1

Однажды, когда парни готовились погрузиться в шаттл, чтобы отправиться на очередное занятие по боевой подготовке в условиях невесомости, отец Соломон приказал им надеть скафандры.

— Сегодня мы попробуем нечто новое.

Зажав шарообразные шлемы под мышкой, они проследовали за отцом Соломоном и тремя другими чтецами в грузовой отсек, обитый мягким материалом, где они, пристегнутые ремнями безопасности, просидели в полной тишине последующие два часа, пока шаттл двигался по низкой суборбитальной траектории вокруг Луны. Когда корабль прилунился, парни нацепили шлемы и проверили друг у друга системы жизнеобеспечения. Жесткие скафандры стесняли движения — в заполненном помещении ребята то и дело сталкивались. В ожидании предстоящих приключений их переполняли восторг и тревога. Из отсека выкачали воздух, откинули трап. Построив своих подопечных в ряд, чтецы вывели их на поверхность Луны.

Дейв-8 одним из последних покинул шаттл, следуя за собратьями. Несколько парней упали на колени и обхватили руками большие круглые шлемы. Другие, вроде Дейва-8, замерли и с восхищением смотрели на голую равнину, протянувшуюся на километры вперед до гряды скругленных, напоминающих подушки холмов, которые изгибались вдоль всей линии горизонта. Видно было отлично. То тут, то там на равнине попадались кратеры, повсюду были разбросаны обломки камней разных размеров, на фоне черного неба каждый холм четко вырисовывался — казалось, там находится край мира. Не покидало впечатление, будто оказался в комнате с одним–единственным слепящим источником света, низко подвешенным к закопченному потолку. Такого яркого света Дейв-8 никогда в жизни не видел — не спасало даже поляризационное стекло визора. Солнце. Яркий, плывущий в абсолютной всепоглощающей черноте белый прожектор, резкий свет которого отражался от голого лунного пейзажа…

Раздался дикий крик, и трое мальчишек поскакали прочь по залитой светом равнине, догоняя друг дружку. Отец Соломон и отец Рамес бросились за ними, на ходу выкрикивая приказы остановиться, вернуться назад; отец Алдос и отец Кларк ходили среди остальных, ласково подбадривали тех, кто стоял на коленях, просили их встать, а других — выстроиться в шеренгу.

Дейв-8 занял свое место в одном из двух рядов: он и его братья уже машинально строились таким образом. Троих сбежавших привели назад и даже не сделали выговора, затем отец Соломон приказал всем разбиться на пары и сообщил, что каждая пара получит свои координаты. Им требовалось добраться до указанной точки, найти сброшенный беспилотником флаг и принести его обратно. Обычная тренировка — первая из многих, что должны были познакомить их с различными типами лунной поверхности. Отец Соломон сказал, что сперва задание может показаться им странным и пугающим, но он не сомневается: они справятся, не опозорят себя и не провалят миссию.

Дейву-8 достался в пару Дейв-14 — они отправились на северо–запад, к точке в трех километрах от места, где прилунился шаттл. Они передвигались, подпрыгивая, не сгибая коленей — техника, годами отрабатываемая в спортзале. Всю поверхность спутника покрывала бархатная пыль: казалось, дунь легонько — и она тут же исчезнет, но на деле она была гораздо плотнее. Каждый шаг Дейва вздымал небольшие облачка, грязь прилипала к внешним ботинкам, оставляя угольно–черные пятна. На земле четко отпечатывались следы парней: когда Дейв остановился и оглянулся, то увидел две переплетающиеся цепочки, что отблескивали в ярком свете и вели прочь от шаттла. Посреди голого лунного пейзажа на фоне черного неба под слепящими лучами безжалостного солнца корабль, похожий на коробку с растопыренными ножками, выглядел крохотным, хрупким, очень одиноким и совсем чужим. У Дейва внезапно закружилась голова: предметы вокруг резко увеличились, будто он посмотрел в бинокль, — он вдруг понял, что некоторые детали лунного пейзажа, казавшиеся маленькими и близкими, на самом деле находятся далеко и очень велики. Измерять расстояния на Луне оказалось делом непростым, поскольку в вакууме далекие предметы находятся в таком же четком фокусе, как и те, что совсем рядом, да и сравнивать по масштабу было не с чем. Однако Дейв-8 решил, что округлые холмы, скорее всего, огромны и находятся далеко, ведь их очертания никак не менялись, хотя, согласно навигационным показателям в нижнем правом углу визора, они с Дейвом-14 прошагали около километра в их направлении…

Дейв-14 окликнул спутника и предложил поторопиться. Дыхание Дейва-8 было хриплым и прерывистым, сердце колотилось. Он подмечал каждую деталь — все казалось необычным и особо значимым, вызывало восторг и заставляло с непривычной четкостью воспринимать реальность. Солнце находилось у них за спиной, создавая блики на ребристом рельефе, тени вытягивались перед ребятами, пока они продвигались вперед. Почва вокруг них выглядела золотистокоричневой, но чем дальше, тем темнее она становилась по бокам, а под ногами казалась серой или черной. Мелкие камешки были повсюду, то глубже уходя в пыль, то находясь на самой поверхности, и каждый отбрасывал четкую тень. Всю поверхность изрыли крошечные отверстия. Кратеры от столкновений с микрометеоритами, подумал Дейв-8, и его охватила радость: уроки не прошли даром.

Окружающую равнину тоже всю испещрили кратеры размером от игольного отверстия и небольших выемок до глубоких ям, куда мог целиком поместиться шаттл. Внутренние склоны кратеров порой покрывали более мелкие воронки, а вокруг тех, что побольше, раскинулись плащи из застывшей лавы и выброшенных камней. Дейв-8 засек в отдалении двух братьев, они шли мимо скопления обломков породы, которые по размеру превосходили их шаттл, и только тут понял, что вновь сильно отстал от Дейва-14.

Красная точка на навигационном дисплее, отмечающая положение Дейва-8, подползала к желтому крестику, обозначавшему координаты нужного места. И вот они с Дейвом-14 наконец достигли начала кратера по меньшей мере ста метров в поперечнике. Его ослепительно белый край был слегка приподнят, а склоны чаши круто уходили вниз, обрамляя ровный пятачок, усеянный обломками камней.

Дейв-8 осмотрелся и сказал:

— Звезд не видно. Думаю, это потому, что Солнце слишком яркое. Но где Земля? Она ведь должна светить ярче, чем звезды? А может, мы на обратной стороне Луны, откуда Земли не видно? Как думаешь?

— У тебя слишком богатая фантазия. Из–за этого ты думаешь о вещах, которые не имеют значения, — ответил Дейв-14.

Он был флегматичным и практичным пареньком, а еще упрямым и неутомимым. Как однажды заметил Дейв-27, он из тех, кто будет биться над неразрешимой проблемой до тех пор, пока не взломает ее силой воли.

— Все, о чем нам сейчас стоит думать, — это как добыть флаг, — сказал он. — Если бы ты глядел на землю, а не на небо, то уже заметил бы его.

Дейв-8 взглянул на то место, куда указывал Дейв-14, и увидел красный треугольник, помещенный перед квадратным обломком породы в дальней части кратера.

— Насколько опасно спускаться вниз? — спросил Дейв-8, терзаясь сомнениями.

— Нам поручили принести флаг, так что придется туда идти, — заявил Дейв-14.

Они начали спуск — вскоре склон из пологого превратился в достаточно крутой, и им приходилось передвигаться боком, поднимая вокруг себя столбы пыли, которая оседала на ногах и руках, нагрудных пластинах скафандров, визорах и оставляла грязные разводы там, где парни пытались ее стереть. Дейв-8 пнул камень размером с кулак, и тот покатился по склону, постепенно набирая скорость, пока не врезался в крупный, наполовину утопленный в почве обломок породы, не издав при этом ни звука, и замер. На мгновение Дейва-8 охватил страх. Его скафандр был всего–навсего хрупким пузырьком, наполненным теплом и воздухом. Одно неверное движение — и Дейв полетит кубарем вниз, разобьет визор о какой–нибудь острый угол.

Дейв-14 пересек заваленную обломками площадку, ухватился за армированный флагшток обеими руками и выдернул древко со стреловидным навершием. Красное полотно, столь яркое на фоне черно–белого каменистого пейзажа, казалось галлюцинацией. Поравнявшись со своим спутником, Дейв-8 вдруг понял, что шаттла уже не видно. Теперь они сами по себе. Такого прежде не случалось. Их окружали лишь наклонные стены кратера, а над головой в черном небе безжалостным прожектором светило солнце.

— Одному из нас стоило остаться наверху, на случай, если второй попадет в беду, — констатировал Дейв-8.

— В следующий раз так и сделаем, — ответил Дейв-14. — А пока я хочу первым вернуться назад.

Ребята двинулись к шаттлу по собственным следам меж округлых лунных холмов, но обратный путь ощущался совсем по–другому.

Эта небольшая прогулка изменила их навсегда.

Затем было еще много тренировок на поверхности Луны. Долгие переходы по самым разным видам рельефа. Навигация от одной точки к другой. Поиск оставленных запасов. Имитация боевых действий, в ходе которых две команды вооружались пистолетами, стреляющими шариками с красным порошком, и изображали противников: невезучие и менее способные заканчивали игру с ног до головы в красном порошке и считались погибшими. Все занятия проходили исключительно на обратной стороне Луны, так что парни никогда не видели бело–голубого полумесяца Земли.

Спустя примерно шестьдесят дней после первой вылазки на Луну Дейв-8 в одиночку шел через похожую на седло долину между двумя пиками Кордильер. Он тянул за собой небольшие сани с припасами и внезапно наткнулся на цепочку следов от ботинок. Они были больше его собственных, а значит, не принадлежали никому из его братьев, да и рисунок подошвы отличался. Следы могли быть оставлены вчера или сотню лет назад: в условиях лунного вакуума отпечатки ботинок просуществовали бы и миллион лет, пока их не сотрут столкновения с микрометеоритами. Дейв отправился по следу, петляющему вокруг неглубокого кратера, вниз по склону — до того места, где отпечатки перемешивались со следами колес от небольшого транспортного средства, которое развернулось здесь и отправилось на восток, в том направлении, откуда прибыло.

Дейв-8 замер, пораженный одной мыслью: он ведь мог пойти по следам на восток, мимо кольца Кордильер, далее через невысокие холмы и пики гор Рук к Восточному морю на самой границе видимой стороны Луны. Там он наконец увидел бы прекрасную бело–голубую Землю, зависшую посреди черного неба. Его миссия была рассчитана на сорок восемь часов — пока он преодолел лишь половину пути. К тому моменту, когда чтецы поймут, что он пропал, догнать его будет уже невозможно. На какое–то мгновение эта идея захватила его с невероятной силой, но быстро исчезла. Что ему делать на видимой стороне Луны? Куда идти? Как он будет там жить?

Нет, Дейв-14 ошибся, размышлял Дейв-8 и тянул за собой сани. Он не обладает бурным воображением — его фантазия оказалась слишком скудной.

 

2

Теперь, когда испытания J-2 шли полным ходом, пилотов по очереди отправляли на Землю, чтобы повидаться с семьей и друзьями, посетить ради укрепления боевого духа завод, где собирали их «птичек», пообщаться с разработчиками нового транспортного судна «Гордость Геи», а еще побывать за казенный счет на маркетинговых вечеринках, где собирались высшие эшелоны вооруженных сил, люди из мира политики и оружейные бароны. Вернувшись с одного подобного мероприятия, Луис Шуарес заявил, что в программу наберут еще пилотов, включая нескольких человек из Европейского союза.

— С политической точки зрения это очень логично, — объяснял он Кэшу Бейкеру и Колли Бланко спустя несколько дней. — Когда мы оказались на грани войны с Тихоокеанским сообществом, европейцы нас поддержали; наши государства связывают стабильные экономические отношения, а дальних они любят еще меньше, чем мы. В конечном счете Европейский союз отказался участвовать в этой ереси по установлению мира с Внешней системой, хотя стимулы для этого были серьезные. Если мы объявим войну дальним…

— Когда мы объявим войну, — поправил его Кэш.

— Когда мы объявим войну дальним, помощь нам сильно пригодится, — закончил Луис. — Европейский союз — одно из древнейших и могущественных государственных объединений. Поговаривают, они возьмут на себя часть расходов по строительству «Гордости Геи» и других кораблей дальнего следования. В обмен они получат доступ к нашим разработкам: новому термоядерному двигателю и технологиям гиперрефлексов.

— Главное, когда начнется битва с дальними, чтобы все эти генералы помнили: мы самые первые и самые лучшие. Тогда мне все равно, кто еще полетит в строю, — заявил Колли Бланко.

— Поддерживаю, — сказал Кэш.

— Эх, мы с тобой надерем им задницы, — заключил Колли.

Колли был самым молодым пилотом в программе — ему только что исполнился двадцать один год, — и летал он куда лучше, чем Кэш в его годы, хотя, конечно, не так хорошо, как нынешний Кэш. Свирепый и бесстрашный юнец Колли родился в шахтерском городке у подножья Анд и утверждал, будто научился ездить верхом и ловить быка с помощью лассо раньше, чем ходить, а летать — прежде чем читать. Сейчас он шел впереди остальных по темным коридорам и помещениям служебного уровня в старом городе: троица охотилась на крыс — это было любимое развлечение пилотов в свободное от службы время, когда от них требовалось находиться на базе. У каждого имелись пистолет, стреляющий небольшими электрическими зарядами, и очки ночного видения с датчиком движения.

На развилке, где под углом расходились два коридора, Колли поднял руку, а затем указал налево. Впереди, метрах в тридцати, вздымалось и опадало пушистое пятно, словно медленно и ровно бьющееся в полумраке сердце. Двадцать крыс минимум. А то и все тридцать. Кэш и Луис вжались в стену позади Колли, а затем выпрыгнули к развилке вслед за ним. Пятно распалось, превратившись в водоворот мохнатых тел, семенящих в разных направлениях. Кэш наметил цель и выстрелил — яркие искры вспыхнули в узком темном коридоре, когда электрические заряды попали в стены и пол.

После непродолжительных поисков пилоты обнаружили только один труп — тощий полосатый старый самец больше полуметра в длину от носа до кончика хвоста. Его тело было втиснуто в полый шар, аккуратно выгрызенный из куска пены, используемой для изоляции стен. На ушах крысы были замысловатые насечки, которые, по словам Луиса, свидетельствовали о статусе владельца или о принадлежности к определенному племени. На шее висел пожеванный кусок пластика, закрепленный петлей из проволоки.

Кэш и Луис не стали спорить, когда Колли заявил, что крысу убил он.

— Проклятые бестии становятся умнее и умнее с каждым разом, — чертыхнулся Колли и пнул мертвое животное — облаченное в броню из пеноизоляции тело покатилось в дальний конец коридора.

— Они учатся, — пояснил Луис. — Развивающаяся культура. По мнению одной женщины из группы медиков, насечки могут быть своего рода графическим алфавитом. Она пытается его расшифровать.

— Та самая, с которой ты спишь иногда? — поинтересовался Кэш.

— Истинный джентльмен никогда не выдаст даму, — отвечал Луис.

Он шикарно выглядел: на шее красный шелковый шарф, темные волосы зачесаны назад и открывают узкое смуглое лицо.

Офицеры даже не пытались вести себя тише. Крысы были повсюду, ползали по проделанным за стенами ходам, трубам, коробам для кабелей и наблюдали — пилоты прекрасно знали об этом. Как и о том, что новости об их приходе распространяются в этот момент по крысиному сарафанному радио. И все же они пока не собирались прекращать охоту и возвращаться на верхние уровни.

Коридор, по которому они шли, повернул на девяносто градусов. Впереди маячила открытая дверь и мерцал слабый голубоватый свет. Пилоты незаметно подкрались к проему один за другим. Луис поднял руку и сосчитал до трех, загибая пальцы. Они ворвались внутрь, целясь в источник света — на столе стояла древняя фоторамка, оставленная здесь лет сто назад. В коротком видео мужчина на пляже кружил на руках маленького ребенка. Белый песок, палящее солнце, красочный лазурный океан, крошечные лодки движутся по воде — чудесный летний денек из далекого прошлого. В старой части базы постоянно попадались подобные символы оставленных жизней. В кладовках на вешалках все еще висела одежда. На полках в холодильниках лежала высохшая еда. А в детских на полу повсюду были разбросаны игрушки.

Луис взял фоторамку, окинул ее беглым взглядом и бросил Кэшу:

— Как думаешь, они еще живы? Отправились на какой–нибудь спутник?

— Ты о пацане?

— Да и о его отце. Дальние порой живут очень долго. Сто с лишним лет и даже больше.

— Не о том ты спрашиваешь, — вмешался Колли. — Тебе бы стоило поинтересоваться, как эта штука включилась.

Луис и Кэш уставились на него. Вдруг над ними кто–то забегал, раздалось царапание, и потолочные плиты рухнули вниз, окатив пилотов градом из сухого крысиного помета. Колли смачно выругался и выстрелил из тазера по образовавшимся отверстиям, один раз, другой — горячие белые искры рассыпались, на стенах заплясали тени. Кэш наблюдал за тенями поверх прицела в поисках цели, но безрезультатно. Луис зашелся в приступе смеха.

— Что смешного, твою мать?! — огрызнулся Колли.

— Они устроили нам засаду, — сказал Луис и снова рассмеялся.

— Могло получиться хуже, если бы вместо дерьма они спрятали камни, — с трудом выдавил Кэш и тоже затрясся от смеха.

Колли с негодованием смотрел на своих спутников, яростно стряхивая крысиные какашки с комбинезона. Он провел пальцами по коротко стриженным волосам и потряс головой.

— А грызуны становятся все смышленее, — подметил Луис, когда они возвращались обратно темным коридором. — Они устроили нам ловушку — получается, они способны просчитывать ходы. Планировать. А еще они сообразили заманить нас туда — значит, они могут еще и думать, как мы.

Колли покачал головой:

— И кому нужны умные крысы, дружище?

— Шри Хон–Оуэн. Предки этих ребят достаточно страдали, чтобы нам с вами не пришлось, — сказал Луис.

— Хватит говорить загадками, дылда!

— Вообще–то он имел в виду — Шри Хон–Оуэн тестировала свои штучки на крысах, прежде чем перейти на нас, — пояснил Кэш Колли.

— Так что в некотором роде мы можем считать их своими братьями, — подытожил Луис.

— Разве что твоими. — Колли сурово посмотрел на Луиса, как он обычно делал, если думал, будто его обижают или разводят.

— Нам определенно придется усовершенствовать технику в этой игре, — заметил Луис. — Если уж мы с горсткой крыс справиться не можем, то с дальними нас ждут серьезные неприятности.

— Еще чего, — возразил Кэш. — Мы в сто раз лучше любого из этих генных мутантов. Пусть они считают, будто развиваются в человека превосходящего. Мы уже такие. Мы лучше всех. Когда дело дойдет до драки, мы покажем этим дальним, где раки зимуют.

 

3

Восточный Эдем на Ганимеде располагался в узкой расселине на юго–восточном краю темной, покрытой кратерами равнины в области Галилея. Дно и стены ущелья утеплили и герметизировали слоями композитных материалов из фуллерена и аэрогеля. Над разломом возвели крышу, а сверху уложили двухметровый слой камней, добытых в кратере по соседству, чтобы не дать потоку радиации из магнитосферы Юпитера просочиться внутрь. В южной оконечности расселины находилась промышленная зона, а остальную территорию занимала сельская местность: луга, оливковые рощи, заросли цитрусовых, перемежающиеся узкими прудами и болотами, хвойные леса с кустами краснокоренника, шуазии, толокнянки, мирта и других цветущих растений, которые покрывали уступы скал. Общественные здания и скопления жилых домов были возведены среди уходящих ввысь по склону лесов. Натянутые между фуллереновыми опорами тенты из прозрачных полимеров сверкали над домами, словно гигантские модели фасеточных глаз насекомых или россыпи бриллиантов.

Поселение лет пятьдесят назад основала группа людей, считавших, что остальные жители Ганимеда размякли и стали мещанами. Хотя местечко выглядело идиллией, горожане Восточного Эдема были консерваторами и аскетами: они полагались на традиции, догмы и гражданский долг, больше всего ценили науку, философию и произведения искусства. Несколько дней в неделю каждый житель работал в сфере базовых услуг и помогал поддерживать инфраструктуру поселения, но своим истинным делом они считали исключительно научные исследования, причем четких целей эдемцы перед собой не ставили, как и не стремились найти своим выкладкам практическое применение — они собирали и каталогизировали эзотерические знания ради самих знаний, ну или для того, чтобы написать замысловатую сагу, оперу, симфонию, инструментальную пьесу или иное произведение искусства. Они развили и отточили техники медитации, вернули к жизни темное искусство психоанализа, создавали посредством генных модификаций декоративные растения и животных, изучали нестандартный математический анализ и философию, даже залезли в дебри непонятных теорий, оставшихся после попыток объединить четыре типа взаимодействий в физике. Чем они только не занимались! А еще они столько же беседовали об искусстве и науке, сколько тратили на них времени: они обсуждали стратегию и планы на ближайшее будущее с другими членами творческих артелей и научной братии, спорили с оппонентами на виртуальных мастер–классах, даже проводили обычные научные конференции. Бесконечные дискуссии поддерживало правительство, которое здесь избиралось демократически, прямыми выборами, как в городах–государствах классической Греции или в ранней Римской республике. Не было ни выборных представителей, ни мгновенных опросов, ни референдумов. Раз в неделю в деревнях проводились собрания, на которых каждый гражданин мог принять участие в дебатах и проголосовать, а раз в месяц собирались, чтобы решить вопросы на городском уровне. Роскошь считалась преступлением, самопожертвование — добродетелью. Все, что не запрещалось, или было просто разрешено, или считалось обязательным к исполнению.

Сама Мэси Миннот считала подобную общественную организацию не менее утопической, чем жизнь в муравейнике. В Восточный Эдем она перебралась три месяца назад, сразу после побега. Правительство Радужного Моста настояло на таком решении. Официально заявлялось, что это делается ради ее же блага. Но Мэси прекрасно знала, что каллистянам не терпится избавиться от человека, напоминающего им о недавнем конфузе.

Восточный Эдем вызвался приютить девушку не из благородных побуждений: город возвращал давний таинственный долг чести Радужному Мосту. Мэси назначили консультанта — пожилого язвительного мужчину по имени Иво Тиргарден — и отправили работать на ферму. Однако доступ к сети для нее был ограничен, а выезжать за пределы фермы запрещалось — она никак не могла избавиться от ощущения, что ее держат здесь как заключенную, как диковинное животное в зоопарке. Несмотря на это, девушка намеревалась устроить свою жизнь как можно лучше. С огромным энтузиазмом она принялась за ремонт квартиры–студии, которую ей выделили в деревне Наш Удел: Мэси настелила и отполировала бамбуковый пол, покрасила стены в оттенки зеленого и розового, поэкспериментировала со светом, положила новую плитку в ванной, в вымощенном дворике поставила горшки и посадила разные травы и перец чили, а по дверному проему пустила виноградную лозу. Каждый раз она говорила себе, что обживается в первом по–настоящему своем доме, и все же в тягостные моменты квартира скорее напоминала ей камеру, а сам Восточный Эдем с его ограниченным, не замечающим ничего вокруг утопизмом — тюрьму.

Ей удалось завести нескольких друзей. В их числе оказался Иво Тиргарден. А еще Джон Хо — владелец ее любимого кафе в столовом комплексе Нашего Удела. Сада Селена и ее небольшая банда отказников. Была еще пара человек на подземной ферме, с которыми Мэси здоровалась при встрече. Но большинство жителей вели себя подчеркнуто вежливо, а то и вовсе относились к ней с безразличием; и только отдельные личности демонстративно проявляли враждебность. Пуще всех — Джибриль, член самопровозглашенного божественного сообщества трансгуманистов. Все остальные называли их космоангелами, поскольку при помощи пластической хирургии и простых генных модификаций члены сообщества приобрели некую потустороннюю стилизованную красоту. А еще они стремились развивать ментальные способности благодаря всякого рода практикам — от цветотерапии до использования специально разработанных психотропных вирусов. Поскольку все они имели очень старомодные взгляды на секс и считали, что достичь просветления можно, лишь отказавшись от животного соития, космоангелы были бесполыми. Они стирали из архивов старые записи о себе, называли себя ангелами и проводили все свободное время, прихорашиваясь и перепархивая из одного общественного места в другое, подобно мелким аристократам. Большинство из них так или иначе связывали свою жизнь с перформансом. Лучший исполнитель фаду во всем Восточном Эдеме был космоангелом, как и другие ведущие эстрадные артисты местного масштаба. Джибриль виртуозно играл в психоактивных постановках. С тех пор как Мэси прибыла в Восточный Эдем, она не раз становилась жертвой его искусства — от саркастических замечаний и насмешек, сделанных вскользь, до агрессивной критики всех землян, оказавшихся в Восточном Эдеме и тем самым нарушивших эстетический облик, инфицировавших их общество. Каждая встреча с космоангелами записывалась на видео, а смонтированные версии выкладывались в сеть, чтобы развлечь и потешить всех желающих насладиться зрелищем.

Когда Мэси проходила обучение для службы в отрядах СМР, до нее, как говорится, докопалась какая–то женщина. Тогда Мэси предложила ей разобраться — и они устроили рукопашный поединок возле столовой, но силы оказались равными, и в итоге признали ничью. Однако подобная тактика в борьбе с Джибрилем была бы ошибочной. Мэси решила дать отпор космоангелу и заявила, что в округе полно мест, где они могли бы разрешить все разногласия, — в итоге видео, на котором Мэси с ухмылкой уходит, демонстрируя отвращение к притворной обиде Джибриля, мгновенно заработало самый высокий рейтинг среди роликов космоангелов. Иво Тиргарден растолковал Мэси, что космоангелы страдают высшей степенью нарциссизма, но вполне безобидны, и Мэси стоит расценивать конфронтацию как этап исцеления Джибриля, а еще возможность повысить собственный статус в обществе. Джон Хо сказал, что ничего страшного не произошло, поскольку большинство людей на сегодня вовсе не следят за психоактивными спектаклями. Сторону Мэси 6+ приняла только банда юных самопровозглашенных отказников, да и то в основном по идеологическим соображениям.

— Космоангелы путают эволюцию со стилем жизни, — заявила Сада Селена.

Из всех отказников она была самая старшая — худая и очень серьезная девчонка лет пятнадцати.

— То, что они с собой делают, — продолжала Сада, — это ничуть не радикальнее, чем наколоть татуировку. Просто насмешка над неограниченными радикальными возможностями трансгуманизма. Но в этой тихой пуританской глуши, где каждый норовит спрятать голову в песок, всё так: безопасненько, согласно правилам, да еще каждый вместо полицейского следит за порядком. Ужасно!

— Они притворяются, будто стремятся к высшему идеалу, а на деле пытаются пойти против собственной природы, — встрял другой отказник. — Прям монашки какие–то. Ты когда–нибудь слышала о монашках?

— Она с Земли. А там всякие религиозные чудаки кишмя кишат, — заявил третий отказник. — Экопроповедники. Они ведь тоже вроде монашек, верно?

— Вроде того, — отвечала Мэси.

— Дело в том, что космоангелы не угрожают статус–кво, — вновь взяла слово Сада Селена. — Вот почему система их терпит, а мы ненавидим. Мы хотим руководить процессом человеческой эволюции. Настоящие транслюди постоянно изменяются, эволюционируют в сотне различных направлений. Ни одной утопии не под силу охватить этот процесс, потому что любая утопия по своей природе статична. Утопии не приемлют перемен, поскольку те бросают вызов их фантазии об идеальном мире.

Мэси нравилась компания отказников, потому что во всем Восточном Эдеме, пожалуй, с ними одними она могла говорить откровенно. И все же, хоть они беспрестанно называли себя революционерами, в реальности отказники оставались всего лишь изолированной группкой детей, вступивших в подростковый период. Они во всеуслышание заявляли о том, что живут вне закона и презирают ограниченные принципы и традиции своего поселения, тем не менее они ни разу не попытались эти традиции изменить, а все бахвальские тирады, будто они покинут Восточный Эдем, как только получат большинство, едва ли могли к чему–то привести. В городской жизни отказники не участвовали, зато забивались в пустые квартиры, питались преимущественно дрожжами, которые здесь раздавались безработным, или тем, что удавалось выклянчить у прохожих, дышали воздухом, вырабатываемым для поселения, пили воду, очищаемую для поселения, и пользовались эдемской сетью. Однако эти подростки блистали умом и вели себя провоцирующе. А кроме того, они поддерживали Мэси, ведь она была врагом их врага. На сайте Джибриля отказники оставляли комментарии в пользу Мэси и постоянно твердили, что она может рассчитывать на них даже в самой трудной ситуации.

Однажды ранним вечером Мэси сидела у барной стойки в кафе Джона Хо, как вдруг заметила приближающихся Джибриля и двух аколитов. Кафе располагалось в дальнем углу террасы, на которой разместился столовый комплекс, — отсюда, с крыши самого высокого жилого здания в Нашем Уделе, открывался вид через шестиугольные панели тента на сосновые леса по другую сторону расселины. Деревья были крохотные — каких–то пять–шесть метров в высоту: они сутулились под серо–голубым сводом в сотне–другой метров, но глаз все же радовали. Местечко напомнило Мэси о комнатке, где они с Джексом Спано проживали в короткий период расцвета их любви: если встать в центре, то руки можно было положить на стены по обе стороны — не просто дотянуться кончиками пальцев, но прижать ладони. Вот и кафе казалось маленьким. По–уютному компактным. Короткая барная стойка с бамбуковой столешницей, отполированной так, что можно было увидеть собственное отражение, скамья, на которой могло уместиться человек шесть клиентов, и пофыркивающая стальная кофемашина. которую Джон Хо собрал по модели трехвековой давности.

Напиток на самом деле не был натуральным кофе: чтобы вырастить кофейное дерево, в туннеле требовалось слишком много места, поэтому дальние создали вид генетически модифицированного мха, который давал маслянистые, богатые кофеином наросты, — но из того, что Мэси пробовала с тех пор, как покинула Землю, этот заменитель оказался лучшим. А еще Джон творил на плите потрясающие закуски и разрешал клиентам держать бутылочку любимого ликера или другого алкоголя за барной стойкой. Джон какое–то время работал корабельным инженером и много попутешествовал, а потому, наверное, был куда терпимее других жителей Восточного Эдема. Ему нравилось слушать, как Мэси вспоминает о жизни на Земле, а ей доставляло удовольствие рассуждать о том, как можно улучшить качество кофе, подкорректировав гены мха, как благодаря искусству генной инженерии крохотные изменения в метаболических процессах позволяют добиться точного баланса десятков флавоноидов, спиртов, альдегидов и эфирных масел, что напоминало процесс производства прекраснейшего живого ила за счет правильно подобранного баланса микроорганизмов.

Джон как раз рассказывал Мэси о последней попытке создать разновидность мха, которая будет иметь насыщенный вкус сорта Суматра Манделинг, когда она увидела, как трое космоангелов прокладывают путь мимо скамеек, столов, кадок с мхом, папоротником и цветами, кафе и лотков. Мимо мужчины и женщины, склонившихся над шахматной доской, мимо человека, разглядывающего фигуры, которые падали в светящемся пространстве памяти, мимо группы детей, которые учились печь хлеб рядом с булочной, а пока что просто визжали и щебетали, колошматя шары из теста.

— Скажи, а правда можно увидеть лицо Господа в иррациональном числе? — громко вопрошал Джибриль.

Мэси тут же догадалась, что космоангелу удалось каким–то образом раскопать информацию про Церковь Божественной Регрессии, — адреналин хлынул в кровь, и девушка вскочила с места. Включилась реакция «бей или беги». Ее переполняли негодование и гнев.

— Ах, пожалуйста, помоги мне постичь истину, — продолжал космоангел. — Мне известно, что цепочка цифр после запятой в числе «пи» бесконечна, а еще — что ни одна цепочка идущих друг за другом чисел не повторяется бесконечно. Но даже если бы где–то внутри такого числа содержалось полное описание Вселенной, на его разгадку потребовалась бы вечность. Что же касается поисков Бога…

— Не собираюсь тратить время на разговоры с тобой, — процедила Мэси.

— Но мне и правда очень интересно. — Джибриль встал на пути Мэси, когда она попыталась прорваться мимо них.

Ростом космоангел отличался внушительным — два с половиной метра, да еще худой, словно тростинка. Как обычно, на нем было минимальное количество одежды — короткие шорты, сандалии да поясная сумка, — чтобы ничто не скрывало идеальную белоснежную кожу, галерею татуировок и радужные чешуйки на груди. Над острыми выступающими скулами сверкали зеленые с золотыми прожилками глаза космоангела. Двое аколитов, столь же высоких и худощавых, встали позади Мэси, тем самым окружив ее. Над головой девушки завис беспилотник, направив прикрепленную снизу камеру прямо на Мэси.

— Какого Бога вы искали? — не останавливался Джибриль. — Древнего старца с белой бородой? Или, может, он на вас похож?

— Не приведи Господь, — сказал один из аколитов.

— Ну же, мы должны быть милосердными, — объявил Джибриль. — Хотя, признаюсь, Господь с ликом Мэси Миннот — отвратительное зрелище.

Джон Хо поинтересовался, позволят ли космоангелы его посетительнице спокойно уйти, на что Мэси заявила, что не нуждается в помощи, после чего, упершись двумя руками по краям табурета, взмыла в воздух, пользуясь низкой гравитацией, села на барную стойку, развернулась и спрыгнула уже с другой стороны.

— Шимпанзе с тучными окороками и широко расставленными ногами, — выкрикнул Джибриль вслед Мэси. — Это же ни капельки не подходит под описание творца Вселенной, разве нет?

На следующее утро Джибриль со своей бандой поджидали Мэси у входа в подземный переход, соединяющий Восточный Эдем с фермами, что располагались в сооруженных открытым способом туннелях. Двое аколитов хором распевали цифры, а Джибриль громко спросил, действительно ли Мэси верила, будто Бог позволит раскрыть себя путем простых математических трюков. Мэси прошла мимо, сжав в карманах жилета ладони в кулаки, совершенно не обращая внимания на преследующего ее дрона. Но и на следующий день космоангелы оказались на своем посту. На этот раз они интересовались, не замышляла ли Мэси и здесь нести слово Божие и превращать всех в зомби, что готовы в поисках секрета Вселенной вспарывать брюхо иррационального числа.

Мэси их полностью игнорировала — ни слова, ни даже сурового взгляда. Но они все равно выкладывали видео на своем сайте.

— Не стоит принимать это близко к сердцу, — утешал ее Иво Тиргарден. — Для Джибриля ты всего–навсего необработанный материал для искусства.

— Приплетать к этому события, которые я давно оставила позади, — это ли не личное?

Прошлой ночью Мэси приснилась церковь. Несколько трейлеров сгрудились вокруг пусковой шахты ракеты в тусклом свете: бушевала песчаная буря, что пришла из простирающейся со всех сторон выжженной пустыни, некогда бывшей прерией. В шахте штабелями вздымались серверы и жесткие диски древних громоздких параллельных компьютеров. На каждом уровне пол был выстлан сеткой из стальной проволоки, высились закрытые полки с электрическими схемами, которые соединялись между собой цветными проводами и толстыми серыми артериями оптических кабелей, — все устройство сотрясалось от громоподобной вибрации, создаваемой вентиляторами, что не позволяли системе перегреваться, пока та производила бесконечные вычисления.

Первая работа, которую Мэси поручили после того, как они с матерью вступили в лоно церкви, состояла в том, чтобы чистить стеллажи с серверами: хотя шахта была запечатана, пыль все равно попадала внутрь — поэтому, если вовремя не пропылесосить помещение, происходили поломки и зависание системы. Позже Мэси повысили до первого уровня божественных поисков, осуществляемых через молитву, — теперь она могла летать над виртуальными пейзажами, созданными путем арифметических преобразований бесконечного числа пи, божественной регрессии. Эти уровни уже успели тщательно исследовать, но они оказывались весьма полезными в качестве базовой подготовки новичков и знакомства с доктриной, прежде чем аколиты перейдут на более продвинутый уровень. Мать Мэси тогда находилась в «Секторе сорок» среди фрактальных ветвей, производимых в результате преобразований, основанных на фундаментальных физических константах, которые, согласно их учению и вере, отображали глубинную структуру Вселенной, созданной математическим Богом, чье присутствие незримо ощущалось в Его творении.

День за днем, год за годом святые матеманавты парили среди виртуальных симуляций, построенных путем комплексных преобразований регрессии числа пи, в поисках специально оставленных следов, которые могли оказаться отпечатками длани Создателя, и чем старше становилась Мэси, тем все более тщетными и бессмысленными выглядели их попытки. Мать Мэси к тому моменту превратилась в «святую»: исхудавшую и ненормальную особу, по восемнадцать часов в день занятую поисками божественной регрессии, — она отдалилась от дочери, да и от всего остального мира.

Мэси сбежала, оставила эту жизнь в прошлом. Рассталась с матерью и теми немногими людьми, которых она знала. Она вовсе не собиралась к этому возвращаться.

— Возможно, вам с Джибрилем стоит сесть и разрешить все споры один на один, — предложил Иво Тиргарден.

— Джибриль и команда бесполых заснимут всё на видео и выложат в сеть, сдобрив парочкой унизительных комментариев.

— Тогда сними, как они делают это видео, и выложи. Создай свое искусство, в котором ты раскритикуешь Джибриля.

— Я подумаю об этом, — ответила Мэси.

Старик не желал ей ничего плохого, но он–то полагал, что Мэси способна думать как дальние. А она не могла. Чужестранка в чужой стране. Стоило ей попытаться представить долгую, возможно, пожизненную ссылку, как голова начинала идти кругом, а живот крутило от страха. Она вдруг начала понимать, во что ввязалась: год за годом ей предстоит дышать закачиваемым из баллонов воздухом, испытывать постоянный страх, что нарушится герметичность или случится еще какая–нибудь масштабная катастрофа, жить в замкнутом пространстве. Жить с чужаками, столь отличными от нее самой. Чужаками, которые порой и вовсе не походили на людей.

На следующий день у Мэси был выходной, и она отправилась в соседнее здание на сельскохозяйственный рынок. Она как раз покупала мятный чай–мох у женщины, которая выращивала его в небольшом саду на одном из уступов возле расселины, когда заметила дрон, зависший возле цветочного ларька по соседству. И, конечно же, Джибриль не заставил себя долго ждать — космоангел в компании двух аколитов вышагивал между рядами: Джибриль впереди, а двое служек чуть позади.

— У меня к тебе маленькая просьба, — громко заявил Джибриль.

Космоангел изящно взмахнул лазерной указкой над гладко выбритой, покрытой татуировками головой, и в воздухе возникло цветное изображение более простого внутреннего содержания пи.

— Покажи мне, где на этой картинке Бог?

Мэси развернулась на каблуках и двинулась в противоположном направлении, но обидчик пошел за ней следом и попытался схватить за руку. Это было ошибкой. Мэси развернулась и в приступе ярости ударила космоангела основанием ладони прямо в грудь.

— Жаждешь шоу? Так почему бы нам не устроить его прямо здесь и сейчас?

Джибриль попытался вырваться, но Мэси крепко держала его за поясную сумку — они потеряли равновесие, закружились и приземлились посреди срезанных цветов. Фонтан лепестков поднялся в воздух, а Мэси тем временем прижала Джибриля к земле и в красочных подробностях живописала, что она думает о дурацком так называемом искусстве космоангела. Аколиты что–то щебетали, заламывали руки, раздираемые между желанием помочь господину и заснять представление. Вокруг собралась толпа, появилась пара полицейских. Им удалось разнять дерущихся, но Мэси в порыве гнева забыла о рассудительности, вырвалась, одним прыжком преодолела три метра и смачно заехала космоангелу в челюсть. Она почувствовала, как хрустнули зубы Джибриля под костяшками ее пальцев, — космоангел отшатнулся и сел на землю, из бледных губ сочилась на удивление красная кровь. А затем полицейские схватили Мэси и увели ее прочь.

Беспилотник заснял всё. Уже через час видео появилось в сети и мгновенно попало в топ чарта.

В тот же день Мэси предстала перед городским судом. Джибриль с распухшей фиолетовой щекой выдвигал обвинения. Мэси извиниться отказалась, равно как и признать свою вину, она даже не позволила Иво Тиргардену принести извинения от ее лица. На галерке несколько отказников принялись свистеть и всячески выражать неодобрение, но их быстро заставили замолчать. Старший из двух офицеров, которые арестовали Мэси, попросил проголосовать, и большинством она была признана виновной. За этим последовала короткая речь полицейского о том, что все — как рожденные в Восточном Эдеме, так и приезжие — должны уважать гражданский кодекс, который позволяет людям заниматься своими делами и не бояться вмешательства и угрозы со стороны других. Он также объявил, что Маси приговаривается к сорока дням исправительных работ и что приговор приводится в исполнение немедленно.

 

4

Глобальное потепление и выбросы метана привели к разрушению биосферы в ходе Переворота. Это нарушило механизм геоконвекции и погодные условия на всей планете. Радикальные меры (вроде облака из зеркал, которое уменьшало объем солнечного света, достигавшего Земли, или искусственных деревьев Лакнера, чьи тканевые веточки удаляли тонны углекислого газа из атмосферы) снизили среднюю температуру на планете, но должны были пройти десятилетия, чтобы климат вернулся к показателям доиндустриального периода. На побережье Антарктиды ледники отступили, и даже в зимнее время ледяной покров стал гораздо тоньше, а когда наступало непродолжительное лето, лед и снег таяли почти по всей береговой линии.

Шри Хон–Оуэн обосновалась на северной оконечности Антарктического полуострова, на побережье Земли Грейама, выстроив там дом и исследовательский комплекс. Это было ее убежище, ее оплот, ее уединенная крепость, расположившаяся над фьордом. В извилистое устье залива не проникали холодные течения, айсберги и яростные соленые порывы ветра с моря Уэдделла. По берегу фьорда Шри создала биом, смоделированный на основе экосистемы, которая недолгое время процветала в самый теплый период в эпоху плиоцена. На каменистом побережье зеленели холмики осоки, крутые склоны покрывали болотные растения вроде карликовых родичей южного бука или нотофагуса антарктического, ивы травянистой, черники, багульника гренландского, березы; изредка эти заросли перемежались сочными лугами, укутанными травой и мхом, которые в летние месяцы пестрели желтыми головками лютиков и одуванчиков, синими колокольчиками, белыми астрами, розовыми и коричневато–красными цветками кипрея. Зайцы и два вида мышей–полевок питались вереском. За жизненное пространство на побережье боролись антарктические и папуанские пингвины. Здесь же расположилась небольшая колония тюленей Уэдделла. В небесах, подгоняемые яростными ледяными ветрами, парили поморники и орланы–крикуны. Чуть ниже того места, где стоял дом Шри, в укрытой от непогоды долине, среди покрытых мхом камней даже раскинулся небольшой лес — антарктический бук достигал там шести–семи метров в высоту. Профессор и ее младший сын Берри прогуливались, когда позвонил секретарь Шри и доложил о проблемах на Луне.

Стоял март. В Антарктиде властвовала осень. Буковые деревья принарядились в рыжие и желтые платья. Серое небо рождало скудные градинки, и те с шелестом сыпались на мох и на кучи опавших листьев. Черные белки устраивали партизанские вылазки за желудями, каштанами и орехами: совсем скоро они впадут в спячку на шесть месяцев, когда в Антарктиде властвуют тьма и минусовые температуры. Шри отругала Берри, когда тот бросил камень в излишне доверчивую белку, подошедшую слишком близко. Мальчик он был крепкий, ниже ростом и при этом тяжелее брата. Одетый, как и Шри, в стеганое пальто и брюки, с хорошенько завязанным капюшоном, Берри безо всякой на то причины яростно пинал трухлявый, заросший мхом ствол дерева, много лет назад поваленного бураном.

Последнее время Шри часто размышляла о судьбе своего младшего сына, пыталась понять, что ему удается, что нравится. Мрачный, грубоватый, Берри не отличался умом и мало к чему проявлял интерес, кроме вещей, которые мог съесть или сломать, но ведь должна же в нем жить хоть маленькая искорка, которую она сможет разжечь.

Шри опустилась на колени и показывала Берри беспозвоночных, которые извивались во влажной почве под бревном. Здесь были десятки ногохвосток (единственный вид беспозвоночных, распространенных в Антарктиде до Переворота), уползающие в свои норы черви, мокрицы и большой черный жук с изогнутыми жвалами. В лесу, на вересковых пустошах и лугах обитало более двухсот видов насекомых, даже разновидность шмеля, которую Шри включила в экосистему для опыления летних цветов. Встав на четвереньки, Берри копошился в листьях и мхе в поисках второго жука — матери он при этом рассказывал, как сможет устроить драку между двумя насекомыми, отчего Шри вспомнился Эуклидес Пейшоту. И тут зазвонил телефон.

— У нас проблемы с Оксбоу, — без всяких преамбул заявил Ямиль Чо. — Код десять.

Оксбоу был объектом, где создавали мутантов–сверхумников. «Код десять» означал, что кто–то из подопечных пытался сбежать, при этом не обошлось без жертв.

— Насколько все плохо?

— Пятеро готовы. Плюс сопутствующий ущерб. Они просят вашего присутствия. Я взял на себя смелость организовать нам транспорт — «Уакти».

Так назывался шаттл, на котором впервые опробовали новый термоядерный двигатель. Ямиль Чо сообщил Шри, что «Уакти» способен доставить их в точку назначения менее чем за шесть часов.

Берри разбрызгивал грязь и давил найденных жуков. Теперь он принялся издавать восторженные возгласы, стремясь привлечь внимание матери. Шри повернулась к нему спиной и сказала в трубку:

— Когда прибудет корабль?

— Где–то через час. Шаттл движется по суборбитальной траектории из Бразилиа.

— Забери меня, когда он прибудет, — сказала Шри и позвала сына.

Мальчик засеменил к ней и с гордостью продемонстрировал откопанное им сокровище — коричневое человеческое ребро, не иначе как жертвы одной из войн, что велись в двадцать первом веке, войн за залежи нефти и гидрата метана в море Уэдделла. Когда Шри только начала возводить здесь биом. ей попадались остатки нефтяных платформ в море, затопленные или севшие на мель танкеры и линкоры. Чтобы избавиться от них, Шри пришлось использовать все свои связи, да и позже она многое делала для возрождения полуострова. Исчезли остовы танков, потерпевших крушение самолетов и прочей техники. Шри создала генетически модифицированные бактерии, которые поглотили вязкое нефтяное пятно, скопившееся в глубокой канаве в тридцати километрах от побережья, — из–за него на берег во время штормов выносило черные комки. Однако за каждый клочок земли приходилось бороться: на холоде все сохранялось очень долго. Почти повсеместно на полуострове можно было обнаружить сувениры, оставленные войной: оружие, амуницию, одежду, мусор и кости вроде того ребра, что Берри сжимал в руке наподобие хрупкого кинжала.

Шри вздрогнула, словно предчувствуя беду, и приказала сыну выбросить мрачное напоминание о прошлом. Голос ее прозвучал столь резко, что Берри не стал спорить и выполнил что ему было велено.

— Под бревном есть еще, — буркнул он.

— Я распоряжусь, чтобы все убрали, — отреагировала Шри. — А ты беги–ка в дом и попроси домработницу приготовить тебе горячий шоколад.

— Я ничего плохого не сделал.

Берри нахмурился и мог — мать это знала — в любую минуту разразиться слезами или вспылить. Опустившись на одно колено, она обняла мальчика и сказала:

— Конечно, я знаю. Но маме придется на несколько дней уехать, и нужно, чтобы ты был моим бравым маленьким воином, пока меня нет.

— Ты снова едешь в Бразилиа. А мне можно с тобой?

— Я лечу на Луну и, как бы мне ни хотелось взять тебя с собой, боюсь, я не могу. Только не надо дуться. Альдер тоже не полетит. А теперь беги домой, да побыстрее!

Берри стремглав несся к дому, а Шри отправилась в противоположном направлении. Ей требовалось хоть немного побыть одной и обдумать последствия происшествия в Оксбоу, понять, почему на ее присутствии так настаивали. А еще придумать достойный ответ.

Женщина вышла за границу леса и двинулась вдоль края долины по дороге, которая уходила резко вверх, в сторону поросшего осокой гребня холма. Шри медленно прогуливалась вдоль хребта, становившегося выше к востоку, через поля валунов, местами покрытых лишайником, и наконец добралась до широкой каменной площадки, на которой ничего не росло. Отсюда открывался панорамный вид на извилистый фьорд до самого моря. Здесь, где порывы холодного свежего ветра бросали ей в лицо небольшие пригоршни снега, Шри могла любоваться своим маленьким королевством. Крутые склоны, то тут, то там поросшие вереском; между ними низина с лесным массивом. Ее дом — коробка из стекла и стали, установленная на сваях, — расположился в западной части долины, а исследовательский центр простирался вдоль берега, тянулся к снежным вершинам гор. Крупные льдины белели в темной воде. Там, где заканчивалось узкое устье фьорда, флотилия айсбергов устремлялась в открытое море; у самого горизонта три вертикальные линии тянулись к серому небу, подобно черточкам, оставленным кистью каллиграфа на японской миниатюре, и истончались крохотными завитками, которые уходили к северу. Это был дым от вулканов, проснувшихся после того, как давление ледяной массы в Антарктиде уменьшилось.

Однако лед постепенно возвращался. С каждым годом зима наступала чуть раньше, а заканчивалась чуть позже. Через каких–нибудь пятьдесят лет фьорд и всё в округе навеки скует льдом. И то, что Шри создала здесь: маленький лес, вересковые пустоши, луга, носящиеся по ним белки, зайцы, полевки — всего этого не станет, всё отступит перед мощью снега и льда.

Какой прекрасный пример непостоянства, думала Шри. Ничто не остается неизменным. Каждый индивид, каждый вид, что упрямо цепляется за свою нишу и отказывается меняться, обречен на вымирание. Ключ к выживанию — приспособляемость. Мир не просто восстанавливали или воссоздавали — его оживляли, и главным двигателем процесса служили перемены. Оскар Финнеган Рамос в один голос с другими экопроповедниками продвигал священную миссию — превращение планеты в рай, существовавший до грехопадения человека. Но повернуть процесс возрастания энтропии вспять не представлялось возможным: нельзя сделать слепок исторического периода и сохранять его таким навечно. Вот и сейчас на планете существовало разве что несколько садов, да и то на их защиту уходило немереное количество энергии и сил. Взгляды проповедников оказались миражом. Мир должен был обрести равновесие без стороннего вмешательства. Мелиорация и реконструкция служили лишь начальным этапом — они не являлись средством для достижения цели. Как только люди восстановят и улучшат состояние планеты, им надлежит отступить, перестать вторгаться в природу и позволить установиться новому порядку.

Шри полагала, что биосфера обладает огромными возможностями. За те миллиарды лет, что планета существует, она использовала лишь малую их часть. А ведь столько всего еще можно открыть — достаточно лишь небольшого набора инструментов да толики воображения. Неестественного просто не существует, ведь границы природы не определяются вариациями на те несколько тем, которые эволюция уже успела исполнить. Шри могла представить тысячу разных моделей Земли, и каждая была непохожа на предыдущую. Тысячи садов, в которых царит гармония и изобилие и расцветают чудеса.

Шри понимала: потребуется куда больше, чем отпущенные ей полтора столетия, чтобы свершить задуманное, а еще Шри знала как минимум одного человека, который не только разделял ее амбиции, но и мог поделиться секретом истинного долголетия. До сего момента она верой и правдой служила Оскару Финнегану Рамосу. Он помог Шри сделать карьеру, и женщина отдала работе всю жизнь. Экопроповедник финансировал ее исследования, защищая от насмешек и политических интриг соперников, от фанатиков, веривших, будто любые перемены опасны, а стазис — священен. Но все это время Авернус — или, скорее, тот идеальный образ, что существовал в мыслях Шри, — оставатась ее тайной хозяйкой. Уже задолго до полета на Каллисто и Европу профессор перестала разделять взгляды Оскара Финнегана Рамоса объект на Луне, где готовили суперумников, подтверждал ее растущую независимость. Им удалось создать поистине чудеса, включая модернизированную версию термоядерного двигателя, но держать всё под контролем стоило огромных трудов. Не дать Оскару узнать правду не дать мутантам сбежать.

И вот снова инцидент. Служба безопасности не раскрывала подробностей. Все, что ей сообщили, — погибли пятеро суперумников, и пока Шри не побеседует с персоналом, не увидит, насколько велик урон, она не сможет оценить всю опасность произошедшего. Однако профессор не сомневалась: на этот раз ситуация достигла критической точки. Она едва вернулась домой после целого месяца в Бразилиа, и этот месяц был настоящим испытанием. Комитеты, заседания по пересмотру политики, работа экспертных центров, встречи с Объединенным комитетом начальников штабов для обсуждения долгосрочных планов. После смерти Максимилиана Пейшоту и провала проекта по строительству биома противники примирения с дальними осмелели и стали набирать вес в обществе. Старший сенатор, выступавший за торговлю с Внешней системой, лишился своего поста из–за сексуального скандала. В кратчайшие сроки Сенат одобрил незапланированную смету на переоборудование нескольких грузовых кораблей в военные. Повсюду ходили слухи о смене власти в законодательных органах и внутри кланов. Поговаривали, что Тихоокеанское сообщество подключится к программе строительства звездолетов.

Ротко Янг, представитель Радужного Моста, был настроен весьма пессимистично.

— Теперь мы говорим уже не о примирении, а об умасливании, — пожаловался он Шри за ужином. — Соглашательская политика. Ради минимизации политического и экономического ущерба на случай, если разразится война между Землей и Внешней системой. Радужный Мост никогда не выступал за военные действия. Мы всегда поддерживали идеи взаимовыгодного сотрудничества и мира, но чем дальше, тем сложнее это становится.

Перемирие по–прежнему оставалось лучшим вариантом, да и всегда таким останется, только вот сторонников у него становилось все меньше. Ротко Янг поведал, что ни один город во Внешней системе, включая Радужный Мост, не готов принять условия, выставленные самыми радикальными экопроповедниками: полный отказ от политической и экономической свободы, запрет на так называемую антиэволюционную генную инженерию и исследование внешних рубежей Солнечной системы.

— В вашем правительстве редко кто готов идти на уступки или признать нашу изоляционистскую позицию, — продолжил он. — А на спутниках Сатурна найдутся города, которые с радостью вступят в конфронтацию. Они считают, что вражеские силы будут серьезно подорваны, поскольку ждать снабжения с Земли придется очень долго. Но разве сами они не уязвимы до крайности? Их города и поселения — всего лишь хрупкие пузыри, наполненные воздухом, помещенные в агрессивную среду. Чтобы с ними расправиться, не потребуется много усилий.

Ротко Янг выглядел изможденным. От его искрометного оптимизма не осталось и следа. Казалось, еще чуть–чуть — и поверишь, что причиной его скорого возвращения в Радужный Мост стали проблемы со здоровьем, вызванные высокой земной гравитацией и немодифицированным составом воздуха. Расставались они со Шри как друзья — пожелали друг другу всего наилучшего, пообещали поддерживать связь, но на деле оба понимали: они провожают в последний путь достойное, но уже проигранное дело.

Время примирения прошло. Шри вспомнился другой разговор, состоявшийся в Бразилиа. Только тот был гораздо короче и куда менее приятным. У Шри выдался перерыв между агрессивными заседаниями подкомитета по вопросам процедуры и этики исследования человеческого генома — Шри обедала в компании своих помощников и двух коллег–ученых, когда к их столику подошел Эуклидес Пейшоту. Он улыбался во весь рот, но на деле готовился исподтишка ударить. Перемолвившись парой слов о последствиях неудачного проекта с биомом, он поинтересовался, каких великих свершений им следует ожидать от Шри теперь.

— Решать не мне. Я, как и всегда, служу вашему клану.

— Неужели? Конечно, вы с радостью работали на семью, пока наши интересы совпадали. Но что вы будете делать теперь, когда ситуация меняется? — Эуклидес Пейшоту откланялся, добавив напоследок, что отныне будет пристально следить за карьерой профессора.

Как жаль, что не все враги Шри так же ленивы и глупы. И столь неизобретательны. Неприкрытая угроза в словах Эуклидеса встревожила Шри, но в то же время напомнила о том, что скоро ей придется сделать выбор. Сейчас, когда профессор стояла на вершине холма, возвышаясь над своей уединенной крепостью, под хмурым серым небом, когда северный ветер пронизывал до костей, она вдруг поняла, что уже приняла решение. Она могла проигнорировать приказ прибыть на Луну — Оскар даже сумел бы защитить ее от неприятных последствий, но Шри собиралась лететь и даже радовалась этому, пусть и не была уверена в том, что путешествие не станет последним. На краткий миг Шри скинула с себя бремя. Она отбросила прошлое и думала о будущих садах с разбегающимися в разные стороны тропинками если не с надеждой, то хотя бы без тревоги.

Наконец Шри заметила яркое пятно вдалеке над океаном — оно быстро приближалось с севера, а затем резко повернуло в сторону берега, рев мотора прокатился над голой вершиной холма. Она наблюдала, как маленький обтекаемый шаттл пошел на снижение, пролетел над фьордом чуть ниже того места, где она стояла. Окраской корабль напоминал косаток, которых Шри воспроизвела в антарктическом биоме, — черный сверху и белый внизу. На концах коротких крыльев мигали красные лампочки. Хвост шаттла украшал зеленый флаг Великой Бразилии. Корабль осторожно приземлился на посадочную полосу позади исследовательского комплекса — тогда Шри набрала номер своего секретаря и попросила забрать ее. Несколько минут спустя из–за строения вдалеке в воздух поднялся вертолет.

«Уакти» шел вверх по крутой траектории над морем Уэдделла. На высоте восьмидесяти километров, на самой границе космоса, включился термоядерный двигатель — Шри, Ямиля Чо и пилота вдавило в аварийные кресла, пока шаттл набирал вторую космическую скорость.

Шаттлом управлял молодой человек по имени Кэш Бейкер — один из боевых пилотов, которых год назад Шри одарила новыми гиперрефлекторными способностями. Профессор поинтересовалась, как приживались модификации нервной системы, — пилот отвечал, что механизм работает бесперебойно. Он рассказал, что возвращался из Адьены. где встречался с инженерами, курирующими последние стадии переоборудования грузовых судов в носители для однопилотников J-2. Однако, когда он принялся расхваливать характеристики транспортника, Шри его оборвала и заявила, что собирается оставшееся время полета поспать.

Еще будучи совсем юной, Шри модифицировала свой геном, добавив способность мгновенно засыпать, когда пожелает. Ямиля Чо она тоже наградила этим свойством. Пока «Уакти» преодолевал триста восемьдесят тысяч километров, они спали друг подле друга в аварийных креслах и проснулись практически одновременно. Шаттл приближался к обратной стороне Луны, темной и усеянной кратерами. Быстро поднималось Солнце и всходила Земля, пилот болтал с диспетчером, пока сажал корабль к северу от невысоких тентов и куполов Афины. Прилунение вышло идеальным.

Роллигон доставил Шри и Ямиля Чо мимо полей с вакуумными организмами на старую исследовательскую станцию, где когда–то Шри проходила практику. Цепочка низких зданий была засыпана пылью и камнями, а глубоко под землей расположилась настоящая лаборатория. Роллигон проехал мимо маленького транспортного средства, нескольких гусеничных машин и оказался в ярко освещенном гараже. Когда внешняя дверь закрылась и помещение стало герметичным, появились две женщины — стройные темноволосые близнецы, одетые в красные облегающие костюмы. Они сопроводили Шри и ее секретаря к скоростному лифту, который спустил их на первый уровень объекта. Здесь жили шимпанзе–мутанты с высоким интеллектом. Если исследовательская станция служила укрытием для обезьян, то сами шимпанзе являлись прикрытием для подлинного секрета Оксбоу, скрытого на втором уровне.

В конференц–зале Шри ждал генерал Арвам Пейшоту: он стоял возле широкого панорамного окна из армированного стекла, за которым расположилось обиталище высокоинтеллектуальных шимпанзе со множеством беседок, увитых растениями. Рядом находились директор объекта, начальник охраны и глава научно–исследовательской команды, а по краям — еще две изящные женщины в красных облегающих костюмах. Шри задумалась, кто же поработал над геномом этих красоток.

— Пятеро, — заявил Арвам.

Одет он был в серый летный костюм со множеством карманов на молнии, волосы генерал забрал в хвост. Черная кожаная кобура висела у бедра, а в ней — пистолет со стальной рукояткой с мелкой диагональной насечкой.

— Невероятно! Целых пять. И все выбрались на поверхность.

— Хоть один еще жив?

— Второй уровень охраны уложил всех. Но мутантам почти удалось сбежать. Эти ваши монстры становятся чересчур умными.

— Думаю, вам следует сообщить мне все подробности, — сказала Шри.

Арвам сделал знак директору, Эрнесту Генлихту–Хо.

— Они выбрались через туннель, — пояснил тот. — К счастью, наш спутник, так называемая звезда смерти, мгновенно их засек и принял соответствующие меры.

Генлихт–Хо вывел на пространство памяти видеоролик. Сперва появилось панорамное изображение изрытой кратерами территории к западу от исследовательской станции, затем камера дала более крупный план — поднялся фонтан пыли, а когда она осела, на экране появились пять обнаженных фигур, вылезающих из ямы, в наполненных воздухом пузырях из золотистого пластика. С разных углов и расстояний камера запечатлела, как с черного неба к фигурам спикировал шаттл, а пузыри вдруг взорвались и обрушились на своих владельцев — фигуры какое–то время дергались в конвульсиях, но вскоре затихли. Шаттл пролетел совсем низко, его двигатель еще работал, когда он на полной скорости врезался в землю, оставив за собой на равнине длинную траншею.

Эрнест Генлихт–Хо поведал, как суперумники проникли в систему безопасности, установили связь с диспетчерской службой в Афине и захватили контроль над одним из шаттлов.

— Побег же был совершен во время стандартного медицинского осмотра. Как выяснилось, одному из подопытных вместо транквилизаторов вводили дистиллированную воду. К тому моменту, когда мы поняли, что кто–то проник в систему безопасности, он уже убил двоих врачей, пятерых смотрителей и освободил четырех собратьев.

Судя по всему, суперумники получили доступ к системе безопасности при помощи устройства для создания туннельного эффекта. Прибор передавал данные на очень низкой скорости — начальник охраны считал, что у них ушло более шести месяцев на то, чтобы создать вирус–субличность, который возьмет под контроль ИИ системы в момент побега. Но чего–чего, а времени у мутантов было предостаточно. Когда в конечном счете им удалось внедриться в систему безопасности, суперумники воспользовались этим, получили доступ к медицинским роботам и заменили капсулы с транквилизатором на плацебо с дистиллированной водой, используемые для опытов. Пятеро беглецов при помощи взрывчатки проделали туннель под огражденным периметром и в тридцатиметровой толще лунного реголита. Пузыри, защищавшие мутантов от вакуума, были созданы одним из них в рамках эксперимента с новым типом пластика, способным восстанавливать первоначальную форму. Еще десять секунд — и они бы достигли шаттла, но, к счастью, охранный спутник вовремя поджарил беглецов микроволновым излучением и уничтожил ИИ корабля.

— Вы, должно быть, восхищены маленькими негодниками, — обратился к Шри Арвам. — Они не сдаются. В первый раз двое из них вцепились друг другу в глотки, когда смотрители пришли убрать помещение, и третьему почти удалось бежать. Затем они влезли в ИИ, отвечающий за безопасность, и при помощи ультразвука добились того, что весь персонал слег. Двоим даже удалось добраться до гаража, прежде чем их поймали волки. И вот теперь. Они снова получили доступ к ИИ в системе безопасности, хотя меня заверили, что с новыми межсетевыми экранами и копированием личности ИИ это просто невозможно. Созданный ими вирус ликвидировал волков — получается, что те, кому почти удалось бежать во время второй попытки, поддерживали контакт с оставшимися особями. Не так ли, доктор Генлихт–Хо?

— Выходит, что так. — Эрнест Генлихт–Хо стад белее мела. Капельки пота выступили у него на лбу. — Мы были не правы: первые два инцидента, возможно… нет… точно были связаны — они являлись подготовкой к этой попытке.

— Расскажите ей все остальное, — потребовал Арвам Пейшоту.

Генлихт–Хо уставился в пол.

— Вполне возможно, что им помогал кто–то из сотрудников.

— Не просто возможно, скорее всего, так и было, — сказал Арвам. — Шаттл кто–то вызвал. Мутанты просто не могли о нем знать, не говоря уже о том, чтобы получить к нему доступ.

— При всем уважении, но три года назад они изготовили устройство обратного рассеяния нейтрино, — заметил Генлихт–Хо. — Прибор на деле оказался невероятно полезным: радар с гораздо большей дальностью и разрешением, чем что–либо имеющееся сейчас на рынке. Вероятно, пока суперумники разрабатывали устройство, они создали карту территории в радиусе десяти километров вокруг станции. Космопорт как раз попадает в эту область.

— Допустим, им было известно про шаттлы. Но откуда им знать, как получить к ним доступ удаленно? Здесь они не могли обойтись без помощи со стороны, — сказал Арвам, глядя прямо на Шри.

— Можете меня пытать. Вот увидите — я к этому непричастна, — холодно и сердито бросила Шри, но на самом деле она испугалась. — И секретаря моего тоже можете допрашивать.

— Я не сомневаюсь в вашей преданности, — перебил ее Арвам. — Что касается этих троих — да они просто идиоты, если допустили, чтобы подобное произошло. Идиоты, но не предатели. Остаются смотрители. Никому из них не разрешается покидать второй уровень и уж тем более сам объект, но, возможно, суперумники переманили одного на свою сторону или сделали из него марионетку. Существует вероятность того, что у нас завелся крот: агента могли внедрить, когда мы только запустили эту станцию. Поэтому допрашивать мы будем всех.

Арвам улыбался, говорил спокойно и вкрадчиво, но взгляд его оставался ледяным. Шри стало совсем не по себе. Она уже видела его таким раньше и не сомневалась: генерал собирается преподать им всем урок, а для этого ему нужна жертва. Выстрели он в Шри или прикажи своим телохранителям убить ее, Ямилю Чо придется расправиться со всеми. А потом, при условии, что ей удастся выбраться со станции, Шри будет вынуждена воспользоваться запасным планом и бежать во Внешнюю систему — другого выхода нет…

Арвам поинтересовался у Эрнеста Генлихта–Хо, как тот планирует действовать дальше, а на лице генерала по–прежнему играла улыбка.

— Мы должны поместить их в отдельные комнаты, — отвечал директор. — Только благодаря совместной работе нескольких особей им удалось провернуть предыдущие попытки бегства. Изолируй мы их, это значительно снизит способность мутантов создавать схемы и приводить планы в исполнение.

— На это потребуется много средств, — возразил Арвам, и начальник безопасности с ним согласился.

— Увы, с их способностью при помощи обычного лабораторного оборудования осуществлять связь на больших расстояниях нам пришлось бы строить отдельные объекты в разных частях Луны или на орбите.

— Но ведь потенциальная выгода огромна, — вмешался глава научно–исследовательского отдела.

Он поспешно спрятал руки в карманы халата, чтобы никто не заметил, как они дрожат.

— Благодаря им у нас теперь есть термоядерный двигатель, радар дальнего действия, импульсная винтовка, новый вид поливоды… — продолжил мужчина.

— А что вы думаете по этому поводу? — обратился генерал к Шри. — Эти чертовы мутанты — ваши создания. Вы сможете держать их в узде?

— Это не так–то просто. Суперумники слишком многому научились. К тому же им очень хочется сбежать. Они не остановятся, и каждая попытка будет более изощренной.

Начальник службы безопасности вздрогнул.

— При всем уважении, сэр, но доктор Хон–Оуэн права. Мы должны постоянно сохранять бдительность на все сто процентов. И все же этим мутантам достаточно дождаться одного маленького промаха, чтобы попытаться снова.

— То есть вы обязательно снова облажаетесь? — сладким голосом пропел Арвам.

— Мы всего лишь люди, — заметил Эрнест Генлихт–Хо. — Они же обладают куда большими способностями.

Арвам посмотрел на Шри:

— Что нам делать? Скажите.

Шри ждала этого вопроса. С той самой минуты, когда услышала про код десять.

— Уничтожьте их.

— Прямо сейчас?

— Поодиночке они работать не смогут. Суперумники успешны, только когда действуют как единое целое, но тогда их невозможно удержать взаперти. Значит, пора прекратить эксперимент.

— Так я и думал. — Арвам выхватил пистолет и дважды выстрелил Эрнесту Генлихту–Хо в грудь.

Начальник службы безопасности расправил плечи и закрыл глаза, прежде чем генерал и в него выпустил пулю. А вот глава научно–исследовательского отдела метнулся к двери, но один из телохранителей Арвама бросился на него, как кошка, и сломал шею. Шри старалась не шевелиться, Ямиль Чо замер возле нее. Генерал убрал пистолет в кобуру и подытожил:

— Ну вот и всё.

— Не совсем, — подала голос Шри. — Нужно разобраться с уцелевшими суперумниками.

— Конечно. А мои люди займутся смотрителями и выяснят, кто из них помог мутантам и почему. Что насчет шимпанзе? — поинтересовался Арвам и отвернулся, уставившись в окно.

Шри подошла к нему и тоже заглянула внутрь. Почти у самой верхушки дерева, метрах в десяти от них, на помосте из погнутых и сломанных веток лежат шимпанзе. Его темно–карие глаза уставились в бесконечность, а патьцы порхали над лежащим на груди планшетом, порождая длинный поток символов. Эту особь, как и остальных, Шри создала на основе генома западноафриканского шимпанзе Pan troglodytes verus. В результате генетических модификаций у шимпанзе возникла разветвленная нейронная сеть, способная быстро передавать сигналы, что привело к развитию интеллекта до уровня человека–гения. Однако приматы оказались тупиковой ветвью. Те немногие, что не сошли с ума и не покончили жизнь самоубийством, выдавали запутанные цепочки странных и очень сложных математических рассуждений с такой же легкостью, с какой дышали воздухом, но большая часть их работы представляла собой заумные доказательства известных теорем и интересовала разве что исследовательскую группу, которой удалось откопать в кипе расчетов несколько самородков. И чем дальше, тем самородки встречались реже. Шимпанзе эволюционировали, но уходили прочь от традиционной математики, выдумывая столь гротескные фантазии, что даже лучшие ученые с трудом могли соотнести их с реальностью.

Шри, конечно, будет сожалеть об их гибели, но, увы, шимпанзе больше не приносили пользы, а потому профессор была не слишком удручена, когда сказала Арваму Пейшоту:

— Нам они тоже больше не нужны.

— Отлично. Тогда займемся реальной проблемой.

О шимпанзе знали около сорока человек в верхних кругах клана Пейшоту, в том числе Оскар Финнеган Рамос, — именно приматов они считали источником поразительных технологических достижений, которые позволили семье за последние десять лет стать самой могущественной в Великой Бразилии. Но только команде Оксбоу, Шри, ее секретарю. Арваму Пейшоту и шести членам внутреннего совета семьи было известно о втором уровне, который и дал миру почти магические технологии. Именно туда Шри с генералом отправились теперь: они оставили позади роботов–часовых, имевших по три копии защищенных, жестко запрограммированных, экранированных ядерных процессоров, спустились по наклонному траволатору, прошли мимо нескольких караульных роботов и двух одетых в красное телохранителей Арвама и, наконец, достигли секрета внутри секрета.

Сейчас в главном наблюдательном пункте, за исключением тройки шароботов, никого не было, хотя обычно здесь двадцать четыре часа в сутки посменно дежурили смотрители. Пространства памяти выдавали изображения всех комнат и коридоров на втором уровне, а также картинку из клетки суперумников в разных ракурсах. Клетка представляла собой большую сферу с мягкими пластиковыми стенками, повсюду располагались полки и стеллажи с оборудованием, верстаки, иммерсионные камеры, тренажеры, два туалета замкнутого цикла и одна душевая. Спальные мешки свисали, подобно коконам. За первые два года в результате форсированного роста суперумники достигли зрелости, однако выжили и остались работать всего четырнадцать особей. Шри создала их из человеческих эмбрионов, используя технологии, разработанные в ходе экспериментов над шимпанзе, модифицировала гены, чтобы добиться синдрома аутического спектра — в дальнейшем это позволило бы посредством поведенческих стимулов обучать их новым техникам и блокам знаний, а также породило бы у подопытных способность концентрироваться на решении задач, которые ставили перед ними смотрители. Суперумники выработали собственный язык — систему условных обозначений и жестов, способную передавать сложные идеи с поразительной быстротой. Когда все особи работали над одной проблемой, то двигались и совершали действия синхронно, словно исполняли изящный бесконечный танец.

Но теперь девять ее гениальных детей были мертвы — погибли во время побега, а оставшихся в живых заперли в медицинском блоке, где они под наркозом ожидали своей участи. Шри одновременно испытывала чувства гордости и печали. Она восторгалась своими созданиями, ведь за столь короткий промежуток времени им удалось добиться столь многого. Даже то, как яростно и упорно они пытались сбежать, заслуживало восхищения. Шри горевала, ведь жить суперумникам оставалось считаные минуты, хотя подобный конец она предвидела, когда только разрабатывала план их создания.

Профессор прижала ладонь к экрану — тот считал ее ДНК и метаболическую подпись. Она загрузила нужный ключ в систему, а затем сказала Арваму, что хотела бы напоследок остаться с суперумниками наедине.

— Никогда бы не подумал, что вы сентиментальны, — удивился он. — Так и быть. Двое моих людей отведут вас.

Шри не могла зайти в медицинский блок, поскольку в воздухе был распылен наркоз. Ей оставалось лишь стоять у двери и смотреть в глазок. Пять суперумников лежали на носилках, а пространства памяти над их головами отображали показания приборов. Мутанты не имели половой принадлежности. Голые, бледные дети без волосяного покрова, около метра высотой, с широкой грудной клеткой, большим черепом и маленькими изящными руками и ногами. Только вот детьми они не были вовсе. Их лица оставались спокойными и безмятежными. Шри в ходе своих экспериментов установила, что самые уравновешенные личности получаются при выборочной стимуляции роста левого полушария. Поэтому у всех суперумников был непропорционально выпуклый лоб.

Хотя особи очень сильно походили друг на друга — у всех были близко посаженные глаза, плоский нос и маленький, загнутый вниз рот, — Шри узнала каждого и попрощалась с каждым в отдельности, прежде чем активировать ключ и открыть вентиляционную трубу, идущую на поверхность, туда, где царил вакуум.

Воздух в помещении сгустился, образовался белый туман, который тут же вытянуло наружу. Спящие широко разинули рты, пытаясь вдохнуть, их грудные клетки быстро поднимались и опускались, а затем конвульсии резко прекратились. Синюшные губы разомкнулись, распухшие языки вывалились наружу, продолжая раздуваться, пока не разорвались, забрызгав все кровью. Кровь текла из носа и уголков глаз по бледной коже, закипала в условиях вакуума. Показатели приборов превратились в ровную линию.

Спящие суперумники умерли. Что ж, этот этап в жизни Шри подошел к концу. Женщина отвернулась: сердце ее переполняли печаль и жалость к самой себе.

— Отличная работа, — отметил Арвам. — Напомнила мне о том, что я до сих пор не поблагодарил вас за многочасовой репортаж, что вы прислали после своего маленького путешествия на Каллисто. Он меня позабавил.

— Я уже решила, что вы забыли об этом, — сказала Шри.

— О нет, что вы, я никогда не забываю об оказанных услугах. А теперь я хочу посмотреть, как поживают ваши другие дети. Полагаю, они нам очень скоро понадобятся. Как–никак, одна глава заканчивается, а следом за ней начинается новая, так ведь?

 

5

Отец Алдос с грохотом распахнул двойные двери спортивного зада и торопливо двинулся мимо парней, которые в парах отрабатывади приемы на зеленых матах: практиковались делать выпады и парировать удары ножом. Наставник забрался на невысокую платформу в дальнем конце помещения. Перемолвившись парой слов с отцом Соломоном, отец Алдос дважды хлопнул в ладоши, чтобы привлечь внимание ребят.

Дейв-8 поклонился своему партнеру, Дейву-15, — тот поклонился в ответ, и оба повернулись к платформе. Остальные братья сделали то же самое, и это синхронное движение отразилось в зеркалах спортивного зала.

— Сегодня у нас посетители, — объявил отец Алдос.

На его красивом смуглом лице проступил яркий румянец, взгляд был встревоженный.

— Это очень важные гости. Так что сейчас вы все выстроитесь в ряд для смотра.

Ребята распрямили спины и выставили перед собой тяжелые ножи, которые использовали во время практики. На парнях были лишь свободные белые штаны, подвязанные на талии и щиколотках, — обнаженные выше пояса, они тренировались без обуви, и только предплечья защищали щитки. Несколько минут ничего не происходило. Дейв-8 уставился вдаль, глядя мимо лезвия ножа на воображаемую точку в метре от себя. Пот на спине, груди и голом черепе остыл и вскоре высох. Он ждал в предвкушении, но в то же время с опасением и все думал, а что же испытывают его братья. Наконец краем глаза Дейв заметил кипучую деятельность в стороне. Сместив взгляд влево, он увидел, как четверо неизвестных появились у входа в спортзал. Незнакомцы, одетые в черную боевую униформу, шлемы с визорами и армейские ботинки, были вооружены короткоствольными карабинами, заняли позиции по обе стороны от двери, за ними вошли еще гости. Двое мужчин и женщина, за которыми по пятам следовали отец Кларк и отец Рамес.

Сердце в груди Дейва-8 бешено забилось, когда он узнал женщину: ее лицо иногда появлялось в одном из аватаров, и звали ее Шри Хон–Оуэн.

Пока она шла мимо них к низкой платформе, где ждали отец Алдос и отец Соломон, парни вытягивали шеи, старались ее разглядеть. Перемолвившись о чем–то с учителями, женщина повернулась и принялась изучать ребят. Она была одета в длинное стеганое пальто и такие же брюки, а на ногах ботинки с оторочкой из белого меха. Пальто было расстегнуто, и из–под него выглядывал вязаный свитер. Ее бледный выбритый череп блестел в ярком свете. Дейв-8 почувствовал, как к лицу прилила кровь, когда ее взгляд остановился на нем.

Из двоих мужчин, сопровождавших Шри Хон–Оуэн, молодой явно представлял наибольшую опасность. Худой и грациозный, в черной рубашке и черных брюках, он стоял в непринужденной позе, но глаза его внимательно следили за всем происходящим. Второй выглядел намного старше. На нем был серый летный костюм, а в кобуре у правого бедра висел большой пистолет. Мужчина излучал уверенность и властность. Он подошел к краю платформы и представился генералом Арвамом Пейшоту. Голос его был слышен даже в самом дальнем углу зала.

— Моя семья, семья Пейшоту, владеет этим объектом. А я командую всем, что здесь происходит. Сегодня я прибыл к вам, потому что ваша базовая подготовка подходит к концу. Знаю, принять это нелегко. Вся ваша жизнь прошла в обучении. С иной жизнью вы незнакомы. Но обучение не самоцель. Настало время испытать полученные вами навыки. — Генерал умолк и посмотрел за парней — туда, где вдоль стен располагались стойки с оружием и оборудованием, а затем продолжил: — Вижу, у вас здесь есть самое разнообразное оружие.

Спустя несколько секунд отец Соломон подал голос:

— Мы готовили их к любой ситуации, генерал.

— Я вижу луки и стрелы.

— Да, это бесшумное оружие, к которому можно подобрать самые различные заряды — от простых наконечников с трезубцами и привязного троса до емкостей с нервно–паралитическим газом или взрывчаткой. Кроме того, при низкой гравитации стрелы способны перемещаться на большие расстояния. А в реальном космосе, в условиях вакуума и невесомости, они продолжат лететь, не теряя скорости, пока не достигнут цели. Помимо прочего, практика с луком улучшает зрительно–моторную координацию.

— А еще мечи, — удивился генерал. — Я понимаю, ножи — они удобны в ближнем бою. Но мечи… Для чего им могут понадобиться мечи?

— Тоже полезно для зрительно–моторной координации…

— Мне кажется, вы просто расхолаживаете мальчиков. Вы обучаете их всему, а в результате они не способны действовать в конкретной ситуации. Они не сконцентрированы. — Генерал повернулся к Шри Хон–Оуэн и продолжил: — Как считаете, чем мы можем им помочь?

— Не впутывайте меня в это, — отвечала она.

— Но это же ваши ребята, — настаивал генерал. Он улыбался, лишь чтобы продемонстрировать свои зубы. — Ваши творения. Плоть от вашей плоти, преобразованная вашим мастерством и вашим упорством. Вам не может быть все равно.

Дейв-8 ликовал, словно религиозный фанатик. Все это время Дейв-27, мудрейший из его братьев, был прав. Они не дальние. Их только сделали внешне похожими на дальних — в нужный момент они станут оружием против врага. Но они не дважды падшие. Они — люди. Они еще могут искупить грехи. Радость рвалась наружу, и Дейву-8 пришлось закусить щеку, чтобы только не закричать. Его всего трясло, стоящего перед ним Дейва-11 тоже.

— Если вы привели меня сюда, чтобы что–то доказать, — сказала Шри Хон–Оуэн генералу, — делайте то, что считаете нужным. Только не стоит превращать все в игру.

Повисла короткая пауза. Отец Кларк подал голос:

— Если вы сомневаетесь в их мастерстве и желаете увидеть демонстрацию, я уверен, мы сможем что–нибудь организовать. Мальчики владеют любым оружием, представленным здесь. А еще, конечно же, знают несколько стилей рукопашного боя. Чтобы устроить показательные выступления, много времени не потребуется, и вы сами убедитесь, насколько они способны.

Генерал обратил свою холодную улыбку на чтеца.

— Как насчет ножей?

— Конечно же, — отвечал отец Кларк. — Когда вы прибыли, они как раз практиковались с этим видом оружия. Если вы желаете, чтобы они продолжили…

— Кто из них лучший?

— В драке на ножах?

— Во всем. Кто ваш самый способный ученик?

— Их обучают самым разнообразным техникам… Трудно сказать.

— Я облегчу вам задачу, — сказал генерал. — Если бы вы могли спасти только одного из них, то кого бы оставили?

— Я вас не совсем понимаю, — смутился отец Кларк.

В правой руке он сжимал наперсный крест, так что побелели костяшки пальцев.

— Номер восемь, — отвечал отец Соломон. — Если вам нужен один из них, выберите номер восемь.

— Он тот, кого вы бы спасли? — поинтересовался генерал. — Или тот, кем вы бы пожертвовали в первую очередь при необходимости?

— Он лучший.

Отец Соломон выглядел так, будто с радостью опробовал бы свою электродубинку на генерале.

— Проверим. Приведите его ко мне.

Отец Соломон повернулся к ребятам и отдал приказ:

— Номер восемь. Шаг вперед.

Дейв-8, по–прежнему вытянув нож перед лицом, сделал предписанные три шага от края зеленого мата и ступил на холодный отполированный бетон. Он знал, что отец Соломон выбрал его, чтобы наказать, но был полон решимости сделать все, что от него потребуют, на самом высоком уровне.

— В этом нет необходимости, — промолвила Шри Хон–Оуэн. — Разве я только что не доказала свою преданность?

— То были лишь организационные моменты, — отмахнулся генерал.

— Мальчики верны вам, — вмешался отец Кларк. — Целиком и полностью. Как и все мы, собственно.

— А вы когда–нибудь испытывали их на преданность?

— Они каждый день приносят Клятву верности, — пояснил отец Кларк. — Каждый момент их жизни посвящен служению Богу, Гее и Великой Бразилии.

— И служению семье Пейшоту тоже, я надеюсь.

— Несомненно, — быстро добавил отец Кларк. — Я вовсе не хотел вас обидеть…

— Получается, их жизни принадлежат мне, не так ли? — Генерал сошел с платформы и вмиг оказался рядом с Дейвом-8. — Твоя жизнь принадлежит мне, сынок?

Пусть Арвам Пейшоту был сантиметров на тридцать короче Дейва-8, но его взгляд источат жар, словно горн в кузнице.

Дейв-8 растерялся. Он взглянул поверх головы генерала на отца Кларка — тот кивнул, хотя выглядел взволнованным и очень несчастным.

Казалось, что в рот ему насыпали раскаленного песка, но Дейв-8 все же выдавил из себя:

— Я к вашим услугам, сэр.

— Ты выполнишь то, что я прикажу.

— Сэр, я к…

— Моим услугам. Ты что, попугай, сынок? Или солдат? Прекрати смотреть на своих учителей. Смотри на меня. И отвечай на мой вопрос.

— Мы солдаты, сэр. — Лезвие ножа дрожало перед лицом Дейва-8.

Он попытался собрать силу воли и напрячь мускулы, но от этого руки задрожали еще сильнее.

— Ты солдат, — поправил генерал.

— Да, сэр.

— Ты когда–нибудь убивал?

— Да, сэр. Во время симуляций.

— Но не в реальной жизни. Вы никогда не дрались насмерть?

— Любой из них стоит как однопилотник, — вмешалась Шри Хон–Оуэн.

— Грош им цена, если они не могут сражаться, — заявил генерал, не отрывая глаз от Дейва-8.

— Их основная цель заключается в другом, — не отступала Шри Хон–Оуэн.

— Внедрение, шпионаж, работа под глубоким прикрытием и прочее шпионское дерьмо — не отрицаю, что когда–нибудь это может пригодиться, но я этого не разделяю, — изрек генерал. — А вот боевые качества, мужество — это мне понятно. И их можно проверить прямо здесь, прямо сейчас.

— Я могу устроить демонстрацию любого вида боевых действий, какие только пожелаете, — повторил отец Соломон.

Генерал не обратил на него внимания и попросил у Дейва-8 его нож. Парень ловко опустил нож, повернул рукояткой вперед и подал генералу. Арвам Пейшоту взмахнул клинком, затем большим пальцем провел по острию, после чего вернул нож Дейву-8.

— Ты готов воспользоваться им и послужить мне, сынок?

— Да, сэр.

Дейв-8 заметил, что худой человек в черном подался вперед, готовый действовать в любой момент: он считал, что генерал может приказать убить Шри Хон–Оуэн.

— Отец Соломон решил, будто я собираюсь убить лучшего среди вас в назидание остальным, — возвестил генерал. — А значит, он выбрал не лучшего, как я просил, но того, кто ему меньше всего нравится. Он ослушался меня. Убей его.

Мальчик понял приказ, но не мог сообразить, почему Арвам Пейшоту его отдал; хотя Дейва учили подчиняться не задумываясь, его привязанность к чтецам по силе могла сравниться с бескорыстной любовью и глубоко укоренилась в его сердце. Возможно, Дейв-8 так ничего и не сделал бы, не попытайся отец Соломон бежать: чтец спрыгнул с платформы и понесся мимо ребят, а его одеяние раздувалось при быстром движении. Сработали рефлексы, и Дейв-8 бросился за мужчиной — три длинных грациозных шага, и он нагнал наставника, сбил с ног. Отец Соломон попытался вытащить из–за пояса электродубинку — когда Дейв-8 полоснул его ножом по запястью, чтец закричал. Он отчаянно пинался, старался отползти боком по полированному бетонному полу, но Дейв-8 оседлал отца Соломона, прижал его плечи коленями. Свободной рукой парень задрал подбородок наставника и молниеносно провел ножом по его горлу, после чего вскочил на ноги.

Отец Соломон схватился за шею руками. Ручейки крови пробивались сквозь пальцы, пачкая белое одеяние. Он взглянул на Дейва-8, губы учителя задвигались, но слова эти никому уже не суждено было услышать. Взгляд чтеца стал угасать, тело сотрясли конвульсии, а затем хватка на шее ослабла, и его голова упала набок. Вокруг растекалась лужа густой блестящей крови — холодный воздух наполнил тяжелый сладковатый запах.

Дейв-8 задыхался и дрожал, как в припадке. На его голой груди алела кровь отца Соломона. Свет почему–то казался ярче. Все объекты в комнате вдруг стали очень четкими. Его братья по–прежнему стояли навытяжку, только головы повернуты к нему. По одну сторону генерал медленно и громко хлопал в ладоши. На платформе Шри Хон–Оуэн прижалась к человеку в черном, и тот обнял ее. Отец Кларк согнулся пополам над лужей рвоты и шумно хватал воздух ртом. Отец Алдос стоял, закрыв глаза, — он молился. Отец Рамес аккуратно спустился с платформы и приказал Дейву-8 отступить в сторону — он опустился на колени возле отца Соломона, положил ему на лоб ладонь и принялся служить панихиду.

— Отличная работа, — похвалил генерал Дейва-8. — Была б у меня тысяча таких, как ты. Что скажете, профессор–доктор? Это возможно?

Женщина посмотрела на него взглядом, полным холодного презрения.

— Ясли придется отстроить побольше. Ну и подождать семь лет.

— Хм-м. Не думаю, что у нас есть столько времени, — придется довольствоваться тем, что имеем. — Генерал снова улыбнулся Дейву-8, а затем обратил свой взор на остальных парней. — На Землю отправимся на моем шаттле, профессор- доктор. Выйдет дольше, чем на том корабле, который доставил вас сюда, но это и к лучшему. Нам надо многое обсудить.

 

6

В первую же ночь в спальном крыле женского исправительного центра три заключенные–старожилки загнали Мэси в угол и избили. Она дала им отпор, а в результате потеряла зуб и получила фингал под глаз. После этого ритуала посвящения девушку особо не трогали, и в ее жизни вскоре установился новый распорядок. Восемь часов Мэси была заперта в своей камере, один час выделялся на то, чтобы пообщаться с другими арестантами, а остальное время занимали работа и корректирующие занятия: интерактивные обучающие программы с ИИ, экспертом в этой области, групповые упражнения, участие в которых должно было помочь ей понять себя и свои недостатки, парные сессии, когда Мэси приходилось слушать убийственно скучные, эгоцентричные монологи Сасаки Табаты — пожилой женщины с тусклыми глазами, приговоренной к общественным работам без права досрочного освобождения за то, что она прикончила любовника, зажарила кусок его задницы и съела.

После такого работа казалась спасением: каждый день они проводили по три часа на поверхности в скафандрах, напичканных средствами радиационной защиты, и собирали жирные графитовые бутоны с вакуумных организмов, грядки которых тянулись по пыльному льду под рядами ламп. Без сомнения, ручным трудом их стремились унизить, но Мэси ничего не имела против: впервые с тех пор, как она прибыла на Ганимед, ей удалось выбраться за пределы Восточного Эдема, и пейзажи инопланетного мира завораживали девушку. Поля вакуумных организмов — высокоорганизованные колонии соединенных между собой наномашин, катализировавших сложные реакции при очень низких температурах, — были разбросаны по темной, покрытой пылью ледяной равнине. То тут, то там встречались углубления мелких кратеров и массивные глыбы извергнутой породы. На севере вдоль горизонта изгибалась неровная отвесная стена кратера, который насчитывал более девяноста километров в диаметре. Раздутый восковой диск Юпитера висел высоко в небе — от тонкого серпа он возносился к полной славе, а затем вновь убывал, и все это чуть более чем за семь дней. Его положение в черном небе никогда не менялось, потому как, подобно Луне, Ганимед из–за действия приливных сил всегда обращен к планете одной и той же стороной. Когда на Ганимеде стояла глубокая ночь, маленькая четкая тень спутника ложилась на рыжевато–коричневую неровную полосу в районе экватора Юпитера; во время полуденного затмения, когда Ганимед проходил через тень Юпитера, газовый гигант превращался в черную дыру посреди звездного неба, и лишь преломленный в его атмосфере солнечный свет позволял разглядеть грозовые шторма, в десять раз превосходящие по размерам Землю, что мерцали и корчились вокруг полюсов планеты.

Пока Мэси работала на полях вакуумных организмов, она научилась доверять пузырю тепла и воздуха, которым являлся ее скафандр, и ценить тишину голых беспощадных и ледяных пейзажей Ганимеда, что простирались под бесконечным черным небом. Случались радостные минуты, когда ее сознание замолкало, растворялось в тяжелом труде, а время превращалось в вечное сейчас, когда предметы вокруг нее — неудобный скафандр, его скрипящие, шипящие, жужжащие механизмы, поля вакуумных организмов и суровая равнина позади них — все сливалось в единое подлинное переживание.

Так протекали дни. Она спала или, лучше сказать, пыталась спать в своей камере, терпела монологи Сасаки Табаты, тупые лекции и утомительные корректирующие упражнения, забывалась в физическом труде. Однажды, по истечении трех недель из назначенного ей срока, Мэси находилась в полях вакуумных организмов. Ей только что вот уже в сотый раз сделали замечание за то, что она разглядывает пейзаж, вместо того чтобы работать, и тут на общей частоте вдруг вклинился незнакомый голос.

— Хэй, будьте же снисходительны: такой вид любого заставит забыть обо всем, — заявил мужчина.

— Как только закончите здесь, можете любоваться, сколько душе угодно, — настаивал надзиратель. — А пока что за работу.

В отличие от тюрем в Великой Бразилии, здесь, в исправительных центрах, мужчинам и женщинам разрешалось свободно общаться по общему каналу связи, в столовой и спортзале — только спальное крыло четко разделялось на мужскую и женскую половины. Позже, в тот же день, Мэси сидела за почти пустым столом вдалеке от остальных и ужинала, когда к ней подсел мужчина и сказал:

— Планета выглядит лучше всего, когда видишь ее в небе. Удивительно, не правда ли? Многие утверждают, будто Сатурн куда красивее, но Юпитер обладает неоспоримым величием, ты так не думаешь? Кстати, я Ньют. Ньют Джонс.

Ньют сокращенно от Ньютона, только я тут ни при чем — имечко не я придумывал. А ты — Мэси Миннот. Говорят, ты с Земли. Получается, мы оба здесь чужестранцы, не так ли?

Он протянул руку — удивительно было лицезреть столь старомодное приветствие. Мэси пожала ее — рука Ньюта оказалась сухощавой и прохладной.

— Откуда ты узнал, кто я? Тогда, в полях, — поинтересовалась Мэси.

— Идентификационная метка скафандра. — Ньют Джонс довольно откровенно разглядывал собеседницу, но казался вполне дружелюбным.

Он был высок и бледен, а простодушная улыбка смягчала угловатость его вытянутого лица. Мэси плохо угадывала возраст дальних, но Ньют выглядел ненамного старше ее. Может, даже на год или два моложе.

— Разве ты не знаешь, что у скафандра есть идентификационная метка? — удивился Ньют.

— Я с трудом различаю, где какой у костюма конец. Пожалуй, я здесь куда больший пришелец.

— Ну, не знаю. Моя родина находится гораздо дальше отсюда, чем Земля.

Ньют поведал Мэси, что родился на Титании, самом большом спутнике Урана, но после того, как коммуна там распалась, его семья вернулась в систему Сатурна и остановилась на Дионе. Однако сам он всегда будет считать себя одним из немногих уранцев. Ньют управлял кораблем матери и перевозил любые грузы в любую точку системы. На Юпитере он оказался, потому что решил совершить, как он это назвал, Большое турне, пока Юпитер и Сатурн были частью парада планет. Он заключил несколько отличных сделок на Каллисто и Европе, но в конечном итоге оказался в исправительном центре Восточного Эдема после того, как его поймали при попытке провезти запрещенные фармацевтические препараты в поселок.

— Ничего серьезного, но местные жители те еще пуритане. Они постоянно обсуждают, как расширить возможности мозга, утверждают, будто способны мыслить лучше других, но любые психотропные вещества сильнее кофеина и теобромина здесь запрещены. Ну не сумасшедшие ли? Я всего лишь хотел добавить немного огонька в жизни нескольких граждан, но меня поймали и дали срок десять дней. Пустяки. Фигня. Я могу сделать это, стоя на голове. Даже несмотря на большую гравитацию — ты знаешь, что на Дионе сила тяжести в пять раз меньше? Люди там могут летать. Правда. Перед тем как я отправился в Большое турне, мне пришлось нарастить мышечную массу с помощью стимуляторов и жуткого количества тренировок. А как ты здесь оказалась? Знаменитая героиня, положившая конец каким–то грязным делишкам в Радужном Мосту. По крайней мере, так говорят. Ты, должно быть, сильно им насолила, раз они отправили тебя сюда. Убила кого–то? Выбросила пластик в бак для переработки стекла? Припрятала кредиты? Сорвала цветок?

— Просто не стала извиняться.

— Пойдет. И за что же ты не попросила прощения?

— Ударила кое–кого.

— Бьюсь об заклад, он сам нарвался.

Мэси не сумела сдержать улыбки:

— Скажем так: сделав это, я почувствовала себя гораздо лучше.

— Если не хочешь, можешь не рассказывать.

— Просто мне и так приходится каждый день говорить об этом на групповых сессиях.

— Сегодня утром на одной из таких встреч мне пришлось объяснять, за что меня арестовали, — поделился Ньют Джонс. — И кто–то спросил, выучил ли я урок. Тогда я ответил: да, конечно, так что в следующий раз постараюсь не попадаться.

Он попросил Мэси рассказать, как она вообще угодила в Восточный Эдем, и, если собеседница не против, поведать о том, как она оказалась замешана в убийствах и попытке саботажа, в результате которого участие Великой Бразилии в проекте биома в Радужном Мосту резко оборвалось. Девушка успела изложить лишь половину истории, когда раздался звонок: время свободного общения закончилось.

— Мы можем продолжить завтра, — сказал Ньют, пока они с Мэси соскабливали остатки ужина в бак для отходов. — Все равно здесь больше нечем заняться.

К своему удивлению, Мэси с нетерпением ждала встречи с Ньютом на следующий день. После смены в полях они пересеклись в столовой, и девушка закончила свой рассказ. Ньют засыпал ее вопросами о произошедшем в Радужном Мосту. А еще — о жизни на Земле. У Мэси были заготовлены стандартные фразы о том, как живут люди, почему они не могут свободно передвигаться, что такое проекты по мелиорации, что это за огромные разрушенные районы, которые еще предстоит восстановить. Но случались и неожиданные вопросы, которые уводили в сторону. Каков земной воздух на вкус? Есть ли места, где нет кислорода? Причиняет ли дождь боль? Правда ли, что погода меняется в зависимости от ваших мыслей? Каково это — спать под звездами, на открытом воздухе?

— Я попробовал как–то раз, — признался Ньют. — Установил пластиковый пузырь, наполненный воздухом, рядом с кораблем и забрался внутрь. Ну и стремно же было, по правде говоря.

— Пожалуй, когда видишь горизонт, становится проще, — сказала Мэси.

Ей вспомнились первые дни в Аварийно–ремонтном корпусе, когда они ночевали среди развалин. Запах дыма от походного костра, шум ветра, качающего ветви деревьев и завывающего среди разрушенных стен, ночной воздух, холодящий лицо и голые руки, медленно плывущие над головой звезды, яркие точки спутников и звездолетов, скользящие среди неподвижных созвездий. Разговор с Ньютом пробудил в ней столько разных воспоминаний, а с ними вернулись чувства и эмоции, которые она почти похоронила. Время от времени Мэси тосковала по дому — уже не столь отчаянно, как в первые дни ссылки, но не без сожалений.

Пять дней подряд они встречались каждый вечер и беседовали по часу. Ньюту нравились ее рассказы о жизни на Земле, и он изо всех сил старался поразить девушку историями о том, как возил грузы и пассажиров от спутника к спутнику. С Ньютом было легко, словно Мэси знала его всю жизнь. Она не назвала бы его красавцем, да и милым тоже — для этого он оказался слишком костлявым, зато он был живым, забавным и добродушным.

Ньют никак не мог понять, почему Мэси считает, будто застряла в Восточном Эдеме, почему она не может просто взять и уйти, когда истечет срок ее приговора. По его словам, на любом спутнике нашлось бы полно работы для человека, сведущего в экологии микроорганизмов, — техническое обслуживание городских ферм и поселений, создание оазисов…

— Ты могла бы действовать по своему усмотрению, — заметил он.

— Только сперва мне пришлось бы убедить Восточный Эдем отпустить меня.

— По сути ты им не нужна, а они тебе. В чем проблема?

— Дело в политике. Люди в Радужном Мосту по–прежнему хотят достичь хоть какого–то соглашения с Великой Бразилией. Я оказалась соринкой у них в глазу, вот меня и сослали. С глаз долой — из сердца вон. Однако они опасаются давать мне волю: вдруг я создам еще больше проблем?

— А ты можешь?

— Проблем я в этой жизни хлебнула достаточно — с меня хватит.

— Так и скажи им. Скажи, что улетишь далеко–далеко от Радужного Моста и они о тебе больше не услышат.

— Предлагаешь полететь к Сатурну?

— Почему нет?

— Я не уверена, что готова на подобный шаг.

Мэси попыталась объяснить Ньюту, что путешествие к краю Солнечной системы для нее равносильно отказу от идеи когда–нибудь вернуться на Землю.

— В Великой Бразилии мне вряд ли будут рады, разве что меня туда доставят в наручниках. Но всё ведь может измениться. Даже если нет, на Земле полно стран, развивающих космические программы, помимо Великой Бразилии.

— Ты хочешь вернуться домой, но прямо сейчас ты этого сделать не можешь, так?

— В целом да.

— Тогда почему бы не повеселиться, пока ты ждешь, когда все утрясется? — предложил Ньют.

На следующий день, когда Мэси снимала скафандр после работ в поле вакуумных организмов, к ней подошел надзиратель и сообщил, что ей смягчили приговор.

— Что значит «смягчили»?

— Это значит, кому–то вы нравитесь куда больше, чем мне, ибо я вовсе не считаю, что вы заслужили помилование. Это значит, вы немедленно идете в свою камеру и пакуете вещи — автобус отвезет вас домой.

Ньют в толпе остальных заключенных снимал и убирал свой скафандр — Мэси рассказала ему, что случилось.

— Я бы навестил тебя, когда выйду, — начал он. — Но за это меня арестуют. Меня лишили права въезжать в их убогий маленький городишко, а то вдруг я снова начну развращать молодежь. Но ты можешь найти меня в сети. Все очень просто: поищи название моего корабля — «Слон».

— «Слон»?

— В честь вьючного животного. Они еще остались на Земле?

— Понятия не имею. Может, и вымерли.

— У нас они встречаются, но только миниатюрные. Примерно вот такого роста, — Ньют поднял руку где–то на метр над столешницей. — Корабль, однако, замечательный. А еще очень приметный.

— Тогда я свяжусь с тобой, когда тебя выпустят, — пообещала Мэси.

— Ты уж постарайся, — сказал Ньют.

Возник неловкий момент — они могли обняться или даже поцеловаться, но тут надзиратель буркнул, что автобус не будет ждать вечно, поэтому Мэси стоит поторопиться и собрать свое шмотье прямо сейчас.

— Помнишь мой совет — повеселиться? — крикнул Ньют ей вслед. — Похоже, в Восточном Эдеме есть закон, запрещающий это.

Во время долгой поездки обратно в город в ящике без окон под названием «автобус» у Мэси было предостаточно времени подумать над прощальными словами Ньюта. Она не сомневалась лишь в одном — она ни капельки не жалеет, что побила Джибриля. И она сделает это снова, если космоангел продолжит ей досаждать. А еще Мэси понимала: все в поселке знают, где она провела последние дни и почему, так что ей оставалось лишь стойко выносить отношение местных жителей. Сразу по прибытии в Наш Удел девушка направилась прямиком в столовую и, игнорируя откровенные взгляды людей, двинулась в кафе Джона Хо, где села за стойку и заказала эспрессо и порцию бренди.

— Ты даже домой не заехала? — спросил Джон.

— Пожалуй, я куда больше соскучилась по твоему кофе.

— Лучше бы тебе съездить на квартиру, и прямо сейчас. Мне очень жаль, но тебе стоит забрать это. — Джон поставил перед ней полупустую бутылку вишневого бренди с ее подписью на ленте, обернутой вокруг горлышка.

— Что случилось?

Джон отвел взгляд.

— Думаю, тебе и правда не помешает проверить квартиру.

Возле двери Мэси уже ждали. Человек оказался офицером полиции по имени Джанпей Смит. Ему почему–то тоже было очень трудно смотреть девушке в глаза, когда он сообщал, что на последнем собрании деревни обсуждался испытательный срок ее проживания, и большинством голосов решение было принято не в ее пользу.

Мэси потребовалось некоторое время, чтобы понять: ее выселили. Джанпей, краснея и извиняясь, пропустил девушку внутрь квартиры — она забрала несколько вещей на память, а остальную часть имущества попросила полицейского убрать на хранение и вышла, чувствуя себя униженной. В соседней деревне Мэси заглянула в кафе на берегу озера. Прихлебывая зеленый чай из стакана, она решила, что не стоит обращаться за помощью к Иво Тиргардену, ведь он, скорее всего, прочтет ей длинную лекцию о том, как принято делать дела во Внешней системе и как ей следует поступать впредь, чтобы ужиться здесь. Только вот Мэси не хотела уживаться. Она жаждала вернуться к прежней жизни. Вновь стать независимой. Девушка позвонила в административный офис ферм, где, как она знала, всегда бывали одна–две свободные комнаты для посетителей. Там Мэси сообщили, что с работы ее также уволили. История повторялась: обсуждение в ее отсутствие, голосование не в ее пользу. Придется принести публичные извинения Джибрилю, чтобы ее восстановили в обществе.

Судя по всему, наказание еще не закончилось — оно распространилось за пределы исправительного центра и грязным пятном разлилось на другие стороны ее жизни.

Мэси допила чай, плеснула несколько глотков бренди в белую фарфоровую чашку и позволила себе несколько минут слабости, потягивая напиток и жалея себя. Затем она набрала Иво Тиргардена и договорилась о встрече. Она не думала спрашивать его совета — она собиралась обратиться с официальной просьбой.

Иво прибыл через несколько минут. Не успел он сесть за столик напротив нее, как Мэси сообщила, что хочет уехать.

— Неожиданный поворот.

— Едва ли. У меня нет ни жилья, ни работы. Ради чего мне здесь оставаться?

Иво Тиргарден поджал губы, обдумывая ситуацию. Он принадлежал ко второму поколению дальних и в свои девяносто лет выглядел не старше сорока пяти: густая копна черных волос, такая же черная борода лопатой. Как всегда, он был одет в простую тунику до колен, а шею украшали нити деревянных и резных каменных бус.

— Я надеялся, что твое отношение изменится за время пребывания в центре, — промолвил он. — Думал, ты узнаешь новое о себе и научишься жить здесь.

— И только ради этого ты приехал? Чтобы преподать мне урок?

— Помочь понять себя и свою роль в нашем обществе.

— Уж думаю, о роли в вашем обществе у меня очень четкое представление.

— Ты вполне можешь улучшить свое положение, — заметил Иво.

— Если принесу извинения Джибрилю? Я так не думаю. Лучше я отправлюсь обратно в тюрьму.

— Речь не о Джибриле, Мэси. Скоро наш город посетит ваш старый друг, Лок Ифрахим. — Иво ждал, что скажет Мэси, но она молчала.

Тогда Иво продолжил:

— Мистер Ифрахим утверждает, будто цель его визита — просветить нас о выгоде ведения бизнеса с Великой Бразилией. Мы же подозреваем, что у него другие мотивы, и хотели бы узнать, ради чего он здесь.

Мэси вдруг ясно осознала, почему был смягчен ее приговор, и эта мысль шокировала девушку.

— Вы хотите, чтобы я сделала за вас грязное дело. Соглашусь — и получу назад свою работу и квартиру.

— Я не могу дать никаких гарантий относительно работы или квартиры, Мэси. Решение останется за вашими коллегами и жителями деревни. Но если вы согласитесь помочь, обещаю, что они об этом обязательно узнают.

— Вы и так в курсе того, что он шпион. Вам не нужна я, чтобы подтвердить это.

— Мы хотим выяснить, что же Лок Ифрахим надеется узнать о нас. Тогда мы сможем не только выстроить картину его намерений, но и разгадать планы его хозяев. Подобная информация окажется неизмеримо полезной для всей Внешней системы.

— Я принесу вам информацию на блюдечке, а вы ее перепродадите. Ох, простите, отдадите задаром, за кредиты.

— Ну, в общем и целом.

— Но вы не отрицаете, что так и будет. Допустим, я откажусь сотрудничать — что тогда?

— Мы живем в маленьком сообществе, способном выжить, только если в нем царит гармония. Иногда, во избежание дисбаланса и конфликтов, человеку приходится идти на жертвы во имя высшего блага. В нашем случае жертва не столь уж значительная, не правда ли? Да и вообще можно взглянуть на это как на своего рода искупление. Шанс исправить все то, что наделало ваше горделивое упрямство. — рассуждал Иво. Он отодвинул стул и поднялся. — Я не жду от вас немедленного решения. Подумайте об этом, Мэси. Подумайте как следует, но не тяните. Мистер Ифрахим прибудет уже через два дня.

Мэси отправилась на длительную прогулку по длинным и узким паркам Восточного Эдема, оливковым рощам, по усыпанным цветами лугам, где паслись овцы и ламы, вокруг вереницы прудов, мимо обнесенных защитным куполом жилых домов, библиотеки, театра. Она не могла поверить, что вся ситуация с Джибрилем и этой глупой стычкой, суд, тюрьма — все это было спланировано, чтобы заставить ее сотрудничать. Скорее всего, решила она, Иво Тиргарден и его приспешники узнали о готовящемся визите Лока Ифрахима уже после того, как Мэси отправили в исправительный центр. Тогда–то они и провернули финт с ее освобождением, выселением и увольнением в неуклюжей попытке заставить ее сделать доброе дело. На Земле, в Великой Бразилии, власти поставили бы ее перед выбором: выполни приказ или пеняй на себя. Но Иво Тиргарден со своими дружками верили в собственное моральное превосходство. Отдавать приказы, заставлять людей поступать против воли, угрожать — все это противоречило их природе. Но и довериться Мэси они тоже не рискнули. У них не было уверенности, что она согласится им помочь. Вот они и разработали для нее ловушку, из которой существовал лишь один выход. Возможно, они даже убедили себя, что делают всё ради ее же блага. Они давали ей возможность исправить ошибки, совершенные по глупости.

Ситуация от этого приятнее не становилась — Мэси вообще предпочитала брутальную честность всяким манипуляциям и хитростям, совершаемым с добрыми намерениями. И чем дольше она об этом думала, тем больше ее охватывала злость. Она злилась не на Иво Тиргардена, не на Джибриля — на себя. За то, что была столь наивной. За то, что обманывала себя и верила, будто когда–нибудь жители Восточного Эдема примут ее и начнут ей доверять. За то, что только сейчас она поняла: город оказался тюрьмой, а ее квартира — всего лишь симпатичной версией камеры в исправительном центре.

Она могла остаться здесь и выполнить их просьбу, могла остаться и отказаться работать на них, смириться с той участью, которую ей уготовят. Любое решение похоронит ее заживо в этом месте до конца дней. Или же она могла придумать, как вырваться на свободу.

Едва ли будет трудно улететь с Ганимеда. Мэси не сомневалась, что, как только закончится его короткий срок в исправительном центре, Ньют Джонс ей поможет хотя бы ради удовольствия утереть нос благопристойным жителям Восточного Эдема. Куда сложнее вырваться из города. Ньют не может попасть в Восточный Эдем — она не может выбраться наружу. Вдобавок, если она попробует связаться с ним напрямую, какой–нибудь ИИ, без сомнения, подслушает разговор и передаст информацию Иво Тиргардену. В сложившихся обстоятельствах она даже не рискнула искать информацию о корабле Ньюта в сети.

Оставался еще щепетильный вопрос времени. Лок Ифрахим должен прибыть в Восточный Эдем раньше, чем освободят Ньюта, то есть Мэси придется дать ответ Иво Тиргардену о том, готова ли она сотрудничать, до того, как удастся составить план побега. А Мэси не покидало ощущение, что, откажись она помочь, ее вновь упекут за решетку…

В конце концов девушка оказалась в северной части города, в кладбищенском парке — здесь, как и во всех городах и населенных пунктах Внешней системы, запасы углерода, азота, фосфора и других полезных элементов, содержащиеся в телах умерших дальних, возвращались в замкнутый круг экосистемы: в процессе ресомации тела растворялись, затем жидкость выпаривались, а оставшийся порошок церемониально рассеивали среди корней недавно высаженных деревьев. Парк представлял собой тихую узкую долину, в центре которой располагалось озеро, а от него вверх уходили засаженные деревьями склоны: здесь, как и в свободной зоне Радужного Моста, любое видеонаблюдение было запрещено. Именно через парк Ньют Джонс пробрался в город, когда пытался ввезти контрабандный груз, но Мэси понятия не имела, каким из шести шлюзов он воспользовался или как он обошел ИИ, который контролировал их. Нужно было спросить у него, пока имелась возможность — тогда, в тюрьме. Однако сам факт того, что Ньюту это удалось, давал ей надежду. Если он смог попасть в город, она сумеет выбраться.

Девушка поднялась по склону, оставив позади сосновую рощу, побродила по поросшему жестким вереском пятачку, отделяющему лес от основания изогнутой крыши цвета небесной лазури в погожий весенний денек на Земле. Воздух был теплым. Вокруг цветущего куста порхали бабочки. В траве скакали белые кролики. Мэси прошла мимо шлюзов, вмурованных в искусственные камни, что высились в конце канала с песчаным дном, — она внимательно рассматривала землю вокруг, подмечая углубления и холмики, возможные потайные места. Спустилась обратно лесом, по узкому пешеходному мостику перешла через озеро, чтобы посмотреть на шлюзы на другой стороне долины, а затем добрела до небольшой зеленой поляны — ее любимого места в парке. Там она долго сидела и обдумывала варианты.

В конце концов Мэси вернулась в центральный район Восточного Эдема, надела спексы и позвонила Иво Тиргардену, чтобы сообщить: она сделает, что от нее требуют.

— Что ж, если такова твоя воля, я просто счастлив.

— Да, всё в порядке. Я так решила.

— Хорошо. Но пока ты с ним не встретишься, твое положение в Восточном Эдеме не изменится. Надеюсь, ты понимаешь.

— Лок Ифрахим должен увидеть, в каком я бедственном положении. Тогда он решит, что я обратилась к нему за помощью, потому что я в отчаянии.

— Мэси, ты прекрасно разобралась в ситуации. Давай увидимся — нам надо многое обсудить.

Тем же вечером Мэси встретилась с тремя отказниками на заправочной станции, располагавшейся под озером кладбищенского парка. Об этом месте все давно позабыли. Здесь было сыро и холодно, как и подобает местам для тайных собраний: на бетонном полу поблескивали лужи, из труб над головой медленно падали крупные капли, единственный свет исходил от граффити, извивавшихся по стене подобно клубку змей. Когда Мэси озвучила свою просьбу, Сада Селена, лидер среди отказников, лишь пожала плечами.

— И это всё? — спросила она.

— Для меня дело очень важное, — призналась Мэси.

Сгрудившись в углу, отказники о чем–то переговорили, а после Сада вернулась и объявила:

— Мы получаем права на съемку.

— Ладно. — Мэси и в голову не приходило, что видео ее побега может кого–то заинтересовать.

— Тут есть чем поживиться, — восторженно сказала девочка. — Будет ой как весело.

Сада была на полторы головы выше Мэси, а ведь ей еще только исполнилось пятнадцать. Девочку переполняли наивный энтузиазм и неистощимое чувство уверенности в себе, которое столь характерно для тех, кто еще не познал жизненных трудностей. Мэси уже начинала тревожиться: сам факт, что отказники предложили встретиться здесь, говорил об их отношении — то, что для Мэси было настоящей проблемой, они считали банальной ситуацией в какой–то дешевой мелодраме. А еще она переживала, что Сада с друзьями может увлечься и решиться на какой–нибудь пафосный план, который лишь доставит Мэси больше неприятностей.

— Обсудим практическую сторону дела, — предложила землянка. — Убеди меня, что вам это под силу.

Теперь Мэси оставалось лишь ждать прилета Лока Ифрахима. Она сняла комнату в общежитии для приезжих и большую часть времени проводила в кафе в разных деревнях, не обращая внимания на косые взгляды остальных посетителей. Скорее всего, думала девушка, сейчас уже все знают о том, что ее выселили и уволили с работы. Так что она старалась не придавать этому значения. Однажды Мэси заметила преследовавшего ее дрона, но Джибриля и аколитов поблизости не оказалось. Вечером второго дня ее внутренней ссылки (как она теперь называла свое существование), открыв дверь в свою комнату, Мэси обнаружила Лока Ифрахима — он сидел, скрестив ноги, на подъемной кровати. Окинув ее взглядом с ног до головы, дипломат заявил, что выглядит она здоровой и счастливой.

— Куда лучше, чем в тех видео, участником которых вы так не хотели выступать. Похоже, тюрьма пошла вам на пользу.

— Здесь это не называют тюрьмой.

— Но по сути это она и есть, не так ли? Полагаю, вас там избили, — сказал Лок Ифрахим.

— Я дала отпор, насколько смогла. — Мэси удивило, что дипломат знает, как ее встретили в исправительном центре.

А еще она с изумлением обнаружила, что абсолютно спокойна. Девушка затворила дверь и прислонилась к ней спиной: когда откидывали кровать, в этой крохотной комнатушке просто больше некуда было деться.

— Вас выпустили раньше, так как решили, что оставаться в тюрьме для вас небезопасно? Или они вас пожалели?

На Локе Ифрахиме были леггинсы канареечно–желтого цвета и черная туника. Волосы он по–прежнему заплетал в косички, украшенные бусинами, а на его лице, как всегда, источая обаяние, сияла притворная улыбка.

Мэси бросила в ответ:

— Они выпустили меня, потому что знали: вы захотите со мной поговорить. Потому что они жаждут узнать, зачем вы сюда прибыли.

— Тогда можете им передать: всё именно таково, каким кажется. Обыкновенная миссия с целью разведать обстановку. Зондирование почвы, так сказать. Хотите верьте, хотите нет, но считается, что мы по–прежнему должны устанавливать торговые связи. Что же до встречи с вами — у меня выдалось свободное время, и я подумал, почему бы не навестить гражданина Великой Бразилии, оказавшегося в трудной ситуации вдали от дома. Человека, подвергшегося значительному публичному унижению. Я мог бы переговорить с вашим мучителем, если считаете, что это поможет.

— Вот уж что вы точно могли бы сделать, так это обменяться мыслями по поводу того, как доставить мне неприятности, — заявила Мэси. — В чем истинная причина вашего приезда, мистер Ифрахим? Дело ведь не в сборе информации и не в торговых связях, правда?

Какое–то время Лок Ифрахим пристально разглядывал собеседницу, а затем попросил ее положить спексы за дверь.

— Они выключены. Вот, можете проверить, — сказала Мэси и протянула ему прибор.

Дипломат выхватил спексы у нее из рук, встал, приоткрыл дверь, затем швырнул их в коридор на пол, закрыл дверь и снова сел.

— Мне выдали точно такую же пару, — пояснил он. — В них были установлены скрытый передатчик и устройство слежения.

— Вы шутите.

— Вовсе нет. Люди здесь не слишком изобретательны. Теперь можете мне объяснить, как, по–вашему добрые люди Восточного Эдема подставили вас и что они хотят выяснить. Не волнуйтесь. Они установили жучок на спексы, но не в этой маленькой клетке.

Мэси вкратце поведала историю. Похоже, дипломата она порадовала.

— Они ждут, что я попрошу вас о помощи, а вы меня предадите. Вполне логично, хотя уловка уж больно очевидная и недалекая. Но почему вы предали их? Вот это загадка.

— Не люблю, когда меня используют. И вам об этом прекрасно известно.

— Что я точно знаю, так это если вы не поможете той или иной стороне, останетесь гнить здесь до конца жизни, Мэси. Они найдут предлог отправить вас обратно в этот их исправительный центр. Вы там состаритесь. Там же и умрете. И всем будет наплевать. Но вы можете помочь мне, а я в ответ помогу вам.

— Хотите, чтобы я притворилась, будто работаю на Восточный Эдем, а на самом деле я буду работать на вас.

— Давайте не будем забегать вперед. Я вас навещу в очень скором времени, Мэси. И надеюсь, что к этому моменту вы ответите на несколько вопросов. Вот, — Лок Ифрахим поднялся с кровати и вручил Мэси иглу памяти.

— Это что? Проверка?

— Совершенно верно, — промолвил Лок Ифрахим и, потеснив девушку, вышел.

На устройстве был перечень безобидных вопросов, касающихся Восточного Эдема, и двадцать страниц, отобранных из дискуссий по поводу бразильского присутствия в системе Юпитера. К ним прилагалась короткая записка: «В ходе нашей следующей встречи мне будет интересно услышать, какая информация показалась вам важной».

Мэси рассказала Иво Тиргардену о беседе с Локом Ифрахимом и о том, что от нее хотел дипломат, после чего старик забрал иглу данных на проверку.

— Я принесу устройство сегодня вечером — затем можете позвонить мистеру Ифрахиму и назначить следующую встречу. Полагаю, на этот раз он откроет вам, чего желает на самом деле.

Девушка связалась с дипломатом и договорилась на завтра. Иво Тиргарден вернул ей иглу и сообщил, что на ней не содержалось никакой секретной информации, поэтому Мэси может отвечать на вопросы Лока так, как считает нужным. После этого девушка пообщалась с Садой Селеной в кладбищенском парке — первым делом она поведала девочке о жучках в спексах.

— Прости, но похоже, мне придется придумать другой план. А то и совсем отказаться от затеи.

— Этот дипломат и правда шпион?

— В некоторой степени.

— Получается, он мог соврать о жучке, — пришла к выводу Сада. — Даже если нет, откуда нам знать, что они и вправду подслушивали. Хорошо, допустим, они могли, но мы встречались в месте, где не проходит телефонный сигнал. Потому мы и выбрали эту заправочную станцию.

— Подслушивающее устройство — это тебе не телефон. Пусть передача данных была заблокирована, оно могло записать происходящее и отправить позже. Мы должны исходить из того, что им всё известно, Сада.

— Ладно, не проблема, — сказала девочка. — Из города полно выходов.

— Если я решусь, то буду действовать в одиночку.

— Потому что не хочешь навлечь на нас беду? Тебе не кажется, что уже поздно об этом думать? — заметила Сада.

— Не хочу доставить вам еще больше неприятностей.

— Ты, похоже, и правда ничего не понимаешь, — с горячностью выпалила Сада, чем удивила Мэси.

Они сидели на небольшой зеленой лужайке в окружении серебряных берез. После этих слов девочка–отказник вскочила на ноги и принялась расхаживать по опушке. Белый облегающий костюм, бледная кожа, коротко стриженные, обесцвеченные волосы делали ее похожей на призрак.

— Я так полагаю, ты принимаешь меня за ребенка. Но я уже достаточно взрослая. Мне пятнадцать. Как и моим друзьям, которые желают тебе помочь. Во всех остальных городах совершеннолетними становятся в четырнадцать. Там к нам относились бы как к взрослым. Так что нечего беспокоиться, будто ты нас эксплуатируешь или втягиваешь в передрягу. На самом деле нам ничего не будет. Правда. Ведь согласно городским законам мы еще дети. Но мы точно знаем, что делаем, и у всех нас есть причины тебе помочь. Без нас ты ни за что не выберешься отсюда. — Закончив свою тираду, Сада плюхнулась на землю напротив Мэси и гневно уставилась на нее. — Пусть ты многого не знаешь, но ты должна понимать, что уж это–то правда. Да?

Мэси рассмеялась и покачала головой.

— Я абсолютно серьезно говорю, — насупилась Сада.

— Ни на йоту не сомневаюсь. Я сбежала из дому, когда мне было чуть больше лет, чем тебе. Я тогда тоже была абсолютно серьезной. Но я подвергала опасности себя одну.

— Если всё сделать правильно, никто не пострадает, — настаивала Сада. — Давай лучше обговорим план.

Какое–то время они обсуждали альтернативные маршруты. Сада подошла к делу со всей ответственностью и заверила Мэси, что они с друзьями внесут необходимые коррективы к завтрашнему дню и обязательно передадут Ньюту Джонсу об изменениях в плане, как только его освободят.

— А вы двое что, влюблены? История вышла бы куда интереснее, если бы вы оказались влюбленной парочкой.

— Думаю, Ньют страстно очарован перспективой очередного приключения.

— Ладно, история все равно потрясающая, — не отступала Сада.

— Только если всё сработает.

— Непременно. Доверься мне. Представь, что я знаю всё, а ты ничего.

— Есть еще кое–что, — добавила Мэси и объяснила, что она думала сделать со спексами.

— Вряд ли это надолго собьет их с толку, — высказалась Сада.

— Будем надеяться, нам этого хватит, — промолвила Мэси. — К тому же мне бы хотелось попробовать.

 

7

Когда Мэси Миннот сообщила Локу Ифрахиму, что прошла его небольшой тест, дипломат предложил встретиться на следующее утро в ее комнате. Только вот заявился он на час раньше: хотел выбить ее из колеи да позубоскалить насчет того, как легко она сменила сторону. Лок вовсе не ждал, что Мэси принесет ему полезную информацию, — он был почти уверен, что она поведала своим друзьям среди дальних о его попытке завербовать ее и те воспользовались случаем скормить ему ложные данные. Однако дело было вовсе не в сборе разведывательной информации — все, чего хотел Лок Ифрахим, так это доставить женщине, которая заставила его страдать там, в Радужном Мосту, как можно больше горя, продемонстрировать: когда предаешь родину, последствий избежать нельзя. Преследования Джибриля он умело использовал и раздул в куда более серьезную ситуацию, подбрасывая космоангелу фрагменты из биографии Мэси, но он не собирался останавливаться и надеялся получить еще массу удовольствия, наблюдая за тем, как рушится ее жизнь.

Только вот Мэси в комнате не оказалось. Ее планшет, часть одежды и всякие дорогие сердцу вещички тоже исчезли. Лок собирался покинуть помещение, но дверь отворилась и вошел куратор Мэси — Иво Тиргарден. Старик, похоже, вовсе не удивился, обнаружив дипломата в комнате.

— Что вы с ней сделали? — бросил Иво.

— Ничего. Собирался задать вам тот же вопрос.

— Она мне позвонила. Голос ее звучал очень встревоженно. Она попросила приехать…

Локу стало не по себе, но он все же предложил:

— Может, стоит воспользоваться жучком в ее спексах и выяснить, где она находится.

— Не вижу, какое к вам это имеет отношение, — заявил Иво Тиргарден.

— Не стройте из себя идиота. Вам прекрасно известно, зачем я здесь. В конце концов, вас сюда привели те же мотивы.

Иво Тиргарден заморгал — он явно с трудом понимал происходящее: дальние не очень–то жаловали разговоры напрямую. Веди они беседу по местным правилам, думал Лок, первые полчаса они, скорее всего, обменивались бы любезностями, даже вскользь не упоминая основной предмет разговора.

— Она попросила меня приехать сюда, а затем обратилась к вам с той же просьбой. — Лок принялся разжевывать все Иво Тиргардену, словно неразумному ребенку: Она перехитрила нас. Завлекла нас в свою комнату, а сама в это время находится где–то в другом месте. Мы должны немедленно определить ее местонахождение и выяснить, что она задумала.

Ужасно медленно Иво Тиргарден надел спексы, долго поправлял виртуальную перчатку на левой руке и наконец проиграл в воздухе короткий пассаж.

— Она в кладбищенском парке.

— Видите ее?

— В парке нет камер из уважения к мертвым и тем, кто их навещает, — пояснил Иво Тиргарден. — Хм-м. На звонок она не отвечает.

— Если камер нет, значит, вы отслеживаете ее при помощи жучка, что установили на спексы. Только не тратьте время на возражения — лучше скажите: вы уверены, что это именно она? Что, если она отдала спексы кому–то другому?

— Зачем ей так поступать?

— Потому что она пытается сбежать: она хочет, чтобы вы думали, будто она в парке, а на самом деле она в совершенно ином месте.

— Она собиралась бежать через один из шлюзов в парке, — подтвердил Иво Тиргарден. — Но, если она попытается это сделать, ее ждет сюрприз. Без вмешательства диспетчера- человека искусственные интеллекты не дадут пройти ни ей, ни кому–либо другому. Но, пожалуй, стоит отправить туда полицейских, на всякий случай. Если Мэси кому–то передала спексы, офицеры смогут поговорить с этим человеком…

— Который не будет иметь ни малейшего представления о том, где она находится. Ваши ИИ искали ее? Воспользуйтесь данными всех беспилотников и стационарных камер в этом гиблом месте.

— И с какой стати я должен исполнять то, что вы мне говорите? — холодно поинтересовался пожилой мужчина.

Однажды Мэси уже ускользнула от него. Но второй раз Лок этого не допустит. Он хотел, чтобы Мэси осталась в этом городе, в этой тюрьме до конца своей жизни. Внутри него закипала холодная ярость и разгоралось нетерпение.

— Да поторопитесь же, черт бы вас побрал! — выпалил он. — Мы должны немедленно найти ее.

Мэси шла через промышленные районы города, мимо мастерских, заводов, бункеров, площадок по утилизации отходов, резервуаров с сырьем, что сгрудились по обе стороны широкого центрального проспекта. Крутые стены зданий изгибались и поднимались до светящейся крыши тента. Под свободного покроя комбинезоном на Мэси был облегающий костюм. На плече висела сумка. Девушка старалась не выделяться из толпы и вести себя спокойно, а еще не фантазировать на тему предательства после того, как Сада поручила самому юному отказнику забрать у Мэси спексы, вместо того чтобы выполнить задание самой. И все же желание припустить отсюда никак не покидало Мэси.

Туда–сюда сновало множество роботов самых разных мастей — от гигантских грузовиков до маленьких коренастых машин размером с мусорный бак. Некоторые были оснащены кранами и вилочными погрузчиками, другие — ковшами, манипуляторами, оборудованием для резки и сварки, и все они быстро передвигались от здания к зданию с некой целью, а их сигнальные огни вращались, предупреждая работающих здесь людей. Мэси оставила позади ряд небольших мастерских, где люди вытаскивали из горна только что обожженную керамику, где на гончарных кругах вертелись куски глины, где в расположенную на песке форму выливали расплавленное стекло, где молот выбивал искры из раскаленного добела металла на наковальне. Никто не обращал на девушку никакого внимания, и она уверила себя, мол, это хороший знак, но тут же обругала за то, что вообще думает о предзнаменованиях. Она либо сможет воспользоваться шлюзом, либо нет. Мальчишка, который забрал у нее спексы, либо сказал правду о том, что Ньюта Джонса выпустили сегодня в восемь часов утра, либо соврал. Ньют либо приедет за ней, либо нет. Ничего из того, что она увидит и сделает сейчас, этого не изменит.

В конце квартала мастерских вбок отходила служебная дорога: она пролегала у подножия крутой насыпи из пенопластовых композитных материалов. Туннель, который вел к шлюзу, находился метрах в двухстах — предполагалось, что Сада и ее товарищи настроили шлюз так, чтобы он пропустил Мэси. Мимо проезжал робот–грузовик, нагруженный старыми деталями машин, всяким хламом — девушка пропустила его, а затем стала переходить дорогу, как вдруг на нее спикировал дрон. Он завис перед Мэси, и тут из туннеля вышли Джибриль и пара аколитов.

— Мистера Тиргардена ты, может, и одурачила, но со мной этот фокус не пройдет, — заявил космоангел.

— Я никого не пытаюсь обмануть.

Двое аколитов скопировали улыбку Джибриля. Все трое были одеты по–военному в черные комбинезоны и походили на высокие худые манекены, отлитые в одной форме.

— Мэси, мы помещаем вас под гражданский арест, — продекламировал Джибриль и направил на Мэси предмет, очень напоминавший пистолет. — Пожалуйста, попытайся бежать. Мне не терпится испробовать его на тебе.

— Хотела бы взглянуть, как тебе это удастся, — бросила Мэси.

Она стояла спиной к складской стене, сделанной из листа композитных материалов. В ее направлении по служебной дороге тащился робот–грузовик. Когда он будет проезжать мимо, у Мэси появится несколько секунд, чтобы скрыться среди мастерских и попробовать найти другой выход из этого места…

Но Джибриль, похоже, тоже заметил грузовик. Космоангел перешел дорогу. Аколиты, словно собачки, последовали за ним.

— Можешь бежать, коли хочешь, — сказал Джибриль. — Но тебе не уйти, Мэси. Город маленький, и он принадлежит нам. Давай же. Беги. Преследовать тебя будет одно удовольствие. Видеозапись твоего публичного унижения окажется еще лучше. Подлинное искусство.

Робот–грузовик замедлил ход и остановился рядом с ними. Машина с низкими бортами была оснащена толстой черной антенной, которая торчала впереди, подобно рогу. На грузовой платформе разместилась большая бронзовая капсула, а сзади находилась многофункциональная рука. Сейчас она качалась, напоминая передние лапы богомола. С резким хрустом пришел в действие какой–то механизм, и трое космоангелов оказались поверженными на землю: они корчились и извивались, пойманные утяжеленной сетью, что выстрелила из широкоствольного ружья, которое сжимал один из манипуляторов на конце руки.

Внутри капсулы что–то задвигалось. Наружу высунулась Сада Селена и, опираясь на овальный люк, подала Мэси знак лезть внутрь. Девушка запрыгнула на грузовую платформу и протиснулась внутрь, а Сада захлопнула люк и крепко прижала. На ней был белый скафандр без шлема, на глаза надвинуты спексы. Сада уселась по–турецки, сделала резкий жест, и грузовик двинулся вперед, а затем свернул на центральный проспект.

— Полагаю, план изменился, — подметила Мэси.

Она оказалась зажатой в задней части капсулы и смотрела через полупрозрачное отражательное стекло. Судя по всему, за ними никто не гнался.

— Нет, он был таким изначально, — заявила Сада.

Руки в виртуальных перчатках временами делали пассы в воздухе: Сада управляла грузовиком через соединение, установленное спексами. У ее ног, плотно набитый, словно кокон, лежал вещевой мешок. Позади был свернутый пустой скафандр.

— Откуда ты узнала про космоангелов?

— Мы следили за ними. Для созданий, считающих себя верхом человеческой эволюции, они ой какие тупые. Видео, запечатлевшее твой побег, хорошенько их унизит. Видела выражения их лиц, когда они поняли, что я выстрелю в них из пушки?

Они доставят тебе массу неприятностей, — сказала Мэси.

Сада рассмеялась.

— Вот уж не думаю. Видишь ли, я лечу с тобой. Твой парень согласился взять меня в систему Сатурна.

— Он мне не парень. А еще он не имел права обещать подобное.

— Я годами мечтала о том, чтобы покинуть этот аквариум для золотых рыбок, — заныла Сада. — Здесь ничего не происходит — я больше этого не вынесу. Если я не улечу сегодня, то просто помру со скуки. И не надо смотреть так грозно. Вместе мы еще повеселимся.

Грузовик вырулил на широкую площадь перед основным скоплением шлюзов. Позади остались роботы, грузившие и снимавшие поддоны, контейнеры, ящики и цистерны с сырьем с других машин.

— Полицейские! — выкрикнула Сада.

Мэси заметила их — мужчина и женщина на трехколесных мотоциклах с широкими шинами двигались в сторону грузовика. Громоподобный голос приказал Мэси и Саде остановиться, и команда эхом разнеслась повсюду. Служители правопорядка нагнали грузовик и окружили с двух сторон.

— Они пытаются перехватить контроль, — доложила Сада Мэси. — Но я их блокирую.

Полицейский справа вытащил пистолет и направил его на антенну впереди грузовика. Тут один из роботов повернул стрелу крана, выдернул мужчину из седла и поставил на проезжую часть — его мотоцикл проехал еще несколько метров и остановился. Второй кран опустил поддон перед полицейским слева — женщине пришлось затормозить, а грузовик катился дальше к разверзнутой пасти одного из шлюзов.

Мэси принялась оглядываться в поисках отказников, которые угнали краны, но не увидела ни одного. И тут она поняла, что ребята могли быть где угодно, а роботами они управляли через городскую сеть. Вдалеке Мэси заметила человека, одетого в желто–черный наряд: он мчался по центральному проспекту, вдруг столкнулся с роботом, похожим по форме на мусорный бак, потерял равновесие и плюхнулся на задницу, но тут же подскочил и продолжил свой марафон. Похоже, он что–то кричал. Чуть ближе к ним двое полицейских пришли в себя и тоже вернулись к преследованию. Но было поздно — грузовик уже заехал в шлюз, внутренний люк закрылся прямо у офицеров перед носом. Спустя мгновение распахнулась внешняя дверь, и машина выбралась на выложенную стальной сеткой дорогу, что пересекала темную равнину и вела к космопорту. Сада крикнула Мэси, чтобы та держалась крепко, — грузовик резко повернул, подскочил на невысоком поребрике и двинулся по пыльной, слегка холмистой равнине.

— И еще небольшая поправка к плану. Нам не нужно ехать в космопорт, потому что твой парень за нами приедет сам. Пожалуй, тебе стоит надеть скафандр.

Мэси сняла комбинезон и почувствовала себя особенно уязвимой. Капсула была прозрачной, а за тонкой стеной царил смертельный холод, беспощадный, пропитанный радиацией вакуум. Высоко в небе рядом с узким полумесяцем Юпитера горел крохотный диск Солнца. Девушка залезла в скафандр, натянула до плеч его сегментированное туловище, пропихнула руки в рукава и села, чтобы пристегнуть внешние ботинки к защелкам на лодыжках.

Все это время Сада сканировала черное небо, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону. Вдруг она вскрикнула и вскинула руку — ее палец указывал куда–то высоко над головой. Мэси заметила звезду, быстро движущуюся по черному небу, — она становилась все ярче и наконец приобрела очертания большого межорбитального транспортного корабля. Грузовик сбросил скорость и вскоре замер, а звездолет пронесся над ними с пылающими реактивными двигателями, погасил импульс и приземлился перед машиной. Мэси засмеялась. Когда Ньют говорил, что его корабль легко заметить, он не шутил.

«Слон» был розового цвета.

 

8

Лок Ифрахим отделался лишь парой синяков на своей гордости — в остальном побег Мэси Миннот из Восточного Эдема никоим образом не скомпрометировал его. Некоторое время он работал над отчетом, формулируя все так, чтобы вина легла на Иво Тиргардена и других жителей Восточного Эдема, но это оказалось излишней предосторожностью. Ни одна важная персона не обратила внимания на инцидент: так, незначительный постскриптум к досадному, но в целом вполне тривиальному происшествию. Спустя четыре недели Лока наконец–то отозвали обратно в Бразилиа с повышением по службе и назначили в комиссию по анализу информации о политических игроках в городах и малых поселениях в системе Сатурна.

Работа в комиссии оказалась захватывающим и стоящим делом: здесь трудились умные и невероятно амбициозные молодые люди, перед ними стояла срочная и в высшей степени важная цель — подчинить Земле Внешнюю систему. В офисах, как в старомодных отделах новостей, царила деловая суматоха: люди перебрасывались идеями в пространствах памяти, кропотливо создавали и вскрывали динамические социополитические модели, проводили интервью с каждым, кто хоть раз побывал во Внешней системе, составляли кипы файлов по диспозициям и обновляли информацию по общему положению дел.

Целый этаж отвели под ИИ, иммерсионные камеры и пространства памяти с высоким разрешением для Группы теоретической разработки стратегий, которая моделировала все возможные способы вторжения и захвата городов и поселений Внешней системы. Варгеймеры. Команды серьезных молодых людей, бледных как смерть. Они не имели никакого опыта боевых действий, зато цитировали теории различных гуру и профи, словно Священное писание. Гремучая смесь стимуляторов, адреналина и тестостерона поддерживала их: пока они проводили огромные и сложные симуляции в режиме реального времени, спать и есть им приходилось прямо в своих кабинках. Соперничество между командами накалялось до невообразимого предела. Не раз по приезде на работу утром Лок наблюдал, как служба безопасности выводила под ручки какого–нибудь заработавшегося варгеймера, находившегося в состоянии ступора или в бреду, а однажды между соперниками разгорелась драка — чтобы их усмирить, пришлось вызывать отряд быстрого реагирования, который пустил по всему этажу слезоточивый газ.

Активное меньшинство настаивало на геноциде как единственном способе решить проблему Внешней системы: они предлагали разрушить тенты и купола городов и деревень с помощью «интеллектуальной дроби», или ликвидировать поселки, сбросив на них водородные бомбы, или уничтожить дальних при помощи биологического оружия, ядовитых газов и гамма–излучения. Однако подобные тактики, как правило, считались неосуществимыми. Арсеналы Великой Бразилии сильно обеднеют, и страна окажется уязвимой — столько требовалось водородных бомб, согласно этим планам. Кроме того, наиболее враждебно настроенные города, вроде Парижа на Дионе, создавали собственные системы противоракетной обороны, а еще в большинстве населенных пунктов имелись бункеры и убежища, где люди могли укрыться в случае, если герметичность тентов нарушится. Были и такие территории, которые располагались глубоко под грунтом, и ни одно оружие не могло их достать. Да и вообще дальние расселились на нескольких спутниках Юпитера и Сатурна — убить их всех одновременно не представлялось возможным, а значит, кто–нибудь обязательно решится отомстить и нанести ответный удар по Земле. Помимо всего прочего геноцид считался политически неприемлемым, поскольку в результате пропадали важные ценности, которые на протяжении всего этого времени оправдывали развязывание войны как таковой. Более столетия дальние занимались различными теоретическими и прикладными изысканиями: невозможно было подсчитать выгоду, которую принесли бы их базы данных и геномные библиотеки, взятые в плен ученые и гении генетики. Да и города являли собой значительную ценность. Вот почему большинство варгеймеров занимались разработкой стратегии так называемой асимметричной, или «тихой», войны — смеси пропаганды, шпионажа, саботажа и политического принуждения с более традиционными тактиками, только приспособленными к ведению войны в уникальных условиях Внешней системы.

Варгеймеры создавали надежные прогностические модели, офицеры разведки собирали данные — затем все передавалось в лаборатории и научно–исследовательские центры, где ученые, инженеры и психологи разрабатывали оборудование, придумывали техники ведения тайных и военных операций, внедрения агентов, саботажа, распространения черной пропаганды. С политиками и офицерами различных служб проводились индивидуальные инструктажи. Редко выдавались дни, когда в здании не появлялось какое–нибудь высокопоставленное лицо: с эскортом из десятка ассистентов они курсировали сквозь бурлящий неутихающий офис, подобно огромным лайнерам, которые заводят на стоянку суетливые встревоженные буксиры.

Благодаря значительному опыту работы во Внешней системе Лок вскоре стал незаменимым. Он укрепил связи с командой Арвама Пейшоту, завел множество новых друзей, в том числе среди влиятельных политиков и людей, принадлежащих к ядру кланов. К нему обращались, если было необходимо в кратчайшие сроки разобраться в запутанном протоколе, обычаях или соперничестве между городами и поселениями на спутниках Юпитера, когда требовалось составить мнение о том или ином значимом игроке на политической арене или оценить настроения масс.

В столь важной работе на счету оказывалась каждая минута. После провала мирной инициативы нужно было как можно скорее получить контроль над Внешней системой. В правительстве преобладали люди, считавшие, что война не просто неизбежна — она необходима. Священный долг. Тем не менее программу торговых контактов и культурных обменов с Внешней системой, напротив, разворачивали, ведь она обеспечивала надежное прикрытие для сбора разведданных и установления связей с дружественными городами на спутниках Юпитера и Сатурна, которые впоследствии земляне могли использовать в качестве опорных пунктов в грядущей войне.

Прошел год с тех пор, как Лок Ифрахим вернулся на Землю, и вот он снова летел во Внешнюю систему — на этот раз на Сатурн, в маленький городок под названием Камелот, на Мимасе. Как и Восточный Эдем, Камелот был занят лишь собственными интересами. Большинство населения составляли дальние первого и второго поколений, придерживавшиеся консервативных взглядов. Мэр города и несколько сенаторов, до смешного падкие на лесть и небольшие взятки, провели законопроект, который предоставлял Великой Бразилии право постоянного присутствия на Мимасе. Еще они с огромным энтузиазмом одобрили план экспедиции в атмосферу Сатурна: это научное исследование на самом деле должно было стать демонстрацией последней модели боевого однопилотника, который несомненно повергнет дальних в ужас.

Обхаживание приветливых коррумпированных политиков занимало все время, но Лок нашел возможность провести собственное частное расследование и выяснить, что Мэси Миннот приняли в клан Джонс–Трукс–Бакалейникофф. Сейчас девушка жила в их садах, расположенных в укрытом тентом кратере на Дионе, и работала проектировщиком биома. Кроме того, Мэси занялась теоретическими изысканиями в области закрытых экосистем и сотрудничала с командой, которая проводила значимое исследование на Тьерре — одной из экзопланет земного типа. Локу удалось выяснить, что глава клана Джонс–Трукс–Бакалейникофф, Эбби Джонс — мать того самого пилота, что помог Мэси Миннот бежать, — состоит в дружеских отношениях с гением генетики Авернус. Дипломат тут же передал эту ценную информацию Шри Хон–Оуэн, желая ее позлить. Что до самой Мэси Миннот, пока Лок не собирался ею заниматься, но он не сомневался: их пути пересекутся снова. Война приближалась под ускоряющийся барабанный бой. Когда она наконец разразится, Лок намеревался сделать все необходимое и наказать Мэси Миннот сполна за то, что она неправильно выбрала сторону.

А тем временем «Гордость Геи» — линкор–авианосец, лишь на бумагах остававшийся грузовым судном, — прибыл на орбиту Мимаса. Операция «Глубокое зондирование» должна была вот–вот начаться в атмосфере Сатурна. Лока впереди ждало много работы: нужно извлечь выгоду из успеха операции и начать переговоры о предоставлении лицензии на использование термоядерных двигателей муниципалитетам и семейным трастам. Бразильское правительство вовсе не собиралось выдавать подобное разрешение, но таким образом можно было усилить разногласия между различными поколениями дальних и сделать общество менее сплоченным. Спустя четыреста лет после Гражданской войны в Америке Лок и прочие сторонники военной конфронтации по–прежнему придерживались очевидной, на их взгляд, истины: разделяй и властвуй.