Этот разговор происходил, когда в кронах деревьев только появились первые проблески желтизны — далекие предтечи осеннего увядания.
А ту невидимую, но вполне реальную черту, которая разделяет Хайленд и Лоуленд, они пересекли уже глубокой осенью. Дожди прибивали к земле вереск
— и голы были леса вокруг.
Тяжел и неблизок путь в горах. Особенно, если пролегает он не только в пространстве, но и во времени.
В шестнадцатом веке от Рождества Христова…
Пересекли они эту черту — и ничего не изменилось вокруг.
Но все вокруг изменилось… Даже природа.
Сменились травы холмистых гор на травы холмистой равнины. Исчезла хрустальная чистота вод. Кустарниковый лес сменился высокоствольным.
Даже птицы, кажется, запели по-иному…
Впрочем, почему «кажется»? Иные птицы на равнинах, иные звери…
И люди — тоже иные.
Испокон веков во всех краях горцы сильно отличаются от жителей низин
— нравами, обычаями, характером… Но, как правило, это вдобавок ко всему
— еще и не один и тот же народ…
В Шотландии народ — один.
Да, народ один, но различия все те же. Это не просто разница в количестве миль до столицы. И уж тем более — не в числе футов над уровнем моря. Это — разница между двумя эпохами…
Наверное, ничто бы не объединяло страну замков и страну городов, если бы не одно обстоятельство. Обстоятельство это — вопрос о том, где будет находиться резиденция короля.
Впрочем, вопроса тут никакого и нет…
Не пристало королю ходить в домотканой одежде, мерить свое богатство числом поголовья овец и пировать за столом из неструганых досок, на глиняной посуде.
Не пристало!
Уже семнадцатый век на носу!
Однако ничего иного не смог бы ему предоставить Хайленд…
Поэтому — Лоуленд. Равнина. Древний город Эдинбург.
В свое время сказал о нем великий бард Томас Лермонт или Том-стихоплет, как звали его односельчане:
— Рим — был, Лондон — есть, Эдинбургу — быть.
Самым главным, самым славным из всех прослыть…
Слова эти греют сердце каждого шотландца. Ведь известно всем: в своих стихах-пророчестве не ошибался Томас. Потому что от фей получил он свой стихотворный дар.
Как знать… Может быть, в веках это предсказание и сбудется…
Но пока что — не все королевское состояние, как неизбежно было бы это в горах, но значительную часть его составляют именно овечьи стада.
И дворец короля — скорее даже не дворец, а жилище. С пыльными потолками, закопченными стенами.
На стенах вперемешку были развешены гобелены нормандского времени, восточные ковры и траченные молью шкуры.
И серебряную посуду подают только тогда, когда зван к обеду какой-либо иностранный посол. А золото и фарфор — даже тогда не подают…
Не богат и не силен шотландский король. И даже те атрибуты власти, которые ему поставляет Равнина, — лишь символ…
Но именно он, король, объединяет Горы и Равнину. Не обойтись им без него.
Потому что исчезни король — и нарушится равновесие. Пойдет клан на клан, желая добиться перевеса, ибо не позорно повиноваться далекому монарху, а близкому соседу — позорно. Пускай богат он и силен, пусть даже мудр он, даже справедлив, даже великодушен.
Но это — едва ли… Редко проявляют горцы данные качества в межклановых отношениях.
И завертится междоусобная карусель с невиданной силой.
Если уж в мирное время волками смотрят друг на друга как предводители, так и рядовые члены соответствующих кланов, — можно представить, что случится после исчезновения верховной власти! Пусть даже символической…
Кровавый вихрь, который выплеснется наружу, настолько же превзойдет уровень обыденного зверства, насколько ливень превосходит изморось.
Это — не отвлеченные рассуждения. Уже не раз и не два приходилось Шотландии отпить из чаши сей…
И больше пить она не желает.
А ведь рядом, отделенная такой же невидимой, но именно потому непроницаемой границей — рядом Англия. Держава Сассэнах!
Могучий, немирный, небескорыстный сосед.
Уже ломал он гордость горцев у Сольвейского залива. И еще предстоит ему окончательно сломить ее в Куллоденских болотах [две знаменитые битвы эпохи англо-шотландского противостояния, соответственно шестнадцатого и семнадцатого веков; поражение под Куллоденом окончательно закрепило зависимость Шотландии], подтвердив превосходство строя — перед натиском, тактики — перед отвагой.
Нового Времени — перед Старым…
Впрочем, это еще не сейчас. Но очень многие и ныне, помня о Сольвейе, предвидят в глубине своих мыслей призрак Куллодена.
Вот отчего чтут горцы обитающего в Лоуленде короля. Чтут, хотя с трудом признают за лоулендерами право зваться людьми.
И не считают позором сменить Горы на Равнину лишь в одном случае. Если тот, кто свершает эту перемену, уходит не просто в Лоуленд, а именно к королю…
Тогда это — не позор. Но все равно: уж никак и не слава это…
Говорили в старину: есть тропа Чести, есть тропа Истины, есть тропа Выгоды. И не всегда совпадают они…