Дом, в котором я пришла посмотреть квартиру, с первого взгляда показался мне красивым. Но, открыв дверь, я увидела запущенную лестничную клетку: шаткие, как в триллерах, перила, от каждого шага со ступенек поднимаются облака густой пыли. Мне казалось, что лестница вот-вот рухнет. Значит, я влипла, это уж точно. И как я не сообразила, что объявление слишком уж заманчивое: „Большая однокомнатная квартира в отремонтированном кирпичном доме, в приличном квартале; трехметровые потолки, новое оборудование, все удобства, окна на юг, 10 минут от Уолл-стрит; магазин и метро рядом. 500 долларов".

Наверху раздавался стук молотка, и я решила подняться туда. Опилки, как снежные хлопья, носились по белой комнате. Глянув вниз, я увидела согнутую коричневую спину, поднятую руку и длинные черные пальцы, сжимающие молоток. Когда он взмахнул молотком, грохот напугал меня. Я даже подпрыгнула.

Он оглянулся и спросил:

— Чем могу служить?

„Боже милостивый!" — подумала я. Я двинуться не могла, не то что говорить. Просто глазам своим не верила. Верзила метра под два возвышался надо мной, как башня. Миндалевидные глаза, как черный мрамор. На голове бейсбольная шапочка, надетая задом наперед. Когда он снял ее, чтобы стряхнуть пыль, под ней оказались черные, как смоль, курчавые волосы. Под крупным носом густые усы. Черты лица — точеные, губы — чувственные. А уж плечи — косая сажень! Бедра — узкие, а ноги, как у породистого жеребца. Он был с головы до ног покрыт пылью, но когда закатал рукава своей красной рубашки, обнажились руки цвета черного винограда.

— Вы пришли посмотреть квартиру? — спросил он.

Я прочистила горло и едва выговорила:

— Да.

Он улыбнулся, будто думая о чем-то своем.

— Мы, как водится, отстаем от графика, даже не берусь сказать, когда закончим. Никак в толк не возьму, откуда здесь такая прорва мышей, так и не понял. А уж тараканов и мокриц просто легионы. Надо их выкурить отсюда, пока никто не вселился.

Мыши? Мокрицы и тараканы? Да уж не шутит ли он? Здесь все новехонькое.

— А вы хозяин?

— К сожалению, нет. Он вон там. — Парень показал рукой в конец длинного холла.

— Эй, Винни! — крикнул он. — К тебе пришли!

Тем временем я обратила внимание, что большая комната напоминает по форме букву Г. Здесь было три высоких окна, почти от пола до потолка; значит, света хватает. Кухонька оказалась в углу, но с этим можно примириться. Дверь из холла вела в ванную комнату. Я вошла туда, включила свет и глазам своим не поверила. Надо же! Ванна цвета морской волны, туалет и раковина! Пол и стены выложены ослепительно белым кафелем, да еще оранжевая лампа, под которой так хорошо просыхать после ванны. Дальше — лучше. Открыв дверь в конце коридора, я очутилась в светлой спальне с двумя окнами.

— Добрый день, мисс Блэнк, — раздался голос хозяина. Мы поздоровались за руку. Его ладонь была мягкой и дряблой. — Прежде всего скажу, что закончим мы через пару дней. Вам нравится?

— А рабочий говорит, что не знает, когда закончат. К тому же, по его словам, тут полно мокриц и мышей.

— Что за чушь! Повторяю: мы закончим через пару дней. Квартира совершенно чистая. Все новенькое снизу доверху. Никакой живности, кроме рабочих, здесь нет. Фрэнки у нас шутник, на сей раз он малость увлекся.

„Фрэнки? Какое дурацкое имя для такого верзилы".

— А что это там за комнатушка?

— Что-то вроде чулана. Для спальни комната слишком мала, потому мы и не упомянули о ней в объявлении. Хотя, впрочем, может служить детской. Но вы сказали, у вас нет детей. Так приспособьте ее под кладовку.

Комнатушка крохотная, но пианино туда, пожалуй, войдет. Я подошла к окну. Худо-бедно, а деревья есть, пусть и в соседнем дворе. Я взглянула на деревянные половицы.

— А что вы собираетесь делать с полом?

— Положим самое лучшее ковровое покрытие везде, кроме кухни и ванной. Цвет бежевый, самый нейтральный, как вы знаете. Вас устраивает?

— А нельзя ли паркет?

— Вам нужна квартира? О ней уже справлялись. Я мог ее сдать сегодня утром, но мы договорились, и я вас ждал. Договор дороже денег.

— Если вы настелите паркет и приведете в порядок лестничную клетку, я согласна.

— Ну, когда капитальный ремонт, лестницу оставляют напоследок, иначе толка не будет. Понимаете, рабочие носятся туда-сюда, таскают по ней все, что нужно. А что до паркета, то вам придется немного раскошелиться — об этом мы не договаривались. И повремените еще дня два.

— Сколько же это стоит?

— Пустяки, если найдем сосну. Не беспокойтесь, что-нибудь придумаем. Так вы настаиваете на паркете? Дерево здорово собирает пыль.

— Ну и пусть собирает. Войдя сюда, я сразу представила себе полированные деревянные полы, а не унылый ковер. К тому же терпеть не могу бежевый цвет. Такая тоска!

— Фрэнки, — крикнул хозяин. — Подойди на минутку!

Тот вошел в спальню, наклонил голову в дверном проеме. Я изо всех сил старалась не смотреть на него: мне казалось, что я выдам свое волнение. Я изображала полное равнодушие.

— В чем дело, хозяин? — не без сарказма спросил он.

— Что это ты наврал молодой леди?

Фрэнки поднял руки и ухмыльнулся.

Да у него еще и ямочки на щеках!

— Я всего-навсего дурачился, хозяин.

— Когда-нибудь твои шутки мне дорого обойдутся, Фрэнки. Кстати, она хочет паркет вместо коврового покрытия. Ступай в контору Френдли Фредди, и сегодня же все подсчитайте. Ты справишься за четыре-пять дней?

— Возможно, — ответил Фрэнки, закуривая сигарету. Он пустил струю дыма к потолку, а я уставилась на его губы. Видит Бог, хотела бы я быть сигаретой.

— Он управится дней за пять, — сказал Винни. — Вы подождете?

— Конечно!

— Пойдемте ко мне в контору, это рядом. Там обо всем договоримся. Ах, черт. У меня нет формуляров для договора! Надо принести со склада. Выпейте пока чашечку кофе. Я только на минуту.

— Держите с ним ухо востро, — сказал мне Фрэнки. — Он итальянец.

Я пошла было за Винни и чуть не задела Фрэнки; он явно не собирался отойти и пропустить меня. Мои груди жаждали прикоснуться к его груди. Просто так, чтобы почувствовать его тепло. Но я ничего такого не сделала. Заметив, что я бочком иду мимо него, он поднял руки над головой и прижался к стене. Будто не замечая его, я снова взглянула на комнату. „Да, — подумала я, — жить здесь можно!"

— Винни хочет продать вам кота в мешке. Вы первая пришли поглядеть квартиру. Это не бизнес, а сущий рэкет. Ладно. Увидимся недели через три. — Фрэнки ушел в соседнюю комнату, и оттуда послышался стук молотка.

Когда фургон остановился у моего нового дома, я увидела, что на крыльце сидит Фрэнки в белой облегающей майке. В руке у него была банка „Хейнекена", во рту дымилась сигарета. Ни дать ни взять — черный ковбой с рекламы „Мальборо", только без шляпы и лошади. Из-под шапочки выбивались курчавые волосы, но я старалась не смотреть на него. А мускулы! Бог ты мой! Да он весь из мускулов. Интересно, от накачки или от тяжелой работы? По лицу его, будто слезы, струился пот. Не стану лукавить, я еле сдержалась: так меня и подмывало подойти и вытереть ему лицо.

— Пол в спальне еще не высох, так что вам придется сложить вещи в гостиной.

— Вот так-так! А Винни сказал, что все готово.

— Готово-то готово, но еще не высохло.

Черт побери! Я объяснила водителю, в чем дело. Он пошел открывать заднюю дверцу. Я стояла и смотрела на окна своей квартиры.

— Ну вот я и здесь! — сказала я.

Когда я нанимала машину, водитель обещал приехать с напарником, но явился один. Поэтому я подошла к первому подвернувшемуся парню и спросила, не хочет ли он заработать сорок долларов. Без лишних слов он погрузил вещи. Мне, конечно, не очень хотелось, чтоб он знал, куда я переезжаю, поэтому в Бруклин мы отправились без него. Меня, прямо скажем, не вдохновляла мысль о том, что придется самой таскать все это барахло наверх.

— Нет ничего хуже этих переездов, — вздохнула я.

— Это уж точно, — откликнулся Фрэнки и глотнул пива. Я втайне надеялась, что он предложит мне помощь, но он молчал.

— Вы не поможете мне?

— Я задарма не работаю.

„Этот сукин сын не только красавчик, но и изрядный наглец", — подумала я. Но деваться было некуда. Не на себе же все это перетаскивать.

— Сколько?

— Немного! — Он отшвырнул сигарету и вскочил с крыльца.

Целый час он носился вверх и вниз, таская вещи из фургона. Мускулы так и играли на его ручищах и здоровенных плечах, а пот лил ручьями. Каждый раз, когда он проходил мимо меня, я думала, как же, должно быть, приятно кричать по ночам в его объятиях.

Часа за два мы перетаскали все, кроме сундука с пластинками. Он был слишком тяжел для одного, и я предложила помочь ему, но Фрэнки отказался, взвалил его на плечо и понес наверх, словно в нем было не больше восьми килограммов.

Я расплатилась с водителем и поднялась наверх. Фрэнки расставлял коробки побольше вдоль стены в гостиной. Этими коробками было завалено все, даже диван. Я подошла к двери в спальню, свет заливал ее, и пол сиял, как полоски золота. Почувствовав, что за спиной стоит Фрэнки, я повернулась и уперлась носом в черную поросль на его груди. Губы мои увлажнились, а сердце готово было выпрыгнуть из груди. Отпрянув от него, я чуть было не ступила на сырой пол, но Фрэнки схватил меня за локоть и втащил в холл:

— Не надо портить мой пол!

Мне стало не по себе, надо было что-то ответить.

— Вы совершили с этим полом чудеса. Честное слово. О таком я и не мечтала.

— Спасибо. — Фрэнки отступил на шаг и подмигнул мне. — Я всегда стараюсь делать все как можно лучше.

Я поняла, что он заигрывает. На меня это так подействовало, что я почувствовала себя, словно рыба на суше. Я судорожно вздохнула и попросила Господа дать мне сил сказать то, что надо.

— Сколько с меня?

— А сколько вы заплатили шоферу?

— Сотню.

С чего это у него глаза так загорелись?

— Что, слишком много? Но все водители фургонов просят столько же.

— Да нет, не слишком.

— У меня осталось всего тридцать долларов, но я могу сейчас же снять со счета. Я, правда, очень вам благодарна.

— Ладно, поберегите деньги.

— Ну нет уж, вы их заработали, к тому же сами говорили, что не работаете даром.

— Конечно, но иногда могу позволить себе оказать даме услугу. Кстати, вы мисс или миссис?

Он сел на коробку и скрестил руки на груди. Я хотела сказать, что это его не касается, но вместо этого выпалила:

— Мисс.

— А, так вы из феминисток?

— Ну и что, если так.

— Да я просто спросил. Значит, вы любите женщин?

— Ну вы даете! Разве я похожа на любительницу женщин?

— В наши дни этого не разберешь. Но вообще-то не похожи.

— Значит, все в порядке.

Я принялась рассматривать надписи на коробках, пытаясь найти тарелки, хотя не так уж они были мне нужны. Он просто действовал мне на нервы, выбивал из колеи. Лепит все в лоб. Придется чем-то заняться, вернее, занять себя, поскольку Фрэнки явно никуда не собирался. Да и мне, честно говоря, не хотелось, чтоб он уходил, хотя своими вопросами он меня достал.

— А я могу задать вам вопрос?

— Только личный.

— Фрэнки ваше настоящее имя?

— Нет, Фрэнклин, а что?

— Да просто вы не похожи на Фрэнки.

— Так зовите меня Фрэнклин.

Он, видно, вообразил, что я надеюсь увидеться с ним. Ох уж эти мужчины. Мало того, что самоуверенный, так еще и мысли читает.

— Вы замужем-то были? — спросил он, закуривая.

— Нет, — сухо ответила я и принялась искать что-то вместо пепельницы.

— Да не берите в голову, я просто так спрашиваю. А зачем вам такая большая квартира?

— Чтобы жить.

— Одной?

Он спросил это так, будто я старая дева. Ну и ну.

— Да, — буркнула я, сунув ему ржавую банку, которую нашла под раковиной. В ней уже были окурки, наверное, его.

— Как это так?

— Что?

— Да больно уж странно, чтоб одинокая женщина платила столько денег за такую огромную квартиру и жила в ней одна-одинешенька. Поэтому и спрашиваю.

— Я пою и играю на пианино, и мне нужно много места. А здесь дешевле, чем в Манхэттене. Ну что, годится такой ответ, Фрэнки?

Он улыбнулся.

— Певица, да?

— Да, певица.

Я отыскала коробку с нужными вещами и хотела поднять ее, но Фрэнклин вскочил и помог мне. Черт, даже табак его приятно пахнет.

— Так как вас зовут? — спросил он, ставя коробку на стойку.

— Зора. Зора Бэнкс.

— Потрясающее имя! Вам очень идет. Вы, конечно, знаете Зору Нил Хэрстэн, писательницу?

Вот тут уж он точно достал меня.

— Меня назвали в ее честь.

— У вас есть пластинки? Я балдею от любой музыки, но вашего имени что-то не слыхал.

Скажу одно: речь у него неважная, но все остальное в порядке.

— У меня еще нет ни одной записи. Но сейчас я как раз работаю над этим.

— А что вы поете?

— Да все, что угодно.

— Это вы своему продюсеру собираетесь вешать такую лапшу на уши?

— Ну ладно, вы назадавали кучу вопросов.

Он ухмыльнулся.

— Если не задавать вопросов, откуда что узнаешь?

Боже, а зубы-то у него какие белые!

— Хорошо, сейчас я как раз над этим и работаю: ищу свой стиль.

— Я всегда считал, что все дело здесь в том, как чувствуешь музыку. Можете мне что-нибудь спеть?

— Спеть?! Да вы что? Я только-только переступила порог новой квартиры; я даже фамилии вашей не знаю. И наконец, у меня не то настроение, чтобы петь. Я чертовски устала.

— Фамилия моя Свифт, и я прекрасно понимаю, что вы устали, но я бы хотел, чтоб вы мне как-нибудь спели. Не так уж много я встречал певиц.

Свифт сказал это робко. Он стоял прямо передо мной и говорил так нарочно. Я сразу это поняла. Наверное, хотел посмотреть, быстро ли я растаю. Он очень преуспел в этом.

— Так вы уверены, что мы увидимся через несколько дней?

— Могу гарантировать, — бросил он, уходя. — Мы начинаем работать двумя этажами ниже.

Я стояла в дверях дура дурой, будто в трансе. Клянусь, двинуться не могла. Вроде меня околдовали. Дверь то открывалась, то закрывалась. А когда открывалась, он так и стоял у меня перед глазами и смотрел прямо на меня. Чтобы отделаться от наваждения, я тряхнула головой. Дверь наконец закрылась. Я пошла к раковине, сунула руку под горячую воду и держала, пока могла терпеть.

Я хотела распаковать книги, но для полок нужны болты, а для меня такие работы страшнее смерти. Есть вещи, которым я даже учиться не хочу. Мне в жизни не собрать, скажем, стерео: я столбенею от одного вида проводов. По мне, лучше заплатить кому следует, что я всегда и делаю. С телефонной станции должны были бы уже прийти, да, как обычно, запаздывают, так что позвонить никому не удастся. Кстати, я уже здорово проголодалась.

Я спустилась по грязным ступенькам. Дверь в квартиру на первом этаже была распахнута настежь, и я прошмыгнула туда. В глаза мне бросилось желтоватое, довольно противное ковровое покрытие. Винни говорил, что завтра сюда должны въехать две женщины.

— Зануды, наверное, — сказал Винни, — не трогайте их, и они вас не тронут.

Я вышла через главный вход и заперла дверь.

Жара стояла невыносимая, и влажность была чудовищная. „Куда бы пойти", — подумала я. Посмотрев направо, увидела сновавшие вдали машины: значит, деловая часть района там. Туда я и направилась и скоро оказалась возле рыбного рынка, где купила немного гребешков. На одном из лотков торговали всем на свете — от овощей до пеленок. Я взяла брокколи, свежих грибов, зеленого лука, букет цветов, бумажных полотенец, туалетной бумаги и белого виноградного сока.

Я решила вернуться домой, обойдя квартал кругом, чтобы лучше узнать окрестности. У шикарной лавки деликатесов стоял гей-зазывала и заманивал в магазин прохожих.

— Бесплатная дегустация кофе по случаю открытия, — обратился он ко мне. — Вы явно женщина со вкусом. Заходите, дорогая. Не упустите случая попробовать. Не пожалеете!

— Благодарю. Может, в следующий раз зайду.

Но не прошла я и двух шагов, как соблазнительный аромат кофе погнал меня назад. Парень вручил мне прекрасно отпечатанную рекламу с перечнем всевозможных деликатесов: импортные продукты, разнообразная выпечка, немыслимое количество сыров, сушеная рыба и бездна маринадов. Когда я вошла, мне бросились в глаза образцы белого скандинавского шоколада.

— Смелее, это волшебство, — подначивал парень.

У меня слюнки потекли, но я твердо сказала:

— Нет, не могу.

— Да что вы! Маленький кусочек не повредит. Давайте! Расслабьтесь.

Уж не знаю как, но я не только съела кусочек, но и купила граммов двести (которые, конечно, поклялась растянуть на неделю, а то и на две) и еще сыра „Гаварти" с укропом, какие-то невиданные крекеры и целый фунт жаркого по-венски с яванскими специями.

— Приходите еще, — крикнул мне вдогонку парень, и я пообещала непременно наведаться.

Весь район перестраивался. Кругом, куда ни глянь, высились строительные леса, но было ясно, что марафет здесь наведут еще не скоро.

— Вы переехали очень вовремя, — сказал мне Винни. — Через пару лет начнется переселение из Манхэттена в Бруклин. Это сейчас кругом рвы да ямы, а поживете здесь годик-другой, этих мест и не узнаете. Вы даже не знаете, как вам повезло.

С меня пот лил, когда я вернулась домой. Я отыскала коробку с полотенцами и приняла холодный душ; потом нашла моющие средства и выскребла кухонные полки снаружи и внутри, хотя они были новенькие. Мало ли что; не хватало мне тараканов. Потом я вытащила кастрюли и сковородки, приготовила обед и пристроилась на какую-то коробку поесть. Жаль, музыки не было. Цветы я сунула в кофейник, налила воды и поставила рядом с тарелкой. Одному Богу известно, когда я смогу купить обеденный гарнитур. Прежде всего пианино.

Эту ночь я провела на полу в гостиной. Диван был погребен под коробками, а от моей огромной кровати-платформы мало толку: матрас я выкинула. Я сделала подстилку из трех одеял, а в одно закуталась, как в спальный мешок. Глубокой ночью я проснулась от каких-то звуков, казалось, кто-то двигался, но где, я не могла разобрать. От страха я не могла шевельнуться и лежала, затаив дыхание и прислушиваясь. Пожалуй, в одиночестве хуже всего то, что, когда тебе страшно, не к кому прижаться. Шум явно доносился из холодильника. О Боже, только бы не мышь! У меня к горлу подступала тошнота при одной мысли о крошечном сером комочке. Я не спеша поднялась, подошла к холодильнику и постучала по дверце. Если мышь еще там, она успеет убежать туда, откуда появилась. Выждав несколько секунд, я осторожно открыла дверцу: внутри были лишь остатки моего пиршества да то, что я купила. С облегчением вздохнув, я на всякий случай заглянула в морозилку. В пластиковой коробке было полно круглых кусочков льда. Я-то совсем забыла об этом чертовом приготовлении льда!

Я легла и стала смотреть на белые стены; от уличного освещения они казались синеватыми. Я закрыла глаза, но эта синева словно приковывала мой взгляд. Тогда я встала, пошла к стойке, отломила кусочек шоколада и снова легла.

„Вот так всегда и бывает, Зора", — подумала я и тут же, решительно прошлепав в ванную комнату, отправила содержимое сумки и все, что было во рту, в унитаз.

Включив вентилятор, я постояла, прислушиваясь к его жужжанию. Одеяла под голыми ступнями казались прохладными, но под ними было жарко, как в аду. Я легла поверх одеял и попыталась заснуть, но дыхание мое стало учащаться, — а груди крепнуть и подниматься.

„Не сегодня, — подумала я, — сегодня у меня нет сил". Соски отвердели: так бывало всегда, когда приходил срок поласкать их. Не отдавая себе отчета в том, что делаю, я взяла их в руки и начала гладить. Признаюсь, перед глазами у меня стоял Фрэнклин. Потом сердце у меня заколотилось между ног, словно его руки гладили мой живот, бедра. Все мое тело пронзил электрический ток. Ноги невольно раздвинулись. И когда его рука дошла до того места и вошла внутрь, у меня было чувство, будто в меня ввели горячую влажную губку. Мое тело сжалось и разжалось, его охватила неудержимая дрожь. Мне хотелось, чтобы он целовал меня до скончания века, чтобы обнял меня и не выпускал из своих объятий, таких теплых и надежных. Я стиснула зубы и крепко закрыла веки, словно пытаясь удержать его. И тогда слезы хлынули из моих глаз, а руки упали на пол.

— О, как я устала! — простонала я, вытерла глаза, залезла под простыню и натянула ее до подбородка.

Но, клянусь, я услышала голос Фрэнклина:

— Вперед, дорогая!

Я обняла подушку, как будто это был Фрэнки.

— Ну, бэби, — сказал он, — отдайся мне.

И видит Бог, так я и поступила.

Утром меня разбудил стук в дверь. Я лежала перед печкой, а по полу были раскиданы одеяла. Я взглянула на часы: оказывается, нет и семи. Я поднялась с пола, накинула хлопковый банный халатик и открыла дверь, даже не спросив, кто там. В дверях стоял Фрэнклин. Сна как не бывало.

— Вы пьете кофе? — спросил он.

— Да, — ответила я и впустила его.