Ковбои начали говорить о реке Йеллоустон, как о месте, где кончается земля или, по меньшей мере, где кончится их поход. В их глазах река приняла магические свойства, в основном потому, что никто ничего толком о ней не знал. Джаспер Фант где-то прослышал, что Йеллоустон по размерам как Миссисипи и такая же глубокая. Все дорогу на север Джаспера пытались убедить, что не имеет значения, насколько глубока река, если уж она достаточно глубока, чтобы лошади приходилось переправляться через нее вплавь, но Джаспер считал, что это утверждение противоречит здравому смыслу. Чем глубже река, тем она опаснее – для него это было аксиомой. Он слышал о каких-то так называемых глубинных течениях, которые якобы способны тебя засосать. Чем глубже река, тем скорее тебя может засосать, а Джаспер ужасно этого боялся. Ему особенно не хотелось, чтобы его засасывало на реке Йеллоустон, так что он соорудил себе пару грубых поплавков из пустых ведер на тот случай, если Йеллоустон окажется такой же глубокой, как и Миссисипи.

– Я не затем сюда тащился, чтобы потонуть в последней реке, – уверял Джаспер.

– А она не последняя, – заметил Август. – Монтана не заканчивается на Йеллоустон. Там еще где-то и Миссури, а это кит-река.

– Ну, я через нее переправляться не собираюсь, – заявил Джаспер. Ему уже стало казаться, что он всю жизнь провел, представляя себе, как это – быть втянутым под воду в глубокой реке, и он хотел, чтобы все знали, что он на крайности не пойдет.

– Если капитан решит двигать дальше, то придется и через нее переходить, – вмешался Диш Боггетт. Страхи Джаспера по поводу рек действовали всем на нервы. Никто не любил переправляться через реки, но никто и не говорил постоянно о связанных с этим опасностях на протяжении трех тысяч миль.

– Ну, Джейк упомянул реку Милк и еще одну, называется вроде бы Маро, – заметил Август.

– А вам все реки подавай, – рассердился Джаспер. – Разве мы недостаточно далеко зашли? Мне уже хочется зайти в приличный салун, как в Форт-Смите. Хочу дом и родителей повидать, пока они живы.

– Ну, такого не запланировано, – сказал Август. – Мы сюда явились, чтобы соорудить ранчо. Дом и домашний очаг нас не должны интересовать. Мы вас всех наняли пожизненно. Вам с родителями следовало распрощаться перед отъездом.

– Ну вот мы пришли, а что теперь? – спросил Липпи. Этот вопрос интересовал всех. Обычно, перегнав скот, ковбои возвращались назад в Техас. Но ведь большинство шли только до Канзаса, который сейчас уже казался домом, из такой-то дали. Многие из работников в душе сомневались, что найдут дорогу назад. Разумеется, они представляли себе общее направление, но им придется проделать этот путь зимой, и, кроме того, индейцы, не беспокоившие их на пути на север, могут захотеть напасть на них, если они отправятся на юг.

– В город хочется, – добавил Липпи. – Пусть не Сент-Луис, просто городишко. Парочка салунов, где бы я мог устроиться. Я не приспособлен жить на открытом воздухе зимой.

Калл знал, что люди недоумевают, но он все еще не был готов остановиться. Джейк говорил, что самые прекрасные места дальше к северу, около Канады. Глупо останавливаться и выбирать, как следует не оглядевшись.

Он подумывал, а не оставить ли стадо и не поехать ли самому подальше на север, за Йеллоустон, чтобы взглянуть, что к чему. Но он отказался от этой мысли в основном из-за индейцев. Все вокруг выглядело мирно, но это вовсе не означало, что так оно будет и дальше. Весьма возможно, что им придется ввязаться в драку, а он не хотел в это время быть в отъезде. Наконец он решил послать Августа.

– Мне страшно жаль, что именно ты увидишь все первым, но кто-то же должен посмотреть, – сказал он. – Ты не возражаешь?

– Да нет, – ответил Август. – С радостью уеду от этого тоскливого разговора. Проеду, пожалуй, через этот Милс-Сити и погляжу, не приготовили ли его жители ящик шампанского к нашей встрече.

– Уж потрудись, осмотрись сначала по сторонам, – попросил Калл. – Сомневаюсь, что главная улица Милс-Сити – подходящее место для ранчо, а я уверен, что если ты заметишь салун, то дальше ты не двинешься. Нам нужно найти место и построить какое-нибудь жилье, пока не ударили морозы. Возьми с собой кого-нибудь на случай, если попадешь в беду.

– Я в состоянии сам выбраться из беды, – заявил Август. – Но если мне придется тащить за собой какого-нибудь нытика, вроде Джаспера Фанта, это сильно меня затормозит. Мы похоронили последнего надежного человека на Паудере, разве ты забыл?

– Не забыл.

– Тебе не стоит часто ошибаться в этом краю, – предупредил Август, – а то можно кончить в качестве медвежьего дерьма.

– Возьми Пи, – посоветовал Калл. – Пи умеет подчиняться приказам.

– Верно, это он может, – согласился Август. – Наверное, придется взять его, хоть разговоров от него не дождешься.

Пи Ай энтузиазма по поводу разведки вместе с Августом не проявил, но, поскольку так велел ему капитан, он быстренько скатал постель и собрался. Кроме постели, все его сборы состояли в затачивании ножа. В одно Пи Ай верил твердо: нельзя пускаться в путешествие без хорошо заточенного ножа. Во время путешествия наверняка может понадобиться кого-нибудь освежевать, что-нибудь разрезать или подправить. Как только нож показался ему достаточно острым, Пи Ай счел себя готовым. Он знал, что в этой поездке ему отдохнуть не придется, раз уж он ехал с Гасом, а Гас говорит, не закрывая рта ни на минуту. Кроме того, у Гаса была привычка постоянно задавать вопросы, которых Пи не понимал, не говоря уж о том, чтобы ответить.

В то утро, когда они пустились в путь, дул ветер, на северо-западе повисло тяжелое облако, и все говорили лишь о снеге.

– Я еще в Лоунсам Дав предупреждал, что придется нам переходить эту чертову Йеллоустон по льду, если мы не поторопимся, – напомнил всем Джаспер. – Теперь похоже, что я оказался прав.

– Даже если ты и был прав, то все равно ты ошибаешься, Джаспер, – сказал Август, засовывая еще две коробки с патронами в свои седельные сумы.

– Хотел бы я знать почему, – вызверился Джаспер, раздраженный тем, что Гас его вечно критиковал.

– Объясню, когда вернусь, – пообещал Август. – Давай, Пи, шевелись, посмотрим, удастся ли нам найти Канаду.

Они поскакали прочь под взглядами всей команды. Ковбои приуныли при виде тяжелых облаков. По Кампо бродил по равнине в поисках корешков. Август и Пи Ай настигли его почти в миле от лагеря.

– Ну ты и бродяга, По, – заметил Август. – Что ты рассчитываешь найти здесь на равнине?

– Дикий лук, – ответил По Кампо. – Я соскучился по луку.

– Я сам соскучился по большой бутылке виски, – проговорил Август. – Интересно, чья мечта быстрее исполнится?

– Adios, – попрощался По Кампо.

Через полтора дня разведчики выехали на травянистый пригорок и увидели милях в полутора впереди реку Йеллоустон. Как раз пятьдесят или шестьдесят бизонов пришли к ней на водопой. При виде всадников бизоны разбежались. Тучи развеяло и небо очистилось, ни облачка до самого горизонта. Река оказалась быстрой, но не глубокой. Переправляясь через нее, Август остановился на середине, наклонился, набрал в ладоши воду и напился. Вода была очень холодной.

– Сладкая водичка, но с хорошим виски не сравнить, – заметил он.

– Джасперу его поплавки не понадобятся, – высказался Пи Ай.

– А вдруг? – не согласился Август. – Он может свалиться с лошади, если слишком уж разнервничается. Давай погоняемся за этим бизоном.

– Зачем? – спросил Пи. По Кампо дал им с собой много мяса. Он представить себе не мог, зачем Гасу по надобился бизон.

Однако выбора у него не было, иначе пришлось бы остаться одному, и он последовал за Августом, а Август поскакал за бизоном, отбежавшим всего на милю. Они вскоре снова заставили бизона пуститься наутек и поскакали за ним. Замешкавшийся Пи остался далеко позади. Он все ждал выстрела из большого ружья Гаса, но так и не дождался. Проехав пару миль, он наткнулся на мирно сидящего на траве Гаса. Бизоны все еще убегали, но до них уже было мили три.

– Убил? – спросил Пи.

– Нет, я не охотился, – ответил Август.

– Так ты что, просто прогнать их решил, что ли? – удивился Пи. Как всегда поведение Августа было для него загадкой.

– Пи, ты тут ничего не ухватил, – возразил Август. – Мне просто хотелось еще разочек попреследовать бизона. Вряд ли у меня еще будет такой шанс, да и у других тоже, поскольку некого скоро будет преследовать. Но это великолепный спорт.

– Эти быки могут поддеть тебя на рога, – напомнил ему Пи. – Помнишь старину Барлоу? Бизон поддел его лошадь, лошадь грохнулась на Барлоу, и он сломал себе бедро.

– Барлоу медленно соображал, – заметил Ав густ. – Он просто скакал рядом и нарвался на рог.

– Он и ходить стал медленно, как бедро сломал, – добавил Пи Ай. – Интересно, что случилось с Барлоу?

– Думаю, эмигрировал в Сегин или куда-нибудь в тех же краях, – предположил Август. – Женился на толстой вдовушке и завел кучу ребятишек. Тебе бы так же поступить, а ты, надо же, заявился в Монтану.

– Ну я хочу остаться холостым, – сказал Пи Ай.

– Только потому, что ты ничего кроме этого не знаешь, еще не значит, что то, другое, тебе не понравится.

Насколько я припоминаю, в Лоунсам Дав была одна милая вдовушка.

Пи Ай пожалел, что возникла эта вдовья тема. Он почти позабыл про вдову Коул и тот день, когда он помог ей снять белье с веревки. Он не понимал, почему не забыл про это начисто, ведь забыл же он куда более важные вещи. Так нет же, это воспоминание то и дело возникало в его мозгу. Если бы он женился, его мозг, наверное, весь бы переполнился такими вещами и совсем бы отказался думать. Он мог даже позабыть точить нож.

– Ты из людей с гор кого-нибудь встречал? – спросил Август. – Они пришли сюда и забрали бобров.

– Ну, я когда-то встречал старину Кита, – ответил Пи Ай. – Ты, верно, помнишь. Он там бывал.

– Да, помню, – сказал Август. – Только он никогда мне не нравился.

– А с чего бы? Что в нем не так? – заинтересовался Пи Ай. – Говорили, он кого хошь выследит.

– Кит был тщеславным, – объяснил Август. – Не переношу тщеславия в мужчине, хотя и прощаю его женщине. Доберись я до севера в юности, может, тоже стал бы горцем, но я вместо этого на корабль подался. В те дни шлюхи на этих корытах носили меньше тряпок, чем ушло бы, чтобы сделать подушечку для костыля.

Продвигаясь дальше на север, они встречали все больше бизонов, обычно небольшими стадами по двадцать или тридцать животных. На третий день к северу от реки они убили изувеченного бизона и поели его печени. Когда они утром отправлялись в путь, в небе уже кружили канычи, а неподалеку караулили две или три дикие собаки, ожидая их ухода.

Утро было чудесным, сначала довольно прохладным, но потом солнечным и теплым. Равнина расстилалась перед ними на много миль вперед, покрытая колышущейся травой, коричневая вдалеке и зеленая поблизости.

– Бог мой, сколько же еще земли надо капитану? – поразился Пи Ай. – Похоже, здесь местность любому подойдет.

– Ты прав, многим подойдет, – согласился Ав– густ. – Да и Каллу тоже. Давай еще проедем пару дней, а там повернем. Мы еще до реки Милк не добрались.

– В ней что, молоко? – спросил Пи Ай.

– Нет, ты подумай сам, Пи Ай, – удивился Август, – как может в ней течь молоко, если тут пока еще и коров-то нету?

– Тогда зачем они ее так назвали? Молоко, оно и есть молоко.

– Псих – он псих и есть, – заметил Август. – А именно психом я стану, если долго буду тебя слушать. Психом.

– Ну, Джаспер может свихнуться, если не перестанет трястись из-за этих рек, – высказался Пи. – А остальные останутся в своем уме, я так думаю.

Август страшно развеселился, представив себе оставшуюся в своем уме команду «Хэт крик».

– Если так, то они весь этот ум смогут сохранить в наперстке, – сказал он. – Но ведь никто наперстка не захватил?

К западу расположился небольшой холм, и Август поскакал к нему, чтобы выяснить, что находится в том направлении. Пи снова тронулся на север, не обращая особого внимания на Гаса. Гас вечно обозревал окрестности, так он это называл, и Пи не считал себя обязанным каждый раз за ним ездить.

Затем Пи услышал топот бегущей лошади и посмотрел, разыскивая Гаса, который, вероятно, наткнулся на еще одно стадо бизонов. Затем он замер на месте. Гас мчался вниз по маленькому холму, на который только что поднялся, а за ним по пятам – по меньшей мере дюжина индейцев на лошадях. Он, видно, выехал прямо на них. Индейцы стреляли из ружей и луков. Пуля срезала траву перед мордой лошади Пи, он выхватил ружье и выстрелил в индейцев, прежде чем развернуться и броситься наутек. Они с Гасом меньше часа назад пересекли небольшой, поросший деревьями ручей. Он решил, что Гас мчится к нему, поскольку здесь, в прерии, только там можно было укрыться. Разворачиваясь, Пи успел заметить, как пять или шесть индейцев повернули в его сторону. Он поднажал, чтобы приблизиться к Гасу, у которого из ноги торчали две стрелы. Гас погонял лошадь прикладом ружья, и она неслась во весь опор.

К счастью, у индейцев были плохие лошади, они не шли ни в какое сравнение с лошадьми Гаса и Пи, гак что скоро разрыв между ними и преследователями увеличился. Теперь ни стрелы, ни пули до них не долетали, во всяком случае, так решил Пи, но тут же в опровержение его надежд пуля обожгла ему плечо, прямо над лопаткой. Но до ручья осталось всего три или четыре мили. Если им удастся туда добраться, будет время позаботиться о ранах.

Гас на скаку пытался выдернуть стрелы из ноги, но безуспешно.

Они заметили изгиб маленького ручейка еще за две мили и повернули, чтобы срезать путь. Индейцы отстали уже почти на четверть мили, но продолжали их преследовать. Достигнув ручья, Гас проехал немного вперед вдоль берега, пока не нашел место, где заросли были гуще. Там он спрыгнул с лошади и схватил седельные сумы.

– Забери все патроны, – велел он. – Нам придется пострелять. И привяжи лошадей в ближайшем укрытии, иначе они их убьют. А пешком тут далече.

Он захромал на берег, жалея, что не было времени вырезать стрелы из ноги. Но если они отравлены, то все равно уже поздно, а если он не сможет прицельно стрелять, это все равно значения иметь не будет, потому что индейцы их нагонят.

Пи слышал, как загрохотало ружье Гаса, пока он тащил потных лошадей в самые густые заросли. Но они все же были низковаты, так что он не очень рассчитывал, что у лошадей есть шанс уцелеть. Он сдернул седельные сумы со своей лошади, а также постельные тючки с обеих и спрятал их под берегом. Гас на мгновение перестал стрелять.

– Дай мое седло, – сказал он. – Покажу тебе фокус.

Затем он снова принялся стрелять. Судя по всему, ему удалось заставить индейцев повернуть или же они уже спустились в русло ручья. Пи послушно принес седло.

Когда он подошел к Гасу, тот перезаряжал ружье. Пи выглянул за берег и увидел индейцев, остановившихся в отдалении. Некоторые спешились и прятались за лошадьми, используя их в качестве щита.

– Скольких убил? – спросил он.

– Вроде троих, – ответил Август. – Эти ребята не промах. Они сразу поняли, что спешка может им дорого обойтись.

Пи Ай некоторое время наблюдал за индейцами. Они не орали, даже возбужденными не казались.

– Не вижу, что в них такого особенного, – сказал он. – Просто стоят.

– Верно, но пуля до них не достанет, – объяснил Август. – Они надеются, что мы зря начнем тратить патроны.

Август установил седло на берегу таким образом, чтобы стрелять из-под него, что было значительно безопаснее, если индейцы тоже вздумают стрелять. За тем он бегло выстрелил шесть раз. Пять из лошадей упали, а шестая дико заржала и понеслась по прерии, где упала, пробежав несколько сотен ярдов. Индейцы ответили несколькими выстрелами, но пули не принесли вреда Гасу и Пи.

Затем индейцы разделились. Несколько человек поехали в северном от них направлении, а восемь остались на месте.

– Так-так, нас, считай, окружили, – заметил Гас. – Полагаю, до темноты они не дадут о себе знать.

– Не хотелось бы ждать до темноты, – признался Пи.

– Ты знаешь, что ранен? – спросил Гас.

Пи начисто об этом забыл. И верно, вся рубашка пропиталась кровью. Он снял ее, и Август осмотрел рану, оказавшуюся чистой. Пуля прошла насквозь.

Теперь они занялись стрелами, торчащими из левой ноги Августа. Август крутил их, как только выдавалась свободная минута. Одну стрелу он вскоре вытащил, но вторая не поддавалась.

– Эта глубоко прошла, – проговорил он. – Тот воин стрелял всего ярдов с двадцати. Вероятно, она прошла под костью, но не отравлена. Иначе я бы уже почувствовал.

Пи тоже сделал попытку вытащить стрелу, в то время как Гас сжал зубы и держал ногу обеими руками. Она даже не поворачивалась, хотя Пи прилагал достаточно усилий, и кровь била фонтаном.

Пока они возились со стрелой, раздался дикий визг лошадей. Август похромал к ним, вытаскивая пистолет, и увидел, что обе лошади лежат с перерезанными шеями, залив все вокруг алой кровью.

– Не подходи, Пи, – приказал он, нагибаясь. Индеец, убивший лошадей, находился где-то поблизости, в кустах, но Гас не мог его разглядеть. – Последи за севером, Пи, – добавил он. – Мне кажется, что этим парням тоже не хочется торчать тут до темноты.

Он быстро вытер пот со лба. Прячась за кустом, осторожно и медленно спустился к берегу, откуда ему хорошо были видны верхушки травы и кустов, и затаился. Когда лошади перестали биться, наступила полная тишина. Гас жалел, что отвлекся на стрелы и не уберег лошадей. Теперь они попали в трудное положение. До Йеллоустон – сотня миль, да и стадо, скорее всего, еще и не подошло к реке.

Он внимательно следил за верхушками кустов. На дне ручья не было ни малейшего ветерка, так что заросли могли зашевелиться, только если через них кто-то пробирался. Курок его кольта был взведен. Он не двигался, время тянулось медленно. Прошло не сколько минут. Август осторожно вытирал стекающий на глаза пот. Тишина, казалось, звенела, такой она была абсолютной. Даже мухи еще не жужжали, птицы не летали, ничего. Он мог поклясться, что индеец где-то ярдах в двадцати от него, но он представления не имел, где именно.

– Ты не собираешься возвращаться, Гас? – спросил Пи Ай через несколько минут.

Август не ответил. Он терпеливо наблюдал за верхушками кустов. Торопиться нельзя, а уж разговаривать и подавно. Терпение всегда считалось основным достоинством индейцев. В повседневной жизни Гас сам терпением не отличался, но мог призвать его на помощь в случае необходимости. Затем он услышал движение за спиной и быстро оглянулся, чтобы убедиться, что Пи не вздумал внезапно прогуляться. Тут он увидел дуло ружья, высовывающееся на пару дюймов и направленное не на него, а на Пи. Он немедленно выстрелил дважды в заросли и услышал, как свалился индеец.

Через секунду, когда смолкло эхо выстрела, он услышал щелчок в нескольких ярдах от себя. Стремительно повернувшись, он выстрелил. Еще через мгновение заросли начали колыхаться так, будто сквозь них пробиралась огромная змея. Он кинулся туда и увидел раненого индейца, пытающегося отползти. Он сразу же выстрелил ему в голову и даже не задержался, чтобы перевернуть его. Пятясь задом, чтобы выбраться из зарослей, он наступил на пистолет, подведший индейца. Сунув его за ремень брюк, он поспешил к Пи, который имел достаточно бледный вид. У него хватило ума сообразить, что его едва не застрелили. Август взглянул на другого индейца, толстого парнишку лет семнадцати. Рядом лежал старый карабин, который Август поднял и бросил Пи.

– Нам надо шевелиться, – сказал он. – Это укрытие работает против нас. Если бы не везение, нас бы уже пристрелили. Нам надо найти место с отвесным берегом и без растительности.

Они прошли с милю вверх по ручью, таща седло, седельные сумы и ружья и внимательно осматривая берег. Август сильно хромал, но не стал останавливаться, чтобы осмотреть ногу. Наконец они подошли к изгибу ручья, где берег был голый и примерно футов в десять высотой. Растительности в русле не было никакой.

– Давай рыть. – Август принялся орудовать ножом, выкапывая неглубокую пещеру под берегом. Они остервенело работали с полчаса и все покрылись потом и грязью. Август использовал приклад карабина мальчишки вместо лопаты, чтобы отбрасывать землю в сторону и делать из нее что-то вроде бруствера по обеим сторонам пещеры. Они внимательно прислушивались, но индейцев не слышали.

– Может, они ушли, – предположил Пи Ай. – Ты ведь уже пяток уложил.

– И это пять причин, почему они не ушли, – заверил Август. – Они будут сражаться за своих мертвых, поскольку рассчитывают встретиться с ними снова. Разве ты это еще не уяснил?

Пи Ай не был уверен, что вообще уяснил что-то про индейцев, кроме одного: он их боялся, а это он понял задолго до того, как увидел первого. Рыть было тяжело, но они не останавливались. Индейцы могли показаться в любой момент.

– С какими индейцами мы сражаемся? – спросил Пи.

– Они не представились, Пи, – сказал Август. – Может, что-то написано на стрелах. Я стану одноногим, если мы по-быстрому не вытащим эту стрелу.

Не успели они забраться в пещеру, как на них обрушился дождь из стрел, все с южного берега ручья.

– Залезай, – велел Август. Они с Пи скрючились в пещере, выставив впереди седла. Большинство стрел перелетело через ручей и скрылось на противоположном берегу. Несколько воткнулось в бруствер, а еще пара упала в воду.

– Они стреляют на авось, – заметил Август. – Если бы не моя проклятая нога, я бы прокрался на другой берег и несколько сократил бы перевес в численности.

Дождь из стрел вскоре прекратился, но Гас и Пи решили не рисковать и остались в пещере.

– Придется мне эту клятую стрелу проткнуть насквозь, – решил Август. – Поскольку я могу потерять сознание, лучше сделать это сейчас. Когда стемнеет, нам обоим придется быть начеку.

Он замолчал и прислушался. Приложил палец к губам, чтобы Пи тоже хранил молчание. Кто-то находился на берегу над их головой – один индеец, может, больше. Он жестом приказал Пи приготовить пистолет на случай, если индейцы вздумают на них напасть. Август очень надеялся, что они нападут, потому что из своей выгодной позиции они могли перестрелять столько, что оставшиеся в живых предпочтут уйти. Если же не удастся вынудить индейцев уйти, тогда их положение серьезное. Без лошадей, до стада сто миль, а он к тому же ранен. Они могли бы идти вдоль ручья и рано или поздно выйти к Йеллоустон и затем к Милс-Сити, но в его состоянии это будет слишком длительным путешествием. Если бы ему дали право выбирать, он предпочел бы схватку. В этом случае им, возможно, удалось бы поймать хоть одну лошадь индейцев.

Но нападения не случилось. Тот, кто был над ними, ушел. Август поставил пистолет на предохранитель и снова вытянул ногу. Он имел достаточно опыта, чтобы не откладывать всего, связанного с ранами, в долгий ящик, поэтому ухватился за стрелу покрепче и принялся пропихивать ее через ногу. От резкой боли он весь покрылся холодным потом, но стрела двигалась.

– Господи, Гас, да у тебя еще рана, – воскликнул Пи. Когда Гас повернулся, чтобы выдернуть стрелу, Пи заметил, что сзади, чуть выше пояса, его рубашка в крови. Гас был весь в грязи, но сомневаться в том, что это кровь, не приходилось.

– Давай по очереди, – велел Август. Ему понадобились обе руки, чтобы толкать стрелу. Кожа на ноге начала выпирать.

– Режь, – приказал он Пи. – Как будто меня ужалила змея.

Пи побелел. Он терпеть не мог даже смотреть на раны. От одной мысли о том, чтобы разрезать ногу Гасу, его затошнило, но, вспомнив о своем остром ноже, он взял себя в руки. Он едва прикоснулся к коже ножом, как образовался разрез, в котором показался окровавленный наконечник стрелы. Август вытолкнул наконечник и потерял сознание. Пи Аю пришлось самому протолкнуть стрелу через рану. Тяжело, будто болт из доски вытаскиваешь, но он справился.

Пи жутко испугался. Стоит сейчас появиться индейцам, как они пропали, тут нет сомнений. Он взвел курки своего пистолета и кольта Гаса и держал их наготове, пока не затекли руки. Затем отложил пистолеты и смочил лоб Гаса водой, надеясь, что тот придет в себя. Если появятся индейцы, придется стрелять быстро, а он метко стрелял только тогда, когда не торопился. Он любил как следует прицелиться. Казалось, Гас никогда не придет в себя. Пи даже подумал, что он умирает, хотя хорошо слышал его дыхание.

Наконец Гас открыл глаза. Дыхание его было прерывистым, но он протянул руку и взял свой пистолет с таким видом, как будто просто вздремнул, чтобы освежиться. Затем, к удивлению Пи, он выполз из пещеры, проковылял к ручью и ножом накопал там густой грязи. Вернулся он с комком величиной с пушечное ядро.

– Грязь Монтаны, – проговорил он. – Не нравится мне эта рана. Может быть, грязь ее остудит.

Он замазал рану грязью и предложил немного Пи.

– Бесплатно. Возьми немного. – Затем он попробовал дотянуться за спину, чтобы пощупать рану, о которой говорил Пи.

– Это не пуля, – заключил он. – Еще одна стрела, только она вывалилась, когда мы драпали.

Сумерки сгущались, русло ручья уже было в тени, но край неба еще светлел.

– Я стану следить за западом, ты смотри на восток. – Не успел Август это сказать, как пуля ударила в свод пещеры, осыпав их грязью. Август взглянул вниз по течению и увидел, как ручей переезжают два всадника, но слишком далеко, чтобы можно было в сумерках как следует прицелиться.

– Полагаю, нас окружили со всех сторон, – заключил он. – Они и вниз по течению, и вверх.

– Не понимаю, почему мы не остались в Техасе, – заметил Пи Ай. – Там уж и индейцев почти нет.

– Ну что же, нам с тобой просто не повезло, – промолвил Август. – Нарвались прямо на воинов. Полагаю, они стали такой же редкостью, как и бизоны.

– Думаешь, сможем отбиться, пока капитан нас разыщет? – спросил Пи.

– Да, если я окончательно не загнусь от этой ноги, – ответил Август. – С ней явно что-то не то. Если не станет лучше, тебе придется отправиться за по мощью.

Эта мысль ужасно напугала Пи Ая. Отправиться за помощью, хотя, как считает сам Гас, они окружены? Пойти, чтобы его скальпировали, вот что это значит.

– Я так думаю, они меня словят, если я попытаюсь, – предположил Пи. – Может, капитан догадается, что мы в беде, и пошлет подмогу.

Он нас еще неделю не хватится, – заметил Август. – Боюсь, здесь нам на четвереньках неделю не просидеть.

Через несколько минут до них с востока донесся странный, громкий крик. То был боевой клич индейцев. Такой же звук донесся с запада, а еще – с дальнего берега ручья. Потом несколько минут тишины, и снова эти дикие крики. Пи всегда не нравилась манера индейцев орать во время сражений, ему их крики действовали на нервы. Данный случай тоже не стал исключением. Крики были настолько пронзительными, что ему хотелось зажать уши.

Но Август слушал одобрительно. Крики продолжались около часа. Когда они смолкли, Август приставил ладони ко рту и испустил длинный, громкий крик, который длился, пока у него хватило дыхания. Пи Ай ни когда не слышал, чтобы Август так кричал. Он в точности напомнил ему боевой клич команчей.

Окружившие их индейцы, похоже, тоже растерялись. Когда Гас перестал кричать, они последовали его примеру.

– Я лишь благодарил их за концерт, – сообщил Август. – Помнишь того старого индейца из племени команчей, который ослеп и все болтался у форта? Это он меня научил. Не думаю, что они в этих краях слышали команчей. Может, немного напугаются.

– Как ты думаешь, станут они подкрадываться в темноте? – спросил Пи. Он об этом беспокоился всю свою жизнь – что его ночью зарежет индеец.

– Сомневаюсь, – ответил Август. – Обычно индейцы неважно видят. Слишком много времени проводят в дымных вигвамах. Большинство из них ориентируются в темноте не лучше, чем мы, или даже хуже. Так что им рискованно подкрадываться ночью к таким снайперам, как мы.

– Ну, я вовсе не снайпер, – возразил Пи Ай. – Мне надо хорошенько прицелиться, иначе промахнусь.

– Слушай, ты такая же зануда, как и Джаспер Фант, – заметил Август.

Ночью индейцы не появились, чему Август был рад. Он чувствовал, что у него поднимается температура, и боялся простудиться. Ему пришлось укрыться седельными одеялами, хотя руку с пистолетом он высунул. Он почти всю ночь не спал, не в пример Пи Аю, который спал так глубоко, как будто лежал на перине.

Поутру Август весь горел. Хотя больше всего его беспокоила нога, бок тоже побаливал. Он решил, что скорее всего ошибся и там действительно пулевая рана. От температуры он ослаб.

Ожидая с пистолетом наготове нападения индейцев, он услышал раскаты грома. Через полчаса вокруг сверкали молнии и гремел гром.

– Ох, черт, – выругался Пи Ай. – Теперь в нас, ко всему прочему, еще и молния попадет.

– Давай лучше спи, если не можешь сказать ничего веселого, – сказал Август. – Я нюхом чувствую дождь, а это хорошо. Индейцы по большей части в мокроте сражаться не любят. Только белые, как последние идиоты, воюют в любую погоду.

– Мы сражались с индейцами в дождь, – возразил Пи Ай.

– Да, но это мы навязывали им битву, – ответил Август. – Они предпочитают воевать в солнечные дни, что вполне разумно.

– Они собираются нас убить, а ты их защищаешь, – недоумевал Пи Ай. Он не понимал Гаса, да никогда и не поймет, если его не убьют индейцы.

– Я всегда уважал здравый смысл, если мне с ним приходилось сталкиваться, – заметил Август.

– Надеюсь, ты с ним сегодня столкнешься и вытащишь нас из этой заварухи, – проговорил Пи.

Тут дождь полил вовсю. Лило так сильно, что ничего нельзя было разглядеть, да и говорить тоже было трудно. Мутный ручей начал выходить из берегов и приблизился к ним почти вплотную. Струи воды били с такой силой, что Пи казалось, будто забивают гвозди. Обычно такие ливни долго не длились, но этот оказался особенным. Создалось впечатление, что он лил несколько часов, дождь продолжался, когда уже начало светать, хотя не такой сильный. Пи стал беспокоиться, потому что ручей превратился в реку, перебраться через которую можно было лишь вплавь. Вода поднялась настолько, что плескалась всего в двух или трех ярдах от их пещеры, где они сидели скрючившись, и скоро смыла весь их бруствер.

А дождь все продолжался. К тому же было холодно, хотя, к счастью, у них имелся небольшой навес и они не слишком вымокли. Гас успел затащить одеяла в пещеру еще до начала дождя.

Пи испугался, заметив, что Гас не похож на самого себя. Щеки ввалились, руки тряслись. Он жевал кусок сушеного мяса, который достал из сумки, но видно было, что у него нет сил даже есть.

– Плохо тебе? – спросил Пи.

– Надо было раньше вытащить эту стрелу, – сказал Август. – С ногой у меня будут проблемы. – Он протянул Пи кусок мяса, и они некоторое время сидели молча, наблюдая за мутным потоком воды.

– Черт, вчера лягушка могла перепрыгнуть через этот ручей, – заметил Пи. – А теперь гляди. Мы можем утонуть вместо того, чтобы быть скальпированными. Хорошо, что Джаспера тут нет, – добавил он. – Здорово он воды боится.

– Вообще-то этот поток дает нам некоторые преимущества, – заключил Август. – Если мы продержимся день, то ночью ты можешь проплыть мимо и улизнуть.

– Нет, так нельзя, – возразил Пи Ай. – Я не хочу бросать тебя сидеть здесь.

– А я и не собираюсь сидеть, – заверил Август. – Я тоже поплыву, если дождь будет продолжаться. Вполне вероятно, что дождь может остудить пыл индейцев. Они могут вернуться к семьям и оставить нас в покое.

– И все равно я не хочу тебя бросать, – упрямился Пи Ай.

– Ты же не сможешь донести меня до стада, а я сомневаюсь, что смогу идти, – настаивал Гас. – У меня температура, и в любой момент я могу потерять сознание. Тебе придется идти одному и привести сюда ребят, а может, и фургон. Тогда я смогу вернуться с ком фортом.

Тут Пи впервые пришла в голову мысль, что Гас может умереть. Он был бледен, его трясло. Никому никогда не приходило в голову, что Гас может умереть. Разумеется, Пи знал, что все умирают рано или поздно. Пи и сам может умереть. Но в отношении Гаса Маккрае такая мысль казалась дикой, как и в отношении капитана. Они были людьми особенными, не такими, как все, во всяком случае, по понятиям Пи. Так что он никогда даже не задумывался, что и они могут умереть. Теперь же, глядя на бледного и дрожащего Гаса, такая мысль впервые пришла ему в голову. Гас может умереть. Пи сразу осознал, что он должен сделать все возможное, чтобы этому помешать. Если он вернется к фургону и доложит, что Гас умер, страшно даже представить, что скажет капитан.

Но он понятия не имел, что ему делать. Лекарств у них не было, дождь лил как из ведра, вокруг индейцы, а до стада больше ста миль.

– Поганая ситуация, согласен. – Август как будто прочитал мысли Пи. – Но пока не смертельная. Я здесь несколько дней продержусь. Калл до этого ручья на своей славной кобылке за сутки доберется. Тебе лучше идти ночами. Если пойдешь днем, эти краснокожие ребята могут тебя выследить, и тогда шансов не останется. Полагаю, за три ночи ты до Йеллоустон до берешься, а они к тому времени уже должны будут ту да подойти.

Пи Ая все это пугало. Он ненавидел ездить по ночам, а ходить пешком – и того хуже. Он стал надеяться, что, возможно, индейцам надоел дождь и они ушли, но вскоре его надежды разбились в пух и прах. В течение дня индейцы трижды принимались по ним стрелять. Они стреляли снизу по течению, и Гас сразу же ответил. Пули индейцев бесполезно застревали в грязи или с визгом рикошетили от воды. Гас так плохо выглядел, что Пи сомневался, может ли он прицельно стрелять, но получил ответ на этот вопрос к концу дня, когда один из индейцев попытался под прикрытием дождя выстрелить в них с противоположного берега. Он сделал один выстрел, попав в седло, затем Гас подстрелил его, когда он повернул, чтобы уползти. Выстрел заставил его выпрямиться, но тут Гас выстрелил снова. Вторая пуля настигла индейца, он свалился навзничь и скатился в воду. Он еще был жив и попытался плыть, но Гас выстрелил еще раз. Через минуту-две он уже плыл вниз лицом.

– Я думал, он потонет, – сказал Пи Ай, считая, что Гас зря тратит патроны, стреляя трижды.

– Возможно, но мог и выплыть и потом перерезать нам горло, – ответил Август.

В тот день индейцы больше не стреляли, но, вне вся кого сомнения, и не ушли. Перед закатом солнца они снова выкрикивали свой боевой клич. На этот раз Август им не ответил.

День был пасмурным, но все тянулся и тянулся. Сумерки никак не кончались, и Пи Ай совсем потерял присутствие духа. В пещере было тесно. Ему хотелось размять ноги, и он совершил досадную ошибку, признавшись в этом Гасу.

– Потерпи до темноты, – посоветовал тот. – Тогда уж разминай, сколько влезет.

– А вдруг я заблужусь? – спросил Пи Ай. – Я в этих краях никогда не бывал.

– Держись южного направления, – посоветовал Август. – Больше ничего не требуется. Если спутаешь и пойдешь на север, тебя съест белый медведь.

– Ага, и какой-нибудь гризли, если я пойду на юг, – с горечью заметил Пи Ай. – И так, и так – конец один.

Он пожалел, что Гас вспомнил о медведях. Медведи не выходили у него из головы со дня великой битвы техасского быка. Он неожиданно подумал, что жизнь на севере довольно суровая. Гасу понадобилось трижды стрелять, чтобы убить маленького индейца. Сколькими же выстрелами можно убить медведя-гризли?

– Ну, пора тебе отправляться, Пи, – наконец проговорил Август. Уже с час как стемнело, и индейцы молчали.

– Эта проклятая вода на вид холодная, – заметил Пи Ай. – Никогда не любил холодные ванны.

– Тогда жаль, что мы не захватили с собой печку, – сострил Август. – Мы подогрели бы тебе водички. Но сейчас придется обойтись тем, что есть. Дождь кончился. Вода вскоре спадет, а тебе чем больше воды, тем лучше. Давай выплывай на середину и сделай вид, что ты водяная крыса.

Пи Ай не хотел идти. Он за свою жизнь ни разу не ослушался приказа и колебался не из-за холодной воды и возможных опасностей. Он не хотел оставлять Гаса. Гас был на грани потери сознания. Если это случится, индейцы смогут захватить его. Пи немного посидел, стараясь придумать довод, который бы заставил Августа разрешить ему остаться.

– Может, вместе поплывем? – спросил он. – Я знаю, тебе трудно ходить, но ты сможешь опереться на меня.

– Пи, иди, – велел Август. – Мне лучше не становится, только хуже. Если хочешь помочь, доберись до капитана Калла. Пусть скачет сюда с запасной лошадью и везет меня в Милс-Сити.

Пи собрался, но на сердце у него лежал камень. Все казалось ему неправильным, и ничего бы такого не случилось, останься они в Техасе.

– Я же не могу плыть и держать это чертово ружье, Гас, – упорствовал он.

– Засунь его за пояс и пропусти в штанину, – посоветовал Август. – Ты же будешь двигаться по течению, тебе и плыть почти не придется.

Пи Ай снял сапоги и рубашку и свернул их в узелок. Затем он последовал совету Гаса и засунул ружье за пояс и дальше, в штанину. Он сунул в один из сапогов немного сушеного мяса. Теперь ему оставалось лишь уйти, а он все медлил.

– Да иди же, Пи, – поторопил его Август. – Иди к капитану и не беспокойся обо мне. Но постарайся, чтобы индейцы тебя не схватили.

Гас протянул руку, и Пи понял, что он хочет обменяться рукопожатием. Пи Ай пожал ему руку, испытывая глубокую печаль.

– Гас, вот никогда не думал, что придется тебя бросить, – сказал он.

– Что же, так уж вышло, – заметил Август. – Береги себя.

Именно в этот момент Пи Ай осознал, что наверняка никогда больше не увидит Гаса живым. Они и раньше часто ввязывались в драчки с индейцами, но, насколько Пи мог помнить, Гас никогда не был ранен. Те стрелы и пули, которые раньше пролетали мимо, теперь настигли его.

Пожав Пи руку, Гас повел себя так, будто его уже нет. Он не предложил ничего передать, вообще больше ничего не добавил. Пи захотелось что-нибудь сказать на прощание, но он ничего не мог придумать. Он грустно вошел в холодную воду. Она оказалась куда холоднее, чем он предполагал. Ноги сразу закоченели. Он оглянулся. Отсюда он мог смутно разглядеть пещеру, но не Гаса.

Добравшись до глубокого места, Пи Ай тут же за был и про Гаса, и про все остальное, так боялся утонуть. Ледяная вода тащила его вниз. Плыть было вовсе не так легко, как обещал Гас. Сильно мешало ружье. Казалось, оно весило тонну. Да он и не привык к такому быстрому течению. Несколько раз его сносило на берег, где он путался в зарослях.

Хуже того, он почти сразу потерял свой узелок с сапогами, одеждой, одеялом, едой и частью патронов. Он потянулся, чтобы чуть выше подтянуть ружье, и вода вырвала узел из его рук и сразу же унесла далеко вперед. Пи Ай начал понимать, что утонет, если быстро что-нибудь не предпримет. Несколько раз его накрывало с головой. Ему безумно хотелось выбраться на берег, но он не был уверен, что уже проплыл мимо индейцев. Гас велел плыть по меньшей мере милю, а Пи Ай не знал, сколько уже осталось позади. Ему все время приходилось бороться с течением. К своему ужасу, он почувствовал, как вода стаскивает с него брюки. Он пожалел, что не затянул крепче ремень, прежде чем спуститься в реку. Он никогда не отличался широкими бедрами, и вскоре его брюки оказались ниже них. Ружейный прицел бил по ноге. Пи схватил было ружье, но тут же снова ушел под воду, ружье и спустившиеся штаны топили его. Он принялся судорожно снимать их, чтобы освободить ноги. Хотелось выматерить Гаса за его совет сунуть ружье в штанину. Он все равно не смог бы его достаточно быстро вытащить, случись на его пути индеец, и эта мысль его безумно раздражала. Пи с трудом вынырнул на поверхность и едва не позвал на помощь, но вовремя вспомнил про индейцев, кроме которых его здесь некому было услышать. Затем ему едва не оторвало ногу – он проплыл слишком близко к каким-то кустам. Берег находился совсем рядом, его туда вынесло течением, и волочащееся сзади ружье за что-то зацепилось. Пока он с ним сражался, штаны с него смыло, и он выплыл на середину спиной вперед. На мгновение он увидел южный берег, а затем снова вокруг была одна вода. Дважды он открывал рот, что бы вдохнуть воздух, но вместо него глотал воду, часть которой выходила через нос. Его ноги настолько закоченели в холодной воде, что он их не чувствовал.

Пи так потом и не смог вспомнить, как выбрался из воды, но каким-то образом ему это удалось, потому что, когда он пришел в себя, оказалось, что он лежит в грязи, а ноги его все еще в воде. Он был совершенно гол, грязь была дико холодной, так что он с трудом поднялся и выбрался на берег – не больше восьми футов высотой, но очень скользкий.

Когда Пи наконец залез наверх, ему захотелось лечь на траву и заснуть, но он достаточно соображал, чтобы оценить ситуацию, и это привело его в чувство. Он не утонул, но был совершенно гол, без оружия и пищи, причем на сотню миль от фургона. Он не знал местности и вполне мог встретить крутых индейцев, которые ее хорошо знали. Где-то выше по течению остался больной и, может, умирающий Гас. Пи пришла в голову ужасная мысль – вдруг после всех этих переворачиваний в ручье он вылез не на тот берег? Он вполне может направляться на север, а в этом случае ему конец, но у него не было времени беспокоиться. Нужно двигаться. Он потерял узел и ружье, так что, когда спадет вода, они останутся лежать в русле у всех на виду. Если их найдут индейцы, они догадаются, что он ушел, а Гас остался один, так что ему придется худо. Если им захочется преследовать его, тогда и ему не на что надеяться. У них лошади, они его догонят за несколько часов. Чем быстрее он пойдет, тем больше у него шансов выжить.

Поразмышляв обо всем этом, Пи всерьез порадовался, что ночь такая темная. Пусть бы так и не рассветало, по крайней мере, пока он не доберется до стада. Когда он думал обо всех ожидающих его опасностях, то с трудом сдерживался, чтобы не сорваться на бег. Он живо вспомнил все то, что индейцы делают с белыми. В свою бытность рейнджером он помогал похоронить несколько человек, побывавших в их руках, и воспоминание об обугленных и изуродованных трупах постоянно преследовало его. Он также не мог отделаться от мысли об огромном рыжем медведе, который едва не задрал техасского быка. Он помнил, как быстро передвигался медведь, когда они пытались его преследовать верхом. Если такой медведь заметит его, уж лучше ему просто лечь и сдаться.

Но скоро рассвело. Единственным благодеянием, принесенным светом, был вид Полярной звезды, мелькавшей в разрыве облаков. По крайней мере, он знал, что идет в правильном направлении. Вскоре взошло солнце, и он вспомнил предостережение Гаса – не идти днем. Пи решил его проигнорировать. Он находился на абсолютно ровной и пустынной равнине, где негде спрятаться. Так что уж лучше идти, чем сидеть.

Когда он посмотрел вперед, то очень расстроился, потому что равнина тянулась бесконечно. Ему казалось, что он может видеть на сотню миль, но впереди пустота, и он должен преодолеть ее. Он никогда не любил ходить пешком, а привыкнув за время перегона ездить все время верхом, и вовсе разлюбил этот способ передвижения. Он никогда не собирался пересекать такие расстояния пешком, тем более босым. Не успел он пройти и нескольких миль, как ноги покрылись ссадинами и царапинами. Равнина только выглядела ровной и травянистой, но на самом деле кругом были разбросаны камни, о которые он спотыкался.

Его еще смущало то, что он голый. Разумеется, ни кто не мог его видеть, но сам-то себя он видел, и это его расстраивало. Капитан здорово удивится, увидя, что он вернулся нагишом. Ребята наверняка решат, что это забавно, и будут потом долго над ним подтрунивать.

Сначала его нагота беспокоила его не меньше сбитых ног, но после полдня ходьбы ноги болели так, что ему уже было все равно, голый он и жив ли вообще. Ему пришлось переправиться через двенадцать ручьев, и на берегу одного из них он попал в очень колючие кусты. Вскоре каждый шаг причинял ему боль, но он понимал, что должен идти, иначе никогда не найдет ребят. Каждый раз, оглядываясь, он боялся увидеть либо индейцев, либо медведя. К вечеру Пи уже еле брел, спотыкаясь. Он нашел травянистый холмик и лег, чтобы немного поспать.

Проснулся Пи от дикого холода и обнаружил, что по шел снег. Налетел ветер. Пи услышал странный звук и не сразу понял, что это стучат его зубы. Ноги так болели, что он с трудом встал, а от снега было совсем худо. Снег шел мокрый, сразу таял, но от этого уютнее не становилось.

Каким-то образом он проковылял на юг всю ночь. Снег вскоре прекратился, но ноги страшно замерзли, и каждый раз, когда он спотыкался о камень, с трудом сдерживался, чтобы не закричать. Он очень ослаб и понимал, что движется слишком медленно. Пи мучительно жалел, что не сберег хоть что-то – мясо, ружье, одеяло. Гас поднимет его на смех, когда узнает, что он растерял все, еще не выбравшись из ручья.

От усталости Пи Ай даже как-то запамятовал, что Гас остался в маленькой пещере. Пока он брел, он несколько раз обращался к нему, в основном задавал вопросы. Временами ему казалось, что Гас впереди, ведет его. Или то был Дитц? Все в голове у Пи перепуталось. Кто бы это ни был, он не отвечал на его вопросы, хотя Пи продолжал их задавать. Ему становилось легче, когда он знал, что Гас или Дитц с ним. Лучших разведчиков, чем они, он не знал. Они его выведут.

В конце второго дня пути Пи остановился отдохнуть. Он понял, что никого с ним нет, разве что духи. Но ведь и вправду, то могли быть духи. Может, Гас уже умер, а Дитц и вовсе давно мертв. Возможно, кто-то из них от нечего делать решил поплавать наверху над ним и вы вести его к Йеллоустон.

Посмотрев на свои ноги, он решил, что уж лучше ему ползти или идти на руках, скорость будет та же. Они распухли вдвое, кругом порезы и синяки. Но других ног у него не было, так что, отдохнув часок на солнце, он снова поплелся вперед. Очень хотелось есть, и он пожалел, что в свое время не присматривался повнимательнее к По Кампо, который всегда находил что-нибудь съедобное в прерии. Пи тоже попробовал поискать, но кругом была одна трава. Ему еще повезло, что по пути попадались ручейки, так что с водой проблем не было. Однажды ему удалось поймать в грязи немного миног. Они не давались в руки и ускользали, да и во обще их хватило откусить пару раз. Но все же лучше, чем ничего.

Больше всего ему повезло попозже в тот день, когда удалось подбить камнем большую дикую курицу. Он сломал птице лишь крыло, и ему пришлось бегать за ней по прерии, но птица устала раньше Пи, так что он поймал ее, ощипал и съел сырой. Отдохнув часа три, он всю ночь тащился вперед.

На третье утро Пи едва смог заставить себя пошевелиться. Ноги были в жутком состоянии, а равнина впереди такой же пустынной и бесконечной. У него заболели глаза, так он хотел увидеть Йеллоустон, но все равно ничего не мог разглядеть.

Больше всего его удручала пустота. Он давно почти перестал думать об индейцах и медведях. Больше всего он боялся заблудиться. По звездам он знал, что идет на юг, но куда именно? Он мог обойти стадо с востока или с запада, и его никто не заметил. Может, он просто прошел мимо, тогда ему надеяться не на что. Выпадет снова снег, и он замерзнет или же умрет от голода.

Он лежал до позднего утра, не зная, как поступить. Иногда ему казалось, что лучше всего сесть и ждать. Ведь в Монтане где-то должны быть солдаты. Если он посидит подольше, кто-то обязательно его найдет.

Но все же Пи Ай снова встал и побрел на юг. Солдаты в лучшем случае найдут лишь его кости. День выдался солнечным, и стояла такая жара, что он пришел в негодование по поводу погоды в этой Монтане. Что это за край такой, где ночью можно замерзнуть до смерти, а двумя днями позже обуглиться на солнце? Он заметил пару диких собак и потерял час, пытаясь попасть в одну из них камнем. Но собаки оказались умнее курицы и не подпускали его близко.

Он, спотыкаясь, все шел и шел, чувствуя, что солнце сожжет ту немногую кожу, что у него осталась. Не сколько раз он падал. В голове шумело, и ему казалось, что он плывет. Затем распухшие ноги отказались его держать, и, вместо того чтобы плыть, он упал. Когда он пришел в себя, то увидел, что лежит в траве лицом вверх и солнце палит ему прямо в глаза. Он поднялся на ноги и стал оглядываться, испугавшись, что стадо прошло мимо, пока он спал. Он пытался идти прямо на юг, но ноги так плохо слушались, что он постоянно отклонялся от курса.

– Будьте вы прокляты, держитесь прямее! – приказал он. Звук собственного охрипшего голоса окончательно привел его в чувство.

Потом он смутился. Человек, проклинающий собственные ноги, должен быть явно не в себе, это он понимал. Он опять вроде бы поплыл, причем так сильно, что сам напугался. Ему стало казаться, что он может выплыть из собственного тела. Интересно, а может, он умирает? Что чувствуешь, когда умираешь? Пи Ай ни когда не слышал, чтобы кто-нибудь умер просто от ходьбы, но он вообще мало что знал о смерти. Он делал несколько шагов, и ему снова казалось, что он выплывает из своего тела, и это так его пугало, что он спотыкался и падал. Ему не хотелось снова вставать, поэтому он пополз, время от времени поднимая голову, что бы посмотреть, не показалось ли стадо. Он чувствовал, что еще одной ночи одному и без пищи ему не пережить. Он так и умрет в траве, как побитое животное.

Стемнело, и он едва не заплакал от разочарования. Он шел достаточно долго, ребятам уже давно пора появиться. Когда стало совсем черно, он остановился и прислушался. Он чувствовал, что стадо должно быть близко, и, возможно, ему удастся услышать пение ирландца. Никакого пения он не услышал, но, когда снова поднялся и попытался сделать несколько шагов, опять ощутил присутствие проводника. На этот раз он твердо знал, что это Дитц. Он не мог его разглядеть, потому что было темно, да и сам Дитц – черный, но он избавился от этого ощущения парения и стал ступать увереннее, хотя и побаивался. Он не знал, как надо вести себя с теми, кто умер. Ему хотелось что-то сказать, но он понимал, что нельзя. Дитц может уйти и оставить его одного спотыкаться в темноте, если он что-нибудь скажет. Наверное, мертвым путешествовать легко, Пи не знал точно. Его это беспокоило. Он шел медленно, боялся упасть, но не останавливался всю ночь.

Через два часа после восхода солнца на следующий день Дишу Боггетту показалось, что он заметил на севере фигуру. Сначала он не мог разобрать, человек это или антилопа. Если это человек, то наверняка индеец, решил он, и поскакал к капитану, который пытался подковать кобылу – практически невыполнимая задача. Она терпеть не могла, когда кто-нибудь держал ее копыто, и требовалось ее предварительно надежно привязать.

К счастью, капитан уже закруглился и поехал вместе с Дишем, чтобы взглянуть, кто идет. Сначала он ничего не заметил, но у Диша глаз был зоркий, и он запомнил, где именно увидел фигуру. Калл в душе предполагал, что это антилопа, но решил проверить. Они переправились через Йеллоустон днем раньше, и все были потрясены тем, что все сошло благополучно. У Джаспера Фанта никогда еще не было такого прекрасного настроения – как же, ведь он пережил переправу через все реки!

– Вон он, – неожиданно произнес Диш. – И вроде это Пи.

Диш рот открыл от изумления. Пи уже не шел, он сидел голый в траве и кивал головой, будто с кем-то разговаривал. Заслышав голоса, он повернул голову и вроде бы не очень удивился, но когда они спешились, то увидели у него на глазах слезы.

– Привет, капитан, – сказал Пи, стыдясь своих слез. – Вы немного не застали Дитца.

Калл видел, что Пи Ай ранен и явно не в себе. Грудь в крови, на плече рана, кожа обгорела, а ноги распухли до размеров коровьего вымени и все в ранах.

– Гас умер? – спросил Калл, страшась услышать ответ. Хотя он знал умение Гаса нарываться на неприятности, его потрясло состояние Пи.

Пи Ай думал о Дитце, который был так добр, что шел с ним всю ночь. Он стыдился своей наготы и с трудом сосредоточился на вопросе, который задал ему капитан.

– Там дальше ручей, я потерял всю одежду, – сообщил он.

Капитан снял с седла свой дождевик и накинул его на Пи. Пи немедленно почувствовал себя лучше. Он по пытался застегнуть дождевик, так чтобы не было видно сраму, но пальцы у него дрожали, и Диш помог ему.

– Гас умер? – повторил Калл.

Пи Ай медленно собирался с мыслями. Потом он вспомнил, что Гас остался в пещере с двумя пистолетами и не сказал ни слова, когда он входил в воду. И у него скверная рана на ноге.

– Ручей поднялся, когда я уходил, – проговорил Пи Ай. – Мне пришлось плыть мимо индейцев, и я потерял все снаряжение. Мой пистолет остался у Гаса.

– Где это? – спросил Калл.

– Дальше на севере, капитан. Мы вырыли пещеру в обрывистом берегу. Больше я ничего не знаю.

– Но он был жив, когда ты уходил?

– Да, он меня сам послал, – сообщил Пи. – Он сказал, чтобы вы галопом мчались туда и помогли ему разобраться с индейцами.

Диш Боггетт все никак не мог привыкнуть к виду голого и покрытого ранами Пи. Последнее время у них все шло гладко, и они почти забыли, что находятся в суровом краю.

– Что ты там говорил про Дитца? – спросил он.

– Помог мне, – пояснил Пи. – Мы поедем за Гасом, капитан? Мы с трудом вытащили из его ноги эту стрелу, так что нога у него сильно болит.

– Ты пойдешь к фургону, – велел Калл. – Тебе надо поесть. Сколько там было индейцев?

Пи постарался сосредоточиться.

– Много напало, – наконец ответил он. – Человек, наверное, двадцать. Гас сколько-то убил.

Каллу и Дишу пришлось поднять Пи, все силы покинули его теперь, когда он оказался в безопасности. Дишу пришлось поддерживать его на лошади, пока они ехали, потому что он не мог даже держаться за луку седла.

Команда, пребывавшая в прекрасном настроении и праздновавшая свои успехи – разве не были они первыми, кто пригнал стадо из Техаса в Монтану? – мгновенно протрезвела, разглядев, в каком Пи состоянии.

– Ну, привет, парни, – сказал Пи Ай, когда ему помогли слезть с лошади. Все столпились вокруг, чтобы поздороваться с ним. По Кампо уже успел сварить кофе. Когда Берт и Нидл Нельсон помогли Пи усесться, прислонившись спиной к фургону, По протянул ему кружку, но руки у Пи слишком тряслись, и он не мог ее удержать. По принялся поить его с ложки, и где-то между двумя ложками Пи сполз на землю и отключился. Он проделал это так быстро, что никто не успел подхватить его.

– Он умер? – заволновался Ньют.

– Нет, просто выбился из сил, – объяснил Калл. Он нагружал свои седельные сумы патронами, радуясь, что успел подковать кобылу.

– Он говорил, ему помог Дитц, – вспомнил Диш Боггетт. То, как Пи это сказал, подействовало ему на нервы. Дитц умер и лежит в земле там, позади, на реке Паудер.

Калл промолчал. Он раздумывал, взять Диша с собой или нет.

– Наверное, Пи был не в себе, – заметил Диш. – Это все объясняет.

По Кампо улыбнулся.

– Мертвые иногда могут нам помочь, если мы им позволим и если они сами захотят.

Джаспер Фант, радуясь по поводу того, что находится среди живых, сурово взглянул на По.

– Никто никогда мне не помогал, кроме отца, – заявил он.

– И как он тебе помог? – поинтересовался Нидл.

– Оставил мне двадцать долларов в завещании. Я на эти деньги купил себе седло и с той поры стал ковбоем.

– Это ты сам себя так называешь, – заметил Соупи Джонс. Они с Джаспером поспорили за картами, и с тех пор у них были плохие отношения.

– Я же здесь, верно? – возмутился Джаспер. – То, что ты проиграл ту игру, не значит, что я плохой ковбой.

– Ох, закрой пасть, Джаспер, – устало произнес Диш. Ему надоели и Джаспер, и Соупи, и к тому же он полагал, что к вопросу о Пи и Дитце они отнеслись слишком легко. Ведь Пи сказал, что еще чуть-чуть, и они бы застали Дитца. Диш всю свою жизнь боялся призраков, хотя никому бы в этом не признался, и ему было не по себе от того, что один бродил поблизости. От этого еще страшнее работать ночью, несмотря даже на то, что данный призрак вроде бы настроен дружелюбно.

Затем кто-то заметил, что капитан Калл уезжает. Он достал из фургона еще одно ружье и забрал дождевик, который одалживал Пи, накрыв его теперь одеялом.

– Гоните стадо на север, – велел он. – Будьте внимательны. Я поеду за Гасом.

При одной мысли о том, что он уедет, у всех в сердце забрался страх. Хотя они и любили показывать свою независимость, вся команда чувствовала себя значительно спокойнее, когда капитан находился поблизости. И если не капитан, тогда Гас. Всего пару часов назад они чувствовали себя завоевателями. А как же еще, ведь они победили Йеллоустон. Но теперь, наблюдая, как капитан седлает кобылу, они все впали в уныние. Как ни великолепна расстилающаяся перед ними равнина, она превратила Пи Ая в полутруп. И индейцы за гнали Гаса в какую-то дыру. Они вполне могут убить его, а заодно и капитана. Все люди смертны, а они особенно – во всяком случае, им так казалось. Еще до вечера может поднавалить тысяча индейцев. Они могут свалиться им на голову, как когда-то свалились на голову Кастера.

У Калла не было времени, чтобы успокаивать людей и давать им подробные инструкции. Если Гас тяжело ранен, он быстро ослабеет, так что каждый час имел значение. Опоздание на десять минут может быть равносильно опозданию на десять дней или даже на год. Кроме того, его раздражал тот умоляющий вид, с которым смотрели на него ковбои. Иногда ему казалось, что они забудут, как дышать, если он или Гас им не покажут. Он знал, что они все люди способные, даже если они сами того не понимали, но временами вели себя как дети, ждущие, что их возьмут за руку. Всю свою взрослую жизнь он соглашался быть впереди, но иногда, если люди выказывали особую тупость, он дивился, зачем ему все это нужно.

Они с Августом много раз обсуждали вопрос лидерства.

– Все весьма просто, – говорил Август. – Большинство людей сомневаются в своих собственных способностях. Ты же – нет. Вот им и хочется удержать тебя рядом. Это освобождает их от необходимости сомневаться.

– Так ведь большинство из них вполне справились бы самостоятельно, – возразил Калл.

Август хмыкнул.

– Ты слишком много работаешь, – объяснил он. – Людям стыдно. Вот они и считают, что тянуться за тобой они не могут, а от этого уже один шаг до того, что бы считать, что без тебя они вообще ничего не могут.

– Хотел бы я увидеть что-нибудь, что заставит тебя устыдиться, – проговорил Калл.

– Мой петушок несколько раз делал это, – признался Август.

Калл задумался, что он мог иметь в виду, но не спросил.

Собравшись, он сразу сел на лошадь и подъехал к Дишу Боггетту.

– Ты за старшего, – приказал он. – Двигайтесь на север. Как смогу, вернусь.

Диш даже побледнел при мысли о такой ответственности. У него и так хватало забот с этими призраками, о которых бредил Пи Ай.

Капитан выглядел сердитым, что быстрее примирило ковбоев с его отъездом. Все боялись его гнева. Но когда он уехал и даже не успел еще скрыться из виду, их чувство облегчения сменилось страхом.

Всего лишь час назад развеселый Джаспер Фант погрустнел быстрее всех.

– Милостивый Боже, – сказал он. – Вот приехали мы в Монтану, а тут и индейцы, и медведи, и зима на носу, и капитан с Гасом куда-то пропали. Удивлюсь, если нас всех не прирежут.

В порядке исключения Соупи Джонс не нашелся, что ответить.