Как-то в начале зимы леопард унес козу. Это была пегая козочка, которая за свою недолгую жизнь принесла шестерых прекрасных здоровых козлят, и только один из них оказался самцом. Зима обещала быть трудной. Дожди шли больше декады, потому-то Беатрис так долго не переводила коз с поросшего колючими кустами летнего пастбища на зимние делянки. И скорее всего эти же дожди выгнали леопарда с его обычных охотничьих угодий в хвойных лесах среди гор. У ручья на краю пастбища Беатрис обнаружила отпечатки его лап, но никаких следов козы, ни одной капельки крови. Она сообщила новость Озрику и добавила, что тут уж ничего не поделаешь, потом спросила:
— Почему ты плачешь, друг мой? Ведь это всего-навсего коза.
— Это знак.
Беатрис сняла мокрый плащ и повесила его на крючок у кухонной двери. Кончики ее белых пушистых волос промокли. Она намотала их на свои сильные, умелые руки и выжала воду прямо на каменный пол.
— Это знак, который показывает, что другим козам этой зимой достанется больше корма, а у нас весной будет меньше молока.
— Скоро это начнется. Он придет к нам…
Беатрис бросила на него острый взгляд.
— Мальчик.
— Да. Будущей весной.
— Значит, мы точно не увидим Дирив до тех пор. Она не захочет ехать из Эолиса к самому началу подземной дороги в такую погоду. А я тоже не рискну посылать голубей в ненастье. Но не беспокойся, у нас достаточно времени, чтобы объяснить ей, как надо действовать. Друг мой, что еще?
Озрик выглядел огорченным, взволнованным и ослабевшим. Казалось, в последние дни его разум постоянно цепляется за какую-нибудь незначительную мысль. Он вдруг замечал, что находится на вершине башни, в одном из маленьких садиков с каменными стенами, и не помнил, пришел ли он собрать овощи или полить грядки.
— Что я скажу ему, жена?
— Когда настанет время, ты вспомнишь. Иначе не может случиться. Будет то, чему суждено быть.
Озрик следил, как жена возится на кухне. Она развела огонь, за которым он забыл проследить, пока она под холодным дождем ходила навещать оставшихся коз. Ветер задувал в узкие окна. Хлопнула отошедшая ставня. Левая сторона лица заныла, как всегда бывало в холодную, сырую погоду. Но им здесь хорошо, на зиму приготовлено множество консервированных овощей, мешки сухих бобов, дикого риса, выменянного у местных горцев на сыр из козьего молока. Они будут спать в нишах по обе стороны очага. А весной…
Озрик снова начал плакать, всхлипывая от горя. Он слишком слаб, слишком стар и растерян. Он уже старше, чем Брин, а Брин считал себя очень старым. Он спит теперь больше половины суток и не может работать дольше часа, а потом ему приходится отдыхать не менее двух часов. Он не может в точности припомнить, что должно случиться, но знает, что это очень важно, и он обязан вспомнить каждую мелочь. Он должен сказать мальчику достаточно, но все же не слишком много.
Беатрис заметила, что муж расстроился, и приготовила ему чай из ромашки. Она улыбнулась:
— Ну, сказал лис, в первый раз увидев виноград, что будем с ним делать?
— Я думаю, мне надо попытаться все вспомнить. Я перескажу еще раз эту историю. Я буду говорить, а ты, жена, записывай.
— Как я понимаю, ЭТО более важно, чем полсотни дел, которые мне надо переделать до того, как зима начнется по-настоящему.
— Это важнее всего на свете.
Размышляя об этом, Беатрис грела у огня руки. Наконец она сказала:
— Мы будем заниматься этим понемногу. Час или два в день. Мы уже старые, муж мой. Нам не следует переутомляться.
Озрик погладил ее длинные белые волосы. Она потянулась к его руке, как кошка. Он сказал:
— Мне надо обязательно дожить до весны, — Надеюсь, что дольше. Ну, с чего мы начнем?
Озрик глубоко задумался, потом сказал:
— Я думаю, лучше всего начать с момента, когда доктор Дисмас вернулся в Эолис из Иза. Тогда все началось по-настоящему. Но вообще-то можно выбрать любое место. Это же замкнутый круг, как река.
— Как река раньше, теперь не так. В последние… ах, я все время путаюсь с концами и началами этой истории.
— В том-то и дело, не имеет значения, где она начинается и где кончается.
— Разумеется, имеет. Начала так же важны, как и концы.
И наоборот. Нам действительно нужно все это записать, а то мы начнем в конце или где-нибудь в середине и никогда не разберемся что к чему.
— А может, начать надо как раз в середине. Большинство людей начали бы с младенца и мертвой женщины в белой лодке на Великой Реке. Но я считаю, начинать надо с козы и с того, как мальчик сюда попал.
— Вижу, мне прямо сейчас надо браться за перо и бумагу, — заметила Беатрис. — Пока я ищу их, подумай, что ты хочешь написать.
Почти вся зима ушла на то, чтобы записать эту историю.
Наконец они добрались до места, когда Йама вернулся домой в последний раз. И когда началась их собственная история, общая история мужа и жены.
— Ты помнишь, — ласково спросила Беатрис, — помнишь, как был возмущен отец Квин, когда мы ворвались к нему на рассвете, разбудили его и Ананду и потребовали, чтобы нас тут же обвенчали.
Озрик улыбнулся, — Ананда знал. Он сразу догадался, кто я такой.
Каренон заявил отцу Квину, что, если потребуется, он готов применить оружие, но свадьба должна состояться. Однако отец Квин заверил его, что в таких крайностях нет нужды. И все это время молодой служка, Ананда, не сводил с Йамы глаз, а потом больше не смог сдерживать свое любопытство и, не переводя дыхания, разразился целым потоком вопросов.
— Почему ты вернулся? Ты был в Изе? Что там случилось? Ты что, убежал от префекта Корина? Это он искалечил тебе лицо?
И так далее, и так далее, пока Йама не расхохотался.
— Я вернулся, потому что случилось нечто чудесное и ужасное одновременно, — объяснил он. — Скоро ты все поймешь, Ананда. Хотел бы я тебе все рассказать, но нет времени.
— Но ведь ты и правда уходил в Из.
— Да, да, уходил. И после множества приключений вернулся, но только тайно и на чуть-чуть. Эдил не должен знать. Никто не должен знать, кроме тех, кто находится в этой комнате.
Ананда улыбнулся:
— Как я рад снова тебя повидать!
Отец Квин прочистил горло, и Ананда проглотил следующий вопрос.
— Принеси-ка лучше масло, — приказал священник своему служке.
Все прошло очень быстро — в конце концов, это был всего лишь смешанный брак, так что церемония представляла собой скорее благословение, чем службу. Потом отец Квин открыл глиняный кувшин с вином, и пока они сидели за кухонным столом в доме священника, Ананде удалось выудить у Йамы еще кое-какие подробности его приключений. Он считал, что Йама прибыл прямо из Иза, и Йама его не разубеждал — времени не было.
— Я больше тебя не увижу, — проговорил наконец Ананда после слегка затянувшейся неловкой паузы.
— Думаю, это не так. Ты ведь останешься в храме.
Йама имел в виду, что, когда явится префект Корин, Ананду и отца Квина поместят под домашний арест. Храм принадлежит Департаменту, и он останется, когда Эолис будет сметен с лица земли. Но ничего этого Йама не мог рассказать Ананде.
— Конечно, — безмятежно ответил Ананда, — и стану священником после Квина. — Он искоса посмотрел на жреца, который беседовал с Дирив и ее родителями. Ананда наклонился поближе к Йаме и зашептал:
— Похоже, этот высохший кол меня переживет. Я до ста лет буду подметать наос и надраивать оракул, а вы с Дирив отправитесь тем временем. искать приключений. Уж ты-то наверняка.
— Мы будем жить вместе, — возразил Йама. — У нас будет маленький садик, козы, голуби. Но, думаю, не сразу. Я рад, что мы снова встретились, Ананда. Мне не понравилось, как мы расставались.
— Просто я раньше никогда не присутствовал на казни, — вспомнил Ананда. — Меня потом вырвало. Отец Квин просто взбесился от злости. Из-за того, что мне стало плохо, и потому что он узнал, что я нарушил пост.
— Фисташки, — рассмеялся Йама, вспомнив тот день.
Ананда ухмыльнулся:
— С тех пор я их не ем. Однако выпей еще вина.
— Наверное, уже время сказать благодарственную молитву, — возразил Йама. Он отвел Дирив в сторону и велел ей прощаться с родителями.
Потом как муж и жена они подошли к оракулу, где Йама ребенком так часто помогал эдилу выполнять длинные и бессмысленные ритуалы, входившие в его обязанности официального лица. К тому самому оракулу, где фантом Анжелы впервые отыскал Йаму, чем страшно напугал эдила, и тот безнадежно сломал механизм оракула.
Но он все еще действовал как пространственная щель. Йама и Дирив вошли внутрь и оказались далеко-далеко, в круглой камере, висящей над огромным залом глубоко в килевых породах мира. В длину зал был в сотни лиг. На полу его громоздились машины величиной в целые города. По стенам похожей на пузырь камеры вспыхнул свет. Открылись освещенные окна. Некоторые выходили в такие же залы во всех частях мира.
Из пустоты возник голос, приветствующий Йаму. Он спросил, что Йаме будет угодно сделать.
Так был сделан первый шаг к концу света.
* * *
Потом Йама вызвал корабль, и он провез их по временной петле, в которой сорок лет сжались в несколько дней, и они смогли увидеть конец света, а затем через пространственную щель нырнуть в далекое прошлое. Они появились в пространстве вблизи одной из звезд, о которых говорил Страж Ворот, когда Йама впервые вернулся в Слияние. Когда Хранители покинули галактику, эта звезда переместилась ближе к Слиянию.
Одна из планет этой звездной системы была преобразована. Теперь она очень напоминала тот мир, послуживший колыбелью расе, которая за миллионы лет изменила орбиты всех звезд в галактике и в конце концов превратилась в Хранителей. Корабль сообщил, что таких планет много. Вполне вероятно, что одна из них может быть истинной, первичной, древней Землей, на поиски которой отправился из Слияния экипаж Анжелы после ее смерти. Но Йама и Дирив удовлетворились обследованием этой планеты. Потом они вернулись в Слияние за пятьдесят лет до того дня, когда Йама пустил по водам Великой Реки самого себя в младенческом возрасте.
Они нашли башню в дальнем краю Города Мертвых у подножия Краевых Гор. Она была заброшена и непригодна для жизни, ее восстановление потребовало много времени.
Потом они отыскали дедушку и бабушку Дирив в небольшом городке на несколько сотен лиг ниже Эолиса. Они взяли себе новые имена из древней поэмы, которую очень любила Дирив. Ее бабушка и дедушка отказались взвалить на себя бремя служения Департаменту Кураторов Города Мертвых. Еще их родители прервали семейную традицию, потому что в этом служении больше не было нужды, и они не желали верить, что сейчас она вновь возникла. Однако у них был сын, честолюбивый и беспокойный молодой человек, и он помнил историю, которую Беатрис и Озрик рассказали его родителям.
Более чем через двадцать лет после их смерти он отправил послание новым кураторам Города Мертвых, сообщая, что он согласен переехать в Эолис, если они помогут ему наладить там торговлю.
— А через несколько лет он женился, а еще через не сколько лет родилась я, — рассказывала Беатрис. — Если ты не хочешь добавить еще эпизод с козой, то, я полагаю, мы закончили, ведь с тех пор с нами ничего не случалось.
— Может быть, мне стоит подробнее рассказать про конец нашего мира? спросил Озрик.
— Он уже скоро наступит, и о нем сложат достаточно легенд. По крайней мере по одной на каждый мир, куда прилетят корабли. — Беатрис отложила листок бумаги, подошла к окну, приоткрыла ставню и выглянула наружу. — Дождь все идет, но, похоже, он скоро кончится. Какая длинная, холодная и сырая зима! К счастью, мы нашли, чем ее заполнить, правда, муженек?
— Наша история не очень хороша для слушателя. Слишком много повторений, слишком много места посвящено приключениям, которые могли быть с кем угодно. Много отступлений, которые ничего не проясняют.
— В жизни всегда так. Слишком быстро, и концы с концами не сходятся.
— Я часто думаю про людей Древней Расы. Найдут они когда-нибудь Старую Землю? И что случилось с несчастным Дрином, комиссаром Сенша, который отправился с ними?
— Земля не одна, их много, — ответила Беатрис. — Не сомневаюсь, они найдут планету по своему вкусу. Но ведь там уже могут жить люди. Не забывай, люди Древней Расы прошли долгий путь, и они все еще в дороге. Они не остановятся по крайней мере еще сто пятьдесят тысяч лет. Все остальные будут путешествовать через пространственные щели. Потомки Древней Расы рассеются по всей галактике задолго до их прибытия.
— Да, — согласился Озрик. — Хранители оставили галактику, а потом и Вселенную, но ее унаследуют десять тысяч рас. Для всех найдется место, даже для еретиков. Могут быть еще воины, более ужасные, чем та, которую я пытался прекратить, но я не думаю, что еретики продержатся долго. Их философия уже терпела поражения, так будет и на сей раз.
— А туземные расы? Не забудь и о них. Ты всегда говорил, будто с ними связана надежда, что все со временем будет по-другому.
— Они другие. Они не отмечены Хранителями. Иногда я думаю, что Хранители именно этого и хотели. Мы — слуги Хранителей, но, возможно, туземные расы — их истинные наследники. Может быть, они еще одержат триумф над теми, от кого ушли Хранители. Но кто знает? Вдруг в них воплощается некий таинственный план, и они станут для Хранителей возмездием?
— Нам не дано понять, чего хотели Хранители, — ответила Беатрис.
— Но размышлять об этом мы можем. Меня также интересует, что происходит с просветленными расами. С теми, кто проникся такой святостью, что ушел из этого мира. Может, они нашли путь за горизонт Ока Хранителей и последовали за Хранителями в новую Вселенную… Мы не исследовали все возможности оракула.
— Скорее всего они стали настолько святыми, что просто вымерли, как народ Гонда. Но какой смысл думать о том, чего мы не можем знать? Мы не можем узнать о судьбе Хранителей, потому что они полностью оставили нашу Вселенную и теперь от них не доходит даже свет. Ты напрасно тратишь свою жизнь, размышляя над вопросами, у которых нет ответов, потому что у них могут быть любые ответы.
— А еще призрачный корабль! — упрямо продолжал Озрик. — Я-то думал, что мальчика спасу я, когда он будет прятаться от Энобарбуса и доктора Дисмаса, что ли я создам иллюзию призрачного корабля, который не позволит им преследовать мальчишку, когда тот прыгнет за борт. Но я об этом забыл. Я отправился прямиком к тебе. Вдруг мальчику не удастся сбежать от Энобарбуса и доктора Дисмаса, жена, и он не сможет прийти к нам? Тогда возникнет другая временная линия.
Беатрис надевала желтый дождевик.
— В каждой истории должна быть тайна, муж мой, — сказала она. — Никому не нравятся истории, в которых все до конца ясно. Например, как ты можешь объяснить, почему люди поступают так, а не иначе? Ладно, пойду проведаю коз.
Ты тут последишь за очагом?
— Конечно, — сказал Озрик, и она ушла.
Но он продолжал думать о призрачном корабле. О том, как тот превратился в туманный сгусток и скрыл его от пинассы Энобарбуса, с которой сбежал Йама. Разумеется, призрачный корабль был иллюзией, наведенной какой-то машиной. Он сам видел, как из тумана вылетела машина. Но кто управлял машиной? Вероятно, это было его первое чудо, а он просто не понял. А возможно, машина, которой он думал, что управляет, работала совсем на другую силу. Силу, имевшую собственный план, и он, Йама, был только его деталью. Однако не стоит такое выдумывать. Если возможно что-то, то все возможно… нет, не так. Будет то, чему суждено быть. Он сделал это своим девизом, когда решил найти Дирив и завершить свою роль в этой истории, толкнув мир к предназначенному ему концу.
Озрик стал вспоминать, как это произойдет. Они отправились туда, когда он разбудил гигантские машины в киле мира. Их корабль завис над вытянутым полотном мира, и они смотрели, как разваливается Слияние. В самом начале своих приключений Йама видел картину с портретом человека его расы во времена строительства Слияния. (Кстати, надо будет найти эту картину, подумал Озрик.) За спиной сородича на фоне звездного неба Йама увидел сотни сияющих осколков, но тогда он не понял, что это элементы конструкции мира гигантские корабли, которые Строители соединили в первом акте творения.
Он обратил этот процесс вспять. Он спас мир и его народы, разрушив этот самый мир. Великая Река иссохла, грандиозные машины в киле мира проснулись от бесконечного сна и медленно восстанавливали свои функции. На это потребовалось сорок лет. Потом проснулись оракулы и предупредили людей о грядущих событиях, объяснив им, где нужно искать спасения. И меньше чем через год мир разделился на свои первоначальные составляющие. Эти секции понеслись в разных направлениях к расширившимся пространственным щелям. В пустой черноте пространства расцвело целое поле голубых колец, а в свете одинокой звезды сверкало облако сияющих обломков.
Сколько людей погибло в последние дни Слияния? Когда река совсем пересохла, разразился чудовищный голод. Землетрясения сметали целые города. Наверняка погибли все еретики, ведь в захваченных городах они заставили умокнуть все оракулы и потому не получили предупреждения о конце мира.
Но погибло и много других людей, будут и еще жертвы, когда гигантские корабли достигнут целей и начнется новое заселение галактики.
Но многие выживут, будут процветать и множиться.
Он чуть-чуть вздремнул, потом очнулся и вспомнил, что после прихода мальчика им надо будет позаботиться о Пандарасе. Мальчик найдет Пандараса в Изе (или Пандарас найдет мальчика?), возьмет его с собой, и собственная история Пандараса начнется, когда история мальчика подойдет к концу.
Пандарасу было поручено преобразить все туземные расы, но он все же будет продолжать искать своего господина, вернется наконец в Из, город, который он больше всего любит и лучше всего знает. Они найдут его по керамическому диску и расскажут, чем завершилась история его господина. Надо не забыть рассказать Беатрис, подумал Озрик и снова задремал.
Дверь распахнулась. Стряхивая с волос капли дождя, вошла Беатрис. Озрик пошевелился.
— Посмотри, что я нашла, — сказала она.
Фиалки. Беатрис нашла вазу и поставила цветы. Их сладкий аромат постепенно заполнил кухню, обещая скорое окончание зимы и приход весны.
Скоро все закончится, и они смогут уйти. Они найдут Пандараса, вызовут свой корабль и отчалят в последний раз.
Куда они отправятся? В далекое прошлое или далекое будущее? Все времена лежат перед ними словно открытая книга.
Ее можно открыть на любой странице.
Ему надо это тщательно обдумать. Весна еще только начинается, но скоро Дирив найдет мальчика в древней гробнице Умолкнувшего Квартала Города Мертвых и приведет его сюда. История начнется сначала, и ее начало будет ее концом.