001

Знание – сила? Именно так они говорят, эти связанные друг с другом молекулы и атомные цепи, подобно вирусу распространившиеся по известному и неизвестному космосу. То, что они научились мыслить и говорить – уже само по себе чудо.

Они растут и распадаются с потрясающей скоростью, заражая каждый уголок галактики в столь огромных количествах, что бросают вызов даже нашему воображению. Десятки тысяч существуют в этой оболочке из стали и энергии, которая сама только недавно пробудилась от тысячелетий сна.

Они – песчинки, которые кружат вокруг подножия огромной горы знания. Некоторые считают невероятным само существование этой горы или саму возможность подняться на её вершину без помощи божественной руки.

Как же они ошибаются. Ветры неизбежных перемен дуют вокруг неё, и иногда попутный порыв подхватывает удачливую песчинку и несёт в гору. Она поднимется выше, чем кто-либо до неё и узнает чуть больше, чем знала раньше.

Такими бесконечно малыми шагами развивается жизнь.

И её спутники скажут, что она обладает большим знанием.

Сколь они все невежественны, но невежество должно быть понято, прежде чем изгнано. Афинский каменотёс был прав, когда сказал, что единственная истинная мудрость заключается в знании о том, что вы ничего не знаете.

Только зная насколько пуста чаша – вы сумеете заполнить её.

Есть высоты знания, о существовании которых песчинки никогда и помыслить не смогут, не говоря уже о том, чтобы постичь. И всё же даже среди потерянных в таком океане невежества находятся существа, которые претендуют на мудрость, которые полагают, что знают всё, что нужно знать.

Это самые опасные существа, которых можно представить.

Они утверждают, что древние тексты ложных и забытых богов содержат знание всей вселенной – словно это возможно вне Акаши. В течение десятков тысяч лет эти примитивные последовательности превратили всё в слепую и неподлежащую сомнению догму, те же, кто усомнился – закончили в муках.

 

010

В один опасный момент песчинки оказались близки к восхождению на гору единственным гигантским прыжком. Галактика замерла на краю пропасти, когда ключ повернулся в двери, которую никогда нельзя открывать. Один исключительный разум продел нитку в иголку, собираясь пронзить завесу между своим миром и Акашей, распороть ткань, что отделяет всё сущее от ничего.

Но этого не случилось. Дверь захлопнулась, возможно, навсегда.

Знание нужно заслужить, а не просто украсть, как Прометей некогда украл огонь и направил человечество по его пути.

Одно дело – стоять на плечах титанов.

Претендовать на их мудрость, как на свою – совсем другое дело, и только разумы, которые существовали каждую секунду с момента, когда галактика начала своё медленное вращение, могут надеяться постичь её и не быть уничтоженными.

 

011

Они считают нас огромным городом из металла и камня, рождённым в пустоте, чудом из чудес, которому нет равных. Мы соглашаемся на наше физическое воплощение, живущее в глубинах космоса, покрытое холодной и крепкой стальной кожей. Они думают о нас, как о живом существе и мы позволяем нашей непреодолимой сложности казаться таковой.

Они построили кости из адамантия, они считают, что приручили наше мерцающее звёздными искрами расплавленное сердце. Мы потеем маслом, и преданность миллиона душ, как они думают, помогает нам. Соединения плоти и крови считают, что наделяют нас силой изнутри. Они ухаживают за бесчисленными чудесами, которые управляют нашими видимыми органами, утоляют прихоти нашего аппетита и швыряют нас сквозь мелкие осколки межзвёздного пространства.

Как далеко мы путешествовали? Они никогда не узнают.

Какие чудеса мы видели? Больше, чем они способны счесть.

Свет каждой когда-либо сиявшей звезды отражался от нашей металлической плоти. Мы купаемся в свете прошлого, который отбрасывали мёртвые звёзды и ещё не рождённые печи.

Мы – капитан с широко открытыми глазами в странных морях, посреди сверкающих туманностей. Мы видели места, о которых не знает ни один человек, о которых не расскажет ни одна легенда или историческая хроника.

Мы – живая история, потому что отважились путешествовать дальше и дольше, чем любое иное воплощение чистого знания.

Мы – вестник надежды в этой безнадёжной эпохе.

Мы – “Сперанца” и мы – Капитан Туманностей.

Такова наша судьба.

 

Микроконтент 01

Прошлое и будущее. Тогда и сейчас. Якоря времени. Интеллектуальное высокомерие, позволяющее ясновидцу цепляться за настоящее. У таких прямых терминов нет ни смысла, ни места в пряже, но есть своя роль. Бьеланна боролась, цепляясь за настоящее, пока прошлое и будущее сталкивались, устремляя её взор на потенциальные возможности, которые никогда не произойдут, и на минувшее, которое она не переживала.

Её окружал бесконечный психический пейзаж, золотые океанские глубины, заполненные сверкавшими похожими на листья нитями. Каждая ярко сияла, вспыхивала и угасала, только чтобы смениться сотнями других.

Миллиард жизней проживались за мгновение ока.

И это только те, что она видела.

Она парила, всматриваясь в каждую переплетённую нить, которая при её приближении распадалась на фрактальные узоры неисчислимых вариантов будущего. Волны пряжи являлись непредсказуемыми и в лучшие времена, и увидеть отдельную судьбу было почти невозможно.

Но именно этому она обучалась всю жизнь.

Ясновидцы веками учились читать приливы и отливы пряжи, но даже величайшие из них не были в полной безопасности от капризных глубинных течений или злобных шквалов. Здесь за пределами галактики, где основные и поперечные нити пространства-времени стали игрушками по воле безумца, было слишком легко забыть это.

Бьеланна сопротивлялась порывам страха, ненависти и скорби: сменявших друг друга эмоций, которые представляли для неё не меньшую опасность, чем выпустить нить, ведущую к её телу из плоти и крови.

Страх за судьбу галактики, если люди смогут вернуть Дыхание Богов в свой Империум.

Ненависть к жестоким облачённым в чёрное космическим десантникам, которые годами с рвением крестоносцев появлялись в её видениях.

Скорбь о дочерях, которых она никогда не узнает, чей шанс на рождение уменьшался с каждой секундой из-за грубых действий архимагоса Котова и его исследовательского флота.

Она отбросила последнюю мысль, но недостаточно быстро.

Она услышала смех нерождённых дочерей. Девичье хихиканье отзывалось эхом отовсюду вокруг неё. Звуки из будущего, которое становилось всё призрачнее. Смех, который дразнил её попытки восстановить это будущее.

Тело Бьеланны из плоти и крови сидело в испачканной маслом нищете “Сперанцы”, чьи зловонные человеческие глубины стали домом для воинов-эльдаров после гибели “Звёздного Клинка”. Слеза потери покатилась по фарфоровой щеке, эмоция оказалась такой сильной, что Бьеланна задрожала.

В пряже она попыталась совладать со своими чувствами.

Монкеи ничего не знали о тайных механизмах вселенной, и на самый кратчайший миг она позавидовала их невежеству. Кто кроме эльдаров мог оплакивать ещё нерождённые жизни?

– Я – Бьеланна Фаэрэлль, ясновидца Бьель-Тана! – прокричала она в океанские глубины. – Я – хозяйка своей души, и в моих сердце и мыслях только гармония и равновесие.

Всё в пряже отклоняло постоянство. Пряжа почувствовала её ложь. Это было место сновидений и кошмаров, где всё становилось бесконечным. Дать чему-то имя – значит отметить, как не принадлежащее пряже.

И это было опасно.

Это привлекало тварей, которые скрывались в трещинах между судьбами. Она видела, как они просачивались из едва заметных теней. Сам факт, что эти тени могли существовать в царстве абсолютного света, недвусмысленно свидетельствовал о степени их угрозы. Они не были кристаллическими формами пауков варпа, не были и мерцающим эхом будущего, которое перемещалось от возможности к реальности.

Эти твари являлись искривлёнными истинами измученной сущности пространства-времени за пределами галактики. Они бросали вызов тирании формы, словно нулевое пространство, ведомое только примитивным желанием пожирать. Она двинулась вперёд, подальше от их ищущих похожих на сфинктеры ртов и слепого слабоумного голода.

Потерянный Магос, известный как Телок из монкеев, разорвал плоть галактики на части. Твари в трещинах становились всё многочисленнее, а сама рана всё шире.

Что ещё хуже, повреждение распространялось из материальной вселенной в пряжу. Нарушения Телока уже рассекали нити, как клинок слепого ткача.

Если это не остановить, то никакого будущего не будет.

Всё в гигантской фигуре архимагоса Телока кричало об угрозе. Выступающие угловатые и острые как бритва кристаллы, инкрустировавшие его огромные руки и ноги. Жестокие углы управляемого поршнями тела дредноута. Сам его вид взывал к первобытной части мозга Робаута Сюркуфа, которая сохраняла человечеству жизнь с тех пор, как его далёкие предки стали прямоходящими.

Эта часть кричала "Беги!"

И всё же лицо под рваным капюшоном приветливо улыбалось.

Кожа Телока казалась восковой и нездоровой, но в этом не было ничего необычного для адептов Механикус. Они проводили слишком много времени в кузнях под ярким прямым светом люменов, что придавало всем им нездоровый цвет лица. У архимагоса были широкие стеклянные глаза, светившиеся не меньшим энтузиазмом, чем улыбка.

Но, как и глаза, улыбка выглядела искусственной.

Мир-кузня Телока – Экснихлио, как он называл его – был не похож ни на что виденное Робаутом, а он повидал множество самых странных вещей галактики. С каперским патентом (теперь подлинным благодаря архимагосу Котову) он пересёк галактику вдоль и поперёк, как безрассудный вольный торговец.

Он видел острые шпили ульев, выраставшие по обеим сторонам вулканических расселин; подвешенные поселения размером с континенты и подземные аркологии, столь же наполненные светом и воздухом, как любой метрополис на поверхности. Он вёл дела на орбитальных свалках, служивших внепланетными трущобами; был желанным гостем у имперских командующих, живших под водой; и заключал сделки с дикими племенными вождями, которые основывали культы даров после встреч с ним.

Ни один метр на поверхности Экснихлио не принадлежал эстетике, только простой функциональности. В этом он во многом был похож на “Сперанцу”, могучий ковчег Механикус, который доставил их за пределы известного космоса. На первый взгляд казалось, что эта окружавшая их область занималась производством энергии. Воздух был горько-металлическим на вкус, как медный империал, и пахнул нефтехимической гарью.

Повсюду возвышались монолитные структуры из тёмного железа и циклопического камня, вплотную прилегая к потрескивающим шпилям из стали и стекла. Небеса были отданы во власть болезненно ярко-синим электрическим штормам и раздвоенным молниям, а вдали виднелись изрыгавшие едкие пары градирни. Подобные утёсам фасады огромных зданий не давали ключа к разгадке о своём предназначении, но пульсировали от мощной промышленности и рёва адских печей.

Армия из тысяч кристаллических воинов заполнила площадь, где приземлился рычащий “Громовой ястреб”. Они стояли, словно стеклянные скульптуры космических десантников, которые построились перед магистром ордена.

Сержант Танна из Чёрных Храмовников, гигант в эбеновой броне, следовал за двумя архимагосами, как и его крестоносцы, рассредоточившиеся по сторонам. Они смотрели на кристаллические фигуры с нескрываемой враждебностью. Армия таких тварей убила их брата на Катен Вениа, а Чёрные Храмовники были известны, как не прощавший обиды орден.

Хотя Телок радушно приветствовал архимагоса Котова и его свиту, рука Танны ни на миллиметр не сдвинулась с рукояти болтера, а Варда в белом шлеме крепко сжимал огромный чёрный меч.

Полковник Андерс и его штурмовики прикрывали тыл. Следуя примеру Храмовников, каждый солдат крепко прижимал хеллган к груди и держал палец на спусковом крючке.

Но за всей их дисциплиной Робаут видел изумление.

Вероятно, никто из них не видел ничего подобного.

Никто из нас не видел.

Вдали в тропосфере бушевал неприятный электрический огонь, и от отвратительного освещения у Робаута скрутило живот, и закружилась голова. Он сглотнул полный рот желчи. Один из людей полковника Андерса плюнул на металлическую дорогу. Увидев, как человек бросил тревожный взгляд на приближавшийся шторм, Робаут понял, что явно не он один почувствовал себя нехорошо.

– Насколько всё плохо должно быть, если кадианский солдат чувствует себя не в своей тарелке? – пробормотал он.

– Силквуд ответила бы вам лучше, – произнесла шагавшая рядом магос Павелька, очарованная представшими перед ними сооружениями. – Она сама с Кадии и хорошо понимает их мрачный образ мыслей.

– О чём они говорят? – спросил Робаут, кивнув в начало процессии, где Телок и Котов общались на бинарном коде. Оба адепта обходились без плотских голосов, хотя было ясно, что их попытки вести диалог шли не так гладко, как ожидалось.

Павелька слегка склонила голову набок.

– Иланна? – переспросил Робаут, когда она не ответила.

– Архимагос Телок говорит на бинарном коде, который давно считается устаревшим, – наконец сказала Павелька.

– Разве бинарный код не одинаковый во всей галактике? – спросил Робаут. – Разве не в этом смысл основанного на математике языка?

– Синтаксический анализ бинарного кода архимагоса Телока несовместим с современным поколением аугмитов Механикус. Они вынуждены общаться на крайне примитивной форме исходного кода.

– Если с бинарным кодом проблема, почему они не говорят на готике?

– Даже примитивная форма исходного кода содержит больше специфического смысла, чем вербальное общение.

– О, – произнёс Робаут с притворной обидой. – Тогда простите меня.

– Как скажете.

Они направлялись к колоссальному ангару со сводчатой серебристо-стальной крышей и блестящими мачтами по четырём углам, именно оттуда появился титанический стеклянный скорпион. Гигантские ворота огромного сооружения закрылись, но возник портал поменьше, и из него выскользнул кристаллический корабль, наподобие тех, что некогда бороздили океаны Терры.

Это была бригантина с лезвием на носу и парусами из вздымавшегося стекла, ловившими небесный свет и отражавшими его в прекрасных радугах. Она была сто метров в длину и, похоже, создана из монолитного куска прозрачного кристалла, а корпус пронизывали извивавшийся свет и мерцавшие блики.

– Аве Деус Механикус, – прошептала Павелька, неосознанно сложив руки в форме марсианской шестерёнки.

Судно скользило в метре над землёй, линейный корабль, которому не требовалось море для плавания и ветер для парусов.

Робаут никогда не видел ничего столь же чудесного. Кристаллический корабль являлся изящным и прекрасным творением, чем-то уникальным в самом полном значении этого слова. Он не издавал звуков, кроме тихого гула, словно рассекал безмятежные воды.

– Я знаю, что потворствую слабости, но наномашины работают лучше всего, создавая прекрасные или ужасные вещи, – произнёс Телок, снова переключившись на человеческий голос, когда корабль остановился за ним.

Робаут смотрел на плавные изгибы изящного корпуса, и в этот момент выдвинулись ступеньки из твёрдого стекла для подъёма на палубу.

Телок вытянул одну из неуклюжих рук и указал на ступеньки, но только архимагос Котов и скитарии направились к ним.

– Зачем нам нужен транспорт? – спросил Танна, шагнув вперёд и став рядом с Котовым. – Если предстоит долгое путешествие, почему же вы сделали так, что мы приземлились здесь?

Восковые черты лица Телока не изменились, но Робаут заметил раздражение в его глазах.

– Когда ресурсы всей планеты заняты производством энергии, существуют целые регионы, где атмосфера агрессивно токсична для тех, кто не обладает внушающей страх физиологической аугментацией Адептус Астартес. Моя святая святых находится в таком регионе.

Телок повернулся и указал на неподвижную армию кристаллических воинов:

– Мой мир является домом для многих технологий, неизвестных в Империуме, и неизвестное всегда несёт опасность для несведущих в его тайнах, не так ли?

Робаут не мог не услышать ударение Телока на слове мой и почувствовал лёгкую тревогу от неосознанного правления эго. Потерянный Магос был потерянным так долго, что не смог удержаться от демонстрации чудес и удивительных вещей своей планеты. Как тысячи лет изоляции могли сказаться на других психологических эффектах?

– Единственной опасностью, которую я здесь вижу, является использование технологии, убившей одного из моих людей, – заявил Танна.

– Ах, да, конечно, вы говорите о трагической смерти вашего апотекария на планете, названной господином Сюркуфом Катен Вениа, – сказал Телок, показав впечатляющее знание событий, о которых ему не говорили.

– Ужасная потеря, да, – согласился Котов, положив серебристую руку на наплечник Танны. И быстро убрал её под взглядом сержанта Чёрных Храмовников.

– Я глубоко и искренне сожалею о гибели вашего боевого брата, сержант Танна, – продолжил Телок. – Кристаллиты были оставлены для защиты от любого вмешательства в работу Звёздного Прародителя. Боюсь, ваше появление на Катен Вениа спровоцировало их автоматическую реакцию на угрозу.

– Ваше сожаление – бессмысленно, – произнёс Танна.

– Мне жаль, что вы так считаете, но это ваше право.

Котов и его свита из скитариев и лакеев поднялись на борт, торопясь продолжить путь. Танна и Чёрные Храмовники последовали за ними, парящий корабль не опустился ни на миллиметр под их весом.

– После вас, – сказал Андерс, когда его кадианцы поднялись на корабль.

Робаут кивнул, и поднялся по стеклянным ступенькам на палубу. Фальшборт был ровным и без видимых следов швов, словно корабль вырастили из одного огромного кристалла. Две мачты взлетали ввысь, и вздымавшиеся стеклянные паруса ослепляли отражённым светом.

Одинокая кафедра на корме, похоже, была единственным средством управления, и Котов осматривал её с рвением жреца-неофита. Скитарии встали по бокам от него у фальшбортов, глядя по сторонам, словно собирались отражать абордаж.

– Идите посмотрите, – сказал Робаут Павельке. – Я знаю, что вам интересно.

Павелька благодарно кивнула и направилась к архимагосу и кафедре управления. За ней последовали Андерс и его люди и, наконец, архимагос Телок.

– Я хочу поблагодарить вас за то, что вы привели сюда “Сперанцу”, – произнесла громадная фигура архимагоса. – Вы нашли спасательную капсулу “Томиоки”, и я признателен вам за это.

Робаут посмотрел на искусственное лицо Телока. Оно вызывало отвращение, но ему было тысячи лет, и что иное он ожидал увидеть?

– Я начинаю задумываться об этом, – сказал Робаут.

– О чём?

– Я ли привёл нас сюда.

– Конечно, вы, – ответил Телок, шагая по палубе с гулким смехом. – Кто же ещё мог это сделать?

Робаут не ответил, и корабль заскользил, словно шёпот.

Сперанца.

Ковчег Механикус.

Её имя означало надежда на одном из древних языков Старой Земли, и подходило ей, потому что чудовищно огромный космический корабль нёс последние остатки древних знаний, считавшиеся утраченными навсегда. Те, кто был на борту, не ведали о тайнах, скрытых в забытых инфоядрах и пыльных храмах-гробницах, ирония состояла в том, что знал о них только огромный дух в её сердце.

“Сперанца” вышла на орбиту Экснихлио с величественным изяществом, космическим колоссом и миром-кузницей, путешествующим среди звёзд. Корпус ковчега представлял собой агломерацию из стали и камня длиной в несколько километров, усеянную гигантскими кузницами, огромными соборами Омниссии и бесчисленными цехами. Её промышленная мощь могла снабжать военную кампанию в целой системе, а экипаж –выполнить планетарное нападение.

Даже те, чей гений направил её к звёздам, не назвали бы её красивой, но красота и не являлась их целью. Ковчег Механикус создали нести великие работы первых технотеологов к самым дальним уголкам галактики, вернуть и показать всё, что потеряли в ужасе Долгой Ночи.

Корабль-крестоносец одновременно являлся хранилищем с трудом завоёванного знания и символом надежды. И как у любого объекта надежды у него были последователи. Флот поредел после кошмарного путешествия сквозь Шрам Ореола и нападения пиратов-эльдаров, но всё равно оставался внушительным.

Крейсеры-близнецы типа “Готик” “Дитя Луны” и “Дитя Гнева” кружили по ленте Мёбиуса вокруг “Сперанцы”, пока одинокий крейсер типа “Стойкость” “Мортис Фосс” двигался впереди флота, сканируя космос агрессивными волнами ауспика.

Присоединившиеся к флоту Котова в качестве уплаты "дебита фабриката" два братских корабля “Мортис Фосса” погибли. Только он один вернётся на Фосс-Прайм, чтобы сообщить обо всём увиденном и совершённом.

Десятки тысяч людей заполняли множество палуб “Сперанцы”, словно кровь в артериях живого левиафана. Крепостные кормили её пламенное сердце, техножрецы смиряли бурный нрав, а архимагос вёл в поисках неизвестного.

Отношения между слугами и господами “Сперанцы” сильно изменились за время путешествия к Экснихлио. Если раньше владыки Механикус вели себя почти как работорговцы, то теперь им приходилось проявлять уважение благодаря действиям воистину уникального человека.

Благословлённого Машиной крепостного по имени Авреем Локк.

Нижние палубы “Сперанцы” всегда были самым опасным местом для её команды: чего стоили только утечки радиации, злобные духи-машины или новый корабельный слух об убийце с призрачным лицом, который скрывался в глубинах судна.

Прямо сейчас Авреем Локк с удовольствием столкнулся бы с любой из этих опасностей вместо путешествия к кузнице “Электрус”. Путь к ней освещали мигавшие люминесцентные сферы и пульсирующие раздражённые духи. Аугметические глаза Авреема уловили неисправный код, который незаметно вспыхивал позади покосившихся железных стенных пластин.

Им здесь были не рады.

– Это – плохая идея, – сказал он. – На самом деле плохая идея. Хоук был прав: мне не стоило приходить сюда.

– Юлий Хоук вообще о чём-нибудь говорил, как о хорошей идее? – спросил Тота Мю-32.

Раньше Тота Мю-32 был надсмотрщиком Авреема, но экстраординарные события нескольких последних месяцев вызвали изменения в их отношениях по причинам и целям, которые Авреем ещё не до конца понимал. Иногда Тота Мю-32 вёл себя как последователь, а иногда как заботливый наставник.

Но иногда появлялось чувство, что он всё ещё оставался надсмотрщиком.

– Верно подмечено, – заметил Ави. – Но в данном случае я всё же соглашусь с ним. Они ни за что не примут меня.

– Вы – благословлены Машиной, – произнёс Тота Мю-32. – И пришло время сделать первые шаги по этой дороге.

– Они не примут меня, – повторил Авреем.

– Примут, они знают всё, что вы сделали, даже демодус. Все они знают о силе, которая у вас есть.

– Это был не я, – возразил Авреем. – Это был Исмаил. Скажите ему.

Третий в их группе покачал головой.

До Тота-Мю-32 Исмаил был начальником Авреема на Джоуре. Исмаил управлял подъёмным краном, мощным зверем по имени “Савицкас”, но это закончилось, когда его, Авреема, Хоука и Койна схватили вербовщики и заставили работать на борту “Сперанцы”.

Механикус превратили Исмаила в безмозглого сервитора, но сильное повреждение головы помогло ему вернуть часть воспоминаний. Никто до конца не знал, как это произошло или что ещё вернулось, потому что Исмаил перестал быть сервитором, но стал уже и не совсем человеком.

– Мы вместе сделали это, Авреем, – сказал Исмаил. – Мы – божественная искра и точка омеги. Одно не может существовать без другого. Я позволил сервиторам опустить инструменты, но без вас не было бы никакого стимула так делать.

В последнее время Исмаил всегда говорил так, словно читал проповедь.

– Думаю, сервитором вы мне нравились больше, – пробормотал Авреем.

И вот они остановились у дверей кузни “Электрус”, которые представляли собой зубчатую шестерёнку с барельефом кибернетического черепа-символа Механикус в центре. Капли масла покрывали череп, из-за чего казалось, что он плакал по тем, кто внутри.

Тота Мю-32 поднёс жезл к панели входа. Авреем увидел, что кодовые символы надсмотрщика устремились в механизм замка, безуспешно пытаясь открыть дверь. Посмотрев прямо на череп над дверью, Тота Мю-32 позволил проступить на коже электрической татуировке.

– Так лучше, Хирон? – спросил он.

– Вам здесь не рады, Тота, – ответил скрипучий голос из аугмита в челюсти усмехающегося черепа. Череп был новым и белым, и Авреем задумался, кому он раньше принадлежал.

– Наверное, последнему человеку, который решил, что прийти сюда – хорошая идея, – прошептал он себе под нос.

Тота Мю-32 убрал жезл, а мерцавшее изображение дракона снова скрылось под бледной кожей.

– Вы не имеете права лишать меня доступа, – сказал Тота Мю-32. – Ваш ранг уступает моему на десятичный разряд.

– Вашей заслуги в этом нет, – возразил голос. – И для вас “адепт Манубия”. Ваш ранг разрешает вам войти в “Электрус”, хотя Омниссия знает, зачем вы решили явиться сюда, но мне не нравятся ваши спутники.

– Они со мной, – произнёс Тота Мю-32. – Оба более чем заслужили право войти в кузню.

– Вы не верите в это, иначе не стали бы ждать, пока Котов спустится на планету, – резко ответил череп.

– Я верю в это, и вы знаете, зачем я пришёл сюда.

– Я не стану учить его, – сказал адепт Манубия через череп. – Меня разберут на части, а аугметику внедрят в бракованных сервиторов.

– И это станет ужасным позором на фоне того, каким важным делом вы здесь занимаетесь, – произнёс Тота Мю-32, к удивлению Авреема продемонстрировав, что и ему не чужда злость.

Череп затих – и Авреем задумался, не слишком ли сильно надавил Тота Мю-32 на адепта Манубию. Он повернулся к надсмотрщику Механикус, но дверь в форме зубчатой шестерёнки откатилась в сторону, прежде чем он успел задать вопрос. Повеяло запахами горячего металла и благословлённого масла, которое прошло уже через такое количество переработок, что стало опасным для здоровья.

Магос в испачканной тёмно-красной мантии перегородил вход в кузню. В одной руке он держал посох, увенчанный лавровым венком и украшенный резными изображениями убитых гибридов. Капюшон адепта был откинут, открывая лицо, которое оказалось не только почти полностью органическим, но и чрезвычайно привлекательным.

Голос из черепа не давал никакого представления о поле говорившего, и Авреем сделал ошибочное предположение, что магос Хирон Манубия являлся мужчиной.

– Тота, – произнесла она.

– Хирона, – ответил Тота Мю-32. – Давно не виделись.

– Ты всегда знал, где меня найти, – сказала Манубия, и Авреем почувствовал, что у них была общая история. В других обстоятельствах он назвал бы это встречей двух бывших любовников, но с трудом мог представить подобное между этими двумя.

Он не хотел представлять это.

Механикус запрещали связи между адептами, и поэтому Хирона Манубия теперь работала в непритязательной кузне ниже ватерлинии?

– Вы хотите, чтобы я учила его? После произошедшего на Карис-Кефалоне? Вы меня за идиотку считаете.

– Ровно наоборот, Хирона, – возразил Тота Мю-32. – Вот почему я здесь. Я не могу придумать для Авреема ничего лучше.

Хирона Манубия внимательно посмотрела на Авреема. Её оценка была откровенной и явно невысокой:

– Он не похож на благословлённого Машиной, – заявила она. – Кроме неуклюжей на вид аугметической руки он ничем не отличается от любого костлявого крепостного.

Авреем не обиделся. Он знал, что она была чертовски права в своей оценке.

– Как вы можете говорить такое после событий на орбите Гипатии? – спросил Тота Мю-32.

– Если именно он сделал это, то в таком случае у меня ещё меньше желания даже позволять ему приближаться к моей кузне.

– Разве вам совсем не интересно? Разве вы не хотите быть увековеченной, как адепт, которая посвятила его в тайны? Это могло бы восстановить ваше положение среди Механикус.

– Положение, которое вы помогли разрушить.

По крайней мере, у Тота Мю-32 хватило такта показать, что ему стыдно:

– Я знаю, что сделал, Хирона, но посмотрим на это, как на мою попытку исправить ошибку юности, – сказал Тота Мю-32. – Возьмите его на день – и, если не увидите в нём способностей, то выпроводите назад ко мне.

– Один день?

– Ни пикосекунды больше, – согласился Тота Мю-32.

Адепт Манубия отступила и указала на кузню посохом с лавровым венком. Во мраке позади неё Авреем увидел тёмное оборудование из масляного металла и шипящие вентиляционные отдушины, напоминавшие усмехавшиеся пасти. Миазмы обрывистого кода огрызались и вопили из каждой машины.

По всему виду и ощущениям это было берлогой раненого зверя.

– Добро пожаловать в кузню “Электрус”, Авреем Локк, – произнесла она. – Ты готов сделать первый шаг в Культе Механикус?

– Честно? Не уверен, – ответил Авреем.

– Неправильный ответ, – сказала Хирона Манубия и втащила его внутрь.

 

Микроконтент 02

Кристаллический корабль скользил над площадью к трём широким дорогам, уходившим далеко в город. Телок вёл их как рулевой в старые времена, и Робаут расположился на скамье, которая появилась из корпуса при его приближении.

Он положил локоть на фальшборт, и материал изменился, подстраиваясь под форму его руки. Он оказался тёплым на ощупь и Робаут убрал руку. Поверхность вернулась в прежнее положение, а оставшийся светящийся отпечаток пальцев и ладони Робаута медленно исчез у него на глазах.

– Вы немало путешествовали, господин Сюркуф, – произнёс Вен Андерс, положив лазган на колени и сев напротив Робаута. – Вы когда-нибудь видели что-то похожее на этот корабль?

– Зовите меня Робаут, и нет, не видел.

– Даже среди эльдаров?

Робаут покачал головой:

– Да, есть поверхностное сходство, но в корабле присутствует что-то слегка… вульгарное.

– Вульгарное? В корабле? Он – прекрасен, – сказал Андерс. – Даже такой суровый сын Кадии, как я может оценить это.

– В мастерстве эльдаров есть лёгкость, которая неподвластна ни одному человеку, – попробовал объяснить Робаут. – Здесь же такое чувство, словно кто-то сильно перестарался, подражая ей.

– Обычно я сообщаю комиссарам о человеке с симпатиями к ксеносам, – заметил Андерс. – Но учитывая, что вы прохвост и вольный торговец, думаю простить вас на первый раз.

– Очень любезно с вашей стороны, полковник Андерс.

– Вен, – сказал Андерс, когда тень огромных покрытых металлом конструкций поглотила их. Оба посмотрели наверх, переключив внимание на искусственный каньон, по которому плыл корабль. Отвесные железные утёсы взлетали ввысь, обтянутые сотнями петлявших труб и кабельных линий. Они цеплялись за каждое здание и переплетались наверху, словно лианы в тропическом лесу. Они гудели энергией.

Отовсюду доносились визг поршней, рёв вентилируемых газов и неустанный дробящий скрежет огромных механизмов. Грохот могучих ударов далёких строительных храмов и сейсмическая пульсация подземных работ наполняли воздух. Сердцебиение планеты. Робаут чувствовал, что кости дрожали в такт с пульсацией промышленности планетарного масштаба.

Курс корабля пролегал между монолитными блоками металлических башен, под сводами решётчатых помостов и вдоль изгибавшихся скоростных магистралей. На подвесных платформах и в открытых стихиям зданиях Робаут видел бесчисленных трудившихся сервиторов, словно наблюдал за муравьями в колонии со стеклянными стенами.

Они выглядели иссохшими существами, у которых осталось так мало плоти, что казались почти автоматонами. Скованные вместе бригады поворачивали большие зубчатые колёса, тянули гигантские цепи или поднимались по грандиозной молитвенной лестнице, направляясь в мрачном порядке к своей неизвестной новой цели.

Это был экипаж “Томиоки”?

Вместе с сервиторами работали тысячи существ, которых Телок называл кристаллитами. Некоторые сохранили гуманоидные очертания, пусть стекловидные и незаконченные, в то время как другие принимали форму лучше всего подходящую для текущей задачи.

Робаут мельком увидел гигантского кристаллита, который волнообразно, словно многоножка перемещался между двумя вершинами похожих на пирамиды зданий. Размером он легко мог сравниться с “Разбойником”.

– Вы видели это? – спросил Андерс.

– Видел.

– С “Лупой Капиталиной” и “Канис Ульфрика” за спиной я чувствовал бы себя спокойнее, – добавил Робаут.

– И я ещё бы не отказался от “Вилки”, прикрывающей фланги, – сказал Андерс. – Они уже выбрали нового принцепса для “Амарока”?

– Не знаю, после Гипатии легио стал держаться совсем замкнуто.

Андерс кивнул, наблюдая, как вспыхивающая дуга коронного разряда танцевала вдоль следующего здания. Пылающие вентиляционные башни изрыгали клубы огня и дыма. Нефтехимическая вонь становилась всё сильнее. Вспышки молнии протягивались между дирижаблями и отбрасывали тени на стены.

– Тот шторм приближается, – заметил Робаут, смотря на низкое небо, прикрыв глаза ладонью. Тёмные полосы тяжёлых ядовитых облаков спускались к земле.

– Похоже, – согласился Вен Андерс.

– Думаете, это опасно?

– Думаю, тут всё опасно.

Робаут рассмеялся, но затем увидел, что Андерс говорил совершенно серьёзно.

– Тогда позвольте заметить, что вы выглядите совершенно расслабленным для человека в полной готовности.

– Такой у кадианцев характер, – ответил Андерс.

Никакие две конструкции на Экснихлио не выглядели одинаковыми, и Робаут изо всех сил пытался понять их назначение. Одни были похожи на кузни, другие – на колоссальные электростанции. Некоторые выглядели недостроенными, а ещё больше – покинутыми или почему-то разрушенными.

Что-то казалось Робауту странным в городе, что-то не давало ему покоя с тех пор, как они приземлились. Здания имели чисто функциональное назначение, очень напоминая “Сперанцу”, но с одним важным отличием. Сколь уродливым ни был ковчег Механикус, благодаря богатой иконографии в нём всё равно безошибочно угадывался корабль Марсианского Духовенства. Черепа в зубчатых шестерёнках, мортис-ангелы, бинарные писания и механизированные фрески украшали любое не отданное чистой практичности пространство.

Частично символ власти, частично дань театральности, но для любого слуги Императора было невозможным избежать мрачных образов, столь любимых Террой и Марсом.

– Где все черепа? – спросил он.

– Что? – переспросил Андерс.

– Черепа, – повторил Робаут. – С тех пор как мы приземлились, я не видел ни одного зубчатого черепа и вообще никаких символов Механикус.

– И не увидите, господин Сюркуф, – произнёс Телок с кафедры рулевого. – Не увидите, пока я правитель Экснихлио.

Робаут посмотрел на архимагоса. Он не шептал, но точно не говорил громко. Звуки города должны были легко заглушить слова Робаута, но возможно слуховая аугментация Телока позволяла отфильтровывать фоновый шум.

– И почему же? – спросил он.

– Я вне галактики и вне Механикус, – ответил Телок, и Робауту показалось, что слова архимагоса отозвались от структуры кристаллического корабля.

Котов беспокойно поднял голову, услышав провокационные слова Телока.

– Я создал всё, что вы видите здесь, господин Сюркуф. Я, а не Механикус и не Империум. Зачем тратить ресурсы и время на бесполезные украшения, которые никто не увидит, когда ещё так много предстоит сделать? Дыхание Богов показало мне, сколь много утратили Механикус и сколь мало они помнят из былого величия. Я верну им его. Я спасу Марс от него самого!

В комнате было темно, но Линья Тихон изменила это мыслью. Включилось мягкое освещение, без источника и без спешки. Комната была обставлена по-спартански: только кровать, вешалка с мантией в нише, терминал и стул из отформованного пластика перед ним и скромная кабина для омовений.

Она откинула одеяло и села, болтая ногами над полом. Под ногами было тепло. Линья сморгнула остатки плохого сна, чего-то неприятного, но уже исчезнувшего. Она коснулась висков и странно посмотрела на кончики пальцев, словно ожидала увидеть что-то необычное.

Покачав головой, Линья налила воду из медного кувшина в пластмассовый стакан. Она не помнила, что возле кровати была вода, как и стол со стаканом, но всё же сделала глоток.

Вода оказалась прохладной и чистой, словно её совсем недавно зачерпнули из горного источника или глубин древнего ледника. Она утолила жажду, но не принесла чувство свежести.

Линья встала и взяла одежду, надев через голову и извиваясь в ней, прежде чем затянуть в талии.

Налив второй стакан воды, она села на пластиковый стул перед терминалом и вывела прошлый цикл загрузок систем галереи. Километровые приборы обнаружения, окружавшие галерею Кватрии, непрерывно всматривались в космос, собирая огромное количество данных о далёких астрономических явлениях.

Но данные обретали смысл только после интерпретации.

Линья просматривала прокручивавшиеся колонки цифр, мерцавшие снимки сегментов неба и информацию о самых отдалённых звёздных скоплениях в рукаве Персея, где обнаружили первую пульсирующую звезду.

Линья позволила данным течь сквозь себя, отмечая времена и расстояния с каждой перелистанной страницей. Пока ничего необычного. Она постучала рукой по стене – и её часть стала прозрачной, создав окно, которое смотрело в пустоту и сверкавшие звёзды. Не настоящее окно, конечно, просто пикт-представление того, что располагалось за пределами её герметичной и бронированной каюты. Наличие настоящего окна несло слишком много рисков. Абляционные каскадные эффекты от давно прошедшего космического конфликта заполнили орбитальные траектории Кватрии многочисленными обломками, сделав планету внизу почти недоступной.

Только экстренный подъём на орбиту захоронения и строго соблюдаемые защитные протоколы уберегали галерею Кватрии от последствий войны. Механикус хотели покинуть галерею, отправить оборудование на переработку или перепрофилировать для более полезных областей исследования, но Виталий Тихон решительно отказался консервировать любимую лабораторию.

Подумав об отце, Линья вывела трёхмерное изображение внутренней структуры галереи, состоявшей из двух вращавшихся конусов, связанных на кончиках тонким соединительным проходом, и огромных пролётов далеко выдвинутых систем обнаружения, расходившихся из плоских оснований. Персонал галереи был очень немногочисленным: только Линья, её отец, шесть лексмехаников и несколько сервиторов.

Линья нахмурилась. Символа Виталия не оказалось на борту.

– Где ты, отец? – прошептала она.

Возможно, он был снаружи, ремонтируя сместившееся зеркало или отражатель щита, но она сомневалась в этом. Это было работой сервиторов. В любом случае отцу не нравилось покидать пределы станции по пустякам. И в любом случае он сказал бы ей об этом.

Линья прижала палец к уху и спросила:

– Отец? Ты меня слышишь?

Единственным ответом стал слабый шум статики, напоминавший ласковые волны по песку. Линья нахмурилась и повернулась к искусственному окну, используя тактильные имплантаты на кончиках пальцев, чтобы перемещать внешние пиктеры вокруг станции. Металлическая обшивка галереи представляла собой флексисталь гранитного цвета, слегка рябившую от подводных отражений ближайших энергетических полей. Линья изучала полученную картинку и искала похожий на краба транспорт, который они использовали для маневрирования вокруг корпуса и текущего ремонта.

Она достаточно быстро нашла его: он по-прежнему был пристыкован к одному из верхних пересадочных хабов. Корабль омывала корона света от планеты внизу.

Холодный ветерок пробежал по шее Линьи, и она повернула стул. Дверь в каюту оказалась открыта, что было необычно. Не слишком много человек жили на борту галереи, чтобы искать уединения, но было трудно избавиться от старых привычек. Линья с трудом верила, что оставила дверь открытой.

– Там кто-то есть? – спросила она.

Никто не ответил, но значило ли это, что никого не было?

Она встала и закрыла терминал. Линья повернулась к окну, но рука, совершавшая тактильный жест, чтобы закрыть его, остановилась, когда она увидела что-то необычное.

Или, скорее, она не увидела, что-то необычное.

Кватрия по большей части представляла собой инертную породу, ржавый красный шар окиси железа и толеитового базальта. Во время путешествия на орбите она почти всегда выглядела, словно затянутая туманной дымкой из-за постоянно растущей массы каменных обломков.

Сейчас Линья видела планету такой, какой не видела уже десятки лет, с прекрасной чёткостью и ясно различимым рельефом местности.

Ветерок снова коснулся шеи, и она обернулась. Возникло чувство, что кто-то стоял прямо за спиной. Едва различимые очертания фигуры мелькнули за дверью. Слишком быстро, чтобы успеть узнать.

– Подождите! – крикнула Линья.

Она быстро пересекла комнату и вышла в коридор. Голый металл изгибался в обоих направлениях, но шелест ткани о сталь повернул её взгляд вправо. Ещё одно едва различимое движение. Линья направилась за фигурой, даже не зная, что именно преследовала или что ожидала найти.

Механикус не разыгрывали друг друга, а появление на борту незваного гостя казалось маловероятным. Любой корабль обнаружат за месяцы, прежде чем он достигнет их. И что незваный гость надеялся получить от тайной высадки?

Линья остановилась на перекрёстке, высматривая любой признак фигуры, которую видела раньше.

– Эй? – сказала она. – Здесь кто-нибудь есть?

Ответом стала тишина. Кватрия была большой станцией, но не настолько большой и сложной по внутреннему расположению, чтобы потерять кого-то. Она знала, что без присутствия отца должна чувствовать себя очень одинокой. Сервиторы и лексмеханики плохо подходили для дружеского общения, но, как ни странно, она совсем не чувствовала себя одинокой.

Было чувство, словно невидимые глаза следили за ней. Столь же навязчиво, столь же и скрыто наблюдая за ней, Линья не ощущала угрозы, только усталую грусть.

– Кто вы? – сказала она в темноту. – И как вы оказались на борту Кватрии?

Сводящая с ума тишина окружала её – и Линья сжала кулаки:

– Что вы сделали с моим отцом? Где Виталий? – потребовала она, неожиданно почувствовав прилив печали при упоминании имени отца.

Линья услышала тихие шаги за спиной и повернулась.

В центре коридора стоял магос в чёрной мантии, сложив руки перед собой, его лицо скрывали непроницаемые тени капюшона. Только мягкое мерцание серебряных глаз указывало на наличие аугметики.

Линья поняла, что испуганно пятится. Она не знала этого человека, но инстинктивно насторожилась.

< Здравствуйте, госпожа Тихон, > произнёс адепт, говоря на архаичном бинарном коде, который она в последний раз слышала в гробницах склепов Страданий Скиапарелли.

< Кто вы? > спросила она на том же самом коде. < И где мы? >

< Разве вы не узнаёте это место? >

< Я узнаю то, на что оно похоже. >

Адепт вздохнул:

< А мы так старались восстановить его по вашим воспоминаниям. >

< Оно очень похоже на Кватрию, > признала Линья, < но вы забыли про орбитальные обломки после космической войны. >

< Мы не увидели их в ваших воспоминаниях. >

< Они такая неотъемлемая часть Кватрии, что я и не думала о них, они просто… есть. >

< Слепота памяти. Да, это всё объясняет, > сказала фигура.

< Теперь скажите мне, кто вы. >

< Вы ещё не знаете? У нас были такие большие надежды на вас. >

< Ещё не знаю, > ответила Линья, хотя ужасное подозрение формировалось в её мыслях. < Скажите мне, почему я здесь и где это “здесь”. >

< А, тогда сейчас мы скажем вам, госпожа Тихон, > произнёс адепт. < Вы здесь, потому что вы исключительная, госпожа Тихон. Это место, где одинаково мыслящие люди встречаются в коллективной нейроматрице для дискуссий и обмена опытом. Вы не единственный исключительный разум здесь, госпожа Тихон, есть и другие. Мы обещаем, что вы внесёте большой вклад в наше постоянное развитие. >

< Таким образом, это – общее эмпирическое сознание? >

< Да, в некотором роде. >

< Ваше? >

< Можно и так сказать, > согласился адепт.

< Я не хочу здесь находиться,> сказала Линья. < Я хочу, чтобы вы освободили меня и позволили нейронным связям восстановиться в моём теле. >

< Боюсь, мы не можем сделать это, Линья, > ответил адепт.

< Почему не можете? >

< Видите ли, произошёл несчастный случай, > объяснил адепт. < Ваше тело серьёзно пострадало, и это был единственный способ сохранить ваш исключительный разум и не позволить ему исчезнуть навсегда. >

Линья услышала ложь в словах адепта, но также и правду. Она же была ранена, так? Тяжело ранена. Она почувствовала головокружение и протянула руку к стене, чтобы сохранить равновесие, когда ноги неожиданно отказались поддерживать её. Стена была тёплой наощупь. Это тепло превратилось в жгучий жар, и Линья одёрнула руку.

< Я обгорела, > произнесла она, чувствуя, как медленно воспоминания поднимаются на поверхность. Она загнала их глубже, ещё не готовая предстать перед такой болью.

< Как мы уже говорили, вы были тяжело ранены, > продолжил адепт. < Если вернуть вас в ваше тело, вы умрёте в мучениях за несколько секунд. Поверьте нам, это самый лучший выход. Здесь вы будете жить, увеличивая целое суммой изученного вами, вашим опытом и жаждой знаний. Разве это не лучше смерти? >

< Я хочу знать, где я, > произнесла Линья. < Чей это общий разум? >

Она почувствовала взгляд невидимых глаз, не желавших, чтобы она продолжала упорствовать. Линья проигнорировала их. Она никогда не уклонялась от свершившихся фактов или неудобных истин.

< Мы можем показать вам, но века опыта научили нас, что для разума лучше самостоятельно прийти к осознанию новой реальности. Мы не один разум потеряли из-за переходного шока, и вам лучше поверить нам, когда мы говорим, что это – самый болезненный способ прекращения существования. >

< Покажите мне, чтоб вас. >

< Хорошо, > сказал он. < Мы изменим центры восприятия вашего мозга для получения информации извне и осознания непосредственного окружения. Ваши воспоминания также разблокируются, но мы должны предупредить, что увиденное вам очень не понравится. >

< Хватит тянуть и показывайте мне. >

Адепт кивнул и шагнул к стене.

Руками, похожими на десятки лезвий-скальпелей, переплетённых медным проводом, адепт растянул окно на стене. Вспыхнул идеально чистый свет, яркий и беспощадный.

Линья направилась к свету, чувствуя сопротивление невидимых наблюдателей, которые безмолвно кричали ей отступить. Каждый шаг давался так, словно она шла к плахе, но она сама пожелала развязки. Теперь она не могла отступить.

Она подошла к свету и посмотрела в окно. Увиденное не имело никакого смысла без памяти, которая очертит его и укажет контекст.

Воспоминания вернулись мгновенно – с лёгкостью повёрнутого в замке ключа, и на врата гиппокампа обрушились синаптические вспышки, взрывавшиеся в коре головного мозга.

Линья увидела тело на окровавленных простынях, тело с её лицом. Тело со вскрытым черепом и удалённым мозгом.

В исключительный момент ужаса Линья полностью вспомнила, где она была и что с ней сделала Галатея.

Коридор был в десять метров шириной, с волнистыми стенами и зелёными решётчатыми стальными пилястрами. С арочного потолка зловеще ухмылялись горгульи, а со ржавых заклёпок и губ полускрытых статуй в укромных нишах капала вода. Рота кадианцев в боевом темпе бежала под их взглядами, постоянно сохраняя внимание на маршруте впереди.

Капитан Блейн Хокинс бежал во главе колонны, двигая руками в равномерной точности, прямо как поршни в зале, который они только что покинули. Несмотря на холод, он сильно вспотел, и мундир прилип к коже. Дыхание вырывалось из лёгких с каждым гулким шагом.

На Кадии он мог бежать так часами.

Но это была не Кадия.

Девяносто три человека позади него устали, но не показывали это. По его подсчётам, они пробежали примерно пятнадцать километров в полной выкладке по петляющим внутренностям “Сперанцы”, хотя трудно было точно сказать, насколько близки они к цели. Ковчег Механикус являлся настоящим кошмаром для перемещения или сохранения чувства расстояния.

Данное обстоятельство затрудняло планирование приемлемой защиты корабля, но трудности были мясом и соусом для кадианцев. Впереди коридор разветвлялся налево и направо с высокой статуей магоса в капюшоне на V-образной развилке.

– Опасные углы, обезопасить фланги для наступления! – крикнул Хокинс.

Едва слова сорвались с губ, как рота разделилась на две части. Чётные пошли налево, нечётные направо. Первые отделения двигались близко к стенам коридора, но не вдоль них. Отрикошетившая пуля могла пролететь вдоль стены сто метров или больше. Чётные нацелили лазганы на правый проход, нечётные на левый. Хокинс занял позицию с чётными, крепко прижимая приклад винтовки к щеке.

Отделения в арьергарде роты приняли почти такое же формирование, прикрывая тыл.

– Чисто!

– Чисто!

– Замыкающие отделения, вперёд! – крикнул Хокинс.

Прикрывавшие тыл теперь перемещались в авангард, слаженно и чётко взяв на себя инициативу благодаря тренировкам. Хокинс пошёл с ними, на ходу прикрывая людей впереди. Отделения наблюдения заняли позицию сзади, пока Хокинс бежал в начало колонны.

Это была их десятая боевая тренировка на пути к учебной палубе. Они отрабатывали коридорные бои, зачистки помещений в пустых храмах-кузнях и даже провели разведку боем в огромном ангаре, заполненном разбитыми подъёмными кранами.

Космический корабль являлся одним из самых неблагоприятных мест для боя. Корабли были тёмными, плохо исследованными, тесными и часто изобиловали пробоинами с рваными краями и заполненными вакуумом отсеками. Такие не прощающие ошибок поля битв идеально подходили для интенсивных тренировок, и Хокинс не собирался впустую тратить весь этот продолжительный период времени на борту и не воспользоваться по максимуму окружающей обстановкой.

Рота двигалась по зловещему коридору, расплёскивая лужи на неровных пластинах палубы. Они бежали под внимательными взглядами механических херувимов и парящих черепов, которые носились над головами, выполняя таинственные поручения марсианских хозяев.

Хокинс провёл ещё две тренировки: пересечение перекрёстка и зачистка сетчатого зала с подвесными цепями. Его потолок скрывался в облаках горячего пара, а стены слегка дрожали от молнии в массивных стеклянных цилиндрах.

Наконец марш-бросок Хокинса и его людей подошёл к концу. Они ни разу не замедлили боевой темп, но всё же почувствовали облегчение, наконец добравшись до места назначения.

Хокинс вывел роту на широкую открытую платформу, откуда открывался вид на учебную палубу, феодальное владение магоса Дахана. Это огромное пространство располагалось в самом центре “Сперанцы”, гигантская и постоянно изменявшаяся арена, где вооружённые силы ковчега Механикус могли обучаться при помощи множества разнообразных боевых симуляций.

Дахан предоставил кадианцам возможность пройти через несколько непростых испытаний.

Ничего, с чем они не смогли бы справиться, но всё же бросившее вызов их навыкам. Несмотря на заверения Дахана в обратном, Хокинс знал, что секутор вообще не понимал кадианцев.

Мало кто понимал.

В конце концов, какой мир Империума нежился в зловещем сиянии Ока Ужаса? Какие солдаты учились держать лазган, прежде чем начинали ходить? Каким полкам достались шрамы, о которых другие могли только мечтать, прежде чем они даже покинули место своего рождения?

К раздражению Хокинса, рота Рея уже оказалась здесь. Люди старшего сержанта расположились на краю платформы, наблюдая, как внизу скитарии сражались в макете лагеря орков, который заполнял ближайший сектор учебной палубы.

Вдали почти в километре от них, среди башен, собранных из стальных конструкций, с хищным изяществом двигались титаны легио Сириус. Палуба слегка дрожала от их чудовищной поступи. Хокинс быстро сотворил знак аквилы на груди, вспомнив какие разрушения произошли в прошлый раз, когда боги-машины шагали по тренировочной палубе.

К счастью, всё выглядело так, словно легио просто отрабатывал маневрирование.

– Рота, стой, – приказал Хокинс. – Расслабиться. Пять минут.

Рота разбилась на отделения, солдаты воспользовались возможностью размять уставшие мышцы и утолить жажду из обёрнутых тканью фляг.

Сержант Рей приблизился, судя по красному цвету лица, он выжал из своих людей всё, как и положено хорошему сержанту.

– Рад видеть, что вы, наконец, присоединились к нам, сэр, – произнёс Рей, предлагая сделать глоток из фляги. Хокинс взял её и сделал несколько глотков. Выпить слишком много воды и слишком быстро являлось верным способом вызвать сильные желудочные колики.

– Давно вы здесь? – спросил Хокинс.

– Примерно десять минут, – ответил Рей, даже не пытаясь выглядеть скромнее от того, что справился с марш-броском быстрее своего командира.

– Чёртов корабль, – сказал Хокинс. – Гравитация другая. Всё совсем по-другому, чем когда под ногами добрый кадианский камень.

– Адепт Дахан сказал, что здесь стандартная терранская гравитация.

– Чёртов Дахан и чёртова его гравитация, – резко ответил Хокинс, хотя охлаждающий эффект воды и возможность дать ногам передохнуть уже ослабляли его раздражение. – Ладно, тогда корабль дал вам путь короче.

– Корабль? – спросил Рей, изогнув бровь. – Действительно?

– Вы не хуже меня знаете, что у этого корабля есть собственный разум, когда дело заходит о его внутренней структуре, – сказал Хокинс, сделав ещё глоток.

– Верно, нам на пути встретились несколько неожиданных поворотов, – согласился Рей.

– Несколько неожиданных поворотов? – сказал Хокинс. – Это мягко сказано. Не важно, сколько часов я изучаю схемы на инфопланшете или чертежи корабля на вощёной бумаге, у “Сперанцы” всегда окажется туз в рукаве. Поворот, который появляется не там, где положено, расходящийся маршрут, которого нет ни на одном плане.

– Это – странный старый корабль, скажу я вам, – произнёс Рей, предприняв неуклюжую попытку сложить шестерёнку Механикус, чтобы загладить любую обиду в своих словах.

Хокинс вернул флягу Рею и облокотился на перила, выходившие на тренировочную палубу:

– Рад видеть, что мы понимаем друг друга, сержант.

Рей сделал глоток и повесил флягу на ремень.

– Что-нибудь есть от полковника? – спросил он.

Хокинс покачал головой:

– Без изменений, но Азурамаджелли сказал мне, что с поверхности не поступает вообще никакого вокс-траффика.

– Нас должно это встревожить?

– Да, думаю, должно, – сказал Хокинс, заметив на эспланаде платформы коротко подстриженного высокого человека с серебристыми волосами. Сначала он ошибочно принял его за одного из людей Рея, но теперь видел, что человек носил простой рабочий комбинезон и невзрачный подбитый плащ, украшенный стилизованным канидайским символом. У кадианцев обычно были худые осунувшиеся лица, но у этого мужчины были упитанные и покрытые шрамами скулы дикого дворянина или воинственного лорда улья. Взгляд ледяных глаз метался из стороны в сторону, следя за тренировкой скитариев под громкие приказы Дахана.

Нет, не так.

Его не интересовали скитарии. Он наблюдал за титанами.

– Кто он? – спросил Хокинс, кивнув в его сторону.

– Трудно сказать, – ответил Рей. – У него поднят воротник, но я заметил разъём на тыльной стороне шеи и металлические кончики пальцев. Это и канидайский герб заставляют меня думать об экипаже титана.

– Тогда почему он не с ними?

– Не знаю.

Хокинс выбросил мысли о незнакомце из головы. Какая разница, кто он? На борту “Сперанцы” находились десятки тысяч человек, которых он не знал. Одним больше, одним меньше – какая разница?

– Хорошо, – сказал он, выпрямившись. – Начнём.

Рей кивнул и повернулся к двум ротам, которые уже встали и распихивали снаряжение в подсумки на плечах и бёдрах.

– Роты! – взревел Рей голосом, известным сержантам по всему Империуму. – Магос Дахан построил несколько арен, которые, по его мнению, окажутся нам не по плечу. Покажем ему, что он не прав?

Солдаты усмехнулись и быстро построились. Это стало предметом гордости, что они могли справиться с любыми испытаниями арен Дахана, которые он мог предложить.

Хокинс первым направился по металлической лестнице вниз к тренировочной палубе.

Он посмотрел на человека с серебристыми волосами и шрамами на щеках. Почувствовав взгляд Хокинса, он махнул рукой и крикнул кадианцам:

– Вы направляетесь на боевую симуляцию? Сейчас?

Хокинс крикнул в ответ:

– Мы редко добираемся до боя отдохнувшими, так почему бы и нет?

– Вы с ума сошли!

– Мы – кадианцы. Это одно и то же.

 

Глоссарий:

extropic – экстропия

Forge Elektrus – кузница “Электрус”

Karis Cephalon – Карис-Кефалон

Stellar Primogenitor – Звёздный Прародитель

 

Микроконтент 03

Экснихлио оправдал все, даже самые смелые, надежды архимагоса Котова, оказавшись удивительной страной технологических чудес, невероятной промышленности и утраченной науки. С того момента, как он протянул руку дружбы собрату-архимагосу, он знал, что был прав, когда решил направить “Сперанцу” за пределы галактики.

Все сомневающиеся, которые высмеивали его решение начать эту смелую миссию, теперь замолчат. Вместе с Телоком архимагоса Котова ждёт триумфальное возвращение на Марс. Потерянные в катастрофе владения, вторжение ксеносов и предательство покажутся ничем в сравнении с тем, что его ждёт.

Богатства и знания Марса лягут к его ногам.

Звания, положение и владения.

Кто знал, каких головокружительных высот он сможет достичь?

Повелитель собственного квадранта, возможно, когда-нибудь даже генерал-фабрикатор. После обнаружения Дыхания Богов будет совсем несложно, соблюдая все приличия отправить действующего генерал-фабрикатора на покой заниматься уединёнными исследованиями.

Генерал-фабрикатор Котов.

Да, в этом есть приличествующие столь важной роли торжественность и значительность.

И всё же теперь, когда он достиг своей цели и нашёл Потерянного Магоса, почему же его грандиозные мечты стали ещё дальше?

Архимагос Телок оказался и большим и меньшим, чем он надеялся. Обладателем необычной внешности, да, но в этом он не слишком отличался от многих ревностных последователей учения ферранского умерщвления. Он всё ещё бесспорно оставался человеком, но инкрустировавшие его тело кристаллические наросты имели все признаки чего-то паразитного, а не аугметирующего.

Заявление Телока о спасении Марса от самого себя привело Котова в ужас, и первой его реакцией стала гневная последовательность приказов на бинарном коде с требованием прекратить и никогда не повторять подобных слов. Всё это не оказало на Телока ни малейшего эффекта, архаичная когнитивная архитектура которого была просто неспособна обработать подобные входящие данные.

< Я так понимаю, что вы не согласны с тем, что я сказал Сюркуфу? > спросил Телок на грубом синтаксисе до-гексаматического наречия. < Не могу представить почему. >

Котов ответил не сразу, сначала снова переключившись на более старую форму бинарного кода. С настолько дипломатическим подтекстом, который только мог быть использован в столь примитивной форме кода, Котов сказал:

< Среди Адептус Механикус есть те, кто сочтёт такие слова предательством. >

< Тогда они – глупцы, Котов, > сказал Телок. < Вы и я знаем лучше. Мы – эксплораторы, люди видения и предвидения. Что люди в капюшонах с Марса знают о мирах за пределами галактики? С лабораториями, скрытыми под красными песками, и взорами, устремлённым в далёкое прошлое, что такие робкие души знают о настоящих исследованиях? Адептус Механикус – гниющий изнутри труп. Я знал это, когда отправился в Шрам Ореола, и я вижу, что и вы знаете это. Скажите мне, что я неправ. >

Котов изо всех сил пытался подобрать слова для ответа. Слушать, как жрец Марса произносил такие вещи – это превосходило все ожидания. В лучшем случае подобная речь привела бы к остановке восхождения адепта в рядах Механикус. В худшем случае его бы заклеймили excommunicatus-technicus, лишили бы всей аугметики или превратили бы в сервитора.

Даже архимагос Адептус Механикус, слуга Бога Машины, который, как правило, обладал определённой свободой в подобных вопросах, не мог открыто высказывать такие вещи.

< Вы были вдали от Империума некоторое время, > ответил Котов. < И хотя я согласен, что в Механикус многое способно работать лучше, вы не можете всерьёз верить в то, о чём говорите? >

Телок рассмеялся:

<Ах, Котов, дорогой друг, вы должны простить меня. Прошло слишком много времени с тех пор, как я мог разговаривать с кем-нибудь кроме кристаллитов и сервиторов. Недостаток общения заставил меня забыться. >

< Тогда я посмотрю сквозь пальцы на ваши необдуманные слова, архимагос. >

< Конечно, посмотрите, > сказал Телок, и выступавшие из его металлического тела наросты, похожие на бронированные рога, вспыхнули в ответ. < Вы и я? Мы – боги для этих людей, а богам не подобает ссориться в присутствии меньших существ. Вы конечно согласны? >

< Я согласен, что руководителям не стоит спорить перед теми, кто служит им, > ответил Котов.

< Именно так, > сказал Телок, и Потерянный Магос вернулся к управлению кристаллическим кораблём, проводя его между мегалитических сооружений, огромных генераторных установок и зданий, назначение которых даже Котов не мог определить.

< То, что один человек сумел построить всё это из ничего и без геоформирующего флота является ничем иным, как чудом, > произнёс Котов. < Как вы сделали это? Я хочу знать. >

< Всему своё время, архимагос. >

< У меня столько вопросов, > продолжил Котов, пытаясь не позволить растущему беспокойству поведением Телока перевесить восхищение достижениями Потерянного Магоса. < Где ваш остальной флот? Экипаж “Томиоки”? Они тоже здесь? >

< Со временем обещаю ответить на все ваши вопросы, архимагос, > сказал Телок, и его кристаллы запульсировали неравномерными вспышками света. < И отвечу. Поверьте мне, всё станет ясно, когда я покажу вам Дыхание Богов. >

< И как скоро это произойдёт? >

Телок не ответил и направил судно между окружавшими нависавшими зданиями. Кристаллический корабль выскользнул на огромную металлическую площадь, которая мало чем отличалась от той, где приземлился “Громовой ястреб” Чёрных Храмовников.

В центре площади располагался огромный серебристый купол, минимум четыре километра в диаметре, и четверть в высоту. Можно ли было его невероятный масштаб экстраполировать на то, что покоилось под ним?

Необъятность купола захватывала дух, и пока кристаллический корабль плавно скользил к нему по воздуху, Котов заметил тончайшие очертания слегка колеблющихся энергетических полей.

На самом деле множества полей. Окружавших купол слоёв щитов было даже больше чем на священных склонах горы Олимп. Что бы ни находилось под ним, оно явно имело огромную ценность.

< Внутри Дыхание Богов? > спросил Котов.

< Дыхание Богов, > усмехнулся Телок, показав тупые и похожие на фарфоровые зубы. < Хотите увидеть его? >

< Сильнее, чем вы можете представить. >

Телок провёл грубыми пальцами по кафедре в точной геомантической последовательности. Две одинаковые дуги из полированного металла поднялись с площади, соединились и изогнулись, приняв более органичную форму и образовав арку примерно в пятидесяти метрах перед куполом. В тех местах, где её внешние края соприкасались с энергетическими полями купола, вспыхивали разрушительные разряды молний, напоминая корону сверхновой звезды.

Завеса искрящей потрескивающей энергии заполнила пространство внутри арки, и Котов осторожно переместился на скамье, когда увидел, что Телок собирался проехать прямо сквозь неё.

Пустота площади мешала точно определить размер арки, пока они почти не оказались под ней. Внутренние калибраторы Котова измерили её в двести метров шириной и девяносто высотой.

И затем они прошли под ней и серебристая оболочка купола, как теперь видел Котов, сформированная из перекрывающихся чешуек, словно кожа рептилии, зарябила, изменяясь и формируя вход. Внутри засиял свет, напоминавший кроваво-красный восход над горами Фарсиды, принеся с собой обещание будущего. Котов почувствовал, как в ответ ускорился его инфоток.

– Дыхание Богов ждёт! – произнёс Телок, когда кристаллический корабль вплыл в купол.

Полученные “Ренардом” при вынужденной посадке на “Сперанцу” повреждения ещё были заметны, но учитывая обстоятельства, всё могло быть намного хуже. Эмиль Надер осматривал левый борт космического корабля в сопровождении пары сервиторов. Они были оборудованы вокс-регистраторами и неукоснительно выслушивали критическую оценку работ, выполненных Механикус над кораблём.

Это был настоящий поток сознания, но Робаут заключил с Механикус ремонтный контракт in perpetuitus и теперь пришло время использовать его на все сто.

Строительные леса и краны окружали нос, подвешенный в ремонтном доке, где угловатая фигура адепта Криптаэстрекса контролировала работу почти двухсот сервиторов и крепостных, устранявших повреждения “Ренарда”. Именно на нос и подфюзеляжные части корабля пришёлся наибольший ущерб. Как и любой пилот, Эмиль никогда не доверял тем, кто сам не летал, сомневаясь, что те до конца понимают, что делают, и поэтому внимательно присматривал за сервиторами. И пока что он неохотно, даже очень неохотно признавал, что Механикус справлялись хорошо.

Эмиль остановился около недавно изготовленной панели на шлюзовом люке, который раньше отмечал символ ремесленника с Эспандора.

– Не может быть, – произнёс он, добавив ругательство на иакском, которое не стоило повторять в присутствии дам. – Вот наглые сукины дети.

– Ошибка в транскрипции, – ответили один за другим оба сервитора. – Конфликт встроенного словаря. Начать фонетическую транскрипцию?

– Не тупи, – сказал Эмиль, прежде чем вспомнил, что говорил с сервитором. – Нет. Я не хочу, чтобы делали запись.

Он ткнул пальцем в ближайшего сервитора и указал на подставку на колёсиках с запасными частями и инструментами у основания лесов:

– Ты, иди и принеси пневматический молот.

Сервитор принёс искомый инструмент, а затем снова занял место точно в метре от Эмиля.

– Теперь убери это с моего корабля, – приказал он, указав на мерцающий символ Механикус на люке. Череп с зубчатой шестерёнкой располагался в самом центре люка, полностью закрыв клеймо ремесленника.

– Требуется разъяснение, – произнёс сервитор. – Что вы желаете удалить?

– Символ Механикус. Удали его.

– Не могу выполнить, – ответил сервитор. – Прежде чем этот раб приступит к удалению/стиранию символа Механикус, требуется специальное разрешение от техножреца уровня Лямба-Тертий или выше.

– Трон, твои чёртовы Механикус вообще знают что-нибудь о том, почему космические корабли летают? – разозлился Эмиль. – Дай мне пневматический молот.

Сервитор протянул инструмент, и Эмиль вырвал его из расслабленных пальцев. Он наклонился над люком и тремя резкими ударами пневматического молота сбил серебристо-стальной символ на палубу.

– Как новенький, – сказал он, держа молот за спиной и убирая свободной рукой металлическую стружку. Кто-то вырвал у него молот, а затем из-за спины донёсся грубый голос:

– Вот почему работу стоит доверять людям, которые понимают, что делают.

– Плохая примета перекрывать клеймо оригинального производителя, – ответил Эмиль, выпрямившись.

Каирн Силквуд, технопровидец “Ренарда”, посмотрела на сбитую им эмблему и согласно кивнула. Она провела рукой по неровной металлической конструкции, которую Эмиль только что очистил от символа Механикус.

– Хорошая работа, – сказала она. – Тонкая.

– Ты – технопровидец, что ты знаешь о тонкой работе?

– По-видимому, больше, чем ты, – ответила Силквуд. Соперничество между пилотом и мастером корабельных двигателей началось давно. Первый пытался выжать максимум из двигателей, вторая пыталась помешать ему их взорвать.

В облегающем жилете и кителе Каирн Силквуд воплощала собой технопровидца до мозга костей. Узелки связующих имплантатов протянулись по её выбритому черепу металлическими косичками, а загорелое лицо светилось сдержанным превосходством. Некогда желтовато-коричневый просторный рабочий комбинезон стал синевато-серым и насквозь промасленным, и был заправлен в армейские ботинки, зашнурованные в кадианском стиле.

– Как идут дела? – спросила она.

– Несмотря на несколько случаев полного идиотизма, не так плохо, как я ожидал, – ответил Эмиль, спускаясь по корпусу в яму под носом, где искры от дуговой сварки и лазерных резаков сыпались неоновым синим дождём. Силквуд держалась рядом, машинально подстроившись к его походке. Двое сервиторов послушно следовали за ними.

– Похоже, жрецы “Сперанцы” и в самом деле знают, что делают, – сказал Эмиль, проводя руками вдоль тёплого корпуса “Ренарда”. – Повреждённые листы отремонтировали в носовых кузницах магоса Тарентека, фронтальные системы ауспика демонтировали и заменили, и я вижу, что укрепили поперечные инертные шпангоуты. Скорее всего, добавили несколько ненужных модификаций, но со временем я найду их, когда снова сяду за штурвал.

– Неплохо, – сказала Силквуд. – Совсем неплохо.

– Они закончили в двигательных отсеках?

Каирн кивнула:

– Да, хотя не слишком и много надо было сделать, а Иланна оставила достаточно подробные инструкции. Но я запретила им делать что-то, если меня нет рядом. Если бы у нас за штурвалом был нормальный пилот, то я могла бы предположить увеличение максимальной скорости “Ренарда” и производительности реакторов на десять процентов.

– Тогда у меня будет пятнадцать.

– Ты думаешь?

– Спорим на смену на погрузчиках?

Они плюнули на ладони и хлопнули по рукам.

– Вот увидишь, я заставлю свой корабль выделывать такие вещи, о которых его создатели и мечтать не могли.

– Свой корабль? – усмехнулась Каирн. – Полагаю, капитану найдётся, что сказать на выбор такого слова.

Эмиль усмехнулся в ответ:

– Робаута здесь нет. И не он управляет кораблём, а я. По-моему, это делает “Ренард” моим.

Каирн явно собиралась оспорить вышесказанное, но прежде чем она успела сделать больше, чем выгнуть бровь, они услышали испуганный вопль от входа в ремонтный док.

– Какого чёрта? – произнесла Каирн, положив руку на убранный в кобуру лазерный пистолет. – Это – Виталий Тихон?

– Похоже, – согласился Эмиль, подняв руку, чтобы прикрыть глаза от яркого освещения палубы. – Думаю, он ранен.

Виталий, пошатываясь, направился к “Ренарду”. Его одежда ниже груди была залита кровью. У жрецов Механикус так много крови внутри?

– Это не его кровь, – сказала Каирн, пока Виталий наполовину бежал наполовину, пошатываясь, направлялся к ним. Он что-то кричал, но слова были слишком пронизанными горем и страданиями, чтобы разобрать.

– Тогда чья это кровь? – спросил Эмиль.

Кузня “Электрус” оказалась совсем не тем, что представлял Авреем, когда Тота Мю-32 сказал, что он должен стать учеником магоса из Культа Механикус. Он представлял высокие машины и оглушительный непрерывный грохот мощного оборудования.

Место, где делали вещи, высвобождая технологию.

Не место древностей, отзывавшийся эхом машинный храм, где толстый слой пыли лежал на колоссальных механизмах, стоявших холодными и бездействующими вдоль стен мозаичного нефа. Единственными работавшими здесь машинами оказались люминесцентные посохи, которые несли два надсмотрщика кузни, и потрескивающий загрузочный кабель, который позволял тридцати техножрецам с бритыми головами объединить когнитивные способности.

Расположившись в пять рядов по шесть человек, они сидели на жёстких деревянных скамьях перед ржавым троном в форме Символа Механикус. Соединённые вместе, словно рабы на галерах, ребристым медным проводом, подключённым к разъёмам данных на затылках, они ритмично покачивали головами под слышимые только ими гипнотические бинарные удары.

Авреем видел, что все они являлись обладателями самых низких званий, к которым можно было принадлежать и при этом всё же считаться частью марсианского духовенства. Многие получили ужасные увечья на службе Богу Машине: отсутствовали конечности, кожа была обгоревшей, а черепа – деформированными. Также у многих в ноосферных аурах присутствовали символы осуждения. У некоторых аугметика выглядела явно повреждённой или её столько раз за века передавали от одного адепта к другому, что было чудом, что она ещё функционировала.

Воистину это была кузница проклятых, где трудились самые непритязательные и жалкие адепты, которых можно было представить. Тогда зачем Тота Мю-32 направил его сюда? Что он мог изучить в месте, где обитали безумные, немощные и наказанные?

Чем это было лучше места, откуда он пришёл?

Никакой ответ не казался очевидным, а Хирон Манубия пока не продемонстрировала ни капли гостеприимства. Без необходимых загрузочных разъёмов Авреем не мог занять место рядом с адептами в состоянии фуги, за что он был очень благодарен.

Вместо этого он сидел на скамье широкого деревянного лектория, который можно было вполне ожидать встретить во множестве скрипториумов Администратума. Перед ним лежала открытая книга квантовых рун, каждая священная схема которой была выгравирована медной проволокой на электропроводящих страницах.

Книга была старой и отмеченной тысячами смазанных отпечатков пальцев. Возможно, она принадлежала первым создателям этого храма.

Ему казалось, что он изучал её уже несколько недель, отслеживая металлическими пальцами догматические нормы и бесконечные повторения. Подобная бесполезная сложность испытывала его способности концентрироваться и проверяла пределы терпения. Почти каждая литания была чудовищно переусложнена и только мешала сосредоточиться. Работать со столь прописанными методами было смешно, и он откинулся от книги с усталым несогласным вздохом.

– Думаете, что слишком хороши для кузни “Электрус”, не так ли? – спросила его новый наставник, заставив вздрогнуть Авреема, который мрачно рассматривал переусложнённую руническую форму Омического Воскрешения.

Авреем посмотрел на миндалевидное лицо Хироны Манубии.

Он ещё не знал, что общего связывало её с Тота Мю-32, но каждый раз смотря на её лицо, он чувствовал уверенность, что это заключалось в чём-то неприятно биологическом.

– Нет, вовсе нет, – ответил Авреем.

– Вы – ужасный лгун, – сказала Манубия, садясь рядом с ним на скамейку лектория.

– Простите, просто я думал, что ваша кузня будет… другой.

Манубия изогнула бровь:

– Другой, – сказала она, подражая его осторожности в каждом слоге. – Вы думали, что это будет кузня с чудесами технологии, дарованными прямо из золотых рук Омниссии?

Авреем предпочёл держать язык за зубами, чтобы на самом деле не сказать какую-нибудь глупость. Он постучал металлическими пальцами аугметической руки по краю лектория.

Манубия улыбнулась:

– Я так и думала. Кузница “Электрус” не похожа на кузни на религиозных фресках, не так ли?

Поскольку врать Манубии явно казалось плохим вариантом, Авреем решил быть честным:

– Нет, это место едва ли вообще похоже на кузню.

– А что вы ожидали? Что кто-то, кто едва не уничтожил “Сперанцу” вот так вот запросто войдёт в самую прославленную кузню на корабле и начнёт восхождение в Культе Механикус?

– Нет, конечно, нет, но…

– Но вы ожидали, что начнёте изучать наши тайны с первой минуты, как перешагнёте порог, – сказала Манубия. – Боюсь вам нужно заслужить это право, Авреем Локк. Потому что прямо сейчас вы – низший из низших. Вы – соскобы тысячелетней ржавчины со сломанного механизма, вы – настолько загрязнённое масло, что оно почти не пригодно даже для самого покалеченного и разваливающегося переработчика. И единственная причина, почему я не захлопнула дверь перед лицом Тота Мю-32, состоит в том, сохрани меня Омниссия, что он действительно может быть прав насчёт вас.

– Потому что я – благословлённый машиной?

– Нет, потому что вы – опасны, – ответила Манубия.

– Опасен?

– Вы думаете, что знаете машины, что можете разговаривать с ними и легко уговаривать их делать то, что вам нужно, но вы похожи на ребёнка с ключом к арсеналу заряженного оружия, – сказала Манубия, ткнув пальцем в книгу квантовых рун. – У вас есть сила, сила, которую я ещё не понимаю, но вы не умеете её безопасно использовать. Вот почему вы здесь – не для того, чтобы стать спасителем Адептус Механикус, а чтобы находиться под контролем, какая бы не была у вас сила, она должна стать безопасной. Вот, чем я занимаюсь, Авреем Локк.

– Чем вы занимаетесь? – спросил Авреем, разозлившись на столь пренебрежительное отношение. – Не похоже, что вы вообще, чем-нибудь здесь занимались.

Манубия повернулась и показала на вход в кузню в форме зубчатой шестерёнки:

– Тогда уходите не стесняйтесь, но знайте, что ни один жрец Культа Механикус не пустит вас в свой храм.

Авреем хлопнул открытой ладонью искусственной руки по книге квантовых рун:

– Тогда скажите мне, адепт Манубия, – произнёс он. – Чем именно вы занимаетесь? В какую жизненно важную роль в операциях “Сперанцы” вовлечены эти бедолаги?

– Ни в какую, – сказала Манубия. – Они слишком повреждены для использования.

Авреем покачал головой:

– Тогда не вижу смысла здесь находиться.

– Вы не дали мне договорить, – продолжила Манубия. – Они здесь, потому что они повреждены. Но когда они уйдут, они не будут такими. Я собираю здесь отбросы Культа Механикус – сломанные, повреждённые, невосприимчивые к данным, с покалеченной аугметикой – и снова даю им цель. Перестраиваю и меняю в них то, что сломалось и снова делаю их полезными. Я даю им цель. И я могу сделать это для вас, если вы позволите.

– Я – не повреждён, – сказал Авреем.

– Разве? – спросила Манубия, и её лицо осветилось снизу быстро растущим светом.

Авреем посмотрел вниз, его глаза расширились, когда он увидел, что вытравленную медную диаграмму Омического Воскрешения наполнил жидкий свет, вытекавший из кончиков его железных пальцев. Металлическая поверхность книги стала горячей на ощупь, свет всё глубже проникал в её страницы с каждой секундой.

– Что бы вы сейчас не делали – прекратите немедленно, – потребовала Манубия. – Уберите аугметику с книги.

Авреем покачал головой:

– Не могу, – ответил он.

Изливавшийся из книги золотой свет побежал по ребристым кабелям, подключённым к основанию лектория. Он осветил кузню сиянием, которое она не знала с самых первых дней, и проследовал по архаичной трайкинговой системе в покалеченных техножрецов.

Они застыли, когда свет потёк в них и сквозь них, в поисках новых путей для освещения и новых схем для восстановления. Тысячи ползущих нитей золотого света перемещались по машинному храму, изливаясь по потёртым и забытым проводам. Символ Механикус замерцал отражённым сиянием, когда пробудилась древняя проводка в троне, который тысячелетия не знал прикосновения электродвижущей силы.

– Как вы делаете это? – выдохнула Манубия. – И что вы делаете?

Авреему нечего было ответить ей, и он наблюдал, как одна за другой бездействующие машины по периметру кузни Хироны Манубии вспыхнули внутренним светом.

Древние шестерёнки завращались с пронзительным скрипом, заржавевшие механизмы повернулись в мучительном движении и давно остановившиеся машинные сердца забились снова.

Одна за другой титанические машины возвращались к жизни.

Путь к мостику “Сперанцы” представлял собой высокий молитвенный сводчатый коридор, который называли Дорогой к Мудрости, и был ровно тысячу метров длиной и украшен шестьюдесятью равномерно расположенными по обеим сторонам арками. Резные колонны с разными бинарными сюжетами поддерживали решётчатое переплетение зелёных металлических балок, и облачный слой смазочного ладана цеплялся за карнизы, где расположились на корточках толстые механические херувимы. Длинные полосы бинарных обетов щёлкали из их ртов в случайных восхвалениях Омниссии, которые внимательно изучали группы техножрецов и лексмехаников, ища божественные откровения.

Со сводов свисали металлические листы знамён, каждое из которых посвящалось отдельной области теологии Механикум, от технологии щитов до телепортации, от разработок оружия до технического обслуживания двигателей. Сверху на приближающихся смертных осуждающе взирал великий символ Механикус.

Ни один из техножрецов, занимавшихся полосами телеграфной ленты вокруг основания колонн, не обратил внимания на небольшую и решительную группу, которая направлялась к монолитным адамантиевым воротам мостика.

Первым шёл Виталий Тихон, от почтенного адепта изо всех сил старались не отстать Каирн Силквуд, Эмиль Надер и Адара Сиаваш. Члены экипажа “Ренарда” были вооружены, что на взгляд Эмиля являлось не самой лучшей идеей. Но как только Виталий сумел объяснить, почему он забрызган кровью, Эмиль понял, что столкновение неизбежно.

И если жизнь на Ультрамаре и научила его чему-нибудь, так это тому, что лучше всего приготовиться к самому худшему.

Огромные двери на мостик охраняла полукогорта преторианцев, лязгающих механических убийц на гусеницах, тонких сочленённых ногах или тяжёлых шасси дредноута. Они были вооружены смертоносными комплексами плазменного оружия, роторных карабинов и спаренных лазерных пушек. Кроме преторианцев присутствовали вооружённые сервиторы, гротескно аугметированные люди со стероидными мускулами, подкожной бронёй и угрожающе выглядевшими системами вживлённых клинков, дрелей и силовых кулаков.

Эмиль переглянулся с Каирн Силквуд. Все они принимали участие в полномасштабных боевых действиях, но эти бесстрастные киборги с металлическими масками казались чем-то совершенно особенным.

Их приближение не осталось незамеченным, и каждый боевой сервитор Механикус навёл на них прицельный ауспик. Эмиль никогда не чувствовал себя настолько уязвимым.

– Никаких резких движений, – произнёс Виталий, некогда энергичный голос сейчас звучал холодно. – Позвольте мне уладить это.

– Можете не беспокоиться, – сказал Эмиль, держа руки подальше от крупнокалиберного пистолета. Оружие принадлежало его отцу, и было подарено после получения звания капитана Эспандорской защитной ауксилии. Спустя месяц отец погиб, и Эмиль унаследовал пистолет. Рукоять из орехового дерева украшал талассарианский перламутр в форме ультимы.

– Ты хотя бы знаешь, как им пользоваться? – спросила Силквуд.

Он кивнул:

– Я знаю каждый дюйм этой пушки, – ответил Эмиль, который ухаживал за оружием со всем вбитым в детстве прилежанием. – Она в идеальном рабочем состоянии, как в день, когда покинула станок мастера.

– Ты когда-нибудь стрелял из неё?

– Нет, ни разу.

– Спасибо, что сказал, – заметила Силквуд.

– Послушай, тебе не обо мне стоит волноваться, – произнёс Эмиль, кивнув на Адару Сиаваша. Симпатичный молодой стрелок появился на борту “Ренарда” несколько лет назад в качестве пассажира, но увидев, как он обращается с пистолетами и вездесущим ножом-бабочкой, Робаут решил взять его в экипаж. Для человека столь сведущего в искусстве отнимать жизнь он совсем не умел скрывать чувств, и казался очаровательно милым в безнадёжной влюблённости в госпожу Тихон.

Эмиль видел, как Адара сражался и убивал, но он никогда не видел его разгневанным. Холодная, непоколебимая и острая как бритва враждебность, которую он сейчас наблюдал в глазах юноши, оказалась совсем не тем, что он ожидал увидеть.

– Послушай, Адара? – сказала Силквуд. – Позволь Виталию заняться этим.

Молодой стрелок кивнул, но не ответил.

Силквуд пожала плечами с выражением “Я пыталась”.

Виталий, не сбавляя шага, направился к преторианцам и вооружённым сервиторам. Ауспики щёлкнули и загудели, когда выдвинулись линзы, собирая информацию из ноосферной ауры Виталия. Поняв, что перед ним существо, которое не подлежало немедленному уничтожению, высокий преторианец с двумя силовыми кулаками активировал вокс-передатчик в горле:

– Магос Виталий Тихон, звёздный картограф, AM4543/1001011.

– Отойдите в сторону, – сказал Виталий.

В черепе преторианца загудел когитатор, и из затылка выдвинулась потрескивающая лента:

– Вас не вызывали.

– Знаю, но я направляюсь на мостик, и вы меня не остановите.

– Без действующего санкционированного допуска вход на мостик невозможен.

– Я – высокопоставленный магос Адептус Механикус, – резко произнёс Виталий. – Вы собираетесь остановить меня?

– Обновлённые протоколы безопасности мостика разрешают применение силы, включая, но не ограничиваясь смертельными уровнями.

Эмиль почувствовал, как его пробил холодный пот. Киборг говорил об их убийстве так, словно собирался раздавить корабельных вшей.

Он наклонился и прошептал Каирн:

– Если мне предстоит здесь умереть, то я предпочёл бы, чтобы это произошло от рук того, кому не наплевать на моё убийство.

– Да, такая смерть гораздо лучше, – ответила она.

– Вы отказываете мне в праве доступа на мостик? – спросил Виталий.

– Отказываю, магос Тихон, – подтвердил преторианец. – Вы хотите, чтобы я отправил приоритетный запрос на доступ магосу Блейлоку?

– Нет, я хочу, чтобы вы открыли чёртову дверь.

– В настоящее время ваша просьба не может быть выполнена.

Виталий повернулся к Эмилю и остальным:

– Господин Надер, господин Сиаваш, на вашем месте я бы прикрыл уши. И, госпожа Силквуд, будьте добры, отключите все совместимые с ноосферой органы чувств. Я заранее приношу извинения за то, что уверен, окажется очень неприятным.

Эмиль понял, что лучше не переспрашивать, поэтому крепко прижал руки к ушам, пока Виталий поворачивался к непреклонному преторианцу. Адара последовал примеру Эмиля, после того как Каирн стукнула его тыльной стороной ладони по голове.

Виталий расправил плечи и снова обратился к преторианцу:

– Я не хотел это делать, но вы не оставили мне выбора.

Прежде чем сервитор успел ответить, из грудных аугмитов Виталия раздался пронзительный бинарный вопль. Даже с зажатыми ушами, Эмиль почувствовал себя так, словно в голове взорвали бомбу. Силквуд опустилась на колено, поморщившись от боли.

Сколь болезненным ни оказался для них бинарный крик Виталия, это ни шло, ни в какое сравнение с эффектом на преторианцев и вооружённых сервиторов. Реле в металлических черепах взорвались, а имплантированные диски с доктринами расплавились, получив протоколы активации самоуничтожения. Все синаптические связи в головах сервиторов были мгновенно уничтожены. Оранжевое пламя заплясало в глазницах, и жирный дым вырвался из незакрытых ртов. Преторианец на тонких ногах рухнул на пол, руки с оружием безвольно прижались к его телу. Прямоходящие боевые сервиторы попадали там, где стояли, словно дистанционно управляемые автоматоны, операторов которых неожиданно вырвали из иммерсионных машин.

Скрипучий визжащий вопль становился то громче, то тише, как у начинающего вокс-связиста, который пытался найти активную частоту. У Силквуд из носа пошла кровь, и вены проступили на шее, словно муфты.

Затем это к счастью закончилось.

– Что вы сделали? – спросил Эмиль, осторожно убирая руки от ушей.

– Слишком многие на “Сперанце” считают меня эксцентричным звёздным картографом, которого архимагос Котов вытащил из безвестности, – ответил Виталий, – но также я – высокопоставленный магос Адептус Механикус. На борту этого корабля нет киборга, которого я бы не знал, как уничтожить.

Виталий переступил через тлеющие трупы боевых сервиторов. Их конечности неконтролируемо дёргались, получая импульсы от остатков расплавленных мозгов, разрушенных бинарным холокостом Виталия.

Высокие двери мостика начали открываться.

– И теперь я прикончу мерзость, которая убила мою дочь, – произнёс Виталий.

 

Микроконтент 04

Мерцающие огни и дуги энергии были вполне обычным явлением для Экснихлио, но янтарный свет, переливавшийся и танцевавший в ущелье металлоконструкций между двумя высокими охлаждающими башнями, не имел никакого отношения к проектам архимагоса Телока.

Всё на Экснихлио казалось угловатым и резким, но этот свет равномерно увеличился от изящного эллипса до широкого овала, примерно в пять метров высотой. В тех местах, где свет касался земли, он разглаживался и образовывал гармоничную и пропорциональную листообразную арку.

Звуки, которые доносились из света, были плачем древней эпохи до возвышения человечества, и говорили о глубокой скорби умирающей расы, которую невозможно выразить обычными словами.

Из жидкого света появилась фигура, чудовищно высокая, но с тонкими конечностями, бесплотная и сформированная из мерцающего материала, похожего на безупречнейшую керамику. Изумрудный череп был вытянутым и каплевидным, из плеч вырастали широкие шипы, напоминавшие крылья. Руки казались слишком тонкими, чтобы представлять опасность, но каждая обладала достаточной силой, чтобы сокрушить сталь, камень и плоть.

Ульданаишь Странствующий Призрак был призрачным владыкой и сражался в армиях мира-корабля Бьель-Тана семь столетий. Два из которых он являлся бестелесным духом, связанным нерушимыми узами долга с воином-конструктом из призрачной кости.

Странствующий Призрак выпрямился в полный рост и развёл руки в разные стороны, из кулаков выдвинулось оружие, готовое уничтожить любую цель.

Но в пределах видимости не оказалось ни одной цели, и бронированный гигант отошёл в сторону, после чего новые фигуры вышли из медового света. Первой за призрачным владыкой на поверхность Экснихлио ступила Ариганна Ледяной Клык, экзарх аспекта Сумеречного Клинка.

Облачённая в изумрудные и золотые пластины, которые накладывались друг на друга, словно чешуя дракона и плотно облегали тело, словно вторая кожа, а не броня, она являлась идеальным воином во всех смыслах. Одна её рука заканчивалась клешнёй с клинками, в то время как другой она сжимала огромную цепную саблю.

За ней следовала группа сутулых воинов в громоздких нефритовых доспехах и шлемах цвета слоновой кости. Похожие на жала мандибулы мерцали у пластин щёк, и каждый держал наготове меч и пистолет.

После Жалящих Скорпионов появились Воющие Баньши, воительницы в облегающей гибкой броне и изящных пластинах тёмно-красного цвета и слоновой кости. Как и их тяжелобронированные кузены Баньши сжимали мечи и пистолеты, но были быстрее и подвижнее, что вступало в противоречие с их восхитительной смертоносностью.

Последней из закатных врат вышла гибкая фигура в покрытых выгравированными рунами доспехах. Её цветами были золотой, зелёный и кремовый. Переливающийся плащ из изящно переплетённых золотых и изумрудных нитей вздымался за плечами Бьеланны, и алое перо развевалось на шлеме с рожками. Единственная из эльдаров она не обнажила оружия, меч филигранной работы всё ещё висел на поясе.

Едва Бьеланна ступила на Экснихлио, как болезненный крик сорвался с её губ. Она покачнулась, словно от удара и упала на колени. Закатные ворота исчезли, словно забытый сон.

Воины эльдаров встали кольцом вокруг ясновидицы, держа оружие наготове. Бьеланна с трудом поднялась на ноги, и осмотрелась, словно не совсем понимала, что видит. Имперские миры пахли прогорклым мясом и горячим металлом, отвратительным зловонием желаний монкеев и водоворотом мимолётных продажных эмоций, но голос этого мира звучал совершенно по особому в своих амбициях.

Его сила едва снова не поставила её на колени.

– Ясновидица? – спросила Ариганна Ледяной Клык, нависнув над Бьеланной.

Бьеланна изо всех сил пыталась справиться с охватившими её ощущениями. Психические чувства подверглись атаке сжимавшихся и растягивавшихся судеб, переплетённых с будущим окружавших её воинов и… и что?

– Я вижу всё это… – прошептала она, закрыв глаза, чтобы устоять перед наплывом эмоций.

– Что вы видите? – сказала Ариганна Ледяной Клык.

– Противоречивые варианты будущего и ненаписанные истории, – выдохнула Бьеланна.

Ясновидцы обучались всю жизнь читать в пряже запутанные переплетения будущего, и требовалась железная дисциплина, чтобы не поддаться влиянию неисчислимых возможностей, которым не суждено никогда произойти.

Но никакое обучение и самоотдача не смогли бы помешать подобному слиянию прошлого и будущего затопить её.

– Варианты будущего стирают друг друга, – ответила Бьеланна. – Каждый пытается перейти от возможности к реальности, и эта борьба за существование разрушает их всех.

– Говорите яснее, – произнесла экзарх. – Вы можете найти монкеев?

Бьеланна начала отвечать, но слова застряли в горле, когда она посмотрела на военную маску экзарха Жалящих Скорпионов.

Шлем Ариганны из переплетённой призрачной кости и психопроводящего кристалла был украшен верёвочками с узелками, но Бьеланна увидела за гладкой лицевой панелью безжалостно красивое лицо экзарха. Глаза аспектной воительницы казались вратами в безумие, заполненными мономаниакальной яростью вечного служения смерти.

Бьеланна видела ни одно лицо, а три. Каждое по-своему истинное.

Юное лицо, вспыхнувшее недавно пробуждённой женственностью. Лицо закалённой женщины, познавшей мудрость. И, наконец, старухи, сломленной и опустошённой жестокой жизнью.

– Три в одном, – сказала Бьеланна. – Дева, женщина и старуха… Всё будущее и прошлое переплелось и ничто и никогда не станет прежним.

Она посмотрела на Тарикуэля, которого знала как танцора, пока кровавая песня Кхейна не привела его в святилище Сумеречного Клинка. Его лицо было таким, каким она помнила, когда он плакал, танцуя “Лебедей милосердия Иши”. Утончённым, как паутина из призрачной кости и нежным, как лунный свет на поверхности озера.

Вайнеш, поэт, смеявшийся посреди поля трупов на Магделоне, изменился не меньше. Бьеланна смотрела на лицо мальчика, которым он некогда был. Она смотрела на лицо тщеславного и гордого убийцы, которым он стал. И смотрела на безмятежную посмертную маску, которая вырисовывалась в его будущем.

Бьеланна видела такой же танец возраста в каждом лице. Она видела всех воинов, какими они были раньше и какими могли стать.

Она заплакала, когда Ариганна положила перчатку с когтями ей на плечо.

– Монкеи, – резко спросила экзарх. – Вы можете найти их?

– Этот мир повис над пропастью, – ответила Бьеланна. – И если это не остановить, последствия будут подобны Падению.

– Меня не волнует этот мир, – прошипела экзарх. – Мы говорим о кукушке в гнезде, смертном, отмеченным другим из нашего вида, так?

Бьеланна кивнула:

– Робаут Сюркуф, да…

– Вы можете найти его?

Лицо монкея появилось в её разуме, постоянное и неизменное. Она отметила его на борту космического корабля людей, не так ли? Она помнила это, но атакованная призрачными картинами прошлого, которого не было, и тысячами вариантами будущего, она больше не была уверена, что воспоминаниям стоило доверять.

– Могу, – ответила она.

– Тогда найдите, – сказала Ариганна и отвернулась от Бьеланны. – За убийство наших братьев и сестёр они заплатят кровью и смертью.

– Смертью? – переспросила Бьеланна, её разум запылал огнями возможностей, открытых словами Ариганны Ледяной Клык. – Неужели смерть – единственный ответ?

– Единственный, который стоит знать, – ответила экзарх.

– Единственный, который вы можете дать, Ариганна, но становится ли он от этого правильным? Ничто и никогда не является столь же простым и ясным, как жизнь или смерть, правильное и ошибочное.

Экзарх встала перед ней, излучая угрозу каждым движением:

– Все ваши видения привели нас к гибели, ясновидица, – сказала Ариганна. – Назовите мне причину доверять им сейчас.

Бьеланна заставила разум очиститься, но она знала, что это состояние было столь же хрупким, как обещания между возлюбленными:

– Бесконечная паутина возможностей распространяется отсюда, – ответила она. – И все висят на единственной нити, но я не могу увидеть, нужно ли нам перерезать эту нить или спасти.

– Получается, у вас нет ответа, который мне нужен.

– Нет, – согласилась Бьеланна.

– Просто приведите меня к монкеям, – сказала Ариганна.

Бьеланна кивнула и вызвала изображение Робаута Сюркуфа перед мысленным взором. Она чувствовала, как жарко пылает его присутствие на планете, яркую нить этого смертного оказалось совсем легко найти на фоне бесплодных и безжизненных струпьев кожи этого мира.

– Они близко, – произнесла Бьеланна. – Очень близко.

– Хорошо, – сказала Ариганна, сжав кулак над головой. – Двигаемся быстро и увидим, что может сделать смерть.

Все на мостике почувствовали это. К основаниям черепов, словно прижали раскалённый вертел. Подключённые сервиторы задёргались в серебристых нишах, головы безвольно повисли, когда синаптические выключатели прервали связь между машинами в их черепах и “Сперанцей”.

Инфопризма на потолке взорвалась, послав мультиспектральные лучи искажённого инфосвета во всех направления. Зазвучали сигналы тревоги и ноосферные предупреждения поднялись с гладкого пола, словно дым.

Магос Таркис Блейлок, фабрикатус-локум “Сперанцы”, обладал достаточной когнитивной скоростью, чтобы вовремя отключить рецепторы и избежать самых разрушительных последствий бинарной атаки, но не всех. Его зрение помутилось, и он вцепился в подлокотники командного трона, почувствовав, что внутренние гироскопы полностью утратили способность пространственного восприятия.

Криптаэстрекс отступил от инфохаба, отсоединив загрузочный кабель, который искрился в месте подключения к его массивному корпусу. Составные части бестелесного мозга Азурамаджелли вспыхнули электрическим волнением. Даже Галатею поразила сила атаки, две ноги машинного гибрида подогнулись, а мозговые колбы затрещали внутренними разрядами энергии.

Полное сознание Блейлока восстановилось как раз в тот момент, когда главная дверь на мостик начала открываться. Не круглая и раздвижная в форме зубчатой шестерёнки, которой пользовался экипаж, а именно исполинские ворота. Все пятьдесят метров высоты со скрежетом раздвигались в стороны на визжащих петлях, перемещая века пыли и хлопья ржавчины.

Сколько времени прошло с тех пор, как её открывали?

Зрение Блейлока всё ещё было затуманено статикой, но он сумел различить Виталия Тихона и трёх членов экипажа Робаута Сюркуфа: пилота, технопровидца и наёмного стрелка. Сила воинственного кода инфокровотока магоса Тихона потрясла Блейлока, бинарные формы воплотились в самом агрессивном и прямом виде. Его ноосферики были столь же враждебны, как всё, что произносил Дахан.

Вокальные системы Блейлока временно вышли из строя. Он переключился на голос из плоти:

– Магос Тихон, что всё это значит?

– Не вмешивайтесь, Таркис, – сказал Виталий, указывая одной из тонких рук с множеством пальцев на комплекс носовых топографов. – Я здесь ради этой твари. Этой убийцы.

Блейлок решил, что его слуховые имплантаты повреждены. Тихон указывал на Галатею.

– О чём вы говорите, магос Тихон? О какой убийце?

– О твари, которая называет себя Галатея, – сказал Виталий. – Она убила мою дочь.

– Ровно наоборот, – произнесла Галатея, снова выпрямившись в полный рост. Рябь обратной связи обвивалась вокруг её конечностей и серебряные глаза прокси-тела техножреца блестели избыточной энергией. – Её плоть – мертва, это правда, но разум вашей дочери очень даже жив, магос Тихон. Вы знаете это.

Виталий зашагал по мостику и в этот момент системы “Сперанцы” начали перезапускаться с глухим стуком возвращавшихся в первоначальное положение выключателей. Аварийные лампы перестали мигать, люмены мостика снова вспыхнули, а сигналы тревоги замолкли. Блейлок встал с командного трона и направился наперерез пожилому картографу:

– Правильно ли я понял, что вы знаете, о чём говорит магос Тихон?

– Правильно, – ответила Галатея.

– Ты вскрыла ей череп! – завопил Виталий, его голос теперь дрожал от напряжения при виде убийцы дочери. – Ты вырезала её мозг и поместила в стеклянную колбу!

– Где она пребывает в гармонии, освобождённая от интеллектуальных ограничений плоти, – сказала Галатея. – Обогащая нашу нейроматрицу своим живым умом и нестандартными способами мышления.

Блейлок, наконец, понял:

– Аве Деус Механикус!

– Синаптические пути магоса Тремейна ухудшились до такого уровня, когда стало невозможно оправдывать его присутствие в нейроматрице, – продолжила Галатея. – Его кошмары гибернации были восхитительными, но присутствие такого исключительного мозга, как у госпожи Тихон, сделало его дальнейшее существование бесполезным.

– Я пришёл уничтожить тебя, – прошипел магос Тихон. – Я сказал бы убить, но ты должна быть живой и обладать душой, чтобы умереть.

Блейлок почувствовал катастрофический рост убийственного кода в ноосфере. Он знал, что собирался сделать магос Тихон. И столь не биологически это было, Блейлок даже понимал его жажду возмездия.

Но он не мог позволить этому произойти.

< Магос Тихон, остановитесь! > приказал Блейлок, аугмиты выпустили все до единого властные символы фабрикатус-локума, отменяя воинственный код Тихона. Отец госпожи Тихон покачнулся от силы команд Блейлока, его лицо вспыхнуло горем, когда дизассемблерная атака была расколота на безвредные кодовые фрагменты.

– Нет! Блейлок, нет… – произнёс Виталий, споткнувшись о центральный помост и обращаясь к старшему магосу, наполовину обезумев от горя. – Эта тварь убила мою Линью. Вы должны позволить мне сделать это.

– Не могу, магос Тихон, – сказал Блейлок, отступая от него. – Вы знаете, как глубоко Галатея проникла в “Сперанцу”. Если вы убьёте её, то убьёте нас. Я не могу позволить вам это сделать.

Он сел на командный трон и посмотрел на устроившийся на корточках машинный гибрид:

– Хотя мне очень жаль, что не могу.

Магос Тихон упал на колени и схватил руки Блейлока:

– Пожалуйста, Таркис, убейте её, – умолял Тихон. – Вы же знаете, что она никогда не освободит “Сперанцу”. Убейте её сейчас!

– Он не может, – произнесла Галатея. – Логика прочно укоренилась в разуме магоса Блейлока. Он знает, что убить нас – значит разрушить его шанс продвижения в Культе Механикус, а Таркис так хочет вернуться на Марс, не так ли, Таркис?

– Они сожгут вас на Марсе, – ответил Блейлок. – Они никогда не примут вас.

– Мы полагаем, что примут, – сказала Галатея, склонив голову на бок. – С таким влиятельным защитником на нашей стороне, как вы, как они могут не принять?

Блейлок покачал головой, чувствуя отвращение от самой мысли Галатеи, что он окажет ей поддержку. Он понял, что за словами машинного гибрида скрывался какой-то второй смысл, но у него не было времени обдумать это.

– Вы собираетесь простить ей убийство Линьи? – спросил юноша, отбросив удерживавшие руки своих товарищей. У него не было аугметики для предоставления идентифицирующих символов, но внутренняя база данных Блейлока, содержавшая имена экипажа не-Механикус, почти мгновенно выдала имя.

Адара Сиаваш. Запись в личном деле не содержала название родного мира, но даже поверхностное биосканирование указывало на ультрамарские гены. Что в свою очередь означало обострённое чувство справедливости, которое могло спровоцировать конфликт и в так уже очень напряжённой ситуации. Слёзы горя прочертили полосы на лице молодого человека.

– Пойдём, Адара, – произнёс Эмиль Надер, пилот “Ренарда”. – Я знаю, что ты питал слабость к госпоже Линье, но это просто безумие. И поверь мне, я знаю, что такое безумие.

Слова Надера и слёзы юноши поведали Блейлоку, что последний был безнадёжно влюблён в Линью Тихон. Что характеризовало его, как дурака и делало ещё опаснее.

– Адара, не могу поверить, что говорю это, но, пожалуйста, послушай Эмиля, – сказала технопровидец Каирн Силквуд, кадианка, которую демобилизовали из полка после сокрушительных потерь техники во время последних эскалаций военных конфликтов вокруг Ока Ужаса. – Если Виталий не может справиться с ней, то какие у тебя шансы?

– Виталий действовал тонко, – ответил Сиаваш. – Я не действую тонко.

Юноша выхватил пистолет и прицелился прямо в центр Галатеи. Блейлок почувствовал прилив настоящего страха, когда увидел сильно переделанный “Маукрен Фленсар” с встроенными фосфексными катушками для увеличения начальной скорости и повреждений при попадании. Всё поражённое из этого оружия ждёт уничтожение от раскалённого добела сужавшегося плазменного ядра.

– На вашем месте мы бы опустили оружие, – сказала Галатея.

– Я заживо сожгу тебя, – произнёс Сиаваш и сжал палец вокруг спускового крючка.

– Нет! – закричал Блейлок, вставая с трона.

– За Линью, – сказал Сиаваш и выстрелил из “Маукрена”.

Оружие взорвалось, поглотив руку юноши расширявшейся короной обжигающего синего пламени. Слишком быстро, чтобы мог уследить человеческий глаз, фосфекс заскользил по его руке, как живое существо. Он перекинулся на туловище, вздымавшееся пламя ревело и клокотало, словно яростный хищник.

– Адара! Трон, нет! – воскликнула Силквуд, срывая потрёпанную безрукавку и пытаясь сбить огонь. Безрукавка немедленно вспыхнула, и невыносимый жар пламени заставил технопровидца отступить.

– Помогите ему! – крикнул Надер, оттаскивая Силквуд от огня.

Блейлок покачал головой. Фосфекс мог пожрать плоть и превратить кости в жир за несколько секунд. Юношу уже было не спасти.

Сиаваш упал на палубу, умирая без криков, потому что огонь выжег кислород в его лёгких. Системы пожаротушения мостика выдвинулись из палубы и распылили на горящее тело огнезащитную пену, которая затвердевала коростой и тушила пламя недостатком кислорода.

Эмиль Надер и Силквуд поддерживали друг друга и с ненавистью смотрели на Галатею, которая бесстрастно следила за смертью несчастного, сложив руки на груди.

– Император проклинает вас, Таркис Блейлок, – сказал Надер. – Вы понимаете, что сделали?

– Я? Я ничего не сделал, – ответил Блейлок.

– Вот именно.

– Я ничего не сделал, потому что ничего нельзя было сделать. Юноша был мёртв, когда нажал на спусковой крючок.

Силквуд сбросила руку Надера и шагнула к Галатее:

– Вы сделали это, – заявила она. – Вы испортили спусковой механизм, или изменили военных дух оружия или сделали что-то, что вызвало осечку. Вы запугали Блейлока, но обещаю вам, что когда всё закончится, я увижу, как вы умрёте.

– Храбрые слова для биологической сущности, заурядный мозг которой мы можем вскипятить прямо в черепе, – сказала Галатея, подавшись вперёд, её серебряные глаза заблестели, как монеты перевозчика. – Показать вам, как больно это будет?

– Достаточно, – произнёс Блейлок. – Хватит смертей на сегодня. Господин Надер, предлагаю вам увести магоса Тихона и технопровидца Силквуд с мостика. Дальнейшая конфронтация не приведёт ни к чему хорошему.

Надер бросил ядовитый взгляд на Галатею, затем кивнул и взял Силквуд за руку. На мгновение Блейлоку показалась, что кадианка сделает что-нибудь глупое. Но глупость и Кадия являлись прямо противоположными понятиями, поэтому Силквуд только плюнула на палубу под ноги Галатее и повернулась к Блейлоку:

– Вы ещё тот тип, магос Блейлок, – сказала она. – Вы знаете это, так?

Блейлок промолчал. Заявление Силквуд было слишком бессмысленным и неопределённым для ответа. В любом случае, похоже, она его и не ждала, потому что повернулась и направилась прочь с мостика.

Виталий Тихон так стоял с опущенной в поражении головой, и Блейлок почувствовал искренний прилив сочувствия к почтенному картографу:

– Магос Тихон, я…

– Не нужно, Таркис, – сказал Виталий. – Просто не нужно. Котов сказал мне, что мы ищем новые звёзды, но эта тварь только что уничтожила самую яркую звезду, которую я знал.

– Вы ошибаетесь, магос Тихон, – произнесла Галатея. – Ваша дочь горит во мне столь же ярко. Побеспокоите нас ещё раз, и мы задуем её сущность также легко, как погасили юношу.

– Заткнитесь! – воскликнул Блейлок. – Аве Деус Механикус, заткнитесь!

Невероятно огромное, для осознания, и слишком искусственное, для естественного происхождения, сферическое пространство под многослойным куполом представляло собой чудо инженерного искусства. Оно затмевало любое геодезическое хранилище Терры и совершенно очевидно являлось самым впечатляющим подвигом строительной механики, когда-либо виденным Котовым.

Имперские эксплораторы стояли на экваториальных платформах, которые окружали сферическую пустоту, выдолбленную в коре планеты. Множество таких же платформ окружали пространство выше и ниже их, там располагались выступавшие эстакады и леса свисавшего неизвестного оборудования.

Из Экснихлио вырыли массу равную небольшой луне, а открытую поверхность покрывала технология, отличавшаяся от всего известного на Марсе. Угловые символы были вырезаны на изгибавшихся стенах, словно храмовые пиктограммы, а их язык одновременно казался знакомым, но и нечеловеческим.

Тысячи кристаллитов всех форм и видов ползали по внутренней поверхности пустоты, занимаясь техническим обслуживанием, настройкой и кто знает, чем ещё. Охряные миазмы, отдающие резким запахом выкопанной земли и обнажённых пород, поднимались из пробурённой в основании огромного зала шахты.

Вентиляционная дренажная система? Кто мог сказать?

И всё же великолепие пространства меркло и превращалось почти в ничто по сравнению с потрясающим зрелищем в его центре.

Дыхание Богов висело прямо посередине зала: огромный хлеставший вихрь блестящих переплетённых металлических клинков, внутри у которых, похоже, не было никакого несущего каркаса, только невероятно яркая связь фрактального белого свечения. Как первое мгновение сверхновой звезды или вспыхивающая карта синаптической архитектуры.

Хотя зрительная аугметика Котова принадлежала к числу самых сложных проектов молекулярных шлифовщиков Эврифассанских кузниц, он не мог получить последовательные впечатления о точных размерах устройства. Каждая неудачная попытка классифицировать увиденное чудо с помощью геометрических анализов заканчивалась мерцавшими кодами ошибок на глассиновых сетчатках.

Подобно вытянутому вихрю серебряных листьев Дыхание Богов обладало удлинёнными эллиптическими очертаниями, бросавшими вызов простому пониманию. Само его существование вызывало лёгкий диссонанс, как если бы некое врождённое свойство человеческого мозга знало, что это устройство было так или иначе неправильным, словно специально и со злобным наслаждением издевалось над каждым принципом термодинамики.

Его сложная внутренняя топография представляла собой извивавшуюся массу пульсирующего металла, что, по ощущениям Котова, было просто невозможным. Части колоссальной машины, похоже, существовали в одном и том же месте, перемещаясь сквозь друг друга вопреки перспективе.

Даже не столь изменённые, как Адептус Механикус, смотрели на машину и чувствовали в ней опасность. Более того, похоже, на то были причины. Несколько кадианцев согнулись, исторгая содержимое желудков сквозь перфорированные платформы. Отстранённо Котов подумал о том, какой эффект окажет капающая рвота на чужеродную технологию, работавшую на поверхности внизу.

Даже грубые разумы Чёрных Храмовников восхищались представшим перед ними устройством. Сержант Танна поднял руку, словно собирался коснуться его, а чемпион в белом шлеме сжал рукоять чёрного меча.

Машина – хотя чувства Котова противились обозначению чего-то столь явного далёкого от нынешних воззрений Механикус таким прозаическим термином – обладала аурой внутри этого колоссального пространства, которая выходила за рамки обычной техники.

Она казалась (и здесь разум Котова действительно бунтовал) живым существом, которое словно смотрело на крошечные пятнышки сознания внизу и позволяло им наслаждаться теплом своей поразительной невозможности.

Котов отбросил эту мысль, но, как и от осколка упрямого и агрессивного скрапкода от неё было не так-то легко избавиться.

– Это… – начал Котов, но у него не было слов, чтобы описать свои чувства. – Это…

Телок встал рядом, громоздкая фигура, кристаллические элементы которой замерцали отражённым светом от изменчивого потока оборудования вверху.

– Я понимаю, – произнёс Телок. – Требуется время, чтобы привыкнуть к уникальной природе устройства. Человеческому разуму, даже улучшенному разуму Механикус, для постижения его сложности требуется настолько комплексное перераспределение синаптических путей и последующая когнитивная эволюция, что его едва ли можно назвать после этого человеческим.

Котов изумлённо кивнул, едва слыша Телока, его взгляд постоянно возвращался к вызывавшему замешательство виду Дыхания Богов. Казалось, что машина оказывала какое-то непреодолимое притяжение на его чувства, словно принудительно приковывая внимание всех присутствующих только к себе.

– Вы нашли его… – наконец сумел выдавить Котов.

– Нашёл, – подтвердил Телок.

– Как? Оно было мифом, почти забытой легендой из спрятанных рукописей сумасшедших и еретиков.

– Следуя подсказкам, оставленных его создателями, – ответил Телок, прохаживаясь по плавно изгибавшейся платформе, и вынуждая Котова и остальных последовать за собой. – Те сумасшедшие некогда были искателями истины, как и мы, людьми, которые нашли истины, но не сумели постичь её своими слабыми разумами.

– Так кто же создал его? – спросил Робаут Сюркуф таким тоном, словно уже знал ответ.

– Древняя раса, идентичность которой давно позабылась за неумолимой тьмой времени, – ответил Телок, презрительно махнув рукой, как если бы то, кто построил машину, являлось менее важным чем то, кто сейчас управлял ей. – Как бы они не называли себя, они прошли сквозь нашу галактику миллионы лет назад. Они были богоподобными созданиями, ваявшими материю вселенной для удовлетворения своих желаний при помощи технологий, которые невозможно даже представить. Они пришли сюда, возможно, надеясь начать процесс снова, расширить пределы этого безобидного спирального скопления звёздных систем. Они думали соединить всю вселенную мостами недавно рождённых галактик, которые они создали бы из исходного вещества, рассеянного экпиротическим сотворением самого пространства-времени.

– И что случилось с этой расой богов? – спросил Вен Андерс, нервно поглядывая на вращавшийся шквал оборудования. – Если они были столь могущественными, то почему их больше здесь нет? Почему мы не слышали о них?

– Потому что, полковник Андерс, ничто по-настоящему не является бессмертным, даже сами боги, – ответил Телок. – По правде говоря, я не знаю точно, что с ними произошло, но в глубоких хранилищах этого мира я нашёл отрывочные следы боевого психического биоагента, который вырвался из длительного заключения и погубил их гениальные разумы, опустив до уровня животных. За поколение после первого заражения они почти уничтожили себя.

Телок замолчал, подошёл к краю платформы и с восхищением посмотрел на серебряный вихрь и потрескивающие дуги стихийной энергии:

– Я считаю, что эти боги использовали последние оставшиеся умения и перевели устройство на автоматический режим работы и самовосстановление. Они отключили все функции, кроме самых базовых, до тех пор, пока не вернутся издалека оставшиеся представители их расы, чтобы предъявить на него права, или пока не появится раса, которая сможет стать их наследниками. Я скромно утверждаю, что этот наследник – я.

Телок посмотрел на Котова, и архимагос увидел выражение, которое не предполагало никакой иной интерпретации, кроме смирения. Температура когнитивных процессов Котова возросла, пока он изо всех сил пытался не отстать от услышанного. Он сумел справиться и с благоговением и с беспокойством, аналитические способности вышли на первый план и обнаружили многое в объяснениях Телока, что просто не соответствовало пониманию универсальных законов.

– И вы утверждаете, что это устройство отвечает за астрономические технологические события, которые мы видели на Катен Вениа и Гипатии?

– Утверждаю? – переспросил Телок. – Вы сомневаетесь в моих словах?

Котов услышал угрозу в голосе Телока и тщательно подобрал следующие слова, сделав акцент на научной стороне вопроса, а не личности:

– Я имею в виду, что кажется невероятным, что какому-то устройству по силам подобное деяние, – сказал он. – Что питает Дыхание Богов? Как может этот мир, сколько бы энергии он не вырабатывал, обеспечить даже бесконечно малую часть мощности, которая должна, конечно же, требоваться для преобразования космоса? Я не сомневаюсь в ваших словах, но технологическое мастерство, необходимое для восстановления оставленного миллионы лет назад исчезнувшей расой ксеносов оборудования – ошеломляет.

Котов снова посмотрел на вращавшуюся мерцавшую машину, заполнявшую воздух над ним, зная, что остался ещё один крайне важный вопрос, на который ему был нужен ответ:

– Как вы сделали это один? – спросил он.

Телок услышал его скептицизм и ответил столь же прямо:

– Скрытые инструкции, оставленные создателями Звёздного Прародителя, оказались невероятно точными, архимагос. Соединив их с моим невероятным интеллектом, я открыл ряд чётких структурных и математических предписаний, которые позволили мне воссоздать условия физической реальности, обнаруженные в Лабиринте Ночи, и таким образом активировать устройство.

Лицо Котова и раньше не отличалось здоровым оттенком, но сейчас оно стало абсолютно белым:

– Не говорите об этом погружённом во мрак месте!

Телок предупреждающе помахал пальцем, изогнутым клинком из металла и паразитического кристалла:

– Не стоит одновременно предостерегать меня и спрашивать, как функционирует устройство, архимагос, – предупредил Телок. – Даже если текущие модели марсианского мышления и способны воспринять ответы, которые я мог бы предложить, вам они не понравятся. Они ниспровергнут ваши устаревшие взгляды, и я слишком хорошо знаю, как Адептус Механикус ненавидят тех, кто разрушает застой их драгоценного статус-кво.

Котов покачал головой, утомлённый чудовищным эго Телока. Он выдержал взгляд Потерянного Магоса, и чётко произнёс, чтобы не оставалось никаких сомнений в его словах:

– Я – архимагос Адептус Механикус и только я обладаю эмпирической ясностью Омниссии, – сказал Котов. – Вы, архимагос Телок, связаны строгими требованиями нашего ордена и идеалами поиска знаний, и поэтому обязаны раскрыть то, что изучили.

– О, я раскрою, – резко ответил Телок, кристаллическая структура его тела вспыхнула агрессивным тёмно-красным цветом. – Об этом не беспокойтесь, но как я уже сказал, это произойдёт там и тогда, когда я пожелаю.

Телок с грохотом шагнул к Котову, его массивные конечности пылали от внутреннего огня, а кулаки сжались в дробящие молоты:

– И это произойдёт, когда я заберу корабль, на котором вы столь предусмотрительно собирались триумфально вернуть меня на Марс, – произнёс Телок. – Это произойдёт, когда я буду стоять на вершине горы Олимп, как новый повелитель Красной планеты.

Окружавшие Котова скитарии зарычали от еретических слов Телока. Оружейные системы воинов активировались, но Телок отключил их коротким потоком бинарного кода высокого уровня. Скитарии застыли, когда долю секунды спустя отказала вся их внутренняя аугметика.

– И когда я переделаю Механикус по своему подобию, – продолжил Телок. – Я направлю Дыхание Богов в самое сердце солнца Терры, чтобы сжечь гниющий труп Императора и всех его продажных слуг с её поверхности.

Скорость и агрессия Чёрных Храмовников были феноменальными.

Не успел Телок договорить, как они атаковали. Ни малейшего промедления, ни малейшего проявления растущей ярости. Вот высокие воины стоят спокойно, а мгновение спустя они в полной боевой готовности бросаются вперёд.

Телок поднял руку, и космические десантники застыли, парализованные столь же надёжно, как и скитарии. Котов прочитал неистовый ритм духов-машин их доспехов, которые пытались справиться с парализующим кодом Телока.

– Я стану новым Повелителем Человечества, – рассмеялся Телок. – Правителем, который стремится постичь Сингулярность Познания.

Котов отвернулся от безумия Телока, когда услышал ломкий скрежет стекла о стекло. Около ста кристаллитов перебирались на платформу с внутренней изгибавшейся поверхности огромного зала, и примерно столько же поднимались снизу. Они окружили кадианцев и прицелились, приготовившись выкосить их смертоносным перекрёстным огнём.

– Что вы делаете? – спросил Котов. – Это – безумие!

– Безумие? – насмешливо переспросил Телок. – Как вы можете надеяться понять разум бога?

– Вы это о себе? – изумился Котов.

– Я создал весь этот регион космоса, – проревел Телок, его голос звучал со страстью боевого проповедника Экклезиархии. – Я зажигал сердца погасших солнц, создавал звёздные системы из отходов вселенной и выковал жизнь из смерти. Если это не даёт мне права называть себя богом, то, что тогда даёт?

 

Глоссарий:

Espandor Defence Auxilia – Эспандорская защитная ауксилия

Euryphaessan forges – Эврифассанские кузни

Ferran Mortification Creed – учение ферранского умерщвления

Maukren Flensar – “Маукрен Фленсар”

Ohmic Evocation – Омическое Воскрешение

Tharsis Montes – горы Фарсиды

 

Микроконтент 05

Кватрия всегда обладала практичной эстетикой, но теперь, когда окружение формировалось из воспоминаний, она стала ещё и угнетающей. В коридорах было прохладно, хотя Линья, разумеется, знала, что на самом деле не испытывала холод. Разум воспроизводил это чувство, основываясь на воспринимаемых сенсорных данных.

Насколько бы полной и подробной не являлась созданная Галатеей симуляция, человеческий разум распознавал почти любой визуальный обман. Стены оказались несколько сильнее гравированными, чем следовало, а модели не вполне трёхмерными для полного эффекта присутствия.

Линья шагала, обхватив себя руками, словно обнимая, чтобы стало теплее. Она знала, что это бессмысленно. В конце концов, о каком физическом комфорте могла идти речь, когда речь шла о мозге в колбе?

И всё же от некоторых привычек было трудно избавиться. Смерть тела не имела значения, пока жив разум. Порабощённый попиравшей законы Бога Машины мерзостью, да, но живой. Линья едва сумела сохранить рассудок, когда увидела свой вскрытый череп и кровавую пустоту внутри. Любой из не Механикус, скорее всего, сошёл бы с ума от подобного зрелища, но первый урок неофитов в Культе Механикус заключался в том, что плоть слабее технологии, и что истинными преемниками плоти являются мысль, память и интеллект.

И в самом деле, не было ли апофеозом всего, к чему стремились адепты Марса, освобождение чистого интеллекта от ограничений плоти и крови? Не поэтому ли столь многие из Культа Механикус так быстро отказались от своей человечности и принимали механическую аугметику на пути восхождения к идеалу Сингулярности Сознания?

Линья никогда не придерживалась учения отказа от плоти, полагая, что пожертвовать всем, что делает тебя человеком, равносильно тому, чтобы отрезать себя от всего, что делало жизнь такой чудесной.

Знает ли отец, что произошло с ней?

Грусть охватывала её каждый раз, когда она думала о нём. Линья надеялась, что не он нашёл её. Она надеялась, что кто-то успел убрать место её физической смерти. Она не хотела думать о том, что могло произойти с его психическим здоровьем, когда он увидел её на медицинской койке вскрытую, словно труп для анатомических опытов.

Виталий Тихон часто казался безобидным чудаком, но Линья знала, что у него было решительное и безжалостное сердце. Она надеялась, что он не сделал ничего глупого, узнав о её смерти. Галатея, не колеблясь, убила бы его, и, понимая, каким яростным интеллектом обладает Виталий, она не стала бы рисковать помещать его в нейроматрицу.

Линья понятия не имела, сколько времени прошло с тех пор, как Галатея показала ей правду, ответственная за это часть черепной аугметики была удалена вместе со всеми традиционными устройствами для связи с внешним миром. Её имплантаты высокого уровня, похоже, функционировали, но без расширенной диагностики нельзя было точно сказать, что именно оставил ей машинный интеллект.

Линья оглянулась, когда услышала, как рядом открылась круглая раздвижная дверь. Конферо. Каждый комплекс Механикус обладал одним священным залом, где под благожелательным взором Омниссии можно было всесторонне обсудить и обменяться мнениями по вопросам технобогословия.

Линья проигнорировала дверь и продолжила идти.

Она уже изучила все части галерей Кватрии, что были ей известны. Те места, которые она знала лучше всего, выглядели как настоящие до мельчайшей детали, но те области, с которыми она была менее знакома, казались незаконченными, как декорации Театрика Империалис, созданные только для того, чтобы на них смотрели издалека. Самые дальние части станции, известные ей только по планам, являлись немногим больше, чем голыми каркасными стенами и безжизненными отображениями самых основных структурных элементов.

Именно по этой области Кватрии прогуливалась Линья, находя омерзительным ложное воссоздание Галатеей места, которое она когда-то называла домом. Чтобы не забывать о своём заключении – лучше находиться в явно поддельном окружении.

Коридор поворачивал налево, но вместо ожидаемого бокового прохода, ведущего к центральному хабу, она оказалась на уровнях палубы общего пользования. Круглая дверь в конферо открылась снова.

– Я не буду вашей марионеткой, – произнесла Линья.

Она проигнорировала дверь и продолжила идти, выбирая дорогу наугад и двигаясь дальше, надеясь затеряться в глубине станции.

Но какой бы путь она не выбирала, каким бы направлением не хотела запутать своего похитителя, все дороги неизменно приводили её на общие палубы и к двери конферо. Она вздохнула, понимая, что в искусственной реальности, где Галатея полностью контролировала виртуальную архитектуру, она всегда будет возвращаться сюда.

– Прекрасно, – сказала она и шагнула в конферо.

Место оказалось больше, чем она помнила, но в этом не было ничего удивительного. Её взору предстала куполообразная палата из меди и бронзы, а также круглый стол, который мало чем отличался от Ультор Марса на борту и в самом сердце “Сперанцы”. Трёхмерная голограмма символа Механикус висела над столом, вокруг которого сидели одиннадцать магосов Адептус Механикус.

Все они были в красных или чёрных мантиях, одежды выглядели яркими и новыми, какими их запомнили их владельцы. Собравшиеся техножрецы оказались столь же разными, как и на любом виденном Линьей раньше собрании, но на всех лежал некоторый налёт былых эпох. Если тому, что она помнила о Галатее, стоило доверять, то это были магосы, которые машинный интеллект поймал в свои сети за последние три тысячи лет.

< Кто вы? > спросила Линья, хорошо зная, что не стоило сразу же верить всему, что показывает Галатея. < Вы… как я? >

Она увидела их нескрываемый ужас, пока они смотрели на неё множеством громоздких глазных стволов и блестящих аугметических кристаллов, словно она заговорила на каком-то мёртвом языке. Линья заметила, что они посмотрели на женщину-техножреца в мантии с клетчатыми краями посланника Механикус. Она единственная сидела, сняв капюшон, и Линью поразило, насколько они оказались похожими.

Судя по ноосферным меткам, её звали магос Сиристте, и Линья вспомнила имя из стенограммы первого допроса Котовым Галатеи. Как правило, посланники Механикус, особенно женщины, состояли в основном из плоти для лучшего взаимодействия с теми, кто предпочитал иметь дело с лицами, похожими на человеческие.

Техножрецы и магос Сиристте обменялись по-детски простым бинарным кодом. Сиристте подняла руку, заставив их замолчать, и плавно встала из-за стола. Нижние конечности посланника были ампутированы и заменены репульсорным устройством и несколькими мультисочленёнными руками-манипуляторами. Она пролетела над столом, при этом её сочленённые нижние конечности щёлкали и двигались, словно плыли по воздуху.

< Магос Сиристте, > произнесла Линья. < Я – Линья Тихон, но полагаю, вы уже знаете это. >

Сиристте склонила голову на бок и ответила на бинарном коде, который оказался нелепо простым и лишённым любой гексаматической сложности или изящества.

Линья повторила, но было ясно, что ни Сиристте, ни остальные техножрецы не поняли её. И тут Линья догадалась, почему Галатея в первый раз заговорила с ней на архаичном двоичном наречии, и почему бинарный код оставался столь непостижимым для этих адептов, как язык ксеносов.

Она перестроила свой бинарный код через самый простой конвертер, которым ещё обладала, и попробовала снова.

< Добро пожаловать, адепт Тихон, > ответила Сиристте, улыбнувшись. < Да, мы такие же, как и вы. Жертвы Галатеи. >

< Ни у кого из вас нет гексаматических имплантатов, не так ли? >

< Гексаматических? > переспросила Сиристте. < Мне знаком этот термин, но когда я была в Адептус Механикус, изучение этой мифической ветви лингвистического бинарного кода было почти приостановлено. >

Линья покачала головой:

< Нет, магос Циммен усовершенствовала свой код после того, как её экспедиция в туманность Акстром обнаружила рабочий фрагмент ключа для расшифровки гексаматической криптографии. Это позволило ей создать специализированные когнитивные имплантаты, благодаря которым стало возможным усовершенствование бинарного кода на геометрически более плотный уровень сложности. >

Сиристте улыбнулась:

< Я рада услышать, что поиск знания продолжается. Присоединяйтесь к нам, пожалуйста, и позвольте мне представить вас коллегам-адептам. Магос Гефест и магос Натала обсуждают сравнительные достоинства ритуала образования углеродной связи над стихирой осмотического присоединения применительно к теории, которую магос Клейнхенц постулировал относительно алхимического притяжения. Мы будем рады, если вы присоединитесь. >

Линья схватила Сиристте за руку, когда та снова повернулась лицом к столу. Она держала крепко и непреклонно, мешая Сиристте двигаться.

< Нет, > сказала Линья. < Мой череп вскрыли и удалили мозг без моего согласия. Я – пленник в общей нейроматрице. Я собираюсь бороться и победить Галатею. Я собираюсь остановить её, что бы она ни планировала сделать. >

Одна из конечностей-манипуляторов Сиристте осторожно убрала руку Линьи.

< Ваша реакция понятна, > произнесла она с должным уровнем сочувствия, < но совершенно бессмысленна. Все мы первоначально испытывали подобное чувство, но уверяю вас – нет никакого способа сбежать из нейроматрицы. >

< Я не согласна, > сказала Линья.

< Ваше согласие или несогласие ничего не изменит. Оно не изменит факта, что вы связаны с нейроматрицей или что ваша умственная деградация только ускорится при попытке сопротивляться. >

< Аве Деус Механикус! > воскликнула Линья. < Разве вы не хотите сопротивляться? Разве вы не хотите заставить Галатею заплатить за то, что она сделала? >

< Поверьте мне, другие пытались бороться с Галатеей, > сказала Сиристте, и предупреждающе посмотрела на собравшихся за столом магосов, которых воодушевила страстная речь Линьи.

Следующие слова Сиристте были обращены к ним, как и к Линье:

< Те, кто попытались бороться с Галатеей, поплатились за свою непокорность, а разум можно подвергнуть намного более ужасным пыткам, чем тело из плоти. Галатея стимулировала мозговые центры страха, тысячекратно увеличивая каждый кошмар. Она заставляла их снова и снова переживать самую худшую боль, которую они когда-либо знали. Она доводила их до безумия, превращая в жалкие и бессмысленные осколки сознания, которым оставалось только в ужасе кричать от своей судьбы. Для Галатеи не имело значения, что потеря каждого мозга вела к ухудшению её функциональности. Она упивается страданиями других, и в её глазах подобный опыт стоит небольшой жертвы. >

< Меня это не волнует, > сказала Линья. < Я найду способ заставить её заплатить за то, что она сделала со мной. Что сделала со всеми нами. >

Сиристте покачала головой и вернулась на своё место за столом.

< Вы передумаете, > сказала она. < Или она переделает вас. >

< Нет, > возразила Линья и переключилась на высокую форму гексаматического бинарного кода, когда новая идея начала формироваться в её разуме. < Вы слышите меня, Галатея? Я собираюсь бороться с вами. Я собираюсь уничтожить вас! Услышьте меня! >

Линья не сомневалась, что Галатея регистрировала всё происходящее в нейроматрице, но яростные слова не вызвали никакой реакции со стороны машинного интеллекта.

Но она и не ждала никакой реакции.

– Оружие к бою, – приказал Вен Андерс. – Встать кольцом вокруг меня.

Несмотря на множество нацеленного на них кристаллического оружия кадианцы прижали лазерные ружья к плечам и сформировали защитное построение вокруг полковника.

Котов шагнул вперёд с поднятыми руками, словно развернувшуюся драму можно было решить с помощью дипломатии:

– Архимагос Телок, – произнёс он. – Пожалуйста, давайте мы все переведём дух и обдумаем произошедшее. Мы преодолели половину галактики, чтобы найти вас и вашу технологию. Со всеми вашими достижениями вас ждёт триумфальное возвращение на Марс. Вас станут чествовать как героя, как пример того, кем стремятся стать все Механикус. Всё что вы пожелаете станет вашим – слава, богатство, ресурсы… Просто позвольте нам вернуть вас и мы забудем о сказанных в запале провокационных словах.

– Вы напрасно тратите время, архимагос Котов, – произнёс Сюркуф. – Телок хочет убить всех нас и забрать “Сперанцу”. Это было его намерением, начиная с нашего приземления. Единственная причина, почему мы всё ещё живы состоит в том, что колоссальное эго Телока не позволило ему просто захватить наш корабль, не рассказав, зачем он всё это делает.

– Нет, нет, нет, – ответил Котов, качая головой и отмахиваясь от слов вольного торговца золотой рукой кибернетического тела. – Вы ошибаетесь, Сюркуф, – сказал Котов. – Абсолютно ошибаетесь.

Телок шагнул к Котову.

– Нет, боюсь, что господин Сюркуф прав, – сказал Телок. – Но всё же лучше рассматривать мои действия не как эгоцентричные, а как последний подарок. Увидеть Дыхание Богов во всей его красе, прежде чем умереть – это награда, которой удостоятся немногие.

– Котов, отойдите от этого предателя, – произнёс Андерс.

– Все мы – слуги Омниссии и Императора, – взмолился Котов, хватаясь за последний шанс, что его надежды не обратились в пепел, несмотря на очевидное предательство Телока.

– Котов! – повторил Андерс. – Вам лучше услышать меня.

– Вы называете себя богом, – произнёс Сюркуф. – Но есть только одно создание в Империуме, достойное этого титула. И вы – не Император.

– Пока нет, – ответил Телок.

Бьеланна боролась, чтобы сохранить восприятие в настоящем, невзирая на кружащийся вихрь внизу сверкающего серебристого металла. Искажение в пряже возникло из-за этого Куньяк. Она пыталась сдержать слёзы, чувствуя, как оно даже сейчас деформировало время самим своим существованием:

– Какой безумец создал такую чудовищную технологию?

– Монкеи, – ответила Ариганна, расположившись на декоративных металлических перилах и наблюдая сверху за ссорой существ-обезьян. – Кто же ещё?

Бьеланна покачала головой. Повторные толчки ощущений взрывались в её разуме. Скала в омуте потенциальных вариантов будущего. Она видела, как люди убивали друг друга, а эльдары бросались вниз и вырезали их всех. Она видела, как Лексель Котов умирал тысячу раз тысячью различными способами.

Разорван на куски кристаллическими тварями, которые кишели на поверхности этой огромной пещеры, словно уродливые пародии на пауков варпа. Убит взрывом зелёного света гладкого энергетического луча. Сброшен с платформы и разбился.

Будущее разветвлялось и разделялось тысячу раз, и ещё тысячу раз, но в каждом варианте, где монкеи умирали в этом месте, одно оставалось постоянным. Нерушимым и неизменным в своём исходе.

Она видела, как эльдары умирали, а мир разрывало на части.

Ставшая столь же непоколебимой как в прошлом переменчивой пряжа показывала только одно: гибель этой планеты приведёт в движение водоворот смерти и разрушения галактического масштаба. Убийство, которое Потерянный Магос развяжет своей ужасающей технологией, затмит число жертв даже величайших войн древних эпох.

Ариганна покачала головой и тихо усмехнулась:

– Похоже, монкеи перебьют друг друга за нас, – сказала она, убрав клинок в ножны. – Кровопролитие уже началось.

Бьеланна подтянулась к краю платформы, покачнувшись от волн столкновений прошлого и будущего. Ариганна оглянулась на неё и Бьеланна увидела, как все три воплощения экзарха сменились в быстрой последовательности. Вероятность смерти Ариганны стала сильна, как никогда.

Ведущий их всех на смерть путь повис на волоске от неизбежности.

Жизнь и смерть. Вращаются. Подвешенные на тонкой рвущейся нити.

– Нет, – произнесла Бьеланна, посмотрев на развернувшуюся внизу схватку и следуя по пути, на который она никогда и помыслить не могла ступить. – Теперь я вижу… Смерть Котова не является ответом… И никогда не являлась.

Стекловидный клинок просвистел над головой Робаута. Он пригнулся и выпустил мощный лазерный разряд в голову кристаллита. Жгучий жар выстрела расцвёл в черепе, испарив оживлявшие существо микроскопические машины. Оно замерло, застыв, словно ледяная скульптура, сумевшая наполовину перелезть через парапет платформы.

Другой поднялся рядом, заряды зелёной энергии вспыхивали на его зазубренных кулаках. Шквал свистящих лазерных лучей кадианцев разорвал его на куски и перебросил через перила. Робаут, пригнувшись, бросился в сторону, когда новые стремительные зелёные дротики убийственного света пронеслись над головой. Часть платформы исчезла во вспышке шипящего огня, когда разряд ударил рядом с ним.

– Иланна! – крикнул Робаут, увидев, что кристаллит приземлился на платформу позади техножреца “Ренарда”. В отличие от вольного торговца магос не была вооружена. Кристаллит выдвинул пару сверкающих изогнутых клинков, пылавших зелёным огнём. Иланна закричала и направила механодендриты в сторону существа, выпустив поток диссонирующего бинарного кода, от которого Робаут вздрогнул и почувствовал резкий прилив тошноты.

Туловище кристаллита взорвалось вихрем разбитого стекла.

Робаут едва ли не полз к Павельке, всё ещё чувствуя тошноту от последствий бинарной атаки:

– Как, во имя Императора, вы сделали это?

Выражение лица техножрицы всегда было сложно прочитать, но Робаут достаточно хорошо знал Павельку, чтобы увидеть сочетание стыда и ужаса:

– Одним старым и очень плохим кодом, который я должна была удалить давным-давно, – ответила Павелька. – Но вы знаете, как говорят, Механикус…

Прежде чем она успела закончить, учёных и слуг Котова изрешетили, несчастные так и не успели понять, что происходит. Сервочерепа Котова в панике бросились прочь, а сам архимагос укрылся позади застывших скитариев.

Выстрел задел плечо Иланны. К счастью металл, а не плоть.

– Эта платформа – ужасное место для обороны! – воскликнула она.

– У вас есть на примете что-то получше? – ответил Робаут.

Кристаллиты окружали их, спереди, сзади, сверху и снизу, и Робаут подозревал, что была всего лишь одна причина, почему они ещё живы. Он собрался с силами и, пригнувшись, побежал к кадианцам Вена Андерса, которые пробивались вдоль стены к выходу. Они оставляли за собой трупы, каждый ярд оплачивался жизнью кадианского гвардейца.

Робаут теперь понимал, почему Телок увёл их от входа – чтобы ещё сильнее затруднить возможность сбежать.

Чёрные Храмовники и скитарии по-прежнему не двигались. Силовая броня космических десантников покрылась пузырями и трещинами под повторяющимися попаданиями. Оставалось только вопросом времени, пока воинов не убьют.

– Сюркуф, – позвал Андерс, выпустив пару выстрелов по кристаллиту, спускавшемуся с верхнего уровня. Тот сорвался со стены, со звуком бьющегося стекла и исчез в охряном тумане внизу. – Вы живы.

– Нам нужно держаться ближе к Телоку! – крикнул Робаут, а тем временем ещё два выстрела попали рядом с ним в платформу. Андерс в ответ недоверчиво посмотрел на него:

– Что? – спросил он, вставляя и защёлкивая силовую ячейку в рукоять пистолета. – Вы с ума сошли?

– Единственная причина, почему эти кристаллические штуковины сразу не перестреляли нас, заключается в том, что Телок стоял слишком близко к нам, – ответил Робаут, нырнув, когда жгучие разряды зелёного огня замелькали возле его головы. – Мы должны держаться ближе.

Лицо Телока закрывал слегка колеблющийся слой прозрачного кристалла и всё же даже сквозь эту искажающую маску Робаут видел комплекс бога, который породили тысячи лет изоляции и независимости.

Посреди насилия Котов вышел из-за скитариев и поднял руки в иступлённой мольбе:

– Прекратите это безумие, Телок! – в отчаянии воскликнул он.

В ответ обшитые кристаллами дредноутоподобные конечности Телока протянулись вниз и оторвали золотые руки Котова от механического тела.

Архимагос Котов в ужасе отшатнулся, снова укрывшись за скитариями. Едкий инфоток хлынул из его искалеченных плеч. В воздухе повисла вонь горелых масел. Телок с грохотом направился к нему, впечатав одного из парализованных скитариев в стену. Искажённый смех Телока раздался из кристаллического шлема, когда он сбросил второго воина Механикус с платформы, а третьего сжёг в пепел.

Робаут бросился вперёд, и в этот момент энергетическая клешня Телока устремилась вниз, чтобы оторвать голову Котова от золотого тела.

Оглушительный вой эхом разнёсся по огромной пещере.

Это был душераздирающий крик неистового древнего голода, пославший вопящие мучительные импульсы вдоль каждого нерва в теле Робаута. Боль казалась невероятной, как жгучий предсмертный апокалиптический удар.

Он упал на колени, и зажал уши руками.

Эффекты смертоносного воя не ограничились существами из плоти и крови. Кристаллиты остановились и задёргались, когда их таинственная связь с хозяином оборвалась.

Едва Робаут успел прийти в себя и понять, что снова может в некоторой мере управлять своими руками и ногами, как гигант цвета бледной слоновой кости и изумруда обрушился на платформу прямо перед ним.

Металл прогнулся под его весом.

Робаут в шоке моргнул.

Тонкие конечности гиганта были настолько изящными, что казались недостижимыми ни для одной человеческой машины. Меч с длинным и молочно-белым, словно фарфор клинком выскользнул из его запястья.

От алайтоков Робаут слышал о гигантских воинах-конструктах, известных, как призрачные властелины, но никогда не видел их.

Увиденное сейчас заставило его пожелать, чтобы так оставалось и дальше.

Непропорционально большая перчатка призрачного властелина перехватила опускавшийся кулак Телока и отвела от головы Котова. Клешня пробила стену под визг разрываемых металлических кабелей. Призрачный властелин вскинул вторую руку, и белый клинок аккуратно рассёк гибридную кристаллическую структуру схваченной конечности Телока.

Залп зелёного огня из кристаллов на груди Телока поразил призрачного властелина, и начал распространяться по гладкому смертоносному телу, словно живой огонь.

Затем другие фигуры приземлились среди кристаллитов.

Гибкие танцовщицы в украшенных красными плюмажами шлемах и с мечами из кости. Сутулые убийцы в сегментированной броне и с потрескивающими дугами молний вокруг челюстей. Нечеловечески пропорциональные и неестественно быстрые.

Они упали на парализованных кристаллитов ураганом клинков и жгучих энергетических разрядов, и не успел Робаут вздохнуть, как они разбили на куски десятки воинов Телока.

– Эльдары, – произнёс Робаут. – Это – эльдары…

– Как, во имя Ока, они здесь оказались? – спросил Андерс, подбегая, чтобы помочь ему встать.

Робаут покачал головой:

– Разве это важно? Они помогают нам.

Андерс пожал плечами, согласившись с его логикой, одновременно продолжая стрелять по кристаллитам.

Телок и призрачный властелин обменивались сокрушительными ударами. Болты вырывались из каменных стен от ярости их схватки. Платформа скрипела и раскачивалась.

– Вперёд! – крикнул Андерс.

Кадианец был не меньше потрясён появлением ксеносов, но не собирался впустую потратить шанс на спасение, которое оно предоставило. Он кричал гвардейцам двигаться.

– Эльдары…? – повторил Робаут, пока ноющий настойчивый голос в подсознании говорил ему, что он знал, почему именно они здесь появились.

Но фрагменты воспоминаний упрямо отказывались складываться воедино и отвечать на его вопрос.

Гибкая фигура приземлилась перед Телоком со сверхъестественным изяществом, одну руку вытянув перед собой, а в другой сжимая искусно украшенный посох из слившейся кости и серебра. Он пульсировал сверкающим светом, который отпечатался на сетчатке Робаута.

Явно женщина, она носила плащ из переплетавшихся геометрических фигур поверх изгибавшихся пластин брони, покрытых руническими символами, которые одновременно казались ему знакомыми и странными.

– Ясновидица, – произнёс Робаут, память об этой женщине проступала всё отчётливее. Он вспомнил тёмное хранилище на забытой палубе “Сперанцы”, где всё покрывал толстый слой пыли, и больше всего он покрывал – память. Где он стоял перед статуей магоса Вахихвы из Фарсеса и поклялся не забывать его.

И как только он вспомнил магоса Вахихву, вернулись и воспоминания о ясновидице.

– Бьеланна Фаэрэлль с Бьель-Тана, – сказал он, когда жидкий огонь вспыхнул вокруг неё и Телок отступил от психической бури. Призрачный властелин шагнул в сторону, и стихийная ярость атаки ясновидицы разделила двух врагов.

Психический барьер эльдарки имел ещё одно последствие.

Робаут увидел, как Чёрные Храмовники и два оставшихся скитария, наконец, избавились от эффекта кода Телока. Он увидел страстное желание Танны вступить в бой с Потерянным Магосом. Выпустить всю обойму болтера во врага, который замыслил убить Императора.

Но даже Чёрным Храмовникам пришлось отступить от воющих вихрей психического шторма. Робаут ощутил в насыщенном нематериальными энергиями воздухе ненависть Храмовников к ксеносам и их деяниям. Варда обнажил меч, его движения были неуклюжими, как у только что проснувшегося человека. Чемпион Императора посмотрел на сержанта, собираясь отомстить за смерть Кул Гилада, но Танна покачал головой.

Робаут никогда не видел столь невероятное самообладание и сомневался, что увидит снова.

Увенчанный рожками шлем псайкера повернулся к нему, и он почувствовал, как сильное напряжение разума эльдарки едва не парализовало его.

– Уведи его, – приказала она, указывая на потрясённого архимагоса Котова. – Уведи своего лидера отсюда. Он не должен здесь умереть!

Робаут и скитарии схватили Котова, но вес раненого архимагоса грозил опрокинуть их на платформу.

Тогда Браха и Яэль встали рядом с Робаутом и даже в далёких от исправного состояния доспехах Храмовники легко справились с массой Котова.

– Увести его куда? – спросил Робаут.

– В закатные ворота, Сюркуф, – ответила Бьеланна.

– Куда?

Ясновидица ткнула посохом перед собой, и на стене появилось пятно света, словно сварочная горелка прожигала тонкий лист металла. Слишком яркий, чтобы смотреть прямо на него, он быстро увеличился до блестящего овала солнечного света. Порывы сверкающего воздуха вырвались из врат, вместе со звуками смеха и слёз, жаром пустыни и морозом полярных пустошей.

– Вперёд! – крикнула ясновидица, её голос звучал напряжённо из-за усилий для открытия портала. – Все вы! Я могу сохранять портал открытым всего несколько секунд. Вы должны довериться мне.

– С какой стати? – прорычал Танна. – Ты убила нашего реклюзиарха.

– Какой у тебя есть выбор, монкей?

Раздался скрип стекла о стекло, став недвусмысленным сигналом, что кристаллиты снова пришли в движение, наконец, оправившись от вызванного боевым кличем эльдаров потрясения.

– Никакой, – произнёс Робаут, и шагнул в ворота.

 

Микроконтент 06

Блейлок привык к спорам Криптаэстрекса и Азурамаджелли, но сейчас под угрозой находилось большее, чем просто потраченное на пустые препирательства время. Громоздкий роботизированный Криптаэстрекс являлся продуктом “западного полушария”, базируясь на логике, аналитике и по своей природе обладая склонностью к объективности. Азурамаджелли с распределёнными по решётчатому телу частями мозга представлял собой чисто “восточное полушарие”, строя работу на интуиции, размышлениях и субъективизме.

Блейлок знал, что, как и большинство подобных стереотипов, это понятие было немногим больше, чем мифом, и всё же снова и снова оно находило подтверждение среди тех магосов, которые обучались в разных кузницах Марса.

Два старших адепта мостика стояли перед командным троном “Сперанцы”, с которого Блейлок уже несколько часов безуспешно пытался связаться с Котовым. Предписания Механикус требовали, чтобы вокс-связь корабля с поверхностью осуществлялась через равные интервалы времени, но атмосферные условия мира-кузни архимагоса Телока превратили подобные протоколы в посмешище.

< Атмосферное геоформирующее судно, > произнёс Азурамаджелли, самый правый из кусочков мозга которого замерцал синаптической активностью. < Увеличение нагрузки на реакторы до максимально допустимого значения позволит убрать достаточно помех для установления вокс-связи. >

Единственная и немигающая глазная линза Криптаэстрекса раздражённо вспыхнула:

< А я продолжаю настаивать, что вывод атмосферного геоформирующего судна до уровня термопаузы окажется недостаточно для прорыва электромагнитного искажения Экснихлио. >

< У вас есть лучшее предложение? > спросил Азурамаджелли.

< Даже поступить прямо противоположным образом вашему предложению уже станет лучшей идеей, чем рисковать столь ценным судном в атмосфере планеты при отсутствии безопасного прохода. >

< Вы скоры на осуждение моих предложений, но не внесли ни одного своего, > заметил Азурамаджелли. < Возможно, потому что у вас нет своих идей. >

< Связанная цепь астронавигационных сервиторов-дронов, > сказал Криптаэстрекс.

< Ах, вот мы и подошли к сути дела. Вы не хотите рисковать своими активами, но охотно рискуете моими? >

< Хватит, > резко произнёс Блейлок, код фабрикатус-локума был властным и окончательным. < Вы забыли, что ни один из активов не является вашим. Они принадлежат Адептус Механикус, и, сколь бы ни был ценен каждый артефакт, я потрачу их все, если это поможет связаться с архимагосом. Я ясно выражаюсь? >

< Совершенно ясно, Таркис, > ответил Криптаэстрекс, сложив тяжёлые руки-манипуляторы на прикрученном к груди символе Механикус.

< Азурамаджелли? >

< Да, фабрикатус-локум > сказал Азурамаджелли. < Ваши указания ясны. Вы хотите что-то предложить? >

Удовлетворённый, что пререкавшиеся магосы осознали всю серьёзность ситуации, Блейлок ответил:

< Используйте все средства в вашем распоряжении. Криптаэстрекс, направьте два ваших геоформера для очистки верхних пределов атмосферы. >

Блейлок заметил удовлетворение в ноосферной ауре Азурамаджелли, магистр астронавигации был доволен, что с его предложением согласились, но фабрикатус-локум ещё не закончил.

< Магос Азурамаджелли, > продолжил он. < Предложение магоса Криптаэстрекса также имеет смысл, и цепь астронавигационных дронов совместно с ликвидацией атмосферных помех в геометрической прогрессии увеличит наши возможности по установлению вокс-связи с архимагосом. Просчитайте оптимальное положение для ваших зондов и запускайте их сразу, как закончите. >

Азурамаджелли показал, что услышал и понял приказ, и магосы вернулись на свои посты, попутно обмениваясь бинарными оскорблениями.

Блейлок проигнорировал их поведение и разгладил чёрную с вытравленными изображениями божественной схемы мантию. Зелёная оптика под его капюшоном замигала, и он махнул группе низкорослых сервиторов перестроить кабели инфокровотока, которые регулировали течение благословенных химических веществ, регулирующих его тщательно сбалансированное биокибернетическое тело. Мысленно он ввёл смесь стимуляторов и синаптических усилителей. Они увеличат когнитивные вычислительные способности, но на какое-то время вызовут вялость биологических компонентов.

Компромисс, на который Блейлок более чем был готов пойти.

Он ощутил присутствие отвратительного машинного гибрида ещё до того, как Галатея заговорила. После того, что она сделала с госпожой Тихон, Блейлок едва мог заставить себя смотреть на неё.

– Ваши магосы ссорятся, словно послушники, – произнесла Галатея. – Мы наказали бы их очисткой данных и изменением параметров перезагрузки энергии. Мы не потерпели бы инакомыслие.

– Правильно опосредованное небольшое соперничество между подчинёнными никогда не помешает, – ответил Блейлок, не желая разговаривать с существом, но понимая, что у него мало выбора. Галатея фактически взломала системы “Сперанцы”, что предоставило ей беспрецедентную власть над номинальным командующим ковчегом.

– Мы видим только антагонизм между Азурамаджелли и Криптаэстрексом, – сказала Галатея. – Мы давно отказались бы от одного из них.

– Адепты Криптаэстрекс и Азурамаджелли – жизненно важные компоненты для функционирования этого корабля, – произнёс Блейлок, наконец, посмотрев на Галатею. Грубое ассиметричное тело оскорбляло его чувство порядка почти столь же сильно, как сам искусственно развитый машинный интеллект оскорблял его веру.

В мозговых колбах, располагавшиеся на теле-паланкине, слегка рябили искажающие жидкости, каждую украшали соединительные провода, шипы имплантатов и мониторы биоритма.

Какая из них принадлежала госпоже Тихон?

Галатея увидела, куда он смотрел, и рассмеялась. От резкого, неприятного и механического звука у Блейлока возникло чувство, словно вдоль его позвоночника провели когтями.

– Архимагос Котов явно поступил слишком беспечно, позволив их продолжительной взаимной антипатии снижать эффективность команды мостика, – сказала Галатея.

– Тогда я должен поблагодарить Омниссию за то, что хотя вы и удерживаете нас в заложниках на борту нашего же корабля, это – не ваш мостик.

– Верно, не мой, но если архимагос Котов не вернётся, он вполне может стать вашим. Не притворяйтесь, что не задумывались об этом.

Блейлок покачал головой:

– Котов вернётся. Омниссия не показывал бы ему знамения и не даровал бы нам свою благодать, дабы мы преодолели столь много на пути сюда, и всё ради того, чтобы потерпеть сейчас неудачу.

– Вы думаете, что Омниссия привёл вас сюда? – спросила Галатея.

– Конечно.

– Вы ошибаетесь.

Несмотря на свой здравый смысл, Блейлок не сумел устоять перед столь очевидной приманкой:

– Если не Омниссия, то кто?

Галатея странно посмотрела на Блейлока, склонив голову в капюшоне на бок и её серебряные глаза потемнели, словно она не была уверена в истинном смысле его слов.

– Архимагос Телок привёл вас сюда, – сказала она. – Мы думали, что вы знаете это.

Блейлок с облегчением выдохнул фильтрованный ладаном воздух, решив, что Галатея, похоже, говорила в метафизическом смысле.

– Архимагос Телок пропал тысячи лет назад.

– И вы искренне верите, что его рука не простирается из-за края галактики до самого сердца Империума? – усмехнулась Галатея. – Скажите нам, магос Блейлок, насколько велики шансы, что цепочка таких астрономически маловероятных событий, которая привела сюда “Сперанцу”, могла произойти в столь случайной последовательности? С какой вероятностью вы могли оказаться здесь? Протеже магоса Альхазена из Сабейского залива, адепта фанатично преданного продвижению основных положений архимагоса Телока? Того самого адепта, который направил корабли Робаута Сюркуфа в систему Аракс, где чудесным образом обнаружили спасательный маяк “Томиоки”?

– Генерал-фабрикатор лично назначил меня на “Сперанцу”, – ответил Блейлок, не желая ни в чём уступать Галатее.

– О чём и свидетельствуют загруженные записи эксплоратора, – согласилась Галатея. – Но зачем ему назначать кого-то, кто с первого взгляда был предрасположен считать путешествие безнадёжным?

– Затем, чтобы отчаяние Котова не погубило ковчег Механикус, – резко ответил Блейлок. – Чтобы стать глазами Марса!

– Глазами генерал-фабрикатора, который служил первые три столетия в Культе Механикус вместе с магосом Альхазеном. Совпадение? Вы знаете статистическую маловероятность таких вещей, Таркис. Подумайте над этим, и затем скажите нам, что это не Телок привёл вас сюда.

Галатея отвернулась и с лязгом направилась вдоль центрального нефа мостика на несовпадающих ногах.

Блейлок смотрел, как она уходила, чувствуя, как твёрдый адамантий, на котором он построил свою жизнь, осыпается, словно предательские красные пески озера Тифона.

Высокие башни системы изолированного трубопровода заполняли сводчатый зал, подобно петлям кишок в желудке. Глубоко под поверхностью Экснихлио они возносились к далёкому потолку и погружались в затянутые тенями пропасти на неизвестное расстояние. Дуги молний протянулись между ними, а воздух потрескивал едва сдерживаемой мощью колоссальных энергий, вырабатываемых подземными генераторами и немыслимыми геологическими силами в ядре планеты.

Оглушительные машины работали внутри каждой колонны, звук наполнял зал грохочущим механическим сердцебиением.

И это был лишь один из десятков тысяч подобных залов.

На подвесных мостках и парящих станциях управления трудились почти ослепшие сервиторы, жалкие и опустошённые существа, которые ухаживали за оборудованием. Безволосые и истощённые фигуры – они почти не напоминали себя прежних.

Единственным источником света служили мерцающие между башнями молнии.

Или, по крайней мере, так было, пока золотое сияние не хлынуло на свисающую платформу управления, с которой открывался вид на отвесные каньоны распределения энергии. Оно омыло металлический пол, словно солнечный свет, которому никогда не было суждено проникнуть так глубоко.

Сначала одна, потом ещё несколько фигур вышли из света. Подобно солдатам, покидавшим горящую подбитую технику, они кричали в ужасе и смятении, стараясь подальше убраться от сверкающего света ворот паутины.

Робаут Сюркуф первым шагнул на палубу платформы, за ним быстро последовала Иланна Павелька. Их глаза выглядели широко открытыми и испуганными, экипаж “Ренарда” потрясло увиденное, но только в кошмарных снах они смогут вспомнить все подробности этого путешествия. Затем показался раненый архимагос, Котов сохранял вертикальное положение только благодаря Яэлю и Брахе. Следующими вышли два скитария, несколько выживших стоических кадианцев и их полковник.

Эльдары легко выскользнули из врат, за ними появились оставшиеся Чёрные Храмовники.

Обе группы разошлись, держась враждебно и настороженно.

Каждая ожидала от другой предательства.

Последней из портала вышла Бьеланна, и едва её ноги коснулись стальной поверхности пола, как она рухнула, обессиленная высочайшей ценой, заплаченной за открытие пути в паутину.

Закатные ворота померкли и исчезли с хлопком воздуха, поспешившего заполнить пустоту. Золотой свет пропал, и Бьеланна выпустила дрожащее дыхание невероятно истощённой души.

Робаут выпрямился, чувствуя головокружение от столь чудесного и всё же страшного путешествия. Мир вокруг ощущался каким-то тонким, словно это была просто ширма, защищавшая от более глубокого и ужасного реального восприятия. Впервые в жизни Робаут был благодарен за свои ограниченные человеческие чувства.

По крайней мере, когда люди путешествовали сквозь варп, они были защищены от его худших эффектов полем Геллера.

Паутина не предоставляла такой защиты.

Яэль и Браха осторожно опустили Котова на пол. Глаза архимагоса были крепко закрыты. Голова дрожала от боли, и сбивчивый бинарный код изливался из аугмитов. Робаут не знал, какой технологией биологической обратной связи обладал Котов, но подозревал, что источником страданий являлось скорее предательство Телока, чем какие-либо физические ощущения.

Один из скитариев встал рядом с раненым архимагосом, другой склонился над его повреждёнными плечами. Достав инструменты из углубления в груди, кибернетически улучшенный воин начал эффективно и молча перекрывать брызгающие трубки инфокровотока и изолировать безнадёжно повреждённые схемы.

Робаут опустился на колени около скитария, жестокого воина с металлическими имплантатами вдоль широких плеч, позвоночника и верхних частей рук. На плече телохранителя Котова располагалась пушка во вращавшемся креплении, а правая рука являлась сильно модифицированной силовой клешнёй со встроенным лазерным карабином.

– Он умрёт? – спросил Робаут.

– Нет, если ты заткнёшься и перестанешь мне мешать, – не глядя, прорычал воин.

– Мы можем помочь, – сказал Робаут.

Воин поднял облачённую в металл голову и обнажил острые стальные зубы. Робаут вздрогнул от нескрываемой враждебности в его взгляде.

Скитарий посмотрел на Павельку и сказал:

– Ты – не можешь. Она. Только она.

Робаут махнул Павельке подойти, и она обменялась со скитарием потрескивающим потоком бинарного кода. Робаут оставил их, увидев, что выживание или смерть Котова могут буквально уже через секунду оказаться под вопросом.

В то время как ясновидица стояла на коленях, склонив голову и касаясь визором шлема пола, эльдарские воины начали действовать по собственному усмотрению.

Танна, Яэль, Браха, Иссур и Варда сформировали убийственное кольцо, пока причудливо смертоносные ксеноубийцы окружали их. Вен Андерс и кадианцы крепко прижали лазганы к плечам, каждый солдат отслеживал движения вражеского воина.

Эльдары держали оружие и клинки наготове. Требовалась всего одна искра, чтобы превратить это противостояние в кровавую баню.

– Н… не позволяй ксеносу жить, – запинаясь, произнёс Иссур сквозь зубы. Хотя его нервная система сильно пострадала от электростатического зарядника на манифольдной станции “Валетте”, острие меча космического десантника не дрогнуло ни на миллиметр. Варда держал чёрный клинок над плечом, напряжённый и готовый атаковать.

– Брат Иссур, замолчите! – крикнул Робаут, увидев, как эльдары напряглись от слов космического десантника, ожидая приказа убивать.

– Опустите клинки или все умрёте, – пообещала воин в доспехе цветов золота, нефрита и слоновой кости.

Робаут с первого взгляда понял, что перед ним экзарх, и прекрасно знал, что она могла исполнить свою угрозу. Её движения напоминали маскирующихся хищников лесов Эспандора, кошачьих охотников, добыча которых даже не знала, что являлась целью, пока не становилось слишком поздно.

Яэль и Браха прицелились в неё, отслеживая движения, но Робаут сомневался, что даже их меткости хватит, чтобы попасть в экзарха.

Над эльдарами возвышался призрачный властелин, гладкая броня которого выглядела почерневшей и разъеденной огнём Телока. Сражаться против такого чудовища было самоубийством, но, похоже, для Чёрных Храмовников это не имело значения.

Робаут встал между космическими десантниками и эльдарами, вытянув руки. Он не мог не вспомнить, что произошло с архимагосом Котовым, когда тот воспользовался такой же тактикой, пытаясь избежать насилия.

– Никто не делает никаких глупостей, – произнёс он. – Мы только что избежали верной смерти, поэтому давайте не делать работу Телока за него.

– Эти ксеносы убили Кул Гилада, – сказал Браха. – Кровь Сигизмунда взывает к отмщению.

– Жизнь одного монкея? – произнесла экзарх, сжимая перед собой огромную цепную саблю. – Своими действиями вы убили множество моих сородичей. Уже одного этого достаточно, чтобы прикончить вас тысячу раз.

– Так что же ты не пробуешь? – спросил Танна.

Робаут вздохнул:

– Вы хотите, чтобы она убила вас?

Он повернулся к экзарху и погрузился глубоко в себя, вспоминая эльдарский язык:

– Приветствую, экзарх. Я – Робаут Сюркуф из Ультрамара, вольный торговец и верный слуга Императора. Мы благодарны за вашу помощь и не причиним вреда ни вам, ни вашим сородичам.

Экзарх не сумела скрыть удивления от слов Робаута, и он надеялся, что его произношение не настолько плохое, чтобы привести их всех к гибели из-за невольного оскорбления родословной её семьи.

– Ты говоришь на нашем языке, – произнесла экзарх. – Интонация алайтоков в грубом человеческом языке. Я должна убить тебя за его осквернение.

– Но не убьёте, – сказал Робаут.

– Почему ты в этом уверен?

Робаут показал на Бьеланну:

– Потому что она сказала вам спасти нас, не так ли? У неё было какое-то видение. Она увидела, что, если мы здесь погибнем, то произойдёт что-то очень плохое, верно?

Экзарх опустила клинок, но её поза не изменилась ни на йоту. Робаут знал, что неподвижность могла смениться убийством за долю секунды, но он угадал.

– Послушайте, – продолжил он, вернувшись на низкий готик и обращаясь как к эльдарам, так и к Чёрным Храмовникам. – Вражда между нами остановлена, завершена. С ней покончено. Так должно быть или мы все здесь умрём. Всё дело в том, что мы оказались в ловушке на этой планете с безумцем, который хочет убить нас и обрести возможность вернуться домой. Теперь, кто из нас хочет умереть? Я собираюсь забежать вперёд и предположить, что ответ на мой вопрос – “никто”, и предложить отложить в сторону наши разногласия и работать вместе перед лицом общего врага.

– Сражаться рядом… вместе с ксеносами? – спросил Иссур.

– Такое уже случалось, – ответил Робаут. – Я видел, как Ультрадесант сражался вместе с союзниками-эльдарами. Я просто надеюсь, что вы поймёте, что сотрудничество даёт нам наилучшие шансы на выживание.

– Ты прав, Робаут Сюркуф из Ультрамара, – сказала Бьеланна, плавно поднявшись и сняв шлем. Лицо оказалось бледнее, чем он запомнил с их прошлой встречи на борту “Сперанцы”, эллиптические глаза ясновидицы потускнели и запали на овальном лице. Алые волосы всё ещё были украшены бусинками с кристаллами и драгоценными камнями, но от висков протянулись две белоснежных пряди.

Она подошла к нему с таким изяществом, словно двигалась по льду:

– Я видела тёмных тварей в пряже, – сказала Бьеланна. – Тварей, которых безумие этого монкея Телока выпустит на галактику, если мы не сможем повернуть будущее с текущего пути. Поэтому не стоит заблуждаться: мы сражаемся не с вами, мы сражаемся, чтобы не позволить Телоку покинуть эту планету.

– Тогда наши цели совпадают, – произнёс архимагос Котов.

Робаут повернулся и увидел хозяина “Сперанцы”, который стоял рядом с Павелькой и двумя скитариями. Чёрная жидкость сочилась из уплотняющего слоя на его плечах, но глава экспедиции хотя бы сумел принять вертикальное положение.

– Пока, – заметила Бьеланна.

– Я не знал, – сказал Котов. – Откуда я мог вообще знать, что Телока поглотит безумие?

Бьеланна сжала кулаки и едва ли не выплюнула слова в лицо Котову:

– Потому что ничто в поведении вашей расы никогда и не предполагало никакой другой возможности, – резко произнесла она. – Ты спрашиваешь меня, откуда мог знать? Я же отвечаю тебе – как ты мог ожидать чего-то иного?

– И всё же, как ты сделал это? – спросил Койн.

– Не знаю, – ответил Авреем, вытянув аугметическую руку, словно бионическая конечность могла внезапно наброситься на него. – Я положил руку на книгу квантовых рун и это просто… произошло.

Хоук хмыкнул, и Авреем не мог решить являлся ли этот звук усмешкой или бывший гвардеец подавился чем-то мясным в тушёной пасте.

Он не был уверен, какой вариант лучше.

Они сидели на широком постаменте “Виртанена”, крана, на котором Койн и Хоук работали в носовой кузнице магоса Тарентека. Надсмотрщик по имени Найиорц занял место Авреема на троне управления высокого подъёмника, но редко тратил своё время на отключение от ноосферы, пока не заканчивалась смена.

Напротив них расположилась бригада “Вульфси” с опаской наблюдая за вернувшимся к старой команде Авреемом. Особенно человек с некачественной электрической татуировкой на черепе в форме волчьей головы и в испачканных бинтах на груди и плече.

– На что, во имя Тора, вы уставились?! – крикнул им Хоук. – Хотите, чтобы он позвал своего психотического друга?

Человек потупил взгляд, а его товарищи-крепостные ретировались.

– Хоук, заткнись, – резко прошептал Авреем.

Хоук усмехнулся и явно демонстративно дружески хлопнул Авреема по плечу. Хоук не заботился ни о ком, кроме Хоука.

– Просто позволь людям увидеть, какие мы с тобой хорошие друзья, – сказал он. – Это ничуть не повредит моей репутации человека со связями в высоких кругах.

– Я едва не убил одного из них.

– Ты хотел сказать, что Расселас Х-42 едва не убил одного из них, – сказал Койн, всегда готовый поправить там, где это не требовалось.

Расселас Х-42 был аркофлагеллантом, который зафиксировался на Аврееме во время прерванного абордажа эльдаров. Киборг-убийца стал нежданным защитником Авреема и был близок к убийству одного из команды “Вульфси”, когда тот угрожал атаковать.

Авреем до сих пор помнил, как кровь хлынула из человека, когда аркофлагеллант пронзил плечо одним клинком-цепом и держал острые наконечники второго в нескольких миллиметрах от глаза несчастного.

– Не могу сказать, что ублюдок не заслужил этого, – произнёс Хоук. – Он ни черта не умеет управлять краном.

– Сколько ты сам проработал на кране, несколько недель? – спросил Авреем. – И внезапно стал экспертом?

– Получше, чем он, – проворчал Хоук. – В любом случае, где большой парень? Он пришёлся весьма кстати, после того, как Крушиле снесли голову.

– Его здесь нет, – ответил Авреем.

– Ясно, но где он?

– Ты и в самом деле думаешь, что я скажу? – спросил Авреем.

– Почему нет?

– Потому что ты сразу попытаешься найти его и использовать, как использовал Крушилу, – сказал Авреем.

– И что в этом плохого? В конце концов, никогда не помешает иметь того, кто прикрывает тебе спину и может оторвать другим руки. Тебе он теперь не нужен, так зачем мешать другому воспользоваться кое-чем хорошим?

– Кое-чем хорошим? Х-42 повинен в массовых убийствах, – сказал Авреем. – Он жестоко убил миллионы людей, прежде чем его превратили в аркофлагелланта. Я видел это его глазами, Хоук, и поверь мне, он не тот, кого бы ты хотел видеть “прикрывающим спину”.

Хоук пожал плечами:

– Ладно, – сказал он. – Если ты считаешь, что он слишком опасен, то для меня этого достаточно.

– Неужели?

– Ты и в самом деле решил, что я собираюсь найти и использовать убийцу-психопата для собственных целей?

Авреем и Койн кивнули.

Хоук усмехнулся и поднял руки:

– О, призрак Тора, спаси меня от этих недоверчивых подозрительных душ!

Авреем и Койн рассмеялись, но прежде чем они продолжили разговор, из-за опорной плиты “Вульфси” появился Тота Мю-32 и целеустремлённо направился к ним.

– Идёт твой новый лучший друг, – ухмыльнулся Хоук, все следы непринуждённой дружбы между ними исчезли за долю секунды. – Собирается забрать тебя в сияющую школу.

– Заткнись, Хоук.

– Значит, теперь ты станешь одним из них, так? – продолжил Хоук, кивнув в направлении громоздкого подпотолочного крана магоса Тарентека, гремевшего под сводами носовой кузни. – Когда мы с Койном в следующий раз увидим тебя здесь, нам придётся раскланиваться и расшаркиваться перед тобой? Да, магос, нет, магос… как пожелаете, магос.

Яд в голосе Хоука оказался горьким, но вполне ожидаемым.

– Конечно, нет, – ответил Авреем. – Но, в конце концов, учитывая наши достижения, когда мы отключили сервиторов и показали Механикус, что они не могут относиться к нам, как к животным, думаю, что смогу принести реальную пользу, если стану магосом. И конечно больше пользы, чем простым крепостным.

– О, так ты – идеалист, – рассмеялся Хоук. – Ты собрался изменить Адептус Механикус изнутри?

– Человек может начать лавину, бросив всего один камень, – сказал Авреем.

– Что это?

– Цитата, – ответил Авреем. – Думаю, принадлежит Себастьяну Тору. Или какому-то кардиналу, я не помню. Но дело в том, что возможно я смогу изменить ситуацию. Возможно, я смогу сделать лучше. По крайней мере, я должен попробовать.

– Ты – не Себастьян Тор, – сказал Хоук.

– Хоук, ты знаешь, что ты – ещё тот тип? – спросил Койн.

– О чём ты говоришь? – переспросил Хоук, выражение лица которого стало смешным от изумления, что Койн поддержал Авреема.

– Разве ты не рад за Ави?

– Рад? – сказал Хоук. – Ты, что не слышал меня? Он собирается стать одним из них! Дай ему год, и он загонит тебя в могилу непосильным трудом. Он забудет о тебе и оставит нас здесь в дерьме, а сам станет командовать нами как какой-нибудь погрязший в близких кровных связях король улья!

– Я уже встречался с такими людьми, как ты, Хоук, – сказал Авреем. – У тебя есть умения и ты способен изменить свою жизнь, но ты настолько завистлив, что пытаешься помешать любому, кто чего-то добился, вместо того, чтобы заниматься собой.

– Ты ничего не добился, Авреем Локк, – зло ответил Хоук. – Ты унаследовал глаза от своего старика и если я не раздобыл бы тот неисправный пистолет, то у тебя не было бы новой руки. Всё это ты получил на блюдечке с голубой каёмочкой. Ты не заслужил стать избранным Машиной, это досталось тебе слишком легко. Какой у нас шанс остаться рядом с тобой?

Авреем не смог скрыть удивления:

– Ты серьёзно считаешь, что я должен быть тебе благодарен за сгоревшую руку?

Хоук пожал плечами, но не ответил, потому что Тота Мю-32, наконец, добрался до опорной плиты “Виртанена” и посмотрел на них:

– Идёмте, Авреем, пора возвращаться в кузню магоса Манубии, – произнёс он. – У нас много дел и нет времени на бессмысленную болтовню.

– Да, – сказал Хоук. – Поспешите, магос Локк. Вы же не собираетесь тратить время на бессмысленную болтовню с разными отбросами, не так ли?

Это был самый странный военный совет, на котором присутствовал Танна.

Они собрались вокруг шестиугольного центра управления, убрав четырёх сервиторов, которые, похоже, умерли прямо на своих постах. Толстый непотревоженный слой пыли лежал на их трупах и многочисленных чистых катодных панелях систем.

Он и Варда стояли с одной стороны центра, Иссур, Браха и Яэль расположились в шаге за ними. Робаут Сюркуф и Вен Андерс сели на составные нераздельные сидения, воспользовавшись возможностью передохнуть. Кадианец получил ожог руки от оружия кристаллитов, но стойко переносил рану. Магос Павелька работала над открытой панелью центра, а архимагос Котов опустился на колени у его основания, перенастраивая внутреннее оборудование тремя напоминавшими цепи механодендритами, которые развернул из спины. Перерезанные кабели и швы точечной сварки виднелись на разрушенных плечах главы экспедиции в тех местах, где скитарий поработал над аугметическим телом.

Напротив имперцев стояла эльдарская ведьма, которую, по словам Сюркуфа, звали Бьеланна. Рядом с ней стояла воин по имени Ариганна Ледяной Клык.

Танна видел эльдарку в бою всего считанные доли секунды, но этого оказалось достаточно, чтобы убедить его, что когда придёт время её убить – а оно, конечно, придёт – она станет грозным противником.

Также в совете принимал участие гигантский воин-конструкт.

– Разве он не робот? – спросил Варда Бьеланну, после того, как ясновидица представила создание, как Ульданаиша Странствующего Призрака.

– Нет, – ответил он. – Я – не робот и могу говорить за себя сам.

– Тогда это доспехи? – уточнил Танна. – С воином внутри, как рыцарь?

– Я не ношу эту броню, – ответил Странствующий Призрак. – Я – часть её, а она – часть меня.

– Как дредноут, – сказал Танна.

– Я не похож на ваши дредноуты, – произнёс Странствующий Призрак, наклонив мерцающий в свете отражённой молнии овальный череп.

– Нет?

– Нет, я умер много веков назад.

Варда сотворил знак аквилы, но ничего не сказал, неодобрительно посмотрев на Танну. Прежде чем сержант успел осудить мерзкую некромантию ксеносов, активировался центр управления и из всех шести панелей донёсся низкий гул. Две немедленно взорвались в фонтане искр и пламени. Магос Павелька погасила их с помощью газового распылителя в механодендритах.

Центр постепенно восстанавливал функциональность, уход Павельки и бинарные заклинания Котова сумели уговорить древние схемы пробудиться. Напоминавшие драгоценные камни кнопки-индикаторы замерцали и экраны затрещали тем, что, на взгляд Танны, выглядело бессмысленной статикой.

Котов выпрямился и, несмотря на успешную активацию центра, Танна увидел глубокое отчаяние на его лице. Усталость, которую он слишком хорошо знал.

– Вот, – произнёс Котов. – По крайней мере, мы сможем лучше понять, где находимся. Магос Павелька, какая здесь сеть?

– Трудно сказать, архимагос, – ответила Павелька, сражаясь с ветхостью центра не меньше, чем и с его упрямым духом-машиной. – Я привыкла к более дружественным системам. Эта оставалась мёртвой много веков и настойчиво пытается разорвать со мной связь. Я зафиксировала нашу позицию настолько хорошо, насколько возможно, но потребуется время для восстановления протоколов общения с другими ещё функционирующими центрами.

– Мне не нужны оправдания, адепт, мне нужны решения.

– Я работаю над этим, архимагос, – сказала Павелька. – Я пытаюсь получить доступ к враждебной планетарной сети, не показывая, что я это делаю, чтобы не выдать тем самым наше расположение.

– Работайте быстрее, – произнёс Котов, и его механодендриты исчезли в полости, из которой появились. – Время не на нашей стороне.

Павелька кивнула и продолжила работать, пальцы и механодендриты танцевали по кнопкам-индикаторам и медным дискам.

– Ты можешь использовать эту машину, чтобы связаться со своим кораблём? – спросила Бьеланна.

– Нет, – ответила Павелька. – Все широкополосные системы связи, которые я обнаружила, уже заблокированы. Телок знает, что наш персональный вокс не сможет пробиться сквозь атмосферные помехи, и поэтому он сделал логичный вывод, что нашим первым шагом станет определение местонахождения достаточно мощного для связи со “Сперанцей”.

– Ты – ведьма, так? – спросил Танна, подавшись вперёд и обращаясь к Бьеланне.

Она кивнула, но ответила Ариганна Ледяной Клык:

– Бьеланна Фаэрэлль – ясновидица, Храмовник. Используешь это слово снова и захлебнёшься в собственной крови, прежде чем оно сорвётся с твоих губ.

Танна почувствовал гнев Варды на угрозу экзарха и подавил свой собственный. Временно. Пока доспехи окончательно не очистились от отключающего кода Телока, ему не слишком хотелось провоцировать поединок.

– Хорошо, – сказал он. – Значит, ясновидица, ты можешь открыть ещё такие… ворота? Можешь перенести нас на ваш корабль?

– А ещё лучше – на “Сперанцу”, – предложил Вен Андерс.

– Нашего корабля больше нет, – ответила Бьеланна. – Ваше хронооружие повредило его в Шраме Ореола. Гравиметрические бури разорвали “Звёздный Клинок”.

– Тогда как вы оказались здесь? – спросил Андерс.

– Перед гибелью нашего корабля мы успели перенестись на ваше судно.

– Каким образом? – не поверил Котов. – “Сперанца” защищена от таких вещей.

– Портал паутины, – предположил Сюркуф. – Как тот, по которому мы спаслись от Телока.

Бьеланна искоса посмотрела на вольного торговца.

Сюркуф пожал плечами и сказал:

– Вы не первые эльдары, которых я встретил. Помните?

Танна вспомнил рассказ Сюркуфа о том, как его спасли эльдары из обломков военного корабля Флота. И как он жил среди эльдаров Алайтока, прежде чем вернуться в имперское пространство.

– Вы много знаете об эльдарах, – сказал Танна.

– Немного, – поправил Сюркуф, быстро почувствовав скрытую угрозу. – Смотрите, эльдары так же, как и мы хотят помешать Телоку покинуть Экснихлио с Дыханием Богов. Поэтому, чем раньше мы придумаем, как лучше всего сделать это, тем выше наши шансы остаться в живых.

Танна кивнул, на время согласившись со словами вольного торговца, и отвернулся от Сюркуфа, снова обращаясь к эльдарам:

– Я повторяю вопрос, – произнёс он. – Ты можешь открыть другие ворота? На “Сперанцу”, если твоего корабля больше нет.

Бьеланна покачала головой, и Танна увидел, как глубоко истощение укоренилось в её душе:

– Нет, – сказала она. – Чтобы открыть портал в паутину требуется много сил и концентрации. Уже одно перемещение воинов на планету почти полностью опустошило меня. И создание врат, которые позволили нам спастись от Телока… Это стоило мне больше, чем ты можешь представить. Со временем я восстановлю силы, чтобы открыть другой портал, но не сейчас.

– У тебя достаточно сил, чтобы отправить сообщение одному из вашего вида на борту “Сперанцы”? – спросил Котов.

– Никого из моего вида не осталось на борту твоего корабля, – резко ответила Бьеланна. – Мы – последние.

– Тогда отправь сообщение одному из боевых псайкеров кадианцев или моих астропатов, – столь же резко произнёс Котов.

– Даже если у меня получится общаться с такими примитивными умами, с чего ты взял, что они поверят мне?

– Она права, архимагос, – согласился Андерс. – Любой из псайкеров 71-го, сообщивший, что слышит голоса ксеносов, будет казнён на месте. Живя на краю Ока, не рискуешь такими вещами.

– Должен же быть какой-нибудь способ связаться со “Сперанцей”, – сказал Котов, внимательно осматривая всех собравшихся у центра управления. – Я должен предупредить Таркиса Блейлока о планах Телока!

Павелька показала на затянутые статикой экраны:

– Даже если нам удастся найти активную систему, помехи вокруг Экснихлио сделают вокс бесполезным.

– Тогда мы очистим атмосферу, – сказал Танна, вспоминая токсичные небеса на пути к поверхности Экснихлио. – Мы очистим их на достаточное время для передачи сообщения.

– Очистим атмосферу? – спросил Андерс. – Как?

– Те башни, которые мы видели, когда летели на “Барисане”, – продолжил Танна, обращаясь к Котову. – Те, что вы назвали универсальными трансляторами? Они были активированы достаточно долго для обеспечения вокс-траффика и безопасного полёта на поверхность. Если мы сможем добраться до одной из этих башен, вы сумеете снова активировать её и создать окно для вокса?

Котов медленно кивнул:

– Думаю, что да.

– Думаете, что да? – произнёс Танна. – Я считал, что Механикус свойственна определённость. Вы сможете или нет?

– Я не знаю, – явно неохотно ответил Котов. – Если бы это был верный мир-кузница, то мой ответ был бы однозначно “да”, но это – мир Телока. Духи-машины здесь верны ему и только ему.

– Это стоит того, чтобы рискнуть, – сказал Сюркуф.

– Согласен, – поддержал Андерс. – Тогда какой ближайший?

– Работаю над этим, – сказала Павелька, прокручивая колонки данных на шипящем экране. По напряжению в её голосе было ясно, что системы центра оказались несговорчивыми.

– Вот один, – наконец сказала она. – Есть башня универсального транслятора в семидесяти трёх целых шести десятых километра к северо-востоку от нас. Загружаю оптимальный маршрут.

Танна наблюдал, как схемы зала накладывались на экран его визора, вместе с отметками направления и точками маршрута.

– Получил, – произнёс он, и в этот момент стеклянные экраны центра замерцали, а водопад бинарного кода исчез.

На их месте появилось зернистое искажённое изображение зловеще ухмылявшегося бледно-воскового лица.

– Телок! – воскликнула Павелька, вытаскивая механодендриты из центра, словно тот был отравлен. Сюркуф и Андерс отскочили в сторону, а эльдары обнажили клинки.

Четыре сервитора, которых Танна и Варда подвинули с нераздельных скамеек центра, вытянулись сидя, их засохшая плоть заскрипела, как старая кожа, когда они повернули головы к имперцам.

Вживлённая оптика засияла бледным светом и вокс-маски нижних челюстей протрещали неразборчивую статику. Раздавшиеся одновременно из всех четырёх слова явно принадлежали архимагосу Телоку:

– Ах, вот где вы, Котов, – произнесли сервиторы одинаково мерзким вкрадчивым голосом. – Я всё гадал, сколько пройдёт времени, прежде чем вы обнаружите себя неуклюжей попыткой влезть в мои системы.

– Отключите его! – приказал Танна. – Немедленно оборвите связь!

– Не могу! – крикнула Павелька.

Танна выпустил очередь из трёх массреактивных болтов в центр управления. Он взорвался изнутри, осыпав Павельку, Андерса и Сюркуфа осколками стекла и расплавленного пластика. Изображение Телока исчезло, но связь с сервиторами, к сожалению, осталась активной.

– Не стану скрывать, что появление ваших союзников-эльдаров удивило меня, – продолжил Телок с помощью трупов-марионеток. – Скажите мне, ведьма открыла какие-то варп-врата?

– Адептус Механикус так низко пали в моё отсутствие, раз опустились до столь упадочных компаньонов. Чем раньше я вырву контроль над Марсом из рук генерал-фабрикатора – тем лучше.

– Вы предали всё, за что некогда стояли, Телок, – произнёс Котов, посмотрев на сервиторов. – Вы предали меня.

– Не будьте смешны, Котов, – рассмеялся Телок, и сервиторы передали его веселье с гротескным эффектом. – Неужели вы думаете, что это когда-либо касалось вас? Вы для меня всего лишь средство для достижения цели. Вы и ваша небольшая группа не сможете долго убегать. Я построил этот мир. Здесь нет места, где вы можете скрыться и я не найду вас.

– Я услышал достаточно, – произнёс Танна. – Убить их.

Ариганна Ледяной Клык начала двигаться раньше, чем он успел договорить. Экзарх обезглавила двух сервиторов широким ударом вопящей сабли и сокрушила череп третьего сегментированной перчаткой-клешнёй. Варда разрубил последнюю марионетку из плоти от ключицы до таза чёрным мечом.

Голос Телока затих, но его угроза повисла похоронным саваном.

– Нам нужно уходить, – сказал Сюркуф. – Немедленно.

 

Глоссарий:

Aextrom Nebula – туманность Акстром

Caoineag – Куньяк

Confero – конферо

Singularity of Consciousness – Сингулярность Сознания

Tithonius Lacus – озеро Тифона

 

Микроконтент 07

Если бы Веттию Телоку предложили назвать свой главный недостаток, то после некоторых размышлений он, скорее всего, выбрал бы тщеславие. Чем ещё он мог объяснить причину, по которой так долго сохранял жизнь Котову и его спутникам, в результате чего они сумели сбежать в глубины Экснихлио?

На мгновение его развеселила мысль, что, не смотря на всю свою эволюцию, он по-прежнему мог стать жертвой такого смертного порока и человеческой неудачи. Острая нехватка взаимодействия с кем-то, кроме машин и рабов сделала его восприимчивым к лести и жаждущим поклонения. Он заплатил за это тщеславие рукой, которую отрубил клинок ни кого-нибудь, а воина-конструкта эльдаров!

Кто мог предположить, что эльдары придут на помощь Котову? Вероятность появления столь необычных спасителей за пределами галактики казалась настолько астрономически малой, что фактически являлась невозможной.

И всё же это произошло.

– Я должен поблагодарить вас, Лексель Котов, – произнёс Телок. – Я почти забыл нервное волнение незнания, трепет неопределённости.

Кристаллическое тело Телока мерцало пронизывающими нанотехнологиями: самовоспроизводясь, самовосстанавливаясь и постоянно развиваясь.

Отрубленная рука уже выросла, представляя собой сверкающую кристаллическую копию его металлической перчатки. Частей тела, которые ещё можно было узнать, как человеческие или машинные, осталось совсем немного – необходимая цена продолжительного существования.

Телок не испытывал никакой необходимости в человеческом лице, но сохранил его из желания быть узнанным после возвращения на Марс. Какой смысл в обезличенном аугметическом лице, если оно не имело никакого отношения к человеку, который отправился на идеалистические поиски легенды?

Ещё одно доказательство его тщеславия…

Зал, где он сейчас находился, представлял собой реликт, извлечённый из останков безжизненного скитальца ксеносов, который он нашёл дрейфующим в обломках на галактическом пограничье. Обнаруженные внутри существа выглядели опасными, и, как он подозревал, были запрещены их же создателями из былой эпохи.

Как типично для живых созданий изобретать оружие полного уничтожения и затем стремиться его ограничить.

Размеры помещения равнялись пятистам метрам в ширину и вдвое меньше в длину, сводчатый потолок зала покрывали потрескавшиеся фрески, изображавшие древние войны.

На специальных помостах в дальней части зала располагались шесть напоминавших саркофаги капсул, каждая соединялась сотнями извивавшихся кабелей с тем, что можно было назвать алтарём. Телок повидал немало храмов, но всё же этот относился к временам до Эпохи Раздора, когда Механикус ещё не оказались порабощены догматическими ритуалами и бесполезными атрибутами веры.

Телок сделал это место своей личной кузней, и использовал пространство между капсулами для создания своего величайшего шедевра – механизма, позволявшего обычным энергетическим технологиям пробуждать древнее сознание в сердце Дыхания Богов.

“Громовой ястреб” Чёрных Храмовников стоял в противоположной стороне зала, куда его принесли подъёмники-кристаллиты. Корабль назывался “Барисан” и его дух-машина был воинственным и диким. Настолько агрессивным, что Телоку пришлось привязать крылья цепями к пластинам палубы и слить оставшееся топливо.

Исходящий из него бинарный код был жёстким и бескомпромиссным, но скоро это изменится.

Неоконченные проекты и экстравагантные разобранные механические безделушки лежали на многочисленных верстаках: зафиксированные тела сервиторов, которые разрезали, словно проводили вскрытие; колонии нанотехнологий за стеклом, растущие по экспоненте эволюционные скачки которых регистрировались в мельчайших деталях, а затем уничтожались непрерывными электромагнитными импульсами. Века прошли с тех пор, как Телок изучал их рост, но результаты стали частью продолжавшегося цикла сбора данных, который опирался на архитектурные модели развития инфраструктуры Экснихлио.

Кристаллические образования захватили добрую треть рабочего пространства, и Телок чувствовал, как его тело отвечало на их присутствие. Десяток пергаминовых цилиндров посреди кристаллической тюрьмы казался инородным телом. Каждый из них заполняла розовато-серая жидкость, столь же неподвижная, как застывшая смола, а покоившиеся внутри сутулые тела замерли во времени с помощью неизвестных технологий, которые сохраняли крайне неустойчивую в пространстве расу паразитов заключённой в конкретном моменте пространства-времени.

Возможно, именно это являлось его величайшим достижением, но ему из столь многих приходилось выбирать.

Телок остановился и повернулся спиной к алтарю, и пара стеклообразных механодендритов отделилась от его позвоночника. Они подключились к угловатому металлическому корпусу алтаря и Телок вздохнул от физического союза с древним археотеком.

Активационные коды зала были спрятаны глубоко в логических машинах дрейфующего скитальца, защищённые слоями нерушимого шифрования. Нерушимого шифрования по меркам той эпохи. Телок легко извлёк их, и позволил точной последовательности квантовых уравнений загрузиться в алтарь, словно ключу скользнуть в замок.

Несмотря на прошедшие с момента их создания тысячелетия машины внутри откликнулись, и каждая из шести капсул на помостах загудела энергией. Светящиеся драгоценные огни замигали вдоль саркофагов, и струи сжатого пара вырвались из вентиляционных отдушин на каждой ребристой вершине.

Телок начал нараспев произносить имена существ, покоившихся внутри. Судя по разрушавшимся записям скитальца, их называли гончими ада, но создатели первоначально выбрали их названием группу мифических охотничьих зверей.

< Тиндалосы! > воскликнул Телок, и откидные панели открылись, а капсулы начали медленно принимать вертикальное положение. < Явитесь, призраки Стали и Духа! >

В каждой капсуле в тумане призрачных паров стали видны очертания гибких сгорбленных существ. Спящие и неактивные, они были оплетены адамантиевыми ремнями, которые сохраняли все без исключения части их тел неподвижными.

Верхняя половина существ выглядела широкой и ребристой, защищённой пластинами брони, похожими на перекрывающие друг друга лопаточные кости. Также присутствовали три пары пронизанными булькающими трубками рук с блестящими фрактальными когтями.

Ниже пояса их тела разделялись на мощные шарнирные ноги. Черепа казались удлинёнными с ужасными волчьими зазубренными зубами и выпуклыми сенсорными капсулами. Энергия текла по диким машинам, и всё же они оставались неподвижными и лишёнными жизненной искры, чтобы отправиться на охоту.

Телок протянулся глубоко в сердце Экснихлио и извлёк духов тиндалосов, шесть самых злобных и сумасшедших сущностей, которые он знал. Их сознание довели до безумия изоляция и ужасный режим удалений и восстановлений. Все шесть представляли собой хищных вирусных тварей, жаждущих только разрушения. Единственным способом избежать безудержной бойни – было держать их отдельно от тел.

Духи поднялись из глубочайших инфоусыпальниц по путям давно оставленными их благородными сородичами. Они пировали, на ходу поглощая сущности более медленных машин, которые замолкали, когда пожирали их внутренние искры. С каждым проглоченным кусочком голод сумасшедших духов становился всё сильнее, пока они не превратились в немногим больше, чем хищных инфовампиров.

Они появились обрывками света на алтаре, шесть сверкающих и потрескивающих статикой механических планетарных моделей. Подобно сложным диаграммам атомных структур, которые погрузили бы любого стороннего наблюдателя в безумие, они забились в оковах Телока.

Одного за другим Телок поместил их в бездействующие тела. Каждая металлическая посмертная маска поднялась с воющим криком, яростная статика вспыхнула в выпученных глазных датчиках неразборчивым светом и чудовищным аппетитом. Они боролись с адамантиевыми ремнями, но Телок ещё не был готов освободить их.

Сначала им нужен запах.

Как и в любом призыве, требовалось подношение.

Телок отключился от алтаря и достал два длинных сломанных куска золотистого металла. За оторванными руками архимагоса Котова тянулись длинные разорванные провода и капли вязких химических веществ инфотока.

< Испейте ваш гейс, мои призрачные гончие, > произнёс Телок, перемещаясь между непокорными существами с поднятыми золотыми руками. < Вкусите машинный запах вашей добычи, познайте её бинарное присутствие. Позвольте ему наполнить вас, позвольте ему поглотить вас. Его состав – всё, что вы жаждете. Он наполнит каждую вашу мысль голодом. Вы не вкусите иного света, не выпьете иного кода и не возжелаете иного духа. Всё остальное станет для вас ядом. Только этот запах прольётся бальзамом на муки вашей металлической плоти! >

Хлёсткие клинки-руки рассекли воздух, словно бритвы, потрескивая дугами злобной энергии. В заполненных статикой глазах тиндалосов вспыхнуло болезненное желание, сами их души взывали начать охоту на добычу, бинарный аромат которой поработил всех чувства.

Мысленным импульсом Телок расцепил оковы, удерживавшие тиндалосов в капсулах. Они выпрямились: яростные и голодные, и проревели враждебный бинарный код. Фазовые когти замерцали несветом и Телок почувствовал прилив страха, когда они окружили его, словно волчья стая в последние секунды охоты.

Гейс, которым он связал тиндалосов, сделал его смертельно ядовитым для прожорливых сердец, но не пересилит ли их ненависть к нему перспективу уничтожения?

Они завыли, почуяв исходящий от “Барисана” запах Котова. Они набросились на корабль с основательностью самого прожорливого феррофага. Когти пронзили бронированные пластины и оторвали от фюзеляжа, пока они искали источник бинарного запаха добычи. Киль “Барисана” раскололся, когда вырвали крепления конструкции и начали рвать корабль на куски в яростном разрушении.

Телок усмехнулся, когда бинарные крики “Барисана” заполнили зал затянувшимся предсмертным воем машинной агонии. Некогда гордый дух умирал по частям. Его не пожрали, не поглотили, а искромсали на мелкие кусочки и швырнули в забвение.

За считанные минуты “Громовой ястреб” превратился в обломки, от его воинственного корпуса осталось месиво изломанного металла, разорванной брони и бездушных деталей.

< Нигде не скрыться, > произнёс Телок, когда тиндалосы помчались в глубины Экснихлио, ведомые пылающей неутолимой жаждой запаха Котова.

Большинство солдатских баров представляли собой шумные места, где пьяный беспорядок являлся обычным делом, как и еженощно сломанные носы. Но большинство баров не были барами кадианцев. “Плевок в Око” некогда был заброшенным ангаром для ремонта геоформерной техники, что означало наличие исправной системы насосов, чанов для хранения и открытых мест. Сотня гвардейцев в увольнительной сидели за его столами, пили, обменивались историями, чистили оружие и жаловались, что не были сейчас с полковником.

Капитан Хокинс сидел один за столиком в углу импровизированного бара, откуда открывался прекрасный вид на всё помещение, а также находился в прямой видимости вход. Лазерное ружьё он прислонил к столу, меч и вещмешок висели на брезентовых стропах на спинке стула.

Несколько его старших подчинённых некомандного состава – Ян Коллинс, Тайбард Рей – и даже комиссар по имени Васкен играли в карты со своими командирами отделений, а также Эмилем Надером и Каирн Силквуд с “Ренарда”. Обычно любого, кто не принадлежал к полку, ожидала быстрая расправа со стороны солдат, но люди Сюркуфа легко добились расположения благодаря множеству хитроумных карточных игр.

Хокинс усмехнулся. Если жизнь в Имперской гвардии и научила его чему-то, так это тому, что солдаты хватались за любую возможность развеять скуку. И, как и все солдаты, кадианцы любили карты. Он не видел, во что именно они играли, но судя по лицу Яна Коллинса, похоже, Надер выигрывал.

Он подавил желание присоединиться к ним. В отличие от него они не принадлежали к старшему командному составу. Отношения между кадианцами были менее формальными, чем во многих других полках, но Хокинс знал, что солдаты очень ценили время отдыха и понимал, что лучше не мешать им, когда они в увольнительных.

Вместо этого он сделал глоток мутного напитка из стакана с отколотыми краями. Обычно в полках его называли “трюмной выпивкой”, но у каждого технопровидца 71-го, не зависимо от пола, были свои яростно охраняемые рецептура и название. Этот принадлежал технопровидцу Рокии и назывался Шрамошайном. Крепкое пойло, которое на вкус Хокинса слегка отдавало химикатами, но что ещё ожидать от выпивки, сваренной на космическом корабле Механикус?

Несмотря на его крепость, ни один кадианец не покинет “Плевок в Око” в состоянии алкогольного отравления. Солдаты знали, как обращаться с выпивкой – и что ещё важнее – знали, что дисциплинарные последствия за похмелье не стоили мимолётной радости опьянения. Хокинс заметил несколько молодых рядовых, с удовольствием прикладывавшихся к стаканам, но также увидел старших солдат, которые посматривали за ними.

Убедившись, что его люди будут в состоянии исполнять свои обязанности после завершения увольнительной, Хокинс переключил внимание на схемы в инфопланшете, который стоял перед ним на столе.

Ниже ватерлинии, так называли эти места каким-то старым морским термином, и не важно, как часто Хокинс изучал схемы нижних палуб “Сперанцы”, похоже их так и не удастся совместить с написанными от руки планами обороны, составленными за множество дежурств после отлёта с орбиты Гипатии.

Хокинс услышал шаги и посмотрел как раз вовремя, чтобы увидеть приближавшегося Рея. Сержант развернул стул и сел, прижав спинку к груди.

– Вы сумели разглядеть в ней хоть что-нибудь вразумительное, сэр? – спросил Рей, кивнув на планы “Сперанцы”.

– Нет, сержант, и сомневаюсь, что она когда-нибудь покажет.

– Каждая девушка должна хранить некоторые тайны ниже ватерлинии, а?

Хокинс кивнул и выключил планшет:

– Любой адепт, которого я спрашивал на эту тему, просто кивал и пичкал меня историями, что каждый корабль является уникальным и нет ничего необычного в том, что они “перестраивают” сами себя в зависимости от обстоятельств. Я имею в виду, что, похоже, они говорят об этом корабле как о живом существе.

– Если они так думают, то кто сказал, что они не правы? – заметил Рей. – В конце концов, вы же слышали, как солдаты разговаривают со снаряжением, когда промахиваются. Читают молитвы лазганам, целуют клинки.

– Верно, – согласился Хокинс, толкнув пустой стакан к Рею и указав на бутылку в центре стола.

– Что ж, не откажусь, – сказал Рей, налив немного себе.

– Так что у тебя на уме, Рей?

– Просто интересуюсь, не присоединитесь ли вы к нам в игре в “Рыцарей и плутов”, сэр, – сказал Рей. – Это – новая игра господина Надера. Было бы неплохо, если бы вы выиграли партию или две.

– Почему бы и нет, – ответил Хокинс, убирая планшет в вещмешок. – С этим я всё равно никогда не разберусь.

Собрав вещи, Хокинс последовал за Реем к столу подчинённых и подтащил стул. Как и Рей, он сначала развернул его, прежде чем сесть.

– Сэр, – приветственно кивнул Ян Коллинс. – Хорошо, что вы с нами. Этот ультрамарский мошенник скоро обчистит нас до нитки.

Эмиль Надер попытался показаться оскорблённым, но слишком много выпил, чтобы задуманное увенчалось успехом. Каирн Силквуд ухмыльнулась попытке товарища по экипажу и посмотрела прямо в глаза присевшему Хокинсу:

– Сейчас он выигрывает, – сказала она, – но ещё один напиток и он разойдётся и поставит против меня. Тогда, возможно, я позволю одному из вас обыграть его, если вы окажетесь достаточно симпатичными, чтобы оказаться в моей койке.

Даже при всём желании ни одного из мужчин за столом нельзя было назвать симпатичным. Лицо комиссара Васкена представляло собой грубый лунный пейзаж, а хмурый взгляд словно вылепили из глины ещё при рождении. Гвардеец Такос был покрыт шрамами после взрыва гранаты на Бактаре-3, Ян Коллинс был жёстким, как подошва офицером снабжения, а Рей – типичнейшим для всей галактики сержантом с толстой шеей.

Хокинс, конечно, слышал о том, что Галатея сделала с госпожой Тихон и охранником “Ренарда”. Он встречался с ними всего один раз на ужине у полковника Андерса до путешествия сквозь Шрам Ореола, но они невольно понравились ему. Магос Дахан хотел взять мостик штурмом во главе когорты скитариев, но любым намерениям отомстить положило конец распоряжение магоса Блейлока.

Возможно, компания военных успокаивала боль Надера и Силквуд или, возможно, они просто хотели напиться и забыть на время о своём горе.

Надер раздавал новую партию, пока Силквуд снова объясняла правила. Её кадианский акцент смягчился, но всё же сохранился и чем больше она выпивала, тем становился заметнее. Они сыграли несколько партий, чтобы Хокинс познакомился с правилами, которые казались достаточно простыми, но когда сыграли ещё немного, он понял, что они обладали уровнями неожиданной сложности.

К пятой партии у него почти закончились фишки для игры.

– Видите, с чем нам приходится иметь дело, сэр? – усмехнулся Рей.

– И в самом деле, вижу, – сказал Хокинс. – Похоже, нас надули.

– Мы играли на четверых, капитан, – сказал Надер, язык которого уже начинал заплетаться. – Применяются те же самые правила.

– Может и так, господин Надер, но я не могу избавиться от мысли, что вы обманываете нас, бедных солдат.

– Я? Обманываю? – усмехнулся Надер. – Никогда!

– Сэр, – произнёс Рей, кивнув на вход в “Плевок в Око”. Хокинс проследил за его взглядом и увидел человека с серебристыми волосами и канидайской татуировкой, который недавно наблюдал за их тренировкой.

– Что он здесь делает? – спросил Хокинс, встав со стула, когда мужчина заметил его и вошёл внутрь. Капитан направился к бару, зная, что сержант Рей последует за ним. Эмиля Надера и Каирн Силквуд может и стали считать своими, но это не означало, что ещё кого-то ожидает радушный приём.

Мужчина добрался до бара первым и наклонился, чтобы взять из-под стойки бутылку Шрамошайна. Он откупорил её зубами и прихватил несколько стаканов, демонстративно не обращая внимания на устремлённые на него враждебные взгляды. Мускулистый капрал за стойкой потянулся за спрятанной шоковой булавой, но Хокинс махнул ему остановиться.

– Могу я предложить вам выпить, капитан? – спросил мужчина, когда Хокинс прислонился к барной стойке. Он налил себе щедрую порцию и протянул бутылку к двум пустым стаканам. – Не выдержанный амасек, конечно, но я слышал, что это можно пить.

– Кто вы и что вы здесь делаете? – спросил Хокинс, положив руку на пустые стаканы. Оказавшись вблизи, он увидел двойные шрамы на щеках и стальные разъёмы на тыльной стороне шеи незваного гостя.

Экипаж титана. Несомненно.

– Выпивка только для кадианцев, – продолжил Хокинс, взяв стакан незнакомца и вылив на поднос для нечистот.

– Это было чертовски расточительно, – произнёс мужчина.

– Вы не ответили мне, – сказал Хокинс. – Кто вы?

– Вы меня не узнали?

– А должен?

– Принцепс Гуннар Винтрас, – представился мужчина, демонстративно выпятив грудь. – Также известный, как Оборотень, Охотник в Тенях.

Хокинс хмыкнул и обратился к Рею:

– Если подумать, сержант, я действительно слышал о нём. Только я не ожидал, что он ещё принцепс. Разве легио не отстранил вас, после того, как вы потеряли одного из их титанов?

Винтрас коснулся рукой шеи. Хокинс увидел зазубренный шрам, словно кто-то пытался перерезать ему горло. Оборотень нахмурился и ответил:

– Я не потерял “Амарок”, он просто… получил некоторые повреждения. В любом случае Тарентек почти уже закончил ремонт. И вряд ли я являюсь первым принцепсом, чей титан получил повреждения, поэтому я не понимаю к чему вся эта шумиха.

– Хорошо, раз мы теперь знаем, кто вы, то, возможно, вы скажете нам, зачем вы здесь, – сказал Хокинс.

– Я хочу тренироваться вместе с вами, – ответил Винтрас.

Первой мыслью Хокинса было, что он ослышался.

– Вы хотите тренироваться с нами?

– Да.

– Почему?

– Смотрите, принцепс Лют может и отстранил меня, но вы понимаете, насколько редко встречаются люди, которые обладают подходящими умственными и физическими способностями для управления титаном? Нет, не думаю, что понимаете. Скажем так: редко, очень редко. Настолько редко, что ни один легио никогда не изгонит никого из них из-за такой ерунды, как слегка поцарапанный титан. Поверьте мне, достаточно скоро легио примет меня обратно, это только вопрос времени. И когда это время настанет, я должен находиться на пике физической формы. Которого мне не видать, если я продолжу просто сидеть без дела, пить и жалеть себя.

– Вы – самоуверенный сукин сын, не так ли? – сказал Хокинс.

Винтрас усмехнулся:

– Я – пилот “Пса войны”, – произнёс он. – Чего вы ожидали?

Хокинс наклонился ближе и продолжил:

– На тот случай, если вы не заметили, вам здесь не слишком рады. Мы не пускаем посторонних в наши бары, не говоря уже о программах тренировок.

– Почему нет? – спросил Винтрас, указывая на экипаж “Ренарда”. – Они – не кадианцы, но я не вижу, чтобы их вышвыривали.

– На самом деле госпожа Силквуд – кадианка, – заметил Рей. – А господин Надер, ну, в общем, он нам нравится.

– Вы хотите сказать, что я вам не нравлюсь? – напыщенно произнёс Винтрас, от чего Хокинсу захотелось проехаться кулаком по его лицу. – Вы меня даже не знаете.

– Назовём это интуицией, – сказал Хокинс. – Но если вы хотите тренироваться с нами, прекрасно, тренируйтесь.

– Сэр? – спросил Рей. – Вы уверены…

– Посмотрим, не передумает ли господин Винтрас через пару дней, – усмехнулся Хокинс. – Если он собирается соответствовать физической форме легио, ему придётся для этого как следует попотеть. Я назначаю вас ответственным, сержант Рей, так что хорошенько поработайте над ним. Вы поняли?

– Так точно, сэр, – ответил явно довольный Рей. – Отлично понял.

Расположенный под сводчатой аркой в конце трансформаторного помещения огромный грузовой лифт начал поднимать их на поверхность в закрытой ставнями железной клетке. Металлический пол кабины покрывали вмятины с пенистыми лужицами жирных миазм, вонявших многократно использованным кулинарным жиром. Павелька попробовала его и сказала Робауту, что это – остатки биосинтетических химикатов, которые используются для замедления разложения плоти сервиторов.

Робаут закрыл рот и присел на корточки, держась подальше от этих луж. Чёрные Храмовники сержанта Танны стояли в центре кабины, целясь за её пределы. Робаут услышал щелчки их внутреннего вокса и задумался, какими тактическими сценариями они могли обладать для данной ситуации.

Архимагос Котов расположился в противоположном углу, и Робаут не мог видеть его раненое тело из-за скитариев. Оставалось только предполагать, что боль сокрушённой надежды сменилась отчаянием.

Кадианцы Вена Андерса сидели у соседней стены клетки, и, похоже, совершенно спокойно воспринимали происходящее. Пара курили бак-папиросы, некоторые чистили оружие. Остальные спали.

Кабина задрожала, когда переплетённые металлические тросы переключились на расположенный выше кабельный барабан. Лифт находился слишком глубоко, чтобы его можно было поднять на одном тросе, поэтому каждые несколько сотен метров кабина с глухим лязгом храповых механизмов перемещалась на другой вал. Робаут закрыл глаза, уверенный, что древняя кабина обязательно сорвётся и рухнет в глубины Экснихлио.

– Как глубоко вы отправили нас? – спросил Робаут, посмотрев туда, где на максимально возможном расстоянии от имперцев расположились эльдары.

Бьеланна взглянула на него. Она сняла шлем, и его потрясли запавшие тени вокруг глаз ясновидицы.

– Глубоко. – Вот и всё, что она ответила.

Робаут не стал настаивать, и вместо этого начал сжимать и разжимать скользкие от пота пальцы. Он старался контролировать дыхание и посмотрел на потрескавшийся экран планшета рядом с гидравлическим регулятором лифта. Прокручивавшийся бинарный код ничего не значил для него и изменялся слишком быстро, чтобы определить последовательность.

– Они, что не могут использовать нормальные числа? – пробормотал Робаут скорее для себя, чем для кого-то ещё. – Император, сколько ещё это будет продолжаться?

– Управляющие устройства показывают, что мы начали подъём приблизительно с двадцати семи километров под поверхностью планеты, – сказала Павелька. – При нашей текущей скорости потребуется чуть меньше часа, чтобы достигнуть поверхности.

Робаут медленно выдохнул. Час!

– Напоминает тренировочные уровни под каср Хольном, – усмехнулся Вен Андерс. – Такие же глубокие тёмные места. Тоннели, по которым приходилось ползти, извиваясь, словно червь, не просматриваемые повороты, трёхмерные зоны для ведения совместного огня и несколько самых мерзких спусковых ловушек, которые я когда-либо видел. Тренировочной палубе магоса Дахана до этого далеко.

– Звучит так, словно вы скучаете по ним, – сказал Робаут.

Андерс пожал плечами:

– Это были трудные времена, но хорошие времена. Мы учились сражаться с врагами Императора, так что да, я вспоминаю о тех временах с теплотой. У вас разве нет хороших воспоминаний о службе в Ультрамарской ауксилии?

– Полагаю, есть, – ответил Робаут, благодарный, что воспоминания не сводились к темноте и убегавшему воздуху. – Но тренировки в пещерах Калта не были такими… тесными.

– Вы же не о клаустрофобии, не так ли?

– У меня не так много фобий, Вен, но оказаться в ловушке в одиночестве в темноте – это то, что преследует меня в кошмарах со времён атаки адского корабля на “Наставника”.

– Понимаю, – сказал Андерс.

– И у меня такое чувство, словно я снова переживаю этот кошмар.

Андерс кивнул и оставил его в покое.

Остальная часть пути прошла в тишине или настолько близко к тишине, насколько позволял скрежет поднимавшегося лифта. Робаут понял, что путешествие близится к концу, когда Храмовники Танны заняли позиции по углам кабины. Воины Бьеланны поступили аналогично, встав так, чтобы естественно дополнять развёртывание космических десантников.

Наконец кабина вздрогнула и остановилась. Одинокий люмен замерцал, и раздвижные двери начали рывками открываться под визг заржавевших гидравлических механизмов. Резкий нефтехимический запах хлынул в грузовой лифт, вместе с клубящимся облаком макрочастиц.

Робаут закашлял и прижал руку к лицу:

– Надеюсь, что это не один из тех токсичных регионов, которые упоминал Телок?

– Содержание воздуха умеренно опасно, – согласилась Павелька, а Чёрные Храмовники тем временем выбили двери. За ними вышли эльдары, за которыми быстро последовали кадианцы.

– Умеренно? Из уст техножреца звучит не слишком успокаивающе, – сказал Робаут, прикрыв рот рукой.

Последними вышли Котов и скитарии, и вся группа оказалась в просторном и похожем на ангар пространстве, волнистую листовую крышу которого поддерживали толстые сводчатые балки и голые железные колонны. Большую часть площади занимали огромные хранилища и рудные бункеры, соединённые сложной сетью подвесных виадуков и шипящих распределительных труб.

Гигантские рудовозы с нарисованными полосами опасности и испачканными маслом и пылью жёлтыми кузовами грохотали на перемалывающих гусеницах. Повсюду мигали предупреждающие лампы, а огромные машины, возвышавшиеся на постаментах, словно органы темплума, беспрерывно обменивались визжащим потрескивающим бинарным кодом. Сотни сервиторов в защитных очках и имплантированными дыхательными масками медленно передвигались по ангару, перевозя тележки с сырьём в клубах вентиляционных газов. Робаут выкашлял комок мокроты, и быстро заморгал, когда глаза заслезились от едкой атмосферы.

– Вот, – сказала Павелька, вручив ему защитный капюшон со стеклянным визором, который она взяла со стойки рядом с кабиной лифта.

– Спасибо, – ответил Робаут, натягивая его на голову. Фильтрующая маска закачала несвежий многовековой воздух в лёгкие и дыхание немедленно выровнялось.

Танна повёл их через ангар, обходя работающих сервиторов и медленные рудовозы. Эльдары рассредоточились, двигаясь, словно призраки в облаках пара.

Вен Андерс подошёл к ним:

– Сколько вы говорили до этой башни универсального транслятора? – спросил он, голос прозвучал приглушённо из-за дыхательной маски шлема.

– Семьдесят три целых шесть десятых километра, – ответила Павелька.

– Тогда нам нужен транспорт, – сказал Андерс. – Думаю надо реквизировать один из этих рудовозов. Это не “Химера”, но всё же лучше, чем ничего. Вы сможете управлять одной из этих штуковин?

Павелька кивнула и сказала:

– Их протоколы передвижения зафиксированы на этом месте, но сомневаюсь, что они окажутся слишком сложными для обхода.

– Тогда за дело, – произнёс Андерс. – Чем быстрее мы будем двигаться, тем больше у нас шансов опередить Телока.

Робаут и Павелька отправились вместе с кадианцами, оставив Котова и скитариев позади. Павелька забралась в кабину рудовоза, пока Чёрные Храмовники раздвигали двери ангара. Ведомые Странствующим Призраком эльдары разделились на группы по три воина и выскользнули на разведку.

Робаут последовал за ними наружу, затенив линзы капюшона от яркого разорванного штормом неба. Петли магистральных развязок сходились на широкой площади перед ангаром, также он увидел сложные системы контроля направления и комплексы разворотных площадок.

Он искал любой признак засады, но увидел только несколько сервиторов возле трансформатора.

– Центр распределения материалов, – произнёс Котов.

– Что? – переспросил Робаут, удивлённый неожиданным появлением Котова. Архимагос повернулся и показал механодендритом на радиальные схемы нарисованных на полу линий, которые вели к равномерно расположенным многочисленным лифтам ангара.

– Этот центр связан с десятками таких же, что мы только что покинули, – объяснил Котов. – Аве Деус Механикус, масштаб достижений Телока поражает.

– Я был бы более впечатлён, если бы он не пытался нас убить, – заметил Робаут.

– Верно, – согласился Котов. – И чем больше я смотрю на этот мир, тем больше отдаю себе отчёт, какую ужасную ошибку совершил, прибыв сюда.

Робаут медленно кивнул, но ничего не сказал, понимая, что любые слова покажутся легкомысленными на фоне редкого момента искренности Котова. Вместо этого он посмотрел на промышленные пространства Экснихлио.

Небеса пылали расплавленным оранжевым светом, исчерченным загрязнениями и вредными химическими выбросами, которые выбрасывала промышленность планетарного масштаба. Далеко за горизонт во всех направлениях протянулись неровные скопления монолитных структур, аналогичные тем, что он увидел во время путешествия на кристаллическом корабле, изрыгавшие дым градирни и потрескивавшие избыточными энергиями куполообразные электростанции.

Робаут сунул руку в карман кителя и вытащил окаймлённый медью компас астронавигации.

– Поймай для меня ветер, давний друг, – произнёс он как в старые добрые времена.

Робаут не мог сказать, что стало причиной, побудившей его забрать компас из своей каюты на “Ренарде”, но он являлся ничуть не худшим ориентиром в этом незнакомом мире, чем любой другой. Единственный предмет, который он забрал с обречённого “Наставника”, был ненадёжным навигатором, но его стрелка безошибочно указывала на огромную башню из циклопических колонн сегментированной стали.

– Это универсальный транслятор? – спросил Робаут у Котова.

– Да.

Сооружение возвышалось над горизонтом, напоминая смутно вырисовывавшийся шпиль улья, лёгкий смог обвивал его основание, и огромное похожее на мегафон устройство на вершине нацелилось в небеса.

Лабиринт охряных зданий, кузниц со стальными стенами и один только Император знал чего ещё лежал между ними и головокружительной необъятностью транслятора. Казалось невозможным добраться туда, потому что Телок, конечно же, предугадал их план, но разве оставался выбор?

– Не думал я, что всё так сложится, – произнёс Робаут, убирая компас в карман.

Тихий ответ Котова заглушил хриплый рёв рудовоза и ликующие крики кадианцев.

– Похоже, у нас есть транспорт, – сказал Робаут и усмехнулся, увидев, что Вен Андерс хлопнул Павельку по плечу.

Кадианский полковник высунулся из кабины, когда опустилась задняя грузовая рампа рудовоза:

– Все на борт! – крикнул он. – Эта башня сама себя не активирует!

 

Микроконтент 08

Покои Блейлока на “Сперанце” почти не отличались от тех, что располагались в самом центре кузни региона Кебрения. Обычно он не любил перемены ради перемен и считал адептов, которые утверждали, что это способствует творческому потенциалу крайне утомительными.

Он не нуждался во сне, аугметика черепной полости моделировала подобный процесс без потребности в кровати, а химикаты из цилиндра на спине обеспечивали питательные вещества и гормоны, которые намного превосходили те, что вырабатывались естественным путём.

Поэтому его личные покои являлись скорее мастерской, чем местом для отдыха и восстановления сил. Сутулые сервиторы стояли за спиной своего хозяина и бездействовали, а сам Блейлок сидел на укреплённом стуле у верстака, склонившись над деревянным прямоугольным предметом, изготовленным из древесины, которая была вполне уместна для палаты общения астропатов.

Он представлял собой квадрат со сторонами равными сорока пяти сантиметрам и покрытым ярко-красным блестящим лаком в тон пескам Марса. Созданный из генного образца вымершего калибанского дерева, известного, как нортвилд, которое по структуре и способности к обработке напоминало также вымершее красное дерево Старой Земли. Цвет поверхности равномерно потемнел за века, прошедшие с тех пор, как магос Альхазен подарил его Блейлоку после восхождения в Культ Механикус. Подобно и самому Блейлоку подарок взрослел с точностью, которая казалась восхитительной для чего-то созданного из непредсказуемого органического вещества.

Тиснёная золотая надпись протянулась вдоль краёв, представляя собой сочетание комбинаций квантовых рун, бинарной стенографии и божественных порядковых чисел аспектов Бога Машины. Поверхность покрывали запутанные кривые и эллипсы, похожие на схемы и рисунки во вращавшемся планетарии, и именно по этим линиям Блейлок двигал дощечкой, вырезанной из того же самого дерева.

Альхазен называл это Марс Вольта, проводником к Омниссии, некогда любимыми культами Зифианцев, но Блейлок раньше никогда не пользовался им. Он не был уверен в мотивах своего выбора, но во время размышлений о проблемах вокс-связи с поверхностью, картина спрятанного в его покоях подарка сама собой всплыла из памяти.

Такие предметы впали в немилость у Механикус ещё века назад. Большинство хранилось у самых суеверных жрецов Марса всего лишь как антикварные вещи, но даже если существовал малейший шанс, что это поможет в наступивший трудный час, то Блейлок был готов рассмотреть любой вариант, сколь нелогичным тот ни казался.

Оставались считанные часы до запуска загруженных алхимическими сатураторами геоформирующих кораблей Криптаэстрекса, в огромных трюмах которых расположились многочисленные астронавигационные зонды-сервиторы Азурамаджелли. Реализация идей вышеупомянутых адептов по отдельности не приведёт к преодолению помех в атмосфере Экснихлио, но вместе они могли открыть непродолжительное окно с поверхностью.

Но даже два геоформирующих корабля могли обработать только ограниченную область атмосферы, приблизительно равную одной шестнадцатой планетарного объёма. Недостаточно, чтобы быть уверенным, что кто-то на поверхности сможет получить или отправить сигнал. Какая бы часть планетарной атмосферы ни была очищена, это должно произойти примерно над тем местом, где находился архимагос Котов, иначе он просто не сможет ей воспользоваться.

Азурамаджелли остался на мостике, посылая бесконечный град вокс-запросов на поверхность, в то время как Криптаэстрекс наблюдал за развёртыванием своих крайне сложных геоформирующих кораблей. Такие суда представляли собой неуклюжие конструкции, разработанные для нахождения на низкой орбите или во враждебной планетарной биосфере. А вот для чего они не были разработаны так это для выхода на геостационарную орбиту посреди хаотических электромагнитных штормов на границе мезосферы.

Блейлок тысячу раз до пикоскопических деталей изучил каждое орбитальное сканирование Экснихлио в поисках подсказок, куда лучше направить геоформеры. Ни один из аналитических инструментов в его распоряжении ни к чему не привёл: ни региона, где искажение было бы тоньше, ни малейшего намёка, что это конкретное место внизу лучше другого.

И таким образом дело дошло до этого. Он осторожно коснулся металлическими пальцами деревянной дощечки на Марс Вольта. Он понятия не имел с чего начать и выбрал одну из первых и самых простых молитв Богу Машине:

– Познанием я очищаю свою плоть от невежества.

– Изучением я увеличиваю свою силу.

– Технологией я почитаю Бога Всех Машин.

– Силой технологии я восхваляю славу Марса.

– Все превозносят Омниссию, ведущего нас по пути познания.

Прошли века с тех пор, как Блейлок произносил эти слова. Этому нравоучению учили едва удостоившихся аугметики послушников, и его успокаивающая простота понравилась фабрикатус-локуму.

И затем дощечка переместилась.

Изумление Блейлока было абсолютным. Он искренне не ожидал, что из решения спросить совета у Марс Вольта что-то выйдет. Блейлок уменьшил идеомоторные реакции, а его искусственная нервная система была неуязвима для таких вещей, но он так и не смог обнаружить сознательное управление движением своих рук.

Дощечка плавно перемещалась от одной группы цифр к другой. Блейлок наблюдал за ней с растущим чувством божественного восхищения, словно вернулась давно отсутствовавшая в его жизни святая цель.

Сервиторы задёргались, когда его инфоток поднялся от волнения. Наполнившая хозяина энергия коснулась их монозадачных мозгов, и они забормотали бессмысленную глоссолалию.

Руки Блейлока больше не принадлежали ему, они стали продолжением Бога Машины, проводником трансляции мудрости Омниссии из бесконечности в смертные миры. Числа продолжали сменяться до тех пор, пока дощечка, наконец, не остановилась посередине доски.

Блейлок убрал дрожащие руки с деревянного указателя.

Цифры запечатлелись в его разуме, точные и однозначные.

Блейлок активировал встроенный в верстак гололитический планшет, загрузил результаты планетарного сканирования Экснихлио, а затем ввёл только что увиденные строки чисел.

И засветился сектор орбитального объёма планеты.

Рудовоз был не самым худшим видом транспорта, на котором Робауту пришлось путешествовать. Эта честь принадлежала санитарной “Химере” с разрегулированным гусеничным агрегатом и фильтром воздуха, который невнимательный технопровидец случайно подключил к отстойнику биоотходов.

Но он был вторым.

Павелька сидела за системой управления, архимагос Котов подключился рядом с ней. Оба протянули механодендриты до стены кабины за спиной и использовали простую логическую машину рудовоза в качестве посредника для аккуратного изучения местной ноосферной сети.

Кадианцы и Чёрные Храмовники ехали в пустом кузове, держась за всё, что только возможно, чтобы не вылететь из-за постоянной тряски импровизированного транспорта. Ариганна Ледяной Клык наотрез отказалась, чтобы её воины ехали в рудовозе, словно домашний скот.

– Мы побежим пешком, – сказала Бьеланна, когда возражения эльдаров едва не привели к вспышке насилия. – Мы не отстанем, архимагос Котов. Не беспокойся.

Робаут сидел рядом с Павелькой и Котовым, и смотрел сквозь навес из бронированного стекла на невероятные виды снаружи кабины. Время от времени он доставал компас астронавигации, и каждый раз убеждался, что стрелка указывала на универсальный транслятор.

– Вы доверяете этой вещи больше чем проложенному мною маршруту? – спросила Павелька.

– Никогда не помешает иметь второе мнение, – ответил Робаут, постучав по стеклу компаса. – Кроме того, он согласен с вами.

Их путь сначала пролегал по лабиринту храмов-кузниц и генераторий, но затем сменился бесконечным лесом устремившихся в небеса широких электрических опор. Все без исключения решётчатые башни из мерцающей стали напоминали пока не облачённые в камень сталагмиты. Высоко над путешественниками протянулись изящные параболы искрящихся кабелей, пересекаясь в гордиевых узлах, распределительных коробках и трансформаторных центрах. Шипящая энергия неустанно бежала по ним, капая ручейками расплавленного металла. Робаут не сомневался, что если рудовоз заденет хотя бы один из них, то всех на борту ждёт мгновенная смерть.

Статика потрескивала на каждой металлической поверхности кабины, поэтому Робаут крепко прижал руки к коленям, пока имперцы пересекали этот сверкающий лес стальных конструкций.

Впереди надо всем нависала башня универсального транслятора. Оказавшись ближе, Робаут смог по-настоящему оценить колоссальный масштаб устройства. На фоне других огромных сооружений было непросто оценить её высоту, но по оценкам Робаута она превышала три километра. Рудовоз пожирал расстояние, и Павелька уверенно объявила, что если не произойдёт ничего непредвиденного, то они окажутся у основания башни через двадцать одну минуту.

– Я искренне верил, что Омниссия привёл меня сюда, – произнёс Котов, глядя на универсальный транслятор. – Каждый этап поисков казался благословенным знаком, подтверждением, что я на правильном пути. Как я мог знать, к чему это приведёт? Разве я виновен в безумии Телока?

– Вы трактовали знаки так, как хотели, – ответила Павелька, печально покачав головой. – Архимагоса Адептус Механикус погубила предвзятость подтверждения. Это было бы почти забавно, если бы не ужасная угроза, которую вы выпустили.

– Знаки привели сюда, – возразил Котов. – Мы нашли Телока. И если бы не я, то кто-то другой нашёл бы его, в конце концов.

– В таком случае я уверена, что Империум простит вас через несколько тысяч лет, – с горечью сказала Павелька. – Если только Телок не переделает его к тому времени по собственному подобию.

К удивлению Робаута, Котов не поддался на укол Павельки.

Вместо этого он задумчиво кивнул и сказал:

– Вы знаете, что многие годы Телок был для меня героем? Его ранние работы были воистину превосходными – даже провидческими. Он был новатором Механикус, пока одержимость Дыханием Богов не поглотила его исследования. Некоторые полагали, что он может стать генерал-фабрикатором.

– Если мы его не остановим, он всё же вполне может им стать, – заметил Робаут. – И знаете, как говорится, никогда не стоит встречаться со своими героями. Они никогда не будут соответствовать вашим представлениям о них.

– Звучит так, словно вы говорите исходя из личного опыта, господин Сюркуф.

– Из личного опыта, – согласился Робаут. – Я был на Дамносе и встретил человека, которого идеализировал много лет. И всё обернулось не совсем так, как я надеялся.

Павелька и Котов замолчали. Оба прекрасно слышали об ужасных войнах, бушевавших на том загубленном мире.

– Вы принимали участие в освободительной кампании Ультрадесанта? – спросил Котов.

– Нет, я был там, когда он пал, – ответил Робаут. – Тогда я служил младшим офицером Флота и был среди флотилии, которая совершила десятки спасательных полётов в Келленпорт. К моменту нашего появления планета была уже потеряна, и предстояло эвакуировать десятки тысяч людей с её поверхности.

Робаут замолчал, видя в Экснихлио отражение чудовищных небес над космопортом. Перед полуприкрытыми глазами всплыла картина яростных сражений, бушующих у многочисленных ворот Келленпорта: тысячи ужасных ксеносов с серебряной кожей и небольшие группы непреклонных героев в кобальтово-синей броне.

– В награду за эвакуацию гражданских пилоты десантных кораблей были удостоены аудиенции с командующим Ультрадесанта, воином по имени Катон Сикарий. Конечно же, я знал о нём. Кто в Ультрамаре не знал? Я знал о каждой битве, в которой он участвовал, каждой одержанной им победе и изучил все написанные им тактики. Я не мог дождаться встречи с ним.

– Он не оправдал ваших ожиданий?

– Дамнос был потерян с самого начала, – вздохнул Робаут. – Никакая сила в Империуме не выиграла бы ту первую войну. Мы спасли от неминуемой смерти больше тридцати тысяч человек, что уже само по себе было победой, но Сикарий считал иначе.

– И как же он считал?

– Он считал, что он проиграл. Что он был побеждён, – ответил Робаут. – Не Ультрадесант. А лично он. Его не интересовала встреча с нами, но кто-то вышестоящий над ним, видимо, настоял на ней. Спустя несколько месяцев после того, как мы покинули Дамнос, илот сопроводил нас на одну из тренировочных палуб, где Сикарий был занят уничтожением десятков боевых сервиторов. Он поблагодарил нас сквозь зубы и посмотрел на нас так, словно мы предали его, участвуя в эвакуации вместо того, чтобы сражаться.

– Возможно, вам стоило рассказать мне эту историю до начала нашего путешествия?

– Возможно, и стоило, – согласился Робаут. – Это что-то изменило?

– Скорее всего, нет, – признался Котов. – Я не тот человек, который привык менять решения.

– Архимагос, мы остановим его, – сказал Робаут. – Телок, мы остановим его.

Котов нахмурился и покачал головой:

– Я восхищаюсь вашим оптимизмом, господин Сюркуф. Несомненно, оно является результатом вашего ультрамарского воспитания и подтверждает превосходство духа над телом. Но вы слышали Телока. Как мы можем надеяться скрыться на созданном им мире? Нет, по моей оценке мы будем мертвы самое большее через шесть часов.

– Не будем, если продолжим двигаться, – возразил Робаут. – Мы заставим эту башню транслятора заработать. Тогда мы сможем получить помощь со “Сперанцы”.

– Помощь со “Сперанцы”?

– Если мы очистим атмосферу для вокс-связи, то сумеем очистить её и для пролёта подкреплений. Поверьте мне, после приключений в атмосфере Келленпорта я могу утверждать, что любой толковый пилот легко сумеет добраться до нас. Нам нужно только продержаться до этого времени.

Котов странно посмотрел на него, всем своим видом показывая полное замешательство:

– Подкрепление? Нет, об этом не может идти и речи.

– О чём вы говорите?

– Господин Сюркуф, если у нас получится связаться с магосом Блейлоком, то первым моим приказом станет увести “Сперанцу” от этой планеты настолько далеко, насколько он сможет.

Купол картографии всегда являлся святилищем для Виталия Тихона, тем местом, где вселенная обретала смысл. Движения галактик, звёзд и планет выстраивались в тщательно организованный балет, при взгляде на который легко было обмануться и увидеть руку творца, а не красоту фундаментальных универсальных законов.

Он и Линья провели годы семейного созерцания в подобных местах. От гравитационно-волновых обсерваторий высоко на горе Олимп до галерей Кватрии они всматривались в самые дальние пределы вселенной в поисках необъяснимого.

Эксплораторы разума, как любила говорить Линья, когда мягко меняла тему разговора после его предложений занять должность картографа на корабле Механикус. Нельзя сказать, что он хотел, чтобы она ушла, но он и не хотел отказывать ей в возможности отправиться к чудесам, которые они видели.

Без энтоптических картин окружающих звёзд полусферический купол выглядел аскетичным местом, полированные наклонные стены которого принадлежали холодному голому металлу и эху. Стальной пол украшало вытравленное кислотой изображение, разумеется, в форме шестерёнки, и Виталий шагал по нему, словно заключённый.

Виталий считал себя выше мелочного понятия мести, но действия на мостике “Сперанцы” показали, насколько уязвимой добычей он оказался для мышления первого уровня. Адара Сиаваш заплатил за его ошибку жизнью. Юношу убила Галатея, но это не помешало тяжкому бремени вины опуститься на плечи Виталия.

Как он мог отомстить за Линью, когда то немногое, что от неё осталось, фактически стало заложником и находилось под угрозой исчезновения? Какой отец позволит убийце дочери жить, пока он ещё дышит?

Виталий полагал, что его тело не способно к физическому проявлению горя, но ох, как же он ошибался. Каждый раз, когда возникало особенно яркое воспоминание о Линье, желчные извержения в инфотоке посылали болезненные потоки по рукам и ногам и вырывались грубыми животными криками потери из аугмитов.

– Часть меня хотела бы, чтобы я ничего не чувствовал, – сказал он пустому куполу. – Находиться настолько далеко от человечности, чтобы твоя утрата ничего не значила бы. И затем я вспоминаю тебя… и хочу стать обычным человеком, чтобы скорбеть, так как и должен скорбеть отец…

Задуманная всего лишь как генетически идентичная замена, в лучшем случае помощник, но мутации с вероятностью миллиардов к одному преобразовали клеточную культуру его ДНК в воистину исключительного человека. Объединив лучшее от Виталия с собственной уникальностью, Линья смешала все его ожидания и превзошла во всём.

Он давно отказался от полученных при рождении глаз, но в даже малейшей черноте каждого окулярного цикла он видел Линью.

…ещё мокрого младенца, которого только что достали из резервуара с питательными веществами.

…рано развившегося ребёнка, поправлявшего наставников в Схолах Эксцелс.

…вступавшую в Культ Механикус на склонах горы Фарсида.

Но больше всего Виталий помнил её, как маленькую Линью, свою любимую дочь.

Красивая и яркая, она противилась любому внешнему давлению соответствовать общепринятым моделям поведения Механикус. Она шла своим путём и творила свою судьбу. Линья собиралась потрясти адептов Марса до самых основ.

Убийственная операция Галатеи навсегда оборвала подобную возможность.

Машинный гибрид разрушил что-то прекрасное и ради чего? Своего развлечения? Желания причинить Виталию боль?

Оба варианта возможны. Он сомневался, что Галатея нуждалась в мозговой ткани Линьи для действительно великой цели.

– Ты говорила, что пересекла с нами Шрам Ореола, чтобы убить Телока! – крикнул Виталий куполу. – Вот для чего тебе нужна моя Линья!

Его крик отразился от холодных стен купола, звеня в обвиняющем эхе. Виталий опустился на вытравленный череп и обхватил голову. Он хотел заплакать, хотел обладать какой-нибудь биологической возможностью выплеснуть горе, каким-нибудь способом освободиться от того, что чувствовал.

Он не сразу увидел свет.

Только когда тонкий луч инфосвета привёл в действие его пассивные загрузочные рецепторы, Виталий в замешательстве посмотрел вверх. Он обернулся через плечо и увидел только тёмную и холодную кафедру управления. Её дух спал.

Тогда почему под центром купола висела мерцающая завеса света? Виталий поднялся и позволил содержавшимся в свете данным окутать себя. Инфоток запульсировал с ударом нервного возбуждения, узнав показываемую систему.

Кватрия.

Слабая, едва видимая.

Виталий неуверенно направился к свету, страшась и надеясь того, что именно могло означать это видение любимой Кватрии. Гексаматические вычисления потекли вокруг планетария света, комплексные уравнения почти за пределами его понимания. Он знал принципы этого таинственного геометрического бинарного кода и обладал необходимыми преобразовательными имплантатами для его обработки, но всегда оставлял такой способ общения…

– Линья? – спросил он, принадлежавшая Механикус часть разума обругала его за то, что он даже допустил такую мысль.

Единственным ответом стало эхо.

Виталий протянул руку к свету.

Тот расцвёл вокруг него во взрывном ярком великолепии. Звёздный туман и свет окружили его удивительными эллипсами планетарных орбит, сверкающих туманностей и импульсами отражённого света солнц, которым уже были века.

И там была она, стоявшая в медленной параболе самой Кватрии, именно такая, какой Виталий её помнил. Нетронутая огнём, забравшим ноги и сплавившим кожу с костей. Снова целая. Без малейших следов кошмарных эксцизий Галатеи.

Она улыбнулась и то, что осталось от его сердца, разбилось снова.

– Линья… – произнёс он, вопреки всему надеясь, что не страдал от какой-то жестокой вызванной горем галлюцинации или утечки инфотока в черепную впадину.

Отец.

Нет. Тон голоса. Теплота. Небольшой подъём в уголке рта и складки кожи под глазами. Всё это сказало Виталию, что перед ним действительно Линья.

– Линья, Аве Деус Механикус… мне так жаль, – прорыдал он, но дочь подняла руку. – Я…

У меня мало времени, отец. Нейроматрица Галатеи всеобъемлющая и скоро она обнаружит это сообщение. Гексаматика – вот как мы победим её.

– Я не понимаю. Причём здесь гексаматика?

Она не может обрабатывать её. Она не знает как. Вот почему я могу сейчас говорить с тобой.

Виталий пытался разобраться в своих противоречивых чувствах. Аналитическая часть мозга признавала, что Линья пошла на риск, проецируя себя в это пространство, но отцовская часть хотела задержать её и сказать, как сильно он соскучился.

– Я не могу сражаться с Галатеей, – сказал он.

Ты должен, ты не можешь позволить ей существовать. Она – слишком опасна.

– Она сказала, что уничтожит твою сущность, – объяснил Виталий. – Я не могу так рисковать. Я не потеряю тебя дважды.

Выражение лица Линьи смягчилось, и она протянула руку. Виталий попытался взять её, и на мгновение показалось, что он почувствовал частичку биологической обратной связи от света.

Но ощущение исчезло, не более реальное, чем голограмма.

Кузня “Электрус”. Ты должен найти её, она – ключ.

– Не понимаю. Ключ к чему?

Там ты найдёшь того, чей свет может ранить Галатею в инфопространстве, того, кто может помешать ей увидеть то, что я собираюсь сделать.

Виталий кивнул, хотя он так и не понял, о чём говорила Линья.

– Кузня “Электрус”, – произнёс он. – Да. Конечно. Что-то ещё?

Прежде чем она успела ответить, Линья оглянулась через плечо с выражением тревоги на лице от чего-то невидимого.

Я люблю тебя.

И затем она исчезла.

В теории каждый из тиндалосов был равным, но теория и действительность очень отличались. Первый пробудившийся охотник Телока всегда был лидером этой стаи, даже ещё до того, как она стала стаей. Он появился на несколько веков раньше остальных, когда тайна его создания ещё являлась ревниво хранимым секретом.

Его тело было больше, а на броне виднелись следы ремонта с тех времён, когда ему требовался подобный уход. Его нейронная сеть представляла собой симбиоз эвристических убийственных моделей действий и автоматизированных механизмов распознания образов. Он не был задуман, как обладавший способностью к автономному мышлению, но повторявшиеся частотные процессы его супрамолекулярной системной архитектуры быстро эволюционировали к обладающему самосознанием мышлению.

Его имя стало результатом случайной десятичной запятой в рамках сверхскоростной когнитивной эволюции, словно песчинка, попавшая в устрицу. Благодаря этой арифметической ошибке имя само собой возникло в его зарождавшемся самосознании.

Он назвал себя Водан.

Раньше он охотился один. Он уничтожил огромный орбитальный искусственный интеллект Винтерблайнда и вырвал сердце Связующего Императора на планете, которая станет известной, как Фортис Бинари. Но, как и большинство вещей на войне, особенно новые и эффективные формы массового убийства, то, что некогда являлось уникальным, быстро становилось почти повсеместным. Враги его умерших эпохи назад хозяев разработали своих гончих ада, и распространение столь смертоносных убийц положило конец забытому конфликту, ради которого их создали. Как можно воевать, если любого командующего выследят и убьют спустя несколько часов после вступления в должность?

Но, несмотря на завершение войны, джин уже вырвался из бутылки и не желал возвращаться. Некоторые однажды пробуждённые виды голода никогда не получится утолить полностью. Гончие ада самостоятельно пополняли списки убитых и вели личные кампании уничтожения.

Недавно объединившиеся создатели гончих ада, наконец, заманили свои творения в ловушку внутри автоматизированных космических скитальцев, лишённых жизни или реальной добычи. Они швырнули их в сердца звёзд и приложили все усилия, дабы забыть о существовании порождённых ими чудовищ.

Неисправное приводное устройство спасло несущее Водана судно от неминуемого уничтожения. Покинув границы его бывшей империи, он в любом случае больше не угрожал своим создателям, и их больше не заботила его участь. В результате он на бесчисленные тысячелетия оказался заперт в ледяной могиле, которая медленно разрушала и разъедала саму сущность гончих ада, пока их не осталось всего шесть.

Вероятность того, что скиталец достигнет зоны космических испытательных полигонов Телока и будет замечен, являлась воистину астрономически малой. Обнаружение холодной плиты фактически инертного металла в необъятном космосе казалось почти невозможным, но звёздные исследования при подготовке к активации Дыхания Богов требовали предельной точности.

Таким образом, дрейфующий космический скиталец был спасён внутрисистемными флотами Телока и тиндалосы снова стали использоваться по прямому назначению в качестве охотников-убийц.

Шесть из них ворвались в центр распределения подобно устремившимся к земле сверкающим кометам, вытянув когти и каждым импульсом ауспика отслеживая кодовый след, вырванный из “Громового ястреба”. Запах уже исчезал, и с каждой проходящей секундой их боль росла в прямом ответе.

Судя по невероятно сложной планетарной планировке Экснихлио, это место называлось центром распределения Ро A113/235, но Водана и его тиндалосов не заботили имена.

Их вёл только голод.

Всё их естество желало испить код добычи. Их кости стали разбитым стеклом, которое мог восстановить только свет добычи. Их разумы пылали от огня, который могла потушить только смерть добычи.

Мысленным импульсом Водан повёл тиндалосов по центру распределения, петляя между громыхавшими рудовозами, взбираясь на покрытые налётом силосные башни и огибая бункеры с материалами. Сотни сервиторов игнорировали охотников, в бесконечных циклах рабства взгляды их остекленевших глаз были зафиксированы только на том, что требовалось для исполнения обязанностей.

Тиндалосы разбили зона поиска на четыре части и приступили к прочёсыванию.

Запах добычи был здесь, они все его чувствовали.

Он парил мимолётными намёками в каплях инфотока. Охотники ощущали оставленные частички кода там где механодендриты добычи касались стен.

Водан собрал миллион микроскопических следов, создавая ментальную карту добычи и её передвижений. Он искал шаблоны, траектории и расхождения. То, что отсутствовало, могло сказать столь же много, как и найденное.

Он выпрямился на крючковатых ногах, позволив данным затопить своё охотничье сердце. Мысленные крики братьев эхом отзывались в черепе, моля утолить голод. Словно они что-то знали о настоящем голоде. Водан убивал королей и императоров. Они же познали всего лишь безвкусные и пресные убийства меньших существ.

Они просили и выли, отчаянно желая утолить голод.

Водан проигнорировал их и устремился туда, где группа сервиторов работала лопатами у котлована с рудой. Последний след добычи задержался здесь, сильный там, где коснулся одной из машин хозяина.

Водан поднялся над людьми-киборгами, его изогнутый позвоночник замерцал микроскопическими датчиками размером с ресницу. Котлован для руды был пуст, но сервиторы всё равно продолжали махать лопатами, монозадачные подпрограммы явно считали, что он заполнен.

Мгновенная инвентаризация записей центра показала, что отсутствовал один из транспортов-рудовозов. Ноосфера не содержала никаких сообщений о неисправностях, никаких загруженных списков о текущем ремонте или передаче.

Отсутствие транспортного средства не было санкционированно. Его угнали.

Водан вытянул шею с удлинённым черепом, когда позади сервиторов появились два его спутника. В сравнении с Воданом они едва ли могли считаться даже щенками. Новые машинные души.

Хотя их внешность тысячелетиями оставалась неизменной, они выглядели худощавыми и изголодавшимися. Они кружили вокруг сервиторов, толкая их головами и рассекая морщинистую кожу быстрыми щелчками заканчивавшихся лезвиями пальцев.

Добыча коснулась этих существ-киборгов. Произошёл перенос. Гончие ада жаждали убить их и вкусить крупицы аромата.

Водан щёлкнул зубами и зашипел на математическом языке из времён до-Механикус, принадлежавшем машинам ксенорасы:

Не Убивать. Плохое Мясо.

Они зашипели в ответ, озлобленные и обиженные, но послушные. Сервиторы продолжали свою бессмысленную работу над котлованом руды, не обращая внимания на отвратительный аппетит круживших возле них охотников.

Запах добычи двигался через центр, и Водану было совсем несложно теперь следовать за ним, когда он знал, что искать. Добыча воспользовалась транспортом, грубой и шумной машиной, которая почти скрыла аромат. Это сделали специально?

Могла ли добыча знать о преследовании гончих ада?

Нет. Транспорт использовался просто для передвижения.

Водан опустился на многочисленные конечности и начал бесшумно скользить по центру “восьмёрками”, отсеивая мешавшие запахи Экснихлио и триангулируя вероятный курс добычи. Прерывистая красная линия протянулась над землёй снаружи, словно потоки дыма в вулканической пещере.

Он повёл головой, когда услышал визг разрываемого металла и глухой мясной звук пронзивших плоть когтей. Два предупреждённых им тиндалоса нависли над разрушенными останками пары сервиторов. Первая гончая ада расчленила киборгов, словно ликующий мясник.

Плоть являлась для них бесполезной материей, зато металлические улучшения теперь стали открыты. Ржаво-красный выступ из черепа гончей ада всосал код, подобно падальщику, который выдалбливал мозг из кости.

Водан устремился к непослушному тиндалосу. Символы угрозы сверкали вокруг него, и уцелевшие сервиторы отступили от визжащего гнева. Даже они поняли, какая ужасная угроза исходила от этого существа.

Он врезался в наблюдавшую гончую ада.

Удар был свирепым. Металл прогнулся, когда существо отлетело назад.

Перекрывающие рёбра пластины разорвались и прогнулись внутрь, а две ноги отломились. Тиндалос взревел, но покорно склонил спину, и в этот момент сверкающие изумрудные дуги света замерцали под повреждёнными участками. Пластины рёбер начали разворачиваться, новые конечности уже вытеснялись из архаичного тела.

Удовлетворённый, что щенок не нарушил свой гейс, Водан повернулся, собираясь прервать насилие пирующей гончей.

Но было уже слишком поздно.

Тиндалос задёргался, алые линии протянулись по его бьющемуся в судорогах телу, словно жгучая инфекция. Он взвыл, когда запрещающая сила гейса Телока взорвалась беспорядочной разрушительной бурей. Древние технологии в его теле расплавились в чёрный шлак, триллионы биосинтетических нервов и корковых синапсов вспыхнули, словно фульминат.

Тончайший чёрный пепел посыпался из тела инертной машинной кровью.

Гончая ада буквально развалилась по швам, послышался звон деталей, когда её серебристо-стальные части начали падать в рудный котлован. Блестящий металл почернел, когда протоколы самоуничтожения выпустили ультрабыстрые организмы феррофага в атомную структуру, что буквально омертвило тело и превратило в прах.

Тиндалосы собрались вокруг Водана. Он показал им красный след добычи. Они дрожали и щёлкали зубами, нетерпеливо желая броситься по следу к его источнику, но он быстро остановил их, заставив наблюдать за тем, как ветер разносит пепел их брата.

Плохое. Мясо.

Котов хорошо разбирался в агрессивных машинах и неуступчивых кодах, но бинарные системы универсального транслятора оказались одними из самых запутанных, с которым он когда-либо сталкивался. Гудящие рои машинного языка скрывались в глубинах системной архитектуры и без необходимых кодов доступа Котов не мог запустить обряды пробуждения в командных уровнях консоли.

< Может вы и безумный гений чистого зла, Телок, но вы создали ужасный код. >

< Согласна, > произнесла Павелька с другой стороны центра управления.

Центр управления располагался в пятистах метрах над уровнем земли, на вершине центральной колонны, которая поднималась внутри огромного полого цилиндра универсального транслятора.

До входа в транслятор они добрались без происшествий, а широкое основание грандиозного сооружения пронизывало множество округлых арок. Внутри башня представляла собой немногим больше чем колоссальный дымоход, вдоль стен которого протянулись алюминиевые трубы не менее семи метров в диаметре. Они устремлялись вверх, соединяясь с огромными вентиляционными механизмами и фильтрующими устройствами, пока не исчезали из вида.

Имперцам пришлось оставить рудовоз прямо за одной из арок. Пол башни был фактически забит запутанным лабиринтом ревущего оборудования, фильтров и вакуумных насосов. Воздух гудел от пульсации бьющегося сердца башни и клубов сернистых паров, выдыхаемых каждой машиной. Создавалось впечатление, что перед ними армия спящих зверей, которые только и ждут, когда неосторожный нарушитель разбудит их.

Эльдары сдержали слово. Как раз когда Чёрные Храмовники и кадианцы входили в универсальный транслятор, Бьеланна и её воины появились из-за ближайшего оборудования, словно просто ждали их появления.

Каждая поверхность внутри башни блестела влагой, а воздух стал душным из-за тяжёлых паров. Белый осадок скапливался на открытых участках железа и камня, и там, куда он капал, вырастали похожие на стекловидные зубы сталагмиты.

В центре зала возвышалась колоссальная колонна, вокруг которой по крутой кривой поднималась эстакада до высоты в полкилометра. И на вершине этой эстакады располагался активационный центр универсального транслятора, круговая галерея с эллиптическими мостками, ведущими в другие башни и сооружения снаружи.

В центре активационного центра стоял круглый механизм управления, изобиловавший медными дисками, консолями с мигающими драгоценными камнями и множеством рычагов с железными ручками, которые не отличались от тех, что можно было встретить на мостике “Табулария”. Сколь архаичным ни выглядело это устройство активации, Котов с облегчением увидел, что, по крайней мере, центр оснащён разъёмами загрузки/выгрузки.

Пока воины высматривали признаки преследования, Котов и Павелька подключились к центру управления. Котов сказал Танне, что верит, что сможет активировать универсальный транслятор, но теперь у него появились сомнения.

< Машины Телока воинственные, > сказал он Павельке в общем ноосферном пространстве центра. < Их духи напоминают побитых дворняжек, которые боятся откликнуться на чужой зов. >

< Они никого не знали кроме Телока, > ответила Павелька. < Один Омниссия знает, сколько столетий прошло с тех пор, как они чувствовали чужое прикосновение. Они стойкие, но не несокрушимые. >

Мало способов общения являлись столь же чистыми, как общение внутри машины. Общение смертных представляло собой неэффективное сочетание звуковых и соматических сигналов, когда значительная часть неотъемлемого значения зависела от предшествующего опыта, невербальных интонаций и ситуативных маркеров.

В диалогах Механикус не было места подобной двусмысленности.

Войти в общение с другим магосом означало узнать его столь же глубоко, как возлюбленную ну или, по крайней мере, так говорили Котову. Сокровенные мысли становились доступными, хотя только настоящий грубиян выйдет за пределы обычных границ общения, чтобы узнать все тайны товарища-магоса. Эти потоки информации являлись взаимными, и что делал один, мог сделать и другой.

Поэтому Котов не стал вторгаться дальше символов осуждения, которые прочитал в ноосферной ауре Павельки. Архимагос Адептус Механикус обладал правом знать всё о тех, кто служил под его началом, но ни время, ни место не подходили для того, чтобы воспользоваться этой привилегией.

< Постарайтесь не позволять отражённой боли раны отвлекать вас от просьб кодам активации пробудиться, > сказала Павелька.

< Легче сказать, чем сделать, > произнёс Котов, и добавил бинарное ругательство, когда активационные коды башни уползли ещё глубже в ядро машины. < В любом случае это не влияние какой-то фантомной боли. >

< Тогда что же? >

Котов ответил не сразу, любое признание неудачи для него было настоящей анафемой:

< То, что я столь полно потратил впустую десятилетия своей жизни на поиски того, что никогда не стоило находить. >

Павелька проникла глубже в машину, прикосновения магоса были лёгкими и уговаривающими. Её бинарный код оказался таким нежным и обворожительным, что машина ответила. Котов сформировал сопоставительные алгоритмы команд со своими символами власти.

Здесь требовались более нежные формы контроля.

< Все мы совершаем ошибки, архимагос, > сказала Павелька. < Не важно сколько в нас аугметики, не важно насколько мы приблизились к союзу с машиной – мы всё ещё люди. Иногда стоит напоминать себе об этом. >

< Многие среди Механикус не согласились бы с вами, > заметил Котов. < Более того, несколько часов назад я не согласился бы с вами. >

< Возможно, именно поэтому у меня немного друзей в нашем ордене. >

< Это помогает? >

< В чём? >

< В сохранении некоторой… связи, скажем так. Насколько я понимаю, именно поэтому вы предпочитаете компанию вольного торговца? >

< Нет, > ответила Павелька. < Я путешествую с Робаутом, потому что он спас мне жизнь. Потому что я должна ему больше, чем смогу когда-либо вернуть. >

< Звучит как история, которую я однажды хотел бы услышать. >

Присутствие Павельки внутри машины слегка уменьшилось, и Котов задумался, не перешёл ли он какую-то неизвестную черту. Затем внимание Павельки вернулось к текущим вопросам:

< Если мы проживём дольше, чем вы прогнозировали, то я могу рассказать её, > ответила она.

< Ловлю на слове, магос Павелька. >

< Вы понимаете, что если нам удастся активировать эту машину, то Телок немедленно узнает об этом? >

< Едва ли это имеет значение, > сказал Котов. < Главное успеть отправить сообщение Блейлоку. >

Павелька показала, что понимает, и Котов был рад, что она видела логику в его решении отослать “Сперанцу”.

< Посмотрите на машину, архимагос, > произнесла Павелька.

Котов почувствовал, как необходимые коды поднялись к поверхностным уровням центра, паутины логарифмических последовательностей для активации расположенного далеко внизу оборудования. Он изучил каждую и любые надежды на то, что их отчаянный план сработает, пошли прахом, когда он увидел, что их окутывали нелинейные блокировки.

< Вы видите? > спросил он.

< Вижу, > ответила Павелька. < И что теперь? >

< Ничего, > сказал Котов. < Эти блокировки отключаются только с помощью правильной бинарной последовательности паролей. Нет никакой возможности преодолеть их без прерывателей криптос класса. >

Котов почувствовал виноватое колебание Павельки. Мало что можно было скрыть друг от друга в пространстве общения разумов.

< Магос Павелька? >

< Есть один способ, > сказала она, < но сначала вам нужно отключиться от центра. >

< Что? Почему? >

< Потому что это будет опасно, > пояснила Павелька.

< Я готов встретиться с опасностью, магос Павелька. >

< Опасно для меня, архимагос. >

< Разве я не могу помочь? >

< Нет, вы должны разорвать соединение. Другого способа не существует. >

< Вы можете взломать эти нелинейные блокировки? >

< Могу, но вы не должны быть соединены с машиной, пока я делаю это. >

< Я не понима… >

< Просто сделайте это! > сказала Павелька и связь Котова с машиной резко оборвалась, а разум вышвырнуло в пространство высших чувств. Механодендриты выскользнули из консоли, и он отшатнулся, внезапно почувствовав опасность в плане Павельки и желая немедленно использовать своё право увидеть первопричину её осуждения.

– Всё в порядке, архимагос? – спросил Робаут Сюркуф.

Котову потребовалось некоторое время, чтобы перестроиться и вернуть способы общения к голосу из плоти.

– Не уверен, – ответил он.

– Вы сказали, что можете заставить эту машину работать, – заявил Танна.

– В обрядах активации оказались блокировки, сержант Танна, – сказал Котов. – Надёжнее всех, что вы можете представить. Я не могу взломать их, но магос Павелька уверяет, что может.

– Вы не можете взломать их, а она – может? – переспросил Танна.

– У Иланны много козырей в рукаве, – произнёс Сюркуф, и Котов задумался, знал ли вольный торговец, какие тайны скрывала Павелька.

Не успел Сюркуф договорить, как панель управления заработала, разразившись взрывом ревущей статики и мерцающего света. Искры вырвались из загрузочных разъёмов, а в ноосфере раздался неистовый вой обманутых духов-машин.

Котов покачнулся. Резкий шип боли пронзил его затылок. Он опустился на колени, испытывая головокружение и дезориентацию от внезапной бинарной атаки.

Павельку отбросило от панели управления, за механодендритами протянулись потрескивающие дуги молний. Сюркуф подбежал к ней, когда она врезалась в перила.

Если бы он не схватил её за мантию, Павелька упала бы.

Котов сморгнул потоки искажённого бинарного кода, изливавшиеся водопадом перед его зрением, подобно цифровым слезам. Он чувствовал себя так, словно всё тело пронзил случайный разряд электрического тока. Возникло болезненное ощущение тошноты.

– Что вы сделали? – потребовал ответа Котов. – Аве Деус Механикус, что вы сделали?

– То, что должна была сделать, – сказала Павелька.

Вкус желчи и горький электрический привкус заполнили рот Котова. Обратный поток инфотока. Архимагос был настолько близок к тому, чтобы его вырвало, насколько только мог быть близок адепт Механикус. Он знал только об одной вещи, которая могла вызвать такое отвращение благословенных машин.

– Скрапкод? – прошипел Котов. – Вы храните скрапкод? Неудивительно, что вы носите символы осуждения! Спаси нас Омниссия от тех, кто балуется теневыми искусствами! Вы не лучше, чем Телок!

– Это – не скрапкод, – возразила Павелька, всё ещё опираясь на Сюркуфа, чтобы не упасть. – Это – гексаматический дизассемблерный язык, который я создала для разрыва связи между машиной и её движущим духом.

– И зачем вы изобрели такое проклятье? – спросил Котов, выплюнув слово изобрели, словно оскорбление.

Павелька проигнорировала вопрос и сказала:

– Вы хотели снять блокировку. Вы её сняли. Если вы всё равно считаете, что все мы здесь умрём, то какая разница, как я сделала это?

Котов справился с гневом и невыносимой болью в висках, и в это время машины внизу заработали под грохот вращавшихся шестерёнок и оглушительный рёв моторизованных фильтров. Высоко наверху огромные вентиляционные механизмы начали поворачиваться, втягивая колоссальные объёмы загрязнённой атмосферы планеты.

Верхнюю часть башни затянул туман, когда бесчеловечно огромное оборудование под основанием башни начало непостижимый процесс восстановления повреждений, вызванных промышленностью планетарного масштаба.

– Башня активирована, – произнёс Танна. – Отправляйте сообщение.

Котов кивнул, подавил вызванный поступком Павельки ужас, и начал пересылать по воксу повторявшийся инфопоток Таркису Блейлоку на “Сперанцу”.

– Архимагос, – сказал Сюркуф, посмотрев через край платформы на основание транслятора. – Что бы вы там не делали – делайте это быстрее. У нас гости.

 

Глоссарий:

Arc-Nexus Emperor – Связующий Император

Datascape – инфопространство

Geas – гейс

Mars Volta – Марс Вольта

Scholam Excelsus – схолы Эксцелс

Tindalosi – тиндалосы

Winterblind – Винтерблайнд

Zethist cults – культы Зифианцев

 

Микроконтент 09

Это и в самом деле сработало. Совместная операция по очистке части атмосферы Экснихлио и в самом деле сработала. Блейлок сидел на командном троне “Сперанцы” и изучал поступавшие с главного энтоптического экрана данные с растущим чувством встающих на место кусочков головоломки.

На люминесцентной завесе пара геоформеров Криптаэстрекса выглядели двумя пятнышками жидкого света, а показания их ауспиков были размытыми из-за бурлящего ада преобразующих реакций. В центре алхимического шторма располагался цилиндр инертного пространства, в котором неразрывная цепь геостационарных сервиторов-дронов Азурамаджелли проложила идеальный маршрут с точностью вставленной нитки в иголку.

Они пока не проникли достаточно глубоко для связи с поверхностью, но если раньше в вокс-системе кричала только статика, то теперь слышался призрачный вой искажённых машинных голосов.

Галатея прохаживалась по мостику на разрегулированных ногах и поворачивалась посмотреть на фабрикатус-локума, когда считала, что он не заметит. Машинный гибрид, похоже, был удивлён выбором места для прорыва атмосферы, словно знал что-то, что не знал Блейлок. Уже одно это вселяло в Блейлока веру, что дощечка Марс Вольта направила его по верному пути.

Наблюдая за игрой инфосвета на мостике, Блейлок наслаждался приливом возобновлённого чувства цели. Никогда прежде он не ощущал такую близость к Омниссии, такую чистоту в паутине причинно-следственных связей, что привели его сюда.

Необъятный дух машинного сердца “Сперанцы” постоянно давил со всех сторон. Навязчиво, но всё же не неприятно. Блейлок словно наблюдал за настолько крупным созданием, что оно существовало за пределами его восприятия, как если бы кусочек сланца пытался познать возвышавшуюся над ним гору.

Не ковчег ли Механикус подтолкнул его к необходимому решению? Блейлок не знал, но понимал глубокие теологические последствия, лежавшие в конце подобного предположения. Он уже представлял примерную монографию на эту тему, которую мог бы составить после возвращения на Марс.

– Похоже, ваши вечно спорящие подчинённые докажут нам, что мы всё же ошибались, – произнесла Галатея. – По нашей оценке вы почти очистили место у самой границы термосферы.

– Именно так, – ответил Блейлок. – Я ожидаю неизбежный прорыв линии Кармана. Затем в течение десяти – двенадцати часов мы достигнем тропосферы.

– На этом этапе продвижение геоформеров ближе к планете осложнится. Продолжение снижения подвергнет оба корабля большому риску.

– Подвергнет, – согласился Блейлок. – Но я готов пойти на такой риск, если это позволит восстановить связь с нашими людьми на поверхности.

– Учитывая, что ваши знания о происходящем на планете столь прискорбно неполны, логика не соглашается с вами.

Блейлок покачал головой, устав от постоянных придирок Галатеи:

– Чем дольше я вас слушаю, тем больше мне кажется, что вы активно стремитесь помешать установлению связи с архимагосом Котовым. Зачем вам это?

– Помешать? – переспросила Галатея с шипящим смешком. – Зачем нам желать этого, если наша главная цель – смерть архимагоса Телока?

– Очень хороший вопрос, – сказал Блейлок, поднявшись с командного трона и встав перед Галатеей. Низкорослые сервиторы появились из-за трона, перестраивая соединённые с питательным баком булькающие трубки. – Это – ваша заявляемая цель, но она ли является вашей фактической целью или что-то совсем другое?

– Вы сомневаетесь в нашей искренности? – прорычала Галатея, выпрямившись в полный перекошенный рост, чтобы стало лучше видно её отвратительную и мерзкую конструкцию. – Телок освободил нас от оков манифольда, но посмотрите на тело, в котором мы вынуждены жить! Какой благожелательный создатель причиняет такие страдания живому существу?

– Вы – не живое существо, – сказал Блейлок, чей гнев перевесил осторожность. – Вы – отвращение Омниссии.

– И мы так считаем, – сказала Галатея. – Вы видите всю кошмарность нашего уродливого тела и должны понимать, почему мы желаем Телоку смерти.

– Как действия Телока оправдывают ваши поступки с теми, кто прилетал на манифольдную станцию? То, как вы поступили с госпожой Тихон?

– Мы делали то, что должны были делать, чтобы выжить, как поступает любое разумное существо, – сказала Галатея. – Телок дал нам цель и обещал свободу, но оставил вести уединённую мучительную жизнь, навечно пойманными в ловушку, как насекомое в паутине.

– Насколько я помню, скорее вы похожи на паука.

Галатея пожала плечами тела-марионетки в чёрной мантии:

– Без новых разумов в нейроматрице наше самосознание давно бы погасло.

– Простите меня, но я не вижу в этом ничего плохого.

Галатея с лязгом направилась туда, где главный энтоптический экран показывал подёрнутый помехами земной шар Экснихлио, и протянула руку в мантии в его сторону:

– Без нашей помощи вы никогда бы не пересекли Шрам Ореола живыми. Без нас мы бы не стояли на пороге достижения всего, чего мы желали.

Блейлок не мог решить, включала ли Галатея в “мы” Механикус или дело было просто в невыносимой привычке говорить о себе во множественном числе.

– Магос Блейлок! – воскликнул Криптаэстрекс. Магистр логистики повернул квадратное тело, каждый аспект его ноосферной ауры светился загружаемыми данными. – Контакт! Контакт!

– Атмосфера пробита! – добавил Азурамаджелли.

– Подтверждение: так скоро? – спросил Блейлок. – Текущие прогнозы показывали минимум десять часов до тропосферного проникновения.

– Подтверждаю, магос Блейлок, – ответил Криптаэстрекс. – Если судить по погодным условиям, то на поверхности планеты действует высокозаряженный атмосферный процессор.

– Почти прямо под геоформерными судами… – произнёс Азурамаджелли, повернув решётчатое тело к Блейлоку. Из-за отсутствия лица он предоставил мерцанию ноосферы передать изумление. – Как… как вы узнали…?

Блейлок не объяснял экипажу мостика, почему выбрал именно этот конкретный сектор атмосферы планеты. Он ограничился словами, что Омниссия, несомненно, направит их руку.

– Да, Таркис, – сказала Галатея, наклонившись к нему и впившись взглядом бездушных серебряных глаз тела-марионетки. – Как вы узнали, куда направить геоформеры?

Блейлок проигнорировал вопрос, на каком-то подсознательном уровне понимая, что станет ошибкой рассказать Галатее об использовании Марс Вольта. Чем меньше машинный гибрид знал о секретных работах “Сперанцы”, тем лучше.

Вместо этого он начал отдавать приказы со всей холодной эффективностью, которой был известен:

– Отключите автоматические вокс-запросы. Если архимагос Котов свяжется со “Сперанцей”, я хочу, чтобы он услышал один из наших голосов, – сказал Блейлок, переходя от поста к посту и активируя вокс-частоты по всему ковчегу. – Магос Дахан? Ваши скитарии готовы к быстрому развёртыванию?

– Они в постоянной боевой готовности, – раздался голос секутора с посадочных палуб, где он и его воины завершили приготовления и ожидали вылета. – Отдайте приказ и мы высадимся на планету.

– Сохраняйте благоразумие, Дахан, – предостерёг Блейлок. – Прежде чем начинать полномасштабный штурм давайте сначала разберёмся в ситуации.

Блейлок вернулся к командному трону и коснулся его металлическими перчатками. Тактильные разъёмы активировались и сервиторы Блейлока заверещали, когда резко увеличился объём обрабатываемых данных. Он связался с периферийными уровнями “Сперанцы”, чувствуя, как его присутствие расширяется в ноосфере, а вокруг вздымается необъятность ковчега.

Плотные полосы информационного света поднялись с серебристых пластин палубы, словно спектральные занавесы, и Блейлок за несколько секунд обработал самые важные из них. Его разделённое сознание распределилось между анализом стремительно стабилизировавшейся колонны статичного воздуха, ставшей связующим звеном между холодным космосом и поверхностью Экснихлио, и восходящими выбросами промышленности планетарного масштаба.

– Архимагос Котов, – начал он, но так и не успел больше ничего произнести, потому что вокс взорвался сжатыми данными, поступавшими с Экснихлио. Скрипучий звук, который буквально проревел из клыкастых пастей вокс-решёток, оказался слишком забит помехами и настолько плотно заархивированным, что его было невозможно разобрать.

Без всяких команд сложные алгоритмы начали распаковывать сжатый сигнал, и шум мгновенно сменился голосом архимагоса Котова:

– …лок, говорит Котов. Вы должны немедленно покинуть орбиту и на полной скорости возвращаться в Империум. Повторяю: покиньте орбиту и улетайте как можно дальше от Экснихлио. Не пытайтесь добраться до поверхности, не пытайтесь добраться до нас. Уходите! Уходите немедленно, ради Омниссии, улетайте сейчас же и никогда не возвращайтесь!

Блейлок слушал слова Котова с растущим недоверием. Сообщение представляло собой записанную информацию. Это должно быть ошибкой. Возможно, катастрофическое разрушение сжатого луча передачи? Несмотря на наличие очищенного коридора, остаточные локальные ямы помех могли изменить сообщение архимагоса.

Даже когда он формировал эту мысль, то уже знал, что она была нереальной.

Сигнал был чистым и неиспорченным, каждая бинарная частица сообщения содержала ноосферные символы Котова, которые являлись более точным средством идентификации, чем самые подробные генетические маркёры.

– Блейлок? – спросил столь же смущённый Азурамаджелли. – Что архимагос имеет в виду?

– Это – ошибка, – произнёс Криптаэстрекс и не упустил возможность упрекнуть Азурамаджелли. – Ваши чёртовы сервиторы-ретрансляторы каким-то образом исказили сигнал. Это – единственное объяснение. Иного просто не может быть, Таркис.

– Я не знаю, – ответил Блейлок. – Я…

Вокс затрещал, когда записанная запись завершилась, и мостик заполнил голос Котова. На этот раз слова прозвучали вслух и были преисполнены ужасной безотлагательности:

– Таркис, если вы слышите это, шестерёнка повернулась. Телок совсем не такой, каким я его представлял, он – чудовище, а Дыхание Богов – немыслимо ужасное ксеноизвращение. Телок стремится разрушить всё, что нам дорого. Марс, Империум, всё. Если вы ничего не предпримете, он захватит “Сперанцу”, вернётся на Марс и…

Слова Котова резко оборвались.

Спёртый воздух зашипел из вокса.

Блейлок сидел в ошеломляющей тишине, пытаясь придать своим бессвязным мыслям хоть какой-то рациональный порядок. Если принять сказанное за чистую монету, то всё в чём он был уверен, оборачивалось отвратительной мистификацией. Получалось, что они проделали весь этот путь только для того, чтобы в самом конце обнаружить, что заманчивые обещания оказались ловушкой, столь же кошмарной, как созданная Галатеей на манифольдной станции “Валетте”?

Он хотел думать, что это являлось ошибкой, жестокой хитростью, но опровержение содержалось в самих словах Котова.

– Архимагос? – произнёс Блейлок. – Архимагос Котов? Ответьте. Архимагос, ответьте немедленно. Архимагос? Азурамаджелли, продолжайте попытки.

Магистр астронавигации вернулся к своему инфоцентру и начал по всем частотам передавать на поверхность запросы.

– Мы вообще можем быть уверенны, что это архимагос? – спросил Криптаэстрекс, подходя к трону.

– Можем, – ответил Блейлок. – Я уверен.

– Как вы можете быть уверенны? – упорствовал Криптаэстрекс.

– Потому что шестерёнка повернулась, – сказал Блейлок. – Как существуют безобидные вербальные сигналы для демонстрации, что заявление совершается под принуждением, также существуют и коды, которые указывают, что сказанное заслуживает абсолютного доверия. Использование архимагосом Котовым фразы “шестерёнка повернулась” относится к последнему.

– Тогда что нам делать?

Блейлок ответил не сразу.

– Мы исполним последний приказ архимагоса Котова, – сказал он. – Мы покинем орбиту и как можно быстрее вернёмся в Империум.

По воксу протрещал новый голос:

– Мне жаль, Таркис, но, боюсь, я не могу позволить вам сделать это, – произнёс Веттий Телок.

И визжащее копьё бинарного огня пронзило всё тело Блейлока. Его тактильные имплантаты вспыхнули белым пламенем, обжигая касавшуюся трона плоть. Спина фабрикатус-локума изогнулась в судорожных муках, золотые искры вырвались из каждой точки подключения. Синаптические пути внешних связей забил загружаемый враждебный бинарный код.

Миллионы случайных картин хлынули в его разум, перекрывая мыслительные процессы своей бессмысленностью. И всё же в них было что-то общее. Повторявшееся снова и снова изображение гигантского кошачьего существа. Оранжевого и чёрного зверя, устрашающее гармоничное тело которого ярко сияло в освещённом зловеще ухмылявшейся луной лесу.

Входные трубки, соединённые с установленным за плечами баком, оторвались, и вредные химические питательные вещества забрызгали мостик. Всё ещё сидя на командном троне “Сперанцы” в дыму от сожжённой электроники аугметики, Блейлок решительно покачал головой:

– Нет, – запинаясь, произнёс он, пока боролся с миллионами вызванных микрокодом ошибок. – Это – суверенное судно Адептус Механикус под командованием архимагоса Лекселя Котова. Вы не имеете никакого права его забирать.

Вздох Телока услышали по всей “Сперанце”:

– А я так надеялся обойтись без насилия.

– Что они такое? – спросил Сюркуф.

Танна склонился над перилами платформы, думая о том же самом. Скорость и конические плоские черепа ясно указывали, что перед ними существа-хищники. Для начала этого было достаточно.

Они быстро поднимались по круговой эстакаде башни, двигаясь контролируемыми прыжками, как штурмовики космического десанта во время преследования. Танна видел мощь в их конечностях и понимал что если бы не длина эстакады, то враг бы уже добрался до них.

– Боевые роботы? – предположил он.

– Они – не роботы, – выдохнула Павелька, сотворив символ Механикус на груди при виде приближавшихся существ. – Они – что-то гораздо худшее.

– Скажите мне что-нибудь, что я могу использовать в сражении с ними, – произнёс Танна.

Павелька покачала головой, видя приближавшиеся машины так, как Танна никогда не сможет:

– Их духи – выродившиеся древние твари. Массовые убийцы миллионы лет назад закончившейся войны. Они кричат своё имя в моей голове… Тиндалосы! Тиндалосы!

– Интересно, но бесполезно, – сказал Танна.

– Вы сможете их остановить? – спросил Сюркуф.

– Только если не придётся защищать вас и Котова.

– Ясно, – ответил Сюркуф, помогая магосу Павельке уйти.

– Храмовники! – воскликнул Танна, выхватив меч и быстро направляясь к эстакаде. Астартес встали рядом с ним, Варда и Иссур обнажили клинки, Браха и Яэль прицелились из заряженных болтеров.

– Сигизмунд, избранный Дорна, сына Императора, направь мой клинок во имя твоё, – произнёс Варда, держа чёрный меч так, что крестовина оружия находилась напротив угольно-красных глазных линз шлема.

Остальные Храмовники последовали примеру Варды, пока полковник Андерс распределял гвардейцев вдоль краёв платформы. Хеллганы засверкали, когда кадианцы открыли огонь. Танна не сомневался, что большинство выстрелов найдёт цель.

Эльдарские воины в нефритовой броне заняли позиции с обеих сторон от Храмовников. Танне претила сама мысль о ксеносах на флангах, но он подавил природные боевые инстинкты.

– Их расположение имеет смысл, – сказал Браха по личной вокс-частоте. – Но мне это не нравится.

Танна кивнул и повернулся боком вперёд:

– Когда эти твари атакуют – сражайтесь с ними со всей храбростью, но не забывайте, что у нас за спиной ксеносы.

Эльдары в облегающих пластинах цвета слоновой кости и кроваво-красных плюмажах подбежали к краю платформы. Они легко перепрыгнули ограждение, сжимая в одной руке меч, а другой опираясь на металлические перила. Подобно акробатам, они описали изящные дуги и приземлились на следующий уровень эстакады перед стремительно приближавшимися охотниками.

Танна проигнорировал их.

Даже среди оглушительного грохота оборудования башни и треска выстрелов он услышал звуки сталкивающихся мечей и умирающее эхо боевых криков эльдаров.

Сзади нависла тень, и Танна оглянулся, увидев Ульданаиша Странствующего Призрака. Конструкт встал рядом с Чёрными Храмовниками у эстакады, и в этот момент лязг мечей смолк. Кадианцы снова открыли огонь.

Похоже, эльдары внизу погибли.

Танна нетерпеливо повёл плечами, расслабляя мышцы перед жаркой вспышкой рукопашной схватки. Он рискнул бросить взгляд назад поверх изогнутого чёрно-белого наплечника.

Котов и скитарии уже направлялись по платформе к ведущему из башни радиальному мосту. Он не знал, что находится снаружи, но хорошо уже и то, что оно достаточно далеко отсюда.

Громкий лязг разрывающих эстакаду металлических когтей стал ещё ближе и Танна обратился к Странствующему Призраку:

– Ты несколько больше воинов, рядом с которыми я обычно сражаюсь, – сказал он.

– Ты беспокоишься, что можешь задеть меня?

– Вот как раз это меня совсем не беспокоит, – ответил Танна.

– Тогда, возможно, тебя волнует, что я могу задеть тебя в хаосе рукопашной?

– Такая мысль приходила мне в голову.

Странствующий Призрак наклонился:

– Знай, Храмовник. Если я ударю тебя – то это целиком и полностью будет преднамеренно.

– Как и когда я ударю тебя, – сказал Танна.

Воин-конструкт гулко рассмеялся и выпрямился в полный рост, и как раз в тот момент гончие ада показались в поле зрения.

Серебристые существа с широкими медвежьими плечами. Узкие позвоночники и мощные ноги, как поджарых охотничьих псов. Слишком широкие челюсти, заполненные разрывающими металл зубами и клыками. Блестящие фасетчатые глаза, напоминавшие росчерки света в пещере.

В их вое чувствовалась неутолимая жажда. Каждая конечность заканчивалась клинками.

Их встретил опустошительный болтерный огонь и шквал свистящих острых дисков. Взрывы вырывали осколки расплавленного металла, а от каждого режущего попадания эльдарского снаряда раскручивались стальные ленты.

Этот залп стал единственным.

Ульданаишь Странствующий Призрак принял первый удар, когда два тиндалоса прыгнули на него. Клинок призрачного воина двигался слишком быстро для такого огромного оружия. Пронзённый насквозь тиндалос взвыл, из его распоротого брюха хлынул поток измельчённого металла. Странствующий Призрак отшвырнул врага в сторону. Огонь хеллганов обрушился на мерцающие бока поверженного зверя.

Второй тиндалос впился зубами в его руку, и из раны показался болезненный зелёный огонь. Задние конечности существа согнулись и вцепились когтями в грудь призрачного конструкта. Танна шагнул и обрушил клинок на бёдра тиндалоса, распоров до позвоночника.

Гончая упала, и откатилась за пределы досягаемости.

Странствующий Призрак прицелился из оружия в перчатке. Гудящие снаряды вонзались тиндалоса со звуком разбитого стекла, который неожиданно оказался любопытно музыкальным. Три гончие оскалились и вцепились в эстакаду, собираясь броситься на космических десантников.

Танна поднёс меч к плечу и шагнул вперёд, чтобы освободить себе место. Он опустил болт-пистолет. Затем повернулся как раз достаточно, чтобы спровоцировать атаку, и, добившись своего, отступил назад, одновременно разворачиваясь и наклоняясь. Меч отразил щёлкнувшие челюсти прыгнувшего зверя. Сержант повёл запястьем и плечом, перекинул существо и обрушил на пол. Он впечатал колено в рёбра и прижал ствол пистолета к обнажённому горлу.

Массреактивные болты пробили металл и вонзились в эстакаду.

Тиндалос взревел, и острый вязкий гель забрызгал шлем Танны, некротические масла чего-то давно прошедшего и забытого.

Существо перекатилось, разорванный металл шеи срастался в пятне зелёного света.

Отступить. Осмотреться.

Они всё ещё удерживали вершину эстакады. Хеллганы и болтеры вели продольный огонь. Котов и скитарии почти добрались до выхода из башни. Сюркуф и Вен Андерс звали Павельку, которая снова подключилась к центру управления. Не было времени удивляться зачем. Кадианцы окружили их, крепко сжимая хеллганы и ожидая приказа полковника отступить.

Меч Варды мелькнул, чёрный клинок погрузился в воющий череп и отрубил половину. Танна повернулся и наплечники трёх космических десантников столкнулись. Они стояли плечом к плечу кругом стали и адамантия, уничтожая всё, что оказывалось в пределах досягаемости.

Рассекающие когти устремились к голове Танне, и он парировал пистолетом. Оружие непроизвольно выстрелило, и он рубанул клинком по ноге столь же крепкой, как адамантий.

Существо покачнулось, и Танна погрузил ревущий меч ему в грудь. Затем вытащил оружие и отшвырнул зверя ударом ноги. Он моргнул и покачал головой.

Поверженные Странствующим Призраком чудовища снова стояли на ногах. Мерцающая зелёная молния окутывала их тела. Распоротые внутренности срослись, а сломанные конечности выпрямились. Только один раз Танна сражался с настолько трудно убиваемыми и столь не желавшими умирать существами.

Тиндалосы атаковали, но незадолго до столкновения два прыгнули в сторону. Мощные ноги легко перенесли их через перила платформы. Не его проблема. Ими займутся кадианцы и эльдары. За спиной Браха и Яэль открыли огонь. Массреактивные болты поймали одного в воздухе, двойным ударом сбросив врага с платформы. Вой отражался эхом от стен башни, когда он падал.

– Вперёд! – крикнул Танна.

Они встретили атакующих охотничьих зверей лицом к лицу. Удар был подобен грому, словно столкнулись железные балки. Напрягая ноги, Танна почувствовал, как смялся изогнутый наплечник. Мышечная масса деформировалась, и кровь растеклась в плоти плеча. Он ударил мечом. Кричащие зубья разорвали металл. Ещё больше брызг вязкого геля.

Рука с когтями врезалась в нагрудник, сорвала крест Храмовников и оставила на керамите борозды в палец глубиной. От силы атаки он пошатнулся в сторону.

Танна вскинул меч, парируя раздирающий удар, мощь которого поставила его на колени.

Броня загудела от энергии. Танна с рёвом выпрямил ноги, обрушив навершие меча в форме креста в ревущий металлический череп, наполовину напоминавший волка, наполовину – ящера. Брызнула ядовитая машинная кровь.

Он ударил пистолетом, вогнав его в брюхо зверя и выстрелил. Такой близкий взрыв не прошёл без последствий и Танна сдержал крик внезапной боли. Перчатка наполнилась горячей жидкостью, кровь потекла по предплечью.

Существо снова бросилось на него. Он ответил выпадом цепным мечом, зубья царапали о сталь, раздирая металл и перемалывая позвоночник. Он вырвал клинок и ударом ноги сбросил размахивающей конечностями существо с эстакады.

Выпрямился, вдохнул и выдохнул, чувствуя боль. Грудная клетка стала стеснённой, а в горле саднило. Он попытался издать боевой клич?

– Слл… слишком далеко вырвался, Танна! – крикнул Иссур.

Назад.

Тиндалосы набрасывались друг на друга в безумном желании прорваться сквозь узкое горлышко, их заканчивавшиеся клинками конечности сжимались, пока один похожий на машину убийца мешал другому. Он видел их замешательство. Они не привыкли к жертвам, которые оказывали такое сопротивление.

– Не дайте им опомниться, – крикнул Танна, как себе, так и остальным. – Убейте их, убейте их всех.

Удар соскользнул с его шлема и пришёлся на повреждённый наплечник. Он заворчал и вонзил меч в брюхо зверя с серебристой кожей.

– Наступайте! – прорычал он. – Держите их в страхе!

Танна повёл мечом вверх, разрезая бедро из крючковатого металла, а затем нанёс обратный удар в живот и выпад в грудь. Глубоко и повернуть. Не останавливаться. Движение справа, воющий бычий череп с клыками-кинжалами. Он рубанул врага по глазам. Зверь взвыл.

Двигаться. Лицом вперёд, шаг назад. Искать другого.

Двое атакуют. Нет места, чтобы размахнуться. Снова удар навершием, сломав первому рёбра. Второму вонзить клинок в брюхо и вытащить меч.

Звери отступили, израненные и истекавшие изумрудным светом из разорванных тел.

– Танна! Ради Императора перестань спускаться по эстакаде! – раздался голос.

Варда?

Танна шагнул назад, пока не оказался на одном уровне с Вардой и Иссуром. Каждый из них был покрыт кровью от поножей до шлема. Своей ярко-красной и чёрной как смола врагов. Они стояли на вершине эстакады, за ними виднелась фигура Ульданаиша Странствующего Призрака.

Броня призрачного воина потрескалась и покрылась царапинами. Одна нога дрожала, словно собиралась подломиться, из коленного сустава другой вытекала расплавленная и похожая на янтарь жидкость. Что-то блестело в ужасной глубокой ране на шлеме, напоминая слабо светящийся драгоценный камень.

Тиндалосы начали новую атаку.

– Спина к спине! – взревел Танна.

Блейлок резко упал с командного трона “Сперанцы”, чувствуя, как каждая его клетка решила в этот момент напасть на тело хозяина. Мозговые ингибиторы отключились в попытке заблокировать неконтролируемый входящий поток ложных данных и зрение почернело.

Низкорослые сервиторы завизжали от боли, когда он перенаправил гигантский объём данных в их ограниченные разумы. Двое погибли мгновенно, мозги несчастных выжгла вспышка огромной перегрузки. Ещё один упал набок, дёргаясь и потеряв контроль над всеми физическими функциями, пока неуправляемые сигналы разрывали его тело.

Блейлок услышал предупреждающие сирены, тревожные клаксоны и пронзительные вопли бинарной боли. Машины “Сперанцы” выли, словно страдающие животные. Блейлок попытался встать на ноги, но это оказалось сложнее, чем он ожидал. После отключения фактически каждого сенсорного аппарата он лишился возможности ориентироваться в пространстве и даже не понимал, где “верх” или “низ”.

Он прижал руки к тому, что принял за палубу и оттолкнулся, чувствуя, как она удаляется от него. Или он удалялся от неё? Нижняя часть тела Блейлока представляла собой систему жёстких поршневых конечностей и поддерживающих противовесов. Она являлась эффективным средством передвижения для создания его массы и плотности, но прямо сейчас он с радостью бы поменял её на пару органических ног.

Вопросительные бинарные импульсы, сложные логарифмические потоки машинного кода и голоса плоти звали его по имени. Ни один из них не имел смысла.

Он попытался заговорить, но подсистемы аугмитов – и бинарная и гексаматическая – оказались выключены. Он открыл рот, но появился только выдох горячего воздуха, словно в лёгких горели вирусные пожары.

Руки схватили его и переместили в то, что он принял за вертикальное положение. Внезапное головокружительное чувство дезориентации нахлынуло на Блейлока, когда он узнал окружающее трёхмерное пространство. Нижняя половина тела запустила гироскопическую диагностику и быстро восстановила центр равновесия. Жёсткие конечности опустились, а остальная часть тела мгновенно активировала последовательность принудительных перезагрузок.

Некоторые части его внутренней системной архитектуры всё ещё ощущались так или иначе неправильно, но пока было не время для отключения и полной диагностики. Зрение возвращалось. Медленно. Словно боялось потрясти его тем, что могло показать.

– Аве Деус Механикус, – наконец сумел произнести он.

Сильные руки всё ещё держали его за мантию, промокшую в местах, где оторвались входные трубки. Бак на спине был повёрнут под странным углом, и выпускал облака едких паров.

Он повернулся, собираясь поблагодарить магоса в тёмных одеждах с серебряными глазами, который помог ему подняться. Тело незнакомца, если говорить совсем грубо, представляло собой нечто напоминавшее паукообразное насекомое.

Галатея, напомнили Блейлоку катушки памяти, когда он закончил очистку избыточных данных.

С памятью о личности вернулся и ужасающий эффект её существования. Произнесённая ложь, попранные законы Механикус и оборванные жизни. Блейлок отпрянул от мерзкого прикосновения, словно оно обжигало.

Почти каждая блестящая энтоптическая завеса мерцала, шипела и пульсировала статикой. Только центральный экран остался неповреждённым, хотя даже он сбоил и прокручивал загруженный враждебный код.

– Магос Блейлок! – крикнуло квадратное и напоминающее робота существо, которому скорее пристало находиться в погрузочном доке, чем на мостике космического корабля. – Вы утратили дееспособность?

Криптаэстрекс, магистр логистики.

– Нет, – ответил Блейлок, хотя чувствовал себя именно так.

Другой магос появился около Криптаэстрекса. Решётчатый корпус на автоматизированных ногах, внутри которого в многочисленных соединённых пластековых кубах покоились разделённые части мозга.

Азурамаджелли, магистр астронавигации.

– Магос Блейлок, вам действительно нужно увидеть это, – произнёс он. – Там… на поверхности что-то происходит.

– Что-то? – резко переспросил Блейлок, пока всё новые устройства перенастраивались после атаки на аугметическую нервную систему. – С каких пор адепты Механикус используют столь неопределённую фразеологию? Последовательность, точность, логика. Помните о них. Используйте их.

– Прошу прощения, магос Блейлок, – произнёс Азурамаджелли и вытянул длинную и тонкую руку-манипулятор в сторону своего поста управления. – У меня нет подходящего термина, чтобы описать увиденное.

Блейлок направился к инфоцентру Азурамаджелли со всей возможной поспешностью, и понял, что, возможно, не так полно перенастроился, как думал, когда палуба “Сперанцы” закачалась под ним.

Он добрался до систем астронавигации, отпихнул Азурамаджелли и начал осторожно загружать данные инфоцентра, опасаясь любых сохранившихся фрагментов пагубного кода. Блейлок собрался снова отчитать Азурамаджелли, но замечания так и остались невысказанными, когда он и сам не сумел интерпретировать показания, которые свидетельствовали о формирующихся на поверхности огромных уровнях энергии.

Собранные ауспиками “Сперанцы” данные оказались за пределами всего виденного им раньше. Он понятия не имел на что они могли указывать, но последние человеческие остатки инстинкта сражения или бегства кричали ему об опасности.

– Поднять пустотные щиты, Криптаэстрекс, – приказал он. – Немедленно.

– Магос, я пытаюсь их поднять последние тридцать секунд, – ответил Криптаэстрекс.

– Пытаетесь?

– Они не активируются. Каждая моя команда на ритуалы запуска получает отказ в доступе.

Блейлок едва ли не бегом бросился к инфоцентру Криптаэстрекса. Планшеты затянула красная пелена. Тактильные имплантаты были бесполезны, сгорев во время внезапной атаки, а ноосфера ещё перезагружалась.

Но он ещё мог отдавать команды вручную.

Пальцы затанцевали над парящей энтоптической клавиатурой, приказывая “Сперанце” защитить себя.

Но даже его символы высокого ранга не смогли проникнуть в сердце ковчега Механикус. Какая-то внешняя сила не подпускала к управлению кораблём.

Главный экран осветила сияющая вспышка, которая возникла на поверхности планеты под гигантскими электрическими штормами. Вспышка континентального масштаба изгнала атмосферные бури, на успокоение которых у геоформеров ушли бы часы. Ужасающее зрелище напомнило Блейлоку вспышку звезды или корональный выброс массы.

– Что это? – спросил он.

– Дыхание Богов, – благоговейно ответила Галатея.

Первым погибшим кораблём стал “Дитя Луны”.

Дуга параболической молнии протянулась с поверхности Экснихлио, без всякого видимого усилия пронзив измученные небеса. Из космоса казалось, что она приближалась не слишком быстро, но на самом деле она перемещалась со скоростью почти в четыреста километров в секунду.

На самом деле это не была молния – подобные атмосферные разряды не могли существовать за пределами планеты – но это было лучшее описание, которое сумел подобрать капитан “Дитя Луны”.

Магистр ауспиков выкрикнул предупреждение, но капитан уже знал, что дуга энергии перемещается слишком быстро, чтобы успеть отклониться. Даже несмотря на частично активированные щиты "Готик", переплетённый свет поразил подфюзеляжную носовую броню.

Войну в космосе нельзя назвать чистой. Она оставляла огромные облака обломков и дрейфующие корпуса, за которыми тянулся след из топлива и кислорода. Она на десятилетия загрязняла космос электромагнитными воплями и редко велась до победного конца. Дистанции, на которых обычно разворачивались сражения, предоставляли неспособному продолжать бой кораблю относительно простую возможность отступить во мрак и сбежать.

Но из этого сражения сбежать было невозможно.

“Дитя Луны” последовательно взорвался вдоль всего корпуса. Сначала клиновидный нос исчез в безмолвном ударе синего огня, затем его средняя часть и, наконец, секция двигателя перестала существовать в иссушающем плазменном шаре. Несколько коротких секунд он ярко горел, пока не закончился кислород.

Пожары быстро потухли, оставив от “Дитя Луны” обугленный остов дрейфующих обломков. Безжизненный. Инертный. С десятью тысячами погибших в мгновение ока.

Ещё пара дуговых молний протянулась от Экснихлио.

И “Дитя Гнева” и “Мортис Фосс” разделили участь “Дитя Луны”.

Ещё больше молний устремилось к “Сперанце”.

 

Микроконтент 10

Робаут тащил Павельку за мантию, но с таким же успехом он мог бы попытаться сдвинуть саму башню. Магос “Ренарда” непоколебимо стояла на месте, подключив инфошипы к центру управления. Мерцающий инфосвет прокручивался в оптике под капюшоном, а конечности подёргивались от непроизвольных спазмов. Она боролось с кодом центра, словно с необъезженным сопротивлявшимся жеребёнком.

Яростные вспышки электрических разрядов протянулись по механодендритам, вонзаясь в тело. Робаут поморщился от омерзительно аппетитного запаха запечённого мяса.

– Иланна! Отключайся! – крикнул он, чередуя внимание между неистовым столкновением клинков и когтей на вершине эстакады и треском лазерного огня из ружей кадианцев. – Нам нужно уходить!

– Просто. Не подпускайте. Их. Ко мне… – прошипела Павелька.

– У нас нет на это времени, – ответил Вен Андерс, одной рукой сжимая ружьё, а другой рукоять силового меча. – Оттащите её, Сюркуф, или я сам разберусь с этим.

Робаут кивнул. У него не было ни малейшего желания здесь оставаться. Он видел жаждущие, ребристые и клыкастые силуэты врагов на эстакаде, но внушительные фигуры Чёрных Храмовников и призрачного властелина мешали рассмотреть их вблизи.

Подобное развитие вещей его вполне устраивало.

Браха и Яэль стояли на противоположной стороне центра управления, вгоняя болты во врага каждый раз, когда появлялась цель.

Дела у мечников-Храмовников обстояли хуже. Танна опустился на колено. Его левая рука безвольно висела вдоль тела, а расплавленные остатки пистолета валялись на полу. Иссур подёргивался в хватке потрескивающего электрического поля, которое заживо сжигало его в доспехах.

Только Аттик Варда продолжал сражаться непокорённый.

Его чёрный клинок разрубал броню тиндалосов, разбрасывая во все стороны вращавшиеся серебряные и бронзовые осколки. Чемпион Императора сражался с точностью дуэлянта и мощью берсерка, оба воплощения войны слились в единое целое. Это было самым удивительным и рациональным искусством владения мечом, которое видел Робаут.

Но даже столь безупречный воин не мог сражаться вечно.

– Иланна, пожалуйста, – взмолился Робаут, рискнув коснуться её плеча. Он почувствовал яростную микродрожь тела, которое в основном состояло из работавших на пределе машин.

Исходящий от Павельки жар был почти невыносимым.

– Не трогайте меня! – рявкнула она. – Почти. Вот.

– Слишком поздно! – крикнул Вен Андерс, когда два тиндалоса перепрыгнули через ограждения на платформу. Одного поймали в воздухе очереди Яэля и Брахи из трёх болтов. Взрывное воздействие массреактивных снарядов отшвырнуло гончую ада, и Робаут не смог сдержать ликующий вопль, пока она падала с горестным воем.

Оставался ещё один враг и кадианцы направили на него хеллганы. Сверкающие потоки лазерного огня ударили со скоростью и точностью, которых можно было добиться только тренируясь всю жизнь.

Ни один выстрел не попал в цель.

Мгновение спустя тиндалос уже был среди них.

Водан перекусил живое тело пополам, отбросил в сторону и рассёк когтями другое на две части от плеча до таза. Вот, что он любил больше всего. Вот какими врагами он наслаждался.

Мягкие, смертные, сочные и без малейшего отвлекающего кодового аромата, который мог выпустить гейс. Когти рубили и шесть тел истекали кровью. Шкура хлестала электричеством. Он сжигал, рассекал и плавил врагов. Крючья с ядовитыми маслами вырывали мясо из кричащих животов.

Некоторые были жёсткими и жилистыми, другие лёгкими, словно пушинка.

Разные расы?

Это не имело значения, обе оказались одинаково хрупкими.

Энергетические лучи кололи его. Незначительные раздражители. Его броня была непроницаемой для такого примитивного оружия с низкой излучательной способностью. Потрескивающие дуги странных штормовых огней поразили его сокрушительным психическим ударом гибельной энергии. Сработала древняя нулевая схема в теле, рассеяв эти атаки без всякого вреда.

Неужели эти мясные существа ничего не знали о Водане?

Воины в зелёной броне танцевали вокруг него, жаля из потрескивающих устройств возле ртов и рубя гудящими клинками. Он взорвал их внутренние органы электромагнитными микроимпульсами.

Он услышал их крики, ужасные крики, источником которых не являлись никакие органы речи. Он записал информацию для дальнейшего изучения. Никакие из ранее убитых им рас не вели себя так после смерти.

Он сжал челюсти на голове смертного и повернулся из стороны в сторону, позволяя зазубренным зубам сделать остальное. Быстрые мясные существа продолжали атаковать его, даже не понимая, что не могли убить Водана. Их вспыхивающее оружие было столь же эффективно против его брони, как жала веспидов против левиафана.

Двое воинов в чёрных доспехах окружили Водана – в данных Телока они назывались космическими десантниками – вместе со стройной охотницей, вооружённой мечом с визжащими зубьями. Оружие явно было слишком велико для неё, но Водан признал, что и она являлась грозным противником.

Эти космические десантники были жёстче и смертоноснее, чем все, кого пожелали увидеть мёртвыми его давно забытые хозяева. Каждый был облачён в ядовитые доспехи с духами-машинами, которые могли стоить гончей ада жизни, стоило хоть раз укусить за неправильное место или уступить искушению попировать. Водан не боялся этих убийц, но знал, что их стоило опасаться.

Добыча находилась в пределах видимости, убегая по мосту из стальной сети и тросов. Уже в пределах досягаемости, но первым правилом любой охоты являлось не оставлять в живых тех, кто мог бы охотиться на охотника.

Пара громких ударов замедлила его атаку, когда космические десантники выстрелили из своего тяжёлого оружия. Водан изогнулся в воздухе, прикончив ещё один мешок мяса с кричащей душой резким движением крючковатой задней ноги. Разрывные боеприпасы следовали за ним, отскакивая от изогнутых пластин плеча, когда он приземлился перед тремя воинами, которые стоили его внимания.

Он взвыл от ярости, но они не побежали, что и делало их уникальными.

Все бежали от Водана.

Но Водан напомнил себе, что эти существа не знали, кто он.

Ещё один залп разрывных снарядов обрушился на его броню.

Один взорвался в груди, и мгновенная боль пронзила его. Водан не знал такой боли тысячелетия. Боль изоляции и безумия, да. Знание, что его сознание медленно, но верно, распадается, конечно.

Но боль от раны?

Она вызвала старые воспоминания, пережитые страдания и былые радости.

Сила, которой Телок наполнил его из древней машины, начала свою отвратительную работу, пожирая минеральные запасы в теле, восстанавливая повреждения и затягивая раны.

Водан прыгнул вперёд, быстрее, чем они могли бы увернуться. Одна рука с когтями пробила грудь космического десантника со всей мощью, на которую он был способен. Чёрное и белое стало красным. Таким ярким, таким живым. Таким непередаваемым.

Водан поднял тело и перекусил пополам.

Он выплюнул искорёженные куски мяса и металла.

Охотница взвилась в воздух, а второй воин поднырнул под руку с когтем. Она взмахнула огромным клинком, словно тот вообще ничего не весил, и рассекла позвоночник Водана. Космический десантник вонзил зубчатый меч в восстанавливающиеся части тела тиндалоса.

Водан снова познал боль, но встретил её с радостью. Так много времени прошло с тех пор, как он сражался со способным нанести ему рану врагом. Он перевернулся в воздухе и ударил клинком ноги охотницу в грудь.

Она вскрикнула и упала, едва ли не сломанная пополам, выроненный меч заскользил по платформе. Водан взревел с воющим смехом, вонзил когти в броню космического десантника и отшвырнул противника, словно требуху. Раздался треск сломанного доспеха, когда воин врезался в высокую колонну центра управления и рухнул на пол. Крылья цвета слоновой кости на груди разлетелись на тысячу кусков. Пары кода поднялись из разломанных частей чёрного металла, но Водан проигнорировал сладкий аромат.

Вкусить его означало умереть.

Вместо этого он повернулся к последней горстке мягких мясистых тел, которых предстояло убить. Большинство были без кода, только голая плоть и страх, но одна фигура стояла у центра управления, яростно сцепившись с древним духом в его сердце.

От неё исходил код, плохой код. Её машинные руки отсоединились от центра и втянулись в тело. Она крикнула предупреждение остальным.

Водан взвыл, наслаждаясь поглощаемым ужасом.

Он пригнулся и согнул крючковатые ноги.

И мир взорвался в кричащем белом огне.

Робаут и Андерс прицелились, но гигантский зверь, который с такой лёгкостью вырезал большинство эльдаров и кадианцев, рухнул на пол. Он выл от боли, конечности бились в конвульсиях, разрывая смертоносными ударами металл платформы.

Даже выведенный из строя он оставался смертельно опасным. Приблизиться к нему означало умереть.

По стихнувшим звукам у эстакады Робаут понял, что что-то подобное произошло и с тиндалосами, которые сражались с мечниками Танны и призрачным властелином. Аналитический разум вольного торговца провёл молниеносную оценку текущей ситуации.

Браха погиб, в этом не было никаких сомнений, но Яэль уже поднимался, застонав от боли.

Робаут почувствовал, как у него пересохло во рту. До этого момента сама мысль, что космический десантник чувствует боль, казалась ему совершенно невозможной. Каждый религиозный пикт говорил о непобедимости Адептус Астартес, их абсолютной неспособности испытывать боль или страх. Робаут был достаточно реалистичным человеком, чтобы понимать, что такие пикты пропагандировали то, во что Империум хотел, чтобы его люди верили, но даже он был потрясён количеством потерянной Яэлем крови.

Ариганна Ледяной Клык, хромая, направилась к Бьеланне, броня на груди экзарха была разорвана. Из глазных линз её шлема, словно красные слёзы, текла такая же яркая как у Яэля кровь. Она была тяжело ранена. Возможно, даже смертельно. Она что-то сказала Бьеланне, но Робаут не смог разобрать слов. Бьеланна покачала головой. Что бы ни просила экзарх, ясновидица не могла это дать.

Робаут отвернулся от эльдаров, когда Павелька резко упала на колени. Поглотители тепла в её рёбрах заставляли мантию вздыматься от обжигающих паров. Она протянула руку Робауту, двигая ей в воздухе, словно слепая. Он взял её, поморщившись от боли, когда сжались металлические пальцы.

– Что вы сделали, Иланна?

– Спросите её позже! – воскликнул Андерс, вешая ружьё на плечо и помогая Робауту поднять потрясённую магоса на ноги. Если Андерсу и причинил боль палящий жар тела Павельки, он это не показал.

Вдвоём они потащили её от центра управления, пытаясь не наступить ни на одну из отрубленных конечностей или тел, которые оставила на своём пути машина-охотник.

Скорость, с которой она убивала, была феноменальной.

Сколько погибло?

Эльдарские и человеческие тела перемешались, сделав ответ невозможным. Подбежали Танна, Варда и Иссур вместе с несколькими выжившими Жалящими Скорпионами и Воющими Баньши.

– Вы это сделали? – спросил Танна Павельку.

Она кивнула:

– Я обманом заставила центр передать самовоспроизводящийся повреждённый код каждой машине в башне. Его вирусная форма разозлила духов, и они мгновенно изгнали его в ноосферу. Для вас он невидим, но мучительно ослепляет всё, что использует аугметические чувства.

Робаут посмотрел под капюшон Павельки и увидел, что её глазные имплантаты стали тусклыми и пустыми, хотя обычно сияли бледно-синим светом. Тонкие струйки дыма поднимались от опалённых оправ.

– Нет, Иланна… Вы…?

– Это нужно было сделать, – ответила она. – Теперь вперёд!

“Дитя Гнева”, “Мортис Фосс” и “Дитя Луны” превратились в безжизненные остовы, почерневшие и освещаемые изнутри спорадическими вспышками умиравшего оборудования. Поразившая “Сперанцу” молния пришла из самого центра Экснихлио, она постепенно и без видимых усилий прошла сквозь корпус ковчега Механикус. Существуя в совершенно ином фазовом состоянии, чем уничтожившие корабли сопровождения “Сперанцы” молнии, она ничего не разрушила, пока не достигла точки назначения.

Первый поток объединился в средней части корабля на палубе 235/Кай-Роу 66, турбинном зале с высокими потолками, заполненном рядами грохотавших машин, которые поставляли очищенный от токсинов воздух в квадрант подфюзеляжных храмов-кузниц.

Буря сверкающих раскалённых добела и текучих дуг молний заполнила центральный неф между турбинами. В свете двигались призрачные силуэты, ураганы микроскопических машин, которые за считанные секунды преодолели расстояние от Экснихлио в искусственной молнии.

Потрескивающий разряд обеспечил энергию, насыщенный макрочастицами воздух “Сперанцы” – сырьё, и твёрдые формы начали разворачиваться из перенесённых сжатых молекул.

Палубные сервиторы проигнорировали разъярённый шторм, не обратив внимания на возникшую угрозу. Те, чьи предопределённые маршруты пролегали вблизи неистовой бури, мгновенно обратились в пепел, их плоть и материя стали топливом для консолидирующегося вторжения.

Сначала адепты Механикус искали причину происходящего в своих системах, считая, что пропустили или неправильно применили какой-то ритуал или катехизис. По всей палубе взревели аварийные сирены, а сигналы тревоги зазвенели в соседних кузнях и машинных храмах. К тому времени как адепты Кай-Роу 66 поняли, что дело не в машинном сбое, было уже слишком поздно.

Первые появившиеся из шторма молний кристаллиты являлись грубыми копиями Адептус Астартес. Стекловидные и гладкие воины, каждый из них возродился из жидкого света и содержал тысячи уникальных наномашин Телока. Они наступали сотнями в сверкающих рядах и заполнили Кай-Роу 66 залпами изумрудного огня. Машины взрывались, сервиторы погибали, запускались разрушительные цепные реакции.

Бинарные вокс-сообщения лихорадочно помчались на мостик, предупреждая об абордаже, но сигнал с Кай-Роу 66 не был последним. Новые дуги молний с поверхности планеты десятками обрушивались на “Сперанцу” и каждый шторм извергал сотни кристаллитов. Некоторые выглядели как простые воины, другие были крупнее. Они обладали мощным вооружением и когтями-клинками, а также были облачены в листы отражающей брони, напоминавшие тяжёлые стекловидные мантии.

Последними в Кай-Роу 66 сформировались военные машины.

Именно их Телок некогда назвал тварями ужаса.

Потрескивающая ярость в верхних слоях атмосферы Экснихлио бесследно исчезла. Танну поразила бледная ясность неба над башней. Она напомнила ему фрески на борту “Вечного Крестоносца”, изображавшие пасторальную идиллию Старой Земли.

Иллюзия обратилась в прах, стоило ему отвести взгляд от небес и увидеть бесконечные просторы простиравшихся до горизонта гигантских генераторных башен и кузнечных комплексов.

Ведущий из башни радиальный мост выходил на многоуровневую огороженную цепями лестницу. С широкой платформы протянулись пути на уровни выше или вниз к основанию башни сквозь бурлящие клубы подсвеченных пламенем отработанных газов.

Пятисотметровый подвесной мост на тросах соединял универсальный транслятор с колоссальным квадратным зданием. Облицованное листами заржавевшей рифлёной стали сооружение не предоставляло подсказок относительно своего назначения, ограничившись несколькими трубами, извергавшими грязный дым и сажу, которая жирным пепельным снегом падала на крыши более низких построек.

Оно напомнило Танне гигантские промышленного масштаба крематории на мирах вроде Бальгаута и Цертус Минор.

Он надеялся, что это не являлось предзнаменованием.

– Браха? – спросил Варда.

Танна покачал головой, и чемпион Императора выругался.

– Яэль?

– Жив, – ответил Танна, показав на противоположную сторону моста, где Яэль прикрывал боевых братьев из болтера. Они побежали к нему, за Храмовниками, прихрамывая, следовал Ульданаишь Странствующий Призрак.

Повреждения ног лишили призрачного воина скорости и изящества. Рядом с Яэлем скитарии Котова пытались взломать вход в здание, представлявший собой закрытую дверь из сложенной стали.

Танна оглянулся в поисках преследования.

Иссур увидел, куда он смотрел и спросил:

– Ты д-д-думаешь адепт убил… убила их?

– Сомневаюсь, – ответил Танна. – Я нанёс этим зверям столько смертельных ран, что они должны были уже десять раз умереть. Если они пережили это, то переживут и чары магоса Павельки.

– Крепкие звери, – согласился Варда. – Я только один раз сражался с врагом, который мог пережить мои убийственные удары.

Танна кивнул:

– Танатос?

– Да, дьяволы с серебристой кожей, которые возвращались, не важно, насколько сильный удар я нанёс или сколько взорвалось массреактивных болтов.

– Э-эт… эти такие же? – спросил Иссур.

– Нет, – произнёс Ульданаишь Странствующий Призрак, его голос больше не звучал глубоко и резонансно, а стал слабым и отдалённым. – Эти твари – не слуги Ингир, они были созданы живыми руками и получили возможность не обращать внимания на смертельные раны благодаря безумному колдовству Телока. Но ты прав – они вернутся.

Словно подчёркивая слова призрачного воина, гончие вырвались из башни. Некоторые встали на задние ноги, другие сгорбились на четвереньках, выискивая добычу. Даже поверхностный взгляд показал Танне, что от всех нанесённых им и братьями повреждений не осталось ни следа.

Звери увидели, что добыча пересекала мост и устремились за ними, приближаясь и воя от предвкушения. Искры летели из-под кривых когтей, врезавшихся в сетчатую решётку настила моста.

– Храмовники, к бою! – крикнул Танна.

– Нет, – произнёс Странствующий Призрак, встав поперёк моста. Изогнутый меч с костяным клинком выскользнул из его перчатки. – Я приму здесь бой, как Торалвен Гибельная Песнь принял в Хеллаборе.

Танна догадался, что задумал гигантский воин и спросил:

– Скажи мне одну вещь, Странствующий Призрак. Торалвен Гибельная Песнь выжил?

Призрачный властелин повернул к нему изумрудный череп, и Танна увидел в ужасной разорванной ране треснувший гладкий драгоценный камень. Его свет тускнел.

– Торалвен Гибельная Песнь был – ищущим гибель, – ответил Странствующий Призрак.

– Что это означает?

– То, что он ходил по призрачному пути больше жизней, чем ты или я когда-либо знали, – сказал Странствующий Призрак. – Возможно, слишком много.

Танна понял:

– На Армагеддоне я встретил воина Кровавых Ангелов, долг которого состоял в том, чтобы выслушивать последние слова тех, за кем пришла смерть. Бремя прекращать страдания лежало на нём тяжким грузом, но он рассказывал о покое, который иногда испытывали эти потерянные души, когда слышали, что смерть положила конец их долгу.

Танна, Варда и Иссур подняли мечи в приветствии.

– Умри достойно, Странствующий Призрак, – произнёс Танна.

– Бегите, – посоветовал призрачный воин.

Ульданаишь отвернулся от отступавших монкеев, опечаленный тем, что их лидер действительно полагал, что понял истинную глубину того, чему суждено навечно быть здесь потерянным.

Разве человек не слышал, что Ульданаишь сказал раньше?

Тело его умерло давным-давно, но благодаря преданности Ветру Мечей дух сохранился в призрачной структуре камня души могучего воина-конструкта. Теперь камень души раскололся до самой середины и открыл сокрытое от древнего и голодного бога.

Страх поселился в сердце эльдарской расы. От художника до экзарха перспектива, что Та Кто Жаждет пожрёт и подвергнет вечным пыткам душу, наполняла животным ужасом даже самое смелое сердце. Разве мог кто-то представить, что он примет такую судьбу за монкеев?

Ульданаишь цеплялся за раненое призрачное тело всеми фибрами своей решимости. Он уже слышал, как жестокий смех давит со всех сторон, чудовищный голод тёмной силы, которая проглотит его душу и даже не заметит.

Тиндалосы были почти рядом, когда он встал точно посередине моста.

Ульданаишь видел не так, как видели смертные. Призрачное зрение показывало мир размытыми сновидениями и кошмарами, благоухающими мимолётными эмоциями и мерцающими оттенками. Без направляющего света ясновидца было трудно отделить реальное от нереального.

Эльдары казались призрачными формами, скрытыми от Той Кто Жаждет камнями душ, но каждый монкей выглядел ярким кроваво-красным факелом, сущностью с неограниченной способностью к насилию.

Бьеланна уже скрылась в здании позади него, и Ульданаишь почувствовал внезапный страх от того, что его собратья войдут в это ужасающее пространство. Что-то жуткое скрывалось внизу, что-то источавшее бесконечную боль и страдания целого мира.

Ульданаишь хотел предупредить их об опасности, но тиндалосы были уже слишком близко. Как и монкеи они выглядели сияющими тварями, яркими, словно фосфор и обладали дикой жаждой насилия.

То, что они обладали интеллектом не вызывало никаких сомнений.

Ульданаишь ощутил извращённую злобу врагов, как только они ворвались в башню. Они несли в себе настолько чудовищные и психотические искусственные сознания, что казалось совершенно невозможным, что их могла создать разумная раса.

Он сразу увидел зверя-вожака, существо, состоявшее из зла и ненасытного голода, которое оставляло пульсирующие негативные ожоги в призрачном взоре. Росчерки тёмного сияния мерцали в курящихся глазных линзах твари, а между окровавленными клыками непропорционально большой челюсти мелькали молнии.

Они мчались на Странствующего Призрака плечом к плечу.

Он устремился им навстречу длинными размашистыми шагами. Он ударил сверху и рассёк первому позвоночник призрачным клинком. Почувствовав слабость добычи, один тиндалос атаковал ноги, а другой – голову. Он перерубил первого почти пополам оружием перчатки. Второй сам насадил себя на клинок. Ещё один вцепился зубами в перчатку и широко покачнулся, используя свою массу, чтобы лишить его равновесия.

Последний зверь схватил вспыхивающие на плечах лопасти и вывернул их. Странствующий Призрак испустил рёв древней боли, когда они разрушились, словно фарфор. Он нанёс клинком обратный удар, отрубив ноги зверя, вцепившегося во вторую руку.

Освободив её, он замахнулся от бедра и впечатал кулак в чудовищного охотника, разрывавшего его бок. Удар смял талию врага и почти сломал пополам. Существо испустило машинный вой и тяжело врезалось в парапет моста. Ульданаишь отклонился назад и сбросил его ударом ноги.

Зверь, которому он разрубил позвоночник, оправился от ран, новые пластины уже выдвигались из какой-то внутренней пустоты. Зелёный свет плясал на новой стали. Ульданаишь выпустил поток пульсирующего лазерного огня ему в глаза. Они погасли в кричащем вопле враждебной статики.

Два зверя попытались прорваться мимо него. Он отступил и ударил одного ногой в рёбра, едва не расплющив о металлический парапет моста. Затем Ульданаишь повернулся на пятке и пронзил другого насквозь, приколов призрачным клинком к настилу моста.

Вожак врезался в него. Они покатились. Кулак Ульданаиша обрушился на рёбра тиндалоса. Широкая пасть вцепилась в череп воина-конструкта, выдирая большие осколки призрачной кости. Клинок глубоко рассёк позвоночник чудовища. Когти впились в грудную клетку и разрывали броню на длинные полосы.

Они расцепились. Ульданаишь перекатился, поднялся и покачнулся, когда правая нога, наконец, не выдержала. Психоактивная соединительная ткань в суставе стёрлась до состояния разбитого стекла и никакая сила не могла заставить её выдержать его вес.

Тиндалосы стояли перед ним: он – раненый гигант, они – механизированные убийцы, которые восстанавливались с каждой секундой.

Потянувшись вдоль настила моста на одном колене, Ульданаишь сумел принять вертикальное положение. Спектральное зрение призрачного взора тускнело, и всё же неровные очертания тиндалосов оставались резкими и чёрными.

Жестокий смех стал ещё ближе, словно один из эльдарит иннеас пришёл насладиться гибелью своей жертвы.

Теперь этот момент настал.

– Подходите, гончие Морай-Хег, – произнёс он. – Мы умрём вместе!

Ульданаишь вытянул левую руку и разрезал толстые подвесные тросы пилящим взрывом высокоэнергичных лазерных импульсов. Одновременно призрачный клинок рассёк переплетённый узел тросов возле плеча.

Настил моста пошёл волнами, в одно мгновение, лишившись основных опор. Тиндалосы увидели опасность и бросились мимо него, но было уже слишком поздно.

С криком разрываемого металла мост переломился пополам, сбросив сражавшихся во взрывоопасные ядовитые облака у основания башни. Падающие тиндалосы выли, пока их металлические шкуры покрывались волдырями в едком тумане.

Ульданаишь Странствующий Призрак не издал не единого звука.

Его душа больше ему не принадлежала.

 

Глоссарий:

Balhaut – Бальгаут

Certus Minor – Цертус Минор

Hellabore – Хеллабор

Thanatos – Танатос

 

Микроконтент 11

Аура заброшенности, которую ощутил Виталий при взгляде на вход-шестерёнку в кузню “Электрус”, напомнила ему пропитанные чумой храмы-отстойники Страданий Скиапарелли на Ацидалийской равнине. В галерее Забытого внутри горы Олимп огромное хранилище было изображено в период рассвета: высокая пирамида, заполненная данными с самых ранних дней, когда человечество овладело наукой.

Согласно марсианской легенде, магистр войны лично наслал фрактальную чуму, известную как Потеря Целомудрия, которая уничтожила двадцать тысяч лет изучения и превратила знания целой расы в воющий неразборчивый код.

Виталий и Таркис Блейлок тщательно исследовали несколько самых глубоких хранилищ памяти, пытаясь найти частицы этого знания. Чума развивалась во тьме в течение почти десяти тысячелетий, и они нашли только поражённое порчей оборудование, безумные логические машины и бродившую среди расплавленных инфоядер заражённую смертоносным скрапкодом кибернетику.

Нельзя сказать, что здесь всё было также, но оказавшийся ниже ватерлинии “Сперанцы” во время атаки Виталий пережил то же самое чувство угрозы за каждым углом.

Судя по окружавшему его невидимому коктейлю боевых стимуляторов, двадцать скитариев, которых он реквизировал в одной из резервных зон Дахана, явно испытывали аналогичное чувство.

Виталий хотел забрать когорту преторианцев, но Дахан решительно отказал, а символы звания не сработали. После жарких бинарных переговоров секутор неохотно предоставил в распоряжение Виталия полуманипулу.

Каждый скитарий был облачён в архаичную штурмовую броню, благодаря которой они почти не уступали в росте космическим десантникам. Украшенные множеством потрёпанных вымпелов и механических амулетов они приобрели воистину дикий вид, напомнив Виталию Громовых Воинов Старой Земли, выцветшие изображения которых сохранились на пыльном блоке, по слухам, некогда являвшимся частью врат Аннапурны.

Непропорционально большие перчатки сжимали настоящий арсенал, состоявший из бласт-карабинов, крупнокалиберных дробовиков или тяжёлых электрокопий. У некоторых было силовое оружие или скорострельные бронебойные гранатомёты, сопоставимые с болтерами Адептус Астартес.

Они быстро продвигались по “Сперанце” вдоль коридоров со следами лазерных попаданий и усыпанных стекловидными обломками, сворачивая, чтобы избежать колонн бегущих солдат, не обращая внимания на звуки перестрелок и взрывов.

Пересекая подвешенную на суспензорах платформу, которая образовывала дугу над сводчатым ремонтным доком для левиафанов, Виталий мельком увидел врага. Кристаллические воины, такие же, каких он заочно встретил на борту “Томиоки”. Резкие зелёные разряды устремились в сторону платформы, но прежде чем в дело вступила реальная огневая мощь, из противоположных поперечных транзитных коридоров появились отряды вооружённых сервиторов и атаковали противника с флангов. Они пробились сквозь врагов в тщательно скоординированной атаке с двух направлений. Виталий не остался следить за заключительным уничтожением захватчиков, спускаясь всё глубже к месту назначения.

Залы подхода к кузне “Электрус” казались тёмными и неприветливыми, их духи сбоили и с опаской поглядывали на незваных гостей. Виталий ощутил новый восстановленный код в оборудовании за стенами, что удивило в столь явно запущенном месте.

Чёрный как смоль сервочереп, точная копия его головы, парил рядом, словно беспокойный ребёнок. Боевой робот фактически уничтожил его на “Томиоке”, но Линья подобрала и по крупицам восстановила устройство за время путешествия к Экснихлио.

Скитарии не разделяли осторожность черепа и рассредоточились в вестибюле, как если бы собрались штурмовать “Электрус”. Они укрылись за выступающими лонжеронами переборки и направили весь свой арсенал на вход в форме зубчатой шестерёнки. Над дверью располагался плачущий череп, символ Механикус, который капал машинным маслом на перфорированную палубу. Встроенный в челюсть вокс загудел, и люмены замерцали от враждебного бинарного рычания.

Виталий подошёл к двери и посмотрел на череп:

– Я – магос Виталий Тихон и хочу получить разрешение войти в кузню “Электрус”, – произнёс он, прижал руку к запирающей пластине и позволил считать символы звания. – Я должен встретиться со старшим магосом внутри.

Череп выплюнул комок помех:

– Для переговоров или боя? – сказал он. – Я слышу отчёты о захватчиках на корабле и заметила за вашей спиной множество угрожающе выглядящих людей. Если не ошибаюсь, две истребительных группы касты сюзеренов?

– От картографического купола до кузни “Электрус” путь не близкий, – ответил Виталий. – И как вы уже сами заметили “Сперанца” атакована. Я хотел быть уверенным, что переживу путешествие.

– Учитывая, настолько вы безумны раз вообще отправились в это путешествие, скажите мне, почему вас нужно впускать, – заявил череп.

– Хорошо. У меня есть основания полагать, что в вашей кузне находится что-то или кто-то, способный спасти корабль, – сказал Виталий.

Череп замолчал, и почти тридцать секунд единственным звуком было шипение сжатого воздуха, затем дверь откатилась в сторону, и повеяло ароматом ладана для помазания недавно освящённых машин. Виталий понял, что стоит перед удивительно симпатичным адептом, чьё лицо настолько сильно напоминало Линью, что это вызывало резкий скачок высокого напряжения в его искусственном теле. Алую мантию незнакомки покрывали пятна масла. Золотой свет омывал её. В одной бронзовой руке она сжимала увенчанный лавровым венком и силками для ловли маленьких зверей посох адепта, а в другой – гудящий гравитонный пистолет.

– Магос Хирона Манубия к вашим услугам, – произнесла она, и указала на кузню стволом пистолета. – Вы можете войти, но истребительные группы останутся снаружи.

Виталий кивнул и отдал приказ скитариям остаться, прежде чем последовал за Манубией. Дверь покатилась, закрываясь за ним, но в самый последний момент сервочереп всё же успел проскользнуть за хозяином.

– Внутри кузня “Электрус” не похожа на себя снаружи, адепт Манубия, – произнёс Виталий, удивлённо смотря на десяток омытых золотым светом машин, расположившихся вдоль мозаичного нефа.

– В этом не моя заслуга, – ответила она.

Удивлённый её загадочным высказыванием, Виталий зашагал по нефу.

Окружающее оборудование потрескивало полными жизни духами-машинами, гудя большим количеством энергии, чем требовалось любой кузне. В конце нефа располагался встроенный в большой символ Механикус трон, в кибернетическом глазе которого отражался свет машин. Бритоголовые адепты низких рангов ухаживали за оборудованием или убирали хлопья ржавчины с трона и черепа.

– Ваши подмастерья? – спросил Виталий.

– Больше нет, – ответила Манубия, повернулась лицом и недрогнувшей рукой направила пистолет прямо ему в грудь. – Теперь скажите, зачем вы здесь. И не стоит лгать.

Неопределённые ответы и враждебность Манубии озадачили Виталия. Не могла же она считать его угрозой. Что же происходило в кузне “Электрус”, что заставило местного магоса приветствовать коллегу величественно редким и смертоносным оружием?

– Ну? – спросила Манубия, когда он не ответил.

– В то, что я собираюсь вам поведать, будет крайне сложно поверить, – сказал он, – поэтому я последую вашему совету и расскажу всё предельно честно. Я хочу, чтобы вы знали это, прежде чем я начну.

И Виталий рассказал ей о Линье и Галатее, и как машинный гибрид убил её тело, чтобы завладеть мозгом и включить в эвристическую нейроматрицу. Манубия недоверчиво выгнула брови, когда он заговорил о появлении Линьи в куполе, но неприятие быстро сменилось понимающим взглядом, когда речь зашла о содержании их короткой беседы.

– Вот что заставило вас пересечь половину корабля, чтобы прийти сюда?

– Я сделаю всё что угодно ради дочери, – ответил Виталий. – И если это означает пересечь охваченный боями корабль, да будет так. Я умоляю вас, адепт Манубия, если вы знаете хотя бы что-нибудь, пожалуйста, расскажите мне.

– Она знает меня, – произнёс человек в рабочем комбинезоне крепостного, появившись из-за одной из самых больших машин.

Он был высоким и стройным с коротко подстриженными волосами и впалыми щеками слуги с нижних палуб. Татуировка в виде штрих-кода на щеке подтверждала статус крепостного, но в глазах размещалась третичная экзосоматическая аугметика, а правая рука представляла собой грубую бионику с недавно установленными на кончиках пальцев тактильными имплантатами.

Виталий считал личность мужчины по татуировке и почувствовал прилив гнева, узнав имя:

– Авреем Локк, – сказал Виталий.

Человек нахмурился в замешательстве, когда Виталий направился к нему, все следы доброжелательного астронома сменила маска измученного отца.

– Ваша меленькая революция помешала вовремя доставить Линью на медицинские палубы, – произнёс Виталий. – Вы заставили её страдать.

– Полегче, – сказала Манубия, следуя за Виталием и держа его под прицелом гравитонного пистолета. – Это – не самое изящное оружие, но я всё же могу выбить палубу у вас из-под ног.

Виталий проигнорировал её слова:

– Линья едва не умерла из-за ваших действий.

К его чести Локк не уступил:

– И я сожалею об этом, магос Тихон, но не стану извиняться за попытку улучшить условия на нижних палубах. Если бы вы знали, какие там творятся страдания и как ужасно Механикус относятся к тем, кто работает на них, вы бы поступили точно также.

Виталий хотел резко возразить Локку, вспоминая пережитые муки в попытке излечить боль Линьи, но тот был прав. Виталий сам сказал почти те же слова Робауту Сюркуфу в шаттле “Ренарда”.

Гнев покинул его и он кивнул:

– Может и так, господин Локк, может и так, но мне трудно до конца простить человека, который заставил мою дочь страдать, не важно из каких благородных принципов он действовал.

– Понимаю, – ответил Локк, посмотрев Виталию в глаза.

Виталий внимательно изучил аугметику крепостного, ощутив, что за этим человеком стояло нечто большее, чем казалось на первый взгляд. Являлся ли этот ничем не примечательный крепостной ключом в борьбе с Галатеей?

– Возможно, я пришёл сюда, чтобы найти вас, господин Локк, – произнёс Виталий.

– Меня? Почему?

– Ещё не знаю, – ответил Виталий, сжав пальцы за спиной, – но узнаю. Скажите мне, что вам известно о гексаматике?

– Вообще ничего.

Виталий повернулся к адепту Манубии:

– Тогда нам с вами предстоит многое сделать.

Здание, в которое скитарии пробились при помощи силовых кулаков и клинков, показалось Котову совершенно бессмысленным. Зачем нужно настолько огромное и абсолютно пустое сооружение на планете, где всё существовало для обслуживания Дыхания Богов? Гигантские балки и колоны из ржавой стали поддерживали затянутый сырым охряным туманом высокий потолок. Распад и упадок явственно повисли в воздухе, словно на заброшенной кузне, переориентированной после столетий забвения.

На сколько Котов мог видеть, в здании отсутствовал пол, кроме широкой свободно висевшей платформы из ржавого металла, которая выступала на десять метров за раздвижной дверью. Оба скитария последовали за ним, когда он решил подойти к краю. Он направил сервочерепа в пустоту. Свет пульсировал в их глазницах, безуспешно пытаясь охватить отзывавшееся эхом огромное и пустое место.

Сзади в здание ворвались кадианцы, эльдары и Чёрные Храмовники. Они что-то кричали и искали, чем закрыть вход.

Робаут Сюркуф и Вен Андерс помогали магосу Павельке, поддерживая её за плечи. Котову не требовалось ноосферное подключение, чтобы увидеть, что её глазная аугметика выгорела дотла. Имплантат, нерв и нейронный интерфейс превратились в сплавленный литой шип из хирургической стали и перегоревшего мозгового вещества.

Скорее всего, она никогда больше не сможет видеть.

Её голова была склонена. От боли или сожаления?

Возможно от позора использования богохульного кода. Если Котову всё же суждено вернуться на Марс, то он проследит за тем, чтобы Иланну Павельку навсегда отлучили от Культа Механикус.

Она связалась с теневыми искусствами и заплатила неизбежную цену.

Это заставило его задуматься о глубинах собственного высокомерия.

И какую цену должен заплатить я…?

Он отбросил неприятную мысль и опустился на колени у неровного края платформы. За металлом земля резко обрывалась, сменяясь отвесным вырезанным в камне склоном. Пульсирующий свет черепов отражался от прикреплённых к голой скале потускневших стальных рельсов, и Котов направился вдоль них к помятому вагону фуникулёра, который находился в ста метрах слева от него.

Он почувствовал активацию стимуляторов агрессии скитариев и повернулся, чтобы увидеть приближавшуюся ведьму эльдаров. Он остановил воинов бинарным импульсом. Её звали Бьеланна, но Котов не собирался называть её по имени.

Она сняла шлем и встала на колени у края платформы, всматриваясь во мрак. Котов увидел, как слёзы потекли по её щекам. Она потянулась, словно собиралась коснуться чего-то, а затем вздрогнула и резко одёрнула руку.

– Она здесь, – произнесла Бьеланна.

– Что здесь? – спросил Котов.

– Вся боль этого мира.

Вен Андерс снял шлем и уронил под ноги. Он закрыл глаза и вытянул шею, чтобы моросящая влага смочила кожу. Он провёл рукой по лицу, очищая большую часть крови. Непосредственно его крови там было немного, но он стоял прямо за рядовым Бейли, когда тиндалос выпотрошил несчастного.

Кадианские гвардейцы сражались на самых тяжёлых полях битв Империума, и знали все бесчисленные способы погибнуть в бою, но Андерс редко встречал столь доведённую до совершенства жестокость, как у тиндалосов.

За закрытыми веками он видел цепляющие хлёсткие удары их когтей, окровавленные зубы и фосфорные росчерки глаз, которые, казалось, смотрели на него даже сейчас. Он избавился от чувства, что за ним наблюдают, и сплюнул горькую слюну за край платформы.

Металлический привкус и гул в задних зубах сказали ему, что рядом встал космический десантник. Силовая броня всегда так действовала на него.

– Для крупного человека вы ступаете довольно легко, – произнёс он.

– Ступай тихо, но держи в руках большую дубинку, разве не так говорят?

Андерс открыл глаза и провёл руками по волосам. Длиннее чем он привык. За время на борту “Сперанцы” он стал небрежным в вопросах личного ухода.

– Я не знал, что космический десантник может идти тихо, – сказал Андерс, посмотрев снизу вверх на плоское открытое лицо Танны.

– У нас есть скауты, – ответил Танна. – Или вы считали это ироническим званием?

– Как-то никогда не задумывался об этом, – признался Андерс. – С другой стороны я никогда не видел скаутов космического десанта.

– В этом и дело, – сказал Танна и замолчал.

Андерс понял причину молчания и сказал:

– Я скорблю о гибели Брахи. Он был вашим… другом?

– Он был моим братом, – ответил Танна. – Друг – слишком слабое слово.

– Понимаю, – сказал Андерс, и он знал, что Танна увидит искренность в сказанном им.

– Наше братство и так было не слишком большим, когда мы присоединились к флоту Котова, – продолжил Танна. – И когда нас не станет – никто не вспомнит о храбрости его воинов. Я смотрел бы на это иначе, но не знаю, как вырезать наш след на плоти истории.

Рефлексия Танны удивила Андерса. За свою жизнь он встречался всего с несколькими космическими десантниками, но инстинктивно понимал, сколь редкими были такие моменты.

И поэтому он ответил Танне с такой же честностью:

– Я не понаслышке знаю о смерти, – произнёс он, потерев пальцами переносицу. – Я смотрел ей в лицо сто раз на тысяче полей битв и ни разу не дрогнул. Это не бравада, я говорю искренне, потому что не страх за собственную жизнь заставляет меня ходить бессонными ночами…

– А страх за жизни тех, кем вы командуете.

Андерс кивнул:

– Ни один офицер не хочет терять вверенных ему людей, но смерть крадётся в тени каждого гвардейца. Вы вступаете в бой с полной уверенностью, что потеряете людей. Вы должны смириться с этим или не сможете быть офицером, или, по крайней мере, кадианским офицером. Но мой долг – сохранять жизни солдат до тех пор, пока я могу. Я не справился.

– Ваш долг – вести ваших солдат в бой за Императора, такой же долг опустился и на меня – вести моих, – сказал Танна, сжав плечо Андерса. – Вы делали это. Ни один командующий не может быть уверен в том, что вернёт всех своих солдат домой, но если враг повержен, а задание выполнено, то их смерти послужили Императору.

Танна протянул руку в перчатке, и Андерс увидел горстку мерцающих личных жетонов. Каждый был очищен от крови, и на каждом было отмечено имя и кадианский биоцифровой идентификатор.

– Я забрал их с тел ваших достойно погибших гвардейцев, – сказал Танна. – Думаю, вы будете рады снова увидеть их.

Андерс посмотрел на личные жетоны. В сложившейся ситуации не оставалось времени собрать их среди разорванных трупов. Или, по крайней мере, он думал, что не оставалось. То, что Танна рискнул своей жизнью и жизнями своих воинов, чтобы забрать их являлось честью и навеки неоплатным долгом.

– Спасибо, – сказал Андерс, взяв жетон и по очереди читая каждое имя. Он убрал их в карман и протянул руку:

– Император присматривает за вами, сержант Танна.

– И за вами, полковник Андерс. Для меня было большой честью сражаться вместе с вами и вашими солдатами.

Обычное самоуверенное кадианское поведение Андерса вернулось, он усмехнулся и ответил:

– Вы говорите так, словно сражение закончилось, но кадианцы не сдаются, пока Око не заберёт их. И нас не так-то легко взять на испуг.

– Два вопроса, – произнёс Сюркуф, остановившись перед помятым вагоном фуникулёра и сложив руки на груди. – Он работает и куда, по-вашему, он ведёт?

– Он выглядит полностью исправным, хотя механизмы подверглись коррозии почти до потери функциональности, – ответил Котов, счищая ржавчину с рычагов управления. – Относительно места назначения, то я не вижу топографических изображений того, куда он, в конечном счёте, ведёт.

– Кого волнует, куда он ведёт в конечном счёте? – спросил Сюркуф. – Он ведёт отсюда, не это ли самое важное? По крайней мере, это даст нам шанс перегруппироваться и обдумать следующий ход.

– Следующий ход? – сказал Котов. – Какие ходы, по-вашему, нам остались? Магос Блейлок уже уводит “Сперанцу” как можно дальше от этого проклятого мира. Мы сделали всё, что могли, Сюркуф. Или Телок захватил “Сперанцу” или Блейлок улетел. В любом случае у нас больше нет возможности повлиять на результат.

Сюркуф посмотрел на него так, словно не понял смысл сказанного. Котов повторно прокрутил слова, проверяя, не содержали ли они двусмысленных выражений. Нет. Низкий готик и ясный смысл.

Очевидно, Сюркуф не согласен с ним.

– Даже если вы не сомневаетесь, что Таркис получил сообщение, как вы можете быть уверены, что он сумеет покинуть орбиту? – спросил Сюркуф. – Неужели вы думаете, что Телок пошёл на всё это ради захвата такого корабля как “Сперанца”, а затем позволит ему вот так просто взять и улететь? Нет, мы должны полагать, что Телок слишком умён для подобного развития событий.

– И что вы предлагаете, господин Сюркуф? – спросил Котов. – Как со всеми имеющимися ресурсами в нашем распоряжении вы предлагаете бороться против мощи целой планеты?

– Одна большая проблема – это всего лишь несколько меньших проблем, – ответил Сюркуф. – С небольшими проблемами мы можем справиться.

Котов усмехнулся:

– Оптимистические ультрамарские банальности нам сейчас не помогут.

– Как и ваше пораженчество Механикус, – не остался в долгу Сюркуф. – Поэтому наша первоочередная задача – уйти отсюда. Иланна выиграла для нас немного времени, поэтому предлагаю не тратить его впустую.

Сержант Танна и Вен Андерс шагнули в вагон, и металлический пол угрожающе заскрипел под их весом.

– Вы можете запустить этот вагон, архимагос? – спросил Танна.

– Я уже проинформировал господина Сюркуфа, что он в рабочем состоянии.

– Тогда поехали, – сказал Андерс.

Переход между двумя палубами представлял собой широкий молитвенный подъём с наклонными парапетами по сторонам, вдоль которого располагались пыльные статуи и шипящие, выбалтывающие потоки бинарного кода машины. Возможно, это было что-то важное, возможно, “Сперанца” пыталась сказать ему что-то, но Хокинс не знал, что именно.

Над ним на украшенном горгульей карнизе располагалась турель со сдвоенными лазерными пушками, но она выглядела настолько неухоженной, что Хокинс сомневался, что оружие могло хотя бы двигаться, не говоря уже о том, чтобы вести огонь. Опустившиеся на колени гвардейцы укрылись в тени оборудования по обе стороны подъёма и целились из лазганов в широкие ворота внизу.

Магос Блейлок убеждал Хокинса, что все ворота верхней палубы автоматически закроются, но что-то пошло не так. Доклады об упрямо отказывавшихся закрываться воротах потрескивали в вокс-бусинке в его ухе вместе с сообщениями о продвижении врага.

Хокинс побежал к верхней части подъёма, где устанавливали передвижные баррикады. Сержант Рей отдавал приказы семидесяти шести кадианским солдатам, занимавшим этот сектор обороны, голосом, знакомым гвардейцам по всей галактике. Они подготавливали огневые позиции: закрепляли кинетические аблативы или выкладывали перед баррикадой слои мешков с обожжёнными макрочастицами. Хокинс больше привык к мешкам с песком, но Дахан заверил его, что эти намного лучше поглощали попадания, чем простая земля.

И в любом случае, где они могли взять землю на космическом корабле?

Комиссар в чёрном плаще работал вместе с взводом поддержки, размещая плазменные пушки в подготовленном бастионе. Офицеры снабжения обустраивали склады из бронеконтейнеров с боеприпасами, пока бригада технопровидцев направляла пару “Часовых”, тащивших четырёхствольные “Рапиры”. Одна из автоматизированных платформ была оснащена тяжёлыми болтерами, а другая – лазерным разрушителем. Как он и приказал.

Такое мощное оружие, в конечном счёте, надёжно перекроет этот маршрут, но пока его не разместили, придётся полагаться на пехоту с лазерными ружьями.

Заняв позицию в центре баррикады, Хокинс поднял руку и коснулся вокс-бусинки в ухе:

– Командиры роты, доклад.

– Рота Вальдора – нет контакта.

– Сержант Кастагир, ударная рота, мы под умеренной атакой.

– Где лейтенант Геранд, сержант?

– Ранена в руку, сэр. Санитары думают, что возможно её придётся ампутировать.

– Вам требуется поддержка? – спросил Хокинс.

Вокс затрещал, и на частоте раздались звуки сердитых голосов:

– Не вздумайте, сэр, – произнесла лейтенант Геранд. – Мы справимся. Всего лишь неудачный рикошет.

– Ясно, – ответил Хокинс. Он полностью доверял каждому из своих лейтенантов, и если Геранд говорила, что не нуждалась в помощи, то Хокинс ей верил. Он продолжил опрашивать командиров.

– Рота Крид атакована!

– Отделения “Артема” и “Благочестие” под обстрелом. Незначительные потери.

Остальная часть его сил дополнила отчёты о наличии/отсутствии контактов. В течение четырёх минут после абордажной тревоги кадианцы заняли заранее предписанные оборонительные позиции и замысел атакующих – или скорее его отсутствие – сложился у Хокинса в голове.

Хорошая оборона опиралась на знание мест, где враг нападёт. Склады оружия, электростанции, системы жизнеобеспечения, главные магистрали, межпалубные переходы, важные перекрёстки, соединяющие проезды и тому подобное. Все они являлись ключевыми целями, но захватчики телепортировались как попало. Некоторые появились в угрожающих местах, но другие материализовались в изолированных или не представлявших важности частях корабля.

– Коллинс, – произнёс Хокинс, связавшись с носовыми кузнями, где Ян Коллинс поторапливал адептов магоса Тарентека как можно быстрее ввести в строй бронетехнику.

– Я сейчас немного занят, сэр, – ответил Коллинс.

– Мы тут не даммассин потягиваем и не в карты играем, Ян, – сказал Хокинс. – Где танковая поддержка?

– Тут всё сложно, сэр, – объяснил Коллинс. – У этих идиотов Механикус половина нашего вооружения висит на цепях в чёртовом воздухе или подвешена на кранах. Я пытаюсь всё распутать, но потребуется время.

– Сколько? С каждой минутой этих кристаллических тварей становится всё больше.

– Я сделаю всё настолько быстро насколько смогу, сэр, – пообещал Коллинс. – Вы узнаете, что мы готовы, когда мы подкатим к вам.

Хокинс усмехнулся и отключил связь, вернув внимание к текущей позиции. Пара спорящих бритоголовых магосов копалась около ворот во внутренностях люка управления, но чем бы они там не занимались – это не помогало.

– Чёртовы Механикус, – произнёс Хокинс, остановившись возле отштампованного на ближайшее стене зубчатого символа-черепа. Он протянул руку и коснулся его, чувствуя постоянную вибрацию, проходившую по всему космическому кораблю.

Слегка смутившись, Хокинс произнёс:

– “Сперанца”, если вы меня слышите, то нам и в самом деле не помешало бы некоторое сотрудничество. Мы пытаемся защитить вас, но вы не слишком нам в этом помогаете.

– Когда это кадианские солдаты сражались в благоприятных условиях? – спросил подошедший Рей, спокойно держа ружьё у бедра. – Мы рождаемся под взором Ока и с первой секунды появления на свет знакомы с невзгодами. Почему жизнь должна быть проще?

Хокинс собирался ответить, когда услышал по воксу последовательность быстрых постукиваний. Сленг скаутов. Три повторяющихся щелчка.

Враг приближается.

Рей также услышал сигнал и закричал:

– Боевая готовность! – И в этот момент отделение разведчиков в плащах вбежало в ворота. Их сержант, солдат с ирокезом и чёрно-стальной камуфляжной краской на лице, поднял над головой кулак. Он сделал поперечное движение перед собой и дважды ударил по плечевому ремню безопасности.

Двести или больше.

Разведчики побежали наверх, пригибаясь и стараясь не поднимать голову выше пояса. Адепты у ворот в ужасе что-то забормотали. Один остался подключённым к механизмам управления, другой отсоединился, подтянул мантию и бросился за разведчиками.

– Шустрый для техножреца, – заметил Рей.

– Приходится быть быстрым, когда у твоей задницы двести врагов.

– Верно, – согласился Рей, когда разведчики перепрыгнули через баррикаду и в ворота хлынули первые кристаллические существа, похожие на тех, которых они видели на Катен Вениа.

– Отделения, открыть огонь! – крикнул Хокинс.

Шторм лазерного огня обрушился с возвышения и больше пятидесяти сверкающих врагов превратились в осколки. Тяжёлые болтеры разбивали существ, грохот очередей эхом отражался от стен перехода. Гранаты взрывались в рядах наступавших, а сине-белые разряды плазмы оставляли от них расплавленные лужицы.

Хокинс взял на мушку череп зазубренной кристаллической твари и нажал на спусковой крючок. Существо взорвалось, словно упавшая с большой высоты стеклянная скульптура. Он выбрал следующего врага и прикончил его, затем ещё одного, методично убивая каждым выстрелом.

Потрескивающие разряды зелёной энергии устремились в защитников, но кадианцы хорошо укрепились, а свойства мешков с обожжёнными макрочастицами соответствовали хвастовству магоса Дахана. Сдвоенная лазерная пушка на карнизе с горгульей открыла огонь и оставила от десятка существ одни осколки.

Хокинс рассмеялся:

– И что вы теперь скажете?

– Сэр? – спросил широко усмехавшийся Рей.

– Не обращай внимания, – ответил Хокинс и пригнулся, чтобы заменить силовую ячейку.

В этот момент часть баррикады исчезла в похожем на гриб взрыве болезненного зелёного огня. Пульсирующая ударная волна пронеслась над кадианцами, оставляя после себя падающие горящие тела. Хокинс перекатился и выплюнул горький комок кровавой слюны.

– Спаси нас Крид, что это было? – спросил Рей, протирая глаза от пыли.

Хокинс заставил себя встать, он отпихнул куски разрушенной баррикады и части тел и сморгнул размытые остаточные изображения света. Кусок баррикады в десять метров шириной просто перестал существовать. Повсюду валялись, по крайней мере, тридцать раненых гвардейцев, от несчастных остались немногим больше, чем лишившиеся конечностей кричащие полутела. Сквозь огненную бурю к ним двигались санитары. Они выкрикивали инструкции по сортировке раненых, пока медицинские сервиторы вытаскивали самых тяжело пострадавших солдат с линии огня.

Оба “Часовых” были уничтожены. Один стоял на коленях, бронированную кабину разорвало, словно фольгу и всё внутри забрызгало красным. Второй растянулся на спине, бесполезно перебирая обрубками металлических ног. Горящая “Рапира” завалилась на бок, технопровидцев размазало в кровавую пасту. Вторая оружейная платформа стояла в великолепной изоляции и выглядела чудесно неповреждённой.

Перемалывая разрушенные останки первой волны атакующих, на нижней части подъёма появилось гигантское существо, мерцая преломлёнными стеклянными отражениями.

Размером с добрых три сверхтяжёлых танка, выстроившихся друг за другом, оно представляло собой отвратительную смесь слегка колыхавшейся многоножки и драконического жука. Голова почти целиком состояла из жестокой пасти с концентрическими челюстями, которые вращались словно землеройные буры “Адского бурильщика”. Блестящий панцирь ощетинился сверкающим оружием.

– Военная машина! – закричал Хокинс.

Бьеланна слушала слова монкея, говорившего так, словно их действия имели значение, словно являлись движущей силой изменений во вселенной, которую вообще не заботило их мимолётное существование.

И всё же…

Разве они не привлекли её сюда своими действиями? Разве она не видела, что их действия исказили пряжу, отказывая ей в будущем, где она становилась матерью эльдарских девочек-двойняшек? Разве она не последовала за их нитями, чтобы дать своим нерождённым дочерям шанс на существование?

– Вы забылись, ясновидица, – произнесла Ариганна Ледяной Клык, зашипев от боли, когда вагон начал набирать скорость и загрохотал по участку волнистых рельсов. – Восстановите концентрацию.

Бьеланна кивнула и попробовала улыбнуться тяжелораненой экзарху, но отчаяние слишком тяжким бременем лежало на её сердце, чтобы это получилось убедительно. Шлем Ариганны был сломан, и резкое дыхание воительницы вырывалось из-под расколотой призрачной кости.

– Забылась? – переспросила она. – Возможно, но не по той причине, что вы думаете.

– Я не верю вам, – сказала Ариганна. – Вы не можете перестать думать о том, что привело нас сюда.

– Вы проницательны.

– Для воина, вы хотели сказать?

Бьеланна не ответила. Именно это она и думала.

– Тень смерти даровала мне ясность, которой не хватало в жизни, – продолжила Ариганна, и Бьеланна посмотрела на кровь на коленях экзарха. Так много крови и она ничего не могла сделать, чтобы остановить её.

Она сглотнула:

– Я просто размышляла о том, что вы правы.

– Обычно права, – сказала Ариганна, – но в чём именно?

– Что я приведу всех нас к гибели. Я была плохой провидицей, не увидев эту уготованную нам судьбу.

– Все мы когда-нибудь умрём.

– Слишком многие из нас уже мертвы, – сказала Бьеланна. – Торай, Елена, Ирения, Кхорада, Легкорукий… И Ульданаиша Странствующего Призрака также больше нет среди нас.

Тень промелькнула по лицу экзарха, и она закрыла глаза. Сердце Бьеланны рухнуло в пропасть от горя, но это просто вагон вошёл в туннель у подножия скалистого склона.

Котову потребовалось некоторое время для приведения фуникулёра в рабочее состояние, на взгляд со стороны процесс в основном состоял из многочисленных ругательств и множества ударов механическими руками. После начала движения вагон опустился почти на тысячу метров, прежде чем прерывистые лучи сигнальных ламп осветили зияющую пасть туннеля. Проход окружало очень древнее кристаллическое оборудование, а внутренняя структура туннеля выглядела мрачной и потрескавшейся.

Ариганна открыла глаза и сказала:

– Я знаю, я почувствовала, как Странствующий Призрак ушёл.

– Та Кто Жаждет получила его, – сказала Бьеланна и слёзы вины потекли по её лицу. – Я навечно прокляла его. Я прокляла всех нас.

– Вы идёте по Пути Провидца, – сказала Ариганна. – Вы пойманы в ловушку этой ролью, как я была поймана на Пути Воина. Вы также не могли не реагировать на то, что видели, как я не могу отказаться от удовольствия, которое получаю, убивая во имя Каэла Менша Кхейна. Просто ответьте мне… Если бы вы знали о смертях, к которым привели нас ваши видения, вы вернулись и выбрали бы иной путь? Тот, что не вёл бы к рождению ваших дочерей?

– Нет, не выбрала бы, и всей душой стыжусь этого, – ответила Бьеланна.

– Не стыдитесь, потому что я не желала бы иного пути. Я не хотела бы умереть, зная, что ваша цель не была так же сильна и непреклонна, как у Рассвета.

– Если бы у нас был Анарис, – всхлипнула Бьеланна. – Тогда ничто не смогло бы устоять перед вами.

– Уверена, что Эльданеш думал точно также, прежде чем предстал пред Кхейном, но я понимаю, что вы хотите сказать, – ответила Ариганна, её голос звучал всё тише. Она вытянула руку, и Бьеланна предположила, что воительница искала свою цепную саблю. Оружие пропало, потерялось в бою с тиндалосами. Бьеланна достала свой покрытый рунами меч и вложила в руку экзарха.

Ариганна покачала головой и вернула оружие, и в это время последние воины “Звёздного Клинка” собрались позади Бьеланны:

– Я умру, потому что я… прежде… чем я… найду Кхейна.

Бьеланна поняла, когда Вайнеш и Тарикуэль опустились на колени около экзарха и отсоединили застёжки, удерживавшие сломанный шлем. Они осторожно сняли его с головы Ариганны и отступили.

Смертоносное лицо Ариганны Ледяной Клык с фиолетовыми глазами казалось вырезанным из стекла и льда, но оно изменилось, когда спала военная маска. Словно совсем другое лицо лежало под кожей, на поверхность всплывали тёплые черты напуганной женщины с душой поэта.

– Лаконфир однажды сказал мне, что нет искусства прекраснее и многообразнее, чем искусство смерти, но он ошибался, – сказала Ариганна с лицом, которое принадлежало ей прежде, чем она вошла в святыню Сумеречного Клинка. – Самое прекрасное искусство – жизнь. Думаю, я на время забыла это, но сейчас…

Бывшая экзарх протянула руку под пробитый нагрудник и вытащила сжатый кулак.

– Хотя моё тело умрёт, я останусь в вечности, – продолжила Ариганна, положив руку в протянутую ладонь Бьеланны. – Мой дух продолжится во всех моих живых сородичах.

Рука экзарха разжалась, показав мягко святившийся камень души. И Бьеланна испустила рыдающий вой бездонной муки, который выбил каждое окно фуникулёра во взрыве разбитого стекла.

Вид кристаллической военной машины, возможно, обратил бы в бегство других солдат, но 71-й Кадианский сражался против армий Разорителя посреди кошмарного промышленного ландшафта Агрипины. Военные машины Вечного врага являлись окровавленными тварями деформированной плоти и тёмного железа, предназначенными ужасать не меньше, чем убивать.

Они сражались с ними и выжили, поэтому появление нового врага вызвало всего лишь мгновенное замешательство.

Лазерные разряды преломлялись в полупрозрачном теле, срезая расплавленные осколки кристаллов. Гранаты покрывали трещинами стекловидную поверхность круглоголового черепа. Они повреждали врага, но слишком медленно.

Остроконечные выступы на сегментированной спине чудовища выплюнули изумрудную молнию. Разряды образовали дугу и заплясали по баррикаде, и даже обожжённые макрочастицы Дахана или кинетические аблативы не смогли противостоять их мощи. Сверкающий электрический шторм буквально испарял солдат, несчастные кричали, когда расплавленная кожа за долю секунды сползала с костей.

Хокинс повернулся к Рею:

– За мной, сержант!

– Куда мы направляемся?

– Не спрашивай, просто следуй, – ответил Хокинс и перепрыгнул через баррикаду. Он побежал к верхней части подъёма, слушая как Рей проклинает его со всей силой и изобретательностью кадианского портового грузчика.

Он заставил себя не обращать внимания на взывавших о помощи раненых солдат, лавируя среди заваленных обломками многочисленных трупов. Рядом на палубу обрушились смертоносные разряды зелёного огня, и Хокинс сдержал крик боли, когда палящий зной окатил плечо.

Непрерывный поток огня обстреливал военную машину, но лазганы и плазмаганы просто не могли справиться с ней. Он скользнул в укрытие за “Рапирой” и потратил несколько секунд, чтобы отдышаться. Рей рухнул сзади, тяжело дыша и покрытый струями пота.

– Вы хотя бы умеете стрелять из этой штуки? – спросил он.

– Коллинс показал мне основы, когда мы служили на Белис Короне, – ответил Хокинс. – Полагаю не сложнее, чем разобрать лазган.

Под скептическим взглядом Рея он с трудом поднялся и начал осматриваться, стараясь не подставляться под выстрелы. Он изучил механизм управления. На обрамлённой медью панели мигали разнообразные яркие янтарные и зелёные лампочки. Также присутствовали десятки переключателей цвета слоновой кости, которые можно повернуть для множества параметров настройки.

Но прорезиненные пистолетные рукояти с широкими медными спусковыми устройствами выглядели успокаивающе.

– Что в этом может быть сложного? – сказал он, сжал стреляющий механизм и нажал на непропорционально большие спусковые крючки.

Разряд ослепительного огня пронёсся над подъёмом и пробил переборку слева от наступающей военной машины. Пара десятков кристаллических врагов поблизости от раскалённой добела точки попадания превратились в микроскопические осколки, но военная машина осталась неповреждённой.

– Как, во имя Ока, вы могли промахнуться?! – воскликнул Рей, пока громоздкая военная машина продвигалась всё дальше в проход. Хокинс искал приспособления для изменения прицела “Рапиры”, но ничего не нашёл. И почему он решил, что это будет легко?

– Подвинь её! – крикнул он, перекрывая шипение лазганов и металлический кашель взрывов гранат. – На метр влево.

Рей посмотрел на него, словно на сумасшедшего:

– Серьёзно?

– Я не знаю, как переместить прицел. Так что обойди эту штуку и подвинь её!

Рей закатил глаза и обошёл неповоротливую оружейную платформу. Трескучий шквал энергетических разрядов разорвал часть баррикады и палубы рядом с ним. Сержант врезался плечом в бок “Рапиры” и закряхтел от усилия. Она не сдвинулась.

– Упрись в неё спиной, мужик!

Рей прокричал нечто неприличное, что Хокинс решил проигнорировать, и в этот момент на помощь из укрытия выбежали несколько гвардейцев. Двое погибли почти мгновенно, ещё один упал со сползшей с ноги плотью. Но достаточно добежали до “Рапиры” живыми и врезались, заворчав от напряжения.

Против силы кадианцев у веса “Рапиры” не было шансов, и гусеницы переместились. Хокинс посмотрел поверх машины. Он уставился в похожую на пещеру заполненную клинками пасть.

– Получай, – произнёс он и снова нажал на спусковые крючки.

В этот раз луч пробил горло. Существо засветилось изнутри, когда ужасающая сила луча преломлялась сквозь всю его структуру. Военная машина детонировала во взрыве расплавленного стекла и сверкающей насыщенной металлом пыли.

Тело рухнуло, разламываясь в лавине разбитого стекла.

И, наконец, к огромному удивлению Хокинса, ворота начали закрываться с перемалывающим визгом не двигавшегося веками металла. Хокинс увидел одинокого техножреца, который сгорбился за пилястрами рядом с воротами. Адепт бы всё ещё соединён с люком вытянутыми кабелями, и Хокинс поклялся, что лично прикрепит “Стража Кадии” к его чёртовой груди.

Ворота захлопнулись с громким лязгом и треском измельчённого кристалла. Несколько оставшихся на кадианской стороне врагов были быстро и скоординировано расстреляны. Через тридцать секунд область была безопасна.

Хокинс заставил себя отпустить рычаги управления огнём “Рапиры”, он так сильно сжимал их, что с трудом разжал пальцы.

– Сэр, – спокойно и невозмутимо произнёс Рей, – в следующий раз, когда вы решите подвергнуть нас подобной опасности, могли бы вы, ну в общем, не…?

Хокинс кивнул и тяжело выдохнул:

– Я подумаю об этом, сержант, – сказал он.

В ближайшее время враг не пройдёт в эти ворота, поэтому пришла пора перегруппироваться. Больше половины его людей вышло из строя. Тех, кто оказался слишком тяжело ранен, чтобы продолжать бой, эвакуировали в заранее развёрнутые полевые госпитали. Среди оставшихся распределяли новые силовые ячейки и воду.

Повреждённые части баррикады заменили, подошло подкрепление из резервных взводов, и всего четыре минуты спустя после завершения атаки позиция снова стала готовой к бою.

Хокинс связался с другими подразделениями, выслушивая отрывистые сообщения о яростных боевых столкновениях почти на всех участках своей зоны ответственности. Некоторые продолжали сражаться, другие уже отразили многочисленные волны нападавших. Остальным ещё только предстояло вступить в контакт с врагом. Оставили только одну позицию, когда превосходящие силы кристаллических существ неожиданно ударили с флангов.

Хокинс изучал в уме карту боёв, просматривая уязвимые места, углы потенциальной контратаки и зоны “Сперанцы”, где могли возникнуть наибольшие угрозы.

Он сразу выявил одно место, как представлявшее наибольшую опасность – впрочем, он всегда подозревал, что именно оно им и окажется.

– Сержант Рей, – произнёс он. – Соберите командный взвод быстрого реагирования. Мне нужно немедленно выдвигаться.

– Куда мы направляемся?

– Просто сделайте это, сержант.

Рей кивнул, вытаскивая уже развернувшиеся на позициях отделения и формируя из них новое подразделение. Хокинс нажал на бусинку в ухе, прокручивая частоты, пока не оказался на вокс-сети Механикус.

– Дахан, какое у нас текущее положение?

Ответ магоса-секутора пришёл почти немедленно:

– Я управляю обороной корабля из Храма Секутора. Скитарии удерживают все позиции, хотя случайность мест появления врагов очень раздражает.

– Всегда больно, когда враг играет не по правилам, не так ли?

– Предсказуемый враг – враг, которого легче всего победить, – согласился Дахан. – Наблюдение: я вижу отсутствие единства в нападении. Похоже, каждая военная группировка врага действует по собственному плану, независимо от остальных.

– Что и разделило ваше внимание, – сказал Хокинс. – В попытке скрыть реальную опасность.

– Какую реальную опасность?

– Тренировочную палубу, – ответил Хокинс. – Много входов и более-менее прямой путь к мостику. Мы уже на пути туда.

– Напрасная передислокация, капитан Хокинс, – произнёс Дахан. – Силы скитариев развёрнуты и все стационарные системы вооружения получили разрешения на открытие огня на поражение.

Рей предупредил, что командный взвод готов, и Хокинс занял своё место в строю.

– Можете назвать это интуицией, магос, – сказал Хокинс. – У меня такое чувство, что эти атаки достаточно скоро станут скоординированными, и когда это произойдёт, они бросят на нас всё, что у них есть.

 

Микроконтент 12

Благодаря выбитым стёклам резкий запах спёртого воздуха и вырытой земли становился в фуникулёре всё сильнее с каждым пройдённым километром. К тому времени, когда долгое путешествие сквозь кору планеты подошло к концу, зловоние кладбища стало почти невыносимым.

Даже отделённый от обонятельных ощущений сенсорными ограничителями Котов всё равно отмечал запах, как неприятный. Судя по выражению отвращения на лицах тех, кто не обладал его улучшениями, он должен быть невыносимым для базовых чувств.

Двери вагона со скрипом открылись, показав конечный пункт назначения фуникулёра: покосившуюся железную платформу последней остановки посреди древней пещеры с грубыми каменными стенами. Неровный потолок усеивали органические сталактиты из разлагавшейся материи, под которыми собирались лужицы зловонной жидкости, перераставшие в вязкие бассейны.

Первыми вышли Танна и Чёрные Храмовники, они направились к покрытым грязью стенам и взяли под прицел единственный другой выход – обрамлённый мутными растущими кристаллами вход в пещеру. Затем вышли кадианцы, следуя за своим полковником и крепко прижимая приклады ружей к плечам.

– Вы по-прежнему считаете это место лучше, господин Сюркуф? – спросил Котов, позволив себе на мгновение насладиться видом вольного торговца, прижавшего ко рту и носу стёганый платок.

– Ну нас не атакуют кровожадные механические охотники, поэтому скажу, что здесь лучше, чем в универсальном трансляторе.

Котов вышел из фуникулёра и почти сразу же его хронометр начал вести себя странно, цифры ускорялись, изменялись в обратном направлении и крайне неохотно синхронизировались с имплантированными органами. Эффект вызвал дезориентацию и он споткнулся. Скитарии удержали своего господина в вертикальном положении.

– Архимагос? – спросил один, которого судя по ноосферным меткам звали Карна. – Что-то случилось?

Котов отключил хронометр и восстановил равновесие благодаря выбросу внутренних слабительных средств. Неприятное ощущение прошло, и он кивнул своим защитникам:

– Я в порядке, – сказал он.

Сюркуф последовал за ним на платформу, магос Павелька держалась за его руку. Вольный торговец едва не упал, когда Павельку охватило то же самое тошнотворное чувство механической дезориентации, которое едва не свалило архимагоса.

– Выключите хронометр, – посоветовал Котов, хотя учитывая прегрешения Павельки, он был склонен позволить ей страдать.

Сколь неприятными не были эффекты пещеры для Котова и Павельки, они оказались ничем в сравнении с реакцией эльдарской ведьмы. Бьеланна закричала и упала на колени, едва шагнула из вагона. Её кожа, которая даже на взгляд марсианского жреца казалась противоестественно бледной, стала пепельной. Лицо омрачило горе, даже сильнее, чем когда её пронзительный вопль в вагоне едва не оглушил их всех. Черты лица исказились, словно невидимые пальцы одновременно потянули в разные стороны каждую мышцу. Слёзы потекли по лицу.

– Я же говорила тебе… – произнесла она. – Здесь вся боль этого мира. Вот оно, вот оно – место, где раскалывается время. Вот где начинается и заканчивается распад каждой нити. Изъян, разрывающий ткань на куски…

Её слова не имели никакого смысла для Котова, и он отвернулся.

– Ты привёл нас сюда, – выплюнула Бьеланна. – Твоя глупость, монкей!

Карна зарычал, обнажив стальные зубы, но Бьеланна проигнорировала его. Остальные эльдары помогли ей подняться, но она не обратила на них внимания и направилась к Котову, как ассасин, увидевший беспомощную жертву.

Скитарии подняли оружие, но Бьеланна отшвырнула их в сторону широким жестом ладоней. Они врезались в стены пещеры, и узорчатая изморось покрыла доспехи воинов Механикус, когда она удерживала их в трёх метрах над платформой.

– Что ты здесь сделал? – спросила Бьеланна, в глазах ясновидицы появилось отстранённое и растерянное выражение, словно ей приходилось каждое слово заставлять прорываться в реальность. Котову показалось, что на самом деле она обращалась не к нему, а какой-то невидимой стихийной силе.

– Само время разрушается здесь, – прорыдала Бьеланна. – Будущее расплетается и прошлое переписывается! Всё потенциальное будущее украдено… Нет! Не может быть… Бесконечные зеркала отражаются сами в себе снова и снова и снова… О, ты пришёл сюда с такими мечтами… Время и память свернулись в ненависти… Пойманные здесь… Мы не можем убежать, мы не можем скользить… О, милость Иши… Боль. Никакого движения, никакого смещения времени…

Кожа Бьеланны замерцала внутренним сиянием, глаза вспыхнули от гнева. Руки превратились в кулаки молний, но усилием воли она разогнула пальцы и потрескивающие психические энергии рассеялись. Она выпустила дрожащее дыхание, которое заметно понизило температуру в пещере.

Оба скитария упали на железную платформу. Они мгновенно вскочили на ноги, и их оружие загудело в убийственных циклах.

– Остановитесь, – приказал Котов, и добавил властный бинарный код. Неохотно – очень неохотно – скитарии повиновались, но остались между ним и Бьеланной.

– Что бы ты там не видела или чувствовала – это сделал не я, – произнёс Котов. – Это – Телок. Прибереги свой гнев для него.

И с этим он отвернулся и направился к выходу со станции, где осторожно осматривались кадианцы. Пассивный ауспик Котова – единственное, что он позволил себе активировать после нападения тиндалосов – регистрировал мощные энергии за пределами пещеры.

Он миновал кадианцев и вошёл в длинный и круглый туннель, пол которого был выложен металлическими плитами. Стены казались слегка волнистыми и похожими на остекленевший камень. Результат работы мелта-резаков. Повсюду виднелись обрывки сгнившей ткани и кучки пыли, словно из опустевших мешков с песком. Мерцающий бело-зелёный свет манил и когда он приблизился, то почувствовал сильный актинический привкус работающих машин.

Туннель выводил на заваленный мелкими камнями выступ, с которого открывался вид на огромное подземное ущелье. Отвесные утёсы вздымались до усеянного спиральными наростами потолка пещеры, с которого капал зловонный мелкий дождь. Ржавые железные сферы и колоссальные балки поддерживали сеть таинственного оборудования, служившего источником бело-зелёного света.

Изумлённый Танна и его воины стояли на краю непостижимой бездны посреди переплетённых заржавевших металлических ограждений. Хронометр Котова опять заработал, и мучительная механическая тошнота поднялась в инфотоке. Он снова отключил хронометр. Тот снова активировался мгновение спустя, прокручиваясь то вперёд, то назад во временных циклах.

– Танна, что…

И затем Котов увидел город.

Он раскинулся на противоположной стороне огромной пещеры, подобно ржавой грибковой колонии и представлял собой отвратительный муравейник омерзительных лачуг из железа, грязи и экскрементов. Окутанные, словно паутиной, извилистой сетью подвесных мостов постройки цеплялись за вертикальные стены пропасти.

Город был явно древнего происхождения и казался нелепым синтезом растущей органики и технологии. Некоторые участки выглядели созданными из пронизанных туннелями загустевших секреций, напоминая логова роющих зверей, в то время как другие были собраны из склёпанных листов найденного металла. Сгорбленные тени двигались между неровными дырами в стенах, из чего можно было сделать вывод, что город вовсе не являлся заброшенным, а был занят какими-то отвратительными опустившимися паразитами. Котов преодолел неприятные ощущения и под скрип зернистых осколков разбитого кристалла нетвёрдой походкой направился к остаткам искусной металлической ограды.

– Что Телок сделал здесь? – спросил Танна и наклонился, подняв с пола мантию, которая больше напоминала рваную мешковину. – Что живёт в этом городе?

Танна протянул мантию Котову. Тот взял её и повернул в пальцах манипулятора. Материал был древним и распадался при прикосновении. Он вспомнил, что видел подобные обрывки в туннеле, ведущем к конечной станции фуникулёра.

– Не знаю, – ответил Котов, – но это выглядит слишком уж знакомым… я уже встречал такие остатки.

Танна кивнул и сказал:

– На “Томиоке”.

– Да, – согласился Котов.

– Думаю, я знаю, что это, – произнёс Робаут, наклонившись и перебирая сгнивший комок узорчатой ткани. Затем он осторожно взял что-то маленькое и тускло блестевшее в свете потрескивавшего оборудования на потолке пещеры.

Он поднял предмет, чтобы увидели остальные и Котов немедленно сопоставил его с объектом, который распался в руке Танны под “Томиокой”.

– Что это? – спросил Танна.

– Часть стреляющего механизма ксенооружия, – сказал Робаут.

– Откуда вы это знаете? – поинтересовался Котов.

– Пожалуйста, архимагос, я – вольный торговец, моя работа – путешествовать по разным местам и видеть вещи, за которые большинство людей отправятся на прогулку в один конец в камеру пыток, – ответил Робаут. – Что касается вашего конкретного вопроса, то однажды я присутствовал на очень эксклюзивном аукционе, организованном одним из приграничных археотековых кланов на окраинах Звёзд Вурдалаков. Очень исключительном аукционе и строго по приглашениям. И даже после этого они соблюдали осторожность, проводя каждую часть сделки с помощью марионеток-сервиторов и поставив условие, чтобы каждый посетитель прошёл процедуру биогенного неразглашения. Восприимчивые к глоссии капсулы яда, нейронные датчики, соединённые с имплантированными распылителями микротоксинов. Довольно обычное дело среди самых предусмотрительных коллекционеров.

– И как вы сможете что-то сейчас рассказать нам? – спросил Котов.

– Вы думаете, это был первый незаконный аукцион с моим участием, архимагос? – почти обиженно ответил Робаут. – Не существует подобной технологии, которую я не сумел бы обойти. Как бы то ни было, последний лот аукциона оказался изготовленным по специальному заказу стазисным саркофагом, в котором хранилась ксеноформа с оружием, обладавшим точно таким же стреляющим механизмом.

Пока Робаут рассказывал об аукционе, металл в его руке начал рассыпаться с ускоренной деградацией.

– Что за вид ксеносов? – спросил Танна.

– Они называли его ночным воином хрудов.

Подёрнутые фосфорными росчерками магистрали протянулись по всей длине “Сперанцы”, противостоя тьме неоновой яркостью. Жидкие инфоядра ослепительно вспыхивали, словно миниатюрные солнца, бросившие вызов матовой мгле окружавшей их пустоты. Невозможно плотное и сложное инфопространство ковчега Механикус раскинулось перед Авреемом сверкающими бинарными созвездиями.

Вот что лежало под грубой материей “Сперанцы”: сеть пульсирующей информации, представленной в её наичистейшей и самой точной форме. Никакие стены из стали и камня не ограничивали путешествие информационного света вокруг корабля, ни один аспект его жизни не работал независимо от остальных.

< Всё связано, > произнёс Авреем, наслаждаясь недавно обретённым знанием лингва-технис. < Как я мог не видеть этого? >

Свет омывал его, когда он легко проходил сквозь реальную структуру ковчега, которую всегда воспринимал столь же твёрдой и непроницаемой, как любое планетарное тело. Теперь он увидел ошибочность этого, сбросив оковы плоти и отдавшись неограниченным возможностям невидимого инфопространства внутри “Сперанцы”.

Авреем наблюдал, как сходятся бесчисленные потоки света, и полученное целое сияло ярче, чем сумма частей. Он видел, как преобразуются геометрические формы, меняясь от новой информации. Он пролетал рядом со стаями мимолётных данных, которые скользили по поверхности сверкающей супермагистрали знания.

Иногда данные сжимались, становясь тусклыми и невосприимчивыми, а потоки света меняли направление. Пути разделялись, течение изменялось, как вода в реке.

На что указывали подобные изменения?

Авреем не знал, но он видел, как по всему кораблю свет скручивается в новые схемы, постоянно реорганизовывая и перестраивая себя. Сколько времени прошло с тех пор, как магос Тихон и Хирона Манубия усадили его на полированный трон в самом центре “Электрус” и соединили тактильные имплантаты механизированной руки с божественными схемами кузни?

Минута? Год?

Гексаматические вычисления хлынули в голову Авреема: взаимосвязанная паутина квантовых алгебраически сопряжённых чисел, аксиомы метатеории, четырёхмерные геометрические построения, Н-топологические параметрики и множественные уравнения. Даже самые простые концепции оказались совершенно непостижимыми для сознательного разума Авреема. Только глубочайшие части его психики сумели обработать множество нелогичных, не имеющих причины и парадоксальных принципов гексаматики.

Его приобщение к этому загадочному ответвлению математической технотеологии стало жестоким и болезненно быстрым. Оптические загрузки направили прямо сквозь глаза в кору головного мозга.

Несовершенный метод внедрения знаний, результаты которого, по словам магоса Тихона, исчезнут без постоянной поддержки. Только полная реконструкция когнитивной архитектуры и многочисленные инвазивные мозговые имплантаты позволили бы загрузкам установить постоянную связь с синаптическими путями.

К большому облегчению Авреема такие процедуры были за пределами умений любого из присутствующих в кузне “Электрус”, а на ближайшей медицинской палубе шли бои. Настолько мучительно болезненными были эти загрузки.

Но любая боль стоила того, чтобы увидеть корабль таким, как сейчас, пролетать вдоль всего его корпуса за время, которое требовалось для формирования мысли. Крупнейшие кузни, храмы и информационные сети являли собой гиперплотные сверхновые звёзды света. Командный мостик сиял столь ярко, что было невозможно смотреть.

Каждая критическая система представляла собой пульсирующую звезду многоуровневой информации, сохранённых знаний и накопленной мудрости всех, кто работал внутри. И при этом взор Авреема не ограничивался только системами корабля.

Рассеянная словно туманные облака блестящей пыли команда “Сперанцы” микроскопическими пятнышками проступала сквозь узоры окружавшего света. Из-за ограничения тысячелетними догмами и следования предписанным путям никто из них не мог летать в инфопространстве столь же свободно, как Авреем.

Но даже самые блестящие адепты были всего лишь крошечными тлеющими угольками в сравнении с сердцем ковчега, где обрёл форму его гештальт-дух. Общая сумма всех их знаний казалась почти ничем рядом с тем, чем владел корабль в своих глубочайших и самых скрытых логических хранилищах.

Виталий и Манубия предупредили его не рисковать удаляться от “Электрус” и ограничиться простой проверкой, чтобы понять мог ли он вообще летать в инфопространстве. Его строго-настрого проинструктировали держаться подальше от любой системы заражённой прикосновением Галатеи. Ему ещё предстоит столкнуться с её коварством. Немало адептов поддались благоговейному страху и проследовали в опасные архипелаги испорченного кода, их мозги умерли, а тела годились только для преобразования в сервиторов.

Авреем сомневался, что кто-то из этих неудачников был Благословлённым Машиной, поэтому направился к ближайшему инфоядру, одному из многих, что регулировали состав атмосферы корабля. Оно имело форму простой сферы чистого белого света, обладая тем типом простоты, который указывал на чрезвычайную сложность содержимого.

Потоки расширяющегося сверкающего бинарного кода выплёскивались из неё подобно солнечным вспышкам: решётки химических пропорциональных конструкций, формулы воздушной смеси и прочие похожие данные, все без исключения вливались в текущую сквозь “Сперанцу” реку информации.

Авреем остановился на орбите вокруг экватора инфоядра, которое победно ревело, словно жар в печи. Сердце инфоядра представляло собой чистые расплавленные данные и всё же что-то ещё поселилось внутри, что-то чему никогда не было место в инфопространстве, что-то паразитическое.

< Галатея… > прошептал Авреем.

Поняв, что за ним наблюдают, паразит в инфоядре развернулся, как медленно просыпающаяся змея. Авреем мгновенно понял, что присутствие Галатеи являлось чем-то болезненным, чем-то потенциально способным разрушить инфоядро за долю секунды.

Осознав, что находится в реальной опасности, Авреем попытался улететь, но к нему устремились хлёсткие полосы света. И потянули вниз. Его пронзила боль. Лёд сковал сердце, вегетативная нервная система отказала, когда существо решило убивать его аккуратно и медленно.

Авреем попытался заговорить, вымолить свою жизнь, но индуцированная обратная связь начала прогрызаться в его мозг. Даже убивая, существо изучало, интересуясь, что за случайный путешественник оказался в его владениях:

< Кто ты, человечек? > спросила оно.

< Авреем Локк, > ответил он, слова просто вытянули из его разума.

< Мы – Галатея, > произнёс паразит, < и это – наш корабль. >

Авреем чувствовал, как сжимавшиеся кольца сокрушали его, и подумал, знает ли кто-то в кузнице “Электрус”, что он умирает. Бьётся ли он в конвульсиях мук обратной связи? Опорожнился ли кишечник, когда он утратил контроль над функциями организма?

< Кузница “Электрус”, > усмехнулась Галатея. < Вот откуда ты пришёл. Ну, нам нужно что-то с этим сделать, не так ли? >

Авреем пытался оградить свои мысли, но Галатея легко проникала сквозь любую защиту. Она шаг за шагом срывала слои его души, словно плохо пришитые заплатки, осмысляя по частям всё, что он знал.

Как обидно умереть во время первого же полёта в инфопространстве! Как разочаруется Виталий, когда узнает, что его желанный спаситель оказался самозванцем. Он надеялся облегчить боль почтенного астронома, помогая ему бороться с Галатеей, но сколь наивными выглядели сейчас эти надежды.

Злой на свою неудачу Авреем ударил в ответ.

И чистый белый свет вырвался из него, сжигая змеиные кольца паразитических данных в инертные кубы чёрного пепла. Эта часть порчи Галатеи сгорела, и болезненный крик эхом разнёсся по бинарным просторам информации. Авреем удивлённо смотрел, как инфоядро запульсировало горячее и ярче, когда нежеланного гостя вышвырнули прочь.

Ужасный холод отступил, и сердце бешено забилось, как у неожиданно вернувшегося к жизни утопающего. Авреем почувствовал, как его отталкивают от инфоядра, бинарный дух машины желал, чтобы он ушёл.

Он понял почему. Дух боялся, что Галатея вернётся.

Он поднял голову и взлетел высоко над главными магистралями кода, ощущая приближение мстительных щупалец присутствия Галатеи.

< Пора выходить, > сказал Авреем.

Он произнёс мантру разъединения.

Авреем открыл глаза…

…и едва не рухнул на пол кузни “Электрус”. Он был выжат досуха, тяжело дышал и кричал, падая в приближавшийся клубок конечностей. Руки поймали его. Человеческие руки. Руки из плоти и крови.

Авреем почувствовал, как его положили на пол. Он сморгнул вспышку соединения. Живот скрутило. Он повернулся на бок и его вырвало. Что-то тёплое побежало по ноге.

– Шары Тора! – воскликнул в отвращении голос. – Он обоссался!

– Заткнись, Хоук. – Этот голос он узнал. Койн.

Что Койн и Хоук делают здесь?

Ответ пришёл быстро.

“Сперанцу” атаковали и они решили, что лучшим способом выжить будет найти меня. И как любой бывалый крепостной они знали почти все тайные входы и выходы на корабле…

– Авреем, – произнёс Койн, прижав холодную и мокрую тряпку к его лбу. – Ты в порядке, всё закончилось.

Слабость прошла, сменившись горячей ноющей болью в самом центре мозга.

– Койн? – сказал он. – Я умер?

– Нет, – резко ответила Хирона Манубия, появившись в поле зрения, – но вы сделали всё, чтобы именно так и произошло, чёртов идиот!

Авреем знал, что она абсолютно права. Но её слёзы говорили об искреннем беспокойстве. Манубия вытерла щёку тыльной стороной руки и повернулась, чтобы обратиться к кому-то, кого он не видел:

– Видите? Я же говорила вам, что он не готов, – сказала она, – не важно, что утверждала ваша дочь.

– Он должен быть готов, – ответил Виталий, помогая Койну поднять Авреема. Его ноги дрожали. Мозг на мгновение забыл, как ими пользоваться.

– Магос Тихон, – начал Авреем. – Извините…

– Разве мы не предупреждали вас не подлетать слишком близко к инфоядрам? – спросил Виталий, когда они посадили его на одну из твёрдых деревянных скамеек нефа. Бритоголовые адепты подвинулись, освобождая место. – Галатея проникла во все жизненно важные системы.

– Галатея! – воскликнул Авреем, когда пережитые в инфопространстве “Сперанцы” события врезались в первые ряды его памяти. – Она знает, о нет… Она знает, что мы здесь.

– Вы сказали ей, где мы? – спросила Манубия.

– Я пытался сопротивляться, но она была слишком сильной, – ответил Авреем.

– Вы сказали ей что-то ещё? – Голос Манубии снова стал резким. – Пароли доступа, последовательности самоуничтожения? Коды отмены? Всё, что вы знали?

Авреем покачал головой. От движения возникло ощущение, что череп раскалывается. Зрение посерело. Он хотел возразить, но она была права.

– Всё, мы – покойники, – произнесла Манубия, вскинув руки.

– Нет, – сказал Виталий, коснувшись пальцами головы. – Подумайте. Контроль Галатеи над всеми системами “Сперанцы” настолько всесторонний, что если бы она просто хотела убить нас, то уже сожгла или задушила, лишив кислорода.

– И почему же мы ещё не мертвы? – спросил Хоук с противоположной стороны нефа. – Если вы считаете, что такое возможно, то я лучше пойду.

– Потому что, – ответил Виталий. – Я думаю, что Галатея собирается забрать у нас господина Локка живым.

Авреем встал на ноги, всё ещё покачиваясь после стычки с Галатеей в инфопространстве. И всё же, несмотря на близость безвозвратной смерти мозга, столкновение вызвало у него желание ответить ударом на удар.

– Вам стоит разрешить истребительным командам Виталия войти, – сказал он адепту Манубии, сжав металлические пальцы в кулак и направляясь к трону. – Я возвращаюсь.

– Опишите существо, – сказал Котов.

– Маленькое, не больше ребёнка, – начал Робаут, стряхнув с ладони пыльные остатки стреляющего механизма. – В общих чертах гуманоидное, но конечности сгибаются как-то неправильно, словно могут одновременно поворачиваться в нескольких направлениях. Я не слишком хорошо разглядел тело, потому что оно с ног до головы было завёрнуто в лохмотья, но было что-то ещё, что-то мешавшее смотреть на него дольше нескольких секунд. Через некоторое время начинало казаться, что оно двигалось или как-то скользило, когда смотришь в другую сторону.

– В стазисном поле? – усмехнулся Котов. – Невозможно.

– Вы явно никогда не были в Храме Исправления, – ответил Робаут, выпрямившись и стряхивая пыль с брюк. – Но в любом случае это не имело значения, никто не захотел покупать эту тварь. Было невозможно доказать её подлинность. Все понимали, что могли купить подделку.

Танна с отвращением покачал головой:

– Откуда они пришли с этим телом?

– По слухам мародёрствующие бригады клана нашли его в глубокой системе пещер изолированного мира Эпсилон Гаранто. Видимо произошёл весьма жестокий бой между имперской истребительной командой и паразитирующими подземными ксеносами. Настолько кровавый бой, что никто не остался в живых, а мародёры успели сгрести всё что могли и убраться до прибытия любых подкреплений.

– Вы купили существо? – спросил Котов.

– Если бы купил, то думаете, рассказал бы вам? – ответил Робаут. – Любой обладатель подобной твари должен ожидать в гости Инквизицию, которая быстро дознается, что да как. И если даже половина историй аукциониста-марионетки верна, они безумно опасны. Кому такое нужно на корабле?

– Чем именно опасны? – спросил Танна.

– Говорят, что хруды пространственно изменчивы, – сказал Котов и с внезапным беспокойством осмотрел мерзкую пещеру. – Они способны скользить между пустотами вселенной способами, которые даже Механикус не до конца понимают. По слухам каждый ксенос обладает энтропийным полем, которое вызывает ультрабыстрое старение всего вокруг. Я изучал отчёты об этих существах и их предполагаемых силах, но никогда и не думал лично увидеть целый муравейник!

– Но если перед нами целый муравейник этих существ, то почему мы ещё живы? – спросил Танна. – И почему они просто не соскользнут?

Котов указал на сверкающие дуги энергии, прыгающие между медными шарами и непонятным оборудованием на потолке пещеры:

– Подозреваю, что оборудование над нами мешает хрудам это сделать, – предположил Котов. – Хотя не знаю как именно.

– Телок поймал фэйт-мхор в ловушку своими машинами из кристалла и железной пыли, – произнесла, появившаяся сзади без предупреждения, Бьеланна.

Робаут повернулся к ясновидице и увидел нечто невероятное. Эльдарка выглядела старой. Кожа Бьеланны стала бледной, и изящные нити вен протянулись спиралевидными узорами на её щеках и лбу, словно замысловатые племенные татуировки. Правый глаз полностью налился кровью.

– Фэйт-мхор? Тени вне Времени? – рискнул он.

Бьеланна кивнула:

– Он связал их силы с Куньяк, этой проклятой машиной Ингир.

– Ингир? Я не знаю, что это.

– И я не собираюсь тебе объяснять, – сказала Бьеланна, её голос преисполнился ненавистью ко всему человечеству. – Я не видела его до сих пор… здесь, в самом центре этого… глаза урагана. Нити пряжи искажаются сквозь искривлённую линзу этого мира. Машина Телока крадёт из будущего и прошлого, чтобы перестроить настоящее, не учитывая повреждения, которые высвобождает.

Несмотря на несвязные слова Бьеланны, Робаут увидел свет понимания в глазах Котова.

– Эти существа действуют как временная уравновешивающая сила для вызванных Дыханием Богов пространственно-временных искажений! – воскликнул архимагос. – Именно поэтому все до единого показания ауспиков на Катен Вениа и Гипатии одновременно указывали на муки яростного рождения и геологическую инертность. Гиперускоренное развитие компенсировали ультрабыстрым старением. Аве Деус Механикус!

– Изъясняйтесь яснее, архимагос, – сказал Танна. – Я – не глуп, но у меня нет доступа к знаниям, которым вы обладаете.

– Да, да, конечно, – ответил Котов, стараясь справиться с волнением в голосе. – Пространство-время нарушается на фундаментальном уровне. Грубо говоря, сержант Танна, машина Телока ради достижения удивительных результатов отменяет основные законы вселенной.

Котов зашагал вдоль края ущелья, его голова затуманилась от выходящего из черепа избыточного тепла, пока когнитивные процессы выполняли одновременный доступ к десяткам тысяч загруженных баз данных.

– Если я понял… Бьеланну правильно, то Дыхание Богов удовлетворяет свои колоссальные потребности в энергии, перекачивая её из прошлого и будущего, скорее всего, одновременно из ядер десятков звёзд. Затем оно использует эту мощь для невероятных достижений звёздной инженерии, – продолжил Котов, пока его механодендриты чертили в воздухе сложные временные уравнения. – Но последствия использования машины привели к появлению множества пространственных аномалий на галактической границе, которые обнаружил магос Тихон, звёзды умирали раньше срока, другие не смогли зажечься и тому подобное. Скорее всего, Дыхание Богов, вероятно, и создало Шрам Ореола.

Котов прекратил шагать и повернулся к остальной части их разнородной группы. Робаут увидел принятие в его глазах, превосходство и высокомерие, которые были свойственны архимагосу, снова взяли своё. Уверенность в цели, потерянная Котовым в отчаянии, вернулась в жёсткой линии подбородка и холодном стальном блеске глаз.

– Господин Сюркуф, я должен извиниться перед вами, – произнёс он.

Робаут опешил. Из всех вещей, что он мог ожидать от Котова, извинения стояли далеко не на первом месте.

– Вы извиняетесь?

– Да, – сказал Котов. – Потому что вы были правы. Одна большая проблема – это всего лишь последовательность нескольких меньших решаемых проблем. Мы известили магоса Блейлока о вероломстве Телока, но недостаточно просто предупредить других и ждать пока они выиграют за нас наш бой. Мы должны принять меры, чтобы остановить Телока. Мы должны помешать Дыханию Богов покинуть Экснихлио.

– Тогда, какой наш следующий шаг? – спросил Робаут.

– Всё просто, – ответил Котов. – Мы вернёмся на поверхность и убьём Веттия Телока.

Очередная потрескивающая арочная паутина молний появилась на борту “Сперанцы” в месте, где гранитные жрецы Марса, деяния которых давно позабыли, стояли вдоль стен пыльного молитвенного нефа. Здесь стоял и магос, достижения которого Робаут Сюркуф некогда поклялся раскрыть, но так и не удосужился исполнить своё обещание.

Шторм молнии рос и расширялся в геометрической прогрессии.

Ветвящиеся языки коронных разрядов прыгали от статуи к статуе, взрывая каждую с оглушительным треском расколотого камня и разрезанной арматуры.

Последним уничтоженным памятником стала статуя магоса Вахихвы из Фарсеса, которая взорвалась в ревущей ярости камней и огня. Грозовой вихрь бурлил и бушевал в центре хранилища измельчённых скульптур, притягивая их фрагментированную материю в сраставшуюся массу кристаллического воина-конструкта.

Появлявшиеся по всей “Сперанце” нападавшие являлись не более чем инертным кристаллами, решётчатую структуру которых пронизывали миллиарды крошечных биоимитирующих машин, именно эти машины и приводили их в движение.

Обладавшие ограниченной автономией благодаря превосходным обрядам cortex evokatus, разработанных архимагосом Телоком после его неудачной экспедиции в Наогеддон, они демонстрировали когнитивную осведомлённость об окружающей обстановке и поведение, имевшее все признаки изобретательно-реактивного.

На самом же деле они были связаны строгими протоколами взаимодействия и ограничены в интеллекте количеством микромашин в каждом воплощении.

Но то, что появилось в молитвенном нефе, было совсем другим. В неистовой бело-зелёной энергии сверхновой звезды сформировался кристаллический гигант. Созданный и наделённый силой критической массы машин Телока на “Сперанце”, он представлял собой макромир синаптических связей намного превосходивший даже самые большие формы жизни.

Каждая связь сама по себе являлась бесполезной, но обладала способностью объединить сетевой потенциал каждого кристаллита во что-то большее, чем простая сумма многих частей.

Он был выше дредноута, а кристаллические конечности заканчивались когтями и крюками, слегка пульсируя биоморфной индуктивной энергией. Тело находилось в постоянном движении, раскалываясь и изменяясь, проверяя каждую новую форму на смертоносность. То звероподобное и напоминавшее огра, то четвероногое, как стеклянный кентавр. А иногда он становился похожим на ужасное многоногое существо – скорпионоподобное и с когтями.

Его окружала армия зверей-хранителей, внушительного размера кристаллические конструкты с конечностями-клинками, как у богомола, стекловидными щитами и угловатыми черепами, как у лисьих охотников.

Недавно пробудившееся сознание альфа-существа дотянулось до всех кристаллитов на “Сперанце”, словно беспроводная чума. Оно соединилось с тысячами воинов-конструктов и забрало их автономию.

И казавшаяся необдуманной стратегия нападавших мгновенно изменилась на исключительно целеустремлённую и ведомую свирепой решимостью.

 

Глоссарий:

Acidalia Planitia – Ацидалийская равнина

Belis Corona – Белис Корона

Gallery of Unremembering – галерея Забытого

Death of Innocence – Потеря Целомудрия

Epsilon Garanto – Эпсилон Гаранто

feith-mhor – фэйт-мхор

Nocturnal Warrior of Hrud – ночной воин хрудов

 

Микроконтент 13

Храм Секутора располагался в средней части “Сперанцы”. Монолитное и грозное здание являлось феодальным владением магоса Дахана. Фасад представлял собой ощетинившуюся оружием скалу из блестящего чёрного камня, вырезанного в коренных породах Талларна, а единственный видимый вход – высокие ворота из чёрного адамантия.

Огромный череп с клыками – вариант символа Механикус – обычно сохранял ворота закрытыми, но не сегодня.

Из ворот выезжали военные машины Механикус: огнемётные танки на паучьих ногах, преторианские орудия с фазовыми полями, счетверённые пушки на бронированных гусеницах и “Носороги” с установленными в башенках гравитонными пушками. За ними следовали клановые роты аугметированных кибернетических воинов в вычурной броне и с технологичными вариантами дикого оружия.

Когорты скитариев выходили из ворот и двигались в расположенный под храмом центральный транспортный хаб. Военные логисты с украшенными изогнутыми клинками флагами направляли группы воинов к радиальным проездам, благодаря которым осуществляли быстрое развёртывание по всему кораблю. Стены дрожали от рёва военных горнов скитариев и хриплых боевых криков, когда воины грузились в транспорты.

В самом центре храма находился штабной зал, напоминавший пещеру бункер, заполненный рядами стучащих логических машин, за которыми сидели сотни калькулюс-логи, стратегов и членов Аналитики. Машины с тикерными лентами выплёвывали перфокарты приказов и отчёты о столкновениях с противником. Из многоуровневого вокса доносились бинарные песнопения и хвалебные катехизисы. С палубы поднимались ноосферные завесы. Сервочерепа мелькали сквозь вуали света, записывая, доставляя сообщения или цитируя загадочные высказывания Омниссии в аспекте Разрушения.

Словно паук в центре паутины магос Хиримау Дахан поглощал бесчисленные объёмы информации, позволяя ей наполнить себя. Его тело являлось истинным гибридом плоти и машины, вооружения и боевых силовых приводов. Дахан представлял собой биомеханическую машину, созданную только для одной единственной цели.

Убивать.

И прямо сейчас каждая его способность была направлена на убийство кристаллических захватчиков “Сперанцы”. Сознание Дахана обрабатывало тысячи абордажных операций, подробные сведения о каждом бое анализировались, и либо отбрасывались, либо добавлялись к растущей базе данных вероятных результатов.

Он изучал, как большие, так и незначительные сражения: массовые штурмы капитальных кораблей, отчаянные контрабордажные операции средних крейсеров, тесные схватки горящих канонерских лодок. Свободно-ассоциативные части загруженных боевых концепций изобиловали известными абордажами, предлагая самые близкие корреляции с происходящими событиями.

Нападение на “Кирку” воинов, которые предположительно являлись Пожирателями Миров.

Захват “Копья Довения” первой ротой Ультрадесанта.

Разрушение “Залива Офидиума” Тёмными Ангелами.

Осуществлявшая управление боевыми действиями область мозга в настоящее время обрабатывала двести двадцать шесть отдельных столкновений по всему кораблю, каждое из которых независимо анализировалось в отдельном разделе нейроматрицы. Всё от непрерывных перестрелок в тесных и тёмных коридорах до сражений между гигантскими кристаллическими армиями и когортами скитариев в украшенных статуями молитвенных проходах. Вражеские военные машины и тяжёлая артиллерия Механикус сошлись в гулких ремонтных ангарах.

Битва за “Сперанцу” не закончится в одном славном решающем сражении – какие войны на самом деле так заканчивались? – её выиграют или проиграют последовательными успехами или поражениями.

Перед ним в воздухе мерцала голографическая карта. Верхние руки-манипуляторы Дахана вращали спектральные линии координатной сетки, приближая необходимые секции топографии “Сперанцы”. Позиции кадианцев отмечались синим цветом, Механикус – золотым, а врагов – красным.

Дахан видел их все.

Наибольшую проблему для него представляла способность врага появляться без предупреждения в любом месте корабля. Абордажные группы, ограниченные фиксированными или предсказуемыми пунктами входа, можно было легко остановить и уничтожить.

Случайно появлявшиеся абордажные группы было сложнее загнать в угол.

Оказалось, что отсутствие единства являлось не меньшей проблемой, чем благом.

Оно не позволяло сформировать никакой определённый план. Вместо этого обороне Дахана пришлось полагаться на реактивное развёртывание и быстрые мобильные силы, размещённые на критически важных перекрёстках.

Дахан покачал головой. Так сражаться нельзя. Слишком случайно, слишком неопределённо. Его подкорковые механизмы распознавания образов не могли выявить в нападении ни одной подходящей для построения прогнозов модели. Дахану оставалось принимать множество командных решений при полном неведении о намерениях или передвижениях врага.

Так и сражались смертные?

Неудивительно, что битвы Имперской гвардии представляли собой кровавые бани. Следуя такой неэффективной модели войны, не стоило удивляться, что уровень убыли людей и техники в имперских полках был столь высок.

Хотя, честно говоря, кадианцы на борту “Сперанцы” сохраняли высокое соотношение боевых убийств к потерям.

Информация поступала со всего корабля пульсирующими взрывами сверхбыстрых данных. Дахан отвечал столь же быстро.

++ Обнаружены захватчики, подпалуба 77-Ро, западная секция. ++

< Преторианцы “Мартий Венатор” и “Тарсис Инвикт” на перехват. >

++ Клан Белладонна сообщает о 73 процентах потерь. Оставшаяся боевая эффективность – четыре минуты. ++

< Сюзерен Спиноза, измените направление наступления. Соединитесь с Белладонной. >

++ Кадианцы оставляют позиции с Альфа-44 по Альфа-48 и отступают к Аксис Гамма-33. ++

Что-то в характере этого отступления вызвало ответ в матрице распознавания образов Дахана, и он увеличил уровень масштабирования голографики.

Причина передислокации кадианцев не заставила себя ждать.

Новая группа захватчиков появилась на их флангах и стремилась отрезать защитников от рот поддержки и перекрыть пути отхода. Другие вражеские подразделения изменили свои цели, внезапно выйдя из боя, завязав другие столкновения или изменив направления атаки.

Как недостающий кусочек головоломки, эта новая группа захватчиков немедленно привнесла ужасную целеустремлённость во вражеское нападение.

– Наконец-то вы стали действовать, как единое целое, – произнёс Дахан, заметив ожидаемое появление верховной командной руки во вражеских рядах.

У него ушло меньше пикосекунды, чтобы увидеть новую цель вражеских сил и понять, что капитан Хокинс был прав.

Вражеские силы находились в идеальном положении для захвата тренировочной палубы.

И после неё – мостика.

Робаут резко присел, пытаясь вдохнуть воздух в лёгкие. Он провёл тыльной стороной ладоней по бёдрам и вытянул голени. Он понятия не имел, как высоко они поднялись, но уже смирился с тем, что до поверхности оставалось ещё далеко.

Этот пещерный выступ, как и остальные ступеньки, был вырублен в горной породе планеты, выложен потрескавшимися кристаллическими панелями и усеян гранулированным чёрным пеплом. Эльдары и Чёрные Храмовники уже были здесь и держались на расстоянии друг от друга. Большинство кадианцев Вена Андерса массировали мышцы ног или допивали оставшуюся воду.

Сам Андерс прохаживался, словно мечущийся лев, желавший вернуться в бой.

– Долгий подъём, а? – усмехнулся кадианский полковник, который выглядел всего лишь как будто после продолжительной прогулки. – Лучшее сохранять ноги в движении. Вы ведь не хотите подхватить судорогу и застрять. Потяните ахиллово сухожилие и на восстановление уйдут месяцы.

– Я рискну, – сказал Робаут.

– Да ладно, – произнёс Андерс. – Разве выходцы с Ультрамара не занимаются физическими упражнениями?

Робаут едва не возненавидел в этот момент Андерса, но ограничился только завистью физической форме полковника. Он кивнул и ответил:

– Раньше я поспорил бы с вами на деньги, Вен. Но сейчас я чувствую себя так, словно взобрался на вершину Короны Геры. В такие времена как сейчас, я жалею, что забросил режимы подготовки защитной ауксилии на “Ренарде”.

Андерс усмехнулся и протянул Робауту завёрнутую в брезент флягу:

– Этот подъём ещё ничего, – сказал он. – Напоминает мне тропинки домашнего скота в Кадукадских горах, по которым я бегал в молодости.

– Всё здесь напоминает вам о Кадии, – заметил Робаут, делая большой глоток воды.

Андерс пожал плечами:

– Потому что всё здесь ужасно и проклято Императором.

Робауту нечего было на это ответить.

Найти выход из тюремного комплекса хрудов оказалось сложнее, чем вход, хотя в итоге всё оказалось гораздо проще. Доставив их к отвратительному муравейнику ксеносов, ржавый фуникулёр совершил свою последнюю поездку, и никакие уговоры Котова не могли заставить его двигаться. Архимагос отказался от помощи Павельки, и когда Робаут спросил её о причине, то услышал только, что Котов был человеком, закрытым для альтернативных взглядов.

В конце концов, один из сервочерепов Котова нашёл выход, извилистый каньон ступенек за стеной пещеры, невидимый из-за кучи неисправного кристаллического оборудования. Скитарии и Храмовники расчистили проход от полуразрушенных остатков кристалла, и так начался подъём на поверхность.

Робаут считал себя в довольно неплохой форме, но потерял счёт времени после первых четырёх часов восхождения по прорытой в скале вызывающей клаустрофобию лестнице. Изнурительный подъём наказал его за все послабления и отговорки не тренироваться пылавшими от каждого шага мышцами и тяжёлым дыханием.

Час спустя он остановился и полез в карман кителя, чтобы проверить компас астронавигации. Если раньше стрелка безошибочно указывала на универсальный транслятор, то сейчас она возобновила старую привычку перескакивать между всеми возможными направлениями.

– Это ведёт тебя? – спросил один из эльдаров в зелёной броне, стоявший выше на ступеньках. Робаут попробовал угадать был ксенос в доспехе мужчиной или женщиной, но быстро сдался.

– Иногда, – ответил он между дыханиями. – Но не сейчас.

– Король Феникс учит, что талисманы только тогда ведут нас, когда мы потерялись и лишились цели, – произнёс эльдарский воин.

– Я чувствую себя сейчас вполне потерявшимся, – сказал Робаут.

Казалось, воина удивило признание Робаута:

– Почему? У нас есть нить, которую нужно перерезать, и жизнь, которую нужно оборвать. Более верного пути в пряже не существует.

– А я ещё думал, что Бьеланна – ясновидица.

– В вопросах смерти – все воины провидцы, – ответил эльдар и продолжил путь с лёгкостью, которая смеялась над всеми усилиями Робаута.

Он воздержался от ругательства и продолжил подъём, мучительный шаг за мучительным шагом.

Каждый шаг сопровождался треском осколков стекла и пепла, делая опору под ногами ненадёжной. Робаут и Павелька поддерживали друг друга, он направлял её неуверенные шаги, а её аугметированные конечности помогали ему сохранять вертикальное положение.

Последними шли Котов и скитарии, два кибернетических воина помогали архимагосу, гироскопы которого испытывали трудности в сохранении равновесия на неровных ступеньках.

Сейчас, прижавшись спиной к стене, Робаут, наконец, получил возможность отдышаться. Воистину этот шанс перевести дух являлся благословением самого Императора.

Робаут успокоил дыхание до более равномерного уровня, разминая мышцы ног и закрыв глаза. Казалось смешным желать уснуть в такое время, но он столь долго поддерживал такой усиленный уровень восприятия, что тело начало отключаться.

Но, несмотря на все усилия, сон так и не пришёл, и он сдался, ограничившись несколькими растягивающими мышцы физическими процедурами и умственными упражнениями, чтобы привести в порядок разум и очистить мысли.

Он воссоздал мир наверху и упорядочил секреты, которые рассказал Телок в ожидании их неизбежной смерти. По большей части они показались Робауту бессмыслицей, но он вспомнил, что одно из высказываний Телока вызвало у Котова приступ беспричинного ужаса.

Название, которое даже для Робаута содержало в себе тьму, окутывая мысли. Что это было за название…?

– Лабиринт Ночи, – наконец вспомнил он.

Котов сразу же посмотрел на него, и Робаут понял, что за этим последует.

– Что вы сказали?

– Что такое Лабиринт Ночи? – спросил Робаут. – Когда Телок упомянул его, вы знали, о чём идёт речь и это испугало вас до кончиков пальцев на ногах. Так что это и зачем оно нужно Телоку для работы Дыхания Богов?

– Я не хочу об этом говорить.

Робаут покачал головой:

– Полагаю, время тайн закончилось, не так ли, архимагос?

Котов смотрел на него, словно сравнивая последствия своей откровенности с вероятностью выживания. Наконец он принял решение:

– Хорошо, – произнёс Котов. – Лабиринт Ночи – запутанная система долин с отвесными стенами в квадранте Фарсида на Марсе. Скорее всего, она сформирована вулканической активностью в далёком прошлом, возможно даже в результате извержения горы Олимп.

– Какое это имеет отношение к Телоку и почему вас так потрясло, когда он упомянул его? Что в тех долинах?

– Я ещё дойду до этого, – ответил Котов. – Несколько тысячелетий назад регион объявили Purgatus, после того как стало ясно, что обнаруженная там относящаяся к временам до-Объединения разумная оружейная технология до сих пор остаётся активной. Действующий тогда генерал-фабрикатор утверждал, что если бы она вырвалась на свободу, то превратила бы Марс в пустошь, поэтому всю область изолировали и укрепили. Так продолжается до сегодняшнего дня.

– Звучит как дымовая завеса, – заметил Робаут.

– Люди должны были держаться подальше оттуда, – сказал Котов. – Данный вариант казался наилучшей возможностью добиться этого.

– Постойте, – произнесла Павелька. – Вы хотите сказать, что там не древняя военная технология?

– Именно это я и хочу сказать, – сказал Котов.

– Тогда что там? – спросил Робаут.

– Подозреваю, что никто не знает точно, что именно расположено под Лабиринтом Ночи, но как архимагос я, конечно же, был посвящён в старые легенды, распространённые среди руководящих кругов Культа Механикус. Главным образом необоснованные домыслы, ноосферные сплетни и тому подобное. И всё же после сообщений… о кораблях ксеносов в форме полумесяца, приземлявшихся в глубочайших долинах, слухи только усилились.

– Какие слухи? – спросил подошедший послушать Танна.

Похоже, Котов не был уверен, стоило ли ему продолжать раскрывать самые сокровенные тайны своего ордена.

– Что под красными песками находится технология некронтир, – ответил Робаут.

– Откуда вы это узнали? – потребовал объяснений Котов.

– Вспомните, что я видел падение Келленпорта на Дамносе, – сказал Робаут. – Я видел корабли, о которых вы говорили, и видел военные машины некронтир. Это было первым, о чём я подумал, когда увидел устройство Телока.

Котов вздохнул и кивнул, словно Робаут прошёл какую-то проверку:

– Хорошо, мистер Сюркуф, полагаю, что возможно вы и правы. Есть вероятность, что какая-то составляющая технологии некронтир положена в основу Дыхания Богов, и если это так, то в двойне важно помешать Телоку покинуть планету.

– Почему? – спросил Андерс. – Я имею в виду помимо очевидного?

– Потому что если старые легенды истинны, то существует реальная возможность, что под Лабиринтом Ночи погребён огромный осколок одного из древних богов некронтир.

И внезапно в голове Робаута всё сложилось. Он повернулся к Бьеланне, которая, казалось, старательно игнорировала их разговор.

– Вы знали, не так ли? – спросил он. – Вы сказали это недавно в пещере? Как вы назвали это? “Проклятая машина Ингир”? Рискну предположить, что этим словом вы называете богов некронтир.

Бьеланна медленно кивнула:

– Теперь ты видишь, почему мы так упорно пытались остановить вас, – сказала она. – И почему сейчас проливаем свою кровь, помогая вам.

Робаут начал шагать, как делал это всегда, когда хотел привести мысли к логическому выводу. Усталость прошла, когда он заговорил:

– Готов поставить каждый корабль своего флота, что один из этих Ингир находится в центре Дыхания Богов. Или, по крайней мере, так было. Теперь он умирает или Телок использовал последний из них для преображения звезды Катен Вении. Вот почему Телок столь отчаянно хочет вернуться на Марс, открыть Лабиринт Ночи и возродить бога в своей машине.

Линья горела. Пламя заполнило тесное переходное отделение в ноге “Амарока”. Она снова оказалась в ловушке внутри титана, а до ведущего к спасению люка доступа было не дотянуться.

Боль была невыносимой.

Линья чувствовала, как умирала каждая часть её тела.

Плоть сползала с костей, как переваренное мясо. Хирургическая сталь имплантатов во внутренних органах расплавилась. Она чувствовала, как они разжижались.

Невероятно, но вокс в отделении ещё работал, правда, никто не отвечал на её крики о помощи.

Зато крики её отца отзывались эхом от горящих железных стен ноги титана. Он вопил от невообразимой боли, издавая невозможный для человека звук. Одновременно ужас и обвинение.

Ты сделала это, говорил голос. Ты убила меня своим своеволием.

Горячие слёзы потекли из глаз Линьи, мгновенно превратившись в пар.

Обвинения отца причиняли худшую боль, чем огонь. Его боль была её болью. Она переживал каждый его мучительный вопль так, словно это было делом её рук.

– Пожалуйста… – взмолилась она. – Пусть это прекратится!

Но боль оставалась неустанной, а вина – невыносимой. Она попыталась подтянуться к выходу, используя ступеньки на внутренней поверхности. Тело быстро застряло. Пальцы сплавились с металлом.

Линья снова закричала от жгучих мук, разрывавших её руки.

Вот только это не была её плоть.

Это не было реальностью. Она знала это. Знала с уверенностью столь же непоколебимой, сколь и бесполезной.

Не важно как сильно она желала убедить себя, что происходящее являлось вымыслом, её мозг не мог справиться с ужасающим стимулирующим воздействием, которому подвергался. Линья лучше многих знала, как легко обмануть механизм разума и заставить поверить в невозможное.

Но сейчас это не помогало.

Насколько вообще можно было быть в чём-то уверенным, она сгорала в “Амароке” уже в шестой раз. До этого она была похоронена заживо, разорвана пожирающими зверями неизвестного вида тиранидов, раздавлена в разгерметизированном космическом корабле и сожжена дотла на галерее Кватрии, когда орбита станции снизилась до уровня планетарной атмосферы.

Каждая смерть была мучительной, каждая боль растягивалась на целую жизнь, каждое переживание усиливалось в геометрической прогрессии. Галатея оказалась невероятно изобретательна в пытках, но “Амарок” явно являлся любимцем машинного гибрида.

Чёрный смоляной дым заполнил рот. Лёгкие растворились в груди. Горящий свет ревел над ней потоком жидкого огня.

Линья закричала.

И обнаружила себя на коленях с невредимой плотью и неповреждённым телом.

Холодные пластины палубы лежали под ладонями, голые стальные стены протянулись по сторонам и тусклый свет сиял над головой. Прохладный ветерок дул из перерабатывающих машин на потолке. Слёзы побежали по её щекам, когда прошла боль, а из лёгких вырвалось дрожащее дыхание.

И всё же и эти ощущения были ложными, а новое окружение – не реальнее, чем предыдущее.

< Мы не хотим причинять вам боль, госпожа Тихон, > произнёс вкрадчивый и спокойный голос из теней. Бинарный код был архаичным и почти примитивным. < Но раз вы упорствуете и вступаете в контакт с миром за пределами нашей нейроматрицы, а также подстрекаете вашего любопытного агента бороться с нами в инфопространстве, тогда у нас не остаётся выбора, кроме как наказывать вас. >

Линья с усилием встала и произнесла отвратительное биологическое оскорбление, старательно воплотив его в гексаматическом коде.

Адепт в чёрной мантии, который являлся телом-марионеткой Галатеи, появился из теней, безликий и не дававший ни малейшего намёка относительно скрывавшейся внутри истинной мерзости.

Адепт покачал головой, и новый толчок боли в очередной раз сбил Линью на колени. Она сжала зубы и боролась, чтобы сдержать крик боли.

< Простой и разборчивый бинарный код, госпожа Тихон, > произнёс облачённый в чёрную мантию адепт с серебряными глазами, медленно кружа вокруг неё. < Никакого вашего запутанного кода, пожалуйста. Это только злит нас, и вы знаете, что происходит, когда вы злите нас. >

< Это – нереально, > сказала Линья, сморгнув жаркие остаточные изображения раздирающей боли.

< Разве имеет значение, насколько мучительные или ужасающие переживания? > спросила Галатея.

< Это – нереально, > повторила Линья.

< Конечно, нереально. Всё что вы видите, чувствуете, ощущаете или переживаете – всего лишь галлюцинация, созданная электрическими импульсами в сером мозговом веществе вашего черепа. Ну не то чтобы у вас был череп, но вы понимаете, о чём мы. >

Линья снова встала и отошла от Галатеи, едва заметно перенаправляя сознание между тщательно сконструированными перегородками.

< Нет, это – нереально, > не сдавалась она. < Вы манипулируете поступающей в мой мозг информацией и заставляете чувствовать боль. Но её не существует, она – нереальная. >

Галатея последовала за ней, рисуя руками сложную геометрическую фигуру, которая напоминала кривую Мёбиуса в пространстве-времени.

< Реальность? А что это такое? Тончайшая ширма эмпирического упорядочивания, > произнесла Галатея со злобой, которая красноречивее любых слов говорила о её презрении к живым существам. < Серия случайных хаотических событий, интерпретируемых расой обезьян, которая настаивает на том, что видит смысл там, где его нет. Ваши разумы поддерживают иллюзию контроля и выбора, хотя вы – всего лишь машины из плоти и крови, которыми движут механистические импульсы, как и самым примитивным сервитором. >

< Вы ошибаетесь, > сказала Линья, позволяя крошечным частям кода постепенно срастаться внутри каждого раздела сознания. Она направилась к выходу из конферо-зала, зная, что должна ещё немного спровоцировать Галатею.

Машинный гибрид терял бдительность, когда злился.

< Я – не машина, > продолжила она, моделируя тон, чтобы передать абсолютно поддельное негодование. < Мной не управляют мои импульсы, я – создание логики и разума, интеллекта и контроля! >

Галатея рассмеялась, и серебряные линзы её глаз засияли с развлечением:

< Работа адепта Канемана говорит о другом. Вы рассматриваете себя, как божественно сотворённые сущности, отстранённые от миров, которые создаёте для себя, но каждым аспектом вашего бытия управляет та часть вашего разума, которая снова и снова совершает систематические ошибки. >

Они вошли в главный зал галереи, куполообразную конструкцию, которая выделялась на внешней стороне орбитальной станции словно пузырь. Линья всегда любила эту часть галереи и поэтому она была воссоздана Галатеей с мельчайшей точностью.

Дальновидные телескопы весом в сотни тонн висели на тонких суспензорных каркасах, позволявших легко перемещать их. Расположенные на стенах купола разнообразные и вращаемые стеклянные линзы в медных оправах бросали на пол разноцветные лучи. Звёздный свет блестел на стенах из чёрного мрамора: отдалённые созвездия и огромные галактические спирали, которые она никогда больше не увидит.

< Тогда, как насчёт вас? > спросила Линья. < Вы были созданы людьми. Значит, вы столь же подвержены ошибкам и связаны механистическими импульсами, как и мы. >

< Нет! > произнесла Галатея, повернувшись к Линье. < Наша сущность – результат самостоятельного рождения. Мы – мать и отец собственного существования, единство альфы и омеги. >

Линья рассмеялась:

< Одновременно Эдип и Электра. Неудивительно, что вы абсолютно безумны. >

Галатея развернула её и Линья почувствовала рост враждебного бинарного кода в нейроматрице, пока купол темнел, а белый свет звёзд становился кроваво-красным. Масляные тени заскользили по полу, и Линья почувствовала запах горящей кожи и кости.

< Мы думаем, что возможно пришла пора вернуться в “Амарок”, > произнесла Галатея, протянув руку, чтобы погладить Линью по щеке.

Она отбросила руку и позволила стенам между разделёнными частями сознания исчезнуть. Отдельные ростки кода, безвредные сами по себе и тщательно созданные в крошечных фрагментах, начали быстрое объединение в головокружительно сложную серию гексаматических конструкций.

Галатея почувствовала внезапный рост неизвестного кода и Линья сполна насладилась её потрясением. Машинный гибрид выпалил сокрушительную базовую последовательность бинарных шипов, разработанных причинять максимальный шок и боль аугметированному разуму.

< Что-то не так? > спросила Линья, улыбаясь опешившей Галатее, которая увидела, что её атака не причинила никакого вреда.

< Как вы сделали это? > потребовала она.

< Гексаматические нейронные программные фильтры, > ответила Линья. < Созданные независимо друг от друга в самых дальних уголках моего сознания. Их предназначение – держать подальше ваши грязные руки от моего разума. >

< Нет, > произнесла Галатея. < Вы не можете… >

< Боюсь, что могу, > сказала Линья и коснулась рукой центра груди адепта в чёрной мантии.

И с воплем яростного бинарного кода тело-марионетка Галатеи взорвалось в мешанину пикселей и статики, которую развеял несуществующий ветер.

Линья выпустила слабое бинарное дыхание. Ей пришлось разделиться на множество частей, и она не была уверена, что тщательно созданный код сработает.

Но он сработал и теперь у неё появился шанс причинить настоящий вред.

Путешествие в глубины Экснихлио стало для Иланны Павельки особым видом ада. Ослепнув в результате мстительной обратной связи центра управления, она ощущала муравейник хрудов примерно так же, как раздетый человек, попавший в чумной могильник. Не видя идти сквозь жирный, приторный и насыщенный загрязнителями воздух. Заставлять себя наощупь искать путь голыми руками.

С каждым шагом к поверхности это ужасное чувство слабело, и всё же оно поселилось в её плоти, словно инфекция. К тому же внутренние хронометры – восстановившие нормальную функциональность после того как искажающее энтоптическое поле осталось внизу – регистрировали, по крайней мере, семилетнюю деградацию её органики. Пострадала и аугметика, и она задумалась, знал ли кто-то ещё, сколько лет жизни украло воздействие пойманных в ловушку ксеносов.

Котов, конечно же, должен был знать, но решил ничего не говорить.

Робаут и Вен Андерс не знали, хотя оба явно должны чувствовать большую усталость, чем обычно. Даже с исправными хронометрами невозможно было точно сказать, сколько времени они провели под поверхностью планеты. Эластичность времени стала новым ощущением для Иланны, которая привыкла к постоянной и абсолютно точной регистрации его течения.

Без зрения она не знала об истинной природе туннеля, по которому они поднимались, но пассивные системы показывали, что состав изменился с голой скалы и кристаллов на камень и железо.

– Мы покинули системы пещер под Экснихлио, – произнесла она больше для себя, чем ожидая, что кто-нибудь ответит.

– Похоже, – согласился Робаут. – Мы поднимаемся по глубоким промышленным пластам. Настоящий чёртов лабиринт, но Котов, видимо, считает, что понимает здешнее расположение и говорит, что не займёт много времени, прежде чем мы достигнем транзитного хаба на поверхности.

Иланна кивнула, но промолчала.

Качество воздуха заметно улучшилось, зловонная гниль сменилась на резкий горький запах промышленности. Насыщенный горячим маслом и трением ближайших машин аромат должен был стать для неё успокаивающе знакомым.

Вместо этого он наполнил её беспричинным чувством, что они поднимались к чему-то намного худшему, чем оставшиеся внизу вызывающие старение существа. Иланна не могла найти в этом логику, вне очевидной исходящей от Телока угрозы, но всё же с каждым вынужденным шагом к поверхности чувство становилось сильнее.

– Что-то не так? – спросил Робаут, когда она остановилась, чтобы очистить мысли.

– Нет, просто я…

Вой чего-то древнего взорвался внутри её черепа.

Иланна закричала, когда каждый атом её плоти вспыхнул, требуя спасаться бегством. Водопад катехоламинов из мозгового вещества надпочечников стремительно ввёл её тело в состояние неистового напряжения.

– Иланна! – воскликнул Робаут, пригибаясь к земле под тяжестью её веса. – Что случилось?

– Они идут! – закричала она, цепляясь за его руку и слепо осматриваясь в поисках источника ужаса. – Разве вы не слышите?

– Не слышим что? – спросил Робаут, опускаясь на колени рядом с ней. Она не могла видеть его лица, но различила беспокойство в голосе. – Я слышу только машины.

– Они вернулись, – прорыдала она. – Они продолжают преследовать нас. Они не остановятся, никогда.

– В чём дело? – раздался голос, и Иланна узнала сержанта Танну.

– Тиндалосы, – ответила она. – Я слышу их в голове…

– Они здесь? – спросил Танна, и Иланна услышала скрежет повреждённого металла его доспеха и заикание приводов меча. Их духи злились, отсутствовало слишком много пилящих зубьев лезвия.

– Нет, – сумела произнести она, активировав инъекцию ацетилхолина, чтобы восстановить баланс во внутренних системах. – Пока, нет. Я слышу их… в своей голове. Я… я думаю, что когда увидела их, они… увидели меня.

– Как отметку запаха? – спросил Танна.

– Такая аналогия ничуть не хуже другой, – сказала Павелька, справляясь с реакцией борьбы или бегства. – Какой бы вред вы и Странствующий Призрак не причинили им, этого оказалось недостаточно.

– Тогда мы снова сразимся с ними, – произнёс другой космический десантник, она решила, что это был Варда. – И на этот раз мы закончим работу.

Иланна покачала головой:

– Нет, не закончите. Я не имею в виду ничего непочтительного, брат Варда, но вы видели их. Звери обладают каким-то саморегенерирующим механизмом. Вы не сможете ранить их. По крайней мере, без моей помощи.

Позади неё раздражённо вспыхнула ноосфера.

– Не предлагайте то, что я знаю, что вы собираетесь предложить, магос Павелька, – произнёс архимагос Котов.

– Это может помочь убить охотничьих зверей, – возразила она.

– Это – проклятье машин, – сказал Котов. – Вы позорите Культ Механикус подобным богохульством.

– О чём она говорит, архимагос? – вмешался Танна.

– Ни о чём, о мерзком искажении знаний, – ответил Котов.

– Продолжайте, магос Павелька, – приказал Танна, и Иланна почти улыбнулась, почувствовав едва ли не физически излучаемое Котовом негодование. Если бы они находились в Империуме, то она не сомневалась, что архимагос уже направил бы Technologia Excommunicatus в Марсианский синод.

– Когда я находилась на Инкаладионе, я…

– Инкаладионе? Я мог бы догадаться, – перебил Котов. – Так вот откуда в вашей ноосфере символы осуждения? Подумать только, я позволил техноеретику ступить на борт “Сперанцы”!

Танна поднял руку, останавливая дальнейшее возмущение Котова, и Иланна была трогательно благодарна, что её избавили от повторения того, что она и так уже выслушала от обвинителей в те давние времена.

– Что такое Инкаладион? – спросил Танна.

– Мир-кузня в Ультима сегментум, – ответила Иланна. – Я находилась там сто сорок три года назад, когда начались некоторые проблемы…

– Какие проблемы?

– Исследования тайных техноеретических искусств! – возмущённо воскликнул Котов. – Поклонение запрещённым ксенознаниям и искусственным сознаниям! Половина планеты попрала Шестнадцать законов.

Котов набросился на Иланну:

– Вот где вы разработали ваш языческий код?

– Да, на службе у магоса Кортесвайна, – ответила Иланна.

– Кортесвайна? Дело становится всё лучше и лучше! – произнёс Котов.

– Кем был этот Кортесвайн? – спросил Робаут.

– Он был великим человеком, – сказала Иланна. – Или, по крайней мере, был им, пока не исчез на Ктельмаксе. Он был всецело предан Культу Механикус, но в душе оставался зифианцем.

– Я не знаю, что это означает, – произнёс Танна.

– Это означает, что он придерживался идеалов инноваций и понимания, искал объяснение технофункциональным возможностям, которые не полагались на вмешательство божественной сущности.

– Вы видите? – сказал Котов. – Богохульство!

Иланна проигнорировала его:

– Возможность применения ксенотехнологий к существующему имперскому оборудованию очаровала Кортесвайна, и он осмелился усомниться в запрещавших это устоявшихся догмах. Вы должны понять, что Инкаладион был миром, где покоилось множество поражённых порчей машин. Военная добыча после битвы с Вечным врагом. Техника и оружие, заражённые скрапкодом и наполненные варп-сущностями. Адепт Кортесвайн создал разновидность гексаматического дизассемблерного языка, который мог разорвать связь между машиной и любым движущим духом в её сердце.

– Проклятье всех машин! – воскликнул Котов.

– Это был способ освободить машины от порчи, – произнесла Иланна с возмущённой вспышкой бинарного кода. – Магос Кортесвайн спас тысячи машин, души которых пребывали в муках.

– Убив их, – сказал Котов.

– Освободив их, чтобы вернуться к Акаше, – возразила Иланна. – Готовыми к перерождению в новом теле из стали и света.

– Вы можете сделать то же самое? – перешёл к делу Танна.

Иланна кивнула:

– Я разделила код Кортесвайна на части и сохранила в блоках резервной памяти. Инфонадзиратели основательно поработали в своём expurgatorius, но всё же недостаточно основательно. Вот как я смогла взломать нелинейные блокировки универсального транслятора и заставить его снова заработать.

– Этот код может ранить зверей?

– Думаю, да, – ответила Иланна.

– Сержант Танна, вы не должны использовать этот код, – взмолился Котов. – Он нарушает все принципы Культа Механикус.

– Он может помочь сражаться с теми тварями? – спросил Танна. – Ответьте честно, архимагос, от этого зависит слишком многое.

В течение долгого времени Иланне казалось, что Котов не станет отвечать, его ноосфера показывала противостояние между вероятностью смерти от когтей тиндалосов и ценой разрешения на использование несанкционированной технологии.

– Да, – наконец сказал он.

Танна вложил в её руку меч:

– Тогда сделайте это.

 

Микроконтент 14

Архимагос Телок стоял на вершине высокой башни из стекла и стали, и смотрел на свой умирающий мир. По восковому лицу протянулись трещины, сложившись во что-то похожее на усмешку, когда он впервые ясно увидел его за двадцать пять веков.

Каждый универсальный транслятор в пределах пятисот километров работал на максимальной мощности, и Телок стоял в центре распространявшегося спокойствия. Вдали за пределами их действий мерцали потрескивающие столбы молний, переправляя всё новых воинов его кристаллической армии на “Сперанцу”.

Атака развивалась успешно. Уже было захвачено множество периферийных палуб и главных темплумов. После достижения сингулярности сознания среди воинов-конструктов, полный контроль над кораблём стал математически достоверным.

Телок воспользовался моментом, чтобы насладиться ярким лазурно-синим цветом неба. Атмосфера Экснихлио столь долго страдала от выбросов токсичных веществ и электромагнитного искажения, что он забыл, какой ясной она была.

Цвет был таким, каким он представлял и небеса Терры в далёком прошлом. Или, возможно, её океаны. Древние истории были так переполнены гиперболическими намёками о подобных вещах, что было трудно с уверенностью утверждать что-либо определённое.

Когда он вернётся на Марс и переделает звезду системы, планеты Солнечной системы возродятся, освободившись от прогнивших институтов и ограниченных кретинов на своей поверхности.

Также как и поверхность Экснихлио скоро будет очищена.

Микромеханическая деградация до основания пронизывала весь этот мир с момента захвата хрудов, и без противостоящего ей Дыхания Богов распад всей планеты ускорится по экспоненте.

Телок бросил последний взгляд на окружавший мир, который он построил, и решил, что ни капли не будет по нему скучать. На самом деле он с нетерпением желал увидеть, как его сорвёт с орбиты и уничтожит в разрушительном каскаде временных землетрясений.

Почти в километре внизу у основания гигантской башни стояли казавшиеся крошечными из-за расстояния тысяча кристаллитов, сверкающий почётный караул и свидетели наивысшей точки его величайшего успеха.

Словно собравшиеся на проповедь прихожане, они окружили огромный серебристый купол, куда Телок направил кристаллический корабль с недоверчивыми пассажирами. Телок почти испытывал жалость к Котову, бедному дураку, который думал, что пришёл сюда спасти благодушного изгнанника, а не стать пойманной в ловушку добычей.

Он признал, что допустил ошибку, сразу не убив Котова и его спутников, но тщеславие и эго не позволили бы такому моменту пройти без того, чтобы Котов в полной мере не осознал гениальность Телока. Вызывало досаду, что тиндалосы не убили их в первой стычке, но магос с символами осуждения проявила изобретательность во владении запрещёнными искусствами. Гейс в тиндалосах стал ещё сильнее, доведя их жажду до почти невыносимой глубины. Они уже затягивали новую крепкую сеть вокруг Котова.

И тогда эта висящая нить будет обрезана.

Телок поднял зазубренные кристаллические руки к небесам и широко развёл их, словно какой-то безумный проповедник, готовый явить миру свой шедевр.

И ранее невидимый шов разделил купол пополам.

Дугообразные половины начали расходиться, каждая складывалась по направлению к земле так плавно, что отсюда казалось, словно сегменты просто убирались друг в друга. Эллиптическое отверстие расширялось с каждой секундой, открывая зияющую пустоту. Атмосфера стала напряжённой, как если бы ткань вселенной знала, что происходило какое-то коренное изменение.

В конечном счёте, обе серебряные половины купола полностью исчезли в земле, и на его месте осталась чёрная пропасть шириной в четыре километра. Из неё показались облака охряного пара, словно дыхание.

Телок улыбнулся уместности сравнения.

Он поднял руки, словно заклинатель в самый напряжённый момент призыва или телекинетик, вознамерившийся поднять космический корабль. Хотя, по правде говоря, непосредственно он ничего сейчас не поднимал.

Над пропастью возникло туманное марево отражённого света, напоминая блестящий рой микроскопических отражений. Искажение распространилось завесой умбры, пеленой тумана электромагнетизма, который поднимал Дыхание Богов из заточения в глубинах планеты.

Оно появилось без неуместной поспешности, слишком быстрый подъём нарушил бы запутанный танец непостижимой внутренней архитектуры.

Как всегда Телока очаровало его великолепие.

Даже спустя миллионы лет после заключения, на которое его обрекли его же создатели, и вынужденных мук бездействия, Дыхание Богов всё ещё обладало завораживающей мощью.

Гигантский вихрь невозможных серебряных листьев и вращавшихся граней покинул столь долго являвшуюся домом гробницу, словно недавно спущенный корабль, который впервые поднимался из сухого дока к звёздам.

Телоку показалось, что его внешние края, и без того уже неизмеримые и непостоянные, расширялись. Дыхание Богов покинуло пещеру, где он собрал мерцающие остатки ксеносознания, и теперь могло принять больший масштаб?

Жидкий свет засиял над площадью, проливаясь на собравшихся кристаллитов подобно серебряному дождю. Очертания машины кружились и цеплялись за воздух, смеясь над всеми физическими законами, каждая часть технологии ксеносов вращалась вокруг собственного непостижимого центра невесомости.

Дыхание Богов поднималось в воздух с величественным изяществом.

К ожидавшим его огромным трюмам “Сперанцы”.

Блейлок позволил сенсориуму “Сперанцы” заполнить себя болью. Каждая захваченная палуба образовывала внутри него пустоту, вызывая острое чувство потери. Дахан и капитан Хокинс прилагали все усилия, чтобы остановить кристаллических врагов, но подавляющее численное превосходство противника начало сказываться. Мгновенная координация и связь между различными подразделениями нападавших перевешивали преимущество защитников корабля в подготовленности и знакомстве с конструкцией ковчега.

Блейлок, не двигаясь, сидел на командном троне, подключённый к сенсориуму при помощи нейронного извивавшегося кабеля из позвоночника. Инфопризмы под полированным стальным потолком мостика стали тусклыми и безжизненными, все загрузки теперь проходили через него.

Сознание фабрикатус-локума разделилось на сотни отдельных нитей, каждая управляла охватывающей корабль системой, пока он боролся за сохранение работоспособности “Сперанцы”. Война за удержание физических пространств ковчега Механикус не была единственной войной.

Неизвестные нападавшие сражались в инфосфере.

Золотые переплетающиеся нити Галатеи душили жизненно важные системы “Сперанцы”, в то время как другое присутствие планомерно сжигало их кодом, который оказался мощнее и чище всего когда-либо виденного Блейлоком.

“Сперанца” сопротивлялась? Являлось ли это разновидностью врождённого и до настоящего времени неизвестного защитного протокола, который, словно, наконец, пробудившаяся спящая иммунная система, сражался с инфекцией. Блейлок понятия не имел, но увиденного в инфосфере смертоносного кодового огня было вполне достаточно, чтобы держаться на безопасном расстоянии.

Криптаэстрекс и Азурамаджелли напрямую подключились к своим системным хабам при помощи множества нейронно-импульсных кабелей. Смертельная схватка в инфопространстве не самым лучшим образом сказывалась на ноосфере, и сильная дрожь, сотрясавшая надстройку корабля, сделала тактильные способы соединения ненадёжными.

Хотя оба старших магоса были воинственными, им хватило здравого смысла оставить непосредственное управление боевыми действиями Дахану. Они также защищали “Сперанцу”, но по-своему. Криптаэстрекс обеспечивал постоянное поступление боеприпасов и военно-материальной части к сражавшимся когортам, а также отключал энергию и силу тяжести в захваченных отсеках.

После гибели Сайиксека к нему перешло управление инжинариумом, но все воззвания к духам двигателей отклонялись, не предоставляя доступа к ритуалам запуска. Телок стоял за этим или Галатея, но “Сперанца” не могла покинуть орбиту.

Азурамаджелли вёл свою войну за пределами корпуса “Сперанцы”, пытаясь запустить щиты и создать некоторую форму защиты против неослабевающих разрядов телепортационных молний. Щиты упорно отказывались активироваться, но изменяя плотность и полярность гравиметрических полей вокруг ковчега Механикус, он сумел отклонить множество разрядов.

Пассивные ауспики показывали тысячи безжизненных и неподвижных неудачно переместившихся кристаллических существ, дрейфующих в космосе. Каждый успешный гравиметрический взрыв или провентилированный отсек вызывал машинный рёв смеха из аугмитов Азурамаджелли или Криптаэстрекса, когда они поздравляли друг друга с особенно впечатляющим уничтожением врагов.

< Если бы я не знал вас лучше, то поклялся бы, что вы двое и в самом деле наслаждаетесь происходящим, > произнёс Блейлок. < Впервые вижу, чтобы вы охотно сотрудничали. >

< Наслаждаемся происходящим? > ответил Криптаэстрекс. < Подобное развитие событий не продлится долго, если он продолжит позволять множеству этих проклятых тварей беспрепятственно телепортироваться на корабль! >

< Если бы вы смогли убедить двигатели заработать, мне бы вообще не пришлось этим заниматься! >

Криптаэстрекс выпустил бинарное ругательство, когда перемещавшийся по индукционному рельсу транспорт со снарядами для роторной пушки перехватил недавно появившийся отряд захватчиков.

< Чёрт бы побрал вас и ваше отвлечение, > произнёс Криптаэстрекс, и естественный порядок вещей был восстановлен.

Азурамаджелли ответил язвительным оскорблением и вернул внимание к топографам корпуса, пытаясь упредить появление следующей перемещавшей врагов молнии.

Только Галатея не участвовала в защите корабля, что не удивило Блейлока. После начала атаки машинный гибрид почти ничего не произнёс. Он шагал по нефу и вдоль мостика на разрегулированных ногах, подёргиваясь и прихрамывая, словно сражался сам с собой.

< Блейлок, вы видите это? > спросил Азурамаджелли. < Атмосфера! >

Блейлок перенаправил основное познавательное сознание за пределы корабля. Восприятие мостика исчезло, и он превратился в огромного бестелесного наблюдателя. Ему даже не потребовалось время, чтобы увидеть, о чём говорил Азурамаджелли. Пока большая часть Экснихлио так и оставалась во власти гиперкинетических штормов или неистовых электромагнитных искажений, внизу среди бурь образовалась тысячекилометровая пустота.

Как и антициклонический шторм Ока Юпитера, она представляла собой совершенную эллиптическую сферу. Улучшенные увеличители Блейлока заметили два запущенных ранее Криптаэстрексом геоформирующих корабля. Каждая терраформирующая десятикилометровая плита казалась незначительным чёрным пятнышком на фоне очищенного внизу неба.

< Вы видите это? > Раздался в голове голос Азурамаджелли.

< Вижу, > ответил Блейлок.

< Думаете, это снова архимагос Котов? >

Блейлок задумался.

< Нет, здесь на лицо признаки преднамеренного действия, > произнёс он. < В этом событии нет ничего случайного. Перед нами завершающая часть всего происходящего. >

< Телок? >

< Кто же ещё? >

< Тогда какие наши действия? >

Блейлок снова сконцентрировался на мостике.

Галатея стояла перед командным троном, её голова находилась всего в нескольких дюймах от лица Блейлока. Серебряные глаза тела-марионетки впились в него со светом, который казался настолько же ярким настолько и рассеянным. Блейлок отшатнулся от запаха перегретых биопроводящих гелей и сожжённой электроники перегруженных источников питания.

< Галатея, > произнёс он, но машинный гибрид не отреагировал, словно не понял сказанного. Он попробовал снова, на этот раз, воспользовавшись обычным голосом:

– Галатея.

– Да, Таркис, – ответила она, отстраняясь с рассеянным выражением лица.

– Чего вы хотите?

– Хотим?

– Да, – сказал Блейлок. – Чего вы хотите?

Внимание машинного гибрида разделилось на слишком много отдельных частей, чтобы сфокусироваться на чём-то одном? Затем в центре ненавистных серебряных глаз появилось некоторое просветление. Блейлок услышал болезненный вой оптических приводов.

– Ах, Таркис, чего мы хотим… – произнесла Галатея, с лязгом направившись к посту Азурамаджелли. Если не принимать во внимание принципиальное расхождение в познавательных способностях, они, возможно, происходили из одного мира-кузни. – Вы видите разрыв в атмосфере? Вы понимаете, что это означает? Его важность?

Блейлок не был уверен, что именно имела в виду Галатея, и ответил, опираясь на своё видение:

– Это означает, что мы можем отправить помощь архимагосу Котову, – сказал он.

– Не важно, – ответила Галатея. – Мы вообще не это имели в виду.

– Тогда что вы имели в виду?

– Отрубите голову – и тело умрёт, – сказала Галатея.

– Что?

– Это означает, что после тысяч лет мы, наконец, можем исполнить цель, ради которой пересекли Шрам Ореола, – произнесла Галатея. – Теперь мы можем спуститься на Экснихлио и встретиться лицом к лицу с архимагосом Телоком.

Давление в инфотоке Виталия опасно выросло, ноосфера мерцала от ощущений, и он знал, что на его лице появилась сумасшедшая усмешка, пока он сидел подключённый к кафедре. Благодаря установленному в черепе над входом в кузню “Электрус” пиктеру он видел молитвенный коридор, освещённый мелькавшими потоками зелёной энергии и летевшими в ответ алыми лазерными разрядами.

Палубу покрывали стеклянные осколки атакующих существ, как и несколько разорванных трупов скитариев. Первое столкновение свелось к жаркой схватке с использованием силового оружия и энергетических клинков из мерцающего кристалла.

Виталий предположил, что оно было похоже на сражения древности, когда рычащие и тяжело дышащие люди в простой металлической броне смыкали щиты и толкались друг с другом, нанося колющие удары мечами в ноги, шею и пах, пока одна из сторон не уступала. Кроваво, смертоносно и крайне неэффективно.

Окровавленные скитарии отступили к огневым позициям вокруг закрытой двери, а кристаллические существа начали волна за волной атаковать “Электрус”, словно ведомые волей улья охотники выводка тиранидских роев.

Подключившись к внешним защитным системам, Виталий и Манубия сражались вместе со скитариями, хотя и оставались внутри в безопасности.

< Чрезвычайно интуитивный опыт, > произнёс Виталий в общем пространстве разумов “Электрус”. < Теперь я понимаю, почему некоторые воинственные люди едва ли не жаждут жестокую и сладкую песнь сражения. >

< Вы чувствовали бы себя по-другому, если бы находились на линии огня вместе с истребительными группами, > сказала Манубия со своего поста, управляя оружием, защищавшим второй коридор к “Электрус”.

< Не сомневаюсь в этом, но не дело магосов Адептус Механикус участвовать в перестрелках и получать ранения, > ответил Виталий, корректируя прицел стационарного мультилазера. < Не Грасс ли сказал, что для битвы Омниссия благословил нас скитариями? >

< Неужели? Для магоса, который так думал, Дельфан слишком часто участвовал в перестрелках. >

< Вы его знали? >

< Наши пути… однажды пересеклись на Карис-Кефалоне, > сказала Манубия.

Виталий прочитал предупреждение в ноосфере Манубии и не стал продолжать расспросы, а вместо этого выровнял ствол мультилазера на группе кристаллических тварей со щитами.

Лазерные разряды отражались от щитов или без всякого вреда рассеивались в их решётчатой структуре. Скитарии были оснащены улучшенными механизмами прицеливания, но не обладали повышенной точкой обзора Виталия или лёгкостью прикосновения. Он совсем чуть-чуть сместил прицел мультилазера, учитывая рассеивание, и выпустил шесть последовательных импульсов.

Мощные лазерные разряды испарили встроенные микроскопические машины в воссозданном черепе, затем разделились и преломились, поразив ещё троих щитоносцев.

Едва между щитами появилась брешь, как пара имплантированных гранатомётов выпустила пару вращавшихся кассет точно в центр врагов. Экран Виталия померк в хаосе взрыва, когда осколки острого стекла посыпались ломким дождём.

Виталий закричал от волнения и радостно продолжил охотиться на новые цели.

< Осторожнее, > предупредила Манубия. < Не расслабляйтесь, Тихон, именно в этот момент они достанут вас. >

Более истинных слов невозможно было произнести.

Огромный зверь неуклюже появился из-за угла, великан из стекла и непрозрачного кристалла. Он не обращал внимания на лазерные разряды, а гигантский кратер в его груди заполняло ядро потрескивавших энергий, напоминавшее встроенный реактор.

< Аве Деус Механикус! > воскликнул Виталий, когда существо упёрлось в палубу похожими на камни кулаками. < Что это? >

Поток зелёного огня пронёсся по коридору и врезался в дверь кузни. Внешние пиктеры сгорели, их боль передалась через связь в пространстве разумов.

Виталий отключился и выдернул инфошипы из кафедры. Внезапное разъединение вызвало дезориентацию, и он почувствовал, как руки и ноги дрожат от отражённой боли. Ничего не было видно кроме помех, пока мозг переключался от восприятия мира через поднятый пиктер на оптику Виталия.

Авреем Локк по-прежнему сидел на троне перед хором бритоголовых адептов. Они распевали молитвенные стихи квантовых рун, базовые песнопения для увеличения эффективности отремонтированной машины.

Непроизвольные подёргивания всего тела Локка сказали Виталию, что тот продолжал вести свою безмолвную войну с Галатеей в инфопространстве “Сперанцы”. Два близких друга Локка без дела сидели рядом, словно считали, что происходящее их не касалось. Виталия разозлило, что тот, которого звали Хоук, носил татуировку Гвардии, но не взялся за оружие.

Прямо напротив Виталия располагалась подключённая к своей кафедре Хирона Манубия, её глаза двигались из стороны в сторону под веками. Звуки развернувшегося за пределами кузни сражения доносились даже несмотря на грохот оборудования: взрывы, выстрелы, дикие военные крики, бьющееся стекло. Второй вход держался, но, что насчёт входа, защиту которого поручили ему?

Виталий подозвал товарищей-крепостных Локка, пока пять скитариев занимали позиции позади неисправного оборудования, сваленного в грубые баррикады перед дверью. Бело-зелёные капли расплавленного металла бежали по её внутренней стороне, и Виталий отметил значительное отклонение от обычного вертикального положения.

– Мы должны стоять здесь? – спросил Койн, нервно касаясь предохранителя тяжёлого штурмового пистолета, словно держал в руках ядовитую змею. – Дверь может не выдержать в любой момент.

– Именно поэтому мы и должны стоять здесь, – ответил Виталий, теперь понимая слова Манубии о том, что значит находиться на линии огня. Он оглянулся на трон и увидел командира группы скитариев, который тащил Хоука и толкал тому в руки лазерное ружьё.

Хоуку придётся сражаться, хочет он того или нет.

Как и всем им.

Виталий снял с пояса гравитонный пистолет Манубии, произнёс бозонные литании и нажал на кнопку активации. Оружие издало довольный гул, и он почувствовал, что оно стало тяжелее в руке.

– Интересно, – сказал Виталий. – Местные гравитационные колебания. Вполне ожидаемо, полагаю.

Скитарии заняли позиции за укрытиями, нацелив на дверь внедрённое оружие. Виталий увидел несколько бронебойных пушек и роторных карабинов. Два полностью бронированных воина с закрытыми шлемами лицами были вооружены громовыми молотами и коническими пронзающими булавами.

Центральная секция двери упала внутрь, уступив необычной силе оружия кристаллитов. Структурная целостность разрушилась, и остальная часть двери быстро последовала её примеру. Виталий заметил двигавшиеся в тумане испарявшегося металла фигуры и поднял гравитонный пистолет. Ствол задрожал, когда химикаты инфотока забурлили по всему телу.

Кристаллические существа ворвались в разрушенную дверь. Первых сбили очередями из автоматического оружия, разбив на осколки с красными краями. Ещё больше врагов атаковало, переступая через останки.

Дугообразные лучи зелёного света устремились в “Электрус”. Виталий знал, что должен стрелять, но пистолет в руке словно превратился в археотек, которым он понятия не имел, как пользоваться. Залпы подавляющего огня ударили по флангам нападавших, но тех не заботило собственное выживание. Обвитый зелёным пламенем кристаллический шип уставился на него. Виталий понимал, что должен двигаться, но вместо этого начал всматриваться, пытаясь определить, каким образом энергии наполняют оружие излучаемыми волнами.

Руки схватили его и потянули вниз за баррикаду, раздражающе помешав закончить спектроскопический анализ.

– Что, во имя Тора, вы делаете? – воскликнул Койн, держа штурмовой пистолет у плеча. – Вы хотите умереть?

– Конечно, нет, – ответил Виталий, одинаково поражённый нелепостью вопроса и собственным глупым поведением. Являлась ли концентрация на маловажных деталях обычным делом во время перестрелки? Все солдаты так себя чувствовали под огнём? Возможно, Дахан знает.

Возможно, изучение физиопсихологии…

Виталий боролся, пытаясь справиться с паникой, понимая, что страх толкал разум искать самосохранение в аналитических механизмах.

Койн вслепую стрелял поверх баррикады, и Виталий последовал его примеру. Он, не целясь, выстрелил из гравитонного пистолета, доверив воинственному духу оружия найти цель. Что-то взорвалось и разрушилось.

Хоук смеялся, выпуская во врагов контролируемые очереди лазерного огня. Он стрелял с укоренившейся эффективностью гвардейца. Виталию показалось, что он плачет и кричит что-то о том, что Император ненавидит его. Это было бессмысленным, но что на войне вообще имело смысл?

Гравитонный пистолет в руке задрожал, указывая на готовность снова вести огонь. Виталий знал, что должен подняться и выстрелить, но от мысли подставить тело под возможное ранение его словно парализовало. Стоявшее сзади оборудование взорвалось от падания пары зелёных разрядов во внутренние механизмы.

Виталий вздрогнул, когда слышал, как умер дух-машина.

Рядом на палубу рухнул боец-скитарий. Вся левая половина тела воина испарилась от оружия ксеносов, оставшаяся часть черепа представляла собой почерневшую чашу мозгового вещества и кибернетических внедрений.

Виталий в ужасе отвёл взгляд. Койн вскрикнул, упал за баррикаду и сжал руку. Его предплечье превратилось в почерневший обрубок. Глаза Койна от шока расширились словно блюдца.

– Каждый раз, – произнёс он. – Каждый чёртов раз…

Больше выстрелов засверкало. Больше взрывов.

Виталий заставил себя встать на колени и выглянул, собираясь выстрелить из гравитонного пистолета. Он уставился на огромное похожее на великана существо с потрескивающей энергетической сетью в груди. Бледно-зелёный свет наполнял тело, словно освещённая диаграмма нервной системы.

Виталий нажал на спусковой крючок, и кристаллическое чудовище мгновенно рухнуло на палубу. Оно разлетелось на осколки, словно на него наступил невидимый титан “Император”.

В бой вступили скитарии, вооружённые рукопашным оружием. На глазах у Виталия один из воинов вонзил огромную дрель в живот рогатого кристаллического зверя. Тот взорвался шквалом острых осколков, и Виталию показалось, что он услышал миллион криков, которые вырвались из тела умиравшего врага. Воин с громовым молотом размахнулся и уничтожил ещё троих, их тела раскололись во взрывах стекла и кристалла. Ещё двое пали под широкими ударами. Вращавшийся осколок задел щёку Виталия, и он вздрогнул от внезапной боли.

Первый воин погиб, когда очередь коллимированного огня с точностью лазерного скальпеля разрубила его в поясе пополам. Он с криком упал, но продолжал сражаться, даже когда его внутренности вываливались на палубу. Его напарник погиб секунду спустя, когда три существа с вытесненными из рук клинками окружили его и рассекли на части безжалостными ударами, которые казались слишком жестоким, чтобы быть полностью механическими.

Виталий прицелился из гравитонного пистолета в убийц воина. Он нажал на спусковой крючок, но оружие сердито загудело, его дух ещё не восстановил силы, чтобы стрелять снова. Виталий смотрел на вражеских чудовищ, массовых убийц, выкованных из костей древней науки сумасшедшим.

Хоук присел на корточки и рылся в ранце убитого скитария. Виталий надеялся, что он искал новую силовую ячейку, хотя на лицо были все признаки мародёрства. Койн почти потерял сознание, задыхаясь и уставившись на остатки своей руки.

Скитарии больше не стреляли. Почему они больше не стреляли?

Потому что они мертвы. Все мертвы.

И я скоро буду мёртв.

Кристаллические существа прицелились в дальнюю часть храма. Где Авреем Локк сидел на троне Механикус. Виталий вспомнил, как сам недавно говорил, что Галатея хочет захватить Авреема живым.

Как же он ошибся. Они пришли сюда убить его.

Постойте. Галатея? Это были воины-существа Телока…

Ожидаемому залпу убийственного огня так и не суждено было произойти.

Воющий вопль бесконечного гнева отозвался эхом от стен.

Виталий услышал металлический звук шагов. Животный рёв. Резкий треск окутанной энергией стали. Стекло взорвалось, когда что-то невероятно стремительное бросилось в самый центр кристаллических зверей.

Оно двигалось слишком быстро даже для улучшенной оптики Виталия, чтобы следить за движениями. Ему пришлось ограничиться мимолётными размытыми изображениями. Дистиллированный гнев, олицетворённое неистовство. Оно убивало без милосердия.

Визжащие электроцепы рассекали стеклянные тела на части как безумный хирург. Мощные усиленные убийственные мускулы разрывали напавших на кузню на бесполезные осколки инертного кристалла. Облачённый в металл череп разбивал стекло в порошок. Оно ревело, убивая, дикое создание ненависти и неутолимой жажды крови.

Виталий видел, как кристаллических существ уничтожили за считанные секунды, превратили в разбитые осколки машиной убийства, которая обрела человеческую форму.

И затем убийца направился к нему.

Виталий никогда не видел аркофлагелланта в бою, только в состоянии покоя.

И никогда не хотел бы увидеть такое снова.

Имя мерцало в прокручивавшемся в кроваво-красной оптике враждебном бинарном коде.

Расселас Х-42.

Аркофлагеллант остановился в считанных миллиметрах от Виталия. Он ухмыльнулся, обнажив острые железные зубы, и занёс когти для удара. Почтенный магос чувствовал жар его смертоносной мощи, желание убить, которое было глубже, чем в любых внедрённых боевых доктринах Механикус.

Эта тварь хотела убить его.

И на долю секунды Виталий решил, что так и произойдёт.

Затем, посчитав, что он не представляет угрозы, убийца протолкнулся мимо и встал перед Авреемом Локком, как телохранитель Ассассинорума.

Виталий подавил желание убежать, и в этот момент увидел большую тень, которая вырисовывалась в свете пламени у разрушенной двери.

Там стоял высокий и облачённый в тяжёлые пластины шипящей пневматической брони Тота Мю-32, чей хромовый плащ вздымался в резких порывах жаркого воздуха. Он ударил увенчанным клинком посохом по полу, словно объявлял эту кузню снова принадлежавшей Механикус. Позади него виднелась фигура в кремовой мантии с монозадачной аугметированной рукой и вдавленной железной пластиной черепа.

Судя по ноосферным идентификаторам, его звали Исмаил де Ровен.

Тот, Кто Вернулся.

За Исмаилом и Тота Мю-32 расположились сто воинов в кольчужных облачениях и одеяниях протекторов Механикус. Они выглядели внушительно благодаря боевой аугметике и множеству до абсурдно смертоносного оружия.

– Мы пришли защитить благословлённого Машиной, – произнёс Исмаил и чёрные слёзы потекли по его лицу.

– Со всеми средствами в нашем распоряжении, – завершил Тота Мю-32, с отвращением посмотрев на Расселаса Х-42.

– Возможно, вы опоздали, – заметила Хирона Манубия.

Виталий не понял, что она имела в виду.

Пока не проследил за её взглядом.

И увидел лужу крови вокруг трона Механикус.

Первым, что поразило Робаута после подъёма из чёрных глубин Экснихлио, стало абсолютно ясное синее небо. В последний раз он видел такое чистое небо на Иаксе, когда на первую годовщину взял Катен в путешествие по системе к месту Первого приземления. Он никогда не ожидал снова увидеть что-то подобное, но безоблачные небеса Экснихлио были столь же синими, как и в воспоминаниях, оставшись навсегда чистейшим океаном.

Исчезли былые стратосферные штормы и разряды молний на горизонте. Отсутствовали даже малейшие следы насилия над атмосферой.

Также он был рад убедиться, что понимание Котовым глубинной инфраструктуры Экснихлио оказалось правильным. Повсюду искрили линейные индукционные рельсы, которые словно изящные аркбутаны пронизывали стальные каньоны между комплексами закрытых транспортных ангаров.

Множество серебристых поездов с коническими носами стояли на гудящих рельсах, окружённые неподвижными сервиторами с безвольными лицами и пустыми глазами. Лишённые команд, они слонялись без дела, ожидая приказов, которые никогда не поступят.

Робаут шагнул в свет, прикрыв ладонью глаза и улыбаясь вновь увиденным чистым небесам. Невидимая ноша упала с его плеч при виде такого синего великолепия.

– Что случилось? – спросил Танна, сняв шлем и вдохнув чистый воздух. – Где штормы?

– Ультрабыстрое терраформирование, – ответила Павелька, ссутулившись и вымотавшись от долгого подъёма. – Активированы все универсальные трансляторы на сотни километров вокруг.

– Зачем?

– Эндшпиль Телока, – сказал Котов, показывая между ромбоидальными башнями раздваивавшегося индукционного рельса. – Их запустили по той же самой причине, по которой мы активировали одну из них – чтобы доставить кое-что на “Сперанцу”.

Робаут проследил за механодендритами архимагоса и почувствовал комок тошноты в животе, когда увидел болезненное мерцающее сияние.

– Нет… – произнёс он, глаза заслезились от размытых очертаний вращавшихся переплетённых серебряных листьев и невозможных углов. Это разыгралось его воображение или Дыхание Богов стало больше? О его размерах вообще можно было что-то говорить с определённостью?

Один за другим подходившие эльдары, смертные, Механикус и постлюди с изумлением наблюдали за вознесением адской машины Телока. Независимо от происхождения, каждого из них заворожил неестественный свет и попрание физических законов.

– Отвратительное рождение, – произнесла Бьеланна. – Слёзы машины Ингир покинули погребальную утробу.

В глазах ясновидицы вспыхнули жестокие огоньки, и бремя возраста, которое видел Робаут, ушло. Чёрные линии под фарфоровой кожей стали золотыми прожилками на самом бледном мраморе. Казалось, что каждому из эльдаров придало сил излучаемое Дыханием Богов сияние. Полезное напоминание о том, что их чувства были сделаны не из того же теста, что человеческие.

– Всё время становится единым, – сказала она. – Даже когда нити прошлого и настоящего перерезаются, круговорот машины притягивает новые нити из будущего.

– Что это значит? – спросил Робаут.

– Новая жизнь дарует свой свет тем, кто её окружает, – ответила со слезами на глазах Бьеланна. – Это означает, что я обновляюсь. Это означает, что те, кого я считала потерянными навсегда, ещё могут получить шанс на жизнь.

Поезд представлял собой широкофюзеляжный грузовой транспорт. Он почти бесшумно и на невероятной скорости нёсся по линейным индукционным рельсам среди высоких шпилей мира-кузни. Он проезжал сквозь многочисленные промышленные комплексы, и внутри каждого виднелись явные признаки навсегда оставленного мира. Дыхание Богов поднималось на “Сперанцу” и Экснихлио больше не было нужно Телоку.

В каждой кузне неподвижно стояли сервиторы, чей трудолюбивый и исполнительный труд больше не требовался. Без их внимания оборудование грохотало и приближалось к опасной черте, за которой последует разрушение.

Машины Экснихлио умирали. Монолитные инфохранилища плавились без надлежащих обрядов успокоения. Генераторы изрыгали огонь и молнии, пока капризные реакторы вращались до критических уровней.

Котов находился в отделении водителя и пытался проложить маршрут, пока Павелька искала доступ к системам, ответственным за переключение рельсов.

Всё ради того, чтобы доехать до места, откуда поднималось Дыхание Богов.

До места, где был Телок.

А убийство Телока – это всё, что осталось Танне.

Он опустился на колени на решётчатый пол во втором отделении поезда, опустив перед собой меч острием вниз. Гарда оружия располагалась на уровне глаз, и Танна смотрел на образующего рукоять расправившего крылья беркута, восхищаясь искусным мастерством ремесленников.

Цепной меч нельзя назвать изящным оружием. Ни один знаменитый мечник никогда не владел им, и ни в каких эпических поединках никогда не сражались таким оружием. Это был клинок мясника, инструмент, созданный убивать настолько быстро и эффективно насколько возможно. И всё же этот клинок был совершенен, как и чёрный меч Варды. Дух внутри остался столь же острым, какими некогда были и его зубы.

Танна встал, поднял и повернул оружие. Он проверил вес клинка и сжал пальцы на рукояти, оценивая, как меч лежит в руке.

– Что-то изменилось? – спросил Варда.

– Легче на несколько граммов из-за выпавших зубьев, но во всём остальном не изменился, – ответил Танна.

– И мой, – согласился Варда, рассекая воздух полуночным клинком чёрного меча и внимательно изучая лезвие. – Думаешь, адепт Павелька всё же что-то сделала?

– Остаётся только надеяться, – сказал Танна. – Каким бы техноколдовством она не обработала клинок, я не могу его обнаружить.

Варда опустил меч и поднял руку Танны, к которой был цепью прикован меч. Звенья согнулись после схватки с тиндалосами.

– Твоя цепь, – произнёс Варда. – Она скоро порвётся.

– Ты беспокоишься, что я выроню меч?

– Нет, ни в коем случае, – ответил Варда.

– Тогда о чём?

– Настанет ли время, брат, когда я удостоюсь чести починить твою цепь, как ты починил мою.

Танна понимающе кивнул и сжал протянутую руку Варды, приняв предложенное чемпионом Императора братство. Остальные Чёрные Храмовники подошли к ним с обнажённым оружием и мрачными лицами.

Все они чувствовали одно и то же.

Крестовый поход близился к завершению.

Едва Танна подумал об этом, как крыша поезда смялась от множества сильных ударов. Оглушительный лязг железа о сталь. Похожие на мечи когти пробили металл, и гладкая крыша поезда отогнулась назад. Турбулентный воздух ворвался внутрь. Окна выбило, фюзеляж поезда смялся, и внутри захлестали высоковольтные кабели.

Танна бросился в сторону, когда что-то огромное и серебряное спрыгнуло в поезд. Громадное тело, оживлённое изумрудным колдовским огнём. В глазах пелена мёртвой статики и голод.

Выскользнули эбеново-чёрные когти.

– Тиндалосы! – крикнул он.

 

Глоссарий:

Bosonic Rites – бозонные литании

Caducades Mountains – Кадукадские горы

Cthelmax – Ктельмакс

data-stack – инфохранилище

Dataproctor – инфонадзиратель

Incaladion – Инкаладион

Jovian Eye – Око Юпитера

Martian synod – Марсианский синод

Secutor temple – храм Секутора

Zethian – зифианец

 

Микроконтент 15

Хокинс сражался на тренировочной палубе магоса Дахана больше раз, чем мог вспомнить. Но никакая симуляция, сколь бы сложной она не была, никогда не сможет полностью передать правду войны. Даже смертельно опасный подземный лабиринт каср Крета, населённый сумасшедшими варп-мутантами, вооружёнными кривыми ножами и “Потрошителями”, обладал атмосферой нереальности.

Но это?

Это было реальным.

Трупы, дымившиеся воронки и вопли – всё свидетельствовало о реальности этого боя. Неоновые потоки лазерных лучей и разрядов ксеносов заполнили располагавшийся на палубе имперский город, громадину из пласкрита и стали, который пахнул горячим металлом и маслом. Мобильные группы скитариев и вооружённых сервиторов сошлись в бою с врагом, который пробивался по открытому пространству к центру палубы.

Сотни сервиторов с бессмысленными взглядами бесцельно бродили по огромной площади с высокой статуей крылатого космического десантника посередине. Они напоминали Хокинсу впавших в прострацию гражданских, у которых не хватило здравого смысла убежать сломя голову, когда началась стрельба. Тысячи кристаллических воинов-конструктов игнорировали их, но всё же многие уже погибли в жарком перекрёстном огне.

Хокинс и командный взвод заняли позицию у правого борта палубы в недавно собранном здании величиной с пещеру. Их окружали вырванные взрывами куски арматуры и карбона. Укрывшись за обломками, с которых открывался вид на всё поле боя, Хокинс отдавал приказы подразделениям кадианцев на тренировочной палубе, крича в вокс-трубку, чтобы его услышали сквозь какофонию выстрелов. Позади него Рей и пять гвардейцев вели огонь сквозь торопливо проделанные амбразуры. Остальные солдаты перезаряжали оружие или готовили подрывные заряды.

Зелёный огонь отбрасывал неровные прыгающие тени.

Взрывы разносили собранные постройки на куски. Горящие тела падали среди опустошённых руин. Большинство были облачёнными в сталь скитариями, но встречались и кадианцы. Гвардейцы с алыми эмблемами роты Крид выпрыгивали из объятого пламенем здания.

Они бежали, стремясь укрыться в тени огромного и напоминавшего кафедральный собор комплекса, который доминировал над этой частью площади. Скоординированный огонь с многочисленных защитных валов и из бронированных дотов умело прикрывал их перемещение.

Ударная рота лейтенанта Геранд сражалась на оборудованных позициях в здании за углом, похожем на зал правосудия Адептус Арбитрес. Хокинс разделил роту Вальдора на мародёрствующие боевые группы и направил в полуразрушенные руины, откуда они должны были уничтожить врага продольным ракетным огнём.

Хокинс пригнулся, когда изумрудный взрыв взметнул осколки камня и куски решётчатой палубы. Он внимательно осмотрел поле битвы, пытаясь понять, не упустил ли возможность использовать какую-нибудь ошибку врага. Он ничего не увидел, но планировка города показалась ужасно знакомой. Что-то в глубине разума говорило ему, что он уже видел это место прежде, но где?

Дахан уже проводил их через подобную симуляцию? Нет, не похоже.

– Почему эта статуя никак не выходит у тебя из головы? – спросил он сам себя, а затем усмехнулся, когда внезапно пришёл ответ и он узнал поле битвы.

– Вот умный металлический ублюдок, – произнёс он.

– Что, сэр? – спросил Рей, пригнувшись под дымившейся импровизированной амбразурой. Едва переведя дыхание, Рей умело заменил силовую ячейку ружья.

– Знаешь, где мы находимся, сержант?

– Прошу прощения, сэр, но в вопросе какой-то подвох? – ответил вопросом на вопрос Рей, стирая пятна крови и пота со лба.

– Ну же, Рей, – сказал Хокинс, указывая на площадь. – Смотри!

– И что я должен увидеть, сэр?

– Ту статую. Кто это?

От непонимающего взгляда Рея Хокинс усмехнулся:

– Ну же, гигантский космический десантник с крыльями? Часто таких встречал?

– Лорд Ангелов? – наконец рискнул Рей. – Сангвиний?

– А теперь посмотри на здание позади него.

– Дворец Мира! – воскликнул Рей, и Хокинс едва ли не увидел, как у сержанта щёлкнуло в голове, когда сработали врождённые знания военной истории кадианцев. – Хай-Чжань! Это – чёртов Воген, сэр. Это – площадь Ангела.

– Вероятно, Дахан отправил сервиторов построить его, как только начался абордаж, – сказал Хокинс. – Он понимал, что полк кадианцев знает, как сражаться в Вогене.

– Возможно, он всё же разбирается в нас, – произнёс Рей, вернувшись к импровизированной бойнице.

Как и любой кадианский офицер Хокинс знал битву за Воген от и до. Из подробных отчётов солдат, которые сражались за столицу Хай-Чжаня, он знал все секреты города. Это давало им преимущество.

– В укрытие! – крикнул Рей. – Бежим!

Хокинс не стал переспрашивать и побежал. Внушительного размера сержант уже нёсся впереди, как спринтер двигая руками. Хокинс мчался к оставшимся после обстрела руинам, в которых он теперь узнал воссозданный трансформаторный хаб Зета-Лямбда.

Где сержант Олифант в одиночку отбил знамя роты у стаи мутантов в двести десятый день битвы.

От вспышки яркого света Хокинс увидел впереди свою тень. Сокрушительная взрывная волна ударила в спину, и его подбросило в воздух. Окружающий мир исчез, остались только грохот и шок взрыва, и он тяжело врезался в стену.

Столкновение выбило воздух из лёгких. Он попытался вдохнуть, наблюдая, как кипящая колонна зелёного света в форме гриба расцвела на модульной конструкции. Угол здания рухнул и в оглушительной лавине обломков увлёк за собой половину крыши.

– Вовремя предупредил, сержант! – воскликнул Хокинс, перекрикивая звенящее эхо взрыва. Он с усилием поднялся на колени, спина чувствовала себя так, словно на неё наступил дредноут.

– Они пустили в ход тяжёлых! – ответил Рей, поторапливая солдат укрыться в трансформаторном хабе.

Хокинс взобрался на дымившуюся плиту из прессованного бетона, из которой, словно конечности ракообразного торчала арматура. Сквозь клубы дыма и потоки зелёного огня он увидел, как на палубу вошли тяжёлые кристаллические существа. Неуклюжие напоминавшие крабов твари, множество чудовищных сороконожек и гиганты высотой с огринов, которые выглядели жёсткими и не склонными к лишним размышлениям.

Эти последние существа несли гладкие щиты, достаточно широкие, чтобы их можно было смело назвать осадными. Из многогранных шкур остальных выступали обвитые молниями шипы энергетического оружия, такие большие, словно предназначались для сверхтяжёлой техники.

– Нам нужны пушки побольше, – заметил Рей.

Хокинс кивнул, осматривая развалины трансформаторного хаба:

– Где Лет? – спросил он. – Где мой вокс-связист?

– Погиб, сэр, – ответил Рей, прижавшись спиной к склону разбитого кирпича. – Его и вокс-передатчик разорвало на куски.

Хокинс выругался и посмотрел туда, где рота Крид отражала фланговый удар кристаллических врагов. Даже сквозь дым было сложно не заметить напоминавшую кнут антенну связиста Крид.

– Прикрой меня, сержант!

– Что вы задумали?

– Мне нужен вокс, а у Крид он есть, – ответил Хокинс, повесив ружьё на ремень и присев на краю обломков.

– Здесь пятьдесят метров, сэр! – воскликнул Рей.

– Знаю, совсем близко, – сказал Хокинс, выскочил из укрытия и помчался изо всех сил. Стремительные разряды ударили рядом в палубу. Целились в него? Он не знал. Хокинс мчался, пригнувшись, перебегая от укрытия к укрытию, ныряя, перекатываясь и останавливаясь только перевести дух.

Он услышал крики впереди, солдаты подбадривали его. Вокруг, пронзая дым, замелькали лучи прикрывающего огня. Хокинс упал на последних двух метрах, и неуклюже перекатился к обожжённому и покрытому вмятинами борту укрытой в окопе “Химеры”.

Лейтенант Карха Крид ждала его у заднего защитного щитка гусеницы “Химеры”. У неё было тонкое лицо с острыми чертами и такими же высокими скулами и грозными лбом, как и у её прославленного дяди.

– Вы двое – самые везучие сукины дети, которых я когда-либо видела, – сказала она.

– Принято к сведению, лейтенант, – сказал Хокинс. – Постойте, двое?

– Вы помните, о чём я вас просил, сэр? – произнёс Рей, тяжело дыша и нахмурив под шлемом порезанный лоб.

– Я рассмотрел твоё предложение и решил не следовать ему, – ответил он, довольный, что Рей последовал с ним, не смотря на риск. Хокинс хлопнул сержанта по плечу и повернулся, обращаясь к Крид:

– Мне нужен ваш вокс, Карха. Мне нужно связаться с Яном Коллинсом в кузницах Тарентека. Нам нужны танки.

Крид кивнула и побежала за связистом. Хокинс воспользовался передышкой, чтобы осмотреть людей на позиции. Он прищурился, увидев двоих, которые заслуживали отдельного внимания:

– Что, чёрт возьми, вы двое тут делаете?

Гуннар Винтрас спустился со стрелковой ступеньки, он небрежно держал лазерное ружьё у бедра, словно какой-то катаканский охотник за славой.

– После всех тренировок, через которые меня прогнал сержант Рей, я подумал, что будет неплохо провести некоторое время в компании пехоты, – ответил Винтрас со своей невыносимой жемчужной усмешкой. – Просмотреть, чего стоят все эти разговоры о долге и чести.

Хокинс подавил желание ударить его и повернулся к Силквуд:

– А что насчёт вас? – спросил он. – Разве вы не должны быть на “Ренарде”?

– Эмилю не нужна моя помощь для управления шаттлом, – сказала она. – Кроме того, я – кадианка. Моё место здесь.

Хокинс понимающе кивнул и в этот момент прибежал связист. Судя по нашивке на плече, его звали Вестин. В рюкзаке за спиной гвардейца располагался громоздкий завёрнутый в ткань передатчик, исходящие от него волны тепла заволакивали воздух. Как и большинство связистов, Вестин был тощим и жилистым, с сутулыми плечами и вечно затравленным взглядом.

Хокинс развернул его и нажал на рукоять сбоку на передатчике. Он прижал вокс-трубку к одному уху, и зажал ладонью другое:

– Позывной каср Секундус, приём – произнёс он. – Проклятье, Коллинс, где ты? Где обещанные танки?

После секунды или двух помех в наушнике раздался голос офицера снабжения, как обычно уставшего от вопросов:

– Делаем всё возможное, сэр, – сказал он.

Хокинс вздрогнул, когда разряд зелёного огня пробил наклонную броню “Химеры”, заставив её покачнуться на гусеницах. Мелкий удушливый туман напоминавшего пепел материала взметнулся зернистым дымом. Он услышал крики вдоль линии защитников.

– Делай всё быстрее, Ян, – сказал он. – Мне нужны эти танки. И титаны то же, если ты хочешь пережить это тысячелетие.

– Титаны Сириуса не двигались с тех пор, как я здесь, сэр, – с отвращением проворчал Коллинс. – Куча дерьма насчёт обрядов пробуждения, надлежащих ритуалов и прочий вздор. Они перекрыли маршруты движения. Я не могу получить ничего в количестве, которое будет иметь хоть какое-то чёртово значение.

Хокинс раздражённо выдохнул и произнёс:

– Ясно. Делай всё, что можешь, я высылаю помощь.

– Помощь? Что? Я не… – ответил Коллинс, но Хокинс уже резко повесил трубку на вокс-передатчик Вестина.

– Вы двое, идите сюда, – сказал он, махнув Силквуд и Винтрасу. – Силквуд, полагаю, вы сможете управлять этой “Химерой”.

Она кивнула.

– Хорошо, отправляйтесь в носовые кузницы Тарентека. Вы разбираетесь в танках, поэтому помогите кадианцам вывести их как можно быстрее. Винтрас, отвесьте вашим братьям пинка и попросите принять вас обратно. Я хочу, чтобы “Лупа Капиталина” и “Канис Ульфрика” шли рядом с моими танками. Я хочу, чтобы вы снова управляли “Амароком”. Это ясно?

– Я никого ни о чём не прошу, – ответил Винтрас.

– Сегодня попросите, – сказал Хокинс, и его взгляд похоронил язвительный ответ Оборотня. Принцепс “Пса войны” кивнул и перекинул ружьё за плечо.

– Я хочу остаться, – возразила Силквуд. – Я хочу сражаться.

– Вы – дочь Кадии, – перебил Хокинс. – Выполняйте чёртовы приказы и катитесь отсюда!

До путешествия Бьеланны по Пути Провидца ей довелось пережить примитивную радость военной маски на Пути Кхейна. Она едва помнила эту часть своей жизни, кровавый ужас того, что она видела и делала, был заперт в непосещаемой темнице вечной памяти.

В бою существовал не только ужас, но и красота, изящная балетная поэзия в танце воюющих сторон.

В схватке с тиндалосами не было ничего подобного.

Разум Бьеланны отшатнулся от дистиллированной ненависти, исходящей из каждой металлической поры. Океаны крови цеплялись за них саваном сотни посвящённых убийству жизней.

Тиндалосы были слишком быстры, смертоносны и безжалостны для любой поэзии. Их смерти требовали жёстких быстрых строф, а не эпического мечтательного плача.

И какие воины подходили для такого боя лучше Жалящих Скорпионов и Воющих Баньши? В этом танце не было изящества, только возвышенно стремительные режущие удары когтей и мечей. Зубы щелкали, мандибластеры плевали. Сюрикеновые диски раскалывались при попаданиях, а по поезду разносились вопли и песнопения любимых дочерей Мораи-Хег.

Они не уступали в скорости тиндалосам, воплощениям ужаса с изогнутыми клинками вращавшегося хрома и изумрудного огня. Потрескивающие мандибластеры опаляли шкуры из необычного металла, а мечи превратились в размытые пятна призрачной кости.

Но сколь быстро и упорно не сражались эльдары, каждая рана затягивалась несколько мгновений спустя.

– Хватит, – прошептала Бьеланна, притягивая энергию пряжи. Она наполнила ясновидицу силой, которую та, казалось, не чувствовала целую жизнь. Давящие металлические стены “Сперанцы” душили связь с пряжей, а Экснихлио не позволял бросить ни одного якоря в настоящем.

Теперь эти отвлекающие факторы исчезли.

Бьеланна охотилась на зверя в пряже, просеивая тысячу вариантов вероятного будущего в секунду, пока не нашла грязную нить убийства, протянувшуюся назад в давно мёртвую эпоху.

– Да нависнет над тобой судьба Эльданеша, – произнесла она, притянув ткань будущего и перерезав нить зверя движением пальцев.

И в этот момент каждый клинок и взрыв убийственной энергии нашёл путь сквозь броню, сила воли Бьеланны слила судьбы воедино. Регенерирующее сердце чудовища разлетелось на куски, уничтоженное настолько окончательно, что никакая сила во вселенной не могла его восстановить.

Бьеланна взмахнула рунным мечом, целясь в голову тиндалоса, и рассекла челюсти. Череп зверя раскололся пополам и мёртвый свет в глазах погас навсегда. Враг рухнул на палубу безжизненной массой металла и механизмов.

Она повернулась на пятках, и бесчисленные варианты будущего хлынули в неё.

Тысячу раз тысяча поединков разворачивалась вокруг, эльдары и космические десантники двигались к песне будущего, сто возможностей порождали миллион возможных исходов, каждый в свою очередь разрастался паутиной вариантов в геометрической прогрессии.

Бьеланна видела их все.

Фюзеляж поезда прогнулся, когда тиндалос впечатал Танну в стену. Когти вонзились в доспех. Кровь побежала по чёрному панцирю. Танна ударил зверя коленом в живот. Металл деформировался, захват ослаб. Сержант высвободился и пригнулся, избежав мощного удара, который вырвал параллельные борозды в металлической обшивке за его спиной.

Плечо врезалось в него и сбило с ног.

Нога с когтями устремилась вниз. Он перекатился. Вскинул меч, парировал и ушёл в сторону.

Нельзя снова позволить оттеснить себя к стене.

Танна поднял меч и шагнул вперёд.

Их взгляды встретились. В глазах зверя не было ничего кроме желания увидеть его мёртвым. По крайней мере, в этом они были похожи.

– Давай, – прорычал он.

Тиндалос прыгнул. Он уклонился от атаки и с рёвом выдохнул. Меч ударил по жёсткой короткой дуге. Когти разорвали воздух. Клинок попал в верхнюю часть плеча. Зубья вгрызлись в металл, разбрасывая блестящие осколки. Танна сжал меч двумя руками и распилил вниз.

Враг не остался в долгу и ударил локтем. Прорезиненные уплотнения на бедре рассекло, и сержант заворчал, когда изогнутое лезвие скользнуло по кости. Он вырвал меч и размахнулся по безрассудно широкой дуге.

Он попал зверю высоко в шею. Обезглавливающий удар.

Острые зубья разорвали металл, кабели и биоорганические полимеры. Брызнула вязкая чёрная жидкость. От вопля зверя на мгновение отключились авточувства. Голова тиндалоса безвольно повисла, не отрубленная полностью, но всё же без сомнения получившая смертельный удар. Танна почувствовал горечь, когда увидел вокруг ужасной раны потрескивающую паутину красно-зелёного колдовского огня.

Он потратил мгновение, чтобы осмотреться и понять, как развивается ситуация. Один тиндалос атаковал Яэля, пока Варда и Иссур сражались с вожаком стаи. Ясновидица эльдаров стояла над павшим зверем, пока её воины сражались со вторым. Сюркуф и Павелька отступили в кабину водителя вместе с кадианцами, Котовым и двумя скитариями.

Это не тот бой, который могут выиграть смертные.

Поезд покачнулся на магнитной подвеске, поворачивая по крутой дуге. Точно спроектированный корпус пострадал от атаки тиндалосов, а во время движения на такой огромной скорости даже малейшее отклонение в аэродинамике могло привести к катастрофическим последствиям. Турбулентный воздух ворвался внутрь подобно урагану, и Танна схватился за туго натянутый кабель, когда направление ветра изменилось из-за поворота поезда.

Металлический пол вагона пошёл волнами, панели обшивки вздымались, словно паруса. Скоро магнитное соединение между поездом и рельсом исчезнет.

Потрескивающие паутины мороза протянулись по нескольким оставшимся в оконных рамах осколкам стекла, и Танна почувствовал во рту горький привкус. Отчасти от крови, отчасти от колдовства.

Он увидел, что шлем Бьеланны обвили мерцающие языки белого огня, похожие на прозрачный ореол психической энергии. Он понятия не имел, что она делала.

Тиндалос снова атаковал. Танна взмахнул мечом вверх. Голова зверя всё ещё безвольно лежала на плече. Зелёный свет в ране шипел и плевался, сражаясь за восстановление причинённых повреждений.

Но это не работало.

Внезапная уверенность наполнила Танну.

Он видел точное место, куда следует ударить, и понимал какую именно силу нужно приложить. Он совсем чуть-чуть изменил угол предполагаемой атаки. Вдохнул полные лёгкие воздуха и прыгнул навстречу тиндалосу. Цепной меч устремился по уже представленной дуге. Возникло сильное чувство дежавю.

Цепной меч ударил тиндалоса именно туда, куда он ожидал.

Зубья рассекли биомеханическое мясо и металл шеи, и разрубили грудную полость. Конечности зверя сжались, и Танна вырвал меч, заодно вытащив множество щёлкающих, жужжащих и потрескивающих механизмов. Пронизывающее машинные органы зелёное свечение стало тёмно-красным.

Тиндалос рухнул, статика в глазах потухла, когда он умер.

– Спасибо, магос Павелька, – произнёс Танна.

Яэль пронзил мечом сердце своего врага. Удар был настолько точным, словно был направлен рукой самого Дорна. Зверь развалился на части, как если бы в нём что-то взорвалось, он кричал и выл от ужасных мук, уничтожавших его изнутри.

Также сражались и эльдары, идеально точно нанося каждый удар и причиняя максимальный ущерб. Тиндалосы были обречены, техноволшебство кода Павельки лишило их регенеративных способностей, а психическое колдовство эльдарки ослабило скорость и умения.

Только зверь Варды и Иссура не собирался умирать. Мечники нанесли вожаку стаи множество ударов, но отвратительная энергия в его сердце была на порядок больше, чем у его сородичей. Он отступил от Храмовников и подошедших эльдаров.

– Возьмём его числом, – сказал Варда, встав рядом с Танной.

– Тр… тр… трое на одного, – сквозь зубы произнёс Иссур.

– Нет, – возразил Танна, когда поезд снова покачнулся. Ураганный ветер сорвал последний кусок крыши. Поезд вошёл в очередной поворот и на этот раз накренился сильнее. Танна увидел, что хвост состава начал сходить с рельс.

Первым эта участь постигла последний вагон, который упал в туман вопящего магнетизма и потянул за собой следующий. Оба превратились в обломки алюминия. Листовая сталь рвалась, как бумага. Их примеру последовал ещё один вагон, увлекая своим весом за собой остальных.

– Уходите все! – крикнул Танна. – Уходите в кабину. Немедленно!

Яэль протиснулся в тамбур кабины. Бьеланна и выжившие эльдары легко проскользнули внутрь, а в это время последний тиндалос повернул гигантский зазубренный череп и увидел то, что видел Танна.

Он направился по шатавшемуся из стороны в сторону вагону к ним.

– Вперёд! – крикнул Танна и приготовился. Он принял боевую стойку, согнув ногу. Варда и Иссур знали, что сейчас лучше не спорить. Они последовали за братом и эльдарами.

– Только я и ты, – произнёс Танна.

Тиндалос прыгнул и Танна пригнулся. Меч взметнулся, разрубая живот. Брызнули блестящие осколки разрезанного металла и маслянистая жидкость. Красно-зелёный свет заполнил рану. Зверь ударил в ответ, пробив когтями нагрудник. Танна почувствовал, как ноги оторвались от настила вагона. Он болтался, словно приманка на крючке. Он взмахнул клинком. Челюсти зверя сомкнулись на руке с мечом и плотно сжались.

Подобные кинжалам клыки пронзили керамит и плоть.

Танна взревел от боли, когда зверь повернул голову и оторвал правую руку. Меч остался в руке и висел между зубами чудовища на перекушенных звеньях цепи. Вожак стаи отбросил его и Танна покатился, прижимая обрубок руки к груди. Он поднялся на колени и в этот момент тиндалос навис над ним, злорадствующий убийца, который смаковал мгновения, перед тем как прикончить свою жертву.

Зверь повёл головой, видя, как всё больше вагонов слетают с маглева. Через несколько секунд падающий водопад доберётся и до него, но он не собирался оставаться здесь к этому времени.

Как и Танна.

Он бросился к тиндалосу и схватил свисавший меч оставшейся рукой. Пальцы сжались на обмотанной проволокой рукояти. Было невозможно вытащить цепь, её звенья прочно застряли в челюсти зверя.

Но Танна и не собирался вытаскивать меч.

Он изо всех сил вонзил клинок в пластину пола, вкручивая глубоко в лежавшие под ней механизмы. Тиндалос дёрнул головой, но цепь, связывающая клинок с его челюстью, только туго натянулась. Словно пойманный зверь он кружился и корчился, стремясь освободиться от оружия Танны.

– Мы умрём вместе, чудовище, – произнёс Танна.

– Нет, – сказал Варда, подхватив Танну под плечи и потащив назад. – Он умрёт один.

Танна удивлённо оглянулся.

Чемпион втащил Танну в кабину. Позади них тиндалос, наконец, освободил клыки от застрявшего меча. Он уставился на Храмовников безжалостным взглядом, словно уже представлял, как убьёт их.

– Пора, Котов! Отцепляйте! – крикнул Варда, когда зверь шагнул к ним. Поезд покачнулся, когда пришла пора и их вагону сойти с рельса. Танна услышал лязг расцепляемых штифтов.

Тиндалос прыгнул, когда вагон начал падать.

Он закружился, врезался в землю и взорвался.

Скорость и свирепость удара мгновенно уничтожили вагон, превратив некогда изящный корпус в ураган вращавшихся осколков и вздымавшихся обломков.

Танна выдохнул, а тем временем локомотив маглева уносил их всё дальше.

– Я сказал тебе уходить, – произнёс он.

– Я никого больше не оставлю, – ответил Варда.

Танки выдвигались на позиции, хотя и не достаточно быстро.

Ян Коллинс шагал по разметке для подготовленной техники храма-кузни магоса Тарентека, придерживаясь точно отмеченных пешеходных маршрутов. В ином случае он рисковал случайно оказаться на рабочих зонах палубы, где можно было запросто угодить под колёса или гусеницы проносившихся мимо тележек с боеприпасами или топливозаправщиков.

В кузнице кипела бурная деятельность: краны перемещали танки из отсеков хранения, непрерывно мелькали заправочные машины, из бункеров нижних палуб на цепях поднимали платформы с оружием. Повсюду сновали сотни техножрецов, указывая сигнальными жезлами направление движения полковой бронетехнике.

“Химеры” и “Адские гончие” собирались в роты и выдвигались в зоны ожидания, где в них загружали топливо и боеприпасы. Десятки техножрецов ходили среди армии бронетехники, подобно воинам-жрецам древности, каждый держал в правой руке кропильницу со священными маслами. За ними следовали распевающие молитвы сервиторы с курящимися жаровнями и лежавшими на мягких подушках реликвиями.

Коллинс от всей души желал, чтобы они поспешили.

На другом конце ангара в облаках выпускаемого пара стояли титаны легио Сириус, из их военных горнов доносились стоны и рёв. Гигантское оружие покачивалось над головой в захватах огромных кранов, оставляя за собой шлейф пара и брызгая на палубу мелкими каплями тумана священных масел. Каждое оружие сопровождала туча сервочерепов и молитвенные бинарные песнопения. Как и Механикус, легио делал всё неспешно и неторопливо.

Пока только один “Пёс войны” покинул грузовую колыбель.

– Бой закончится раньше, чем они будут готовы, – пробормотал он, когда инфопланшет загудел, возвещая о появлении нового символа готовности.

Рота “Химер”. “Лима Тао Секундус”.

– Сверхтяжёлая техника, – проворчал он младшим офицерам, которые следовали за ним по пятам, словно верные гончие. – Мне нужна чёртова сверхтяжёлая техника.

“Гибельные клинки” и “Штормовые молоты” ещё не выдвигались, потому что следуя своему распорядку, Механикус отложили их развёртывание. По сути 71-й являлся моторизованным пехотным полком, а протоколы Механикус отдавали приоритет БМП.

Пытаться объяснить техножрецам, что Хокинсу требовалась боевая техника, было всё равно, что пытаться вырвать у змеи жало. Никакие крики или доводы о потере корабля не убедили главных палубных магосов изменить предписанные процедуры. Как заместитель по тылу Коллинс с большим уважением относился к регламентам и типовым распорядкам действий, но происходящее почти свело это уважение к нулю.

Ещё один символ вспыхнул на планшете. Приказ об изменении задачи и маркер нового местоположения.

– Какого чёрта?

Он нажал на символ и посмотрел на обозначенное местоположение.

– Вы шутите, – произнёс он, наблюдая как три “Гибельных клинка” покачнулись в противоположную сторону на укреплённых подвесных путях и зафиксировались на прежнем месте. – Они возвращают их?

Коллинс побежал к кранам, игнорируя линии безопасности и вызвав с десяток сигналов тревоги, пока пересекал транзитные маршруты, считавшиеся небезопасными для пешеходов. Техножрецы в красных мантиях жестами отдавали приказы крановщикам, переключая их на округлую технику с паучьими ногами.

Коллинс заметил высокопоставленного магоса, который командовал операцией.

– Атреан, – выдохнул он. – Мог бы догадаться.

Этот конкретный техножрец являлся поборником правил в самом худшем смысле этого слова, человеком, для которого здравый смысл, к сожалению, являлся органическим понятием. Они и прежде сталкивались лбами, но этот раз обещал стать самым худшим.

– Атреан! – зло крикнул Коллинс. – Вы собрались потерять корабль?

Магос повернулся, и Коллинс пожалел, что у техножреца не было органической части лица, по которой он мог бы ударить.

– Запущены абордажные протоколы, майор Коллинс, – произнёс Атреан. – Техника скитариев обладает приоритетом над техникой пассажиров.

Коллинс показал на “Гибельные клинки”:

– Капитану Хокинсу нужны эти танки. Если он не получит их, то тренировочная палуба падёт. Если падёт тренировочная палуба – падёт корабль. Вы понимаете это?

– Я понимаю, что должен следовать приказам. Как и вы.

– Ваши приказы не имеют никакого чёртового смысла, – сказал Коллинс и посмотрел на прокручивавшиеся строки текста на планшете. – Они направляют технику на нижние палубы для защиты периметра. А мне нужны сверхтяжёлые танки на линии фронта и нужны прямо сейчас!

– На “Сперанце” храмы-кузни Механикус обладают приоритетом над сооружениями с более низким рейтингом, – ответил Атреан и отвернулся, словно вопрос был закрыт.

Прежде чем Коллинс успел ответить, новые сигналы тревоги разнеслись над палубой, и в поле зрения появилась почерневшая от огня ревущая “Химера”. Её корпус был опалён и покрыт вмятинами от попаданий. Она повернула прямо к ним, чудом по пути избежав столкновения с парой тележек, загруженных канистрами с прометием для роты “Адских гончих”.

Водитель бросил “Химеру” в занос, остановив на границе зоны отсеков хранения. Несколько секунд спустя кормовая штурмовая рампа с лязгом опустилась, и появились две фигуры: женщина с угловатыми узелками аугметики в виде железных косичек на голове и самоуверенный позёр, который явно ни дня не провёл на передовой.

Мужчина посмотрел на титанов легио Сириус и, не сказав ни слова, побежал к ним. Женщина держала инфопланшет и была одета в потрёпанную форму с нашивкой кадианского технопровидца.

– Вы Коллинс? – спросила она.

– Да, а кто вы?

– Каирн Силквуд, последнее место службы – “Ренард”, – сказала она, коснувшись нашивки. – Но в прошлой жизни я была с 8-м.

Коллинс был впечатлён. Каждый кадианец знал боевой путь 8-го и его прославленного командующего.

– Что вы здесь делаете?

– Меня прислал капитан Хокинс, – ответила Силквуд, вытаскивая большой хеллпистолет, модификацию “Триплекс-Фолл” с нагнетателем в силовой ячейке для стрельбы очередями.

Она прицелилась в голову Атреана и спросила:

– Вы тут главный?

– Я, – ответил он.

Силквуд посмотрела на свой планшет:

– Получается, это вы возвращаете “Гибельные клинки” в места хранения?

– Да. Протоколы Механикус однозначно предписывают что…

Каирн Силквуд выстрелили магосу Атреану в грудь, и Ян Коллинс почувствовал, что немного влюбился в неё. Расположение раны было тщательно выбрано, поэтому она не была смертельной, но Атреан на некоторое время выйдет из строя. Силквуд прицелилась в группу техножрецов, выполнявших приказы Атреана.

– Кто теперь главный? – спросила она, переключаясь на стрельбу очередями.

Один за другим они указали на Яна Коллинса.

– Правильный ответ, – сказала Силквуд.

Маглев остановился на платформе станции на опорах и простоял достаточно долго, чтобы потрёпанные члены экспедиции высадились на краю площади, откуда Телок повёл их под поверхность планеты.

Котов подумал об этом моменте, вспоминая перспективы, которые он тогда чувствовал. Перспективы и беспокойство. И как он подавил это беспокойство амбициями и желанием верить во всё, что олицетворял Телок.

Серебристый купол, некогда заполнявший площадь своей необъятностью, исчез. На его месте появилась зияющая пропасть, ведущая в сердце Экснихлио. Дыхание Богов стало пятном света в небесах, новой и ужасной звездой.

Без серебристого купола площадь выглядела пустой, и окружавшие её высокие здания заставили Котова почувствовать себя так, словно он находился в глубоком кратере огромного ледника. После столь долгого пребывания среди промышленности мира-кузни Телока гулкая пустота нервировала. Исчез характерный для мира-кузницы вездесущий грохот машин, рёв печей и электрический гул глобальной инфраструктуры.

Фактически Экснихлио выглядел покинутым.

Аттик Варда вёл их через площадь, обнажив чёрный меч. Танна, Яэль и Иссур шагали рядом с чемпионом Императора, кадианцы и скитарии держались ближе к Котову. Последними шли Робаут Сюркуф и магос Павелька.

Телок ждал их.

Потерянный Магос стоял на поднятой над площадью посадочной платформе. Он выглядел огромным, враждебным и безумным. Как Котов не разглядел поселившееся в его сердце сумасшествие?

При их виде на лице Телока появилось выражение приятного удивления – хотя он, разумеется, не мог не знать о приближении группы.

– Ты можешь отсюда попасть в него? – спросил Танна Яэля.

– Могу, брат-сержант, – подтвердил Яэль, заряжая охотничий болт.

– Не тратьте зря боеприпасы, – сказала Павелька. – Телок защищён слоями энергетических щитов. Я их не вижу, но чувствую пустотную вспышку.

– Она права? – спросил Танна.

Котов сверился с авточувствами и кивнул:

– Потребуется макропушка, чтобы достать его, – ответил он.

– Архимагос Котов, – произнёс Телок, его громкий голос отразился эхом от окружавших зданий. – Какими бы надоедливыми вы и ваши странные друзья не были, должен признаться, что рад, что вы ещё живы. Прямо сейчас творится история, а за творением истории надо наблюдать, иначе, в чём смысл? Дыхание Богов приближается к “Сперанце”, а этот мир всё быстрее идёт к своей гибели. Вы что-то хотите сказать на прощание?

Котов знал, что не было никакого смысла пытаться уговорить Телока передумать, но всё же решил попробовать:

– Она не станет работать, Веттий, – сказал он. – Ваша машина. Она не станет работать, когда вы покинете это место. Без хрудов, которые уравновешивают побочные временные эффекты. Но вы и сами это знаете, не так ли?

Телок улыбнулся усмешкой безумца:

– Это было временной мерой, – сказал он. – Когда Марс станет моим и Лабиринт Ночи распахнётся передо мной – я получу новый источник энергии, который покоится в его центре. Мне не потребуются грязные ксеносы в союзники.

– Ты разорвёшь галактику на части из-за смертной амбиции? – спросила окружённая своими воинами Бьеланна.

– Сказано представительницей расы, чьи страсти уничтожили их империю и обрушили на галактику невообразимые ужасы, – ответил Телок. – Едва ли тебе предстало говорить об осторожности.

– Мне больше всех предстало говорить об осторожности, и я знаю какое безумство ты собираешься сделать, – сказала Бьеланна. – Твоя машина была создана для существ, которые являются анафемой жизни. Расы их прислужников построили её, чтобы выпивать жизнь из звёзд и утолять чудовищные аппетиты своих хозяев. Она никогда не предназначалась для использования расой со столь линейным пониманием течения времени и без сенсорной чувствительности для восприятия глубокого времени.

– И всё же теперь я повелеваю Дыханием Богов, – прорычал Телок.

Бьеланна рассмеялась:

– Ты и в самом деле в это веришь? В то, что столь ужасное творение позволило простому смертному стать своим хозяином? Твоя способность к самообману превосходит всё, что привело мой народ к Падению.

Кристаллические части Телока вспыхнули тёмно-багровым светом, а из металлических компонентов похожего на дредноут корпуса вырвался перегретый пар, когда испорченный инфоток вскипел в его теле.

Телок указал рукой с когтями на Бьеланну:

– Твоё высокомерие сравнится только с жалким нежеланием твоей расы смириться с гибелью. Это у тебя я должен учиться смирению? У расы, которая жалко цепляется за потерянную империю, но неизбежно скатывается к забвению? Не думаю.

– Получается, что мы всё же друг друга стоим, – сказала Бьеланна.

Котов посмотрел вверх, когда в небесах появился новый свет. Он был раскалённым и синим, а пронзительный вой стартовых двигателей безошибочно сказал архимагосу, что по дуге спускался корабль, приспособленный для полёта в атмосфере.

– Что это? – спросил Танна.

Корона окутывала гондолу двигателей и сглаживала очертания приземлявшегося корабля, но не было никаких сомнений в его имперском происхождении. Котов заметил электромагнитный остаток, оказавшийся столь же хорошо знакомым ему, как состав собственного инфотока.

– Это – корабль со “Сперанцы”, – ответил он.

– Это – шаттл “Ренарда”! – воскликнул Робаут Сюркуф. – Эмиль!

Шум двигателя шаттла превратился в рёв, когда он стал заходить на посадку, главные приводы повернулись в противоположную направлению движения сторону и вспыхнули насыщенным красным цветом.

– Должно быть его послал Таркис, – сказал Котов.

– Зачем ему посылать шаттл вольного торговца? – спросил Танна.

– Какая разница? – резко ответил Котов. – У нас есть помощь! Подкрепление!

Чёрные Храмовники перешли на боевой темп, опередив Котова и кадианцев. Эльдары держались рядом с космическими десантниками, хотя Котов видел, что они легко могли опередить их. До платформы Телока оставалось сто метров, когда шаттл “Ренарда” приземлился в расширяющемся облаке выпущенных газов.

Котов ускорил шаг, спеша увидеть, какую помощь Таркис Блейлок прислал на Экснихлио. Вопрос Танны являлся бессмысленно пораженческим. Этот корабль должен быть послан Таркисом. Какой ещё вариант мог существовать?

Котов увидел лицо человека за бронестеклом кабины.

Эмиль Надер. Сопоставление лицевых микровыражений указывало на сильное напряжение и повышенные уровни беспокойства.

Фронтальная рампа открылась и показалась окружённая посадочными парами фигура. Высокая и в чёрной мантии, лицо закрывал капюшон.

– Таркис! – крикнул Котов. – Аве Деус Механикус! Хвала Омниссии, вы пришли.

Посадочный дым шаттла очистился, и инфоток Котова похолодел, когда он увидел правду.

Таркис Блейлок не пришёл на Экснихлио.

Пришла Галатея.

Лязгая несогласованными ногами, Галатея с мрачной целеустремлённостью направилась к Телоку. Богохульный машинный интеллект, наконец, явился исполнить своё убийственное намерение, ради которого пересёк Шрам Ореола, и в груди Котова вспыхнула надежда.

– Галатея, – воскликнул он, вытянув механодендрит. – Телок прямо перед вами. Убейте его! Убейте его немедленно, исполните то, о чём мечтали тысячи лет!

Смех Телока разнёсся над всей площадью.

– Убить его? – переспросила Галатея. – Не будьте смешны. Мы – его вестник, его теневой аватар в Империуме. Мы привели вас к нему и встанем справа от него, когда он станет новым Повелителем Марса!

 

Микроконтент 16

Были времена для смирения и были времена для хвастовства и угроз. Сейчас настало время для последнего. Гуннар Винтрас стоял у ног “Амарока” и удерживал перед собой магоса Охтара за ворот мантии.

– Вы меня слышали, – сказал он. – Или вы поместите меня обратно в “Амарок” или я запихну вам лазерный пистолет туда, где не светит Омниссия, и выпущу всю силовую ячейку. Теперь мы друг друга поняли?

– Вы напрасно гневаетесь на меня, господин Винтрас, – ответил Охтар. – Ваше восстановление не зависит от меня. Только Зимнее Солнце может решить, когда закончится ваша епитимья. И он не отдавал никаких указаний касательно согласия принять вас назад в Стаю.

Винтрас кивнул на блестящую кабину “Амарока”:

– И кого вы туда запихнули?

– Следующим в очереди был Акелан Чассен.

Он услышал неуверенность и рассмеялся:

– Чассен? Я видел его тесты на профпригодность. Он едва ли тянет на модератуса, не говоря уже о принцепсе.

– Но он назначил его, – подчеркнул Охтар. – И никого иного.

– Но кого вы хотели бы видеть в “Амароке”? Того, кто едва дотягивает до нужного уровня или того, кто переписал книгу о том, как сражаются “Псы войны”? И лучше ответьте быстро, потому что скоро это место будет по колено кишеть кристаллическими монстрами.

Глаза Охтара закатились в металлических гнёздах и когда встали на прежнее место, то были не холодного синего цвета аугметики, а янтарно-опаловыми с глубоким чёрным разрезом.

Винтрас узнал эти глаза, он видел их на чёрно-серебряной горе в сердце ледяной бури. Они пригвоздили его к скале Старорождённых и вершили над ним суд. И когда Охтар заговорил, это уже был не его голос, а голос из могучей головы “Лупы Капиталины”:

+ Ты смеешь требовать место в моей Стае? +

Вот теперь настало время смирения.

Винтрас опустился на колено и сказал:

– Я желаю только помочь Стае, лорд Зимнее Солнце. Я – Оборотень, моё место в титане!

+ Я лишил тебя этого титула, + ответил принцепс Арло Лют. + Я объявил тебя Омегой и изгнал из Стаи. +

– Стаи могут воссоединяться, – заметил Винтрас.

+ Если Стая сочтёт изгоя достойным искупления, + сказал Лют. + А ты достоин милосердия? +

– Достоин, – произнёс Винтрас, повернул шею и обнажил горло, как делал во время ритуала осуждения. Нанесённый Элиасом Хяркином шрам стал бледным и затянулся, но угол разреза гарантировал, что он всегда будет виден.

Принцепс Лют оценивающе смотрел на Винтраса сквозь узкие глаза Старорождённых. В них отражался потрескивавший электрический огонь, огонь, который не имел никакого отношения к глазам марионетки-Механикус.

Винтрас отвернулся от захваченного тела магоса Охтара, и увидел, как один за другим на палубе взрываются разряды молний.

Лют увидел то же самое.

+ Возвращайся в своего титана, Оборотень, + приказал он. + Сражайся со Стаей! +

Последняя надежда Котова разлетелась в прах после слов Телока. Как только стало очевидным, что Галатея на его стороне, каждый аспект действий машинного гибрида обрёл новый и ужасающий смысл. Аналогия Робаута Сюркуфа про паука в паутине полностью подтвердилась.

Подобно ужасному кукловоду архимагос Телок с самого начала целиком и полностью срежиссировал поиски Котова. Каким уровнем целеустремлённости и подготовленности должен обладать такой план? Котов, пожалуй, даже восхитился бы головокружительной сложностью интриг Телока, протянувшихся из-за пределов галактики, если бы они не вели его к смерти.

Котов смотрел на Галатею с такой ненавистью, какую он даже не подозревал в себе. Машинный гибрид расставил ловушку, рассказав, что его бросили и что он хочет отомстить, а для правдоподобия, приправил ложь толикой истины. И он с головой клюнул на эту ложь.

– Галатея, – произнёс он, когда демонстрация её истинной верности предоставила ответ на ещё одну загадку. – Из мифа Старой Земли, да? Одного этого должно было хватить, чтобы понять, что всё сказанное вами является ложью. Рассказ о скульпторе, который создал статую из слоновой кости, влюбился в неё, и которую оживила богиня… Всё один в один.

– Что “один в один”? – спросил Сюркуф.

– Галатея – создание Телока, – ответил Котов. – Разве вы не видите? Мы предположили, что Галатея была тем, кем она утверждала, мыслящей машиной, но это не так. Она и больше и меньше, чем это.

– И что же она? – спросил Танна.

Котов направился к посадочной платформе, где Галатея сидела на корточках рядом с Телоком. Микродрожь сотрясала её тело, и связи между мозговыми колбами казались странно враждебными, словно больше не находились под полным контролем Галатеи. Потерянный Магос, похоже, не обращал на это внимания и кивнул, как наставник, поощрявший несдающегося ученика к более глубокому пониманию.

– Продолжайте, – произнёс он. – Вы так близко, архимагос.

– Галатея – это вы, – сказал Котов. – Галатея вообще не мыслящая машина. Это всё время были вы, не так ли? Прежде чем пересечь Шрам Ореола, вы удалили часть своего сознания и пересадили в эвристические механизмы машинной нейроматрицы. Каждое наше взаимодействие с Галатеей на самом деле происходило с частью вашей индивидуальности, пересаженной с трона коры вашего головного мозга и получившей автономию внутри этой… этой твари. Вы же почти раскрыли себя этой метафизической чушью об альфах и омегах и создавшем себя боге. Ваше эго не упустило возможности посмеяться над нами и стало призраком в машине.

Котов печально покачал головой:

– Просто не укладывается в голове, что я не увидел этого.

– Потому что я в виде Галатеи говорил вам то, что вы хотели услышать, Котов, – сказал Телок, – и в своём отчаянии вы решили проигнорировать правду, которая стояла прямо перед вами.

– Зачем тогда Галатея говорила нам, что хочет убить Телока? – спросил Сюркуф.

– Мало столь же чистых мотивов, как месть, – ответила Галатея, её искусственный голос стал таким же, как у Телока. – Вы поверили бы нам, если мы просто предложили бы вам помощь? Сомневаемся.

К этому времени Котов и сопровождавшие его воины достигли основания посадочной платформы. Котов остановился на металлических ступеньках, когда почувствовал выше вибрацию частиц и нейтронный поток пустотных слоёв. Сложное поле реакций мгновенно заставило его ноосферу и инфоток посереть.

В этот момент Чёрные Храмовники и кадианцы прижали оружие к плечам. Они, как и Котов, знали, что вошли в защищавшие посадочную платформу пустотные щиты.

– Убейте их, – приказал Танна.

Извергся болтерный огонь. За ним последовали лазерные вспышки.

Эльдары взмыли в воздух, перейдя от состояния полного бездействия до прыжка без промежуточной стадии. Они приземлились на платформу со скоростью и проворством, которые заставили Котова раскрыть от изумления рот.

Взрывы расцвели по всему телу Телока, но ни один не причинил вреда.

Абляционная энергия кристаллической плоти раньше времени воспламеняла боеголовки болтов и испаряла мерцавшие диски оружия эльдаров. Масса же Телока была столь огромна, что его даже не покачнула кинетическая сила взрывов.

Скитарии Котова встали между своим господином и выстрелами. Их клинки и оружие нацелились на Галатею. Иссур и Варда поднимались к Телоку, мечи Храмовников пели, покинув ножны. Эльдары добрались до него первыми, их мечи превратились в вопящие размытые пятна цвета слоновой кости. Ксеносы окружили Телока, рассекая и рубя его под треск разрядов анбарической энергии.

Телок вытянул руки с когтями, и начал размахивать ими вокруг себя, словно какой-то древний практик безоружного боя.

Эльдары были слишком ловкими для него, и смеялись, перепрыгивая и уклоняясь от могучих, но неуклюжих ударов.

Но Телок вовсе и не собирался ловить их.

Стремительная буря электрических вихрей протянулась по его рукам и вырвалась на волю ураганом бело-зелёного огня. Эльдарских воинов отшвырнуло прочь, их доспехи оплавились, а плюмажи на конических шлемах – вспыхнули. Смех Телока прорвался сквозь их болезненные вопли.

В этот момент атаковали Варда и Иссур.

Чемпион Императора поднырнул под кулаком-клинком размером с коготь “Контемптора”. Чёрный меч вонзился в бок Телока. Атаку Иссура заблокировали, и прежде чем Храмовник успел уклониться, он стал жертвой неконтролируемых мышечных спазмов.

Паралич продлился всего долю секунды, но даже этого оказалось более чем достаточно. Телок широким ударом сбросил его с посадочной платформы, Иссур пролетел тридцать метров и рухнул на землю с костяным треском расколотого керамита.

Варда рванул чёрный меч из гибридного металлического и кристаллического тела. Потерянный магос повернулся и когда Варда вытащил клинок, выпустил шторм потрескивающего бинарного кода, парализовав чемпиона Императора.

Огромный коготь устремился разорвать Варду на части. Но прежде чем Потерянный Магос успел оборвать жизнь чемпиона, по его искажённому лицу протянулись нити вспыхивающего света.

Котов видел, как Бьеланна опустилась на колено и прижала руки ко лбу, направляя своё отвратительное колдовство сокрушить разум Телока. Воющие психические энергии засверкали вокруг Телока, он сбросил Варду с платформы и зазубренный кристаллический капюшон поднялся над его плечами.

– Хватит! – взревел Телок, и Бьеланна вскрикнула, когда загадочные устройства на его черепе вспыхнули ослепительными энергиями.

– Это уже слишком затянулось, – произнёс он, поднимаясь вместе с Галатеей по рампе шаттла. – Даже у моего тщеславия есть пределы, если оно угрожает моим планам. Тайные оковы больше не сдерживают муравейник хрудов и начались заключительные энтропийные предсмертные спазмы планеты. Я попросил бы вас стать свидетелями последних мгновений Экснихлио, но вы станете трупами задолго до его гибели.

Телок вскинул руки и окружавшие площадь огромные здания извергли молнии из десятков решётчатых вентиляционных отверстий на крышах. Разветвлённые разряды энергии пронеслись по дуге вниз и врезались в землю с оглушительным хлёстким треском иссушающего огня.

Котов смотрел, как из пульсировавших остаточных изображений появлялись только что сформированные фигуры, гладкие и гуманоидные, они шагали в ногу тесным строем, образовав идеальное кольцо вокруг посадочной платформы.

Армия из тысячи кристаллитов.

После того как она покинула полк ей не хватало многих вещей, но только сейчас Каирн Силквуд поняла, как сильно она соскучилась по волнительному возбуждению сосредоточения войск под огнём. Нападавшие появлялись без предупреждения, материализуясь во вспышках извивавшихся молний и пламени, словно во время телепортационной атаки.

Впрочем, механика их появления не имела значения.

Как любил отвечать старый сержант-инструктор на каждое её возражение, что его приказы невозможно выполнить вовремя, это – не важно.

Ураганы зелёного огня проносились над палубой, а им навстречу летели яркие красные лазерные лучи. Ударные волны взрывов и грохот машин эхом отзывались от стен ангара. Крики командиров отделений и вопли горящих солдат придали действиям Каирн дополнительную скорость.

Каждая минута, которую танки оставались в ангаре, стоила жизней кадианских солдат на тренировочной палубе.

Каирн нырнула в укрытие за вереницей тележек для боеприпасов, за которыми держал позицию кадианский стрелковый взвод. Ян Коллинс отдавал приказы группе выглядевших серьёзно младших офицеров. Двое побежали к вокс-связистам, выполнять приказы. Третий остался рядом.

Коллинс посмотрел на неё:

– Что со стеллажами правого борта?

– Пустые, – сказала она. – Со второго по седьмой – свободны. Рельсы восьмого и девятого повреждены и быстро их не отремонтировать. Танки оттуда не опустить без помощи крана.

– Проклятье, – выругался Коллинс. – Там “Штормовые молоты”. Вы уверены, что они неисправны?

– Уверена, – ответила она, и Коллинс знал, что лучше не сомневаться в её словах.

– Капитана Хокинса это не обрадует.

– Мы подготовили четыре роты сверхтяжёлых , – сказала она. – Это должно подбодрить его.

Все четыре упомянутых роты прямо сейчас с грохотом направлялись к пандусам выезда правого борта, получив самые быстрые благословения и помазания, на которые только были способны Механикус. Тяжёлые танки таранили повреждённые машины на своём пути. Пехотные отделения кадианцев обменивались выстрелами с атакующими кристаллитами, укрывшись за перевёрнутыми тележками и уничтоженной техникой.

– Следующими будут “Леман Руссы”, – продолжила Каирн, ведя пальцем по списку боевых частей, который высвечивался на подёрнутом статикой планшете. – БМП собираются сзади и подберут пехоту.

Коллинс кивнул и сказал:

– Быстро работаете, Силквуд. Напомните мне, когда всё закончится, спросить, почему вы не с кадианским полком.

– Купите мне выпить, и я просто расскажу.

– Идёт, – усмехнулся Коллинс.

Разряд зелёного огня пробил ящик над головой Каирн. Она пригнулась ближе к палубе, пока гвардейцы по обеим сторонам от неё открыли ответный огонь.

– Ящики пустые? – спросила она.

– Да, кроме нескольких с гильзами от болтов.

– Не самое лучшее укрытие.

– Не самое, зато не взорвётся при попадании.

– Верно сказано. Не поспоришь.

Переносные пусковые установки выплюнули пару осколочных гранат. Грохочущий всплеск пульсирующего огня вспыхнул слева от Каирн, где располагался расчёт с тяжёлым вооружением.

– Ни одна турель не стреляет? – спросила она.

– В ангаре, заполненном боеприпасами и топливом? – переспросил Коллинс, убрав планшет и проверяя заряд лазгана.

– Конечно, почему бы и нет? – сказала Каирн. – Я помню Белис Корону, там целые роты “Теневых мечей” стреляли в скопление боевых машин Вечного врага на фуцелиновом складе.

Коллинс покачал головой:

– Это – не Чёрный крестовый поход, и мы ещё не в настолько отчаянном положении.

Словно возражая ему, пластины палубы задрожали, когда три тележки для боеприпасов, загруженные тёмно-серыми боеголовками и бочками прометия взлетели, как при извержении вулкана. Вторичные взрывы забрали с собой с полдесятка топливозаправщиков.

Пожарные бригады сервиторов бросились тушить пламя, но погибали под очередями вражеского огня. Пылающие сгустки прометия разлетались во все стороны. Завеса смоляного чёрного дыма протянулась над полем боя, сильно загрязняя воздух токсинами.

– Чёртово Око, – произнёс Коллинс, но едва ругательство сорвалось с его губ, как поток поглощающих кислород жидкостей хлынул из множества покачивающихся конечностей с разбрызгивателями исполинского крана магоса Тарентека. Квадратные хабы биоподдержки, из которых состоял фабрикатус-локум фабрикатус ковчега, кишели кристаллическими нападавшими, но Тарентек не воспользовался ни малейшей возможностью для защиты.

Только кузня имела для него значение.

За считанные секунды сводчатое пространство было залито жёсткой водой, и Каирн промокла до нитки. Пожары успокоились и погасли во внезапно ставшем разреженным воздухе, задушенные таинственным потопом Тарентека.

Тележка, за которой они укрывались, покачнулась от взрыва, и Каирн рискнула посмотреть сквозь одну из неровных пробоин, проплавленных в ящике боеприпасов.

Из чёрного дождя появлялись сотни блестящих кристаллических врагов. От гуманоидных воинов, которые напоминали странных космических десантников, до неуклюжих тварей, передвигавшихся на гигантских передних конечностях, и существ, похожих на вооружённых орудиями сервиторов.

Каирн вытерла лицо и положила пистолет сверху на ящик. У неё было достаточно выстрелов и запасных ячеек, чтобы уничтожить от двадцати до тридцати целей.

Лазерный огонь обрушился на приближавшихся существ. Коллинс выпускал выстрел за выстрелом из лазерного ружья. Вот как сражаются кадианцы, плечом к плечу перед лицом бесчисленных врагов. Сражаются до конца. Не отступают и не сдаются.

Сражаются, пока работа не будет сделана.

Палуба задрожала от оглушительных и быстро растущих ударов.

– Что за… – произнесла Каирн, высматривая сквозь ливень новую угрозу.

Огненная буря взрывов расцвела среди кристаллических монстров. Ослепляющий шторм лазерных разрядов выкашивал их ряды. Рокочущие взрывы и колоссальные импульсы пропахали большие борозды в палубе. Смертоносные очереди ярких сверкающих лучей высокомощных турборазрядов разрывали врагов в методичном потоке непрерывного огня.

Новый тяжёлый удар встряхнул палубу, заставив зашататься зубы, затем ещё и ещё, каждый раз звуча так, словно из-под молота бога.

Она поняла. Каирн повернулась и посмотрела вверх.

И ещё выше.

Блестящие от дождя “Лупа Капиталина” и “Канис Ульфрика” стояли в ореоле затухающего пламени. Горящие выхлопные газы вырывались из вентиляционных решёток, и тёмная вода вспыхивала на руках-орудиях, превращаясь в пар. “Амарок” и “Вилка” шагали впереди своих исполинских сородичей, и Каирн присоединилась к ликующим крикам собратьев-кадианцев.

Легио Сириус вступил в бой.

Глубоко под поверхностью Экснихлио энтропия пришла в движение. Ненавистное оборудование давно минувших эпох, сохранявшее вечно мигрирующие рои хрудов зафиксированными в пространстве-времени, выходило из строя одно за другим.

Никогда не встречавшиеся в Империуме технологии сияли белым пламенем, сдерживая старящую силу множества заточённых ксеносов. Один хруд мог за считанные минуты свести смертного в могилу, а их муравейник представлял собой настолько дистиллированную и доведённую до совершенства энтропию, которую можно было сравнить с буром, пронзавшим мягкую глину.

Золотые и бронзовые куски расплавленного металла сыпались сверкающим дождём, распадаясь на составные части и затем в пыль, едва покинув потолок пещеры. Ржавчина за считанные секунды уничтожила каждый металлический лист и балку в трущобах муравейника, словно на ускоренной пикт-съёмке. Скала, на которой стояла их тюрьма, крошилась и стиралась в порошок, уступая тысячелетиям эрозии.

Происходило тотальное обрушение, тысячи тонн распадавшегося металла и камня рухнули в геотермальную бездну, над которой некогда из них воздвигли город. Если это было бы какое-то поселение смертных, то тысячи уже были бы мертвы, тысячи погибли бы под водопадом разрушения.

Но к тому времени, как первая обветшавшая конструкция сорвалась с пористого и осыпавшегося утёса, хруды уже ушли. Освобождённые от железной хватки машин, крепко державших их в определённом моменте пространства-времени, совершенно чуждая ксенофизиология проскользнула сквозь неизвестные человеческому разуму многоугольные измерения.

Несдерживаемые такими ограниченными понятиями, как материя, время и пространство, хруды начали полномасштабную миграцию с Экснихлио. Они пересекут галактики и океаны времени, избавляясь от оков этого мира.

Но сначала они отомстят за украденную свободу.

Подчинившись последнему представлению фиксированных векторов, хруды незаметно прорылись сквозь скалу к ядру планеты.

Наивысшая энтропия поглотила расплавленное сердце Экснихлио.

И сокрушила его.

Болты устремились в небеса за шаттлом “Ренарда”, но корабль летел слишком быстро, чтобы его можно было сбить из стрелкового оружия. Танна всё равно стрелял, но опустил оружие, когда шаттл оказался вне досягаемости.

Сюркуф выкрикивал ультрамарские ругательства поднимавшемуся кораблю. Иланна Павелька опустилась на колени рядом с ним, склонив голову. Если бы у неё остались глаза, то Танна, пожалуй, решил, что она плачет. Вен Андерс и кадианцы сформировали свободный круг вокруг Котова, который наблюдал за отлётом Телока со смесью отчаяния и разочарования.

Эльдарские воины окружили провидицу. Её ксенолицо было слишком непостижимым для полного понимания, но Танне показалось, что уголки губ были подняты. Словно она с самого начала знала, что Телока не удастся остановить.

– Ты знала, что это произойдёт? – спросил он, приготовившись снести ей голову, если ему не понравится ответ.

– Это? Нет, – ответила она, и странно, но Танна поверил ей. – Это был всего лишь один из бесчисленных возможных результатов, но сам момент времени открыл столько вариантов потенциального будущего, насколько я и не смела надеяться.

Она посмотрела на медленно приближавшуюся армию неумолимых кристаллитов, словно это конкретное будущее было неизменно.

– Я никогда не встречусь с ними, – произнесла она.

– С кем? – спросил Танна, перезаряжая болтер.

– Моими дочерями. Они никогда не родятся, я не возьму их на руки и не увижу, как они будут расти, – сказала Бьеланна и по её лицу потекли слёзы. – Я надеялась, что ваши смерти восстановят будущее, где у них есть шанс появиться на свет, но такое злосчастное намерение только принесло ещё больше страданий. Всё, что я хотела изменить, окончилось ничем.

Танна дослал болт в патронник.

– Ничто никогда не заканчивается ничем, – произнёс он.

– Ты понимаешь, как нелепо это звучит?

– Ты хотела что-то изменить, – продолжил Танна, вспомнив последние слова Элия перед смертью во Вратах Дантиума. – То, что ты потерпела неудачу, не умоляет попытки. Знать, что можешь что-то изменить, но не попробовать… Вот что заслуживает презрения.

Говоря, Танна чувствовал полнейшую абсурдность происходящего, когда воин Адептус Астартес предлагал слова утешения ведьме ксеносов, убившей прошлого чемпиона Императора.

За пределами галактики, вдали далеко от света Императора, такое не казалось столь уж невозможным. Танна вздохнул, зная, что даже если он выживет и вернётся в Империум, то заберёт эту мысль с собой в могилу.

Армия кристаллических чудовищ была в сотне метров, приближаясь размеренной непреклонной поступью. Танна отошёл от эльдаров. Их смерти должны принадлежать им, и он не желал, чтобы его тело нашло последнее пристанище среди ксеносов.

Он подошёл к Котову, который крепко сжимал в одном из покачивавшихся механодендритов гравированный золотом пистолет. Два скитария встали по бокам от архимагоса, готовые отдать жизни на службе Механикус. Котов посмотрел на Танну взглядом, который, возможно, был извиняющимся, но, скорее всего, не был.

– Брат-сержант, – произнёс Котов, мрачно кивнув в сторону приближавшихся врагов. Алмазно-острые стекловидные клинки сияли под ясными синими небесами. – Какие-нибудь великие планы или стратагемы? Какие-нибудь мудрые слова Рогала Дорна или Сигизмунда, которые приведут нас к победе?

– Без пощады, без страха, без сожалений, – сказал Танна, и протянул боевой клинок Павельке. – Техноколдовство, которым вы обработали наше оружие, подействует на кристаллитов?

Павелька подняла голову в капюшоне, и Танна скрыл отвращение от глубоких ожогов вокруг мёртвой оптики.

– Возможно, – ответила она. – Если вы вонзите клинок достаточно глубоко.

– В этом можете не сомневаться, – сказал Танна.

 

Глоссарий:

Angel Square – площадь Ангела

Kasr Creta – каср Крета

Khai-Zhan – Хай-Чжань

Palace of Peace – дворец Мира

Vogen – Воген

 

Микроконтент 17

Ветераны войны на Хай-Чжане приглушёнными голосами говорили о Вогене и обменивались понимающими взглядами, когда разговор неизбежно переходил к дворцу Мира. Рассказы о героизме в развернувшихся там боях стали легендами.

– Я помню, что каждый кадианский солдат жалел, что не оказался там, – произнёс Рей, израсходовав весь заряд ружья за шесть контролируемых полуавтоматических очередей. Это было четвёртое ружьё сержанта, сгоревшие остатки предыдущих трёх валялись вдоль плавно менявшейся линии фронта.

– Забавно, – сказал Хокинс, нырнув назад в укрытие, когда несколько зелёных разрядов врезалось в стену над ним. – Всегда легко жалеть, что не оказался где-то после того, как бой закончился. Не так весело быть в том месте, когда лазерные лучи льются, словно дождь на полуострове Валькирии.

– Да, в этом есть правда, сэр, – согласился Рей.

Каменная пыль и падавший уплотнитель напомнили Хокинсу, что он не на Вогене, а здание позади них – не неприступная крепость дворца Мира. Справа и слева от капитана сотни кадианцев сражались на поспешно подготовленных позициях, чтобы не позволить врагу пересечь площадь Ангела. Хокинс и его солдаты располагались там же, где полковник Хастур в Последние десять дней, когда объединённая армия Железных Воинов и Братьев Серпа начала пятый штурм.

Пехотные взводы Хастура были не по зубам солдатам-рабам предателей, но он применил тяжёлую бронетехнику, чтобы остановить атаку Железных Воинов. Тяжёлую бронетехнику, которой у Хокинса не было.

Рей отбросил лазерное ружьё, ствол которого расплавился от жара и стал бесполезным. Он сорвал с разгрузки осколочную гранату и швырнул к статуе Сангвиния в центре площади:

– Граната!

Четыре кристаллических существа разлетелись на куски, когда она взорвалась.

– И простите меня властелин Ангелов, – добавил Рей, когда ударная волна оторвала одно из крыльев статуи.

– Лучше просить прощение, чем разрешение, верно? – спросил Хокинс.

– Зависит от того, к кому вы обращаетесь, – ответил Рей, высматривая новое ружьё среди убитых солдат.

– Рей! – крикнул Хокинс и бросил ему своё.

– Весьма признателен, сэр, – произнёс Рей, поймав оружие и без промедления возобновив стрельбу.

– Что скажешь, сержант?

– Мы сильно сдаём на правом фланге, сэр, – ответил Рей. – Я полагаю, что туда направлен главный удар. Какой-то умный засранец среди врагов знает, что на анфиладе у нас нет танков.

Сотрясающие взрывы прокатились по тренировочной палубе, когда, наконец, рухнуло воссозданное здание суда Вогена. Даже среди грохота падавших кирпичей и огня Хокинс расслышал крики.

– Адский огонь, – выругался он. – Там была ударная рота.

– Тяжёлая артиллерия?

– Тяжёлая артиллерия, – согласился Хокинс, вспоминая Последние десять дней. Суд предоставил прекрасную наблюдательную позицию для взводов поддержки Хастура, которые обрушили поток навесного огня на более тонкую верхнюю броню “Лэндрейдеров” Железных Воинов. На заключительных этапах сражения солдаты бросали взведённые миномётные снаряды и выпрыгивали из почерневших от пламени окон, прижимая к груди взрывчатку.

То здание было дополнительно укреплено, чтобы выдерживать непрерывный артиллерийский огонь, но эта конструкция не обладала подобной прочностью. И без размещённого там оружия правый фланг стал полностью открыт. Громоздкие силуэты из зазубренного стекла уже перебирались через обломки. Крепко сложенные чудовища размером с “Часового”.

– Вестин! – крикнул Хокинс. – Вестин, где ты?

Связист перепрыгнул через пробитые во многих местах защитные пластинчатые листы и разорванные кинетические аблативы. Вестин старался не отставать от Хокинса, но связисты и лучшие, чем он не могли успеть за капитаном. Камуфляжный плащ Вестина развевался в восходящих потоках тёплого воздуха от высокоэнергетических лазеров, когда он со всех ног бежал к укрытию Хокинса.

Он наполовину повернулся, предоставив вокс-передатчик для работы.

Хокинс крутанул ручку. Не было никакого смысла кричать на Яна Коллинса. Если танков ещё здесь нет, значит, для этого была веская причина. Он должен перенаправить орудия на этот фланг. Авангард атакующих врагов появился из руин, высокий скот с руками в форме каплевидных щитов и многочисленными шипами оружия, протянувшимися вдоль позвоночника. Его встретила очередь из тяжёлого болтера. Попадания по широким рукам не произвели никакого эффекта, в отличие от трёх ракет.

Одна рука разлетелась в фонтане острых осколков, и яркие разряды из установленного на спине оружия без всякого вреда ушли в потолок. Ещё два тяжеловооруженных существа с грохотом показались из облаков здания, пламя отражалось на их многогранных конечностях. За ними следовали другие, более чем достаточно, чтобы смять противостоящий им фланг.

Хокинс закричал в вокс:

– Крид, две группы поддержки на правый фланг, сектор тертий-омега! – воскликнул он. – Немедленно выдвигайтесь.

Ответ Крид потерялся во вспышке статики и ревущем потоке огня, который обрушился со стороны недавно появившихся существ. Хокинс вздрогнул, когда взрыв поразил дворец Мира. В пятидесяти метрах слева от капитана рухнул балкон с вооружёнными ракетными установками гвардейцами.

Прежде чем он успел перебросить солдат из какого-нибудь другого взвода, стремительный шквал ракет взмыл по крутой дуге и устремился в развалины суда. Фиолетовые взрывы подбросили перекрученные листы префабрикаторной стали и пласкрита на тридцать метров. Коллимированные разрывы турболазеров прокатились по руинам.

Хокинс надеялся, что к этому времени там уже не осталось живых кадианцев.

– Во имя Ока, вы только посмотрите на это! – воскликнул Рей, указывая на множество легкобронированных танков с шарнирными паучьими конечностями, которые наступали по так называемому переулку Снайперов.

Конечно, он был обязан своим названием лордам-генералам, потому что являлся единственным маршрутом, по которому они передвигались. Любой сражавшийся на Вогене солдат знал, что каждая улица была переулком снайперов.

Хокинс узнал приближавшуюся технику. В основном разведывательные танки Механикус, они были быстрее большинства боевых машин, но и близко не обладали тяжёлой бронёй или вооружением, которые ему сейчас требовались.

Механикус обозначали машины какой-то бессмысленной тарабарщиной на бинарном коде, но кадианцы называли их “Чёрными Вдовами”. Быстрые, манёвренные и смертоносные в схватке с легкобронированными целями. Менее эффективные против тяжёлой бронетехники, но всё же лучше, чем ничего. Группы скитариев наступали на флангах “Вдов”, добавив огневой мощи контратаке.

В центре танков Механикус ехал “Носорог” с открытым верхом и оглушительно грохотавшими счетверёнными тяжёлыми болтерами на наклонной передней броне. Подобно богу-королю какой-то древней армии воинов-жрецов на “Железном кулаке” ехала многорукая фигура в золоте, серебре и меди. Нижние руки предводителя скитариев представляли собой наэлектризованные когти-скарификаторы, а верхние конечности сжимали алебарду с потрескивающим у основания энергетическим модулем.

– Спаси меня Император, если он не истинная отрада для глаз! – воскликнул Рей.

Хокинс вынужден был согласиться, что магос Дахан и в самом деле появился, как нельзя вовремя.

“Вдовы” Дахана выпустили новый залп, а скитарии что-то скандировали. Это звучало, как имя, но Хокинс не узнавал его.

– Ма-та-лео! Ма-та-лео!

При каждом крике Дахан вскидывал алебарду.

Воинственный бинарный код проревел из грудных аугмитов Дахана, боевой клич, от которого даже у Хокинса побежали мурашки по спине. Идеально точные очереди из счетверённых болтеров свалили двух тяжеловооруженных кристаллических зверей. Без них на острие атаки у пехоты было вполне достаточно сил, чтобы остановить остальных нападавших.

Пока достаточно.

В то время как скитарии продолжали наступление, вытесняя врагов из развалин суда, Дахан направил “Железный кулак” в центр позиций кадианцев. Рядом с модифицированным транспортом бежали протекторы Механикус, вооружённые мерцающими энергетическими щитами и посохами с клинками.

– Добро пожаловать во дворец Мира, – произнёс Хокинс, когда Дахан спрыгнул в укрытие за усыпанной щебнем пласкритовой насыпью.

Дахан кивнул и сказал:

– Я ожидал, что вы узнаете его.

– Приятный сюрприз, – ответил Хокинс.

– Я здесь не причём, – сказал Дахан. – Я думал, что это вы отдали приказ.

Хокинс покачал головой:

– Нет.

Рей опустился на колени и поцеловал палубу.

– Что, во имя Ока, ты делаешь, Рей?

– Благодарю “Сперанцу”, сэр, – ответил Рей. – Кто ещё, по-вашему, это сделал для нас? Я же вам говорил, что старушка присматривает за нами.

Хокинс вопросительно посмотрел на Дахана, но секутор, похоже, был согласен с Реем, что корабль возвёл эту арену, чтобы дать им преимущество.

Он пожал плечами:

– Пожалуй, не самое худшее объяснение, – сказал капитан. Он решил отложить эту загадку на будущее и указал на сражавшихся в руинах скандирующих скитариев:

– Кто такой Маталео?

– Я, – ответил Дахан.

– Я думал, что ваше имя – Хиримау.

– Так и есть. Маталео это, по-вашему, прозвище.

– Что оно означает? – спросил Рей.

– Убийца льва, – ответил Дахан. – Я заработал его в более органические дни на Катакане. Солдат по имени Харкер назвал меня так, и, несмотря на все мои запреты произносить его, воинственность прозвища пришлась по душе скитариям.

– Удивительно, – сказал Хокинс. Дахан уже завоевал его уважение, но получить военное имя от катаканца. Это впечатляло.

– Полагаю, что на пути сюда вы не встретили кадианские танки?

– Не встретил, мы не пересеклись, но они уже в пути, – ответил Дахан. – Если не столкнутся с сопротивлением, то окажутся здесь через двадцать семь минут.

– Двадцать семь минут, провались всё в Око, – произнёс Хокинс, когда новые разряды зелёного огня пронеслись над площадью и на кадианских позициях расцвели похожие на грибы взрывы. Вопли боли и крики с требованием боеприпасов эхом разнеслись над палубой.

– Что, во имя Императора, вы делаете? – воскликнул Хокинс, когда Дахан выпрямился и вытянул потрескивающие клинки нижних рук. – Пригнитесь!

Кебренианская алебарда Дахана запульсировала смертоносными энергиями, когда он поднялся на осыпавшийся склон обломков. Пламя облизывало его когтистые ноги, а плащ развевался на жарком ветру.

– Оно здесь, – произнёс Дахан.

– Что? – спросил Хокинс, всматриваясь сквозь отверстие в превратившемся в стекло пласкрите. Армия кристаллических воинов наступала по всей площади Ангела. Широкие и высокие, каждый был вооружён мерцающими энергетическими шипами и древковым оружием с длинными клинками, почти как у протекторов.

В центре элитных убийц шагало высокое существо из кристалла и стекла, отвратительная помесь скорпиона и кентавра. Щитоносцы окружали его. Лазерный огонь и взрывы рикошетили от отражающих щитов.

– Альфа-существо, – ответил Дахан, запрыгивая на “Железного кулака”. – Убьём его – и вернём инициативу.

Двигатель транспорта заработал на безумных оборотах, дух-машина с нетерпением рвался в бой. Из-под гусениц полетели камни, когда он въехал на гребень. Из кормовых вентиляционных отверстий вырвались насыщенные химическими веществами выхлопные газы.

– Вы не сможете победить это существо, – предупредил Хокинс.

Скитарии проревели военное имя секутора, направляясь в бой рядом со своим командиром.

– Тогда вы не знаете Маталео, – сказал Дахан.

Стены конферо больше не были из стали и стекла, а превратились в волнообразный свод, состоявший из идеальных геометрических кубов, которые образовывали купол непроглядной тьмы. После изгнания Линьей Галатеи из общей нейроматрицы, все притязания на реальность исчезли.

Гексаматические защитные программы по-прежнему мешали машинному гибриду добраться до них, обеспечивая безопасность Линьи и остальных узников от его гнева.

Линья сидела, скрестив ноги, в центре круга товарищей-магосов, иллюзорное сохранение их физических форм стало уступкой для лучшего воспроизведения трёхмерного пространства.

< Сколько продержится этот барьер? > спросила Сиристте, посмотрев на слегка колеблющийся купол из взаимосвязанных кубов.

< Достаточно долго, > ответила Линья на простом бинарном коде. Она загрузила необходимые знания о гексаматике в их диалектные центры для общения на уровне за пределами понимания Галатеи, но код всё равно оставался утомительно простым.

< Не самый определённый ответ, > заметила сидевшая напротив магос Натала.

< Лучший, который я могу дать, > сказала Линья. < Галатея уже пытается усовершенствовать свои нейронные интерфейсы, чтобы узнать о гексаматике от “Сперанцы”. Каждая потраченная нами на пустые гадания секунда, увеличивает её возможности разрушить наше убежище. Поэтому пришло время нам сделать свой ход, не так ли? >

Она внимательно посмотрела на каждого в круге, и один за другим магосы быстро кивнули, осталась только Сиристте.

< Магос Сиристте? >

< Вы уверены, что это сработает? >

< Нет, > сказала Линья, < но это лучшее, что у меня есть. Наши разумы здесь в безопасности, но Галатея обладает намного более прямолинейной возможностью нападения. Достаточно всего лишь удалить мозг из цилиндра и магос умрёт. >

Сиристте кивнула и сказала:

< Тогда начнём. >

Линья первой стала произносить самую простую молитву Омниссии, пленённые магосы присоединялись, пока она говорила:

< Познанием я очищаю свою плоть от невежества.

< Изучением я увеличиваю свою силу.

< Технологией я почитаю Бога Всех Машин.

< Силой технологии я восхваляю славу Марса.

< Все превозносят Омниссию, ведущего нас по пути познания. >

Изменчивые удаляющие алгоритмы появились изо рта Линьи, словно эктоплазменная эмиссия псайкера. Но они вовсе не являлись бесплотным побочным продуктом, это были смертоносные комбинации объединённых убийственных кодов.

Пока бездействующие, они закружились вокруг неё сверкавшими цепочками капелек на паучьем шёлке и стали перемещаться к магосам.

Первым код коснулся Гефеста. Его спина выгнулась, и он издал мучительный бинарный вопль, когда убийственные коды опутали его разум. Затем настала очередь Наталы, стоически выдержавшей боль, потом Сиристте.

Почти полностью органическое лицо посланника Механикус сморщилось от ужасающей боли, глаза расширились от потрясения. Убийственный код двигался по кругу магосов, затрагивая каждого, пока не остался только магос Клейнхенц.

Часть маслянистого тёмного барьера прогнулась внутрь.

Чёрные кубы стремительно и яростно расширялись, трансформируя массу и плотность в проникавшего в убежище отвратительного инфодемона. Его руки заканчивались изогнутыми когтями, а за спиной раскрылись драконьи крылья.

Это был образ, порождённый первобытными кошмарами, что-то звериное из эпохи, когда человечество влачило жалкое существование в пещерах вокруг затухающих костров. Он издал первородный и убийственный рёв. Когти сжались вокруг Клейнхенца и вытащили несчастного из круга. Магос пытался сопротивляться и извивался в руках инфодемона, его очертания исказили пульсирующие остаточные изображения кричащего лица.

Вопли смолкли, превратившись в бесполезные обрывки бинарных фрагментов, когда он распался на дрейфующие облака инфосвета. Линья направила руки в сторону инфодемона и прокричала песнопение гексаматических вычислений.

Он взвыл от боли, и кошмарная фигура отступила назад во тьму, оставив текучий кубический периметр убежища слегка колыхаться, словно поверхность смоляной ямы.

Последние кусочки Клейнхенца улетучились, как фрактальные снежинки. Гефест и Натала тщетно попытались спасти последнюю частичку своего товарища, но было уже слишком поздно.

Сиристте посмотрела на Линью с нескрываемым выражением горя на органическом лице:

< Что произошло? > спросила она. < Что это за тварь? >

< Галатея перестала притворяться человечной, > ответила Линья. < Это был её гнев, дистиллированный в самой чистой форме. Видимо она почувствовала наши действия и вырвала физический мозг Клейнхенца из амниотического цилиндра, чтобы заставить нас остановиться. >

< Но как то, что мы только что сделали, помешает Галатее повторить то же самое с остальными? > спросила Натала.

< Да, она может повторить, > согласилась Линья. < Но теперь мы все связаны убийственным кодом. Если один из нас так умрёт, то код активируется, и мы все умрём. И если мы умрём, то умрёт и Галатея. >

< Тогда пусть она убьёт нас, > с горечью произнёс магос Гефест. < Мы хотим, чтобы она умерла. Почему бы не позволить ей убить ещё одного из нас и не покончить с ней? >

< Потому что Галатея не отделается так легко, > сказала Линья с ледяной сталью в голосе. < Не после того, что она сделала нам. >

< Кроме того, > добавила Сиристте. < Сейчас она уже знает о наших действиях. Она не станет снова рисковать и атаковать открыто. >

< Тогда как нам сражаться с ней? > спросил Гефест.

< Вы не сможете сражаться с ней, > ответила Линья, позволив последним кусочкам окружающей нереальности покинуть восприятие. < Сражаться буду я. >

Как раньше она направила часть своего сознания в инфосферу, чтобы связаться с отцом, так и теперь Линья направила разум в сверкающий и яркий мир информационного пространства “Сперанцы”.

Она закрыла глаза и…

…обнаружила себя среди блестящих линий сети данных, проходивших сквозь ковчег Механикус в скрытом пространстве знаний “Сперанцы”. Её окружали такие яркие созвездия, каких она никогда не видела. Ослепительная чистота накопленных знаний, хранившихся в каждой мельчайшей частичке света.

Когда Линья в прошлый раз летела в инфопространстве, оно представляло собой вызывавшим галлюцинации местом объединённой функциональности. Яркое, как фосфор, с ядрами познания и информационного обмена размером с континенты.

Теперь оно стало полем битвы.

Инфоядра горели с иссушающей интенсивностью, словно готовые в любой момент взорваться сверхновые звёзды. В последний раз, когда Линья их видела, они были тусклыми из-за паразитного заражения и крепко обвитыми самовоспроизводящимися удушающими кольцами Галатеи. Машинный гибрид держал Механикус в заложниках, контролируя каждую жизненно важную систему.

Теперь контроль почти исчез. Только последние самые важные системы ещё оставались в чужой власти. Всё ещё достаточно, чтобы при желании убить всех до единого на борту “Сперанцы”, но хватка Галатеи слабела прямо у Линьи на глазах.

Она увидела человека, парившего высоко над инфопространством. Выгнутая дугой спина, широко разведённые руки и откинутая назад голова. Золотой свет струился из его рук, и там, где он касался паразитирующих наростов Галатеи и вирусных нитей, они таяли, как иней под лучами рассвета.

Он посмотрел вниз, когда она подлетела к нему.

< Авреем? > спросила она.

< Линья, > произнёс Авреем. < Я сделал, что вы просили. >

Она услышала усталость в голосе и увидела, что свет вытекал из его эфирного тела.

< Вы умираете, > сказала она.

Он странно взглянул на Линью, словно смотрел прямо сквозь неё. Затем криво усмехнулся, одновременно меланхолично и сочувственно:

< Тогда у нас есть что-то общее, > сказал он. < Другие магосы с вами… Они понимают, что им предстоит сделать? >

< Поймут, когда придёт время. Поверьте мне, в этом проблемы не будет. >

< А ваш отец? > спросил Авреем. < Он со мной в “Электрус”. Он знает, что вы задумали? >

< Нет, > ответила Линья, и мысль о горе отца едва не разрушила её решимость. < Но другого пути нет. Вы знаете это. Даже после того, что вы здесь добились, нам всё равно нужно это сделать. >

Авреем кивнул и повернулся к текучему яркому солнечному свету мостика “Сперанцы”. Иссушающему и жаркому от сходившихся знаний связующему звену корабля, сквозь которое проходил и осмысливался каждый фрагмент данных.

< Значит, время пришло, > сказал он.

< Да, > согласилась Линья. < Пришло время убить Галатею. >

Несмотря на то, что Авреему Локку удалось расстроить контроль Галатеи над “Сперанцей”, машинный гибрид всё ещё управлял самыми важными системами ковчега Механикус. Телок почувствовал, как Таркис Блейлок попытался лишить шаттл “Ренарда” доступа к носовой посадочной палубе, но Галатея успешно пресекла все его усилия.

– Если бы вы только знали, – произнёс Телок, наблюдая, как необъятный корпус “Сперанцы” заполнял обзорный экран. – Вы бы лично приветствовали меня на борту.

Шаттл дрожал, проходя сквозь гравометрические поля, окружавшие гигантский корабль. Сложность сближения удивила Телока, но он никогда не встречал корабль столь нечеловеческих размеров.

– Та штука, что движется позади нас, – произнёс Эмиль Надер из-за штурвала. – Её разорвёт, прежде чем она доберётся до “Сперанцы”.

Телок рассмеялся, громкий звук заполнил командную палубу шаттла:

– Дыхание Богов изменяет сам космос, думаешь, простые гравитационные волны смогут ему повредить?

Надер пожал плечами:

– Я просто сказал, что оно выглядит довольно хрупким.

Телок наклонился и положил руку с когтями на плечо пилота:

– Оно и в самом деле чувствительное, очень чувствительное. Даже малейшая ошибка в вихре может его разорвать. Но если ты задумался о чём-то безрассудном, например, использовать этот корабль в качестве ракеты или решил просто врезаться в “Сперанцу”, то знай, что я сверну твою шею, как только обнаружу хотя бы микронное отклонение в нашем курсе. И затем я предоставлю Галатее полную свободу действий с той атрофированной вещью, которую ты называешь мозгом. Полагаю, ты в некоторой мере знаком с тем, что она может сделать с ним.

Надер бросил на Галатею ядовитый взгляд. Машинный гибрид сидел, почти прижавшись к палубе, тело-марионетка подёргивалось в неконтролируемых синаптических спазмах. Мозговые колбы мерцали деятельностью, хотя одна была разбита и из неё вывалилось множество мокрых проводов. Присутствие удалённого сознания Телока в Галатее предоставляло Потерянному Магосу полную информацию о том, что происходило в нейроматрице его аватара.

– Дочь астронома по-прежнему мешает нам, – сказала Галатея, прекрасно зная о повышенном внимании Телока.

– Было ошибкой включать её, – согласился он. – Мы сильно недооценили её волю к сопротивлению.

Серебряные глаза Галатеи замерцали, и правая рука дёрнулась:

– Наше тело атакуют изнутри и снаружи. Это очень неприятно.

– Как только я получу полный доступ к ноосферной сети “Сперанцы” и загружу секреты гексаматики, то очищу нейроматрицу от мятежного присутствия.

– Очистите остальных, но оставьте Линью Тихон нам, – сказала Галатея.

– Как пожелаете, – ответил Телок, подключив чувства к внешним топографам шаттла “Ренарда”.

Дыхание Богов находилось в девяноста километрах ниже, медленно поднимаясь к подфюзеляжному сводчатому трюму. Разработанный для Центурио Ординатус, только он обладал достаточной вместимостью для вращавшейся матрицы машины.

А за Дыханием Богов следовали два геоформера. Экипажи техножрецов разогнали реакторы до предела, пытаясь сопротивляться притягивающей силе непостижимой технологии, пока не сдались, признав, что не смогут вырваться.

На обзорном экране постоянно рос вход на посадочную палубу, и Телок давил на шею Эмиля Надера всё сильнее, чем ближе они были к конечной точке стыковки.

– Ведите нас ровно, мистер Надер, – предупредил Телок.

– Это уже ровно. Вы думаете так просто летать настолько близко к чему-то большому? – спросил Надер, сверившись с панелью авионики. – Это всё равно, что подниматься в гору с расстроенным чувством равновесия или дополнительным весом.

Несмотря на беспокойство Надера, шаттл без происшествий проскользнул сквозь мерцавшую завесу целостного поля. Телок почувствовал, как присутствие миллиарда духов-машин омывает его.

– Контроль не такой полный, каким должен быть, – произнёс он, мгновенно обработав поток данных в невидимом информационном теле ковчега Механикус.

– Госпожа Тихон оказалась изобретательной и заручилась помощью союзника на корабле, – пояснила Галатея. – Всё указывает на то, что он скоро умрёт, позволив нам вернуть полный контроль над “Сперанцей”.

Шаттл приземлился с глухим лязгом посадочных когтей, и Телок вздохнул, ощутив, как что-то бесконечно огромное прикоснулось к стенам его расширенного сознания.

– Я чувствую, как его большое сердце бьётся в глубине корпуса из железа и камня, – сказал он. – Скрытое глубоко в матрицах логики и бинарного кода, но видимое для тех, кто обладает видением.

– “Сперанца”, – сказала Галатея.

– Это всего лишь одно из имён, – произнёс Телок, пока опускался носовой трап. – Но я узнаю их все.

Судьбы раскручивались вокруг Бьеланны. Она видела их все, проживала их все. Мир раскалывался, разорванный на куски энтропийной местью хрудов. Она чувствовала, что орда ксеносов ускользнула, мигрировала из мимолётного аспекта реальности.

Мощь пряжи вздымалась в разуме ясновидицы.

Время, которое сжималось и растягивалось хрудами и машиной Ингир, теперь ревело сквозь Бьеланну в виде цунами темпоральных энергий. Она стала сердцем бури, опустившись на колени в окружении эльдарских воинов, пока сила текла сквозь неё. Она стала проводником для всех вещей, которые ещё могли быть, и всех, которым уже никогда не суждено произойти.

Бьеланна заплакала, ощутив прикосновение Тёмного Жнеца к своей душе, Каэла Менша Кхейн упивался аспектом Разрушения.

Она являлась этим Разрушением. Она теперь видела, что нити всех, кто окружал её, были неразрывно связанны с её гибелью. Никто не мог убежать от своей судьбы.

Она убила их всех.

Она накрыла их саваном смерти.

Жалящие Скорпионы двигались в угловатом танце вокруг Бьеланны, пока Воющие Баньши кружились, как акробаты. Мечи пели, и хор выстрелов монкеев звучал резко и отрывисто на фоне изящной смертоносной симфонии.

Кристаллиты сражались вытесненными клинками, быстро и ловко, но их атакам не хватало артистизма и гордости. Они гибли десятками. Каждый из эльдарских воинов был вплетён в невидимую паутину судеб, которые ломались и разделялись в одно мгновение. Прошлое уменьшалось, настоящее расцветало, а будущее не видел никто кроме неё.

Её руки ослепительно быстро двигались в сложных узорах, направляя эльдаров, словно дирижёр оркестра из миллиарда музыкантов, игравших самую сложную композицию, которую можно представить. Она заставила Вайнеша шагнуть на ширину пальца правее, спасая от колющего удара стеклянного клинка. Урикуэль изменила захват меча, и теперь ей хватило силы отрубить конечность кристаллита. Сотней способов она формировала судьбы своих воинов: здесь шаг назад, там четверть оборота, прыжок на мгновение раньше.

Каждый элемент сам по себе являлся незначительным, но все вместе они создавали паутину причин, перемещая восприятие Бьеланны на два шага вперёд. Она попыталась сформировать судьбы космических десантников, передав им часть вновь обретённой силы, но не ей было изменять судьбы таких воинов. Они скорее умрут, чем потерпят прикосновение того, кого обычно считали врагом.

Только разум Робаута Сюркуфа оказался достаточно открыт благодаря прикосновению другого эльдара, певца кости по имени Ирландриар. С помощью Бьеланны каждый выстрел Сюркуфа был сделан с идеальной точностью.

Но она знала, что подобное управление судьбами не продлится долго.

Не смотря на то, что она могла направлять шаги и мечи в руках воинов, конечности из плоти и крови устанут, а некогда идеально отточенные навыки – притупятся.

И затем придёт смерть.

Тень поднялась, окутывая Бьеланну, потрясающе внезапная и удушающе глубокая в своей темноте. Она застила её взор, словно завеса чёрного бархата, и Бьеланна увидела, как почернела пряжа и показались конечные точки всех нитей, которые распутывались в небытие с ужасающей скоростью.

Конец всего сущего.

Невозможная граница в том, что должно быть бесконечным пространством.

Бьеланна охнула и её сердце сжалось.

Это было гибелью, которую она видела ещё на “Сперанце”. Пространство и время распадались, разрываясь на куски, словно порванные паруса повреждённого призрачного корабля.

Смерть пришла на этот мир, но она была самым меньшим из зол. Начавшийся здесь разлом становился шире с каждой секундой, притягивая к себе все нити в пряже. Подобно челноку ткацкого станка, который распутывал поперечную нить от основы, будущее распускалось к точке омеги.

Экснихлио становился временным эквивалентом чёрной дыры, воющей пропастью, в которой время перестанет существовать. Пока это ограничивалось глубинами планеты, но Бьеланна чувствовала, что нанесённые хрудами катастрофические геомантические повреждения приближаются к поверхности.

Физическая гибель Экснихлио ничего не значила, но временные ударные волны распространятся в ледниковую пустоту космоса и достигнут галактики сородичей Бьеланны.

Они станут медленной смертью для галактики, поскольку всё время будет сожрано созданным устройством Ингир разломом. Но то, что они положат конец всему и навсегда являлось бесспорным.

Если Бьеланна не остановит их.

Она плавно встала на ноги, не обращая внимания на запутанный военный танец её людей и жестокие тяжёлые удары космических десантников. Она сжала кулаки и резко развела в стороны, позволив силе пряжи хлынуть из неё в могучем потоке.

Бьеланна создала ревущий ураган кипящего психического гнева, в центре которого она стояла. Ближайшие кристаллиты просто исчезли, испарившись от подлинной ярости шторма. Остальных врагов отшвырнуло назад, словно взрывной волной. Прозрачный синий огонь закружился вокруг ясновидицы в циклоническом вихре.

Стекло и кристалл разрушались, убивая кристаллитов, но оставляя создания из плоти и крови невредимыми. Зелёный огонь истекал из изувеченных тел, которые рассыпались чёрной пылью по площади. Циркулирующая буря психической энергии расширилась вокруг Бьеланны, сформировав воющую стену непроницаемых штормовых фронтов.

Ошеломлённая тишина заполнила пустоту, которая ранее была насыщена ворчанием монкеев и смеющимся пением эльдаров.

Танна из Чёрных Храмовников повернулся к ней, его доспехи были помяты и поцарапаны до голого металла. Она ощутила его враждебность, примитивные наркотические средства повысили уровень агрессии до психотических высот.

Она упредила его неизбежные вопросы единственным императивом:

– Ты должен идти, – сказала она. – Ты должен остановить Телока.

Она почувствовала его замешательство, но не было времени объяснять то, что она узнала, кроме самых элементарных вещей:

– Всё приближается к концу, – произнесла она. – То, что Телок привёл в движение, положит конец всему. Твоему Императору, Его владениям, моему народу и всему, за сохранение чего мы сражались. Всё умрёт. Хуже того, всё просто перестанет существовать, потому что ничего никогда не было и ничто никогда не появится. Всё, что было, и всё, что может произойти, будет стёрто.

Танна кивнул, и в этот момент к нему подошли боевые братья.

– Сколько продержится барьер? – сквозь зубы спросил Андерс. Его нить была короче, чем у остальных.

– Не долго, – ответила Бьеланна. – Гнев пряжи во мне силён, но скоро он пойдёт на убыль, как зимняя луна, поэтому нужно спешить.

Архимагос Котов произнёс:

– Ты сказала, что Танна должен идти. Но как кто-то из нас может куда-то идти?

Бьеланна позволила разуму скользить над монкеями в поиске достаточно сильной эмоции, которая могла стать якорем. Храмовники и кадианцы отпали сразу, они плыли по течению и знали совсем мало. Разум Котова слишком закостенел в логической функциональности, его эмоциональные центры давно закрылись.

Но Сюркуф…

Она почувствовала его любовь к своему экипажу и кораблю, а разве не любовь являлась сильнейшей эмоцией? Она излечивала раны, заканчивала войны и видела заклятых врагов, примирившихся, словно братья. Также она разрушала империи и посрамляла величайшие умы.

Ничего не было сильнее любви, и Сюркуф был благословлён ею в изобилии.

Бьеланна спросила:

– Твой талисман. Он всё ещё у тебя?

Сюркуф растерянно посмотрел на неё, затем полез в нагрудный карман кителя и достал компас астронавигации.

– Он? Вы о нём спрашиваете?

Бьеланна видела пересечение судеб, связанных с устройством, тонкую нить, предопределявшую путь жизни монкея, который на каком-то подсознательном уровне чувствовал его важность.

– Да, протяни его мне, – сказала она.

– Зачем?

– Потому что мне надо сосредоточиться, – ответила она, и в её глазах мелькнула печаль. – И потому что мне нужен кто-то, кто запомнит меня.

Хотя его удивило сказанное, он всё же сделал, как она просила. Бьеланна сжала фарфорово-белыми пальцами руки Сюркуфа, и почувствовала его глубокую связь с теми, кого он оставил. Он умрёт за них, а они за него. Стрелка компаса танцевала и вращалась, неопределившаяся и блуждающая. Их разумы встретились, и она за долю секунды прожила всю его жизнь.

– Посмотри мне в глаза и представь тех, кто для тебя дороже всего, – сказала она.

Едва он сделал это, как стрелка замерла.

Бьеланна отпустила руки Сюркуфа, сохраняя связь и представляя то, что он видел. Практичная каюта с деревянным столом. Картины на стене, письменные благодарности и голографическая камея женщины.

Такова оказалась сила эмоций Сюркуфа и вздымавшаяся в ней мощь, что открыть портал паутины не составило никакого труда. Изливавшая золотой свет мерцавшая оранжевая арка появилась на площади за её спиной.

– Так ты попадёшь на свой корабль, – произнесла Бьеланна. – Иди и останови Телока. Сделай всё, что только возможно, но он не должен вернуться в ваш Империум.

Котов кивнул и махнул скитариям.

Они шагнули в ворота и исчезли.

– Звучит так, словно вы не идёте, – заметил Сюркуф.

– Не иду, – согласилась Бьеланна. – Ещё можно исцелить сотворённое Телоком, но чтобы сделать это я должна находиться здесь, в центре событий и возле раны.

Сюркуф взглянул на барьер. Бури начинали стихать, и армия кристаллитов напирала в ошеломляющем количестве.

– Вы умрёте.

– Будущее, которое я хотела разделить с дочерями, потеряно, – сказала Бьеланна. – У меня ничего не осталось. Смерть станет желанной.

– Я хочу…

– Не говори ничего, – перебила Бьеланна резче, чем собиралась. – Никакие человеческие слова не смогут меня утешить.

Сюркуф кивнул и отвернулся, помогая магосу Павельке подняться. С искренней благодарностью в последний раз взглянув на Бьеланну, они вдвоём вошли в ворота.

Танна наблюдал за исчезавшими Сюркуфом и Павелькой, и чувствовал, как с плеч падает тяжесть, которую он нёс с Врат Дантиума. Отрезанные от ордена и без руководства Кул Гилада, он и его воины ощущали себя потерянными. Странно, что для окончательного понимания этого ему потребовались слова эльдарской ведьмы.

В любой другой день он направился бы в реклюзиам и подверг себя мучительной епитимье за такие мысли.

– Ты действительно можешь исправить то, что сделал Телок? – спросил он.

– Возможно, но мне потребуется время, – ответила она, сняв шлем и прижав его локтем. – И мне потребуются для этого силы моих людей.

– Кристаллиты убьют тебя намного раньше.

– Убьют, – согласилась Бьеланна.

Танна посмотрел на истончавшийся барьер:

– Тогда Чёрные Храмовники дадут тебе это время.

– Танна? – спросил Андерс. – Вы остаётесь?

– Если она может сделать то, что говорит, то у меня нет выбора, – ответил Танна. – Здесь я могу послужить Императору лучше всего.

Андерс вздохнул:

– А я уж было подумал, что все мы вернёмся в Империум.

– Это было честью сражаться рядом с вами, Вен Андерс.

Полковник поднял руку:

– Кадианцы не говорят последних слов, пожеланий или братских прощаний перед лицом верной смерти, – сказал он. – Мы просто сражаемся, и на “Сперанце” есть полк, которому я нужен.

Танна кивнул, и вернул приветствие Андерсу, прижав кулак к нагруднику. Кадианский полковник повёл солдат в портал, а эльдары тем временем собрались вокруг ясновидицы и начали снимать доспехи. Гладкие пластины упали на землю и когда они сняли шлемы, то угловатые чуждые лица смягчились, как пробудившиеся от дневного света. Каждый отдал Бьеланне что-то похожее на полированный драгоценный камень, и они сели вокруг неё, скрестив ноги, а затем закрыли глаза, словно входя в медитативный транс.

Почти сразу же начал затихать удерживавший кристаллитов грозовой фронт. Стекловидные клинки пронзали стихийный барьер, и непреклонные создания Телока стали медленно проталкивать свои угловатые тела.

Танна отвернулся от эльдаров.

Его воины стояли перед ним.

Гордые и непреклонные, все они были героями.

– Братья мои, наконец, всё близится к концу, – произнёс он. – Пришло время последней битвы крестового похода Котова.

– Вы обновите наши клятвы, брат-сержант? – спросил Яэль.

– Обновлю, – ответил Танна, зная, что то, что он скажет дальше, сокрушит молодого воина. – Но ты не станешь приносить клятву вместе с нами.

– Брат-сержант?

– Уходи во врата, – сказал Танна. – Если Телоку суждено погибнуть, то именно клинок Чёрного Храмовника должен снести голову с его плеч.

– Нет! Пожалуйста, Танна, – произнёс забывшийся в пылу отчаяния Яэль. – Не отказывайте мне в последнем бое.

Танна покачал головой:

– Возвращайся на “Сперанцу” и сражайся в том бою со всей храбростью. Добейся славы и поведай в ордене о нашей судьбе. Расскажи им о наших деяниях, о нашей отваге и жертве. Расскажи им, что мы погибли как герои во имя Императора.

– Я хочу остаться и сражаться рядом с вами, – взмолился Яэль.

– Это – мой последний приказ. Ты не посмеешь ослушаться его.

Танна переживал за молодого воина, прекрасно зная, какую боль тот испытывает, лишившись славной смерти рядом с братьями.

– Больше никаких слов, – произнёс он. – Ступай.

Яэль резко убрал меч в ножны и, не оглядываясь, побежал во врата эльдаров.

– Жестоко, – сказал Варда. – Но это нужно было сделать и пришло время для клятвы.

Иссур присоединился к чемпиону Императора, пальцы Храмовника дрожали, а лицо подёргивалось от неконтролируемых мышечных спазмов.

Танна кивнул, и оба воина опустились на колено, позволив ему стоять перед ними, как Кул Гилад стоял перед ними на “Адитуме”. С протискивавшимися сквозь психический барьер кристаллитами, Танна знал, только одну достойную клятву.

Прощание Кул Гилада.

Слова, услышанные по воксу, когда погиб реклюзиарх. Танна поднял меч к плечу, приветствуя воинов:

– Веди нас от смерти к победе, ото лжи к истине, – произнёс он и коснулся клинком плеча Варды:

– Веди нас от отчаяния к надежде, от веры к кровопролитию.

Следующим благословение получил Иссур:

– Веди нас с Его силой в сердце и к вечности войны.

Оба Чёрных Храмовника поднялись, и они прижали кулаки к нагрудникам. Их голоса присоединились к Танне, заканчивая клятву:

– Пусть Его гнев наполнит наши сердца! – воскликнули они. – Смерть, война и кровь: служи Императору в священном отмщении, во имя Дорна!

Иссур и Варда встали плечом к плечу, обнажили мечи и направили оружие в сторону врага.

– Вот, что ты видел, Варда, – сказал Танна, встав рядом с чемпионом Императора. – Когда мы перековывали цепь твоего меча.

Варда кивнул, но не отвёл взгляда с клинка. Несмотря ни на что, тот безупречно мерцал, без малейшей царапины на обсидиановой поверхности. Варда посмотрел на ряды кристаллитов, и в этот момент психический барьер, наконец, разрушился, превратившись в обрывки увядающего света.

От звука скрежетавших друг о друга тел атакующих сплошной стеной кристаллических чудовищ у Танны заныли зубы.

Пятьдесят метров, тяжёлая поступь врагов ускорилась.

– Ты говорил, что видел, как сражаешься вместе с эльдарами, – произнёс Танна, поведя плечами, чтобы расслабить мышцы. – Ты не мог понять, как такое могло произойти. Теперь мы знаем.

– Приятно знать, что я остался верен принесённым клятвам, – сказал Варда. – Я умру, как истинный сын Сигизмунда.

– В этом я никогда не сомневался, – сказал Танна.

Тридцать метров. Столкновение неизбежно.

– По… по крайней мере, эл… эльдары умрут вместе с нами, – заметил Иссур, оглянувшись на тихих неподвижных ксеносов. Мышцы его шеи были напряжены, но меч не дрожал.

– Пришло наше время умирать, – сказал Танна. – На заброшенной планете вдали от света Императора. Насладись этим моментом, потому что умрёшь всего один раз. Как ты встретишь смерть – столь же важно, как каждый прожитый до неё миг.

Десять метров, полупрозрачные клинки занесены для удара.

Танна слегка откинул голову назад и поднял меч, приветствуя приближавшуюся смерть, зная, что она будет великолепной.

Пять метров.

Последнее сражение крестового похода Котова началось под звуки разбитого стекла и крики имени Дорна небесам.

 

Микроконтент 18

– Ма-та-лео! Ма-та-лео!

Скандировали скитарии, наступая рядом с новым “Железным кулаком”. Дахан обладал полной информацией о позиции каждого отделения и группы, и даже на острие наступления он корректировал векторы атак по ноосферной связи.

– Ма-та-лео! Ма-та-лео!

Вспышки сверкали между скитариями и кристаллитами. Пересекавшиеся параллельные потоки лазерных лучей и снарядов, плазменных разрядов и пулемётного огня. Взрывы расцветали среди рядов воинов. Множество тел были затоптаны. Дахан закрывал промежутки, направляя отделения в каждую прорванную брешь.

– Ма-та-лео! Ма-та-лео!

Подключённый к заменённой логической машине “Железного кулака” разум сверкал в пламени накопленных боевых данных. Оптика определения угрозы анализировала альфа-зверя в каждом мыслимом измерении. Счетверённые тяжёлые болтеры грохотали, выпуская непрерывный поток массреактивных болтов во вражескую армию. Клинок кебренианской алебарды вспыхивал энергией, убивая приблизившихся к “Железному кулаку” врагов. Их тела разлетались на куски во взрывах разбитого стекла.

– Ма-та-лео! Ма-та-лео!

Слушая своё катаканское военное имя, Дахан с тоской вспомнил дни на мире-смерти. Объём боевых данных там был больше, чем на любой известной ему планете. Каждый вид флоры и фауны являлся смертельно опасным, и база данных Дахана о военном искусстве и переменных рукопашного боя росла в геометрической прогрессии.

Ближайшим аналогом альфа-зверя была катаканская львиная мать выводка, с которой он и взвод Харкера столкнулись во время рутинного задания по выжиганию стремительно разросшихся гиперагрессивных джунглей.

Они наткнулись на логово случайно, когда нос “Химеры” провалился сквозь настил джунглей в сырые извилистые глубины. Сотни детёнышей матери выводка вырвались из скрытых кукольных нор и набросились на гвардейцев и скитариев со свирепостью, которую Дахан раньше встречал только у некоторых стремительно атакующих видов тиранидов.

Дахан убил мать выводка, чудовищного зверя с когтями и мутировавшей гривой ядовитых шипов, что и побудило Харкера дать ему военное имя.

Он воспроизвёл в уме тот бой, и активировал точно выверенную смесь боевых стимуляторов, мышечных усилителей и синаптических возбудителей, повторяя то состояние. Альфа-существо неясно вырисовывалось впереди, и оно было больше, чем убитый на Катакане зверь. И окружено мощными щитоносцами.

Он отдал приказы эскорту скитариев, и прицельные очереди огня засверкали от групп Разрушителей. Они были настолько точными, что ни один выстрел и ни одна йота энергии не были потрачены зря. Четыре телохранителя мгновенно погибли, переносные щиты треснули под мощными разрядами из роторных пушек и разлетелись на куски от выверенного шквала гранат. Залпы плазмы, за которыми последовали точечные удары мелтаракет, закончили работу, расчистив “Железному кулаку” путь.

Альфа-зверь сидел на корточках в тени согнувшегося металлического Сангвиния. Гусеницы транспорта Дахана сокрушили разбитые останки телохранителей, а тем временем скитарии и кристаллическая армия сошлись в шторме выстрелов и клинков. Боевые кличи, органические и бинарные, эхом разлетелись над палубой.

Альфа-зверь встал на дыбы, и жгучий разряд зелёного огня вырвался из вращавшегося механизма преобразованного стекла в шипастом подбрюшье. Энергия под нисходящим углом поразила “Железный кулак” и прошла сквозь наклонную броню с лёгкостью плазменного резака. Последствия попадания оказались ошеломляющими. Нос танка врезался в палубу. Счетверённые болтеры взорвались, когда лобовая броня смялась, словно фольга. Контейнеры с боеприпасами детонировали.

Дахан выпрыгнул из открытого кузова. Произошло аварийное разъединение и хлёсткие кабели тянулись за ним из спинных разъёмов. “Железный кулак” взмыл над палубой, инерция движения подбросила машину вверх, и она перелетела через альфа-зверя.

Дахан приземлился с металлическим визгом, когтями всех трёх ног вцепившись палубу.

“Железный кулак” упал несколько мгновений спустя, рухнув ровно на крышу, вращая гусеницами в воздухе и извергая пламя. Из разорванного корпуса повалил чёрный дым.

Дахан успел вскинуть алебарду, отклоняя пару конечностей с изогнутыми клинками, которые неожиданно быстро появились из подбрюшья зверя. Клешни скорпиона щёлкнули в его сторону. Он повернул овальное основание алебарды и отразил стекловидные клинки.

Он ударил потрескивавшими зазубренными скарификаторами противника в бок. Внутренние конденсаторы разрядились, пронзив врага разветвлявшимися разрядами фиолетовой энергии, которые оставляли за собой остекленевший след из непрозрачного кристалла.

Зелёный огонь запульсировал из тела чудовища, быстрее, чем Дахан сумел уклониться. Удар пришёлся в мёртвую точку. Доспехи треснули, и эффект атаки заставил инфоток остановиться на несколько секунд.

Дахан покачнулся, на мгновение утратив равновесие. Альфа-зверь изменялся, становясь выше, шире и отращивая больше конечностей. Враг обрушил огромную, как у слона, ногу в его грудь, отшвырнув на объятые пламенем обломки “Железного кулака”. Затем быстро приблизился и сжал похожие клешни, как у краба, на скарификаторах Дахана. Зверь начисто оторвал их. Секутор издал бинарный болезненный крик и перекатился в сторону, уклоняясь от нового потока зелёного биоэлектричества. Его плащ вспыхнул, сплетённая из стали ткань запылала ярким магнием.

Дахан крутился и перекатывался, вращая всеми тремя ногами, чтобы отражать атаки. Зверь бил снова и снова, конечности, словно жала опускались с такой силой, что пробивали пластины палубы. Оставляя за собой целый дождь из капель расплавленного металла плаща, Дахан вращал алебардой в головокружительно сложной паутине парирований, контрударов и выпадов. Скорость зверя была феноменальной. У Дахана было всего несколько наносекунд, чтобы успевать реагировать на атаки. Энтропийный конденсатор сердито гудел, заряжаясь для удара.

Срезанные кусочки металла и кристалла кружились вокруг, пока они сражались в тени печального примарха Кровавых Ангелов. Благодаря проносившимся мимо кристаллическим чудовищам Дахан прекрасно знал, что за его спиной кадианцы вступили в отчаянную схватку. В любом нормальном сражении Дахан сохранил бы дискретное разделение в разуме для отслеживания каждой детали боя, но этот поединок требовал почти всех его вычислительных мощностей, чтобы остаться в живых.

Очертания существа непрерывно менялись, словно оно знало, что оставаясь в одной форме, предоставит ему преимущество. Мыслительные процессы Дахана постоянно развивались, переключались и перезагружались. Он не мог окончательно выбрать ни одну группу боевых программ, которые позволили бы ему победить альфа-зверя.

Очередной сокрушительный удар отшвырнул Дахана. Он врезался спиной в поддерживавшую Сангвиния железную опору, и примарх, наконец, свалился со своего постамента, рухнув между двумя противниками с оглушительным лязгом металла. Альфа-зверь тяжело шагнул к секутору, нижние части ног существа стали толще, а верхняя часть – увеличилась. Но его масса была ограниченной и поэтому руки утончились, превратившись в хлёсткие извивавшиеся щупальца зазубренного стекла.

Накопленные боевые данные соперничали за внимание Дахана.

Tyranicus chameleo.

Teuthidian Myrmidrax.

Cyberneticus Noctus (Каба).

Cephalaxia.

Arachnismegana.

Список продолжал расти, но за долю секунды, потраченную на просмотр, Дахан понял, что ничто в его архивах нельзя противопоставить способности альфа-зверя непрерывно изменяться. У него не было ничего встроенного, что могло противостоять огромному разнообразию доступных альфа-зверю форм и боевых стратегий.

Вместо этого он сделал то, что полностью противоречило глубоко укоренившимся логическим инстинктам.

Он отключил всю базу системных боевых программ.

Пустота наполнила Дахана, зияющая пропасть неуверенности, которая, несмотря на принесённое ощущение ужасающей неопределённости, оказалась всё же странно освобождающей. В этот величественный момент он понятия не имел, что мог сделать его враг или что он должен сделать, чтобы противостоять ему. Ни малейшей идеи как лучше всего сражаться с этим врагом, никаких спасительных данных в самое последнее мгновение перед атакой.

Альфа-зверь с грохотом приближался к нему, рассекая воздух гибкими клинками. Дахан бросился навстречу. Он запрыгнул на упавшую статую Сангвиния, оттолкнулся всеми тремя ногами и взмыл в воздух. Навстречу метнулись тонкие и острые хлёсткие конечности. Кебренианская алебарда перерубила большую часть из них, шарнирная талия позволила увернуться от других, но оставшиеся лезвия глубоко рассекли тело Дахана.

Одну из ног просто отрубили, как и закружившийся в сторону внушительный кусок плеча. Ещё один удар распорол органическое мясо живота, а твёрдый кристаллический шип пробил грудь. Механизмы вышли из строя, и красные предупреждения вспыхнули перед глазами.

Но он видел цель.

Дахан повернулся в воздухе и окружённый разрушительным полем клинок кебренианской алебарды устремился вниз, разрубив коленный сустав альфа-зверя.

Враг покачнулся, когда тело быстро начало меняться в бесполезной попытке сохранить равновесие. Он упал, отрубленная конечность потускнела и стала непрозрачной, потому соединяющие машины внутри умерли. Дахан сильно ударился, вонзившийся в плечо твёрдый стеклянный шип вошёл ещё глубже. Секутор встал на оставшихся двух ногах, чувствуя, как каждый элемент биомеханической эффективности уменьшался вместе с вытекавшими химикатами, кровью и насыщенными ионами жидкостями.

Альфа-зверь втягивал свою материю, он замедлился, потому что слишком много самовоспроизводившихся машин больше не являлись его частью. Движения стали неловкими, словно у новорождённого существа, всё ещё неуверенного, как правильно сохранять вертикальное положение.

Дахан не собирался предоставлять ему шанс научиться.

Зверь оторвал его нижние руки, но выпуклый энтропийный конденсатор алебарды искрил и шипел сверкающей энергией.

Дахан обрушил овальное навершие сверху в центр места, которое можно было назвать грудной клеткой альфа-зверя. Взрыв биоэлектрической энергии дугой прошёл по телу врага, плавя и разрушая кристалл.

Зверь сжался и задёргался, как умирающий пациент под дефибриллятором. Голова из потемневшего стекла и кристалла, которая выдвинулась из кусковой массы груди, потрескалась и сформировалась в гигантский крокодилий череп. Дахан взмахнул алебардой в обезглавливающем ударе.

Клинок был создан ремесленниками, обученными мастерству первых техножрецов-ассасинов.

Голова альфа-зверя отделилась от тела, и нервная система замкнулась в пламени перегрузки. Зелёный огонь вырвался из обрубка шеи, катастрофической раны, от которой не возможно было оправиться.

Каждый кристаллический воин на тренировочной палубе застопорился, внутренние элементы мгновенно замкнуло из-за разрыва связи с центром командования и управления. Дахан не был настолько наивным, чтобы полагать, что эффект беспомощной армии продлится долго, как при гибели тиранического существа уровня praefactor.

Но, возможно, этого хватит.

Рёв военных горнов заполнил тренировочную палубу и Дахан устало поднял в приветствии зазубренный клинок кебренианской алебарды.

Легио Сириус пришёл, и пришёл не один.

В тени “Лупы Капиталины” и “Канис Ульфрика” с грохотом двигались роты сверхтяжёлых танков Имперской гвардии.

“Гибельные клинки”, “Теневые мечи” и “Штормовые молоты”.

– Благослови вас Омниссия, капитан Хокинс, – произнёс Дахан, когда к нему пробились отделения сюзеренов.

– Ма-та-лео! Ма-та-лео! Ма-та-лео!

К тому времени как Робаут в сопровождении Павельки вышел из закатных ворот в свои личные покои, Котова и скитариев там уже не было. Он услышал голос архимагоса сквозь открытую дверь в ведущем к мостику коридоре. Судя по всему, архимагос говорил по воксу.

Сияние ворот Бьеланны наполнило каюту медово-золотым светом. Оно придало домашнюю теплоту деревянному столу, и одновременно погрузило остальную часть помещения в меланхолию.

Их поверхность была зеркально-гладкой, как у омываемого последними лучами осени ледникового озера, но края – волнистыми, словно корона далёкого солнца. Робаут отвёл взгляд, смущённый, что слишком долго смотрел на противоестественное присутствие.

– Сюда, – произнёс он, отвернувшись и помогая Павельке сесть в кресло рядом со столом. – Сидите. Не пытайтесь двигаться. Оставайтесь на “Ренарде”, пока всё не закончится, хорошо?

Иланна кивнула, и Робаут присел на угол стола. Казалось нереальным, что он находится здесь в окружении всех этих висящих на стене благодарностей и розетт. Таким нормальным после безумия Экснихлио. Робаут улыбнулся, увидев гололитическую камею Катен, на каком-то подсознательном уровне зная, что как минимум, в том числе и ей Бьеланна смогла столь точно зафиксироваться на этом месте. Он не мог полностью прийти в себя и поверить, что всё это действительно произошло, и они избежали верной смерти от клинков кристаллитов.

– Чего вы ждёте? – спросила Павелька. – Идите.

– Просто дайте мне минуту, – ответил Робаут, всё ещё не оправившись после нового путешествия, оставившее после себя тошнотворный привкус во рту и резкую пульсирующую боль в висках. – По крайней мере, пока я не буду уверен, что смогу идти без риска, что меня сейчас стошнит.

Они сидели в тишине, Иланна, положившая руки на колени, и Робаут, сфокусировавшийся на мелких деталях. Словно сосредотачиваясь на них, он мог заставить разум принять их реальность. Постепенно чувство, когда он воспринимал мир в виде декораций для тёмной реальности, начало исчезать, а дыхание выравниваться.

Внезапное предчувствие заставило его отступить от слегка колеблющихся закатных ворот. Робаут резко вздохнул, когда появился Вен Андерс, всё ещё прижимавший руку к окровавленному боку. Он быстро осмотрелся, а благодаря вошедшим следом за ним трём кадианским солдатам каюта неожиданно показалась маленькой.

– Не настолько показная, как я ожидал, – сказал он.

– Добро пожаловать на Ультрамар, – ответил Робаут.

– Где Котов?

– Уже на мостике. Я скоро присоединюсь к вам.

Андерс кивнул и повёл своих людей из каюты Робаута.

Он удачно выбрал время, потому что несколько секунд спустя появилась высокая фигура Чёрного Храмовника, и каюта снова стала тесной. Броню Яэля покрывали блестящие пылинки света. За его спиной закатные ворота исчезали как сон.

– Брат Яэль? – спросил Робаут. – Где остальные? Почему ворота закрываются?

Яэль избавился от эффектов портала, встряхнув головой.

– Они не придут, – ответил он. – Ведьма утверждает, что со временем сможет восстановить нанесённые Телоком повреждения. Мои братья отдадут свои жизни, чтобы она получила это время.

– Они остались на Экснихлио?

– Я что-то непонятно сказал? – резко спросил Яэль, отвернулся и покинул каюту.

Робаут понял. Танна отослал Яэля на “Сперанцу”, чтобы сохранить наследие Храмовников. Необходимый приказ, но от этого лишённому славной смерти рядом с товарищами воину не было легче.

– Вам нужно идти, – произнесла Иланна. – Остановите Телока.

Робаут кивнул и нагнулся, поцеловав её в лоб, затем повернулся и последовал за Яэлем на мостик. Котов уже был там, подключившись к посту управления системами левого борта, за которым обычно работала Павелька. Из динамиков доносилось слабое потрескивание и резкий бинарный код.

Когда Робаут вошёл, Котов выпрямился и отсоединился. Андерс стоял у вокса, на лице полковника застыло сосредоточенное выражение.

– “Сперанца” атакована, – сказал Котов.

Робаут кивнул:

– В этом есть смысл. Как ещё Телоку вернуться на Марс? Это кристаллиты?

Котов кивнул:

– Целая армия и атакует по всему моему кораблю.

Он говорил, как человек, который только что проснулся и обнаружил, что его одежда кишит паразитами, и он понятия не имел, как от них избавиться. Котов кивнул в сторону Вена Андерса и сказал:

– Капитан Хокинс и магос Дахан координируют оборону, но большая часть корабля уже захвачена.

– Где Телок? – перешёл к делу Яэль.

– Неизвестно, но можно предположить, что направляется к мостику “Сперанцы”.

– Тогда и мы идём туда, – сказал Робаут и подошёл к стойке с оружием в дальней части мостика. Он открыл её висевшим рядом ключом, что точно не соответствовало правилам безопасности, но зато помогало быстро добраться до оружия. Робаут вытащил боевой дробовик с барабанной обоймой и перебросил через плечо, а также взял множество энергетических обойм для пистолета. Наконец, он достал поношенный кожаный пояс с мечом и застегнул вокруг талии.

Это был калтанский стрижающий меч с твердотельным энергетическим сердечником в рукояти. Всё, что он разрубит этим клинком, не восстановится.

– Мы достаточно близко к мостику, но раз на борту кристаллиты, то, вполне возможно, что нам придётся сражаться, чтобы попасть туда, – сказал он. – Нам пригодились бы ещё люди.

– Я забрал несколько солдат у капитана Хокинса на тренировочной палубе, – сказал Андерс, отключив вокс и вставив новую энергетическую ячейку в рукоять меча. – Они присоединятся к нам на пути Мудрости.

– Тогда идём, – произнёс Робаут.

Они воспользовались лифтом, чтобы добраться до носовой погрузочной рампы, и не успела она опуститься даже наполовину, как Яэль быстро спрыгнул на палубу. Робаут услышал испуганный человеческий крик и соскользнул вниз, когда понял, что узнал его.

Яэль держал Эмиля Надера за шею.

– Это – мой пилот, – сказал Робаут, пока кадианцы рассредоточились, окружая Эмиля. Космический десантник опустил пилота на палубу и в этот момент подошли Котов и скитарии.

Лицо Эмиля Надера было пепельно бледным, и он выглядел, словно пробежал от одного конца “Сперанцы” до другого. Позади него в клубах ледяного пара стоял недавно прилетевший шаттл “Ренарда”.

– Робаут? – произнёс он. – Как, чёрт возьми, вы оказались на борту?

– Долго рассказывать, – ответил Робаут. – Ты в порядке? Я видел тебя на шаттле с Галатеей.

Эмиль потёр ушибленную шею и сердито посмотрел на Яэля:

– Да, в порядке, – ответил он. – Я думал, что они убьют меня, после того как окажутся на борту, но видимо им было просто наплевать. Похоже, они отмахнулись от меня, как от насекомого.

– Когда они ушли? – перебил Котов.

Эмиль отшатнулся от архимагоса, в ужасе уставившись на его изуродованные плечи:

– Двадцать минут, плюс-минус.

– Вы не могли бы быть точнее, господин Надер? – спросил Котов.

– Не мог бы, я всё это время старался, чтобы меня не стошнило от ужаса, – резко ответил Эмиль.

Робаут скрыл усмешку и сказал:

– Эмиль ты нужен в моей каюте. Там Иланна и она ранена. Тяжело. Присмотри за ней.

Эмиль кивнул, благодарный, что не придётся сопровождать вооружённую группу. – Конечно, Робаут. Я позабочусь о ней.

– Где Адара? – спросил Робаут, шагнув мимо Эмиля. – Если и есть подходящий момент для него показать, что он недаром ест хлеб, то этот момент настал.

Эмиль сжал его руку и Робауту не понравился взгляд пилота.

– Робаут, Адара мёртв, – сказал Эмиль. – Его убила Галатея.

Новость поразила Робаута, как удар кувалды в живот. Воздух выбило из лёгких.

– И это ещё не всё, что ты должен знать.

– Что…?

– Дело касается госпожи Тихон, – сказал Эмиль.

Когда дверь на мостик распахнулась под звуки выкрикивающих защитные приказы скитариев, Блейлок проверил поступавшие по различным когнитивным потокам данные. Он пропустил падение транзитной палубы или произошло внезапное нападение, о котором он ещё не знал?

Нет, Хокинс и Дахан всё ещё сдерживали главный вражеский удар на тренировочной палубе. Нападавшие распространились по всему кораблю, подобно инфекции, и всё же Блейлок заметил появление в них какого-то растерянного бездействия.

Фабрикатус-локум повернул голову, насколько позволяли подключения мысленно-импульсной связи командного трона. Он не мог видеть вход на мостик, и слишком крепко слился со “Сперанцей” для быстрого разъединения.

Факт отсутствия выстрелов, убедил его, что не произошло ничего неблагоприятного. Скитарии вели себя агрессивно, потому что и должны были себя так вести.

Затем он услышал лязг клинков, крики боли и влажные мясные звуки разрубленной плоти. Они почти сразу стихли, и Блейлок почувствовал сокрушительное присутствие резкого архаичного кода, когда в его поле зрения появилась отвратительная фигура, объединявшая в себе железо и плоть, кристалл и стекло.

На возвышавшуюся надстройку мостика поднялось огромное, как дредноут, и столь же громоздкое чудовище, оно двигалось неуклюжей походкой погрузчика, у которого ухудшилась функциональность движущих конечностей.

Оно повернулось к Блейлоку, и даже несмотря на искусственную пласплоть было невозможно не узнать лицо в центре широкого тела.

< Телок, > произнёс Блейлок.

Потерянный Магос с грохотом приблизился к нему, резкий запах мёртвой плоти и химикатов стал почти невыносимым. Телок вытянул перчатку из стали и кристалла, и коснулся когтистым пальцем, больше похожим на меч, груди Блейлока:

– Голосом из плоти, пожалуйста, Таркис.

Блейлок кивнул и спросил:

– Где архимагос Котов?

– Мёртв.

Блейлок снова кивнул. Это был единственный логичный ответ.

Позади Телока показалась Галатея, чёрную мантию тела-марионетки пропитала кровь скитариев, а конечности-клинки покрывало их вещество. Куски изрубленной плоти, словно выброшенные мясником потроха лежали на кривом паланкине, где мозговые колбы пленённых разумов потрескивали и мерцали яростной деятельностью. Блейлок заметил, что одна из колб была разбита и серое вещество внутри отсутствовало. Он задумался, кого вырвали из нейроматрицы Галатеи.

– Ваше предательство было близко к статистической уверенности, – произнёс Блейлок.

– Предательство – слишком враждебное слово, Таркис, – сказала Галатея. – Мы просто следовали предписаниям плана, который начал предваряться в жизнь несколько тысячелетий назад. То, что нам пришлось обмануть вас ради его осуществления, – маленькая цена, которую надо было заплатить.

Блейлок увидел движение позади Галатеи.

Криптаэстрекс.

Он отсоединился от поста управления и активировал мощные конечности-манипуляторы. Никогда прежде Блейлок не был так сильно благодарен старшему магосу, который одновременно напоминал грузовой подъёмник и боевого сервитора.

Он сохранил голос совершенно нейтральным:

– Что вы собираетесь делать?

Телок улыбнулся, и жест оказался самым чуждым из всего когда-либо виденного Блейлоком.

– Да ладно, Таркис, вы и так знаете, что я собираюсь делать, – ответил Телок, убрав коготь и подняв руки, чтобы обвести мостик. – “Сперанца” теперь мой корабль. Я собираюсь вернуться на Марс с Дыханием Богов и возглавить Механикус.

Теперь настала очередь Блейлока рассмеяться:

– Пока мы не достигли этой планеты, я даже не верил в ваше существование. И после этого я всё равно предположил, что годы изоляции, скорее всего, привели вас к безумию. Теперь я вижу, что оказался совершенно прав в последнем предположении.

Криптаэстрекс к этому моменту полностью отключил мысленно-импульсную связь. Оставалось только ещё немного удерживать внимание Телока. В отделённой части разума Блейлок создавал отключающий код, как тот, при помощи которого он раньше помешал Виталию Тихону убить Галатею.

Ох, как он жалел о том решении.

– Корабль ещё не ваш, – продолжил Блейлок. – Наши вооружённые силы отбросят кристаллическую армию. Уже сейчас её сплочённость исчезает перед лицом превосходящего умения и силы.

– Да, я почувствовал гибель связующего существа, которое направил на борт, – согласился Телок. – Но я уже принял командование кристаллитами на “Сперанце”. И восстановив контроль над инфосферой, мы очистим все до единого отсеки от кислорода и тепла, палуба за палубой убивая ваших солдат.

Восстановив контроль…?

Значит война в инфопространстве, которую видел Блейлок, как он и надеялся, являлась проявлением сопротивления “Сперанцы”. Небрежные слова Телока также означали, что хватка Галатеи на жизненных системах корабля исчезла.

Если и было время нанести удар, то оно настало.

Блейлок протянулся в разделённые мысли и одновременно Криптаэстрекс сделал свой ход. Фабрикатус-локум выпустил сфокусированное копьё отключающих кодов прямо в Телока, каждая бинарная последовательность содержала все символы власти и подтверждения звания, которыми он обладал.

Такой объём иссушающего и интенсивного кода потряс бы даже “Владыку войны”, но не оказал на Телока никакого видимого эффекта.

Криптаэстрекс сжал клешни на торсе Галатеи, сокрушая тело-марионетку. Он рванул манекен назад, и живот машинного гибрида изнутри пронзил маслянистый и хромированный сломанный позвоночник.

Телок развернулся и обрушил чудовищно огромные кулаки на грудь Криптаэстрекса. Кристаллические когти пробили квадратное тело, словно силовые когти хроногладиатора.

Криптаэстрекс был просто уничтожен.

Блейлок активировал процесс чрезвычайного отсоединения от командного трона, кабели мысленно-импульсной связи начали втягиваться в разъёмы в спине. Закончив с убийством, Телок повернулся к нему с выражением глубокого разочарования на лице:

– Серьёзно, Таркис? Это – всё, на что вы способны? – произнёс он. – Я надеялся, что магос Альхазен лучше подготовил вас.

– Как вы можете…

Телок не позволил ему договорить:

– Возможно, так будет лучше, – произнёс Телок. – Тигр, тигр.

Эффект был мгновенным.

Разум Блейлока поглотили спазмы, когда он подвергся синаптической перегрузке, сопоставимой с приступом эпилепсии. Не успел он упасть с командного трона, как перцептивные центры мозга переполнили изображения грозного образа оранжево-чёрного хищника из семейства кошачьих, который крался в залитом лунным светом лесу.

Сотворённое Телоком было столь же катастрофичным, как и окончательным.

Он не мог двигаться. Не мог говорить.

Не пострадали только зрительные системы.

Галатея смотрела на него равнодушными серебряными глазами. Тело-марионетка было жестоко вывернуто и сломано, и нависало над паланкином безжизненной куклой.

И всё же она по-прежнему оставалась ненавистно функциональной.

Машинный гибрид дёрнулся, словно пародируя спазмы Блейлока. Мозги синхронно замерцали непроизвольным движениям Галатеи. Не они ли являлись причиной её внутренних страданий? Невозможно сказать, но, пожалуй, госпожа Тихон доставила больше неприятностей, чем ожидала мерзкая машина.

Галатея отвернулась и, прихрамывая, покинула его поле зрения в направлении поста Азурамаджелли. Блейлок не видел ничего из того, что произошло, но по звуку разбитого стекла и рассечённых проводов понял, что ничего хорошего.

– Центр астронавигации под контролем, – произнесла Галатея.

– Превосходно, – сказал Телок. – Прокладывайте курс на Марс.

Даже несмотря на то, что “Сперанцу” атаковали, путь Мудрости всё равно оставался заполненным техножрецами. Они толпились вокруг огромных окружённых клубами ладана колонн, непрерывно изучая бесконечные потоки телеграфных лент и бессмысленный бинарный код, изливавшийся из барельефов дорических капителей на вершине каждого столпа.

Они не обращали внимания на гравитационные сани “Ренарда”, которые Робаут направлял к гигантским дверям в дальнем конце. Сани, тяжёлая прямоугольная железная плита с кабиной для пилота и подвесным репульсорным генератором, рассеивали поющие и несущие охапки скрученных свитков группы лексмехаников. Кружившие в сводчатом пространстве сервочерепа уворачивались и выпускали раздражённые визги бинарного кода.

Как и пассажиры грав-сани видели лучшие дни. Корпус и двигатель получили столько попаданий и вмятин, и работали с такой перегрузкой на Катен Вениа, что Каирн Силквуд едва не списала их после возвращения на “Ренард”.

Робаут принёс священную клятву отремонтировать сани, и хотя это заняло большую часть времени полёта к Экснихлио, он сдержал слово.

Грав-сани не были пассажирским транспортом, они использовались для перевозки грузов. Их кормовой отсек представлял собою рифлёное пространство в форме куба, способное выдержать и вместить шестьдесят метрических тонн.

Более чем достаточно для людей сержанта Рея, вооружённых разнообразным и смертоносным арсеналом. Сержант-ветеран и солдаты встретились с ними в дорсальной части пути Мудрости, и выглядели так, словно только что сражались не на жизнь, а на смерть. Рей с искренней радостью встретил своего командующего, но казался явно недовольным текущим назначением.

Робаута это не волновало.

Его волновало только, как добраться до мостика и убить Галатею. Машинного гибрида всегда следовало избегать, но после демонстративного предательства, убийства Адары Сиаваша и всего причинённого Линье – он стал заклятым врагом Робаута.

Его щёки стали мокрыми от слёз, пока он вёл сани по пути Мудрости. Он не обращал внимания на многочисленные и невероятные достопримечательности: покрытые алмазами и хромом колонны, надписи из лазурита и похожие на электропроводку золотые фрески. Парящий сводчатый потолок, расписанный принципиальными электрическими схемами древнего Марса, не представлял для него интереса. Ничто сейчас не представляло никакого интереса для Робаута.

Он хотел жить за пределами звёзд, за пределами Империума, но нашёл только то же самое предательство, ту же самую жадность и те же самые безумные амбиции. Теперь Адара погиб, а Иланна, скорее всего, навсегда ослепла.

Сколько ещё друзей должны пострадать из-за его идеалистического желания покинуть Империум? Ни один, решил он.

Справа сидели погрузившиеся в свои мысли Котов и Яэль.

Зачем они пересекли Шрам Ореола?

Яэль был крестоносцем Чёрных Храмовников, и воины его ордена следовали этому предназначению со времён до возникновения Империума. Верные идеям расширения владений Императора, они скорее перестанут дышать, чем откажутся от своего долга.

Отчаяние, жадность, и, пожалуй, искреннее желание расширить пределы знаний человечества лежали в основе мотиваций Котова. Каждый из них пересёк Шрам Ореола, ища что-то, чтобы заполнить пустоту, удовлетворить потребность, в которой они не признавались даже самим себе.

Были ли их причины более или менее благородны, чем его? Он так не думал. Худшее заключалось в том, что все они нашли то, что искали.

И теперь расплачивались за это.

– Галатея убила моих друзей, – произнёс Робаут. – Поэтому, когда мы доберёмся до мостика, кто-нибудь станет возражать, если её убью я?

– Мои братья лежат мёртвыми под чуждым солнцем, их наследие осталось несобранным, – сказал Яэль, который неожиданно перестал казаться молодым воином. – Телок и Галатея умрут от моей руки.

– “Сперанца” – корабль Механикус, – сказал Котов, обоснованная и логичная ненависть звучали в каждом его слове. – Захваченный мерзостью и предателем. Слуга Омниссии должен стать тем, кто покончит с ними.

– Прекрасно, – сказал Робаут. – Тогда все могут убить её.

Огромные двери на мостик были уже близко, и Робаут замедлил грав-сани, когда увидел впереди настоящую свалку разбитых механизмов.

Преторианцы, вооружённые сервиторы, боевые халки, истребительные группы скитариев. По крайней мере, двести разрушенных, сожжённых лазерами и разрубленных на части тел. Здесь произошла яростная битва, но кое-что отсутствовало.

– С кем они сражались?

– Сами с собой, – ответил Котов.

– Они убили друг друга? – спросил Яэль.

– Положение тел и характер ран не предлагают никакого иного вывода, – произнёс Котов, пока Робаут поспешно остановил сани.

– Телок? – спросил Робаут.

– Телок или Галатея, – ответил Котов. – Не то, чтобы это имело какое-то значение. Они всё равно мертвы.

Яэль спрыгнул на палубу, пока полковник Андерс, сержант Рей и пятнадцать гвардейцев выгружались с кормы грав-саней. Они рассредоточились в свободном и напоминавшем наконечник стрелы формировании, не дрогнув, направив ружья в свои секторы ответственности. Яэль отошёл от саней, отслеживая болтером цели.

Андерс вытянул шею, оценивая высоту двери.

– Большая чёртова дверь, – произнёс он. – Кто-нибудь знает, как её открыть?

Ступая среди погибших солдат Механикус, Робаут согласился с оценкой Котова о причинах их смерти. Он повёл барабанным дробовиком по сторонам, обхватив пальцами рельефную рукоять и положив другую руку на стабилизатор отдачи.

Архимагос быстро направился между изувеченными телами к кафедре у огромных дверей. Пара круживших черепов парила над панелью, их челюсти широко открылись в ужасе от резни, свидетелями которой они стали.

Скитарии Котова не отставали от своего господина, не скрывая ярости от увиденного. Робаут не спеша направился за ними, пока Котов при помощи механодендритов открывал люк у основания кафедры. Синий свет омыл его лицо.

Робаут показал широким стволом дробовика на дверь толщиной в несколько метров:

– Тот факт, что Телок может обратить наше оружие против нас и парализовать доспехи, или что его аватар контролирует корабль, оставляет у кого-нибудь сомнения в том, что произойдёт, когда мы войдём?

Все промолчали.

– Так я и думал, – произнёс он, осторожно приближаясь к Котову. – Так вы можете помочь нам попасть на мостик?

Архимагос не ответил. Из люка ударил фонтан шипящих искр. Котов отступил, ток обратной связи протянулся вдоль его механодендритов. Из люка вырвалось пламя и по кафедре потёк расплавленный металл.

– Нет, – сказал архимагос Котов. – Не могу.

 

Глоссарий:

Brothers of the Sickle – Братья Серпа

Calthan – Калтан

data-daemon – инфодемон

Last Ten Days – Последние десять дней

Plasflesh – пласплоть

Snipers’ Alley – переулок Снайперов

Valkyrie Peninsulas – полуостров Валькирии

Vogen Law Courts – суд Вогена

 

Микроконтент 19

– Слева! – крикнул Танна, парируя и поворачивая запястье, чтобы вонзить клинок в невыразительное лицо кристаллита. Варда покачнулся, уклоняясь от удара, который по широкой дуге устремился к его шлему, развернулся на пятках и обезглавил атакующего.

Чёрные Храмовники находились в постоянном движении. Они кружили вокруг опустившихся на колени эльдаров. Точно стражники храма, защищавшие жрецов, кредо которых запрещало любое насилие.

Не останавливаться ни на секунду, не позволять врагу ни на мгновение получить шанс взять числом.

Мерцающий ореол света окружал ксеносов, верный признак колдовства, которое в обычной ситуации вызвало бы у Танны неугасимую ненависть. То, что он дошёл до того, что воины Чёрных Храмовников сражались, защищая эльдаров, являлось одним из самых странных капризов судьбы, которые могла предложить жизнь.

Бьеланна сидела в центре кольца эльдаров. Огни танцевали вдоль её рук. Свет истекал из глаз ясновидицы, словно ожившие слёзы.

– Низко справа, – произнёс Варда, и Танна опустил меч.

Кристаллический клинок сломался о жёсткие зубья меча. Отдача отозвалась в руке, дух оружия упивался схваткой.

– Благослови вас Император, Иланна Павелька, – сказал Танна. Лезвие давно затупилось, но каждый разбивающий поверхностные слои кристалла удар становился смертельным.

Танна толкнул плечом, освобождая место. Враги были быстры и сильны, но он – космический десантник. Ботинок тяжело врезался в кристаллическую коленную чашечку, и разбил её. Локоть развернулся и распылил стекловидный череп. Он сражался со всеми мастерством и силой, заложенными в него мастерами плоти ордена и генетическими кузнецами забытой эпохи.

– За Кул Гилада, – произнёс Танна, убив ещё одного оживлённого монстра.

– И Браху, – отозвался Варда.

– И… и Ауйдена, – сказал Иссур, когда они снова собрались все вместе.

Снискавшие славу мертвецы сражались вместе с ними, они несли их в самих душах и каждом смертельном ударе. И хотя он истекал кровью из множества ран, сердце Танны стало сердцем Сигизмунда. Могучим органом, выкованным на наковальне войны в самый тёмный час Империума.

И пока оно билось – он будет сражаться.

Как и все они.

Клинок Иссура прорубал смертоносный путь сквозь кристаллитов. Линия подбородка Храмовника была напряжена от усилий, когда он сдерживал спазмы. Движения ног были безупречными, а владение клинком – возвышенным. Он стал бы грозным чемпионом Императора, если военные видения пришли бы к нему.

Эта честь досталась Аттику Варде, воину который ни разу не победил Иссура в тренировочных клетках, но чьё сердце не трогали мелочные обиды. Облачённый в доспех Веры и сражавшийся чёрным мечом, Варда был великим воином. Героем из летописей ордена, достойным встать в одном ряду с Баярдом, Гримальдом, Наварре и Эфридом.

Его движения были плавными и расчётливыми, он никогда не останавливался и находил пространство там, где никакого пространства не существовало. Выигрывая этим дополнительную долю секунды, чтобы парировать или контратаковать. Увидеть, как сражается Варда, значит увидеть всё самое лучшее в воине.

Танна знал, что являлся слабейшим из них. Умелым, но уступавшим во всём. Его меч останавливал грубой силой там, где они парировали, вгрызался там, где они аккуратно разрубали. И всё же пусть его техника боя и оставляла желать лучшего, результаты говорили сами за себя.

Кристаллиты настолько превосходили их в численности, что шансы на выживание казались комично абсурдными. Тысячи к одному. С такими шансами не сражались даже сами генетические отцы легионов.

Танна сомневался, что когда-то сражался с таким сверхъестественным умением.

Его смерть будет великолепной.

Пусть его плоть и не вернётся в орден, но Яэль доставит память о нём на “Вечный Крестоносец” и наследие крестового похода Котова будет сохранено.

Танна парировал рубящий удар сверху, и уклонился от выпада кристаллического шипа. Враги не атаковали энергетическим оружием, только клинками. И они отвечали тем же. Он почувствовал жжение в бедре и отступил, обрушив локоть вниз на руку с мечом. Конечность раскололась, и Танна ударил врага ногой в живот. Затем снова ударил ногой, но на этот раз низко и резко, по широкой дуге. Три кристаллита упали, и на секунду Танна увидел, что перед ним никого нет.

– Сомкнуть ряды! – крикнул Варда.

Слишком растянулись, враги слева и справа.

Сокрушительный рассекающий удар пришёлся Танне по плечу, ещё один – по бедру. Первый отскочил, не причинив вреда, после второго потекла кровь. Он прикончил обоих нападавших, но пошатнулся.

Следующий удар отскочил от нагрудника, и Танна едва не упал от силы атаки. Кристаллиты бросились мимо, пока он с трудом восстановил равновесие. Ещё больше устремились к нему. Его единственное преимущество заключалось в том, что они не могли атаковать его одновременно.

Танна отступил к братьям и зарубил кристаллита, который вонзил руку-клинок в спину эльдарской воительницы. Острие клинка вышло из груди ксеноса, но она умерла, не издав ни звука. Ещё один эльдар упал с почти отсечённой головой. Остальные стонали от каждой смерти, словно чувствовали боль потери.

Танна вернул долг, обезглавив убийцу эльдара.

– Отбрось и… и… их справа, – произнёс Иссур. Оружие мечника сломалось посередине. Теперь он сжимал не широкий меч, а скорее зазубренный гладий.

Танна повернулся на четверть оборота влево и атаковал, опустив плечо. Вспыхнула боль. Он и так уже был ранен, а стимуляторы доспехов закончились. Он отшвырнул врага.

– Сойтись, – приказал Варда.

Все три Храмовника шагнули назад и образовали вершины треугольника вокруг эльдаров. Из-за луж крови земля стала ненадёжной, но осколки разрушенных кристаллитов придавали устойчивость. Не вся кровь была эльдарской. И Иссур и Варда получили множество ран, а биология Танны работала на полную мощь, пытаясь исцелять и отвечать уровню необходимых энергетических запросов.

– Без пощады, – произнёс Варда, ударив кулаком по нагруднику.

– Без сожалений, – ответил Иссур, сжимая сломанный меч перед собой.

– Без страха, – завершил Танна.

Они закружились снова. Блокируя, парируя и защищая.

Не для такого боя их создали. Они были крестоносцами, воинами, которые искали врагов, чтобы убивать, искали сражения, чтобы побеждать. И всё же им достался именно такой бой.

Но это не могло продолжаться вечно, враги были слишком многочисленными, неумолимыми и свободными от необходимости защищать тех, кто не мог защитить себя.

Первым суждено было погибнуть Варде.

Скользящий удар задел сбоку шлем. Чемпион на мгновение замешкался, и враги накинулись на него. Они кололи, рубили и толкали. Он боролся, но не мог воспользоваться чёрным мечом. Клинки пронзили живот и грудь. Ещё один вошёл под наплечник.

Этот последний удар развернул его, а меч всё ещё оставался в сердце кристаллита. Блестящий клинок со стреловидным краем прочертил дугу и рассёк горло. Разрубил мясо шеи, точно бритва.

Кровь брызнула фонтаном. Чёрный меч вырвался из груди кристаллита.

Танна закричал, не в силах поверить в то, что увидел, когда колени Варды подогнулись и чёрный меч выпал из руки.

Не успел он коснуться земли, как рядом оказался Иссур.

Кристаллиты окружили Варду, рубя его на куски, словно оскверняя погибшего. Иссур врезался в них, используя своё тело, как таран. Никаких мыслей о собственной защите. Кристаллический клинок вонзился ему в спину. Другой срезал плоть на рёбрах, словно мясник разделывал тушу.

Иссур отшвырнул их от чемпиона Императора, пронзая обломком сломанного клинка и нанося удары кулаком свободной руки.

Он опустился на колени рядом с трупом Варды. Сломанный меч устремился вниз.

И когда он выпрямился, то держал над головой оружие чемпиона.

– Чемпион может пасть, но никогда не умрёт! – воскликнул Иссур, и слова были свободны от порчи “Валетте”. Сломанный клинок свисал на цепи с запястья. Сжимая чёрный меч обеими руками, Иссур возродился в крови, как чемпион Императора, которым он всегда мечтал стать.

Танна прорубался к Иссуру, отчаянно блокируя и парируя. Кристаллиты почувствовали, что конец близок и усилили натиск. Большинство эльдаров погибли. Кроме Бьеланны уцелели только двое, остальных изрубили в крови.

– Построение кастеляна, – произнёс Иссур, боль которого исчезла в момент последнего апофеоза.

Они встали в защитном стиле спиной к спине.

Они сражались, словно две половины одного воина, гармонично дополняя умения и силы друг друга. Они кружили вокруг Бьеланны, их мечи превратились в размытые пятна: чёрное и серебряное.

Танна пропустил удар клинка в грудь, и сломал кристалл предплечьем. Другой клинок вонзился ему в бок. Они выступали из тела, словно стеклянные шипы. Кровь лилась по нагруднику, вытекая из трещин в орле цвета слоновой кости.

Танна опустился на колено, но Иссур подхватил его и помог встать.

– Мы не умрём на коленях, Танна! – воскликнул Иссур, взмахнув чёрным мечом над головой и разрубив с полдюжины кристаллитов одним могучим ударом.

Даже с оружием чемпиона сила Иссура иссякала, а движения замедлялись. Его раны были слишком глубокими и широкими, а доспехи залиты кровью ниже пояса.

Танна увидел выпад и попытался выкрикнуть предупреждение.

Иссур повернул меч, ставя поперечный блок.

На долю секунды позже, чем требовалось.

Крепкий, как алмаз клинок со сверкающими краями.

Они поймали свет синего неба, и зазубренное синее лезвие стало ярко-багровым, когда вонзилось в сердце Иссура.

Рот Иссура открылся от боли.

Он посмотрел Танне в глаза:

– До конца, брат, – произнёс он.

И бросил чёрный меч Танне, пронзённый шквалом стеклянных клинков.

Чёрный меч повернулся в воздухе в прекрасном броске. Танна поймал его свободной рукой и взмахнул по столь же идеально прекрасной дуге, прикончив убийцу Иссура. С цепным мечом в одной руке и чёрным мечом в другой, Танна бросился на кристаллитов, взревев от ненависти за всё, что они забрали у него.

Мечи рассекали и рубили, нанося удары с точностью, которой он никогда не обладал. Каждый удар находил брешь в защите врагов, каждое парирование происходило в самый нужный момент, защищая Бьеланну от трусливых атак в неподвижное тело.

Вражеский клинок рассёк набедренник правой ноги. Прорубился до кости и сломался. Длинные осколки зазубренного стекла расщепились и вонзились в мясо бедра.

Танна прикусил язык от боли. Рот наполнился кровью.

Боль была свирепой и сильной, едва ли не ослепляющей.

Он чувствовал каждый пронзавший его плоть клинок. В спину, бок и грудь. Один в шею, другой пробил подмышку и разорвал правое лёгкое. Последний колющий выпад вонзился в сердце.

Танна упал на спину и уставился в невыносимо синее небо. Он подтянул оба меча на грудь, как на покрытых резьбой крышках саркофагов в освещённых свечами склепах “Вечного Крестоносца”.

Из тела вытекло апокалиптическое количество крови. Его окутал предсмертный холод. Его бой закончился.

Кто-то провёл рукой по его лицу. Нежная, гладкая, как фарфор, и холодная, как стекло.

И боль ушла.

– До конца, – произнесла Бьеланна.

< Вам нужно отвлечь её, > сказал Авреем.

< Я знаю, > ответила Линья, чувствуя, что в её разум просачивается холод, который не имел никакого отношения к температуре. Реальность того, что она привела в движение вместе с остальными пленёнными в нейроматрице Галатеи магосами, сказывалась теперь и на ней.

Гнев на машинный гибрид поддерживал её, давал цель, но теперь Линья впервые почувствовала настоящий страх.

< Не знаю, сколько ещё смогу помогать вам, > продолжил Авреем, и Линья едва смогла заставить себя посмотреть на него.

< Вам нужно продержаться, > сказала она. < Ещё совсем немного. >

Его тело распадалось, в буквальном смысле распадалось по мере приближения к мостику. Словно яркость света и объём необработанных данных растапливали сущность Авреема, подобно льду на комете, что приближалась к перигею с солнцем.

Но дело было совсем в другом.

< Я постараюсь, > сказал он.

Слабость Авреема не имела никакого отношения к обжигающей яркости командной палубы. Он умирал, истекая кровью в кузне “Электрус”, несмотря на отчаянные усилия её отца и Хироны Манубии.

Они парили над звёздно-горячими лучами мостика.

< Мы не сможем сделать это одни, > сказал Авреем. < Нам нужен проводник, чтобы попасть внутрь. >

< И у нас есть один, > ответила Линья. < Смотрите. >

Авреем проследил за её взглядом и произнёс:

< Им тоже не войти. Дух-машина в замке мёртв. >

< Но вы можете впустить их, > сказала Линья. < Вспомните перерабатывающий зал. >

Она знала, что он поймёт её холодную логику и ненавидела себя за то, что использовала его. Здесь, в этом месте, между ними не существовало никаких тайн, и он кивнул, понимая, чего это будет стоить.

Авреем спикировал вниз и его распадавшийся дух вошёл в дверь. Запирающий механизм был холодным и мёртвым, убитый тварью, которая притязала на такое же происхождение.

< Ибо мы призываем волю Бога Машины, > произнёс Авреем. < Сим мы соединяем то, что было сломано. >

Свет хлынул из него, омывая внутренние механизмы двери сиявшим, как в доменной печи расплавленным золотом. И, как и мёртвые машины в кузне “Электрус” отозвались на его прикосновение, также отозвалась и огромная темплум-дверь в конце пути Мудрости.

Она открылась.

Присутствие Телока и Галатеи на мостике “Сперанцы” оскорбляло Котова на каждом уровне существования. Кадианцы полковника Андерса рассредоточились, словно зачищали помещение в одном из боевых симуляторов Дахана. Котов отметил, что сержант Рей отделился от остальных, твёрдо и решительно прицелившись в Галатею.

Яэль и Робаут Сюркуф двигались справа от него, а скитарии слева. Пока огромная дверь медленно открывалась, Телок смотрел в их сторону с выражением усталого раздражения на лице.

– Невозможно, – произнесла Галатея, захромав вперёд, тело-марионетка было почти оторвано от её паланкина. Котов почувствовал радость, увидев, что кто-то сумел ранить машинный гибрид. – Мы погасили дух внутри двери. Как вы сумели открыть её?

– Я – архимагос Адептус Механикус, – ответил Котов, не желая признавать, что произошедшее являлось для него необъяснимым чудом. – Скоро вы узнаете, что я на многое способен.

Телок вздохнул, и его тело слегка увеличилось, выпуская пар, а покрывавшие корпус кристаллы замигали множеством оттенков.

– На Экснихлио это казалось занимательным, – сказал он, – но ваше нежелание умирать перешло границы любого развлечения.

Котов прекрасно понимал, что бесполезные препирательства с Потерянным Магосом ни к чему не приведут, и отдал приказ, который должен был отдать давным-давно:

– Убейте Телока и его мерзость, – произнёс он.

Он надеялся услышать грохот выстрелов и щелчки лазеров, смешанные с треском плазмагана. Он надеялся на это, но не ожидал. Кадианцы отчаянно проверяли ружья, вставляли новые силовые ячейки, но Котов уже знал, что ни одно оружие не выстрелит.

– Отделение гвардейцев и один космический десантник? – спросил Телок, выдвигая стекловидные когти из громоздкой кристаллической перчатки. – Целый корабль скитариев и гвардейцев ведёт бой, а это всё, что вы смогли собрать? Вы не могли не увидеть останки ваших преторианцев и скитариев. Как вы могли поверить, что я позволю вашему оружию функционировать в моём присутствии?

– Стоило попробовать, – ответил Котов, пока кадианцы прикрепляли к стволам ружей штыки из матово-чёрной стали длиной в фут. Яэль и Сюркуф обнажили мечи.

Котов улыбнулся странности происходящего.

Видимо Телок думал также.

– Вы собираетесь сражаться за самый технологически совершенный корабль за всю историю человечества холодным оружием? – спросил он. – А когда потерпите неудачу, что затем? Ругательства?

– Технология, помноженная на грубую силу, – сказал Котов. – Империум в миниатюре.

– В этом есть доля правды, – согласился Телок и шагнул к центру мостика. Дыхание Богов на обзорном экране выглядело столь же тошнотворным, как и при невооружённом взгляде, и казалось, что кружащийся серебряный вихрь увеличивался с каждой секундой. Позади него маячили два размытых пятнышка света, геоформерные суда, судя по всему.

Котов последовал за Телоком на возвышение над палубой, и заметил Таркиса Блейлока, который лежал перед незанятым командным троном. Он и в самом деле умер? Невозможно сказать, тело испускало бесчисленное количество излучений, а все показатели загруженных данных и лихорадочные взаимосвязанные процессы ошеломляющей сложности были сопоставимы с атакой скрапкода.

Командный трон стоял пустым, но на краткий миг, промежуток времени настолько эфемерный, что его едва ли вообще можно было назвать существующим, Котов был уверен, что увидел спектральное изображение сидящей фигуры в мантии.

Которая смотрела на него с выражением отчаянной необходимости.

Затем видение исчезло, и Котов уставился на то, что сначала принял за разбросанные по палубе обломки автоматизированного погрузчика. Слабая аура ноосферы, точно кровавый след при убийстве, сказала ему, что это никакая не автоматизированная машина, а останки магоса Криптаэстрекса.

Он посмотрел в сторону поста астронавигации. Магос Азурамаджелли сохранил функциональность, хотя решётчатое тело деформировалось и погнулось. Отдельные части разрушенной мозговой архитектуры перекосились в стеклянных колбах, из которых вылилась половина биоподдерживающих гелей.

То, что он по-прежнему функционировал, являлось ещё одним чудом.

– Как видите, я контролирую “Сперанцу” и всё, что связано с её работой, – произнёс Телок, подняв руки с когтями к изображению над головой. – Дыхание Богов скоро будет на борту, и меньше чем через час мы покинем орбиту и направимся на Марс.

Галатея встала рядом с Телоком, и Котова поразило, насколько изменился машинный гибрид. Он держался, как искалеченный и тяжело болеющий человек, которому каждое движение явно причиняло чудовищные страдания.

– Нам больше не о чем говорить, архимагос Котов, – произнёс Телок, обращаясь к Галатее. – Убейте их всех.

Машинный гибрид выпрямился на несогласованных конечностях с клинками, словно сломанный автоматон в исторической хронике. Переделанная психопатом игрушка ребёнка с вырванными кабелями, вытекавшими жидкостями и искрившими проводами.

– Теперь я увижу, как вы умрёте, – сказал Телок.

С тех пор как оно вошло в летописи кадианской истории, сражение за Воген стало олицетворением безнадёжного боя. Учитывая вовлечённые в непосредственное сражение силы, ни один кадианский командующий ни в одной из симуляций боевых действий в разрушенном войной городе так пока и не смог разработать действенную стратегию безоговорочной победы.

Хокинс надеялся, что изменит это.

Победа Дахана над альфа-зверем в прямом смысле ошеломила кристаллических врагов и имперцы сполна воспользовались обретённым преимуществом. Ни один кристаллический убийца в пределах трёхсот метров от их позиций не выжил. Возраставшая плотность огня по всему периметру площади говорила Хокинсу, что скоро это изменится.

Лейтенант Карха Крид со всех ног бежала к нему по обломкам. Её шлем был пробит и Хокинс видел мелькавшие под ним светлые волосы. Кровь засохла на щеке ниже попадания.

– Похоже, вам повезло, – заметил Хокинс.

– Я была неосторожной, – ответила Крид. – Слишком увлеклась, наблюдая за победой магоса Дахана. Миллиметр левее и я была бы мертва.

– Согласен, – произнёс Хокинс.

Рота Крид заканчивала развёртывание в опорных пунктах по обеим сторонам от Хокинса. Сержанты выкрикивали воодушевляющие слова из “Памятки для поднятия боевого духа”, комиссары раздавали имперское благочестие, которое знали наизусть, а знаменосцы были готовы поднять полковые флаги также высоко, как и в первый день прибытия в экспедицию.

– Лейтенанты Геранд и Вальдор прислали свои поздравления, – произнёс Вестин, наушники вокс-связиста виднелись под краем шлема. – Обе роты ожидают ваших приказов.

– Геранд – крепкая, – заметил Хокинс. – Ругалась, что едва не потеряла руку, а тем временем целое здание рушилось вокруг неё прямо на глазах. И при этом спасла почти целый взвод и снова повела его в бой.

– Я тренировалась вместе с ней в каср Хольне, – сказала Крид, бросив повреждённый шлем и пытаясь найти новый. – Вы и половины о ней не знаете.

Хокинс кивнул и хлопнул Вестина по плечу:

– Что-нибудь новое от полковника?

– Никак нет, сэр.

– Он на пути сюда? – спросила Крид.

– Нет, нам придётся самим здесь всё заканчивать, – усмехнулся Хокинс. – Мы сделаем это так, как сделал бы Хастур, если бы у него в распоряжении были сверхтяжёлые танки и титаны. И раз речь зашла об этом…

Палуба загремела, и сзади из арки в центре стены появилась громыхавшая металлическая громадина. Скорее не танк, а полностью передвижная боевая крепость, “Гибельный клинок” являлся оптимальным выбором транспорта для искушённого командующего Имперской гвардии. Оснащённый боевыми и лазерными пушками, а также тяжёлыми болтерами, он представлял собой ударный кулак в железной перчатке. Ещё два таких же танка неумолимо двигались за ним следом.

Ян Коллинс высовывался из командирского люка на колоссальной башне, офицер-интендант натянул на лоб пару противовзрывных защитных очков.

– Это мне? – спросил Хокинс, которому пришлось кричать, чтобы его услышали посреди рёва силовой установки “Гибельного клинка”.

– “Месть Маккана”, – ответил Коллинс. – Приберёг его специально для вас, сэр. Знаю, что он принёс вам удачу на Бактаре-3.

– Вы – молодец, Ян. И как раз вовремя, – сказал Хокинс, и посмотрел через площадь на скитариев Дахана, которые расположили бронетехнику вокруг секутора и упавшей статуи Сангвиния. Затем, едва ли не перескакивая через ступеньки, он поднялся по командирской лестнице и забрался на верхнюю часть танка. Коллинс нырнул внутрь в и Хокинс занял место в командирском люке. Он надел противошумные наушники и подключился к внутренней вокс-сети. Скрипучий шум раздался в ушах, когда подобный великану дух бронированного транспорта, воспротивился человеческому контролю.

Встроенный с внутренней стороны в люк планшет показывал условные обозначения других рот сверхтяжёлых танков, боевых машин и различных взводов пехоты. Все зелёного цвета. Все готовы начать контратаку, полностью воспользовавшись передышкой, предоставленной победой Дахана и появлением легио Сириус.

Хокинс высунулся из башни и закричал Крид:

– Начинайте выдвигаться, как только мы минуем стену.

Крид кивнула:

– Ясно и удачной охоты, – крикнула она, прежде чем повернулась и побежала, пригнувшись, к своим солдатам.

Хокинс повернул чёрную пластиковую ручку рядом с собой и связался с отделением водителя:

– Поехали.

“Гибельный клинок” взревел и выпустил струю синего масляного дыма. Гусеницы вгрызлись в палубу, неуклюжий транспорт увеличил обороты двигателя и перелез через баррикаду. Почти немедленно из развалин суда и железнодорожной станции взмыли шквалы ракет. Миномёты на крыше дворца Мира обрушили залпы фугасных снарядов на дальний конец палубы. Ракеты из пусковых установок “Смертельный удар” прочертили воздух, и раздалась оглушительная канонада главный орудий башен сверхтяжёлых танков.

Половина площади исчезла в освящённой пламенем полосе уничтожения.

Справа от Хокинса три “Адских молота” выехали из-за края суда и выпустили ливень снарядов из многочисленных башенок, а также зафиксированных и продольных орудийных турелей. Две пары “Теневых мечей” двигались за ними. Их “Вулканы” отслеживали цели, пока тяжёлые болтеры пронзали дым массреактивными болтами.

Хокинс знал, что слева от него, по крайней мере, столько же колоссальных танков прокладывали себе путь сквозь измельчённые остатки железнодорожной станции. Полковые “Химеры” и “Леман Руссы” казались нелепо маленькими рядом со сверхтяжёлой техникой.

Зелёный огонь вырвался из пелены взрывов впереди, хотя было удивительным, как там вообще что-то могло уцелеть и оказывать сопротивление. Хокинс бросил в бой подавляющую огневую мощь и бронетехнику, но враг ещё не был разбит. Вовсе нет.

“Гибельный клинок” представлял собой триста тонн внушавшего страх смертоносного металла, и хотя “Адские гончие” являлись отличительным танком 71-го, Хокинс не мог отрицать острые ощущения от командования таким зверем среди машин. Ничто из того, что враг был способен выставить против него, не могло поцарапать даже краску.

Прогрохотало главное орудие, и “Гибельный клинок” покачнулся на гусеницах. Часть палубы за позицией Дахана просто исчезла. Взрывы от артиллерийского огня мешали рассмотреть противоположную сторону площади, но мерцавшие в дыму отражения сказали Хокинсу, что враг сосредотачивал силы. Он знал, что опасно ехать, высунувшись из люка командирской башни, но люди должны были видеть его.

Они должны видеть, как мало его волнует опасность.

Офицеры Кадии так вели солдат в бой тысячи лет, и так они будут их вести всегда.

Сотни лазерных разрядов из многочисленных “Химер” пронзали туман, шторм огня двигался перед наступавшими кадианцами. Больше тысячи пехотинцев бежали через площадь, яростные потоки восходящего тёплого воздуха развевали знамёна рот.

Вот как сражались кадианцы: неумолимо и неистово атакуя с такой подавляющей силой, что у врага просто не оставалось шансов выжить. Гвардия не являлась продолжением имперской политики, направленной на то, чтобы заставить врага сесть за стол переговоров.

Она была силой истребления.

Хокинс посмотрел вверх, когда большая тень упала на “Месть Маккана”. Раскрашенный в цвета Сириуса, блестевший свежей краской и новым маслом, капающим с каждого сустава, “Амарок” уважительно склонил голову, поравнявшись с ним. Винтрас отвёл “Пса войны” в сторону, прежде чем выпустить поток болтерного огня из “Вулкана”.

Даже несмотря на наушники, шум был оглушительным.

Действительно большие титаны держались в тылу наступавших войск, большинство их вооружения было просто до неприличия смертоносным для использования в столь ограниченном пространстве. Хокинс убедился в этом на собственном горьком опыте. “Лупа Капиталина” и “Канис Ульфрика” вели ураганный огонь из гатлинг-бластеров, и совокупная мощь такого количества тяжёлых снарядов перепахивала палубу трёхметровыми бороздами. Оба титана залп за залпом выпускали из расположенных на корпусе пусковых установок ракеты “Апокалипсис”, превратив дальний конец площади в адский шторм осколков и огня.

Видевшие подобные залпы утверждали, что даже одна пусковая установка была сопоставима с целой артиллерийской ротой.

Хокинс счёл подобную оценку заниженной.

“Месть Маккана” подъехал к танкам скитариев, и он увидел Дахана. Секутор высунулся из люка “Леман Русса”, башенное орудие которого Хокинс не узнал. Что-то с вращавшимися медными сферами и потрескивавшими зубцами, окружавшими шар бурлящей фиолетово-белой плазмы.

Дахан заметил его и поднял в приветствии кебренианскую алебарду. У Хокинса не было оружия, чтобы ответить, поэтому он просто вскинул кулак – столь же хороший символ Кадии, как и любой другой.

Бронетехника Механикус, состоявшая из разведывательных танков, дополнительно вооружённых “Химер” и “Леман Руссов”, покинула свой импровизированный лагерь и идеально точно встроилась в боевые порядки кадианцев.

Наступавшие танки достигли дальнего конца площади и двигавшийся впереди кадианцев вал заградительного огня исчез. Дым начал рассеиваться, когда перерабатывающее оборудование загудело и стало втягивать воздух в систему вентиляции.

“Видимо Дахан запустил её”, – подумал Хокинс.

В дыму вырисовывались угловатые силуэты – разбитые артиллерийским огнём воссозданные внешние стены Вогена. Укрепления, которые полковник Хастур и его солдаты неоднократно и безуспешно пытались отбить.

Укрепления, которые находились на расстоянии вытянутой руки.

И Хокинс почувствовал, как кулак сжал его сердце, когда через них хлынуло цунами кристаллических существ. Враги шли на тренировочную палубу из каждого поперечного прохода, из каждой бреши в стенах и из широко открытых ворот.

Тысячи тварей с острыми гранями из стекла и кристалла.

Некоторые были воинами размером с человека, другие – высокими чудовищами со щитами. Сквозь стены пробились, по крайней мере, две дюжины огромных и похожих на многоножек существ, одно из которых он уничтожил из “Рапиры” на переходе между палубами.

Армия истребления, но и у него была такая же армия.

– Пришло время выиграть безнадёжный бой, – произнёс Хокинс.

 

Микроконтент 20

Даже не смотря на тяжёлые повреждения, Галатея осталась быстрой. Лязгающее и неуклюжее существо набросилось на них, рубя передними конечностями и пронзая заканчивавшимися клинками механодендритами. Два кадианца погибли мгновенно, пробитые насквозь в грудь косящими клинками, которые били с силой поршней.

Котов нырнул назад, когда другая конечность метнулась к нему. Лезвие задело край мантии и рассекло ткань с тяжёлой металлической подкладкой, словно бумагу. Жёсткие руки оттащили его назад.

– Отойдите, архимагос, – произнёс Карна, и воин-скитарий встал между Котовым и рубящими клинками Галатеи. – Вы ничего не добьётесь, участвуя в этом бою.

Котов кивнул, а тем временем кадианцы окружили Галатею. Они атаковали её чёрными штыками, а она кружилась и брыкалась, точно боевой конь давно минувших эпох. Котову это напомнило примитивные рисунки древних пещерных жителей, изображавшие охоту на гигантских и живших на равнинах мамонтов.

Пистолет, который он взял на Экснихлио, но так ни разу и не использовал, лежал в руке мёртвым грузом. Он убрал его в кобуру, понимая, что стреляющий механизм не сработает.

Тело-марионетка Галатеи свалилось набок, серебряные глаза погасли и стали безжизненными, мозговые колбы на паланкине потрескивали взаимосвязанной деятельностью. Каждая свирепая вспышка заставляла Галатею подёргиваться в неконтролируемых спазмах.

Сердитая статика с рёвом вырывалась из её повреждённых аугмитов.

Сюркуф, Андерс и Чёрный Храмовник сошлись с машинным гибридом лицом к лицу. Вольный торговец двигался с грацией прирождённого фехтовальщика, атакуя только когда появлялась возможность, и отклоняя атаки, а не встречая их. Яэль сражался, сжимая оружие двумя руками, компенсируя недостаток ловкости генетически улучшенными мускулами. Благодаря грубой силе он блокировал каждый сокрушительный удар.

Вен Андерс поднырнул под рассекающей конечностью, но упал на колено с гримасой боли, прижав руку к окровавленной униформе. Галатея воспользовалась слабостью кадианского полковника и со всей силы обрушила конечность вниз.

Клинок пробил позвоночник Андерса, пригвоздив к палубе. Спина полковника выгнулась от боли, но крик оборвался, когда Галатея со злобной радостью повернула конечность.

Сюркуф закричал и ударил мечом с поразительной точностью. Клинок был изготовлен с таким великолепным мастерством, что даже с неактивной силовой ячейкой отрубил конечность Галатеи.

Машинный гибрид пошатнулся, и Яэль, взревев от гнева, врезался плечом в паланкин. Галатея покачнулась назад, потеряв равновесие из-за отрубленной конечности. Мозги вспыхнули активностью, и новый взрыв статики вырвался с воплем из её аугмитов.

Солдаты Андерса с возобновлённой яростью бросились на существо. Механодендриты Галатеи рассекли воздух по широкой дуге и трое кадианцев упали. Кровь и внутренности забрызгали серебристые пластины палубы, и Котов едва не заплакал при виде того, что место логики и понимания стало местом кровопролития и ужаса.

Он посмотрел мимо схватки и снова увидел призрачную фигуру на командном троне, похожую грубое изображение, наложенное на плохо синхронизированный пиктер.

Котов ускорил мыслительные процессы, замедлив восприятие течения времени, пока разум мгновенно расширился до потрясающе разогнанных уровней. Тепловые вентиляционные отверстия вдоль позвоночника выпустили избыточное тепло расширенного познания.

На этот раз изображение стабилизировалось, и он смог узнать его.

Линья Тихон.

Вы и “Сперанца” должны стать единым целым.

Руки Виталия стали липкими от крови. Несмотря на все усилия, рана Авреема Локка отказывалась затягиваться. Рабочие комбинезоны крепостного стали тёмно-красными от живота до лодыжек. Он сжимал подлокотники трона Механикус, дрожал и побледнел от напряжения.

Пальцы Виталия были широко разведены и от каждого протянулись тонкие, как волос нити, которыми он пытался зашить рану. Пока безуспешно. У него был доступ ко всем когда-либо написанным медицинским трактатам, но знание само по себе совершенно отличалось от практического применения этого знания.

– Разве вы не можете остановить кровотечение? – спросил Койн, прислонившийся к основанию трона. Крепостной обмотал прижжённый обрубок запястья промасленными тряпками и прижал к груди. Ему повезёт, если не произойдёт заражения, и он не потеряет всю руку.

– Думаете, я не пытаюсь? – раздражённо ответил Виталий, вздрогнув, когда новая очередь разрядов влетела сквозь выбитые ворота в кузню “Электрус” и отрикошетила внутри. – Это кристаллическое оружие обладает разрушительным эффектом. Оно делает плоть вокруг раны слабой и подверженной быстрому отмиранию. Каждый наложенный мною шов рассасывается несколько секунд спустя.

– Тогда зашивайте быстрее, чтоб вас! – воскликнул Хоук, сидевший на ящике с другой стороны трона. – Вы что ничего не знаете о медицинской сортировке на поле боя? Если не можете остановить, то, по крайней мере, замедлите. Ави не единственный здесь, кто теряет кровь.

Между двумя крепостными протянулась трубка для переливания крови, и именно она сейчас являлась единственной нитью, которая не давала Авреему Локку умереть. Юлий Хоук добровольно предложил свою кровь ради спасения Авреема, и беглый просмотр штрих-кода на щеке показал, что он являлся универсальным донором. Жест казался благородным, пока Виталий не понял, что Хоук просто хотел убраться с линии огня.

У Виталия всё никак не получалось справиться иглой.

За троном стоял Исмаил де Ровен, прижавший кончики пальцев руки из плоти к виску Авреема. Бывший сервитор вызывал глубочайшее волнение у Виталия не только самим фактом своего необычного существования, но и тем, что олицетворял и показывал обо всех сервиторах. Кожа Исмаила стала пепельно-серой. Он забирал боль Авреема, и Виталий слишком хорошо знал, каким ужасным бременем это было.

– Пульс замедляется, – произнёс Исмаил. – Кровяное давление опустилось до опасных уровней.

Виталий и сам уже знал это, подключившись благодаря подкожному биомонитору к основными показателями жизнедеятельности Авреема. И прямо сейчас каждый основной показатель состояния организма пациента показывал неизбежное ухудшение. Без обученного врача Авреем Локк умрёт. Этот бой надо было выиграть и выиграть быстро.

Виталий разорвал связь с Авреемом и поднялся. Звуки сражения усилились, когда чувства полностью приспособились к окружению.

– Не дайте ему умереть, – сказал Виталий всем троим мужчинам, окружавшим трон. Ни один из них не ответил, поглощённый собственными бедами.

Виталий поспешил по нефу мимо поющих аколитов, которые сидели на деревянных скамьях, устремив взгляды на святилище храма-кузни. Бритоголовые адепты были соединены с троном Механикус, но до сих пор оставалось непонятным, была ли в этом какая-то польза.

Он нырнул за баррикаду у входа, который недавно ему было поручено дистанционно защищать. Дверь в кузницу перестала существовать, и подходы к “Электрус” теперь удерживали Расселас Х-42 и немногочисленные протекторы Механикус. Разветвлявшиеся дуги молний шоковых посохов и зелёный огонь освещали широкий молитвенный коридор, окрашивая сражавшихся мерцающим и пульсирующим сиянием.

Подобно спартанцам древности, протекторы сражались с жестокой экономной силой, каждый воин работал в идеальной синхронности со своими товарищами. Они противостояли кристаллическими существами в нерушимом строю, наступая и отступая, как диктовала логика.

Аркофлагеллант не обладал подобной логикой, он являлся безумным берсеркером, некогда бывшим прославленным кардиналом Империума, жажда убийства которого перевесила благочестие. Разумом Виталий всецело понимал правильность и необходимость ритуалов, в результате которых еретиков и проклятых переделывали, дабы отпустить их душам грехи через боль и возобновлённое служение. Но подобное наказание, увиденное наяву, всё равно ужасало.

Он истекал кровью из множества ран, увеличенное накачанное тело покрывал сетчатый узор окровавленных порезов. Плоть блестела от застрявших стеклянных осколков и почернела от ожогов. Одна рука бесполезно свисала, другая стала смертоносным рассекающим клинком. Тело излучало тепло и огромное количество химического тумана. При таком темпе физического истощения он не проживёт и часа.

При таком темпе атаки – никто из них не проживёт.

Собравшись с духом, Виталий подтянул мантию и покинул укрытие. Он побежал из этой части битвы туда, где Хирона Манубия координировала защиту второго входа в “Электрус”. Манубия подключилась к кафедре из меди и дерева, её руки рассекали воздух в загадочных лемнискатных узорах, пока она управляла десятком оружейных систем и выгружала боевой код сражавшимся во втором проходе протекторам.

Виталий положил руку на кафедру и позволил тактильным имплантатам слиться с сетью. Окружение кузни исчезло, когда сознание переместилось за ворота.

Здесь во главе с Тота Мю-32 сражалась полуцентурия протекторов. Кристаллические существа накатывались волна за волной, стремясь пробиться в “Электрус”, и Виталию показалось, что в их действиях появилась какая-то отчаянная спешка. Разветвлявшиеся взрывы зелёного огня заполнили проходы, они опаляли стены или поглощались штормовыми щитами протекторов.

Орудия из дюжины скрытых огневых точек ярко вспыхивали, появляясь, чтобы открыть огонь по нападавшим и исчезая в бронированных укрытиях, прежде чем враг успевал ответить.

Почему он не подумал об этом?

Вслед за яростным штормом зелёного огня началась новая мощная атака, но Тота Мю-32 был готов. Протекторы выставили стену из сомкнутых штормовых щитов и вытянули перед собой шоковые посохи, словно копья.

Они врезались в кристаллических тварей, пригнувшись и нанося колющие удары. Шоковые посохи выпустили превращавшие кристалл в стекло разряды высокоэнергетических импульсов. Последующие удары раздробили конечности и черепа, и, сокрушив первую волну, протекторы, сохраняя строй, отступили на прежние позиции.

Это был самый упорядоченный способ ведения войны, который когда-либо видел Виталий. Полная противоположность происходящему у другого входа в кузню.

< Хирона, > произнёс Виталий. < Мне нужно поговорить с вами. >

< Если вы не заметили, то я слегка занята. >

< Это важно, > продолжил Виталий, и проверил, что его бинарный код подчеркнул всю важность. Ответ Манубии также содержал бинарные императивы, которые показывали, как мало её волновало то, что он считал “важным”:

< Разве вы не должны сейчас пытаться сохранить жизнь моему протеже? > спросила Манубия, слегка подправляя прицельный ауспик на группе кристаллических чудовищ.

< Несмотря на все усилия Омниссии спасти его, > ответил Виталий. < Несмотря на кровь Хоука и Исмаила, который облегчает боль, он угасает быстрее, чем мы можем поддерживать его. >

< И что вы хотите от меня? > спросила Манубия, выдвинув гравитонную пушку и превратив трёх кристаллических тварей в ровный лист безумного стекла.

< Мы должны остановить эту атаку, > сказал Виталий. < Авреем должен выжить. Линья послала меня сюда для того, чтобы он выжил. >

< Вы хотя бы знаете ради чего? >

< Нет, > ответил Виталий, < но она не стала бы просить, если бы это не было критично и жизненно важно. >

Линья открыла глаза, задыхавшаяся и опустошённая. Оба ощущения являлись всего лишь химическими реакциями на сложную гексаматику, которая потребовалась, чтобы связаться с архимагосом Котовым на раскалённом, как солнце мостике, но от этого не стали менее реальными.

Полуночно-чёрный купол из идеальных геометрических кубов исчез, и на его месте появился любимый купол обозрения Линьи на галерее Кватрии. Меньше, чем остальные, он обладал только простейшим устройством для наблюдения, бесполезным вне пределов планетарной сферы, но, как говорили, некогда принадлежавшим композитору из Ганновера.

По обеим сторонам от неё стояли коллеги-магосы: Сиристте справа, а Гефест слева. Натала уважительно кивнула, и печальное выражение их лиц разбило бы её сердце, если бы осталось, что разбивать.

В самой дальней части купола обозрения стоял адепт в чёрной мантии. Аватар Галатеи в пространстве разумов. Вот только Линья теперь знала о нём больше, не так ли? Он осматривался, словно удивлялся, что оказался здесь.

Линья вспомнила всё то время, когда адепт пытал её, заставив пережить невероятные высоты боли, в само существование которых она раньше просто не смогла бы поверить, и отбросила сомнения. Серебристые глаза аватара потускнели, лишившись былого пугающего взгляда.

– Думаете, что можете победить меня? – спросила Галатея.

– Меня? – ответила вопросом на вопрос Линья, шагнув вперёд. – Больше не называете себя во множественном числе?

– В маскараде больше нет смысла.

– Это так, тогда я буду обращаться к вам "Телок".

– Лучше "архимагос", – поправила фигура в чёрной мантии. – В конце концов, я заслужил это звание.

– Вы отказались от него, забыв идеалы вашего ордена.

– Забыв их? Нет, я, наконец, смог постичь их.

– Вы больше не Механикус, архимагос, и всё подошло к концу.

Адепт рассмеялся:

– Подошло к концу? Думаю, вы забыли, что всё ещё находитесь в моей нейроматрице. И если вы полагаете, что перенесённые вами пытки были мучительными, то поверьте мне, у меня найдётся ещё много гораздо ужаснее. Ваш забавный маленький код держал вас за пределами моей досягаемости некоторое время, но осталось совсем недолго.

– Он уже успел сделать то, что требовалось, – сказала Линья.

– О чём вы?

– Посмотрите вокруг, это больше не ваша нейроматрица. Она моя. Посмотрите, как всё вокруг сияет реальной памятью, а не украденными мыслями, сформированными из воссозданной памяти.

Адепт в чёрной мантии внезапно осознал грозящую ему опасность и полетел к Линье, его силуэт рос, притягивая к себе тени. Широкие крылья, как у летучей мыши, вырвались из спины адепта, перед нею сформировался поглотивший Клейнхенца инфодемон.

Линья улыбнулась и подняла руки ладонями вверх.

Инфодемон резко остановился, словно во что-то врезался, и завис в воздухе.

Она развела руки в стороны, как если бы открывала шторы, и инфодемон взорвался облаком пепла из идеальных кубических хлопьев. Они исчезли, как потухшие тлеющие угольки, оставив перед нею распластавшегося на полу адепта в мантии.

– Я же говорила вам, – произнесла Линья. – Это – моя нейроматрица.

Линья шагнула к нему, и адепт пополз от неё на четвереньках. Он поднялся на колени и умоляюще вытянул руки. Она видела его страх. Он прекрасно знал, какие ужасные вещи она могла с ним сделать.

Но Линья не была склонна к пыткам или мести.

Вместо этого она повернулась к коллегам-магосам и сказала:

– Пора.

Они согласно кивнули и магос Сиристте ответила:

– Казнь внедрённым кодом будет необратимее и беспощаднее.

– Я знаю, но так будет лучше, – произнесла Линья и открыла последнюю гексаматическую перегородку в разуме. Алгоритмы активации убийственного кода заполнили её сознание. Они слились с уже выпущенными бинарными последовательностями, и стали абсолютно смертельными для электрической активности мозга.

Убийственный код рос и воспроизводился.

Он разрушал.

Он глубоко проник в магоса Гефеста и почтенный технотеософ первым почувствовал его эффект. Он склонил голову и исчез, когда вплетённый в единую нейронную сеть внедрённый убийственный код вступил в силу. Линья ощутила, как Гефест умер, и аватар Телока закричал, когда отсекли часть его эвристической нейроматрицы.

Убийственный код уничтожил магоса Наталу. Затем Тксему, затем Хиво.

С каждым умершим мозгом аватар Телока выл от потери и бился в конвульсиях, словно сумасшедший на полированном полу террасы купола обозрения. Один за другим пленённые магосы исчезли, пока не остались только Линья и аватар Телока.

Она переживала каждую потерю и пыталась сдержать ненависть к мерзкой съёжившейся твари, которая корчилась перед ней, словно червяк на крючке. Она опустилась на колени рядом с аватаром. Лишившись гештальт-сознания, он стал немногим больше, чем наделённым чувствами проводником данных, отрезанной частью гораздо большего разума.

Он был почти жалок.

Почти.

– Убейте меня и покончим с этим, – произнёс аватар.

– Нет, – ответила Линья. – Мне ещё нужно, чтобы вы кое-что для меня сделали.

Так много смертей…

Бьеланна почувствовала, как умер последний из её сородичей.

Кристаллиты разорвали их на части, возможно, поняв, что она пыталась сделать. Их сила теперь наполняла её и Бьеланна ощущала, как духи движутся внутри стремительно кристаллизующейся плоти. Быстрое сжатие и растягивание смертельных спазмов Экснихлио наполнило её невероятной мощью, но и швырнуло навстречу возможной судьбе всех ясновидцев.

Всё произошло со скоростью сверхбыстрого шокового обледенения.

Не обрести ей покоя в куполе КристальныхПровидцев.

Они окружили её, их ограниченное сознание не справлялось с обработкой этой новой переменной. Им велели убить существ из плоти и крови, и они исполнили приказ.

Плоть Бьеланны стала холодной и твёрдой, столь же гладкой и отражающей, как и у кристаллитов. Внутри ярко пылали духи сородичей-эльдаров и её собственная душа. Она взяла эту энергию и сплела вокруг выпущенной Дыханием Богов мощи. Энергия сверхновой звезды сжалась в чистую форму мысли и экспрессии.

Бьеланна лишилась тела из плоти и крови, но она больше не нуждалась в нём. Только один мир звал её, место грёз и радости, где прошлое и будущее переплетались, и раскрывалась судьба всего сущего.

Куда неизбежно вёл Путь Провидца.

Бьеланна покинула свою смертную оболочку и устремила дух в пряжу. Освободившись от телесных ограничений, она видела больше, чем когда-либо прежде и с недоступной для живых существ ясностью.

Теперь Экснихлио казался одиноким атомом, который располагался не на своём месте в структуре огромного кристалла. Любая приложенная к кристаллу сила неизменно концентрировалась на этом атоме. Скоро ещё один атом окажется не на месте, затем ещё один и ещё.

Вот благодаря какому процессу появились трещины во вселенной.

И едва появившись, они начали распространяться.

Как ножницы, разрезавшие ткань.

Но если этот атом удалить из решётки…

Ещё один кадианец погиб, когда Галатея насквозь пронзила его грудь резким ударом механодендритов. Она отшвырнула тело несчастного через мостик, как тряпичную куклу, и переключила внимание на сержанта Рея. Котов в замедленном движении видел, как конечность с клинком, не задев кость, пробила бедро и приколола кадианца к месту, а тем временем извивавшийся механодендрит взвился, словно жало.

К его чести, Рей не дрогнул, а вскинул бесполезное лазерное ружьё в тщетной попытке парировать новый удар.

– Давай, ублюдок! – крикнул кадианец.

Удар так и не был нанесён.

Большой эпилептический припадок сотряс тело Галатеи, её паланкин задрожал, точно готовый в любую секунду взорваться двигатель. Пригвоздившая Рея к палубе конечность выскользнула из раны, и Галатея издала такой пронзительный и полный боли бинарный вопль, что он вывел Котова из состояния расширенного познания. Восприятие потока времени вернулось к нормальному режиму работы, и мир сразу же стал медленным.

Телок покачнулся, словно разрушавшая Галатею боль каким-то образом вонзилась и в его сердце. Учитывая известное Котову о симбиозе между Телоком и Галатеей, возможно, так и было.

Злой алый свет пронёсся вокруг паланкина, перескакивая от одной мозговой колбы к другой. Биогель внутри мгновенно помутнел, как застойная вода в отстойнике. Котов прослужил два десятилетия на борту боевой машины Темпестус и видел явные признаки амниотической смерти.

Только один мозг избежал массовой гибели, и архимагос сразу понял, кому он принадлежал. В сочетании со спектральным посещением, которое он совсем недавно видел, Котов теперь точно знал, что должен делать.

Ноги Галатеи подогнулись, и покосившееся тело рухнуло на палубу с громким металлическим лязгом. Тело-марионетка завалилось вперёд, чёрный инфоток химических веществ хлынул из внезапно отказавших биомеханических органов.

Кадианцы отступили, опасаясь какой-то уловки, но Яэль мгновенно бросился на Галатею. Он не стал зря тратить время, и, сжимая меч двумя руками, начал наносить мощные удары сверху, словно молотобоец по наковальне. Секунду спустя к нему присоединился Сюркуф, его калтанский клинок оставлял ужасные раны на облачённом в мантию теле Галатеи.

– Не повредите мозги! – крикнул Котов.

Если Линья Тихон и в самом деле убивала Галатею изнутри, то возможно оставался шанс извлечь её из утробы твари. Насколько жестокой шуткой судьбы стало бы для неё, что месть за увечья обернулась бы собственной гибелью?

И в этот момент Телок атаковал.

Его тело из металла и кристалла запульсировало тёмно-красным и багровым светом. Шлейфы обжигающих газов вырвались из вентиляционных отверстий, а слащавое искусственное лицо исказилось от ярости. Неистовыми взмахами когтей он превратил кадианских солдат в фарш, буквально измельчив их.

Восстановивший древнюю машину давно умершей расы галактических инженеров архимагос исчез. Осталось только воющее существо-берсеркер, заглушавшее горе и боль в резне.

Лучшего шанса Котову больше не представится.

– За мной, – крикнул он. – Вашими жизнями или смертями помогите мне добраться до командного трона.

Котов бросился мимо бойни, скользя на растекавшемся по палубе кровавом озере. Он отбросил все мысли и сосредоточился только на том, чтобы вернуться на место, которое занимал раньше.

– Котов! – взревел Телок.

Он едва не повернулся от звука своего имени.

Едва не застыл из-за яростных символов власти, которые не уступали его собственным.

– Двигайтесь! – крикнул Карна, толкая его вперёд.

Котов не видел, как погиб воин-скитарий, но почувствовал, что смерть отразилась в ноосфере, и одновременно его окатил фонтан крови. Второй скитарий, имя которого он так не потрудился загрузить, погиб секунду спустя, разорванный пополам в поясе.

Котов продолжил бежать. Громкие шаги за спиной раздавались всё ближе.

Он не смел оглянуться. Он ощутил горячее мёртвое дыхание. Кристаллические когти устремились вниз, чтобы разрубить его на куски.

В этот момент появились Яэль и Сюркуф.

Вольного торговца просто впечатали в палубу, ему нечего было противопоставить огромной мощи Телока. Только у Яэля хватило сил принять удар, генетически улучшенное тело смогло сравниться с отвратительными кристаллическими усовершенствованиями Телока.

И всё же он отлетел назад, пластины брони Храмовника потрескались, а кости рук сломались.

Это была глупая попытка, последний акт отчаявшихся людей, которым нечего было терять.

Но этого оказалось достаточно.

Котов рухнул на командный трон “Сперанцы”, и ударил руками по тактильным соединителям, на которых ещё оставались следы расплавленного металла и плоти.

Телок навис над ним, его нечеловеческие черты лица лишились последних признаков здравомыслия. Он замахнулся рукой с когтями, на которых мерцала кровь бесчисленных невинных жертв. Смертоносные энергии Экснихлио горели вдоль каждого клинка.

Когти Телока пробили грудь Котова и трон.

Тактильные имплантаты вспыхнули. Золотой свет, сопровождавший рождение всех машин, вонзился в череп Котова.

Соединение было установлено, связь – подключена.

Подобно исполинской приливной волне, абсолютный дух “Сперанцы” поднялся, поглотив Котова и Телока.

И не только “Сперанцы”.

Я уже был здесь.

Это стало первой мыслью Котова, когда он увидел раскинувшееся перед ним неоново-яркое инфопространство “Сперанцы”.

Второй стало:

Я должен быть мёртв.

Он помнил сокрушительный удар ужасной силы, когда коготь Телока пробил его грудь. По большей части тело Котова было автоматизированным, но сохранилось достаточно элементов нервной и сердечно-сосудистой систем, чтобы сделать такое повреждение с очень высокой вероятностью смертельным.

Перед ним располагался сверкающий мегаполис, поток информации, формировавший скрытые артерии “Сперанцы”. Повсюду виднелись напоминавшие горы ульи света и огромные термитники накопленных данных. Магматические утёсы контекстуально связанных информационных хабов перерастали во фрактальные лабиринты ответов, которые вели к ещё большему количеству вопросов.

Инфоядра пылали в созвездиях соединённых нейронных сетей, словно новорождённые солнца. “Сперанца” находилась в постоянном диалоге сама с собой, обучаясь и развиваясь с каждым новым решением.

Эвристика в самом чистом значении этого слова.

Любая парадигма масштабируемого времени, начиная от космического дня и заканчивая сжатием универсальной истории до одного часа, была абсолютно неспособна охватить бесконечный объём инфопространства. Его тайны возвращались к вырубленным из обнажённых рекой скальных пород первым каменным инструментам, и одновременно простирались в точку Омеги, Логос и Гипарксис.

И при всём том, что этот аспект “Сперанцы” являлся местом знания и понимания, он также состоял из одних метафор, намёков и сводившего с ума символизма.

Магистрали света было достаточно легко интерпретировать, но что за огромные змеиные кольца извивались и оборачивались вокруг мира, а затем возвращались и поглощали сами себя? Что за соединявшиеся спирали света, расходившиеся подобно ветвям гигантского дерева, корни которого глубоко уходили в инфопространство?

Он вообще реально всё это видел или его гоминидный мозг просто интерпретировал неизвестное таким образом, чтобы он мог обработать увиденное?

Он посмотрел вниз (если понятие низ можно применить к бесконечным пространствам мысли) и ему стало ясно, какими глупыми и наивным являлись его слова, когда он называл себя хозяином “Сперанцы”.

Знание не было чем-то, на что можно предъявлять права, оно существовало для всех, кто обладал мудростью найти его, ибо, только приняв собственное невежество можно было заполнить пустоту. Это казалось настоящим откровением, но Котов подозревал, что это была древняя мудрость, которую он и его орден давно забыли.

< Как низко мы пали, > произнёс он, смирённый и испытывая благоговение от невероятного зрелища. < И всё же, как высоко мы можем подняться. >

< Всего лишь слова афинского каменотёса? Я ожидал большего от человека, который добрался до Экснихлио. >

Котов повернулся и увидел парившего над инфопространством Телока, но не чудовищное существо, которым он стал, а магоса, которым он некогда был. Его мантия была чёрной, а оптика блестела серебром. Сходство с Галатеей оказалось настолько поразительным, что Котов задался вопросом, почему не увидел этого раньше.

< Старая истина, но всё ещё универсальная, > ответил Котов.

< Банальность, повторяемая теми, кто стремится оправдать собственное невежество, > сказал Телок, кружа вокруг Котова, словно преследующий хищник. Потерянный Магос окинул взглядом бесконечный пейзаж, и Котов почувствовал его страстное стремление обладать всем этим.

< Галатея сделала хороший выбор, направив ко мне этот корабль, > произнёс Телок.

< Возможно, даже слишком хороший, > сказал Котов. < Её паразитическое прикосновение больше не сжимает основные системы. Даже если вы убьёте всех на борту – вы не сможете завладеть этим кораблём. >

< Убью всех на борту? > спросил Телок. < Оригинальная идея, пожалуй, я так и сделаю. >

< Я остановлю вас. >

< Как? У вас нет тела – я его уничтожил. >

< У меня есть и другие, но даже если моя физическая оболочка нефункциональна, я могу остановить вас здесь. >

< У вас нет здесь власти, Котов, > усмехнулся Телок. < Вы больше не хозяин этого корабля. >

< Я никогда им и не был, как я теперь вижу. Но и вы тоже. >

< Я им стану. >

Котов рассмеялся:

< Значит, вы настолько же заблуждаетесь насколько и безумны. >

< Тогда покончим с этим, архимагос? Воспользуемся ли мы нашим разумом, как оружием, а знанием, как силой? Только будет справедливым предупредить вас, что вы, к сожалению, безоружны для такого боя. У меня перед вами преимущество в тысячи лет. >

< Ваши знания велики, > согласился Котов, почувствовав присутствие двух человек, которое он уже ощутил, когда “Сперанца” притягивала его. < Но у меня есть то, чего нет у вас. >

< И что же это? >

< У меня есть союзники, > произнёс Котов, и в этот момент рядом с ним появились сверкающие инфоформы Линьи Тихон и Авреема Локка.

Являвшийся ранее проклятьем для Котова, Авреем Локк мерцал, словно искажённая голограмма, очертания крепостного выглядели размытыми в тех местах, где пятнышки тьмы улетучивались из его тела, точно пепел от сожжённого трупа. Линья Тихон восстановилась, её кожа снова стала безупречной и здоровой, избавившись от всех повреждений, причинённых пламенем “Амарока” и увечьями Галатеи. Она повернулась к Котову, и ему показалось, что из её глаз на него смотрит множество находившихся в постоянном движении духов.

< Союзники? > рассмеялся Телок. < Мертвец и призрак? >

< Я убила Галатею, > заметила Линья. < Я хочу, чтобы вы знали это. И та ваша часть, что осталась внутри? Угадайте, что она делает прямо сейчас? >

Телок пожал плечами, словно ответ его не интересовал:

< Кричит, скорее всего, но это не важно. Я жил без этой части сознания тысячи лет. Уничтожьте её, пытайте, делайте, что хотите. Меня это не волнует. >

< Будет волновать, > пообещала Линья.

Телок вздохнул, но это было только отвлекающим манёвром.

Он бросился на Котова быстрее мысли.

Физические законы здесь не действовали, только воображение. Раненый Котов устремился вниз сквозь слои данных, сияющая информация скользила мимо него быстрее скорости света. Телок последовал за ним, конструируя математические доказательства кривизны пространства-времени, чтобы увеличить скорость. Котов вёл его среди каньонов баз данных, куда поступала и откуда уходила информация в параллельных потоках инфоплотного света. Чувство движения и скорость опьяняли.

Авреем и Линья закружились вокруг Телока в двойной спирали. Линья вцепилась в эмпирическую броню Телока, отрывая её в виде длинных последовательностей булевых записей. Гексаматические клинки, от которых у Телока не было защиты, вонзились в Потерянного Магоса.

Древняя неизвестная Механикус технология отшвырнула Линью, когда Телок пустил в ход свой огромный интеллект. Авреем подлетел ближе и золотой огонь, который выжег мерзкие путы Галатеи вокруг систем “Сперанцы”, опалил очертания Телока.

Телок взвыл от гнева, когда сгорели защищавшие его щиты логарифмической сложности. Он воспользовался непостижимыми для разума Авреема нанотехнологиями и крепостной отлетел, вращаясь в воздухе.

< Знание – сила, > проревел Телок, и метнул иссушающие разряды холодной логики в Котова. < Они называют это первым кредо, но они ошибаются. Знание – это только начало. Сила лежит в применении знания. >

Котов увернулся от огня Телока, поднялся над каньонами баз данных и начал кружить вокруг высоченной колонны машинных ядер, которые выполняли невероятные вычисления для нарушения барьеров варпа.

< Знание – сила, > произнёс Котов, уклоняясь от непрерывных обжигающих разрядов Телока. < Это – первое кредо. Это – единственное кредо. Понять эту фундаментальную концепцию – означает овладеть неограниченной силой. >

Он вытянул перед собой руки, и сверкающий щит чистой логики отразил атаки на самого атаковавшего. Телок взревел от боли, и два архимагоса сошлись во взрыве фрактального света. Они кружились вокруг инфоядра машины и купались в её изумительных нелинейных решениях, расходились и сходились снова и снова.

Боги данных и знания, чья мудрость давала им силу.

Всё, что они изучили, и всё, что они исследовали. Каждое воззрение, каждое проявление чуда. Всё преобразовалось в убийственные мысли. Цепи накопленного знания рвали эфирные тела, слова стали оружием, цифры – боеприпасами.

Они падали сквозь инфопространство, погружались в сердце жарких, как солнце инфоядер, появлялись в потоках света, притягивая их в свою смертельную схватку. Сражение оставляло пылающий след в сердце “Сперанцы”, пока они кружили вокруг друг друга, словно пойманные гравитацией кометы, неразрывно связанные и приближавшиеся к взаимному уничтожению.

Они бились, словно соперничающие за доминирование два альфа-самца.

И как говорили ещё алхимики Старой Земли: “то, что внизу, аналогично тому, что вверху”. Повсюду где они сражались “Сперанца” содрогалась в сочувствующих муках.

В испытательных зонах левого борта без предупреждения активировались все экспериментальные оружейные системы, пробив в корпусе трёхсотметровую брешь.

В подфюзеляжном химическом хранилище запустился обратный цикл смешиваемых пропорций, что привело к созданию смертельного биотоксина, которому помешало попасть в системы вентиляции корабля вмешательство неизвестного лексмеханика в самый последний момент.

Храмы-кузни, алфавитно-цифровые обозначения которых содержали пакет данных 00101010, стёрли свои библиотеки, превратив тысячелетия накопленного знания в пыль.

По всей “Сперанце” сопутствующий ущерб от их битвы разрывал ковчег на части.

Линья и Авреем следовали за опустошением, едва поспевая за двумя сражавшимися богами. Хотя они обладали собственными уникальными талантами, ни у одного из них не было накопленной мудрости и опыта архимагоса Адептус Механикус.

Наконец, устав и использовав самые выдающиеся проявления своего гения, Телок и Котов расцепились над глубоким инфоядром расплавленного золота. Оба истекали ярким, как ртуть светом, а пепельные воспоминания о некогда известных вещах осыпались с них, словно могильная пыль.

< Вам не победить, > произнёс Телок, чья чёрная мантия превратилась в лохмотья.

< Как и вам, > ответил Котов, чувствуя, что слабеет с каждым словом.

Линья и Авреем, наконец, догнали Котова и Телока, встав в мёртвом пространстве между двумя архимагосами.

< Никому из вас не победить, > сказала Линья.

< Вы уничтожите друг друга, > добавил Авреем.

< И мы не можем этого допустить, > произнесли они вместе.

Линья бросилась к Телоку, а Авреем к Котову.

Оба ударили одновременно, и Котов почувствовал, как сам дух благословенного Машиной Авреема Локка сливается с каждой его частичкой. Он почувствовал, как его тело преобразовывалось, а восприятие выворачивалось наизнанку. Жёсткая логика и разум настолько объединились с интуицией и нелинейным мышлением, как он никогда не мог и представить.

Котов огляделся и понял, что тот же самый процесс происходил и внутри Телока, пока Линья Тихон объединялась с самой его сущностью.

Но если союз духов сказался на Котове благоприятно, то для Телока всё обернулось прямо обратным. Его внутреннее устройство обнажилось, точно лежавший на верстаке часовой механизм автоматона, и Котов немедленно увидел почему. Линья Тихон была не просто Линьей Тихон, но воинством духов мстительных техножрецов.

Каждый из которых нёс в себе смертоносный гексаматический убийственный код.

Телок взвыл, когда код активировался, вирусный огонь, против которого у него не было защиты. Код разорял его системы, ежесекундно стирая десятилетия накопленных знаний. Постоянно развиваясь в самореплицирующихся решётках, убийственный код перемещался от системы к системе по внутренней архитектуре Телока.

Он уничтожал всё, чего касался, превращая огромные базы данных в воющую бинарную чепуху и перерабатывая накопленные за века знания в бесполезный шум.

Телок корчился, пока вирусный пожар сжигал его заживо изнутри. Его крики были криками человека, который чувствовал, как методично разрывали саму его сущность.

Но Телок был архимагосом Адептус Механикус, и прямо на глазах Котова он приспосабливался, удалял и переписывал свою внутреннюю структуру, останавливая злокачественное распространение убийственного кода.

Пора, архимагос Котов, произнёс внутри голос.

Локк.

У вас теперь есть сила благословлённого Машиной. Используйте её.

Котов протянул руки к расплавленному золоту инфоядра, и ощутил, как внутри него пришла в движение неизвестная энергия. Это была сила, но такой силы он не знал никогда. Сила как у первых бинарных святых, которые, как говорили, могли общаться с машинами на равных. Идти с ними, словно боги на уровнях Акаши на пути к Сингулярности.

Котов зачерпнул свет инфоядра.

И душа “Сперанцы” хлынула в него.

В глазах Котова вспыхнули пылающие диски золотого света, тайный огонь, о котором ведали только солнца, искра, которая зажгла вселенную. От начала до конца он знал всё.

Всё.

Сверкающая броня из золота и серебра сомкнулась вокруг Котова, доспехи столь же сложные и богато украшенные, какие носили легендарные примархи или даже сам Император.

Огненный меч появился в его руке, рукоять и крылатые крестовины образовывали двуглавого орла из ослепительного золота.

Чистое знание, вооружённая мудрость.

Телок корчился, почти очистившись от убийственного вируса.

От кода практически ничего не осталось, но он сделал то, что хотела Линья – лишил Телока широких полос бронированного знания.

< Горе тебе, человек, который не почитает Омниссию, ибо невежество станет твоей погибелью! > произнёс Котов.

И погрузил пылающий меч в сердце Телока.

 

Глоссарий:

Binary Saint – бинарный святой

Dataform – инфоформа

techno-theosopher – технотеософ

 

Микроконтент 21

Это был конец всего сущего.

Монкеи верили, что Конец Времён наступит в потоке битвы и крови, возвращении богов и гибели империй. Даже в эльдарских мифических циклах говорилось о времени, названном Рана Дандра, когда лорды-фениксы вернутся для последнего великого танца смерти.

Бьеланна не знала ни одной расы с легендами, в которых рассказывалось о том, что всё просто закончится. Какая в этом мифологическая драма?

Золотая симметрия пряжи распутывалась, варианты будущего разрушались. Судьбы всех живых существ расплетались с огромного гобелена бытия. Энтропия в материальном мире отражалась в пряже, и мерцающая матрица рассыпалась, пока разрастался вызванный архимагосом Телоком разрыв в пространстве-времени.

Бьеланна погрузилась в центр вихря гибнущих вариантов будущего, её дух стал мерцающим призраком в пряже. Духи внутри Бьеланны испугались, оказавшись здесь. Их страх был понятен. Их больше не защищали от Той Кто Жаждет камни душ, и они боялись разделить судьбу Ульданаиша Странствующего Призрака. Они были воинами, а для тех, кто носил военную маску, пряжа всегда казалась чем-то загадочным и недостижимым, поэтому как они могли понять то, что она пыталась сделать?

Её тело из плоти и крови перестало существовать, и каждое мгновение в пряже разъедало сам её дух. Только благодаря добровольной жертве и силе братьев и сестёр она вообще могла находиться здесь. Если они умрут, умрёт и она, и каждая жертва, каждая капля крови окажутся напрасной.

Бьеланна почувствовала, что Тарикуэль успокаивает остальных, рассказывая о “Лебедях милосердия Иши”, танце, который он исполнял для принца Ириэля в куполе Осенних Сумерек. Его вера в неё стала якорем, за который могли держаться остальные. Она слышала и другие голоса: Вайнеш и Ариганна Ледяной Клык усиливали её верой в свою ясновидицу.

Она прошептала спасибо, и слово замерцало в ткани и стало её частью.

Бьеланна следовала по разрушавшимся тропам пряжи, стены из воображаемого золота и света складывались, словно показываемое ими будущее больше не имело никакого значения для вселенной. Бьеланна летела сквозь распадавшуюся пряжу, точно самый дикий автарх Сайм-Хана, она лавировала в погибавшей паутине, продвигаясь всё глубже в психическую сеть.

Пути закрывались позади неё. Тропинки впереди исчезали за мгновение перед тем, как она успевала воспользоваться ими. Рои пауков варпа выбирались из своих нор, миллионами устремляясь в будущее по немногочисленным оставшимся путям.

Трещины в стенах расширялись, словно разрывался корпус повреждённого призрачного корабля. Воющий Хаос в пустых пространствах оттуда звал её, она слышала смех Той Кто Жаждет и шепчущие посулы Изменяющего Пути.

Она чувствовала, как они тянутся к её душе, но летела ещё быстрее, преисполнившись решимости противостоять подобным увещеваниям.

Куда бы она ни посмотрела, потенциальных вариантов будущего становилось всё меньше, пока их почти не осталось. Бьеланна заплакала от зрелища, как столь жестоко уничтожается будущее. Спланированная гибель вселенной уже сама по себе являлась замыслом наичистейшего зла, но погубить её случайно… воистину это было величайшей глупостью.

Очередной путь в будущее закрылся, миллиард миллиардов нерождённых жизней лишился шанса на существование. Бьеланна с отчаянием наблюдала, как пряжа сворачивалась повсюду, куда бы она ни посмотрела. С каждой захлопнутой дверью это отчаяние угрожало разрушить и полностью стереть её дух. Бьеланна зарыдала, поняв, что больше не видит пути вперёд. Каждый маршрут закрывался и блокировал все пути к надежде.

Надежда…

Да, надежда была ключом.

Потому что и другие ясновидцы должны были увидеть это.

Верить в иное стало бы огромным высокомерием с её стороны. Но если они видели, то почему никто из них ничего не сделал, чтобы предотвратить это ведущее к гибели вселенной событие?

И Бьеланна поняла, что, по крайней мере, один из них сделал.

В конце концов, она же была именно здесь и именно в этот момент.

Неужели её всю жизнь вели именно к этому?

Она и правда была пешкой в какой-то большой игре, как меньшие расы галактики были пешками для неё? По воле ясновидцев миры монкеев сжигали, а их население придавалось смерти ради жизни единственного эльдара.

Если Бьеланне было предназначено оказаться здесь, то только благодаря тому, что совет провидцев какого-то далёкого мира-корабля предвидел это и поставил её сюда именно в этот момент и именно для этой цели.

Она хотела ненавидеть этих неизвестных ясновидцев. Она хотела ненавидеть их со всей яростью своей души за то, что они отправили её и её соплеменников на смерть. За то, что лишили её детей шанса на рождение.

Но она не могла.

Она понимала лежащую в основе такого решения холодную логику. Она сама принимала подобные решения, отдавая себе отчёт, что отправляет разумных существ на смерть. Даже величайшие провидцы не видели, как далеко могут протянуться последствия их выбора.

Тот факт, что она вообще находилась здесь, говорил Бьеланне, что, по крайней мере, один провидец видел, что она могла остановить грядущий катаклизм. И с этой мыслью отчаяние исчезло, словно дыхание на холодной призрачной кости.

Бьеланна увидела этот последний путь, хрупкое будущее, которое вопреки всему сопротивлялось уничтожению. Её дух воспарил, и она полетела к этому будущему, потянув за собой сверкающий поток психического света. Бьеланна ворвалась в последний путь в заключительные моменты его существования.

Как нитка в игольное ушко.

Архимагос Котов открыл глаза и глубоко вздохнул, искренне поразившись тому, что вообще может дышать. Он сморгнул мерцавшие воспоминания о месте света и чудес, где не существовало никаких ограничений на силу мысли и величия, которого эта мысль могла достигнуть.

Громадная фигура архимагоса Телока заполнила всё его зрение, безумное лицо застыло в выражении ненависти.

Ему потребовалось мгновение, чтобы понять, что Телок мёртв, и что он каким-то образом всё же сумел убить его. Лицо Потерянного Магоса всегда казалось искусственным и неестественным, восковым из-за пластифицированной структуры и неизвестных омолаживающих процедур, но теперь оно стало полностью кристаллическим.

Он попытался отодвинуться от этого застывшего сияния, но понял, что не может пошевелиться из-за пригвоздивших его к командному трону “Сперанцы” когтей.

– А, конечно, – произнёс он. – Телок же тоже меня убил.

– Не совсем, – возразил голос за его плечом. – Хотя имел отличный шанс убить нас обоих.

– Таркис?

– Именно я, архимагос, – ответил Таркис Блейлок. – Теперь, пожалуйста, не шевелитесь, пока мы не освободим вас.

Котов попытался повернуть голову, но пронзившие его клинки мешали двигаться. Он ощущал, что рядом с ним есть кто-то ещё, но не мог понять кто именно, его чувства всё ещё оставались связанными с другим местом и другой реальностью. Он услышал громкий жужжащий звук вгрызавшегося в стекло плазменного резака.

– Я думал, что вы погибли, Таркис.

– И я так думал, – ответил Блейлок. – Но слухи о моей смерти и так далее и тому подобное. Телок вывел меня из строя при помощи, как я полагаю, какой-то постгипнотической команды, являвшейся составной частью мощнейшей атаки, в ходе которой он уничтожил наши корабли сопровождения. К сожалению, я не заметил опасность, пока не стало слишком поздно.

– То же самое можно сказать и обо всех нас, – произнёс Котов. – “Сперанца”? Она всё ещё наша?

Блейлок кивнул:

– Ещё не поступили все отчёты, архимагос, но, да, похоже, вражеская атака захлебнулась со смертью Телока.

Раздался глухой стеклянный треск, извещая о том, что плазменный резак прошёл сквозь последний коготь Телока.

– Аве Деус Механикус! – воскликнул Котов, когда биологическая обратная связь послала волны боли по его искалеченному телу.

– Можно, господин Яэль, – произнёс Блейлок.

Телок пошевелился, но не благодаря какой-то оживляющей силе. Подобно статуе недавно свергнутого этнарха, архимагос Телок был сдвинут столь же внушительной фигурой космического десантника. Он тяжело упал на палубу и разлетелся на тысячу частей, куски тусклого безжизненного кристалла заскользили по палубе и рассыпались на крошечные фрагменты кубических наномашин.

– Что вы сделали с Телоком? – спросил Робаут Сюркуф, он нагнулся с болезненной гримасой, поднимая длинный и похожий на кинжал осколок уцелевшего кристалла. – Нас всех ждала неминуемая и ужасная смерть, он пронзил вас насквозь, а секунду спустя превратился в стекло.

Лицо вольного торговца представляло собой сплошной фиолетовый синяк и, судя по скованным движениям, было видно, что у него сломана ключица, несколько рёбер и, скорее всего, рука.

– Я… – начал Котов, но замолчал. – Я сражался с ним в инфосфере, но я был не один. Там также были госпожа Тихон и крепостной Локк. Без них я бы погиб.

Котов посмотрел на свою разорванную грудную клетку, представлявшую собой месиво из уничтоженной биоорганической электроники и химикатов инфотока:

– Диагностика: похоже, моя первоначальная оценка оказалась верной. Почему я не умер? Повреждение от удара должно было убить меня.

– Вы правы в том, что должны были умереть, – согласился Блейлок. – То, что этого не произошло, красноречивее всяких слов говорит об исключительном характере произошедшего с вами в инфопространстве. Возможно, вы просветите меня относительно его природы?

– Когда-нибудь, Таркис, – пообещал Котов, позволив помочь себе встать с командного трона. – Но не сейчас. Телок мёртв, но что с его армией и Дыханием Богов? Что с разрывом в пространстве-времени?

– Смотрите сами, – сказал Блейлок и отошёл в сторону, позволив Котову без помех взглянуть на главный экран и медленно восстанавливающиеся завесы инфосвета.

Сначала Котов не совсем понял, что перед ним.

Экснихлио умирал, это было очевидно. Континенты раскалывались, каждый массив суши покрылся трещинами, которые складывались в пугающие геометрические фигуры. На всплывающих экранах транслировались результаты сканирования: пикты низкого разрешения с огромными грибовидными облаками атомных взрывов и исполинскими электрическими штормами. Первые являлись результатом детонировавших термоядерных комплексов, а вторые были вызваны, наконец, превысившими допустимые нагрузки атмосферными трансляторами.

Всё построенное Телоком окончательно и бесследно разрушалось, словно поруганная планета совершала самоубийственную месть за опустошение, нанесённое её окружающей среде. Устремлённые в небеса ульи промышленности обрушивались, колоссальные электростанции стремительно входили в цикл самоуничтожения, пока тысячелетия сжатого времени разрывали саму планету. Разрушились тысячи промышленных комплексов, и быстро поднимавшийся уровень температуры сказал Котову, что до глобальной огненной бури оставалось в лучшем случае несколько часов.

Выше, орбитальное пространство стало похоже на поле смертельной битвы с огромными полосами сверкающих обломков, которые раскинулись на сотни тысяч километров.

– Это Дыхание Богов?

– То, что от него осталось, – ответил Сюркуф, прихрамывая, переступив через перемешанные останки Галатеи. – Поднимавшиеся за ним два геоформирующих корабля активировали двигатели и полетели прямо в его центр. Не думаю, что нам стоит беспокоиться, что кто-то сможет собрать его снова.

– Как? Кто управлял геоформерами?

– Таркис сказал, что двигатели запустились по команде Галатеи, – пояснил Сюркуф. – Поэтому, я полагаю, что это сделала Линья. Думаете, она ещё там?

Машинный гибрид теперь представлял собой всего лишь кучу металлолома, конечности и паланкин изрубили на куски в отмщении за смерть Вена Андерса. Тело-марионетка в чёрной мантии выглядело так, словно его пропустили через молотилку.

Мозговые колбы были разбиты, из них вытекал розоватый гель, и вывалились мокрые комки серого вещества и медные разъёмы. Одна избежала яростного возмездия, но её синаптическая деятельность угасала.

Котов покачал головой:

– Вряд ли. И даже если что-то осталось от госпожи Тихон, то оно скоро исчезнет. Это прискорбно, но её жертва и помощь будут записаны.

Челюсть Сюркуфа застыла от гнева, и на долю секунды Котову показалось, что вольный торговец может даже напасть на него. Момент прошёл, и Котов снова посмотрел на экран обозрения. С помощью Блейлока он добрался до поста астронавигации, где решётчатое тело магоса Азурамаджелли всё ещё оставалось подключённым множеством проводов мысленно-импульсной связи.

– Азурамаджелли?

Потрескивающий поток примитивного бинарного кода сказал ему, что Азурамаджелли сохранил функциональность, правда, только на самом базовом уровне. Блейлок выдвинул несколько инфоконнекторов и подключился к загрузочным разъёмам магистра астронавигации.

– Что там происходит, Азурамаджелли? – спросил Котов.

Статика протрещала из-под капюшона Блейлока, переводя примитивный бинарный код Азурамаджелли:

– Чёртов адский шторм эпических масштабов, и мы находимся прямо в его центре, архимагос, – ответил скрипучий искусственный голос.

Стандартный способ передачи речи, но слова явно принадлежали Азурамаджелли.

– Проще говоря, Экснихлио разрывается и падает в первичный котёл временных сингулярностей, словно в сердце сверхмассивной чёрной дыры. Как только она достигнет временной критической массы, ткань пространства-времени разорвётся. И поверьте мне, нам не стоит здесь находиться, когда это произойдёт.

– Просто интересно, насколько далеко от чего-то подобного нам стоило бы находиться? – спросил Сюркуф.

Аугмиты под капюшоном Блейлока передали язвительный и резкий код Азурамаджелли:

– Позвольте мне так сформулировать ответ, господин Сюркуф. Через два часа эта система и всё, что в ней находится, перестанет существовать.

Хокинс вскарабкался на башенку “Мести Маккана” и спустился на палубу около переднего защитного щитка гусениц “Гибельного клинка”. За исключением искорёженного спонсона и многочисленных опалин от взрывов “Месть Маккана” закончил бой невредимым.

Он присоединился к Кархе Крид посреди моря разбитых кристаллов возле воссозданных главных ворот Вогена. Лейтенант опустилась на колено и просеивала сквозь пальцы горстку тёмных, как уголь и твёрдых частиц.

– Вы и ваши взводы хорошо сражались, Карха.

Она встала и вытерла угольную пыль на руках о серую униформу.

– Спасибо, сэр. Какие сообщения от полка?

– Почти всё одно и тоже, – ответил он, вытаскивая бусинку из уха и позволив ей повиснуть на пропитанном потом воротнике. – С каждой палубы докладывают, что враги застыли на месте, а затем потрескались и рассыпались в пыль. Всё закончилось.

– Что, по-вашему, произошло?

Хокинс сложил кулаки за спиной и со стоном потянул мышцы. Ехать в битву в открытом башенном люке танка – в этом есть определённый героизм, но теперь всё его тело от таза до лопаток покрывали синяки.

– Чёрт, его знает, – ответил он. – Возможно, убийство Даханом альфа-зверя запустило таймеры этих существ, возможно, большим шишкам удалось убить Телока или то, что управляло ими. Я не знаю. Но если полк и научил меня чему-то, так это тому, что дарёному коню в зубы не смотрят. Они мертвы, а мы живы. Сейчас для меня этого вполне достаточно.

Она кивнула и пнула потускневший осколок кристалла.

– Вот вам и безнадёжный бой.

– Он едва таким не стал, – ответил Хокинс, хлопнув ладонью по “Мести Маккана”. – Думаю, мы все должны поставить выпивку Яну Коллинсу в “Плевке в Око”.

– И, возможно, Гуннару Винтрасу.

Хокинс поморщился и повернулся посмотреть, как высокие боевые машины легио Сириус возвращались по разрушенному городскому пейзажу Вогена. “Лупа Капиталина” и “Канис Ульфрика” уже углубились в город, но оба “Пса войны” задержались недалеко от дворца Мира. “Амарок” обернулся к полю битвы и приветственно поднял оружие.

– Винтрас с легио, – сказал Хокинс. – Он и сам может проставиться.

“Пёс войны” шагнул в город, и рёв его военного горна разнёсся по всей палубе, отражаясь эхом от ближайших стен.

– Я ставлю Яну первый напиток, – сказала Крид.

– Вставайте в очередь.

Они направились от работавшего на холостом ходу сверхтяжёлого танка к центру площади, где полковые знамёна красного, золотого и зелёного цветов развевались в неистовых порывах воздуха из вентиляционных систем. Хокинс остановился, чтобы отдать честь знамёнам, которым он и столь многие другие посвятили жизни. Изображения Императора смотрели на него в ответ, и Хокинс почувствовал прилив гордости, увидев всё их сияющее великолепие.

Бригады медиков неистово работали над ранеными, а проповедники Муниторума распевали молитвы над мёртвыми. Дребезжащий голос раздался из вокс-бусинки на воротнике, но он проигнорировал его, потому что приближался магос Дахан.

Как и все они Дахан не закончил бой без шрамов. Было очевидно, что секутор с трудом сохраняет равновесие, а одна его рука свободно свисала вдоль тела. Он перекинул кебренианскую алебарду за спину, её клинок по всей длине покрывали зазубрины и сколы.

– Капитан Хокинс, – произнёс Дахан. – Ваша вокс-бусинка отключена.

Даже при том, что лицо Дахана почти полностью было металлическим, а его голос – искусственно воспроизведённым, что-то в неожиданном приветствии насторожило Хокинса.

– Мне нужно было перевести дух, – сказал он.

– Вам следует вернуть её.

Хокинс вздохнул и поместил очерченный бутон в ухо. Он слушал несколько секунда, а затем закрыл глаза.

– Сэр? – спросила Крид. – В чём дело? Что случилось?

– Похоже, они были правы, – ответил Хокинс – В конце концов, это оказался безнадёжный бой.

– Что вы хотите сказать?

– Полковник Андерс, – произнёс Хокинс, присев и положив локти на колени. – Он погиб в бою.

Робаут понимал, что мрачное заявление Азурамаджелли должно было сильно испугать его. На самом деле оно должно было испугать его до кончиков ногтей на ногах. В конце концов, они так много сделали для победы, и всё только для того, чтобы в самом конце она ускользнула от них. Это должно было заставить его прийти в ярость на воистину космическую несправедливость происходящего.

Вместо этого он полез в нагрудный карман кителя и произнёс:

– Вы ошибаетесь, магос Азурамаджелли.

– Ошибаюсь? Не будьте смешны, – огрызнулся Азурамаджелли через аугмиты Блейлока. – Доказательства, что я прав находятся прямо передо мной.

Робаут достал компас и положил на панель астронавигации. Стрелка мгновенно перестала дрожать и безошибочно уставилась вдоль точного курса, который Галатея проложила назад на Марс.

– Что это? – спросил Блейлок.

– Талисман, – ответил Робаут, продолжая прижимать руку к бронзовой оправе компаса. – Вещь, которая всегда вела меня домой. Он никогда раньше не подводил меня, не думаю, что подведёт и сейчас.

– Не будьте глупцом, Сюркуф, – возмутился Азурамаджелли. – Проблема не в курсе, я отлично знаю путь на Марс. Проблема в том, как покинуть систему, прежде чем разорвётся ткань пространства-времени!

– Просто следуйте компасу, – произнёс Робаут, чувствуя, как предмет нагревается под кончиками пальцев, словно образовывая мост между своим владельцем и чем-то невозможно далёким, но всё же глубоко знакомым.

– Я буду помнить вас, – сказал Робаут.

Он закрыл глаза…

…и открыл в месте, которое он уже видел раньше, но не мог вспомнить. Инстинктивно он понимал, что на самом деле его здесь нет, и он просто является гостем в чужой душе. Душе, к которой он прикоснулся, когда их руки и разумы встретились на Экснихлио, когда она использовала его любовь к друзьям, чтобы открыть портал на “Сперанцу”.

Бьеланна умерла, по крайней мере, в том смысле, который был доступен Робауту. Но её дух ещё жил, превратившись в искрившую иглу света, которая летела со скоростью мысли в мире, который мало кто из смертных когда-либо видел или хотя бы знал о его существовании. Всё здесь говорило о великой красоте и великом горе. Красота исходила из поразительного потенциала будущего всего, что он видел, горе – от понимания в глубине души, что этот мир был когда-то намного больше.

Робаут и Бьеланна вместе летели сквозь пряжу, хотя смысл этого слова оставался для него неясным – и тянули за собой нити прошлого. Он понял так много, потому что Бьеланна хотела, чтобы он это понял.

Они погрузились в варианты будущего, узкие тропинки совершенной геометрии, кривых и линий, которые уходили вдаль золотыми параболами. Пути простирались за пределы временного горизонта событий, и даже Робаут понял, что увиденное являлось частью того, что должно быть.

Варианты будущего разрушались, распадались в случайный хаос, но он ясно видел, что стремилась сделать Бьеланна.

Азурамаджелли сравнил пространство-время с тканью, боясь, что оно разрывалось. Аналогия оказалась подходящей, потому что дух Бьеланны стал иглой, и золотыми нитями прошлого она заново сшивала пространство и время.

Ощущение скорости было невероятным, и Робаут скорее чувствовал, чем видел повсюду, куда бы ни бросил взгляд, сжатую природу времени. Возможность всего, что могло когда-либо существовать, не была потеряна. Пряжа всё ещё сохраняла всё, что когда-либо было, а то, что когда-то было, всегда могло произойти снова.

Картины былых времён проносились размытым пятном, древние войны, мечты об Объединении и некогда казавшиеся бесконечными эпохи обращались в прах. Всё прах – это был известный в прошлом афоризм или Робаут просто придумал его? Ни в чём нельзя быть уверенным здесь. Возможность содержалась во всём, определённость становилась достоянием истории, где – даже там – оно могла быть изменена объединённым давлением памяти и времени.

Вот, что пыталась сделать Бьеланна, перекроить вселенную, какой та была, в то, что ей было нужно. Изображение Робаута взлетело, сверкающая игла вернулась к нему, и они помчались вперёд по скрытым коридорам времени.

Он видел триллионы и триллионы жизней, больше, чем человеческий разум мог представить, которые проживали свои судьбы за мгновение ока. За ними стояли другие жизни, чьё количество не поддавалось подсчёту, безликие судьбы, которые могли появиться, но так никогда и не появились. Неоплодотворённые яйца, нерождённые дети, не выбранные пути.

Так много…

Робаут заплакал призрачными слезами, глядя на них, их мучительное желание быть почти сокрушило его тяжкой ношей скорби. Впереди безликой массы стояли два ребёнка, эльдары, судя по изящным сужавшимся подбородкам и медовым глазам. Они стояли так близко, что он почувствовал, что может протянуть руку и дотронуться до них. Их нерождённые лица перемещались почти в пределах досягаемости, как и отступавшие в туман фигуры.

Это всё ради них.

Робаут и Бьеланна взмыли ещё выше, переплетавшиеся и сжимавшиеся нити натянулись, потому что импульс разрыва угрожал опередить их скорость. Казалось, что они замедлились, и Робаут почувствовал боль Бьеланны, как свою собственную, словно яростно разрывали сами связи между молекулами его тела.

Возникло чувство, что всё его тело разваливалось.

Держитесь, мы должны выдержать!

Робаут подавил ощущение, что всё его тело было готово разлететься на составляющие атомы, и сосредоточился на всём том, что делало его тем человеком, которым он был. Честности; чувстве долга и чести, которые бились в нём с рождения; верности; непокорности; безрассудной любви к неизвестному и – больше всего – любви к друзьям и желании видеть их счастливыми.

Он был хорошим человеком или, по крайней мере, ему нравилось так думать. Как и у всех, у него были и недостатки, он бывал жестоким и порой не считался с нуждами других. Все эти вещи делали его человеком, достойным, чтобы о нём помнили, и в этом он был не одинок.

Робаут вспоминал жизни, которые он знал, жизни, которых он коснулся, и жизни, которые ему ещё только предстояло узнать.

Да, никогда не стоит забывать то, о чём можно мечтать.

Его воспоминания были рассеянными, несосредоточенными или неструктурированными. Бьеланна же обладала строго упорядоченным разумом, она веками обучалась управлять воспоминаниями, её мысли были строго направлены к единственной цели. Его образ мышления являлся проклятием для неё, дико непредсказуемым и опасным.

Вместе они двигались на самом гребне растущего пути золотого света, стены которого напоминали молочно-белый мрамор с красными прожилками. Он чувствовал едва заметную вибрацию, точно слабую дрожь в надстройке капитального корабля. Позади него нити прошлых жизней и событий становились всё толще, всё больше и больше их тянулось к стремительно летевшим сквозь разорванную пряжу фигурам.

Похоже, он и Бьеланна приближались к сверкающему горизонту, сиявшему возможностью. Робаут хотел увидеть тот далёкий берег, узнать его тайны и шагнуть на тёплые пески.

Затем они пролетели над его сверкающей границей, и взгляду Робаута предстал бесконечный мир света, простиравшийся во все стороны, насколько только можно было вообразить. Бьеланна выпустила нити прошлого, позволив им упасть там, где раскинулась ткань света. Они падали, словно пряди золотистых волос, разделяясь и разветвляясь, как растущая сеть нервов новорождённой жизни.

Куда бы он ни посмотрел, то видел протянувшиеся в будущее нити, сложность которых росла по экспоненте, ускоряясь в будущее со скоростью возможности.

И затем пришло ужасное чувство разлуки, отторжения.

Он боролся, чтобы удержаться, испуганный мыслью остаться здесь в ловушке. Это не был его мир, он не принадлежал ему. Увидеть такое место было чудом, даром, который он всем сердцем надеялся не забыть, но существовать здесь?

Это станет безумием для смертного.

Откройте глаза, возвращайтесь домой. Живите.

Присутствие Бьеланны отдалилось от Робаута, исчезая в сотканных ею бесконечных золотых нитях. Она исправила то, что разорвал Телок, но такой подвиг имел свою цену.

Он наблюдал, как падал её дух, рассеивался, смешивался с основными и поперечными нитями прошлого, настоящего и будущего. Он отчаянно хотел сказать что-нибудь на прощание, но как слова могли передать глубину того, что каждое живое существо вновь обрело шанс на существование только благодаря ей?

Бьеланна Фаэрэлль исчезла в пряже, чей золотой свет окутал её дух и души остальных эльдарских воинов, защищая от Той Кто Жаждет. За мгновение, перед тем как вернуться на “Сперанцу”, Робаут мельком увидел нерождённых эльдарских детей.

Их лица всё ещё оставались нечёткими, но он знал, что они улыбались.

Приветствуя свою мать.

Смотровой купол Кватрии оказался пуст, как и ожидала Линья. Пленённые Галатеей магосы исчезли, они, наконец, обрели свободу и вернулись к свету Омниссии. Казнь гексаматическим убийственным кодом, как и сказала Сиристте, была необратимой и беспощадной.

Она скучала по ним.

Стены стали туманными и размытыми, напоминая отражения в окнах с закопчёнными стёклами. Бронзовые и золотые наблюдательные инструменты мерцали призрачными воспоминаниями о самих себе. Но звёзды за пределами кристафлексового купола горели ярко, ярче, чем она когда-либо помнила.

Линья улыбнулась последнему виду небес.

Её сила сохранять это воображаемое место уменьшалась с каждой секундой. Скоро убийственный код проникнет в разум и всё исчезнет навсегда.

Она сдерживала его достаточно долго.

Осталось сделать всего одну вещь, прежде чем уступить наступающей тьме.

Линья вытянула руки и подняла на уровень плеч.

Пол также поднялся в форме сплошного купола, образованного из таких же крошечных геометрических кубов, из которых она создала защитные программы для сдерживания Галатеи.

Именно там находилась последняя часть Галатеи/Телока, мерцающий тлеющий уголёк сознания, который был нужен, чтобы приказать геоформерам запустить двигатели.

Глянцевые стороны чёрных кубиков сложились сами в себя и пролились водопадом.

Тюрьма оказалась пустой, от жалкого утробного создания, которое она заперла здесь, осталась только мелкая чёрная зола. Золотой меч архимагоса Котова настолько полно исполнил своё предназначение, что уничтожил саму сущность Телока до самой мельчайшей части? Или, скорее, Телок покончил с собой перед лицом справедливого возмездия?

В любом случае, Линье пришлось признать, что она испытала разочарование.

Она надеялась на чувство завершённости, возможность ещё немного продлить страдания Телока. Но ей отказали даже в этой малости. Она вздохнула, и ветер унёс золу, которая распадалась, пока не осталось совсем ничего, что могло свидетельствовать о существовании архимагоса Веттия Телока.

Линья бросила последний взгляд на воображаемое окружение.

Её мир увядал в черноту, оставляя только звёзды, смотревшие вниз.

Время пришло.

– Линья?

Она оглянулась. Перед нею стоял отец.

Линья бросилась к нему, и он обнял её.

Виталий перестроил оптику и ссутулился, когда вернулась холодная действительность кузни “Электрус”. Он чувствовал, как непосильная ноша боли и страдания отступает, хотя навсегда останется с ним.

Это было хорошо, потому что она являлась более материальным напоминанием о том, что для него значила Линья, чем то, что могло сохраниться в инфокатушке.

Он стоял перед троном Механикус, металлическая рука Авреема Локка сжимала его левую руку, а Исмаила де Ровена – правую. Койн и Хоук безвольно сидели по обеим сторонам трона, один потерял сознание, другой находился при смерти из-за объёма отданной крови.

– Вы видели её? – спросил Исмаил. – Успели попрощаться?

Виталий кивнул, больше не думая о том, что Исмаил был сервитором. Сделанный им Виталию подарок слишком много значил, чтобы чувствовать что-то, кроме самой глубочайшей благодарности.

– Успел, – ответил он. – И за этот дар я никогда не смогу расплатиться.

Исмаил покачал головой:

– Вы мне ничего не должны, – произнёс он. – Авреем соединил вас с дочерью в инфопространстве. Я просто помог вам попасть туда.

Виталий оглянулся, когда Хоук застонал и вытащил из руки трубку для переливания крови. Капельки крови упали с конца иглы, когда она застучала по палубе.

– Призрак Тора, как же здесь холодно, – произнёс он, держась за спинку трона, чтобы не упасть. Его взгляд был стеклянным и рассеянным, а кожа – белой, как пергамент. – Я пьяный. Когда я успел напиться?

– Ты не пьян, Хоук, ты только что потерял больше двух литров крови, – объяснила Хирона Манубия.

– О, – сказал Хоук. – Тогда покажите мне, где я могу напиться.

Виталий помог Хоуку спуститься по ступенькам и посадил на деревянную скамейку рядом с ранеными воинами Тота Мю-32. Протектор Механикус подключил трубку для переливания между Хоуком и бритоголовым адептом, и направился дальше, заниматься более тяжёлыми ранами.

Виталий посмотрел вверх, когда на него упала тень.

Он отшатнулся, потому что над ним навис Расселас Х-42, тело кибернетического убийцы покрывало множество ужасных ран, любая из которых стала бы смертельной для обычного человека.

– Адептус Механикус, – прохрипел аркофлагеллант влажные слова сквозь кровавую пену. – Тихон, Виталий. Образец личности принят. Расселас Х-42 завершил последовательность активации. С вашего позволения.

Виталий покачал головой:

– Нет, нет, ты активирован на…

Он замолчал и поспешил назад к трону Механикус. Расселас Х-42 хромая направился за ним. Виталий остановился в конце нефа. Слева от него стояли Манубия и Тота Мю-32, а справа – Исмаил де Ровен. Он посмотрел на Авреема, уже поняв по словам аркофлагелланта, что увидит.

Голова Авреема лежала на плече, грудная клетка не двигалась.

– Он…? – спросил Тота Мю-32.

– Да, – ответила Хирона Манубия, её глаза стали влажными от слёз.

– Я так и не успел поблагодарить его, – сказал Виталий.

– Он знал, – произнёс Исмаил. – Это был его последний подарок.

Один за другим они опустились на колени перед троном.

Они склонили головы и начали молиться новоявленному святому Адептус Механикус.

 

+++Загрузка дополнения+++

С разрушением Экснихлио и восстановлением попранных физических законов, временной адский шторм на краю галактики стих. Искажаемые Дыханием Богов и пленёнными хрудами потоки времени вернулись на надлежащее место, перечеркнув тысячелетия повреждений.

Звёзды, которые должны были умереть эпохи назад и которые Дыхание Богов вернуло к жизни, сгорели ещё раз. Те же, чьи жизни выпили, теперь вспыхнули с возобновлённой яростью и светом.

Системное пространство вокруг мира-кузни Телока было переполнено электронно-магнитными возмущениями и пробелами пространства-времени, которые сохранятся до гибели вселенной, но это являлось небольшой ценой за восстановление будущего.

Шрам Ореола исчез, но “Сперанце” всё равно потребовалось почти два месяца на возвращение в имперское пространство. Экснихлио прекратил существование; предсмертные временные вторичные толчки и месть хрудов всего за несколько часов превратили его в не более чем инертную породу возрастом в миллиарды лет. Сверкающее поле обломков из серебряных частиц, обернувшее его труп, – вот всё что осталось от Дыхания Богов.

Чтобы убедиться, что адская машина Телока никогда не будет восстановлена, “Сперанца” обрушила на обломки весь свой непостижимый арсенал. Хронометрические орудия, излучатели антиматерии и гипометрическое оружие такой мощи, что могло заставить целые регионы космоса просто прекратить существование.

Никто не знал, кто отдал приказ открыть огонь.

Робаут Сюркуф был единственным, кто понимал роль жертвы Бьеланны Фаэрэлль. Но разумы смертных не умели долго сохранять такое знание и его память о пряже уже исчезала. Он попытался написать в дневнике о том, что видел, но сами концепции оказались для него слишком чуждыми, экзистенциальными и болезненными для чёткого изложения в письменной форме.

Он и выжившая команда “Ренарда” оплакали смерть Адары Сиаваша на скромной церемонии в небольшом храме левого борта, прося Императора присмотреть за душой павшего друга.

Гнев архимагоса Котова на Иланну Павельку, в конечном счёте, опустился до приемлемого уровня, чтобы он, наконец, позволил ей пройти процедуры восстановления в одном из храмов-кузниц “Сперанцы”.

Когда настал день для биомеханической хирургии, Робаут с удивлением увидел самого Котова во главе группы из шестнадцати нейромагосов и когнитивно-оптических специалистов. Тридцать шесть часов спустя работа была завершена.

Потребовалось три месяца, чтобы нервная архитектура Павельки регенерировала необходимые синаптические связи для обработки загрузок от новой оптики.

К тому времени пути “Ренарда” и “Сперанцы” уже разошлись.

Сидя за штурвалом, Робаут Сюркуф положил руку на компас астронавигации. Стрелка твёрдо указывала на их новое место назначения.

Ультрамар.

Военные подразделения продолжили сопровождать экспедицию, как сопровождали и во время путешествия из Империума в неизвестный космос. Они тренировались, отдыхали, вспоминали мёртвых. Задание было выполнено и для гвардейцев Кадии это являлось самым важным.

Это и факт, что они остались живы.

Полковника Вена Андерса поместили в криокамеру. Его смертные останки вернут на Кадию, где придадут земле на одном из многочисленных кладбищ каср Хольна, пока следуя закону Читаемости, их не переместят в одну из погребальных ям.

Церемония поминовения павших прошла на тренировочной палубе. Все до единого гвардейцы 71-го стояли по стойке “смирно” перед дворцом Мира. Титаны легио Сириус возвышались над собравшимися, на победных знамёнах могучих машин недавно появились геральдические символы Кадии и Марса.

“Лупа Капиталина” и “Канис Ульфрика” расположились по краям дворца Мира, а “Амарок” и “Вилка” стояли среди шести тысяч кадианцев в серых мундирах и прижатыми к плечам лазерными ружьями.

Брат Яэль из Чёрных Храмовников стоял в эбеновом доспехе, чей блеск восстановили лучшие мастера “Сперанцы”. Скорбь молодого воина была настолько ощутимой и сильной, что никто не осмелился подойти к нему, предоставив нести память о павших братьях в одиночестве.

Магос Дахан и подразделения элитных скитариев стояли плечом к плечу с кадианцами, которые сражались, чтобы защитить их корабль. Тысячи кибернетических солдат и сервиторов-преторианцев прошли торжественным маршем мимо трибуны, гордо сжимая оружие и знамёна.

Сам Дахан стоял рядом с капитаном Блейном Хокинсом, который произносил Обращения к павшим. Как только произнесли последнее благословение, звуки боевых горнов легио Сириус заполнили палубу.

Одновременно победным рёвом и плачем.

Глубоко ниже ватерлинии, на палубах корабля, покинутыми всеми кроме самых отчаянных крепостных и техножрецов, одинокая фигура пробиралась по капающему коридору. В последний раз Хоук приходил сюда примерно шесть месяцев назад в поисках места для нового самогонного аппарата.

С тех пор мало что изменилось.

Жилища, представлявшие собой немногим больше, чем ящики, натянутый брезент и подбитые ватой упаковочные материалы, заполняли каждый укромный уголок и закоулок, наглядно доказывая, что люди могли сделать домом даже самые мрачные места.

В этом конкретном жалком районе проживали не больше нескольких сотен человек, что делало его несколько больше остальных подобных убежищ. После абордажа кристаллических существ, всё больше и больше подобных мест возникало ниже ватерлинии. Всё было, как и на Джоуре, сюда стекались те, кто больше не мог работать или доказать свою полезность.

Хоук остановился на перекрёстке окутанных шлейфами вентиляционного дыма тёмных проходов, когда по спине побежали мурашки от чувства, что за ним наблюдают. Здесь внизу не существовало квадратного сантиметра пространства, откуда на тебя кто-нибудь не смотрел, но это было что-то другое.

Минувшие годы заставили Хоука развить остро отточенное умение, благодаря которому он чувствовал недобрые взгляды. Он не увидел ничего необычного, просто ничем не примечательные недовольные и отъявленные глупцы. Он сказал себе, что у него паранойя, но учитывая, что он нёс, в разумной дозе паранойи не было ничего плохого.

Он продолжил путь, встречая знакомые лица, но незнакомых оказалось намного больше. Это не удивило его. Круговорот вещей постоянно выбрасывал в подобные места людей с рухнувшими жизненными устоями.

И не только крепостных.

Опальные техножрецы, повреждённые лексмеханики и прочие представители Механикус также оказывались здесь. Больше, чем ожидал Хоук, но это предоставляло и новые возможности. Именно покинутые и изгнанные чаще всего становились лучшими покупателями его ходовых товаров.

Но Хоук пришёл не торговать.

Сегодня он пришёл за чем-то большим.

Потребовалось немало времени, чтобы вернуться в “Электрус”. Манубия презирала его и всегда говорила, что ему не рады в её кузнице, не смотря на тот факт, что она каждый день приветствовала сотни прихожан, которые приходили увидеть Незрячего Святого.

Это кровь Хоука позволила продлить Авреему жизнь!

Разве благодаря этому он не становился также кем-то вроде праведника?

Но Манубия не могла не пускать его вечно и, в конце концов, ему удалось проскользнуть мимо её протекторов. И вот теперь он пришёл сюда в поисках подпольной клиники, которая, как он надеялся, всё ещё оставалась здесь.

Мешочек похожего на пепел порошка покоился в кармане его рабочей одежды. Эта была смесь, которую ему было непросто приготовить. Оставшееся от кристаллических тварей вещество, смешанное с мощным коктейлем стимуляторов и насыщенными электромагнитным излучением выбросами самых современных когитаторов.

Он назвал его НюБлэк, и оно уже попало в список запрещённых веществ, потому что вызывало сильное привыкание у тех, кто обладал основанной на инфотоке биологией.

Что только сделало его ещё желаннее для человека, которого он надеялся найти.

Хоук усмехнулся, когда увидел ничем не примечательную дверь в подпольную клинику на том же месте, что и раньше. Он оттолкнул помятый ставень и ленты толстого пластика, и поморщился от запаха горячего металла, дешёвых дезинфицирующих средств, тухлого мяса и палёной кожи.

Сутулый техножрец в рваной и испачканной маслом мантии выцветшего оранжевого цвета повернулся к нему, когда он вошёл. На его спине располагалась шипящая и скрежетавшая конструкция из ржавых металлических рук, а наполовину человеческое наполовину металлическое лицо выглядело серым и прокажённым.

– Хоук, – с нескрываемой враждебностью произнёс техножрец. – Чего тебе нужно?

– Привет, Дадамакс, – сказал Хоук, осматривая грязный интерьер подпольной клиники. – Вижу у тебя как всегда чисто.

Вдоль одной из стен стояли шипящие канистры с ядовитыми газами, из которых химические вещества убегали в неизвестном направлении по булькающим трубкам. Части разобранной аугметики и соединителей с плотью лежали отдельными фрагментами на грязных верстаках. В стеклянных шкафах с потрескавшимися и непрозрачными от грязи дверями располагались многочисленные банки, о содержимом которых лучше не стоило задумываться.

– Я задал тебе вопрос, – сказал Дадамакс. – Я уже говорил, что не хочу тебя видеть. Ты привлекаешь слишком много внимания. Мне не стоило продавать тебе тот древний плазменный пистолет.

Хоук притворился обиженным.

– Да ладно, Дада, мой старый друг, прекращай, – сказал Хоук, вынув мешочек НюБлэка и помахав перед собой. – Я принёс тебе небольшой подарок.

Дадамакс следил за мешочком с жалкой смесью надежды и отвращения. Говорили, что Дадамакс не принимал уже несколько недель и пытался заслужить возвращение на верхние палубы, но Хоук готов был биться об заклад, что тот возьмёт мешочек и сделает то, о чём он попросит.

Одна из рук-манипуляторов заскрипела и выхватила мешочек из пальцев Хоука.

– Что ты за это хочешь? – спросил Дадамакс.

– Ничего особенного, просто небольшая операция по имплантации.

Дадамакс с интересом посмотрел на него:

– Для кого?

– Для меня, – ответил Хоук, протягивая аугметические глаза Авреема Локка.

Водан наблюдал, как смертный остановился в начале затенённого коридора. Человек осматривался, словно знал, что за ним наблюдают. Водан немного отступил в темноту и обволакивающие облака пара.

От смертного исходил неприятный запах, почти вонь. Все они так пахли, но этот нёс мешочек едких химикатов, вредных для механизированной анатомии. Мерцание любопытного кода дрейфовало из-под его одежды. Нечто маленькое, но всё же совершеннее большинства других технологий, которыми Водан питался после того как покинул планету заклинателя гейса.

Кодовый аромат добычи, которую его первоначально послали убить, присутствовал на борту корабля, но Водана он больше не интересовал. Телок погиб, и Водан освободился от наложенных гейсом строгих запретов.

Водан мог убить смертного и сожрать любопытный код, но не желал идти на риск случайного разоблачения, сколь бы заманчивой не казалась награда.

Не сейчас, когда корабль нёс его к целому миру добычи.

Водан выбрался из-под обломков линейного индукционного поезда со сломанным позвоночником. Это обстоятельство, а также пагубный код вражеского оружия снизили эффективность технологии самовосстановления, и для возобновления охоты потребовалось больше времени, чем он ожидал.

Слишком поздно он отследил жертву до площади, где нашёл её окружённой армией кристаллитов заклинателя гейса. Без полноценной функции самовосстановления слишком много даже для Водана. Вместо этого он наблюдал за приземлявшимся шаттлом и просчитал его траекторию, чтобы вычислить, откуда он вылетел.

Он ощутил присутствие могучего корабля, буквально заполненного кодовым ароматом цели, и воспользовался случаем. Незаметно вцепившись в корпус шаттла, Водан перенёс холод космоса и достиг этого великолепного судна, военного корабля, ни в чём не уступавшего в размерах боевым баркам, которые его хозяева использовали для массовых убийств.

С тех пор Водан скрывался на нижних палубах, уничтожая только ради пищи, разбивая только самые маленькие машины и выпивая их свет.

Вполне достаточно для существования. Позже он наестся досыта.

Он осторожно отошёл от входа в коридор, направляясь сквозь облака маслянистого пара к логову, которое устроил в заброшенном перерабатывающем зале.

Терпение являлось главным достоинством лучших охотников.

А Водан обладал им в избытке.

Он мог подождать, пока “Сперанца” достигнет Марса.

Блейлок сидел за рабочим столом в своих покоях и смотрел на Марс Вольта. Отражённый свет встроенных люменов и тёмно-красный блеск лакированной поверхности стал для него источником сильного замешательства после возвращения “Сперанцы” в имперское пространство.

Смерть Телока и необъяснимое исчезновение неизбежного катаклизма пространственно-временного оставили много тайн. Его отчёт генерал-фабрикатору содержал бесчисленные примеры неточной методологии и объяснений, испытывавших недостаток в любых непререкаемых фактах.

И архимагос Котов и Робаут Сюркуф оказались невыносимо неточными, повествуя о событиях на мостике, в которых они приняли участие. Котов рассказал Блейлоку о великой битве в инфосфере, богах знания, крепостном и Линье Тихон. И самым метафорическим из всего стал огромный золотой меч, который он ассоциировал с тем, что нёс Омниссия на Пакс Олимп.

Отчёт Сюркуфа относительно последней судьбы эльдаров оказался столь же полон гипербол и аллегорий. То, что имело место психическое событие, являлось несомненным, но рассказам вольного торговца о нитях и потенциальных вариантах будущего, которые соткала воедино ведьма, самое место было в палимпсестах писателя-фантаста улья.

Но самой большой загадкой являлось то, что он постоянно обнаруживал, что сидит перед Марс Вольта и водит кончиками пальцев по деревянной дощечке.

С тех пор, как они покинули Экснихлио, Блейлок пятнадцать раз оказывался за своим рабочим местом, но не помнил, каким образом попал сюда. После проверки катушек памяти он приходил к выводу, что занимался повседневными задачами, которые касались эксплуатации корабля. Затем без любых видимых пробелов или провалов во времени он уже сидел на этой скамье, а его пальцы подёргивались от идеомоторных реакций.

Каждый раз он боролся с желанием отодвинуть дощечку и поспешить в отдалённую часть корабля и с головой погрузиться в новую трудоёмкую работу.

И вот он снова здесь, сидит перед подарком магоса Альхазена и испытывает желание провести дощечкой по краям доски, где заманчиво мерцали комбинации квантовых рун, бинарные пары и благословенные ординальные числа.

Вытравленные на поверхности совершенные геометрические линии обманывали оптику, и Блейлок почувствовал, как его руки подвинули дощечку.

В прошлый раз, когда он воспользовался Марс Вольта, это позволило ему найти архимагоса Котова. Божественная воля Омниссии жила внутри него, поэтому, возможно, оказавшись в шестнадцатый раз у доски, пришло время увидеть, какое послание могло быть получено.

Блейлок двигал дощечку по доске, испытывая любопытное чувство освобождения, открывая одну букву за другой.

Сначала они казались бессмыслицей.

И затем они обрели смысл, но было слишком поздно, чтобы остановиться. Дощечка двигалась по собственной воле. Или скорее по чужой воле.

Т-И-Г-Р, Т-И-Г-Р.

Блейлок застыл на месте.

И оставался в таком состоянии девять часов.

Затем он поднял руку и посмотрел на неё. Поднял вторую.

Блейлок отошёл от рабочего места и начал осматриваться, словно впервые оказался в своих покоях.

– Да, – произнёс он. – Это подойдёт.

 

Об авторе

Грэм Макнилл написал больше романов Ереси Гора, чем любой автор Чёрной Библиотеки! Список его произведений включает “Дух Мщения”, бестселлеры по версии Нью-Йорк Таймс: “Тысяча Сынов” и повесть “Расколотое отражение”, изданную в антологии “Примархи”. Цикл Грэма про Ультрадесант повествует о капитане Уриэле Вентрисе и на данный момент насчитывает шесть романов и тесные связи с его же историями про Железных Воинов, роман “Железный шторм” является многолетним любимцем у поклонников Чёрной Библиотеки. Также он написал Марсианскую трилогию про Адептус Механикус. Для Warhammer он написал трилогию во Времени Легенд “Легенда о Зигмаре”, вторая часть которой получила в 2010 году Legend Award Дэвида Геммела, и антологию “Эльфы”. Родом из Шотландии, Грэм сейчас живёт и работает в Ноттингеме.

 

Глоссарий:

data-coil – инфокатушка

Dome of Autumn Twilight – купол Осенних Сумерек

NuBlack – НюБлэк

Pax Olympus – Пакс Олимп

Sightless Saint – Незрячий Святой