1

После смерти отца Соломона чтецов и преподавателей сменил отряд военных: поджарые и крепкие, они относились к парням грубо и с презрением, постоянно носили при себе пистолеты и электродубинки. На поверхности Луны занятия больше не проводились. Вместо этого тренеры принялись муштровать ребят: теперь парни плотным строем маршировали в спортивном зале, держа винтовку у плеча, а военные учили их, как перекладывать карабин в разные позиции, доводя технику до автоматизма. Продолжались тренировки с оружием, занятия по саботажу и инфильтрации. Ребята часами сидели в авиасимуляторах, отрабатывая полеты с орбиты в пилотируемых капсулах при различной силе тяжести и безопасное приземление на все типы лунного рельефа. Кроме того, они бесконечно практиковались говорить и вести себя так же, как это делают враги. Прежде подобные сценарии внедрения разворачивались в проработанной до мельчайших деталей виртуальной реальности, созданной по модели Радужного Моста на Каллисто. Теперь ребята также изучали структуру, историю, социально–экономические условия и культурную среду других городов. Командиры постоянно твердили, что слишком долго они занимались лишь детскими играми. Тренировки были самоцелью. Но отныне их подготовка стала целенаправленной — их ковали и закаляли, чтобы, когда придет время, они выполнили свой долг не раздумывая.

Изменение распорядка и грубое отношение кураторов лишь сплотили парней. Никто не винил Дейва-8 за то, что произошло, — напротив, все стали относиться к нему с большей заботой и вниманием. Дейв-7 попытался пошутить на этот счет и заявил, что временами каждый из них мечтал убить отца Соломона, когда тот бил их электродубинкой. Дейв-14 резко сказал: приказ есть приказ, он сделал то, что должен был. А Дейв-27 заверил: их мысли и сердца едины. Дейв-8 лишь оказался рукой, которая направила нож и перерезала горло отцу Соломону, но любой из них поступил бы так же. Поэтому вина лежала на каждом из них. и все они были в равной степени причастны. Кроме того, заметил Дейв-27, инстинкт убивать у них в крови. «Мы рождены для этого. Нас готовили к этому всю жизнь. Разве лев повинен в том, что убил ягненка? Конечно нет, ведь это лишь проявление его природы. Львы созданы, чтобы убивать, а ягнята — чтобы становиться добычей. Мы — львы, люди же — наша добыча».

— Пусть так, тогда наша добыча — враг, — поправил его Дейв-8. — А отец Соломон таковым не был.

— Возможно, он каким–то образом нарушил правила, а мы не ведаем об этом, — не отступал Дейв-27. — Вдруг он совершил то, что поставило под угрозу успех нашей миссии? Отчего он стал не менее опасным, чем противник. Нам ни к чему знать, в чем его проступок. Ибо мы просто орудие, брат, и должны выполнять приказы беспрекословно.

Все эти речи, однако, не убедили и не успокоили Дейва-8. Он не отрицал, что на его месте мог оказаться любой из братьев, тем не менее выбор пал именно на него. Генерал Пейшоту попросил отца Соломона указать самого способного ученика, и отец Соломон остановился на нем. Но не потому, что считал его лучшим, а потому, что думал, будто генерал в качестве урока остальным хочет убить одного из парней, а Дейв-8 имеет больше всего изъянов. Что, если отец Соломон был прав? Может, он догадывался о подозрениях Дейва-8 и его постоянных попытках бороться с этим.

Может, ему было известно, что Дейв-8 — не такой, как все, несмотря на все его старания ничем не отличаться от братьев, выглядеть и вести себя подобно им. Отец Соломон мог прочесть эту непохожесть на лице Дейва-8 и потому выделить среди всех, не ведая, что выбирает вовсе не жертву, а своего убийцу. Отец Соломон умер, а Дейв-8 остался жить с чувством вины, со все возрастающей уверенностью: он не тот, кем должен был стать.

Парень изо всех сил старался, дабы искупить вину: с удвоенным рвением он включился в новый режим подготовки и занятий. Усерднее и дольше остальных тренировался на плацу, а если командиры замечали ошибки или нерешительность в строю, он первым оказывался на полу и принимался делать отжимания. Он во всем стремился превзойти своих братьев. Дейв-8 хотел доказать, что он ничем не отличается от остальных, и для этого он собирался стать лучшим.

А затем однажды утром он проснулся в другой комнате, хотя ложился вместе с братьями, — тогда–то Дейв-8 понял, что наказание за его непохожесть, за убийство отца Соломона наконец настигло его. Его устранили.

Он лежал в кровати, более высокой и мягкой, чем узкая койка, на которой он спал всю свою жизнь. Маленькая комнатка освещалась неяркими панелями под потолком. Его запястья и лодыжки были прикованы к поручням по бокам кровати, лицо ныло. Тупая боль пронизывала нос — ощущение было такое, словно в него набили ваты, челюсть и скулы простреливало, а кожа головы невыносимо зудела.

Время тянулось, а Дейв-8 все лежал — и ничего не происходило. Однако какая разница? Его учили ждать — теперь же, когда произошло самое худшее, все тревоги и страх исчезли, и он чувствовал безграничное спокойствие. Вдруг он заметил, что свет в помещении стал ярче, а у постели сидит человек. Когда мужчина спросил, узнает ли его Дейв, парень окончательно пришел в себя.

— Да, сэр. Вы полковник Аррес. Один из преподавателей. Вы вели у нас психологию.

— А еще я имел несчастье разрабатывать программу ваших тренировок, — продолжил полковник Аррес. — То, как вас воспитывали и учили, пока ситуация не… изменилась.

Дейв-8 осмелился спросить, наказан ли он, на что полковник улыбнулся и покачал головой. Дородный лысеющий мужчина с добрым лицом — странно было видеть его вживую, а не только парящим в визоре аватара.

Он сказал:

— Ты все думаешь о том, что случилось с беднягой отцом Соломоном. Но ты не должен винить себя за это. И ты, и отец Соломон стали жертвами борьбы за власть, в ходе которой одна сторона стремится перехватить у другой право управлять проектом. Только совершенно не важно, кто стоит во главе, ведь результат останется прежним. Сейчас начинается завершающий этап твоей подготовки. С этой минуты ты будешь тренироваться один, потому что в конечном счете работать тебе придется самостоятельно. Скоро тебе поручат выполнение настоящей миссии, и поэтому нам пришлось изменить твое лицо. Мы же не можем послать шпионов, которые выглядят одинаково. Кстати, как ты себя чувствуешь?

— Я в порядке, сэр.

— Ты скоро встанешь на ноги. Тебе хирургическим путем сломали нос, изменили форму скул и челюсти. Ничего особенного. Немного пластической хирургии — рутинная работа. Отныне ты больше не зовешься Номером Восемь, Номер Восемь. Теперь ты — Кен Шинтаро. Тебе ясно?

— Так точно, сэр. Я — Кен Шинтаро.

— Это твоя легенда, — пояснил полковник Аррес. — Кен Шинтаро из Радужного Моста, что на Каллисто. На последней стадии обучения ты узнаешь про него всё. Научишься жить, как он. Но, куда важнее, тебя обучат всему, что потребуется для выполнения работы, которую мы тебе поручим. Твое дело, твоя миссия вот что определяет тебя. Никогда не забывай об этом, хорошо?

— Так точно, сэр.

На мгновение Дейв-8 задумался, как выглядит его новое лицо. Хотя это не имело значения. Важно было лишь то, что все обнаруженные отцом Соломоном недостатки отныне спрятаны под маской, которую они для него создали.

— Знаю, ты нас не подведешь, — подытожил полковник Аррес.

Аррес поднялся и сказал Дейву, что придется потрудиться, прежде чем Дейв окажется готов, а пока он должен отдыхать и приходить в себя. Уже у самых дверей полковник остановился и добавил:

— Думаю, ты хочешь узнать, куда направишься.

— Я Кен Шинтаро из Радужного Моста, Каллисто.

— Все верно. Но полетишь ты в Париж. Париж на Дионе.

 

2

Инженеры, готовившие два однопилотника к полету, разразились шквалом аплодисментов, когда в ангар в сопровождении толпы медиков и офицеров, проводивших инструктаж, вошли пилоты — мужчина и женщина, одетые в облегающие противоперегрузочные костюмы. Один за другим прозвучали гимны Великой Бразилии и Европейского союза — все, как могли в отсутствие гравитации, встали по стойке смирно. В аватаре появилось лицо президента Великой Бразилии, который обратился к ним с заранее записанной речью — в ней говорилось о великих открытиях, об ищущем неукротимом духе человека. Командующий Габриель Вадува в присутствии всех участников операции «Глубокое зондирование» пожал пилотам руки, а инженеры и техники снова зааплодировали, раздались возгласы, боевые кличи, кто–то засвистел. Пусть их реакция была постановочной — всё для выпусков новостей, — энтузиазм они испытывали подлинный. Затем сотрудник службы безопасности объявил, что камеры выключены, и инженеры возобновили свою работу, а медики и техники сгрудились вокруг пилотов, чтобы провести последнюю предполетную проверку.

Гладкие, черные, подобные кинжалам однопилотнпки J-2 лежали друг за другом в пусковой люльке. Вокруг них, словно муравьи, чистящие свои крылья перед полетом, роились инженеры — они мониторили и вносили корректировки, загружали в отсеки вооружения комплекты для тайной операции. Двигатели однопилотников были включены — корабли вибрировали, наполняли холодный воздух запахом озона и исполняли собственную песню. Кэш Бейкер мог слышать, как в его голове, подобно ангельскому хору, звучит знакомая мелодия его звездолета. Сложная гармония, разрешавшаяся в ноту чуть выше ми бемоль, сплеталась из звуков, издаваемых сервомоторами, маховиками, турбинами и мощными токами в суперпроводящих магнитах тороидальной камеры.

Кэш замер в специальной раме, широко расставив ноги и вытянув руки, пока техник проверял его противоперегрузочный костюм на наличие микроскопических изъянов, которые могли привести к образованию пролежней и гематом. Костюм был соткан из сотен фуллереновых нитей с разными примесями. Почти живой, саморегулирующийся, он облегал Кэша от пяток до бритой макушки, словно вторая кожа, и только лицо пилота оставалось открытым. Наконец техник закончил осмотр, надел на Кэша маску и дал отмашку — рамка поднялась и, вращаясь вокруг длинной оси, направилась к ячейке системы жизнеобеспечения — щели позади выдвинутых отсеков для оборудования, которая оказалась уже могилы. Кэш бросил взгляд на второго пилота — Вера Флэмильон Джексон зависла над своим кораблем в раме. И тут включилось соединение, отчего Кэш на мгновение отключился, а когда он пришел в себя, то с радостью ощутил, как система корабля подсоединяется к его синапсам, а перед глазами на фоне переполненного суетящегося ангара возникло меню управления однопилотником.

— Ну же! — воскликнул он. — Давайте уже полетаем!

— Готова по твоей команде, — отреагировала Вера Джексон.

Связь оборвалась, когда медики принялись тестировать, насколько надежно соединение между интерфейсом корабля и нервной системой пилота, не происходит ли задержка или потеря сигнала. Проверка зрения, слуха, проприоцептивной системы — стандартные процедуры, уже хорошо знакомые Кэшу. Наконец резюмировали, что он готов к полету.

Кэш вошел в систему жизнеобеспечения головой вперед. Вокруг растекся умный гель. Подсоединились трубки, по которым шли воздух, вода, питательные вещества, и шланг для отвода продуктов жизнедеятельности. Его встряхнуло, а затем зафиксировало с головы до ног. Кэш оказался внутри системы, обернутый, словно коконом, тонким слоем геля: его органы чувств полностью срослись с кораблем, и теперь он мог наблюдать панораму последних приготовлений в ангаре. Отсеки с оборудованием убрались внутрь, крылья сложились и втянулись, преобразуясь подобно листу бумаги в оригами, — однопилотник глубже погрузился в люльку, та перевернулась и вышла в открытый космос.

Кэш уже не ощущал собственного тела — он превратился в кусок мяса, законсервированный в системе жизнеобеспечения: миорелаксанты снимали спазмы, еда подавалась через капельницу, а продукты распада выводились за счет того, что кровь прогоняли через систему фильтров, дыхание, сердцебиение и скорость обмена веществ регулировались через мост, подключенный к автономной нервной системе. Все, что оставалось Кэшу, — это следить за своим мозгом. Своими мыслями. Хотя сейчас они находились как бы за пределами его черепа. Пилот слился со своим кораблем в единый организм, сплелись их нервные системы — он жил в каждой клеточке звездолета, видел и слышал глазами и ушами своей птички.

Запуск из электромагнитной катапульты напоминал ласковый шлепок. Затем на краткий миг включились двигатели ориентации. Кэш падал следом за однопилотником Веры Джексон. Они обогнули изъеденный кратерами Мимас. и перед звездолетами как будто на расстоянии вытянутой руки возник упитанный полумесяц Сатурна. С этой позиции кольца торчали ребром: темной полосой они рассекали экваториальные территории, окрашенные в персиковые и охристые оттенки, и бросали тень, напоминающую след протектора, на бирюзовое и бледно–голубое северное полушарие.

По корпусу вновь прошла вибрация, пока однопилотник отлаживал триммер. Обратный отсчет показал ноль — Кэш крикнул: «Джеронимо!» — и запустил основной двигатель. К тому моменту, как Кэш выключит мотор, он окажется на Сатурне и войдет в анналы истории.

Однопилотники летели над системой колец на расстоянии примерно в половину того, что отделяло Землю от Луны. Они проскользнули в ста километрах над широкой яркой аркой кольца А и тонкой вытянутой полосой щели Гюйгенса, в свете солнца пронеслись над щелью Кассини, оставили позади непрозрачное, изящно сплетенное кольцо В, где ряды ледяных глыб, освещенных сзади солнцем, отстоящих друг от друга на небольшое расстояние, с одной стороны растворялись во тьме, а с другой — поднимались и сливались в узкую плеть, что хлестала укутанный дымкой полумесяц планеты. Все это великолепие возникло после того, как миллионы лет назад разрушился спутник, а его осколки были вновь и вновь перемолоты гравитацией и законами ньютоновской механики.

Как только Кэш Бейкер и Вера Джексон пролетели над бледными узкими полосами внутренних щелей и колец, центр управления полетами передал зашифрованные данные — раскодировав их, пилоты получили оптическое изображение корабля, находящегося в пятнадцати тысячах километров от них, но быстро приближающегося. Звездолет выглядел нечетким шаром на острие яркого огненного копья, вылетающего из термоядерного двигателя, — этакая кочевая звезда на фоне неосвещенной стороны Сатурна. Надпись на боку шаттла гласила «КА „Счастливые тропы“», и зарегистрирован он был на коллектив, работающий в Париже на Дионе. Однако, по другим данным, космический аппарат вылетел с Атласа, крохотного спутника на внешнем краю кольца А.

— Когда вы стартовали, ребята, Атлас находился на дальней стороне Сатурна, — сообщил центр управления. — Полагаем, корабль был припаркован там и вылетел одновременно с вами. На орбиту он вышел, пока его закрывал Сатурн, затем проскочил мимо колец по хорде. Мы засекли его. только когда он включил двигатели.

— Послушать вас, так они нас ждали, — заметила Вера Джексон.

— Не исключено. Программу полета не держали в секрете.

— Они выходили в эфир? — спросила Вера.

— Мы не смогли установить с ними связь. Но по записям в сетевой переписке можно сказать, что на корабле Призраки.

— Корабль призраков? — переспросил Кэш.

— Ты когда–нибудь читаешь инструктажи? — удивилась Вера. — Призраки — это нечто вроде банды или культа, члены которого получают наставления от себя из будущего.

Она была на десять лет старше Кэша, обладала ледяным спокойствием, а ее профессионализм наводил страх на остальных. Когда вместе с двумя другими европейцами Вера присоединилась к команде пилотов, Бо Нэш делал ставки на то, кто первым переспит с ней. Кэш же подметил, что вопрос в том, кого Вера первым затащит в постель. Ее броня отталкивала людей, но Кэш уважал ее как пилот пилота.

— Они явно связаны с правительством Парижа, — докладывал центр управления. — Мы уже отправили их мэру несколько серьезных вопросов.

— Проверьте их маяк, — посоветовала Вера.

Она поймала сигнал на широкодиапазонный сканер, пропустила через три просто параноидальных фильтра, чтобы проверить на вирусы, и передала Кэшу и в центр управления. На экране загорелся желтый круг с двумя точками и кривой линией — смайлик, поверх которого появился баннер: «Мы пришли с миром, ибо все человечество во всех мирах принадлежит нам».

— Очень мило, — прокомментировал Кэш.

— Не волнуйтесь на этот счет, — передал центр управления. — Они пролетят рядом, но последовать за вами на Сатурн не смогут. Их корабль предназначен исключительно для открытого космоса. Вы потеряете «хвост», как только войдете в атмосферу. Мы считаем, дальние пытаются таким образом сделать политическое заявление. Так что это просто трюк. Шаттл пролетит мимо. Попытаются связаться с вами по радио или при помощи лазера, когда окажутся в зоне видимости, — проигнорируйте их, но сразу же перешлите нам сообщение. Не отвечайте. Не давайте им информацию, которой они могли бы воспользоваться. Вам ясно? А сейчас проведем последний раунд проверок.

Теперь однопилотники пролетали над неосвещенной стороной Сатурна. Черная туша газового гиганта закрывала полнеба. Высоко над ними блестели арки колец. Быстро всходило солнце. Кэш и Вера ответили на контрольные вопросы, протестировали систему управления и наведения, провели незначительную корректировку курса. Им нужно было двигаться по очень точной траектории входа в атмосферу — в противном случае они либо проскочат мимо, либо выполнят спуск слишком быстро и круто — и тогда сгорят.

Все это время Кэш следил за шаттлом. Аппарат выключил двигатели и приближался — если он будет придерживаться нынешнего курса и скорости, то пройдет менее чем в ста километрах от них, когда однопилотники окажутся на границе атмосферы Сатурна. Кэш и Вера могут запустить двигатели — тогда шаттл останется далеко позади, но они проскочат точку безопасного входа в атмосферу, и миссию придется отменить. Поэтому оставалось лишь следовать заданным курсом и не спускать глаз с преследователей, пока звездолеты выполняют последний маневр.

Впереди крошечный солнечный диск освещал колоссальную дугу переднего края газового гиганта: полоска жемчужного света быстро разрасталась, превращаясь в полумесяц, стали вырисовываться очертания облаков. Корабли направлялись к бледному овалу между двумя поперечными полосами к северу от экватора — там затяжной ураган, привязанный к горячей точке, что располагалась глубоко в атмосфере планеты, разгонял облака и образовывал просвет. Однопилотники приближались, и уже можно было рассмотреть детали — завихрения на границах между полосами, которые возникали из–за движения разнонаправленных воздушных масс. Внутри также обрисовывались структуры — цепочки и скопления облаков проносились под звездолетами, когда преследователи наконец настигли их. Корабль промчался недалеко от однопилотника, едва задев верхний край атмосферы, а затем траектория вынесла его прочь от Сатурна. Кэш бросил взгляд на шаттл, когда тот проскочил мимо, заснял и воспроизвел видео — на кадре было видно, как аппарат скинул капсулу с тепловым щитом и парой тормозных ракетных двигателей на твердом топливе.

Предпринимать какие–либо шаги было уже поздно. Звездолет Кэша вошел в зону турбулентности и испытывал незначительную вибрацию, а когда включились реактивные двигатели ориентации, чтобы выровнять машину, корпус затрясло. Однопилотник двигался на сверхзвуковой скорости. Внизу мелькали скопления облаков, нарастал пронзительный вой, неяркое свечение становилось все интенсивнее, пока не превратилось в полыхающий горн: кинетическая энергия движения в результате трения преобразовывалась в тепло. Ударные волны формировали в горячем ионизированном водороде стабильную оболочку, на которой играли радужные блики потоков плазмы. Затем эти ударные волны сходились в одну точку позади однопилотника, превращаясь в ослепительный бриллиант. Перегрузки постепенно возрастали: пять земных уровней тяжести, десять… Затем какие–то несколько секунд — все пятнадцать. Световое шоу постепенно затихало. Кэш выдвинул крылья однопилотника — атмосфера стала уже достаточно плотной, так что балансировку корабля можно было осуществлять за счет аэродинамической силы, а не реактивных двигателей.

Звездолет Кэша находился в свободном падении — он мчался под крутым углом сквозь небесную толщу Сатурна, выполняя маневр «кобра», чтобы погасить скорость. Кэш засек корабль Веры Джексон, летящий километрах в пятидесяти впереди, осмотрелся, но так и не нашел следов капсулы, сброшенной с шаттла, передал свой статус центру управления, а в ответ услышал поздравления от командира.

— По моей команде. — Вера начала обратный отсчет: — Десять, девять…

На счет «ноль» Кэш выпустил тормозные парашюты — раздался громкий хлопок, звездолет дернуло, словно пробку, и развернуло: парашюты погасили импульс движения. Теперь Кэш падал носом вперед со скоростью чуть меньше ста километров в час сквозь гигантское облако из водорода и гелия в мощный воздушный поток, который затем понес его на восток со скоростью в пять раз выше. Если он продолжит двигаться в таком режиме, то через десять часов достигнет аморфной границы между атмосферой и глубоким океаном из горячего металлического водорода. Хотя однопилотник не доживет до этого момента: его раздавят и испепелят невероятно высокие давление и температура. Даже мощным роботам с толстыми щитами удавалось прорваться лишь до середины внешнего газового слоя. Поэтому однопилотникам полагалось спустя три часа падения сквозь водяные облака включить двигатели и возвращаться.

Если все пойдет по плану, корабли пройдут вблизи от заданной цели. Но, даже если звездолеты промахнутся, в «посылках», которые им предстояло сбросить, находились автономные беспилотники: дроны смогут несколько месяцев передвигаться с ветрами Сатурна, а люди будут отслеживать их местоположение и фиксировать другие аномалии.

Пока же у Кэша выдалась минутка полюбоваться великолепной панорамой, развернувшейся вокруг него. Стояло раннее утро. Небо насыщенного синего цвета казалось бесконечным. У подернутого дымкой горизонта пылал крохотный плоский диск солнца, от которого концентрическими кругами расходились и достигали зенита кровавые полосы света. Прозрачные слои водорода тянулись на тысячу километров во всех направлениях — их девственные просторы лишь изредка пятнали росчерки облачков из замерзшего аммиака, которые выглядели как самые обыкновенные перистые облака, розоватые в лучах рассвета. Кэш ощущал себя королем этого обширного мира, повелителем воздушной империи, а Вере сказал, что место просто создано для полетов.

— Согласна, — откликнулась та. — Проверь шторм. Мы прямо над эпицентром.

Внизу, на полпути к восточному горизонту, среди прорехи в океане кремовых облаков виднелся овальный глаз урагана. Вокруг рваных облачных арок вился чистый воздух, что очень напоминало торнадо на Земле. По правде говоря, мир вокруг них до странности походил на родную планету: голубое небо, белые облака, солнце, что приобретает золотистый оттенок, когда поднимается над горизонтом. А ведь расстояние до этой линии в десятки раз превышало расстояние до горизонта на Земле. Приходилось напоминать себе об этом. Как и о том, что ураган в диаметре достигает двух тысяч километров. Что атмосфера представляет собой толщу гелия и водорода до тысячи километров в глубину, что над их головами ветер гонит по бескрайним просторам облака из замерзшего аммиака, а внизу проплывают облака из водяного льда и жидкой воды с примесями аммиака.

Кэш и Вера направили звездолеты вниз, к самому шторму размером с материк. Парашют Веры украшал флаг Европейского союза — его голубой прямоугольник ярко выделялся и казался чужим среди кремового пейзажа, к которому они приближались.

Широкоохватный радар Веры поймал точечный сигнал, однако источник находился слишком далеко, чтобы конкретнее определить его происхождение. Тем не менее именно там предположительно находилась цель их полета. Через несколько мгновений Кэш засек еще сигнал — два маленьких эха в пятистах километрах позади. Система наведения корабля пометила точки векторами. Они двигались быстрее преобладающего ветра и стремительно сокращали расстояние до однопилотников, а еще их определенно кто–то вел.

— Мы их видим, — сообщил центр управления. — Ждите дальнейших указаний.

Вера передала увеличенный фрагмент снимка, на котором виднелся беспилотник с прикрепленным к нему топливным баком. Изображение напомнило Кэшу фотографии старых космических шаттлов, которые когда–то попались ему в тексте по истории. Ожил центр управления полетами — он отдал приказ следовать полетной программе и сообщил, что официальный протест уже направлен правительству Парижа на Дионе.

— Только представьте себе, как мы благодарны, — заявил Кэш.

Он предложил дождаться, когда дроны окажутся достаточно близко, и включить двигатели.

— Тогда мерзавцы сгорят, только их и видели.

— Сперва нам придется отстегнуть парашюты, — заметила Вера. — А без них мы не сможем завершить миссию.

— Предлагаешь сидеть тут и надеяться, что беспилотники такие же туристы, каких строим из себя мы? — буркнул Кэш. — Вот уж не думаю.

— На самом деле именно это от вас и требуется, — передал центр управления и сообщил, что они уже разрабатывают план действий для различных вариантов развития событий.

— Сидите и ждите, пока они сделают ход первыми, — ворчал Кэш. — Да вы шутите.

— Ты все слышал, парень. Держись, — подбодрила Вера.

Кэш вывел на экран навигационную субсистему и принялся проводить собственные расчеты. Беспилотники приближались, а корабли Веры и Кэша уже почти достигли того края, где чувствовалось влияние урагана. Звездолеты пронеслись мимо изогнутого архипелага перьевых облаков — десять километров от пушистой верхушки до темных, уходящих вниз корней. Кэш попал в зону жуткой турбулентности, когда пролетал через яростный восходящий поток, но затем однопилотник достиг равномерного потока, обращающегося по часовой стрелке в северо–восточном направлении на самом краю шторма. Впереди, подхваченные более быстрым ветром, плыли облака в форме наковальни, какие часто увидишь во время грозы на Земле.

Температура окружающей среды была минус десять градусов по Цельсию и неуклонно росла, как и давление, которое пересекло отметку в четыре атмосферы. Небо было чистым; в сотне километров от них над массивом коричневых облаков висела коричневатая дымка. До цели оставалось меньше тысячи километров, и теперь радар показывал несколько отдельных сигналов. Небо над головой приобрело точно такой же лазурный оттенок, как в погожий летний денек на Земле, а маленькое проворное солнце вскарабкалось по небосводу: день на Сатурне длился каких–то пять часов.

Однопилотники пронеслись мимо оснований перьевых облаков и устремились дальше к красновато–коричневому дну. При высоком атмосферном давлении парашюты работали лучше, и корабли замедлялись, хотя продолжали падать. Менее чем через тридцать минут они пройдут мимо цели; еще через час они побьют рекорд спуска человека и окажутся на километровой глубине в следующем ярусе облаков. Тогда можно будет отцепить парашюты, включить двигатели и лететь обратно. Кэш не мог дождаться того момента, когда они наконец закончат падение и полетят. Однако беспилотники дальних оказались уже совсем близко — было очевидно, что один нацелен на Кэша, а другой преследует Веру.

Кэш при помощи лазера передал сигнал второму J-2 и поделился планом, как сбросить «хвост» и все же успеть к месту встречи.

— Нам не хватит топлива, — заявила Вера.

— Да уж, рекорд мы не побьем, — согласился Кэш. — Но сумеем доставить посылки, пролететь мимо цели и вовремя вернуться на какую–нибудь орбиту. «Гордости Геи» придется подобрать нас.

— Мы окажемся отличной мишенью для любого судна дальних, пока их ждем.

— Да мы и сейчас легкая добыча, — бросил Кэш.

В эфире на мгновение воцарилась тишина, а затем Вера сказала:

— Нам нужно поставить в известность центр управления.

— Боюсь, у нас нет времени, — возразил Кэш. — Мы находимся в боевой обстановке. Решение за тобой как за командиром.

Он наблюдал за преследующим его дроном. По форме тот напоминал кальмара: на черном корпусе над двумя скрещенными костями ухмылялся белый череп, из–под скрытого капюшоном скопления сенсоров торчали пять закругленных щупалец. Кэш живо себе представил, как все пять отростков обвиваются вокруг корпуса его однопилотника в безжалостных объятиях…

— Хорошо, работаем, — согласилась Вера. — Установи связь, а я нажму кнопку. В противном случае нас отбросит далеко друг от друга.

— Готово. — Кэш передал ей управление.

Вера начала обратный отсчет с десяти. Кэш заметил, как беспилотник отделился от ракеты–носителя, как зажегся его двигатель, и крикнул командиру «Пора!».

Вера нажала кнопку.

Парашют отсоединился и, словно листок, унесся прочь — однопилотник Кэша сильно тряхнуло. Несколько секунд он находился в свободном падении. Дрон скользнул мимо, включил двигатели ориентации и попытался развернуться. В этот момент с характерным двойным щелчком взревел термоядерный двигатель, и однопилотник рванул вниз, постепенно задирая нос. Корабль Веры выполнял точно такой же маневр впереди.

Звездолет Кэша завибрировал, преодолевая звуковой барьер, и тут же к нему вернулось управление. Кэш летел следом за Верой, сжигая драгоценное топливо. Позади в чистом небе оставался инверсионный след. Они мчались на восток сквозь все более плотную атмосферу, увеличивая скорость, — вокруг лишь нечеткие контуры движущихся облаков да горстка прямоугольников, посылающих призрачный, но мощный сигнал, возникший на экране радара.

— Сбрасываем груз, — выкрикнула Вера, и Кэш запустил последовательность.

Он почувствовал толчок, когда с обеих сторон открепились и полетели вниз черные цилиндры, затем у посылок раскрылись парашюты, и их унесло прочь.

Однопилотники почти достигли цели. Кэш окинул взглядом разбросанные на фоне массивного белого изгиба воронки прямоугольники, а затем корабль Веры пошел вверх, и он последовал за командиром, набирая скорость, прорываясь сквозь порывы встречного ветра. Однопилотник карабкался все выше, а облака внизу приобретали плоский вид, становились двумерными. С обеих сторон их теперь окружали более темные полосы. Небо над головой из голубого превратилось в темно–синее, а затем и вовсе почернело. Зажглось несколько ярких звездочек. Как же это было похоже на полеты в земной атмосфере, хотя дома он никогда не летал так быстро. Звездолет по–прежнему ускорялся…

Кэш издал боевой клич и выполнил «бочку». Последняя вспышка солнца угасла за тушей Сатурна — ночь затопила облачные поля, повсюду замигали звезды, а впереди одна над другой всплыли две луны. Однопилотники приблизились к верхней границе атмосферы, их скорость сравнялась со второй космической для Сатурна и теперь составляла тридцать шесть километров в секунду. Еще пять минут они продолжали ускоряться, пока топливные баки не опустели.

Корабли вышли на эллиптическую орбиту — теперь они будут обращаться вокруг Сатурна за два часа.

Как только выключились термоядерные двигатели, Вера связалась с центром управления и доложила о том, что произошло. Командор Вадува вышел на связь, похвалил их, но приказал оставаться бдительными до тех пор, пока их не подберет «Гордость Геи». Другими словами, им надлежало взорвать себя, если к J-2 приблизится хоть один корабль дальних, и ни в коем случае не сдаваться в плен и не позволять себя спасать. Началась передача зашифрованных данных: от посекундного отчета о ходе операции до оптических изображений цели и снимков с радара. Потянулся долгий час проверок и оперативных сводок. Офицер безопасности проиграл для них видео с коротким обращением мэра Парижа на Дионе, в котором политик отказался взять на себя ответственность за действия группки эксцентричных индивидуумов. Еще им сообщили, что как раз в этот момент идут серьезные дипломатические переговоры.

— Да знаю я, что у них там за переговоры, — промолвила Вера. — Вот оставьте нас с Кэшем наедине с этими Призраками, мы покажем им, что такое эксцентричность.

— Точно, — согласился Кэш.

Пусть поединок закончился ничьей, Бейкера повеселила встреча с Призраками лицом к лицу. В следующий раз он решительно не даст им спуску.

 

3

Ньютон Джонс вышел на широкий луг. Хайлендские коровы размером не крупнее сенбернаров — идеальные миниатюры с косматыми рыжеватыми шкурами и изогнутыми рогами — прекратили щипать траву и подняли головы. Несколько коров медлительно отошли, уступая Ньюту дорогу, остальные не шелохнулись — стояли и смотрели, двигая челюстями из стороны в сторону. Парень направился к группе из четырех людей — они сидели вокруг мерцающего наподобие очага пространства памяти под сенью высоких каштановых деревьев в преддверии узкой полосы леса. Этот лес служил границей внешней зоны садов клана Джонс–Трукс–Бакалейникофф. Молодой человек опустился на траву рядом с Мэси Миннот и доложил:

— Военный корабль подобрал однопилотники и направляется обратно к Мимасу.

— Будем надеяться, что на этом все безобразие и закончится, — сказал Пит Бакалейникофф.

— Да все прошло отлично, — парировал Ньют. — Призраки дали бразильцам понять, что они не могут совать свой нос куда им вздумается и выходить сухими из воды. Они спугнули чужаков, а еще ликвидировали эти так называемые научные пакеты, которые сбросили земляне.

— Поведение, достойное неразвитых приматов. Тут нечем гордиться, — заметил Пит Бакалейникофф.

— Глупая выходка, — согласился Джанко Асаи.

— Раз уж все закончилось, нам лучше поскорее забыть о случившемся, — поддержала его Джанпей Асаи.

Муж и жена с нежностью прижатись друг к другу. Они были одеты в одинаковые белые туники без воротников и белые брюки. Джанпей красила губы помадой сливового оттенка и носила ряды бус на шее. Джанко аккуратно подравнивал белую бороду и украшал пальцы кольцами. Они прожили в браке почти пятьдесят лет. У них было шестеро детей, пятнадцать внуков и четыре правнука. Мэси, прибывшую из страны, где только богатеи, выигравшие в лотерею, да преступники заводили больше одного ребенка, подобная плодовитость поражала. А еще Джанко и Джанпей оказались самыми умными людьми, которых Мэси когда–либо встречала. В сотрудничестве с Питом Бакалейникоффом они управляли сетью оптических телескопов, протянувшейся на двадцать тысяч километров на постоянной орбите между четвертой и пятой точками Лагранжа Сатурна. Джанко и Джанпей разработали элементы для сети телескопов и ИИ, координирующий их работу. Пит Бакалейникофф профинансировал проект и руководил анализом данных, собираемых машинами. Последние пять лет они исследовали Тьерру, каменистую планету земного типа в полтора раза больше Земли в диаметре. Ее орбита проходила в зоне обитаемости Дельты Павлина. Наблюдения позволили составить карту, нанести на нее единственный суперконтинент и расползающиеся ледяные шапки, а еще обнаружить спутник размером с Марс. На Тьерре существовала жизнь: атмосфера состояла из кислорода, водяных паров и метана; наблюдалась сезонная смена цветов вдоль береговой линии суперконтинента. На настоящий момент сеть телескопов имела разрешение, позволявшее уместить сотню километров в один пиксель, однако владельцы постоянно совершенствовали и модифицировали инструменты и программы анализа.

Ньют совершал полеты к телескопам, осуществлял техническую поддержку и обновлял программное обеспечение. Пит Бакалейникофф — дядя Ньюта — привлек и Мэси. Он интересовался многолетними закрытыми экосистемами, которые требовались на звездных кораблях, рассчитанных на несколько поколений и совершающих путешествия длительностью в двести–триста лет. В такой экосистеме переработка любых веществ должна была осуществляться с максимальной, почти стопроцентной эффективностью. Мэси обожала решать подобные задачи, и потому Пит включил ее в команду, которая занималась разработкой нескольких устойчивых экспериментальных систем и управлением ими.

Мэси забавляло и восхищало то, с каким энтузиазмом троица собирала ненужную информацию. Тьерра была далеко не первой экзопланетой, подобной Земле, и даже не десятой. Допустим, они сумеют настолько усовершенствовать свои технологии, что изображения покажут им не просто размытые пятна, которые могут оказаться тьерранскими эквивалентами озер, лесов, лугов и пустынь, а могут и не оказаться. Едва ли хоть одному из них удастся посетить планету в течение жизни. Они разве что смогут запустить микрозонд, который пройдет в непосредственной близости от планеты, да и тому — если его вообще удастся создать, приложив нечеловеческие усилия и затратив уйму денег, — потребуется более пятидесяти лет, чтобы достичь Дельты Павлина. И все же каждый раз, когда Мэси изучала фотографии дальних миров, ее охватывал трепет, а работа над экосистемами закрытого цикла обещала принести достаточно кредитов, чтобы ее рейтинг подскочил. В компании Пита Бакалейникоффа, Джанко и Джанпей Асаи она собиралась посетить конференцию, посвященную исследованию экзопланет и межзвездных полетов. Ньют появился, как раз когда они обсуждали свой будущий доклад.

— Нам не стоит забывать об этом — напротив, мы должны этим воспользоваться. В конце концов, бразильцы по–прежнему здесь. Их военный корабль в эти минуты направляется обратно на орбиту Мимаса. На подходе другие звездолеты. Нельзя делать вид, будто нам все равно, притворяться, что живем как прежде, будто их вовсе не существует. Проигнорировать присутствие землян — разве это выход? — заявил Ньют Джанко.

— Ситуация серьезная, — вклинился Пит. — Но подобные трюки — да это все равно как когда горилла бьет себя в грудь, ухает и кричит. По мне, подобные действия неразумны.

— Ну и пусть это была всего лишь выходка, — не отступал Ньют. Стоило чему–то взволновать его, как на щеках Ньюта выступал румянец, и он принимался чересчур много жестикулировать. Вот и сейчас юноша покраснел и размахивал руками, словно пытался создать что–то из воздуха одной только силой мысли. — Вам стоит признать: трюк оказался ой как полезен. Он обозначил пределы. Показал бразильцам, что мы не позволим им безнаказанно летать куда угодно. Они тут не хозяева. И есть люди, готовые дать им отпор.

—Многие против их присутствия во Внешней системе. Едва ли для них это новость, — заметил Джанко.

— Большинство, однако, предпочтут вести разумный диалог, а не настраивать их против нас, — вступила Джанпей.

— Маневр был классный, — настаивал Ньют с неистребимым энтузиазмом. — Бразильцы не могли этого не заметить. Теперь они знают: пусть наши корабли меньше, пусть мы не владеем технологией термоядерного двигателя, в воздухе мы кое–что можем.

— Надеюсь, когда ты говоришь «мы», ты имеешь в виду всех дальних, — встревожился Пит. — Ты же не собираешься приписывать себе часть заслуг в этой «операции»?

Ньют рассмеялся:

— Боишься, я могу оказаться замешан? Это не так.

— Рад слышать.

— Миссией руководили Призраки от начала и до конца, — сказал Ньют. — Командуй парадом я, обеспечил бы резерв. Ни за что не упустил бы возможность потребовать вознаграждение за спасение пилотов после того, как у них закончилось топливо.

— К счастью, нам придется лишь объяснить бразильцам, почему группка детей, верящих, будто они выполняют волю себя будущих, пронеслась рядом с их кораблями, — сказал Пит.

— Ну они хоть что–то сделали, — не сдавался Ньют.

— А то, — усмехнулся Пит. — Они вопили и кричали, запугивая мирную научную экспедицию.

— Боже, ну хоть ты помоги мне их убедить, — обратился Ньют к Мэси. — Ты должна радоваться, что нашелся тот, кто показал этим ребятам, что к чему.

— Ты правда хочешь знать мое мнение? — переспросила Мэси.

— Но я же только что спросил.

— На прошлой неделе ты заявил, будто мое мнение не считается, потому что я живу здесь совсем недолго и еще не поняла, как тут все устроено.

— Так и сказал?

— Что–то в этом духе.

— Ну, я уверен, какие–то мысли по поводу дальнейшего поведения бразильцев у тебя имеются. Они теперь станут вежливее?

— Бразильцы и европейцы — экспедиция совместная, — поправила его Мэси.

Ньют пожал плечами.

— Не сомневаюсь, они восприняли произошедшее так же, как я. То есть как глупую выходку, которая не представляла никакой угрозы, — сказала Мэси.

— Никакой реальной угрозы? Поэтому их однопилотники улепетывали, поджав хвосты?

— Может, сбежали. А может, ушли от засады, не сделав ни единого выстрела. Отреагировали на угрозу разумным мирным способом.

Ньют уставился на девушку и медленно покачал головой.

— В свое время эти люди пытались тебя убить. А ты принимаешь их сторону?

— Ты интересовался моим мнением — я поделилась, — сказала Мэси.

— То есть ты считаешь, нам следует разрешить им свободно передвигаться во Внешней системе и делать что вздумается?

— Это уже другой вопрос. Ты и тут хочешь знать мое мнение? Что ж, я считаю, мы даже не можем попросить их прекратить путешествовать по Внешней системе, не то что приказать. Да, можно ввести условия — выдавать им разрешения на орбитальные полеты вокруг Мимаса или посадку на Дионе. Стандартные процедуры для кораблей, которые хотят приземлиться на территории, где уже проживают люди. Но, как я понимаю, нельзя ввести запрет на свободу передвижений в космосе. Нельзя указывать людям, куда они могут летать, а куда — нет.

— По сути, Призраки нарушили правило о беспрепятственном проходе, когда пролетели в непосредственной близости от бразильских кораблей, представляя собой угрозу, — заметил Джанко.

— В итоге правда оказалась на стороне бразильцев, а не Призраков, — поддержала мужа Джанпей. — И какая от этого польза?

— Вижу, я в меньшинстве, — подытожил Ньют, но, похоже, мысль об этом его совершенно не расстроила. — Кто знает, может, довольно скоро все изменится. Раз уж вы не сидите в сети, а обсуждаете науку, сообщу вам еще кое–какие новости. Во–первых, послезавтра прибудет Мариса Басси. Он собирается произнести речь о том, как Диона намерена ответить на прибытие новых кораблей с Земли.

— Если он ищет поддержки, то явно ошибся местом, — высказался Пит. — Париж может поступать, как ему вздумается. Его право. Но мы договорились соблюдать нейтралитет. И это наше право.

— Вот что еще я вам доложу, — продолжил Ньют. — Кое–кто считает, нам следует принять одну из сторон, ведь с появлением новых кораблей ситуация изменится. Эти люди полагают, нам стоит объединиться с Парижем. Они подали петицию на проведение опроса и собрали достаточно подписей.

— Молодежь. Вы ничуть не лучше Марисы Басси, — пробурчал Пит. — Устраиваете проблемы, когда не надо. Думаю, твоя матушка не слишком–то обрадовалась такому повороту событий.

— Я ее не спрашивал. — Ньют вскочил на ноги. — Но одно я точно знаю. Поддержим мы Марису Басси или нет, не важно. А вот такую роскошь, как сохранение нейтралитета, мы себе больше позволить не можем.

Ньют ушел, а Джанко ласково улыбнулся Мэси и сказал:

— Когда вы двое пререкаетесь, можно подумать, вы влюблены друг в друга.

— Ньюта заботит лишь его собственная репутация — до других ему нет дела, — ответила Мэси.

Мэси давно уже поняла, что за беспечностью и беззаботностью Ньюта скрывается глубокое непреодолимое желание выбраться из тени своей знаменитой матери. Добиться этого оказалось непросто. Когда Эбби Джонс была на год моложе, чем Ньют сейчас, ее родители погибли. Она унаследовала корабль, который оборудовала для дальних полетов. Эбби Джонс исследовала спутники Урана, первой ступила на азотные снега Энки и даже в одиночку отправилась в экспедицию через пояс Койпера к краю кометной зоны, тем самым установив рекорд по дальности полетов — семьдесят триллионов километров от Солнца. До сих пор еще никто не побил этот рекорд. Эбби Джонс пересекла гелиопаузу и оказалась во внешнем космосе, где по длинным одиноким орбитам рассекают кометы, находящиеся на большем расстоянии друг от друга, чем планеты. Мать Ньюта отсутствовала более четырех лет, и ее давно уже сочли погибшей, когда ее корабль наконец доковылял до Сатурна. Эта экспедиция стала последней. После Эбби Джонс вышла замуж, и они с супругом и еще двенадцатью первопроходцами основали коммуну на крупнейшем спутнике Урана Титании. Там Эбби Джонс прожила шесть лет, пока из–за ссор и разногласий, усиленных изоляцией и трудностями быта, их маленькая община не распалась. Тогда Эбби с мужем и детьми вернулась на Диону и помогла построить сады — обитель клана Джонс–Трукс–Бакалейникофф.

Сейчас она являлась старшим членом клана. Могущественной главой–матриархом, отрешенной и грозной. Ньюта, младшего из четырех детей, определяло не то, на что он был способен, а его родословная: любой поступок Ньюта сравнивался с достижениями матери и, как правило, оказывался недостаточно хорошим. С этим он и боролся, да все поговаривал весело, со знанием дела, мол, классический пример сыновнего бунта, беззлобного, происходящего по причине лихого отчаяния. Братья и сестра Ньюта смирились со своим положением, и только он отстранился, жил как мятежник и изгой. Он перевозил грузы на корабле, принадлежащем клану, по всем направлениям в системах Юпитера и Сатурна, влюблялся и расставался, выдумывал всевозможные безрассудные планы — полузаконные и незаконные, — как заработать кредиты. Такая вот беспутная маргинальная жизнь. Множество раз Ньют сталкивался с силами правопорядка и постоянно отказывался от помощи матери — порой ему удавалось чудом избежать наказания, в другой раз ему выписывали штраф или отправляли на принудительные работы — так шаг за шагом он приобретал репутацию сорвиголовы и контрабандиста. А затем он помог Мэси Миннот и молодой отказнице Саде выбраться из Восточного Эдема.

Благодаря этому приключению Ньют заработал множество кредитов и отныне считал себя бунтовщиком в квадрате. Тем не менее он привез Мэси и Саду домой, в свой клан. Парень сделал вид, будто хочет похвастаться трофеями своей рисковой затеи, но на самом деле ему больше некуда было отвезти Мэси и Саду. Его корабль принадлежал клану, среди всех городов и поселений в системе Сатурна только сады — обитель клана — он мог назвать своим домом. Ньюту пришлось прибегнуть к влиянию своей матери, чтобы отменить ордер на свой арест и арест двух беглецов, выданный Восточным Эдемом. Сада вскоре перебралась в Париж на Дионе, где связалась с Призраками, той самой бандой, которая попыталась сорвать миссию бразильцев и европейцев в атмосфере Сатурна. Мэси осталась в садах и стала работать на Штрома Бакалейникоффа, отца Ньюта, который руководил процессом регуляции и возделывания экосистемы обители.

Штром Мэси понравился: он был таким же добродушным, как Ньют, а еще совершенно неамбициозным и непритязательным. Он казался вполне довольным судьбой и обладал глубокими познаниями в разработке экосистем. Мэси многому у него научилась и именно благодаря советам Штрома начала сотрудничать с Питом Бакалейникоффом, его братом. Что же до Ньюта, то стоило шумихе и воодушевлению после побега утихнуть, он стал относиться к Мэси ровно. Ее это задевало, ведь про Ньюта ходили слухи, будто у него в каждом порту по девушке. Мэси не удивлялась, почему он не попытался завязать с ней отношений: в конце концов, на время их длительного путешествия они оказались запертыми в маленьком пространстве «Слона» вместе с Садой, где все дышали друг другу в затылок. Только вот и после Ньют не проявил никакого интереса, словно Мэси была трофеем, который по приезде домой поставили пылиться на верхнюю полку и забыли.

Девушка не придала бы этому значения, но его прямота, чувство юмора, мальчишеское очарование, ранимое сердце делали его столь привлекательным в ее глазах. Отношения их напоминали теперь состязание — они ссорились, спорили, подкалывали друг друга, то поддразнивая, то флиртуя, но порой, взглянув на него, Мэси чувствовала, как сжимается сердце, к горлу подкатывает ком, а затем при виде его дружеского безразличия она начинала злиться. Пару раз Мэси заводила романы, пока работала над экосистемами новых оазисов. Ничего серьезного. Никакой мести Ньюту за все те интрижки, что у него были с момента их прилета на Диону. Хотя Мэси более или менее прижилась в клане, она, как и Ньют, не имела ни малейшего понятия, в каком направлении движется. К тому же Мэси никак не могла избавиться от ощущения, будто она здесь посторонняя. Ей казалось, что как приезжая она куда лучше видит нарастающее напряжение в отношениях между городами и поселениями на ее новой родине.

Теперь, когда земляне вновь проявили интерес к Внешней системе, различные поколения дальних раскололись на два лагеря. Старшие члены общества, включая тех, кто пережил первый исход, настаивали на том, что в интересах каждого добиться мира с Землей. Несмотря на провал с проектом биома в Радужном Мосту, они все еще надеялись на перемирие. Ратовали за мир ради мира, обмен идеями и продуктами, которые несомненно окажутся выгодными для обеих сторон.

Зато подростки во Внешней системе, те, кому было двадцать–тридцать лет, относились ко всему с большей подозрительностью. Они не верили обещаниям Великой Бразилии и Европейского союза, а скорое прибытие кораблей Тихоокеанского сообщества, чьи намерения и миссии держались в строжайшем секрете, приводило молодежь в ярость. Они полагали, будто цели землян и дальних настолько различны, что война неизбежна, что жители Внешней системы должны заявить о себе прежде, чем Земля усилит свое присутствие, соблазнив глупых поборников мира, как уже произошло в Камелоте на Мимасе. Многие из них выступали за превентивный удар по военному кораблю на орбите Мимаса, а также по судам Тихоокеанского сообщества и Бразилии, что приближались к системе Сатурна.

Была еще и третья группа, которая соглашалась с тем, что война неизбежна, но при этом считала, будто избежать больших разрушений и людских потерь в городах и поселениях Внешней системы во время отражения атак не удастся, ведь они столь уязвимы. Одного удара кинетического оружия будет достаточно, чтобы нарушить герметичность города, привести к потере давления и вызвать тысячи смертей. Представители этой третьей группы считали: чем напрямую вступать в конфронтацию с землянами, лучше максимально усложнить им жизнь и захват Внешней системы. Они предлагали тактику ненасильственного сопротивления: всех жителей и инфраструктуру стоило перевести в оазисы и туннели, разбросанные по поверхности спутников Сатурна.

До сих пор клан Джонс–Трукс–Бакалейникофф сохранял нейтралитет, придерживаясь промежуточной позиции. Но сейчас авторитетное меньшинство среди молодых членов семьи навязало новый опрос: стоит ли поддержать протест Парижа против присутствия землян в системе Сатурна. Голосование должно было состояться после визита Марисы Басси. Мэр Парижа в частном порядке встретился с Эбби Джонс и старшими членами клана, после чего выступил с коротким неофициальным обращением перед остальными. Он заявил, что и без того серьезная ситуация обещает стать еще более суровой, если не предпринять срочных мер. Он призвал клан Джонс–Трукс–Бакалейникофф присоединиться к тем, кто требует немедленного и безусловного отбытия так называемой научной экспедиции землян из системы Сатурна, а также попросил их делегировать одного человека в комиссию, составленную из представителей всех городов и крупных поселений, которая вступит в переговоры с землянами от лица системы Сатурна. По мнению мэра, только объединенный фронт мог добиться положительных результатов — в противном случае земляне в одностороннем порядке провернут сделки вроде тех, что они заключили в Камелоте на Мимасе и ряде других поселений, тем самым расколов их мир на множество враждующих фракций, которые затем Земля одну за другой поглотит.

Его скромное миротворческое выступление наградили вялыми вежливыми аплодисментами. Молодежь по большей части выглядела расстроенной, ведь она ждала бравурного призыва к оружию. После на лужайке перед Большим Домом устроили прием. Мэси Миннот как раз направлялась мимо собравшихся стайками людей и усеянных цветами кустов мимозы к Марисе Басси, который в окружении поклонников стоял возле фуршетного стола. Девушке передали, что мэр пожелал ее видеть, вот Мэси и решила не откладывать встречу.

Мариса Басси был куда ниже стоявших рядом дальних, но источал такой ореол властности, что не заметить его было невозможно — широкоплечий, с мощной шеей, он походил на уличного громилу. Стоило Мэси приблизиться к нему, как мэр одной рукой схватил ее руку, второй рукой сжав девушке локоть. Громко и наигранно он сказал:

— Знаменитая беглянка с Земли! Наконец–то мы встретились! Я так рад. Знаете, у нас ведь столько общего. Вы бежали во Внешнюю систему, как когда–то давно поступил мой отец. Вам это, я вижу, неизвестно, но история — чистая правда. Все случилось сорок лет назад, когда Европейский союз впервые попытался установить контакт с дальними. Отец служил чиновником на Земле, и его отправили сюда в составе делегации, чтобы заключить соглашение. Увы, переговоры не удались, зато он повстречал мою матушку и дезертировал, чтобы остаться с ней. Просто история Ромео и Джульетты, только со счастливым концом! В общем, я дальний только в первом поколении. И вот она собственной персоной — девушка, которая сбежала, подобно моему отцу Разве не историческое событие? Как считаете?

Мэси удалось высвободиться из хватки Марисы Басси.

— Думаю, из нас двоих вашему отцу выпала лучшая доля, — заявила она.

— Уверен, вам здесь живется много лучше, чем в Великой Бразилии. Как–никак, вы присоединились к одному из наших самых уважаемых кланов. Вы вольны делать то, что сами выберете. Отныне вы гражданин, а не чья–то собственность.

— Я всего лишь хотела сказать: ваш отец бежал добровольно, меня же в некотором роде вынудили так поступить.

— Мой отец влюбился и потому дезертировал. Разве у влюбленных есть выбор? — Мариса Басси улыбнулся своим помощникам, доброжелателям и собравшимся вокруг него прихлебателям. — Может, романтичным ваш побег и не назовешь, Мэси, зато героизма вам не занимать. Именно поэтому для меня столь ценно ваше мнение по поводу моего скромного предложения. Пожалуйста, скажите искренне, что вы думаете, не бойтесь.

— Речь вышла на славу. Хотите, чтобы мы думали, будто, поддержав вас, мы внесем свою лепту в мирное разрешение всех проблем между Внешней системой и Землей. Умно. Только вот вы уже усугубили и без того плачевную ситуацию, когда превратили Призраков, разыгравших этот глупый трюк, в героев. И я не могу не задаваться вопросом, что за всем этим стоит на самом деле.

— По–вашему, мне стоило поздравить бразильцев с тем, как они ловко ускользают из ловушек? — предположение Мэси явно позабавило Марису Басси.

— Лучше бы вы промолчали.

— И все решили бы, что я тем самым выражаю поддержку бразильцам. Все думают, будто я одержим идеей войны. Но я вовсе не считаю, что столкновение неизбежно. Нам лишь нужно объединиться и продемонстрировать людям на борту «Гордости Геи», что им здесь не рады, что они не имеют права свободно передвигаться в нашей системе, как они полагали. При этом мы все еще можем достичь соглашения и с бразильцами, и с европейцами, и даже с Тихоокеанским сообществом, если уж на то пошло. Но мы не можем — и не станем — вести переговоры до тех пор, пока наше космическое пространство бороздит их военный корабль. Мы не пойдем на диалог с теми, кто нам угрожает. И важно дать им это понять. — Мариса Басси снова схватил Мэси за руку и пристально посмотрел ей прямо в глаза. — Но послушайте, я не собираюсь спорить с вами. Я приехал сюда, чтобы попросить вас об услуге. Так, лишь малость. Вам и надо–то будет просто рассказать о Великой Бразилии — о том, какой тирании подвергаются жители этой страны, о том, как так называемые великие семьи обрели власть и богатство благодаря насилию и грабежу, как обычных людей превращают в рабов, контролируют каждый их шаг и не дают участвовать в политической жизни страны.

— Похоже, вы и так всё уже знаете о моей родине, — заметила Мэси.

— Но не тонкости. Вы — истинный голос угнетенных. Не надо громких речей — достаточно искреннего интервью, простой дружеской беседы. Люди смогут задать вам вопросы — вы ответите, как сумеете. Никаких ограничений, никакой цензуры, никакого давления и контроля, к которым вы привыкли и которых опасаетесь. Не нужно торопиться. Подумайте над моим предложением. Надеюсь, вы примете правильное решение, Мэси.

— Мистер Басси, ответ я могу дать прямо сейчас. Нет. Я не хочу становиться частью (зашей пропагандистской машины.

— Я лишь прошу вас рассказать правду. Наши люди заслуживают того, чтобы ее узнать — только тогда они смогут принять решение. Так уж повелось в нашем мире, Мэси. Люди получают неограниченный доступ к информации, чтобы потом отдать свой голос. В отличие от Великой Бразилии, люди здесь не животные — они никому не принадлежат.

— Но в Бразилии всё не совсем так.

— Если вы считаете, что наши представления о вашей родине ложные, почему не расскажете, как обстоит дело?

— Полагаю, мне стоит гордиться тем, что вы сочли меня полезной, — сказала Мэси. — И я с радостью поделюсь правдой. Проблема в том, что люди вроде вас уже всё решили и никакая правда не изменит ситуацию.

Но Марису Басси не так просто было сбить с толку, и он в очередной раз попросил Мэси всё обдумать.

— Мы с вами еще поговорим. И надеюсь, вы измените свое решение. На карту поставлено многое. — Он тут же забыл о существовании Мэси, повернулся к присоединившейся к ним Исми Бакалейникофф и поинтересовался, что она думает о его скромном предложении.

Мэси поняла: ее присутствие больше не требуется — и двинулась прочь. Тут девушку догнал Юлдез Трукс, пижон, возглавлявший небольшую группу молодых людей, которые выступали за объединение с Парижем. Он заявил, что отказать Марисе Басси было большой ошибкой.

— Для тебя это такой шанс. Возможность не только заработать кредиты, но и доказать свою преданность нам. Если ты откажешься, все сочтут, будто ты до сих пор на стороне Великой Бразилии. Потому не можешь собраться с духом и рассказать правду.

Мэси засмеялась:

— С каких это пор нужно согласиться с тобой, чтобы доказать свою преданность?

— Я пытаюсь дать тебе хороший совет, — не останавливался Юлдез. — Когда развернутся военные действия, все те, в чьей верности правительство усомнится, окажутся в большой беде.

— А на чьей стороне ты, Юлдез? На стороне клана? Или Марисы Басси?

— Мы должны поступить правильно. Вот чего я хочу, — не успокаивался Юлдез. — И тебе бы стоило прислушаться.

— Как только я выясню, что значит поступить правильно, то обязательно так и сделаю, — ответила Мэси, и прежде чем Юлдез успел ей возразить, к ним подскочил Ньют.

— Этот юнец снова тебе досаждает?

— Вовсе нет, — сказала Мэси.

— Ну хотя бы на твой голос я могу рассчитывать, — обратился к Ньюту Юлдез. — Уверен, человек, который поддерживал Призраков, не сдастся без боя.

— Нам с Мэси нужно переговорить с глазу на глаз. Почему бы тебе, Юлдез, не прогуляться? Уверен, тебе есть кого покорять своими чарами.

Когда Юлдез скрылся, Ньют заявил Мэси, что парень родился остряком.

— В детстве он дразнил младшеньких до тех пор, пока те не заплачут. Получал от этого огромное удовольствие. Я все жду, когда он вырастет, но, похоже, напрасно.

— То есть ты считаешь, я маленький ребенок, которому нужна защита?

— Не совсем. Только, пожалуйста, не начинай. Знаю, что ты собираешься сказать. Быть независимой, падать и подниматься, учиться на своих ошибках. Вечно ты так говоришь, когда бесишься, что тебе попытаются помочь.

— А какой смысл? Ты все равно пропускаешь все мои слова мимо ушей, — парировала Мэси. — Но помощь мне точно не требуется — с ничтожными забияками вроде Юлдеза я сама разберусь.

— Что–то мне подсказывает, с Марисой Басси ты тоже справишься в одиночку, — ухмыльнулся Ньют.

— Думаю, я уже это сделала. Он попросил меня об услуге…

— И ты ответила, что не собираешься становиться частью его пропагандистской машины. Один из его помощников транслировал запись разговора в сети. Спустя секунд тридцать после начала мне принялись звонить люди, и тогда я посмотрел остальное. — Ньют вытащил из кармана рубашки пару спексов. — Если хочешь, можешь тоже взглянуть.

— Сукин сын подловил меня, — чертыхнулась Мэси. Чувствовала она себя так, словно из легких вышибли весь воздух.

— Если хочешь знать мое мнение, ты уже часть пропаганды. — заметил Ньют. — И что ты намерена с этим делать?

Не подумай, я не предлагаю помощь. Скажем так. я просто слегка полюбопытствовал.

— Не знаю. Но, похоже, остаться в стороне от всего этого безобразия у меня не получится.

 

4

После того как операция «Глубокое зондирование» едва не провалилась из–за организованной засады, уровень дипломатических возмущений с обеих сторон непомерно вырос. Посол Бразилии в Камелоте на Мимасе направил в каждый город и поселение системы Сатурна видеообращение, в котором выразил негодование по поводу безрассудных действий команды космического аппарата «Счастливые тропы» и предупредил, что любая последующая попытка препятствовать законному свободному перемещению бразильского корабля в системе Сатурна будет встречена соответствующим образом. Мэры, сенаторы, члены городского правления и префекты территорий, которые проголосовали за соблюдение нейтралитета, ответили призванными смягчить ситуацию сообщениями: все они так или иначе подчеркивали, что Призраки находятся вне их юрисдикции. Мэр Парижа на Дионе произнес длинную и страстную речь: он заявил, что люди могут выступить с мирными акциями протеста против любых действий так называемой совместной экспедиции, похвастался тем, что санкционировал установку защитных сооружений по периметру города, включая гамма–лазеры и рельсовые пушки, стреляющие канистрами с умным гравием, и в довершение сказал, что не колеблясь предпримет шаги против бразильцев или европейцев, если их присутствие будет представлять угрозу безопасности и суверенитету города. Эксперты обеих сторон все еще анализировали последствия сложившейся ситуации, когда впервые после почти годового молчания гений генетики Авернус выложила в сеть короткое обращение.

Она говорила прямо и не витиевато. Камера была зафиксирована и показывала лишь голову и плечи Авернус. Смуглая пожилая женщина с седыми волосами не носила косметики и драгоценностей, генетических модификаций внешности тоже не наблюдалось. И тем не менее всем своим видом она излучала харизму. Как и прочие люди науки — живые или мертвые, — Авернус считалась известным человеком. Кроме того, она была старейшим из ученых как на Земле, так и во Внешней системе. Авернус родилась в начале двадцать первого века на Земле, пережила нефтяные войны, битвы за воду, хаос, воцарившийся в ходе первого этапа климатических изменений. После Переворота она возглавила восстание, за которым последовал великий исход на Марс и спутники Юпитера и Сатурна. Она создала первые образцы вакуумных организмов, разработала множество разнообразных экосистем, адаптированных к условиям жизни в городах, поселениях и обителях Внешней системы, приспособила человеческое тело к жизни при низкой гравитации, изобрела методы терапии, продлевающие жизнь, и много других вещей. Слава ее не угасла, даже когда Авернус стала меньше появляться на публике, — напротив, ее уход породил множество странных слухов и легенд. Поэтому, как только гений генетики оставила уединенный образ жизни, это тут же привлекло всеобщее внимание как во Внешней системе, так и среди влиятельных людей на Земле. Аналитики, комментаторы и психолингвисты препарировали каждое слово в ее выступлении, но, увы, пришли к выводу, что речь Авернус, несмотря на восхитительную ясность, не содержит ничего нового и оригинального.

Гений генетики говорила о том, что после Переворота земные нации и колонии дальних пошли разными путями, в разных направлениях, ведь трудности, с которыми приходилось сталкиваться тем и другим, сильно различались. И все же, несмотря на непохожесть, последние годы показали, что люди Земли и жители Внешней системы ведомы единым несгибаемым человеческим духом, пусть порой безрассудным, но достойным восхищения. Именно он пробуждает в людях стремление понять и усовершенствовать условия, в которых они существуют, оставить свой след, совершив деяния невероятного масштаба и амбиций.

Раз за разом мы терпели неудачу, говорила Авернус. Но. упав, вновь поднимались и продолжали начатое, дав зарок в следующий раз добиться своими поражениями большего. Мы наделены великим даром — смотреть в будущее, за пределы собственной короткой жизни. Вот что движет нами. Мы хотим сохранить лучшее из того, что создается людьми в течение их жизней, а потому все мы, земляне ли, жители спутников Юпитера и Сатурна — все должны забыть о различиях и объединиться во имя общей цели. Продолжая в том же духе, она попросила дальних не провоцировать экспедицию на орбите Мимаса на враждебные действия и напомнила аудитории о важности торговых связей. Авернус упомянула, каких великих свершений две ветви человечества могли бы достичь, начав сотрудничать, и описала поистине утопическое будущее, в которой Земля полностью и окончательно залечит раны от прошлых ошибок, Солнечную систему колонизируют, выстроив множество мирно сосуществующих городов–государств. Что же касается ближайшего будущего, гений генетики призывала к созданию ассоциации сродни древней Организации Объединенных Наций. В ней представители всех населенных пунктов со спутников Юпитера и Сатурна, а также всех земных наций могли бы обсуждать разногласия. Напоследок Авернус объявила, что на время кризиса она поселится в Париже на Дионе и приложит все силы, чтобы добиться мира.

Итак, речи Авернус и Марисы Басси определили два полюса во Внешней системе. На одной стороне оказались те, кто хотел преодолеть исторический разрыв между Внешней системой и Землей, развивая программы культурного обмена, торговлю продуктами и технологиями, дипломатию и совместно работая над различными проектами. Другую сторону приняли дальние, не доверяющие трем крупным политическим силам Земли и, более того, считающие, что голубая планета не важна — утраченная мощь, чья демонстрация военной силы — лишь тщетный рефлекс. Эти люди хвастали, будто будущее принадлежит исключительно дальним, что они находятся на пороге культурной и научной революции, которая приведет их на следующую ступень эволюции.

На Земле тем временем происходило то же самое. В бразильском сенате сторонники экопроповедника Оскара Финнегана Рамоса надрывали глотки, призывая к дальнейшему развитию торговых связей. Однако большинство полагало, что инцидент во время операции «Глубокое зондирование» доказал: дальние представляют собой растущую угрозу. Глава национальной безопасности представил свидетельства того, что некоторые города в системе Сатурна запасаются оружием массового уничтожения, включая генетически созданную чуму и различные виды ядерного оружия. Он сообщил, что Мариса Басси спонсировал исследования и собирется установить, можно ли изменить орбиту одной из короткопериодических комет, намереваясь повторить постыдную попытку колонистов с Марса уничтожить Землю троянским астероидом. После этого поборников мира поубавилось. А когда данные попали в сеть, в крупных городах Великой Бразилии и Европейского союза прошла волна демонстраций против дальних. Правительство Тихоокеанского сообщества заявило, что их экспедиционный корпус в системе Сатурна не допустит повторения трагических ошибок прошлого.

— Проблема в том, что противники примирения уже всё для себя решили и теперь вовсю стремятся доказать свою правоту, — сказал Оскар Финнеган Рамос Шри Хон–Оуэн. — Тем самым они порождают страх и ненависть. Но все это необоснованные предрассудки. До тех пор, пока люди боятся врага, они верят, что тот способен на любые жестокости. Слухи о чуме и планетах–убийцах не более чем вымысел, но в нынешнем климате с их помощью можно очень легко превратить дальних в исчадия ада. Мы, увы, находимся в невыгодном положении, ведь мы не можем воспользоваться приемом наших соперников и начать распространять ложные слухи, обличающие их. Мы должны придерживаться истины, иначе уподобимся своим врагам и опорочим дело, за которое ратуем всей душой. Но все же какой смысл быть правым с точки зрения логики, морали, истории?.. Для чего нужна правда, если в конечном счете мы проиграем?

Шри явилась в убежище экопроповедника в Нижней Калифорнии по его просьбе. Из–за накалившейся обстановки Оскара навещало такое количество людей, что неподалеку от городка Карризалито построили временную взлетно–посадочную полосу. Шри с двумя сыновьями прилетели прямиком из Антарктиды, но профессору пришлось подождать в диспетчерском пункте, пока закончится встреча с делегацией ученых из Европейского союза. Неделю назад кто–то попытался отравить запасы воды Оскара, после чего ввели куда более серьезные меры безопасности — Шри такого еще не видела. В аэропорту их встречали бронированные автомобили и вооруженные солдаты. На всем пути от Карризалито до обители Рамоса были организованы контрольно–пропускные пункты. В нескольких километрах от берега бороздил воды смертоносный патрульный корабль в полной боевой готовности. На контрольном пункте прибывших тщательно обыскали, и все же, прежде чем позволить Шри пройти остаток пути до хижины Оскара, ее обнюхали и проверили патрулирующие дюны волки.

Даже теперь, когда они с Оскаром прогуливались по пляжу, обдуваемые порывами теплого ветра, на почтительном расстоянии среди зарослей сухой травы на гребнях дюн крался волк. Его блестящая шкура переливалась в ярких лучах. Однажды Шри довелось наблюдать, как эта боевая машина охотится за ланью на территории фабрики, где их создавали. Устроившие демонстрацию сотрудники делали ставки, сколько протянет добыча, а волк гонял лань туда и обратно, издевался, словно матадор над быком, пока та окончательно не выдохлась. Лань замерла, дрожа и расставив ноги, с морды капала пена. Тогда волк уложил ее одним выстрелом в основание черепа, переломив позвоночник.

Шри прекрасно осознавала, что особь на дюне может сделать с ней то же самое, и все же, пока они бродили по побережью, ни разу не взглянула в сторону волка. Оскар раскидывал посохом выброшенный на берег мусор и вспоминал события непродолжительной односторонней войны с Марсом, проводя параллели и в который раз пересказывая доводы.

— Сто лет назад даже сомнений не возникало, что нужно начать войну, — вещал он. — Марсиане предприняли попытку уничтожить Землю. Мы должны были отомстить — иначе они сделали бы это снова. Нам стоило занять Марс и использовать его как плацдарм для завоевания Сатурна и Юпитера. Вместо этого мы, словно маленькие капризничающие дети, разнесли всю планету в приступе гнева. И вот теперь всё повторяется точь–в–точь.

Концом посоха, окованным железом, Оскар поднял клубок водорослей и отшвырнул его, но тут же извинился перед Шри за свое плохое настроение.

— Денек сегодня выдался тяжелый. Да и не только сегодня. Слишком многие считают, что всё ограничится наведением порядка и не более того, хотя уж им–то следовало бы понимать. Они призывают к восстановлению мира, очищению рядов, предотвращению конфликта. А в итоге получат открытую конфронтацию — войну, попросту говоря. Велика вероятность, что города Внешней системы будут разрушены, и тогда есть риск, что оставшиеся в живых дальние нанесут удар возмездия. Как знать, они могут преуспеть там, где жители Марса потерпели неудачу. В такие дни я все думаю — а может, радикальные экопроповедники были правы? Может быть, на Земле станет куда лучше без нас? Пройдет время — и другие виды взглянут на звезды, захотят узнать. Медведи. Или еноты. Вдруг у них получится лучше…

Какое–то время они шли молча. Когда Оскар сказал, что им пора повернуть обратно, Шри почувствовала облегчение, словно прошел спазм в мышце. Их встреча подходила к концу. Быть может, теперь старик расскажет, для чего он позвал ее. Однако только когда они одолели половину пути обратно к хижине, мужчина заговорил:

— Ты поддерживаешь связь с Арвамом?

— С радостью передам ему сообщение.

Шри стоило больших усилий не оглядываться на крадущегося в дюнах волка.

— Если я захочу поговорить с племянником, то могу сам ему позвонить. Я укачивал его на коленях, когда он был совсем маленьким. Он вырос на моих глазах — бесстрашный, решительный, смышленый ребенок.

Какое–то время они просто шли. Оскар о чем–то задумался. Наконец он промолвил:

— Знаю, что проект с суперумниками завершился. Скажи, члены ваших команд все еще поддерживают связь?

— Временами организуются встречи относительно потенциальных проектов.

Стоило вести себя осторожно. Шри до сих пор не ведала, как много Оскар знал о суперумниках — не о тех шимпанзе, а о настоящих. Кроме того, она не имела ни малейшего представления, насколько ее наставник был в курсе второй программы.

— То есть встреча с этими людьми окажется вполне логичной.

— Конечно. Что я должна сделать?

— Так, малость. Ты ведь в любом случае летишь в Бразилиа? На эти слушания по поводу разведданных.

— Меня вызвали в суд, — подтвердила Шри. — Сразу по приезде я подала отчет — теперь мне предстоит выступить перед комитетом по безопасности и под присягой ответить за каждое написанное мной слово. Непохоже на проявление доверия.

— Я вовсе не обвиняю тебя в помощи нашим противникам, — сказал Оскар. — Им лишь бы найти повод навредить дальним. Но, я знаю, выбора у тебя не было.

— Моего сына тоже допросили. Как и всех, кто посещал Внешнюю систему за последние пять лет.

— Как Альдер? Как Берри?

— У Альдера отныне своя должность. Он следит за реализацией части моих старых проектов. А Берри по–прежнему увлечен естественной историей.

— Альдеру исполнилось шестнадцать, не так ли? Столь же одаренный, как и его мать. Тебе стоило взять их с собой, а не оставлять в Карризалито.

— В следующий раз.

— У меня есть то, что может заинтересовать Берри. Это как раз напомнило мне — я хотел попросить тебя об услуге. В команде по анализу разведданных у моего племянника нашелся человек, разделяющий наши взгляды. Он говорит, будто их заставляют писать отчеты, основанные на предрассудках начальства, не содержащие ни слова правды. Поэтому он собирался передать мне необработанные данные, по которым сейчас команда готовит отчет. Я хочу, чтобы их проанализировали мои люди и сделали вывод о том, насколько информация правдива. Вот я и решил, коль скоро ты и твои подчиненные по–прежнему поддерживаете контакт с командой Арвама, ты лучше всех подойдешь для этого задания и сумеешь заполучить и тайно передать мне сведения.

Оскар назвал имя человека, решившего им помочь, и сказал, что он служит старшим офицером в разведывательном подразделении Арвама Пейшоту, поэтому сумеет придумать подходящую причину для встречи с Шри или кем–то из ее людей.

— Я сама все сделаю, — сказала профессор.

— Отлично. Тогда привези мне данные, как только сможешь. Мы должны ответить на черную пропаганду, распространяемую моим племянником, прежде чем она пустит корни. Ведь так?

— Сделаю все, что в моих силах.

Шри следовало бы немедленно доложить обо всем Арваму и вверить судьбу Оскара в его руки. На то были причины, хотя бы вопрос ее собственной безопасности. Арвам собирался отправиться на Сатурн — у него не было ни времени, ни терпения, чтобы разбираться с теми, кто выступил против него. Если генерал узнает про эту глупую затею, то воспользуется случаем, чтобы унизить и посрамить Оскара, лишить всех привилегий, которыми экопроповедник еще пользовался в семье. Тем самым Арвам нанесет непоправимый вред фракции, борющейся за установление мира. Если репутация Оскара рухнет, то и Шри окажется запятнана из–за своей с ним связи. Кроме того, она до сих пор испытывала привязанность, пусть и остаточную, к своему пожилому наставнику. Она не станет ничего делать и спасет его от его же собственной глупости. Подождет несколько дней, затем отправит Оскару сообщение, что не сумела выполнить поручение. Так она и сделает. Придумает какую–нибудь историю, и все будет выглядеть, словно ее вины здесь нет. Можно попросить Ямиля убить офицера, сделать так, чтобы этот связной исчез…

— Ты напугана. Это вполне естественно. — Оскар неправильно истолковал молчание Шри. — Времена сейчас опасные. Знаю, в твоей исследовательской лаборатории в Антарктиде тебе ничто не грозит, но в Бразилиа стоит поостеречься, дорогая. Задумайся, стоит ли брать с собой сыновей.

— Альдера тоже вызвали в суд.

На мгновение взгляд Оскара затуманился.

— Ах да, конечно. Прости, дорогая. В последнее время я такой рассеянный.

— Не беспокойтесь обо мне. Я сумею о себе позаботиться.

— Ты всегда была моей лучшей ученицей.

— Я у вас в долгу. Никогда этого не забуду, — сказала Шри.

С огромным сожалением она осознала, что их долгая дружба подошла к концу. Когда все это закончится, они будут квиты. Если точнее, уже Оскар окажется у нее в долгу. Экопроповедник будет обязан Шри своей репутацией и жизнью, даже не подозревая об этом.

— Хочу кое–что тебе показать до отъезда, — заговорил Оскар. — Та вещь, которая должна понравиться Берри. Это займет лишь минуту.

Экопроповедник отвел Шри на пляж к огражденному проволокой загону чуть выше приливной отметки.

— Вы снова пытаетесь вывести черепашат, — заметила Шри.

— Не совсем. Две самки, которых я выпустил в прошлом году, вернулись и отложили яйца. Когда они вылупятся, у нас будет первое поколение местных атлантических ридлей за последние сто пятьдесят лет.

Оскар улыбнулся, искренне, по–детски радуясь. Выглядел он все еще сильным, хотя сутулился, подобно обезьяне, а на широких плечах проступили розовые и коричневые пятна после последних сеансов фаготерапии, что убивала нарождающиеся под действием солнца раковые клетки. Непобедимая живучая болезнь.

— Когда все кажется безнадежным, нам остается лишь надеяться. Порой за веру нам воздается. Ступай, дорогая, и делай что должна.

Шри с сыновьями отправилась в Бразилиа, и практически сразу всё пошло наперекосяк. По дороге из аэропорта ее лимузин перехватили и заблокировали две патрульные машины. Ямиль Чо приказал водителю припарковаться и намеревался узнать, что нужно полицейским. Однако стоило ему выйти из автомобиля, служители правопорядка прижали его к лимузину, обыскали и, забрав пистолет, надели наручники. Берри наблюдал сквозь тонированное стекло и тут же пожелал узнать, застрелят ли полицейские Ямиля. Альдер разуверил его, сказав, что городская полиция не посмеет вмешиваться в дела семьи и все это недоразумение.

Офицер открыл дверь со стороны Шри и приказал ей выйти из машины.

— Вы об этом пожалеете, — бросил ему Альдер.

— Тише, — усмирила сына Шри и выбралась на солнцепек.

Мимо плотным потоком неслись автомобили. Профессор гадала, узнал ли Арвам про план ее наставника. Может, таким образом он решил положить ему конец? Просто заставив ее исчезнуть? Шри была спокойна, но в голове звенело, а ноги казались ватными. Полицейский схватил ее за локоть и повел к одной из патрульных машин, затем приказал сесть на заднее сиденье.

Там ее ждал опрятный молодой человек в черном костюме. Когда Шри устроилась подле него, мужчина холодно улыбнулся и извинился за представление.

— Увы, но нам не удалось связаться с вами обычным способом.

Пружины автомобиля заскрипели, когда один из полицейских забрался на переднее сиденье. Патрульная машина вырулила мимо лимузина и помчалась вперед с надрывно завывающей сиреной.

— Не волнуйтесь, — обратился к Шри молодой человек. — Ваши сыновья и секретарь скоро поедут домой.

— А меня вы куда везете?

— У Эуклидеса Пейшоту есть к вам одна очень важная просьба, — сказал он.

Патрульная машина направилась к южной оконечности города, миновала извилистую улицу, по обеим сторонам которой тянулись пышная растительность и высокие стены, ограждающие дома богатеев, и припарковалась возле стоящей особняком виллы, где Эуклидес Пейшоту держал одну из своих любовниц. Он поджидал Шри во внутреннем дворике. Его любовница — пухлая матушка–гусыня — поставила на отделанный плиткой столик кувшин с холодным кофе и тарелку сладостей, развернулась и ушла.

Эуклидес Пейшоту заверил Шри, что территория полностью охраняется лично им отобранным составом, регулярно проверяется на наличие жучков и в целом безопасна. Ее приезд останется в тайне, так что она может говорить свободно.

— Хочу, чтобы вы рассказали мне, о какой услуге вас попросил мой дядя. Во всех подробностях.

— Вам и без того всё известно. В противном случае вы не стали бы меня похищать.

— Вы злитесь. И несомненно напуганы, довольно сильно напуганы. Но бояться нет нужды. Разве я угрожал или навредил вашим сыновьям? Нет. Я отпустил их, и сейчас они вместе с вашим секретарем уже в квартире. Разве я угрожал или навредил вам? Отнюдь нет. Я лишь пригласил вас к себе, чтобы попросить о помощи. Вы можете совершить ужасную ошибку — я лишь хочу это предотвратить. Поэтому прошу, поведайте мне о просьбе дяди, да не утаивайте ничего.

Шри не сомневалась: Эуклидес знает о том, что Оскар попросил ее забрать чертову иглу данных. Вероятно, он или другой член семьи, обладающий большей информацией, прослушивали разговоры Оскара. Или человека, который должен был с ней связаться, раскрыли. А может, он вообще двойной агент. Какая разница! Единственное, что имело значение, — Эуклидес попросит ее предать Оскара, как только закончит эту игру в кошки–мышки. Другой причины, почему ее привезли сюда, не могло быть. Пока Шри ехала в патрульной машине, она тщательно обдумала происходящее, рассмотрела со всех сторон — она знала наверняка, о чем ее попросят, и понимала, что выхода нет — ей придется согласиться. Она собиралась защитить наставника, который лез не в свое дело, от его же собственной глупости, но теперь шансов не осталось. Нужно спасать себя, детей и свою работу.

Профессор уставилась в одну точку слева от лица Эуклидеса Пейшоту и как можно бесстрастнее объяснила, что Оскар подозревал, будто доклады о возможностях дальних содержат ложную информацию. Поэтому он попросил ее связаться с человеком из разведывательной службы Арвама Пейшоту, готового передать им необработанные данные для отчета. Выбора Шри не оставили, и все же ей было противно и стыдно.

— Вы планировали отправиться прямиком к Оскару, после того как получите иглу данных, — уточнил Эуклидес.

Он развалился на низком стуле, исполненный спокойствия, беззаботный. Из одежды на нем были лишь белые брюки. Правую руку от плеча до локтя покрывали татуировки — стилизованные изображения орлов и ягуаров, которые чем–то напоминали рисунки майя.

— Как только я завершу все свои дела здесь, я собиралась тут же вылететь к нему, — подтвердила Шри.

— И никаких попутных встреч. Никаких разговоров с другими.

— Ни с кем.

Потянулись долгие минуты молчания. Лишь плеск фонтана в центре тенистого дворика нарушал тишину. Сердце Шри металось в груди подобно запертому в клетке зверю.

— И вы пошли бы на это? Отнесли бы иглу моему дяде? Положили к его ногам, словно преданный пес?

— Скажем, я рассматривала и другие возможности.

— Профессор–доктор, вы умная женщина. Уверен, вы уже решили, как действовать. Собирались рассказать Арваму о предателе?

— Нет, убить. Предателя, не Арвама.

— До или после того, как получите информацию?

— А теперь это имеет значение?

— Мне важно, чтобы вы были предельно откровенны.

— Я не собиралась отвозить иглу данных Оскару. И не собиралась просвещать генерала Пейшоту на этот счет.

— Хотели оградить дядю от последствий его глупости. Как благородно.

Шри выжидала, когда Эуклидее прервет молчание, стойко выносила его проницательный насмешливый взгляд.

— Дядя всегда казался мне старым, — начал Эуклидее. — Он прожил славную насыщенную жизнь, но, как мне ни претит констатировать этот факт, теперь он боится перемен. Для него прошлое важнее настоящего. Ведь в нем все стабильно и известно. А в настоящем появилось столько всего, что ему неподвластно, чего он не понимает. Вот почему он уединился в своем доме. Он сузил свой мир до тех размеров, которыми ему под силу управлять. Очистка пляжа. Эти черепахи. Огород. Я не критикую его. Напротив. Для человека в столь преклонном возрасте всех этих хобби оказалось бы достаточно, чтобы занять время. Но мой дядя не может не вмешиваться в другие дела, как вам прекрасно известно. Пусть он не принадлежит этому миру, но он не может отстраниться. Даже не понимая, как всё теперь устроено, он считает, что способен изменить жизнь к лучшему. А кстати, кто предатель? Вы забыли назвать его имя.

— Мануэль Монтань.

Шри лишь подивилась тому, что не испытала никаких чувств при этом. Она вынесла человеку смертный приговор и осталась равнодушной.

— Мануэль Монтань, — протяжно повторил Эуклидес, словно пробуя имя на вкус. — Подполковник Мануэль Монтань. Из личного штаба Арвама. Не корите себя, профессор–доктор. Тут нет вашей вины. Я и так знаю, что Монтань ценит свои идиотские моральные принципы выше, чем преданность. Мне известно, что он предатель. Вопрос, конечно, в том, в курсе ли Арвам.

— Я была с вами предельно честна. — сказала Шри. — Помните об этом.

— Вы сделали правильный выбор — я счастлив. Профессор–доктор, вы ценный кадр. Не только благодаря вашему гению и способностям. Но и потому, что мой дядя пока только подозревает о вашем предательстве — ему неизвестно наверняка.

— Я всегда трудилась на благо семьи. Изо всех сил, — заметила Шри.

— Рад это слышать. А теперь перейдем к делу. Вот что вам предстоит. Вы встретитесь с подполковником Монтанем, но только полученную от него информацию вы дяде не повезете. Вместо этого вы передадите Оскару данные, которые подготовлю я. Знаю, о чем вы сейчас думаете, но не стоит беспокоиться, — сказал Эуклидес. — Я вовсе не собираюсь вредить вам или вашим сыновьям, профессор–доктор, если только вы исполните всё, как я попрошу. И подставлять дядю я тоже не думал. Напротив, я хочу уберечь его, пока он не выставил себя на всеобщее посмешище. Поэтому вы сделаете вот что — передадите ему разведданные, согласно которым дальние не просто планируют напасть на наших людей в системе Сатурна, но и вооружаются для полномасштабной атаки на Землю. Может, когда у него появятся веские доказательства того, что дальние готовы пойти на нас войной, он перестанет поддерживать заведомо проигрышное дело и откажется от идей установления мира.

— Очень сомневаюсь, что вам удастся добиться подобного результата. Сто лет назад он не сумел остановить одну войну. Теперь он полон решимости не допустить следующей.

— Вы правы, дядя чертовски упрям, — согласился Эуклидес. — А еще очень умен и хитер. Возьмите хотя бы то, как он решил проверить вашу преданность при помощи этого маленького задания. Но кто знает, может, я не уступаю ему. Как только вы передадите сведения дяде, я раскрою Мануэля Монтаня. Со временем старина подполковник выдаст нам информацию о заговоре — разразится скандал, и Оскар будет опозорен.

— А как же я?

— Вы продемонстрируете преданность клану, а не заблуждающемуся старику. Вы ведь знаете, что он обманывает себя. Он не понимает — всё куда серьезнее, чем противостояние землян и дальних, истинных людей и так называемых постлюдей. Это война поколений. Слишком долго обеими сторонами правили пожилые люди. Они сопротивляются переменам, видят только то, что хотят. Но настало время всё пересмотреть. Историческая неизбежность, так сказать. Лично я рекомендую вам забыть о своей сентиментальной привязанности к наставнику, профессор–доктор. Не пытайтесь спасти его от него же самого. Он лишь потянет вас за собой вниз.

— Полагаю, я должна вам сообщить, когда договорюсь о встрече с подполковником.

— Не утруждайте себя. Я узнаю обо всем раньше вас: мои люди держат его под постоянным наблюдением.

— Генерал Пейшоту знает про Монтаня? Про всё это?

— Арвама не нужно ставить в известность, — сказал Эуклидес. — Он слишком занят подготовкой к полету на Сатурн на этом своем корабле. Много работы. Много дел. Не стоит его беспокоить по пустякам. Вам ясно?

— Пожалуй, я всё поняла.

Шри знала: она нужна Эуклидесу, чтобы доставить иглу данных. Зато потом, когда она выполнит его поручение, пользы от нее уже не будет, и, несмотря на все заверения Эуклидеса, ее, скорее всего, убьют.

— Очень на это надеюсь, — заявил Эуклидес. — Ах да, еще кое–что, прежде чем вы уйдете. Семья считает, что какое–то время вам лучше побыть в Бразилиа.

— Я планировала вернуться в Антарктиду, как только закончатся слушания, — заметила Шри. — Меня, как и генерала Пейшоту, ждет много работы.

— Уверен, в вашем маленьком ледяном королевстве нет таких дел, за которыми вы не могли бы следить отсюда, — сказал Эуклидес. — Конечно, вам позволят наведаться в хижину моего дяди. Но затем придется вернуться в Бразилиа. И остаться там. Вам и вашим сыновьям.

— При чем здесь они?

— Семья печется об их безопасности не меньше, чем о вашей. Здесь с ними ничего не случится.

— Хотите сказать, они станут заложниками.

— Они будут в безопасности. Обещаю. Но хватит разговоров. Всё решено, и обратного пути нет. Чувствуете ветер перемен? В ближайшие несколько недель те, кто важен для нашего дела, должны держаться поблизости. А уж ваша роль, профессор–доктор, просто неоценима.

— Я верой и правдой служила клану, — поделилась Шри со старшим сыном. — Я отправилась на Юпитер с лучшими намерениями. Я хотела, чтобы строительство биома завершилось успешно. И на Арвама я работала из лучших побуждений. Что еще мне оставалось делать? Ослушайся я хоть раз, откажись сотрудничать с Оскаром или Арвамом, меня ждало бы наказание. Они забрали бы у меня все проекты, над которыми я работала. Но я все равно обречена, несмотря на верность. Они вынудили меня предать Оскара. Только едва ли я получу награду после, помяни мое слово.

— Ты все сделала правильно, — успокоил ее Альдер. — В сложившейся ситуации у тебя не было выбора.

— Знаю, но лучше от этого не становится.

Шри и Альдер прогуливались по территории фамильной библиотеки Пейшоту. До Переворота и гражданской войны здесь располагался ботанический сад. Вечерело. Вдоль дорожек, извивающихся между клумбами, зелеными лужайками и деревьями, зажигались фонари. На западе, у самого горизонта, еще видны были отблески заката. На темнеющем небосводе зажигались первые звезды, а над черными кубиками библиотечных зданий, словно огромная улыбка, выплыл тонкий серебристый полумесяц.

Шри очень любила это место. После того как Оскар Финнеган Рамос нашел ее на сельскохозяйственном исследовательском объекте, где она занимала какую–то непонятную должность, после того как он помог ей получить один из самых известных грантов, который давал возможность работать над любым проектом по собственному выбору, она провела здесь три года. Именно в библиотеке родились ее первые оригинальные идеи, тут она осознала, кем хочет стать, как собирается строить свою карьеру, чтобы в конечном счете получить от мира то, чего так страстно желало ее сердце. На этой самой скамейке перед газоном с пальмами и гибискусом Шри придумала, как решить проблему с переносом электронов в новой системе искусственного фотосинтеза, которую она разрабатывала. А ведь до этого она не одну неделю билась над ней — вертела то так, то сяк, перебирала варианты, а задача оставалась для нее темным лесом. Женщина вспомнила, как наблюдала за изумрудными колибри, зависшими рядом с ярко–красными цветками гибискуса, — машущие крылья птицы напоминали размазанный росчерк кисти. И вдруг ответ пришел к ней сам собой, полностью сформулированный, — момент откровения, чистого незамутненного счастья, только рождение первенца принесло ей больше радости.

Шри до сих пор снимала квартиру в одном из жилых комплексов, где обычно размещались приезжие ученые. Она любила бродить по саду возле библиотеки. Но сегодня столь дорогой ее сердцу, столь знакомый лабиринт тропинок и раскинувшиеся вокруг холмы напоминали клетку. В сумерках теплый влажный воздух обволакивал ее, подобно савану.

— Эуклидес работает не один, — сказал Альдер.

— Естественно. Ему не под силу придумать такой план в одиночку. Он лишь видимая верхушка айсберга — основные силы заговорщиков спрятаны глубоко в недрах семьи. Они выступают за войну. Они хотят унизить Оскара. Подорвать его авторитет. Это вполне очевидно. А еще я думаю, они собираются скомпрометировать Арвама.

— Считаешь, Арвам не замешан в их плане?

— Эуклидес ясно дал мне понять, что генерал здесь ни при чем. Арвам даже не в курсе, что один из его офицеров снабжает Оскара информацией. Когда придет время и война закончится, они используют это против генерала, пока победа не сделала его слишком могущественным. Ну и, конечно, у них будет повод устранить меня. Сработано чисто. Даже восхищение вызывает. Одной пулей поразить сразу три цели.

— Зачем им ликвидировать тебя?

— Они сомневаются в моей преданности. К тому же я слишком много знаю. Какая им от меня польза? Они получили все, что нужно для ведения войны, поэтому меня можно пустить в расход.

Шри выплюнула эти слова, будто прогорклые семечки.

— Ты ждала награды, а вместо этого, как тебе кажется, заработала наказание, — принялся рассуждать Альдер. — Ты расстроена, ибо чувствуешь, что с тобой обошлись несправедливо. Однако таков закон жизни — обыкновенные люди на службе у великих мира сего должны быть готовы к тому, что в одночасье всё может перемениться. Наделенные богатством и властью порой оказываются невероятно жестокими и капризными. Их прихоти способны перевернуть жизни слуг, а им до этого и дела нет. Не удивлюсь, если для Эуклидеса и его таинственных покровителей ты лишь промежуточное звено. Пешка в игре против Оскара и генерала.

— И они намерены этой пешкой пожертвовать.

— Как знать. Если игра подходит к концу, тебя могут и повысить.

— Эуклидес передал: семья требует, чтобы я осталась в Бразилии. Мне запрещено возвращаться домой. Они запросто могут пустить двадцать лет моей работы псу под хвост. Разумеется, они не станут со мной церемониться. Выбросят как игрушку и ни капельки не пожалеют. На их великодушие и сочувствие рассчитывать не приходится. Нет, если я хочу выжить в этой игре, то должна действовать самостоятельно. Кроме того, остается другой вопрос.

— Авернус, — с ходу догадался Альдер.

После фиаско в Радужном Мосту Шри поклялась, что, если начнется война, а точнее, когда она разгорится, профессор потребует награды за свою преданность семье в виде единоличного доступа к Авернус и ее секретам. Этот приз предназначался исключительно ей. Лишь она была его достойна. Она, только она его заслуживала. Стоило представить, как кто–то из ее алчных глупых соперников копается в трудах Авернус, изучает и использует секреты гения генетики, как Шри охватывал нестерпимый гнев, гнев беспомощности.

— Уж лучше убить Авернус и уничтожить ее работы, чем позволить какому–нибудь мелкому дураку извратить их и всё разрушить.

Мать и сын продолжали идти в жарких сгущающихся сумерках. На лужайках, среди огромных цветочных клумб ожили поливальные машины: они щелкали и посылали высоко в воздух струи воды.

Прошло немного времени, и Альдер спросил:

— Это ведь не очередная проверка? Ты давно решила, как поступишь, и просто хочешь, чтобы я до всего дошел сам…

Мальчик уже на десять сантиметров перерос Шри. Хотя двигался он все еще по–детски неуклюже, в нем становились заметны черты красивого элегантного юноши. Как и Шри, одет он был во все черное. Черная рубашка с коротким рукавом, черные плиссированные брюки, черные ботинки с заостренными носами, окованными сталью. Золотистомедовые волосы были коротко стрижены, и только справа оставался длинный локон, спадающий на лоб и доходящий до острой скулы. Никто уже не назвал бы его мальчиком. Амбициозный молодой человек, подкованный в вопросах политики и власти, — вот каким стал Альдер. И он прекрасно знал, что необходимо для продвижения интересов его матери и защиты ее исследования.

Печаль и гордость охватили Шри. Она всегда поощряла сына, когда тот брал на себя дополнительную ответственность, но знала, что платой за это будет его невинность. Такую цену платил каждый, кто желал власти. Однако от этого не становилось легче.

— Мне не нужно, чтобы ты во всем разобрался. Меня волнует твоя безопасность, а потому ты не должен знать о моих планах. Хотя и твоя помощь мне потребуется. Я не сильна в политике, заговорах, обольщении. Да и потом, ты не меньше меня замешан в этом деле. Даже если мне удастся выжить, наши жизни кардинально переменятся. Стоит мне оступиться, ты и Берри в лучшем случае окажетесь сиротами без наследства.

Альдер рассмеялся, но тут же извинился за свое поведение:

— Прости, но речь прозвучала столь драматично.

— Как бы то ни было, это правда.

— Знаешь, мне кажется, я мог бы оказаться гораздо полезнее, доверься ты мне…

— Как ты мог подумать, будто я тебе не доверяю? Дело не в доверии. Я пытаюсь оградить тебя от беды, — заявила Шри. — Если ты узнаешь слишком много, то окажешься в опасности. Так что никогда больше не спрашивай меня о планах.

— Прости, — вновь извинился Альдер.

— Тебе придется уехать. Туда, где Эуклидес не сможет тебя достать, — сказала Шри.

— А как же Берри?

— Я присмотрю за ним. Тебе же придется самому позаботиться о себе, пока мне не потребуется твоя помощь.

— Конечно.

Шри остановилась. Альдер тоже замер, повернулся и посмотрел на нее, такой высокий и серьезный.

— Пообещай мне, — промолвила она.

— Клянусь.

Она встала на цыпочки и поцеловала его в губы.

— Хорошо. Мне потребуется год, может, больше. Но мы расстаемся не навсегда. Я свяжусь с тобой, когда опасность минует. Тогда мне понадобятся все твои знания дипломатии и умение вести переговоры. Просто не будет, но это наш единственный способ выжить.

— Ты всегда учила меня: важные победы легко не достаются, — сказал Альдер. — Пусть Эуклидес и его компания имеют над тобой власть, они даже не представляют, насколько ты сильна. Куда могущественнее, чем сама думаешь. Ты много сделала на благо клана. Ты — великий гений генетики. У Пейшоту нет и не было другого такого гениального ученого. А это чего–то да стоит.

— Будем надеяться.

 

5

Все опросы клан Джонс–Трукс–Бакалейникофф проводил в афинской манере — публично и открыто. Люди опускали в урну для голосования белый или черный стеклянный диск — победа или поражение определялись простым большинством. Ньютон Джонс голосовал почти последним за предложение поддержать Париж на Дионе. Он улыбнулся Мэси, схватил черный диск и положил в урну. Спустя десять минут объявили результаты — черные обошли белых незначительным большинством. Предложение было отвергнуто.

Покидая комнату, Юлдез Трукс обратился к Мэси:

— Полагаю, ты порадуешься, лишь когда здесь появятся бразильские отряды.

— Мы выиграли честно, больше чем одним голосом, — парировала Мэси. — Перестань валить всё на меня и смирись.

На следующее утро в гараже Мэси грузила в изотермический роллигон сумки с семенами и культурами микроорганизмов, колбы с нематодами и коллемболами, когда ей пришло сообщение от матери Ньюта, в котором та вызывала девушку к себе. Эбби Джонс жила в отдельно стоящей башне к западу от основного здания. Обтекаемая форма башни с чем–то вроде плавников напоминала космическую ракету. Подобный дизайн был в моде лет триста назад — дань нереализованной мечте. Верхний бесшовный слой фуллерена отполировали до блеска, так что окружающий сад отражался в нем темными фигурами. Клумбы с лилиями, пятачки пожухлой травы, декоративный чертополох с серебряной листвой ограждали подстриженные газоны. Вокруг беседки вились белые розы. Берег квадратного пруда со всех сторон был выложен каменными плитами, а под листьями кувшинок, разбросанными, словно монетки, по поверхности черной воды, плавали карпы кои.

Мэси уже несколько раз общалась с Эбби Джонс, но никогда ей не назначали встречу один на один. Ей еще не доводилось бывать в башне главы–матриарха. На входе девушку встретил маленький робот с тремя паучьими ногами и прозрачным пластиковым панцирем, обшарпанным за годы службы. Он отвел Мэси к лифту, который доставил ее в комнату с большими круглыми окнами на все стороны света — почти на самом верху башни. Возле одного из окон на подушке восседала Эбби Джонс и что–то читала на планшете. Бледная, стройная и высокая, как Ньют, Эбби была одета в простую тунику из небеленого хлопка и брюки из точно такого же материала. Длинные седые волосы женщина зачесала назад и собрала в сеточку, которая висела у правого плеча. Эбби Джонс отложила устройство и предложила Мэси присесть, а затем поинтересовалась, завтракала ли ее гостья.

— Да, мэм.

— Хорошо, а кофе вы любите?

Мэси кивнула и устроилась на подушке напротив пожилой женщины, а крохотный робот засеменил к лифту, клацая паучьими лапками. Комната была маленькой, но светлой и просторной. У стены между двумя окнами стоял книжный шкаф, напротив него — рамка ткацкого станка, с которой свисала длинная тяжелая ткань с узором из красных и черных полос, готовая пока лишь наполовину. Из окон открывался вид на сад с его зеленой травой и белыми цветами, на лоскутный ковер из полей, групп деревьев, лугов, тянущихся до самого края леса. Все это великолепие освещали фонари, а ввысь под крутым наклоном убегали стены купола.

Эбби Джонс заговорила:

— Надеюсь, я не оторвала вас от работы.

— Мои дела могут подождать.

— Вы трудитесь над созданием новой обители.

— Все верно, мэм. На равнине, в южной части Карфагенских линий. Сейчас там задействована команда роботов, которая застраивает несколько территорий.

— Пожалуйста, зовите меня Эбби.

— Хорошо.

— Вы уже довольно долго занимаетесь устройством оазисов.

— Около восьми месяцев.

— И как вам работа? Нравится?

— Очень.

— Я рада. У каждого должно быть дело по душе. Тогда работа становится частью человека, частью его личности.

— Вам, я вижу, нравится ткать.

— Помогает расслабиться, когда я устаю управлять этим местом. Здесь у нас демократия, не признающая рангов: любое решение по любому вопросу принимается всеобщим голосованием. Но кто–то должен следить за тем, чтобы эти решения исполнялись и при этом не нарушались ничьи права. Да и потом остаются мелкие рутинные проблемы и проволочки, ради которых нет смысла обращаться к коллективной мудрости.

Вернулся маленький робот с деревянным подносом, на котором стояли кофейник, кувшин молока, сахарница, чашки с блюдцами из костяного фарфора и тарелка с тонким печеньем цвета меда. Робот опустил поднос на пол между двумя женщинами, его обод с сенсорами повернулся на сто восемьдесят градусов, после чего он отступил к книжному шкафу и сел на паучьих ногах, а гидравлика испустила тяжкий вздох. Эбби Джонс разлила кофе по чашкам и предложила Мэси сливки и сахар.

— Спасибо, я пью чисто черный.

Хозяйка отхлебнула напиток и посмотрела на гостью поверх чашки.

— Вы проголосовали против союза с Парижем.

— Это был выбор большинства.

— Как считаете, теперь Мариса Басси решит, что вы не собираетесь ему помогать?

— Он может думать что хочет. — Мэси на мгновение умолкла, а затем продолжила: — Если Мариса Басси знает о том, как я проголосовала, не просто догадывается, а стопроцентно уверен, получается, кто–то из присутствующих доложил ему, что я опустила в урну черный диск.

Эбби Джонс склонила голову и слегка улыбнулась.

— Думаю, я знаю, кто это сделал, — сказала Мэси. — Не волнуйтесь, я не собираюсь раздувать из этого скандал. Разве что вы захотите.

— При необходимости я сама разберусь с этим делом.

— Но откуда вам известно, что Мариса Басси в курсе того, как я проголосовала?

— Он связался со мной прежде, чем я позвонила вам. Мэр привел массу аргументов, пытаясь доказать, что мы были не правы, когда отказались поддержать его. А затем добавил, что знает: вы проголосовали против предложения. Он выразил предположение, что вы отравляете умы членов нашего клана своей пробразильской пропагандой.

— И поэтому вы пригласили меня?

Эбби Джонс покачала головой.

— Я не намерена вас обвинять. Мне показалось, будет справедливо поведать вам о том, что мне рассказал Басси. С вами он не связывался?

— Нет, но уверена, он еще успеет. Скорее всего, снова попросит меня о помощи. А если я не соглашусь, мэр наверняка выступит с обвинительной речью и назовет меня шпионкой или кем–то в этом роде.

— Если вам потребуется помощь, нужно лишь попросить.

— Это очень мило с вашей стороны. Но, пожалуй, я знаю, как сорвать его планы.

— Предложение в силе.

— Благодарю, — сказала Мэси. — Но, если вы не против, я бы сперва попробовала реализовать свой план. В некотором роде эта идея захватила меня.

После непродолжительного молчания Эбби Джонс заговорила:

— Иногда происходят события, которые полностью меняют жизнь человека. События, которые делят всё на «до» и «после». Все то, что происходило до этого события, даже те решения и поступки, которые к этому событию привели, вдруг становится далеким, словно сон или история, рассказанная кем–то. А все то, что разворачивается теперь, ни капли не похоже на то, что было в прошлом, потому что человек изменился и уже не станет прежним. Вот что случилось с вами. Я права?

— Моя жизнь и правда переменилась, только пока я не поняла, как это на меня повлияло.

— Со мной такое тоже было. Жизнь вдруг резко перевернулась. До того как отправиться в длительное путешествие через пояс Койпера, я пользовалась скромной славой в небольшом кругу людей. Их интересовало, как достичь самых отдаленных уголков Солнечной системы. В общем, немного кредитов — вот и все, чем я могла похвастаться. А по возвращении я вдруг ненадолго оказалась самым известным человеком во Внешней системе, пошли слухи, будто в неизведанных регионах я повстречалась с чем–то необычным. Вариантов было множество: инопланетянин, призрак астронавта из пропавшей без вести экспедиции, искусственный интеллект, выросший из семени древнего космического зонда, мощная галлюцинация, показавшая мне прошлые жизни. Поговаривали, будто я уже не совсем человек, будто после этой встречи я смотрю на комедии и трагедии обычных людей с полубожественной перспективы. Конечно, все это был бред, но бред вполне понятный. Людям нравится придумывать пафосные объяснения для драматических ситуаций и разительных перемен. Несомненно, после экспедиции жизнь моя навсегда круто изменилась. Не стану отрицать, что четыре года, проведенные в одиночестве, оказали на меня влияние. Только вот ничего я во время полета не обнаружила, хотя рассчитывала. И если со мной и произошли перемены, то не вдруг, не в одночасье, не благодаря какой–то встрече, а просто пока я проживала каждый день, испытывала что–то новое. Путешествие сделало меня знаменитой, и слава разделила мою жизнь на два периода. На «до» и «после». Именно стремление сбежать с пьедестала известности заставило меня вместе с супругом и несколькими друзьями организовать поселение на Титании. Мы тогда, конечно, были очень молоды и не лишены присущей юности самонадеянности. Мы верили, что нам все по плечу. Но мы потерпели неудачу. Оказавшись вдали от других людей, в полной изоляции, мы начали ссориться по пустякам, и постепенно мелкие разногласия переросли в серьезные конфликты. Тогда мы вернулись. Я с мужем и детьми начала новую жизнь, здесь. — Эбби Джонс обмакнула печенье в кофе и откусила крохотный кусочек. — Все это я говорю вот к чему — я ошибочно полагала, будто сумею вернуться к той жизни, что была у меня до того, как я обрела славу. Но такое никому не под силу. Просто потому, что «до» уже не существует.

Вновь ненадолго воцарилось молчание. Женщины прихлебывали кофе. Старенький робот тихо замер у книжного шкафа, маленький огонек на его ободе с сенсорами горел красным. Наконец Мэси нарушила тишину:

— В каком–то смысле я оказалась здесь в результате череды случайностей. Я вовсе не планировала ничего подобного. Но я не собираюсь становиться прежней. Был момент, когда я считала, что это возможно. Я надеялась, что мне удастся. Теперь я вижу, это не так.

— Вот и хорошо. Значит, вы свободны и можете подумать о том, кем стали.

— Я — посторонний человек. И, может, навсегда им и останусь. Тем не менее я изо всех сил стараюсь прижиться здесь.

— Теперь вас лучше знают. Если свыкнетесь с этим, сумеете извлечь пользу. Но нужно быть осторожной, иначе известность может превратиться в тяжелую ношу. Вам придется постоянно оправдывать ожидания других людей. — Эбби сделала глоток кофе. — Но у нас с вами есть преимущество — мы можем взглянуть на то событие, что изменило нас, и понять, в кого мы превратились. В отличие от многих других людей, что задаются вопросом «Кто я?», да так и не находят удовлетворительного ответа. Как, к примеру, мой младший сын.

Девушка промолчала, вдруг ясно осознав: Эбби Джонс прекрасно понимает, что задумала Мэси.

— Ньют все никак не угомонится, — продолжила пожилая женщина. — Пробует массу вещей, примеряет на себя разные идеи, разные подходы, как другие — одежду. Но ничто до сих пор не подошло ему.

— Уверена, он себя еще найдет.

— Он не хочет, чтобы его знали как сына Эбби Джонс. Он жаждет стать личностью. Надеется, что однажды произойдет то, что проведет демаркационную черту, разделит его жизнь пополам и позволит самоопределиться. Что–то сродни событиям, которые сформировали нас с вами. Ньют неглуп и достаточно храбр, правда, смелость его до сих пор не была испытана. Оттого, наверное, ее принимают за браваду и безрассудство. А еще он легко поддается влиянию.

— У меня и в мыслях не было принуждать Ньюта к тому, что ему не по душе. Я даже не представляю, как это можно сделать, — призналась Мэси.

Девушка гадала, к чему Эбби Джонс заговорила о сыне. Может, она испытывала гостью и пыталась выведать, известно ли Мэси, чем занят Ньют во время своих одиночных торговых полетов на различные спутники — с кем он встречался, с кем говорил, о чем говорил. Только Мэси была не в курсе. Ньют, конечно, любил обмолвиться невзначай, бросить зацепку, поддразнить, но Мэси, которая еще не успела разобраться до конца, как все работает во Внешней системе, не хватало информации, чтобы вычленить факты из его бахвальства и небылиц и уж тем более увязать всё в единую стройную историю. Да и потом мать Ньюта имела чертовски обширные связи и была уважаемым человеком с огромными запасами кармы и власти в этом мире, так что о подвигах сына она наверняка знала больше, чем Мэси. Может, Эбби Джонс предупреждала девушку, а может, считала, что та каким–то образом вовлечена в мир фантазий ее мальчика…

— Что ж, надеюсь, вы преуспеете в своей затее, — сказала Эбби Джонс. — И не только ради вашего блага. Если Марисе Басси удастся убедить нужных людей в том, что вы своего рода шпионка, пострадает репутация всего клана. Мы будем выглядеть дураками, а то и хуже, потому что приняли вас.

— Я вас не подведу.

Мэси ехала по темной равнине, мимо полей вакуумных организмов, мимо невысокой гряды холмов, где на каждый Новый год люди из соседних оазисов и обителей при помощи подрывных зарядов, сверл и стамесок создавали из твердого, словно камень, льда невероятно детальные статуи и фрески, изображающие реальных и фантастических животных, замки, храмы, дворцы, выдуманные пейзажи. У части из них сохраняли естественные мрачные оттенки, другие покрывали белым инеем или окрашивали цветной водой. Дорога огибала эту удивительную фантазию вдоль дальнего края и стрелой уходила на северо–восток к цепи горных хребтов и крутых насыпей, появление которых связывали с гигантским разломом в регионе Карфагенских линий. Над горизонтом медленно всплывал полумесяц Сатурна. Путь пролегал через гряду гор, чьи вершины округлились под слоем пыли, миллиарды лет образовывавшейся из–за столкновений с микрометеоритами. Мэси свернула с дороги и поехала на север, вверх по длинному склону. Он резко обрывался и круто уходил вниз в чашеобразную равнину, посреди которой были разбросаны оазисы и убежища. Их ярко–зеленые точки блестели, подобно изысканным ажурным ювелирным изделиям.

Мэси представила, как с черного неба вниз устремляется умный камень: чтобы пробить купол и уничтожить поселение, достаточно будет маленького экземпляра, летящего на высокой скорости, а после останется свежая воронка. Она вообразила камни, десятки камней, сыплющихся с неба, атакующих каждое поселение на Дионе, час за часом, стирая все живое…

Девушка спустилась вниз по узкой дороге и пересекла равнину в направлении нового оазиса. Группа роботов недавно завершила строительство купола и его инфраструктуры. Контракт на создание здесь биома выиграл клан Джонс–Трукс–Бакалейникофф. На дальней стороне стоял припаркованный «Слон» — его шокирующий розовый корпус ярко выделялся среди темно–коричневого ландшафта. Мэси остановилась возле служебного шлюза купола, нацепила шлем и выбралась из роллигона. Она принялась выгружать изотермические ящики и цилиндры на сани. Вскоре из–за купола показался Ньют и подпрыгивающим шагом подошел к ней. На груди его белого скафандра были нарисованы темно–синее небо и румяные солнца с полотна Ван Гога «Звездная ночь».

— Прости, я припозднилась, — извинилась Мэси. — У меня вдруг возникли непредвиденные обстоятельства.

— Могла бы позвонить.

— Я знала, что ты дождешься. Потом, не так уж сильно я задержалась.

— Ты можешь выгрузить все это позже, а то мы совсем опоздаем.

— Не хочу оставлять их в роллигоне. Если сядет аккумулятор, контейнеры замерзнут.

— Заряда хватит.

— Помоги мне — вдвоем мы справимся в два раза быстрее.

Ньют принялся перекладывать оставшуюся часть груза, а затем они с Мэси втащили сани в большой шлюз. Пространство под наклонными стенами купола делилось на две половины извилистым скалистым выступом. Местами из него торчали отшлифованные выступы черного базальта, повсюду лежал слой искусственного дерна, созданного из частиц смектитовых глин и сидерита, перемолотых до состояния прозрачного песка и улучшенных в биореакторе. Несколько лет назад робот–садовод выложил почву. Мэси намеревалась проверить жизнеспособность микрофлоры и биоты, внести при необходимости изменения, а затем засеять каждый квадратный сантиметр скороспелыми травами и клевером. Через две недели она вернется, чтобы подготовить промежуточные культуры, которые образуют органические удобрения, — тогда почва будет готова к высадке основного растительного покрова.

Мэси сняла шлем и попросила Ньюта присесть — она собиралась кое–что ему рассказать.

— Ты выходишь из игры? — спросил он, поставив шлем на сани.

— Я по–прежнему хочу полететь. Но тебе стоит знать: твоя мать в курсе.

— Она знает о твоих планах?

— Возможно. Я не уверена. Мы это не обсуждали. Однако твоя мама дала мне понять: ей известно, что ты мне помогаешь.

Когда Мэси закончила пересказывать Ньюту суть беседы с Эбби Джонс, он выдал:

— Это был Юлдез, верно?

— Ты о том, кто рассказал Марисе Басси? Думаю, да.

— Прошлой ночью он попросил меня его подвезти. Заявился, когда я уже готов был вылетать, и сказал, мол, я могу высадить его в Париже по дороге за грузом. Но я ответил, что мне придется делать крюк и лучше ему сесть на поезд. Полагаю, он так и сделал.

— А следующим утром Мариса Басси позвонил твоей матери. Все сходится.

— Позволь мне с ним разобраться.

— Твоя мать обещала сама о нем позаботиться. Да и потом, не скажешь, что Юлдез выдал секрет — о том, как я проголосовала, знали все члены клана.

— Парень хотел доставить тебе неприятности.

— Мариса Басси в любом случае ополчился бы на меня, поняв, что я не собираюсь сотрудничать.

— Уж лучше бы твой план сработал. Ты не хочешь поделиться, в чем именно он заключается?

— Ты скоро всё сам увидишь. Когда мы доберемся до Энцелада.

 

6

Эуклидес Пейшоту позвонил Шри за несколько часов до того, как она должна была предстать перед Сенатской комиссией по разведке. Вместе с Альдером, группой ассистентов, юристов и консультантов Шри завтракала и репетировала свои свидетельские показания. Женщина вышла на террасу, и Эуклидес сообщил ей, что встреча с предателем подполковником Мануэлем Монтанем состоится сегодня в три часа пополудни.

— Сегодня?

— Не беспокойтесь, профессор–доктор. У вас предостаточно времени, — сказал Эуклидес.

Он поведал ей план: Шри предстояло отправиться на прогулку по центральному бульвару возле озера Параноа — предатель будет ждать ее в дальнем конце аллеи.

— И что потом?

— Всё как мы условились. У Монтаня нет причин подозревать вас. Мои люди будут наблюдать за вами и тут же вмешаются, если что–то пойдет не так. Хотя это маловероятно. Как бы то ни было, я уверен — вы сделаете всё возможное, чтобы никаких неприятностей не возникло, правда?

— Прекратите злорадствовать. Вы дискредитируете нас обоих.

— Вы не в том положении, чтобы учить меня манерам. Когда получите иглу данных, встретитесь с одним из моих помощников — он даст вам взамен иглу с фальсифицированной информацией, которую вы доставите дяде.

— Больше от меня ничего не требуется? — уточнила Шри, хотя знала, это далеко не всё: кое–какие планы имелись у нее самой.

— Ничего. Вы приняли правильное решение, профессор- доктор, и не пожалеете, что помогаете нам.

На заседании Сенатской комиссии по разведке Шри зачитала ответы на заранее предоставленные ей вопросы. После короткого перекрестного допроса председатель поблагодарил женщину и отпустил. Пришел черед Альдера давать показания под присягой. Шри, сидящая рядом, гордилась тем, как ее сын предстал перед четверкой сенаторов и их советниками — ни капли страха, лишь спокойный ровный тон при ответе на вопросы.

Когда все закончилось, телохранители доставили Альдера домой, а Ямиль Чо повез Шри на встречу с полковником Монтанем. Они двигались по забитой транспортом улице: туда и обратно сновали велосипеды с нагруженными доверху прицепами и без них, армейские и гражданские грузовики, большие и маленькие автобусы, куда набилось столько людей, что создавалось впечатление, будто полчища муравьев налетели на крохотный кусочек съестного. Они проехали мимо монолитных суперквадр, закрывающих большую часть неба, отчего засаженные деревьями проспекты оказывались в вечной тени. На широких террасах нижних этажей теснились квартиры и магазины, вверх поднимались ярусы сельскохозяйственных платформ, оснащенных рядами солнечных батарей, а на крышах располагались ветряные генераторы, чьи гигантские лопасти отражали солнечный свет, подобно посылающему сигнал гелиографу.

Шри терпеть не могла Бразилиа с его бруталистской архитектурой, жарой, невероятно сухим воздухом и пылью, которую ветер приносил с плоскогорья, превращая небо в кроваво–красное полотно. Но больше всего она ненавидела толкотню на улицах, работяг в дешевых безвкусных одежках, с телами и лицами, не модифицированными генной инженерией, — сокрушительное количество людей, которых сюда привели необходимость и идеология. Земля принадлежала Гее, а людям доставались города — тенденция, зародившаяся с началом сельского хозяйства, достигла своего апогея. Сегодня практически каждый человек жил в городе. Мегаполисы больше не высасывали жизнь из окружающей сельской местности, не выкачивали водные, продовольственные и минеральные ресурсы в радиусе сотен и тысяч километров — отныне города обеспечивали себя всем: вода и отходы перерабатывались, еду выращивали в башнях–фермах, на крышах зданий и поднятых платформах. Словно чумные зоны, урбанистические островки теперь были изолированы от окружающей их возрожденной и восстановленной дикой природы.

Вонь с улицы просочилась в систему вентиляции лимузина. Пот, дешевый парфюм, аромат благовоний с алтарей и из храмов, дым готовящейся на огне пищи, резкий сладковатый запах газохола — все это превращалось в гремучую смесь, которая липла к коже Шри. Акустические системы, украшающие автомобили, громкоговорители над магазинами и ларьки вдоль тротуаров оглушали какофонией самой разнообразной музыки. Жизни людей разворачивались у всех на виду, словно то были не люди, а животные. Прямо на улице их стригли, им лечили зубы, накалывали татуировки, сканировали. Под сенью деревьев, выстроившихся по сторонам широкого проспекта, они ели, смотрели кукольные шоу, представления акробатов и танцоров, слушали бродячих проповедников, которые разглагольствовали на перекрестках, возле придорожных храмов с целым зоопарком тотемов. Для рабочего люда Гея была не научным концептом, не совокупностью связанных между собой биомов планеты, но древней богиней, мощной и все же такой ранимой. Они выбирали духов животных и с их помощью молили ее о заступничестве, просили о прощении за те жуткие раны, что человечество ей нанесло. Они молились о возрождении. В этих вульгарных храмах Гею изображали Афродитой, что, нагая, поднимается из морских глубин на раковине, или многорукой танцовщицей, раздувшейся фигурой беременной женщины и даже хохочущим ребенком, который танцует в залитом солнечным светом лесу.

Какое чудовищное невежество, и заполнить эту пропасть нет никаких шансов, думала Шри, глядя через затемненное стекло бронированного лимузина на карнавальные улицы. Иногда она мечтала о том, чтобы человечество покосила чума, сократив население до безопасного уровня. Она мечтала о девственной зеленой планете, по равнинам и лесам, морям и океанам которой будут ходить, ездить или плавать всего десять миллионов человек. Это были бы высокие сильные умные особи, которые трепетно относились бы к земле. Они создали бы единую планетарную сеть и несли бы с собой цивилизацию. Утопия, в которой все люди походили на нее саму. Климатические изменения, войны за воду и сельскохозяйственные угодья унесли миллиарды жизней, еще столько же погибло во время Переворота, но этих смертей оказалось недостаточно.

В мыслях Шри пронеслись безжизненные пустые ландшафты спутников Сатурна, сады в их городах и оазисах, зеленые соборы, свидетельствующие о триумфе разума.

Женщина вдруг заметила, что движение замедлилось, образовалась пробка. По улице пронеслась раскатистая песня автомобильных клаксонов, крики недовольных водителей. С площади с диким ревом высыпала на улицу толпа. Ямиль Чо связался с кем–то по гарнитуре, а затем сообщил Шри, что возникла небольшая проблема, но ничего неразрешимого.

— Там что, митинг?

— Полагаю, мэм, это мятеж. Из–за войны.

— Мятеж?

— Людей пичкают пропагандой. Логично, что их возмущение и гнев находят выход. Они жгут чучела, распевают лозунги. Как правило, ничего серьезного. Телевидение освещает эти события так же, как и матчи по мини–футболу.

— Я не смотрю новостные каналы.

Шри вспомнила, что давным–давно сказал ей Оскар, когда однажды она пожаловалась на то, сколько людей не приносят никакой пользы миру, а просто существуют — сосуды из плоти, подчиняющиеся слепому репродуктивному зову своих генов. Ее наставник считал, что психология толпы развилась после того, как человек стал жить в больших многонаселенных городах. Хотя сборища уродливы и жестоки, они несут в себе смысл: толпа собирается вокруг раны в народной психике, подобно лейкоцитам у очага инфекции. Это своего рода предохранительные клапаны, которые дают выход разочарованию и неудовлетворенности. Таким образом люди объединяются против реального или выдуманного врага. Сборища были всегда, сказал тогда Оскар. Какую бы форму ни принимало государство, сборища оставались константой цивилизации. Властители верили, будто они всё контролируют, будто вознеслись над толпой и правят по общему согласию или божественному праву, а иной раз управляют силой, но на самом деле они становились всего–навсего слугами толпы.

Ямиль Чо снова связался с кем–то по гарнитуре и затем обратился к Шри:

— Полиция уверяет, что мы в относительной безопасности, пока остаемся в машине. Я постараюсь вывезти нас отсюда как можно скорее, но лучше действовать незаметно.

— Мы в лимузине, мистер Чо. Едва ли мы можем оставаться неприметными. Кроме того, мы не можем пропустить встречу. Поэтому давайте выбираться прямо сейчас.

— Сделаю все, что в моих силах, — пообещал Ямиль и стал потихоньку выводить лимузин.

Толпа собралась вокруг гигантского людского дерева в центре площади. Людские деревья были наследием Авернус: она создала их, прежде чем покинула Землю и отправилась на Луну, еще до Переворота. Такие сажали в каждом городе. Из их сладкого сока делали сироп, вино, пиво; размяв семянки, можно было получить биотопливо, а в сочленениях ветвей топорщились богатые белками наросты; кору использовали для производства специй и антибиотиков, а еще ее варили и изготавливали особый вид бумажной ткани; питательные листья ели сырыми. В таком дереве можно было прожить всю жизнь, ни в чем не нуждаясь. Многие праведные мужчины и женщины так и поступали — редко когда встречалось людское дерево, в котором не обитал бы нищенствующий монах или какая–нибудь ясновидящая.

С одной из нижних широких ветвей дерева на площади что–то свисало. Пока лимузин объезжал толпу по краю, Шри заметила, что это труп мужчины–альбиноса: его голова неестественно свешивалась на сторону, шея была сломана, одежда порвана. К груди ему прикрепили плакат с двумя словами, написанными, судя по всему, кровью: «Против природы». Люди колошматили ноги трупа палками, как пиньяту, швыряли в него камни и фрукты, даже ботинки. Они стаскивали с себя обувь и бросали в подвешенную фигуру.

Неужели они приняли его за дальнего? Или просто вымещали на нем зачатки своего гнева по отношению к постлюдям? Шри вдруг поняла, что все это не важно. Значение имела лишь ярость толпы.

Стайка полицейских беспилотников и одноместных вертолетов зависла на разной высоте над многоярусными террасами и проходами между суперквадрами, окружающими площадь с трех сторон. Обычно служители закона не вмешиваются напрямую в подобные ситуации, пояснил Ямиль Чо: это может лишь разжечь гнев толпы.

— Они распылят феромоны, пытаясь успокоить бунтовщиков.

— Не похоже, чтобы от их действий была польза, — заметила Шри.

Все больше и больше людей собиралось на площади — так сбегаются муравьи, манимые кусочком сахара. Люди заглядывали в тонированные стекла автомобиля — мимо проплывал парад ухмыляющихся, смущенных, разгневанных, заплаканных лиц. Кулаки барабанили по кузову и крыше машины. А лимузин трясся на жесткой подвеске, словно лодчонка в бушующем море. В дальнем конце стали разгораться драки — толпа обратила ярость против самой себя. В нескольких сантиметрах от лица Шри что–то ударило в окно — по стеклу сползали кусочки фрукта, оставляя липкий след. И тут на машину обрушился град камней и фруктов. Какой–то мужчина принялся лупить по лобовому стеклу палкой, вырванной из придорожного ларька. Ямиль Чо навел на него гамма–лазер, и мужчина тут же выронил деревяшку, упал на колени и закричал в агонии: луч воздействовал на болевые рецепторы. Толпа нахлынула и принялась раскачивать лимузин из стороны в сторону, но тут же подалась назад, когда по корпусу автомобиля пропустили пятьдесят тысяч вольт.

Ямиль Чо посоветовал Шри пристегнуться. Как только щелкнул ремень безопасности, лимузин дернулся вперед, объехал грузовик, разукрашенный благочестивыми лозунгами, и оказался на тротуаре — пешеходы бросились врассыпную. Автомобиль набирал скорость, сбивал попадающиеся на пути ларечки. Секретарь Шри профессионально маневрировал на забитой улице и при этом спокойно разговаривал с полицией. Когда лимузин снова выбрался на дорогу, к ним, мигая сигнальными огнями и включив сирену, спикировал вертолет — путь постепенно расчистился.

Уже через несколько кварталов все пришло в норму — обычное движение, никаких чрезвычайных ситуаций на улицах. Ямиль Чо поблагодарил полицейских, и вертолет, накренившись носом вперед, унесся назад к месту беспорядков.

— И часто происходят эти военные бунты? — поинтересовалась Шри.

— Теперь как минимум один раз в день, мэм. И не только в Бразилиа.

— Это уже не остановишь, — констатировала Шри.

— Как правило, мятежи быстро утихают сами по себе. — не согласился с ней мужчина.

— Я говорила о войне, мистер Чо. Войны не миновать. Люди высказали свое мнение — они жаждут конфронтации.

— Да, мэм.

Ямиль Чо проехал квартал и лишь затем добавил:

— Осмелюсь заметить, вы поступаете правильно. Вовсе не потому, что война неизбежна. Просто так и надлежит действовать.

— Спасибо, мистер Чо. — Откровенность секретаря удивила и тронула Шри: никогда прежде тот не высказывал своего мнения.

Профессор должна была встретиться с подполковником Монтанем в большом парке с зелеными лужайками и группками деревьев, растущими вдоль длинного озера, которое образовалось, когда люди пустили три реки по новым каналам. По воде туда–сюда скользили парусные лодки, гонимые горячим ветром. Они напоминали стайки разноцветных бабочек. Шри направлялась вдоль центральной аллеи мимо ларьков, скамеек и сгрудившихся столиков для пикника. Семейства. Влюбленные, держащиеся за руки. Восхищенные кукольным шоу дети. Все отдыхали.

В дальнем конце аллеи никого не оказалось, и только обрывок бумажки был прикноплен к решетчатому сиденью на самой последней скамейке. На записке значился адрес.

— Меры предосторожности. Неплохо, — заявил Ямиль Чо, когда Шри, изжарившаяся на солнце и в дурном настроении, села в лимузин. — А парень знает, что делает.

— Эти глупые игры ему не помогут.

— Разумеется, нет.

— За нами по–прежнему следят?

— Первый хвост мы сбросили, когда проезжали мимо бунтовщиков, но здесь нас ждала вторая команда. Хотя они тоже могут легко потерять нас по дороге. Только скажите.

Шри покачала головой.

— Нет, пусть следуют за нами. Хочу, чтобы Эуклидес знал: я выполнила всё в точности, как он просил.

Теперь рандеву должно было состояться в самом обыкновенном кафе возле Кладбища надежды. Как и в тысяче других подобных забегаловок, здесь, в тени раскидистых ветвей людского дерева, расположились столы со стульями да ларек, где продавали кофе, фруктовые соки, жареные пончики и пирожки с креветками. Шри присела, а когда подошел официант, заказала стакан мангового сока. Правда, пить этот коктейль из бактерий и грязи она не собиралась. Спустя несколько минут черноволосый мужчина, явно не официант, поставил перед ней бокал, а рядом положил салфетку.

— Я друг подполковника Монтаня, — сказал он. — Знаете ли вы, что за нами следят?

— Я подозревала, — призналась Шри.

— То, что вам нужно, завернуто в салфетку. Мы должны соблюдать осторожность. Надеюсь, вы это понимаете. Всё ради вашей безопасности, не нашей.

На мгновение Шри охватили сомнения — она даже порывалась предупредить незнакомца, что все это спектакль, что Эуклидес Пейшоту собирался сфабриковать данные, да и сам экопроповедник, которого они, вне всяких сомнений, почитали, не нуждается в этой информации — он лишь хотел испытать Шри на преданность. Молодой человек, представший перед Шри, и подполковник Монтань наверняка верили, что их поступок повернет ход истории, только вот на самом деле они оказались вовлеченными в игру, которой не понимали, и теперь были обречены: их перехитрили. Всего несколько слов — и Шри могла их спасти. На миг она поддалась порыву — голова закружилась, мысли спутались, но тут же все прошло. Она вновь себя контролировала.

— Должен признаться, доктор Хон–Оуэн, встреча с вами — необычайное событие, — промолвил молодой мужчина, и лицо его озарила радостная улыбка. — Вы делаете великую и очень важную работу. Позвольте выразить мое восхищение вами: вы пришли сюда, вы появились перед этой комиссией, состоящей сплошь из старых дураков, и рассказали им правду о наших братьях и сестрах.

— Братьях?..

— Все мы дети Геи. И на Земле, и в других мирах. Пожилое поколение жаждет войны, но мы–то с вами знаем, что она навязана. Старики пытаются отрицать эволюцию: они переделали мир под себя, а теперь боятся перемен, потому что знают — тогда они лишатся власти. Я читал ваши труды, доктор Хон–Оуэн. Вы на нашей стороне — осознание этого делает меня куда счастливее, чем я могу выразить словами. Уверен, вы во что бы то ни стало передадите наш маленький подарок нужному человеку. — Друг подполковника Монтаня закончил свою тираду, развернулся и пошел прочь, мимо столов и стульев, а затем слился с потоком людей, движущимся по широкому тротуару.

В воздухе мелькнула вспышка — солнечный свет отразился от крохотного, размером со шмеля, дрона, что выпорхнул из тени дерева и направился следом за мужчиной, рассекая небо над головами людей. Шри аккуратно сложила бумажную салфетку, опустила ее в карман и поспешила обратно к лимузину.

Когда профессор вернулась в свою квартиру, Альдер и Берри играли в подобие водного поло в бассейне, расположенном на внушительных размеров террасе. Остановившись возле балконной двери, женщина наблюдала за тем, как дети плескаются и кричат. Альдер был быстр и хитер, зато в том, как Берри двигался в воде, чувствовались изящество и сила, да и мячом он владел большую часть времени. В отличие от старшего брата, Берри был зачат естественным путем, когда Шри соблазнила Стамаунта Хоума, родню Пейшоту на одну восьмую и заместителя начальника безопасности на тот момент.

Честно говоря, Стамаунт позволил себя соблазнить. Все–таки по интеллекту, хитрости и амбициям он ничуть не уступал Шри. Вместе они могли положить начало могущественному роду, но через пять месяцев после того, как Шри забеременела, Стамаунта убили в ходе операции по ликвидации племени бандитов, устраивавших диверсии на трансандской железной дороге. Шри будет оплакивать его гибель до конца дней. На безымянном пальце левой руки она носила изящное плетеное кольцо, изготовленное из кости, которую профессор вырастила из остеобразующих клеток Стамаунта. Также в память о нем Шри ни разу не производила модификацию генов Берри: мальчик унаследовал от отца красивую наружность, правда, не более того.

Ребенком Берри был добродушным, но только до той поры, пока получал, что хотел, и получал незамедлительно. Выдающимся интеллектом он не отличался, часто ленился, а в последнее время проявлял склонность к бездумной жестокости. После нескольких инцидентов с товарищами по играм — благо все они были детьми слуг — Шри пришла к выводу, что ребенка нельзя оставлять наедине с детьми младше него. Несмотря на характер, Берри всегда сильно и беззаветно любил мать и брата, оставался им бесконечно преданным. Шри души в нем не чаяла и с большим терпением относилась к его выходкам, помня, что сын всегда будет зависеть от нее, нуждаться в том, чтобы мать защитила его от его же глупости и импульсивности. Когда Шри позвала его, Берри вылез из бассейна и покорно потопал к матери, а затем рассказал, как ездил на городскую ферму. Она отвлеклась от проблем и забылась, внимая его радостной болтовне. Она взяла на себя обязательства. Назад пути нет. И нечего страдать по этому поводу.

Однако позже в постели, когда мускулистое тело Ямиля Чо скользило по ней, подобно змее, когда его умелый язык, рот и пальцы заставляли Шри кусать губы, лишь бы не закричать, — тогда в разгоряченной темноте перед глазами промелькнуло лицо обреченного молодого человека, доставившего иглу памяти.

 

7

— А вот и он, — заявил Ньют.

«Слон» скользил вокруг Сатурна, приближаясь к Энцеладу. Впереди из–за дымчатого края газового гиганта показался Мимас. Одно окошко в пространстве памяти корабля выдавало увеличенное изображение «Гордости Геи»: ее овальный черный корпус четко выделялся на фоне изъеденной кратерами поверхности маленького спутника. На другом демонстрировались данные радара. Что–то крохотное и едва уловимое мелькнуло на фоне мощного эхо–сигнала бразильского корабля, слилось с ним и двинулось дальше. Мэси поинтересовалась у Ньюта, что это было, уж не один ли из боевых однопилотников?

— Скорее свита, — ответил мужчина. — Два–три наших корабля постоянно следят за бразильцами.

Он увеличил оптическое изображение, и на экране высветились две яркие точки, зависшие на разных уровнях позади «Гордости Геи».

— По размеру походят на «Слона»? — уточнила Мэси.

— Да, примерно.

— Большой корабль эта «Гордость Геи».

— И еще два движутся в нашу сторону.

— Ты когда–нибудь делал что–то подобное прежде? Был в дозоре? Следил за кем–то?

— Пару раз, быть может. Так, проносился на бреющем полете.

— Их этим не отпугнешь.

— Конечно, нет. Но мы обязаны напомнить землянам, что далеко не все рады их присутствию. Кроме того, мы хотим знать обо всем, чем бразильцы здесь занимаются. Вот потому и летаем поблизости. Забиваем им телеметрию и радар. Сбрасываем небольшие бомбы. В общем, досаждаем, как можем, и надеемся, в итоге допечем их и деморализуем. Ты наверняка считаешь, что это ребячество.

— Я думаю, что никто из вас ни разу не участвовал в настоящей войне, где стреляют и убивают.

— Хочешь сказать, когда развернется действо, я должен отсиживаться и надеяться на лучшее, так? Или еще хуже того — сдаться прежде, чем всё начнется? Как люди Каме лота.

— Я лишь надеюсь, что ты не лелеешь романтическую фантазию о том, как выйдешь героем после столкновения один на один с однопилотником. Потому что тебе не выжить после такой встречи.

— А знаешь, почему я проголосовал против альянса с Парижем?

— Ну уж точно не для того, чтобы меня порадовать.

— Если оставить в стороне тот факт, что Мариса Басси хвастун и трепло, я прекрасно понимаю: нам не под силу переиграть землян в ими же затеянной игре. Чтобы победить, нужно оказаться умнее их, — принялся втолковывать Ньют. — Тебе стоит задуматься над этим. Если начнется война, тебе понадобится надежное укрытие. Потому что рано или поздно бразильцы явятся за тобой. Глядишь, тогда ты поймешь: отсиживаться — не лучший вариант.

Мэси прекрасно осознавала, что Ньют ждет не дождется, когда она примется расспрашивать его о планах, о том, что он с друзьями собирается предпринять здесь и в других частях системы Сатурна. Но в то же время она знала, что парень просто ее дразнит, флиртует. Ловит кайф.

— В отрядах мелиорации и реконструкции я усвоила один урок, — отвечала она. — После контакта с врагом все планы идут псу под хвост.

Ньют рассмеялся:

— Похоже, придумать хороший план тебе еще ни разу не удавалось.

Энцелад представлял собой яркий белый снежный ком. Слои ледяных кристаллов образовывали относительно ровный рельеф поверхности и отражали большую часть солнечного света, падавшего на спутник. На Южном полюсе под хрупкой коркой яростно бурлила горячая вода, которая потом гейзерами вырывалась наружу сквозь трещины и замерзала в вакууме четырехкилометровыми ледяными перьями. Большая часть жидкости обрушивалась обратно на равнину, полосатую, словно тигр, и обновляла ее узор. Но какой–то объем преодолевал силу притяжения и попадал на орбиту Сатурна, вливаясь в кольцо Е. В диаметре спутник не превышал пятисот километров: он был настолько мал, что давным–давно превратился бы в твердый кусок льда, если бы не большое содержание аммиака в воде, отчего температура замерзания стала почти на сто градусов ниже, да влияние радиоактивного распада и приливных сил, вырабатывающих достаточное количество тепловой энергии, чтобы вода оставалась в жидком состоянии. В общем, геологическая активность на крохотном спутнике все еще продолжалась. Пока «Слон» кружил над планетой, приближаясь к Багдаду, Ньют проводил экскурсию: он показывал Мэси мозаику из разных типов рельефа — были здесь испещренные трещинами территории, сжатые гряды торосов, гладкие равнины, чью поверхность недавно залило свежим льдом, сглаженные кратеры, пересеченные разломами…

У горизонта показался купол города. Поселение расположилось на древней равнине со множеством кратеров, хотя слои льда со временем сделали рельеф более ровным. Приземлившись, Мэси и Ньют сели на автобус, который ехал в Багдад. Купол стоял на подушке из аэрогеля и фуллерена, а сам город разместился внутри небольшого кратера, чьи стены служили своеобразной крепостной стеной. Чашу заполнили талой водой, создав круглое озеро с рифами, зарослями ламинарии, островками мангровых деревьев и скоплениями водяных лилий. В самом центре на зеленых островах возвышались скелетообразные опоры города. Подпираемые фуллереновыми балками, они служили основой для платформ и террас, засаженных деревьями, покрытых садами, усыпанных домами–капсулами всех цветов радуги. Между собой их связывала паутина изящных мостиков и спусков, зиплайнов и фуникулеров.

Следуя инструкциям, Мэси отвела Ньюта в кафе в одной из башен на окраине города. Там он съел тарелку вегетарианского тажина, выпил несколько чашек мятного чая, сделал несколько звонков в различные конторы, расхвалив им свой груз: джинсовую ткань ручной работы и восемь сортов кофе. Позже он встретится с одним из партнеров, час, а то и два будет торговаться, приводя в пример схожие сделки, совершенные на фондовой бирже за последнее время, откажется от скидок и удачных предложений на другие товары, лишь бы как можно выгоднее купить специи и фармацевтические дрожжи, которые Ньют хотел привезти на Диону. Вся экономика Внешней системы держалась на подобных сделках, а также на обмене кредитами: эта запутанная схема отслеживала и индексировала социальный статус и вклад каждого гражданина во всеобщее благо. Если присмотреться, то процесс куда больше походил на игру, чем на реальную финансовую систему: торговцы нередко блефовали ничуть не хуже игроков в покер, а зашедшие в тупик переговоры часто заканчивались бросанием игральных костей.

Мэси развалилась в шезлонге и попивала сладкий мятный чай, стараясь не думать о том, для чего она здесь. Политика тоже своего рода игра, а Мэси была игроком неопытным, наивным и лишь смутно представляла себе правила. Ей оставалось лишь раскрыть свои карты и импровизировать, положившись на доброту незнакомых людей.

Вечер только начался. Тускло светили фонари, еще не разгоревшись. Панели купола постепенно темнели, и вскоре снежно–белый пейзаж за пределами города растворился в черноте. Крупные волны лениво катились по озерной глади, раскачивая мозаику из огромных листьев водяных лилий. Несколько человек парили низко над водой — этакий воздушный балет. Они кружились в танце, словно летучие мыши, в черном небе под диском Сатурна. Из–за низкой гравитации на всех спутниках человеческие полеты стали популярным видом спорта. Мэси несколько раз пробовала летать в обители клана Джонс–Трукс–Бакалейникофф: она скользила между платформами, закрепленными высоко на опорах купола. На Энцеладе же гравитация была столь мала, что люди весили не больше, чем ворона на Земле, и потому парили все время. Одевались они в костюмы с крыльями, а некоторые личности, вроде тех, что сейчас резвились над озером, меняли свое тело, наращивая от запястий до щиколоток кожные складки вроде перепонок, модифицируя мышечную ткань и способности гемоглобина переносить кислород, что позволяло им летать часами.

Ньют покончил с деловыми звонками, поболтал кое с кем из друзей и наконец–то снял спексы.

— Твой таинственный связной опаздывает, — сказал он Мэси.

— Не сильно.

— Если они так и не появятся, расскажешь мне, в чем заключался план?

— Они придут.

— Когда закончишь, тут есть несколько баров, которые, уверен, придутся тебе по душе. Один у воды, а другой посреди зарослей ламинарии, — принялся рассказывать Ньют. — Спускаешься под воду и оказываешься в этаком воздушном куполе.

— А что, если напьешься? Как тогда выбраться на поверхность?

— Там подают чай. Любые сорта. Пьешь чай, любуешься рыбками через стекло, можно перекусить немного, а потом возвращаешься обратно.

— Звучит здорово. Ой, что это?

С соседней башни раздался протяжный напев и разнесся по округе, погружающейся во тьму.

— Призыв к молитве, — пояснил Ньют. — Что, у вас в Великой Бразилии нет мусульман?

— Конечно, есть, только мне они не попадались.

Над широкой террасой пронеслась тень — человек в зеленом костюме с крыльями, похожий на распятие, поймал восходящий поток и унесся к озеру.

— Багдад — город верующих, — продолжил Ньют. — Мусульмане, христиане, индуисты, иудеи — кого здесь только нет. В Камелоте на Мимасе есть буддийский храм. Да и те, кто организовал в Париже Постоянные дебаты в поддержку мира, тоже буддисты.

— Напомни–ка мне, как называются эти монахи? Ну те, что держат рёкан возле стены кратера Дидо.

Шесть месяцев назад Мэси ездила туда с Ньютом, Питом, Джанко и Джанпей Асаи. В саду, покрытом мхом, среди зарослей бамбука они погрузились в горячий источник, выдолбленный в куске сидерита, потягивали рисовое вино, закусывали маринованными овощами, обсуждали проект системы телескопов и созерцали голый пустынный пейзаж, раскинувшийся за пределами рёкана.

— Синтоисты, — ответил Ньют. — Некоторые буддисты тоже исповедуют синтоизм. По крайней мере, те, у кого предки — японцы.

— Но, насколько я заметила, члены клана не принадлежат ни к какой религии.

— Да, мы чертовы рационалисты, — сказал Ньют. — А ты? Полагаю, некогда ты была верующей.

— Когда–то да.

— Но не теперь.

— Нет.

— А что произошло? Ты отказалась от религии, когда сбежала и увидела, что может предложить тебе этот огромный мир?

— Да нет, все случилось раньше, — отозвалась Мэси. — Наверное, я потому и решилась на побег.

Девушка в зеленом крылатом костюме вновь направилась к террасе — скользнув над водой, она в последний момент ушла вверх и аккуратно приземлилась на дальнем конце помоста. Крылья окутали ее фигурку, словно плащ. Гостья сняла защитные очки и, тряхнув головой, направилась к парочке. По ее плечам рассыпались черные волосы.

Ньют посмотрел на девушку, затем на Мэси и расхохотался.

Летающая незнакомка оказалась Юли, дочерью Авернус.

Местом для беседы Мэси и Юли выбрали капсулу с корпусом из плексигласа и наполовину вытертым мехом на полу. Капсула была подвешена высоко, там, где кончалась группа подсвеченных башен. Едва землянка принялась объяснять, какая именно помощь требуется от Юли, как девушка оборвала ее на полуслове и заявила:

— Я всё понимаю.

— Всё?

— Тут же всё просто. Маркса Басси хочет, чтобы ты рассказала общественности про Великую Бразилию, про Землю. Откажешься — и он причислит тебя к предателям, назовет шпионкой. Согласишься на интервью с одной из его марионеток — и станешь частью его военной пропаганды. Но ты веришь, что мы можем помочь тебе найти выход из этой ловушки. Считаешь, что разговор с моей матерью даст тебе шанс ответить на брошенный Басси публично вызов и при этом не быть ему обязанной, не ввязываться в его дела.

— Я прилетела сюда как член миротворческой миссии. Продвигать идеи взаимопонимания между Великой Бразилией и Внешней системой — вот для чего мы прибыли к Сатурну. И я до сих пор в это верю. Я готова говорить о Земле с любым, кто согласится слушать, и постараюсь как можно полнее и правдивее ответить на все вопросы. Только вот Мариса Басси жаждет услышать о том, как могущественные кланы захватывают богатство и власть, угнетают остальных. Ему подавай ужастики, которые оправдают его действия.

— Скажи честно, мы в состоянии остановить войну?

— Скорее всего, нет.

— Мама думает иначе. Вот почему она осталась в Париже своего рода заложницей и теперь выступает против Марксы Басси. Она использует кредиты и все имеющиеся у нее связи здесь, в Великой Бразилии, да и в других частях Земли, чтобы остановить неизбежное. Она вбила себе в голову, что враг не нанесет удар по Парижу до тех пор, пока она там, ведь земляне хотят захватить ее живой. Мы пытались переубедить ее, доказать, что она переоценила собственную значимость и недооценила амбиции и агрессию противника. А еще тот факт, что враг нас боится, точнее, боится того, чем мы можем стать. Только вот мама нас не слушает. Говорит, мы отъявленные пессимисты. Хотя побеседовать с тобой она согласилась.

Юли сидела, скрестив ноги, на теплом голубоватом мехе. В крылатом костюме она казалась невесомой тростинкой. Лицо сердечком обрамляли черные как смоль волосы, спадающие на плечи. Они оттеняли белоснежную кожу и ярко–зеленые глаза. На вид ей было лет восемь, но ростом она не уступала Мэси, да и во взгляде царили уверенность и серьезность. Юли всё просчитывала. Ходили слухи, будто она не биологическая дочь Авернус (учитывая возраст гения генетики, обратное было бы просто чудом), а клон или конструкт. Существовали и другие версии — например, что Юли гораздо старше, но благодаря генетическим модификациям не стареет. Так или иначе, было в девушке что–то потустороннее.

— Не думаю, что мне удастся переубедить вашу мать, — сказала Мэси.

— Я и не жду от вас этого. Никому не под силу заставить маму изменить свое мнение. Может, когда у нее будут все факты, она передумает, да и то гарантий нет. Все же мы должны постараться и обеспечить ее информацией. Полтора столетия назад мама покинула Землю. Она пыталась оставаться в курсе всего происходящего на голубой планете, но прекрасно понимает, что в ее знаниях имеются серьезные пробелы. Вот здесь вы бы очень пригодились. Мама хочет услышать правду — чистую, без всяких прикрас. Она задаст вам вопросы и желает получить на них честные и полные ответы, насколько это возможно. Вы согласны?

— Вы правильно заметили — я за тем и приехала.

— В Париж вам нельзя: Мариса Басси может арестовать вас. Мама же ни за что не уедет из города. Однако это поправимо. — Юли достала пару виртуальных перчаток из кармана. — Наденьте их. И ваши спексы.

— Что? Хотите устроить интервью прямо сейчас?

Юли засмеялась и на мгновение стала похожа на самую обыкновенную маленькую девочку.

— Конечно. Мы догадались, о чем вы попросите, и решили принять предложение еще до того, как условились о встрече. Ну а коль скоро вы собираетесь поведать миру правду, то времени на подготовку вам, конечно же, не потребуется.

— Разговор появится в сети?

— Прямая трансляция, никакого монтажа.

— Похоже, вам и правда удалось предугадать всё, о чем я попрошу.

— Война неизбежна. Она всё изменит. Я прекрасно это понимаю, правда, пока не могу сказать, как именно переменится жизнь. Остается лишь надеяться, что в отдаленном будущем все станет только лучше. Ну а для меня самый хороший исход и предел мечтаний, если мама не только выживет, но и не попадет в плен. Поэтому будет здорово, если она придет в себя и покинет Париж, пока не стало слишком поздно. Мы сделаем все, что в наших силах, дабы ее переубедить. Даже это.

— Никогда не боялись, что вашу прямолинейность могут принять за грубость?

— Правда не должна никого оскорблять. Я в отчаянии — вы тоже. Но мы можем помочь друг другу. А теперь, думаю, вам лучше прилечь. Не пытайтесь двигаться в аватаре, пока не привыкнете к задержке во времени.

— Где ваша мать встретится со мной? — поинтересовалась Мэси, натягивая перчатки.

— В одном из своих садов, — ответила Юли и надела спексы.

Стоило Мэси принять горизонтальное положение, как изображение в спексах исчезло, а затем установилась связь и заработал режим дистанционного присутствия. Девушка одновременно лежала на мягком теплом меху и находилась в аватаре, стоящем возле прозрачной стены. Впереди простиралась обширная область кристально чистого воздуха, а вдали виднелась пыльно–желтая воронка торнадо, сужающаяся и теряющаяся в слое красно–коричневых кучевых облаков. Время перевалило за полдень. В голубом, так похожем на земное небе среди белых облаков сиял крохотный солнечный диск. С одной стороны гигантского урагана зависла стайка прямоугольных блоков с острыми краями.

Мэси вызвала виртуальный рычаг управления и развернула аватар, чтобы посмотреть, где в итоге оказалась. Большое квадратное помещение было полностью прозрачным, разве что на полу виднелась едва заметная координатная сетка. Сама комната располагалась на верхнем этаже высокого цилиндрического здания, зависшего в воздухе. У основания и наверху башню окольцовывали гигантские стеклянные трубки с прозрачными камерами. Здесь же крепились двигатели системы ориентации. Кое–где на разных этажах стояли другие аватары: они походили на замершие на шахматной доске фигуры, только ростом с человека и такой же формы. Один зашевелился и двинулся к Мэси, слегка покачиваясь при ходьбе. В голове у женщины раздался голос:

— Я — Авернус. Добро пожаловать на Дип Эдди.

Мэси тоже представилась и поинтересовалась, существует ли это место на самом деле.

— Да, всё совершенно реально. Мы находимся в водном поясе Сатурна, на три километра вглубь атмосферы, — пояснила Авернус. — Белые облака вон там — водяной пар, как и вертикальная воронка, которую порождает горячая область в зоне жидкого водорода далеко внизу. Поднимаясь, газ охлаждается, хотя его температура по–прежнему превышает температуру окружающей среды. Рассеивание тепла приводит к образованию облаков — точно так же рождаются ураганы на Земле. Ветра, огибающие ураган, рассеивают смог, который формируется в результате анаэробных процессов. Благодаря этому мы с вами можем любоваться столь прекрасным видом — куда ни глянь, воздух прозрачен на тысячи километров.

Мэси полюбопытствовала, что за прямоугольники висят неподалеку. На это Авернус ответила, что ей проще показать, чем описывать.

— Как только закончим здесь, отправимся и туда. Бразильцы организовали нелепый спектакль с однопилотниками, чтобы разнюхать, что это за место. У них ничего не вышло, но, не сомневаюсь, сейчас они наблюдают за нами. Разве можно было придумать лучшее место для встречи? Мне больше скрывать нечего. Если земляне хотят узнать о моей работе или о чем–то еще, им нужно лишь спросить. Мы не производим здесь смертоносное оружие и не прячем монстров. Люди отправляются сюда, чтобы созерцать красоты этого мира или чтобы встретиться с кем–то. Вот и мы прибыли сюда с той же целью — встретиться, поговорить. Для начала расскажите, как вы здесь оказались.

— Это довольно длинная и запутанная история.

— Времени у меня предостаточно.

Они провели за беседой почти час. Мэси поведала Авернус о бегстве из Церкви Божественной Регрессии и той непутевой жизни в банде, что она вела в Питтсбурге, прежде чем вступила в отряды Службы мелиорации и реконструкции. Она рассказала о том, как помогала разбирать руины в Чикаго, не забыв упомянуть о спасении Фелы Фонтейн и последующем повышении, о том, как стала частью команды № 553 СМР, а затем выиграла место в строительной бригаде, отправившейся в Радужный Мост на Каллисто. Авернус задавала массу вопросов. О политике и соперничающих фракциях разных кланов Мэси знала немного, зато она старалась как можно подробнее и честнее ответить на все остальные вопросы гения генетики.

Наконец Авернус сказала:

— Я обещала показать вам Дип Эдди. Позвольте, я возьму контроль над аватаром на какое–то время…

Картинка померкла всего на долю секунды, и вот Мэси уже висит над длинным прямоугольным ковром, сотканным из черных и ярко–алых лоскутков с крохотными вкраплениями белого. По его поверхности то и дело пробегают медленные ленивые волны, а края украшены черными сферами–бусинками. Поплавки. Позади на фоне голубого неба виднеются еще два прямоугольника.

— Это же сад! — радостно вскрикнула Мэси. — Вы разбили здесь сад!

— Я называю их рифами, — сказала Авернус.

Сейчас обе женщины находились в одном из небольших роботов, что возделывали рифы и следили за ними. Авернус отдала команду, и машина опустилась к парящему в небесах лугу. За исключением темной окраски, разработанной специально, чтобы поглощать максимальное количество света, растения на рифе ничуть не отличались от земных. Здесь можно было увидеть бугорки мха, скопления высоких и тонких травинок, густые заросли папоротника и черные лианы около метра длиной. Встречались цветы, похожие на подсолнухи, с короткими мясистыми стеблями и блюдцами–навершиями, которые собирали крохи солнечного света в серебристой сердцевине. А еще здесь были пушистые хлопковые клубочки, накапливавшие воду, когда риф проплывал сквозь водяные облака. В обмен на питательные вещества, получаемые из корней других растений, хлопковые волокна орошали близлежащую территорию. Более пятидесяти различных видов уживалось на рифе, каждый в своей ячейке, заполненной густой вязкой смесью углеродосодержащих веществ. Используя энергию фотосинтеза, растения превращали смесь в полезные органические молекулы. По краям платформы поплавки с черным покрытием в несколько нанометров толщиной поглощали солнечную энергию, которая служила для разогрева чистого водорода внутри них — этого оказывалось достаточно, чтобы рифы держались в воздухе и не опускались ниже, пока постоянные ветра гнали их вокруг торнадо Дип Эдди. Если рифы попадали в воздушные потоки, простирающиеся по краю воронки, их накрывало слоем метана и аммиака, которые ураган захватывал в холодных верхних слоях атмосферы. Микробы в вязкой почве впитывали эти жизненно необходимые питательные вещества, и таким образом рифы разрастались.

— Вначале мы засадили их одинаковой смесью семян, — пояснила Авернус. — Но с тех пор на каждой площадке установилось свое равновесие. Мы не вмешиваемся в их развитие, разве что стараемся удерживать их на позиции. Ну и делим рифы пополам, когда они становятся чересчур большими. Начали мы с десяти. По прошествии двадцати лет их насчитывается уже почти тысяча.

— И здесь никто не живет?

— По крайней мере, мне об этом неизвестно.

— Вы создали рифы, просто чтобы посмотреть, получится у вас или нет?

— Мне интересно исследовать безграничные возможности того, что Пер Бак назвал самоорганизующейся критичностью. Сложное и хрупкое равновесие, возникающее при симбиотической взаимозависимости хаоса и порядка, которое мы можем наблюдать в кучах песка, на свободных рынках и в экосистемах. В те дни, когда я чувствую себя на высоте, мне порой кажется, что я занимаюсь своего рода искусством. Правда, мир был бы скучным и серым, если бы мы во всем искали лишь выгоду и пользу. Я люблю создавать сады и надеюсь, что другим людям они подарят не меньше радости. До нашей с вами встречи лишь немногие знали о существовании Дип Эдди. Теперь же адреса и протоколы доступа к аватарам размещены в сети. Любой желающий может отправиться сюда. Даже люди с Земли. Особенно люди с Земли. Я хочу, чтобы они поняли: кроме моих садов и дикой красоты планеты, здесь нет ничего.

Мэси заметила нечто, похожее на сороконожку, оно медленно ползло в траве, подкрадываясь к жирным червякам, которые паслись на черной лиане.

— Ваши сады прекрасны, — похвалила Мэси.

— Спасибо. И благодарю за откровенность. Mнe нужно время, чтобы обдумать услышанное. А позже мы можем встретиться в другом саду и побеседовать снова.

— С удовольствием, — сказала Мэси, но связь к этому моменту уже оборвалась — сквозь прозрачные линзы спексов девушка видела фуллереновые балки и затемненные панели тента Багдада.

Возле прозрачной стены капсулы, скрестив ноги, сидела Юли. Ее силуэт выступал на фоне огней, что гирляндами обвивали жмущиеся друг к другу башни.

— Я проверила первые результаты опросов, — сказала она. — Хочешь узнать, что о тебе думают люди?

 

8

Прощание с Альдером вышло каким–то неловким и крайне официозным. Шри старалась выглядеть спокойной, невозмутимой и деловитой — всё ради сына. Мальчик же вел себя тихо и отстраненно: то, что ждало их впереди, его явно тревожило. Ближайшее будущее сулило опасности: недели, месяцы ему придется в одиночку лавировать среди предательских рифов, которыми полнится бурное море политики и власти.

Как только Шри отправится к Оскару Финнегану Рамосу, Альдера отвезут на деловую встречу с юристами Шри. В офисе его будут дожидаться двое мужчин — они тайком доставят мальчика на конспиративную квартиру. Небольшая пластическая операция, несколько генетических модификаций изменят внешность Альдера, сделают кожу темнее, а глаза приобретут другой оттенок. Тогда по поддельным документам ее сын двинется на машине и по железной дороге в Буэнос–Айрес, а оттуда на чартерном самолете — в Антарктиду. Весь этот спектакль был необходим: мало того что по приказу Альдер не имел права покидать Бразилию, так еще и Эуклидес Пейшоту непременно попытается его арестовать и допросить по прошествии нескольких часов.

Участок под исследовательскую лабораторию в Антарктиде Шри получила от правительства Великой Бразилии много лет назад. Большую часть своего скромного состояния профессор потратила на обустройство территории, а прошлой ночью она всё отписала старшему сыну. Команда юристов заверила, что любая попытка оспорить передачу имущества в суде потерпит неудачу. Конечно, Эуклидес Пейшоту со своими союзниками и друзьями мог попробовать конфисковать лабораторию, проведя через Сенат поправку к какому–нибудь закону, или просто–напросто захватить объект. Однако в первом случае, даже если Эуклидесу удастся найти тех, кто проголосует за поправку, судебные тяжбы будут тянуться годами, ну а на вооруженное нападение он со своими людьми едва ли решится, ведь тогда ему пришлось бы раскрыть карты и пожертвовать репутацией.

В общем, в Антарктиде Альдеру ничто не грозит. А еще он возглавит исследовательскую лабораторию и продолжит дело Шри, не дав ему погибнуть. Профессор надеялась, что в скором времени вернется с триумфом, однако прощаться все равно было нелегко.

— Жаль, что Берри не может полететь со мной, — сказал Альдер.

— Поверь, рядом со мной он будет в большей безопасности.

Накануне ночью Берри усыпили и положили в гибернационную капсулу, а затем вывезли из жилого комплекса на грузовике, который каждый вечер приезжал за мусором.

— Я буду по нему скучать, — признался Альдер. — И по тебе тоже.

Шри охватил порыв неутолимой нежности — ей захотелось сжать своего храброго прелестного мальчика в объятиях, прижать к себе крепко–крепко и никогда не отпускать, но сейчас она не имела права проявлять слабость и поддаваться сомнениям.

— Мы всё переживем, — заверила она. — Мы справимся. Впереди нас еще ждут великие дела.

— Я тебя не подведу.

— Я знаю.

Шри отправилась на вертолете, которым управлял Ямиль Чо, прямиком в Нижнюю Калифорнию. Они приземлились в контрольном пункте, и Шри через дюны поехала в убежище Оскара Финнегана Рамоса.

Там, где тропинка сужалась, проходя между крутыми песчаными гребнями, сидел волк. Первого успеха в работе над искусственными организмами Шри добилась, именно разработав нервную систему волков. В ее основу профессор положила длинные нервные волокна с высокой скоростью проведения возбуждения, как у раков–богомолов, и систему обработки визуальной информации грифов–индеек, а еще, в духе старых добрых традиций, оставила лазейку, доступ к которой можно было получить через обонятельную систему. Прежде чем покинуть вертолет, Шри нанесла капельку масла с особым индолом на кожу между большим и указательным пальцами. Сейчас она приложила ладонь к слоту в системе идентификации волка, и молекулы индола достигли измененных рецепторов в обонятельной луковице зверя, деактивировали встроенную систему контрольных чисел и открыли секретный путь, который давал прямой доступ к установлению приоритета задач. Она прикоснулась кольцом с печаткой к одной из линз обнаружения движения, имевшихся у волка, — по встроенному в украшение дисплею пробежала череда вспышек, перепрограммировав систему постановки задач.

Волк поднялся на сильных многозвенных конечностях и обнажил клыки. В действие пришла система боевого вооружения. Шри знала, что машина находится полностью под ее контролем, и все же при одном виде оружия она встревожилась. Женщина приказала зверю отключить систему безопасности, к которой он был подсоединен, и зашагала дальше к пляжу, преисполненная холодной решимости.

Оскар Финнеган Рамос сидел на поваленном, выбеленном солью бревне, с которого ободрали кору. В руке он держал нож с коротким лезвием и рукоятью, сделанной из рога. Он вырезал из брусочка свисток. Когда Шри и волк подошли ближе, мужчина посмотрел на них. Взгляд его черных глаз казался пустым, словно окна в безлюдном доме.

— Так и знал, что это ты, — промолвил наставник. — По крайней мере, у тебя хватило порядочности прийти лично, а не послать одно из этих ненормальных существ с Луны.

— Я всё гадала, в курсе ли вы.

— И чья это была идея? Твоя или моего племянника?

— Он тут ни при чем.

— Когда–то ты умела смотреть в перспективу. Но за последние годы стала нетерпеливой. Рано или поздно это тебя погубит.

— Это мой единственный шанс спасти себя и сыновей.

— В столь опасной и сложной игре не стоит полагаться на удачу. Нужно точно знать, что ты делаешь, почему, какие будут последствия. Прости, но мне показалось, ты не очень представляешь, как именно поступить. Уверена, что всё тщательно продумала?

— Я точно знаю, что должна делать. Только не надо всё усложнять.

— Под этим ты подразумеваешь «Умри тихо и не устраивай сцен. Не усложняй мне жизнь».

— А человеку, что передал мне иглу данных, как думаете, будет легко? Человеку, которого вы принесли в жертву?

— Полагаю, Эуклидес перехитрил тебя и убедил, что. только убив меня, ты спасешься. Он заставил тебя совершить то, что нужно ему, да еще внушил, будто это твоя собственная идея. — На лице Оскара играла кроткая умиротворенная улыбка. — Если ты хоть немного сомневаешься, то, вероятно, потому, что догадываешься об этом, но еще до конца не обдумала происходящее.

— Я просчитала абсолютно всё самым тщательным образом.

Шри была совершенно спокойна, только вот руки тряслись, из–за чего пришлось спрятать их в карманы блузона — сладить с дрожью ей никак не удавалось. Оскар взмахнул ножом еще несколько раз и приложил свисток к губам, выдав протяжный низкий звук. Шри почувствовала, как череп сжало, словно тисками. А что, если Оскар сейчас активировал резервную систему защиты? Но ничего не произошло. Горячий ветер по–прежнему дул, пригибая траву на гребнях дюн; внизу небольшие волны все так же лизали берег и перекатывались слева направо; далеко в море на фоне багряной воды, словно вырезанная из бумаги моделька, виднелся патрульный корабль. Люди на борту несомненно наблюдали за их встречей, но это не имело значения. Волк контролировал локальную сеть, отвечающую за безопасность, и парящий в тысячах километров над Землей статит. Корабельные системы вооружения он также деактивировал.

Оскар улыбнулся гостье:

— Я пожил достаточно долго. И половины этого времени хватит, чтобы осознать: каждый день смерть неустанно преследует нас, она наш вечный спутник. Поджидает за очередным поворотом наших мыслей. Даже в столь чудесный день, как этот. Мне казалось, когда придет время, я с радостью приму ее. Но я ошибался. — Едва договорив, Оскар с силой метнул нож в Шри.

Волк сбил нож в воздухе. Оскар упал с бревна назад, но тут же вскочил и, петляя, понесся прочь. Зверь рванул следом, но лапы его вязли в мягком сухом песке. Мужчина укрылся за забором, которым обнес последнюю кладку черепашьих яиц, волк же врезался прямиком в ограждение. Колья с грохотом попадали прямо на него, сетка опутала две лапы, и зверь повалился на землю.

— Убей его! — завопила Шри.

Она испугалась и разозлилась. Мысли свои она больше не контролировала. Оскар уже карабкался по песчаному склону на всех четырех, оставляя за собой песочный шлейф.

— Просто убей его!

Зверь встал на дыбы. Блеснула яркая вспышка света, поднялся столб песка и дыма, а Оскара отбросило в сторону. Бесформенной кучей тело скатилось по склону и неподвижно распласталось у подножья.

Шри вызвала Ямиля Чо и пошла по пляжу, чтобы удостовериться, на самом ли деле ее наставник мертв. Когда она поднялась с колен, над самыми дюнами с ревущими от перегрузок турбинами пронесся вертолет и приземлился на участок твердой земли у кромки воды.

Едва Шри оказалась внутри, машина взмыла в воздух. Из кабины виднелись накренившийся пляж и мерцающая гладь океана. Патрульный корабль повернул к берегу, оставляя за собой широкую белую полосу на блестящей лазурной поверхности воды.

— Шаттл? — выдохнула женщина, упав в соседнее с секретарем кресло.

— Готов к вылету, — ответил он.

— Берри?

— Уже на борту. Мы будем там через двадцать минут.

Вертолет набрал высоту и развернулся на сто восемьдесят градусов. Внизу вдоль берега простирались дюны, за ними — сухие коричневые склоны гор. Шри увидела тонкую светлую полоску дороги, маслянистый черный дым в том месте, где раньше находился контрольный пункт. На безоблачном голубом небе безмятежное солнце благодетельно освещало мир. Шри вдруг подумала, что, возможно, это ее последний день на Земле.