Глава I

Вилла была погружена во тьму. Ее обитатели спали. Со стороны все выглядело тихо и спокойно. Уязвимо. Однако он знал, что это не так. Целая сеть невидимых лазерных лучей окружала особняк, мраморная стена ограды была напичкана датчиками движения, а состояние каждого окна и двери фиксировалось датчиками удара. Все это стоило не самых больших денег, какие можно потратить на систему безопасности, но уже почти по максимуму.

Неприметная фигура не торопилась, тихонечко подползая к самому краю просвечиваемой детекторами зоны, чтобы проникнуть в летнюю резиденцию Менгска. Попасть в белокаменное сооружение, располагающееся на вершине белого утеса с видом на темные воды океана, будет очень непросто.

Специальная маска скрывала молодое красивое лицо. Закрепленный на поясе сканер, являлся модифицированным модулем для геологических изысканий, использующийся изыскателями Исследовательского корпуса Конфедерации. Он представлял собой пульсовый детектор электромагнитных волн для обнаружения выбросов веспен-газа. Настроить детектор на просвечивание лазеров охраны, и вывести изображение на поверхность окуляра очков, оказалось делом техники.

Чтобы аппарат заработал, необходимо знать частоты лазеров и точный минеральный состав кристаллов, которые их создали. Это оказалось достаточно просто, благодаря технику, что устанавливал систему прошлым летом.

Спец-очки обесцвечивали пейзаж. Темно-синее небо казалось плоским, цвета ржавчины, горы на севере приобрели глубокий красно-коричневый оттенок, а море внизу — переливалось алым.

Словно океан крови.

Стены виллы казались темными, а лазеры, проецируемые датчиком, выглядели как мерцающие серебряные нити, словно натянутые сигнальные растяжки.

— Слишком просто, — прошептал он, и тут же в мыслях упрекнул себя за ненужные слова.

Человек лег на землю и пополз вокруг северного края виллы, держась подальше от дороги ведущей в Стирлинг. Высокая трава колыхалась, под воздействием дующего с моря легкого бриза. Она хорошо скрывала ползущую фигуру.

Сеть пучков лазеров охраны постоянно меняла направление, однако в модуль визора человека были прописаны алгоритмы их движения. Поэтому, когда лучи сдвигались, он успевал сместиться в мертвую зону.

Конечно, ни одна программа не обладает стопроцентной надежностью, и шанс, что он будет обнаружен, всегда есть. Но он был уверен в своих способностях и даже не помышлял о неудаче.

По правде говоря, уж что-что, а провал задания ему не грозил. Может кто-то другой может провалить задачу, но только не он. Он был хорошим специалистом в своей области, и знал это. Поэтому он более чем уверен, что справится с заданием лучше, чем многие, так как он всегда добивался того, к чему стремился.

Ну хорошо, почти всегда.

Чем ближе он подползал к вилле, тем медленнее и осторожнее становились его движения. Придерживаясь правила, — "тише едешь — дальше будешь", он потратил практически два часа, чтобы сократить расстояние от стены до шести метров.

Пассивные ИК-датчики движения располагались по краю стены, но они уже устарели, так как были установлены около десяти лет назад. Эти датчики были не сложнее тех, какие можно встретить в системе охранной сигнализации какого-нибудь управляющего в колониях Периферии. Конечно, ни у кого и в мыслях не было, что подобная защита может быть установлена в летней резиденции одного из самых известных сенаторов Корхалла и его семьи.

Эти датчики не могли засечь фигуру в черном облегающем комбинезоне, с системой теплопоглощения. Эту систему он смастерил из внутренней прокладки защитного скафандра, что применялись изыскателями в исследованиях высокотемпературных областей. Человек улыбнулся, когда встал на ноги. ИК-сканеры, мечась по телу, не обнаружили его.

Сеть лазерных лучей снова начала двигаться. Он замер, пока она не зафиксировалась в новом положении. Он увидел тонкий луч, мерцающий у его ноги, и, задержав дыхание, осторожно отодвинулся от него. У него было семнадцать целых и три десятых секунды до того момента, как они снова переместятся. Он быстро перебрался к стене; осторожно, не касаясь ее, опасаясь датчиков вибрации.

Его окружала лазерная сетка, но пока он держался вблизи стен — но не касался их, — он был невидим для службы безопасности виллы. Воспользовавшись моментом, человек перевел дух, а потом обошел строение и направился к боковому входу.

Он замер, когда на землю впереди упало пятно света.

Открылась дверь.

Он почувствовал страх, пульсирующий в нем, когда из двери вышел человек, а за ним — еще один. Они закурили по сигарете и начали болтать. Нарушитель задержал дыхание; его сердце молотило по ребрам. Кухонные носильщики, только и всего.

Они отошли от двери, укрывшись за пристройкой от холодного ветра. Нарушитель воспользовался этой прекрасной возможностью, чтобы проскользнуть в дверь. Войдя на кухню, он откинул наверх окуляры очков.

От каменных печей на него хлынуло тепло; в воздухе витал слабый аромат, оставшийся от ужина Менгск. Ночью кухня была пуста; повара и прислуга высыпались перед ранним подъемом и приготовлением завтрака. Он на мгновение задумался, что здесь в такое позднее время делали те двое курящих.

Но, отбросив неуместные мысли, он продолжил двигаться через кухню, к двери, которая вела в главный вестибюль. Он приоткрыл дверь и выглянул в затененный зал.

На стене в ряд висели портреты прославленных предков Ангуса Менгска. На рифленых колоннах стояло множество статуэток, ваз и оружия, со вкусом подобранных его женой Кэтрин. У покрытой ковром лестницы, ведущей в спальни семейства, контрастируя с величием произведений искусства, было разбросано множество игрушек маленькой дочери Ангуса, Дороти.

Пол был в шахматном порядке выложен черной и белой плиткой. Человек ждал. С противоположной стороны зала вошел охранник и по ларингофону сообщил своим товарищам в комнате охраны, что все в порядке.

Ангус Менгск держал в своей летней резиденции только горстку вооруженных охранников, утверждая, что приезжает сюда, чтобы на время забыть о проблемах между Корхалом и Конфедерацией.

Охранник посмотрел на парадный вход, развернулся и ушел в столовую, закрыв за собой дверь. Когда охранник исчез, человек проскользнул в зал, поднялся по лестнице и, остановившись наверху, оглядел широкий коридор.

Спальня Ангуса и Кэтрин была слева, но человек двинулся в противоположном направлении, к спальням младших членов семьи Менгск.

Деревянный пол был застлан толстыми коврами. Он осторожно шел по нему, избегая мест, где, как он знал, были скрипучие половицы. Нарушитель подошел к толстой двери с бронзовой «А», закрепленной на ней; и улыбнулся.

Он взялся за ручку, тихо открыл дверь и заглянул в комнату.

В помещении царил полусумрак. Вдоль стен располагались длинные стеллажи, заваленные демонтированным оборудованием и образцами горных пород. На самих стенах, заключенные в рамки, висели схемы геологических образований и разрезы горных пластов. На большой, обитой железом кровати, лежала бесформенная фигура, накрытая простынями.

Нарушитель сделал шаг внутрь, и услышал голос:

— Полагаю, вы думаете, что это было очень умно.

Обернувшись, он увидел Эктона Фелда — начальника службы безопасности семьи Менгск. Мужчина сидел в кожаном кресле в дальнем углу зала. Его рука покоилась на рукоятке тяжелого пистолета. Одетый в темный пиджак и просторные брюки, Фелд обладал высоким ростом и идеально сложенной фигурой. Его внешность идеально вписывалась в образ человека отвечающего за безопасность жизней.

Фигура в черном сняла спец-маску, открывая свое лицо. Черты аристократа, волевая линия подбородка, широкие серые глаза с пытливым взглядом семнадцатилетнего мальчишки.

— На самом деле, я думаю, что это был верх моей изобретательности, — сказал Арктур Менгск.

Эктон Фелд без особого интереса осмотрел геодезический прибор. Этому парню удалось собрать неплохой комплект для проникновения в летнюю резиденцию сенатора. Фелд решил, что стоит серьезно пересмотреть местные средства обеспечения безопасности.

Он положил геодезический прибор обратно. Если Арктур смог забраться так далеко, неизвестно, как далеко сможет забраться человек с более злым умыслом.

Фелду не хотелось даже думать о возможных последствиях подобного. Корхал и без того не отличался стабильностью, не хватало еще чему-нибудь случиться с Ангусом Менгском. Если столь откровенный противник Конфедерации умрет в собственной кровати, корхальское движение независимости может никогда не оправиться.

— А разве вы не должны быть в академии в Стирлинге?

— Мне там наскучило, — сказал Арктур, сев на край кровати и сдернув то, что скрывало кучу подушек. Подушки были разложены так, чтобы походить на человеческую фигуру. — Они не могут меня научить чему-то, чего я еще не знаю.

Это вполне могло быть правдой, подумал Фелд. У Арктура Менгска было много талантов. Да, он был самовлюбленным хулиганом. Настолько самоуверенным, что многие назвали бы его высокомерным. Однако, помимо этого он действительно был очень умен и превосходно справлялся со всем, за что брался.

— Вашему отцу это не понравится.

— А когда ему нравилось что-либо из того, что я делаю? — возразил Арктур.

— Бунтарь всегда остается бунтарем, да? — сказал Фелд.

— И что это ты имеешь в виду?

— Ничего. Забудьте, — ответил Фелд. — Так почему же вы вломились в свой собственный дом?

Арктур пожал плечами.

— Наверное, чтобы выяснить, возможно ли это.

— И только?

— Ну, может, еще, чтобы позлить отца, — улыбнулся Арктур. — Это никогда мне не надоедает.

— Вот как. Не сомневаюсь, это позлит его, — сказал Фелд. — Особенно сейчас. И после того, как он сделает выговор мне, уверен, у него найдется пара ласковых слов и для вас.

— А как ты это сделал? — спросил Арктур. — Я имею в виду, нашел меня. Комбинезон скрыл меня от инфракрасных датчиков, и я уверен, что ни один лазер не задел меня. Как ты узнал?

— А почему это я должен вам говорить? Вообще-то, мне стоило бы намылить тебе шею и выяснить, как тебе удалось зайти так далеко. — Фелд пристально посмотрел на Арктура. — Вам ведь кто-то помогал?

— Нет, — сказал парень, но Фелд знал, что он врет. Имея в отцах сенатора, мальчик хорошо изучил различные политические уловки. Он был способен скрывать правду почти так же хорошо, как это делают закаленные в словесных баталиях ветераны Палатинского форума.

Почти. Но не так же.

— Вы бы не смогли обойти лазерную сеть без чьей-либо помощи.

— Ладно, — признался Арктур. — Мне помогли. Я убедил Лона Хелана дать мне спецификацию на лазеры, так что я смог подкрутить этот геодезический сканер и сделать лучи видимыми. Я сказал ему, что это для школьного проекта.

— Значит, утром Лон Хелан будет искать новую работу.

— Да, видимо, будет.

Такое равнодушие разозлило Фелда. Только что Арктур в шутку разрушил жизнь человека, и все только затем, чтобы бросить вызов своим способностям.

— Ну давай же, — сказал Арктур, — скажи. Как ты меня обнаружил? Какая-то новая система, о которой я не знал? Биометрический распознаватель? Сканер ДНК?

Фелд посмотрел на молодое, энергичное лицо и почувствовал, как его гнев угасает. Сын Ангуса Менгска обладал качеством, заставляющим окружающих забыть свои обиды и в чем-нибудь угодить ему. Только его отец и мать казались неподвластными этим чарам.

— Это была не новая система. Это была старая система, о которой вы забыли.

— Старая система? Какая?

— СГ. Базовая модель, — сказал Фелд, поднимая геодезический сканер.

— СГ? — повторил Арктур. — Никогда о ней не слышал. Она от «ЛарсКорпа»? Или нет, погоди; наверное, от «Близнецов», да?

— Ни тех, ни других, — сказал Фелд и показал на свой глаз. — «Собственные глаза». Самая базовая модель. Я видел вас через камеры наблюдения, когда вы проходили через кухню.

— Камеры наблюдения? Какие еще камеры наблюдения?

— Новая модель камер «Терры». Ваш отец установил их перед приездом Умоджанского посла.

— Кого?

— Вы вообще слышите что-нибудь из того, что говорят в этом доме, если оно не касается вас лично?

— Нет, если это связано с моим отцом. Вся эта политика и бизнес слишком скучны, чтобы обращать на них внимание, — сказал Арктур. — Так кто у нас здесь?

— Человек по имени Айлин Пастер и его дочь, — сказал Фелд. — Очевидно, некая «шишка» с Умоджи, приехал на торговые переговоры с вашим отцом.

Это было не совсем правдой, но Арктур в прошлом не проявлял особого интереса к делам сенатора, и Фелд решил не вдаваться в подробности. Происходили события, решающие судьбу мира, а Арктур тратил большую часть своего времени на кучку подхалимов из академии и свою коллекцией камней и самоцветов. Ну, и еще на то, чтобы позлить своего отца.

Держа в руках конфискованный геодезический сканер, Эктон Фелд развернулся к выходу.

— Кстати, тебе лучше сказать своим друзьям, что игра окончена.

— Своим друзьям? — сказал Арктур. — Ты о ком?

— Не нужно этого, — предупредил его Фелд. — Просто скажи им, чтобы они шли домой. Уже поздно, и я слишком устал, чтобы разбираться еще и с этой ерундой.

— Честное слово, Фелд, я понятия не имею, о ком ты говоришь.

Эктон Фелд пристально посмотрел на парня, глядя сквозь его беззаботное лицо и способность притворять ложь правдой. Арктур Менгск мог парой фраз убедить техника с десятилетним стажем отдать ему спецификацию лазерной сети, но Фелд понимал, что то, что он услышал сейчас, было чистой правдой.

А это значило…

— Черт, — сказал Фелд и включил переговорное устройство. — Всем постам, статус черный; повторяю, статус черный.

Фелд повернулся к Арктуру.

— Оставайся здесь, — сказал он. — И спрячься.

— Что там такое? — крикнул вслед уходящему Фелду Арктур.

Доставая на ходу свой пистолет, Фелд сказал:

— Вторжение.

После того, как Фелд исчез за дверью, Арктуру потребовалось еще несколько мгновений, чтобы до конца осознать слова начальника службы безопасности. Вторжение? Здесь?

Арктур пожалел, что ему пришла в голову мысль испытать таким вот образом систему охраны дома, чтобы потешить свое самолюбие: внезапно эта идея показалась ему глупой и по-детски импульсивной. Внезапно эту мысль вытеснила другая — сейчас его семья может быть в опасности! Он почувствовал, как внутренности опалил огонь страха.

Арктур быстро справился с нахлынувшими эмоциями. Вопреки инструкциям Фелда, он выскочил из комнаты обратно в коридор. Огни метались по всему дому, перекрикивались охранники, занимая свои посты. Когда хлопнула дверь, юноша замер в нерешительности.

Оглушительный хлопок пистолетного выстрела эхом прокатился по коридору. Следом раздался человеческий крик. Арктур крадучись двинулся дальше, пока не остановился около двери украшенной бумажными цветами и приколотым детским рисунком пони.

Красочные бумажные записки объявляли, что это "Комната Дороти". Арктур открыл дверь. В комнате горел свет. Он быстрым взглядом осмотрел помещение. Четырехлетняя сестра сидела на кровати и сонно протирала глаза. Ее длинные волнистые волосы неряшливо рассыпались по плечам.

Рядом с ней на кровати сидела молодая девушка примерно одного с Арктуром возраста. Ее светлые волосы сияли подобно меду, а лицо было столь же красиво, сколь неожиданно.

— Кто вы? — требовательно спросила девушка, закрывая руками Дороти.

— Могу задать тебе чертовски похожий вопрос, — сказал Арктур. — Кто ты, и что делаешь в комнате моей сестры?

— Я Жюлиана Пастер, — сказала девушка. — Дороти попросила меня остаться с ней и почитать ей сказку. Видимо, мы обе уснули. А вы, должно быть, Арктур? Но что там происходит? Это были выстрелы?

— Да, но я сам не совсем понимаю, что происходит, — сказал Арктур, устремляясь к кровати. — Думаю, на нас могло быть совершено нападение.

— Нападение? Но кем?

Арктур проигнорировал вопрос и встал на колени рядом с кроватью.

— Малышка Дот, — позвал он сестру уменьшительным именем, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Тебе нужно одеться.

Услышав голос брата, Дороти посмотрела на него. Гнев Арктура моментально улетучился, когда он увидел на ее глазах слезы. Юноша не особо любил отца или его работу, но он обожал сестру. Её улыбка могла растопить самое черствое сердце, и даже Ангус не мог устоять перед ее прихотями.

— Куда мы пойдем? — сонным голосом спросила Дороти.

Арктур не успел ответить, раздались новые выстрелы. Дороти в ужасе вскрикнула. Арктур посмотрел на Жюлиану Пастер и сказал:

— Пригляди за ней. Я посмотрю, что там происходит.

Жюлиана кивнула. Внезапно дверь распахнулась и в комнату ворвались два человека. Девушка крепко прижала девочку к себе. Арктур вскочил на ноги, но в этот же момент облегченно вздохнул — в одной из фигур он узнал мать.

Высокая, стройная и красивая, Кэтрин Менгск тем не менее никогда не была "домашним цветком", что проводит все свое время за вязанием крючком или за чтением стихов. Волевой стержень из нео-стали давал о себе знать, когда ее детям что-либо угрожало. Она удивилась, увидев Арктура, но быстро справилась с чувством, и начала быстро собирать детей для выхода. Второй человек бросился к Жюлиане.

— Вы в порядке? — выпалила Кэтрин. — Арктур? Дороти?

— Все нормально, мама, — ответил Арктур, высвобождаясь от ее хватки. — Где отец?

Кэтрин взяла Дороти на руки.

— Он с Эктоном. Какие-то люди пытаются проникнуть внутрь, и они пошли их задерживать.

В коридоре снова раздалась стрельба. Дороти расплакалась.

Кэтрин повернулась к мужчине и, кивнув на Жюлиану, спросила:

— Как она?

— С ней все хорошо, — ответил человек. В сильном голосе отчетливо слышалось волнение.

Мужчина на вид был примерно одного возраста с отцом Арктура — это говорило о том, что он уже разменял пятый десяток, — а его интерес к Жюлиане выдавал в нем Айлина Пастера. Арктур подумал, что для посла из такого важного мира как Умоджа этот человек выглядит не слишком впечатляюще.

Редеющие седые волосы, скошенный подбородок, придавали Айлину Пастеру робкий вид. Однако с раннего возраста Ангус предупреждал сына, что когда речь идет о политиках и борзописцах, то таких людей нельзя недооценивать, — иначе подомнут под себя.

— Что происходит, мама? — спросил Арктур. — На нас действительно напали?

— Да, — кивнула Кэтрин, а затем скомандовала. — Мы должны добраться до убежища. Не будем тянуть волынку, все за мной!

Его мать не была из тех, что "подслащивала пилюли", и это было одно из качеств, за которые Арктур ее любил. Айлин Пастер взял дочь под руку и приготовился следовать за женщиной.

Где-то недалеко прогремели выстрелы из автоматического оружия. Звук был таким громким, что было невозможно определить местоположение его источника, но Арктур подумал, что стреляют на этом этаже.

Он услышал тяжелые шаги и крики.

Арктур дернул мать за руку, когда где-то рядом прогремели новые выстрелы.

Первым выстрелом расщепило деревянный косяк двери. Все закричали и упали на пол. Арктур только закрыл уши, как вокруг загрохотали металлические и деревянные осколки разлетевшейся двери.

По ковру покатились витые серебряные шипы, тонкие металлические конусы с мизинец толщиной.

Арктур сразу узнал их — такими снарядами стреляли армейские автоматы. Гаусс-автомат К-14, если быть точным. «Каратель».

Под ударами дверь распахнулась и в проеме показались двое мужчин. Эктон Фелд держал в руках дымящийся пистолет-пулемет. Из ран на груди и плече текла кровь. Второй мужчина был вооружен "Карателем", и Арктур узнал его. Это был один из охранников, по имени Жак Дело.

Начальник службы безопасности окинул комнату пристальным взором.

— Ангус, это Фелд. — торопливо произнес он в петличный микрофон. — Я нашел их. Мы в комнате Дот.

Арктур не расслышал ответа за ревом новой стрельбы. Дело быстро высунулся в проем и сделал пару выстрелов. Грохот автомата был оглушительным; особенно, в сочетании с плачем Дороти.

— Эктон, — сказала Кэтрин, — где мой муж?

— Внизу, организует оборону. Скоро двинется к нам, — сказал Фелд, загоняя новый магазин в рукоятку пистолета и грубо передергивая затвор. — Но нам нужно выбираться отсюда. Здесь мы слишком уязвимы. В другом конце зала есть убежище.

— Мы не можем уйти! — сказал Айлин Пастер. — Нас убьют.

— Нас убьют, если мы останемся здесь, Айлин, — возразила Кэтрин.

— Нет времени на споры, — сказал Фелд. Его лицо было бледным от потери крови. — Их люди наступают с обеих сторон. Жак, что там видно?

Жак Дело поднял автомат и, выглянув в коридор, посмотрел налево и направо. Он выпустил очередь из «карателя», и Арктур услышал крик боли.

— Теперь чисто, — сказал Дело. Звуки выстрелов только участились.

Арктур не понимал, как там может быть чисто. Он слышал бессвязную какофонию криков. Кто-то требовал прикрытия, кто-то — медика. А кто-то звал маму.

Знал ли кто-нибудь, кто побеждает в этом бою?

— Сейчас! — крикнул Фелд. — Двигаем!

Первым из комнаты выдвинулся ствол пистолета. За ним вышел державший его Фелд. Дело следом вытолкал Кэтрин — с все еще прижатой к груди Дороти, — Айлина Пастера и Жюлиану. Наконец, вышел Арктур, а Дело пошел замыкающим. Все устремились по коридору в сторону убежища.

Дым от выстрелов заполнял коридор. В тусклом свете электрической дуги разбитых ламп, Арктур различал только то, что творится у него под ногами. Он прошел мимо тела, застывшего на полу в неестественной позе. Человек получил пулю в шею.

Глядя на рваную дыру и размазанные по полу кровавые кляксы, Арктур с отвращением закрыл рот рукой. Запах смерти имел привкус обжигающего металла. Еще один мертвец лежал дальше по коридору. Его грудь была буквально разорвана шипами "карателя". Создавалось впечатление, что человека практически разрезало пополам.

Фелд, спотыкаясь, вел всех в убежище, — подземный бункер, сооруженный в самом сердце дома, а Дело прикрывал тыл. Бункер имел мощную систему связи, с возможностью выхода на орбитальные спутники Корхалла. Кроме того, там был предусмотрен запас ресурсов, из расчета на четыре дня полной автономии.

Мать Арктура возражала против идеи построить в летнем доме "безобразное", по ее словам, сооружение. Но после того, как безумный психопат убил всю семью сенатора Никкоса прямо в своих кроватях, пусть с неохотой, но все же согласилась.

Теперь, этот псих скорей всего служит в армии Конфедерации. После нейронной ресоциализации.

Арктур споткнулся. Дело поддержал его.

Нео-стальные двери бункера были открыты и изнутри лился холодный свет от флуоресцентных ламп. Эктон Фелд в изнеможении опустился на порог. Раны давали о себе знать. При попытке приподнять пистолет-пулемет, по его лицу разлилась мертвенная бледность.

Доносящиеся до Арктура крики становились все настойчивей и требовательней.

Жак отпустил юношу и резко развернулся. Припав на колено, он поднял винтовку. Грохот и вспышки огня вырвались из дула оружия. Звук был настолько оглушающим, что Арктур закричал. Гаусс-шипы со свистом улетали прочь. Вслед за очередью, криков страданий стало еще больше.

— Пошли! — крикнул Дело.

И тут же в этот момент в него попали. "Каратель" поразил цель.

Это выглядело так, словно гигантский кулак ударил мужчину, и отшвырнул его к стене. Кровь забрызгала Арктура, и он с ужасом увидел, как Дело уронил голову на грудь. Шипы К-14 практически оторвали ее от тела.

— Арктур! — Крик матери из бункера донесся до него словно из бочки. Что она кричала он не мог разобрать. Все что он слышал, это хрип Дело, и звук брызжущей крови из его пробитой шеи.

Не осознавая до конца, что он делает, Арктур упал на колени и схватил выпавшую из рук Жака винтовку. Он никогда не стрелял из такого оружия раньше, однако сразу сообразил, что для того чтобы кого-то убить, нужно просто прицелиться и нажать спусковой крючок.

Только легко ли это сделать?

Из дыма в коридоре показалась фигура. Стрелок был одет в темную одежду, в бронежилете и странного вида шлеме. На шлеме сбоку от черного матового стекла — в котором Арктур видел собственное отражение — торчало множество электронных приспособлений.

Автомат лежал в руках Арктура мертвым грузом, и совершенно бессознательно парень поднял его. Но автомат террориста уже был наведен, и Арктур понимал, что не успеет нажать на спуск прежде, чем его разорвет на куски.

Это мысль скорее разозлила его, чем напугала.

Но до того, как террорист смог выстрелить, отражение Арктура в забрале шлема рассыпалось облаком плексигласовых осколков, костей и мозгов.

Еще один выстрел попал в шлем террориста, за ним еще один, и еще. Человек упал на колени, а высокоскоростные снаряды продолжали пронзать его грудь и ноги.

Арктур повернулся и увидел свою мать, идущую к нему. Обеими руками она держала перед собой пистолет Эктона Фелда. С длинными черными распущенными волосами и в ночной рубашке, развивавшейся словно накидка, она была похожа на воительницу из древних мифов.

Пистолет снова выстрелил в ее руках, и этот выстрел ни на миг не заставил ее сбавить шаг.

Арктур уронил гаусс-винтовку, когда увидел, что боевик умер. Рука Кэтрин легла на его плечо. Юноша поднял глаза. Лицо матери пылало гневом. Не на Арктура, а на человека, который осмелился угрожать ее ребенку.

Кэтрин подняла Арктура с колен и практически затолкала его в бункер. С помощью Айлина Пастера она захлопнула массивную дверь, а затем на панели доступа отбила код блокировки. Арктур ловил ртом чистый отфильтрованный воздух. Глотая кислород, он чувствовал, как трясутся руки. Смерть прошла совсем рядом от него. Он сжал кулаки, рассерженный на себя за проявленную слабость, и подавил страх усилием воли.

Успокоившись, он осмотрелся.

Эктон Фелд лежал у стены рядом с Арктуром. Его грудь и рука представляли из себя месиво красного цвета. Юноша не знал, жив ли начальник охраны, или мертв. Жюлиана Пастер сидела у противоположной стены бункера, крепко обняв Дороти. Арктур подошел к ним. Он погладил сестру по волосам и ободряюще улыбнулся Жюлиане.

— Малышка Дот! — позвал он. — Это я. Мы в безопасности!

Дороти взглянула на брата. Арктур улыбнулся.

— Ты была очень храброй, малышка. Больше никто не собирается нас обижать, — произнес он, стараясь, чтобы в его словах не проскользнуло и намека на неискренность.

— В безопасности? — переспросила Дороти, шмыгая носом. — Ты обещаешь?

— Я обещаю. — Аркутр кивнул. — Я не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Никогда.

— Никогда-никогда?

— Никогда-никогда, — пообещал он.

Единственным, чем можно было заняться в запечатанном бункере, это только ждать. Правда Арктур никогда не мог похвастаться способностью к усидчивости. Он сидел на кровати-раскладушке, скрестив ноги. Голова Дороти покоилась на его бедре. Девочка крепко сжимала подмышкой набивного пони по имени Понтий. Большой палец другой руки засунула в рот.

Несмотря на пережитое, она провалилась в глубокий сон. Арктур провел рукой по ее темным волосам и улыбнулся.

Как выяснилось, Эктон Фелд был еще жив. Кэтрин прилагала все усилия, чтобы хоть как-то обработать раны от "карателя". С прагматичностью — одной из составляющих ее непререкаемого авторитета в семье Менгск, мать Арктура начала ставить беглецам задачи. Таким образом она хотела занять их умы чем-то полезны, чтобы отвлечь от случившегося.

Она велела Арктуру позаботиться о Жюлиане и Дороти, а Пастеру — не спускать глаз с камер видеонаблюдения, чтобы иметь представление о том, что происходит снаружи бункера. Посол Умоджи кивнул в знак согласия. Получив доступ к панели с мониторами, он включил их. На многочисленных дисплеях появились изображения комнат и двора виллы Менгск.

Арктур не удивился тому, что именно мать перехватила бразды управления, и что Айлин Пастер охотно слушается ее. Кэтрин Менгск обладала аурой, излучающей власть, уверенность и надежность. В свои семнадцать, Арктур уже был достаточно взрослым, чтобы уважать силу характера матери. Он знал, что отец потратил многие годы, чтобы свыкнуться с тем, что нужно считаться с ее мнением.

— Айлин, что там происходит? — спросила Кэтрин, не отрывая глаз от раны Эктона Фелда. — Ты видишь Ангуса?

Арктур обратил внимание на посла. Айлин Пастер осмотрел все видеомониторы. Пустые коридоры, мертвые тела. Прячущиеся черные фигуры, совершающие зигзагообразные перебежки. Однако посол не мог определить, кто это — боевики или охранники.

Несколько камер не работало, и подключенные к ним мониторы показывали лишь "снег". Из-за чего получить полную картину происходящего не было возможности.

— На первом этаже все еще есть вооруженные люди. Но Ангуса я не вижу. Нет.

— Хорошо. Продолжай наблюдение, — ответила Кэтрин.

Пастер кивнул и снова сосредоточился на мониторах. Кэтрин встала и вытерла окровавленные руки о ночную рубашку. Глядя на напряженное, но все равно красивое лицо, Арктур улыбнулся, вспомнив, как она стояла над ним со сверкающим пистолетом Фелда. И как она убила человека, который хотел убить его.

— Твоя мать выглядит очень спокойной, — услышал Арктур голос Жюлианы. — Она знает что-то, чего не знаем мы?

Юноша повернул голову и посмотрел в лицо девушке. Подыскивая фразу для ответа, он рассмотрел ее повнимательней. Когда он увидел ее первый раз, то посчитал красивой. Теперь, приглядевшись, понял, как он ошибался.

Жюлиана Пастер была более чем красива. Она была ошеломляюще прекрасна. Но самое главное, она похоже не осознавала, насколько она привлекательна. Девушки в академии были либо карьеристки, с которыми невыносимо скучно, либо «заочки», соблазнить которых не составляло труда.

Он чувствовал, что Жюлиана не попадает ни под одно из этих определений.

Облегающая ночнушка подчеркнула изгибы ее тела, и воображение семнадцатилетнего юнца дорисовало то, что скрывалось под легкой тканью.

Арктур выбросил из головы возникший образ. Для подобных мыслей не место и не время.

— Моя мать, сильная женщина, — наконец произнес он.

— А моя мама заболела и умерла, — помедлив, сказала Жюлиана. — Когда я была совсем маленькой. Я почти не помню ее.

В ее голосе Арктур услышал неприкрытую тоску и не нашел, что сказать. Боль утраты ему не была знакома, и он никогда не проявлял сочувствия тем, кто потерял близких. Скорее находил их общество неприятным.

— Мне жаль, — выдавил он из себя.

Жюлиана кивнула, похоже не заметив его неловкости.

— Мы здесь точно в безопасности? — спросила она.

Арктур утвердительно кивнул в ответ, довольный, что разговор перешел к вопросу, ответить на который он вполне компетентен.

— Да, тут совершенно безопасно, — сказал он. — Стены бункера метровой толщины из пластбетона усиленные арматурой из неостали. Чтобы пробить их, потребуется крупнейший бур Гильдии Горняков, БДЕ-1400, например. А может, даже и 1600.

— Ты хорошо разбираешься в бурах?

— Чуть-чуть, — ответил Арктур, таким тоном, чтобы у девушки не осталось сомнений о его познаниях в горном деле. — В моих планах стать изыскателем. Когда-нибудь.

— Ты не собираешься пойти по стопам отца?

Лицо Арктура потемнело, когда он услышал об отце.

— Нет, я ничем не могу ему помочь. Я не удивлюсь, если эта заварушка произошла по причине его выступлений против Конфедерации и сования носа не в свои дела.

— То, что делает Конфедерация, касается всех, — возразила Жюлиана.

— Может быть. — Арктур пожал плечами и посмотрел на Айлина Пастера в надежде, что тот уже может изложить ситуацию за пределами бункера. — Я не знаю, и мне без разницы. Я просто хочу, чтобы ко мне не лезли, и не мешали идти своим путем по галактике.

— Но если Конфедерация идет на такие меры, как эти, никто не сможет так сделать.

Арктур снова покосился на Айлина.

— Это сказал тебе твой отец?

— На самом деле, это сказал твой отец, — с усмешкой в голосе ответила Жюлиана.

— Тогда это интересует меня еще меньше.

— А ты не очень вежлив, не правда ли?

— Я тебя не знаю, — отрезал Арктур. — Почему я должен быть вежлив с тобой?

— Потому что даже поселенцы с Периферии знают — быть вежливым с гостем, это признак хорошего тона.

Юноша увидел, как зарделись ее щеки, и понял, что Жюлиана права. Он был груб. Причем груб с красивой девушкой. Своим поведением больше напоминая дикаря, а не сына сенатора.

Арктур глубоко вздохнул, и его лицо осветила лучезарная улыбка. Какой он обычно улыбался девушкам Академии, которые вдруг его заинтересовали. Улыбкой, от которой таяли девичьи сердца.

— Вы правы, я вел себя грубо. Извините. Сегодня был… непростой вечер. На самом деле, я не такой. И мне, правда, очень приятно находиться рядом с вами.

Она внимательно посмотрела на него, пытаясь проникнуть под маску неподдельной искренности. Однако даже самому искушенному человеку из светского общества Стирлинга, это было не по силам.

Жюлиана не имела никаких шансов устоять перед излучаемым юношей обаянием.

— Извинения приняты, — сказала она с улыбкой. Но Арктур знал, что это еще не означает, что рыбка на крючке.

— Ты проницательна, не так ли? Мне это нравится, — сказал он в ответ. То, что дочь Айлина Пастера смогла устоять перед его игрой, лишь подогрел интерес Арктура к девушке.

— Корхал, может, и является одной из жемчужин в короне Конфедерации, но Умоджа тоже не страдает отсутствием культуры и хороших манер.

— Я никогда не был там, — сказал Арктур. — Может, скоро приеду, если ваши девушки также красивы как ты.

— Не настолько. Но я думаю, тебе там понравится.

— Уверен, что да. Нет желания быть моим гидом?

— Почему бы и нет, — сказала Жюлиана. — Я могу показать вам каньон Саренго.

— Где потерпел крушение супер-носитель, — уточнил Арктур. — Говорят, захватывающее зрелище.

— Ты не будешь разочарован, — пообещала Жюлиана.

— Договорились. Если переживем эту ночь. Я ловлю тебя на слове, — подытожил Арктур, легким тоном, чтобы преуменьшить степень опасности.

Жюлиана улыбнулась. Арктур хотел сказать что-то еще, как Айлин Пастер вдруг воскликнул:

— Кэтрин! Дверь!

Арктур посмотрел на скопление мониторов. Однако, видеокамера, показывающая коридор была разбита в результате сражения. Панель доступа рядом с дверью пискнула комбинацией звуковых сигналов. Кэтрин наклонилась и проверила правильность шифровки, прежде чем ввести ответ.

В ответ с другой стороны, послышалась новая порция ударов по кнопкам, и Кэтрин снова ответила. Мать Арктура кивнула Айлину Пастеру, а затем напечатала завершающую комбинацию, которая открывала замки.

Арктур ощутил смесь облегчения и разочарования оттого, что время их нахождения здесь подошло к концу; однако улыбнулся, почувствовав, что в предвкушении Жюлиана взволнованно сжала его руку.

Толстая неостальная дверь убежища открылась, и в нее с покоящимся в руках «карателем» вошел Ангус Менгск — сенатор Корхала, отец Арктура и Дороти, и муж Кэтрин.

Ангус был широкоплечим, могучим мужчиной. Длинные темные волосы стянуты в хвост. В волосах, как и в бороде, пробиваются седые пряди. Волевое лицо, огрубевшее с возрастом, и холодные серые глаза под густыми бровями.

Он повесил винтовку на плечо, и заключил жену в медвежьи объятия.

— Слава Богу, вы в безопасности, — сказал он. — Я знал, что ты сможешь о них позаботиться.

— У нас все в порядке, — сказала Кэтрин. — Эктона подстрелили, но жить будет. Все закончилось?

Ангус выпустил жену из объятий и кивнул.

— Да, они все мертвы.

Арктур нервно сглотнул, когда увидел, что отец, наконец, заметил его, сидящего на кровати.

Ангус оторвал взгляд от Арктура и пожал руку Айлина Пастера; его хмурый взгляд сменился отточенной улыбкой политика.

— Приятно видеть, что ты жив, мой друг.

— И ты, Ангус, — сказал Пастер. — Несомненно, наши дела плохи. Конфедераты?

— Возможно, — сказал Ангус. — Обсудим это позже, ладно?

Пастер кивнул. Ангус прошел мимо него и остановился перед Арктуром. Улыбка политика слетела с его лица как маска, которую отбрасывают при ненужности.

— Во имя отцов, что ты здесь делаешь парень?! — потребовал ответа он. — Тебя опять выгнали из Академии?

— Я тоже рад тебя видеть, отец, — сказал Арктур.

 

Глава II

Ангус Менгск щедрой рукой плеснул себе бренди из дорогущего хрустального графина. Одним глотком осушил янтарный напиток. Прикрыв глаза, он подождал, пока согревающая жидкость минует горло и скатится в желудок. Налил себе второй стакан и в вопросительном жесте протянул бутыль Айлину. Посол Умоджы отрицательно покачал головой.

— Нет, Ангус, спасибо, — отказался он.

— Я знаю, что вы не пьете, Айлин, — сказал Ангус, — но ввиду сложившихся обстоятельств…

— Ангус, я не буду.

— Да брось, друг, — продолжил уговаривать Ангус, — один глоток точно не повредит.

— Он сказал, что не хочет даже одного. — Кэтрин вставила пробку в графин и бросила на мужа испепеляющий взгляд.

— Для меня не существует понятия "всего лишь один". Просто нет, — добавил Пастер.

— Ладно. — Ангус пожал плечами и поставил спиртное на стол.

Когда обитатели виллы пришли в себя после нападения, Ангус собрал всех в обеденном зале. В длинном, обшитом дубовыми панелями помещении, главенствовал роскошный стол из красного палисандра украшенный резными горельефами из сельскохозяйственной жизни Корхала. Такой, какой она могла бы быть.

Около шкафчика с напитками лежала шахматная доска. Изящные, вырезанные из слоновой кости фигуры стояли так, словно партия находилась в самом разгаре. Только вот белый король уже получил мат.

Кэтрин села в конце стола, рядом с Дороти и Жюлианой Пастер. Глядя на них, Ангус позволил себе чуть-чуть расслабиться. Его девочкам удалось избежать худшего из того, что случилось в эту кровопролитную ночь. Но когда он посмотрел на Арктура, настроение сразу испортилось. Парень сидел, скрестив руки на груди, и упорно не хотел встречаться взглядом с отцом.

Эктон Фелд тоже оторвался от больничной койки чтобы присоединиться к ним. Выглядел он ужасно, был весь серый и вспотевший. Все знали, что ему нужен отдых, но, к его чести, он нашел в себе силы, чтобы поучаствовать в обсуждении того, что же произошло этой ужасной ночью и как лучше всего отплатить тем, кто за это ответственен.

Менгск-старший, с кровожадным выражением на лице, ходил вдоль стола. Его глаза пылали гневом.

— Ангус, — сказала Кэтрин, — сядь, пока дырку в ковре не протер. И успокойся.

— Успокоиться? — взорвался Ангус. — Они пытались убить нас в нашем собственном доме! Вооруженные люди пришли в наш дом и пытались убить нас всех. Клянусь, я приведу армию к Палатинскому Форуму и собственными руками придушу Леннокса Крейвена, если он хоть как-то в этом замешан. Ради всего святого, Кэт, как я могу быть спокойным в такое время?

— Но ты должен, — твердо сказала Кэтрин. — Ты корхальский сенатор, и потому не можешь позволить себя такую роскошь как гнев. Это ничего не даст и лишь затуманит твои суждения. К тому же, ты не знаешь точно, кто за этим стоит. Это мог быть и не Крейвен с его конфедератскими головорезами.

Леннокс Крейвен занимал должность генконсула Сената Корхала, и был человеком в чьи задачи входил контроль за соблюдением интересов Конфедерации, поддержка ее законопроектов, а также давление на строптивых сенаторов.

Ангус ненавидел этого человека, считая его не более чем марионеткой в руках Старых Семей. Тех самых, что коррумпировали власть и являлись серыми кардиналами Конфедерации. Однако, при всем при том, Крейвен оставался очень влиятельным сенатором и ловким бизнесменом. Обмен подначиваниями и колкостями между ним и Ангусом стали нормой в мраморных ложах Палатинского форума. Фактически, династия Менгск тоже относилась к Старым Семьям. Поэтому Крейвен никогда не упускал случая напомнить Ангусу, что негоже плевать в лицо обществу, которое дало тебе власть и богатство.

Ангус глубоко вздохнул и склонил голову в знак согласия. Улыбнулся жене и сделал глоток из стакана.

— Ты права, дорогая, — сказал он. — Мне нужен более непредвзятый взгляд на это… Эктон? Есть какие-нибудь мысли по поводу того, что сегодня случилось? Кем могли быть эти люди?

— Профессионалы, — сказал Эктон Фелд. — Они были хороши, но у нас было преимущество, благодаря выходке Арктура. Еще несколько минут, и…. в общем, я не хочу думать, что могло произойти.

— Нам с тобой еще предстоит обсудить систему безопасности виллы, — пообещал Ангус, поглядывая на своего сына. — Но, все же, кто они?

Эктон Фелд некоторое время жевал свою нижнюю губу, и сказал:

— Все указывает на то, что это был корпоративный «эскадрон смерти». Спецотряд, занимающийся устранением конкурентов, промышленным шпионажем, похищениями и прочими такими вещами.

— Зачем кому-то заказывать Ангуса? — спросила Кэтрин. — И почему именно сейчас?

— Может, кто-то пронюхал о том, что именно Ангус собирается высказать в своей речи на Закрытом Заседании в Сенате? — предположил Пастер.

— Да, это бы, мягко говоря, встревожило их, — согласился Ангус.

— Но ненадолго, — возразила Кэтрин. — К тому же, твои дела затрагивают лишь интересы Корхала.

— Многие на Корхале стали богачами благодаря делам с Конфедерацией, — сказал Пастер. — Значительная доля организаций работает и с Корхалом, и с Конфедерацией, и Ангус создает им проблемы. Если Конфедерация будет выкинута с Корхала, они потеряют миллионы.

— Я знаю, что это маловероятно, Эктон, но не было ли на телах чего-нибудь, что могло бы сказать нам, кто их послал? — спросил Ангус.

Фелд покачал головой.

— Все оборудование, которое они использовали, это списанное армейское вооружение; его легко можно найти, если знаешь, где искать. Похоже на местное, но я в это не верю. Нутром чую.

— И что именно чует твое нутро? — спросила Кэтрин.

— Что никакая корпорация не станет держать такие силы для собственных нужд.

— Почему ты так думаешь? — спросил Ангус.

— Потому что все эти мертвецы — десантники. Ну, или бывшие десантники.

— Десантные войска, да? Как ты узнал?

Фелд похлопал себя по затылку.

— Промытые мозги. У всех шестерых остались шрамы от нейронной ресоциализации.

Айлин прочистил горло.

— Тогда, это очевидно указывает на Конфедерацию.

— Возможно ты прав, Айлин, — сказал Ангус, — но нападение было слишком грубым, даже для них.

— Правда? А ты слышал о восстании на Антиге Прайм?

— Нет. О каком восстании? Не припомню, чтобы по СНВ сообщали о нем.

— А о нем и не сообщали, правда ведь? — предположила Кэтрин. — Разве не ты всегда говорил, что новостными компаниями управляют Старые Семьи? Они передают только то, что хотят нам показать, двадцатисекундные аудиовыпуски с их версией правды.

— Да, это точно, — ответил Ангус. — Так что с Антигой Прайм?

— Ну, предположительно, горожане Андасара пробились через конфедератскую милицию и взяли в заложники местного магистрата. Они призывали народ положить конец разрухе, принесенной Конфедерацией; и целый район отозвался на их призыв. В городе началось открытое восстание, но через два дня прибыл взвод ДВК под командованием лейтенанта Наданера и занял территорию. В живых они не оставили никого.

— Боже правый, — сказал Ангус. — Сколько погибло?

— Никто точно не знает; но мои источники говорят, что счет шел на тысячи.

— Именно поэтому нам надо быть осторожнее, — заметила Кэтрин. — Ведь если Конфедерация не постеснялась устроить такую резню, значит, они могут без всяких сожалений пойти на убийство сенатора и его семьи, разве нет?

— Но зачем посылать ресоциализованных десантников? — спросил Арктур, оторвав взгляд от стола и подняв голову. — Ведь любые оставленные тела сразу наведут подозрение на Конфедерацию.

— Потому что они не рассматривали возможность поражения, — сказал Ангус, возвращаясь к хрустальному бокалу на барной стойке. Он налил себе еще бренди. — Их наниматели ожидали, что они убьют нас здесь всех и не оставят никого из своих. Чертова самонадеянность!

— Тогда зачем им беспокоится о том, чтобы выглядеть как корпоративные убийцы? — сказал Арктур.

— Прикрытие, — сказал Эктон Фелд. — На случай, если убийцы попадут на какую-нибудь запись. Заказные убийства, организуемые корпорациями, конечно, очень редки; но если вдруг вскроется, что покушение на видного сенатора устроила Конфедерация…

— Тогда восстание вспыхнет по всей планете, — закончила Кэтрин.

Ангус невесело рассмеялся.

— Мне почти хочется, чтобы они до меня наконец добрались.

— Не говори так! — крикнула Кэтрин. — Никогда.

— Прости дорогая, — сказал Ангус. Он остановился за женой и поцеловал ее в щеку. — Я не подразумевал этого, но чувствую, придется предпринять что-то действительно из ряда вон выходящее, чтобы поставить Конфедерацию на колени. Это не произойдет в одночасье, но мы все равно разобьем их. И я скажу вам, как.

Ангус снова прошелся вдоль стола. Затем заговорил.

— Не что иное, как высокомерие послужит причиной их гибели. Они не видят дальше собственного носа. — Тон его голоса сменился на глубокий баритон, каким он обычно произносил речи на Форуме. — А когда ты не видишь, что творится вокруг тебя, ты начинаешь ошибаться. Однажды, мой отец сказал, что если все, что ты имеешь, лишь молоток, тогда все остальное становится похожим на гвозди.

Ангус сделал паузу и повернулся к присутствующим.

— Мы покажем им, что бывает, когда гвоздь дает сдачи!

В столовой никого не осталось кроме Ангуса и Арктура. Неловкое молчание повисло в воздухе. Менгск-старший налил два бокала бренди. Один он взял себе, а второй, подойдя к сыну, предложил ему.

Арктур покосился на бокал, с явным желанием выпить, но не уверенный в том, правильно ли он поступит в таком случае.

— Бери, бери, — сказал Ангус. — Знаю, ты слишком молод, но разве в такую ночь это что-либо значит? Это будет тебе уроком: отличать важное от незначительного. Делай только то, что имеет смысл, и отбрось все остальное.

Взяв стакан, Арктур первым делом понюхал дорогостоящий напиток. Крепость спиртного ударила в нос. Поморщившись, он попробовал сделать глоток. Глаза парня расширились, и он чуть не закашлялся. Усевшись напротив Арктура, Ангус почувствовал, как гнев на сына покидает его.

Эктон Фелд объяснил, что натворил Арктур. И, не смотря на желание наказать его, в Ангус не мог не гордиться изобретательностью и легкостью исполнения парнем задуманного трюка.

Однако, не смотря на невольное восхищение, Ангус не мог позволить Арктуру так просто отделаться.

— Твои преподаватели в академии знают, что ты отсутствуешь? — спросил он.

Арктур посмотрел на часы на запястье и улыбнулся.

— Узнают в ближайшие несколько часов, — сказал он. — Я послал на консоль директора Стигмана сообщение с вложенным комм-вирусом. Он откроет его за чашечкой утреннего кофе, и это серьезно испортит ему предстоящий день.

Ангус покачал головой.

— Тебя ведь исключат за это.

— Возможно, — согласился Арктур, и Ангус с трудом поборол желание ударить его.

— Ты имеешь хоть какое-нибудь представление о том, сколько стоит твое обучение в Стирлингской Академии?

Арктур пожал плечами.

— Нет.

— Очень много. И множество потенциальных студентов только и ждут, как бы занять твое место.

— Ну так позволь им его занять, — сказал Арктур. — Все равно я там ничему не научусь.

Ангуса сильно раздражала агрессивность сына. Но он сдерживался, вспоминая себя в этом возрасте. Когда он только-только приблизился к зрелости: начало полнокровной жизни, и ощущение того, что знаешь все, что нужно знать об этом мире. Арктур ничем не отличался от него. Поэтому только сейчас Менгск-старший оценил терпение, которое проявлял к нему его собственный отец.

Прежде чем снова заговорить, он сделал глубокий вдох.

— Слушай меня, сын. Твоя жизнь здесь — это тепличные условия. Но пришло время узнать, что там, в мире за этими стенами, жизнь жестока. И ты не готов к этому.

— Я справлюсь.

— Нет, — отрезал Ангус. — Не справишься. Я не буду скрывать, что впечатлен тем, что ты сделал вчера вечером. Но запомни, рано или поздно, подобные трюки заканчиваются смертью.

Арктур засмеялся.

— Ты уже переигрываешь.

— Нет. Нисколько. Это правда. Поэтому ты будешь наказан.

— Почему? — воскликнул Арктур. — Если бы не я, эти люди убили бы нас всех!

— Думаю, ты и сам понимаешь, что нас спасло только то, что тебя заметил Фелд.

— Это была шутка, — сказал Арктур. — И потом, разве теперь это имеет значение, после того, что случилось? Или следовать собственным поучениям тебе нет нужды?

Ангус поставил стакан и навис над столом, скрестив руки на груди.

— В тебе есть способности вести дебаты. Но ты все равно будешь наказан. Пустить молодежь на самотек, означает поощрять безрассудство и пренебрежение к существующему порядку вещей. Что является проклятием любого стабильного общества.

— Кто бы говорил, — возразил Арктур. — Ты протестуешь против существующего порядка постоянно. Все, что я регулярно слышу в разговорах студентов Академии, так это то, что ты только и делаешь, что накаляешь обстановку на Корхале. Своими речами о коррупции в Конфедерации, и как было бы лучше нам без нее. Почему-то это тебя не смущает!

Ангус откинулся на спинку стула, удивленный вспышкой Арктура. То, как сынишка представляет жизнь за пределами своего мирка, вызвало в нем гнев.

— Ты понятия не имеешь, о чем ты говоришь, — сказал Ангус. — То, что делает Конфедерация на Корхале, это преступление. Повсюду коррупция, откаты, взяточничество. Если у тебя есть деньги, закон становится не более чем шуткой. Практически каждая копейка, заработанная гражданами Корхала, идет в казну нескольких корпораций-марионеток Конфедерации. А это наша собственность! Независимые от Конфедерации предприятия чахнут и закрываются! Скажи мне, это по-твоему должный порядок вещей?!

— Я не знаю, — помолчав, ответил Арктур. — Все, что я хочу, это стать изыскателем.

— Изыскателем? Чтобы копаться в грязи и камнях, как какой-нибудь келморийский контрабандист? Вряд ли. Ты сын сенатора, Арктур! И твое предназначение заниматься более серьезными вещами, чем разведка недр!

— Я не хочу великих занятий. Я просто хочу делать то, что мне нравится, а не то, чем я, по твоему мнению, обязан заниматься.

— Ты слишком молод, чтобы действительно знать, чего хочешь, — сказал Ангус.

— Я знаю, что не хочу идти по твоим стопам, — огрызнулся Арктур. — Черт возьми, я могу даже записаться в армию!

— Не будь так уверен. Это в тебе говорит гнев, — сказал Ангус. — Ты далек от реалий жизни. Не знаешь, что сделала Конфедерация, и что еще сделает, если никто не остановит ее. После крушения суперносителей, Старые Семьи веками, с помощью силы, хитрости и коррупции, гребут все под себя. Скоро не останется ничего, что еще не попало под их контроль.

— Ну и что? Кто сказал, что это плохо?

Ангус подавил свой гнев, но все еще чувствовал раздражение, угасающее перед упрямством его сына. Неужели парень не понимает, насколько коррумпирована Конфедерация? Неужели он не видит ужасную судьбу, которая ожидает всех благомыслящих людей, в случае, если они не поддержат всеохватывающее влияние отдаленного, бездумного, жестокого правительства?

Глядя Арктуру в лицо, Ангус видел, что тот не понимает всего этого, и у него сжалось сердце.

Выступая с речью на Палатинском Форуме, Ангус Менгск склонял упрямых сенаторов на свою сторону, выигрывал безнадежные процессы благодаря своему красноречию, но он не мог убедить своего собственного сына в том, что Конфедерация — великое и ужасное зло, которое угрожало всему, что ценили свободные люди Корхала.

Ангус Менгск, сенатор-подстрекатель и сын Корхала, может спасти свою планету, но, при этом, может потерять сына.

Он понял всю иронию этой ситуацию.

На следующее утро, как только над горами взошло солнце, Арктур зевнул, услышав, как открылась дверь в его комнату. Он повернулся на другой бок и улыбнулся, так как в проеме двери стояла Дороти, сжимая в ручках ярко-голубую фигурку пони по имени Понтий.

— Что случилось, малышка Дот? — спросил он, приподнимаясь на кровати.

— Почему ты ругаешься с папой? — спросила Дороти.

Арктур засмеялся.

— Это серьезный вопрос для такой маленькой девочки.

— Но почему?

Арктур опустил ноги на пол и развел руки в стороны, после чего Дороти подбежала и запрыгнула к нему на колени.

— Ты с каждым днем становишься все больше, — сказал Арктур. — Ты толстеешь.

— Ничего я не толстею! — завизжала Дороти, тыча пальчиками ему в ребра.

— Ладно, ладно! Ты не толстая!

— Я же говорила, — сказала Дороти, удовлетворенная тем, что последнее слово осталось за ней в этом споре. Она посмотрела на Арктура. Юноша знал, что она отнюдь не забыла, что брат не ответил на вопрос.

— Я бы хотела, чтобы вы с папой не ругались, — сказала Дороти.

— Я бы тоже этого хотел.

— Так почему вы тогда ругаетесь?

— Это тяжело объяснить, Дот, — сказал он. — Мы с папой… ну, у нас с ним разные мнения по поводу многих вещей, и он слишком упрям, чтобы признать, что он не всегда прав.

— А ты что всегда прав?

— Нет, не всегда, но — …

— А как ты тогда можешь знать, что папа не прав?

Арктур открыл, было, рот, чтобы ответить на вопрос, основанный на детской логике сестры, но совершенно запутался, когда не смог придумать ответ, который удовлетворил бы их обоих.

— Полагаю, я не знаю. Но он хочет, чтобы я делал то, что я не хочу.

— Что, например?

— Например, не быть тем, кем я хочу быть, — сказал Арктур.

— А кем ты хочешь быть? Разве ты не хочешь быть как папа?

Арктур покачал головой.

— Нет.

— Почему?

Тихий стук избавил Арктура от необходимости отвечать, он поднял голову и увидел в дверном проеме свою маму. Кэтрин Менгск была одета в длинное платье кремового цвета с темно-синим лифом и выглядела очень бодрой, как будто она всю ночь отдыхала, а не пыталась спастись от вооруженных солдат.

— Дороти, пора завтракать, — сказала Кэтрин.

— Но я не голодна, — сказала Дороти.

— Не спорь со мной, юная леди, — предупредила мама. — Спускайся на кухню и скушай кашу, которую тебе приготовила Сеона. И не нужно воротить нос. Иди.

Дороти потянулась к Арктуру и чмокнула его в щеку, потом спрыгнула с его коленей и выбежала из комнаты, волоча за собой Понтия.

Как только Дороти ушла, Арктур встал и натянул рубашку и брюки, поправляя подтяжки на плечах.

— Ты так и не ответил на ее вопрос, — сказала мама.

— Какой вопрос?

— Почему ты не хочешь быть, как твой отец?

Арктур провел пальцами по своим темным волосам и налил стакан воды из стоящего у кровати серебряного кувшина.

— Потому что я хочу заняться чем-то своим в жизни.

Кэтрин прошла в комнату, — изящная, сильная, — и положила руку на плечо Арктура. В этом прикосновении чувствовалась материнская любовь и успокоение. Арктур пожалел, что к отцу он не настолько же близок, как к матери.

— Арктур, твой отец всего лишь желает тебе лучшего, — сказала его мама.

— Неужели? Иногда я думаю, он просто желает видеть во мне свою копию.

Кэтрин улыбнулась.

— На самом деле я вижу у вас много общего. Но все же в тебе слишком много моего, чтобы ты мог стать его копией.

— Это утешает, — сказал Арктур, но улыбка исчезла с его лица, когда он увидел в глазах матери боль.

— Прости, — сказал он. — Знаю, он хороший человек, но он просто не понимает меня.

— Думаешь, ты первый семнадцатилетний, который говорит так о своем отце?

— Полагаю, нет.

— Ты замечательный мальчик, Арктур: и ты можешь вершить великие дела, если позволишь себе. За что бы ты ни брался, ты овладеваешь этим в считанные дни. Твой отец просто хочет удостовериться, что ты правильно воспользуешься своими способностями.

— Помню, когда мне было столько, сколько Дот сейчас, ты говорила, что я буду великим руководителем, — сказал Арктур. — Но я уже давно вышел из этого возраста.

Мама взяла его за руки и посмотрела в глаза:

— Тогда это было так же верно, как и сейчас.

Грандиозные мечты матери о его будущем смущали Арктура, и он сменил тему:

— Мне действительно необходимо возвращаться в академию?

— Необходимо. Знаю, тебе там не нравится, но для меня очень важно, чтобы ты получил образование. Ты же действительно отменил отсылку письма с комм-вирусом на консоль директора Стигмана?

— Отменил, — ухмыльнулся Арктур, — хотя мое исключение стоило бы того, чтобы только взглянуть на выражение лица директора, когда вирус отсылал бы его личные файлы родителям всех студентов академии.

Мама гневно покачала головой, но он заметил, что ее забавляла мысль об унижении Стигмана.

— Даже не хочу думать о том, что могло быть в тех «личных файлах» этого отвратительного человечишки.

— А Айлин Пастер и его дочь собираются еще гостить у нас? — спросил Арктур, услышав движение в другой части дома.

Кэтрин почувствовала его заинтересованность и сузила глаза.

— Да, они еще погостят некоторое время. Твой отец считает, что для них будет разумнее оставаться с нами, пока он не вызовет еще нескольких охранников, чтобы они сопровождали всех нас обратно в Стирлинг.

— Звучит благоразумно, — кивнул Арктур, пытаясь не выдать свою заинтересованность, хотя, конечно же, его мама видела, что это намеренное безразличие, и улыбнулась.

— Она очень красива, — сказала мама. — Жюлиана.

— Да, красива, — согласился Арктур. — Я думаю, что нравлюсь ей.

Мама нагнулась и поцеловала его в щеку.

— Да как же тебя не любить, мой красавчик? А теперь иди и позавтракай с сестрой; а то я уверена, что она будет упрашивать Сеону дать ей побольше сладостей, что чревато для нее бессонными ночами.

Арктур направился вниз, проходя по тому самому коридору, который предыдущей ночью был наполнен дымом от выстрелов и звуками битвы. Тел на полу, заливающих ковры кровью, уже не было, и прислуга вычищала оставшиеся пятна.

Ему все еще не верилось, что те люди пытались убить их прошлой ночью. Сама мысль о том, что люди готовы убить беспомощных мирных граждан всего лишь ради денег, казалась нелепой; если из прочитанной истории он вынес какой-нибудь урок, то именно такие понятия закрепились у него в душе. Казалось, убийство ради славы, известности, земли или свободы — более благородные идеалы, ради которых можно было убить или умереть; но Арктур Менгск в ближайшем времени не планировал ничего подобного.

Он поставил ногу на ступеньку; дерево скрипнуло. Перила были расщеплены шипами «карателя», кругом валялись вырванные куски дерева. На мраморных и гипсовых стенах остались многочисленные следы от попаданий шипов.

Спустившись, Арктур услышал голоса из столовой. Дверь была приоткрыта, и он остановился, узнав громовой голос отца и более сладкозвучные тона Айлина Пастера.

Арктуру было интересно, о чем они говорят, и он подкрался ближе к двери.

— …именно поэтому нам, как никогда, нужна твоя помощь, Айлин, — сказал отец. — Корхал не справится с этим в одиночку. Мы собираем силы, но без поддержки Умоджи Конфедерация уничтожит нас.

— Я понимаю, — ответил Пастер, — но ты также должен понять ненадежность нашего положения. Недопустимо, чтобы Умоджу уличили в открытой помощи тебе, Ангус. Нам приходится нелегко из-за отпора влиянию Конфедерации, а быть публично связанными с таким подстрекателем как ты, станет отличным поводом для усиления их давления. Совет Правления охотно предоставит твоим людям все необходимое, но о нашем участии никто не должен знать.

— Это данность, Айлин, но настал переломный момент. Нападение прошлой ночью только лишний раз доказывает, что они в безвыходном положении. У меня есть сторонники в Сенате и по всему Корхалу, которые могут поднять шум, и ты хорошо знаешь, что локальные восстания поднимаются по всему сектору. Для уничтожения старого порядка нужен всего один яркий пример того, что Конфедерацию можно побороть. И Корхал может быть таким примером, но только с вашей поддержкой.

— И ты ее получишь, но за такие речи… тебя будут называть террористом.

— Я предпочитаю термин "борец за свободу", — сказал Ангус.

— Это уже зависит от того, победишь ты или нет.

— В таком случае, мне необходимо удостовериться, что я буду победителем.

Арктур знал, что услышанные слова имели огромное значение, но он не улавливал их смысл. Что отец мог планировать такого, чтобы на него повесили ярлык террориста? Уже само определение было ярким, вызывающим образы мрачных мужчин, что таятся в укромных местах и планируют смерть невинных, преследуя какие-то свои дьявольские цели.

Мысль о том, что его отец может быть таким человеком, пугала Арктура; а его твердое представление об Ангусе Менгске как о — пусть влиятельном, обладающим могуществом, но все-таки — добром человеке, теперь казалось хрупким, как стекло.

Пока такие мысли мелькали в голове Арктура, он услышал шаги. Юноша слишком поздно осознал, что звук приближается к двери, у которой он стоял и подслушивал. Арктур хотел отойти, но не успел, — чья-то тяжелая рука схватила его за рубашку и втащила в столовую, где они уже встречались прошлой ночью.

— Ты что шпионишь за мной!? — вскричал Ангус. — Что ты слышал?

Арктур вырвался из рук отца.

— То, что ты террорист! — прокричал он.

Ангус развернул его и толкнул на один из стульев.

— Ты ничего не слышал, сын, — сказал Ангус. — Эти слова не предназначены для таких как ты.

Арктур посмотрел на Айлина Пастера. Мужчина явно был удивлен и обеспокоен тем, что Арктур подслушал разговор.

— Что ты собираешься делать? — спросил Арктур. — Ты собираешься убивать людей?

Отец уставился на Арктура. Холодный серый взгляд проник в самое сердце сына.

Арктур понял, что отец для себя принял какое-то решение.

Пастер также это заметил и сказал:

— Ангус… ты уверен?

— Да, ему ведь уже скоро восемнадцать. Пришло время вести себя как мужчина, поэтому я буду обращаться с ним как с мужчиной.

Арктур почувствовал нервную дрожь от слов отца.

Неужели сейчас с ним будут говорить по-взрослому, как он мечтал все эти годы.

— Ну что, мальчик, ты готов стать мужчиной?

Арктур подумал какую-то долю секунды и ответил:

— Готов.

— Хорошо, — сказал Ангус. — Я с уважением отнесусь к этому. Но ты должен понимать — то, о чем я тебе собираюсь рассказать, не должно покинуть эту комнату.

Ангус протянул Арктуру руку.

— Поклянись мне, и я все тебе расскажу.

— Клянусь, — сказал Арктур, пожимая руку отца.

— Очень хорошо, — сказал Ангус, присаживаясь рядом с Арктуром и закидывая ногу на ногу. — Ты, конечно же, в курсе, что я всеми фибрами души терпеть не могу коррупцию Конфедерации, но все намного сложнее. Старые Семьи все контролируют из своего столичного мира, Тарсониса, и весь аппарат Конфедерации ориентирован на поддержание их власти, эксплуатируя и разворовывая управляемые ими планеты. Ну, в общем, все.

— Ты собираешься бороться с Конфедерацией? — спросил Арктур. — Почему?

— Потому что кто-то должен, — сказал Ангус. — Их империя распространилась слишком далеко, нужно только толкнуть в определенном месте, чтобы она рассыпалась, как карточный домик. Людей тяготит ярмо Конфедерации, запах восстания витает в воздухе — его можно почувствовать.

— Ты собираешься объявить войну Конфедерации, — недоверчиво сказал Арктур.

— Не совсем войну, — ответил Ангус. — По крайней мере, пока.

— Терроризм, — сказал Арктур. — Так это называется?

— Не сомневаюсь, что некоторые так и будут это называть, но если ты хорошенько подумаешь, то поймешь: то, что делает Конфедерация, легко может быть истолковано как терроризм.

— Уверен, что это не одно и то же.

— Да неужели? — хмыкнул Ангус. — Разве цель терроризма не в том, чтобы убивать и калечить людей, неважно кого, лишь бы заставить их подчиняться приказам? А разве Конфедерация не проводит военные операции в качестве устрашения, чтобы заставить население плясать под свою дудку?

— Но в этом-то и разница, — сказал Арктур. — Это уже война.

Ангус покачал головой.

— Не совсем так. В конце концов, цель войны не в том, или, по крайней мере, не должна быть в том, чтобы убить всех до единого в армии противника. Однако при уничтожении достаточного количества живой силы, их лидеры начинают больше бояться продолжения войны, чем капитуляции.

— Тогда, исходя из твоих рассуждений, любые военные действия попадают под определение террористического акта, — принуждение через устрашение с применением насилия.

— Именно, — подытожил Ангус, довольный тем, что добился своего.

— Но ты же не собираешься убивать людей? — уточнил Арктур.

— На войне люди умирают. Это печально, но неизбежно, — ответил Ангус. — Я бы хотел, чтобы все было иначе, но Конфедерация принесла войну с собой. Однако, в отличие от них, мы не будем причинять вреда мирному населению. Нашими целями будут только военные объекты.

— И все равно это неправильно, — сказал Арктур. — Все равно будут умирать люди, и убивать их будешь ты.

Ангус откинулся на спинку стула. Его лицо выражало разочарование.

— Я думал, что ты достаточно взрослый, чтобы понять необходимость таких действий. Вижу, что был неправ. Ты все еще ребенок, и думаешь как ребенок. Ты еще не способен увидеть реальный мир за пределами своего эгоистичного внутреннего мирка.

Слова отца уязвили его до глубины души, и Арктур вспыхнул от обиды. Он поднялся и резко направился к двери.

— Ангус… — прошипел Айлин Пастер.

— Сын! — рявкнул Ангус. — Ты никогда и нигде не должен упоминать об этом разговоре! Ты понял? Никогда!

— Я понял, — огрызнулся Арктур.

 

Глава III

Солнечный свет пробивался сквозь деревья и блеском отражался от несущихся по дороге в Стирлинг наземных машин. Их было шесть, в одной из которых находилась семья Менгск, в другой Айлин Пастер с дочерью, в остальных четырех ехали вооруженные люди.

Это были «Терра-кугуары» пятьдесят восьмого года. Старая модель наземных машин, любимая многими сенаторами Корхала за тяжелое армированное шасси и толстое бронепокрытие, предотвратившие не одно покушение.

На двух машинах были смонтированы станковые «каратели». На большой скорости конвой поехал по широкой полосе дороги. Впереди в полукилометре от него три ховербайка «Cтервятник» следили за редким движением транспорта на пути их следования.

Этим утром движение было незначительным. Тем не менее, Эктон Фелд решил не рисковать. Он приказал охране сначала стрелять и только потом задавать вопросы. Если кто-то вдруг выживет после гранатометного залпа "стервятников". Конфедерация уже как-то пыталась убить Ангуса Менгска, и Фелд ни секунды не сомневался, что она попробует это снова.

Арктур любовался мелькающим за окнами пейзажем, пышная зелень смешивалась с роскошной желтизной осенних тонов, как на картине, размытой дождем. Летняя усадьба семьи Менгск находилась в шестидесяти километрах к югу от Стирлинга, сельская местность по пути к городу была одной из самых зеленых и пышных на Корхале, хотя с каждым годом эта красота угасала, так как городской промышленный комплекс расширялся все больше и больше.

Его отец выбрал это место благодаря тому, что оно достаточно удалено от Стирлинга, чтобы можно было вырваться из беспрестанной суеты политики Сената и бизнеса, но в тоже время относительно близко, чтобы всегда находиться в курсе всех событий.

С каждым километром, по мере приближения к академии, настроение Арктура ухудшалось. Отец сидел напротив, с каменным лицом, улыбаясь каждый раз, когда на него смотрела жена. Дороти сидела у матери на коленях рядом с Арктуром. Девочка крепко сжимала Понтия, выглядывая из поляризованного, бронированного окна наземной машины.

Посмотрев на лицо сестры, озаряемое беспечной радостью, Арктур улыбнулся. Ему захотелось вернуться в те времена, когда жизнь была намного проще. Дороти волновал только Понтий, сладкие конфеты и присутствие папы рядом. Ей пока не нужно было следить за тем, чтобы не разочаровать кого-либо, или играть роль того, кем она не хочет быть.

Что бы она ни делала, Ангус души в ней не чаял, и это раздражало Арктура. Но это раздражение быстро проходило, так как он понимал, что глупо ревновать к четырехлетнему ребенку.

Несмотря на замечания матери о цвете листьев и красоте пейзажа; и энтузиазм Дороти по поводу поездки, атмосфера в машине веяла напряженностью. После грубого разговора прошлым утром в столовой, Арктур не обмолвился даже парой слов с отцом. И никакие примирительные слова матери не могли устранить эту возникшую пропасть, которая с каждой минутой тишины только росла.

Арктур не отрывал взгляда от пейзажа за окнами, пока машина проезжала мимо невысоких холмов, направляясь к южной части города. Несмотря на постоянный рост деловой сферы, Корхал оставался непокорным зеленым миром. Власти планеты оказались достаточно предусмотрительными и заложили в бюджет возобновляемые источники энергии и приняли закон о соблюдении чистоты атмосферы.

В результате, Корхал являлся одним из немногих миров Конфедерации, что сочетал в себе процветающий центр торговли и промышленности и славный край для проживания и туризма. Арктур еще не покидал планету, но его стремления лежали вдалеке от небес Корхала. Он хотел путешествовать в межзвездном пространстве и исследовать новые миры. Он хотел сколотить состояние собственными руками, а не просто унаследовать, как это сделал его отец.

Тот факт, что отец тоже неустанно работал, как только достиг совершеннолетия, Арктуру как-то не приходил в голову. Не то чтобы юноша был против наследования богатств, титулов и положения в обществе — традиции династий Корхала были четко расписаны — но он хотел стать известным, как человек, который достиг вершины всего, только за счет своих собственных способностей. Он хотел, чтобы люди смотрели на него и знали, — все чего он добился, он добился через пот, кровь и самопожертвование.

Его мысли о будущем прервались, когда просветы между деревьями превратились в мерцающее серебряное решето. Появлялись первые признаки цивилизации. Несмотря на плохое настроение, Арктур улыбнулся. В распадках между холмами он уже различал дразнящее мелькание Стирлинга.

Огромный город, Мекка возможностей для самореализации, представлял собой яркий пример того, чего могут достичь люди за два столетия от начала колонизации планеты. Арктур любил городскую атмосферу: изобилие, развлечения, суета, вездесущие пестрые толпы людей. Все, чего бы не пожелал человек, он мог найти в Стирлинге. И даже больше, если знать, где искать.

Машина перевалила через тянущуюся вдоль дороги гряду холмов, и город открылся взору Арктура целиком.

Несмотря на то, сколько раз он его уже видел, этот вид не переставал его поражать.

Стирлинг походил на застывший след упавшей в лужу капли ртути. Серебряные верхушки устремленных ввысь сооружений величественно возвышались в центре города, постепенно уменьшаясь в размере по мере приближения к его границам.

Невообразимая сеть эстакад окружала и пронизывала яркую столицу, как сотни темных шерстяных нитей, и город сиял ослепительными отражениями от неостали и стекла, из которых были построены почти все здания.

Архитектура Стирлинга не отличалась изысканностью. Большинство башен и шпилей принадлежали либо какой-нибудь мегакорпорации, либо какому-нибудь представителю Старых Семей. В связи с чем, каждый из владельцев старался превзойти соседей высотой и монументальностью сооружения. Грациозные закругленные стены когда-то ограничивали город, но с развитием торговли немалая часть инфраструктуры оказалась далеко за этими стенами.

Владения самых богатых семей Корхала находились за стенами Стирлинга, и семья Менгск не была исключением.

Небесный шпиль Менгск представлял собой мощное, похожее на крепость строение, которое возвышалось над ближайшими сооружениями: Континентал-билдинг, Башней «ЛарсКорп» и филиалом «Сети Новостей Вселенной» на Корхале. Арктур ненавидел Небесный шпиль, — его угловатые черты в неоготическом стиле никак не сочетались с плавным и элегантным дизайном соседних зданий.

По мнению Арктура, это было архитектурное воплощение его отца: холодное, безжалостное и бескомпромиссное.

По мере приближения к городу движение становилось интенсивнее, «стервятники» вернулись и окружили машины, как квочки, защищающие цыплят. Арктур наблюдал за транспортным потоком, который, казалось, жил своей жизнью, двигался в своем ритме; и, вглядываясь в проносящиеся мимо лица, он думал о жизнях этих людей.

Каждый представлял собой автономный мир, вокруг которого вращалась вселенная, и Арктур тщетно пытался подобрать подходящие истории под каждое лицо — он пытался представить себе, что за судьбы у этих людей. Какие у них мечты и стремления? Что поднимает их с постелей каждый день и влечет на фабрики и в офисы Стирлинга?

Любовь? Амбиции? Желание? Жадность?

В наблюдении за торопящимися на работу людьми перед Арктуром проплывала вся человеческая жизнь — смех, ссоры, невозмутимая тишина и тысячи других вещей. Он видел, как беседуют мужчины и женщины, отцы и дети, любовники и коллеги, каждый маленький мир своих собственных надежд и грёз о будущем.

Молодая девушка с желтой лентой в волосах села на пассажирское сиденье в машину неподалеку от них. Она заметила, что Арктур на нее смотрит, и помахала в ответ. Он улыбнулся и тоже махнул рукой, чувствуя необъяснимую близость к этим людям Корхала, чувствуя, что в какой-то степени он свой среди своих. Он ощущал родство с окружающими, некую связь с теми, с кем он делил родной мир. Подобные чувства посетили его впервые.

Машина девушки съехала с автомагистрали и исчезла из виду. Арктур снова обратил внимание на город, в стеклянных и стальных каньонах которого утонул кортеж Менгск.

Напряженная тишина в салоне машины нарушилась, когда автомобиль приблизился к зданию нового Форума Ассамблеи Корхала.

Или что считалось новым Форумом Ассамблеи Корхала.

Башенные краны и громадные землеройные машины бездейственно стояли вокруг чудовищного недостроенного здания из бетона и атмосфероустойчивой стали; казалось, оно подверглось налету мародеров. Неподалеку располагались несколько сборных лачуг, но, казалось, ни людей, ни роботов, работающих тут, не было.

Арктур не был признанным эстетом, но даже для его нетренированного глаза это сооружение, казалось, являлось порождением ужаснейших кошмаров умалишенного архитектора.

— Посмотрите, — Ангус Менгск указал на недостроенное здание. — Я даже не знаю, что может быть более наглядным символом морального упадка и коррупции Конфедерации.

— Дорогой, пожалуйста, не начинай, — попросила Кэтрин.

Но Ангус не мог не высказать свое возмущение.

— Зачем, спрашивается, нам новое здание для Сената? Чем им не угодил Палатинский Форум? Да, он старый, но имеет свою изюминку и хранит традиции. Эта очередная неудача с постройкой подводит итог всему, что не так с Конфедерацией: деньги, выкачанные коррумпированными чиновниками, развращенные приоритеты и надменное безразличие к общественному мнению. Вы в курсе, что затраты увеличились до пятисот миллионов и более, и продолжают расти? А изначальная смета составляла шестьдесят три миллиона! И куда же делись эти деньги? На безрассудные затраты, типа регистрационного стола из дорогущего чау-сарского дерева или взяток городским чиновникам Конфедерации. Они «работают» над зданием уже шесть лет, и, кажется, не видать этому конца и края. Ну да, говорят, что закончат к концу этого года, но посмотрите… Неужели это соответствует действительности?

— Нет, дорогой, не соответствует, — покорно ответила Кэтрин.

— На самом деле, людям известно о Конфедерации лишь то, что за все надо платить в четыре раза дороже. А все из-за решающих любые дела взяток и дюжин новых «налогов», которые неожиданно применяются к какому-либо проекту, не предназначенному для набивания карманов Старых Семей.

— Тогда ты должен благодарить Конфедерацию за боеприпасы, — сказал Арктур.

— О, я и благодарю, сын, — сказал Ангус, забыв в пылу гнева о напряжении между ними самими. — Весь этот проект стал общественной катастрофой, о которой, слава Богу, даже СНВ не боится сообщать. И я твердо намерен этим воспользоваться.

И отец Арктура продолжил перечислять многочисленные дефекты в конструкции сооружения, а также ошибки в технологиях по которым его строят. Вернее, не строят.

Арктур перестал обращать внимания на слова отца, как только недостроенное здание пропало из вида.

В глубине города ощущение колоссальности небоскребов лишь усилилось. Кортеж летел в полумраке улиц. Арктур чувствовал, как пробегает по спине холодок, когда водитель ловко подрезал машины в потоке транспорта.

Улицы были заполнены элегантными и успешными людьми, но лишь некоторые из них обернулись на проносящийся мимо кортеж. Подобное зрелище было вполне естественным для Стирлинга, ввиду того, что многие сенаторы и промышленные магнаты предпочитали такой способ перемещения.

Ангус протянул руку и активировал коммуникатор на подлокотнике.

— Айлин, — сказал он. — Мы подъезжаем к Академии, где высадим Арктура. Поэтому мы чуть-чуть отстанем. Будем надеяться, что на этот раз он никуда не денется.

Последняя реплика предназначалась для ушей Арктура. Но юноша проигнорировал колкость отца. Кэтрин положила руку на плечо Ангуса и с неодобрением посмотрела на него.

— Хорошо, Ангус, — ответил Айлин Пастер. — Я буду ждать вас в Небесном шпиле.

Когда коммуникатор отключился, Арктур вздохнул. Машина проезжала мимо цветущего парка и игровых площадок Стирлингской академии. Здания поредели, утратили грубость форм и размеров, так как кортеж въехал в центр культуры и наследия. Где из перспективной молодежи лепили законопослушных граждан Конфедерации.

Арктур хорошо знал этот район, несмотря на то, что директор Стигман запрещал покидать огражденный стенами охраняемый кампус академии. Арктур решил, что на него такое незначительное правило не должно распространяться, и он — вместе с любителями приключений — частенько посещал экзотический, освещенный неоновыми огнями ночной город.

Разумеется, папа и мама не были в курсе таких «маневров», но чем меньше они знали о похождениях сына, тем лучше. По мнению Арктура, родители должны знать, как можно меньше о делах своих отпрысков, потому что, если они хотя бы начнут догадываться обо всех проделках, то обязательно попытаются установить запреты.

Огромный часовой шпиль академии возвышался над безукоризненно ухоженным рядом деревьев. Арктур вздохнул, предвидя последующие шесть месяцев просиживания в стерильных классах, «смешки» знающих о политике и истории намного меньше него болванов, которые только и делали, что болтали о великой судьбе, ожидающей выпускников.

Юноша тряхнул головой, чтобы избавиться от невеселых мыслей, так как машина замедлила ход и повернула на дорогу из гравия, ведущую к контрольно-пропускному пункту академии.

КПП представлял собой старую кирпичную сторожку и пару деревянных пильных козлов, загораживающих дорогу к кампусу, перед которыми было расставлено несколько оранжевых пластиковых конусов. Машина притормозила у сторожки, из которой появился Старый Алкаш. Сторож наклонился и осмотрел находившихся в машине людей.

Старый Алкаш, так звали студенты почтенного привратника. Арктур никогда не задумывался над тем, как его зовут по-настоящему. Уже с самого утра от старика за милю несло спиртным. Распухший нос и одутловатые щеки профессионального алкоголика изобиловали прожилками лопнувших капилляров.

Арктур почувствовал, как от привратника пахнуло алкоголем, и сморщил нос.

«Рановато начал», — сделал вывод парень.

— Доброе утро, мистер Менгск, — сказал Старый Алкаш, снимая фуражку при виде Ангуса. Лишь единицы людей на Корхале не знали отца Арктура в лицо. Его "показушная" политическая позиция и практически постоянная ругань с Конфедерацией, всегда были в центре внимания репортажей СНВ.

Ангус был известен во многих кругах Корхала, но в местах, на которые он тратил много денег, — а академия была таким местом — его чествовали, и прислуживали ему как особе королевской крови.

Старый Алкаш пошаркал к козлам и с кряхтением убрал их с дороги. Потом он собрал конусы и махнул машине. Водитель дал газу, и машина проехала вперед.

— Десять миллионов на «усиление мер безопасности», чтобы защитить сыновей и дочерей Корхала от нападений повстанцев, — сказал Ангус, качая головой, когда мимо пронеслось тупое ухмыляющееся лицо Старого Алкаша, и машина въехала на территорию академии. — Дорогая, ты помнишь тот благотворительный бал, который академия устроила, чтобы собрать деньги на улучшение этих самых мер безопасности?

— Да, помню, — сказала мать Арктура с ноткой отвращения. — Этот мерзкий директор Стигман вел себя как какой-нибудь скользкий торгаш, всеми силами выпрашивая эти деньги. Весьма неприятный был вечер.

Ангус кивнул.

— Я пожертвовал более полумиллиона в тот фонд, и теперь вижу, какую безопасность они на них купили: пара деревянных досок и несколько дорожных конусов, передвигаемые неподобающе одетым толстяком. Держу пари, большая часть тех средств ушла Стигману в карман.

Арктур запомнил на будущее эту деталь и уставился на громаду Стирлингской академии, возвышающейся над прекрасно ухоженным лесом и бескрайними просторами пышной зеленой травы. Лужайку украшали лучшие образцы фигурной стрижки, а молодежь уже практиковалась с рапирами под бдительным надзором Мастера Миямото.

— Если бы не уровень здешних преподавателей, я бы предпочел учить мальчика сам, — продолжил Ангус, и Арктур еле удержался, чтобы не рассмеяться от этой мысли.

Почти столетнее здание было построено из полированного серого гранита; от него просто веяло богатством. Величественная галерея с колоннами прикрывала вход, а треугольный фронтон был украшен изображениями героических личностей и знаками академического и военного отличия.

Резные статуи, стоящие в нишах по всей длине зданий, и замысловато вырезанные узоры заполняли пространство между высокими, узкими окнами. Несмотря на то, что здание было старым — одним из старейших на Корхале, — его карнизы и крыши были оборудованы сложными системами наблюдения и прослушивания; хотя, зачем профессорам было нужно следить за студентами, оставалось для Арктура загадкой.

Прохрустев по гравию, "Терра-кугуар" остановился у широкой каменной лестницы парадного входа в Академию. Одетый в ливрею швейцар спустился по ступенькам и открыл заднюю дверь машины.

— Тебе пора, дорогой, — сказала Кэтрин Арктуру.

Арктур кивнул и посмотрел на Дороти.

— Скоро увидимся малышка! — попрощался он с сестрой. — Я напишу тебе кучу писем, и мамочка прочитает их тебе.

— Я умею читать, глупый. — Дороти надула губки. — Сама прочитаю.

— Ну разве не умница! — засмеялся Арктур.

Дороти бросилась к нему на шею и крепко обняла.

— Я буду скучать по тебе Арктур!

Парень захлопал глазами от удивления. Обычно Дороти с трудом выговаривала его имя, коверкая звуки и называя его то "Актур", то "Арктрур". Но сейчас она произнесла имя без ошибок.

Арктур освободился от объятий Дороти и передал сестру матери. Кэтрин тепло улыбнулась ему.

— Остался только один семестр, дорогой, — сказала она Арктуру. — И затем все дороги в мир будут для тебя открыты. Я обещаю. Постарайся, если не ради себя, то ради меня. Хорошо?

Арктур глубоко вздохнул и кивнул. Он без угрызений совести мог обмануть надежды отца, но когда чувствовал, что подвел мать, это задевало его за живое.

— Все в порядке, — ответил Арктур. — Я закончу обучение.

— Лучше бы так и было, — проворчал Ангус. — Потому что я не хочу тебя видеть раньше твоего выпускного. Понятно?

Арктур не потрудился ответить. Он вышел из машины, слегка злорадствуя, заметив каким испепеляющим взглядом мать наградила отца.

Но это было слабым утешением. Неприятный осадок все равно остался в его сердце.

Однако, как только он получит образование, то сможет отправиться куда угодно.

Куда-нибудь подальше от Ангуса Менгска. Так далеко, насколько это возможно.

Через три месяца, обязательство торчать здесь утратит силу.

Директор Стигман недвусмысленно дал понять Арктуру, что тот все еще студент только благодаря отцу. Который очень много делает для академии. Арктур то и дело слышал в свой адрес предупреждения: что он ступил на тонкий лед, балансирует на лезвии ножа, ходит по краю пропасти, и другие избитые фразы.

Занятия шли как обычно, если не считать дополнительного внимания, уделяемого Арктуру со стороны персонала Академии. В том, что к этому приложил руку отец, парень не сомневался. И, из-за этого внимания, он лишился возможности исчезать вечерами в город, чтобы развеять невыносимую скуку.

Арктуру казалось, что вся академия следит за его персоной, и что даже бывшие дружки-единомышленники предупреждены об опасности общения с ним.

Таким образом, в последний семестр, большую часть свободного времени Арктур провел в библиотеке академии, читая и перечитывая медиа-книги какие только попадались под руку. О политике, о геологии, о психологии или войне. Многие книги он уже практически выучил наизусть, но каждое перечитывание позволяло глубже проникнуть в смысл и суть произведения.

Арктур, как и обещал, писал письма Дороти. Получаемые ответы служили ему поддержкой и одной из немногих маленьких радостей. В этих письмах мать сообщала ему, как обстоят дела в мире за стенами Академии. Арктур удивился откровенности, с которой она сообщала ему о бунтах в колониях и мирах Периферии. Их число неуклонно возрастало. Помимо этого, она рассказывала о последних сплетнях в обществе, однако тем, связанных с его отцом старалась не задевать. Но Арктуру не требовалось писем из дома, чтобы знать все о делах своего отца.

Передачи СНВ изобиловали репортажами об его пламенных выступлениях, осуждающих коррупцию Старых Семей и Совета Тарсониса. Одновременно с этим Ангус публично осуждал нарастающую волну беспорядков и волнений на Корхале. Но, несмотря на это, Арктур знал, что за смертью сотен солдат Конфедерации — от результатов взрывов и террористических нападений — стоит он, его отец. И это он подбрасывает уголь в топку.

Подходя к вопросу беспристрастно, Арктур действительно восхищался умением Ангуса демонстрировать непричастность к беспорядкам. Но в тоже время Ангус тонко намекал, что беспорядки — это неизбежные последствия притеснений Конфедерации. Что в свою очередь способствовало росту симпатий к делу Сопротивления.

Поскольку Арктур находился в Академии на положении изгоя, теперь ничто не мешало его однокурсникам, высказывать ему все, что они думают о Ангусе. Многие из них происходили из состоятельных семей, имеющих тесные связи с Конфедерацией, и не находили себе места из-за изобличающих выступлений Ангуса Менгска.

Хотя Арктур не хотел иметь ничего общего с политикой отца, у него хватало здравого смысла признать, что речи Ангуса наполнены глубоким смыслом. Тем не менее, травля, устроенная на него сокурсниками, лишь подогревала обиду на главу семьи Менгск.

Что позволяло Арктуру легче переживать горечь обид, так это предвкушение приятного времяпрепровождения в обществе Жюлианы Пастер.

В тот день, когда Арктур приехал в Академию, он получил от девушки письмо. В нем Жюлиана деликатно поинтересовалась о его здоровье и о возможности встречи в один из дней, когда ему будет разрешено выйти за пределы кампуса. С хирургической точностью Арктур вычислил скрытый смысл заложенный в письме девушки, — за ширмой банальностей чувствовался неприкрытый интерес к его персоне.

Очевидно чувство симпатии, возникшее между ними за то короткое время, что они провели в убежище, окрепло, несмотря на нынешнее "заточение" Арктура. Или, скорей всего, наоборот, благодаря ему.

Арктур написал девушке ответ. Содержание письма пестрело описаниями недостатков однокурсников, глупости преподавателей, и тягот практически тюремного заточения в стенах Академии.

Каждая фраза в письме была тщательно продумана, снабжена вкраплениями остроумия и эрудиции и с достаточной долей самокритики, чтобы не допустить толкования его слов, как бахвальства. Ничего такого, что выставило бы его воображалой. То, что самокритика совершенно надуманная, не казалось Арктуру враньем. В любом случае, получаемые в ответ бурные письма служили лишь подтверждением того, что его «писанина» имеет успех.

В течение всего срока переписки Арктур все больше убеждался, что окончательно очаровал Жюлиану. Он не мог не отметить контраста относительно их первой встречи в бункере. Словно только сейчас Жюлиана оценила его личные качества, и уже присматривается к нему как к потенциальному жениху.

Однако Арктур не забыл ее пьянящей красоты, и в его памяти девушка занимала особое место. Письма к ней стали для него отдушиной, возможностью поспорить или, иной раз, поделиться грандиозными планами на будущее. С другой стороны, желание поддерживать дружеские отношения начало потихоньку угасать. Но Арктур продолжал переписываться с Жюлианой, с надеждой, в конечном счете, затащить ее в постель.

Это станет финалом поставленной задачи. Которая когда-то казалась невыполнимой. Но теперь, как выяснилось, оказалась достаточно простой.

Недели и месяцы проходили как в тумане. Арктур слушал скучные лекции, без всяких усилий выполнял до неприличия простые задания. Конец всему этому забрезжил лишь тогда, когда за две недели до каникул, директор Стигман собрал выпускной курс в главном актовом зале центрального корпуса Академии.

Это была роскошная сводчатая комната со стенами, обшитыми кедровыми панелями, с обрамленными золотом портретами бывших известных студентов, с высокими потолками и дубовыми балками. Каждое утро Стигман устанавливал помост, чтобы становиться за своей кафедрой и обращаться ко всем старшим классам, объявляя результаты спортивных достижений академии и отзывы предполагаемой значимости.

Иногда актовый зал использовался для проведения безупречных балов для учителей или для приема сановников, рассказывающих студентам о преимуществах гражданской службы, или об иных подобных скучных вещах.

Одетые в одинаковую форму студенты тоскливо входили в зал, и Арктур на мгновение задумался о том, как и о чем их сегодня проинформируют. Приближаясь к двери, он услышал взволнованные голоса из актового зала, о том, что их ждет что-то непривычное и из ряда вон выходящее.

Он прошел под сводчатым входом в актовый зал и девизом академии «αἰὲν ἀριστεύειν», который означает «всегда быть лучшим» на одном из мертвых языков Старой Земли.

Перед помостом стояло много неудобных стульев, на которых сидели взволнованные студенты. Директор Стигман стоял за своей кафедрой, по-видимому, очень довольный собой, но внимание Арктура привлекли три громадные фигуры, стоящие по стойке «смирно» позади директора.

Они возвышались над Стигманом, чуть ли не на метр с лишним, словно аршин проглотили, и выглядели просто огромными из-за тяжелой брони из неостали.

Благодаря прочитанной в библиотеке технической литературе, Арктур узнал этот тип брони.

Это были боевые бронескафандры ДВК-300 — новейшая модель, приходящая на смену серии ДВК-200.

Боевые бронескафандры…

Которые носят солдаты десантных войск Конфедерации.

 

Глава IV

Директор Стигман не тратил даром времени и поспешил скорее начать. Как только все старшеклассники уселись, он уперся в кафедру обеими руками и наклонился вперед; Арктур знал, что директор считал эту позу авторитетной. На самом деле, подобная поза только подчеркивала невысокий рост Стигмана; но либо этого никто кроме Арктура не замечал, либо никто не спешил намекнуть об этом директору.

— Нам, несомненно, повезло, — начал Стигман, его гнусавый голос раздражал Арктура, — принимать у себя представителей бравых десантных войск Конфедерации, которые пришли пообщаться с вами сегодня. Их визит для нас — великая честь, и я уверен, что вы горячо их поприветствуете, как положено в Академии Стирлинга.

Последнее замечание, безусловно, было приказом, и юнцы с энтузиазмом начали бурно аплодировать, пока Стигман покидал кафедру. Под гром аплодисментов один из солдат вышел вперед и, прогрохотав тяжелой поступью по деревянному полу помоста, занял место директора.

Остановившись перед кафедрой, десантник снял шлем.

Тут-то и выяснилось, что он — на самом деле она.

И удивительно хорошенькая она!

Женщина-десантник положила шлем на кафедру и улыбнулась собравшимся юношам, которые, достаточно предсказуемо, теперь проявляли гораздо бОльший интерес к этой утренней беседе. За спинами бойцов поднялся занавес, открывая вид на большой экран с проекцией красно-голубого флага Конфедерации, энергично развевающегося на ветру, на фоне золотого заката. Видеоряд сопровождался энергичной музыкой, идущей из акустической системы актового зала.

— Доброе утро. Разрешите представиться — Ангелина Эмиллиан, — начала девушка. — Я капитан 33-й десантно-штурмовой дивизии десантных войск Конфедерации, и сегодня я пришла сюда по просьбе вашего директора, чтобы провести с вами беседу по поводу карьеры в десантном корпусе армии Конфедерации.

Капитан Эмиллиан подошла к краю помоста и уперлась руками в бедра.

— Знаю, о чем вы подумали.

По залу пробежал нервный смешок, намекающий на то, что Эмиллиан лучше не знать, о чем в тот момент подумало большинство парней.

— Вы подумали: «Какого черта я захочу вступить в десантные войска?». Верно? Тем более, как выпускники этой школы, вы, вне всяких сомнений, ожидаете получить легкую и хорошо оплачиваемую работу. Кроме того, десант — это ведь опасно. Вас могут убить. Ведь наш корпус для неудачников, у которых нет других вариантов».

Арктур увидел, как округлились от удивления глаза директора Стигмана. Презентация капитана Эмилиан очевидно начиналась совсем не так, как он себе представлял, и только по этой причине отношение Арктура к симпатичному капитану немного потеплело.

— Ну, если вы так думаете, у меня есть для вас одна новость, мальчики. Вы глубоко ошибаетесь. — Капитан Эмилиан окинула пристальным взглядом актовый зал.

Уверенность и суровое поведение девушки привлекли всеобщее внимание.

— В основе десантных войск Конфедерации лежат три принципа, — сказала Эмилиан, ударяя кулаком в ладонь, чтобы выделить каждый. — Сила. Гордость. Дисциплина. Эти идеалы предоставили возможность Десантному Корпусу и Колониальному Флоту защищать интересы Конфедерации на окраинах галактики в течение вот уже более полутора столетий. И прямо сейчас вы думаете, что десантники — это всего лишь ресоциализированные черепные коробки. Но я здесь для того, чтобы уведомить вас, — это не так. Десантниками становятся люди из всех слоев населения, всех уровней общества, и всех их объединяет одно — преданное служение во благо сохранения нашего образа жизни.

Во время выступления Эмилиан на экране появлялись изображения смеющихся солдат, спускающихся на веревке по отвесным скалам на берегу моря, играющих в пэдбол или катающихся на лыжах по заснеженным горным склонам. Арктуру казалось, что если они так превосходно проводят время, то просто удивительно, как им удается еще и служить.

— Наша армия предлагает бесчисленное множество возможностей для молодых мужчин и женщин увидеть сектор и получить ценный реальный жизненный опыт. Мы вас будем тренировать. Мы вас будем обучать. Мы превратим вас в эффективного воина, которого уважают и которым восхищаются ваши сверстники. Во время службы вы можете выбирать, где и что вы будете учить. Служба пролетит в одно мгновение. Но за этот срок вы обретете такую силу характера, какую вам в себе больше нигде не воспитать.

В этот момент на экране появились бойцы, проходящие полосу препятствий. Мужчины и женщины с рельефными мышцами и привлекательной внешностью кинозвезд. И снова они были веселы, несмотря на суровость физических упражнений. Арктур не без удовольствия отметил, что тот, кто снял этот рекламный ролик, бесспорно, любит визуальные преувеличения.

— В нашем корпусе чтят и блюдут традиции, а попадающих к нам новобранцев ждут многочисленные привилегии. Оплата и условия несения службы постоянно улучшаются, и только примерно пятидесяти процентам рекрутов доводится увидеть настоящее сражение. Но, вооруженный и экипированный по последним технологиям десантник может не опасаться людей, что хотят нарваться на драку. И не забывайте, что ваша служба фиксируется в личном деле. А в сочетании с репутацией этого замечательного учреждения у вас будет ключ от любой желаемой двери, как только вы закончите службу. Жизнь в десантных войсках протекает без ограничений, жизнь во благо Конфедерации и всех в ней. Вы можете стать частью этого, мальчики. Вы можете внести свой вклад. Вы можете проявить себя полностью, и стать тем, кем хотите.

К собственному удивлению, Арктур почувствовал, как наполняющая зал атмосфера энтузиазма, охватывает и его. Сочетание бесконечно повторяющихся изображений красивых, зрелых солдат, с безупречной подачей информации приправленной харизмой Эмилиан, дало нужный эффект. Юноша поразмыслив, пришел к выводу, что, может быть, армейская жизнь не такой уж и плохой вариант.

Капитан Эмилиан отошла немного назад и отдала воинское приветствие присутствующим юношам. Два десантника за ее спиной повторили жест. Последовали оглушительные аплодисменты, и Арктур вдруг осознал, что стоит на ногах, как и все остальные, для того чтобы искупать капитана Эмилиан в овациях.

Девушка улыбнулась и, повернувшись, наклонилась, чтобы пожать руку директору Стигману. Арктуру захотелось рассмеяться от увиденной картины — так нелепо и незначительно выглядел тщедушный человечек рядом с десантником в боевом бронескафандре.

Стигман вернулся к кафедре и поднял руки для установления тишины. Аплодисменты и свист не смолкали еще несколько минут. Когда разгоряченные юноши, наконец, опустились на свои места, Стигман сказал:

— Спасибо, капитан Эмилиан, за столь вдохновляющие слова. Я уверен, что Вы дали нашим старшеклассникам обильную пищу для размышлений.

И снова среди присутствующих послышались подавленные смешки.

— А сейчас, — продолжил Стигман, не обращая внимания на произведенный его словами эффект, — я хочу, чтобы вы чуть-чуть уделили времени на изучение литературы, любезно предоставленной нам десантным корпусом Конфедерации. Занятия возобновятся через час, поэтому у вас будет достаточно времени ознакомиться со всеми буклетами, что вас заинтересуют, и поговорить с сержантами-вербовщиками.

Арктур проследил за взглядом Стигмана и увидел, что вдоль стены актового зала стоят столы с разложенными на них брошюрами и книгами. До этого он их не заметил, всецело увлеченный капитаном Эмилиан и ее шоу-пропагандой. Высокие, симпатичные солдаты, как мужчины, так и женщины, в безукоризненно отглаженных мундирах темно-синего цвета, с поблескивающими нашивками, стояли за каждым из столов, заложив руки за спины.

— Разойдись! — скомандовал директор Стигман, после чего в зале воцарилась суета, так как юноши повскакивали с мест и с нетерпением бросились к столам.

Арктур последовал за толпой. Ему тоже было любопытно взглянуть на то, что же там предлагают.

* * *

— Постой спокойно, пожалуйста, — сказала Кэтрин Менгск, закрепляя бронзовой застежкой красную тогу на плече мужа. — И так тяжело, да еще ты дергаешься все время.

— От этой штуки начинает чертовски болеть шея, — сказал Ангус. — Напомни-ка, почему я должен это носить?

— Традиция, — ответила жена.

— Традиция, — фыркнул Ангус, как будто это было самое мерзкое слово, которое он знал.

— Дорогой, ну ты же не можешь произнести речь на закрытии сессии в Сенате в повседневном костюме.

— Ладно, — сказал Ангус. — Но почему я должен надевать это сейчас? До речи еще целых два месяца.

Эктон Фелд еле сдерживал смех, слушая жалобы и ворчание Ангуса, в то время как Кэтрин поворачивала мужа так и сяк, переделывая покрой и фасон церемониальных мантий сенатора Корхала. Облачение было тяжелым и на вид не очень удобным, но правительственный аппарат Корхала имел старинный обычай помпезности и связанной с этим церемонии.

— Потому что, дорогой, — терпеливо сказала Кэтрин, — тут требуется некоторая корректировка. С тех пор, как ты надевал в последний раз, прошло несколько лет, и ты уже не такой стройный, как раньше.

— То есть ты хочешь сказать, что я толстый, — сказал Ангус.

— Вовсе нет, — весело ответила Кэтрин. — Просто, более государственный.

Ангуса ее слова не слишком убедили. Поймав пристальный взгляд шефа, Эктон Фелд поднялся со стула и направился к балконному окну Небесного Шпиля, чтобы скрыть факт того, что он осмелился подсмеиваться над его неудобным положением.

У окна Фелд поправил кобуру под пиджаком, вздрагивая при каждом движении плеча, из которого доктора извлекли шесть шипов «Карателя». Сказали, что ему повезло остаться в живых: еще бы четыре дюйма в сторону, и легкие были бы пробиты.

Месяцы мучительных пересадок кожи и операций по восстановлению кости предоставили ему массу возможностей проклинать эту удачу — когда переставали действовать обезболивающие, и он оставался один на один с невыносимой болью, которую не мог заглушить даже виски.

Кэтрин продолжала суетиться вокруг Ангуса, и Фелд оставил их наедине. Он активизировал силовое поле, защищающее балкон и верхнюю наружную часть здания. Энергетический щит влетел в копеечку и не только защищал балкон от артиллерийских снарядов, энергетического оружия и электронного наблюдения, но и ограждал от завывающего вокруг сооружения ветра.

Начальник службы безопасности подошел к ручной ковки, металлическому ограждению на краю балкона. Осторожно облокотившись, он подался чуть вперед, чтобы полюбоваться открывающимся сверху видом.

Насколько хватало взгляда, вид везде был отличный.

Последний балкон башни Менгск располагался на сто шестнадцатом этаже здания, около восьмисот метров над уровнем улицы. На севере возвышались горы, похожие на крепостной вал гигантского замка, а к югу пейзаж постепенно приобретал зеленый цвет, пока не доходил до лазурной линии океана.

В такой ясный день далекая береговая линия четко просматривалась, и через оптический прибор наблюдения, установленный на штативе на краю балкона, можно было увидеть летнюю виллу, которая выглядела как белый прямоугольник.

Стирлинг раскинулся перед Фелдом серебряной сетью, с устремленными ввысь башнями, возвышающимися по обеим сторонам Шпиля, как сталагмиты из стали и стекла. Отсюда просматривался масштаб и жизнь города, и эта громадная агломерация, построенная в течение такого краткого периода времени, была доказательством мастерства и самоотдачи людей Корхала.

Более всего впечатляло то, что такие прекрасные результаты были достигнуты в условиях безудержного упадка в Конфедерации в целом. Фелд любил Стирлинг: отсюда он мог видеть зеленый лоскут Марсового Поля, места, где Корхал был признан членом коалиции миров Конфедерации. Давным-давно тот день сулил многообещающие перспективы, но сейчас, когда Марсово поле превратилось в тренировочный плац солдат Конфедерации, оно стало лишь горьким напоминанием того, как все поменялось в худшую сторону.

Как раз напротив Марсового Поля находился Палатинский Форум, дом Сената Корхала. Его бронзовая крыша светилась как сигнальный маяк, мерцая на солнце, словно кипящее золото.

— Воодушевляет, да? — сказал Ангус, неожиданно появившись рядом с Фелдом. — Живой пример того, к чему нужно стремиться.

Для достаточно тучного человека, Ангус Менгск, когда хотел, мог двигаться удивительно бесшумно. Фелд не услышал, как он подошел.

— Да, вид стоящий, — согласился Фелд.

— Жемчужина в короне Конфедерации, как они называют нашу планету.

— Так и есть. А теперь ты хочешь умыкнуть эту жемчужину?

— Прямо у них из-под носа, — улыбаясь, сказал Ангус. — Эта жемчужина им не принадлежит. Больше не принадлежит.

— И что будем с ним делать, если победим? — спросил Фелд.

— Если победим? — спросил Ангус. — Ты думаешь, что мы не сможем одержать победу над конфедератами?

— Да мне уже все равно, — сказал Фелд, выпрямившись и расправив плечи. — Я просто хочу им навредить.

— Ну, без этого точно не обойдется, друг мой. Даже не сомневайся, — пообещал Ангус.

— Ты действительно думаешь, что мы их одолеем?

— Конечно, одолеем, — подтвердил Ангус, кивая. — Я не занимался бы тогда всем этим, если бы не верил в плачевный для них исход. Может быть, мы не успеем этого увидеть, но то, что мы сейчас тут затеваем, станет началом чего-то исключительного. Даже лавина начинается с падения одного камешка.

— Это верно, — признал Фелд.

— Сфера влияния Конфедерации растет, — продолжил Ангус, распаляясь все больше, что происходило с ним всегда, когда в разговорах задевалась тема столь ненавистной им коррупции, — но люди, способные как-то влиять на это, до сих пор не осознают, что верхушка этой власти — злокачественная опухоль.

— Почему вы думаете, что все именно так? Неужели все настолько очевидно?

— Ну конечно, очевидно. Только вот осознание проблемы принуждает брать на себя моральное обязательство что-то с этим делать, что-то предпринимать. — Ангус поморщился. — Однако слишком многие совершенно не желают во что-то влезать.

— Но не вы?

— Старые семьи и Совет могут поставить меня в затруднительное положение, я согласен, но все дела Менгсков вполне автономны. Нам принадлежат все процессы на моих предприятиях, начиная от заводов ховеркаров и заканчивая производственными линиями рекламного искусственного интеллекта. Для них нет лазеек, чтобы нас прижать.

— Легальных лазеек.

— Не сомневаюсь, что конфедераты потратят деньги на любое количество пиратских шаек или наемных группировок, чтобы доставить нам неприятности по всему миру, но мы уже зашли слишком далеко, чтобы сдаваться. Очень скоро мы будем готовы организовать кое-что помасштабней, чем установка бомбы или засада на отряд военных. Скоро мы сможем объявить настоящую войну.

Фелд услышал в голосе Ангуса нескрываемое наслаждение и подумал о том, реально ли сенатор понимает, что поставлено на карту в этой борьбе со страшной силой Конфедерации. Уже понесены человеческие потери, а войска Конфедерации предпринимает решительные меры по всему Корхалу.

Ранние утренние нападения на тех, кого они подозревали в террористической деятельности, стали обычным делом. Только благодаря тому, что Фелд настоял средствах защиты от утечки информации и изоляции друг от друга активных ячеек, недавно образовавшееся движение Сопротивления сохраняло живучесть.

Пока Корхал еще не находился на военном положении, но вряд ли Конфедерации потребуется много времени для форсирования событий.

— Чтобы научиться бегать, научись сперва ходить, — предостерег Фелд. — Если мы будем торопить события, мы рискуем лишиться всего.

— Ты прав, конечно, — сказал Ангус. — Но близится время, когда чаша весов склонится на нашу сторону и, если мы не начнем действовать к этому моменту, то мы его упустим. И этот момент уже скоро наступит, Эктон. Оружие и технологии Умоджи делают нас сильнее с каждым днем. Наши люди уже почти настолько же хорошо экипированы, как и армия Конфедерации.

Это действительно так, подумал Фелд. Каждый день с Умоджи прибывали поставки «промышленных деталей», которые проходили через ряд фиктивных корпораций и по обходным торговым маршрутам. Промаркированные как безопасные, сопровождаемые всеми положенными документами, грузовые контейнеры были набиты оружием, боеприпасами, взрывчаткой, скафандрами и технологиями, — всем тем, что позволит борцам за свободу Корхала посеять хаос среди конфедератов, — если будет на то воля Ангуса Менгска.

— Никогда не думал, что Айлин Пастер отважится нам помочь.

— Айлин — хороший человек, не надо его недооценивать, — сказал Ангус. — Уверен, что он нам помогает, преследуя выгоду Умоджи, а не нашу личную. Но я принимаю любую помощь.

— Он все еще намерен вернуться на Корхал, к твоему выступлению на закрытие сессии в Сенате?

— Конечно. Они с Жюлианой возвращаются сюда в конце этой недели.

— И дочь его будет? — не скрывая раздражения, спросил Фелд. — В задачи службы безопасности это не входило. Могут быть осложнения. Почему мне не сообщили?

— Я узнал об этом сегодня утром, — безразличным тоном произнес Ангус. — Скорей всего, это мой сын пригласил дочь Айлина сопровождать его на выпускном балу. И она согласилась.

Фелд отвернулся, проклиная Арктура за добавление лишней работы и так уже перегруженной службе безопасности. Помимо мероприятий, обеспечивающих сверх-безопасность, какие он организовал после нападения на летнюю виллу, Фелд закрепил отдельного человека за каждым членом семьи Менгск.

Кэтрин было относительно легко защитить, так как она постоянно находилась с Ангусом, а Дороти сопровождали по дороге в дошкольную группу и обратно. Но, казалось, Арктуру доставляет удовольствие усложнять жизнь Фелда, и это, конечно же, был один из способов испытания терпения начальника службы безопасности.

— Отлично, — вздохнул Фелд. — Еще одна проблема, без которой я мог вполне обойтись. Как будто вы недостаточно все усложняете.

— Знаю, что ты собираешь сказать, Эктон, и ответ по-прежнему нет.

Фелд знал, что бороться с Ангусом безнадежно, но это его не остановило.

— Послушай, — сказал он. — Тебе необходима усиленная охрана по дороге в Форум. Ты слишком уязвим, и если не позволишь мне увеличить количество телохранителей, я не могу гарантировать твою безопасность.

— Я уже говорил, — сказал Ангус таким тоном, словно ему надоело уже это повторять. — Я не пойду в Сенат в окружении вооруженных солдат. Я не могу выглядеть как путешествующий военный вождь. На нынешний момент я должен олицетворять мир.

— Но…

— Никаких но, — отрезал Ангус. — Закроем эту тему. Я и так согласился раскошелиться на дорогущее индивидуальное силовое поле, которое меня не очень устраивает, но солдаты меня окружать не будут. Форум — место демократии и дебатов, и Леннокс Крейвен назовет меня тираном или узурпатором, если я войду с вооруженным людьми за спиной.

— Это ваши похороны, — сказал Фелд. — Я просто говорю, что думаю. Эй, а вы знаете, что я мог устроиться на непыльную высокооплачиваемую работенку на Бронтсе? И следил бы там за богатенькими детьми.

— Ну и почему же не устроился?

— Черт, да я бы со скуки подох, и вы это знаете.

— Ты человек действия, — согласился Ангус. — И ты мой друг. Для меня очень много значит то, что ты волнуешься о моей безопасности.

— Просто не забывайте, что силовое поле сможет защищать вас только несколько минут, но этого должно хватить, чтобы успеть доставить вас внутрь Форума.

— Да, ты мне это уже говорил тысячу раз.

Фелд покачал головой, грустно улыбаясь.

— Мне же выплатят положенное, если вы умрете?

— Честно говоря, Фелд, ты еще хуже моей матери.

— Она была здравомыслящей женщиной, ваша мать, — сказал Фелд.

— Да брось, Фелд, не о чем волноваться, — сказал Ангус. — Ты просто гоняешься за призраками, и ничего более.

Начальник службы безопасности ничего не ответил.

* * *

Толпа перед столами рассеялась, и Арктур взял одну из брошюр. Анимированное изображение флага Конфедерации колыхалось под словами. «Десантные войска Конфедерации — место для героев».

Двое десантников, до этого неподвижно стоявшие за спиной капитана Эмилиан, теперь ходили по актовому залу. Они демонстрировали студентам свои бронескафандры и давали подержать в руках гаусс-автоматы ГА-14.

Арктур отложил брошюру в сторону, когда один из сержантов-вербовщиков появился у стола. Парень почувствовал запах полированной латуни, исходящий от униформы человека, и сладкий, слегка дурманящий аромат ружейной смазки. Лицо солдата было открытым и серьезным, но полностью лишено какой-либо индивидуальности.

— Подумываешь о вступлении, сынок? — спросил этот человек.

— Может быть, — сказал Арктур. — Еще не решил.

— Это почетная профессия, сынок, — сказал десантник, и Арктур заметил у него под отогнувшимся воротником формы предательский рубец шрама от ресоциализации.

— А когда вы поступили на службу? — спросил Арктур.

— Шесть лет назад, и никогда не жалел об этом, — машинально сказал солдат, и Арктур уловил оттенок заученности в его словах. — И могу сказать тебе, сынок, что это было лучшим решением во всей моей жизни. Я изъездил весь сектор Корпулу, увидел всевозможные типы миров и встретил множество интересных людей.

— И убили их? — ехидно закончил за него Арктур.

— Давай сейчас не будем об этом, — предложил мужчина. — Как тебя зовут, сынок?

— Арктур Менгск.

— Приятно познакомиться, Арктур. Тебе нужно обдумать все возможности, которые наши войска могут тебе дать. Путешествия, самоуважение, почести, дисциплину…

— Так вам приходилось? — прервал Арктур солдата. — Я имею в виду, убивать кого-нибудь.

— Послушай, Арктур, — сказал сержант, — десантникам иногда приходится убивать людей, но только тех, кто этого заслуживает. Когда плохие парни пытаются убить меня или моих приятелей, они не оставляют мне выбора. А когда кто-то наставляет на тебя ствол, тебе остается только одно, разве нет?

— Полагаю, это зависит от того, почему он наставляет на тебя ствол, — сказал Арктур.

— Нарушаешь порядок, а, Менгск? — раздался голос позади Арктура, и юноша сразу узнал надменный тон директора Стигмана.

— Вовсе нет, сэр, — ответил Артур, поворачиваясь на каблуках. — Просто пытаюсь узнать, что меня может ожидать.

— Ограничения военной службы пойдут тебе только на пользу, Менгск, — сказал Стигман. — Выбьют из тебя всю наглость. Чуток воинских порядков дисциплинирует тебя очень быстро.

— Не думал, что меня нужно дисциплинировать, сэр.

Стигман нагнулся поближе, и Арктур еле сдержался, чтобы закашляться от сильного, неприятного запаха крема после бритья директора.

— Я хорошо знаю таких, как ты, Менгск, — прошипел Стигман. — Будь моя воля, я бы всех вас отправил на службу. Именно военная подготовка превращает мальчика в мужчину.

Директор не успел развить тему, так как на него упала чья-то тень. Арктур поднял глаза и увидел Ангелину Эмилиан. Вблизи она впечатляла еще больше — ее огромный бронескафандр делал ее чуть ли не на метр выше Арктура, который, в свою очередь, сам был достаточно высок.

Над Стигманом девушка возвышалась словно башня.

— А в какой части вы служили, директор Стигман? — поинтересовалась она.

— Прошу прощения?

Капитан Эмилиан приятно улыбнулась, обнажая идеальные зубы в идеальной улыбке.

— Я просто спросила, в какой части вы служили. Срочную службу, в каких войсках?

— Я… эм… не служил, — замялся Стигман. — То есть, как бы это сказать… я не мог.

Арктур прикусил губу, чтобы не рассмеяться над неудобным положением Стигмана, и старался не отрывать взгляд от пола. Когда он поднял глаза, то увидел уставившегося на него директора с пылающим от смущения лицом.

— Могу я наедине поговорить с господином Менгск, — спросила Эмилиан. Стигман резко кивнул и едва ли не бросился прочь от капитана.

— Кажется, я вас люблю, — сказал Арктур, широко улыбаясь.

— Не ты первый, — ответила капитан Эмилиан.

Арктур проследил за удаляющимся директором Стигманом и сказал:

— Он всегда утверждал, что служил, но я всегда подозревал, что он лжет.

— Честно говоря, он подавал заявление на вступление в Колониальный Флот, но провалил вступительные экзамены и не смог пройти медосмотр. Но, между нами скажу, что медосмотр для флота — плевое дело.

— Спасибо, что избавили меня от его общества, капитан, — сказал Арктур.

— Мистер Менгск? — позвала Эмилиан, когда он уже повернулся, чтобы уйти.

— Да?

— Я спасла вас от внимания директора не по доброте душевной. Я действительно хочу с вами поговорить.

— Да? Ну, говорите, — сказал Арктур, довольный тем, что капитан выделила его среди остальных. Он видел, как сокурсники с завистью следят за ним, и наслаждался уделяемым ему вниманием.

— Спасибо, сержант Девлин, — обратилась Эмилиан к солдату-вербовщику, все еще стоявшему по стойке «смирно» за спиной Арктура. — На этом все.

Сержант козырнул.

— Есть, мэм.

Тут капитан Эмиллиан быстрыми шагами начала удаляться, сложив руки за спиной, и Арктуру пришлось быстренько ее догонять.

— А у вас все вербовщики ресоциализированные? — спросил Арктур.

— В основном, да, — ответила Эмилиан. — Они, конечно, не прирожденные ораторы, но зато отлично справляются с ответами на вопросы студентов.

— И что же он сделал? — спросил Арктур. — Сержант Девлин, что он сделал?

— Я не знаю, — ответила Эмилиан. — Эти архивы недоступны. Раз уж ты десантник, ресоциализированный или нет, твое прошлое не имеет никакого значения. Ты десантник, — просто и ясно.

— Все так уравнительно, но я думаю, это не совсем так.

— Да, не совсем. Но неужели лучше знать, что он зарезал всю свою семью разделочным ножом и мириться с этим? Или, может, ему доставляло удовольствие приставать к маленьким мальчикам в парке.

— Я понял вас, — сказал Арктур, оглядываясь на мягкое и доброжелательное лицо сержанта Девлина и представляя его искаженным от гнева, с окровавленным ножом в руке.

— Избранные, гордые, психически неуравновешенные, — сказал Арктур.

— Ты пытаешься смеяться над нами, но ничего не выйдет, Арктур, — сказала Эмилиан, улыбаясь.

— А почему нет?

— Потому что я уже знаю, что ты подумываешь над тем, чтобы присоединиться к нам.

— Я? — спросил Арктур. — А как вы можете это знать?

— Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь. Я видела результаты твоих тестов и читала твою психологическую характеристику. Знаю, что ты обладаешь сильными лидерскими качествами и уверен в себе, благодаря чему люди хотят следовать за тобой. Знаю о твоей проблеме с авторитетными людьми, которых ты считаешь ниже себя, и что твой IQ достигает уровня гения.

— Эти файлы закрыты для посторонних, — сказал Арктур, раздраженный больше ее совершенно верной оценкой его личности, нежели вторжением в личную жизнь. Ему не нравилось, когда кто-то мог его прочесть, как открытую книгу.

— Да, закрыты, но директор Стигман предоставил нам информацию о выпускниках перед нашим сегодняшним визитом. Так гораздо легче подобрать подходящих кандидатов.

— А разве это не противоречит закону?

— Несомненно противоречит.

Арктур удивился такому легкому признанию Эмилиан и улыбнулся, поняв, почему она себе это позволила.

— Вы хотите, чтобы я почувствовал себя свободно, так как делитесь со мной секретом, — сказал он. — Если вы просчитали мой психологический профиль, то думаете, что я буду вам больше доверять, если подумаю, что вы со мной откровенны, и импонируете моим бунтарским задаткам.

Капитан Эмилиан кивнула.

— Очень хорошо. Ну и как, работает?

— Немного, — согласился Арктур, наслаждаясь этими обоюдными откровениями с привлекательной воительницей.

— Так скажи мне, Арктур, — обратилась к нему Эмилиан, наклоняясь над одним из столов, взяв целую кипу разных флаеров. — Чем ты хочешь заняться после окончания академии?

— Я подумывал над тем, чтобы стать изыскателем, путешествовать среди миров Периферии и исследовать окраины космоса. Есть такие планеты, на которые не ступала нога даже конфедератов. Я хочу оставить свой след в истории — дать имя планете, открыть что-то еще невиданное. Вы знаете, обычные…

— Изыскатель, — сказала Эмилиан, — очень почетная профессия. А ты знаешь, что армия может помочь тебе?

— Правда? А как?

— Большинство наших экскурсий проходят в удаленных мирах. Мы все время сотрудничаем с горнорабочими. Тебе будет предоставлена возможность почерпнуть реальный опыт непосредственно от горняков; горняков и им подобных. Не говоря уже об обучении в свободное время. Дальнейшие технические средства обучения на наших судах не имеют себе равных, оборудованных самым лучшим нейронным интерфейсом и мнемо-репетиторами. Ты мог бы овладеть совершенно любыми навыками во время сна.

— Звучит любопытно, — сказал Арктур, удивленный тому, что действительно считает это интригующим.

— Вне десантного корпуса добиться этого гораздо сложней, — сказала Эмилиан, подавая ему флаеры. — С такими результатами тестов, ты спокойно сможешь выучиться на офицера. И как только окончишь срочную службу, будешь волен ехать куда хочешь. Знания, полученные в армии, можно применить и на гражданке.

— Моя срочная служба, — сказал Арктур. — Как долго она будет длиться?

— Сроки у нас в десантных войсках довольно гибкие, — учтиво ответила Эмилиан. — Все зависит от твоего положения и текущего уровня угрозы, установленного Верховным Командованием.

— И каков текущий уровень угрозы?

Эмилиан улыбнулась.

— Низкий, — сказала она.

 

Глава V

День вручения дипломов. Арктур чувствовал, что нервничает от душевного волнения и от мысли, что наконец-то вырвется из заточения Стирлингской академии. После встречи с представителями десантного корпуса Арктур все больше и больше задумывался над тем, чтобы стать одним из них. Он даже заполнил электронный заявочный бланк, правда, пока не подтвердил.

Ему нравилась мысль о том, что можно будет обучиться навыкам изыскателя за счет Конфедерации. Равно как и о том, насколько это взбесит его отца. А, учитывая, что текущий уровень угрозы в секторе Копрулу все-таки низок, то ему, скорей всего придется отслужить только минимальный срок — три года, — после чего он получит право уйти в отставку и начать старательскую карьеру.

Да, эта идея имела свои преимущества. Но в глубине души Арктур не мог избавиться от мысли, что, в конце концов, это все-таки опасно для жизни. А он никогда не любил подвергать себя физической угрозе.

Но разве не для того и существуют десантники, чтобы оберегать людей от опасности?

Юноша выбросил из головы мысли об армии и сосредоточился на дне грядущем. Сегодня ему и без того хватало забот.

Стирлингская Академия купалась в солнечном свете, серый гранит сверкал как мрамор и придавал зданию налет новизны. На газоне, прямо перед главным портиком, рабочие соорудили обширный помост, и выставили напротив несколько рядов стульев.

Сто пятьдесят шесть старшеклассников (и это был полный состав выпускающихся, так как заведение такого статуса как Стирлингская академия не позволяла своим студентам таких ошибок, как провал экзамена) заняли свои места. Все были в длинных черных мантиях, отороченных бледно-голубым шелком, и в четырехугольных академических шапках.

Трибуны для простых зрителей установили по обе стороны сидений в центре лужайки, оттуда гордые родители наблюдали, как их отпрыски наконец-то выпускаются из академии. Позади кафедры, c которой директор Стигман выдавал столь желанные, с золотым тиснением, свитки дипломов, сидели преподаватели и магистры. Компанию им составляли выдающиеся выпускники академии. Тут были и генеральные директора крупных корпораций, и знаменитые ученые, меценаты, офицеры высшего звена армии Конфедерации и даже начальник полиции Стирлинга.

Директор Стирлингской академии был облачен в парадную черно-желтую мантию с ярко-красной ризой. В высокой конусообразной шляпе с кокардой он напоминал солдафона. Арктур нисколько не сомневался, что под мантией скрываются ботинки на высокой платформе.

Под бравые мелодии школьного оркестра студенты, один за другим, подходили к сцене и получали свои дипломы из рук Стигмана под громкие аплодисменты родителей и отрывистые рукоплескания тех, чьи дочери и сыновья уже получили дипломы или вот-вот получат.

Так как фамилия Арктура начиналась на букву «М», его имя находилось в середине списка, зачитываемого префектом начальной школы, и он с нетерпением ждал своей очереди выйти к помосту. Арктур взглянул на трибуны с гостями и улыбнулся, увидев, с какой гордостью за ним наблюдает его семья.

Дороти заметила взгляд брата и восторженно замахала. Мама махнула более сдержанно, и даже отец одарил его кивком, полным гордости и признательности

Рядом с отцом сидел Айлин Пастер с Жюлианой. Со дня нападения на летнюю виллу Арктур увидел девушку впервые. Его снова поразила эта красота. Будучи далеко, она была просто девушкой, «подружкой по переписке», о которой Арктур практически не вспоминал в другое время. Но сейчас, увидев Жюлиану здесь, вживую, в нем проснулось то неудержимое чувство, которое возникло при их первой встрече.

Сидящий рядом с ним студент, болван по имени Тоби Меркурио, проследил за его взглядом и сказал:

— Хто эта кудряшка, Менгск? Сладенькая красотка.

Меркурио принадлежал одной из стирлингских семей-нуворишей. Он не знал, что такое «хорошие манеры», и общался с людьми на сленге трущоб Тарсониса. Несмотря на это, Арктур не мог не согласиться с его умозаключением.

— Да, — согласился Арктур в предвкушении выпускного бала сегодняшним вечером. — Именно сладенькая.

— Ты погонишь с ней вечерком на бал?

— Да, Тоби, именно так.

Арктур перестал слушать бессмысленные шуточки Меркурио и сосредоточился на именах, которые называл префект. Он улыбнулся, когда начали вызывать студентов на "К".

Уже недолго…

Студентов на «К» оказалось не так уж и много, и сердце Арктура забилось чаще, когда назвали его имя. Он поднялся, бросил взгляд через плечо на свою семью и шагнул в проход между рядами. Аплодисменты звучали несколько вяло, но Арктур знал, что скоро все изменится.

С высоко поднятой головой он шел к помосту, направляясь к ступеням сбоку. Школьный фотограф щелкнул затвором, и Арктур поднял глаза туда, откуда, как он знал, мать с отцом будут снимать это знаменательное событие на голокамеру.

Юноша улыбнулся фотографу, затем поднялся по ступеням и вразвалочку подошел к заваленному золочеными трубочками дипломов директору. Арктур одарил Стигмана самой заискивающей улыбкой и протянул руку для получения диплома.

По традиции, директор поздравлял выпускающегося студента и желал ему успехов в будущих начинаниях, но Арктур не обольщался на свой счет подобным жестом со стороны Стигмана. И, надо сказать, не был разочарован.

— Ты плохо кончишь, Менгск, — сказал Стигман, протягивая свиток. — Я всегда это говорю плохим студентам, а ты худший из многих.

Арктур взял заслуженный диплом в левую руку, а правую протянул Стигману. Директора передернуло, но, не желая выглядеть невежливым перед родителями и бывшими студентами, он все-таки ответил на рукопожатие.

— Спасибо, — сказал Арктур. — Надеюсь, вам понравится ваша новая резиденция.

На лице Стигмана отразилось смятение, но он быстро совладал с собой и дал знак юноше покинуть помост. Арктур быстро обошел по кругу сидящих студентов, подняв диплом и улыбаясь, чтобы видели мама и папа.

Жюлиана встала, хлопая и глядя на него с восторженным обожанием, и Арктур подарил ей улыбку. Юноша вернулся на свое место и быстренько выудил из кармана консоль удаленного доступа.

Это устройство было немногим серьезнее, чем обычный коммуникатор с оптическим считывателем, тем не менее, оно имело интерфейс, позволяющий удаленно подключаться к компьютерным сетям. При условии наличия у тебя ключа подключения и кодов авторизации, практически в любую сеть можно было проникнуть без особых проблем.

Арктур быстро ввел коды консоли Стигмана. Юноша запомнил их еще тогда, когда его вызывали к директору в кабинет, и Арктур мог видеть их в зеркале за столом этого идиота.

Несколько секунд на экране мелькали цифры и буквы, пока не появился квадратик и под ним текст.

«Требуется подтверждение ДНК».

Арктур приложил палец к оптическому считывателю, и экран вспыхнул зеленым цветом.

«Личность подтверждена: Айзек Стигман».

Арктур положил консоль на колени и снял тоненькое, прозрачное покрытие с правой руки, которое нанес перед тем, как идти получать диплом. Односторонний биомиметический гель достаточно просто изготовлялся в лаборатории химии академии, и имел свойство под воздействием солнечного света распадаться на летучие молекулы. Поэтому буквально через несколько секунд после снятия — пленка исчезла.

Арктур снова взял консоль и открыл личные папки Стигмана. Используя лингвистический алгоритм, состоявший из нескольких грамотно подобранных ключевых слов, он быстро обнаружил файлы, которые знал, что найдет.

— Боже мой, он даже не пытался их спрятать, — засмеялся Арктур.

— Че там за ботва? — спросил Тоби Меркурио, уже вернувшись с дипломом, и садясь на свое место.

— Увидишь, — улыбаясь, ответил Арктур. — Погоди немного.

Быстро и методично, он выделил каждый обнаруженный алгоритмом файл, затем настроил консоль на сканирование окружающей территории на смартфоны и другие персональные консоли. На экране отобразились сотни названий, среди которых также были устройства отца Арктура и начальника полиции. Юноша выделил найденный файлы для операции пересылки на все обнаруженные в сети устройства.

Палец Арктура завис над иконкой «Отправить». Юноша помедлил какую-то долю секунды, наслаждаясь моментом.

— Трофеи достаются победителю, — прошептал он и запустил рассылку.

* * *

Ангус облокотился на перила балкона Небесного Шпиля, вглядываясь в огни ночного Стирлинга. В дневное время вид впечатлял, но ночью это было нечто воистину захватывающее. Океан света струился по улицам города, убегая к подножию гор; раскинувшаяся паутина разнообразных цветов сияла, окрашивая облака в теплое, золотое свечение.

Несмотря на беспорядки, поглощающие Корхал, бомбежки, тревогу и силовое воздействие конфедератов, пребывание ночью здесь, наверху, всегда умиротворяло Ангуса. При созерцании окрестностей города к Ангусу возвращалась способность адекватно оценивать ситуацию, чего ему так часто не хватало, когда он с головой уходил в решение многочисленных вопросов, касающихся дела всей его жизни.

Иногда полезно абстрагироваться от того, что делаешь, и в целом взглянуть на складывающуюся картину. Да, сейчас тяжело, но с каждым ударом по тирании Конфедерации, их позиции на Корхале постепенно укрепляются.

Ангус почесал старый шрам на предплечье. Он получил его, когда был с отцом на охоте, в восточной провинции Кереш. Отец сказал тогда, что нет зверя опасней, чем зверь, загнанный в угол. Эктон Фелд называл Корхал жемчужиной в короне Конфедерации, и это было очень точное сравнение. Поэтому ни Совет, ни Старые Семьи не собирались отдавать его без боя.

Ну что ж, пусть узнают, насколько сильно люди Корхала хотят, чтобы они исчезли из их жизни.

Ангус стал прокручивать в голове все несправедливости в отношении людей сектора Копрулу и почувствовал, как гнев закипает в нем.

На Тирадоре-9, например, Конфедерация проводила незаконные финансовые операции, что стало причиной обвала всей планетарной экономики и привело к массовой безработице. Люди избежали голодной смерти только благодаря гигантским ссудам (под разорительные проценты) и экономической перестройке, которая фактически передала всю планетарную систему в руки Старых Семей.

Одной из их излюбленных тактик был демпинг в мирах на Периферии, где влияние монополий Старых Семей было не таким сильным. Этим методом они уничтожали всех местных конкурентов, а потом устанавливали грабительские цены на товары первой необходимости.

Однако, не смотря на то, что грязные экономические хитрости были обычным «modus operandi» для Конфедерации, Старые Семьи не стеснялись применять и силу, чтобы отстаивать свои интересы.

Команда изыскателей Кел-Морийского Синдиката, изучавшая Пояс Паладино, (поле астероидов с высоким содержанием минеральных руд внутри больших камней), была уничтожена силами ДВК во время операции по захвату их лидера. Человека, который, как считали, был в розыске за убийство на Тарсонисе. Гибель группы списали на несчастный случай. А через несколько дней шахтерская команда Конфедерации уже разрабатывала поле, имея в комплекте целый гарнизон десантников и поддержку линейного крейсера.

Сотни подобных историй стали визитной карточкой Конфедерации. Истории о жадности, взяточничестве, коррупции, блате, поведанные за бокалом вина, и сопровождаемые пожиманием плечами и покачиванием головой. Несправедливость всего этого буквально кричала, чтобы кто-нибудь взялся за решение проблемы. Но размер этой проблемы в масштабах Конфедерации был таков, что никто ничего не мог сделать. Такое положение вещей люди стали считать нормой.

Ангус Менгск решил доказать, что это не так.

Он был не в восторге от того, что принес насилие на улицы и в дома Корхала. Но Ангус знал, что это единственный способ заставить людей очнуться и увидеть то, что творится вокруг них.

Все уже начинало меняться. Ангус выносил факты злоупотребления Конфедерацией властью на всеобщее обозрение, и люди, наконец, открывали свои глаза.

И им не нравилось то, что они видели.

Когда смотришь сказку о властолюбивых злодеях по СНВ, все это кажется далеким и быстро забывается. Но когда беда приходит в родной дом, это сложно игнорировать.

Даже самый безучастный зритель готовится к бою, когда злоупотребление властью начинает угрожать его жизни и будущему его семьи.

Ангус не мечтал о личной власти. У него не было желания сменить безликую и бездушную тиранию Совета собственным управлением. Нет. Когда Конфедерация падет, он приложит все усилия, чтобы создать демократическое правительство. Которое будет ратовать за благо всего человечества, и уж никак не будет служить воле одного человека.

Он ощутил присутствие позади себя и улыбнулся, поскольку уловил божественный аромат духов супруги. Ангус развернулся и увидел Кэтрин. Жена стояла перед ним в зеленом платье из переливающейся тафты, с лифом оттенка морской волны. Это платье она одевала на выпускной Арктура.

— Ты выглядишь восхитительно, Кэт, — сказал Ангус, принимая фужер из рук любимой.

— Ты мне уже говорил об этом сегодня, но продолжай в том же духе, — улыбнулась Кэтрин.

— Непременно, — ответил Ангус. — Как же мне удалось убедить тебя выйти за меня замуж?

— Ты этого и не делал. Я упрашивала тебя, помнишь?

Ангус пригубил вино.

— Я поставил тебя в такое положение, что у тебя не осталось выбора.

— Это ты так считаешь.

Это была обычная пантомима, которую Ангус и Кэтрин часто разыгрывали, когда выдавалась возможность побыть несколько минут наедине. Вдали от любопытных глаз, проблем бизнеса и революции. Для двух пылких, независимых личностей, не терпящих находиться в тени, бурный флирт воспринимался как нечто само собой разумеющееся.

Но, не смотря ни на что, они чувствовали, что нужны друг другу. И признавали, что быть половинкой целого не более обременительно, как и быть независимым.

Их свадьба стала самым счастливым днем в жизни Ангуса. На протяжении всей супружеской жизни они были опорой для друг для друга. Они делили, и радости, и горе, и никогда не сомневались в своей любви.

Кэтрин положила голову мужу на плечо, и Ангус поцеловал ее в макушку.

— Дороти уже спит? — спросил он.

— Без задних ног, — сказал Кэтрин. — Сегодняшний день выбил ее из сил.

— Неудивительно.

— Да, день прошел очень даже ничего. Как считаешь? — сказала Кэтрин, и Ангус засмеялся так, что слезы брызнули из глаз.

Когда он успокоился, то сказал:

— Ты всегда умеешь высказаться в сдержанном тоне, дорогая.

День действительно прошел очень даже ничего. День, когда его сын, наконец, получил высшее образование и директора Стирлингской академии уволокли в тюрьму, благодаря бывшему студенту.

Сначала Ангус разозлился, когда на церемонии вручения дипломов у него в кармане зазвонил смартфон, — ведь он дал четкие распоряжения всем своим подчиненным о том, что его не следует беспокоить.

Но потом он услышал множественные щелчки, гудки и свистки сотен смартфонов и персональных консолей, получивших входящий поток данных, и по толпе прокатилась волна оцепенения. У Ангуса похолодело в груди, когда он достал аппарат увидел, что сигнал пришел с консоли Арктура.

— Господи, что он на этот раз натворил? — прошептал Ангус. Экран смартфона включился, и открылось несколько файлов. Натренированные глаза Ангуса быстро просмотрели содержимое, и его злость усилилась, когда он наткнулся на некоторые позиции и записи о состоянии счетов.

— Ах ты, ублюдок… — прошипел Ангус. Он поднял глаза и увидел тот же гнев на лицах других зрителей. Все они уставились на директора Стирлингской академии. — Я же говорил! Он всего лишь проклятый мошенник!

— Кто? — спросила Кэтрин, озадаченная внезапной напряженностью атмосферы.

— Стигман! — рявкнул Ангус так, что Дороти вздрогнула. — Это его личные счета! Миллионы из пожертвований и бюджета академии оседали в кармане мелкой жабы на протяжении многих лет!

Люди повскакивали на ноги. Объявляемые имена студентов-выпускников утонули в поднявшемся гвалте возмущений.

Стигман разгневанный срывом мероприятия и недоумевающий о послужившей этому причине, стоял за трибуной, призывая к тишине и порядку. Но когда к нему протолкался возмущенный управляющий Академии, и сунул под нос портативную консоль, лицо директора побелело от ужаса. Он, наконец, понял, ЧТО только что прочитал весь зал.

Прокручивая в голове этот день, Ангус усмехнулся, вспомнив неуверенные попытки Стигмана уладить ситуацию. Предотвратить насилие помог начальник полиции — он вывел и усадил директора в свою машину под громкие возгласы и аплодисменты студентов.

Благодаря рассылке Арктура, новость распространилась очень быстро, и уже через час об этом скандале сообщалось по СНВ. У Стигмана не было влиятельных связей, а деньги он крал у очень богатых и могущественных семей.

Они были готовы бросить Стигмана на съедение волкам, а от судей ждать жалости не приходилось.

После ареста Стигмана, заместитель директора пытался успокоить присутствующих, но сдался перед кучей злых родителей и ликующих студентов, которые аплодировали и подбрасывали в воздух академические шапки.

Но бунта удалось избежать благодаря заразительному веселью студентов, которые танцевали, смеялись и пели, когда Стигмана с позором увезли. Впереди директора ждал ворох обвинений и тщательное расследование по объемам злоупотреблений служебным положением и взяточничества.

С отъездом Стигмана персонал академии и родители толпились в недоумении, не зная, что им теперь делать, пока заместитель директора не увел их в главный административный блок, оставляя торжествующих студентов продолжать веселиться на главной лужайке.

Некоторые из магистров академии хотели отменить запланированный на вечер выпускной бал, но после дневного происшествия стало ясно, что студенты не допустят столь скорого окончания празднества.

Теперь, когда закончился этот насыщенный событиями день, Ангус и Кэтрин стояли и пили вино, пока «виновник» случившихся дел наслаждался своим выпускным балом.

— Я должен злиться на него, — сказал Ангус.

— На кого? — спросила Кэтрин.

— На Арктура. На кого же еще?

— Я знаю, но сегодня тяжело на него злиться. В конце концов, он окончил академию, и ты не можешь не согласиться, что Стигман заслужил все это.

— Да, вполне заслужил, — улыбаясь, согласился Ангус. — А получить по заслугам, да еще и публично… Мне даже почти не жалко потерянных денег, только из-за этой эффектной сцены.

Кэтрин поцеловала его в щеку.

— А это за что?

— Неужели мне необходима причина, чтобы поцеловать мужа?

— Нет. Никогда.

— Хорошо. Я горжусь тобой, — сказала Кэтрин. — Ты ведь это знаешь?

Ангус кивнул.

— Знаю.

— Я горжусь вами обоими, тобой и Арктуром. Знаешь, вы так похожи.

Ангус нахмурил в недоумении брови и повернулся к жене.

— Наш парень сильно своеволен.

— Сын своего отца, — заметила, смеясь, Кэтрин.

Ангус заворчал, не желая этого признавать.

— Наш сын обладает тонким умом и способен достичь чего угодно. Но он хочет зарыть свой талант, занимаясь геологоразведкой, летая по Периферии, путаясь с захолустными провинциалами и бегая от келморийских пиратов. Это не жизнь для Менгска. Мы созданы для большего и лучшего!

— Если бы я тебя так хорошо не знала, то подумала бы, что это в тебе говорит высокомерие, — сказала Кэтрин.

— Но ты же знаешь, что это не так, — возразил Ангус. — Я знаю, ты тоже это видишь — ты довольно часто говоришь мальчику, что он может стать великим, если захочет.

— В том-то все и дело. Если он сам захочет. Ты должен знать, что теперь не можешь заставить Арктура делать то, чего он не хочет. Чем больше ты будешь стараться заставить его, тем больше он будет сопротивляться.

— Своеволен, — повторил Ангус, хотя на этот раз уже более мягко.

— Прямо как ты раньше, — подметила Кэтрин. — До встречи со мной.

Ангус выпил глоток вина и наклонился ее поцеловать.

— Тогда будем надеяться, что женщины в его жизни будут такими же мудрыми и успокаивающими, как ты.

Кэтрин улыбнулась, и Ангус Менгск знал, что был самым счастливым человеком во вселенной.

* * *

Актовый зал было не узнать. В любой другой день это было строгое холодное место для объявлений, новостей о спортивных результатах и скучных речей, но сейчас это был зал торжества, который вмещал сотни студентов, потягивающих напитки, танцующих и наслаждающихся абсолютным весельем дня. Естественно, единственной темой разговоров был арест Стигмана и роль Арктура в его низвержении.

Со сцены звучала музыка, с потолка лился яркий свет, стены были украшены лентами, и даже портреты обзавелись накладными бородами и носами.

Тематика выпускного бала была оформлена в виде контакта с пришельцами из иных миров. Светящаяся надпись на плавающем под потолком баннере гласила: «Выпуск 78 года! Они прибыли со звезд!»

Существа из папье-маше самых различных форм и размеров свисали с кровельных балок, то возникали над чашами для пунша, или появлялись из оборудованных в стенах логовищ.

Воображение студентов разыгралось не на шутку, и в последнюю неделю в художественных классах наблюдался всплеск их неудержимого энтузиазма. Карнавал нелепых созданий наполнял актовый зал: громадные рептилии, парящие выпуклые медузы с множеством глаз, змееподобные существа с висящими хвостами и щупальцами вместо ртов. На краю сцены акулоподобные существа смешались с волосатыми, многоногими пауками с длинными шеями и устрашающими мандибулами.

Арктур знал, что человечество было просто помешано на пришельцах с тех пор, как впервые взглянуло в ночное небо со страхом и удивлением. Так, полный провал Конфедерации в попытках найти какие-либо признаки живого инопланетного разума с помощью науки и разведывательных летальных аппаратов стал источником постоянного чувства разочарования для тех, кто верил, что человеческая раса не одинока в галактике.

Конечно, сообщалось, что несколько археологических групп раскопали древние руины, которые, по их утверждению, являлись останками цивилизации пришельцев, но большинство людей были склонны считать, что это либо выдумки журналистов, либо искусно сфабрикованные фикции. Единственно, что на Умодже в свое время нашли больших насекомых, которых затем удалось приручить, но их вряд ли можно было причислить к разумной форме жизни.

Даже музыканты нарядились в костюмы пришельцев, дополненные протезами из латекса — для пущего сходства с ужасающими существами — с шишковатыми лбами, длинными волосами и зазубренными, шипастыми панцирями. Эффект получился больше комический, чем устрашающий — и что-то подсказывало Арктуру, что скорей всего он попал в точку.

Обычно ему не нравились такие мероприятия, но в этот раз он получал массу удовольствия.

Может быть, такому благодушному настроению способствовало то, что юноша чувствовал себя на высоте после дневного разоблачения преступлений Стигмана. В конце концов, более чем приятно было видеть, как уводят этого отвратительного коротышку. Арктур не сомневался, что директор точно знает, кто раскрыл его злодеяния и разрушил его жизнь.

А может, он был в таком настроении и благодаря привлекательной девушке, которую вел под руку?

Потому что Жюлиана Пастер, вне всяких сомнений, являлась самым красивым созданием в этом зале.

Но, если говорить откровенно, Арктур знал, что ни то, ни другое не являлось причиной. Главной причиной полета его души стало признание сокурсников и чуть ли не поклонение ему. Как только Стигман исчез, они тут же забыли про статус изгоя, и Арктур вдруг стал кем-то вроде героя войны.

Это очень опьяняло.

— Арктур, — обратилась к нему Жюлиана, когда стихла музыка.

— Что? — спросил он.

— Ты витаешь в облаках, — сказала она, протягивая ему стакан пунша.

— Извини, — ответил он с обаятельной улыбкой, принимая стакан и вновь обращая свое внимание на красивую девушку рядом с ним.

Жюлиана Пастер была в длинном шелковом платье цвета слоновой кости с лифом из вельвета. Платье облегало ее многообещающую фигуру и выгодно подчеркивало тонкие черты лица девушки. Светлые волосы золотыми волнами лежали на обнаженных плечах, а серебряное ожерелье с умоджанским сапфиром на девичьей шее смотрелось просто изумительно.

Арктур хлебнул пунш и поднял бровь.

— Тут есть алкоголь.

Жюлиана кивнула.

— Я видела, как какие-то студенты вливали в пунш что-то из бутылок, но не думаю, что кто-то будет возражать. Только не после сегодняшних событий.

— Да, — ухмыльнулся Арктур. — Думаю, никто не будет возражать.

Жюлиана взяла его за руку и улыбнулась. За те месяцы, что они переписывались, Арктур наслаждался влиянием, которое, как ему казалось, он имел над ней. Но сейчас, находясь рядом с девушкой, он в полной мере оценил то, что не зря потратил столько времени на диалоги с ней.

Разбираясь в языке тела, Арктур видел, что Жюлиана запала на него. Он находил это забавным, учитывая то, сколько раз им довелось встречаться вживую. По правде говоря, он даже толком не знал, как надо поступить. Да, девушка нравилась ему, и он находил ее компанию приятной, но не в такой степени, чтобы вот так взять и в чем-то признаться.

— Потанцуй со мной, — сказала Жюлиана, когда оркестр заиграл медленную мелодию, и многие пары направились к танцполу. Так как учителя отсутствовали, студенты старались не упустить возможности потанцевать в медленном танце, тем более, что сие действо располагало к более тесному контакту с противоположным полом.

— Потанцевать? — спросил Арктур. — Не думаю, что…

Жюлиана забрала у него пунш еще до того, как он мог что-либо возразить, затем поставила свой стакан

— Это была не просьба, — сказала она, ведя его к танцполу.

Арктур последовал за ней, беспокоясь, как бы не выставить себя дураком. В тоже время юноша с удовольствием отмечал, что на них все обращают внимание. Арктур не мог не признать, что они с Жюлианой хорошо смотрелись вместе. Она, в платье цвета слоновой кости, и он, в смокинге изящного покроя с золотым поясом.

Мысль о поцелуе проскользнула у него в голове, и идея о танце, когда он будет так близко к Жюлиане, уже не казалась юноше такой плохой.

Жюлиана повернулась к Арктуру, подставляя руки:

— Ты же танцуешь, не так ли?

— У меня не особо много опыта, — заметил он, беря ее левую руку и кладя свою правую на бедро девушки. — Мама заставляла меня брать уроки, когда я был маленьким. Мол, для того чтобы вывести меня в высшее общество, которое я всегда ненавидел.

— Не волнуйся, все будет хорошо, — пообещала Жюлиана, перекладывая его руку повыше, на талию.

— Боюсь, я не такой танцор, какого ты надеешься лицезреть.

— Поверь, Арктур, ты все мигом вспомнишь.

— Не говори, что я тебя не предупреждал, если оттопчу эти дорогие туфли.

Жюлиана улыбнулась, и они начали движение под музыку. Арктур думал, что позабыл все па тех давних уроков, но, вполне уверенно, после первого нерешительного шага, он начал двигаться в такт музыке, а не как попало. Они с Жюлианой естественно плыли в ритме совместных движений, и юноше показалось, что он только что вышел из танцевально класса.

Несколько пар прокружили около них. Девушки выразили комплименты Жюлиане по поводу наряда, а парни — сердечные поздравления Арктуру за то, что он сделал со Стигманом.

— А они тебя тут любят, — сказала Жюлиана, глядя Арктуру в глаза. — Должно быть, грустно покидать это место.

Юноша рассмеялся и покачал головой.

— Нисколечко.

— Правда? А мне, наверное, будет грустно покидать Умоджанский институт в следующем году.

— Это потому, что тебе все рады и у тебя нет назойливого, обременяющего отца.

— Если ты так рад закончить обучение, что ты собираешься делать дальше?

Арктур ответил не сразу, размышляя о том, что именно ему стоит рассказать девушке о планах на будущее, потому что она явно хочет стать их частью.

— Все еще хочу быть изыскателем, — ответил он. — Но не думаю, что это будет первое, что я сделаю.

— Нет? А что тогда? — спросила Жюлиана, сильнее к нему прижимаясь.

— Думаю вступить в десант.

Опешив, Жюлиана недоверчиво посмотрела на парня.

— Десантные войска Конфедерации? — уточнила она.

— Да. Думаю, будет неплохо иметь в личном деле запись о военной службе.

Арктур понял, что его идея податься в десантники девушке не очень понравилась. Но что являлось причиной недовольства — забота о его безопасности, или какие-либо моральные принципы, юноша пока не знал.

— Что думаешь? — спросил он.

— Я… Я даже не знаю, что сказать, — помедлив, ответила Жюлиана. — Звучит опасно, но если это то, чем ты хочешь заниматься…

— Это опора для толчка вперед, и только, — сказал Арктур. — Я вовсе не планирую задерживаться в армии. Как только закончится срочная служба, я демобилизуюсь и стану изыскателем, как изначально и планировал.

— Твоему отцу это не понравится.

— А мне до лампочки, понравится ему или нет, — резко ответил Арктур. — Это моя жизнь, и я буду делать, что хочу, а не то, что как ему кажется, я должен делать. На следующей неделе мне исполняется восемнадцать, и он уже ничего не сможет сделать, чтобы остановить меня.

Жюлиана посмотрела в полные решимости глаза парня и кивнула.

— Ну, тогда это замечательно. Я уверена, ты станешь лучшим солдатом, какой у них когда-либо был.

Арктур хотел рассмеяться тому, как легко Жюлиана приняла его точку зрения, несмотря на антиконфедерационную пропаганду, которой, несомненно, пичкал ее отец.

— Уже через полгода ты станешь генералом. Мой герой.

Чувствуя подходящий случай, Арктур отпустил руку Жюлианы и легким прикосновением чуть приподнял ее подбородок. Девушка догадалась, что он собирается сделать, и закрыла глаза. Ее длинные ресницы слегка затрепетали, а губы чуть-чуть раскрылись.

Их губы встретились, и они поцеловались.

Арктур почувствовал теплоту ее кожи, ощутил мягкость ее губ. Она слегка прижалась к нему, словно опасаясь, что он уйдет. Танцующие рядом молодые люди расплылись в улыбках, глядя на них.

Арктур уловил поддержку в пробежавшемся ропоте. И он понял, о чем это говорит. Это говорит о том, что ему позволено все.

 

Глава VI

Тысячи людей заполонили вымощенную мрамором улицу Парадную, пролегающую от Марсового Поля до Палатинского Форума, чтобы увидеть шествие сенаторов. Их приветственные крики были столь оглушительны, что Эктон Фелд не без труда вслушивался в доклады подчиненных, получаемые через скрытый в ухе микрофон.

Он не спал с самого рассвета, наблюдая за последними приготовлениями Ангуса Менгска к шествию сквозь сердце города. После нападения на летнюю резиденцию, Фелд усилил охрану сенатора, и именно этого момента он уже давно опасался.

Природное пренебрежение Ангуса к любым угрозам в отношении собственной персоны стало причиной многих бессонных ночей Фелда. Его беспокоили как киллеры Конфедерации, психи-одиночки, так и просто фанатичные приверженцы Леннокса Крэйвена. Для отслеживания любой потенциальной угрозы начальник службы безопасности рассредоточил по толпе своих людей, снабженных детекторами. Машинки были настроены на спектральную частоту сплавов, применяющихся в деталях огнестрельного и игольного оружия.

Самые распространенные стволы детекторы распознают, но Фелд не тешил себя иллюзиями, — если у кого-то из толпы окажется более замысловатое оружие, то обнаружить его можно будет только визуально.

Атмосфера накалилась до предела. Настроение толпы, коротающей время в ожидании Ангуса, достигло уровня ликования — что являлось для Фелда единственным позитивным моментом за весь день. Сегодня Сенат Корхала проводил последнее заседание в этом году, и по традиции, заключительное слово, посвященное завершению сессии, полагалось произносить всенародно выбранному сенатору.

С тех пор, как он выступил против тирании Конфедерации, не было и тени сомнения в том, что для этого выберут Ангуса Менгска.

Фелд окинул взором Парадную улицу. Стальные барьеры разделяли толпу и дорогу. Над флагами с эмблемой семейства Менгск, в виде головы волка, развевались транспаранты с именем Ангуса. Улица была свободна, и в ее конце светилось ослепительно белое здание Форума, — словно указывающий путь сигнальный маяк. Под летним солнцем крыша сияла как будто охваченная огнем. Даже Фелд вынужден был признать, что сей вид действительно производит впечатление.

Все шло по плану. Сейчас Ангус должен войти в большие дубовые двери Форума и предстать со своей речью перед собравшимися сенаторами и прибывшими высокопоставленными лицами планеты. А после этого… развитие отношений между Корхалом и Конфедерацией изменится навсегда. Фелд услышал двойной щелчок в наушнике и почувствовал всплеск адреналина в крови. Ангус приближался.

Уверенный в этом, Фелд увидел серебристый «Терра-Кугуар’58», который неторопливо выплыл из-за изгиба дороги. Наземная машина неторопливо приближалась к точке рандеву, где начальник охраны с нетерпением ожидал своего работодателя и друга. Движение было слишком медленным. Фелд от души пожелал, чтобы «лимузин» ехал быстрее, так как по мере продвижения Ангуса вперед, толпа шумела все громче и громче.

Наконец, машина остановилась, и Фелд поспешил открыть дверь. Она легко скользнула вверх, и Ангус Менгск вышел наружу. В яркой красной тоге он выглядел просто ослепительно. Ангус выпрямился во всей своей красе, приветствуя толпу, гордо подняв голову, тепло и искренне улыбаясь.

Следом за ним из машины вышла Кэтрин, и Фелд оторопело уставился на нее. Она была одета в простое, но элегантное, платье василькового цвета; ее длинные темные волосы были заплетены так, чтобы выгодно подчеркнуть классическую линию скул.

Ангус взял жену за руку, но, не успел он и шагу ступить по Парадной улице, как Фелд моментально оказался рядом с ним.

— Что, черт возьми, ты делаешь, Ангус? — в упор задал вопрос начальник охраны.

— Я направляюсь к Форуму, Эктон, — сквозь улыбку ответил Ангус. — А на что это еще похоже?

— Похоже на то, что ты просто проигнорировал план безопасности, который мы обсуждали. Что здесь делает Кэтрин? Она должна была встречать тебя уже в Форуме.

— Мне твой план не понравился, — сказал Ангус. — А теперь — с дороги. Я собираюсь дойти до Форума со своей супругой, и не хочу, чтобы ты путался у меня под ногами, как сторожевая собака.

— Хочешь, чтобы тебя убили?

— Не говори чепухи! Даже конфедераты не рискнут сегодня что-то предпринять, — усмехнулся Ангус. — И мы оба под защитой твоего силового поля. Ничего не случится.

Фелд посторонился и позволил Ангусу пройти, злясь на то, как сенатор с такой легкостью отбросил разработанный для него план безопасности. Наверное, Ангус прав в том, что сегодня ничего не произойдет, но из личного опыта Фелд знал — стоит только ослабить охрану, и враг тут же нанесет удар.

Проклиная потребность Ангуса в театральных жестах, Фелд быстро передал изменения в плане безопасности своим людям в толпе и закрыл дверь автомобиля, в то же время благодаря Ангуса, за то, что тот не разошелся на всю катушку и не взял с собой еще и Дороти. Машина будет следовать за сенатором на оптимальном расстоянии, если вдруг придется быстро уезжать, но начальник службы безопасности надеялся, в этом не будет необходимости.

Когда Ангус начал шествие под приветствующие и одобрительные возгласы, Фелд двинулся следом, держась наравне с автомобилем и прощупывая взглядом толпу. Лица всех и каждого были обращены к сенатору Менгску и его обаятельной супруге.

Фелд не сомневался, что любой человек из многотысячной толпы несет в себе потенциальную угрозу.

«Надо было соглашаться работать на Бронтсе», — думал он.

Ангус чувствовал, как сквозь него проходит настроение толпы, и был уверен, что поступил правильно, приведя с собой Кэтрин. Он пожалел, что так и не решился попросить жену взять Дороти и Арктура, но быстро отогнал эту мысль. Взять такую малышку как Дот на столь серьезное мероприятие было бы полной глупостью, а Арктур… его сын не пошел бы в любом случае. После происшествия на дне вручения дипломов Ангус практически не общался с сыном; деловые операции с Айлином Пастером, и подготовка к сегодняшнему событию отнимали уйму времени.

Во всяком случае, большую часть личного времени Арктур теперь проводил с дочерью Пастера. Ангусу удалось поговорить с сыном только вчера за завтраком, когда он, несмотря на предупреждающие взгляды Кэтрин, поднял тему о планах Арктура на будущее.

— Я еще не решил, — ответил Арктур, и политические инстинкты Ангуса подсказали, что это всего лишь отговорка.

— Я мог бы организовать собеседование с Нестором Юргенсом, — невозмутимо произнес Ангус. — Он руководит одним из моих станочных заводов в Фейрстензе. Он хороший человек. Ты можешь многому у него поучиться.

— И чему бы это мне хотелось поучиться у директора завода? — спросил Арктур.

— Нестор — не просто директор завода, — ответил Ангус, раздражаясь неблагодарностью сына. — Все мои руководители эффективно ведут свои дела. Они и исполнительные директора, и финансовые менеджеры в одном лице, хотя, конечно, отчитываются передо мной. Тебе уже восемнадцать, и ты должен быть в курсе, как преуспеть на промышленном рынке. Кроме того, у тебя есть необходимый багаж навыков, которые потребуются, если ты настроен идти по моим стопам.

— По твоим стопам? — злобно прошипел Арктур. — У меня собственные планы.

— А я думал, ты еще не решил, чем хочешь заниматься.

— Допустим, решил.

Арктур не продолжал, и Ангус ждал ответа.

— Собираешься томить нас неизвестностью?

— Вы обо всем узнаете, — ответил Арктур, и его тон совсем не понравился отцу. После выходки Арктура на вручении дипломов, Ангус удостоверился в том, что мозг сына может работать совершенно не так, как надо.

На этом Арктур извинился и вышел из-за стола. Только то, что Дороти размазала свой завтрак из хлопьев по столу, удержало Менгкса-старшего последовать за сыном и узнать, в чем дело.

Ангус отогнал мысли об Арктуре, когда Кэтрин сжала его руку.

Он повернулся к ней и поцеловал в щеку — толпа неистовствовала.

Супруги шли по Парадной улице, приближаясь Форуму, здание которого буквально манило к себе сверкающей белизной и красотой. Высокая фигура в красной тоге встречала чету Менгск на верхних ступенях парадной лестницы, и Ангус улыбнулся, узнав Леннокса Крейвена, генерального консула Сената и человека, который официально будет приветствовать народного избранника.

— Должно быть, это для него просто убийственно, — сказал Ангус. — Необходимость лично меня приветствовать.

Кэтрин могла не уточнять, кого имел в виду супруг, и она улыбнулась.

— Уверена, так и есть. Но мне его ни капельки не жалко.

Ангус услышал сталь в голосе жены. Он знал, что Кэтрин более чем уверена, что именно Крейвен подослал убийц на летнюю виллу. И, скорее всего, она была права. Но без доказательств в публичных обвинениях не было смысла.

— С удовольствием понаблюдаю, как будет корежить этого ублюдка, — ответил Менгск супруге.

— Аккуратней, дорогой, — предостерегла Кэтрин, приветственно махая толпе. — На тебя смотрят десятки голо-камер, и случится конфуз, если кто-то прочитает по губам то, что ты сейчас говоришь.

— Точно, — сказал Ангус. — Как всегда, ты как ветерок, утихомиривающий мою бурю.

— Такова моя участь, — улыбнулась она. — Только проследи за тем, что его точно покорежит.

Леннокс Крейвен не имел привычки выказывать свои эмоции на публике, однако, наблюдая за дефилирующим к нему довольным Ангусом Менгском, едва мог скрывать гнев.

Облаченный в аналогичную, как и у Менгска, красную тогу, Крейвен знал, что пусть он не выглядит столь внушительно и впечатляюще, как заклятый враг, зато он никогда не стремился выставить себя выходцем из народа.

Генконсул точно знал, что публичная репутация Менгска сфабрикована по тем же самым лекалам, что и у любой «звезды» шоу-бизнеса, которых СНВ круглосуточно транслировала по каналу знаменитостей. Менгск претендовал на роль поборника простонародья, выступая против неких несправедливостей Конфедерации, но не поимел ли он выгоды от деяний Совета Тарсониса? Не был ли Менгск богатым благодаря этому самому аппарату, который он так воодушевленно атаковал гневными тирадами в Форуме и непрерывными интервью на СНВ?

Нет, Леннокс Крейвен насквозь видел истинную личину Ангуса Менгска. Но самым возмутительным было то, что сегодня ему приходится стоять здесь и разыгрывать комедию, — словно он и Менгск лучшие друзья.

Его тошнило от этого.

Ни за взятки, ни за бывшие одолжения, он не смог предотвратить того, что Ангус захватит сердца и умы людей, а также получит право выступать на закрытии сессии. Совет очень и очень настоятельно «рекомендовал»: Ангус Менгск должен молчать. Если в пространстве Конфедерации появится публичная информация о том, что один из ее самых богатых и избалованных миров настроен против существующего порядка, то не за горами и время, когда другие колонии последуют его примеру.

А этого никак нельзя допустить.

«Заказчик» требовал результатов, а Леннокс Крейвен ничем не мог похвастаться.

Тысячи и тысячи людей заполнили улицы. Крейвен и не помнил, когда собиралось столько народа, чтобы посмотреть на шествие сенаторов к Форуму. Он вспомнил тот год, когда для заключительной речи избрали его, и как его душила обида из-за людского безразличия к его персоне. Поэтому сегодня, на фоне популярности Ангуса, генконсул чувствовал себя так, словно его изваляли в грязи.

Он приосанился, когда Ангус с супругой подошли к широкой лестнице, что вела к входной колоннаде и огромным черным дверям, за которыми находился главный зал заседаний.

Ангус обернулся к приветствующим его людям, и поднял руки вверх, словно принимая их идолопоклонство. Новая волна ликования прокатилась по толпе. Затем народный избранник взял супругу под локоть, и чета приступила к подъему по парадной лестнице.

Крейвен видел, как в глазах Менгска плескается самодовольство, и молился, чтобы негодяй споткнулся и упал, — может быть тогда напыщенное высокомерие сползет с его лица. Но Ангус благополучно достиг вершины. Крейвен, натянув на лицо маску, приличествующую умудренному сенатору, с дежурной улыбкой приготовился приветствовать Менгска, как одного из самых дорогих ему людей.

— Ангус Менгск, вы привели с собой целую толпу, — сказал он вместо приветствия. — Кэтрин, ты выглядишь изумительно. Как всегда, я рад тебя видеть!

Кэтрин присела в реверансе.

— Спасибо, Леннокс.

Ангус Менгск шагнул вперед с раскрытыми объятиями, и улыбка Крейвена дрогнула.

"Упаси Господи! Этот человек желает обняться?"

Толпа ревела, и Крейвен знал, что он будет играть в эту дружескую шараду. Он поднял руки, и Менгск обнял его сокрушительной медвежьей хваткой. Генконсул неловко похлопал по спине Ангуса в дружеском жесте, надеясь, что этого будет достаточно.

— Я знаю, что это ты послал киллеров убить меня, — прошептал Менгск. — Просто хочу, чтобы ты знал это, прежде чем я уничтожу тебя здесь.

Крейвен застыл и прежде, чем смог ответить, Менгск разжал объятия и продолжил путь к дверям зала заседаний. Кэтрин Менгск пронеслась мимо Крейвена, глядя тому прямо в глаза. Хоть она ничего и не сказала, ее холодный взгляд пронзил генконсула, как игла коллекционера пронзает бабочку.

Глубоко вздохнув для успокоения, Леннокс Крейвен повернулся и последовал за Ангусом в Форум, уже опасаясь того, что этот мерзкий человек собирается высказать в своей речи.

Внутри Палатинского Форума было так же великолепно, как и снаружи. Пол вестибюля был выложен черными мраморными плитами с золотыми прожилками, а колонны поднимались высоко вверх. На белоснежных стенах красовались большие фрески, изображающие пионеров героического прошлого Корхала: почитаемых сенаторов, отважных исследователей космоса, великих архитекторов, знаменитых военачальников и проницательных философов.

Ангус с Кэтрин пересекли вестибюль и подошли к бронзовым дверям палаты Форума, из-за которой доносился оживленный гул голосов.

Леннокс Крейвен догнал их, но Ангус не удостоил его даже взглядом.

Кэтрин сжала руку мужа. И снова Ангус в душе поблагодарил ее за успокаивающее присутствие.

— Я люблю тебя, — окидывая взглядом дорогого человека, сказала Кэтрин.

— Я тоже тебя люблю, — с теплотой в голосе ответил Ангус.

Кэтрин улыбнулась и направилась к двери, ведущей из вестибюля на балкон, чтобы оттуда наблюдать за процессом. По традиции только сенаторы имели право пройти в главную палату через центральную дверь, поэтому Кэтрин заняла место наверху, вместе с членами семьи других сенаторов и приглашенными гостями.

Демонстративно игнорируя Леннокса Крейвена, Ангус не входил внутрь до тех пор, пока не увидел, что Кэтрин заняла свое место. Затем подошел к двери.

Створки плавно открылись, и сердце Ангуса забилось сильнее при виде собравшихся сенаторов и почетных гостей, ожидающих его прибытие.

«Да, — подумал он, — вот мой звездный час…»

— А вот и твоя мама, — сказал Айлин Пастер, и Арктур увидел Кэтрин Менгск, пробирающуюся к ним через ряды собравшихся на балконе родственников сенаторов. Кэтрин тоже заметила сына, и ее глаза засияли от такого неожиданного подарка. В этот миг Арктур по-настоящему почувствовал сожаление о том, что собирался сделать.

Жюлиана сидела позади своего отца, полна нервного возбуждения от мысли, что увидит Ангуса Менгска, выступающего с заключительной речью в Форуме Корхала. С выпускного вечера девушка проводила достаточно много времени с Арктуром, хотя, благодаря постоянному присутствию компаньонки, юноше не представилась возможность затащить дочь посла в постель.

Наоборот, большую часть времени они посвящали прогулкам по Стирлингу (под пристальным наблюдением людей Фелда), и хоть Арктур никогда не уставал от рассказов о своих грандиозных планах на будущее, компания Жюлианы ему уже начала надоедать.

«Надеюсь, серьезных проблем не будет», — поглядывая на приближающуюся мать, и нащупывая бумаги в кармане куртки, подумал Арктур.

Кэтрин улыбалась, направляясь к их небольшой группке, не скрывая радости относительно присутствия сына. Она всем улыбалась, и Арктур видел неподдельную любовь, которую она излучала. Кэтрин Менгск была не только обаятельной женой сенатора, но и учредителем множественных благотворительных обществ, а также не стеснялась публично говорить на темы, касающиеся всех слоев населения.

Она первая подняла тему незаконной торговли детьми между мирами, открыла людям глаза на проблему бездомных в Стирлинге, а также основала многочисленные организации здравоохранения для помощи жертвам войны. Кэтрин говорила добрые слова всем, мимо кого проходила, и, наблюдая за ее естественной улыбкой и природной грацией, Арктур понял, почему его маму так любит народ Корхала.

Наконец, Кэтрин подошла к ним, и Арктур подвинулся, чтобы мать села рядом. Женщина наклонилась и поцеловала его в щеку.

— Я так рада, что ты пришел, Арктур, — сказала она, тепло и искренне улыбаясь.

— Я тоже, — ответил Арктур.

Кэтрин поздоровалась с семьей Пастер:

— Добрый день, Айлин! Как замечательно, что ты здесь. Жюлиана, Ангус будет очень рад, узнав, что ты пришла.

Жюлиана застенчиво улыбнулась Кэтрин, и Арктур отметил, что девушка побаивается его матери.

— Спасибо, миссис Менгск.

— Пожалуйста, дорогая, зови меня Кэтрин, — улыбнулась женщина, похлопывая Арктура по колену. — Ведь ты уже почти член семьи.

Айлин Пастер улыбнулся в ответ на ее слова и сказал:

— Я бы ни за что не пропустил такое событие, Кэтрин. Люди надолго запомнят этот день.

— Не сомневаюсь, — сказала Кэтрин, широко улыбаясь. В это время глава церемонии стукнул о кафельный пол бронзовым наконечником своей трости.

Сенаторы внизу вытянулись по струнке, а все на балконе подались вперед, когда открылись бронзовые двери, и вошел Ангус Менгск.

Ангус с триумфом поднял руки, войдя в огромную куполообразную палату Сената, отдавая должное тому, что это столь же символично, как и пересечение порога здания. Подобно большинству привлекательных женщин, Палатинский Форум приберег самое ценное на потом, и как всегда Ангус ощутил глубокое чувство гордости, трепета и уважения к тому, что представляло собой это помещение.

Демократию, свободу воли и отсутствие угнетения.

В центре пола располагалось панно, вымощенное мозаикой из кубиков порфира и серпентина, которые имели рельефную форму. Вокруг панно — три широкие, низкие, покрытые мрамором ступени. На нижнем уровне на курульных креслах сидели самые видные сенаторы.

Две верхние ступени были шире остальных, и на них расположились сотни мужчин и женщин в ярких богатых туалетах, все представители Сената Корхала и избранные официальные лица, получившие специальное приглашение на посещение последней сессии.

Серая полоса мраморной облицовки бежала вдоль стен, увенчанная декоративным карнизом, выше которого с равномерными промежутками располагались мраморные барельефы, лишь в трех местах уступая место нишам со статуей. Ближе к потолку барельефы сменялись гладкими серыми панелями, на которых золотыми буквами были записаны догматы конституции ранних поселенцев Корхала, и принципы, которыми необходимо руководствоваться при управлении людьми.

Купол представлял собой щедро позолоченный свод, состоящий из множества квадратных плиток с золотыми дисками в центре. Свод обрамлял балкон для зрителей, в число которых входили достаточно важные персоны, чье положение в обществе давало право присутствовать в Палатинском Форуме, однако недостаточно важные для того, чтобы сидеть в главном зале.

Ангус заметил Айлина Пастера, который, как и Кэтрин, с гордым видом ожидал его прибытия. Менгск еле удержался, чтобы не махнуть супруге. Присмотревшись, Ангус одновременно удивился и обрадовался, когда увидел рядом с ней Арктура.

Скорей всего Кэтрин насильно заставила его прийти сюда, сообразил он. На миг он задался вопросом, почему Кэтрин не сказала ему, что Арктур тоже придет. Но затем выбросил мысль из головы. Когда дело касалось Арктура, Ангусу приходилось довольствоваться тем, что есть.

Ангус изучал глазами купол, а к грому аплодисментов подключались все новые сенаторы. Шум все усиливался. И пусть процедура затягивалась, Ангус наслаждался признанием коллег. Когда он решил, что хватит, то медленно перевел взгляд на флаг Конфедерации. Флаг висел напротив входа, прямо над трибуной, за которой проводил заседания генеральный консул.

Именно с этой трибуны Ангус и произнесет речь. Аплодисменты все еще звучали в его ушах, пока он пересекал палату Сената. Менгск подошел к трибуне и смерил взглядом красно-синий флаг.

В его испепеляющем взгляде отразилась вся ненависть к тому, что символизировала регалия. И Ангус даже не пытался ее скрыть.

Жадность, коррупция и моральное разложение.

Резким движением руки он сорвал флаг.

Одобряющие возгласы среди сенаторов усилились.

Арктур вглядывался в лица людей в зале Сената, и тех, кто стоял вокруг него на балконе. Как они аплодировали и выкрикивали слова поддержки. Он был поражен тем, насколько люди очарованы отцом. Разве они не видят, какой он есть на самом деле? Обычный упрямый человек, который не умеет слушать! В этот момент решение окончательно созрело в Арктуре.

Неважно, каков на самом деле человек, важно только то, каким видят его окружающие. Люди Корхала не знали настоящего Ангуса Менгска. Они знали только то, что он демонстрировал им. Просчитанная манера поведения и поступков, направленная на то, чтобы завоевать их доверие. И тот факт, что Ангус обычный человек, и что он тоже мог ошибаться, как все они, — не имел никакого значения. Все, что имело значение, это то, как он трактовал происходящее, и что обещал им.

Арктур всегда знал, что обычными людьми легко манипулировать, но видеть то, как априори образованных мужчин и женщин так просто увлечь за собой, стало для него откровением.

Он сел на место, когда его отец прошел через весь Сенат к трибуне генерального консула, купаясь в рукоплесканиях сенаторов-единомышленников. Это был полезный урок, в торжестве силы очарования над действительностью, но у Арктура не было никакого желания слушать напыщенную речь отца о беззакониях Конфедерации.

Он уже достаточно наслушался, за свою недолгую жизнь. Столько, что хватит на целую жизнь.

Пришло его время.

Арктур глубоко вздохнул. Он нащупал во внутреннем кармане куртки пакет и вытащил наружу пачку хрустящих листов, которые подписал этим утром. Арктур положил их на колени и посмотрел на мать, чувствуя вину за то, что собирался сделать. Тем не менее, он знал, что для него лично, это верное решение. Потому что этого хочет он сам.

Почувствовав на себе взгляд, Кэтрин Менгск взглянула на сына. Ритм ее аплодисментов нарушился, когда она увидела бумаги Арктура, а также то, что было изображено на верхнем колонтитуле.

— Арктур, — произнесла она, недоумевая. — Что это такое?

— Это повестка, мама, — ответил Арктур. — Десантный корпус Конфедерации. Сегодня утром я подписал контракт.

Кэтрин изучила бумаги, и ее смятение обернулось в леденящий сердце ужас.

— Арктур, нет… Только не это… Зачем ты это сделал?

Кэтрин потянулась, чтобы выхватить бумаги у Арктура. Парень среагировал быстрее и спрятал их прежде, чем мать смогла швырнуть их в зал, в качестве приветствия толпой сенатора.

— Арктур, что ты натворил! — воскликнула женщина. — Почему, скажи мне!

— Я завербовался.

— Нет! Нет, ты не сделал этого, — все еще отказываясь верить в происходящее, произнесла Кэтрин. — Ты не можешь так поступить! Арктур, если это шутка, то очень плохая шутка!

— Я не шучу, мама, — ответил Арктур. — С сегодняшнего дня, я часть офицерского корпуса 33-й десантно-штурмового дивизиона под командованием Брантигэна Фоула.

— Нет, ты бы не сделал этого. Это ведь шутка, так? — повторила Кэтрин, и Арктур увидел настоящую панику в глазах матери. — Скажи мне, что это одна из твоих дурацких шуток!

Голос Кэтрин сорвался на крик.

Люди, смотревшие вниз, начали оборачиваться к разворачивающейся на балконе драме. Однако из-за раздающихся в Сенате аплодисментов и приветствий никто не мог разобрать ни слова, кроме ближайших по местам соседей.

— Это не шутка, мама, — сказал Арктур. Его сердце заполнила холодная ярость при мысли о том, что самое важное его решение расценивается как шутка.

"Это моя жизнь, а она думает, что я шучу?"

— Я сегодня уезжаю, добавил он.

Мать ударила его по щеке.

Когда ладонь Кэтрин соприкоснулась с щекой сына, выдох удивления среди присутствующих разбежался как рябь по воде.

— Ты глупый бестолковый мальчик, — набросилась на Арктура Кэтрин. — Глупый и эгоистичный парнишка. Таким образом ты хочешь насолить отцу? Сделать мне больно? Ты хоть подумал о том, что ты сделал?

— Я прекрасно представляю, что делаю, — сказал Арктур. Оскорбительная пощечина лишь укрепила его в принятом решении. — И ты только что облегчила мне задачу.

Кэтрин потянулась к нему, но Арктур убрал ее руки и встал на ноги. Мать смотрела на него снизу вверх. На ее глазах показались слезы.

— До свидания, мама, — ровным голосом сказал Арктур, засовывая документы в карман куртки. — Извинись за меня перед Дороти, и скажи, что у меня не было возможности попрощаться с ней лично. Скажи, что я обязательно напишу ей.

— Нет! — Кэтрин зарыдала, но ее плач поглотили аплодисменты, что по-прежнему грохотали в палате Сената. — Арктур, Боже мой, пожалуйста, не делай этого… подожди!

Казалось, Арктур не заметил ужасное состояние матери, ее горе и печаль. Гордо подняв голову, он пошел сквозь толпу сидящих в галерее людей, чувствуя на себе удивленные взгляды, намереваясь покинуть это место с достоинством.

Сильная рука схватила его. Арктур повернулся, чтобы разобраться с человеком, посмевшим сделать это.

Перед ним стоял Айлин Пастер. Лицо посла Умоджи дышало гневом.

— Ваш отец никогда не простит вам этого, Арктур.

— А я и не прошу его, — отрезал Арктур, освобождаясь от хватки.

— Вы могли это сделать это в любой момент, тогда почему именно сегодня? — не отставал Пастер.

Арктур посмотрел мужчине в глаза. В его пристальном стальном взгляде Айлин Пастер увидел нечто такое, что невольно отшатнулся, как будто его ударили

— Иногда, чтобы поставить точку, необходимо сделать нечто из ряда вон выходящее, — сказал Арктур.

Пастер осуждающе покачал головой и оглянулся на плачущую Кэтрин.

— Ну что ж парень, — с сожалением сказал он, — ты сделал это. Будем надеяться, что тебе не придется жалеть об этом.

— Не придется, — обещал Арктур и, развернувшись, ушел.