Сначала хозяин трактира не хотел сдавать Йаме комнату, объяснив, что гостиница переполнена из-за Речного рынка. Но когда Йама показал ему два золотых реала, он усмехнулся и сказал, что может, пожалуй, сделать исключение и попробовать подыскать ему место. Конечно, за двойной тариф, учитывая хлопоты, и если молодой господин поест, покуда будут готовить комнату… Хозяином был молодой толстяк с гладкой коричневой кожей и короткими торчащими белесыми волосами. Держался он уверенно и прямодушно. Взяв одну из монет, он сказал, что принесет сдачу утром, так как менялы уже закрыли свои лавки.

Йама сел в уголке пивной, и вскорости слуга, молодой парень, принес ему блюдо варенных в панцирях креветок, тушеную бамию, перец с арахисовым соусом и тонкие пресные лепешки с кружкой рисового пива. Йама с жадностью принялся за еду.

Он бродил по улицам, пока солнце не опустилось за крыши города, и хотя по дороге ему попадалось множество ларьков и забегаловок, он не мог ни поесть, ни утолить жажду: он просто не представлял, что здесь существуют люди, чья профессия — менять такие деньги, как у него, на более мелкие монеты. Завтра хозяин разменяет реал, и Йама начнет искать свою расу. Но сейчас с него было достаточно просто тихонько сидеть с полным желудком и приятной легкостью в голове, вызванной рисовым пивом, и наблюдать за людьми в пивной.

Они легко делились на две разные группы. Там был обычный рабочий люд нескольких рас в домотканой одежде и башмаках с деревянной подошвой. Они стояли у стойки и спокойно пили свое пиво. Вторая группа — мужчины и одна-единственная рыжеволосая женщина — сидели за длинным столом у грязного окна под гербом харчевни — двумя скрещенными топорами. Они шумно веселились, произносили изысканные тосты, громко перекликались с одного конца стола на другой. Йама решил, что они, видимо, солдаты, наемники или ополченцы.

На всех были украшенные гербами доспехи, в основном металлические или камедные, а также наголенники и наручные латы. Тела покрывали шрамы, у многих не хватало пальцев. Там был великан с серебряным диском вместо глаза, у другого имелась лишь одна рука, однако он ел не менее ловко и быстро, чем его компаньоны. Рыжеволосая женщина была, казалось, их товарищем, а вовсе не потаскухой, которую они случайно где-то подцепили.

На ней была кожаная туника без рукавов и короткая кожаная юбочка, оставлявшая открытыми сильные ноги.

Хозяин, видимо, знал этих клиентов: освобождаясь от дел, он присаживался к ним за стол, смеялся их шуткам, подливал пиво и вино соседям. Он что-то прошептал в ухо одноглазому великану, и они грубо захохотали, а когда хозяин встал обслужить другого гостя, одноглазый зыркнул в сторону Йамы и ухмыльнулся.

Тут пришел мальчик-слуга и сказал Йаме, что комната готова, он провел Йаму за прилавок, через маленькую, пышущую жаром кухню, потом во внутренний дворик с электрическими прожекторами на столбе. С обеих сторон были выкрашенные известью стойла. А между ними широкие ворота, затененные ветвями авокадо, в которых пронзительно взвизгивали и верещали зеленые попугайчики. Комната располагалась в пристройке над конюшней, была она длинной и узкой, с низким темным потолком. Единственное окно в дальнем конце смотрело на улицу, на череду спускающихся к Великой Реке крыш.

Мальчик-слуга зажег светильник с рыбьим жиром, поставил кувшин с горячей водой, отвернул одеяло, поправил валик и помедлил, явно не желая уходить.

— У меня нет мелких монет, — сказал Йама, — но завтра я тебе что-нибудь дам за твои хлопоты.

Мальчик подошел к двери, выглянул наружу, затем снова закрыл дверь и повернулся к Йаме.

— Я не знаю тебя, господин, — начал он, — но думаю, стоит тебе рассказать, иначе это будет на моей совести. Тебе нельзя оставаться здесь на ночь.

— Мои деньги не хуже, чем у всех. Я заплатил за комнату, оставил залог, — ответил Йама.

Парень кивнул. На нем была чистая, но штопаная рубашка и пара штанов. Он едва доставал Йаме до пояса и был очень тонок в кости; зачесанные назад черные волосы открывали узкое лицо с резкими, острыми чертами.

Большие золотистые глаза слегка мерцали при свете ночника. Он продолжал:

— Я видел монету, которую ты оставил хозяину. Я не спрашиваю, где ты ее взял, но думаю, что на нее можно купить весь этот дом с потрохами. Мой хозяин — человек не плохой, но и не хороший. Понимаешь, многие и получше его соблазнились бы такой суммой.

— Я буду осторожен, — кивнул Йама, который на самом деле чувствовал только смертельную усталость и дремоту от выпитого пива.

— Если возникнет опасность, ты сможешь вылезти из окна на крышу, сказал мальчик, — с той стороны растет виноград. Спуститься легко. Я сто раз это делал.

Мальчик ушел, а Йама запер дверь на засов и присел у окна, вглядываясь в череду крыш и поблескивающую под темнеющим небом реку. Его завораживали звуки ночного города: откуда-то издалека раздавался непрерывный грохот, гул миллионов людей, занятых своими делами, а совсем близко слышался крик разносчика, магнитофон играл модную балладу, кто-то размеренно и дробно стучал по железу, женщина громко звала с улицы ребенка. Йама проникся этим вечерним покоем и в то же время ясно ощутил, что вот он здесь, один, именно в этом месте и в этот момент, а впереди чудесной вуалью раскинулась вся его жизнь, полная самых потрясающих возможностей.

Он снял рубашку, вымыл лицо и руки, затем стянул башмаки и вымыл ноги. Соломенный матрац оказался бугристым, зато простыня свежей, а шерстяное одеяло чистым.

Он подумал, что, наверное, комната принадлежит тому мальчику-слуге и потому он хотел, чтобы Йама ушел.

Йама решил лишь чуть-чуть отдохнуть, а потом встать и закрыть ставни, но когда он проснулся, была уже ночь.

На пол упало пятно холодного света Галактики, над кроватью в стропилах что-то скреблось. Мышь или ящерица, сонно подумал Йама, но вдруг почувствовал, будто кто-то коснулся его разума, и сразу понял, что в комнату сквозь беспечно открытое им окно влетела машина.

Все еще в полусне Йама стал думать, правда ли, что машина его разбудила, и тут услышал за дверью металлическое клацанье. Он сел и потянулся к лампе. Кто-то налег на дверь, и Йама, еще до конца не проснувшись, спросил, кто стучит.

Со страшным треском дверь распахнулась, засов пролетел через всю комнату в угол. В проеме показался силуэт человека. Йама скатился на пол, потянулся к своему ранцу, а в это время что-то грохнуло о кровать. В воздух взлетела солома и щепки. Йама опять перекатился, волоча за собою ранец. Он вытащил нож, порезав руку, но даже не почувствовал этого. Кривое лезвие сияло бешеным синим светом, с кончика летели искры.

Человек у кровати — тень в голубом полумраке — резко обернулся. Он уже сокрушил раму кровати и в клочья искрошил своим длинным широким мечом матрас и одеяло. Йама швырнул в него кувшином с водой, человек успел пригнуться и произнес:

— Брось, парень. Может, я тебя и пощажу.

Йама заколебался, но тут незнакомец кинулся на него с неожиданным бешенством. Йама присел и услышал свист рассеченного воздуха над головой. Он рубанул ножом по ногам незнакомца, и тот отступил. Нож загудел, холод пронзил мышцы руки.

— Ты дерешься, как женщина, — крикнул убийца. Свет от ножа отразился в чем-то блестящем у него на лице.

Тут он снова бросился в атаку, и Йама перестал думать.

Действовать начали рефлексы, отточенные долгими часами тренировок в гимнастическом зале под руководством сержанта Родена. Нож Йамы лучше подходил для ближнего боя, чем длинный меч нападавшего, но у того было преимущество веса и дистанции. Йаме удалось парировать серию яростных выпадов. Фонтаны искр летели во все стороны при каждом ударе, но кисть его стала неметь, и тут длинное лезвие меча скользнуло по ножу Йамы и задело предплечье.

Рана оказалась неглубокой, но сильно кровоточила, Йама почувствовал, что держит нож уже не так крепко.

Он швырнул стул под ноги убийцы, и пока тот расчищал дорогу, Йама сумел выскочить из угла, куда его загнал противник, но он все еще оставался между Йамой и дверью и через мгновение снова бросился в атаку, Йама оказался прижатым к стене. Из ножа полыхнул голубой свет, между Йамой и нападавшим возникло что-то белое, толщиной с кость, но убийца только захохотал:

— Я знаю этот трюк, — и сделал выпад ногой, ударив Йаму носком ботинка по локтю. Рука Йамы повисла, и он выронил нож. Фантом растаял с резким щелчком.

Убийца поднял меч для смертельного удара. На миг сцена застыла, как на картине, но вдруг он выдохнул, обдав Йаму запахом лука и перегара, и упал на колени, выронив меч и схватившись за ухо, затем шлепнулся лицом в доски пола прямо у ног Йамы.

Правая рука Йамы онемела от кисти до локтя, а левая дрожала так, что он целую минуту не мог найти и разжечь лампу огнивом. При ее тусклом мерцании он оторвал от простыни бинт и перевязал неглубокую, но сильно кровоточащую рану на предплечье и небольшой порез на ладони, которую оцарапал, вытаскивая нож. Он сел и прислушался, но снизу доносились лишь шорохи переступающих с ноги на ногу лошадей. Едва ли кто-нибудь из гостей слышал грохот вышибаемой двери и шум последующей схватки — остальные спали в дальнем крыле дома, и никто не пришел узнать, что происходит.

Убитый оказался тем самым одноглазым наемником, который, ухмыляясь, смотрел на Йаму вечером в пивной.

Он не был ранен, только из правого уха капала темная венозная кровь. Йама не мог понять, что произошло, но вдруг губы мертвеца разжались. Изо рта у него выскользнула машина и упала на пол. Ее каплевидный корпус был весь измазан в крови. Она вибрировала и жужжала, пока поверхность снова не стала чистой и серебристой. Йама вытянул левую руку, машина поднялась в воздух и легко опустилась ему на ладонь.

— Не помню, чтобы я просил тебя о помощи, — прошептал Йама, — но все равно, спасибо.

Машина его искала, и не только она, целая армия машин прочесывала эту часть Иза.

Йама сказал ей, что она должна поискать где-нибудь в другом месте и сообщить это своим товарищам, потом подошел к окну и вытянул руку. Машина поднялась, сделала один виток вокруг его головы и улетела в темноту.

Йама надел рубашку, застегнул башмаки и приступил к неприятной процедуре обыска мертвого наемника. У того не оказалось денег, только кинжал с узким лезвием и костяной рукояткой, а также проволочная петля с двумя деревянными палками вместо ручек. Он решил, что наемнику должны заплатить после того, как работа будет сделана. В конце концов, мальчик-слуга оказался прав.

Хозяин захотел получить обе монеты.

Йама спрятал нож в ножны, привязал их к поясу и подобрал ранец. Ему вдруг стало страшно поворачиваться к мертвецу спиной, ему почудилось, что открытый пустой глаз следит за каждым его движением; Йама бочком добрался до окна и вылез наружу.

Над окном торчала толстая балка, когда-то она, очевидно, служила опорой подъемника для продуктов, которые через окно доставляли с улицы. Йама уцепился за балку руками и стал раскачиваться, на третий раз ему удалось обхватить ее ногами, перевернуться и сесть. Рана на руке немного открылась и он перевязал ее снова. Встать на широкой плоскости оказалось совсем простым делом.