— Ты скоро? — прокричал Грэхем, стоя под дверью ванной.

— Через пять минут, — откликнулась Сабрина.

Грэхем в отчаянии покачал головой — Сабрина уже целый час сидела в ванной.

— А ты готов? — спросила она.

— Давно, — ответил он, заваливаясь на кровать и подкладывая руки под голову.

— Ты надел рубашку, которую я тебе купила?

— Да, — сказал он, поморщившись.

Голубую рубашку в красную и желтую полоску впору бы носить Дьюейну. Он также повязал цветастый платок, который свободно болтался у него на шее, надел джинсы, легкие туфли, а также белую кепку с длинным козырьком, на котором красовалась надпись. Это был подарок Сиобан, и он чувствовал, что кепка вполне отвечает духу Карнавала.

— Сиобан оказалась довольно милой при более тесном знакомстве, — неожиданно сказала Сабрина. — Вчера мы видели только фасад.

— Да? — пробормотал Грэхем.

— У нее было трудное детство. Ее мать была алкоголичкой, и ее воспитывал, как мог, отец. Когда он умер, она убежала из дома и пристала к шайке карманников, промышляющих в фавелах. Шайку разогнали, а ее отправили домой, где она узнала, что ее мать снова вышла замуж. Отчим тоже был алкоголиком. Он бил ее, и она вновь вынуждена была бежать. Именно тогда она попала в салон модной одежды. В двадцать лет вышла замуж за фотографа. Он был свободный художник и работал в Париже. Так она нашла там работу.

— Они еще поддерживают отношения?

— Не думаю. Ей не хотелось об этом говорить, и Я не стала настаивать.

Грэхем оглянулся на нее, когда она вышла из ванной. На Сабрине было обтягивающее белое кружевное трико, бикини с россыпью серебряных блесток и накидка из серебристо-золотой ткани, свободно закрепленная под горлом.

— Ну как?

— Тебя арестовали бы, если бы ты прошлась в таком виде по Пятой авеню.

Она усмехнулась:

— Буду считать это комплиментом. Хотя, если сравнивать с нарядом Сиобан, мой туалет выглядит весьма старомодным. Похоже, что женщины на этом приеме будут соревноваться друг с другом в экстравагантности. Наибольший успех будут иметь эротический и экзотический стиль.

— На мой взгляд, у тебя довольно смелый наряд. — Он пожал плечами. — Хотя, возможно, я вел слишком затворническую жизнь.

— Это точно, Майк, — сказала она с улыбкой.

— Керри никогда не позволила бы себе надеть что-либо подобное. Но она всегда была немного застенчива.

Впервые Сабрина слышала, чтобы Грэхем таким образом отозвался о своей жене, обычно он говорил о ней так, будто она была причислена к лику святых. Может, боль утраты постепенно стихала?

— Мы, как и все супруги по-разному смотрели на мир, — добавил он, как бы отвечая на ее мысли. — Она, можно сказать, была воспитана в лучших традициях сенатора Республиканской партии.

— Ее отец был сенатором?

— Сенатор от штата Делавэр Говард Д. Уолш.

— Ястреб Уолш?

— Да, так его прозвали за агрессивный тон статей, касающихся внешней политики в Центральной Америке.

— Он был настоящим бедствием для демократов. Помню, моему отцу он не нравился.

— Мне тоже, но я старался ради Керри поддерживать добрые отношения.

— Она была... настроена так же радикально, как и он? — нерешительно спросила Сабрина, ожидая, что он уйдет от этого разговора, как уже бывало не раз, когда она проявляла слишком настойчивый интерес к его прошлому.

— Думаешь, я женился бы на ней, если бы она разделяла взгляды отца?

— Ты навещаешь ее родителей?

— Ее мать умерла перед нашей свадьбой. Ястреба я видел на следующий день после похищения Керри и Мики. — Грэхем, сжав кулаки, сердито заходил по комнате. — Тогда-то я и узнал всю глубину его лицемерия. В ходе предвыборной компании он обещал, что окажет давление на администрацию Рейгана, чтобы она ужесточила борьбу с терроризмом. А знаешь, что он сказал мне, когда я вернулся из Ливии? «Я пошел бы на любую сделку с террористами, лишь бы вернуть дочь и внука целыми и невредимыми, и мне плевать, сколько американцев заплатят за это своей жизнью». Это его точные слова. Я их буду помнить до конца своих дней. Двуличный монстр!

Он в ярости ударил кулаком по стене и повернулся к ней:

— Думаешь, я легко принял решение пожертвовать собственной семьей? Но я знал, если отступить, террористы продолжат творить преступления во многих наших городах, сея смерть и разрушения. Я поступил так, как считал правильным. Я не такой, как он. Не такой.

Он вышел на балкон, сделал глубокий вдох и вернулся в спальню.

— Извини, что я раскипятился. Одно упоминание о Ястребе Уолше выводит меня из себя.

— Все ясно, — мягко сказала она. — Если кто и должен извиняться, так это я. Нечего было соваться в чужие дела.

— Забудь об этом, — примирительно сказал он.

Зазвонил телефон. Из регистратуры сообщили, что за ними приехала машина.

— Ты по-прежнему думаешь, что меня арестуют? — спросила она, когда они вышли из номера.

— Пристанут, во всяком случае.

Когда они вышли из лифта, все уставились на них и провожали взглядами, пока они шли через фойе к регистратуре, где их поджидал человек средних лет.

— Вы от мистера Шредера? — спросил Грэхем, сдав ключ.

— Да, сэр. Меня зовут Фелипе, сегодня я ваш личный водитель. Пойдемте.

Они вышли из парадного подъезда гостиницы и оказались перед сверкающим «роллс-ройсом-корниш» цвета шампанского.

— Очень мило, — сказал Грэхем, проводя рукой по крыше машины.

— У мистера Шредера целый парк таких.

— Целый парк? — удивился Грэхем. — Сколько же?

— Пятнадцать. И у каждой свой водитель.

Фелипе открыл заднюю дверцу, захлопнул, когда они сели, и взялся за руль.

— В вашем распоряжении телевизор, телефон, бар, а также четыре музыкальных радиостанции — все перед вами. Выбирайте, пожалуйста, по своему желанию, а если я вам понадоблюсь, здесь есть микрофон — кнопка справа. Надеюсь, поездка вам понравится.

— Он нажал кнопку на своей приборной доске, и между ними выросло звуконепроницаемое стекло, отделив водителя от задней части машины.

— Что угодно? Музыку или телевизор? — спросила Сабрина, когда машина влилась в поток транспорта на авениде Атлантика.

— Музыку, — быстро сказал он.

Выбор произведений был написан по-английски и по-португальски на медной табличке перед ее глазами.

— Значит так, есть классическая мелодия в стиле кантри, западная музыка, джаз или ПМБ?

— Что такое ПМБ?

— Популярная музыка Бразилии. Самба, босанова, народная музыка, другими словами.

— Сегодня ее будет достаточно. Посмотрим, что он называет джазом:

Она нажала на кнопку.

Он послушал и довольно скоро узнал исполнителя. Деззи Гиллеспи. Что ж, в джазе он разбирается.

— Даже не верится. Очень необычное исполнение.

— Ты любишь джаз? — спросил он с некоторым удивлением.

— Больше всего на свете, — улыбаясь, ответила она.

— Да? А я думал, ты предпочитаешь этих современных капризных поп-звезд.

Она пожала плечами:

— Я, конечно, слушаю поп-музыкантов, но джаз всегда был и останется моей первой любовью. Особенно живой джаз. «Элиз Аллей», «Виллидж Вангард», «Уэст Бандок» — вот мои любимцы.

— Эти имена навевают на меня такие воспоминания... — Он откинул голову назад и уставился на белый, обитый дорогой тканью потолок. — «Фэт Тьюздэйс» на Третьей авеню был моим любимым клубом, но с тех пор как я уехал из Нью-Йорка, я там не был.

Они проговорили о джазе вею дорогу к поместью Шредера.

* * *

Лаваль затоптал сигарету и посмотрел на «Голконду», на надстройках горели последние лучи заката. Перед тем как отпереть висячий замок на воротах ключом, который дал ему Драго, он помахал рукой троим мужчинам, которые вышли из двух черных «мерседесов». Как и он, они были одеты во все черное. Вслед за ним они прошли на причал и по трапу поднялись на борт «Голконды». Лаваль сложил рупором руки и позвал Диетла, который через несколько секунд вылез из люка в сопровождении двух вооруженных охранников.

— Жан-Мари, что ты здесь делаешь? — удивленно спросил Диетл.

— Есть одно деликатное дельце, Хорст. — Лаваль быстро взглянул на охранников. — Мы можем где-нибудь поговорить?

— Разумеется. Пошли в мою каюту.

— Хорст, еще один вопрос. — Лаваль легонько взял Диетла за руку. — Сколько человек сейчас на борту?

— Только два охранника. Команда вернется в начале следующей недели. Мистер Шредер всегда отпускает людей на берег во время Карнавала. А в чем дело?

— Объясню в каюте.

Диетл спустился по лестнице на один пролет и по коридору, стены которого были обиты тиком, прошел в свою каюту.

— Ну так о чем ты хотел со мной поговорить? — спросил он, закрывая дверь.

— Я лучше смогу объяснить, видя перед собой карту ближайших окрестностей. У тебя есть такая?

— Конечно есть, — возмущенно сказал Диетл. — Какой район тебя интересует?

— Леми Пойнт, — сказал Лаваль первое, что пришло ему в голову.

Диетл подошел к столу, чтобы достать карту. Лаваль мгновенно оказался за его спиной и накинул ему на шею шелковый шарф, орудуя им как удавкой. Когда Драго объяснял ему задание, он особенно подчеркивал, чтобы не было пролито ни капли крови. И Лаваль сразу вспомнил про шарф, с помощью которого он однажды быстренько расправился с тонтоном-макотом. Шарф почти не отличался от оружия, которым пользовалась каста душителей в Индии, разница состояла лишь в том, что в середину шарфа он вделал камушек, а душители традиционно использовали для той же цели монетку в одну рупию. Накинув на шею Диетла шарф, он беспощадно начал его стягивать. Диетл пытался пальцами поддеть камень, который все сильнее вдавливался ему в горло, но спустя несколько секунд упал на колени, его движения замедлились, и в конце концов он обмяк. Лаваль продолжал стягивать шарф еще тридцать секунд, затем снял шарф, сунул его в карман и поднялся на палубу, где ждали его люди. Оба охранника к этому времени также были задушены, и теперь их тела лежали возле люка. Лаваль снова помахал рукой, и из второго «мерседеса» вышли еще двое и подошли к яхте. У каждого в руках были ящики. «Мерседесы» укатили в ночь. Из ящиков извлекли оружие, которого хватило всем. Шесть автоматов «хеклер-и-кох» и пять автоматических винтовок «КЗ-75». Лаваль же всегда носил при себе «Вальтер-Р-5».

Затем двое выключили сигнализацию, надели акваланги и нырнули, чтобы осмотреть корпус корабля. Они появились через пять минут и показали Лавалю большой палец: мол, порядок! Он отдал ключ зажигания и спустился в каюту капитана, чтобы позвонить Драго и доложить о том, что первая часть операции выполнена.

* * *

Колчинский и Витлок стояли на палубе шестидесятипятифутовой яхты «Королева Копакабаны», когда услышали шум двигателей «Голконды». Колчинский поднес к глазам бинокль ночного видения и увидел, как двое снимали акваланги, затем передал бинокль Витлоку.

— Далеко мы им дадим уйти? — спросил Витлок.

— На пару миль. Не стоит светиться.

Витлок направил бинокль на мерцающие огни города.

— Интересно, как Майк и Сабрина проведут вечер у Шредера?

Колчинский шутливо поднял банку кока-колы:

— Им будет чуть веселее, чем нам, только и всего.

* * *

«Ролс-ройс-корниш» остановился перед двустворчатыми, высотой в десять футов стальными воротами.

Фелипе по рации, которая была встроена в приборную панель, вызвал пост охраны, располагавшийся в доме. Видеокамера пришла в движение, сканируя автомобиль, затем ворота автоматически гостеприимно распахнулись. Дорога петляла между широкими зелеными лужайками, освещенными сильными прожекторами, по ним бегали сторожевые псы. Через милю дорога привела к воротам поменьше, на которых висела отделанная золотом табличка: «Данаэ». Они тоже управлялись автоматически с поста охраны. Когда машина въехала на широкий круглый двор, они увидели гигантскую гору, возвышавшуюся словно колоссальный монолитный страж. Фелипе остановил машину у застекленной регистратуры, и швейцар в униформе с золотыми галунами и цилиндре поспешил открыть заднюю дверь. Фелипе опустил стекло окна:

— Мистер Грэхем, когда решите уезжать, скажите кому-нибудь из персонала, мне передадут. Надеюсь, вы хорошо проведете время.

Он включил зажигание, и «мерседес» поехал назад.

— Вижу, на вас произвела впечатление гора мистера Шредера, — сказал швейцар с явным ямайским акцентом.

— Она возникла словно ниоткуда, — сказала Сабрина, вытягивая шею, чтобы получше разглядеть ярко освещенную скалу.

— Таким образом мистер Шредер решил оформить подъездную дорогу. У него масса подобных идей.

Швейцар показал на крышу регистратуры из черной и белой черепицы, создававшей впечатление шахматной доски.

— Проходите, пожалуйста.

Двери автоматически открылись, и они подошли к маленькому полукруглому столу, за которым сидела красивая светлокожая кариока. Она дружелюбно улыбнулась и попросила приглашение. Грэхем отдал ей карточку, она внесла их имена в компьютер. На экране появились буквы VIP/AD, взятые в скобки. Драго внес их в список приглашенных в качестве особо важных гостей. Об их приходе необходимо было сообщить в дом, чтобы их лично встретили Шредер или Драго. Она отдала приглашение швейцару с Ямайки и, пока тот провожал их к лифту, сняла трубку. Они поднялись на лифте на три сотни футов в толще горы. Швейцар отдал администратору их приглашение, поклонился и исчез в лифте.

Справа от регистратуры скользнула в стену стальная дверь, и в холл вошел Драго с застывшей улыбкой на лице. Дверь за ним закрылась. Он пожал Грэхему руку и поздоровался с Сабриной.

— Очень рад, что вы приехали. Мистер Шредер просит извинить его, он лично хотел вас встретить, но жена мэра не отпустила его, пожелав танцевать с ним. Что на это скажешь?

— Тяжело быть хозяином, — заметила Сабрина, криво улыбаясь.

Драго ухмыльнулся:

— Вы совершенно правы, миссис Грэхем. Думаю, вы хотите присоединиться к гостям, разрешите я покажу вам дорогу.

Он сунул свою идентификационную карточку в прорезь, стальные двери раздвинулись, за ними оказался лифт.

— Гора высокая? — спросила Сабрина.

Драго нажал кнопку, и двери закрылись.

— Высота горы девятьсот семнадцать футов над уровнем моря, что равно приблизительно двумстам восьмидесяти метрам. Тот уровень, где мы только что были, находится на высоте трехсот футов над уровнем моря.

— Как высоко мы поднимемся? — спросила она.

— Сад расположен на высоте восемьсот, футов над уровнем моря. Там все и собрались.

Лифт остановился, и они вышли в отделанный мозаикой холл. Сквозь стеклянные стены были видны десятки разодетых людей, толпившихся на свежеподстриженной лужайке и вокруг бассейна олимпийских размеров. Посреди сада стоял красно-белый полосатый шатер. В нем расположились семнадцать музыкантов, играющих карнавальные мелодии, там же была площадка для танцев, на которой могло разместиться до двухсот человек. Драго открыл одну из звуконепроницаемых дверей с помощью своей идентификационной карточки, и шум веселья неожиданно ворвался в холл, где они стояли. Они спустились на пять ступенек вниз и очутились на лужайке, где их уже ожидал слуга в белой ливрее с двумя бокалами на подносе.

— Я позволил себе предложить вам чего-нибудь выпить, когда узнал о вашем приезде, — сказал Драго, показывая на поднос. — Сухое белое вино и «Перрье». Если вы хотите что-нибудь другое, я с удовольствием прикажу принести.

— Нет, это как раз то, что нужно, — ответил Грэхем, взяв бокалы с подноса и протягивая один Сабрине.

— А вот и мистер Шредер. Извините, меня ждут другие гости. Уверен, у нас еще будет сегодня время встретиться и немного поговорить. — Драго улыбнулся Шредеру и подошел к группе бизнесменов, которые беседовали у края бассейна.

Шредер, в белых шортах и цветастой рубашке, сердечно пожал им руки:

— Я так рад, что вы приехали. Надеюсь, Андре передал вам мои извинения, когда встретил вас?

— Да, жена мэра заставила вас танцевать с ней.

— Это хуже смерти, мистер Грэхем. Избегайте ее любой ценой. Она обожает молодых миллионеров.

— Как я ее узнаю?

— Вы услышите ее задолго до того, как увидите.

Шредер оценивающим взглядом окинул туалет Сабрины:

— Вы выглядите сегодня изумительно, миссис Грэхем.

— Спасибо, — улыбнулась Сабрина.

Шредер повернулся к Грэхему:

— Надеюсь, вы не будете в обиде, если я потанцую с вашей возлюбленной?

— Конечно нет. Уверен, она с удовольствием потанцует с человеком, который умеет танцевать. Боюсь, я не Фред Эстер.

Шредер рассмеялся и вручил им две одинаковые пластинки. На них была выгравирована рука, сжатая в кулак, между указательным и средним пальцами был просунут большой палец.

— Это называется фигой, — объяснил он. — Первоначально такие талисманы носили невольники, полагая, что они принесут им богатство и удачу. Сейчас эти игрушки предназначены для туристов, но говорят, если сильно верить в их силу, то они помогают. Я не расстаюсь с этой игрушкой с тех пор, как приехал сюда, и, как видите, мне это не повредило.

— Так вы действительно верите в их силу? — спросил Грэхем, вертя амулет в руках.

— Конечно. Вначале я относился к ним так же скептически, как и вы. Только после того как я увидел результаты, я в них поверил.

Грэхем пожал плечами, снял с шеи цепочку, повесил на нее амулет и снова надел ее. Талисман лег ему прямо на грудь.

— Возможно, он отведет от меня жену мэра.

— Никогда не смейся над колдовством, Майк, особенно в Бразилии, — сказала Сиобан из-за его спины. Как и большинство женщин на этой вечеринке, она была одета скорее эротически, чем экзотически: черная атласная баска, черные чулки и танга в черно-белую полоску.

Грэхем долго в упор смотрел на нее, пока не заметил ее взгляда.

— У меня сильное ощущение, что это попахивает мошенничеством, — сказал он.

— Можешь считать это мошенничеством. Думай как хочешь. Я видела слишком много смертей, связанных с колдовством, чтобы не верить.

— Ты убедила себя, что они связаны с колдовством, на самом деле всем смертям можно найти логическое объяснение.

Сабрина взяла его за руку:

— Пошли. Это же бал. Надо веселиться.

— Да, хватит рассуждать о колдовстве, — согласился Грэхем.

— Миссис Грэхем...

— Что еще за формальности? Это Майк, а это Сабрина. — Сиобан посмотрела на них. — Верно?

— Верно, — ответила, пожимая плечами, Сабрина.

— В таком случае, Сабрина, разрешите пригласить вас на танец? — спросил Шредер.

— С удовольствием.

Сиобан проводила взглядом Шредера и Сабрину, которые отправились на площадку для танцев.

— Она очень высокого мнения о тебе.

— Похоже, вы сегодня здорово потрепались, — нашелся Грэхем.

— Да, но не о том, о чем ты думаешь. Ты счастливец. Многие думают, если я кинозвезда, то у меня куча друзей. А я, по правде говоря, никогда не была так одинока, как сейчас.

Грэхем уставился в свой стакан.

— Сабрина сказала, ты была замужем.

— Джефф умер, — тихо ответила она.

— Прости.

— Его зарезал около ночного клуба в Париже шесть лет назад торговец наркотиками, по ошибке принял его за конкурента. — Она пожала плечами, быстро улыбнулась и протянула ему свой бокал: — Налей мне чего-нибудь.

— Чего ты хочешь?

— Налей того же, что и у тебя. Бар рядом с бассейном. Я пойду с тобой.

— Я всегда думал, что Карнавал — это праздник костюмов, — сказал Грэхем, когда они шли по лужайке. — Но женщины здесь выглядят так, будто всю ночь напролет играли в стрип-покер.

Она улыбнулась:

— "Bailes" сильно отличаются от «passarela do Samba».

— Ты меня окончательно запутала, — перебил он.

Она остановилась и обвела рукой вокруг себя:

— Вот это называется «baile» — танцевальная вечеринка. Такие приемы всегда пронизаны сексом, не говоря уже о тех, что проводятся в первоклассных отелях или ночных клубах. Там, если на одного мужчину приходится по три женщины, это совершенно обычное явление. Мартин не одобряет подобной неразборчивости и только нескольким женщинам позволено прийти на его «baile» без спутника.

A «Passarela doi Samba», или шествие самбы, — это, собственно, аттракцион, который показывают по телевидению и который предназначен для туристов: в толпе разодетых в карнавальные костюмы людей движутся ярко разукрашенные колесницы. Зрелище очень красочное и поражает воображение своим размахом.

К ним подошел какой-то человек. Грэхем узнал его, это был Рауль Лажес, один из партнеров Шредера в блэкджек прошлой ночью. Лажес был одет в цветастую рубашку и шорты, на потную шею он повязал бумажный платок. Он обратился к Сиобан на португальском с предложением потанцевать. Та отрицательно покачала головой, но когда попыталась обойти его, он схватил ее за руку, требуя, чтобы она пошла с ним танцевать.

Грэхем освободил руку Сиобан и погрозил Лажесу пальцем:

— Я не говорю по-португальски, но, по-моему, совершенно ясно, что она не хочет с вами танцевать. Оставьте ее в покое.

— А, аферист-благотворитель. — Лажес глумливо усмехнулся. — Что это ты так беспокоишься о ней? Она не твоя. Или твоя? Надо бы перемолвиться с твоей женой, и если она свободна...

Грэхем размахнулся и ударил Лажеса в висок, тот упал прямо в бассейн. Драго оттолкнул двух господ, с которыми беседовал, и поспешил к бассейну, изрыгая проклятия на португальском. Слуги бросились к бассейну и вытащили Лажеса из воды. Левая бровь у него была разбита, из нее текла кровь, заливая всю левую сторону лица. Над ним склонилась его жена, исследовав рану, она приказала ближайшему официанту принести салфетку с кубиками льда. Драго отменил ее распоряжение и подозвал их к себе. Шредер и Сабрина, заметив суматоху, протолкались через толпу зевак, и Сиобан рассказала, что произошло.

Драго, поговорив с тремя очевидцами, повернулся к Лажесу:

— Если ты не уйдешь в течение пяти минут, я буду вынужден тебя арестовать.

— А как же тот?

— Заткнись, Мария! — взорвался Лажес, когда его жена указала пальцем на Грэхема, и посмотрел на Шредера: — Не стоит рвать дружбу из-за такого пустяка, Мартин.

— Не говори со мной о дружбе, ты злоупотребил моим гостеприимством, — гневно выпалил Шредер. — Ты слышал, что сказал Андре. Уходи.

— Ты же ничего не видел, Мартин, — воскликнула Мария. — Ты веришь всему, что говорит тебе Драго.

— Мария, прекрати! — закричал Лажес.

— Ну нет, я скажу, раз у остальных кишка тонка открыть тебе глаза на этого человека. — Мария поймала взгляд Шредера. — Драго обманывает тебя, Мартин, неужели ты не понимаешь? Ты дал ему понюхать запах власти, и у него теперь мания величия. Пока ты не избавишься от него, ты не вернешь себе уважения, которое мы испытывали к тебе до того, как ты взял его к себе на службу. Избавься от него, или он погубит тебя!

Она подхватила своего мужа под руку и устремилась к выходу. Шредер с досадой покачал головой, глядя, как они исчезают в лифте.

— У Марии всегда был длинный язык. И она еще пытается выгородить мужа.

— А он всегда начинает буянить, стоит ему немного выпить, — поддакнул Драго.

— Мне он не показался пьяным, — сказал Грэхем.

— Он здорово набрался, — ответил Шредер. — Просто Рауль относится к тем людям, по которым это не сразу видишь. Единственное проявление — агрессивность, особенно по отношению к женщинам.

— Мария держит его под каблуком, — объяснила Сиобан. — А когда он выпьет, все накопившееся раздражение выплескивается наружу, он смелеет и пытается доказать себе, что у него тоже есть мужское достоинство.

— Ладно, хватит о Рауле и Марии, — сказал Шредер и посмотрел на Сиобан. — Потанцуем?

— Конечно.

Она подмигнула Сабрине:

— Увидимся позже.

Драго извинился и пошел к бару.

— Ну, надо было тебе ввязываться? — накинулась Сабрина на Грэхема, как только они остались одни. — Неужели ты не можешь смирить себя даже в такой ответственный момент?

— У меня были причины ударить его. Давай не будем об этом. Я пойду извлекать из сейфа радиопередатчик, а ты на это время займи Шредера.

— Ты до сих пор не рассказал мне, как ты думаешь проникнуть в его комнату. В дверь не войти, она на дистанционном управлении.

— Это верно, судя по чертежам Силвы. И кроме того, все помещения, по которым разрешено ходить посторонним, просматриваются телекамерами. Так что дверью я в любом случае не смогу воспользоваться.

— Ты уклоняешься от ответа на вопрос.

— Расскажу позднее, — сказал он.

Сабрина горестно всплеснула руками:

— Мы же работаем с тобой вместе, Майк. Что еще я должна сделать, чтобы ты доверял мне?

Чуть задумавшись над ее словами, он сказал:

— Ну ладно. По-моему, телекамер нет в ванных комнатах и в комнатах Шредера. Всему же должен быть предел! По планам Силвы, ванная примыкает к комнатам Шредера, и теоретически есть возможность пробраться из ванной в его комнаты незамеченным.

— Может, это и глупый вопрос, но как? Насколько я понимаю, единственный путь... — Она осеклась и в ужасе замотала головой, осознав, что уже готово было сорваться с ее языка.

— Есть только один путь. Через окно ванной по скале на балкон спальни.

— Это же полное безумие!

— Тише, — яростно зашептал он. — Поэтому я и не люблю что-либо обсуждать с тобой заранее. Ты похожа на кудахтающую от страха мамашу: как бы ее сыночек не упал на травку.

— Я просто беспокоюсь за тебя. — Она взглянула на него и продолжила тихим, спокойным голосом: — У тебя же нет никакого снаряжения. Малейшая ошибка, и ты падаешь.

— Главное в этом упражнении — сделать его без ошибок, — сказал он с плохо скрытым сарказмом. — Я уже проделывал подобные трюки, когда служил в «Дельте», и никогда не рассчитывал на страховочные веревки.

— Но, во всяком случае, они были и в случае чего могли бы выручить.

— Ты упускаешь один момент, Сабрина. Мне они были не нужны, неужели ты не понимаешь? Это все психология. Ты сказала «ошибка». Ошибки случаются из-за нерешительности, неуверенности, даже глупости. Одним словом, от страха. А, как я тебе уже говорил, я не подвержен страху. С этой химерой может справиться любой человек, который абсолютно верит в себя. Я верю, что смогу пройти по скале и не сорваться. Если бы у меня было хоть малейшее сомнение, я даже не стал бы и думать о такой возможности.

Он улыбнулся:

— Все будет в порядке, обещаю.

— Будь осторожен, — сказала она и легко поцеловала его в щеку.

— Конечно. А теперь иди и не спускай глаз со Шредера.

— А Драго?

— А он будет не спускать глаз с меня, можешь быть уверена.

Незадолго до того как они разошлись, Драго, который исподтишка наблюдал за ними из бара, включил закрепленный на ремне передатчик и приказал дежурному офицеру на посту наблюдения следить за Грэхемом.

Грэхем подошел к двери во внутренние помещения. Дверь была покрашена в бело-красную полоску; по чертежам Силвы, она вела в игорный зал. Хотя оба стола были заняты, никто из игроков не обратил на него внимание, когда он прошел мимо них и скользнул в следующую дверь, которая вела в зал кремового цвета. На стенах его висела целая коллекция очень похожих на оригиналы картин Рембрандта и Вермера, на самом деле это были прекрасные копии, сделанные известными мастерами. Он снова мысленно воспроизвел схемы Силвы — винтовая лестница вела вниз в большой зал, куда выходила спальня Шредера. Ему пришлось пройти мимо сидящей в середине лестницы рука об руку парочки, которая, судя по озорным улыбкам на лицах, встретилась здесь втайне от своих половин. Его догадка подтвердилась, когда чуть подвыпивший мужчина, приложив палец к губам, издал звук «тссс». Грэхем подыграл ему: украдкой осмотрелся, тоже приложил палец к губам и стал на цыпочках спускаться вниз. Парочка захихикала. В зале он сунул руки в карманы и сделал вид, что страшно заинтересовался картинами, которые висели на стенах. Было чрезвычайно важно держаться естественно, он знал, что скрытые телекамеры фиксируют каждый его шаг. Он медленно прошел вдоль зала со множеством нищ, часто останавливался и внимательно рассматривал ту или иную картину, изо всех сил изображая искренний интерес. Ему вспомнились первые несколько недель знакомства с Керри. Она любила балет, оперу — и к тому и к другому он был совершенно равнодушен, но поскольку он был полон решимости произвести на нее впечатление, ему пришлось провести несколько утомительных вечеров в Нью-йоркском Государственном театре и «Метрополитен-опера», но скоро терпение его лопнуло, и он вынужден был признать свое поражение. Оказалось, Керри прекрасно знала о его мучениях, но не хотела отговаривать его, полагая, что он сам виноват, так как был не до конца честен с ней. Тогда они пришли к компромиссу — он будет заниматься спортом со своими друзьями, а она будет ходить на балет и в оперу со своими друзьями, более развитыми в эстетическом отношении. Такое решение устраивало обоих.

Он дошел до конца зала, где его внимание привлекла двустворчатая, украшенная витиеватым позолоченным орнаментом дверь. А справа от нее была другая — белая, без всяких украшений, всем своим видом она выбивалась из богатой обстановки, царящей здесь. Он толкнул ее и запер за собой. Комнатка была маленькой: туалет и умывальник. Его поразило, почему Шредер не пробил дверь, которая соединила бы его комнаты с туалетом. Сколько же людей пользуется им? Он отбросил эту мысль, подошел к окну, потянул шнурок, отодвинул штору, затем легко открыл окно и, встав коленями на крышку унитаза, посмотрел на волны, разбивающиеся о подножье горы прямо под ним. Туалет находился на высоте почти ста пятидесяти футов над уровнем моря. Он выглянул в открытое окно, пытаясь определить расстояние до балкона Шредера — двадцать футов максимум. Затем стал внимательно рассматривать поверхность скалы. Она была неровная, что было хорошо, и наклонная. Угол наклона был не более двадцати градусов, это тоже здорово поможет. Единственным неудобством было скудное освещение. Придется полагаться только на свет луны.

Грэхем стащил с себя джинсы и остался в плавках, затем, сбросив рубашку и цветастый платок на пол, вскарабкался на подоконник над раковиной и опустился на корточки спиной к окну. Подавшись назад, спустил ноги и нащупал ими твердую скалу. Камень был холодным и шершавым. Он осторожно начал удаляться от окна; сначала делал шаг одной ногой, убеждался, что опора достаточно надежна, и только тогда переставлял вторую ногу. Неожиданно луну закрыло облако, лишив его единственного источника света. Он яростно выругался про себя и, не решаясь двинуться, прижался к скале. Внезапно раздались взрывы, он чуть наклонился и увидел, как огненные вспышки осветили небо над набережной Ипанема, калейдоскоп сочных красок медленно растворился во тьме. Луна появилась так же неожиданно, как и исчезла, и он вновь стал медленно приближаться к балкону.

До балкона оставалось всего несколько футов, когда нога Грэхема соскользнула с выступа на скале. Он ухватился за другой выступ, но и он раскрошился под его рукой. Его пальцы заскользили по скале. Наконец он нащупал узкую щель в нескольких дюймах от лица. Он схватился покрепче, и тут его пальцы коснулись оголенного кабеля, протянутого в щель. Его сильно тряхнуло, словно от сильного порыва ветра, он инстинктивно отдернул голову, рука выскочила из щели, из-под ног ушла опора, и на одно ужасное мгновение он повис на одной левой руке.

Ноги произвольно болтались из стороны в сторону, он сильно ударился левым коленом о скалу и с трудом подавил крик. Затем снова сунул пальцы в щель и, преодолевая острую боль в левой ноге, начал ногами нащупывать опору на поверхности скалы. Как только ему это удалось, он уронил голову на руку, чтобы перевести дух. Он был в ярости на себя. Он все-таки поддался панике, а паника — это страх. Все его проклятые теории рассеялись как дым! Он вздрогнул, пот заливал глаза, стекал по подбородку. Он тряхнул головой, пот брызгами полетел на плечи, но через секунду снова залил глаза и щеки. Оставшиеся несколько футов он одолел без происшествий, ухватился сначала одной, а потом другой рукой за перила и перевалился на балкон. Тут он тяжело опустился на пол, прислонился к перилам и, откинув голову на решетку, закрыл глаза.

Почти минуту он просидел неподвижно, легкий бриз обдувал его вспотевшее тело. Потом осмотрел рану. Она была неглубокой, но кровь тем не менее текла на его матерчатые туфли. Они были черного цвета, и кровь была практически не видна. Он поднялся и подошел к незапертой, отъезжающей в сторону двери. Он уже хотел войти внутрь, когда вспомнил об инфракрасном луче, охраняющем двери на «Голконде». Мог Шредер установить такой прибор у себя в комнате? Он поставил себя на место Шредера. Дверь выходит на балкон, который находится на высоте шестисот пятидесяти футов. Как можно сюда проникнуть? Грэхем улыбнулся — только так, как он. Так чего волноваться? Он вошел внутрь. Поднял с пола махровое полотенце и, промокнув кровь, обвязал им колено, чтобы кровь не капала на ковер. Вошел в ванную, закрыл за собой дверь и включил свет. Почти всю комнату занимала ванна с поручнями из роскошного мрамора. Она выглядела очень необычно, но, видимо, была очень удобной. В одном из стенных шкафчиков он нашел бинт. Полотенцем стер с колена кровь, продезинфицировал рану и перевязал колено бинтом, крепко закрепив его в месте сгиба ноги. Полотенце он бросил в бак с грязным бельем, который стоял в углу комнаты, выключил свет, вернулся в спальню и направился прямо к картине, висевшей справа от балконной двери. Это была копия картины Ван Гога.

Как утверждал Силва, за ней скрывался личный сейф Шредера, и находилась она точно там, где ей следовало быть по плану. Грэхем ощупал края и обнаружил, что рама крепится к стене только в одном месте. Он снял картину. Сейф был на месте. Однако радость Грэхема тут же сменилась ужасом. Силва сказал, что у сейфа комбинационный замок, — такие сейфы Грэхем научился вскрывать, еще будучи в «Дельте». Сейф, который был перед ним, открывался ключом! Он яростно ударил кулаком в стену и провел руками по влажным волосам. Шредер поменял сейф после ухода Силвы! Наконец он взял себя в руки, повесил картину на место, вышел на балкон, облокотился на перила и посмотрел на рельефно выделяющееся на темном фоне враждебной скалы светящееся окно. Его продолжительное отсутствие встревожит Драго, он может даже взломать дверь в туалет под предлогом, что ему надо убедиться, все ли в порядке у Грэхема, когда тот не ответит на его стук. Чем быстрее он вернется, тем лучше.

* * *

Выйдя из шатра вместе с Сиобан, Шредер промокнул пот на лице носовым платком со своими инициалами и улыбнулся Сабрине.

— Вы обе сводите меня с ума, — сказал он, с трудом переводя дыхание. — Я сражен наповал.

— А я хотела попросить вас научить меня танцевать самбу, — сказала Сабрина, улыбаясь Сиобан.

— Попозже, — ответил Шредер, засовывая в карман платок. — И вообще, по-моему, вам не нужен учитель, вы и так держитесь великолепно.

— Глядя, как танцует Сиобан, я что-то этого не чувствую.

— Не забывай, я росла, танцуя самбу. Хотя Мартин прав, ты в самом деле танцуешь прекрасно. Все движения схватываешь на лету.

— А где Майк? — спросил Шредер, оглядывая сад.

— Отправился прогуляться.

— Надеюсь, его все здесь устраивает?

Сабрина улыбнулась:

— Он в полном порядке. Просто любит гулять в одиночестве. У него независимый характер.

Сиобан извинилась и подошла к группе своих друзей, которые только что прибыли.

Сабрина смотрела ей вслед.

— Сиобан сказала мне, что вы прекрасно разбираетесь в живописи.

— Она льстит мне. Я коллекционирую картины, но вряд ли могу назвать себя знатоком. А вы интересуетесь живописью?

— Очень, но только любительски. Боюсь, я не хожу на все выставки, на какие стоило бы ходить. Я еще и спортом увлекаюсь.

— В это легко поверить. Майк тоже выглядит спортсменом.

— Вы отдаете предпочтение какому-либо периоду в живописи?

— Да, ренессансу, — последовал немедленный ответ. — Плохо только, что все значительные полотна этого периода принадлежат либо музеям, либо коллекционерам, которые не продадут их ни за какую цену. Поэтому приходится довольствоваться копиями, которые, как утверждают, в точности воспроизводят оригинал.

— Вы имеете в виду... подделки? — спросила Сабрина, разыгрывая удивление.

— Все это легально, уверяю вас, — сказал Шредер, стараясь отвести ее подозрения. — Ведь выдавать подделки за оригинал было бы нарушением закона.

— Значит, вся ваша коллекция состоит из копий?

— Да, частично. Вам говорила Сиобан об «Убежище»?

— Она что-то упоминала об этом, но я не совсем поняла, что она, собственно, имела в виду.

— Хотите, я покажу вам его?

— Конечно!

— Я попрошу Андре сказать Майку, где мы, если он вернется раньше нас.

— Не надо. — Она заговорщицки посмотрела на него. — Он ушел и оставил меня одну. Пусть знает, что я тоже умею играть в такие игры.

— Отлично. — Он повел ее к двери. — Ну что, идем?

Она чуть расслабилась — не хватало, чтобы она дала повод Драго пойти на поиски Майка, чтобы извиниться за нее.

— Где вы познакомились с Майком?

— В Соединенных Штатах, — сказала она правду. — Я там работаю.

— Да? А чем вы занимаетесь?

— Я переводчик. В основном с французского.

— Прелестно, — сказал он, вытаскивая свою идентификационную карточку из кармана рубашки, чтобы открыть металлическую дверь. Она отъехала в сторону, и они вошли в кабину лифта.

— Может, и так, особенно когда чувствуешь себя центром беседы людей.

Он нажал на кнопку и отступил на шаг, сцепив руки перед собой.

— Я встретил свою будущую жену в университете.

— Я и не знала, что вы женаты.

— Да, официально, но последние десять лет мы с Катериной живем раздельно. Она очень набожна, и ее душа принадлежит римской католической церкви, поэтому о разводе не может быть и речи. Да у меня и нет никакого желания жениться вновь. Я слишком дорожу своей свободой.

— Бьюсь об заклад, вам делали немало предложений, когда вы приехали сюда, — сказала она с улыбкой.

По его лицу пробежала тень:

— А как же, конечно. В Рио полно людей, желающих быстро разбогатеть, но я отвергал их притязания с отвращением, которого они заслуживают.

Лифт остановился, и они вышли в короткий, устеленный красной ковровой дорожкой коридор, который вел к обитой белой кожей двери. С помощью идентификационной карточки он открыл дверь и отступил в сторону, пропуская Сабрину вперед. В комнате с белыми стенами висело семь картин: три справа, три слева и одна в центре стены напротив двери. Она и привлекла ее внимание прежде всего. Это был натюрморт — старый стол, на нем две длинные курительные трубки, опрокинутый стакан, флейта, подсвечник, обгоревшие свечи, груда потрепанных книг по истории, а в центре композиции на стопке книг — череп.

— Она производит гипнотическое действие, правда? — тихо спросил он, стоя за ее спиной. — Это картина Хармена Стен-вейка «Vanitas». Она написана около 1640 года. Оригинал находится в Де Лакенхол-музее в Лейдене.

— Она дышит смертью, — сказала она, не отрывая глаз от картины.

— Прекрасно сказано.

Он легонько дотронулся до ее руки, и она инстинктивно отстранилась от него.

— Я не хотел вас напугать. Посмотрите на эти картины и попытайтесь понять их замысел. Они пронизаны одной общей идеей, хотя сюжет у всех разный. Слева — Рембрандт «Синдики», Фердинанд Боль «Попечители приюта прокаженных» и Матьё Ленен «Сборище дилетантов». Три картины справа принадлежат кисти Констебла: «Хампстидская пустошь», «Поля Вестенда» и «Собор Сольсбере из лугов». А в центре «Vanitas».

— И это все копии?

— К сожалению, да. Под каждой картиной прикреплена металлическая пластинка, на которой указано, где находится оригинал.

Она сложила руки на груди и принялась рассуждать вслух:

— На всех трех картинах слева изображены группы людей, что-то обсуждающих. На одной — чем не портрет директоров синдиката «Xext»; на другой — приют прокаженных, изгоев общества — намек рабочим фабрики по производству оружия; на третьей — дилетанты, бюрократы, забравшие власть в свои руки и заставившие вас продать свою компанию. А справа — пейзажи. Природа. Человек и природа — две самые"могучие силы на земле. Но даже они ничто перед смертью.

Она посмотрела на Шредера:

— Хотя и есть кое-какие натяжки, но впечатляет, да?

Он был потрясен:

— Никто и никогда так точно не проникал в замысел этого зала. Впечатление такое, что вы читаете мои мысли. Но как вы узнали о моем участии в скандале вокруг «Xext»?

— Майк рассказывал. Надеюсь, я не расстроила вас напоминанием о прошлом?

— Господи, нет. Я только удивлен, что он держит в памяти события такой давности. Прошло уже добрых десять лет.

— Он хранит в памяти такое, что кое-кто готов убить его за это. А что кроме этого? Спортивные события и имена спортсменов. Так, ерунду всякую.

— Я все еще не могу прийти в себя от изумления. Ни один человек не в состоянии был воспринять эти картины как единое целое.

— Все когда-нибудь происходит впервые, — ответила она, скромно пожимая плечами. — Но вот почему вы назвали этот зал «Убежищем»?

— Вы поймете это, если сядете в кресло.

— Кресло? — спросила она, оглядываясь в замешательстве по сторонам.

Кожаное кресло и шкафчик были белого цвета и настолько растворялись в обстановке, что она их даже не заметила, когда вошла в комнату.

Она подобрала накидку и села в кресло, почувствовав себя будто на воздушной подушке. Шредер присел около кресла и открыл шкафчик. Внутри находился стерео-компакт-диск-плейер с аккумулятором SRM-71 и белыми наушниками фирмы «Stax Yamma». Верхняя полка была занята компактдисками с классической музыкой. Он попросил ее выбрать один из них. Она провела ногтем вдоль корешков, надеясь найти что-нибудь любимое. Вот — сюита Прокофьева «Золушка». Она вытащила диск и посмотрела, кто исполняет: симфонический оркестр Святого Луиса под руководством Леонарда Слаткина. И Слаткина, и оркестр она слышала на концертах. Ее родители обожали ходить на концерты, и, когда они прилетали из Майами, чтобы навестить ее, она была уверена, что у них есть три билета или в Карнеги-Холл, или в Эвери Фишер-Холл. Хотя она всегда с удовольствием составляла им компанию, без них она никогда на концерты не ходила, предпочитая проводить время с друзьями в одном из своих любимых джаз-клубов.

Шредер взял у нее компакт-диск, кивнул, одобрив ее выбор, и вставил его в плейер. Он протянул ей наушники и, объяснив, что делать, прошел в угол комнаты и стал крутить регулятор освещения, пока не наступила непроглядная тьма. Она надела наушники, закрыла глаза и попыталась выбросить из головы все посторонние мысли. До конца ей это не удалось. Перед глазами все время маячила темная фигура, которая то появлялась, то исчезала, не давая до конца понять, что это такое. «Верь в него, как он сам верит в себя», — прозвучал в ней внутренний голос, и видение стало блекнуть и таять. Сабрина повторяла эти слова, пока видение не исчезло совсем, и неожиданно она почувствовала полное спокойствие и включила плейер. Послушав начало сюиты, она нажала на кнопку в подлокотнике кресла, и десяток разноцветных лазеров, вделанных в потолок, забегали по стенам. Только после этого она открыла глаза и погрузилась в транс, зачарованная игрой света, который рисовал на стенах калейдоскоп неуловимых узоров.

Ей припомнились слова Шредера: «Это, по-моему, прекрасная терапия. Я словно бы перекидываю мост между прошлым и настоящим и приближаюсь к величайшим мастерам, которых обожал годами. Вы, наверное, назовете это всего лишь временным бегством от горечи и враждебности внешнего мира. Каждый, кто сидит в этом кресле, воспринимает этот зал по-разному. Все зависит от подсознания».

Сабрина не могла оторваться от «Vanitas». Череп. Лучи пересекались, отражались от неровностей картины, изображение черепа искажалось, принимало кошмарные формы и очертания. Разум отказывался это воспринимать. Она чувствовала, что нервы ее напряжены до предела, но, как ни старалась, ей не удавалось отвести глаз от «Vanitas». Сабрина теряла над собой контроль. Внезапно она снова увидела тень темной фигуры. Только на этот раз человек падал в бездонную пропасть. Падал, падал...

— Нет! — закричала она и сорвала с себя наушники.

Шредер включил свет и поспешил к ней:

— Сабрина, что с вами?

Она вытерла тыльной стороной ладони влажный лоб.

— Извините, не знаю, что на меня нашло.

— Я знаю, это «Vanitas». На некоторых людей эта картина производит страшное потрясение. Как я и говорил, все зависит от подсознания. Прошу прощения.

— За что? Вы не можете нести ответственности за мои мысли.

Она подняла наушники и покрутила их в руках:

— Надеюсь, я их не сломала.

— Не важно, — сказал он, взяв их у нее и убирая в шкафчик. — Вам необходим стаканчик бренди.

Она натянуто улыбнулась и покачала головой:

— Терпеть не могу эту дрянь. Лучше подышать свежим воздухом, здесь все-таки довольно душно.

— Одну минуту. Я только все выключу.

Она подошла к «Vanitas». При ярком свете картина выглядела совсем по-другому.

— Идем?

— Конечно.

— Майк уже, наверное, вернулся, — сказал он, когда они вошли в лифт.

— Надеюсь, — тихо ответила она.

* * *

Грэхем добрался до туалета, ловко спрыгнул на пол и закрыл за собой окно. Плеснул себе на лицо и грудь холодной воды, сел на край унитаза и обтерся полотенцем. Колено пульсировало, но его гораздо больше беспокоила кровь. Сквозь повязку она пока не просочилась, и он надеялся, что кровотечение остановилось. Он надел джинсы, рубашку и повязал на шею цветастый платок, затем снова взял полотенце и вытер пот с лица.

Раздался резкий стук в дверь.

— Мистер Грэхем?

Это был Драго.

— Одну минуту, — отозвался Грэхем, вытирая следы с подоконника.

— Вы в порядке?

— Да, у меня небольшое расстройство желудка.

Грэхем внимательно оглядел туалет, подошел к двери и открыл ее.

— Боже мой, у вас ужасный вид, — воскликнул Драго. — Тут сегодня дежурят несколько врачей. Я велю осмотреть вас.

— Я в порядке. Правда. Небольшая слабость, и все.

Грэхем остановился у лестницы:

— А как вы узнали, где я?

— Все помещения в доме, где разрешается ходить посторонним, оборудованы телекамерами. Из соображений безопасности, как вы понимаете. Дежурный офицер видел, что вы направляетесь к апартаментам мистера Шредера — туда ведут вот эти двери, слева от туалета, поэтому он, естественно, обратил на вас особое внимание. Когда через десять минут вы не вышли из туалета, он подумал, что, возможно, что-то случилось, и вызвал меня. Все просто.

— Но как он узнал, кто я такой?

— Как и я, дежурный офицер знает всех гостей по имени.

— Я поражен, — сказал Грэхем.

— Ничего удивительного тут нет, уверяю вас. Девяносто девять процентов гостей, которые приглашены сегодня, обычно всегда приглашаются на вечеринки мистера Шредера. А как вы уже наверняка знаете от мисс Санто Жак, мистер Шредер устраивает вечеринки довольно часто. Внизу, в регистратуре, установлена телекамера, имя каждого гостя вводится в компьютер, который с помощью локальной сети соединен с терминалом поста наблюдения. Таким образом, конкретное лицо сопоставляется с именем. Это, конечно, касается одного процента новых гостей.

— Теперь я вижу, почему вы пользуетесь таким доверием мистера Шредера. Вы превосходно знаете свое дело!

— Это мой долг, мистер Грэхем. Как и у любого человека ранга мистера Шредера, у него немало врагов. Если они обнаружат уязвимые места в системе безопасности, они не преминут воспользоваться ими. Это может стоить ему жизни.

— Объяснение исчерпывающее, — согласился Грэхем. — Кстати, вы только что сказали одну вещь, которая заставила меня задуматься. Значит, дверь слева от туалета ведет в апартаменты мистера Шредера?

— Верно, — с некоторой заминкой ответил Драго.

— А почему не пробить стенку и не соединить туалет с апартаментами? Им тогда бы и не пользовались.

— Нет. Разве мисс Санто Жак не говорила вам о Роберте?

— Нет, не помню такого имени.

— Мистер Шредер усыновил мальчика...

— Да-да, говорила, — сказал Грэхем, вспомнив, что ему рассказывал Витлок. — Парнишка пристрастился к героину.

— Он принял слишком большую дозу в этом туалете. Мистер Шредер любил его больше, чем родители любят собственных детей. После похорон он поклялся, что, пока живет здесь, сохранит все в неприкосновенности.

Драго провел его через внутренний дворик, мимо бассейна в сад. Он показал на шатер:

— Ваша жена там. Видите?

— Да, вижу.

— И, пожалуйста, больше не огорчайте ни мистера Шредера, ни меня жалобами на свое плохое самочувствие, в противном случае вы пройдете лучший из всех возможных курс лечения. А теперь прошу извинить меня.

Драго направился к бару.

Грэхем не сомневался, что Драго уже раскусил, кто они, и ждет лишь случая, чтобы покончить с ними. А они не продвинулись в деле возвращения картины ни на шаг, и это ничего хорошего не сулило. Он подошел к Сабрине и рассказал о сейфе.

— Надо возвращаться и обсудить все подробнее, — мрачно сказала она.

— Похоже, ничего другого не остается. Нужно сесть вместе с Сергеем и К.В. и попытаться разработать какой-нибудь альтернативный план на следующие двадцать четыре часа.

— А теперь что?

— Здесь оставаться больше нет смысла... — Грэхем внезапно запнулся, поймав взгляд человека, который разговаривал с Драго у стойки бара.

— Что случилось, Майк? — спросила Сабрина, посмотрев в том же направлении, куда смотрел и он.

— Не может быть, — сказал он, не сводя глаз с собеседника Драго.

Мужчина смотрел на шатер. Грэхем, сделав вид, что кашляет, закрыл рот рукой, скрыв тем самым лицо. Драго взял гостя под руку, и они пошли в сторону шатра, увлеченно что-то обсуждая. Грэхем осмотрелся в поисках укрытия. — В шатер попасть незамеченным невозможно, а здесь вероятность того, что человек его увидит, была очень велика. У него не было выбора.

— Поцелуй меня, — сказал он Сабрине.

— Что? — изумленно спросила она.

— Поцелуй меня и постарайся, чтобы это выглядело правдоподобно.

Он прижал ее к себе, крепко ухватив одной рукой за талию, а другой за шею, и поцеловал. Она запустила пальцы в его влажные, взъерошенные волосы.

— В России их сразу арестовали бы за такое, — произнес, проходя мимо них, собеседник Драго с сильным украинским акцентом.

— Молодожены из Америки, — с усмешкой заметил Драго.

— Разумеется, из Америки, — пробормотал человек.

Грэхем целовал Сабрину в шею.

— Ушли? — прошептал он ей на ухо.

Она с виноватым видом открыла глаза:

— Стоят у входа в шатер.

— Лицом к нам?

— Нет.

Он отодвинулся от нее:

— Приведи ко мне Сиобан.

— Майк, что...

— Действуй, Сабрина! — резко оборвал он ее.

Она бросила на него рассерженный взгляд и быстро зашагала к бару. Он шмыгнул за угол шатра и там ждал.

— Майк, что все это значит? — потребовала объяснений Сабрина, приведя Сиобан.

— Вот ее спроси! — сказал Грэхем, холодно глядя на Сиобан.

— Спросить меня? О чем? — в замешательстве переспросила Сиобан.

— Почему ты не предупредила нас о приятеле Драго?

— Приятеле? О каком приятеле?

— Я, пожалуй, его опишу, чтобы освежить твою память. Около пятидесяти пяти, короткие черные волосы, седые усы, говорит с сильным акцентом. Продолжать?

— Я поняла, о ком ты говоришь. Он приехал, когда ты уже был здесь. Но больше я о нем ничего не знаю.

— А я считал тебя специалистом по офицерам КГБ, — с сарказмом сказал Грэхем.

— Я знаю только тех, которые постоянно приезжают в Рио. Этого я никогда раньше не видела.

— Ну так кто это, Майк? Не испытывай наше терпение, — сказала Сабрина, приходя Сиобан на выручку.

— Имя Юрий Леонов вам что-нибудь говорит?

Обе кивнули.

— Это Леонов? — взволнованно переспросила Сиобан.

— Юрий Леонов, глава отдела К., отвечает за борьбу с иностранными разведками. Один из самых могущественных людей в КГБ.

— Мне всегда говорили, что этот человек недоступен, что он никогда не выезжает за пределы России, — сказала Сиобан, стойко выдерживая взгляд Грэхема. — Ты уверен, что это он?

— Конечно уверен. Я встречался с ним на советско-финской границе, когда служил в «Дельте». — Грэхем коснулся руки Сабрины. — Поэтому и пришлось разыграть сцену с объятиями и поцелуями. Если бы он увидел меня, нас тут же разоблачили бы.

Сабрина понимающе кивнула.

— Что он здесь делает?

— Сергей, вероятно, мог бы узнать. — Грэхем повернулся к Сиобан. — Нам надо уходить отсюда немедленно. Ты можешь вызвать нашего шофера?..

— Фелипе, — подсказала Сабрина.

— Да, Фелипе. Пусть ждет в регистратуре. И извинись за нас перед Шредером. Скажи, что я не очень хорошо себя чувствую. Драго это подтвердит.

— Предоставь все мне. Сейчас вы отсюда уедете.

— Хорошо, — сказал Грэхем. — Спасибо.

— Не за что. Я позвоню вам завтра. Около полудня. Не знаю как вы, но я раньше не проснусь, буду спать как убитая.

Грэхем и Сабрина оглянулись, чтобы посмотреть на шатер, и оказались лицом к лицу с Драго и Леоновым.

Драго посмотрел на них:

— Ну как ваш желудок, мистер Грэхем?

— Немного лучше, — ответил Грэхем с вымученной улыбкой.

— Американцы, — пренебрежительно пробормотал Леонов и продолжил разговор с Драго.

— Ты уверен, что это он? — спросила Сабрина, когда они отошли от шатра подальше.

— Совершенно уверен. Это Леонов.

— Тогда почему он ничего не сказал? Была отличная возможность, тем более в присутствии такого типа, как Драго.

— Это ровно ничего не значит, — пробурчал он, когда они шли по лестнице. — Ровно ничего.

Сиобан проводила их взглядом и повернулась к Леонову. Значит, с ним установил связь Драго. И значит, ему Драго собирался передать конверт. И конверт, видимо, у него с собой. По логике вещей он лежит у него в кармане рубашки. Больше просто негде! «Конверт должен быть там», — сказала она себе.

Сиобан выпила глоток воды, чтобы промочить горло, и подошла к мужчинам.

— Андре, пошли потанцуем, ты сегодня совсем не танцевал.

— Ты знаешь, я никогда не танцую, — раздраженно ответил Драго.

— Вот и пришло время поучиться.

Она протянула ему руку и, сделав вид, что у нее подвернулся каблук, тяжело навалилась на него. Стакан выскользнул у него из руки. На мгновение его внимание рассеялось. Когда он подхватил ее, чтобы она не упала, конверт уже лежал в ее кармане.

— Извини меня, Андре, — сказала она и подняла его стакан. — Разреши, я принесу тебе другой.

— Не беспокойся. — Драго взял у нее стакан. — Ты в порядке?

— Разумеется. Правда, некоторое неудобство есть. — Она посмотрела на спустившуюся петлю на своем чулке. — Пожалуй, надо переодеться. Прошу прощения.

— И вы у себя на Западе такой тип женщин считаете привлекательным? — спросил Леонов, глядя ей вслед.

— Бьюсь об заклад, что на сегодняшней вечеринке не найдется ни одного мужчины, который не рискнул бы своим семейным счастьем за одну ночь с ней. — Драго подозвал проходящего мимо официанта. — Содовую, безо льда.

— Включая и тебя? — Леонов презрительно посмотрел на вход в шатер, оркестр после десятиминутного перерыва заиграл неистовую самбу, и все гости заторопились на танцевальную площадку.

— Я не женат, товарищ Леонов, — ответил Драго и увел Леонова подальше от шатра в уединенную часть сада.

— Самый уклончивый ответ из всех, какие я когда-либо слышал.

— Зато правдивый, — заметил Драго, — Я не женат и не приемлю западного образа жизни.

— И тем не менее живешь на Западе.

— А что, есть другие варианты? Или я живу здесь, или возвращаюсь домой, где тут же окажусь перед шеренгой расстрельной роты. — Драго взял стакан с подноса официанта, огляделся и вновь обратился к Леонову: — Полагаю, товар у вас при себе?

— Разумеется. А конверт?

Драго полез в карман своей рубашки. Он был пуст. В отчаянии он полез в другие карманы, а затем с ужасом уставился на Леонова.

— Украли. Он теперь у них... — Драго в бешенстве бросил стакан на землю. — Сука!

Леонов схватил Драго за руку:

— Что случилось?

— Эта сука увела конверт, когда навалилась на меня.

Драго отстегнул рацию от ремня и поднес к губам:

— Дама по имени Санто Жак еще не ушла?

— Ушла, сэр, минуту назад.

— Велите Ларриусу подогнать машину к регистратуре. Мне нужны двое охранников, вооруженные.

— Да, сэр.

Драго выключил рацию и посмотрел на Леонова:

— Я вернусь через час. С конвертом.

— Я не собираюсь ждать, пока вы решите ваши проблемы. Сюда я больше никогда не приду. Встретимся, где было запланировано. Если вы не придете, я буду считать, что сделка не состоялась, и отправлюсь в Москву первым же удобным рейсом. Не буду напоминать вам, что произойдет, если я вернусь ни с чем.

— Пожалуйста, товарищ Леонов, дайте мне только один час, — взмолился Драго.

— Ни минуты! Завтра ночью у вас последняя возможность предъявить конверт.

Леонов подозвал официанта и сказал, чтобы ему подали машину.

Драго помчался по лестнице и, пробежав через украшенный мозаикой холл, вошел в лифт. На дворе перед регистратурой его уже ждал черный «мерседес», и, не успел он сесть в машину, как Ларриус надавил на газ, и машина, пронзительно заскрежетав резиной на вираже, понеслась к первым воротам, которые заранее открыли, чтобы избежать какой-либо задержки. Драго залез в «бардачок», вытащил «КЗ-75)», который он всегда держал там, и навинтил на ствол глушитель. Только после этого он посмотрел на сидящих позади охранников. Сантин — дюжий мужчина, бывший полицейский, которого вышвырнули со службы за взятки, а давал их в основном Драго. Кенет — бывший член уругвайской Ejercito Revolucionario del Pueblo, участник движения партизан, разделяющих левые взгляды; он бежал из страны, когда выяснилось, что он полицейский информатор. Оба прекрасно подходили для выполнения задачи, которую Драго поставил перед собой.

Драго кратко объяснил им ситуацию, затем включил рацию на приборной доске и велел дежурному офицеру выяснить номер машины Сиобан. Тот назвал номер и марку машины — золотистый «порше-кабрио». Все эти подробности хранились в памяти компьютера. Драго повторил номер всем сидящим в машине, выключил рацию и с чувством глубокого удовлетворения откинулся на спинку сиденья, улыбаясь про себя. Конечно, она выехала раньше, да и машина у нее более скоростная, но никто не знает дорогу лучше Ларриуса. Он перехватит ее недалеко от набережной, по которой сейчас проходит Карнавал. Все окрестные улицы забиты остановившимся транспортом, так что быстро проехать невозможно. И тогда он убьет ее.

* * *

Сиобан тоже вспомнила про Карнавал, когда оказалась рядом с набережной. Она не раз участвовала в подобных шествиях и знала, каким кошмаром это оборачивается для водителей. Все, приехала, раздраженно подумала она, увидев перед собой святящиеся задние фары машины. Она остановила машину и высунулась, чтобы обозреть шествие, двигавшееся в ста ярдах перед ней. Посреди процессии ехала огромная карнавальная колесница, а это значит, что на какое-то время путь закрыт. Драго должен был обнаружить пропажу через несколько минут после того, как она ушла, и немедленно броситься в погоню и не только для того, чтобы вернуть конверт, но и для того, чтобы проучить ее за то, что она выставила его дураком перед Леоновым. Она взглянула в зеркальце заднего обзора, за ней стояла только одна машина — помятый «фольксваген-битл», — за рулем сидел старый кариока. Сильно ли она рискует, оставаясь здесь? Схватит ли ее Драго до того, как пройдет шествие? Она ехала на встречу со своим шефом Кесеем Морганом, чтобы передать ему конверт. Он ждал ее на одной из боковых улиц — авениде Ниемейер в 10.30. Она взглянула на свои золотые часики фирмы «Тиссо» — единственный подарок мужа: десять часов двадцать четыре минуты. Если в ближайшие несколько минут колесница отъедет, она могла бы еще успеть. Если же нет, ей придется бросить свой любимый «порше» и идти пешком. Она нервно забарабанила пальцами по рулю. Ну давай, давай же, повторяла она про себя, потом вновь выглянула из окна: шествие не двигалось.

И тут в боковое зеркальце она увидела черный «мерседес». Он стоял через четыре машины от нее, за рулем сидел Ларриус. Значит, Драго с ним. Ларриус, кроме него, никого не возит. Она тяжело откинулась на спинку сиденья — скоро они заметят ее машину. Надо немедленно уходить. Туфли на высоких каблуках будут ей только мешать. Придется бежать в чулках. Хотя ведь утром она была на аэробике, и кроссовки должны быть где-то в машине. После бешеных поисков она нашла их на заднем сиденье, они были завернуты в гимнастическое трико. Она надела их и увидела, что черная дверь «мерседеса» открылась. Вышел Кенет и наклонился к окошку, верно, получил последние инструкции от Драго. Самого Драго она не видела — его закрывали стоящие за ней машины. Она было подумала, не воспользоваться ли ей этой заминкой, но быстро отбросила эту мысль, сообразив, что стрелять без промаха Кенет в Уругвае научился. Лучше дождаться его здесь. Он увидел ее машину сразу, как только отошел от «мерседеса», и, подняв большой палец вверх, дал знак Драго. Ее больше всего беспокоило, что она не видела Драго, который вполне мог выйти из машины незаметно. Эту возможность она должна учитывать. Кенет шел к ней. Сиобан выключила зажигание и взялась за дверную ручку. Она могла рассчитывать только на эффект внезапности. Подойдя к «порше», Кенет сунул руку в карман и велел ей выйти из машины. Она кивнула с наигранной растерянностью, ее взгляд забегал от него к ключу зажигания. Он сунул руку в окно, чтобы вытащить ключ зажигания, и тут она изо всех сил толкнула дверь, ударив его в живот. Он отступил назад, лицо его исказилось от боли, дыхание перехватило. Она выпрыгнула из машины и помчалась к колеснице. В толпе танцующих можно было бы на время затеряться.

Драго и Сантин пулей выскочили из «мерседеса» и помчались за ней. Она добежала до карнавальной группы, опередив Драго на двадцать ярдов, и, воспользовавшись ярким нарядом, скрылась в толпе. Сантина подхватила волна танцующих женщин и увлекла за собой. Драго же удавалось следовать за Сиобан без особого напряжения — ее чулок со спустившейся петлей выделялся среди моря приплясывающих ног. Когда, прихрамывая, подошел Кенет, Драго приказал ему обойти шествие и встретить ее на другой стороне. Сантин, с трудом протиснувшись по краю шествия, перекрыл ей путь впереди.

Наконец они добрались до боковой улицы, где Сиобан ждал Морган. Он завел свой белый «ауди». Сантин кинулся к Сиобан и уже было схватил ее, но она увернулась и изо всех сил ударила его ногой в пах. Он заорал и, сложившись пополам, упал на землю. Она метнулась к «ауди». В это мгновение лобовое стекло машины бесшумно пробила пуля и по лбу и носу Моргана потекла струйка крови. Сиобан развернулась, ее глаза расширились от ужаса. На углу улицы, прислонившись к стене дома, стоял Драго, держа палец на спусковом крючке пистолета с глушителем. На его лице блуждала холодная улыбка, но тут к нему подошла гурьба смеющихся женщин и утянула его за собой. Прежде чем колесница скрылась за домами, и он исчез из виду, Сиобан успела увидеть в его глазах бешенство. Она выбежала на набережную, оттолкнула двух подвыпивших туристов, которые пытались пристать к ней, те расхохотались и, шатаясь, поспешили вдогонку за шествием. Первой ее мыслью было позвонить. Но у нее не было жетона и не было денег, чтобы купить его. Она подбежала к газетному киоску, оглянулась, не преследуют ли ее, но понять было невозможно: слишком много народу.

— Что угодно? — спросил ее киоскер по-португальски.

— Мне нужен жетон, но у меня нет с собой денег.

Она сняла часы и положила перед ним:

— Возьмите. Прошу вас, дайте мне один жетон. Только один.

Он взял часы и стал их разглядывать.

— Вы попали в беду?

— Прошу вас, дайте мне жетон, — попросила она и вновь посмотрела через плечо. Знакомых фигур все еще не было.

— Один жетон за часы. Вам-то какая от этого выгода?

У нее на глазах навернулись слезы, и она смахнула их тыльной стороной ладони:

— Да не ищу я никакой выгоды. Боже, почему вы не хотите мне помочь?

Он повертел часы, потом покопался в ящике и протянул ей упаковку жетонов. Она схватила ее и побежала к телефонам на противоположной стороне улицы. В справочнике нашла телефон гостиницы «Меридиан», разорвала упаковку, жетоны рассыпались по тротуару, опустила один и дрожащими пальцами набрала номер.

— Майка Грэхема, пожалуйста, — выпалила она, как только ей ответили.

Ее тут же соединили.

— Алло?

— Майк, это Сиобан. Помогите мне. Кесей убит, а теперь они пытаются добраться до меня...

— Сиобан, — оборвал ее Грэхем. — Успокойся и расскажи толком, что произошло.

— Драго убил Кесея, моего шефа из консульства. Хладнокровно пристрелил его. Теперь он охотится за мной. У меня конверт.

— Конверт? Забудь о нем. Где ты?

— Я на авениде Ниемейер. Но я не могу здесь оставаться, у меня на хвосте Драго.

— Так, где тебя найти?

Она огляделась:

— Недалеко отсюда отель «Валенсия». Встретимся там. И, Майк, прошу тебя, поторопись. Я боюсь. Меня не предупреждали, чем это может кончиться.

— Выходим.

Она повесила трубку и смешалась с толпой у другой карнавальной колесницы, которая направлялась в сторону «Валенсии».

Ларриус, слышавший разговор из соседней кабинки, усмехнулся и бросился туда, где несколько минут назад припарковал «мерседес». Драго получил исчерпывающий доклад.

— Приятно сознавать, что есть все-таки человек, на которого можно положиться, — сказал Драго, глядя презрительно на Сантина и Кенета.

— Она так внезапно ударила, — стал оправдываться Кенет.

— Внезапно? — саркастически переспросил Драго и предупреждающе поднял палец. — Еще одна ошибка, хотя бы у одного из вас, и оба снова пойдете на шесть месяцев в сторожевые собаки. Я ясно выражаюсь?

Они склонили головы под его пронизывающим взглядом.

— Сколько времени им понадобится, чтобы добраться от «Меридиана» до «Валенсии»? — спросил Драго у Ларриуса.

Ларриус прикинул расстояние:

— Примерно двадцать минут, если на такси. Если же своим ходом, то тридцать — тридцать пять минут. «Валенсию» не так просто найти, надо знать этот район.

— Что это за отель?

— Мистер Драго, едва ли это заведение можно назвать отелем. Он используется в основном проститутками.

— Это далеко отсюда?

— На машине пару минут, — ответил Ларриус.

Драго посмотрел на часы:

— Допустим, они поймали такси через две-три минуты после звонка. Когда это было? Пять минут назад? Значит, они в пути уже восемь минут. Поехали, Ларриус. Мы успеем покончить с этим делом раз и навсегда.

* * *

Когда звонила Сиобан, Сабрина переодевалась в ванной. Она натянула на себя джинсы и белую рубашку и побежала в фойе, где ее ждал Грэхем. Оба были вооружены, пистолеты системы «беретта» в кобурах висели сзади на поясе. Грэхем остановил первое же такси, и водитель, хотя и посмотрел на них с некоторым подозрением, лишь кивнул, когда Сабрина назвала место, куда ехать. У «Валенсии» они были через пятнадцать минут. Сабрина расплатилась с водителем и следом за Грэхемом вошла в празднично украшенную регистратуру. Здесь пахло сигаретами, китайскими ароматными свечками и дешевой парфюмерией. За столом сидел покрытый оспинами молодой человек. Он бросил в рот жвачку и громко зачавкал, не отрывая глаз от Сабрины.

Грэхем щелкнул пальцами перед носом юнца, чтобы привлечь его внимание:

— В каком номере остановилась мисс Санто Жак?

Парень неохотно оторвал взгляд от Сабрины и постучал по конверту, который лежал перед ним:

— Вы — Грэхем?

Грэхем взял конверт и пальцем вскрыл его. Внутри лежал листок бумаги; на котором было написано:

* * *

Майк, Сабрина, я в комнате номер 8 в конце коридора на втором этаже. Постучите дважды, затем сделайте паузу и постучите еще три раза. Я буду знать, что это вы.

Сиобан.

* * *

Грэхем протянул записку Сабрине, а затем показал ей конверт, на котором было написано его имя.

— Почерк разный, — сказала она.

— Точно. Зачем писать записку, а затем кого-то просить подписать конверт?

— Если, конечно, конверт не вскрыли и записку не переложили в другой, — предположила Сабрина.

— Именно. Пожарная лестница выходит на соседнюю улицу. Ты пойдешь по ней. А я пойду прямо в номер.

Когда она повернулась к двери, он схватил ее за руку:

— Не туда. Парень, который сидит здесь, несомненно, получил указание позвонить в номер тотчас же, как только мы скроемся из вида. Те, что наверху, должны думать, что мы ни о чем не подозреваем. Значит, надо вести себя обычно. Ты воспользуешься пожарной лестницей на втором этаже.

Сабрина кивнула, разозлившись на себя за столь явную промашку. Надо лучше владеть собой, не давать воли эмоциям.

Они поднялись по лестнице, покрытой ярко-красным ковром, вытащили «беретты» и прошли до конца коридора. Сабрина осторожно открыла дверь пожарного выхода и осмотрела железную лестницу, которая поднималась по стене гостиницы. Занять позицию около открытого окна спальни было проще простого. Она попросила дать ей двадцать секунд и выскользнула наружу, тихо прикрыв за собой дверь. Грэхем прижался к стене у двери, сжав «беретту» в правой руке, сосчитал до двадцати и постучал: сначала дважды, затем после паузы, еще три раза. Дверь чуть приоткрылась и показался ствол автомата с глушителем — это был Сантин. Грэхем резко толкнул дверь плечом, Сантин вскрикнул от боли, дверь ударила его по лицу так, что он влетел обратно в комнату, автомат выпал у него из рук. Грэхем осторожно вошел в комнату. Он увидел Сантина в самый последний момент, когда избежать удара в плечо было невозможно. Повалив торшер, Сантин выскочил на балкон, перевалился через перила и полез вниз по решетке, которая украшала стены гостиницы. Грэхем выбежал на балкон и успел только увидеть, как Сантин исчез в толпе, окружающей карнавальную колесницу.

— Майк, ты в порядке? — спросила Сабрина, стоя в дверях.

— Да, — ответил Грэхем, потирая плечо.

— Что произошло?

— Ушел. А ты как?

В руках у нее был автомат, которым она показала на соседнюю комнату:

— Второй там. Когда ты постучал, я подкралась к нему и вывела из игры.

Грэхем обнаружил, что автомат Сантина выглядывает из-под кровати, он взял его и перенес в другую комнату. Затем оттащил Кенета от двери и закрыл ее.

— Майк! — позвала из ванной Сабрина.

Грэхем кинулся к ванной. Сиобан была убита выстрелом в сердце, тело ее лежало в пустой ванне. Он взял в спальне простыню и накрыл ее. Только после этого он посмотрел на Сабрину, но когда, желая утешить, коснулся ее руки, она отстранилась и села на край ванны, крепко сжимая «беретту» обеими руками. Внезапно она встала и шагнула к двери.

Грэхем преградил ей путь:

— Если ты убьешь его, это ничего не даст, Сабрина. Ты ведь знаешь. Да и сделал это не он. Помнишь, Сиобан рассказывала, как убивает Драго. Пуля в сердце и все.

Она посмотрела на неподвижную фигуру Кенета и опустила руку с пистолетом.

— Мы были первыми людьми, с которыми ей было хорошо с тех пор, как она лишилась отца. Она призналась мне в этом сегодня. Думаю, мы с ней стали бы друзьями на многие годы. А теперь...

Она оборвала себя и повернулась к Грэхему:

— Но у нас остался один для допроса.

— Ага. Принеси воды, а я прислоню его к стене.

Когда она вернулась в комнату со стаканом воды, Кенет сидел, привалившись к стенному шкафу: голова его свешивалась на грудь, струйка крови текла по щеке за ухом, куда Сабрина ударила его. Она плеснула ему в лицо водой. Кенет тряхнул головой, открыл глаза и понял, что смотрит прямо в дуло «беретты» Грэхема. Голова раскалывалась от боли, но он сидел неподвижно, опасаясь, что при малейшем движении Грэхем спустит курок. Грэхем спросил, как его зовут. Кенет ответил.

— На кого работаешь? — Голос Грэхема был полон язвительности.

Кенет промолчал.

Грэхем ладонью ударил Кенета по лбу, охранник резко откинул голову назад, ударившись о шкаф, вскрикнул от боли и обхватил руками голову. Грэхем нанес удар снова — значительно сильнее. Кенет сжал голову руками, его лицо исказилось от боли.

— Я могу понять твое нежелание говорить что-либо в отсутствии адвоката. Конечно, обвинение в предумышленном убийстве, в котором принимали участие три человека, достаточно серьезно, если, разумеется, ты не надеешься, что Драго вытащит тебя из этой передряги.

— Мистер Драго поможет мне.

— Значит, ты признаешь, что работаешь на Драго? — спросила Сабрина.

Кенет скривил рот в презрительной ухмылке. Грэхем ударил его по лицу стволом «беретты». Кенет заорал, зажав щеку рукой. Кровь текла между пальцами.

— Отвечай на вопрос, иначе я переломаю тебе все пальцы один за другим.

— Да, я работаю на Драго, — вскричал Кенет и повернул к Сабрине искаженное от боли лицо. — Мне нужно полотенце. Слишком много крови.

— Ты не получишь полотенце, пока не ответишь на наши вопросы, — отрезал Грэхем. — Что ты знаешь о конверте?

Кенет начал было отрицать, что ему что-либо известно о нем, пока не заметил, что Грэхем ритмично постукивает рукояткой «беретты» по ладони. Удар, который последовал за этим, был сильнее предыдущих.

— Конверт принадлежит мистеру Драго. Я не знаю, что в нем. — Он поймал взгляд Грэхема и в страхе затряс головой: — Поверьте, я в самом деле не знаю.

— Откуда он узнал, что мисс Санто Жак находилась здесь?

— Ларриус все слышал...

— Кто такой Ларриус? — требовательно спросил Грэхем.

Кенет вздрогнул:

— Шофер мистера Драго.

— Продолжай, — сказала Сабрина.

— Ларриус слышал ее разговор по телефону и рассказал мистеру Драго. Мы пришли сюда. Ларриус знал мальчишку в гесерсао, я не знаю, как это будет по ingles.

— Регистратура.

Кенет взглянул на Сабрину:

— Fala portugues?

— По-английски! — отрубил Грэхем.

— Sim, я говорю ingles, — торопливо ответил Кенет. — Мистер Драго дал мальчишке денег, чтобы тот показал ему письмо. Мы пришли в комнату. Мистер Драго спросил про конверт. Она говорит, у нее нет. Он говорит, что убьет ее, если она ему его не отдаст. Она отдала.

— А потом? — спросила Сабрина.

— Ее застрелили.

— Кто застрелил? — спросил Грэхем.

Кенет рукой вытер пот со лба, размазав по нему кровь.

— Мистер Драго застрелил ее. Он велел мне и Сантину положить тело в ванну и ждать вас.

— Он приказал убить нас? — спросила Сабрина.

— Sim.

Грэхем отвел Сабрину в сторону:

— Он не представляет интереса для нас. Нам нужен Драго.

— Майк, он наш единственный шанс прижать Драго к ногтю. Его показания упрячут Драго за решетку до конца его дней.

— А ты знаешь, что сделает Драго, как только узнает, что тот находится в полиции? Драго просто убьет его, прежде чем там успеют взять у него какие-либо показания.

Кенет прыгнул на них, сбил с ног Сабрину и схватил автомат со стула, что стоял у дальней стены. Когда он повернулся к ним, они выстрелили в него. Обе пули попали ему в грудь, автомат выскользнул из его рук, когда он вываливался в открытое окно. Они подбежали к окну. Кенет лежал лицом вниз на площадке пожарной лестницы, его правая рука была сломана при падении. Грэхем вылез к нему, вдавил «беретту» в шею, попробовал нащупать пульс. Покачал головой и вернулся в номер.

— Давай быстрее сматываться отсюда, — сказал он, убирая «беретту» в кобуру. — Драго, конечно, пришлет сейчас своих людей, мне не хотелось бы с ними встречаться. В особенности если еще и полиция нагрянет.

Они закрыли за собой дверь, прошли по безлюдному коридору, спустились по узкой лестнице и вышли в фойе.

— Дама из восьмого номера просила тебе кое-что передать, — сказал Грэхем и подозвал парня к себе.

Парень встал из-за стойки и подошел к ним, все еще шумно чавкая жвачкой. Грэхем вытащил «беретту» из кобуры и хлестко ударил парня рукояткой по носу. Парень взвыл и попятился к стене, держась за свой разбитый нос. Грэхем сунул «беретту» в кобуру и вместе с Сабриной вышел на улицу.

— Что же находится в конверте и почему это так чертовски важно для Драго? — резко спросил Грэхем, когда они шли по направлению к авениде Ниемейер.

— Что бы там ни было, ясно одно: содержимое конверта одинаково важно как для ЦРУ, так и для Драго.

— И для КГБ, — добавил Грэхем.

— Ну, в этом полной уверенности нет.

— Тогда зачем же Леонов сюда прикатил? Вряд ли только из-за Карнавала.

Грэхем остановил проезжающее мимо такси, и они вернулись в гостиницу.