Я не мог заснуть, потому что мысли мои носились со скоростью сто миль в час. Мне предстояло играть человеческими жизнями, в том числе и своей собственной. Командир роты одобрил план, однако я не переставал ломать голову, действительно ли это самое действенное решение задачи. А вдруг остальные просто кивали, соглашаясь с тем, что я говорил? Вряд ли, потому что у них самый живой интерес в успехе нашей операции, и они не из тех, кому робость помешает открыть рот. Я ничего не забыл, не упустил? Однако в конце концов настает такой момент, когда нужно отмести все сомнения. А то можно до конца дней своих пытаться найти другой подход.
Встав, я заварил чай. Ко мне присоединился Быстроногий, только что завершивший возню со связным оборудованием. Стэн и Динджер еще не возвращались. Впрочем, эти двое, по-моему, способны вообще обходиться без сна.
— Главный связист дал мне наши позывные, — сказал Быстроногий. — «Браво-два-ноль». На мой взгляд, очень неплохо.
Мы с ним немного поболтали о возможных проблемах. Наконец Быстроногий отправился спать. Провожая его взглядом, я гадал, думает ли он о доме. Он очень любил свою семью; его второму ребенку только что исполнилось пять месяцев. Мои мысли сами собой перешли на Джилли. Мне хотелось надеяться, что она не прислушивается к средствам массовой информации.
Вокруг стоял постоянный шум: ребята ходили туда и сюда, разбирали вещи. Надев наушники, я включил кассету тяжелого рока. На самом деле музыку я не слушал, потому что мысли мои метались во все стороны. Но, судя по всему, часа в три я все-таки задремал, потому что в шесть часов, когда я проснулся, голос вокалиста уже был ниже на две октавы, и севшие батарейки едва тащили ленту.
Утро следующего дня выдалось напряженное. Мы убедились в том, что еще не забыли, как с помощью ТМ подавать сигнал бедствия, а также использовать их в режиме связи «один на один», в пределах прямой видимости.
Винс набрал в арсенале патроны калибра 5,56 мм для наших «Армалитов» и столько гранат для 40-мм подствольного гранатомета, сколько ему дали. Гранат этих у нас постоянно не хватало, потому что подствольный гранатомет — это очень грозное, замечательное оружие. И гранаты к нему ценятся на вес золота: если они попадают к кому-нибудь в руки, их зажимают любой ценой. Я объяснил ситуацию своему приятелю из роты «А», и он, порывшись в карманах, дал нам еще несколько гранат.
Все патроны калибра 5,56 мм снаряжаются в магазины, и работоспособность всех магазинов проверяется. Исправность магазина имеет такое же значение, как и исправность самого оружия, потому что если подающая пружина не вытолкнет патрон до конца, затвор не сможет дослать его в патронник. Поэтому все магазины проверяются и перепроверяются, а затем проверяются в третий раз. Магазин к «Армалиту» вмещает тридцать патронов, но многие из нас предпочитают снаряжать в них лишь по двадцать девять, что позволяет чуть увеличить усилие подающей пружины. Гораздо проще и быстрее вставить новый магазин, чем разбираться с осечкой.
Мы проверили гранаты к «двести третьим» и взрывчатку. На запах и на ощупь «ПЕ-4» очень напоминает пластилин. Пластид является поразительно инертным. Палочку взрывчатки можно даже поджечь, и она просто сгорит, как яркая свеча. Единственная проблема с «ПЕ-4» заключается в том, что на холоде он твердеет, становится хрупким и придавать ему нужную форму бывает очень трудно. Приходится сначала разминать его в руках, чтобы сделать снова пластичным.
Мы проверили и перепроверили все детонаторы. Неэлектрические, которые мы будем использовать в качестве защиты от разминирования, срабатывают от сгорания предохранительного запала, поэтому проверить их нельзя. Но электрический помещается на стенд проверки электрических цепей. Если через него проходит ток, можно быть уверенным, что электрический импульс воспламенит первичный заряд, который, в свою очередь, взорвет пластид. К счастью, осечки бывают крайне редко.
На то, чтобы проверить часовые механизмы, потребовалось довольно много времени. Для этого устанавливается задержка и проверяется, насколько точно будет отсчитан интервал времени. Если часовой механизм работает на задержку в один час, он сработает и на задержку в сорок восемь часов. Теоретически считается, что если часовой механизм дает погрешность больше пяти секунд в ту или иную сторону, его надо менять. Я же просто выкидываю любой таймер, если он мне чем-либо не приглянулся.
В последнюю очередь были проверены противопехотные мины «Клеймор», опять же на проверочном стенде.
Затем мы какое-то время взводили и снимали с боевого взвода крошечные противопехотные мины «Элси». Нам уже давненько не приходилось иметь с ними дело. Мы убедились в том, что не забыли, как готовить «Элси» к боевому применению и, что более важно, как делать их снова безопасными. Не исключена ситуация, что мы заложим на объекте заряд взрывчатки и окружим его минами «Элси», а затем нам по какой-то причине понадобится вернуться назад и их извлечь. Постановка «Элси» значительно усложняет жизнь, потому что не только необходимо вести строгий учет того, в каких местах они поставлены; разряжать мины должен тот самый человек, который ставил их на боевой взвод.
Противопехотных мин «Клеймор», как всегда, катастрофически не хватало: они всегда востребованы, потому что являются великолепным средством держать оборону, а также останавливать преследователей. Решение проблемы заключается в том, чтобы отправиться на кухню, набрать побольше коробок из-под мороженого и смастерить самодельные мины. В середине коробки проделывается отверстие, через которое пропускается кончик детонационного шнура и завязывается узелком. Затем из пластида ПЕ-4 изготовляется заряд и укладывается на дно коробки так, чтобы полностью закрыть узелок на детонационном шнуре. После чего коробка заполняется гайками и болтами, маленькими кусочками металла и вообще всей той мерзостью, которая найдется под рукой, закрывается крышкой и плотно обматывается изоляционной лентой. После того как этот самодельный «Клеймор» установлен на место, достаточно только подсоединить детонатор к детонационному шнуру — и дело сделано.
Затем мы разобрались с нашим оружием, начав с прогулки на стрельбище, где «пристреляли» установку прицелов. Делается это так: боец занимает положение для стрельбы лежа, прицеливается в одно и то же место мишени, находящейся на удалении сто метров, и последовательно выпускает пять пуль. Это называется группа. Затем он проверяет, в какое именно место мишени попала первая группа, после чего регулирует прицел так, чтобы следующая попала туда, куда он хотел, — туда, куда он целился. Если не добиться полной пристрелки оружия и группа на дистанции сто метров уйдет, скажем, на четыре дюйма вправо от точки прицеливания, на дистанции двести метров она уйдет вправо уже на восемь дюймов, и так далее. На дистанции четыреста метров пули, возможно, вообще не попадут в цель.
Каждый человек пристреливает свое оружие индивидуально под себя; это зависит от многих обстоятельств. В частности, существенное значение имеют физические пропорции стрелка, и в первую очередь так называемая «разгрузка зрения» — расстояние от глаза до прицела. Оружие, которое пристрелял «под себя» один стрелок, другому может не подойти. При стрельбе на дистанции до трехсот метров это особых проблем не создаст, но на больших расстояниях это может привести с серьезным затруднениям. В этом случае остается надеяться только на то, что стрелок увидит, куда ложатся его пули, и уже по ходу стрельбы внесет необходимые поправки в прицеливание.
Мы провели на стрельбище все утро — сначала пристреливали оружие, затем проверяли все магазины. Я собирался взять с собой в рейд десять магазинов, всего двести девяносто патронов, и каждый магазин нужно было проверить. Еще я буду нести коробку с двумястами патронами для ручного пулемета «Миними», который использует те же боеприпасы, что и «Армалайт»; боепитание может осуществляться как из магазина, так и с помощью ленты.
Еще мы постреляли из 40-мм подствольных гранатометов учебными гранатами. При ударе об землю такая граната поднимает облачко меловой пыли, что позволяет определить, выше или ниже устанавливать прицел, — это можно считать грубой формой пристрелки.
Мы готовились к самым различным вариантам развития событий. Ситуация на месте может меняться стремительно, и надо постоянно сохранять максимальную гибкость. А гибкости можно добиться только за счет постоянных тренировок. Эту стадию планирования и подготовки операции мы называем «все пройти, все проговорить». Проходит она у нас в духе работы тайваньского парламента, когда каждый, вне зависимости от должности и звания, имеет право предлагать свои мысли и рвать в клочья предложения остальных.
Мы отрабатывали разнообразные варианты устройства БЛ, поскольку не знали точно характер местности. Возможно, она окажется плоской, словно блин, и в этом случае придется устраивать два БЛ, каждый на четверых, чтобы обеспечивать взаимную поддержку. Мы обсудили способы связи между двумя группами — с помощью коммуникационного шнура, представляющего собой обычную веревку, которую можно дернуть в случае чрезвычайного происшествия, или с помощью полевого телефона, двух портативных аппаратов, соединенных друг с другом куском двужильного гибкого изолированного провода Д-10. На тот случай, если мы остановим свой выбор на телефоне, мы отрабатывали прокладку Д-10 на местности и ведение переговоров. Быстроногий куда-то ушел и вернулся с двумя телефонными аппаратами, которые даже он сам видел впервые в жизни. Эти аппараты использовались для связи между двумя ангарами, но Быстроногий доходчиво объяснил, что нам они в настоящее время нужнее. Мы собрались вокруг телефонов, будто дети вокруг новой игрушки, нажимали кнопки и дергали рычажки, спрашивая друг друга: «Ну, и что это дало? А что будет, если нажать на эту фиговину?»
При заполнении рюкзака главный приоритет имеет «снаряжение, необходимое для выполнения поставленной задачи», — в нашем случае боеприпасы и взрывчатка, а также снаряжение, призванное помочь донести и доставить боеприпасы и взрывчатку до цели. Далее следовали средства жизнеобеспечения — вода и продовольствие, средства первой помощи при травмах, а также, исходя из особенностей данной операции, комплект защиты от ОМП.
В своих рюкзаках мы понесем то, что нам понадобится для выполнения задания. Однако батарейки питания в радиостанции быстро разряжаются и на протяжении двух недель их обязательно придется заменять. То же самое можно сказать и про многое другое. Поэтому мы должны будем взять с собой дополнительные запасы. Мы их сначала спрячем, а затем используем для пополнения уменьшающегося содержимого своих рюкзаков. Вот чем будут заполнены канистры и два мешка: в одном будет запасный комплект защиты от ОМП, в другом дополнительные запасы продовольствия, батарейки питания и прочие нужные и полезные мелочи.
В итоге вес рюкзаков получился впечатляющим. Распределением занялся Винс. Различные виды снаряжения необходимо равномерно распределять среди всех членов группы. Если всю взрывчатку положить в один рюкзак и этот рюкзак по какой-то причине окажется потерян, мы лишимся возможности поражать цель с помощью взрывчатки. Во время войны на Фолклендских островах запас шоколадных батончиков «Сникерс» находился целиком на одном транспортном корабле, и все боялись, как бы он не утонул. Большому начальству следовало бы обратиться за помощью к Винсу; он бы все устроил. Помимо тактических соображений за равномерным распределением общей нагрузки стоит то, что каждый хочет нести равную долю, независимо от того, коротышка ли ты ростом пять футов два дюйма, или богатырь ростом шесть футов три дюйма. У нас имелись весы, на которых можно было взвешивать до двухсот фунтов; с их помощью выяснилось, что каждому из нас предстоит нести в рюкзаке и в подсумках на поясе сто пятьдесят четыре фунта. В дополнение к этому каждый должен был взять по пятигаллонной канистре с водой — еще сорок фунтов. Средства защиты от ОМП и рацион, который будет оставлен в тайнике, — всего еще пятнадцать фунтов, — каждый положит в «балластные» сумки, связанные вместе на манер переметных сум. Их можно будет нести, перекинув через шею или через плечо. Итого, на каждого человека будет приходиться груз общим весом двести девять фунтов — что равно весу весьма упитанного человека крупных габаритов. Каждый боец собирает свой рюкзак, как ему удобно. Никаких единых правил на этот счет нет: главное, чтобы все можно было уложить, а потом достать и использовать. Единственным обязательным требованием является основная рация — она постоянно лежит в самом верху рюкзака связиста, чтобы ее в случае чего мог быстро достать любой член группы.
Содержимое подсумков на ремне состоит из боеприпасов и предметов первой необходимости: воды, продовольствия и аптечки первой помощи, а также личных вещей. На это задание каждый из нас возьмет с собой ТМ, кусок маскировочной сети, чтобы обеспечить искусственное укрытие, если не удастся найти естественное, и шанцевый инструмент, чтобы в случае необходимости рыть землю, раскапывая кабель. Боец не должен снимать ремень с подсумками, но если это все же произошло, подсумки должны оставаться под рукой. Ночью необходимо постоянно поддерживать с ними физический контакт. Если ремень с ними снят, значит, во время сна их нужно подложить под голову. То же самое относится и к оружию.
Лучший способ перемещения снаряжения, как показывает опыт, заключается в челночных передвижениях двух групп по четыре человека: пока одна четверка обеспечивает прикрытие, другая таскает, а затем все меняются ролями. Работа эта была тяжелая, и я без особой радости смотрел на те двадцать километров, которые нам предстоит преодолеть от места высадки с вертолета до магистрали в первую ночь — а может быть, на это уйдут две ночи. Определенно, отрабатывать переноску тяжестей сейчас мы не собирались: это лишь поможет почувствовать себя промокшими, замерзшими и голодными, а больше ничего не даст.
Зато мы потренировались вылезать из вертолета, а также отработали действия на тот случай, если нас обнаружат в момент высадки.
Теперь все было нацелено на выполнение задачи. Если мы не занимались чем-то конкретным, то думали о том, что нам предстоит. Мы «всё проходили, всё проговаривали», и я видел на лицах ребят сосредоточенную решимость.
Кормили нас централизованно, и повара обливались потом, стараясь нам угодить. Большая часть полка уже покинула лагерь, отправившись выполнять боевые задания, но оставалось еще достаточно ребят, чтобы было кому работать на кухне и провожать на дело очередную партию счастливчиков. Ребята из роты «А» все как один остриглись наголо. Спереди у них чернели загорелые лица, а сзади сверкали белоснежные голые черепа. Среди этих ребят были записные модники, любившие по пятницам покорять своим внешним видом женскую половину военного городка, и вот теперь они были вынуждены мучиться с худшими прическами на свете. Наверное, бедолаги молились о том, чтобы война продлилась подольше и волосы успели снова отрасти.
Поскольку теперь многие полковые проблемы решались централизованно, я то и дело натыкался на людей, с которыми уже давно не сталкивался. Обменяться несколькими теплыми фразами, узнать, какое у кого имеется чтиво, заграбастать это чтиво себе. То было замечательное время. Все были общительными, как никогда, возможно, потому что нас не отвлекало ничто постороннее, все думали только о предстоящем деле. Чувство эйфории было всеобщим. Со времен Второй мировой войны и Дэвида Стирлинга наш полк еще никогда и нигде не собирался в таком полном составе.
На определенном этапе нам сделали какую-то омерзительную прививку на тот случай, если Саддам Хусейн вздумает применить биологическое оружие. Теоретически после первой вакцинации следовало выждать пару дней и прийти за повторной, но большинство из нас вышло из игры после первого же укола. Это было что-то жуткое, руки поднимались сами собой, словно воздушные шарики, так что повторения не хотел никто.
Восемнадцатого числа нам сообщили, что мы должны выдвинуться вперед на другую точку, на аэродром, откуда нам предстоит вылететь на задание. Мы разобрали свои личные вещи на тот случай, чтобы нашим родственникам не попало ничего двусмысленного и откровенно порнографического. Затем все еще раз проверят ребята из роты, поэтому можно не опасаться, что твой резиновый фетиш будет выставлен на всеобщее обозрение. Чтобы не создавать лишних хлопот своим родственникам, все хранят отдельно военное снаряжение, отдельно личные вещи. Закрепив на мешках с вещами бирки со своими именами, мы передали их на хранение ротному интенданту.
С оперативной базы мы вылетели на грузовом «Си-130», забитом «мизинчиками» и горами снаряжения. Перелет осуществлялся на тактической небольшой высоте, хотя самолет и не покидал воздушное пространство Саудовской Аравии. В отсеке было слишком шумно, чтобы разговаривать. Я заткнул уши и опустил голову.
Мы приземлились на большой базе коалиционных сил уже ночью и в кромешной темноте принялись разгружать свои вещи. Вокруг стоял непрерывный гул, раздирающий уши. На ярко освещенную взлетно-посадочную полосу то и дело садились самолеты, другие, наоборот, поднимались в небо: от разведчиков до штурмовиков «А-10» «Тандерболт».
Теперь мы оказались гораздо ближе к иракской границе, чем прежде, и я обратил внимание на то, насколько здесь прохладнее. Определенно, мы успели привыкнуть к более комфортным условиям, а тут чувствовать себя уютно можно было только в свитере или куртке, даже занимаясь разгрузкой. Разложив свои спальные мешки на траве под пальмами, мы достали из подсумков посуду и приготовили чай.
Я лежал на спине, уставившись на звездное небо, и вдруг услышал шум, который начинался, словно приглушенные раскаты отдаленной грозы, но постепенно нарастал и вскоре заполнил собой все небо. Над нами, волна за волной, проходили стратегические бомбардировщики «Б-52», направляясь в сторону Ирака. Я словно воочию видел картину с плаката времен Второй мировой войны, призывающего вербоваться в армию. Самолеты-заправщики выбрасывали за собой длинные штанги, и истребители пристраивались к ним сзади, пополняя запасы топлива. Небо ревело на протяжении пяти или шести минут. Такая могучая, грозная армада, захватившая господство на небесах, — а далеко внизу, на земле, на траве расселась горстка придурков, распивающих чай. Самодостаточные, одержимые самими собой, поглощенные приготовлениями к операции, мы не видели происходящего вокруг. И вот только сейчас мы открыли глаза: война в Персидском заливе — это не просто несколько человек, которым поручили отправиться в глубокий тыл неприятеля, это нечто очень и очень серьезное и большое, твою мать. И мы приблизились еще на один шаг вперед, так что теперь нам остается только совершить последний бросок, и можно будет уже внести свою лепту в общую заварушку.
Перед самым рассветом завыли сирены, и повсюду вокруг засуетились люди. Мы понятия не имели, что происходит, поэтому остались лежать в спальных мешках.
— Всем в укрытие! — послышался чей-то крик, но нам было слишком тепло и уютно в своих мешках. Никто из нас не двинулся с места, и с полным основанием. Если бы кому-то было нужно сообщить нам о том, что происходит, этот человек подошел бы и все рассказал. Наконец кто-то крикнул: «СКАДы!», и мы встрепенулись. Мы уже собирались выбраться из спальных мешков, когда поступил отбой тревоги.
В течение всего дня рядом с нами кто-нибудь обязательно настраивал радиоприемник на выпуск информационной программы Би-би-си. Время от времени слышалась также музыкальная заставка комедийного сериала про семейку Арчеров. Куда бы ни забросила судьба английских солдат, среди них обязательно найдется тот, кто будет день за днем слушать рассказ про похождения этих деревенских придурков.
Нас предупредили, что нам предстоит вылететь сегодня ночью. Эта новость явилась огромным облегчением. На аэродром мы отправимся только с тем, что у нас за плечами.
Днем я официально зачитал приказ. При этом присутствовали все, кто имел отношение к операции: все члены моей группы, командир роты и офицер службы безопасности, контролирующий все действия нашей роты.
После того как я зачитаю приказ вслух, он будет передан в оперативный центр, где и останется до тех пор, пока операция не будет полностью завершена. Таким образом, в случае возникновения чрезвычайной ситуации можно будет определить, что именно я хотел сделать. Так, скажем, если на четвертый день мы должны были достичь точки «А», но нас там не оказалось, начальство поймет, что нужно высылать самолет и ловить сообщения моего ТМ.
Сверху каждого листа с приказом напечатаны слова: «Только для тех, к кому это относится», напоминающие о секретности. Это наиважнейшее требование: каждый должен знать только то, что касается его напрямую. Так, например, летчики, которым предстоит доставить нас на место, при чтении приказа не присутствовали.
Начал я с описания характера местности, на которой нам предстояло укрываться. Приказ необходимо объяснять так, словно никто понятия не имеет о происходящем, — поэтому в данном случае я начал с того, что указал на карте Ирак и перечислил, с какими государствами он граничит. Затем надо переходить к особенностям места предстоящей операции, каковым для нас должен был стать поворот магистрали. Я описал местные условия и перечислил ту скудную топографическую информацию, которой располагал. Всем тем, что было известно мне, я должен был поделиться с остальными.
Далее я указал среднее время восхода и захода солнца и продолжительность светлого время суток, рассказал о фазах луны и привел прогноз погоды. Наши метеорологи заверили меня в том, что погода в течение предстоящих двух недель будет прохладная и сухая. Информация о погоде является очень важной, потому что, если, например, согласно прогнозу господствующим будет северо-восточный ветер, это можно использовать для передвижения по местности. Поскольку погода на все время операции ожидалась достаточно мягкая, мы укрепились в своем решении оставить спальные мешки на базе. Впрочем, у нас все равно не было для них места в рюкзаках.
Затем я перешел к описанию оперативной обстановки. На этом этапе мне предстояло рассказать все то, что было известно о противнике: оружие, боевой дух, состав, численность и так далее; однако разведданные на этот счет были очень скудные. Кроме того, я должен был упомянуть о расположении своих частей, если таковые имеются, и о том, какую помощь можно от них ожидать, однако в данном случае рассказывать было не о чем.
Далее следовала боевая задача, и я повторил ее дважды. Она оставалась той же самой, какой ее впервые поставил перед нами командир роты: во-первых, установить местонахождение и уничтожить наземные линии связи, проходящие вблизи северной магистрали, и, во-вторых, обнаружить и уничтожить пусковые установки «СКАДов».
После чего настал черед выполнения, главного момента в чтении приказа: я должен был рассказать, как именно мы собираемся выполнять боевую задачу. Сначала я обрисовал все в общих чертах, затем перешел к отдельным стадиям.
— Первая стадия состоит в десантировании в район действия, это будет осуществлено с помощью «Чинука». Вторая стадия состоит в выдвижении к месту БЛ. Третья стадия состоит в обустройстве БЛ. Четвертая стадия — разведывательные рейды с целью обнаружения наземной линии связи с последующим ее уничтожением. Пятая стадия — действия против «СКАДов». Шестая стадия — возвращение или пополнение запасов и продолжение операции с новыми задачами.
Затем я подробно расписал, как именно мы собираемся выполнять каждую стадию. Описание каждой стадии я заканчивал рассказом о «действиях в случае» — например, о действиях в случае обнаружения в момент высадки или о действиях в том случае, если разведгруппа попадет под огонь противника, как только вертолет снова поднимется в воздух. Все должны знать, как я намереваюсь действовать, если все будет в порядке, и какие действия я собираюсь предпринять в случае чрезвычайного развития событий.
Разумеется, в теории все это было очень хорошо, однако на самом деле каждый вариант действий необходимо расписать подробно. Все это нужно предварительно обговорить и проработать, а затем зачитать формальный приказ. Предварительное планирование позволяет на месте сберечь время и силы, потому что все заранее знают, что от них требуется. Так, например, а что, если на определенной стадии для замены вышедшей из строя рации понадобится вызывать вертолет? Когда вертолет совершит посадку, нам к нему подходить сзади? Новую рацию мы получим через люк бортмеханика? Каким именно образом нам вызывать вертолет? Каким должен быть наш опознавательный знак? Ответ на последний вопрос заключался в том, что в качестве опознавательного знака будет использоваться фонетический код, буква «Б», «Браво». Пилот вертолета будет предупрежден, что в определенном квадрате или определенном месте в этом квадрате он должен будет искать сигнал «Б», который мы станем подавать с помощью инфракрасного фонарика. Он будет осматривать местность в прибор ночного видения и, увидев условный знак, приземлится в пяти метрах от левой стороны буквы «Б» — потому что такова предварительная договоренность со мной. Затем, поскольку в этом случае вертолет окажется справа от меня, мне достаточно будет лишь пройти мимо пилотской кабины к люку бортмеханика, который у «Чинука» расположен по левому борту сразу же за кабиной, бросить внутрь неисправную рацию и поймать новую, которую бросят мне. Если для нас будут какие-либо сообщения, меня схватят за руку и дадут листок бумаги. Все это должно будет занять не больше минуты.
Мне потребовалось около полутора часов, чтобы подробно обсудить каждую стадию. Затем настал черед инструкций о согласовании действий и всякого мусора, вроде временных интервалов, ориентиров на местности и мест встречи. Все это уже было обговорено не один раз, и все же повторить еще раз никогда не мешает. На этом этапе я также описал наши действия в случае захвата в плен и план отступления.
Я описал материальное обеспечение операции, то есть перечислил, какие запасы мы берем с собой. И, наконец, я назвал своего заместителя и описал систему связи: на каких частотах, по какому расписанию, с какими кодовыми словами и позывными мы будем поддерживать связь.
— Не сомневаюсь, всем вам уже известно, — закончил я, — что наш позывной — «Браво-два-ноль». Командиром группы являюсь я, мой заместитель — Винс.
Настал черед членам группы задавать вопросы, после чего все сверили часы.
Предполетные инструкции зачитал нам летчик, поскольку он будет командиром во время прилета на место и возвращения назад. Он показал нам карту с нашим предполагаемым маршрутом, затем пространно рассказал о сложностях преодоления узлов противовоздушной обороны и возможных ударах ракет «Роланд» класса «воздух—земля». Летчик рассказал нам, что он ждет от нас и как нам вести себя в случае экстренной посадки. Я уже говорил с ним об этом и втайне остался доволен тем, что он хотел, чтобы мы разделились: экипажу вертолета и десанту предстоит действовать независимо, отвечая только за себя. Если честно, нам меньше всего на свете хотелось сажать себе на шею ораву летчиков и бортмехаников; впрочем, по какой-то причине они сами не слишком-то и рвались присоединяться к нам. Кроме того, летчик говорил об исключении конфликтных ситуаций, потому что удары с воздуха наносятся по целям, расположенным неподалеку от предполагаемого места высадки: меньше чем в десяти километрах от него находились стационарные пусковые установки, которые предполагалось стереть с лица земли. Наш вылет был рассчитан так, чтобы позволить нам проскользнуть между двумя авианалетами, прикрываясь ими.
Чтение приказов и инструкций завершилось около одиннадцати часов. Теперь всем было известно, что им предстоит сделать, где и как.
За обедом нам сказали, что возникла конфликтная ситуация и, возможно, нам не удастся добраться до места. Однако попробовать все равно следует — только так и можно проверить, получится ли у нас добраться до места. Мы заправимся горючим у самой границы с Ираком и полетим с полными баками. Проверив все еще один раз, мы загрузили вещи и съели столько свежей пищи, сколько только смогли в себя запихнуть.
Нам не терпелось поскорее отправиться в путь. Общее настроение было таким — быстрее попасть на место и сделать дело. Пусть остальные занимаются тем, что таскают друг у друга палатки и снаряжение. К моменту нашего возвращения в лагере будет порядок.
В 18.00 мы забрались в машины и поехали к ожидающему «Чинуку». Все произошло достаточно буднично; ребята из нашей роты подходили к нам и спрашивали: «Какого размера твои новые ботинки? Они ведь тебе больше не понадобятся, ведь так?» На предыдущем месте пятеро из нас где-то достали коврики из толстого пенополиуретана, руководствуясь обычным принципом: «Раз он здесь и раз он блестит, его надо взять». И вот теперь к нам подходили другие ребята и говорили: «Вам они больше никогда не понадобятся, правда? Так что оставьте их нам». При этом они жестами показывали, как роют нам могилы.
С нами пришел проститься даже полковой старшина.
— Смотаетесь на место, сделаете дело и возвращайтесь назад, — таково было его краткое напутствие.
Внезапно Боб кое-что вспомнил.
— Мать мою за ногу! — обратился он к своему приятелю. — Я не составил завещание по всей форме. Фамилия моей матери там есть, свою подпись я поставил — тебе придется порыться в моих вещах, чтобы разыскать ее адрес. Можно на тебя положиться, что все будет сделано как надо?
Я переговорил с летчиками. Им выдали бронежилеты, и они были заняты решением мировой проблемы: как с этими бронежилетами поступить? Подложить под задницу, чтобы не отстрелили яйца, или же надеть, чтобы не получить пулю в грудь? В конце концов они все же решили надеть бронежилеты, потому что без яиц жить можно.
— Хотя у него их все равно нет, — заметил второй пилот, — как вы сами скоро выясните.
Еще не совсем стемнело, и мы увидели свирепый песчаный вихрь, поднятый несущими винтами вертолета при взлете. Затем пыль улеглась, и остались только ребята, стоящие задрав головы вверх и машущие нам.
Мы полетели на небольшой высоте над пустыней.
Сначала мы разглядывали местность под нами, но смотреть особенно было не на что: лишь огромное песчаное пространство с поднимающимися кое-где холмами. Тут и там в пустыне встречались странные кружки, похожие на круги пшеницы, но только наоборот: зерновые тянулись вверх, а не были скошены вниз. Это были сельскохозяйственные оазисы, с воздуха напоминающие зеленые заводы по переработке сточных вод: большие водяные колеса непрерывно вращались, направляя воду по ирригационным каналам. Посреди этой безжизненной пустыни они выглядели совсем не к месту.
Совсем стемнело. Когда до границы оставалось километров двадцать, летчик обратился ко мне по внутреннему переговорному устройству:
— Скажи своим ребятам, пусть выглянут в иллюминаторы.
В тысяче футов над нами непрерывными волнами пролетали самолеты. Подчиняясь командам АВАКСов, они двигались по сложным воздушным коридорам, синхронизируясь во времени с точностью до долей секунды. У всех самолетов были включены бортовые огни. Все небо было расцвечено разноцветными огоньками. Это напоминало кадры из «Звездных войн» — самолеты разных размеров светились каждый своим цветом. Мы летели со скоростью около ста узлов, так что самолеты, наверное, делали все пятьсот-шестьсот. Мне захотелось узнать, известно ли им о нас. Быть может, как раз сейчас они говорят себе: «Постараемся сделать нашу работу как можно лучше, чтобы этим ребятам на вертолете ничто не помешало выполнить свое задание». Впрочем, я решил, что они вряд ли подозревают о нашем существовании.
Два истребителя с ревом понеслись вниз, проверяя, кто мы такие, но тотчас же снова взмыли вверх.
— До границы осталось пять километров, — предупредил летчик. — Смотрите, что сейчас произойдет.
Не успел он договорить, как вдруг словно перегорел единственный предохранитель, управляющий освещением Блэкпула: небо стало непроницаемо-черным. Все самолеты разом погасили свои бортовые огни.
Мы совершили посадку в кромешной темноте для «горячей» дозаправки: это означало, что во время заправки топливом мы оставались на борту вертолета, а несущие винты продолжали вращаться. Именно здесь мы должны были получить последнее «летим» или «не летим», в зависимости от разрешения конфликтной ситуации. Пока наземная команда суетилась в темноте вокруг вертолета, я с нетерпением смотрел в иллюминатор, ожидая, когда кто-нибудь подаст сигнал. Наконец один из техников подбежал к пилотской кабине и покрутил рукой над головой: возвращайтесь.
Ублюдок!
Подбежал второй техник с клочком бумаги в руках; летчик приоткрыл стекло, и он просунул ему записку.
Через мгновение в наушниках прозвучал голос первого пилота:
— Не летим, не летим, нам нужно возвращаться назад.
Динджер тотчас же бросился к переговорному устройству.
— Слушай, пошли всех к такой-то матери. Давай в любом случае перелетим через границу, просто чтобы можно было говорить, что мы там побывали. Ну же, до нее осталась всего какая-то пара километров, на то, чтобы слетать туда и обратно, много времени не потребуется. Нам обязательно нужно там побывать, иначе по возвращении на базу нас засмеют.
Однако у летчиков на этот счет было другое мнение. Мы провели на земле еще минут двадцать, пока продолжались предполетный осмотр и заправка топливом, после чего снова поднялись в воздух и направились на юг. Там нас уже ждали машины. Выгрузив свои вещи из вертолета, мы загрузили их в машины и вернулись в расположение полуроты, которая к этому времени успела перебраться на противоположный край аэродрома. Ребята вырыли щели-укрытия и завесили их одеялами и кусками картона, защищая от ветра. В целом получилось что-то наподобие лагеря бездомных: вокруг чахлых костров на земле лежали сбившиеся в кучу тела.
Все мои ребята были в отвратительном настроении, не только подавленные тем, что нам, уже морально готовым к выполнению задания, пришлось вернуться назад, так и не побывав на той стороне границы. Кроме того, нас терзало неведение: мы гадали, что с нами будет дальше. Я же страдал вдвойне, потому что расстался со своим ковриком.
Весь день двадцатого числа мы просто слонялись без дела, ожидая, когда в воздушном коридоре нам выделят свободное место.
Мы еще пару раз проверили содержимое наших рюкзаков и постарались устроиться поудобнее на тот случай, если ждать нам придется долго. Мы натянули маскировочные сети — не в целях маскировки, поскольку весь район аэродрома надежно охранялся, — а просто чтобы чуточку защититься от ветра и обеспечить хоть какую-то тень. Когда сверху тебя что-то прикрывает, создается иллюзия надежной защиты. Устроившись таким образом, мы стали носиться по лагерю на ЛУМ (легких ударных машинах) и «мизинчиках», ища, чего бы стырить. Воистину мы попали в настоящий рай для клептоманов.
Еще мы совершили несколько выгодных обменов с янки. Наша кормежка во много раз превосходит американские БГУ (блюда, готовые к употреблению), однако в их составе есть кое-какие приятные мелочи — например, пакетики шоколадных конфет «Эм-энд-Эмс» и маленькие бутылочки с острым соусом, придающим новый вкус обычному бифштексу и клецкам. Еще одна прекрасная вещичка в американском наборе — прочная пластмассовая ложка, которая придается к каждому БГУ. Можно прожечь маленькое отверстие в рукоятке, пропустить через него шнурок и держать ложку в кармане — получится великолепная, практически идеальная «гоночная ложка».
Поскольку во время нашего прерванного полета коврики из пенополиуретана перешли в мир иной, мы попытались раздобыть у американцев удобные походные койки. Такого добра у них навалом, оно только что из ушей не лезет, и, благослови господи их хлопчатобумажные носки, янки с радостью готовы махнуть койку на пару коробок сухих пайков.
«Маленькая Америка» располагалась с противоположной стороны аэродрома. Там можно было найти все: от микроволновых печей и автоматов по выпечке пончиков до видеомагнитофонов, крутящих по двадцать четыре часа в сутки мультсериал про семейку Симпсонов. А почему бы и нет — определенно, янки знают, как воевать со вкусом. Американские школьники присылают солдатам большие коробки всякой всячины: рисунки, выполненные шестилетними малышами, на которых изображены хороший парень со звездно-полосатым флагом и плохой — с иракским, а также горы мыла, зубной пасты, пишущих принадлежностей, расчесок и дезодорантов. Эти коробки просто вскрывают и оставляют в столовой, чтобы каждый мог взять себе все что нужно. О более радушном приеме мы не могли и мечтать; завалившись к янки в гости, мы попивали пенистый капуччино, роясь в коробках. Можно не добавлять, что мы забрали с собой большую часть содержимого этих посылок.
Среди янки было много выдающихся личностей, разговаривать с которыми — одно удовольствие. Особенно это относилось к американским летчикам, которых я принял за членов Национальной гвардии. Все они на гражданке были адвокатами и управляющими лесопилками — здоровенные ребята лет сорока-пятидесяти, увешанные значками и нашивками, пыхтящие огромными сигарами, летающие на штурмовиках «Тандерболт» и вопящих на все небо: «Вот здорово!» Для некоторых из них это была уже третья война. Это были замечательные ребята, и им было что рассказать. Слушать их было очень полезно с познавательной точки зрения.
В течение следующих дней мы снова прорабатывали наш план. Теперь, когда у нас появилось еще немного времени, нельзя ли что-либо усовершенствовать? Мы говорили и говорили, но в итоге оставили все без изменений.
Это действовало очень изматывающе — ожидание в полном безделье; мы словно заняли места на стартовой позиции, а судья с пистолетом впал в транс. Лично я смотрел на отправку за линию фронта, как на облегчение.
Мы потрепались с летчиком «Ягуара», чей самолет вот уже несколько дней торчал на аэродроме. Ему пришлось вернуться с первого же боевого задания из-за неполадок генератора.
— Мне бы не хотелось провести здесь весь остаток войны, — сокрушался летчик. — Когда я вернусь к своим, мне прохода не будет от насмешек.
Мы ему сочувствовали. Понимая, что он должен чувствовать.
Наконец двадцать первого числа нам было дано «добро» на вылет в следующую ночь.
Утром двадцать второго января мы проснулись с первыми проблесками света. Динджер тотчас же сунул в рот сигарету.
Стэн, Динджер, Марк и я лежали под одной маскировочной сетью, в окружении всевозможных коробок и пластиковых пакетов с едой. Посреди было место для небольшого костра для готовки.
Стэн приготовил чай, не покидая уюта своего спального мешка. Вставать никому не хотелось, потому что снаружи было чертовски холодно. Мы лежали, потягивая чай, болтая ни о чем и уплетая шоколад из сухих пайков. Ночью наш сон дважды прерывался тревогами обстрела «СКАДами». Впрочем, мы все равно спали, практически не раздеваясь и не снимая с себя снаряжение, однако нас очень раздражала необходимость натягивать башмаки, куртки и каски и топать к щелям укрытия. Оба раза ждать сигнала отбоя приходилось не больше десяти минут.
Динджер открыл пакетики с сосисками и бобами и пустил их по кругу. Три или четыре кружки чая спустя, а в случае с Динджером три сигареты спустя, мы настроились на всемирную службу новостей. В каком бы уголке земного шара ты ни находился, о том, что происходит в мире, узнаёшь именно из выпусков новостей, если не хочешь, чтобы о них рассказал какой-нибудь другой обормот. На все операции и учения мы обязательно берем с собой маленькие коротковолновые приемники, потому что если застрянешь где-нибудь в джунглях, служба новостей Би-би-си остается единственной связью с внешним миром. Куда бы ты ни попал, рядом обязательно окажется кто-нибудь, склонившийся над приемником и настраивающийся на нужную волну, потому что частоты меняются в зависимости от времени суток. Вот и сейчас мы намеревались взять с собой на задание приемники, так как была высока вероятность, что именно из выпусков новостей мы впервые услышим об окончании войны. Никто не сможет нас ни о чем предупредить до тех пор, пока мы сами не выйдем на связь, а это, возможно, произойдет уже после того, как Саддам признает свое поражение. Мы все уссывались над приемником Динджера, потому что он был скреплен бечевкой и кусками изоленты. У всех остальных были цифровые приемники, а Динджер по-прежнему таскал с собой свой древний ящик на паровой тяге, который приходилось настраивать целую вечность.
До нас дошли слухи, что сегодня прибудет почта, первая с тех пор, как нас перебросили в Саудовскую Аравию. Было бы очень неплохо перед отправкой на задание узнать последние новости из дома. Мы с Джилли как раз находились в процессе покупки дома, и я должен был подписать доверенность, которая уполномочивала бы ее действовать от моего имени. Я надеялся, что доверенность как раз прибудет с этой почтой; в противном случае, если меня убьют, Джилли не оберется хлопот.
К нам подошли пилот и второй пилот, и мы еще раз обсудили загрузку снаряжения. Я повторил алгоритм установления связи и действия в случае обнаружения во время высадки, чтобы еще раз убедиться в том, что эти вопросы мы понимаем одинаково.
Мы переговорили с двумя бортмеханиками, ребятами лет двадцати, судя по всему, страстными поклонниками фильма «Апокалипсис наступил», поскольку «Чинук» со всех сторон ощетинился пулеметами. Ребятам недоставало только эмблемы с головой тигра на шлеме и «Полета валькирий» Вагнера в наушниках шлемофонов. Для них полет через границу был событием, которое выпадает лишь раз в жизни. Они были без ума от счастья.
Летчикам были известны некоторые из позиций зенитных ракет «Роланд», и они постарались проложить маршрут в обход их. Однако из разговоров бортмехаников получалось, что они на самом деле хотят попасть под неприятельский огонь. Они постоянно шутили по поводу того, как будут летать среди разрывов зенитных снарядов. Я решил, что их будет ждать страшное разочарование, если они высадят нас без происшествий и вернутся назад целыми и невредимыми.
Я отыскал на противоположном конце аэродрома столик, устроился за ним и проверил свой приказ. Поскольку первый вылет был отменен, сегодня мне предстояло зачитать приказ еще раз — уже не в таких подробностях, останавливаясь только на основных моментах.
Мы ждали неуловимую почту. Наконец пронесся слух, что она прибыла и находится на противоположной стороне аэродрома, приблизительно в полумиле от нас. Времени уже было половина шестого вечера; осталось всего полчаса до выдвижения к вертолету. Мы с Винсом запрыгнули в ЛУМ и, сгоняв через аэродром, забрали сумку, предназначавшуюся для роты «Б».
Один из ребят получил уведомление об уплате налогов. Другой стал счастливым получателем приглашения принять участие в конкурсе журнала «Ридерс дайджест». Мне повезло больше. Я получил два письма. Одно было от матери — первое письмо от родителей, которое я получил с тех пор, как мне исполнилось семнадцать лет. Они не знали, что я нахожусь рядом с Персидским заливом, однако это должно было быть очевидно. У меня не оставалось времени, чтобы читать это письмо. Когда спешишь, надо вскрыть конверт, чтобы казалось, будто письмо прочитали. В этом случае никто не будет обижен, если ты не вернешься. Я узнал конверт формата A4 от Джилли. Внутри лежали карамельки, мои любимые ириски «Вулис». Как это ни странно, их было восемь штук, по одной на брата. Кроме них, в конверте была доверенность.
Тайная вечеря, последний ужин перед отправлением на дело, — это большое событие. В гости заявляются все, и каждый норовит сострить.
— Когда я увижу тебя в следующий раз, мне придется смотреть на тебя сверху вниз, поскольку я буду зарывать твою могилу, — сказал кто-то, показывая жестом, что кидает лопатой землю.
— Рад был познакомиться с тобой, дружище, — пошутил второй. — На каком велике ты тогда возвращался домой? Все свидетели, что он обещал мне свой велик, если его пристукнут?
В целом атмосфера была очень веселая и дружеская; каждый стремился чем-нибудь помочь в приготовлениях. В то же время возникли непредвиденные проблемы. Наш интендант где-то раздобыл свиные отбивные, колбасу, грибы и все остальное для хорошей жарки. Ужин получился фантастическим, однако единственным прискорбным следствием стало то, что после долгой диеты на одних сухих пайках всем нам срочно захотелось в сортир.