она позвонит и скажет, чтобы я возвращался. Но… пожалуй, это только мечты.

При взгляде на лицо Джуниора Дуэйну стало грустно. Он посещал Сюзи каждое утро и проводил у нее двадцать страстных минут. Карле он сказал правду. Сюзи он не любил. У них была лишь интерлюдия счастливого случая, включающего высокий уровень сексуальной совместимости. Не было никаких оснований предполагать, что она будет длиться вечно. Может наступить такой день, когда Сюзи проснется, поймет, что ей недостает Джуниора, и просто востребует его обратно. Дуэйн был не против такого расклада, даже если он и означал конец волнующей интерлюдии.

Джуниор сполз с трамплина, повалился на стул, стоявший на газоне, и тотчас заснул.

Дуэйн вернулся в дом и застал Карлу за рассматриванием его школьного альбома, который был раскрыт на той странице, где он и Джейси целуются.

– Знаешь, она не любила тебя вечно, Дуэйн, – сказала Карла. – Ведь так?

– Так, – согласился он.

– Дуэйн, ты огорчен?

– Угу.

– Почему? Ты можешь поделиться со мной. Я – твоя жена.

Дуэйн почувствовал приближение головной боли. Он направился в ванную и долго брызгал на лицо холодной водой. Иногда это помогало. Потом смочил мочалку и, улегшись на кровать, положил ее на лоб.

– Гораздо лучше, если муж с женой говорят начистоту и рассказывают друг другу, почему они счастливы или несчастливы, – сказала Карла.

– М… да, – буркнул Дуэйн, размышлявший о судьбе Джуниора. Чувство жалости к нему у Дуэйна сменилось чувством зависти. Чтобы заснуть в кресле, на лужайке, тому потребовалось не больше одной минуты. Возможно, он уже видит самые сладкие сны, вспоминая время, когда он был богатым… когда две трети пробуренных им скважин давали нефть. Или, быть может, ему снятся ранние годы, когда его страстная молодая жена все еще хотела его. В тот момент, когда он заснул, лицо Джуниора выражало успокоение.

Дуэйну оставалось только позавидовать тому, кто с такой легкостью обретает покой. В своих снах он видел сплошные заседания в банках и частые поломки буровых вышек. И от таких снов наутро становилось тягостно на душе.

– Ты сама не слишком счастлива.

– Правильно. А все потому, что меня воспитали так, что жена должна делать мужа счастливым. Чтобы он не лежал с тряпкой на голове, с побитым, как у старого кобеля, видом.

– Я кобель, но не старый, – уточнил Дуэйн. – Просто я немного несчастный.

– Из-за того, что я выбросила шестьдесят тысяч на дом, который нам не по карману? – спросила она. – Я решила, что будет хорошо, если наши дети заживут после женитьбы в приличном месте.

– Было бы лучше, если бы наши дети оставались в браке приличное время.

– По-твоему, мы неправильно их воспитали? Дуэйн мысленным взором окинул те годы, когда они воспитывали Дики и Нелли до рождения близнецов. На его взгляд, они делали все, что полагается делать родителям. Они водили детей в воскресную школу, заставляли убираться в доме, шлепали за серьезные провинности и щедро хвалили, когда те вели себя хорошо. Очевидно, они не всегда бывали на высоте, но он слишком устал, чтобы разбираться в ошибках воспитания своих детей, да и головная боль не отпускала его.

– Я нервничаю, когда ты не отвечаешь мне, Дуэйн, – заметила Карла.

– У меня трещит голова. Когда она трещит, у меня плохо с ответами, – признался Дуэйн.

– Я чувствую себя виноватой, когда у тебя болит голова, – сказала Карла. – Вероятно, из-за меня ты так сильно переживаешь.

– Вини в этом ОПЕК, – отшутился Дуэйн. – Так проще, и можно спать спокойно.

Карла встала с кровати, надела ночную рубашку и вернулась в кровать. Потом она взяла в руки пульт управления и целую минуту перескакивала с одного канала на другой.

– С каждым днем все меньше и меньше интересного по ТВ, – пожаловалась она.

– Карла, перестань причитать. К моей головной боли ты не имеешь никакого отношения.

– Я в самом деле не хотела сегодня тратить все эти деньги, – продолжала оправдываться Карла. – Честное слово, лучше, если бы мы были бедны. Начав тратить деньги, трудно остановиться. Каждый раз, отправляясь в Даллас, я даю себе слово купить одно платье, а покупаю десять.

– Платья не виноваты, все дело в этих буровых установках, – сказал Дуэйн. – Тысяча платьев не дороже одной этой чертовой штуки.

– Джейси очень интересуется тобой, – перевела разговор на другую тему Карла. – Мне порой кажется, что она сожалеет, что не осталась здесь и не вышла за тебя замуж.

Дуэйн не поверил жене. Его любопытство было возбуждено, но по ее широко раскрытым глазам он понял, что достаточно одного-единственного вопроса с его стороны, и на него обрушится маниакальный поток слов, который может низвергаться часами. Он решил, что игра не стоит свеч.

– Ты никогда не говоришь мне о том, что тебя огорчает, – второй раз посетовала жена.

Дуэйн уже не помнил, с чего, собственно говоря, начались невзгоды его сегодняшнего дня. Мысленно он мог вернуться только к тому моменту, когда оплескивал лицо и лоб водой. Холодный компресс уже был не холодным. Он хотел было его сменить, но не хватало сил подняться.

– Я устал, но не как старый кобель, – сказал он, надеясь хоть как-то поддержать разговор с женой.

– Но все-таки, когда ты огорчен, у тебя лицо вытягивается, – заметила наблюдательная Карла.

Она встала с кровати, пошла на кухню и вернулась с большой чашкой, полной воды и льда. Обмакнув мочалку в ледяную воду, она отжала ее и приложила ко лбу мужа.

– Спасибо… Хотел бы я вести разумную жизнь, – задумчиво проговорил он, размышляя над вопросом Карлы о причине его усталости. – Ты считаешь, что это разумная жизнь?

Карла включила крошечный светильник и принялась листать «Плейгерл».

– Может, она и не слишком разумная, но, по крайней мере, мы знаем разницу между платоническими отношениями и японским пикапом.