— Вас обоих надо в карцер бросить! — рявкнул Тиро, вышагивая по металлическому настилу посадочной палубы. Велунду хватило приличия сделать виноватый вид, Никона Шарроукин же умудрялся одной лишь позой выражать беспардонное равнодушие.

— Он меня не удивляет, — продолжал Тиро, — но ты, Сабик? Что скажешь в свое оправдание?

— Скажу, что действия брата Шарроукина следует оценивать, как разумную осмотрительность.

— Что?

— Он просто хотел убедиться, что капитан Медузон сказал нам правду.

Тиро взглянул на Шадрака Медузона, который привез нарушившего границы Ворона на борту «Маллеус Феррум». Капитан клана Сорргол выглядел невозмутимо, и покрытое шрамами лицо ничем не выдавало его отношения к происходящему. Был ли он зол из-за того, что в его честности усомнились, или смотрел на все это так же, как Велунд?

— Ты не доверяешь словам брата-Железнорукого?

— А ты доверяешь? — парировал Велунд. — Ты хочешь верить, что капитан Медузон — наш союзник, но этого недостаточно для того, чтобы он им стал.

Тиро ожидал, что Медузон оскорбится в ответ на уязвленную честь, но покрытый шрамами воин молчал.

— И нашел он что-нибудь? — поинтересовался Тиро, не считая нужным обращаться к самому Шарроукину.

Велунд покосился на Гвардейца Ворона, продолжавшего смотреть прямо перед собой.

— Нет, — ответил он.

— Тебя следовало бы лишить всех званий, разжаловать в рядовые.

— Я слышал, Железные Руки не бросаются пустыми угрозами, — произнес Шарроукин.

Тиро с трудом сохранял спокойствие. Он пережил худшие кошмары, которые галактика только может наслать на человека, но Шарроукин даже не моргнул. Черные глаза Гвардейца Ворона смотрели на него в ответ, и Тиро видел в них отражение собственного непреклонного характера.

— Что ты сказал?

— Не стоит бросаться угрозами, если не собираешься их выполнять.

— Ты думаешь, я этого не сделаю?

— Я знаю, что не сделаете.

— И почему же?

— Я вам нужен, — ответил Шарроукин. — Я лучший в своем деле, и у вас на борту больше нет таких, как я.

— Мне нужен кто-то, кто не способен подчиняться приказам? Мне нужен воин, устанавливающий собственные правила боя и поведения?

— Да, — ответил Шарроукин. — Именно так.

— Он прав, Кадм, — вмешался Шадрак Медузон. — И я бы в аналогичных обстоятельствах сделал то же самое.

— Тогда почему не сделали? — спросил Шарроукин.

Меудзон скривил обожженное лицо в косой усмешке.

— А кто сказал, что не сделал?

— Думаете, я бы не знал?

— Как ты самоуверен, вороненок, — сказал Медузон, подходя вплотную к Шарроукину. Они несильно различались по росту, но Медузону неведомым образом удавалось возвышаться над Гвардейцем Ворона. — Ты провел несколько лет на корабле Железных Рук и думаешь, что все про нас знаешь? Ты хорош, брат Шарроукин, очень хорош, и я не встречал никого, кто лучше тебя подчинял бы себе тени, но эти корабли сделаны из стали и камня, из той же плоти, что Медуза. И никто не понимает эту плоть так, как сыны Ферруса Мануса.

— Я бы знал, — повторил Шарроукин.

— Правда? Тогда как Ашур Мезан сумел пробраться на ваш корабль и лично взглянуть на вашего криптоса? Неплохо вы там все устроили, Велунд. Скажи, неужели действительно есть необходимость заковывать тварь в кандалы?

Даже непроницаемое лицо Шарроукина не могло скрыть его шока при этих словах.

Тиро был поражен не меньше.

— Ты отправил своего солдата на мой корабль?

— Да, — ответил Медузон. — И хотя мне жаль, что я не смог вам довериться, мы оба знаем, что в наших обстоятельствах доверие — редкий ресурс.

Слова Медузона подлили масла в огонь злости, бушевавший в Тиро, но этот разговор не предназначался для ушей экипажа.

Он бросил на Шарроукина и Велунда тяжелый взгляд и произнес:

— Свободны.

Они развернулись; обвинения были сняты, но без выговора не обошлось.

— Велунд, — позвал Тиро. — Когда Криптос закончит расшифровывать астронавигационный журнал «Моргельда»?

— С минуты на минуту, — ответил Велунд.

— Доложи мне перед следующим сигналом судового колокола.

Велунд кивнул и вместе с Шарроукином покинул палубу. Тиро не удостоил их еще одним взглядом.

— Я не очень рад, что ты отправил солдата на мой корабль, — сообщил он Медузону, когда они ушли.

— Я мог бы сказать то же самое.

— Шарроукин действовал без моего приказа.

— И тебе следовало отдать этот приказ, — сказал Медузон. — Меня удивляет, что он появился на моем корабле так поздно. Полагаю, он ждал из уважения к тебе, надеялся, что ты отдашь этот приказ. Неужто экипажу «Сизифея» недостает решимости, Кадм?

Тиро словно обожгло: и самим упреком, и пониманием, что тот полностью заслужен.

— Достает, — ответил он.

— Это хорошо, — сказал Медузон. — Грядущая битва всех нас подвергнет испытанию, и выживут в ней лишь самые решительные.

— Ты в нас слабости не обнаружишь, — пообещал ему Тиро.

— Я уж надеюсь.

Спустя пятнадцать дней и три одиноких звездных системы «Железное сердце» и «Сизифей» беззвучно подплыли к миру, который в астронавигационных реестрах обозначался как «Эйрена Септимус». Все в этом лишайном изумрудно-охровом шаре говорило Велунду о медленной и неизбежной гибели.

Изображение планеты, окутанной слоями едких облаков, висело в центре главного экрана. По углам находились вставки с уже терявшими четкость пиктами сервиторов-дронов, запущенных тридцатью минутами ранее.

Все они показывали местность, которая скоро исчезнет под кислотными океанами: ядовитые должди нескончаемым потоком лились из непроницаемых облаков.

— Вот это я понимаю — мир смерти, — заметил Шадрак Медузон.

Справа от Кадма Тиро стояла, скрестив руки на широкой груди, голография воина, командовавшего «Железным сердцем». Тиро сидел на капитанском троне, однако вопрос о командовании однозначного ответа не имел.

— Он опаснее прочих, — согласился Велунд. — Но именно эти облака и делают Эйрену Септимус такой ценной.

— Ценной для кого? — спросил Тиро, судя по его виду, продумывавший, как сражаться в такой атмосфере.

— Для того, кто знает правду, — сказал Велунд. — В Карта Империалис Эйрену внес Двадцатый, однако эстимарий описывает ее как мертвый, лишенный какой-либо ценности мир.

— Приберегли ее для себя, — усмехнулся Медузон, чье изображение то и дело искажалось от помех.

— И чем же она ценна? — поинтересовался Тиро.

— Ее атмосфера чрезвычайно плотная и содержит скопления кристаллов прометия, образовавшиеся в одну из прошлых эр, в период геологической нестабильности.

— Прометий, готовый к использованию? — уточнил Таматика.

— Только с этого десятилетия, — ответил Велунд, когда на экране появился еще один график. — На протяжении миллионов лет орбита седьмой планеты подводила ее все ближе и ближе к звезде, и теперь атмосфера поглотила достаточно тепла, чтобы эти взвешенные кристаллы прометия начали плавиться. Отсюда и всепланетные ливни.

— Как его добывать? — спросил Тиро.

— Вот как, — сказал Велунд, и на экране возникла громада, висящая в воздухе у самого верхнего края пригодного к дыханию атмосферного слоя и похожая на гигантские орбитальные платформы Терры. Сложно было оценить ее размер, но она была подобна электростанции Родинии и обладала монументальностью Ваальбары.

Первым на ум приходило сравнение с огромной медузой или расплющенным осьминогом, безмятежно плывущим по огненному океану из пылающих облаков. Воздух под днищем выглядел затуманенным из-за гигантских репульсоров, а между ними проходили тысячи гибких сифонов-щупалец, исчезавших глубоко в богатом прометием море.

Верхнюю часть платформы укрывал полог смоляно-черных выхлопных газов и освещало адское пламя, изрыгаемое вентиляционными башнями.

Палуба под этим мрачным саваном была усеяна огромными перерабатывающими заводами, грохочущими насосными станциями и широкими силосными башнями. Пространство между ними заполняли железные балки, воздухоочистители и тысячи километров труб, истекавших токсичным паром.

Символы в виде голов гидры, изображенные на многочисленных башнях платформы, были видны даже сквозь ядовитый туман.

— Насколько я могу судить по немногочисленным излучаемым сигналам, его название — «Лерна Два-Двенадцать», — сообщил Велунд.

— Трон Терры… — выдохнул Тиро при виде этого индустриального безумия, как будто вышедшего из кошмаров.

— Она является почти не ограниченным источником корабельного прометия и имеет перерабатывающие фабрики, способные производить плазму для двигателей, — сказал Велунд. — Когда-то такие места называли угольными станциями.

— Она устроена небрежно, — проговорил Медузон. — Неэффективно. Примарх Жиллиман бы не одобрил.

— Значит, следует ожидать значительные силы Механикум? — спросил Тиро.

— Предположительно, тысяча жрецов и сервиторов, — подтвердил Велунд. — Но большая часть объекта должна регулироваться самостоятельно. На их месте я бы добывал достаточно прометия, чтобы заполнить силосные башни, а потом отключал бы все. И это объясняет, почему ее никто до сих пор не обнаруживал. Когда процесс останавливается, увидеть ее в атмосфере практически невозможно.

— Там корабль? — спросил Медузон, наклоняясь к собственному дисплею наблюдательной станции.

— Зоркий глаз, капитан Медузон, — сказал Велунд, и мгновение спустя на главном экране появилось новое изображение. Обитателей мостика охватило беспокойство: когда облака разошлись, стал виден нос боевого корабля, на котором была изображена гидра Альфа-Легиона.

— Да, — продолжил Велунд. — Быстроходный ударный крейсер, название, как и следовало ожидать, неизвестно. Он получает топливо, и похоже, что его синхронизирует с Лерной Два-Двенадцать несколько очень точных электромагнитных замков.

Пиктер увеличил масштаб, и воблаках пара стали видны силуэты полужестких труб, каждую минуту передававших в гигантские резервуары корабля мегалитры топлива.

— Мы его видим, — сказал Сайбус. — А он нас видит?

— Нет.

— Откуда уверенность?

— Думаешь, я подлетел бы так близко, если б не был уверен? — спросил Велунд. — Если бы корабль знал о нашем присутствии, он бы уже скидывал топливные трубы и отсоединял магнитные замки.

Тиро встал с кресла и перегнулся через перила.

— А остальные корабли Альф-Легиона?

«Сизифей» и «Железное сердце» подбирались к седьмой планете системы Эйрина двумя разными извилистыми путями, оставляя за собой пассивных дронов-наблюдателей. Идея принадлежала Велунду и уже начала давать плоды.

— Все три источника излучения из точки Мандевилля движутся внутрь системы на постоянной скорости, — сообщил Таматика.

— По меньшей мере три корабля, возможно, четыре. Не могу сказать с уверенностью.

— Какая может быть уверенность с Двадцатым? — ответил Медузон. — Классы?

— Крейсеры или больше, один — капитальный корабль.

— Обозначение?

— Неизвестно, но предполагаю, что «Альфа» или «Бета».

— Астропаты что-нибудь слышат? — спросил Тиро.

— Они подтверждают показания дронов дальнего действия.

— Как скоро они доберутся? — спросил Сайбус.

— На данный момент оценка ожидаемого время прибытия на Лерну Два-Двенадцать — не более пятнадцати часов, — отрапортовал Таматика.

— Значит, нам надо спешить, — произнес Сайбус. — Что известно о присутствии внизу Альфа-Легиона?

— Ничего, в чем можно быть уверенным, — ответил Велунд.

— Ты это уже говорил. Просто дай мне чертову оценку, с которой можно работать.

— Подобные корабли обычно не перевозят легионеров, — сказал Велунд, — но лучше считать, что здесь нестандартный случай. Если исходить из его незначительной площади жилых помещений, команда насчитывает два или три отделения. Максимум тридцать воинов.

— Слишком много для гарантированной победы в открытом бою, — проговорил Тиро.

— Но нам необязательно вступать в открытый бой, — вмешался Медузон, чье изображение стало четче, как будто подчиняясь его воле.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Тиро; болезненная усмешка на искалеченном лице Медузона ему совсем не нравилась.

— Пришло время сыграть с Альфа-Легионом в их собственную игру.

Полет через верхние слои атмосферы был нормальным, пока «Штормовой орел» не достиг тропопаузы. После этого Тиро ждал один из самых жестких спусков на его памяти, а ведь он десантировался побольше многих.

Потоки жара с платформы смешивались с холодным воздухом над ней и порождали яростные бури. Ревущие порывы воздуха бросали корабль из стороны в сторону. Грав-фиксаторы, обеспечивавшие безопасность легионеров, оуказались нужны как никогда.

— Ругать летчика, наверное, смысла нет, — пробурчал Вермана Сайбус, ударившись головой о штангу своего фиксатора.

— Сабик Велунд набрался от Шарроукина дурных привычек, но он по-прежнему наш лучший пилот, — ответил Тиро.

Сайбус склонился вперед, насколько позволяли фиксаторы, и сложил перед собой руки, словно в молитве.

Тиро знал, что за этим последует.

— Ты должен нас вести, — заявил Сайбус.

— Вермана, мы это уже обсуждали, — ответил Тиро. — Я не буду выглядеть в броне убедительно из-за кибернетики. Командовать должен ты. Я пойду во второй волне, вместе с Медузоном и его воинами.

Сайбус неприязненно осмотрел отсек.

— Меня не для такой войны создавали.

— Меня тоже, но с такой уж войной мы столкнулись. И мы либо будем сражаться, либо уйдем.

Сайбус дернулся назад, как будто Тиро его ударил.

— Железный Десятый кладет войнам конец, а не оставляет их незаконченными.

Тиро кивнул и поднял сжатый кулак.

— Наши враги — железо на наковальне.

— А мы — железо в руке, — закончил Сайбус и опять окинул взглядом отсек и собственную броню. — И все же мне не нравится… это.

Осмотрев доспехи Сайбуса, Тиро был вынужден согласиться. Помимо них в десантных фиксаторах сидело четырнадцать воинов-Железноруких, но все они вместо черного были облачены в позаимствованные сине-серебряные доспехи Двадцатого легиона.

— Мы используем броню врага, — произнес Сайбус, с отвращением взглянув на доспехи и плюнув на пол, как будто пытаясь очистить рот от самой этой идеи.

— Неприятно, согласен, — произнес фратер Таматика, проходя через трясущийся отсек и используя для поддержки руки серворанца, — но эффект полной внезапности — наша единственная возможность захватить платформу целой.

— И все же мне не нравится, что наши воины носят цвета другого легиона, — сказал Тиро.

Таматика ответил:

— Твоя реакция справедлива, но таковы уж трудности, которые ставит война перед теми, кто сражается на самом ее краю. Ты, по крайней мере, освобожден от этого бремени благодаря обширным аугментациям.

Железорожденный двинулся дальше, качаясь в ритме с мечущимся кораблем. У задней рампы, куда он направлялся, сидел на корточках, как тень гаргульи, Никона Шарроукин. Гвардеец Ворона не нуждался в ремнях и фиксаторах: он держал баланс с устойчивостью воина, находящегося в полной гармонии с собственным телом.

Серворуки Таматики вытянулись и подсоединились к механизму сбоку от рампы. Сразу после этого три лампочки на панели сменили цвет с красного на оранжевый.

По корабельному воксу раздался голос Сабика Велунда:

— Приближаемся к месту высадки. Выходим через девяносто секунд.

Тиро, Сайбус и остальные Железнорукие подняли украденные шлемы и закрепили их на горжетах. Долю секунды перед глазами Тиро все плыло: органы его чувств соединялись с сенсорами доспеха. Постепенно дисплей начал заполняться данными, и его окружили решетки целеискателя, иконки состояния, ориентирные маркеры и указатели задач.

— Мы пролетим один раз, низко и медленно, — сказал Таматика. — Затем приземлимся.

Грав-фиксаторы, удерживавшие переодетых Железноруких, вышли из зажимов, и одновременно начала опускаться задняя рампа. В корабль с ураганной силой ворвались обжигающие потоки черного дыма.

— По крайне мере, они в нас не стреляют, — прокричал Таматика сквозь грохот, наклоняясь к смоляным облакам. Вихри пыльного воздуха гуляли по всему отсеку.

— Мне кажется, я бы предпочел, чтоб стреляли! — ответил Тиро, вставая вместе с остальными Железнорукими.

«Грозовая птица» Шадрака Медузона, едва видимая за дымовой завесой, следовала за ними.

Ей не повезло получить модификации от Велунда и Таматики, и турбулентность доставляла кораблю куда больше проблем.

— Шестьдесят секунд.

Тиро и его Железнорукие повернулись к опущенной рампе.

— Хоть я и не с первой волной, земли я коснусь первым, уж не сомневайтесь, — сказал Тиро.

— Где Шарроукин? — спросил Сайбус.

Видимость отсутствовала, но Шарроукин пронзал мутную завесу тьмы и пепла, как турбопенетратор пронзает плоть. Он контролировал угол падения, крепко прижав руки по бокам и выпрямив ноги, а между тем внизу расцветал красно-оранжевый огненный шар.

Пройдя сквозь его внешние слои, он почувствовал запах прометия и фицилина. До земли оставалось немного: так говорили ему чувства, хотя доспехи того и не подтверждали. Обилие металла и излучений путали машинные сенсоры.

Очередной всполох огня с трудом осветил его доспехи и матово-черный игольный карабин, закрепленный на спине. На этот раз Шарроукин увидел источник пламени: конусообразную башню из скрепленных балок. Жар окатил его, но самой платформы еще не было видно.

Он достиг предельной скорости, и облака стремительно неслись мимо.

Они уже рассеивались, и становилась видна гигантская платформы Лерны Два-Двенадцать, уходившая во все стороны, как расплавившийся улей. Из парообразной смеси ядов и пепла поднимались стальные сталагмиты: очистительные сооружения и склады минералов, насосные башни и выхлопные отверстия, похожие на огромные воронки.

Двести метров.

Шарроукин видел движущиеся фигуры: тяжело шагающих гигантов, в которых он узнал боевые машины Механикум, снабженные строительными захватами, топливными насосами и подъемниками. Батальоны сервиторов в масках и автоматизированных механизмов сопровождали их, словно ккаая-то свита. Гусеничные заправщики катились по широким стальным магистралям.

Он окинул пространство взглядом охотника, а потом окинул его еще раз, теперь уже в поисках настоящих целей.

Сто метров.

Вот. У края платформы, где в тумане то и дело сверкали электростатические разряды от репульсорных полей.

Два воина, обладавшие трансчеловеческой массивностью, шли по подвесному мосту. Цвета Альфа-Легиона. Они ли от внешней веерообразной платформы, на которой покоился побитый «Огненный раптор». Кислотные дожди стерли с него почти всю краску, но символ гидры оставался нетронутым.

Пятьдесят метров.

Он крутанулся в воздухе, подтянув ноги к груди, чтобы изменить угол падения. Поверхность была близко, и случайные воздушные потоки пытались утянуть его то в одну сторону, то в другую. Сбить с курса не давали микроимпульсы из прыжкового ранца.

Десять метров.

Одна из целей подняла взгляд. Красные линзы тревожно вспыхнули.

— Поздно, — сказал Шарроукин, с едва слышным шелестом вынимая из ножен чернолезвийные мечи.

Пять метров.

Они разделились, но Шарроукин и не планировал атаковать обоих сразу. Воздух прорезали выпущенные навскидку масс-реактивные снаряды. Ни один даже близко не прошел.

Он врезался ступнями в шлем, и тот раскололся, как стеклянный. Еще одна активация прыжкового ранца — не настолько сильная, чтобы поднять его в воздух, нужная только, чтобы пережить приземление. Ворон вогнал тело в пол, оставив на палубе вмятину, и кувыркнулся в сторону.

Секунду спустя он уже стоял на ногах. Мимо с глухим ударом вытесненного воздуха пролетел болтерный снаряд. Шарроукин растворился, используя внезапность своего появления для того, чтобы запутать органы чувств врага. Это было сложнее, поскольку легионер знал о присутствии Шарроукина, но не невозможно. Полуприсев, он сделал разворот, поменял хват левого меча и вонзил его в гибкое сочленение под коленом предателя.

Даже легионер не мог игнорировать такое повреждение.

Легионер упал, лишившись контроля над ногой. Он повернул руку, пытаясь прицелиться из болтера, но Шарроукин отрубил ее у запястья. Кисть и зажатое в ней оружие отлетели от владельца, однако легионер не сдавался. Он потянулся к боевому ножу, не зная, что бой уже закончен.

Шароукин вогнал меч в основание его шеи, повернул его и перерезал позвоночник. Воин молча упал вперед. Достав второй клинок из ноги трупа, Шарроукин проверил, не поднялась ли тревога: не ревет ли сирена, не наравляется ли к нему армия боевых сервиторов.

Ничего.

Шарроукин скинул оба тела с моста и смотрел, как они падают, пока тела не угодили в репульсорное поле, не задергались и не распались на части.

Их останки исчезли в коррозийном тумане, и Шарроукин пустился в бег, следуя не только наложенному на дисплей плану, но и инстинктам.

Центр управления Лерны Два-Двенадцать находился в пяти километрах.

Мечи он не убирал.

На пути к своему вороньему насесту он убьет еще не раз.