Август вернулся в лагерь вскоре после заката, рас считывая, что работа к этому времени уже закончится. Скот держали в узкой долине вдоль реки, милях в пяти от городка. Каждую ночь Калл пересекал реку с пятью или шестью работниками и возвращался с двумя-тремя сотнями голов мексиканского скота, в основном длиннорогого, тощего, как щепки, и пугливого, как олени. На следующий день они клеймили этот скот, причем основная работа падала на тех, кто ночью отдыхал. Один Калл трудился обе смены. Если он вообще спал, то не больше часа перед завтраком или после ужина. Остальное время он работал, и, насколько можно было судить со стороны, такой темп его вполне устраивал. Он взял манеру два дня из трех ездить на Чертовой Суке, и такой режим сказывался на кобыле не больше, чем на нем.

Боливару не понравилось, что его перевели во временный лагерь, где не было ни колокола, ни лома, чтобы по этому колоколу колотить в обед. Он держал свое ружье десятого калибра под рукой и грубил всем. Ирландцы так его боялись, что ели всегда последними. В результате еды им не хватало и они сильно похудели с той поры, как приехали.

И тем не менее создавалось впечатление, что ирландцы действительно члены команды. Их полная неопытность компенсировалась старанием и прилежанием, которые произвели впечатление даже на Калла. Он разрешил им остаться прежде всего потому, что ему не хватало людей и он не мог себе позволить отказаться от лишних рабочих рук. К тому времени как начали прибывать более опытные работники, ирландцы уже перестали бояться лошадей и вкалывали с энтузиазмом. Не будучи ковбоями, они не имели ничего против работы на земле. Им один раз показали, как заваливать заарканенное животное, и с той поры они жизнерадостно бросались на то, что ковбои приволакивали к огню, где ставилось клеймо, даже если это двухгодовалый бык с кучей рогов и плохим характером. Они не отличались большой ловкостью, зато были настойчивы и в конце концов валили животное на землю.

Их желание работать на земле было их бесценным достоинством, потому что большинство ковбоев пред почли бы наесться отравы, чем спешиться. Все они считали, что прекрасно бросают лассо, и надувались как жабы, если их просили потрудиться на земле, считая такой вид деятельности для себя оскорбительным.

Поскольку около лагеря почти не было коз, которых можно было украсть, Бол в своем меню больше налегал на говядину с неизменной добавкой бобов. Он привез с собой мешок перца, который щедро добавлял в бобы, без зазрения совести бросая в варево все, что попадалось, чаще всего гремучек и порою даже броненосца.

Несколько дней команда ела жгучие бобы безропотно, и только на ирландцев они действовали отрицательно. У молодого Шона обнаружились трудности с перцем. Он не мог есть его без слез, но при всей той работе, которая выпадала на его долю, аппетит его так разгорался, что он не мог отказаться от еды. Он ел и плакал. Большинство ребят хорошо относились к парню и решили считать его слезливость незначительным недостатком, связанным каким-то таинственным образом с его национальностью.

Затем однажды Джаспер Фант накрыл Боливара за освежеванием гремучей змеи. Он было решил, что по вар хочет сделать себе ремень из ее кожи, но потом увидел, что Боливар крошит ее прямо в жаркое, что привело Фанта в страшное негодование. Он слышал, что люди едят змей, но никогда не собирался делать это сам. Когда он поведал другим о том, что увидел, все так разозлились, что хотели немедленно вздернуть Боливара или протащить через колючки, чтобы научить хорошим манерам. Но когда они сообщили Августу об этом, тот только расхохотался.

– Вас, ребятки, видно, на атласных подушках растили, – сказал он. – Поработали бы вы рейнджерами, давным-давно полюбили бы змей.

Затем он прочел им лекцию о кулинарных достоинствах гремучих змей, к которой некоторые, в том числе и Джаспер, отнеслись весьма критически. Возможно, Гас прав и змея вкуснее опоссума, цыпленка и кролика, но это вовсе не значило, что Джаспер хочет ее попробовать. Обращение Джаспера с кастрюлей с жарким скоро стало вызывать у всех раздражение: он ковырялся там несколько минут, стараясь подцепить такие куски мяса, которые точно не были змеиного происхождения. Подобная придирчивость злила остальных, которые к ужину обычно так хотели есть, что не могли ждать.

Калл и Джейк приехали, когда Август ел. Вид Гаса над полной тарелкой испортил Джейку настроение, поскольку он весь день вместе с Каллом клеймил скот, в то время как Август прохлаждался в лагере и развлекался. С рассвета они поставили клеймо на сотнях четырех коров, чего вполне хватило, чтобы Джейк горько пожалел, что вообще начал разговор о Монтане.

– Привет, девушки, – обратился к ним Гас. – У вас вид как после трудной стирки. Подождите, я сейчас поем и помогу вам слезть с лошадей.

– Я не собираюсь с моей слезать, – заявил Джейк. – Дай мне тарелку, я поем по дороге в город.

Калл был раздражен. Впервые за все время Джейк проработал день, да и то больше отлынивал.

– Почему? Зачем тебе туда? – спросил он. – Мы сегодня ночью последний раз пойдем за реку. Нам пора двигаться, сам знаешь.

Джейк спешился и направился к котлу, сделав вид, что не слышит. Он не хотел спорить с Каллом, если можно без этого обойтись. По правде сказать, с момента приезда в Лоунсам Дав он далеко вперед не смотрел. Он часто думал о том, что в Монтане можно заработать состояние, но ведь можно думать о состоянии и ничего не делать, чтобы его заработать. Единственной положительной чертой этой идеи насчет перегона скота на север было то, что сама собой отпадала угроза быть по вешенным в Арканзасе или сгнить там в тюрьме.

И еще следовало подумать о Лори. Пока она еще не закатила ему ни одной истерики, но это вовсе не означало, что ничего не произойдет, когда она узнает, что он отправляется в Монтану. С другой стороны, он вроде и взять ее с собой не мог; насколько он помнил, никто еще не приводил женщину в лагерь Калла.

Все это ужасно утомительно – принимать решения и не иметь времени их как следует обдумать. Джейк взял себе кусок говядины и наперченного жаркого старого мексиканца и вернулся туда, где сидели Калл и Гас. Он явно злился на Калла – этому мужику не требовалось ничего такого, что необходимо другому, – поспать или иметь женщину. Вся жизнь Калла заключалась в работе, и он считал, что и другие должны вести себя так же.

– Надо же, Джейк, – заметил Гас, когда Джейк уселся, чтобы поесть. – Что-то ты помрачнел. Пола гаю, тебе честный труд не идет на пользу.

– Вот именно. Я уже готов, совсем как эта говядина, – согласился Джейк.

Ньют и ирландцы следили за стадом. Ирландцы особенно хороши были в ночном, поскольку умели петь. Их мелодии, казалось, успокаивали животных. По правде говоря, всем в лагере нравилось, как они поют. Ньют петь не умел совершенно, но он стремительно превращался в такого ловкого ковбоя, что Калл искренне пожалел, что так долго его сдерживал.

– До чего же люблю вечер, – заметил Август. – Вечер и утро. Не будь вообще остального треклятого дня, я был бы счастлив.

– Если нам сегодня повезет, мы можем двинуть на север в понедельник, – заявил Калл. – Тебя это устраивает, Джейк?

– Ну конечно, – ответил Джейк. – Но вам, ребята, не стоит под меня подстраиваться. Я хотел бы провести еще кой-какое время в Сан-Антонио.

– Как ты меня огорчил, – сказал Август. – До Монтаны далеко. Я рассчитывал поболтать с тобой по дороге.

– Ну, придется тебе обойтись, – ответил Джейк, бесповоротно решив, что он никуда с ними не поедет.

Калл знал, что бесполезно напоминать Джейку, что вся эта Монтана была его идеей. В некоторых отношениях этот мужик капризен как ребенок. Покажи ему, что надо сделать, так он упрется рогами и откажется. В данном случае его отказ был особенно неприятен, поскольку из них никто не бывал дальше Канзаса. Джейк знал дорогу и мог помочь.

– Джейк, нам бы хотелось, чтобы ты к нам присоединился, – настаивал он. – Мы полагали, что ты по можешь нам выбрать маршрут.

– Да нет, Джейк не собирается помогать своим сотpaneros, – вмешался Август. – У него собственные мечты и планы. И ему плевать, что вся эта каша за варилась именно из-за него.

– Уж прямо из-за меня. – Джейк старался свести все к шутке.

– Разумеется, из-за тебя, – повторил Август. – Кто сказал, что Монтана – рай для животновода?

– Так оно и есть, – бросил Джейк.

– Тогда тебе надо было говорить это скотоводу, – сказал Август, – а не таким старым блюстителям порядка, как мы.

– Черт, да вы уже скотоводы. Для этого нужны только коровы.

– Ты собираешься жениться на Лори? – спросил Август, меняя тему.

– Жениться? – удивился Джейк. – С чего это мне на ней жениться?

– Тебе еще повезло, – заметил Август. – Такой старый негодяй, как ты, в любую минуту может свалиться. Приятно иметь молодую жену, чтобы потерла спинку и принесла тарелку супа.

– Я куда моложе тебя, – напомнил ему Джейк. – Чего ты сам на ней не женишься?

Калла раздражала поднятая тема. Утром Торопыга Билл Спеттл позволил лошади лягнуть себя и сейчас ходил с шишкой на лбу величиной с гусиное яйцо.

– Лучше пусть Бол помажет тебе шишку, – предложил он. Мальчики Спеттл были совсем зелеными, но от работы не бегали.

Калл поднялся и отправился за своим ужином. Как только он ушел, Август потянулся и подмигнул Джейку.

– Я сегодня перекинулся в картишки с Лори, – сообщил он. – У меня такое впечатление, что ты ее взбаламутил, Джейк.

– Как это?

– Она вся нацелилась на Сан-Франциско, – ответил Август.

Джейк раздражался все больше. Лорена не должна была играть в карты с Гасом, даже разговаривать с ним, хотя вряд ли можно было обвинить ее в том, что она слушала. Все знали, что, если нет под рукой женщины, Гас готов и с пнем беседовать.

– Сомневаюсь, что ей захочется в Сан-Антонио, – продолжал Август. – Она оттуда сюда приехала, а женщины не любят возвращаться. Большинство баб и на дюйм назад за свою жизнь не двинулись.

– Не понимаю, какое твое дело, что мы планируем, – сказал Джейк. – Думаю, если я скажу, она и в Сан-Антонио поедет. Если нет, пусть остается здесь.

– Возьми ее с собой в Монтану, – предложил Август. – Может, ей там понравится. Если же ей надоест смотреть на коровьи задницы, вы всегда можете остановиться в Денвере.

Удивительна была эта способность Гаса высказать вслух то, о чем человек еще только начинал думать. Джейк много раз вспоминал Денвер, много раз жалел, что он не остался там, а поехал в Форт-Смит. Отправившись вместе со всеми, он вполне мог снова попасть в Денвер, хотя проблемы с Лореной это окончательно не решало.

– Ты не хуже меня знаешь, что Калл никогда не до пустит женщину в лагерь, – возразил он. Поразительно, что Гас мог такое предложить.

– Калл не Господь Бог, – ответил Август. – Не всегда же должно быть так, как он скажет. Будь она моей возлюбленной, я бы взял ее, а если ему это не понравится, пусть застрелится.

– Ты не можешь ее себе позволить, Гас, ты недостаточно хорошо играешь в карты, – заметил Джейк, вставая. – Пожалуй, поеду в город. Я что-то не настроен сегодня трястись по Мексике.

Не сказав больше ни слова, он сел на лошадь и ускакал. Калл проследил за ним взглядом, потом подошел к Гасу.

– Как думаешь, он поедет с нами? – спросил он.

– Только если ты разрешишь ему взять с собой его девицу, – ответил Август.

– Он что, настолько рехнулся? Он хочет взять ее с собой?

– Ему это не приходило в голову, но теперь пришло, – проговорил Август. – Я ее пригласил.

Каллу не терпелось уйти, но последнее замечание Гаса остановило его. От Гаса всегда можно было ожидать чего угодно, но это уже слишком.

– Ты сделал что?

– Сказал ему, что он должен взять Лори с собой, – ответил Август. – Она украсит нашу компанию.

– Я этого не допущу, – заявил Калл. – Чтоб тебя черт побрал. Совсем рехнулся.

– Ты на работу не опаздываешь? – поинтересовался Август. – Из-за этой болтовни я не могу наслаждаться вечером.

Калл решил, что Гас неудачно пошутил. Даже он не зайдет так далеко.

– Ухожу, – бросил он. – Ты тут последи. Август лег, положив голову на седло. Ночь выдалась ясная, звезды только начали появляться. Нидл, Берт, Пи, Дитц и Диш ждали, когда придет пора отправиться в Мексику. Остальные парни охраняли скот. Бол мочился в возмущенно шипевший костер. Калл повернул лошадь и поехал к реке.