Гибралтар, воскресенье, 6 марта

Мы до сих пор не знали, кому из тех троих поручено взорвать бомбу. Симмондс сказал только, что она очень мощная и взрыв должен быть произведен дистанционно.

Нам не оставалось ничего иного, как ждать. У службы безопасности были наблюдатели в разных точках вне пределов Испании. Пока участников акции не засекли, Пат, Кев и я находились именно там, где нам и положено было находиться, — сидели за столиком возле кафе, попивали горячий напиток, приглядывались и прислушивались.

Весенний воздух был свежим и чистым, над нами простиралось ослепительно синее средиземноморское небо, и от утреннего солнца веяло теплом. Окаймляющие площадь деревья были сплошь усеяны птицами, такими маленькими, что я не мог разглядеть их сквозь листву, но такими голосистыми, что в их щебете терялся шум транспорта на недалекой магистрали.

В наушниках я слышал, как Эван проводит проверку связи. Все, что он говорил, было очень четким, очень понятным и очень спокойным. Эван был самым аккуратным человеком на свете. Если ты сядешь на подушку, он успеет вновь взбить ее, как только ты начнешь вставать.

Услышав громкое шипение пневматических тормозов, я поднял глаза. Туристический автобус, свернувший на площадь, остановился неподалеку от нас. Надпись на ветровом стекле гласила: «Молодые душой».

Я скользнул по нему равнодушным взглядом. Очередные надоевшие туристы.

Я нагнулся, чтобы завязать шнурок на кроссовке, и мне в ребро ткнулся мой девятимиллиметровый браунинг. Кобура была спрятана в джинсах, так что если бы мне пришлось распахнуть свою черную нейлоновую куртку «бомбер», то видна была бы только рукоятка пистолета. Я предпочитал носить оружие спереди. Знаю кучу типов, которые носят его сбоку, но это не для меня. Когда находишь положение, которое тебе нравится, его уже не меняешь; иначе потянешься за оружием, а его там нет — оно на несколько дюймов правее, и ты труп.

Из рукоятки пистолета выступала укрупненная обойма с двадцатью патронами. Еще за поясом у меня были три стандартные — по тринадцать патронов. Если пятидесяти девяти выстрелов мне не хватит, я больше не полезу в такие дела ни за какие коврижки.

Пожилые граждане начали выбираться из автобуса. Типичные британцы за границей; почти все мужчины одеты одинаково: бежевые фланелевые брюки, удобная обувь, рубашки с галстуками и пуловеры. Большинство женщин — в кримпленовых брюках с эластичными поясами и вшитыми вставками спереди. У всех у них были безупречно уложенные седые или черные как смоль волосы. Заприметив кафе, они всем стадом двинулись на нас.

— Черт возьми, — пробормотал Пат, — противник должен быть в отчаянии. Они прислали фанатов Барри Манилова. Твои приятели, дедуля?

Он ухмыльнулся Кеву, а тот показал ему поднятый средний палец. Нравится вам или нет, но срок вашей службы в САС кончается в сорок, а Кеву как раз оставалось год или два до истечения контракта.

«Молодые душой» расселись за соседними столиками и уткнулись в меню. Они решали наиважнейший вопрос — остановиться на сладком или предпочесть сэндвичи, поскольку время сейчас было между кофе-брейк и ланчем, и они внутренне метались из стороны в сторону.

Появился официант, и они все разом обратились к нему, произнося слова по слогам. Официант посмотрел на них как на придурков.

— Привет, переходим на пароли, это Альфа. Радиопроверка закончена.

Альфа, расположившийся в штабе операции, был нашим диспетчером. Мы прилетели шестьдесят часов назад, и наша команда, состоящая из восьми бойцов САС и группы поддержки, устроилась на британской военно-морской базе.

— Гольф, — тихо произнес Кев в спрятанный микрофон.

— Оскар, — сказал Пат.

— Ноябрь, — доложил Эван.

— Дельта, — закончил я.

Престарелые британцы стали фотографироваться. Они передавали фотоаппараты друг другу, так, чтобы все без исключения остались запечатленными.

Слабак Пат поднялся и сказал одному из них:

— Привет, дорогуша. Хочешь, я вас всех вместе сфотографирую?

— О, вы из Англии! Здесь так прелестно и тепло, не правда ли?

Слабаку было тридцать с небольшим: голубоглазый блондин, видный, умный, прямой, забавный, — он был воплощением всего, что я ненавидел. Роста он был баскетбольного и, естественно, относился к тем людям, которым плевать на мускулатуру. Даже волосы у него были какого-то необъяснимо приятного оттенка. Я видел, как он, такой ухоженный и лощеный, укладывается в спальный мешок и выбирается оттуда, ничуть не изменившись. Единственным спасительным, данным свыше качеством Пата, насколько я знал, было то, что он не оставлял ни малейшего следа там, где только что восседала его задница. За ним много всякого такого водилось, и мы привыкли называть его Слабаком.

Но не успел он войти в роль Ричарда Аведона, как на связь вышла одна из женщин-наблюдателей:

— Внимание, внимание! Возможный объект Браво-один направляется к площади.

Затем вновь включился Альфа:

— Роджер принял. Дельта, подтверди.

Я встал, два раза нажал на кнопку радиопередатчика в кармане и двинулся вперед. Идти всем вместе не было смысла.

Слева от меня прохаживались семейства, совершающие воскресную прогулку. Туристы фотографировали здания, рассматривали путеводители и чесали в затылках; местная публика сидела на лавочках, наслаждаясь погожим днем, выгуливала собак, играла с внуками. Среди них я заметил двух мужчин с приличными пивными животиками, в брюках с широкими подтяжками и рубашках. Пожилые, но видно, что еще хоть куда, да еще и дымят сигаретами, как паровозы. Они буквально впитывали мартовское солнце.

Я замедлил шаг и подумал, кто из этих людей выживет, если бомба взорвется прямо здесь.

Не успел я вернуться к прежнему шагу, когда другой наблюдатель, Эван, буквально выпалил мне в ухо:

— Внимание, внимание! Возможные объекты Браво-два и Эхо-один в дальнем конце Мейн-стрит.

Это заставило меня еще больше сосредоточиться.

В этой операции задача у Эвана была такая же, как и у меня: опознавать подлинные объекты, сравнивая их с «возможными». Я представил, как он, подобно мне, не спеша идет сейчас по тротуару. Эван был невысокого роста, с лицом, испещренным прыщами, и самым большим мотоциклом на свете, который он с трудом удерживал в вертикальном положении, так как едва доставал до земли мысками ботинок. Я любил позлить его, вспоминая об этом, как только предоставлялась возможность. Я знал этого парня, как брата. Нет, пожалуй, даже лучше; ни с кем из родных я не виделся уже больше двадцати лет. Эван и я вместе оказались новобранцами; мы одновременно прошли отбор и с тех пор постоянно работали на пару. Этот тип оказался таким непробиваемым, что мне всегда казалось: у него в груди вместо сердца просто что-то тикает. Мы были с ним в Херефорде, когда прибывший полицейский сказал ему, что его сестру убили. «Думаю, — ответил Эван, — я лучше поеду в Лондон и сам там во всем разберусь». Дело не в том, что ему было наплевать, просто он никогда не выходил из себя. Подобное спокойствие заразительно. Когда такие парни были вокруг, я всегда чувствовал себя в безопасности.

Я вышел на Мейн-стрит и сразу увидел Браво-один.

— Альфа, это Дельта, — сказал я. — Подтверждаю опознание: Браво-один, в своем поношенном синем пиджаке в полоску.

Браво-один всегда носил один и тот же пиджак в коричневую полоску, причем так давно, что карманы обвисли, а в тех местах, где он терся о спинку сиденья машины, уже почти образовались прорехи. И все те же старые, выцветшие и потрепанные джинсы, промежность которых висела между яйцами и коленями. Он уходил от меня — сутулый, приземистый и широкоплечий, с короткой стрижкой и длинными бакенбардами, и я узнал главное — походку. Это был Шон Сэвидж.

Главный изготовитель взрывных устройств для ВИРА — экстремистской группы, отколовшейся от Ирландской республиканской армии.

Я последовал за ним на асфальтовый пятачок в нижнем конце Мейн-стрит, недалеко от резиденции губернатора, где после смены караула должен был появиться военный оркестр расквартированного в Гибралтаре британского пехотного батальона. Симмондс подозревал, что группа подрывников ВИРА заложит заряд именно там.

Альфа, опорный пункт, контролирующий операцию на данный момент, повторил сообщение, чтобы все знали, в каком направлении движется Сэвидж. Я знал, что и Гольф, и Оскар-Кев, и Слабак Пат скоро начнут подтягиваться за мной.

Шесть или семь автомобилей стояли в тени возле стены старого колониального здания. Я увидел, как, приближаясь к ним, Браво-один сунул руку в карман пиджака. И подумал, что он идет за пусковым устройством.

Не меняя походки, Сэвидж направился к одному из автомобилей. Я шел чуть правее, чтобы ясно видеть номерной знак.

— Альфа, это Дельта, — сказал я. — Браво-один подошел к авто номер Майк Лима семнадцать-сорок четыре-двенадцать.

Я живо представил себе Альфу в штабе операции, за уставленным компьютерами столом.

— Роджер принял, — подтвердил он. — Майк Лима семнадцать-сорок четыре-двенадцать. Это белый «рено»-«пятерка».

— Третья машина от входа, справа, — добавил я. — Стоит носом к стенке.

В руке у Сэвиджа появились ключи.

— Стоп, стоп, стоп! Браво-один у машины, он у машины.

Мы с Эваном едва разминулись — просто я не мог изменить направление движения. Я увидел его в профиль: подбородок и верхняя губа в прыщах, и я знал, что́ это значит. Когда возникало напряжение, его всего обсыпа́ло.

Сэвидж по-прежнему не отходил от «рено». Теперь он повернулся ко мне спиной, притворяясь, что перебирает ключи, но я знал, что он изучает «ябедники». Полоска скотча поперек двери, вещи, в определенном порядке разложенные в автомобиле; если там будет что-то не так, Сэвидж быстро сделает отсюда ноги.

Кев и Слабак Пат должны были находиться где-то поблизости, готовые оказать необходимую поддержку. Если я чересчур выставлюсь, кто-то из них сменит меня, а если вообще вляпаюсь, им придется завершать все это. Мы работали вместе достаточно долго, и я знал, что как приятели, а равно и как коллеги, они не допустят, чтобы задание было провалено.

Здания затеняли «пятачок». Я не ощутил ни малейшего ветерка, просто температура несколько изменилась, когда я вступил в тень.

Теперь я оказался слишком близко к Сэвиджу, чтобы пользоваться рацией. Проходя мимо машины, я услышал, как звякнул ключ и раздался щелчок открывающегося замка.

Я пересек открытое пространство и устроился на лавке. Вытащил газету и стал делать вид, что читаю, продолжая наблюдать за Сэвиджем.

Он до половины скрылся в машине, и я вновь вышел на связь:

— Альфа, это Дельта. Его ноги снаружи, он копошится, как будто что-то ищет под приборной доской, он копошится под приборной доской. Погоди…

Я продолжал держать палец на кнопке передатчика, не уходя со связи. Может, Сэвидж делает последнее соединение перед взрывом?

И тут ко мне направился какой-то старикан с велосипедом. Типу явно хотелось поболтать. Я убрал палец с кнопки и продолжал делать вид, что глубоко погружен в чтение местной газеты, хотя сейчас не воспринимал ничего из того, что там было написано. Старикану явно казалось обратное. Мне отнюдь не хотелось попусту молоть языком или вести разговоры о погоде, но я не мог послать его куда подальше — еще поднимет шум и привлечет внимание Сэвиджа.

Старикан остановился. Одной рукой он придерживал велосипед, а другой начал размахивать в воздухе. Потом что-то спросил у меня. Я не понял ни слова из того, что он сказал. Пришлось сделать вид, что я не знаю, в каком мире нам придется жить завтра, пожать плечами и снова устремить взгляд в газету. Совершенно очевидно, я повел себя неправильно. Старик разразился сердитой тирадой и покатил велосипед дальше, по-прежнему размахивая рукой.

Я вновь включил рацию. Мне не было видно, что именно делает Сэвидж, но обе его ноги все так же торчали из «рено». Он елозил задницей по водительскому сиденью и, согнувшись, копошился под приборной доской. Могло показаться, что он пытается достать что-то из «бардачка» — ну, забыл человек какую-то вещь и вернулся, чтобы забрать. На самом же деле он, кажется, шарил по собственным карманам.

Близилась развязка. Я чувствовал себя боксером — слышал публику, внимал наставлениям помощников и словам рефери, ждал удара гонга, но в основном мое внимание было приковано к парню, с которым мне предстояло вступить в бой. Все остальное ничего не значило. Ни-че-го. Словно мы с Сэвиджем вдруг остались лицом к лицу, одни на этой земле.

В наушниках я слышал, что Эван работает как одержимый, стараясь держать под контролем двух других террористов.

Кев и Слабак Пат все еще играли роль моей поддержки; двое других ребят из нашей команды следовали за Эваном. Они были нашими спутниками и прислушивались к эфиру, чтобы не упустить цели, находясь достаточно близко, чтобы поддержать нас, если мы вляпаемся.

Эван продолжал сопровождать Браво-два и Эхо-один. Они двигались в нашем направлении. Все знали, где они, все старательно устранялись с их пути, чтобы заманить в ловушку.

Я узнал их, как только они показались из-за угла.

Настоящее имя Браво-два было Дэниел Мартин Маккан. В отличие от Сэвиджа, хорошо образованного и большого специалиста по созданию бомб, Чокнутый Дэнни был убийцей по роду занятий и по натуре. В 1985 году его вышвырнули из команды Джерри Адамса, так как Дэнни угрожал развязать кампанию кровавого террора, которая могла помешать новой политической стратегии. Это чуточку напоминало, когда человека выгоняют из гестапо за жестокость. Но у Маккана нашлись сторонники, и скоро он восстановился в «Шин фейн». Он был женат и имел двоих детей. И с его именем связывали двадцать шесть убийств. Ольстерские приверженцы существующего режима однажды пытались его изолировать, но не удалось. Им надо было бы действовать пожестче.

Эхо-один «в миру» звалась Мейрид Фаррелл. Вышла она из среднего класса, некогда училась в монастырской школе, а теперь, в тридцать один год, была одной из самых высокопоставленных женщин в ИРА. «Сущий ангел!» — подумали бы вы, глядя на ее фотографию. Но она отмотала десять лет за то, что подложила бомбу в Белфасте, и сразу после освобождения вернулась к исполнению своих обязанностей. Дела шли не так, как ей хотелось бы: за несколько месяцев до того ее любовник случайно подорвался сам. Из-за этого, как выразился Симмондс на инструктаже, Эхо-один стала живой ручной гранатой.

Я хорошо знал обоих; мы с Эваном работали против них долгие годы. Я вышел в эфир и подтвердил опознание.

Все были на своих местах. У Альфы в штабе операции должен был находиться глава полицейского ведомства. Люди из всех задействованных служб были готовы внести свою лепту в общее дело. А Симмондс приглядывал за каждым из нас.

Мы хотели, чтобы решение было принято немедленно. Но я знал, что в штабе операции идут жаркие дебаты и накурено так, что хоть топор вешай. Связной слушал наши сообщения, озвучивал наши действия и подтверждал, что команда находится в состоянии полной боевой готовности. Сейчас последнее слово оставалось за полицией, именно она решала, что нам делать. Если же операция перейдет в руки военных, командование примет Кев.

Нервы у меня были натянуты до предела. Мне хотелось, чтобы все поскорее кончилось.

Фаррелл прислонилась к водительской дверце, оба мужчины стояли лицом к ней. Если бы я не знал, что происходит на самом деле, то, наверное, сказал бы, что они просто болтают. Мне не было слышно их слов, но на лицах всех троих не было ни малейшего напряжения — мало того, время от времени, перекрывая шум транспорта, до меня доносился их смех. Сэвидж даже достал пакетик мятных пастилок и пустил по кругу.

Я по-прежнему комментировал события, когда в эфире раздался голос Альфы:

— Всем прием, всем прием, я осуществляю руководство. Гольф, подтверди.

Кев дал подтверждение. Полиция сдалась; отныне это было шоу Кева.

Объекты начали отходить от автомобиля, и я нажал кнопку четыре раза.

— Всем оставаться на местах, — сказал Гольф.

Вот так. Мы оказались вне игры.

Я сопроводил их до площади и остановился. Я знал, что мы не будем брать их здесь. Слишком много народу вокруг. Исходя из своего немалого опыта, мы знали, что участники игры могут захотеть уйти, окруженные ослепительным ореолом мучеников, и начнут палить по мирным жителям, брать их в заложники или — еще того хуже — сработать под камикадзе и взорвать свое устройство.

Альфа снова вышел в эфир:

— Внимание всем! Отставить! Ситуация вышла у меня из-под контроля! Отставить! Гольф, подтвердите!

Почти сразу я услышал ответ Кева, не совсем по форме:

— Какого черта у вас там происходит? Говори — что происходит?

— Подожди… подожди… — Казалось, на Альфу давят. На заднем фоне неразборчиво звучали чьи-то голоса. — Всем постам, всем постам, полиция запрашивает новое подтверждение личностей, они должны быть уверены. Гольф, подтвердите.

Чего они хотят? Чтобы все представились?

«Привет, я Дэнни, подрывник и убийца, обожаю путешествовать и работать с детьми».

Возникла опасность потерять их, если не начать действовать немедленно.

Альфа вернулся в эфир:

— Всем постам, технарь поехал проверить машину на предмет взрывчатки. Дельта, нам нужно подтверждение.

Я подтвердил информацию о машине. В штабе дело явно шло к рукопашной. Полиция наседала на босса, и звуки, доносящиеся оттуда, напоминали звуки всполошенного обезьянника.

Через несколько минут команда террористов должна была пересечь пограничную линию. Оказавшись на той стороне, они смогут взорвать бомбу, оставаясь в полной неприкосновенности. Теперь я шел по другой стороне улицы, рассчитывая поравняться с ними, чтобы снова заглянуть им в лица. Прежде чем взяться за них, я должен был удостовериться, что это они — те же самые игроки.

В эфире было шумно. В голосе Альфы слышалось напряжение, трезвонили телефоны, кто-то с кем-то спорил.

— А ну их всех к чертям собачьим, — вклинился Кев. — Накроем до того, как кто-то где-то примет какое-то идиотское решение. Лима и Зулу, можете выдвинуться?

Зулу вышел на связь за себя и за Лиму, он явно запыхался:

— Зулу и Лима, мы… мы можем.

— Двигайте и дайте знать, когда будете там.

Кев направил их к поликлинике. Они рванули туда со всех ног, чтобы опередить цели; их не волновало, что на них смотрят, — лишь бы не заметили террористы. Но мы все еще не получили разрешения контролировать ход событий.

— Альфа, это Гольф, — снова раздался в эфире голос Кева. — Пора тебе принимать меры — иначе мы их потеряем. Чего ты хочешь от нас?

— Гольф, постой, постой…

На заднем плане по-прежнему было шумно: множество голосов говорили одновременно, телефоны продолжали исступленно трезвонить, кто-то выкрикивал какие-то команды.

И вдруг все стихло.

А затем наконец прозвучал голос Симмондса — очень отчетливый голос, с таким не поспоришь. Я слышал, как он сказал Альфе:

— Сообщите низовому командиру, что можно продолжать.

— Слушайте все. Это Альфа. Я осуществляю руководство. Гольф, подтвердите.

Кев вышел на связь, но вместо подтверждения сказал:

— Слава богу! Слушайте все, если они доберутся до аэропорта, будем брать их там. Если нет — действовать по моей команде. Зулу и Лима, как дела?

— Мы застряли на перекрестке. Можем их перехватить.

Речь шла о пересечении Мейн-стрит со Смит-Дорриен-авеню — основной дороге в Испанию. Объекты направлялись туда.

Скоро я мог сматывать удочки. Задача, ради которой меня сюда привезли, была выполнена. Я приготовился потихоньку удалиться. Но тут они остановились.

Черт!

— Стоп, стоп, стоп! — сказал я. — Браво-один, Браво-два и Эхо-один остановились.

Дело близилось к завершению.

Давай бери их здесь и сейчас.

Сэвидж отделился от своих спутников и пошел обратно к центру города. Вот дерьмо! Теперь нам приходилось контролировать две группы, и мы не знали, у какой из них детонатор.

Кев подтянулся поддержать меня. По рации я слышал, что остальная часть команды следует за двумя другими исполнителями, пока я готовлюсь брать Сэвиджа. Он свернул налево, в переулок.

Я уже снова собирался выйти на связь, когда сзади завыла полицейская сирена и раздалась пальба.

— Контакт! Контакт! — в тот же момент крикнул в эфире Эван.

И снова выстрелы.

Мы с Кевом переглянулись. Что, черт возьми, происходит? Мы рванули за угол. Сэвидж тоже услышал выстрелы и повернулся к нам. Даже издалека я видел его глаза — большие, как блюдца, и дергающиеся, как у припадочного.

Между нами возникла женщина.

— Стоять! Силы безопасности! Стоять! — крикнул Кев.

Левой рукой ему пришлось оттолкнуть ее в сторону, так что она ударилась о стену. Женщина сползла на тротуар, из рассеченной головы текла кровь. По крайней мере, так ей не угрожало стать мишенью.

Она вдруг пронзительно закричала. Кев не менее пронзительно орал на Сэвиджа, и все, находящиеся неподалеку, мало-помалу присоединились к этим пронзительным воплям. Все это напоминало разборку двух банд.

Кев откинул полу своей спортивной куртки, чтобы добраться до плоской кобуры, висящей возле почки. Мы всегда клали какой-нибудь тяжелый предмет в карман — могла хорошо сойти и полная обойма, — чтобы легче было это сделать.

Но смотрел я не на Кева, а на Сэвиджа. Я видел, как его рука тянется к правой стороне пиджака. Сэвидж не был каким-нибудь придурком, привыкшим драться на кулаках в темных переулках. Едва увидев нас, он понял, кто ведет в счете. Наступал решающий момент.

Кев выхватил пистолет, вскинул его и выстрелил.

Ничего.

— Заклинило! Черт, Ник, черт!

Выбивая заклинивший патрон, Кев припал на одно колено, чтобы стать мишенью поменьше.

Начиная с этого момента все стало происходить как в замедленной киносъемке.

Мы с Сэвиджем не спускали друг с друга глаз. Он знал, что́ я собираюсь сделать; он мог замереть на месте; он мог поднять руки.

Моя куртка застегивалась на липучку, так что в подобные моменты я мог быстро распахнуть ее и вытянуть пистолет.

Единственный способ вытащить и быстро применить оружие — это разбить движение на этапы. На первом этапе я продолжал не отрываясь глядеть на цель. Левой рукой я ухватился за низ куртки и дернул вверх. Липучка разошлась.

В то же время я шарил по животу, нащупывая рукоять пистолета. Единственный шанс.

Мы по-прежнему пристально смотрели друг другу в глаза. Сэвидж что-то крикнул, но я не разобрал что. Слишком много было других звуков — кричали прохожие, вопил мой наушник.

Этап второй: я обхватил пальцами правой руки пистолет. Если ошибусь, то не смогу правильно прицелиться — промахнусь и погибну. Как только я почувствовал, что мне это удалось, средний, безымянный пальцы и мизинец буквально впились в рукоять. Мой указательный палец не лежал на спусковом крючке, а был прижат к стволу. Мне не хотелось нажимать на крючок раньше времени и таким образом убивать самого себя. Сэвидж по-прежнему глядел на меня и по-прежнему что-то орал.

Его рука почти дотянулась до кармана.

Этап третий: я вытащил оружие, одновременно большим пальцем снимая его с предохранителя.

Мы по-прежнему не могли отвести друг от друга глаз. Я видел, что Сэвидж понимает: он проиграл. Губы его кривились. Он знал, что вот-вот умрет.

Выхватив пистолет, я направил его параллельно земле. Вытянуть руку и занять правильную позицию для стрельбы не было времени.

Этап четвертый: левой рукой я все еще старался стянуть куртку, пистолет находился сейчас возле пряжки моего ремня. Мне не было нужды смотреть на него: я знал, где он и на что нацелен. Я не сводил глаз с Сэвиджа, равно как и он с меня. Я нажал на спусковой крючок.

Казалось, отдача вернула все в реальное время. Первая пуля угодила в цель. Я не знал, куда именно, да мне и не нужно было. Глаза Сэвиджа яснее ясного говорили мне все, что я хотел знать.

Я продолжал стрелять. Нельзя слишком убить человека. Пока Сэвидж был в состоянии делать движения, он мог заставить сработать взрывное устройство. Я выпустил целую обойму, чтобы увериться в том, что угроза миновала. Когда Сэвидж рухнул на землю, я перестал видеть его руки. Он скрючился, держась за живот. Я быстро шагнул вперед и сделал два прицельных выстрела в голову. Больше он не представлял угрозы.

Подбежавший Кев шарил по карманам Сэвиджа.

— Пусто, — сказал он. — Ни оружия, ни взрывного устройства.

Я посмотрел на него. Кев вытирал испачканные кровью руки о джинсы Сэвиджа.

— Значит, у кого-то из остальных, — сказал он. — Я не слышал, как отъехала машина, а ты?

При подобной сумятице я не мог ответить с полной уверенностью.

Я стоял над ними. Мать Кева была родом из Южной Испании, и он походил на местного: черные как смоль волосы, не великан и с самыми синими глазами на свете. Его жена утверждала, что он вылитый Мэл Гибсон, над которым Кев не упускал случая поиздеваться, но которого втайне любил. Сейчас на него надо было поглядеть: он понимал, что теперь передо мной в долгу. Я хотел было сказать: «Да ладно, всякое бывает», — но время было неподходящее. Вместо этого я сказал:

— Да пошли они все, Браун. Чего ты хочешь, если у тебя имя такого же цвета, как дерьмо?

Мы похлопали друг друга по плечу и обменялись оружием.

— Рад, что не придется потеть ни на каких дознаниях, — ухмыльнулся я. — А ты давай-ка собирайся.

Кев улыбнулся и начал передавать по рации отчет с места происшествия. Все складывалось удачно для него и остальных, но нам с Эваном не следовало быть здесь. Мы должны были испариться до прибытия полиции.

Потому что мы с ним прилетели сюда, проведя секретную операцию в Северной Ирландии в составе 14-й разведгруппы; нам нельзя было светиться где-нибудь еще. Если нас обнаружат в Гибралтаре, поднимется большой шум.

Штаб находился примерно в пятнадцати минутах ходьбы пешком. Я засунул пистолет Кева за ремень джинсов и быстро зашагал прочь.

Вечером того же дня вся наша команда была уже на борту транспортного самолета «С-130 Геркулес», покидавшего Гибралтар. Настроение у нас было не самое лучшее.

Испанская полиция обнаружила бомбу, заложенную в машину ВИРА на подземной парковке в Марбелле, в тридцати милях от центра событий. Там было 145 фунтов взрывчатки «семтекс» и неподсоединенный часовой механизм, установленный на 11.20, когда церемония смены гибралтарского караула уже заканчивалась и гвардейцы уходили от резиденции губернатора. Белый «рено» в конечном счете должен был просто блокировать путь.

Когда Симмондс вышел, Пат сказал:

— Этой бомбы хватило бы, чтобы отделить Гибралтар от материка. Стоило только нажать на кнопку. Если будет дознание, то катись они все. Лучше дюжина присяжных, чем шестеро в почетном карауле.

Оглушенный ревом двигателей, я посмотрел в лица Кева, Пата и Эвана и постарался забыть, куда я возвращаюсь. Дом с голыми стенами это еще не домашний очаг.

Пат вдруг издал боевой клич:

— Один за всех, и все за одного!

Мы всегда смеялись, когда он проделывал это, но он угодил в точку. Любой из нас был готов положить свою жизнь за другого. Даже я улыбнулся: когда вокруг такие парни, кому нужна семья?

«Несомненно, — подумал я, — боевое братство — это самое лучшее в жизни».