Хейвенхерст – красивое имение, подумал Ян, когда его экипаж миновал каменную арку, но не такое внушительное, как он ожидал увидеть после всех описаний Элизабет. Известь осыпалась с каменных ворот, рассеянно заметил Ян, и когда экипаж свернул к дому, он почувствовал, что мостовая нуждается в ремонте, а величественные деревья, разбросанные по лужайкам, очень давно не подстригали. Через минуту показался дом, и Ян, прекрасно разбиравшийся в архитектуре, с первого взгляда определил произвольное сочетание готики и стиля времен Тюдоров, которое все же производило приятное впечатление, несмотря на несоответствие стилей, что заставило бы современного архитектора сразу же сесть за чертежную доску.

Дверь открыл маленького роста лакей, который, воинственно выпятив подбородок, смерил гостя с головы до ног. Не обращая внимания на странное поведение слуг Элизабет, Ян с интересом посмотрел на деревянный потолок и перевел взгляд на стены, где невыцветшие пятна на обоях указывали, что здесь висели картины. Не было персидских ковров, разбросанных по натертым полам, не было ценных безделушек на столах; вообще в холле и гостиных, расположенных с правой стороны, было совсем мало мебели. Сердце Яна сжалось от чувства вины и восхищения тем, с какой гордостью Элизабет притворялась перед ним беспечной молодой наследницей, какой он и считал ее.

Заметив, что лакей все еще свирепо смотрит на него, Ян опустил взгляд на коротышку и сказал:

– Твоя хозяйка ожидает меня. Скажи, что я приехал.

– Я здесь, Аарон, – раздался нежный голос Элизабет, и Ян обернулся.

Один взгляд на нее, и Ян забыл о лакее, состоянии дома, и все свои знания архитектуры. В простом платье из небесно-голубой кисеи, с волосами, уложенными в густые локоны, перехваченные узкими голубыми лентами, Элизабет стояла в холле, как греческая богиня, с ангельской улыбкой на лице.

– И что ты думаешь? – с надеждой спросила она.

– О чем? – спросил он хрипловатым голосом, подходя к ней и сдерживая себя, чтобы не обнять ее.

– О Хейвенхерсте, – сказала Элизабет с тихой гордостью.

Ян думал, что Хейвенхерст довольно мал и нуждается в срочном ремонте, не говоря уже о меблировке. Но ему сейчас хотелось заключить любимую в объятия и умолять о прощении за все, что он причинил ей. Чтобы не огорчить и не обидеть Элизабет, Ян улыбнулся и честно ответил.

– То, что я видел, очень живописно.

– Хотел бы увидеть остальное?

– Очень, – с преувеличенным энтузиазмом ответил он, за что был вознагражден радостью, осветившей ее лицо.

– Где Таунсенды? – спросил Ян, когда они поднимались по лестнице. – Я не заметил их экипажа у подъезда.

– Они еще не приехали.

Ян справедливо предположил, что это дело рук Джордана, и сделал отметку в памяти поблагодарить своего друга.

Элизабет устроила ему настоящую экскурсию по старому дому, которая не оказалась для него скучной благодаря ее очаровательным рассказам о старых владельцах Хейвенхерста; затем она повела его наружу, на лужайку перед домом. Кивнув в дальний конец лужайки, сказала:

– Вон там была стена замка и ров, заполненный водой, конечно, столетия назад. Эту часть занимал тогда двор, внутренний двор, – пояснила Элизабет, – окруженный стенами замка. В те дни там стояли отдельные строения, в которых было все – от скота до маслобойни, так что весь замок сам обеспечивал себя.

– А там, – сказала она через несколько минут, когда они завернули за угол дома, – было место, где третий граф Хейвенхерст упал с лошади и застрелил ее за то, что та сбросила его. У него был скверный характер, – добавила Элизабет, весело улыбнувшись.

– Очевидно, – засмеялся в ответ Ян, испытывая желание поцеловать эти улыбающиеся губы. Вместо этого он посмотрел на место на лужайке, о котором она говорила, и сказал: – Как же случилось, что он упал с лошади на собственном дворе?

– О, вот так, – засмеялась Элизабет. – Он упражнялся с копьем у столба. В Средние века, – объяснила она Яну, чье знание истории не уступало его знанию архитектуры и который прекрасно знал, что такое столб для упражнения с копьем, – рыцари обычно упражнялись перед турнирами и сражениями у специального столба. Столб имел перекладину, на одном конце которой висел мешок с песком, а перед ним щит. Рыцари атаковали его, но если рыцарь на скаку не попадал в середину щита своим копьем, то перекладина поворачивалась и мешок ударял рыцаря по спине, сбивая его с лошади.

– Что, как я понимаю, и случилось с третьим графом? – пошутил Ян, когда они направились к самому большому дереву на краю лужайки.

– Именно так, – подтвердила она.

Когда они подошли к дереву, Элизабет спрятала руки за спиной и стала похожа на очаровательную маленькую девочку, собирающуюся поделиться своим секретом.

– А теперь, – сказала она, – посмотри вверх.

Ян закинул голову и рассмеялся от приятного удивления. Над ним виднелась в ветвях большая и необычная хижина.

– Твоя? – спросил он.

– Конечно.

Он окинул быстрым оценивающим взглядом надежную «лестницу», приколоченную к дереву, и затем вопросительно поднял бровь.

– Хочешь подняться первой или полезу я?

– Ты шутишь?

– Если ты видела мою, почему бы мне не посмотреть на твою?

Плотники, построившие хижину для нее, сделали свою работу хорошо, – подумал Ян, когда, пригнувшись посередине ее, огляделся вокруг. Элизабет была намного ниже его, и все вокруг соответствовало ее росту, хижина была достаточно большой, чтобы она могла почти выпрямиться здесь.

– Что вон там, в сундучке?

Элизабет придвинулась к нему улыбаясь.

– Я как раз пыталась вспомнить, когда была в твоей хижине. Я посмотрю. Так я и думала, – сказала она через минуту, открыв крышку. – Моя кукла и чайный сервиз.

Ян улыбался, глядя на это и на нее, но видел перед собой маленькую девочку, какой она, должно быть, была, жившую в одиночестве среди относительной роскоши с куклой, заменяющей ей семью, и слугами вместо друзей. При сравнении его юность была намного богаче.

– Есть еще только одна вещь, которую я хочу показать, – сказала Элизабет после того, как он извлек ее из ветвей, и они направились к дому.

Ян оторвался от мыслей о ее несчастливой юности, когда она повернула в сторону. Они обогнули дом и вышли к противоположной стороне, Элизабет остановилась и грациозным широким жестом подняла руку.

– Большая часть этого – мой вклад в Хейвенхерст, – с гордостью сказала она ему.

Вид, расстилавшийся перед глазами, согнал улыбку с лица Яна, и чувство нежности и благоговения охватило его. Перед ним лежал в красочном великолепии самый прекрасный цветник, какого ему никогда не приходилось видеть. Другие наследники Хейвенхерста добавляли к дому камни и известь, а Элизабет дала ему красоту, от которой перехватывало дыхание.

– Когда я была молодой, – тихо призналась она, глядя на спускающиеся вниз цветники и дальние холмы за ними, – то думала, что это самое прекрасное место на земле. – Чувствуя себя немного глупой из-за своего признания, Элизабет посмотрела на него со смущенной улыбкой: – А какое самое прекрасное место ты видел?

Оторвавшись от красоты садов, Ян взглянул на олицетворение красоты, стоящее рядом.

– Любое место, – хрипло сказал он, – где есть ты.

Он заметил, как от украсившего ее румянца от смущения и удовольствия порозовели щеки, но когда она заговорила, в голосе звучало сожаление.

– Ты не должен говорить мне такие вещи, ты знаешь – я не нарушу наш договор.

– Я знаю, – сказал он, удерживаясь, чтобы не обрушить на нее признания в любви, в которую она еще не могла поверить. – Кроме того, оказалось после наших переговоров, что все условия касаются меня, а не тебя.

Она искоса посмотрела на него, удерживаясь от смеха.

– Ты иногда был чересчур мягок, знаешь ли. В конце я просила уступок только для того, чтобы посмотреть, как далеко ты можешь зайти.

Ян, который умножал свое богатство последние четыре года, покупая корабли и импортно-экспортные компании, так же как и многое другое, считался исключительно упорным негоциантом. Он выслушал ее заявление с улыбкой искреннего удивления.

– У меня создалось впечатление, что каждое отдельное условие представляло для тебя исключительную важность и что, если бы я не согласился, ты могла просто от всего отказаться.

Она удовлетворенно кивнула.

– Я подумала, что именно так я и должна делать. Почему ты смеешься?

– Потому что, – признался он, усмехаясь, – я явно был не в лучшей форме вчера. Кроме того, что я неправильно понял твои чувства, я умудрился купить дом на Променад-стрит, за который, без сомнения, заплачу в пять раз больше, чем он стоит.

– О, я так не думаю, – сказала Элизабет и как бы в смущении стала искать повод избежать его взгляда, протянув руку и сорвав листок с нависшей ветви. Стараясь казаться равнодушной, она объяснила: – В вопросах умения торговаться я верю в рассудительность, но мой дядя наверняка пытался обмануть тебя. Он абсолютно невозможен, когда дело касается денег.

Ян кивнул, вспомнив сумму, которую выманил у него Джулиус Камерон за подписание брачного контракта.

– И поэтому, – призналась она, с беспокойством глядя на лазурное небо с притворным вниманием, – я послала ему после того, как ты уехал, записку с перечислением всех работ, которые необходимо произвести в доме. Я сообщила ему, что дом в очень плохом состоянии и его, безусловно, необходимо полностью переоборудовать.

– И?

– И я сказала ему, что ты согласен заплатить настоящую цену за дом, но ни шиллингом больше, потому что необходимо все переделывать.

– И? – поинтересовался Ян.

– Он согласился продать его за эту сумму.

Ян расхохотался. Схватив ее, он подождал, пока сможет обрести дыхание, затем заставил ее посмотреть ему в лицо.

– Элизабет, – с нежностью сказал он, – если ты передумаешь выходить за меня замуж, обещай, что никогда не будешь против меня при заключении сделок. Клянусь Богом, я пропаду.

Ян почти поддался соблазну поцеловать ее, но у подъезда к дому стояла карета Таунсендов с герцогским гербом на дверках, и он не мог знать, где могут быть их «дуэньи». Элизабет тоже увидела карету и направилась к дому.

– О платьях, – сказала она, неожиданно останавливаясь и глядя на него с самым серьезным выражением прекрасного лица. – Я хотела поблагодарить тебя за твою щедрость, как только ты приедешь, но я была так счастлива… то есть…

Элизабет спохватилась, ведь она чуть нечаянно не сказала, что была счастлива видеть его, и так расстроилась, что вслух призналась в том, в чем не признавалась себе, и потому окончательно растерялась.

– Продолжай, – хрипло попросил Ян. – Ты была так счастлива видеть меня, что ты…

– Я забыла, – неуверенно призналась Элизабет. – Знаешь ли, тебе не следовало делать этого – заказывать столько вещей и у нее в магазине. Мадам Ля Саль – ужасно дорогая… я слышала об этом во время моего дебюта.

– Не тебе думать о таких вещах, – твердо сказал Ян. Стараясь успокоить ее чувство вины за платья, он шутливо добавил: – По крайней мере, мы имеем платья, чтобы показать, на что потратили деньги. Накануне, перед тем как заказал их для тебя, я за одну партию в карты с Джорданом Таунсендом потерял тысячу фунтов

– Ты – игрок? – с любопытством спросила Элизабет. – Ты обычно ставишь такие суммы за одну партию?

– Нет, – сухо ответил Ян, – когда у меня нет шансов в такой игре.

– Знаешь, – мягко сказала она, идя вместе с ним через лужайку к парадной двери, – если ты будешь продолжать неосмотрительно тратить деньги, ты кончишь в точности, как мой папа.

– Как же он кончил?

– По уши в долгах. Он тоже любил играть.

Когда Ян ничего не ответил, Элизабет, поколебавшись, решилась.

– Мы могли бы всегда жить здесь. Нет необходимости в трех домах – это очень дорого. – Она поняла, что говорит, и поспешно добавила: – Я не хочу сказать, что мне не будет совсем хорошо там, где ты живешь. В самом деле, дом в Шотландии очень красив.

Ян пришел в восторг от того, что она, очевидно, не знала, как велико его состояние, и, несмотря на это, согласилась выйти за него замуж, даже если ей придется жить в скромном доме в Шотландии или городском доме на Променад-стрит. Если это была правда, то он получил доказательство, в котором отчаянно нуждался, доказательство, что он значил для нее больше, чем она была согласна признать.

– Давай решим это послезавтра, когда ты посмотришь мой дом, – спокойно предложил он, уже с надеждой предвкушая ее изумление.

– Ты… ты не думаешь, что мог бы попытаться быть расчетливее с деньгами, – тихо спросила Элизабет. – Я могла бы составить бюджет, я очень хорошо умею это делать…

Ян не мог сдержаться; подавив смех, сделал то, о чем мечтал с того момента, как увидел ее стоящей в холле. Он привлек Элизабет к себе, прижался губами к ее рту и поцеловал со всей неутолимой страстью, которая охватывала его, когда она была рядом. И она ответила на поцелуй с той же уступчивой нежностью, которая всегда приводила Яна в исступление от охватывающего его желания.

Когда он с неохотой отпустил девушку, лицо ее вспыхнуло, а глаза сияли. Сплетя с ее пальцами свои, Ян медленно пошел рядом с ней к дверям. Так как он не спешил присоединиться к своим «дуэньям», Ян отвлекал Элизабет, спрашивая об особо интересных кустах, необычном цветке, росшем перед входом, и даже о самой обычной розе.

Стоя у окна, выходящего на лужайку, Джордан и Александра Таунсенд наблюдали за парой, направлявшейся к ним.

– Если бы ты попросила меня назвать последнего человека на земле, которого я считал способным влюбиться по уши всего лишь в девчушку, это был бы Ян Торнтон, – сказал Джордан.

Его жена выслушала мужа, отведя в сторону насмешливый взгляд.

– Если бы я спросила, то подумала бы, что это будешь ты.

– Уверен, ты бы так и думала, – сказал Джордан, улыбаясь. Он заметил, как исчезла ее улыбка, и обнял Алекс за талию, тотчас же забеспокоившись, что беременность причиняет ей боль.

– Это ребенок, дорогая?

Она рассмеялась и покачала головой, но почти сразу же стала серьезной.

– Как ты думаешь? – задумчиво спросила Алекс, – можно доверять ему, он не обидит ее? Торнтон причинил столько зла, что я… он просто мне не нравится, Джордан. Ян красив, я согласна с тобой в этом, необычайно красив…

– Не так уж красив, – сказал Джордан с обидой.

На этот раз Александру охватило веселье. Повернувшись, она обняла мужа и крепко поцеловала.

– Он на самом деле напоминает мне тебя, – сказала она, – по цвету волос, росту, фигуре.

– Я надеюсь, это не связано с тем, почему он тебе не нравится, – поддразнил ее муж.

– Джордан, пожалуйста, перестань. Я беспокоюсь, правда, беспокоюсь. Он… ну… он почти пугает меня. Несмотря на то, что внешне Ян кажется очень воспитанным, под его прекрасными манерами скрыта сила, может быть, даже жестокость. И он не остановится ни перед чем, чтобы добиться своего. Я видела это вчера, когда Торнтон явился в дом и убедил Элизабет выйти за него замуж.

Повернувшись к ней, Джордан смотрел со смешанным чувством глубокого интереса, удивления и веселья.

– Продолжай, – сказал он.

– В данный момент ему нужна Элизабет, а я не могу не тревожиться, что это просто каприз.

– Ты бы так не думала, если бы видела, как он побледнел на днях, когда узнал, что она собирается бороться с обществом без его помощи.

– Правда? Ты в этом уверен?

– Безусловно.

– Ты уверен, что знаешь его достаточно хорошо, чтобы судить о нем?

– Абсолютно уверен.

– И насколько хорошо ты его знаешь?

– Ян, – сказал Джордан с усмешкой, – мой троюродный брат.

– Твой кто? Ты шутишь! Почему ты не сказал мне об этом раньше?

– Прежде всего, до вчерашнего вечера этот вопрос не возникал. Даже если б и возникал, я бы не сказал об этом, потому что до последнего времени Ян отказывался признать свое родство со Стэнхоупом, на что имел полное право. Зная, как он к этому относится, я посчитал за честь, что Ян пожелал признать наши отношения. Мы также партнеры в трех судовых компаниях.

Джордан увидел, что Алекс поражена, и усмехнулся.

– Если Ян не настоящий гений, то близок к этому. Он – блестящий стратег. Интеллект, – добавил Джордан, – присущ его семье.

– Братья! – растерянно повторила Алекс.

– Это не должно удивлять тебя. Если мы оглянемся достаточно далеко назад, то огромное число аристократии было каким-то образом связано тем, что мы называем «браки по расчету». Однако я подозреваю, в Яне тебя смущает, что он наполовину шотландец. Во многом он больше шотландец, чем англичанин, что объясняет, как ты называешь, жестокость. Ян будет делать, что хочет, когда хочет, и к дьяволу все последствия. Он всегда поступал так. Ему наплевать, что думают о нем или о том, что он делает.

Замолчав, Джордан многозначительно взглянул на пару, которая остановилась посмотреть на куст на лужайке перед домом. Ян внимательно слушал Элизабет с выражением нежности на суровом лице.

– На днях, однако, его очень беспокоило, что думают люди о твоей милой подруге. Знаешь, я не хочу и думать, что бы он сделал, если бы кто-нибудь на самом деле осмелился открыто оскорбить ее в его присутствии. Ты права, когда не обманываешься внешним лоском Яна. Внутри он – шотландец, и у него соответствующий нрав, хотя обычно он держит его под контролем.

– Не думаю, что ты успокаиваешь меня, – неуверенно сказала Алекс.

– Я должен бы. Он полностью отдал себя ей. И это чувство так глубоко, что Ян даже помирился со своим дедом, а затем появился вместе с ним в обществе, что, я знаю, он сделал из-за Элизабет.

– Почему это ты так думаешь?

– Во первых, когда я встретил Яна в Блэкморе, у него не было никаких планов на вечер, пока он не узнал, что Элизабет будет на балу у Уиллингтонов. Второе, что я знаю, он вошел в зал вместе со своим дедом. А это, любовь моя, – то, что мы называем показать свою силу. – И видя, что его доводы не убедили Алекс, Джордан улыбнулся. – Не слишком восхищайся мною. Я тоже попросил его. Так что видишь, ты зря беспокоишься, – закончил он убежденно. – Шотландцы страшно преданный народ, и Ян будет защищать Элизабет ценой своей жизни.

– Два года назад, когда ее жизнь была погублена, он определенно не защитил ее ценой своей жизни.

Вздохнув, Джордан выглянул из окна:

– После бала у Уиллингтонов Ян немного рассказал мне о том, что произошло в тот давний уик-энд. Будучи очень скрытным человеком, он не раскрыл мне многого, но, читая между строк, я догадался, что Ян безумно влюбился в Элизабет, а затем понял, что она им играет.

– И что в этом такого ужасного? – спросила Алекс, по-прежнему находясь полностью на стороне Элизабет.

Джордан посмотрел на нее с грустной улыбкой.

– У шотландцев есть, кроме верности, еще одна черта.

– Какая же?

– Они не прощают, – жестко сказал Джордан. – Они считают, что за верность им должны платить такой же верностью. Более того, если ты их предал, ты для них умер. Что бы ты ни сказал или сделал, не заставит их изменить отношение к тебе. Вот поэтому их вражда переходит от поколения к поколению.

– Варварство, – сказала Александра, вздрогнув от ужаса.

– Вероятно. Но все же не забывай, что Ян также наполовину англичанин, а мы – очень цивилизованны, – наклонившись, он ущипнул ее за ухо. – Но не в постели.

Ян больше не мог найти предлогов, чтобы задержаться, и решил войти в дом, но когда они подошли к дверям, Элизабет обернулась к нему и остановилась. Как человек, признающийся в поступке и не уверенный, что поступает совершенно правильно, она сказала:

– Сегодня утром я наняла сыщика, чтобы он попробовал найти моего брата, или по крайней мере узнать, что с ним случилось. Я пыталась сделать это и раньше, но он не соглашался с тем, что я обещала оплатить расходы позднее. Я думаю взять часть денег из того, что ты даешь на содержание Хейвенхерста, чтобы заплатить ему.

Яну стоило огромного усилия сохранить бесстрастное выражение лица.

– И? – спросил он.

– Вдовствующая герцогиня заверила меня, что мистер Уордворт – исключительно хороший сыщик. Он страшно дорогой, однако мы сумели договориться.

– Хорошие всегда дороги, – сказал Ян, думая о трех тысячах фунтов гонорара, которые заплатил сегодня утром сыщику для тех же целей. – Сколько он взял с тебя? – спросил Ян, намереваясь добавить эту сумму к ее содержанию.

– Сначала он хотел тысячу фунтов, независимо от того, узнает он что-нибудь о Роберте или нет. Но я предложила ему двойной гонорар в случае успеха.

– А если он не узнает?

– О, в таком случае я не считала справедливым сколько-нибудь платить ему, – сказала Элизабет. – Я убедила его, что права.

Хохот Яна все еще отдавался эхом в холле, когда они вошли в гостиную поздороваться с Таунсендами.

Никогда еще Ян не получал такого удовольствия от торжественного обеда или обеда вдвоем, какое он получил в этот вечер. Несмотря на скудость меблировки, Элизабет превратила столовую и гостиную в элегантные беседки, полные свежесрезанных и искусно расставленных цветов, освещенные канделябрами с горящими свечами; это был самый красивый интерьер для обеда, какой приходилось Яну когда-либо видеть.

Только один раз он испытал неприятную минуту – это случилось, когда в столовую вошла Элизабет с подносом в руках, и Ян подумал, что она приготовила обед сама. Вслед за ней вошел лакей с еще одним подносом, и Ян внутренне вздохнул с облегчением.

– Это – Уинстон, наш лакей и повар, – сказала Элизабет, догадываясь, о чем подумал Ян. Сохраняя серьезное лицо, она добавила: – Уинстон научил меня всему, что я сейчас знаю о приготовлении пищи.

Ужас Яна сменился радостью, лакей заметил это.

– Мисс Элизабет, – подчеркнуто сообщил лакей Яну, – не знает, как готовить. Она всегда была слишком занята, чтобы научиться.

Ян не ответил на это замечание, потому что всей душой радовался спокойствию Элизабет и тому, что она явно поддразнивала его. Однако когда обидчивый лакей вышел, Ян посмотрел на Джордана и увидел, что тот, прищурившись, смотрит вслед лакею, затем взглянул на явно смущенную Элизабет.

– Они думают, что ведут себя так из преданности ко мне, – объяснила она. – Они… ну, слышали твое имя раньше. Я поговорю с ними.

– Буду признателен, – сказал Ян с шутливым раздражением. И добавил, обращаясь к Джордану: – Дворецкий Элизабет всегда пытается выгнать меня.

– Он не глухой? – без всякого сочувствия спросил Джордан.

– Глухой? – повторил Ян. – Конечно, нет.

– Тогда считай, что тебе повезло, – сердито ответил Джордан, а женщины расхохотались.

– Видишь ли, дворецкий Таунсендов, Пенроуз, совершенно глухой, – объяснила Элизабет.

Обед проходил при взрывах веселья, и Ян изумлялся, открывая для себя новое в обеих, Александре и Элизабет, включая тот факт, что Алекс, очевидно, так же хорошо владела рапирой, как ее подруга пистолетом. Элизабет развлекала гостей так искусно, что Ян обнаружил, что забыл о вполне приличном обеде, а просто, откинувшись на спинку стула, с удовольствием и гордостью наблюдал за ней. Она искрилась весельем, как вино в их хрустальных бокалах, сияла, как свечи в люстре, а когда смеялась – в комнате звучала музыка. С умением прирожденной хозяйки Элизабет вовлекала всех в каждый разговор, пока даже Джордан и Ян не включились в веселую беседу. Но лучше всего было то, что она чувствовала себя свободно в присутствии Яна. Безыскусная, изящная и милая, Элизабет поворачивалась к нему и подшучивала над ним, или улыбалась его словам, или внимательно выслушивала его мнение. Она еще не была готова довериться ему, но он чувствовал, что близка к этому.

После обеда дамы по обычаю удалились в гостиную, оставив джентльменов за столом наслаждаться портвейном и сигарами.

– Ян зажигал сигару, когда я впервые увидела его, – сказала доверительно Элизабет, как только подруги удобно расположились в гостиной. Подняв глаза, она увидела обеспокоенно нахмуренное лицо Александры, и, помолчав, тихо сказала: – Он тебе не нравится, правда?

Алекс бросила на нее быстрый взгляд, но огорчение, прозвучавшее в голосе Элизабет, остановило ее.

– Мне… мне не нравится то, что он тебе сделал, – призналась она.

Откинув голову, Элизабет закрыла глаза, пытаясь найти ответ. Тогда, давно, Ян сказал, что наполовину влюблен в нее, а теперь, когда они помолвлены, он ни разу не заговаривал об этом, даже не притворялся. Она не знала, что им движет, что он чувствует; она не знала, что чувствует и сама. В чем была уверена Элизабет, так это в том, что один вид его сурового красивого лица, как будто высеченного резцом скульптора, и смелый взгляд янтарных глаз всякий раз вызывали во всем ее существе волнение и пробуждали чувства. Она знала, что ему нравится целовать ее и что ей очень нравится, когда он целует ее. Кроме других привлекательных качеств, было еще что-то, что необъяснимо влекло ее к нему: с самой первой встречи Элизабет чувствовала, что под невозмутимой искушенностью и грубой мужественностью Яна Торнтона скрывается глубина, которой не обладает большинство людей.

– Так трудно узнать, – прошептала она, – как я должна думать или что я должна чувствовать. И хуже всего, я чувствую, что полюблю его. – Элизабет открыла глаза и посмотрела на Алекс. – Это начинается, и я не могу помешать этому. Это происходило два года назад, и тогда я тоже не могла этому помешать. Так что, видишь, – чуть-чуть печально улыбнувшись, добавила она, – мне было бы намного лучше, если б ты тоже смогла хоть немножко полюбить его.

Алекс перегнулась через стол и взяла Элизабет за руку.

– Если ты его любишь, тогда он должен быть самым наилучшим из мужчин. И с сегодняшнего дня я постараюсь видеть в нем все наилучшие качества. – Алекс поколебалась, а затем решилась и спросила: – Элизабет, он тебя любит?

Элизабет покачала головой.

– Он говорит, что хочет меня и хочет детей.

Алекс в смущении подавила смех.

– Он хочет чего?

– Он хочет меня и хочет детей.

Странная многозначительная улыбка скользнула по губам Алекс.

– Ты не говорила мне, что он сказал первое. Меня это очень радует, – пошутила она, но по ее щекам разлился румянец.

– Я думаю, меня тоже, – призналась Элизабет, отведя быстрый испытующий взгляд от Алекс.

– Элизабет, сейчас едва ли время говорить об этом, по правде говоря, – добавила Алекс, еще больше краснея. – Я не думаю, что вообще есть такое время обсуждать это… но Люсинда объяснила тебе, как зачинаются дети?

– Да, конечно, – без колебаний сказала Элизабет.

– Хорошо, потому, что иначе мне бы пришлось говорить об этом, а я до сих пор помню свою реакцию, когда узнала. Это было ужасно, – рассмеялась она. – С другой стороны, ты всегда была разумнее меня.

– Я совсем так не думаю, – сказала Элизабет.

Но она не могла себе представить, отчего здесь можно было покраснеть. Дети, сказала Люсинда, когда она спросила, зачинаются, когда муж целует жену в постели. И первый раз это больно. Иногда поцелуи Яна почти оставляли синяки, но никогда ей не было больно, они доставляли ей огромное удовольствие.

Обсуждение своих чувств вслух с Алекс как бы освободило Элизабет от бремени необходимости разбираться в них; Элизабет стала веселой и беззаботной, но она подумала, что Ян сразу же обратит внимание на это, как только мужчины присоединятся к ним в гостиной.

Ян действительно заметил; когда они сели играть в карты по предложению Элизабет, он почувствовал, что отношение к нему обеих дам заметно смягчилось.

– Ты можешь перетасовать и раздать карты? – спросила Элизабет.

Он кивнул, она передала ему колоду и в восхищении, зачарованно, смотрела, как карты оживали в руках Яна, со свистом и щелканьем слетаясь вместе, затем выскальзывали, образуя аккуратную стопочку, и снова слетались вместе в его пальцах.

– Во что ты хотела сыграть? – спросил он ее.

– Я хотела бы посмотреть, как ты жульничаешь, – улыбаясь ему, не раздумывая, сказала Элизабет.

Его руки застыли, а глаза впились в ее лицо.

– Прошу прощения?

– Я имела в виду, – поспешила она объяснить, в то время как он машинально продолжал тасовать карты, не сводя с нее взгляда, – что в тот вечер в игральной комнате у Харисы говорили о ком-то, кто умеет сдавать карты из-под колоды, и я всегда думала, не мог бы ты, нельзя ли… – Элизабет замолкла, с запозданием поняв, что оскорбляет его, и этот прищуренный задумчивый взгляд доказывал, что у нее прозвучало это так, как будто она верила в его нечестность в игре. – Прошу простить меня, – тихо сказала она. – Это было ужасно с моей стороны.

Ян принял ее извинение, коротко кивнув головой, и тогда Алекс торопливо вставила:

– Почему бы нам всем не взять фишек на шиллинг?

Ян, не говоря ни слова, тут же сдал карты. Слишком смущенная, чтобы даже взглянуть на него, Элизабет прикусила губу и взяла свои карты. У нее были четыре короля.

Она быстро взглянула на Яна, но он откинулся на спинку кресла, изучая свои карты.

Элизабет выиграла три шиллинга и была чрезвычайно довольна.

Ян передал ей колоду, но Элизабет покачала головой.

– Я не люблю сдавать. Всегда роняю карты, а это, говорит Келтон, очень раздражает. Не мог бы ты сдать за меня?

– Конечно, – бесстрастно произнес Ян, и у Элизабет упало сердце, когда она поняла, что он еще сердится на нее.

– Кто такой Келтон? – осведомился Джордан.

– Келтон – это грум, с которым я играю в карты, – ответила с несчастным видом Элизабет, беря карты.

У нее было четыре туза.

Когда она поняла, смех и радость задрожали на ее губах. Элизабет подняла голову и посмотрела на своего нареченного. Ничто на его абсолютно спокойном лице не выдавало ни признака, ни намека на то, что происходило что-то необычное.

Он лениво развалился в кресле и, равнодушно подняв бровь, сказал:

– Ты хочешь сбросить или прикупить, Элизабет?

– Да, – ответила Элизабет, подавляя смех, – мне бы надо добавить к моим тузам еще одного.

– Их всего четыре, – спокойно объяснил Ян с такой убедительностью, что Элизабет охнула и уронила карты.

– Ты настоящий мошенник! – воскликнула она, когда, наконец, смогла заговорить, но ее лицо светилось восхищением.

– Спасибо, моя милая, – ласково ответил он, – я счастлив услышать, что твое мнение обо мне уже улучшается.

Смех замер в груди Элизабет, сменившись ощущением теплоты, охватившей ее с головы до ног. Джентльмены не говорят так нежно и ласково в присутствии посторонних, или не говорят так вообще. «Я – шотландец, – прошептал Ян хриплым голосом тогда, давно, – мы говорим». После минуты удивленного молчания Таунсенды быстро начали оживленный разговор, и это было весьма кстати, потому что Элизабет не могла отвести глаза от Яна, казалось, не могла пошевельнуться. И в это бесконечное мгновение, когда они, не отрываясь, смотрели друг на друга, Элизабет почувствовала непреодолимое желание броситься ему в объятия. Он увидел это тоже, и от ответного выражения его глаз она почувствовала, что тает от любви.

– Мне кажется, Ян, – пошутил Джордан через минуту, осторожно разрушая их чары, – что мы напрасно тратим время, играя честно.

Ян неохотно оторвал взгляд от лица Элизабет, и с улыбкой вопросительно посмотрел на Джордана.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он, подвигая колоду к Джордану, в то время как Элизабет положила обратно нечестно выигранные фишки.

– С твоим умением сдавать какие угодно карты, мы могли бы обыграть половину Лондона. И если какая-нибудь из наших жертв осмелилась возражать, то Алекс проткнула бы его рапирой, а Элизабет застрелила прежде, чем он упал бы на землю.

Ян усмехнулся.

– Неплохая идея. А какая бы у тебя была роль?

– Устроить нам побег из Ньюгейтской тюрьмы, – засмеялась Элизабет.

– Точно!

После того, как Ян уехал в гостиницу «Зеленый лист», где собирался переночевать, прежде чем ехать дальше к себе домой, Элизабет задержалась внизу, чтобы погасить свечи и убрать в гостиной. Наверху в одной из комнат для гостей Джордан посмотрел на слабую рассеянную улыбку жены и удержался, чтобы понимающе не усмехнуться.

– Теперь что ты думаешь о маркизе Кенсингтоне? – спросил он.

Когда она подняла на него глаза, они сияли.

– Я думаю, – тихо ответила Алекс, – если он не сделает чего-нибудь ужасного, я готова поверить, что он и вправду твой кузен.

– Спасибо, дорогая, – нежно ответил Джордан, перефразируя слова Яна, – я счастлив видеть, что твое мнение о нем уже улучшается.