Я выезжаю из дому очень рано, чтобы ехать в Корнуолл на съемки сюжета о каше. Эдна посидит с Чарли до вечера, а потом приедут мама с папой. Дорога очень красивая, но выматывающая. Дорожные указатели все какие-то бестолковые, и я доезжаю до развилки дорог, ведущих в совершенно разные направления. Солнечный свет льется через деревья, посаженные вдоль дороги, так что лучи солнца то и дело ослепляют меня, как вспышки природного фотоаппарата. Интересно, я успею съехать с дороги прежде, чем в полную силу скажется эффект ярких вспышек на мозге?

Наконец нахожу пару солнцезащитных очков на дне сумки, но у них только одна дужка, вторая исчезла самым загадочным образом. Я очень осторожно прилаживаю их на носу и теперь выгляжу, как в сценке «встретились два идиота». Я подпеваю вслух Арету Фрэнклину, и всякий раз, когда мы оба берем высокую ноту, мои очки сваливаются.

Постепенно мне удается найти дорогу в Корнуолл и даже в отель, который представляет собой одно из отвратительных современных зданий с многочисленными цементными площадками и огромной автостоянкой, забитой до предела. Я все-таки нахожу свободное место, но мне приходится пешком долго идти до входа в отель, таща при этом все свои сумки, потому что это как раз такое место, где придется ждать часов эдак шесть, пока соизволят принести багаж из машины в номер. И в итоге это происходит как раз в тот момент, когда ты встал под душ.

Отель забит участниками какой-то финансовой конференции. Они все взволнованы предстоящим событием. Уверена, что Лоренс специально заказал мне номер именно здесь, зная, что будет полно делегатов. Барни и все остальные остановились в более навороченном отеле на вершине горы, выходящем на бухту, но Лоренс сказал, что там не было свободных одноместных номеров, так что мне пришлось бы делить номер с кем-нибудь из группы или остановиться здесь. Фойе заполнено мужчинами и несколькими женщинами в темно-синих костюмах, выкрикивающих громкие приветствия и обменивающихся визитками. Я планирую провести спокойную ночь, а утром быстренько все проверить до того, как в обед приедут Барни и группа. У нас как раз останется время начать установку оборудования и закончить до того, как возникнут какие-нибудь проблемы. Надеюсь. Нахождение в одном месте съемочной группы и воды ничего хорошего не сулит. Может быть, следовало предупредить местную спасательную службу?

Моя комната пластмассово-безвкусная, но без детей, поэтому я сразу засыпаю. Просыпаюсь от голода и, понимая, что в номер еду принесут ужасную и через пару часов, в старых джинсах и джемпере спускаюсь в ресторан, заполненный финансистами в вечерних костюмах. Умоляю официанта найти мне столик, он в конце концов смягчается и говорит, что спросит у «джентльмена», не возражает ли он, чтобы к нему за столик посадили еще одного посетителя. Прежде чем я успеваю его остановить, он уже на другом конце зала разговаривает с мужчиной, сидящим за двухместным столиком у окна Замечательно.

Я иду к столику с уверенностью, что в течение всего ужина буду выслушивать лекцию о пенсиях от этого делегата конференции, который такая зануда, что с ним и сидеть-то никто не захотел, но вместо этого мне навстречу встает необыкновенно интересный мужчина. Я искренне благодарю его за разрешение разделить с ним столик и ужасно сожалею о том, что на мне такая дурацкая одежда. Он говорит, что мне сначала следует попробовать суп, а потом уже так горячо благодарить его. Он говорит это с замечательным шотландским акцентом, что-то среднее между Шоном Коннери и Мелом Гибсоном в «Отважном сердце». Я улыбаюсь, изучаю меню и принимаю решение не брать суп. Финансисты теперь сильно шумят и рассказывают друг другу, что в следующие несколько дней в бухте будут проходить съемки фильма. По слухам, приедет Том Круз. Я не знаю точно, снимается ли он в рекламе каши, но держу пари, выглядел бы он потрясающе. Правда, бюджет пришлось бы немного увеличить.

Все очень увлечены этой перспективой общнуться со звездами и решают, что сразу, как только начнутся съемки, побегут в бухту и постараются познакомиться с Томом. Вот здорово! Барни так терпелив с людьми, купающимися в лучах славы. Мой сосед по столику представляется как Мак; я не понимаю, имя это его или фамилия, но уточнять не хочется. Он спрашивает меня, что я делаю в Корнуолле, и я решаю ничего не говорить ему о работе, в основном потому, что люди за соседним столиком услышат меня и навострят уши. Я отвечаю, что у меня маленький отпуск, и узнаю, в свою очередь, что он — искусствовед, приехал посмотреть некоторых местных художников.

Приносят еду, вполне приличную, хотя Маку, похоже, повезло меньше, и теперь он с любопытством рассматривает морковь, нарезанную цветочками. Я не заказывала первое и сразу перешла к стейку, чипсам и салату. Мы еще поддерживаем разговор, в зале становится совсем шумно. Маку это не нравится, и он предлагает выпить кофе в баре. У него божественный акцент, и я в воображении уже вижу его одетым в килт, потом себя, одетой в килт, потом опять его, но уже без одежды… Мне нужно взять себя в руки, чтобы не выставиться полной дурой. Нам приносят счета, и официант улыбается мне противной улыбочкой и даже вроде как подмигивает, когда мы выходим из зала. Оказывается, что бар тоже заполнен финансистами, а один из них пытается оживить общую атмосферу, танцуя на столе.

Мак спрашивает, не выпить ли нам кофе в его номере, никаких намеков, так приятно продолжить разговор. Я охотно соглашаюсь, потом понимаю, что нужно было вести себя более сдержанно. Втайне я надеюсь, что намеки последуют, но до этого мне нужно как-нибудь добраться до своей комнаты и сменить свое ужасное старое нижнее белье. Когда Мак встает, он выглядит еще импозантнее. Он очень высокий, пахнет изумительно, и это заставляет меня вспомнить, что сама-то я не пользовалась духами. У него также поразительные голубые глаза и темные вьющиеся волосы замечательной длины. Никакого намека на хвостик, или серьги, или какие-либо другие аксессуары, присущие искусствоведам, — хотя, честно сказать, у меня и нет таких знакомых, поэтому отсутствие хвостика может быть вполне естественным. Мы поднимаемся к нему в номер после некоторого неловкого молчания в лифте, и я оказываюсь в номере люкс, с тремя диванами и огромным светло-голубым ковром. Кровати не видно, но есть еще две двери, ведущие из главной комнаты, а также балкон, выходящий на море. Мак объясняет, что у него прибыльный бизнес, поэтому он решил поселиться в приличном номере. Совершенно с этим согласна, вот только уговорить бы Барни следовать этой логике.

Мак заказывает кофе и пускается в долгое обсуждение с горничной, чтобы к кофе подали petit fours, нет, не шоколад, нет, не печенье. Боже мой, неужели никто не знает, что такое petit fours! Да, кусочки марципана и маленькое печенье. Спасибо. Потом он говорит, что, может быть, я хотела какой-нибудь десерт, ведь мы так неожиданно быстро ушли из ресторана? Я думаю, это прекрасная идея, я рада его объяснению, а то уже начала опасаться, что у него пунктик насчет марципанов.

Мы долго сидим и разговариваем, приносят кофе с маленьким печеньем, которое может сойти за petit fours, в баре обнаруживаем бренди, приятно холодное на вкус. Мак рассказывает, что развелся в прошлом году, у него двое детей, Дейзи и Альфи. Он показывает мне фотографии, они очень милые. Альфи очень похож на него, только маленький, со смешными волосами, в костюме Бэтмена.

В середине общего разговора он неожиданно выпаливает: «Знаешь, мне очень жаль. Мне это очень важно, я очень хочу поцеловать тебя, ну очень сильно хочу. Можно? Я не хочу показаться наглым, получить синяк или что-нибудь такое. Можно?» Он смотрит на меня особенным умоляющим взглядом, которому, он сам знает, невозможно сопротивляться. Это заставляет меня рассмеяться, и я смеюсь так сильно, что он даже обижается, пока мне наконец не удается сказать, что это будет очень здорово. Он говорит, что подождет, когда я перестану смеяться, пожалуйста. Я прекращаю в ту же секунду.

Удивительно просто, как быстро и легко ты сливаешься с партнером в поцелуе, мне бы хотелось остаться на диване на всю ночь, но Мак явно хочет перейти в спальню, и там скорость увеличивается. Мое ужасное третьеразрядное нижнее белье не представляет собой препятствие, хотя Мак и смотрит на мой старый серый лифчик с некоторым удивлением. Я объясняю, что у меня есть красивые шелковые, но не думала, что придется сегодня демонстрировать их, и в основном ношу удобные. Попробуй походить, когда грудь притянута к подбородку, а щель между поднятыми грудями очень даже ничего, но там собираются крошки от печенья, если потерять бдительность во время еды. Маку очень нравится идея о щели между приподнятыми грудями, и он требует демонстрации. Потом он произносит кучу неприличных слов со своим красивым акцентом. Я засыпаю совершенно изможденная а, просыпаясь в пять, не могу понять, где я. Собираюсь незаметно выскользнуть из комнаты, но Мак просыпается и требует сказать, куда я иду. Я говорю, что хочу вернуться в свою комнату, чтобы поспать спокойно, он неохотно соглашается, но потом мы долго прощаемся, и я выхожу от него только в половине седьмого.

Чувствуя себя очень довольной и красивой, я валюсь в постель у себя в номере, поспать часок, прежде чем решить, где взять силы для работы сегодня. Оказывается, не могу заснуть: сцены прошедшей ночи сразу встают перед глазами, как только я их закрываю. Все это очень выбивает из колеи. Заказываю завтрак и принимаю душ. Чуть не утонула в душе, такое чувство, что разбил частичный паралич; ноги как ватные, спина болит убийственно. Мне как будто девяносто пять лет, волосы сзади спутались так, что придется ножницами отрезать. На плече растет огромный синяк, это я упала в какой-то момент ночью с кровати и попала на туфли.

Приносят огромное количество кофе и тосты, я начинаю чувствовать себя как нормальный человек, а не как пострадавший от землетрясения. Собираюсь позвонить Лейле, чтобы она провела сеанс психотерапии, но в эту минуту звонит мой мобильник. Это Барни, в отвратительном настроении, просит меня поскорее добраться до бухты и посмотреть, там ли еще лодка. У меня уже длинный список неотложных дел. Не знаю, что делать с Маком, но тут звонит местный телефон, это он, благодарит за чудесную ночь. Он нашел мою сережку в своем ботинке, может быть, я заберу ее, а то ему она не подходит? Интересно, как он узнал мой номер, но я рада, что ему это удалось, хоть это и некрасиво со стороны администрации отеля. Я отвечаю, что тоже очень рада, мы флиртуем бесконечно долго и договариваемся встретиться вечером в баре. Мак говорит, что собирается посмотреть картины в Сейнт-Ивсе, вернется к девяти. Остается надеяться, что я тоже вернусь к этому времени в отель, а не застряну в бухте, ограждая группу от перевозбужденных делегатов конференции.

Я еще не знаю, как мне быть: вся группа будет болтаться ночью, и мне придется за ними приглядывать, но решаю, что подумаю об этом позже. Может быть, просто все объясню Маку и придумаю какую-нибудь отговорку за вчерашнюю неправду. Делаю короткий звонок домой; Чарли заявляет, что бабуля совершенно глупая, заставила его съесть хлопья с молоком, и его может вырвать в любую минуту. Бабушка выхватывает трубку и говорит, что он сам попросил, более того, он наотрез отказался есть что-либо другое. Я говорю, что он часто так делает, и мы обе соглашаемся, что это отвратительно. Она предлагает мне всегда покупать одни и те же хлопья, чтобы не было проблемы выбора. Это мне напомнило, что я до сих пор ненавижу «Витабикс», так что нет однозначного ответа. Я несусь в бухту и пытаюсь уговорить лодочника простоять там весь день, а сама потихоньку проверяю, сколько у него спасательных жакетов.

Барни и съемочная группа прибывают сразу после обеда и устраивают традиционную свалку из оборудования, перекрикиваются, но понемногу нам удается обсудить планы на завтра. Барни хочет начать совсем-совсем рано, чтобы застать ранний утренний свет, который, по его мнению, просто волшебный. Группу это не очень вдохновляет. Владелец лодки вообще не воодушевлен такой перспективой и постоянно переспрашивает меня, действительно ли Барни сказал, что он должен быть на месте в четыре часа утра. Очень печально, но это действительно так. Как раз в тот момент, когда мы собираемся закончить на сегодня, огромный черный «Мерседес» въезжает в бухту и направляется к нам. Я собираюсь послать кого-нибудь, чтобы отправить его назад, но тут нас осеняет, что это, должно быть, из агентства, просто приехали заранее. Как всегда. Машина останавливается, и из нее выходит Люси, режиссер агентства. Ее сопровождает странный с виду человек, наверняка заказчик. Похоже, что Барни сейчас хватит апоплексический удар, заказчик нервничает, но настроен решительно.

Мы знали, что Люси должна приехать, но никто ни слова не сказал о заказчике. Барни терпеть не может, когда приезжают заказчики, потому что они задают кучу глупых вопросов и требуют к себе исключительного внимания. А еще они частенько привозят с собой «идеи», которые просто говняные, и настаивают на их немедленном воплощении, лучше всего — использовании в каждом кадре. У Барни устойчивая скандальная репутация по умению посылать их куда подальше. Самим агентам следует отправиться туда же, если они не могут удержаться от выражения собственных идей. Был такой знаменитый случай, к счастью, до меня: во время съемок на пляже он на самом деле провел палкой на песке черту и сказал, что если кто-нибудь, будь то агент или заказчик, переступит ее, то он уйдет домой. Все подумали, что это шутка, и переступили. Он ушел домой.

Я с ужасом понимаю, что это очередная проделка Лоренса. Люси вырывается вперед и лопочет: «Знаете, мне очень жаль, что так произошло, но он настаивал, что приедет заранее, и Лоренс сказал, что предупредил вас, и все нормально, правда?» Барни уставился на меня: «Ты что, забыла сказать?» Здорово. Я уже собираюсь объяснить, что Лоренс, как всегда, мне ничего не говорил, но тут открывается задняя дверь, и выходит мужчина, который кажется удивительно знакомым.

Это Мак. Он бледнеет, не знает, что делать дальше, но потом подходит и начинает разговаривать с Барни, который его знает, и они идут смотреть лодку. Я болтаю с Люси и заказчиком, про которого чуть не забыли, и стараюсь тем временем придумать, как себя вести при этом неожиданном повороте событий. Люси говорит, что Мак — новый художественный директор агентства, который поставил нам этот заказ, и он решил приехать неожиданно, чтобы посмотреть, как Барни работает. Превосходно. Мне ужасно хочется рассказать Люси, как неожиданно развиваются события для меня лично, но удерживаюсь от этого, потому что заказчик рассказывает нам, как он хотел приехать рано, чтобы держать ситуацию под контролем и понять самому, как мы умудримся потратить все эти деньги.

Мы с Люси в течение десяти минут прилагаем нечеловеческие усилия, чтобы только объяснить ему, что держать ситуацию под контролем — не самая эффективная тактика в отношениях с Барни, потом Люси вызывает огонь на себя и уводит его поговорить с глазу на глаз, а я тем временем делаю выразительные жесты у нее за спиной, призывающие Барни быть повежливее.

Незаметно сбоку подходит Мак:

— Кому это ты машешь?

— Отвали.

— Боже мой, Энни, мне очень жаль. Поговорим сегодня вечером, хорошо?

— Отвали, иди лучше купи несколько картин.

— Надеюсь, ты не рассердишься, но твой словарный запас не отличается разнообразием, милая.

— Отвали.

— Очаровательно. Ну, как тебе твой небольшой отпуск на море?

— От-ва-ли. У меня были более серьезные причины солгать, чем у тебя. Неизвестно еще, кем ты мог оказаться на самом деле, может быть, извращенцем каким-нибудь. Впрочем, так и есть. Знаешь, что Барни сделает со мной, если узнает? Это так непрофессионально. А если узнает кто-нибудь из группы, мне конец.

— Знаю. Поэтому я предлагаю сохранять спокойствие и обсудить все сегодня вечером. В девять, в баре отеля. Не опаздывай.

Здесь этот наглец отворачивается, подходит к заказчику и отводит его к машине, обещая все рассказать ему в отеле, а завтра мы опять встретимся, с новыми силами, ха-ха-ха.

Барни понимает, что что-то не так, но не вникает, потому что не хватает очень важной части оборудования, и он готов поднять страшный скандал. Я кручусь как белка в колесе, стараясь предотвратить кризис и одновременно пытаясь заставить членов группы перестать толкать друг друга в море. Потому что наверняка кто-нибудь упадет. Меня полностью игнорируют. Кто-то падает — это Дейв, электрик, и лодочнику приходится вылавливать его, он совсем не считает, что это смешно. Дейв выжимает карманы и выливает воду из капюшона. Группа, и Барни в том числе, находит это просто уморительным. Все развеселились, дурачатся, а Барни просто счастлив, что завтра мы сможем начать снимать, установив камеру в направлении рассвета, и мы все вместе отправляемся обратно в новомодный отель и открываем счет в главном баре.

Барни уходит к себе, ему нужно позвонить, я тоже говорю, что валюсь с ног и ухожу в свой отель спать, но он может звонить мне на мобильник, если нужно. Похоже, что вся группа занята заказыванием закуски и просмотром спортивной программы по кабельному телевидению, так что я могу быстро смотаться к себе в отель, не дожидаясь, пока половина из них начнет приставать ко мне с требованием еды.

Оказавшись у себя в номере, сразу же звоню Лейле для получения скорой помощи. Она считает, что все это очень смешно.

— Послушай, Лейла, это не смешно. Если Барни узнает, он придет в бешенство.

— Ну перестань. Его всегда что-нибудь приводит в бешенство, но ты умеешь с ним обращаться. Ты же знаешь, как делаются дела: переспи с агентами, если нужно, но никогда не спи с членами группы. Расскажи мне поподробнее об этом мужчине.

— Его зовут Мак.

— О боже. Не Мак Макдональд?

— Да, похоже.

— Ну ты даешь! Как ты могла не узнать Мака Макдональда? Его называют Мак-Нож, все его боятся. Он из Глазго и однажды угрожал заколоть заказчика в приступе гнева. Он провел эту замечательную кампанию для Персиля в прошлом году.

— Что? Этот ужас с младенцем?

— Да нет же, глупая, ту, что с собакой. Это новый сотрудник Би-Эл-Си, которая теперь Би-Эм-Эл-Джи. Узнаешь? Это просто фантастика, он художественный гений, но и деньги хорошие, конечно. Они платят ему целое состояние и вынуждены были отвалить ему часть агентства. Чтобы переманить его у Ди-Ди-Тэ. Ради бога, понимаешь теперь, кто это?

— Ну конечно, я знаю имя, но вчера он мне не назвал своей фамилии, и потом, все связи с агентствами поддерживает Лоренс, ты же знаешь. И мы не работаем больше с Ди-Ди-Тэ, после того как Барни разбушевался однажды на съемках и отказался вернуться. Откуда я могла знать, как он выглядит?

— Да, я не подумала об этом. Ну теперь-то ты знаешь, как он выглядит, лучше, чем кто-либо из нас. На самом деле, я вспоминаю теперь, несколько месяцев назад я познакомилась с ним на вечеринке и пыталась пофлиртовать, но это было все равно что заигрывать с деревом — такой суровый и прекрасный, но абсолютно непроницаемый, когда доходит до светского разговора. Он бесподобный, дорогуша. Ура, ура! Наконец-то ты спишь с кем-то, не похожим на беженца.

Лейла всегда не одобряла мой выбор мужчин, предпочитая тип театральных завсегдатаев моему типу бледных и задумчивых героев-работяг. На самом деле, Мак совмещает в себе оба этих типа.

— Да, но, Лейла, что мне теперь делать? Мы должны встретиться в баре, и я уверена, что нас кто-нибудь увидит. Я не знаю, как со всем этим справиться, и у меня с собой нет приличной одежды, я уже совсем извелась.

— Перестань, время развлечься. Какая у тебя одежда? О господи, только не эти ужасные джинсы!

Далее следует довольно болезненный разговор, в котором Лейла заявляет, что вообще не понимает, почему я все время одеваюсь, как спортсменка, и она говорила, чтобы я выбросила тот ужасный старый лифчик давным-давно. Выпустив пар, она успокаивается, как всегда.

— Ты безнадежна, поэтому изумительна. Надень белую футболку, обтягивающую — заколи ее булавками, если нужно, — и тот ужасный старый кожаный пиджак — но не застегивай его, — и самые чистые джинсы, какие сможешь найти. И не надевай свою вязаную шапку. И те ужасные старые колодки — лучше иди босиком, если другого ничего нет. У тебя много презервативов?

— Лейла, замолчи. У нас будет профессиональный разговор, как все уладить, чтобы завтра не было проблем.

— Ну конечно, а потом он тебя хорошенько оттрахает. Есть презервативы?

— Да, держу упаковку на всякий случай в косметичке с банными принадлежностями, в той, которую ты заставила меня купить в прошлом году.

— Хорошо, у них не прошел еще срок годности?

— Лейла, я предупреждаю тебя.

— Ладно. Будь осторожна, дорогая, и постарайся хорошо провести время. А потом ты мне расскажешь, как все прошло, когда вернешься домой. Люблю, пока.

Она повесила трубку. Я звоню маме и болтаю с Чарли, которому сегодня в качестве исключения разрешили лечь попозже.

— Бабуля приготовила сосиски к чаю, они были здоровские. Лучше, чем твои. Ты должна их жарить на сковородке, как бабушка. А дедушка возьмет меня завтра на рыбалку, и, может быть, мы поймаем акулу.

Я говорю, что вряд ли в нашем озере водятся акулы, но он отвечает, что я ничего не понимаю в рыбалке и что они с дедушкой знают лучше.

Я все еще не знаю, что сказать Маку, но надеваю одежду, которую посоветовала Лейла, просто на всякий случай. Без пяти минут девять я спускаюсь, нахожу свободное место в баре и заказываю тройную водку. Вся вчерашняя финансовая братия еще в ресторане, так что в баре блаженное спокойствие. Мак входит неторопливо, берет пиво, подходит и садится.

— Послушай, мне действительно очень жаль. Я просто не хотел разговаривать об этой чертовой рекламе весь вечер, но я никогда бы не подумал, что ты окажешься чертовым продюсером.

— Что ты имеешь в виду — я что, не выгляжу как продюсер?

— Честно сказать — нет. Ты недостаточно ненормальна.

Мне это нравится, но я стараюсь не показывать этого.

— Что мы будем теперь делать? Я думаю, мы притворимся, что ничего не было, и просто будем продолжать работу.

Честно сказать, когда я снова его увидела, я подумала прямо противоположное, но мне не хочется показаться напористой.

— Ты знаешь, я думал об этом. Понимаешь, мне совсем не хочется этого делать. Не думаю, что это подходящий вариант.

С одной стороны, мне это понравилось, с другой — рассердило. Господи, как будто пятнадцать лет опять. Как будто он один будет все решать. Я только собираюсь сказать ему, какая он зануда, как он наклоняется и целует меня. Крепко. В середине нашего страстного объятия входят двое из группы, Джордж и Кевин.

Они застыли в дверях, уставившись на нас с открытыми ртами.

— Б…! Только что вошли двое наших.

— Черт.

Джордж с Кевином усаживаются за стойкой бара, притворяясь, что ничего не видели. Но я знаю, что видели, и они знают, что я знаю.

— Я пойду в свою комнату, а ты поговори с парнями, а потом поднимайся ко мне.

— Это такой твой план?

— Да, Денежка-Копеечка, и это очень хороший план.

Не могу не рассмеяться. Но также не могу не ругаться и добавляю, что я не пойду к нему в номер, как хорошо дрессированный песик, потому что это будет очень уж заметно.

— В таком случае, я буду сидеть здесь и целовать тебя в самые неожиданные моменты весь вечер напролет.

— Нет, не будешь.

— Я сделаю это, ты знаешь.

— Ну ладно, ладно. Ты поднимайся к себе в комнату, а я постараюсь что-нибудь придумать, чтобы ребята не схватились за мобильники, как только я выйду.

— Хорошо. Я буду ждать тебя у лифта. У тебя десять минут. Иначе я возвращаюсь.

Он встает и выходит.

Джордж с Кевином смотрят на меня, изображая удивление.

— Это был Мак, тип из агентства? — говорит Джордж. — Что ты с ним сделала? Он выглядел так, будто ты отшила его. — Он насмешливо фыркает в стакан.

Я поднимаюсь и медленно подхожу к ним. Строго глядя на Джорджа, я говорю ему, что если он скажет хоть слово кому-нибудь, даже своей маме, то я позвоню его жене и расскажу ей об официантке из «Маленького шефа» в прошлом году. Джордж бледнеет, Кевин хихикает. Я говорю Кевину, что позвоню жене Джорджа и в том случае, если что-нибудь скажет Кевин, а Джордж сильнее его. Я думаю, это сработает.

Я выхожу из бара и вижу, что Мак торчит у лифта под пристальными любопытными взглядами администратора. Лифт открывается, мы заходим, и Мак начинает целовать меня. Мне это нравится безумно, но тут лифт останавливается, и входит пожилая пара. Так как я не хочу попасть в полицию за совершение непристойного поступка в лифте отеля, потому что это наверняка дойдет до родительского комитета, я пристально смотрю на Мака, пока мы едем до его этажа. Мы выходим, двери закрываются, и нам слышно, что пожилая пара смеется. Маку совершенно все равно, и, как только мы оказываемся в безопасности по ту сторону дверей его номера, мне тоже.

Постепенно мы понимаем, что сильно проголодались, заказываем кофе с бутербродами и пытаемся придумать, как бы нам пережить съемки, которые должны начаться через несколько часов. Мы решаем, что будем действовать по обстоятельствам и надеяться, что Джордж с Кевином будут держать язык за зубами. Я добираюсь до своей комнаты в половине третьего. Не представляю, как в ближайшие двенадцать часов я смогу говорить, не то что работать. Никак не могу выбрать, что надеть, так как будет прохладно, но тут звонит телефон.

— Я просто хотел сказать, что ты замечательная, и я хочу встретиться с тобой в Лондоне, если ты согласишься. Это на тот случай, если не успею сказать это тебе позже.

Он кажется немного смущенным таким своим порывом и сразу кладет трубку. Я в восторге и неожиданно чувствую себя значительно бодрее.

Менеджер по сценографии, Джонни, заезжает за мной, и мы прибываем в отель к Барни без пяти четыре. Он уже крутится в холле. Ему достаточно одного взгляда на меня: «Господи, ты выглядишь так, точно тебя оттрахали по полной программе».

Я чуть не захлебнулась кофе, который волшебным образом оказался у Джонни, но Барни уже пустился в обсуждение планов на утро в своем привычном очаровательном стиле. Лодочник, похоже, замерз, но уже приехала передвижная кухня, так что все жизненно важные составляющие в наличии, погода замечательная, хотя море неспокойное.

Просто чудо, но все проходит как по маслу, и мы снимаем все нужные эпизоды, как актер сходит с лодки в лучах предрассветного солнца, хотя, как всегда, солнце всходит в совершенно неожиданном месте, и в последний момент приходится поспешно переустанавливать освещение. Никто не падает в воду, и все здорово, пока Барни не приходит в голову снять эпизод возвращения лодки в бухту. Это будет потрясающий кадр, свет замечательный, и вообще он здесь режиссер, поэтому мы будем снимать это. Актеру явно не хочется выходить в море, точно так же как и лодочнику, но Барни настаивает, и мы все начинаем их уговаривать, что это не займет много времени. Мы сажаем в лодку Криса, первого ассистента, и даем ему радио, чтобы Барни мог давать указания. Он явно не в восторге, потому что в лодке его всегда тошнит.

Как раз в то время, когда они отходят от берега, появляются Мак, Люси и заказчик, мы объясняем им, что происходит. Заказчик колеблется и хочет знать, повлечет ли это дополнительные расходы. Мак произносит: «О, ради бога!», и Барни смотрит на него с восхищением. Люси поспешно уводит заказчика позавтракать и успокоить его уязвленное самолюбие. Мы сгрудились на пирсе и внимательно следим за тем, как лодка скрывается за входом в бухту, и тут раздается тревожный сигнал, который, наряду с прерывистыми криками Криса, свидетельствуют о том, что мы наблюдаем не просто сцену лодочной прогулки.

— Здесь настоящий шторм, нужно выбираться отсюда к е…ной матери! — эти и другие ругательства доносятся по радио.

Действительно, волна сильно поднялась; похоже, начинается шторм. Небо великолепное, солнце пробивается через облака и посылает потоки света прямо к морю. Крошечная лодка, подпрыгивая на волнах, приближается к входу в бухту; Барни, конечно, прав: это сказочно красиво. Лодка уже приближается, но Барни говорит, что нужно сделать еще дубль, потому что солнце скрылось в самый важный момент. Из лодки по радио доносится поток ругательств.

Я с ужасом замечаю, что у заказчика своя видеокамера, он стоит прямо сзади Барни и пытается снимать через его плечо. Затем он просматривает отснятую пленку. Я, Люси и Мак совершенно четко понимаем, что он собирается начать задавать вопросы. Барни поворачивается и смотрит на него уничтожающим взглядом. Мы с Люси подскакиваем к заказчику, Мак берет его под руку, и мы настойчиво ведем его к машине, где он начинает нести чепуху о том, что свет был недостаточно ярким. Мы пускаемся в объяснение технических тонкостей, придумывая некоторые из них на ходу, и постепенно нам удается успокоить его. Люси уверяет его, что, если ему этот эпизод не понравится, мы всегда сможем вырезать его из ролика. Она говорит это шепотом, потому что, если Барни услышит, с ним случится припадок. Мак предлагает выпить кофе и начинает подробно расспрашивать заказчика о его камере, и они отходят подальше, вполне счастливые. Отлично, и нельзя было подумать даже, что его разыгрывают, если бы не грубые жесты у него за спиной.

Лодка уходит в море и возвращается обратно, и так три раза, пока мы не получаем нужного сочетания света, облаков и прыгающей на волнах лодки, которая, кажется, никогда не доберется до бухты. Затем Барни заставляет их сделать несколько кругов по бухте, почти причаливать и потом снова отчаливать. Актера уже почти тошнит, лодочник в бешенстве. Наконец у нас есть все, что нужно, но теперь Барни хочет, чтобы лодка прошла вдоль бухты и мы бы могли снять, как актер выбрасывает канат.

Актеру это не нравится, никто не говорил ему, что придется бросать канат, но мы уговариваем его взять себя в руки, иначе Барни еще раз заставит их выходить в море. Это производит нужный эффект, и он выбрасывает канат бесконечное количество раз. Волна еще больше усилилась к этому времени, и на десятом примерно дубле выносит лодку прямо на скалу с отвратительным треском. Лодочник бросается к рулю и отводит лодку от скалы, но повреждение уже нанесено: ограждение на носу сломано и жалостно свисает вниз. Все произносят: «… твою мать!» — и быстро отводят глаза, как будто бы заняты совсем другим.

После некоторой паузы раздается голос Криса по радио: «Гм-м, шеф, этот парень сильно расстроился, не то слово просто. Можно, мы закончим на сегодня? Я бы не решился сказать ему, что ты просишь его повторить».

Барни соглашается, что они могут возвращаться. Мы все столпились около камеры и стараемся не смотреть на лодку. Начинается ливень, волны стали огромными. Лодку наконец привязали, лодочник выходит и направляется к нам с угрожающим видом. Он огромного роста — я и не заметила этого раньше, — и мы прячемся за Барни. Он почти доходит до нас, но тут огромная волна разбивается о скалу и окатывает нас с ног до головы. Барни, промокший насквозь — вода с него буквально стекает, — стоит, вытянув руку, и говорит: «Послушайте, мне так жаль!» К счастью, этот его вид так забавен, что лодочник взрывается смехом.

Мы обещаем заплатить за ремонт лодки и приглашаем его выпить с нами в отеле. Он соглашается, но заставляет нас пообещать, что мы всем скажем, что это Крис был за рулем, потому что это его родной порт, и, если станет известно, что он разбил собственную лодку о скалу, его сживут со свету. Я быстро оповещаю группу об этой версии, и после недолгого разочарования, что Барни не получит по физиономии, все дружно начинают подшучивать над Крисом, что же это он так говняно рулил. Мы начинаем собирать вещи, планируя как можно скорее добраться до отеля и напиться хорошенько.

Все это время заказчик просидел в машине. Люси говорит, что он заскучал и хочет вернуться в Лондон. Мак спрашивает, не можем ли мы подвезти его, потому что он ни за что на свете не хочет ехать в одной машине с этим идиотом заказчиком. Барни всем сердцем одобряет это намерение и приглашает Мака в свою машину; мне кажется, это не совсем то, на что рассчитывал Мак, но он и вида не показывает. Он говорит Барни, что всегда хотел работать с ним и приехал специально посмотреть, как работает гений. Это производит замечательное впечатление, Барни прямо весь сияет, когда садится в машину.

Группа упаковывается в рекордно короткое время, потому что стало совсем холодно. Мы возвращаемся в отель, у меня первые признаки простуды, но ни кофе, ни бренди не помогают. Мак говорит, что Джордж с Кевином все время странно посматривают на него и хихикают. Я не успеваю ответить, как Барни начинает говорить о том, что мы будем делать днем. Теперь нам нужно снять, как актер идет из бухты по извилистым улочкам к дверям своего коттеджа, и лучше бы не под проливным дождем. Похоже, однако, что сегодня будет лить весь день, так что мы планируем начать завтра на свежую голову, и, если дождь все-таки не кончится, придется снимать как есть.

Барни говорит, что уходит к себе спать, вся группа обедает, так что мы с Маком идем в бар пить кофе. Ему нужно уезжать через несколько часов, но он хочет придумать какую-нибудь причину, чтобы остаться еще на ночь. Я с сожалением отклоняю это предложение, потому что, если мне опять не удастся выспаться, я просто свалюсь. В конце концов мы решаем поговорить, когда вернемся домой, и тут входят Джордж с Кевином и садятся, уставившись на нас. Я начинаю чиркать в своем блокноте — будто у нас деловая встреча. Мак вырывает листочек, пишет что-то на нем и складывает. Затем он встает, готовый уходить, и незаметно для ребят протягивает мне бумажку. Там записаны домашний телефон, мобильник, e-mail и прямой рабочий телефон. Мне хочется выбежать и сразу позвонить Лейле, чтобы она мне объяснила значение этого жеста. Вместо этого я вынуждена сидеть и разговаривать с актером, который напрашивается на сочувствие, потому что сильно промок. А еще он ненавидит лодки, его дважды чуть не стошнило, и ему на кастинге никто не говорил, что придется бросать канат, и теперь у него на руке волдырь. Джордж с Кевином непрерывно хихикают у него за спиной, и мне очень трудно сохранить серьезное лицо.

Укрывшись в своем номере, я звоню домой. Чарли только что вернулся с рыбалки и очень доволен собой, потому что поймал форель.

— Вот здорово!

— Да. Ты знаешь, это дедушка подцепил ее на удочку, но он сказал, что ему нужны мои сильные руки. Ты знаешь, он стареет. Бабуля собирается приготовить ее для нас, и у нас есть мороженое. Тебе оставить?

— Нет, дорогой, спасибо, съедайте все. Я в следующий раз попробую.

— Хорошо. Когда ты вернешься?

— Завтра вечером, милый.

— А сюрприз будет?

Мне так и хочется сказать, что да, твоя мама будет в легкой коме, со странными пятнами на спине. Но я знаю, что он имеет в виду игрушку, поэтому следуют долгие переговоры, что именно это должно быть. Я уже купила несколько комплектов «Лего», чтобы избежать стресса от поисков чего-нибудь в магазинах на автозаправках. Но он об этом не знает, поэтому торопливо перечисляет всевозможные варианты стоимостью от десяти до тысячи фунтов. Мне удается немножко поспать, а потом я делаю уточняющий звонок Барни, который говорит, что я должна встретиться с ним завтра в восемь, потому что дождь все еще идет. Он собирается посмотреть телевизор и поспать, вся группа тем временем валяет дурака в баре, напиваясь по-свински. Мне тоже разрешают идти спать, но только после того, как я объясню Крису, что с сегодняшнего дня группа должна сама платить за выпивку. Я улаживаю этот вопрос и сваливаюсь в постель, но успеваю сказать администратору, чтобы меня разбудили в семь. Утро проходит хорошо, хотя несколько делегатов из отеля вычисляют нас и слоняются именно в той части извилистой улочки, где должны проходить съемки. Вскоре, однако, им это надоедает, ведь Том Круз так и не появляется. Нам удается также постепенно убедить жителей коттеджей, примыкающих к тому, который мы используем, перестать выглядывать из окон и махать руками.

Я добираюсь домой только к полуночи и после короткого разговора с мамой и папой сразу ложусь спать. Мама говорит, что звонил мужчина с приятным голосом, перезвонит завтра. Я надеюсь, что это Мак, а не водопроводчик, который должен был починить наружный кран, но так и не появился. Звонит телефон. Это Мак.

— Привет.

— Привет. Подожди, как ты узнал мой домашний номер?

— Я позвонил Лоренсу. Господи, он всегда такой тупой? Я сказал ему, что забыл в отеле очень важную папку и хотел попросить тебя забрать ее.

— Как умно с твоей стороны.

— Да, Денежка-Копеечка, я это сам придумал. Малыш спит?

— Да.

— Хорошо, тогда мы можем не спеша поговорить.

— Не сможем, мне нужно идти спать.

— Ты знаешь, со мной очень интересно разговаривать по телефону.

— Не сомневаюсь. Но я могу заснуть в любой момент, так что усилия пропадут даром.

— Хорошо. Послушай, если я приглашу тебя поужинать, ты опять начнешь ругаться нецензурными словами?

— Может быть.

— Что именно: поужинать или ругаться?

— От…сь.

— Замечательно. Как раз то, чего я боялся. Просто «да» или «нет» тоже может подойти.

— Хорошо. «Да» на оба вопроса.

— Прекрасно. В пятницу вечером. Я беру детей на Пасху, поэтому через пятницу. Встретимся в восемь после работы, и я отвезу тебя поужинать в Айви. У тебя есть маленькое черное платье? Шикарно смотрится.

— Ладно, ладно, поняла, в пятницу в восемь. Ты хочешь вывести на ужин мое маленькое черное платье. Я одолжу его тебе. Высокие шпильки тебе тоже понадобятся?

— Да, высокие шпильки, определенно.

— Хорошо, я записываю. Черное платье, шпильки, привезти тебе на работу к восьми. А теперь пока, я пошла спать.

— Приятных снов.

Если наши отношения будут развиваться, я постараюсь научить его заканчивать телефонный разговор словами «до свидания», а не просто вешать трубку. Засыпаю совершенно счастливая, хотя уже думаю, что надеть. Мое единственное маленькое черное платье уже очень старое и мало на два размера благодаря сочетанию рождения Чарли с поеданием бесчисленных плиток шоколада. Если я его надену, то не смогу сесть, а это не очень удобно для ужина, только если мне удастся уговорить его поужинать в каком-нибудь буфете. Позвоню Лейле и договорюсь с ней на внеочередной поход по магазинам.

Следующие несколько дней провожу в наверстывании дел и бесконечных разговорах с Барни, который уверен, что ролик возьмет приз, если он уговорит этого гребаного заказчика вместить двадцать гребаных секунд кадров гребаной упаковки в тридцатисекундный фильм. Сейчас я разговариваю с Барни из «Сейфвей», пытаясь успокоить его, а тут раздается параллельный звонок по мобильнику. Я до сих пор не уверена, что у меня есть функция ожидания звонка, да и не умею я ею пользоваться. Каким-то загадочным образом я нажимаю секретную кнопку, и в результате миссис Дженкинс из родительского комитета вмешивается в наш разговор с Барни. Я стараюсь побыстрее закончить разговор и предлагаю испечь пасхальные кексы для сладкого стола в последний день учебы. Барни взбешен: «Кто эта придурочная женщина с кексами? Пошли ее на х… и купи себе новый телефон».

Я веду бесконечные разговоры с Лейлой и Кейт о возможных осложнениях при переходе отношений с Маком в романтическую стадию, если до этого дойдет. Они обе искренне советуют максимально использовать то, что есть, кто знает, когда подвернется следующий шанс. Но меня преследует предчувствие потенциальной угрозы, если любовная интрижка перерастет во что-то более продолжительное и серьезное. Наряду с беспокойством о реакции Чарли я волнуюсь еще и о том, что мама впадет в свадебный синдром при первом же упоминании мужчины. Я ловлю себя на том, что даже днем вспоминаю Мака в самых неподходящих местах и все больше боюсь предстоящей встречи с ним. Я уже забыла, какая это на самом деле ловушка. Чем сильнее стараешься о чем-то не думать, тем больше именно об этом думаешь.

Все собираются у меня на пасхальный обед. Мама с папой купили для Чарли самое большое пасхальное яйцо, какое я когда-либо видела. Оно как раз такого размера, какой мама никогда не разрешала есть нам, когда мы были маленькими. Моя услужливая маленькая сестра Лизи сделала то же самое. Она вызвалась приготовить обед в этом году, но она и Мэт, оба архитекторы, обставили свою квартиру в минималистском стиле, в огромном перестроенном товарном складе в Уайтчапел. Весь дизайн выдержан в белых тонах, и я просто не могу пойти на риск привести туда Чарли. Сейчас, однако, я жалею об этом, потому что отмывание шоколадных пятен с белого дивана было бы для нее справедливым наказанием за то, что она купила такое большое яйцо. Я рассказываю Лизи о Маке, и она говорит, что мне давно пора иметь возможность хорошо проводить время, и спрашивает, когда она сможет познакомиться с ним. Я сама даже не уверена, что встречусь с ним снова, если не прекратится моя паника, и я прошу ее сменить тему, пока у меня не усилилось сердцебиение, и мы начинаем разговаривать о ее работе. Ее теперешние клиенты очень богаты, но совершенно безумны и постоянно меняют свои планы.

— Они просто сводят нас с ума. Если они еще раз предложат изменить проект кухни, я пойду к строителям и попрошу замуровать их в стену в кладовке.

— Хорошая идея. Наверняка привлечет толпы новых клиентов.

— О, они бы этого вполне заслужили.

Чарли съел так много шоколада, что ему, похоже, нужно давать успокоительное после обеда. Мы идем погулять в лес, там все усыпано колокольчиками. Аромат восхитительный, и Чарли настаивает на том, чтобы остановиться поболтать с овечкой на соседнем поле, которая окружена ягнятами, подпрыгивающими совсем как в «Волшебной карусели». Мама начинает рассказывать, какие вещи она собирается взять с собой в Испанию, до поездки осталось всего несколько недель.

— Как ты думаешь, стоит взять с собой тостер? Он очень легкий.

Мы с Лизи обмениваемся взглядами, потому что обе знаем, что она не шутит, и стараемся уговорить ее не брать основное кухонное оборудование, а то самолет не сможет взлететь. Мы возвращаемся домой и пьем чай с печеньем, которое специально приготовил Чарли. Печенюшки как шоколадные гнезда, некоторые вообще очень похожи на настоящие, очень вкусные, мы не можем удержаться, съедаем много и потом плохо себя чувствуем. Затем все поспешно собираются уходить, чтобы предупредить второй за сегодняшний день скачок сахара в крови. Чарли очень возбужден, и я долго не могу его успокоить. Наконец он сам доходит до крайней степени усталости и даже не может сопротивляться, когда я укладываю его в кровать.

— Мама, это был такой хороший день, правда?

— Да, дорогой, а теперь спать.

— А мое печенье здорово получилось, да?

— Да.

— Я могу печь печенье, а потом продавать его, как ты, в школе, а потом собрать все деньги и купить собаку, правда, мама?

— Нет, не можешь. Спокойной ночи, Чарли.

— Я ненавижу тебя, мама. Правда. Спокойной ночи.