Наблюдая за тем, как солнце рассеивает утренний туман на буроватом озере, Карла вернулась к теме о победителях и неудачниках.

– Меня тоже можно считать неудачницей, – заметила она. – Я в жизни мало чего достигла.

– К тебе это слово неприменимо, – сказал Дуэйн.

– Быть замужем за победителем – уже неудача.

– Не смей называть себя неудачницей! – рассердился Дуэйн. – Ты не неудачница. Ты – прекрасная и удивительная женщина.

– Чего ты завелся?

– Потому что я не хочу, чтобы ты говорила, как Сонни.

– Если я такая прекрасная и удивительная женщина, то почему ты спишь с паршивыми любовницами, а не со мной? – спросила Карла, втирая в губы защитную помаду и готовясь к встрече с обжигающим летним солнцем.

Дуэйн вздохнул. Он так же не любил, когда его спрашивали, почему он спит с одной женщиной и не спит с другой.

– Мы с тобой женаты двадцать два года. Скажем, в первые десять лет ежегодно я «бросал по двести палок». Получается две тысячи. В следующие пять лет выходило, наверное, по сто пятьдесят. Перемножаем и получаем семьсот пятьдесят. Я не знаю, каков показатель за последние шесть или семь лет, но по самым скромным подсчетам, пара сотен, набежит. Итого, имеем три тысячи, не считая того, что было раньше.

– Мы поженились, едва начав встречаться, – заметила Карла. – Я сомневаюсь, чтобы мы вместе спали больше пятидесяти раз в период наших свиданий.

– Все же три тысячи остаются.

– Меня берет тоска, когда ты рассматриваешь любовь через цифры, – нахмурилась Карла.

– Это не романтично, зато объясняет, почему у меня есть любовницы. Ты сама вчера вечером твердила мне о разнообразии.

– Когда я говорю об этом, то, как правило, преувеличиваю, – вывернулась Карла. – А когда говоришь ты, то идешь и получаешь то, что хочешь. Вот в чем разница между победителем и неудачником.

– Если ты еще хоть раз назовешь себя неудачницей, я задушу тебя.

– Да, идешь и получаешь, ничего не говоря. А это еще хуже.

– Ты никогда ни в чем не отыщешь положительного момента, – обиделся Дуэйн.

– Вранье, – запротестовала Карла. – Я всегда стараюсь отыскать во всем позитивное. Фактически большую часть своей жизни я отдала тому, чтобы воодушевлять и радовать тебя.

Дуэйн не отрицал очевидного.

– А что радостного в нашем браке? – спросила Карла спустя минуту.

– Три тысячи первоклассных «палок», – не задумываясь, ответил Дуэйн. – Показатель не так уж плох.

– Не хвастайся, Дуэйн. Не каждая дотягивала до первого класса.

– По крайней мере, за девяносто процентов я ручаюсь. На мой взгляд.

– А десять процентов остались так себе.

– Другие довольствуются этими девяноста процентами. Почему ты такая упрямая?

– С чего это ты решил, что я упрямая?

– Ты просто кажешься упрямой. Скорей бы Джейси возвращалась.

– Да, потому что ты недоволен, когда я задаю вопросы или говорю о сексе. Сам знаешь, мне только сорок шесть. До конца еще очень далеко.

– Никто не говорит о конце.

– Я говорю… Иначе мне придется заводить паршивых хахалей. Ты завел разговор о трех тысячах с единственной целью – дать мне понять, что твоя обязанность исчерпана.

– Я не смотрю на это как на обязанность, – вспылил Дуэйн. – Я целыми днями торчал на буровой, думая о тебе и представляя, чем мы займемся, когда я вернусь домой.

– Мило… Но когда тебе уже сорок шесть, возникают определенные проблемы. А как быть с нашей жизнью в будущем?

– Будем жить-поживать.

– Жить-поживать… Твою мать! Если я уеду в Европу и натворю там кучу бед, во всем будешь виноват ты, потому что дал мне уехать.

– Скорей бы возвращалась Джейси, – повторил Дуэйн. – По крайней мере, сменим тему разговора.

– Это моя любимая тема. Я не хочу ее менять.

– Правильно, потому что ты любишь всегда выставлять меня в глупом виде.

Помимо обиды, он почувствовал также усталость и странную растерянность. Такие разговоры неизбежно влекли за собой усталость и странную растерянность. А что они будут делать в будущем? Этого никому не дано знать, но что бы там ни случилось, все идет к тому, что они будут делать это гораздо реже, чем делали до сих пор… м-да… перспектива не из блестящих…

Этот разговор, однако, на Карлу произвел противоположное впечатление. Она неожиданно помолодела, расцвела и воспрянула духом. Следя за женой, перебирающей кассеты Джейси, Дуэйн не переставал удивляться и поражаться ее способности преображаться на глазах. Сейчас ей от силы можно было дать тридцать три или тридцать четыре… Это было удивительно – и непонятно. Кто бы хоть раз дал ему меньше его лет!

– Ты удивительна и прекрасна, – не смог сдержать он своего восхищения.

– Но твоя маленькая штучка при этом отказывается подниматься, – усмехнулась Карла. – Быть красивой и непредсказуемой, оказывается, мало мистеру, тяжелому на подъем.

– Я не тяжел на подъем, – решительно возразил Дуэйн. – Просто я старею быстрее тебя. Моей вины здесь нет.

– А тяжел на подъем во всех отношениях ты стал потому, что вкалываешь, как вол.

– Я рад, что у тебя снова юморное настроение.

– Если у меня юморное настроение, это не означает, что я буду находиться в нем всегда.

– Карла, кому ты это говоришь?

– Ты считаешь, что тот, кто красив и непредсказуем, всегда получает все, что захочет? – спросила Карла. – Так бывает только в кино. Что за странный мир – человек с моей энергией не может получить того, чего хочет.

– Переведи это на спорт, – предложил Дуэйн. – Там даже самые лучшие игроки приносят порой мало очков.

– К черту твой спорт! – сказала Карла, вставляя в кассетник запись Пипка Флойда.

Черепаха, которую без устали облаивал Шорти, поползла к воде. Шорти попытался схватить ее за лапку, но та остановилась и втянула их в панцирь. Как только черепаха остановилась, Шорти снова принялся лаять. Его лай, даже па таком большом расстоянии, действовал на нервы не хуже Пинка Флойда. Но вот Шорти заметил крикливого зуйка и устремился за ним, а тем временем черепаха доползла до воды и благополучно скрылась в ней.

– Какое это облегчение, когда Шорти перестает лаять, – вздохнула Карла.

– Его с успехом заменяешь ты.

– Надеюсь, что ты не начнешь по новой жалеть себя из-за того, что стал банкротом и у тебя вредная жена.

– Я не банкрот… пока нет.

– Я не понимаю твою систему ценностей, Дуэйн. Получается, что банкротство тебя волнует больше, чем отъезд в Европу собственной жены, с которой там всякое может случиться?

– Меня до смерти волнует и то, и другое, – зевая, проговорил Дуэйн. – Эта музыка так гремит, что невозможно думать!

Они заметили, что Джейси медленно подплыла к деревянному причалу, передохнула и взобралась наверх по лестнице. Шорти бросился к ней с радостным лаем и начал кружиться на причале.

– Если бы я заплыла так далеко, как она, у меня свело бы ноги и я утонула, – сказала Карла.

– Она когда-нибудь снова выйдет замуж? – спросил Дуэйн. – Как по-твоему?

.– Нет, и я тоже, если тебя убьют, – ответила Карла.

– Выйдешь, – возразил Дуэйн. – По крайней мере, я хочу, чтобы ты вышла.

– И не надейся, – свирепо глядя на мужа, проговорила она.

– Я просто предполагаю, – попытался оправдаться Дуэйн. – Я никогда не задумывался над тем, что может случиться, если я умру.

– Если я нарываюсь на неприятности, то это не значит, что я хочу другого мужа, кроме тебя. С чего ты взял?

– Сам не знаю. Не имею ни малейшего представления, почему я так сказал. Беру, пока не поздно, свои слова обратно.

Подошла Джейси с накинутым на плечи большим голубым полотенцем. Шорти бежал впереди нее и громко лаял.

– Он считает, что охраняет меня, – сказала она.

Шорти в счастливом исступлении принялся носиться вокруг «мерседеса». Джейси остановилась на той стороне, где сидела Карла, и стала вытирать ноги.

– Дуэйн надеется, что я снова выйду замуж, если он умрет, – доложила ей Карла.

Дуэйн пожалел о неосторожно вырвавшихся у него словах. От присутствия двух женщин ему в очередной раз стало не по себе. Джейси принесла запах озера, запах, который источали мокрое полотенце, мокрый купальник и мокрая женщина. Он поднял голову и в зеркале заднего обзора встретился с ее глазами. Она ждала его взгляда, и он понял это по ее приятно удивленному лицу.

На миг у Дуэйна вспыхнуло страстное желание поцеловать Джейси. Странно, что такое желание возникло у него к мокрой женщине, сидящей на заднем сиденье и перебирающей волосы, а не к той, что была рядом и у кого искрились глаза.

Он вспомнил, что уже заскользил по тонкому льду, обмолвившись о замужестве в случае своей смерти. Ему было непонятно, почему женщинам так не понравились его слова.

– Я всего лишь думал о твоем счастье. Обе женщины рассмеялись.

Он почувствовал, что Джейси смотрит на него в зеркало и ждет ответного взгляда.