Для боя отвели отдельный зал.

Не принято было делать из таких боев публичное зрелище.

Однако и в полной тайне хранить их — тоже не принято было.

Поэтому, кроме короля, занявшего почетное место, вдоль одной из стен этого зала выстроились человек пятнадцать. Латники из числа охраны, придворные…

Ни одного хайлендера не было видно среди них. Впрочем, где-то в заднем ряду, кажется, стоял какой-то старик в клетчатом килте.

Вот именно — кажется… Не разглядеть сквозь живую стену придворных.

Конану не пришлось смешиваться с этой толпой. Ему дворцовый церемониймейстер определил место рядом с креслом короля, справа от подлокотника.

Ну естественно: он ведь спутник того, кто будет сейчас участвовать в схватке…

Место это было престижным, но оно не давало полной Конану возможности свободно перемещаться по залу.

А сойти с него — значило уж очень явно нарушить этикет.

Столь демонстративное нарушение не пошло бы на пользу ни ему, ни Дункану.

Поэтому, хотя Конан сразу ощутил, что присутствие чужой ауры усилилось — со своего места он не смог определить ее точный источник… В данном случае это было очень сложно.

Они вошли в зал из двух противоположных дверей — Дункан и назначенный ему противник. Каждый нес на плече боевую секиру.

Старинную секиру, с топорищем в полтора ярда, для двуручного захвата. А по лезвию были вычеканены руны — такие же, как на древних камнях.

Видно, никак не желают руны отпустить от себя Дункана Мак-Лауда. Всегда появляются они в самые опасные моменты его жизни.

Вошли они в зал — и сразу бросились друг к другу, занося древнее оружие. И закружилась перед глазами зрителей карусель боя…

Противник — имя его так и не было названо — был на полторы головы выше Дункана. И широкий разворот плеч его бугрился глыбами чудовищных мышц.

И вместе с тем какая-то неуловимая плавность и мягкость сквозила в каждом его движении. Мягкость, столь не свойственная обычно этаким гигантам.

Не бык, а тигр…

Что-то странно знакомое различил Дункан в манере перемещений, атак и уклонов своего врага. Но не сразу смог он распознать, что именно.

Эту странность Конан тоже уловил почти сразу. И уж он-то сумел тут же определить ее источник…

Не от второго ли из бойцов исходит аура бессмертия?

И хотя поединщики кружили по залу, постоянно меняясь местами, Конан все же сумел вскоре «нащупать» ауру того из них, который его интересовал.

И понял, что все — не так просто…

Смертен был этот единоборец. Смертен наверняка и безо всяких оговорок.

Раны у него должны затягиваться с не большей легкостью, чем у обычного человека. И срок его жизни — обычен. Но…

В том-то и дело — «но»!

Но сражался он так, как только бессмертным дано сражаться. Значит, если не он сам, то его Учитель…

Эту мысль Конан не успел додумать до конца. Ведь и сам он тоже был Учителем — следовательно, должен был следить за своим учеником.

А ход боя сейчас резко изменился.

Впервые за долгий срок Дункан встретил равного себе противника. Вернее, почти равного.

Почти…

Сумел ли он подобрать ключ к Мастеру секиры или в дело вступила усталость, гораздо скорее одолевающая смертных, чем бессмертных, — но с определенного момента бой стал походить уже не на схватку за жизнь, а на игру в кошки-мышки.

Кошкой был Дункан. Мышкой — его безымянный противник.

Если, конечно, возможна мышь, превосходящая ростом кота…

Взмах — и Мастер Секиры, встретив на своем пути пустоту, падает, увлеченный силой удара. Падает, как хорошо тренированный человек, перекатывается — и вот уже снова на ногах.

Потом — еще раз удалось ему упасть так, чтобы сразу подняться. И еще один раз.

А вот на четвертый раз, поднимаясь, он увидел занесенную прямо над ним секиру. И понял, что любое движение будет стоить ему жизни.

Впрочем, неподвижность тоже отнюдь не гарантировала…

И тогда, не выдержав, старик из задних рядов — тот, что одет был, как хайлендер, — растолкав придворных, пробился вперед и крикнул что-то, обращаясь к Мастеру Секиры.

Трудно сказать, услышал ли тот его слова, — во всяком случае, он не повернулся на голос. Все его внимание сейчас было устремлено на вражескую секиру.

А Дункан столь хорошо осознавал свое преимущество, что позволил себе скосить глаза в сторону старика.

И вот тогда он все и увидел.

А увидев — узнал.

Узнав — понял.

Во всяком случае, тогда он был в полной уверенности, что понял все.

Говорили в старину: лишь Мастер может одолеть Мастера.