Пока они ехали через Территорию, Ньют постоянно ждал, что появятся индейцы, поскольку все ковбои только об этом и говорили. Диш утверждал, что там живут всякие индейцы и многие из них далеко еще не уничтожены. Это расстраивало Пи Ая, который предпочитал думать, что дни войны с индейцами остались в прошлом.

– Они не должны больше на нас нападать, – говорил он. – Гас рассказывал, что правительство им платит, чтобы они этого не делали.

– Верно, но ты когда-нибудь слышал об индейце, который бы делал то, чего от него ждут? – спрашивал Липпи. – Может, некоторые из них считают, что им за платили недостаточно?

– Откуда ты знаешь? – спрашивал Джаспер. – Где это ты видел индейца?

– Я повидал достаточно, – отвечал Липпи. – Как ты думаешь, кто проделал дыру у меня в животе? Индеец-апачи, вот кто.

– Апачи? – удивился Диш. – Где это ты нашел индейца-апачи?

– К западу от Санта-Фе, – ответил Липпи. – Я в тех местах торговал, ты же знаешь. Там я и на пианино играть научился.

– Не удивлюсь, если ты разучишься к тому времени, как мы доберемся до места, где оно есть, – сказал Пи Ай. Он чувствовал, что бесконечные равнины угнетают его все больше и больше. Обычно, когда он куда-то ехал, одна местность сменялась другой. Даже в этом случае сначала все было именно так. Первую часть пути они ехали через заросли, потом пошли глинистые холмы, затем другие кустарники, и наконец уже равнины. Но после ничего, кроме пустых равнин, им уже не попадалось, куда ни погляди, конца краю не видать. Он пару раз спросил Дитца, доедут ли они когда-нибудь до конца, потому что Дитц считался специалистом по расстояниям, но Дитц тоже вынужден был признать, что понятия не имеет, когда равнина кончится.

– Миль с тысячу, я так думаю, – предположил он.

– Тысячу миль? – поразился Пи. – Да мы пока дойдем, все состаримся и бороды себе отрастим.

Джаспер напомнил ему, что они делают по пятнадцать миль в день, так что тысячу миль они проедут за два месяца. Думать о расстоянии в месяцах показалось Пи более приятным, чем в милях, поэтому он какое-то время предпочитал этот способ.

– А когда это будет – через месяц? – однажды спросил он По Кампо, который считался еще одним надежным источником информации.

– Не волнуйся ты насчет месяцев, – посоветовал ему По Кампо. – Чего тебе по их поводу волноваться? Я бы больше волновался из-за отсутствия воды.

– Господи, да какая может быть засуха, – удивился Пи. – Льет постоянно.

– Знаю, – ответил По. – Но мы можем дойти до таких мест, где забудем, что такое дождь.

Он уже давно завоевал симпатию свиней Гаса. Хряк ходил за ним по пятам. Он стал высоким и тощим. Ав густа злило, что свиньи оказались такими неверными. Когда он вернулся в лагерь и увидел, что хряк взял в привычку спать поблизости от рабочего места Кампо, то позволил себе несколько ядовитых замечаний. Августа также раздражало, что ковбои стали относиться к По Кампо, как к оракулу.

– По, ты слишком низенький, чтобы далеко видеть, но я слышал, что ты можешь предсказать судьбу, – сказал он однажды утром, когда приехал позавтракать.

– Я могу иногда предсказывать судьбу, – признался По. – Но не думаю, чтобы я мог предсказать вашу.

– А я не хочу, чтобы кто-нибудь предсказывал мою судьбу, – заметил Джаспер. – Вдруг мне скажут, что я потону в реке Репабликан.

– А я бы хотел знать свою, – возразил Август. – Мне однажды предсказывала судьбу старая негритянка в Новом Орлеане, а они всегда говорят одно и то же.

– Наверное, она сказала вам, что вы никогда не станете богатым, но что вы и не будете бедным, – предположил По, взбивая яйца.

– Верно, – подтвердил Август. – Скучная судьба. Кроме того, стоит мне заглянуть в мой карман, я скажу то же самое. Я не богат, но и не беден, это точно.

– А что еще хотели бы вы узнать про свою судьбу? – вежливо поинтересовался По Кампо.

– Сколько раз я еще буду женат, – сказал Август. – Единственный интересный вопрос, верно? Мне плевать, в какой реке я утону. Это пусть Джаспер бес покоится. Я хочу знать свои брачные перспективы.

– Плюньте, – попросил По, – вот сюда, на фургон.

Август подошел к фургону и плюнул на бортик. На кануне По Кампо зачем-то поймал шестерых цыплят дикой курицы, и сейчас они бегали по фургону и пищали. По подошел и посмотрел на плевок Августа.

– Больше жен у вас не будет, – немедленно изрек он и вернулся к яичнице.

– Это обидно, – заметил Август. – У меня пока были всего две жены, и обе прожили недолго. Я-то считал, что хоть еще одна мне положена.

– Да вы на самом деле и не хотите еще раз жениться, – заявил По. – Вы, вроде меня, любите свободу. Ваша жена – небо.

– Ну, тогда она у меня суховата, – изрек Август, рассматривая безоблачное небо.

Хряк встал на задние ноги, поставив передние на бортик фургона. Он пытался разглядеть цыплят.

– Знай я, что ты такая непостоянная скотина, давно бы бекон из тебя сделал, – возмутился Август.

– Ты можешь узнать судьбу человека, посмотрев на его плевок? – удивился Пи Ай. Он слышал о предсказателях, но те обычно пользовались картами.

– Да, – подтвердил По Кампо, но в объяснения вдаваться не стал.

Когда они уже подходили к Канзасу, появились индейцы. Их было пятеро, и они подъехали так тихо, что никто их поначалу не заметил. Ньют, как всегда, ехал в конце стада. Когда пыль на минуту осела, он заметил, что капитан разговаривает с группой всадников. Сначала он подумал, что это ковбои из другой команды. Он сообразил, что это индейцы, только когда капитан подъехал к нему вместе с ними.

– Возьми вот этого, – сказал он, показывая на бычка с треснувшим копытом, который плелся сзади.

Пока он соображал, что это индейцы, они уже отбили бычка от стада и гнали его прочь, а капитан сидел и смотрел. Ньют даже боялся поднять на них глаза, но когда все же решился, то с удивлением увидел, какие они тощие и в какое рванье одеты. Старик, который был за старшего, просто кожа да кости. Он проехал до статочно близко, чтобы Ньют мог заметить, что на одном глазу у него бельмо. Остальные были моложе. Их лошади тоже отличались худобой. Ездили они без седел, просто подложив одеяло, и лишь у одного было ружье – старый карабин. Индейцы отбили бычка от стада не хуже опытных ковбоев и гнали его по пустой равнине. Старик поднял руку в приветствии, проезжая мимо капитана, и тот тоже поднял руку в ответ.

В тот вечер событие широко обсуждалось.

– Надо же, они совсем не страшные, – заметил Джимми Рейни. – Думаю, мы легко могли бы с ними справиться.

По Кампо хмыкнул.

– Они приехали не сражаться, – объяснил он. – Они просто голодны. Когда они собираются биться, у них совсем другой вид.

– Совершенно верно, – подтвердил Липпи. – Индейцу хватит секунды, чтобы прострелить дырку у тебя в животе. Как случилось со мной.

Калл повадился ездить каждый вечер с Гасом, когда тот отвозил Лорене ее ужин. Обычно Август располагался в миле от основного лагеря, так что у них было несколько минут на беседу. Август индейцев не видел, но слышал о сделанном им подарке.

– Смотрю, помягчал ты на старости лет, – сказал он. – Теперь вот индейцев подкармливаешь.

– Это индейцы из племени уичита, – объяснил Калл, – и они были голодны. Бычок все равно бы долго не протянул. И кроме того, я знаю старика, – добавил он. – Помнишь Корку От Бекона? Во всяком случае, мы его так звали.

– Да, бойцом он никогда не был, – согласился Август. – Странно, что он еще жив.

– Он однажды отдал нам бизона, – продолжил Калл. – Так что справедливо, что я поделился с ним говядиной.

Они уже приблизились на пятьдесят футов к палатке, и Калл натянул поводья. С этого места он не мог видеть девушку, но всегда старался не подъезжать слишком близко. Август говорил, что она напугана.

– Только взгляни, какая синева перед закатом, – сказал Август. – Я слышал, их называют синими холмами. Наверное, это они и есть.

Прерия перед ними была холмистой вплоть до самого горизонта на севере. Хотя небо еще было закатно-желтым, холмы эти действительно выглядели ярко-синими, будто в их вершинах сконденсировалась молния.

На утренней заре синие холмы светились. Август обычно выходил из палатки пораньше, чтобы понаблюдать за восходом солнца. Лорену перестали так часто мучить кошмары по ночам, и она спала крепче, так крепко, что иногда утром ее трудно было разбудить. Август никогда не торопил ее. У нее появился аппетит, она поправилась и, как ему казалось, поздоровела. Трава была мокрой от росы, поэтому он сидел на одеяле и наблюдал, как Диш Боггетт направляет стадо к синим вершинам. Диш всегда ехал насколько мог себе позволить близко к палатке, надеясь хоть мельком увидеть Лорену, но надежды его редко оправдывались.

Когда Лорена проснулась и вышла из палатки, стадо уже исчезало вдали, хотя Липпи с фургоном находились поблизости. По Кампо в сопровождении свиней шел в сотне футов впереди фургона, разглядывая окрестности.

Август подвинулся, освободив Лорене место на одеяле, и она молча села, глядя на маленького странного человека, бредущего рядом со свиньями. Солнце поднялось выше, и синева на холмах поблекла. Теперь было хорошо видно, что это просто низкие коричневые холмы.

– Наверное, они такими синими кажутся из-за колышущейся травы, – предположил Август. – Или что-то такое есть в воздухе.

Лорена промолчала. Ей так хотелось спать, что она с трудом сидела, поэтому через минуту прислонилась к Гасу и закрыла глаза. Он обнял ее за плечи. От его рук шло тепло. Солнечные лучи грели ее лицо. Последние дни ей постоянно хотелось спать. Ей даже казалось, что она полностью и не просыпается, но это не имело значения, поскольку рядом был Гас, который говорил с ней и спал рядом. Если он с ней, она может расслабиться и заснуть. Он не возражал. Она часто спала в его объятиях, а он говорил практически сам с собой, потому что она половины не слышала. Только когда она вспоминала, что они когда-то придут в город, то начинала волноваться. Она старалась спать побольше, чтобы не беспокоиться по поводу городов.

Она лежала в его объятиях, а он гладил ее волосы и думал, какая же странная штука жизнь, надо же такому случиться, что вот сидят они с Лореной на одеяле и смотрят, как исчезает вдали на севере стадо Калла.

Все закрутилось из-за случайного выстрела в салуне Арканзаса, и конца этой круговерти не предвиделось. Тот выстрел не только убил зубного врача. Шон О'Брайен, Билл Спеттл и еще те трое, что путешествовали вместе с Джули Джонсоном, уже умерли, а до Монтаны еще ехать и ехать.

– Лучше бы его повесили, – произнес Август вслух.

По сути, трудно винить Джейка во всем случившемся, хотя в бедах Лорены виноват именно он, а, с точки зрения Августа, за это вполне стоило повесить.

– Кого? – спросила Лорена. Глаза ее были открыты, но голова все еще лежала на груди Августа.

– Джейка, – пояснил он. – Ты только погляди, сколько всего плохого случилось с тех пор, как он по явился.

– Он звал меня в город, – сказала Лорена. – Я сама отказалась. Я не хотела в город.

– Я и сейчас не хочу ни в какой город, – добавила она немного погодя, начиная дрожать при мысли о всех тех мужчинах, которые наверняка есть в этих городах.

Август прижал ее покрепче и не стал ничего обсуждать. Скоро она перестала дрожать. Два крупных ястреба разглядывали равнину неподалеку от них.

– Погляди на этих птиц, – проговорил Август. – Я бы много дал, чтоб уметь так летать.

Лорену мучила одна мысль. Гас держит ее в объятиях, он так делает каждый день и каждую ночь с той поры, как спас ее. Но он ничего у нее не просит, даже не упоминает. Она понимала, что он это делает из доброты, он хочет, чтобы она окончательно отошла. Ей не хотелось, чтоб он просил ее, ей никогда больше не захочется ни одного мужчину. Но это ее беспокоило. Она хорошо знала, что мужикам от нее нужно. Если Гас больше не хочет ее, что это может значить? Привезет ее в город и распрощается?

– Господи, Лори, от тебя пахнет свежестью, как от росы, – заметил Гас, нюхая ее волосы. – Удивительно, как ты умудряешься оставаться свежей в этих краях.

Одна пуговица на его рубашке расстегнулась, и наружу выбились седые волосы. Ей хотелось что-нибудь сказать, но она побоялась. Только попробовала спрятать седые волоски назад, под рубашку.

Августа развеселил ее жест.

– Знаю, я выгляжу позорно, – признал он. – Все Калл виноват. Не разрешил мне взять с собой моего личного портного.

Лорена промолчала, но внутри нее начал расти страх. Гас слишком много для нее теперь значил. Страшно было и подумать, что когда-нибудь он сможет оставить ее. Ей хотелось убедиться, что она зря волнуется, но она не знала, как это сделать. Ведь он уже рассказал ей о той женщине в Огаллале. Она снова начала дрожать от внезапного страха.

– В чем дело? – спросил он. – Такое прекрасное утро, а ты трясешься.

Она боялась заговорить и расплакалась.

– Лори, у нас с тобой все честно, – произнес он. – Почему бы тебе не сказать мне, в чем дело?

Он говорил дружелюбно, и ей стало немного легче.

– Ты можешь взять меня, если хочешь, – промолвила она. – Бесплатно.

Август улыбнулся.

– Очень мило с твоей стороны, – заметил он. – Но с чего бы это такая красотка стала сбивать свою цену? Я никогда не возражал против того, чтобы заплатить за красоту.

– Ты можешь, если хочешь, – повторила она, все еще дрожа.

– А если я захочу пять или шесть раз, что тогда? – спросил он, массируя ей шею теплой рукой. Ей стало легче, он все тот же. Она видела по глазам.

– Я ведь понимаю, что ты хотела бы воздержаться от всего этого на какое-то время, – продолжал Август. – Что вполне естественно. Так что не спеши.

– Не имеет значения, сколько пройдет времени, – сказала она и снова принялась плакать. Гас продолжал обнимать ее.

– Хорошо, что мы не свернули лагерь, – произнес он. – Там препротивная туча на севере. Мы бы вымокли до нитки. Готов поспорить, ковбои уже по уши в воде.

Ее устраивало, что пойдет дождь и что не надо пока трогаться с места. Ей не хотелось находиться слишком близко к ковбоям. Лучше всего быть только с Гасом. С ним ей удавалось не вспоминать о том, что случилось.

Гас почему-то все еще наблюдал за тучей, которая Лорене казалась ничуть не хуже, чем любая другая. Но Гас внимательно к ней присматривался.

– Чертовски странная туча, – заключил он.

– Мне все равно, пусть идет дождь, – заметила Лорена. – У нас есть палатка.

– Самое в ней забавное, что я ее слышу, – продолжал Август. – Никогда не видел тучи, производившей такой звук.

– Может, ветер поднимается? – предположила она. Август все прислушивался.

– Такого ветра мне слышать не приходилось. – Он встал. Лошади тоже поглядывали на тучу и явно нервничали. Звук, производимый коричневой тучей, стал громче, но все еще был трудноразличим.

Неожиданно Гас сообразил, что это такое.

– Милостивый Боже, – произнес он. – Да это же саранча, Лори. Я слышал, что она летает тучами, и вот тебе доказательство. Это туча саранчи.

Лошади паслись на длинной привязи. Деревьев вокруг не было, так что Август вывернул большой ком земли и обмотал вокруг него веревки. Обычно этого хватало, потому что лошади им попались спокойные. Но сейчас они косили глазами и дергали за привязь. Август сжал веревки в кулаке, лучше он будет держать их сам.

Лорена следила за тучей, которая надвигалась быстрее любой дождевой. Она уже ясно слышала гул миллионов насекомых. Туча закрыла всю равнину впереди. Она накрыла землю, как одеялом.

– Лезь в палатку, – приказал Август. Он держал перепуганных лошадей. – Залезай и навали все, что есть, у входа, чтобы они не проникли.

Лорена побежала к палатке, и, прежде чем Август последовал за ней, саранча облепила брезент, каждый дюйм. Штук пятьдесят уселись на шляпу Августа, и все больше и больше насекомых садились на брезент, друг на друга. Издаваемый ими шум стал таким громким, что Лорена сжала зубы. В палатке стало совсем темно, и она снова задрожала и заплакала. Что это за жизнь, беда за бедой, все время чего-то надо страшиться.

– Не бойся, милая, это же только насекомые, – сказал Август. – Держись за меня, и все будет хорошо. Не думаю, чтобы саранча стала есть брезент, когда кругом полно травы.

Лорена покрепче обняла его и закрыла глаза. Август выглянул в щелку и увидел, что каждый дюйм веревки облеплен саранчой.

– Ну, во всяком случае, тот старик-повар, который обожает жарить кузнечиков, будет счастлив, – заметил он. – Сегодня он сможет нажарить целый фургон.

Когда туча саранчи налетела на команду «Хэт крик», они находились на совершенно открытой местности и не могли ничего поделать, кроме как смотреть, остолбенев от удивления. Липпи сидел на облучке фургона с отвисшей челюстью.

– Это саранча? – спросил он.

– Да, но лучше закрой рот, а то задохнешься, – посоветовал ему По Кампо. Он сам быстренько залез в фургон, натянул поглубже шляпу и поплотнее завернулся в серале.

Большинство ковбоев, которые ехали верхом, когда налетела туча, пришли в настоящий ужас. Диш Боггетт быстро подъехал к капитану, который сидел рядом с Дитцем, наблюдая за тучей.

– Капитан, что делать будем? – спросил он. – Их там миллионы. Что делать-то?

– Переживем, – ответил Калл. – Больше мы ничего сделать не сможем.

– Чума какая-то, – заметил Дитц. – Что-то про такое есть в Библии.

– Ну да, там тоже речь шла о саранче, – подтвердил Калл.

Дитц с изумлением взирал, как закружились вокруг них насекомые, застилая небо и покрывая землю сплошным ковром. Хотя он слегка напугался, больше на него действовала тайна. Откуда они взялись, куда направляются? Солнечный свет странными бликами играл на панцирях насекомых.

– Может, их индейцы послали, – предположил он.

– Скорее всего, они индейцев съели, – заметил Калл. – Индейцев и все остальное.

Когда на них свалилась эта туча, Ньют больше всего боялся задохнуться. В секунду саранча облепила его сплошняком – руки, лицо, одежду, седло. С сотню за путались в гриве Мыши. Ньют боялся вздохнуть по глубже, как бы насекомое не попало в нос или рот. Саранча летела так плотно, что он не видел стада и едва мог разглядеть землю. Мышь с хрустом давил насекомых копытами. Шум, который они производили, был настолько громким, что, закричи он изо всех сил, никто его бы не услышал, хотя Пи Ай и Бен Рейни находились практически рядом. Во всяком случае, так ему казалось. Ньют попробовал загородить лицо локтем. Неожиданно Мышь рванул галопом: это означало, что и стадо побежало, но Ньют не поднял головы. Он боялся, что саранча выцарапает ему глаза. Они скакали, и Ньют чувствовал, как ударяются о него насекомые. С облегчением он обнаружил, что может дышать.

Но тут Мышь начал пятиться и брыкаться, стараясь сбросить с себя часть облепившей его саранчи, едва не скинув заодно и Ньюта. Ньют вцепился в луку седла, боясь, что если он упадет, то саранча раздавит его. Он чувствовал, как дрожит земля, и понял, что стадо в панике. Мышь перестал взбрыкивать и тоже понесся. Ньют рискнул приоткрыть глаза, но ничего, кроме миллионов летящих насекомых, не увидел. Даже когда он двигался, они цеплялись за его рубашку. Когда он попытался переложить поводья из одной руки в другую, то вместе с поводьями к нему в руку попали несколько насекомых, и он едва не выронил поводья. Ему было бы легче, если бы он мог разглядеть хоть одного ковбоя, но, кроме саранчи, он ничего не видел. В этом смысле движение через тучу саранчи напоминало езду в сильный дождь: он остался один, несчастный, не ведающий, чем все кончится.

И точно как в грозу, достигнув высшей отметки, его печаль постепенно заменилась усталостью и обреченностью. Небо превратилось в саранчу, вот и все. Несколько дней назад оно превратилось в град, теперь вот саранча. От Ньюта требовалось лишь вытерпеть, ведь не станешь же стрелять в саранчу. Постепенно скот перешел на шаг, и Ньют трясся рядом, время от времени стряхивая саранчу с рубашки, если она садилась в два или три слоя. Он понятия не имел, как долго это может продолжаться.

В данном случае нашествие саранчи длилось часы. Ньют лишь надеялся, что оно не займет всю ночь. Если ему придется ехать сквозь саранчу не только весь день, но и всю ночь, он не выдержит. Из-за скопления насекомых стало довольно темно, хотя была середина дня.

Наконец, как и всем бурям, нашествию саранчи пришел конец. Воздух очистился, хотя его все еще наполняли тысячи кузнечиков, но тысячи лучше, чем миллионы. Земля все еще была покрыта саранчой, и Мышь продолжал давить ее при каждом шаге, но Ньют, по крайней мере, уже мог видеть на некоторое расстояние, хотя то, что он увидел, радости не вызвало. Он был абсолютно один в компании с пятьюдесятью или шестьюдесятью коровами. Он понятия не имел, где находится основное стадо. Десятки насекомых все еще цеплялись за его рубашку и гриву Мыши, и он слышал, как они шелестят в траве, доедая то немногое, что осталось. Вся зелень была съедена на корню.

Он позволил Мыши выбирать направление, рассчитывая, что тот определит каким-нибудь седьмым чувством, где фургон, но, казалось, Мышь пребывал в такой же растерянности. Усталые коровы вяло передвигались. Некоторые останавливались, чтобы пощипать травки, но щипать было нечего, кроме саранчи.

В миле к северу виднелся холм, и Ньют направился к нему. К своему великому облегчению, он увидел направляющихся к нему всадников и замахал шляпой, чтобы они его заметили. Саранча основательно пощипала его одежду, он даже считал, ему повезло, что не остался нагишом.

Ньют вернулся, чтобы подогнать скот, и, когда снова взглянул на всадников, что-то в их виде удивило его. На них не было шляп. Через секунду он осознал почему: они все были индейцами. Ньют так перепугался, что почувствовал слабость. Что за жизнь на этих равнинах: только что все мило и тихо, и на тебе, налетает туча саранчи, а теперь еще и индейцы. Хуже всего то, что он совершенно один. Так происходило постоянно, и он был убежден, что виноват Мышь. Почему-то конь не мог держаться вместе с остальными, когда стадо мчалось в панике. Ньют должен был каждый раз выходить из положения самостоятельно. Особенно серьезной ситуация оказалась на этот раз, потому что пятеро индейцев находились от него всего в пятидесяти ярдах. Он понимал, что должен вытащить пистолет, но сознавал, что не умеет достаточно хорошо стрелять, чтобы убить всех пятерых, да кроме того, капитан тоже не стал стрелять, когда вождь с бельмом на глазу попросил еды. Может быть, они настроены дружелюбно.

Именно так и оказалось, хотя воняло от них изрядно и слишком знакомо, на вкус Ньюта. От них пахло тем жиром, каким Боливар мазал свои волосы. Они столпились вокруг Ньюта, обращаясь к нему со словами, которых он не понимал. Все были вооружены старыми ружьями. Ружья явно нуждались в починке, но из них вполне можно было бы подстрелить его, пожелай этого индейцы. Ньют был уверен, что они попытаются отнять скот, поскольку их изможденность и худоба бросались в глаза. Выглядели они так же, как и те, первые.

Он принялся подсчитывать в уме, сколько он может позволить им взять скота, не навлекая на свою голову позора. Если они захотят забрать все, ему, разумеется, придется сражаться и умереть, потому что, потеряв пятьдесят голов скота, он никогда не посмеет взглянуть в глаза капитану. Но если он сможет откупиться двумя или тремя, тогда другое дело.

Подтверждая его предположения, маленький индеец начал показывать на стадо и что-то бормотать. Ньют решил, что он хочет все.

– No sabe, – сказал он, думая, что кто-нибудь из индейцев понимает речь мексиканцев. Но коротышка все болтал и показывал на запад. Тем временем другие подъехали поближе и принялись с ним знакомиться, правда, без особой враждебности: они щупали его шляпу, лассо, арапник и вообще мешали ему четко соображать. Один даже достал его пистолет из кобуры, и сердце Ньюта замерло. Он ждал, что получит пулю из своего же собственного оружия, и ощущал себя дураком, позволив так легко завладеть его пистолетом. Но индейцы просто передавали пистолет друг другу, что-то комментировали, а потом сунули назад в кобуру. Раз они вернули ему оружие, значит, они не собираются его убивать.

Но он продолжал упорно качать головой, когда они показывали на скот. Он полагал, что они хотят забрать коров и уйти на запад. Когда он покачал головой, все весело расхохотались. Индейцы вообще, по-видимому, считали, что он очень забавный. Они что-то говорили и показывали на запад, а затем, к его огорчению, трое принялись орать на коров и направлять их в этом направлении. Ему казалось, что они просто забирают у него скот. Он не знал, как поступить. Он понимал, что пришел момент, когда он должен вынуть пистолет и по пытаться остановить их, но он не мог этого сделать. Ведь индейцы смеялись и выглядели вполне дружелюбно. Разве можно стрелять в смеющегося человека? Может, капитан бы и смог, но его здесь не было.

Индейцы жестом пригласили его следовать за ними, и Ньют неохотно послушался. Он знал, что должен попытаться сбежать, найти ковбоев и постараться вернуть скот. Конечно, индейцы могли пристрелить его, если он пустится наутек, но его остановило другое: он не имел абсолютно никакого представления, где могут находиться ковбои. Он сбежит и заблудится навсегда.

Поэтому он с упавшим сердцем медленно ехал за индейцами и стадом. По крайней мере, так он не бросает коров. Он все еще со стадом, хотя какое это теперь имело значение?

Но, проехав милю-другую, он пожалел, что не поступил иначе. Равнины всегда казались ему пустыми, но сейчас, когда трава была съедена начисто, а он сам – в плену у индейцев, они выглядели еще более пустынными. Он принялся вспоминать все рассказы о хитрости индейцев и решил, что они смеялись, чтобы обмануть его. Наверное, у них где-то поблизости лагерь, и когда они туда приедут, то перестанут смеяться и зарежут его. Что удивляло его, так это их молодость. Ни один из них не выглядел старше Бена Рейни.

Они переехали через такой низкий холм, что его и холмом-то назвать было нельзя, и тут Ньют увидел свое стадо и ковбоев. Они находились в двух или трех милях от него, он даже мог разглядеть фургон. Вместо того чтобы красть его, индейцы помогли ему не заблудиться, потому что он ехал не в том направлении. Он понял, что молодые индейцы смеялись, потому что он был настолько туп, что не знал, где его стадо. Он не винил их. Теперь, когда он был в безопасности, ему тоже хоте лось смеяться. Он с удовольствием бы поблагодарил индейцев, но не знал нужных слов. Он мог только им улыбнуться.

Тут подъехали Диш Боггетт и Соупи Джонс, чтобы помочь ему побыстрее подогнать скот. Их одежда тоже вся была в дырочках в тех местах, где ее прогрызли насекомые.

– Хорошо, что они тебя нашли, – заявил Соупи. – У нас не было бы времени на розыски. Индейцы говорят, нам еще шестьдесят миль переть до воды. Большая часть коров шестьдесят миль не протянет.

– Да и большинство людей тоже, – добавил Диш.

– Кто-нибудь пострадал от саранчи? – спросил Ньют, все еще дивясь тому, какие вещи случаются в жизни.

– Нет, но они изгадили мою выходную рубашку, – пожаловался Соупи. – Лошадь Джаспера взбрыкнула и сбросила его, так он сейчас утверждает, что у него сломана ключица, но ни Дитц, ни По так не думают.

– Надеюсь, Лори не пострадала, – сказал Диш. – Их лошади тоже могли напугаться. Они могут идти пешком, а им есть нечего.

– Я так полагаю, ты хотел бы поехать и взглянуть, все ли у них в порядке? – ехидно спросил Соупи.

– Кто-то же должен, – ответил Диш.

– Спроси капитана, – посоветовал Соупи. – Полагаю, он тебе эту миссию обязательно поручит.

Но Диш так не думал. Капитан уже смотрел на него с таким выражением, будто ждал, что он стрелой кинется на свое место, хотя стадо шло нормально.

– Спроси его, Ньют, – попросил Диш.

– Ньют? – удивился Соупи. – Да Ньют только что едва сам не потерялся. Если он пойдет искать Гаса, то сам заблудится.

– Спроси его, Ньют, – повторил Диш так настойчиво, что Ньют понял: он не может ему отказать. Он понимал, если Диш попросил его об этом, значит, действительно доверяет ему.

Капитан жестами объяснялся с десятком или около того индейцев. Затем индейцы направились к стаду и отбили трех бычков. Ньют подъехал поближе, чувствуя себя на редкость глупо. Он не хотел ни о чем спрашивать капитана, но он также и не мог наплевать на просьбу Диша.

– Как вы думаете, не надо мне съездить и проверить, как там мистер Гас? – спросил Ньют. – Ребята думают, что они могут быть в беде.

Калл заметил, что мальчишка нервничал, и догадался, что кто-то послал его с этим вопросом.

– Нет, нам лучше заняться делом, – возразил он. – У Гаса есть палатка. Я думаю, он доволен и счастлив. Небось сидят и поигрывают в картишки.

Именно такого ответа Ньют и ожидал, но все равно, когда он возвращался к своим, у него было ощущение, что его прогнали. Он чувствовал, что никогда не научится говорить капитану правильные вещи.