— Это город, сияющий, как ледяные потоки гор, — говорил Йаме Элифас. В последний раз я видел его много лет назад, но до сих пор помню, как сверкал он в солнечном свете на фоне голубых вод реки. Конечно, река мелеет, брат, но здесь она глубже, чем где бы то ни было, даже у берегов Иза. У Гонда рыбаки ловят левиафанов.

Йама вздрогнул, вспомнив о единственном надежном факте, который он выловил в мешанине отцовских бумаг. Элифас ничего не заметил.

— Они рыбачат не на яликах или шаландах, — продолжал старик, — а с огромных барж размером с целое поле. На тех баржах установлены мощные моторы. Когда они работают, вода за кормой так и кипит. У нас под килем сейчас тоже плавают левиафаны, их-то рыбаки и ловят. Они спускают вниз приманку весом с человека, а на крючок насаживают взрывающийся заряд. Вместо лески у них стальной трос длиною в несколько лиг. Если добыча попалась, они ее вылавливают и тут же разделывают. Разумеется, в большинстве случаев левиафаны уходят, а иногда добыча все же утаскивает баржу, несмотря на всю ее мощь, под воду.

— Я думал, что люди Гонда проводят жизнь в размышлениях и эстетических дискуссиях, — заметил Йама.

— Рыбаки происходят из городов на Сухих Равнинах ниже по реке. Там лежат Уш, Калуб, Галата и города-близнецы Кильминар и Бальбек. — Элифас произносил названия нараспев, с явным удовольствием. — Если какая-нибудь баржа поймает за сезон больше одного левиафана, команда считает, что им повезло. На доход от продажи одного чудовища можно купить два таких корабля, как этот.

Йама и Элифас стояли у парапета на главной палубе «Соболя» в тени большого рыжего паруса. Над дальним речным берегом громоздились холмы белых и серых туч, из них на пустынные просторы болот, отмелей и зарослей ризофоры, населенных лишь птицами и армиями мелких крабов, устремились дымящиеся колонны дождя.

В последние три дня не было видно никаких следов крейсера или пакетбота, и «Соболь» наконец стал отворачивать от необитаемого берега и сомнительной безопасности его мангровых чащ. Далеко впереди Великая Река поворачивала к Краевым Горам, а на берегу белым кристаллом соли сверкало пятнышко света — город Гонд. Капитан Лорквиталь объявила, что «Соболь» зайдет в тамошний порт взять пассажира и пополнить запасы.

Йама обратился к Элифасу:

— Я вижу, ты счастлив снова пройти дорогами своей юности.

Элифас прикрыл глаза. Тень широкополой шляпы, которую он носил, спасаясь от солнца, скрывала его лицо.

— Прошло уже больше ста лет. Я думал, что почти все забыл, но каждый уголок, мимо которого мы идем, поднимает со дна души воспоминания, совсем как чудовища из бездн придонных речных течений поднимаются и следуют за светящейся наживкой, сброшенной с рыбацких барж.

Он поднял глаза и улыбнулся. На черном лице сверкнули серебристые искры.

— Не волнуйся, брат. Я исполню обещание, которое дал тебе в библиотеке Департамента Аптекарей и Хирургов. Я отыщу тебе потерянный город. Я знаю, что твои слуги относятся ко мне с подозрением, но знай — я действую в твоих интересах.

— Они мне не слуги, Элифас.

Элифас опять улыбнулся.

— Сами они считают иначе, брат. Смотри, смотри! Стая дельфинов! Только взгляни, как они несутся!

Три, четыре, пять гибких белых тел быстро летели в чистых водах реки. Они без труда обогнули корабль, взлетели на носовую волну, легко ее перескочили и устремились дальше, ныряя и вновь возникая на гребнях белых барашков волн. Вдруг они разом нырнули, и вскоре их бледные тени растаяли в темных глубинах реки.

— Некоторые полагают, что они разумны, — проговорил Элифас, — и что они пасут косяки рыб так же, как горцы пасут стада коз и овец.

— Когда плаваешь в реке, — отозвался Йама, — то иногда слышишь, как они поют.

Ему часто доводилось слушать песни дельфинов: летом стаи молодняка поднимались далеко вверх против течения. Песни эти длились часами, их низкие рулады перемежались свистом и пощелкиванием. Непостижимые, таинственные и одинокие, они, казалось, сами рождались в неведомых человеку далеких просторах Великой Реки.

— Говорят, что Хранители, — отозвался Элифас, — все в нашем мире предназначили определенной цели. И самая важная цель — это вознести все чистокровные расы над их животной природой, чтобы мы могли жить вечно, осененные силой и славой Хранителей. Но иногда мне кажется, что таких существ, как дельфины, Хранители сотворили единственно ради той радости, которую рождают они в сердцах людей. Если это правда, я многое могу им простить.

Йама вспомнил, что женщина в оракуле, фантом Анжелы, говорила, будто Хранители являются отдаленными потомками народа самой Анжелы, и сказал:

— Я думаю, что было время, когда Хранители не многим отличались от нас. В первых сурах Пуран говорится, что в давние-давние времена не было никаких богов, только множество видов человеческих существ.

— Божественное начало не имеет градаций, — ответил Элифас. — Оно не похоже на процесс старения, который так незаметен, что только оглянувшись на прожитое, ты с удивлением обнаруживаешь, насколько изменился. Самому-то тебе казалось, что ты вовсе не меняешься день ото дня настолько, чтобы это поддавалось хоть какому-нибудь измерению. Нет, брат, Хранители изменились полностью и в единый миг, а потому не имеет никакого значения, чем они были до того, как превратились в богов. Когда божественная суть снизошла на них или когда они сами возвысились до божественной сути, все их прошлое просто исчезло.

— Но ведь они сотворили нас по своему образу и подобию. Не какими они стали, а какими когда-то были. Значит, они не отреклись от своего прошлого.

Элифас мрачно кивнул. Старику нравились метафизические беседы. Он принадлежал к людям, для которых мир — лишь предмет абстрактного осмысления, а потому события для них менее существенны, чем мысль.

— Хранители не забыли, чем они некогда были, — возразил Элифас, — но они сбросили с себя прошлое, как бабочка сбрасывает кокон гусеницы, являясь на свет в новой красе. Может быть, Пураны и есть такой кокон. Мы ищем в них ответы на свои вопросы, а они — просто пустая оболочка, трепещущая на ветру людских помышлений, то, что действительно важно, унеслось ввысь, в обитель вечного света.

Йама улыбнулся изощренной метафоре собеседника. Он наслаждался разговором, который напомнил ему о долгих спорах с Закилем и Тельмоном, о временах более счастливых и безмятежных.

— Полагаю, что твой экземпляр Пуран — очень древняя книга, — добавил Элифас.

Йама знал, что Элифасу очень хотелось бы подробно исследовать это издание, но он для себя решил, что никому не покажет изменившиеся картинки книги. По крайней мере до тех пор, пока он до конца не осмыслит историю Анжелы. Сегодня ночью он снова будет читать. Казалось, что он догадывается, чем закончится эта повесть. Но кто знает, вдруг она вообще не закончится? Вдруг он сам — ее часть, герой, появляющийся на сцене в последнем акте, чтобы задернуть занавес?

Элифас продолжал:

— Книги более могущественны, чем действительность. Даже если наступит конец света, найдется кто-нибудь, чтобы занести это в летопись, а значит, книга спасет мир, ведь он снова будет оживать в умах тех, кто станет эту книгу читать.

— Значительную часть своего детства я провел в библиотеке. И, может быть, слишком большая доля его ушла на изучение прошлого. Видишь ли, Элифас, я хочу увидеть мир и все его чудеса своими глазами, хочу познать настоящее, а не прошлое.

— Но ведь прошлое вокруг нас. Мы не можем от него убежать. Все, что действительно важно, случилось в прошлом. Мы все — его дети. Хранители достигли божественной сути в прошлом, в прошлом они сотворили мир и создали чистокровные расы. Будущее — это что-то короткое и расплывчатое, ведь говорят, что, когда во всех расах произойдет преображение, будущее исчезнет, потому что прекратится история. И все же ты прав, брат. Дети должны смотреть вперед, а не назад. Мы не можем жить в прошлом, иначе будущее станет лишь эхом минувших событий.

Они продолжали беседовать, а корабль, двигаясь поперек реки, приближался к сияющей гавани Гонда. Элифас ценил собственное мнение значительно выше, чем чье-либо еще, но Йама все равно был ему благодарен за возможность отвлечься от собственных тягостных мыслей.

Он не должен горевать об отце. Нельзя сейчас давать волю горю или гневу. Надо сохранять спокойствие и быть начеку — рано или поздно ему все равно придется снова столкнуться с префектом Кориным. Йама не верил, что пребывает в безопасности. Не тот человек префект Корин, наоборот, его всегда отличала дотошность. Уловка Йамы не могла его надолго ввести в заблуждение. Он непременно должен был вернуться в плавучий лес и искать остатки своей добычи. Ничего не обнаружив, он двинется вниз по реке. Йама уже сбил со следа несколько машин, которые обшаривали речные просторы в поисках любых следов «Соболя». Потому-то он не очень удивился, когда вечером, пока легкий бриз гнал «Соболь» к плавучей гавани на рейде города Гонда, капитан Лорквиталь позвала его на мостик.

Агиляр и Тамора стояли по обе стороны кресла, в котором сидела капитан Лорквиталь.

Агиляр заявила Йаме:

— Твой трюк с машинами сел на мель. Этот дьявол нас обогнал.

— Теперь нам придется с ним драться, — вмешалась Тамора, оскалив зубы при этой мысли.

Икшель Лорквиталь молча передала Йаме бинокль. В его увеличивающих линзах гавань как будто прыгнула прямо к «Соболю». На целые лиги тянулись доки с понтонами, кранами и складами, вдоль причалов теснились суда всех размеров, поднимался лес мачт, а в канале за плавучей гаванью бок о бок стояли пакетбот и трехпалубный крейсер с зарифленными парусами.

— Ну что ж, — сказал Йама, — мы и не надеялись вечно от него прятаться.

— Из гавани подали сигнал, — сообщила капитан Лорквиталь. — Сегодня ночью мы должны взять на борт пассажира. Он — важная персона, так что утром мы можем уйти под его защитой, как любое законопослушное судно.

— Нельзя на это рассчитывать, — заявила Агиляр и, обращаясь к Йаме, сказала: — Твой дьявол будет следить за рекой день и ночь, но думаю, ночью у нас все же больше шансов.

— Надо захватить его врасплох, — воскликнула Тамора.

— Сегодня я видела машину, — продолжала капитан Лорквиталь. ~ Она направлялась прямо к нам, а потом вдруг резко свернула, как будто вспомнила, что у нее есть другие дела.

— Я не умею вносить сумятицу в разум людей, — оправдываясь, сказал Йама. — Агиляр права, префект Корин и его люди будут следить за всеми проходящими кораблями. Особенно сегодня ночью.

— А у нас нет пушки, — с горечью произнесла Агиляр, — только ружья. Если дойдет дело до драки, надо придумать какую-то хитрость.

— Мы должны напасть первыми, — настаивала Тамора.

— Я уже думала, — продолжала Агиляр. — Бочки со смолой, катапульта…

Тут вмешалась капитан Лорквиталь: — Я не собираюсь пиратствовать, дочка. Первый залп должны дать они.

— И от этого залпа мы пойдем на дно, — бросила Агиляр.

— Лучше знать, где находится враг, — сказал Йама, — чем все время бояться, что он где-то сзади. Кроме того, здесь у него нет власти. Здесь он такой же путешественник, как все, который зашел в гавань пополнить запасы и отдохнуть. Если он нападет, закон нас защитит.

— Людям Гонда ни до чего нет дела, кроме своей философии, — сказала Агиляр. — Они скорее отдадут нас в руки этого поджигателя городов, чем прервут свои размышления, чтобы выслушать нашу жалобу.

— Она права, — заявила Тамора. — Надо взять дело в свои руки.

— Тогда мы будем еще хуже них, — твердо ответила капитан Лорквиталь. Все. Прекратить споры. Мы будем вести себя, как любое нормальное судно. Вольнонаемные получат отпуск на берег, а ты, дочь, будешь нести вахту с рабами. В гавани с нами ничего не случится, а как только мы возьмем на борт пассажира, он нас защитит.

Когда все разошлись, Тамора оправилась за Йамой на нос.

— Ты что-то задумал, — сказала она. — Я знаю, ты не веришь этой чепухе о покровительстве закона.

— Я хочу его убить, — отрезал Йама. Тамора широко ухмыльнулась:

— Вот это другой разговор! Как? И чем я могу помочь?

— Я хочу его убить, но не думаю, что должен это сделать.

— Тогда он тебя убьет.

— Да. Если не сумеет заставить себе служить.

— Йама, он разрушил твой дом. Он так же верно убил твоего отца, как если бы пронзил стрелой его сердце. Он твой враг. Нет ничего слаще, чем испить крови своего врага! Не лишай себя удовольствия.

— Он один. А скольких еще пошлет Департамент мне вслед? Скольких мне еще придется убить? Если я убью префекта Корина, то убийствам не будет конца. За мной постоянно будут охотиться. Я буду свободен, только если найду способ все это прекратить.

Тамора задумалась.

— Давай попробуем сделать по-твоему, — наконец проговорила она. — А если не получится, то отдай его мне. Мне он такой же враг, как тебе. Я вырву сердце у него из груди и съем у него на глазах.

Она улыбнулась своей кровожадной мысли, но Йама знал, что у нее на сердце такая же тяжесть, как и у него.

Выше плавучей гавани на якоре стояла громадная плавучая баржа, на ее палубе возвышался необъятный остов левиафана, частично уже разделанный. Ребра обширной грудной клетки торчали выше кранов на барже. Из рассеченного брюха тяжелыми петлями свисали мешки, розовые от планктона, которым питался этот гигант. В утробе его легко поместился бы весь «Соболь», вместе с мачтой и килем. Вдоль длинного полосатого хвоста, как косцы во время жатвы, цепочкой растянулись рыбаки. Огромными ножами они срезали шкуру с ворвани. От печи на барже, где топили сало, поднимались клубы черного дыма, пахло горелым жиром, в серой дымке поблек свет солнца. Стаи птиц снежной бурей носились над кораблем, ныряя и вновь поднимаясь вверх. Воды реки окрасились кровью, и птицы дрались за клочки потрохов.

«Соболь» скользил мимо баржи, а Йама смотрел, как по правому борту разворачивалась панорама Гонда. Когда-то город поднялся из речных вод, а сейчас выглядел, как последний зуб дряхлого старика с корнями, торчащими над лабиринтом отмелей и болот. Гонд, фарфоровый город. Гроздья сияющих белых раковин диаметром в три лиги, которые вздымались и опадали плавными волнами, словно цепь древних дюн. Смешение серебристых, розовых и золотых цветов. Тут и там вверх поднимаются стройные башни, опоясанные многоярусными кольцами балконов. Вдоль кромки воды парят летающие сады, где аллеи и рощи освещаются тысячами ламп.

Элифас поднялся на палубу полубака.

— Теперь в нем живет не более сотни человек, — объяснил он, указав на сады. — В основном их обслуживают машины.

— А ведь когда-то они правили Изом, — сказал Йама. Ему случилось прочесть краткую историю фарфорового города, и он вспомнил, что город вырос из одного-единственного семечка, посаженного в прибрежном песке у первого изгиба Великой Реки. Интересно, здесь ли еще этот речной откос, сохранился ли он под панцирем этого города, навеки спрятав прошлое в настоящем?

Однако чужаков в Гонд не допускали. Красота города служила ему щитом. Его люди были великими философами и учителями, но работали за пределами города, в школах, разбросанных среди полей, садов и рисовых чеков. Город с самых первых дней очертил вокруг себя недоступный постороннему круг.

— Изом они правили очень давно, — сказал Элифас. — В те мрачные дни, когда исчезли Иерархи, а гражданские службы еще не достигли своего нынешнего состояния консенсуса. Теперь их осталось совсем мало, но духом они очень возвышены. Если кто-либо из ныне живущих действительно близок к Хранителям, то это обитатели Гонда. Они настолько исполнены святости, что больше не имеют детей. Их раса исчезает. Самый молодой из них на столетие старше меня, а ведь я в своей расе считаюсь долгожителем. Святость скоро доведет их до полного вымирания. Прошлое их поглотило, брат. Город выглядит прекраснее, чем я его помню, но это красота хорошо сохранившегося склепа.

«Соболь», убрав паруса и включив реактивный двигатель, шел к гавани. Навстречу ему вышла маленькая моторная лодка. На борт поднялся лоцман. Он официально поприветствовал Лорквиталь и попросил разрешение повидаться с юношей, с Йамой.

— В гавани два судна под командованием чиновника Департамента Туземных Проблем, — сообщил Йаме лоцман. — Возможно, ты его знаешь.

— Его имя Корин. Он префект Департамента. Лоцман, маленький человек, ростом был даже ниже Пандараса, но его уверенные манеры тотчас выдавали привычку командовать. Наряд его состоял из свободных полотняных брюк, алой джеллабы и безукоризненно чистых туфель. Покуривая черную сигару, он в упор посмотрел на Йаму.

— Что у тебя с ним за дела, я не знаю и знать не хочу. Гавань тут ни при чем. Из-за войны мы превратились в форпост, но все же не собираемся подчиняться Департаменту Туземных Проблем.

— Я понимаю.

— Если ты сойдешь на берег, то только без оружия. Он и его люди — тоже. Здесь никто не ходит вооруженным.

— Ты выразился очень ясно, — отозвался Йама. — Позволь же и мне говорить без обиняков. Этот человек хочет сделать меня своим пленником, а потому капитан Лорквиталь не уверена в безопасности своего корабля.

Лоцман кивнул и снова занялся своей сигарой.

— Он пытался получить ордер на твой арест, но начальник гавани вынужден был указать ему, что в конфликтах мы не встаем ни на чью сторону. И равным образом мы не желаем быть ареной выяснения отношений. Откровенно говоря, если бы он не пытался оказать на нас давление, мы бы позволили ему схватить тебя. Но мы не можем допустить, чтобы он создал опасный прецедент. — Лоцман швырнул за борт окурок и повернулся на каблуках. — Ну что ж, капитан Лорквиталь, штурвал, пожалуйста. Я проведу вас в гавань.

Лоцман провел «Соболя» к месту стоянки у длинного понтона вдоль внутреннего края гавани, среди тральщиков мидий и двухмачтовых кечей, какие шныряют по всей реке, доставляя грузы в близлежащие города. В знойном воздухе стояла дымная горечь от печей на барже, где топили жир левиафана. На воде вокруг понтона плавали радужные разводы, а по поверхности скользили тучи крошечных машин, которые собирали разлитое горючее сквозь канальцы в своих длинных лапках. На причальных столбах рядами сидели пеликаны и сушили мокрые крылья. Их силуэты на фоне красного закатного неба напоминали наконечники стрел. А в лиге от гавани, за сетью каналов, понтонов, ремонтных доков сверкали разноцветные неоновые огни, мигая над скоплениями деревянных зданий и пластиковых куполов. Лоцман повторил предупреждение Йаме и капитану Лорквиталь, после чего покинул судно.

— Мы не можем пойти на берег без оружия, — заявила Тамора.

— У нас останутся твои зубы и когти, — вставил Пандарас. — У меня — моя хитрость, а у господина — власть над машинками. Что нам еще нужно?

— Мне надо с ним поговорить, — сказал Йама. — Я пойду один и без оружия.

— А где ты его будешь искать? — спросила Тамора. — Лучше бы тебе остаться здесь. Прежде всего он кинется сюда. К тому же никто не возразит, если у себя на борту мы будем вооружены.

Матросы «Соболя» еще только закрепили концы, а на понтоне уже появились зазывалы. Они совали в руки маленькие пластины, которые соблазнительно нашептывали приглашения в здешние бары и бордели. Один из зазывал окликнул Йаму по имени, бросил на палубу прямо к его ногам пластинку и, расталкивая товарищей, быстро ушел. Йама подобрал белый квадратик и стал его рассматривать, напечатанный на нем золотой дракон изогнул крылья, выдохнул струйку голубого пламени, и она сложилась в два слова. Какое-то название?

«У мамаши Драконихи».

Йама настоял, что пойдет один, хотя Тамора яростно возражала.

— Экипажи пакетбота и крейсера обойдут здесь каждый угол, — говорила она. — Они могут напасть на тебя целой бандой в любом месте. Место для драки лучше выбрать самому.

— Я знаю место, где он хочет с тобой встретиться, — сказал Элифас. Там масса всяческих забав. Теперь этот квартал, конечно, опустился ниже. Раньше район развлечений располагался против Калуба, но река мелеет. И город отдалился от судоходного русла на дюжину лиг. — Элифас стал вглядываться в вереницу мерцающих в сумерках огней, потом добавил: — Он как будто вырос, но это скорее всего из-за войны.

Тамора сплюнула за борт. Крохотная машинка тотчас заскользила по маслянистой воде к капле слюны.

— Ха! Если ты так хочешь повидать префекта Корина, тебе надо подплыть к крейсеру и все. Выйдет не хуже. Такой человек, как он, ни за что не станет осквернять себя появлением в подобных притонах. Его приглашение — ловушка.

— Нам лучше поговорить на нейтральной территории, — сказал Йама.

— Ради тебя я бы в два счета сломала ему шею.

— Уверен, что так и есть.

— Или вырвала бы ему глаза.

— Тамора, я просто хочу с ним поговорить, а потому либо я пойду один, либо совсем не пойду.

Что касается Пандараса, то он охотно согласился. У него нашлись собственные дела.

— Капитан Лорквиталь отпустила свободных членов экипажа до полуночной вахты на берег, а тут вдруг выясняется, что мой друг Пантин еще никогда не был с женщиной. На прежнем месте дисциплина этого не позволяла. Думаю, пора брать это дело в свои руки.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — сказал Йама, вспомнив, что молодой моряк раньше был борцом. Пантин уже стоял на причале и ждал, засунув руки в задние карманы брюк.

— Пантин отказался от ножа, — заявил Пандарас, — мне надо следить, чтобы наши занятия не оставили ему времени влипнуть в неприятности.

Пандарас немножко прошел с Йамой, потом они с Пантином рука об руку свернули в сторону, а Йама отправился в другом направлении — к дальнему концу набережной, к «У мамаши Драконихи».

Главный причал плавучей гавани располагался вдоль широкого променада длиною в пол-лиги.

Ярко раскрашенные фронтоны магазинчиков, баров, борделей стояли по обе стороны улицы. Компании подвыпивших матросов враскачку бродили от одного заведения к другому. Над их головами сверкал неон, трещали и чадили факелы. Тут же, на улице, гуляки пили пиво из бумажных стаканчиков, курили трубки с подозрительными примесями в табаке, Здесь была последняя мирная стоянка, дальше их корабли окажутся в зоне военных действий, за срединной точкой мира. Йама догадывался, что все эти люди искали забвения в те недолгие часы, пока транспортные суда пополняют запасы. Зазывалы кричали, расхваливая достоинства пивных и курилен. По обе стороны улицы призывно распахивали двери тату-салоны, закусочные, наркопритоны, казино. Танцовщики всех полов и десятка рас (но Йаме пришло в голову, что все они могут быть людьми-зеркалами) кружились и извивались в освещенных окнах баров. Потоки гуляк обтекали острова музыкантов, гадалок и игроков. Над плотным морем голов висели диски с магистраторами, их крохотные сверкающие машины кружились повсюду в залитом неоновым светом воздухе.

Казино «У мамаши Драконихи» находилось в дальнем конце набережной. На его высоком фасаде распростерся золотой неоновый дракон; вход с обеих сторон украшали стеклянные колонны, в которых мерцали столбы пламени.

Снаружи стояли в ожидании Тамора и Элифас. Сначала Йама разозлился, а потом заметил, что чувствует облегчение. Он засмеялся и сказал:

— Пандарас с Пантином, наверное, тоже притаились где-нибудь поблизости.

— Я отослала их в бордель, — заявила Тамора, — а старик ни за что не хочет уходить, хотя будет только мешать.

Меча с ней не было, она засунула большие пальцы за пояс своей кожаной юбочки и мрачным взглядом провожала каждого прохожего.

— Я знаю это место, — вставил Элифас, — и надеюсь, что смогу помочь. Однако, боюсь, префект Корин вовсе не собирается вести беседу. Здесь, на набережной, столько развлечений, позволь, я покажу их тебе. Забудь обо всем на несколько часов, а потом нас здесь уже не будет.

— Несколько дней назад ты сам хотел, чтобы я его убил, — сказал Йама. Если не хочешь встречаться с префектом Кориным, то возвращайся на корабль. Я не стану тебя винить.

— Все-таки надо напасть первыми, — вмешалась Тамора. — И начать можно прямо с мамаши Драконихи. Наверняка она в сговоре с префектом Кориным.

— Ее здесь хорошо знают, — вставил Элифас, — но, конечно, с другой стороны.

— Икшель Лорквиталь объяснила мне, — сообщил Йама, — что мамаша Дракониха потеряет лицензию, если выяснится, что кто-то из ее посетителей пришел с оружием. Так что мы поговорим и все.

Тамора провела рукой по своей исчерченной шрамами голове.

— Я с ним не просто поговорю, — заявила она, — если он на меня только косо посмотрит. Он или любой другой.

Внутри, в длинном зале, плавали летающие диски, с которых тянулось вниз зеленое растительное изобилие. Мужчины и женщины толпились вокруг столов, где играли в кости. Большинство игроков были в военной форме. Гул их голосов, выкрикивающих ставки и молитвы, смешивался с жалобной музыкой кукольного театра теней, который разыгрывал представление на экране прямо над головами игроков. Еще дальше толпа окружила борцовский ринг, зрители разместились и на ступенях, поднимающихся амфитеатром с обеих сторон.

По центральному проходу, приветствуя Йаму, шла сама мамаша Дракониха. Она была очень высокой и хрупкой, облегающее красное платье трепетало на ней, как пламя. Позади нее бесстрастно шествовали два кряжистых охранника в черном одеянии. Они принадлежали к той же расе, что и Тамора. Тамора бросила на них вызывающий взгляд, они ответили тем же.

— Добро пожаловать, Йамаманама, — сказала мамаша Дракониха, кланяясь так низко, что ее маленькое узкое личико оказалось рядом с головой Йамы. Дыхание ее благоухало медом и корицей. Она сунула стопку игральных фишек в ладонь Йаме. Ее длинные ногти горели кроваво-красным лаком.

— Пусть твоя удача умножит этот скромный дар, — сказала она.

— Где он?

Огромные зеленые глаза мамаши Драконихи со щелками зрачков не имели век, на мгновение их затянуло мембраной, потом она проговорила:

— Ты и правда действуешь прямо и без обиняков. Он так и сказал. Интересно, это бравада или неведение? Он скоро придет, а пока развлекайтесь. У нас сегодня будет несколько пар равных соперников, — тут она понизила голос, — но если бы я делала ставку в следующем поединке, я предпочла бы более мелкую тварь.

— Спасибо за совет, — отозвался Йама.

— Сегодня здесь не будет драки, — заявила мамаша Дракониха, в упор глядя на Тамору, — только на арене.

— Думаю, за риск тебе хорошо заплатили, — заметил Йама.

— Не так много, чтобы я могла рискнуть потерять лицензию. Мне обещали, что ни одна из сторон не перейдет допустимых границ.

Мамаша Дракониха величественно удалилась в сопровождении телохранителей. Посмотрев ей в след, Тамора бросила:

— Они могли захватить нас прямо сейчас, и никто бы не пикнул.

Йама указал ей на маленькую машину, которая кружилась над одним из игральных столов.

— У магистраторов повсюду есть глаза. А что происходит на арене?

— Там дерутся до смерти, — объяснил Элифас. — Это гнусное место. Мамаша Дракониха — последняя из подобных ей, она старше всех в Гонде. Приличными делами она не занимается. Наверное, Тамора права, нам следовало самим выбрать место встречи, а здесь мы отдаемся на милость врага.

— Мне надоело убегать, — устало произнес Йама.

Он прошел сквозь толпу, облепившую овальную борцовскую арену, и поднялся по широким ступеням на самый верх. Арена была заполнена водой и освещена мощными лампами. Мужчины и женщины перегибались через ограждение, наблюдая, как два обнаженных раба длинными граблями вылавливают из воды какие-то ошметки. Мягко прозвучал гонг, рабы отложили грабли и стали спускать на пружинах две штанги с натянутой на них сеткой, которая разделила залитую водой арену на две части. Появился маленький старичок с такой длинной бородой, что ему приходилось ее забрасывать на плечи. Он уселся в кресло в форме корзины и стал яростно крутить рычаги системы канатов и блоков, пока не установил свое сиденье над поверхностью воды.

— Их содержат в тепле, — объяснил Элифас, — делают специальные инъекции, так что они всегда готовы драться.

Снова ударил гонг, медь загудела мягко и глубоко, как последний вздох умирающего. С обеих сторон арены вскипела вода, и на свет вынырнули две лоснящиеся тени. По толпе зрителей прошла волна возбуждения. Кругом заключали пари.

У Йамы перехватило дыхание. В воде плавали котики. К их плавникам были пристегнуты стальные шпоры, а к хвостам — цепи с колючками. Один сразу помчался к сетке, но тут брызнул фонтан крупных голубых искр, и он отпрянул, выпустив облако маслянистого пара. Другой оставался в центре своей половины и нервно бил хвостом.

Старик прокричал что-то вроде «бойцы готовы» и «делайте ваши ставки». Усиленный микрофоном голос эхом отдавался от высоких потолков. В толпе снова засуетились, заключая последние пари. Гонг прозвучал в третий раз, штанги на пружинах скользнули на прежнее место, сеть поднялась, вода забурлила. Оба котика рванулись на середину, закружились, отпрянули назад, снова сцепились.

Вода выплескивалась через борт и стекала в специальные щели. Зрители визжали, топали, свистели. Раны на брюхе у обоих котиков кровоточили. Струи крови казались черными в изумрудном сиянии ярко освещенной воды. С секунду они кружили голова к голове, потом схватились, и тут один вдруг оказался сверху. Он лупил противника по бокам хвостовой цепью, зубами впивался в спину, отрывая большие куски плоти и обнажая хребет, который переломился от яростного удара головой. Наконец он скользнул прочь, выдыхая клубы черного пара через носовые щели и издавая хриплый трубный звук. А труп перевернулся брюхом вверх и потонул в облаке собственной крови. Старик над ареной пропел список номеров и зрители завозились, обмениваясь фишками. Вышли рабы с электрическими шестами, оттащили победителя от трупа и загнали его в один из туннелей.

Йама чувствовал дурноту и странное возбуждение. Зрелище было ужасным и отвратительным, и все же бешеная ярость этих животных, пусть созданная гормонами, имела какую-то дикую красоту.

Элифас, заметив отвращение на лице Йамы, сказал:

— Нас ждет кое-что похуже, брат. Надо уходить. Встретишься со своим врагом где-нибудь в другом месте. Давай я покажу тебе…

— Поздно, — отрывисто бросила Тамора, — он здесь.

По лестнице к ним поднимались трое мужчин. Префект Корин, как всегда, был одет в домотканую тунику, только сейчас он не взял с собой посох. На его спутниках были кирасы и короткие красные юбочки, оставлявшие открытыми голые мускулистые ноги.

Тамора настояла, чтобы ей позволили обыскать всех троих. Префект Корин добродушно покорился, а Йаму одарил одной из своих редких улыбок.

— Я смотрю, ты в порядке, парень, — сказал он. Казалось, он лоснился от самодовольства и был абсолютно спокоен. — Я рад. Ты устроил для меня настоящую охоту. Трюк с разведчиками оказался хорош. Мне следовало раньше догадаться, что ты сумеешь их обмануть. С тех пор как я тебя видел, ты многому научился.

— Многое изменилось, — ответил Йама. Он ожидал, что, встретив убийцу своего отца, почувствует приступ бешеной ярости, но не ощутил ничего, даже презрения. Тем не менее руки его дрожали, он сложил их и постарался ответить префекту Корину самым твердым взглядом, на который был только способен.

— Все чисто, — сказала Тамора, — но не позволяй им подходить ближе. Пусть только попробуют, я сверну им шеи. — Она сверкнула глазами на спутников префекта Корина, но они смотрели сквозь нее, словно ее здесь и не было.

— У твоей спутницы не самая лучшая репутация, — проговорил префект Корин, — но она, как я понимаю, пытается бравадой компенсировать некоторый недостаток квалификации. — Тут он взглянул на Элифаса. — У этого человека тоже имеется определенная репутация. Куда он тебя ведет? Что у него на уме? Ты не в своей стихии сейчас, Элифас. Тебе следовало бы продолжать свои делишки с будущими вдовами, которым требуются неподдающиеся обнаружению яды.

Элифас отвечал с большим достоинством:

— Я не знаю тебя, господин, но вижу, что завистники нашептали клевету в твои уши.

— Я ничуть не сожалею о том, что сделал с твоими машинами, — обратился к префекту Корину Йама. — Знай, я уничтожу любую, которую ты пошлешь против меня. И знай, что я не стану тебе служить.

Префект Корин ответил:

— Ну, машин у нас хватит. Считай это проверкой. Чем больше ты сопротивляешься, тем больше мы о тебе узнаем. Ты будешь убегать, мы преследовать. Если ты явился сюда, надеясь, что я позволю тебе беспрепятственно продолжить путь, то должен тебя разочаровать. Смирись, мальчик. Река широка, но не бесконечна. Чем дальше ты продвигаешься, тем ближе оказываешься к театру военных действий, где под командованием Департамента находятся миллионы людей. От всех ты не спрячешься и все машины не победишь. Я многое могу тебе предложить, для того я сюда и пришел. Мы не хотим тебя потерять.

Усилием воли Йама стряхнул с себя обаяние взгляда префекта Корина и спросил:

— Как идет война между Департаментами во Дворце Человеческой Памяти?

— Мы победим.

— А может, и нет, раз не победили до сих пор.

— Что ты будешь делать, если не станешь служить нам? Ты веришь этому Элифасу и его безумным рассказам? Будешь пророчествовать низшим расам, как ты делал это на крыше Дворца? Не торопись отвечать. Мне не хотелось бы обвинять тебя в ереси против Хранителей.

— Я просто ищу свой народ, ничего больше. И я не верю, что ты служишь Хранителям. Ты даже Департаменту не служишь. У тебя собственные цели.

— Тебя ведь воспитали в традициях Департамента, и ты должен знать, что мы являемся на свет, чтобы служить людям, а не собственным интересам. Кстати, я огорчен известием о смерти твоего отца. Он был хорошим слугой, но слабым человеком, слишком приверженным традициям, которые пережили свой смысл. Ему не следовало во все это вмешиваться.

— Йама, я заставлю их уйти, только подай знак! — гневно воскликнула Тамора.

— Я должен выслушать, что он предлагает, — ответил ей Йама. Руки у него по-прежнему дрожали, но в душе он был абсолютно спокоен. Вокруг водяной арены снова начинали собираться зрители. Тело побежденного убрали, воду очистили.

Префект Корин пожал плечами:

— Я не стану ничего говорить. Возможно, я считаю, Йамаманама, что ты уже принял решение.

— Но наверняка ты знать не можешь, потому и пришел сюда.

— Ты смеешь предполагать… — Впервые самообладание изменило префекту Корину. Он провел пальцем по вертикальной белой полосе, которая разделяла его заросшую черной бородой щеку. — Ты слишком много на себя берешь. Надо быть деликатней, мальчик. Но вот что я тебе скажу. Мы не будем требовать, чтобы ты сражался. Мы только хотим обследовать тебя, чтобы понять, как ты управляешь машинами. А когда мы это поймем, что ж, ты сможешь делать все, что душе угодно. Ты хочешь понять, зачем и откуда явился в этот мир? В твоем распоряжении будут все ресурсы Департамента. Тебя вне всяких условностей введут в высшие круги наших комитетов. Если ты хочешь помогать низшим расам, пожалуйста, только действуй в рамках существующих структур власти. Иначе ты впустую растратишь весь свой потенциал. Как ты можешь отвергать подобные предложения? Из одной только гордыни?

— Вы хотите вознести меня до положения, которого я не заслуживаю, чтобы Департамент Туземных Проблем получил не заслуженную им власть. Департамент существует, чтобы служить тем, кого ты называешь низшими расами. Вероятно, будет лучше, если Департамент займется собственными пороками, прежде чем искоренять чужие.

— Ох, Йамаманама. Я восхищаюсь твоей уверенностью. Но все же подумай над моими словами. Не стоит спешить. Твой капитан ждет пассажира, хотя тому, пожалуй, не стоило бы путешествовать в твоей компании, если ты все же решишь продолжить путь.

Снова зазвучал гонг. Префект Корин обернулся к арене и сказал:

— Посмотрим следующий бой. Думаю, это тебя развлечет. А пока будешь смотреть, подумай о моих предложениях.

— Здесь это самое гнусное зрелище, — с внезапной яростью страстно произнес Элифас.

По обе стороны бассейна двое мужчин сидели в таких же корзинках, что и старик, судивший первую схватку. Лица их скрывались под масками, а на руках были перчатки. От кресел в воду тянулись тонкие провода. Толпа вокруг арены все уплотнялась, а они спокойно сидели, словно не слыша высокого звона голосов и перестука фишек. На этот раз сетку не опускали. Вдруг, без всякого предупреждения в бассейне возникли два котика. Две тени спокойно ходили в воде и так же спокойно над ними сидели двое мужчин.

Йама спросил Элифаса, в чем смысл предстоящей схватки, но Элифас только буркнул, что Йама все сам скоро увидит.

— Нам надо уходить, — настойчиво шептал он. — Все это — извращения древних знаний.

Тут вмешался префект Корин:

— Знание похоже на власть. Оно эффективно, только когда им пользуются. Ты не желаешь использовать свою власть, Йамаманама. Потому-то мы и победим, а ты проиграешь.

В воздухе снова разнесся звук гонга. Люди в корзинах перед ареной стали крутиться и извиваться. Котики бросились друг на друга и в первый раз промахнулись. Один врезался своим тупым носом в стену бассейна, а другой неуклюже перевернулся и устремился на противника, плавником со стальной шпорой он пробил ему брюхо, но снова пролетел мимо.

Йама проследил за тонкими проводами, которые волочились за каждым из котиков, и понял, что происходит. Котики были живыми марионетками, которыми управляли люди в перчатках и масках точно так же, как Нергаль командовал пауками.

В приступе гнева и отвращения он перехватил контроль. Котики пронеслись мимо друг друга и врезались в противоположные стороны бассейна. От удара оба мгновенно погибли. Обоих операторов выбросило из подвесных кресел. Один повис на своей перевязи, а второй кувыркнулся и полетел в воду. Йама упал на Тамору, ослепленный обратным током, в глазах мелькали красные и черные молнии.

Половина зрителей рванулась к ограждению посмотреть, что случилось, другие пытались убраться прочь. Начались драки. Чудовищно толстая женщина, стоя в самом центре столпотворения, непрерывно вопила с удивительной силой.

Йама вырвался из рук Таморы и стал быстро спускаться по ступенькам. Один из людей префекта Корина попробовал его остановить, но Тамора ударила его под колено и он полетел вниз мимо Йамы. Он швырнул на пол фишки, которые ему вручила мамаша Дракониха, люди кинулись их подбирать, Йама нырнул под экран и понесся сквозь лабиринты игральных столов, переворачивая их на ходу. Его переполнили гнев и страх. В глазах мелькали красные и черные вспышки. То, что сидело в нем, снова вернулось, и он был беспомощным пассажиром внутри собственного «я».

Теперь здание казалось прозрачным, Йама четко видел все места, где трудились машины. Вверху ослепительно яркими вспышками взрывались тучи крохотных машин-шпионов, они падали на игроков, на столы, начались сотни мелких пожаров. Паника все росла. Йаму подхватила и понесла толпа людей, обуреваемых общей мыслью: скорее выбраться наружу, пока пожар не охватил все здание. Тело само знало, что делать. Оно изо всех сил старалось удержаться на ногах, ибо один неверный шаг — и тебя растопчут. Один из одетых в черное телохранителей мамаши Драконихи протиснулся через толпу и потянулся, чтобы схватить Йаму, но тот увидел над его головой машину и совершил нечто ужасное…

Когда Йама пришел в себя, то обнаружил, что его вырвало прямо у дверей салона сновидений в другом конце набережной. Одна его рука вцепилась в другую и рвала амулет из шерстинок нутрии. Речной жемчуг больно впивался в пальцы. На руках была кровь. Кровь забрызгала тунику, волосы, лицо. Не его кровь.

Внутри салона, в большом стеклянном бассейне, заполненном клубящимися струями густого зеленого дыма, двигалась обнаженная женщина. На мгновение она прижалась лицом и грудью к стеклу, открывая и закрывая рот, словно пытаясь что-то сказать Йаме. Йама закричал:

— Анжела!

Но женщина отступила и растаяла в дымной мгле. По всей длине набережной буянили солдаты и матросы. Йама воспользовался глазами машины, кружившейся высоко над толпой, и увидел, что из-под крутой черепичной крыши игорного заведения мамаши Драконихи валит густой белый дым. Золотой неоновый дракон на фронтоне выплевывает снопы голубых искр, одно крыло у него уже отвалилось. Йама развернул машину и заметил, что огонь перекинулся на здания вокруг казино. Магистраторы на летающих дисках пистолетными разрядами рыли канаву поперек набережной, чтобы остановить пожар. Раскрашенный фасад, как лезвие гигантской гильотины, целой стеной рухнул в открывшийся внизу провал. Цепочки цветных пузырьков, обломки неоновых трубок полетели на головы беснующейся толпы. Йама отпустил машину, встал и двинулся к кораблю, но далеко не ушел: кто-то крепко схватил его сзади, поднял и прижал к стене. Перед ним оказались два здоровяка, высоких, массивных и похожих, как братья. На них были только набедренные повязки, бритые головы увенчивались плотно прилегающими медными шлемами. Один прижимал Йаму к стене, а другой быстро обыскал.

— У меня нет денег, — сказал Йама.

Тот, что держал его, рассмеялся и произнес:

— Он думает, мы его грабим, Диомедис!

— Наши намерения истолкованы превратно, Декретас, — с издевкой сказал второй и обратился к Йаме, — нас послал твой старый друг, мальчик. Он будет счастлив снова с тобой встретиться.

Декретас надел на Йаму наручники и подтолкнул вперед. Они спустились к узкой дорожке вдоль черной воды. Диомедис вытащил пистолет, и когда над ограждением набережной возник летающий диск с магистратором, он вскинул пистолет и выстрелил. Раздался оглушительный грохот, летающий диск взорвался, а охваченный пламенем магистратор рухнул вниз.

Фиолетовая вспышка пистолетного разряда сразила большую часть машин магистраторов. Оставшихся Йама сбросил на Диомедиса. Тот отлетел, закрутился на месте, держась на ногах только за счет машин, которые впились в его плоть. Вместо одного глаза у него зияла залитая кровью дыра, кровь заполняла все пространство под прозрачной кирасой и струйками сбегала по голым ногам.

— Отпусти меня, — закричал Йама. — Отпусти, и я тебя пощажу.

Страшная боль раскалывала ему голову. Он почти ничего не видел, взор застилали красные и черные пятна. Тело Диомедиса дергалось, это машины выбирались наружу из его плоти.

Декретас оттолкнул Йаму, в страхе шагнул назад и вдруг побежал. Йама, спотыкаясь, направился вслед за ним. Абсолютно новым голосом он произнес:

— Подожди! Ты, глупец! Подожди меня!

Но беглец уже слился с толпой в конце дорожки. Мертвец за спиной Йамы упал навзничь, а машины взлетели и растворились в ночи.

Позже Пандарас и Пантин отыскали Элифаса, который стоял над Йамой. Рядом с ним лежал залитый кровью труп, но Пандарас сначала внимание на него не обратил. Толпа на улицах разбушевалась не на шутку, и порядок еще только восстанавливали. Магистраторы разбирались с компаниями моряков и солдат, гасили пожары, расчищали тротуары от обломков. В центре набережной на большой площади разложили рядами трупы. Их надо было опознать и совершить отпевание.

Склонившись над Йамой, Элифас, казалось, молился. Когда Пандарас приблизился, Элифас обернулся и сообщил:

— Он болен, но не думаю, что у него есть раны.

— Дай посмотреть, — пробормотал Пандарас. Он оттолкнул Элифаса и присел рядом со своим господином. Йама смотрел в никуда, на какую-то воображаемую точку за пределами мира.

Пандарас спросил:

— Господин, ты меня узнаешь? Ты помнишь, где находишься?

— Он убил этого человека, — сказал Элифас.

Пандарас в первый раз внимательно присмотрелся к мертвецу. На убитом была пластиковая кираса и медный шлем. Кирасу изрешетили дырки с окровавленными краями.

— Я видел такую одежду и на других, — заметил Пандарас. — Полагаю, это люди префекта Корина… Помоги мне, Элифас. Надо отнести его на корабль.

Двое людей в латах и медных шлемах разыскали Пандараса и Пантина в одном из публичных домов. Пантин воткнул столовый нож в глаз одному, а второму прыгнул на спину и перерезал глотку: он пилил и пилил тупым лезвием, пока голова нападавшего аккуратно не отделилась от тела. Сейчас юноша дрожал, но был тих, как лошадь, только что закончившая скачку. На голой груди у него запеклись пятна крови.

Пандарас и Элифас вместе помогли Йаме встать.

— Надо убираться отсюда, господин, — сказал Пандарас. — Префект Корин нашел тебя, правда? Не надо было мне слушать Тамору. Нужно было остаться. Я очень раскаиваюсь.

— Чудовище, — словно во сне бормотал Йама. — Я опасен, Пандарас. Опасен даже для себя самого.

— Он слишком суров к себе, — сказал Элифасу Пандарас. — Люди не бегут к магистратору требовать справедливости, когда дело идет о собственной семье. И уж точно не сдерживаются. Я бы на его месте смел все это гнездо до последней щепки, только бы знать, что префект Корин наверняка мертв.