— …Диагноз «атипичная олигофрения».

— Это сильно. Покажешь военкому — и от армии освободят, и еще спасибо скажут, — Ноготь искренне радовался за этого юного хакера, лежавшего вместе с ним в закрытом отделении Сковской психиатрической больницы, которого врачи, за небольшие, в сущности, деньги, освободили от почетной обязанности провести два года в скотских условиях.

— Много говорить не хочу, но, убежден, получится.

— Сто процентов, комиссуют. Форма моей имбицильности не оставляет каких-либо надежд, — радостно улыбался атипичный олигофрен, — Вытираю скупую немужскую слезу. Я хоть теперь в спокойной обстановке сервер банка «Чеченский кредит» взломаю. Там у них такие навороты, а я сосредоточиться, как следует, не могу. О дедовшине больше думаю, чем о деле. Но о том, что я два месяца в психушке провел, я не жалею. А знаете почему?

— Почему?

— Ваш блатной шансон впитывал, Ноготь. Прочитал роман Горького «Мать», так проникся и прослезился, что сам захотел стать матерью. С людьми вы разговаривать умеете в совершенстве. «Изысканным движением руки спускаю с вас я мокрые чулки», — говорите вы… Санитар Коля считает, что учиться нужно на первоисточниках и он прав. Так гармонично совмещать тяжеловесную мудрость с потрясающей лёгкостью слога, мне не дано, увы. «Ссать мимо унитаза — стильно» — это мой потолок, я знаю. Но на прощание хочу сказать вам следующее. Душевнобольных трахать — грех. Можно трахать безногих, больных раком и мочекаменной болезнью, а также астматиков (осторожно), сифилитиков (рискованно) и паралитиков (по взаимному согласию).

Ноготь усмехнулся. Этот дезертир-хакер был влюблен в заторможенную подругу Ногтя по самые мочки ушей, и теперь, перед выпиской из психиатрической больницы, в его скорбных речах скользила неприкрытая грусть, что это льстило самолюбию Ногтя. И, в какой-то степени, отвлекало его от мрачной действительности. Пожилого следователя теперь нет, и его функции выполняет Капитан. А это значит, что Олигарх контролирует в Скове всех и все. И если, его, Ногтя, найдут… то, в лучшем случае, его запрут в туалете и заставят съесть собственную ногу.

— Подрочи на голых кукол и успокойся. В твоем возрасте это принципиально важно, как витамины, — сказал на прощание свежеиспеченному олигофрену Ноготь. — Сейчас трудные времена для тебя закончились. Успехов тебе.

* * *

«Пожилого следователя нет, а значит, я лишен блохозащитного ошейника, — думал Ноготь, лежа на больничной койке с закрытыми глазами. — Теперь нужно продумать, чтобы Олигарх и его свора на меня не вышли. Спокойно. Не такой человек был пожилой следователь, чтобы рассказать о нем кому-то или оставить какие-то записи с информацией о нем. Стоп! Наверняка в памяти мобильника пожилого следователя есть и номер мобильника Ногтя. Под именем какой-нибудь Светланы, но есть. Значит этим мобильником пользоваться нельзя. И Аркадия, и Хомяка нужно срочно предупредить. Срочно».

— Гавриловна, мне нужно попасть в кабинет главного врача. Я хочу позвонить с его телефона.

— В чем проблема? Уважь уборщицу десятью долларами.

* * *

— Это агентство экстремального секса «Уникум»?

— Совершенно справедливо.

— Мне бы хотелось побеседовать с руководителем учреждения Мустафой Хавкиным.

— С кем!? На проводе.

— Я звоню по поводу своего заказа. Передайте моему хомячку, чтобы он трубкой не беспокоил любимый маникюр вообще.

— Что-о!? Понял. Не сразу, но понял. Ваш дружок хомячок будет немедленно поставлен в известность.

— Спасибо, миленький. Всем мамзелям приветственный шлепок па заднице. Да здравствует агентство экстремального секса «Уникум»!

* * *

— Вот теперь все сделано мудро. В сущности, карандашный набросок на туалетной бумаге, но элегантно. Мобильник, который пожилой следователь дал Ногтю для связи, теперь лежит среди каких-то брошюр в книжном шкафу в кабинете главного врача, и шкаф этот явно не открывается годами. И найти этот мобильник смогут только во время обыска. Так сказать — каловые камни для диктатуры пролетариата. Нежданно и негаданно. И, если телефон главного врача прослушивается, а Капитан вполне может поставить его на прослушку, то к Олигарху придет информация о том, что главный врач контактирует с владельцем агентством экстремального секса «Уникум» Аркадием. И тогда к главному врачу сразу возникнет вопрос: А ты сопротивляешься половому насилию в извращенной форме? И если да — то, каким образом? Такой вопрос просто не может не возникнуть. Аркадий известен тем, что любит свою еврейскую маму. А так же тем, что он является полномочным представителем легендарной бригады рэкетиров под руководством Хомяка, которая когда-то работала в Скове и лежала под Олигархом, а потом вышла из подчинения Олигарха, ударилась в бега и скрылась в непроходимых дебрях Подмосковья. И, кроме того, через Аркадия осуществляется подбор семейных пар, нуждающихся в услугах суррогатного материнства. Другими словами, Аркадий находит бездетную пару, которая готова заплатить достаточно крупную сумму денег для того, чтобы Ноготь организовал отправку в Москву молодой и акушерско-гинекологически здоровой, но абсолютно ненормальной женщины. Такой, которая уже много лет находиться в хроническом отделении психиатрической больницы провинциального российского города Скова. И которую не посещают родственники.

В Москве этой женщине имплантируют в матку яйцеклетку, полученную от бездетной пары. То есть извлекут яйцеклетку из бездетной супруги, оплодотворят спермой бездетного супруга и имплантируют (вставят то бишь) эту оплодотворенную яйцеклетку в матку хронической…сковской сумасшедшей. Через восемь с половиной месяцев беременную сумасшедшую вновь привезут из хронического отделения сковской психбольницы в Москву, где она и родит прелестного малютку. С точки зрения наследственности малютка будет ребенком бездетной пары. С точки зрения документов — тоже. Потому-то ребенка счастливые родители получат сразу же после его рождения, а Аркадий, Ноготь и сопровождающие их лица, за проницательность и невиданную смекалку, получат причитающуюся им сумму денег. А хроническая психбольная, эта крыса в закромах Родины, эта заноза на заднице Отечества, которая настолько неадекватна, что так и не поняла, что, собственно, произошло, будет возвращена в родные психиатрические пенаты. Максимум, это вопрос шоколадки. А потому и не будет скандала и женщины в зале суда жеманно не надают друг другу пощечин. Что так типично для женщин.

Но об этой стороне многогранной деятельности Аркадия не знает даже криминальный властелин Скова по кличке Олигарх. Как он не знает о пребывании Ногтя в сковской психиатрической больнице. Когда-то Ноготь был близок к Олигарху, но потом повздорил с ним и ушел в бега вместе с бригадой Хомяка. А потом Ноготь сошел с ума и был помещен на лечение в сковскую психиатрическую больницу. При помощи пожилого следователя, крупного сковского милицейского начальника, который не то, чтобы чурался сотрудничества с криминальными авторитетами, но воевал с организацией Олигарха. Постепенно, под влиянием лечения, состояние Ногтя улучшилось, но он вошел в образ буйного психбольного и продолжал очень натурально изображать человека, бесконечно далекого от окружающих его реалий. Тем более что в этом ему помогали ветераны сковской психиатрии санитар Коля и медсестра Гавриловна.

Санитар Коля когда-то воспитывался в детском доме, позже был подающим надежды спортсменом и его даже перевели в спортивный интернат. Потом он служил в армии в каких-то рукопашных частях, потом снова спортсменом, потом рэкетиром, потом заключенным, потом еще кем-то, пока не осел окончательно в качестве санитара острого отделения сковской психиатрической больницы. Санитар Коля иногда выпивал и даже однажды, по пьяному делу, был уличён в совокуплении с памятником Расулу Гамзатову на родине поэта. Но и по настоящее время он находиться в прекрасной спортивной форме, да и мыслил ясно. И, кроме того, он был гурман и любитель пикантных копченостей.

Гавриловна была же простая медсестра из психушки. Бесконечно давно она толи развелась с мужем, толи так и не вышла за него замуж вообще, и сейчас одна воспитывала находящуюся в подростковом возрасте дочь. А в сумасшедший дом она попала по распределению после окончания Сковского медицинского училища. Однажды она была отмечена администрацией психиатрической больницы за спасение ненормальных при пожаре. Других сколько-нибудь выдающихся событий в ее жизни пока не было. Обитатели Сковской психушки за глаза называли ее «человек-паучиха» и «черная вдова», хотя, в действительности, она не была ни вдовой, ни, тем более, паучихой. Просто она была пряма как в детстве и по утрам часто говаривала пациенткам женского отделения: «Воняешь ты, милочка, сегодня беспощадно. Стоишь рядом с тобой, и прямо жить не хочется. Ну-ка быстро в душ, скотина!»

Ногтя санитар Коля и медсестра Гавриловна называли «отрада наша и надежда». В результате участия в деятельности организованной преступной группировки под руководством Ногтя их благосостояние возросло настолько значительно, что они могли себе позволить и ночи, наполненные бездумным сексом, и дни, когда они кушали свинину барбекю с овощами. И вот теперь, после того, как пожилого следователя не стало, и его должность занял Капитан, Олигарх стал ничем неограниченным монархом старинного русского города Скова.

— Ну что, братан, совсем безтолковку повесил? — вывела Ногтя из состояния задумчивости медсестра Гавриловна. — Может позвать твою заторможенную, и она, со свойственной ей добросовестностью, тебе минет сделает? Чего ей в женском отделении долгим зимним вечером скучать без дела-то? Пусть лучше подлежит под главарем мафии, покажет себя с лучшей стороны. И для здоровья полезнее.

— Это я то главарь мафии?

— А кто же ты, кормилец? Пожилого следователя нет, теперь ты за главного.

«Теперь ты за главного». Что интересно, что теме же словами эту мысль выразил Хомяк: «Смотри, Ноготь. Пока ты лечился от осложнений шизофрении, в стране произошли большие перемены, о которых ты, видимо, не слышал. Например, в космос запустили человека. А самый главный в стране сейчас не Хрущев, а некто Путин… Но главное не это. Главное — братаны в Подмосковье осели окончательно, обратно в Сков нам дороги нет, сам понимаешь. А активности никакой мы без твоей команды предпринимать не будем. Наактивничались, пока ты болел, двое на зону пошли, один в живот пулю поймал. Так что ждем твоих указаний. А за свою жену и ребенка не беспокойся. Заметим в ее адрес сверхценные идеи и косые взгляды — виновника залижем насмерть. Теперь ты у нас за главного».

— Ладно, Гавриловна, приведи ее. Только сначала в душе помой.

— Что ты мне такие вещи напоминаешь, Ноготь? Я что сама не женщина, не понимаю? Обидел даже, можно сказать. И помою ее, и косметику наложу. Как игрушка будет твоя заторможенная. И пахнуть ландышем.

— Это надолго.

— А нам спешить некуда, Коля. Давай лучше еще раз ситуацию обсудим. Значит так. Пожилой следователь перестал меня навещать и отвечать на телефонные звонки. Гавриловна записалась к нему на прием?

— Гавриловна пошла записываться к нему на прием якобы хлопотать за находящегося под следствием родственника. И ей сказали, что в настоящее время функции пожилого следователя выполняет Капитан. Ведь проговаривали это уже. И хватит тебе с понурым видом первопричинные места себе разглядывать, Ноготь. Достань ты башку из жопы и посмотри как прекрасен этот мир! Другое дело — узнать нужно, что случилось с пожилым следователем. Мобилу я тебе купил новую, так что начинай, братан, работать. Только не зарывайся, как ты это можешь. Не забывай, что это Олигархом нельзя договориться, а с государством можно договориться и по-хорошему.

«Начинай работать». Я уже звонил с новой мобилы Аркадию. Ее номера пожилой следователь не знал, так что тут опасаться нечего.

— О-о, сбылись мечты народные! Ноготь, я уже волноваться начал, куда вы пропали? Места себе не находил, честно говоря. Хомяк, кстати, тоже ходил невеселый какой-то, пока вы не позвонили. Как в горячую воду опущенный, смело можно сказать.

— Нужно пользоваться презервативами, Аркадий, тогда и сифилисофобии не будет. У меня был мелкие житейские трудности. Солнечным ранним утром, во время пробежки в тенистом парке сковского сумасшедшего дома, был завален в буерак и изнасилован тапиром. Но теперь, слава Богу, спортивная форма восстановилась.

— Ай-ай-ай. В последнее время мелкие экзотические животные окончательно от рук отбились. Наверное, это результат глобального изменения климата. У меня, в соседском доме, собака породы пекинес искусала всех детей, потому что хозяин постоянно водил ее на повадке, тем самым лишая злобное животное любовных утех. И одна из моих соседок, толстая кореянка, грозилась пустить собаку на хе (национальное корейское блюдо), когда та укусила ее внука. Спустя неделю собака исчезла. Печальная история. Даже вспоминать об этом не хочется. Давайте лучше о насущном поговорим. Одни мои знакомые ждут прибавления семейства. Причем ждут уже лет десять…

— Но мы им поможем, Аркадий. Передайте Хомяку, пусть запускает обычную схему.

Звоню немедля, Ноготь. Промедление бесплодию подобно.

«Обычную схему». Сейчас Аркадий, владелец агентство экстремального секса «Уникум», сообщит Хомяку радостную весть. Хомяк перезвонит главному врачу Сковской психиатрической больницы. Тот скажет: «Поехали» и махнет рукой. На завтра к психушке прейдет машина с братками Хомяка. В эту машину посадят молодую глубоко слабоумную женщину и увезут в увлекательную поездку в одну частную московскую клинику по лечению бесплодия. Оттуда она приедет уже счастливой суррогатной матерью с чужой оплодотворенной яйцеклеткой в матке. В сумасшедшем доме ей перестанут давать лекарства, да и кушать она будет отдельно от других больных, в подсобке. И ее рацион будет резко отличаться от обычного для сковских сумасшедших большим количеством фруктов и разносолов. А через восемь с половиной месяцев ее вновь увезут в туже клинику рожать незнакомой ей женщине чудесную малютку.

— А-а, вот тебе твою заторможенную привели, — вновь прервал размышления Ногтя санитар Коля, — Известный исследователь этого вопроса Джон Гарвей Келлог (John Harvey Kellogg) считает, что у женщин бороться с извращенными формами наслаждения помогает прижигание клитора карболовой кислотой. А ты как считаешь, Ноготь?

— Дурак он, твой Джон Гарвей. С извращенными формами наслаждения у женщин не нужно бороться вообще. Наоборот, сейчас я их буду всячески стимулировать.

— Вот и правильно, Ноготь, вот и правильно, — легко изменил свое мнение санитар Коля, — Я вот тоже сейчас пойду, сделаю осмотр, что ль, сосочков и прочего у Гавриловны. А то ночная смена длинная, а работать все равно влом. Судя потому, как долго Гавриловна разглядывала прелести твоей заторможенной, она одним этим не ограничилась. Небось, соответствующее настроение и у самой возникло.

— Писька у меня неопределенно-кирпичного цвета с большим количеством мозолей. А сосочки, как ты их называешь, размером с армейскую кастрюлю. Ты готов принять мой дар чудесный, Николай?

Опять полился этот казарменный юмор. Впрочем, Гавриловна с моей заторможенной поработала на славу. Интересно, что это за духи?

Заторможенной скоро тридцать, то есть она была почти ровесница Ногтя. Но ее развитие остановилось на уровне десятилетней девочки, а в психбольнице она находится с двенадцати лет. Родственников у нее нет. Ее мать, которая ходит под себя в отделении гериатрии сковской же психбольницы, не в счет. Заторможенная румяная девочка с большой грудью и патологической тягой к чистоте и мытью рук. В ходе многолетнего пребывания в психиатрической больнице ее изредка насиловали врачи и санитары, но, фактически, Ноготь был ее первым мужчиной. Она впервые узнала, что такое апельсины, когда ее первый раз привела к Ногтю Гавриловна.

— Добрый вечер, дядя Ноготь.

— Зачем ты вывела меня из моих ассоциативных ностальгических воспоминаний, моя заторможенная? Я тебя накажу, наверное, из-за тебя я нить потерял. Хотя нет, слава Богу, вспомнилось. Смотрел я как-то сюжет о том, как некий нормальный мужик женился на лилипутке. Говорили, типа, вот какой молодец. Это же геройский поступок! Мир создан для больших людей, а он типа отважный. И людской молвы не испугался. А в действительности он просто был латентный педофил. Наверно и у меня это есть, если я тебя люблю. Ну, что скажешь?

— Мне раздеться или я сначала плетку поищу? Опять в вашей палате беспорядок, дядя Ноготь, и я не помню, куда вы в прошлый раз плетку положили.

— Разве я просил плетку, прелестница ты моя?

— Но вы же сами сказали, что меню нужно наказать, а теперь говорите, что вам не нужна плетка. Как вам не стыдно, дяденька Ноготь!

— Ишь, какие мы жеманные. А впрочем… «Вот попёрло, так попёрло! — подумала собака Баскервилей, заметив, что вслед за Герасимом по тропинке понуро бредёт академик Павлов». Ты знаешь заторможенная, можешь меня упрекнуть в малодушии, но плетка нам сегодня не понадобиться. Твои простые, но берущие за душу слова несут недюжинную интеллектуальную нагрузку и глубокий смысл. И, наверное, потому, глядя на тебя без платья, я как-то взбодрился. Во мне проснулась тяга к жизни. Сейчас сними с себя боевое неглиже, а порядок у меня потом наведешь. Ничего, город-героин Сков еще вспомнит отъеханного мозгами братана по имени Ноготь.

* * *

Это ты мудро решила, Гавриловна, вновь привести ему эту заторможенную. После того, как пожилой следователь перестал его навещать, Ноготь снова впал в апатию. А пожилой следователь мне рассказывал, что у него голова как часы работает. Бригады Хомяка без него давно бы уже и не было. У Хомяка все мозги мускулами заплыли, бригадир рэкетиров в хозяйстве Олигарха — вот его потолок. А с Ногтем сам Олигарх советовался. Да и сам пожилой следователь его рекомендациями не брезговал.

— А что, он у Олигарха в братанах ходил?

— «В братанах»! На свете полно драчливых храбрых молодых парней, которым если дать им хорошую плату, красивую форму, любовь народа и почет с уважением — лучше солдат не придумаешь. Или братков, это как ситуация сложиться. Но Ноготь другой. У него же первый приступ шизофрении в шестнадцать лет был и первый вооруженный налет тогда же. Его тогда менты поймали в первый и в последний раз, но на зону он не пошел — невменяемым признали. И с тех пор он уголовник. Причем всегда один, в коллективе он работать не может, так, сотрудничает иногда, то с Олигархом, а теперь с Хомяком. С Хомяком они даже друзья, насколько Ноготь дружить может. И побаиваются его, кто понимает. Зверский оскал из трех зубов он легко демонстрирует, если необходимость есть.

— Ладно, поняла я все, смени тему. Ты мне лучше скажи, санитар Коля, любишь ли ты спорт, как люблю его я? Вчера была на «Динамо» Сков — почти рыдала от игры.

— Нет, я не люблю футбол. На женский бокс посмотреть куда приятней. В Москве, говорят, есть ассоциация женского бокса…

— Будет тебе, санитар Коля, и женский бокс, будет тебе и свисток. Об уголовных дарованиях Ногтя я уже наслышана, и не раз. А то, что у него шизофрения, так это наше с тобой счастье, Николай. При шизофрении способность соображать как раз не нарушается. Просто человек в себя погружается, внешний мир ему мало интересен. Тут наш с тобой профессиональный долг, санитар Коля, поддержать в Ногте огонь желаний, пыл боевой, настрой бойцовский. На своих мыслях замкнуться не дать. Тогда он уголовным авторитетом станет покруче Олигарха и нас, заодно, с помойки жизни к яркому солнышку вытащит. Хватит нам с тобой работать плевательницами в туб. диспансере для сумасшедших.

— Верно излагаешь, Гавриловна. Ноготь — наш единственный шанс. Жить, как гнилостные бактерии на изнурённом лоне земли мне надоело до чертиков.

— В принципе, санитар Коля, ты не туп и, можно даже сказать, высоко интеллектуален. Я тем более. Так что с поставленной задачей по социальной адаптации страдающего шизофренией Ногтя мы, несомненно, справимся.

* * *

— Я уже, Хомяк, грешным делом подумал, что ваше длительное молчание вызвано тем, что пришедший на место пожилого следователя Капитан каким-то образом вышел на вас.

— И доложил по инстанциям Олигарху? Малодушные мысли, недостойные главного врача психиатрической больницы. Не скрою, отстранение от дел пожилого следователя имело широкий резонанс на международной арене, но сейчас все устаканилось. А главное, до Олигарха о вашей деятельности на ниве суррогатного материнства информация не ушла, не волнуйтесь. Так что мы будем дружить письками как и прежде.

— Да уж. Научный труд «Негры в шахте. Проблемы поиска». Если Олигарх узнает, что что-то происходит в сковской психбольнице, а он не участвует в этом в смысле получения дохода…

— Главный врач, вы боитесь, что Олигарх вам вставит пулю в лоб и свечку в анус? Перестаньте. И Далай Лама целибат нарушает, просто это нужно делать очень аккуратно.

— Ладно. Получив триппер, по мандовошкам не плачут. Это я вам как врач говорю. Как говориться: «Работать надо, винтовка рядом». Есть заказ, Хомяк?

— А зачем же я к вам приехал? Недолеты и преждевременные эякуляции бывают только у тебя, малыш. У нас же все работает как часы. Впрочем, судя по неповторимому селёдочному вкусу, будущая счастливая суррогатная мать уже притаилась в задней комнате вашего кабинета. И глубокие изменения в психике не помешают ей с честью выполнить возложенную на нее миссию.

— Глубокие изменения в психике ей даже в этом помогут. Обычно она апатична как монумент, но сегодня почему-то возбудилась. Потому и не помыли. Сейчас я вколю ей что-то успокоительное, и можете забирать.

— Не нужно ей ничего вводить. А то еще обкакается в машине как в прошлый раз. Будет хулиганить — получит по уху. Просто и доходчиво. Если не поймет моих объяснений о том, что очень не удобно ходить с оглоблей в заднице.

— Верю, Хомяк, что вы сможете быть убедительным. Кстати, в каком виде спорта вы добились особенных успехов?

— Действительно, позором российских шахмат я никогда не был. А был я мастером спорта по военному многоборью. Бывало, спиной к Скову встаешь на лыжню и попер, попер… Да-а, когда это было! Но я отвлекся. Прошу ввести подругу дней моих суровых.

— Добромутро.

— Чего?

— «Доброе утро» имелось в виду. Она считает, что у нее мозги украли и потому буквы в словах путаются. Но, с точки зрения практического акушерства, эта девушка изъянов лишена полностью.

— Пойдем со мной, милая. Хочешь поучаствовать в показательном скрещивании? Сначала тебе чужую яйцеклетку в матку вставят, а потом мы твои мозги ворованные искать вместе будем. Идет?

— Аве, Цезарь! Идущие в коммунизм приветствуют тебя! Хомяк, да вы прирожденный психотерапевт.

— А хорошо все-таки, что после трубы Страшного суда вступили саксофоны… А, доктор?

— Что!?

— Шучу, шучу. Не волнуйтесь, мой милый главный врач. Вы опасайтесь того, что, сменивши пожилого следователя Капитан сможет выйти на нашего человека в Скове?

— Ну, если честно…

— Если честно, то на этого человека невозможно выйти в принципе. Серьезно. Но он видит все и всех как Боженька. Учтите это и не пытайтесь делать глупости.

— Скажите, Хомяк, а если хочется поубивать любящих давать советы отцов-командиров — это эдипов комплекс?

— Что такое эдипов комплекс я не знаю, но на ваш вопрос отвечу. Вас что, плата, которую вы получаете за девушек, с точки зрения практического акушерства лишенных изъянов, не устраивает?

— Ну что вы, Хомяк! Олигарх мне таких денег даже издалека не показывал.

— Вы должны это помнить даже спросонья, мой милый доктор. И тогда вас не будут одолевать сомнения.

— Эх, Хомяк, Хомяк. С пищалью я гляжу на ваше поколенье. Если Олигарх хоть что-то узнает о наших с вами отношениях, эти деньги пригодятся мне только на надгробный камень.

— «Мало ли что эволюция», — приговаривал мастодонт, топча неандертальцев. Это я к тому, что и Олигарх не бессмертен. Пожилой следователь, казалось, был всегда и будет вечно. Может и Олигарх скоро на покой уйдет?

— А что, есть что-то конкретное?

— «Господи, спаси!» — воскликнул атеист. «А вот это ты видел?» — ответил Господь. Есть, милый главный врач психушки, есть. Но что конкретно — я и сам не знаю. Но, даже если бы и знал, показывать раньше времени стиптиз-хоровод «Вот приедет барыня — барыня вам покажет» я не собираюсь. Здесь вам не агентство экстремального секса «Уникум» нашего друга Аркадия.

* * *

— Капитан туп. Очень туп. Герпес на жопе Отчизны, можно сказать. Олигарх — его брат по разуму.

— Рыжая или ты нам даешь поговорить спокойно, или идешь баю-баюшки-баю. Вы не возражаете, Капитан?

— Я? Олигарх, ты же знаешь, я ярый противник плебисцитов сексуально непонятых подростков. Даже если это твои любимые женщины. Тьфу, в сторону запада, тьфу.

— Опять у этого мента национальное самосознание полезло. И кстати, Олигарх, почему он говорит о твоих любимых женщинах во множественном числе? По моим подсчетам я у тебя одна.

— Это он занял должность пожилого следователя и возгордился. Вносит раскол в личную жизнь любимого Олигарха и забывает, что пока он всего лишь исполняет обязанности. Причем с новыми должностными обязанностями он пока не справляется. Эдак, каждая кухарка захочет порулить и без того до полусмерти заруленным государством. Что скажешь, Капитан?

— Олигарх, не понукай, работа идет. Потихоньку вытаскиваю наружу все корешки пожилого следователя. Или они сами всплывают наружу. И потом, самое главное я уже сделал. Сразу после профилактической беседы со мной Челюсть приполз к тебе, Олигарх, на задних лапках и попросился под твое крыло. А Челюсть — это почти вся торговля наркотиками в Скове на сегодняшний день.

— Тут ты прав, Капитан. Где прав — там прав. Вприсядку Челюсть танцует, вприсядку. И руки сложены на грудях. Вот что значит руководителю организованной преступной группировки милицейской крыши лишиться. А при пожилом следователе гордо ходил по городу и орал, что он не пидар, а гей, наркоторговец чертов.

— Только ты, Олигарх, не зазнавайся и палку не перегибай. Не забывай, что основные деньги к нам все-таки идут от Челюсти. И, если как в прошлый раз, ты его прижимать к стенке начнешь — он себе какого-нибудь пожилого следователя снова найдет.

— Твоим прокуренным фальцетом только из-под нар кукарекать, Капитан. Я на ошибках учусь и без твоих подсказок. Раньше я у него две трети забирал, а сейчас треть. Куда дальше?

— И Ирку его не вздумай снова в постель затащить, иллюзионист ты анальный.

— Да нужна мне эта доярка-истеричка! Пусть спокойно лечится гипнозом в свободное от дойки время. Тем более что разве можно ее сравнить с моим рыжиком?

— «Сперма. Пути утилизации на международной космической станции» или «Капитан и Олигарх в поисках большого чувства». Что-то вы сексуальную тематику окончательно перешли, бедные слабоумные мальчики. Впрочем, бледная трепонема так пошла бы к твоим коричневым зубам, мой милый Капитан!

— Горячий привет работникам коммерческого секса. Рыжик, ты почему на нашего друга Капитана все время налетаешь, Дездемона ты Таврическая? А если я тебя сейчас спать пошлю, что будет?

— Соревнуетесь в скудоумии? Вы оба заслуживаете победы. По главной улице села идут двое в шинелях. Один из них — это Капитан. Второй из них — это не Капитан. Вопрос для слабоумных и плохо слышащих: кто второй?

— Ну, и кто второй? Раскрой нам раскосые и жадные глаза на суровую действительность, Анна ты моя на немытой шее.

— Какой-то ты сегодня туповатый, Олигарх. А второй — пожилой следователь и есть. Если он Капитаном так искренне воевал, то почему он его на свою должность рекомендовал? Ты об этом не задувался, Олигарх ты мой чистый и доверчивый, ведущий рубрики «Униженные и оскорбленные».

— Ну вот, опять на меня фекальные воды низверглись. Олигарх, или успокой ее, или я сам домой спать пойду. Надоело.

— Аннушка, Аида ты моя в телогрейке, ты змеюка, что ли?

— Я то? Я русалка. А еще я маленькая бесправная собачка, которой иногда разрешают тявкнуть, но на которую не обращают внимания, даже когда она заходиться в лае. Говорила тебе Олигарх сто раз и повторю еще тысячу. Бойся Капитана пуще этого дедка-пердунца пожилого следователя. Рано или поздно он тебя поможет тебе публично на тот свет отправится. Мгновенно умчался к праотцам, так сказать. Или посадит лет на десять. Помяни мое слово.

— Да-а, маленькая китайская собака чаю-чаю (можно и водки!) с синим языком. Анна, а чем, собственно, вызвана ваша сегодняшняя ко мне благосклонность?

— Да не страдай ты так, Капитан, не мучайся. Все равно бесполезно. Меж нами любви не будет. Просто мир странен и несправедлив.

— А все-таки?

— Первые подозрения относительно тебя, Капитан, у меня появились, когда я еще была худенькой малолетней проституткой, и ты, во время облавы, ударил меня в живот.

— О, Господи, она опять это вспомнила!

— Я где-то час в грязи лежала, пока в себя не пришла. Но когда я узнала, что пожилой следователь рекомендовал тебя исполнять его обязанности, мои подозрения относительно твоей морали и нравственности у меня еще более усилились.

— Рыжик, ты, чай, не с дубу ли рухнула? Да мы с Капитаном вместе начинали в тот год, когда ты родилась. И с тех пор идем вместе по жизни крепко взявшись за руки. А ты требуешь смазать его очко выделениями менструирующей сучки собачьей породы и выставлять голую задницу из кустов парка, где много кобелей. И все из-за того, что он когда-то тебя ударил. За дело кстати. Он от меня же получил команду провести там облаву, а ты стала в дверях и вступила в пререкания с ОМОНом.

— Но меня же можно было просто в сторону отодвинуть, во мне же только пятьдесят два килограмма веса!

— Аня, перестаньте! Не ударил бы тогда вас я, вас ударил кто-то из ОМОНовцев. Вы же вели себя очень нахально и мешали нам.

— Но мне же было тогда пятнадцать лет!

— Анечка, действительно, давай оставим эту тему. Что было, то было и постельным бельем поросло. Тем более что мне неприятно слушать о том, как тебя били.

— Капитан страдает базедовой болезнью, поэтому у него все время тупо-удивленный вид.

— Ну, это пускай, Капитан?

— Олигарх, твой Анна, в постоянных наскоках на меня, полона обаяния. Я, кажется, начинаю понимать, почему она стала твоей подругой. Да и округлилась она из-за беременности, что тоже пошло ей на пользу.

— Тут ты прав, Капитан. А еще я люблю смотреть, как она, из-за живота, ходит как утка. Рыжик, принеси мне с того угла комнаты что угодно по своему выбору.

— Иди к черту, Олигарх. И не поднимай меня вверх, я же высоты боюсь. И потом, я же в платье, дурак!

* * *

— Голубчик, да вы выглядите как настоящий сумасшедший. Блистательная актерская работа, поздравляю вас.

— Я самый что ни есть натуральный сумасшедший и выгляжу соответственно, Аркадий. Вы все сделали, как я вас просил?

— Ноготь, моя мама-гинеколог всегда говорит, что следовать традициям оказывается гораздо дешевле, чем им не следовать. А я, миленький, прислушиваюсь к мнению моей мамы. Все сделано в строгом соответствии с вашими мудрыми указаниями. На утренней зорьке я появился у главного врача Сковской психиатрической больницы и предложил ему денег. Свою просьбу я мотивировал тем, что во вверенном ему приюте душевного нездоровья пребывает мой родственник. Ранее я передавал деньги на его достойное содержание через пожилого следователя, так как сам проживаю Москве. Но пожилой следователь куда-то пропал, и я решил моего душевно больного родственника поддержать морально и финансово лично. Главный врач взял деньги, после чего его лицо подернулось состраданием. При этом он пожелал услышать имя моего страдающего шизофренией родственника. И я назвал ваше имя, Ноготь.

— И он поверил? Обладатель такой благородной местечковой внешности, как вы, Аркадий…

— …И как будто сошедший с арийского плаката Ноготь. Главный врач чуть приподнял левую бровь, но развеял его сомнения. Я раскрыл страшную семейную тайну о том, что как мужчина я слаб и мало впечатлителен. А потому мне приходиться время от времени жениться на молоденьких пышногрудых блондинках, такова уж моя горькая доля. И вы, Ноготь, приходитесь родным братом моей теперешней супруги. По маме.

— Только такой тонкий человек как вы, Аркадий, и может успешно руководить агентством экстремального секса. Жаль только, что мне не посчастливилось познакомиться со своей родной сестрой по маме. Как ее зовут, кстати?

— Ее зовут Ольга, и я собираюсь вас познакомить.

— Вы ее привезли в Сков!? Зачем?

— Видите ли, Ноготь. Вы помните первую ненормальную, которая года полтора назад…

— Она для вас родила ребенка, Аркадий? И действительно, как я мог забыть.

— Ноготь, моя Оленька хотела бы что-то сделать для этой женщины. Главному врачу, естественно, я об этом говорить не стал. Если вы могли как-то поспособствовать…

— Аркадий, это вполне решаемо. Давайте приступим к похоронам наших проблем без промедления. Со мной в команде работают санитар Коля и медсестра Гавриловна. После исчезновения пожилого следователя с внешним миром я общаюсь только через этих людей. Я хочу вас познакомить с ними, Аркадий, и, в дальнейшем, чтобы не случилось, относительно меня вы можете общаться только с ними. И кстати, вы выполнили мою просьбу?

— Конечно. Вот. Хомяк сказал, что это хороший пистолет. Полуночные бдения шизофреников бывают буйными, я слышал. Это идет в комплекте с пистолетом, я так и не понял, что это.

— Это лазерный прицел, а это глушитель. Хотите пострелять, Аркадий?

— Хотел бы пострелять — уехал бы в Израиль. И поселился бы в секторе Газа. Это патроны, Ноготь, а это мобильник с хорошим фотоаппаратом. Он оформлен на кого-то из братанов Хомяка, так что им можно пользоваться спокойно.

— Спасибо, Аркадий. А-а, наконец-то! Знакомьтесь — это Аркадий.

— Очень приятно, Николай.

— Меня все называют Гавриловна. Я работаю медсестрой в женском отделении.

— Да, Гавриловна, ты помнишь, кто у нас была первая суррогатная мать? Присмотри, чтобы ее не обежали. И обсудите с Аркадием механизмы связи на случай экстремальной ситуации.

— А ты что, Ноготь, это знать не хочешь?

— Нет, Колян, мне это даже вредно знать. Экстремальная ситуация — это когда я вне игры почему-то. Совершать подвиг в стиле Зои Космодемьянской я не собираюсь, но мало ли.

— Может я тебе твою заторможенную приведу? Пусть поможет тебе забыть тяготы серых будней. А, Ноготь?

— Да, да, приведи. Хорошая мысль, Гавриловна, порой посещает тебя хоть и внезапно, но удивительно к месту. При появлении моей заторможенной, у меня, честно сказать, даже волосы встают дыбом от удовольствия.

* * *

— Здравствуйте, Ноготь. Меня зовут Ольга, я жена Аркадия.

— Здравствуйте, Ольга. А где все остальные? Ваш супруг, к примеру, Санитар Коля, Гавриловна?

— Они что-то там обсуждает, а медсестра Гавриловну просила привести к вам эту женщину. Я видела ту несчастную, которая родила моего ребенка. Она совершенно ненормальная, даже не помнит ничего. Это ужасно!

— Успокойтесь, Ольга. Ваш супруг оставил медсестре Гавриловне достаточно денег, чтобы ее кормили деликатесами и не били ни другие больные и ни санитары. В сущности, для нее ничего нельзя сделать.

— Я понимаю, Ноготь. А зачем, кстати, меня попросили отвести к вам эту пациентку? Я немного пообщалась с ней, и мне стало жутко. Симпатичная, даже можно сказать красивая женщина, но мышление как у второклассницы.

— Это моя подруга. Спасибо что ее привели.

— Дядя Ноготь, а что мы будем сегодня делать?

— Ты будешь учиться танцевать канкан под музыку Мусоргского, моя заторможенная.

— Как интересно! Мне все снимать?

— Ну, сними пока платье.

— Мелко, мутно, пошло. Комплексы. Не красиво над ней издеваться, Ноготь.

— Вы знаете, Ольга, раньше, до того как осел в сумасшедшем доме, меня всегда мучил вопрос: куда же в этот раз повести свою деваху на вырученные от рэкета деньги — в Метрополь или на Новодевичье? А теперь этой проблемы у меня нет. Моя ненормальная возлюбленная тонко чувствует мое настроение и сама развеет мои сомнения относительно того, что с ней нужно делать.

— Такая страшная судьба.

— Чем вам не нравиться ее судьба, Ольга? Только такая женщина как она и способна сделать блистательную карьеру любящей жены. Вам, к примеру, этого не дано.

— Это почему же?

— Потому что главная из характеристик профессиональной пригодности как любимой женщины — это полное отсутствие самоконтроля с ее стороны. Любимый сказал «надо» — женщина с чувством сказала «есть». Чем менее женщина способна следить за собой, контролировать свои мысли и эмоции, тем пластичней, образней, ярче становятся ее действия в кровати и вокруг нее. Именно врождённая неспособность к соблюдению собственного я, устойчивая интеллектуальная инфантильность, безоглядная эмоциональная отдача в любой предлагаемой ситуации — основа успешности карьеры любящей женщины. И все, что она получает от мужчины, как раз и являются оценкой честности этой природной душевной мимикрии. Идеальная женщина — это идеальный исполнитель желаний своего супруга. Причем исполнитель воинственный, настойчивый, активный. Который улавливает эти желания раньше, чем их ощутит сам мужчина.

— Этакая сладенькая ведьмочка, ценящая красивый каприз.

— Только такие женщины и способны создать в обществе антимастурбационную истерию, Ольга. Только такие. Дорога к семейному счастью проходит через максимальный душевный стриптиз и эротизм отношений, и никак иначе.

— Вы меня почти убедили, Ноготь, прямо колыбельная крокодила какая-то, так завораживает.

— Серьезно? Тогда расскажите о себе. Как вам живется с Аркадием, например?

— Вы когда-нибудь разговаривали с настоящим евреем, Ноготь? Нет, вы никогда не разговаривали с настоящим евреем. Разговор с настоящим евреем — это реальная предпосылка для твердого, устойчивого, непоколебимого антисемитизма на всю оставшуюся жизнь. Вы увязнете в разговоре. Вам убедительно объяснят, что было и чего не было. Параллельно вам докажут, что то, чего не было — оно было, и наоборот. Плюс во всём виноваты власти (разумеется, оккупационные). Дополнительно споют песню о собственных невообразимых, но напрасных потугах. Приплетут необыкновенно одаренных, но, увы, непонятых детей. Вздохнут об антисемитизме в данном регионе. Поплачут о себе, похвалят вас. Тут же вас и вознесут, но ничего не пообещают. Денег не попросят, но и не дадут. Будут долго и нудно доказывать очевидные вещи, а потом вещи, обратные очевидным. Ничего не пообещают, но ни в чем и не разочаруют. Уйдёте слегка одуревшим. Со звенящей пустотой в голове. А что вы, собственно, хотели услышать, Ноготь?

— Вы субъективны, Ольга, из-за того, что вам приходиться ложиться с ним в постель.

— Совсем нет. Как раз постель — это светлое пятно в моей семейной жизни. Тяготит именно чисто человеческое общение.

— Тогда почему вы с ним живете?

— Потому что он мне это приказал.

— !?

— Могу поведать вам свою историю, все равно мы с вами больше никогда не увидимся, да и заняться больше нечем. Небольшой промышленный городок на Урале. Я выскочила замуж за своего первого мужчину сразу после десятого класса. Жили мы в доме его матери, и он, как и я, получал нищенскую зарплату. Потом я узнаю, что никогда не смогу родить ребенка. Вскоре об этом узнает весь городок. Не знаю, из-за этого или не из-за этого, но мой муж начинает все чаще приходить домой пьяным. Никаких перспектив развестись с его матерью. Чудовищная скука. И вот однажды, под влиянием беседы со случайной знакомой, я сажусь на поезд и приезжаю в Москву, где приступаю к работе в качестве проститутки на Ленинградское шоссе. То есть, сначала я элитная проститутка была. Давала только в подъездах домов класса люкс. Но потом мои сутенеры меня на Ленинградское шоссе определили.

— И тут уж вы натешились.

— Да уж многое повидала. И по-китайски бегло читать начала и дирижабль водить в непогоду. Но карьера проститутки трагически прервалась через несколько месяцев после его начала. Однажды на Ленинградском шоссе появился странный клиент по имени Аркадий. Привередливый, как принцесса на горошине. Никак выбрать никого не мог, все требовал посмотреть новых и новых девушек. Пока не отобрал меня. А после этого предложил моим сутенерам следующее. Девушку эту, то есть меня, я забираю навеки. А вам, братаны, могу предложить за нее откат. Сумму солидную, но разумную. Я стою в стороне, мое мнение, естественно, никого не интересует. Сутенеры ему отвечают: «ты, жидовствующий, сначала деньги давай, а потом подружку заберешь». Аркадий достает деньги и меня собирается забрать. И тут мои сутенеры искушения и не выдержали. Решили и деньги забрать, и меня у себя оставить. Сделали они это явно не подумав. Рядом джип стоял, как бы клиенты, с Аркадием не связанные. А оказались — это из бригады Хомяка бойцы, очень даже с Аркадием связанные. Сутенеры с Ленинградского шоссе им нечета, конечно. Короче, искал Аркадий новых сотрудниц для своего агентства экстремального секса «Уникум». Уж очень я ему понравилась. Ну, работать я в «Уникуме» начала. Это не Ленинградское шоссе, конечно, другой уровень. Но, схожу без хвастовства, и на меня спрос был. Но почти сразу Аркадий меня у себя на ночь оставил. Один раз, другой. А потом вообще к клиентам запретил выходить. Запретил — значит запретил. К тому времени я давно поняла, что здесь приказы выполняются беспрекословно. Лекцию на тему: «Почему ты его не любишь, и что со мной сделают, если я его не полюблю» мне прочитали очень доходчиво. Потом он на Кипр поехал на неделю и меня взял с собой. И спрашивает меня там как-то: «Слушай, кукла, а почему ты таблетки не принимаешь? Забеременеешь ведь». Я и рассказала ему, что забеременеть я не могу ни при каких обстоятельствах. Есть такое врожденное уродство, двухрогая матка называется. В такой матке беременность развиться не может. Поговорили и поговорили, дальше с ним живем. Я даже ему хамить иногда позволяла, чувствовала, что ко мне чувство испытывают не рядовое. А потом он мне как говорит: «У нас будет ребенок. Только беременной ты не будешь». «Приемный что ли?» — спрашиваю. «Не приемный, — говорит, — мой и твой. У тебя яйцеклетку возьмут, моей спермой оплодотворят и кому-то в матку вставят». Ну а дальше, вы, в общем, знаете. Привезли меня в роддом, положили в операционной, в руку укололи что-то, и я заснула. А через девять месяцев меня снова туда же привезли. Какая-то женщина, причем негритянка, родила ребенка. Новорожденную отдали мне, и Аркадий меня с малюткой сразу домой увез. Дома я на девочку посмотрела, и мне даже жутко стало. Лицо как у моей мамы один в один, только черноволосая, как Аркадий. А у нас в роду все блондины. Документы к тому времени о том, что я родила девочку в Сковском роддоме, были готовы, оказывается. Пожилой следователь все оформил. Я долго долбила Аркадия, чтобы он меня с той женщиной, которой беременность выносила, познакомил, а он все отнекивался, а потом согласился.

Познакомилась я сегодня с ней. Лучше бы Аркадий не соглашался. Когда меня медсестра Гавриловна в отделение завела, она в туалет спряталась. Но я прощаю ее глупые выкрики из унитаза. Ее можно понять — всю жизнь, бедняга, обитала на пальме. А потом, непонятно как, в Россию попала, и окончательно мозгами поехали. Нерусская негритянка, совершенно ненормальная и по-русски почти не понимает. Нашли ее на каком-то чердаке, голую, грязную и всю в сперме. И никаких родственников или документов. Непонятно даже из какой страны ее привезли.

— Ну, вы, Ольга, прямо книгу на тему половой жизни дождевых червей наваяли. Но смахнем пыль с героических страниц истории. Ничего нового вы мне не рассказали, но я заслушался и о своей заторможенной любимой забыл. Что ты там стоишь?

— Вы же меня сами в угол поставили, дядя Ноготь. Чтобы не мешала.

— Ладно, я тебя простил.

— Только пусть эта тетя отвернется, а то я стесняюсь.

— Отставить, как говорит Хомяк. Чуть позже.

— Я вам потом напомню, дядя Ноготь, что надо сделать, когда эта тетя уйдет. Я себе палец укушу до крови, чтобы не забыть. Увижу ранку — и вспомню.

— Максимальный натурализм и реализм, дорогая Ольга, основа воспитания идеальной возлюбленной. Это еще Макаренко шептал на ушко своим воспитанницам.

— Вы знаете, Ноготь, я бы с удовольствием расстреляла бы вас из бутафорского нагана.

— Не говорите мне так, Ольга. Ведь я возглавляю ту самую организованную преступную группировку, в которую входят, в том числе, и ваш супруг Аркадий, и бригада Хомяка. И, плюс к этому, я безумен. Вы заметили, что, ловя мой взгляд, набожные бабки, которые здесь работают уборщицами, начинают креститься?

— Отпустите мою руку, Ноготь, я все поняла. Прошу вас!

— Убейте в себе негра, Ольга, образцовой возлюбленной вам все равно стать не дано. Да не убегайте, Оля, я пошутил!

— А кто это, дядя Ноготь?

— Это? Это нервная климактерическая женщина — беженка из абортария. У неё дома имеются пять кошек и двадцать комнатных растений, не думай о ней, любимая. Мой член гораздо умнее и воспитаннее ее. По крайней мере, он встает в присутствии женщин. Лучше расскажи мне, моя желанная, почему ты прикусила себе пальчик до крови?

* * *

— Скажите, Николай, какого ваше мнение о Ногте? И, вообще, обо всей ситуации? Вы с медсестрой Гавриловной общаетесь с ним его изо дня в день, ваше мнение самое объективное.

— Видите ли, Аркадий. Я не врач, но, много лет работая санитаром в отделении судебно-психиатрической экспертизы, повидал на своем веку богатейшая коллекцию человеческих отбросов и могу сказать следующее. Понос мерзок и зело вонюч, но как же он освежает с бодуна!

— Да здравствует понос, Николай! Итак…

Ноготь, естественно, человек психически больной. Но это совсем не мешает ему мыслить и принимать решения очень эффективно. Что меня возбуждает.

— В современном мире не меньше возбуждает дама, выражающая согласие путем раздвигания пальцами половых губ.

— Согласен с вами, Аркадий, что положение его скверное. Во-первых, он находится в федеральном розыске, а, во-вторых, его разыскивает Олигарх. Раньше, во времена пожилого следователя, который крышевал Ногтя, все это было не страшно, но теперь все это очень серьезно. Но хочется упомянуть и о положительных и радостных моментах. Я и медсестра Гавриловна помогаем Ногтю поддерживать репутацию человека глубоко умалишенного. И его репутация является залогом его же безопасности, что и вселяет надежду.

— Другими словами, вы считаете, что выйти на Ногтя милиции или Олигарху сложно?

— Никаких «или». Милиция и Олигарх в нашей ситуации это одно и тоже. И выйти на Ногтя им не под силу. Для этого требуется не стандартное мышление, а Капитан, в отличие от пожилого следователя, им не обладает. Капитан радовал меня скупостью мысли неоднократно.

— Это звучит как выписка из некролога.

— Ничего похожего, Аркадий. Капитана человек Олигарх, а потому его пребыванию на посту пожилого следователя ничего не грозит.

— И еще один вопрос, Николай. А зачем вы с Гавриловной вообще влезли в эту историю? Почему вы с таким энтузиазмом бросились помогать Ногтю? Ведь это игры далеко не безопасные.

— Мы с Гавриловной, работая в много лет в психиатрической экспертизе, насмотрелись на море уголовников и прочитали Ленинскую библиотеку уголовных дел. И плюс беспросветная нищета, которая нам надоела с детства.

— Понятно. А Ноготь вас из нищеты вывел.

— Вы знаете, Аркадий, я три года отслужил во флоте и дважды писал заявления в Афганистан во время службы, да только водолазы там были не нужны. Так вот, Ноготь, с его уголовными дарованиями, попав в Сковский сумасшедший дом, просто оказался в нужном месте. Быть только домовым старого общественного туалета в психбольнице с чередой выходных дней, которые прожиты так бездарно в сексуальном плане, мне надоело до чертиков. Да и медсестра Гавриловна, фактически, до появления Ногтя являлась нищей говорящей вагиной, обильно сдобренной молочницей. А ведь она способна быть и тургеневской девушкой в лучах заходящего солнца. Но для этого нужны деньги. Хотя бы для покупки букета ромашек. Так что вы не беспокойтесь. Ноготь в нашей психушке обласкан и находится в полной безопасности. Братская семья санитаров Сковской психиатрической больницы никому не даст его в обиду. Так что можете спокойно напряженно работать в Москве. Деньги то все из Москвы идут.

* * *

— Слушай, Ноготь, ну что ты все время сидишь в своей палате как бирюк?

— А к кому здесь можно в гости сходить? Сумасшедший дом на дворе. Всюду мрачные глубины сознания, депрессия и безысходность. Всюду полное отсутствие всякой тонкой фантазии. Грубость и несдержанность!

— Глупости. Всюду взволнованные голоса, и веселые шутки, и нескончаемые песни. А поздно вечерком три девицы откаблучивают «Яблочко» вертя целлюлитными ляжками, и, почему-то, непосредственно под твоим окном. Но ты и к этому глух. Кстати, да хоть к твоей же заторможенной зайдем! Глянем, как она живет, чем занимается.

— А что? Действительно, давненько я не ездил в анальное турне по Монголии. Пойдем ка, глянем, как мой Красивый Бантик досуг проводит.

* * *

— Ой, дядя Ноготь!? Да я сама бы к вам пришла!

— О, це пионы, розы, маки. А кто это еще с тобой в палате живет? Выражение их лиц напоминают мне тягучую густую темно-зеленую соплю. Где медсестра Гавриловна? Она же сказала, что моя заторможенная в комфорте содержится!

— Да тут я, тут. Вы же не сказали, что придете, откуда же я знала? Я тут на минутку отлучилась укол сделать. Но все под контролем, ты не волнуйся Ноготь. Их здесь три человека — кроме твоей заторможенной еще Ася и Тася — птичколетающие существа, каждая по девяносто килограмм живого веса. Да, действительно, рылом они не блещут, тут ты прав. И когда-то, до твоего появления, они действительно обижали заторможенную. Вплоть до постоянного рукоприкладства. Но теперь все изменилось. Мы приглашали санитара Колю, который провел с ними беседу об эпистолярных извращениях в словесных экзерсисах и…

— И что, помогло?

— Не сразу. После первой беседы Асе наложили гипс на тазобедренный сустав, а Тасе восемнадцать швов на область головы и шеи. Но птичколетающие существа не поняли серьезности демарша и как-то позволили себе сидеть в присутствии твоей заторможенной. Пришлось снова вызывать санитара Колю. Честно сказать, мы думали, что после беседы с санитаром Колей Тася уже не выживет. Но ничего, оклемалась помаленьку. И теперь они относятся к твоей заторможенной лучше. Хорошо, даже можно сказать.

— Заторможенная, эти динозавры больше тебя не обижают?

— Что вы, дядя Ноготь! Они давно уже не дерутся, а только дружат со мной. Тася мне перед сном ноги моет в тазике, а Ася целый день от меня мух тряпкой отгоняет.

— Ася молодец. А вот Тася не старается. Что такое кактус, небось, знаешь, Тася?

— Знаю, господин Ноготь, как не знать.

— Ну, так ноги мыть заторможенной будешь три раза в день, коли знаешь. Если она ноги мыть начнет, то ее, наверное, даже в автобус до райцентра пустят. А как помоешь — воду сразу выпить надо, пока теплая. Поняла, Тася? Или, может, я тебе кактус любимой пищей сделаю, пока все не образуется то?

— Да все до капельки выпью, господин Ноготь! Как не выпить-то? Даже подумать страшно.

— Вот и ладненько, Тася. А тебя, значит, Николай, литературные потуги мучают. Песни чёрные, песни страшные, девушкам сверхтяжелой весовой категории любишь рассказывать. И это правильно! Слово твое, санитар Коля, по сути своей, несет огромное духовное и этическое наследие всему человечеству. О, как сказал.

— А то? Я стихи о естестве пишу, Ноготь. Поэзия, типа. Восхитительное восстановление живизны в славистике и лексиконе русского нарождения.

— А что же ты мне их раньше не показывал, Коля? Декламируй, не стесняйся. Мелкое критиканство и вдумчивое, желчное издевательство гарантируются.

— Спасибо, друг. У меня и проза есть. «Записки зятя главраввина» называется. На смерть Аркадия.

— Так он же живой еще!

— А как помрет, так опубликую. Он мне другом был, или нет? И деньги мы получаем через него.

— Та-ак. Сейчас организуем литературный вечер санитара Коли. Прямо здесь.

— Почему только мой? У нас в психушке целое литературное объединение имеется. Литературно-художественное объединение пациентов Сковской психиатрической больницы «Синяя береза» называется.

— Да ты что?

— А ты что думал, Ноготь? Пьесу в 7 действиях к постановке готовим. «Жгучая Любовь и Южный ветер» называется. Наша же больная и написала, твоя заторможенная с ней дружит, кстати.

И кто это?

— Да есть у нас тут одна немолодая негритянка с девятым размером груди. Мать пятерых детей. Ей приходится печатать одной рукой, потому что второй она придерживает компресс на синяке, который ей поставил под глазом ниггер — муж. Но все равно она не сдается, работает. О далекой родине пьесу написала, хочешь, прочитаю?

— Конечно!

* * *

Жгучая Любовь и Южный ветер.

(пьеса в 7 действиях)

Действующие лица: Рабыня Изаура — сладкая толстая женщина, проникнутая порывами нежности (с задушенными ростками беспричинной веселости и энергичной игривости).

Ее любовный друг (продавец цветов и одеколонов) — стройный нежный молодой человек, на лице которого постоянно присутствует печать задумчивости и печали.

Зубовный муж (мачо) — пожилой мужчина крепкого телосложения со шрамом на левой щеке и родимым пятном на левой. Тертый калач

Действие 1.

Сцена 1

(Изаура и Любовный друг):

Изаура (рабыня): Я люблю тебя. А ты меня любишь? Я хочу любви, теплоты я хочу. Такой светлой, такой большой!

Любовный друг (продавец цветов и одеколонов): Я был очень удивлен, прогуливаясь перед ужином, тем, что ветер принял южное направление.

Изаура (проникнутая порывами): Мы, женщины, хотим теплоты, хотим, мы хотим любви, хотим.

Друг (печать печали на лице): Я не люблю южные ветры, во всяком случае, только не в этих местах.

Рабыня (Изаура): Я встретила человека. Я его полюбила. Он был умный, хороший. Он был очень хороший. Но в нем было мало теплоты, но в нем нежности практически не было, я его разлюбила.

Друг (любовный): Что касается меня, я люблю западные ветры, западные ветры забавны.

Изаура (рабыня): Я вышла за него замуж. Но ушла от него я. Понять меня — сил его это выше было.

Друг (стройный и нежный): Нас встречает прохладой ветер.

Сцена 2.

(те же и зубовный муж)

Муж (мачо): Изаура, тебя я презираю, ты гнида мерзкая и жалкая притом (Плагиаторша! Негритянка, а начиталась Ильфа и Петрова! Очень грубо!)

Друг (печать печали на лице): Изауры касаться ты не смей.

Изаура (сладкая, толстая): Оставь! Меня не запятнает даже самая грязная грязь! Может быть, только очень сильно грязная.

Действие 2.

(Изаура, Любовный друг, Зубовный муж):

Изаура (очень сладкая): Я любви хочу. Я любви хочу. Я любви хочу. Я любви хочу.

Любовный друг (пахнущий цветами и одеколонами): Еще не поздно! Ох, нет! Еще не поздно!

Зубовный муж (родимое пятно на правой щеке): Изаура, тебя я презираю. Изаура, ты самка (опять Ильф и Петров! Полное отсутствие всякой тонкой фантазии. Грубость и несдержанность!)

Изаура (с задушенным ростком игривости): Я хочу любви. Oh yeah.

Любовный друг (очень нежный): О западный ветер!

Зубовный муж (крепкий и тертый): Oh yeah. Тебя я презираю.

Изаура (с ростком веселости (задушенным): Oh, baby, I love you.

Действие 3.

(Изаура, Любовный друг, Зубовный муж):

Изаура (рабыня, если кто уже забыл): Любви…

Муж (очень тертый и противный): Презираю.

Друг (нежнейший, таких нежных, может, раньше и не было): Не смей!

Действие 4

Сцена 1

(Изаура, Любовный друг) Друг (Очень стройный) Ушел. Вдвоем мы опять.

Изаура (будто очнувшись от глубокого сна, громко): Уйди, тебя я призираю, я к мужу верному вернуться вновь хочу. (Вот это да! Неожиданный поворот.)

Сцена 2

(те же и Зубовный муж, вылезая из под кровати):

Муж (зубовный) Я слышал все. Любовь не умирает. Раскаянью не будем предаваться. (Темнеет).

Сцена 3

(Изаура и Зубовный муж):

(вместе Любовному другу) Поди ка прочь. Ведь нет в тебе нужды. (Друг сокрушенно уходит).

Действие 5

(Расцветает каштан. Над полями тихо садится пепельный туман. Слышится раскатисто голос издалека: «Эге-гей!»

Действие 6

(Изаура и Зубовный муж. Ночь. Стрекочут кузнечики.)

Обстановка: Изаура и Зубовный муж еще крепче любят друг друга.

Изаура (проникнутая): Я любви хочу. Я любви хочу.

Зубовный муж (пожилой, но крепкий): Изаура! Гммммм.

(Ночь покрывается мглой)

Действие 7 (последнее)

(Изаура, Любовный друг, Зубовный муж и трудящиеся солнечной Бразилии.)

Обстановка: С новой силой трудящиеся солнечной Бразилии взялись за уборку озимых. Здесь и взволнованные голоса и веселые шутки и нескончаемые песни.

Изаура (со снопом озимых):

Хочу любви я нежности хочу!

Любовный друг (поет за рулем трактора по-бразильски): Нас утро встречает прохладой.

Зубовный муж (за плугом): Настойчив этот ветер перемен. Изаура, тебя я презираю! (шутка).

Обстановка: Все смеются. В целом царит атмосфера творческого подъема. Злопыхатели раскаиваются.

Занавес.

Не скрою, более чем круто. Суровые сказки, написанные на современный лад. Причем исключительно для истинных ценителей бреда, что приятно отметить. Я так и вижу, как моя заторможенная, в роли Изауры…

— Твоя заторможенная!?

— А чему ты удивляешься, Коля? Вам меценат нужен или как?

— Не… ну, конечно! Кому он не нужен?

— А меценат настоящего театра должен спать с примадонной или не должен?

— Что значит «должен»? Обязан, или что он за меценат. Вот купец Савва Морозов, конкретный был братан…

— Ну, вот видишь, санитар Коля. А я, типа, единственный олигарх на весь сковский сумасшедший дом. Мне стыдно музы не поддерживать финансово. За репетициями постельных сцен лично следить буду. Халтуры не потерплю, чтоб ни капли невинности! Справишься, заторможенная?

— Я стараться буду, дяденька Ноготь.

— Смотри у меня! Дядя Ноготь очень любит, когда его гладят по головке. И вообще. Давно замечено, что половой инстинкт настойчиво требует от человека совершения половых актов. На этом факте и должно строиться отправление духовных потребностей.

— Будем работать, Ноготь, руководствуясь твоими мудрыми указаниями, и вся наша психбольница, типа, преобразится нравственно. И медсестра Гавриловна нас в этом полностью поддерживает.

— Причем учти, Колян. Творчество членов литературно-художественное объединение пациентов Сковской психиатрической больницы «Синяя береза» не должно быть сектантским, оккультным, халявным, порнушным, циничным и неприличным. А наоборот, сексапильно-обворожительным.

— Конечно, Ноготь, конечно. И я еще вот что подумал. Может мы тебе членов «Синей березы» прямо сейчас представим? Должен же ты знать, что дарование твоей заторможенной собой обрамляет или не должен?

— Должен. Заторможенная, садись у моих ног, давай, удобно располагайся. Я тебя за волосы держать буду, за ухом чесать, там еще что-то. А члены литературно-художественного объединения будут представляться мне и потом большой палец у тебя на правой ноге целовать. В знак вхождения в круг мною поддерживающих деятелей искусства. Поиск форм и охота на муз начинается.

— Деятелей искусств у нас немало. Мы птицы большого помета, можно сказать. Народ тут мирный, хоть и придурковатый, и занимается тихим трудом (за кулисами раздаются полузадушенные вопли и удары по мягкому) по писанью стихов/прозы для собственного удовольствия. А некоторые еще и малюют. Ну что, начнем, благославлясь?

— Поехали, родной.

— Ну что ж, начнем, не торопясь. Вот гений, опережающий свое время на тридцать лет. Это трагедия. Но не его, а наша. Как все настоящие мужчины — уже в годах.

— Служу Господу тем даром, которым он меня наделил, господин Ноготь. Сексуально-юмористические записки и другие произведения. Как прекрасен этот мир, на который я забил! Сейчас работаю над нашим принципиальным ответом Александру Блоку. Философические тупосоциальные однострофия. Социальный бунт, мышиный писк, философия 21-го века. День и ночь из палаты не выхожу. Грустныя мысли надворнаго советника Е. Бутылкина, прижатого к реке превосходящими силами карликов. По окончании факультета семитских языков ленинградского университета прибыл по распределению в Сков, где немедля перевел на иврит «Луку Мудищева» и Гимн Советского Союза и сразу в психбольницу. Уже двадцать лет на галоперидоле, но не сломлен.

— Хорош. Лысина ничего, но бороду нужно мыть с шампунем.

— Помою, кормилец, помою. А пальчик у заторможенной вашей, голубице бесценной, целовать можно, что ли?

— Приложись, голубчик. Только тапок с ее левой ноги сними, к груди прижми и на пол поставь. Следующий.

— Есть такой поэт — Борисыч. Бред юных спермотоксикоманов, где «могучие члены» и «растопыренные сиськи». Стихи духовно-философской направленности. Ну, все, девчонки, пришла пора садистских наказаний: на день пояс девственности — то это жуткая кара, воистину. Впрочем, очень жалко, что моя любимая женщина щас не рядом со мной. Неплохо было бы поцеловать её нежное мягкое тело… Эврика! Выход прост: дрочить.

— Краткое, четкое и ясное изложение мыслей и желаний — сестра таланта и жизненного опыта. Можно приложиться к пальчику, только сдержанно. Не обслюнивать. Следующий.

— Повелительница летучих мышей. Адыкватно альтернативнайа действительность через тексты прозы и стихуи. Две страницы не отсортированного потока мыслей на тему «Каждая девчонка имеет право на пространство без мам!!!». В издательстве «Пьяный Рабочий» вышли сборники моих стихов для детей «Задушенная жаба» и «Бифштекс из крыльев черепахи». Потом был сумасшедший дом, только не надо переводить стрелки на алкоголь. Здесь, под охраной темных сил, я прошла сквозь боль. Но и это не поколебало моих принципов, а потому я прошла и через диаретический забег. Продолжаю творить по сию пору. Плоды бумагомарания в часы досуга уже достигли восьми килограммов и продолжают рости.

— Покорен. Вижу, девушка достойна. Может тронуть губами пальчик левой ноги моей заторможенной. Следующий.

— Член партии Прогрессивных Кактусов и делегат от фракции «Анальный Таджикистан». Плевком тушим мы пожары. Почил в бозе, в смысле кинул кони. В моей смерти прошу винить женщин, инопланетян и правительство. Денег нет, а не худею. Пасть китовой акулы огромна, но и в неё не поместится хуй, который я сегодня клал на работу. Что, в конечном итоге, и привело меня в психушку. Мастер фигурного слова. Злобное смакование насилия над детьми, отрезания языков, высасывания глаз, физического унижения — всё это более не будоражит сознание интеллектуального читателя. Болезнь Паркинсона пригвоздила к больничной койке еще черт знает когда, но бодрости духа не теряю.

— Заторможенная, придерживая юбку приподними ногу. Страдающему болезнью Паркинсона ветерану так будет удобнее целовать твой палец. Ну все, все, поцелуй засчитан. Следующий.

— Красная ШапоЧКа. Друг из братской страны США. Бескомпромиссный борец за признание Великого Устюга родиной Деда Мороза и существо беспрецедентно талантливое. Ангел Странной и Мнительной Мухи и духовный светоч для всех туркмен. Странная литература, убогие люди, измученный взгляд на мир, улыбки сквозь трубочки, слезы сквозь ситечки. Утонуть и проснуться в холодном поту, слушая ее дыхание…

— Здравствуй, милое дитя. Именно такая, не поддающаяся лечению, психбольная и ассоциируется у меня с сексом. Охотно разрешу вам чмокнуть палец ноги моей заторможенной. И еще. Просьба при встрече всегда попу показать! Она у вас дивно как хороша. Следующий.

— Московский университет, нравственно-политическое отделение. Его еще Лермонтов кончил. Знаменитый сковский поэт-перфоманист и эксбиционист, автор гимн советского пессимиста. Очкастый враг цыганского народа. Автор фундаментального философского труда «О вреде курения и о пользе пения». Который, в конечном итоге, и привел его в стены сковской психиатрической больницы. Философский труд написан в стихах и в нем, частности, есть такие строки:

В основе его философского труда лежит постулат, согласно которому всему живому свойственно петь. Свое восьмидесятисемилетние вынужден провести (как и двадцать последних) в палате престарелых. Сермяжная правда, путеводная нить и голая истина — вот неизменные основы его творчества.

— Старайтесь точно сказать то, что вы имеете в виду, и выразить наиболее тонкие нюансы ваших мыслей, и будет вам счастье. Можете бережно поцеловать большой палец левой ноги моей заторможенной, только снизу, ради Бога. И предварительно высморкайтесь. Следующий.

— Елена Безмамская — сладкая толстая женщина, проникнутая порывами нежности. Тувинцы по IQ не блещут, но не надо обобщать. Мое хобби — роженица. Обычно я беременна от кого-то из санитаров. Охотно выполняю команду: «Развернулась и побежала на четвереньках в обратную сторону». При этом мои обвислые груди потешно болтаются и бьются о бока при каждом шаге, а крупные, растекшиеся на половину грудей соски, иногда задевают пол. Убеждена, чтобы поверить в добро, надо начать делать его. Из моих рассказов доносится писк крыс и вой волков.

— Вы знаете, голубушка, я много слышал о вас. Вы действительно пьете клизмой кумыс?

— Когда-то санитар Коля предложил мне это попробовать, и я быстро втянулась.

— Вы прелесть! Сейчас вы не просто поцелуете палец ноги моей заторможенной возлюбленной. Вы станните ее наперсницей, душевной подругой. Вы будете шепотом делиться друг с дружкой самым сокровенным, девичьим, при этом радостно хихикая и прикрывая лот ладошкой. Убежден, общение с вами пойдет ей на пользу. Впрочем, нет. Возьмите мою заторможенную за руку и отойдите с ней в угол. Посадите ее на табуретку, уберите прочь ее одежду, раздвиньте ей ноги пошире, и жарко поцелуйте ее в любое место между ног по вашему выбору. В залог ваших будущих особых отношений. А я пока послушаю следующего литератора.

— Для меня не существует классиков или авторитетов. Как поживает твоя паховая грыжа, обросшая кондиломами, Ноготь? Мои песни, принадлежащие перу поэта и прозаика, лапотного философа и барда-филантропа, доносятся из буйной палаты. Я пою, срывая звёзды и эполеты. Жизнь, сие недоразумение, эта смертельная болезнь, передающаяся половым путем, мне не дорога даже как память. Более того, я чую, пахнет массовыми расстрелами, но меня это не пугает. Мой мозг безымянная гробница — захоронение древних рукописей, забытых преданий и легенд, века назад звучавших песен, никем не произнесенных слов, но это не сейчас. А сейчас я требую новых возлияний!

— Туман Зомбированного Ослика. А впрочем, мне нравится ваша постановка вопроса. Можете поцеловать пальчик на ноге моей заторможенной.

— Но я бунтарь! Можно я немного его надкушу?

— Ну, если вы хотите в дальнейшем бунтовать беззубым ртом…

— Не дурак, понял. Это будет самый трепетный поцелуй, который видел сегодня палец левой ноги вашей возлюбленной.

— Следующий.

— Батюшка, и вам поклон поясной. Как ваше здравие, Ноготь? Как борода, как лысинка ваша? Покорно прошу вас оценить плод моих страданий… Хронологическое стиховосприятие текущей жизни Влюблённым Антропосом. Простая личная книжка такая… порожденное гением. Типа душа эксгибиционирует. С детства является ампутантом в области паха. Потому и поет во мне все колоратурным сопрано. Книга освещает наше личное движение к истине. Тем и живу. Чистая душа человека без суровой маски действительности. Говорят, что я прост, но немного державен… И тут он встречает девушку, проститутку с чистой душой. Но она пошла торговать своим телом, а за мной приехали санитары… Действительно, этот брак нельзя назвать женитьбой по безутешной страсти. Она была вынуждена продавать единственное, что у нее было — собственное тело, чтобы прокормить больную мать, а я… Как говорят классики: «Мужское желание Печорина овладеть девушкой встретило препятствие в ее лице».

— Кому же классики такое сказали?

— Миклухо-Маклаю, скорее всего. Из-за этого он и уехал к папуасам.

— Тяжёлые времена представляют собой научный интерес, ведь правда, дяденька Ноготь?

— О чем это ты, моя заторможенная?

— Пальцы моих ног устали от поцелуев. Пусть эти дураки лучше меня послушают. Можно, дяденька Ноготь?

— Конечно, моя примадонна. Эти, как ты выразилась, дураки, тебя не слушают. Они тебе внимают.

— Я не примадонна, я кошка-поэтесса.

Когда-то меня все обижали. И эти дураки тоже. Они говорили, что я заторможенная.

Я пряталась от этих дураков на чердаке над туалетом, чтобы меня не били потому что мне было больно.

Но потом вы, дяденька Ноготь, сказали, что я вам нравлюсь, и стали со мной играться во всякие игры с раздеванием и еще заниматься зарядкой. Вы меня кормили фруктами и научили делать мостик и ласточку. И еще вы сказали:

Заметив это, медсестра Гавриловна всем, кто меня обижал, стала делать такой укол, что им было очень плохо. И еще санитар Коля сильно так бил их кулаком в живот. И меня сразу все стали бояться.

И еще. До встречи с вами я все время мылась. Но вы сказали, что если меня помыть — то я перестану приносить Счастье. И теперь для того, чтобы помыться, мне нужно стоя на коленях просить вашего разрешения. Но однажды я помылась без спроса, и вам пришлось сделать мне очень больно. Так больно мне еще никогда не было. Я даже не знала, что так больно бывает. С тех пор я перестала все время мыться, а делаю это только с вашего разрешения.

Пациенты Сковской психиатрической больницы, друзья мои! Когда человек видит что-то съедобное и радуется этой возможности — он просто созерцает. Когда он хочет все увиденное съесть — он вожделеет. Но когда он вдруг осознает недоступность предмета своих грез и выражает свое отчаяние в виде гениального порядка обычных слов — он творит и создает результат творческой деятельности — произведение. Понятие произведения определяется по-разному и еще чаще по-разному понимается. Можно только с уверенностью отметить, что охрана произведению предоставляется независимо от назначения. Это может быть донос, реклама, челобитная или украшение. Достоинства (злободневности или вечности избранной темы) полотна могут быть очень разными. Способ выражения (с использованием голосовых связок, жестами различных и, в том числе, интимных частей тела или на бумаге, в том числе туалетной) так же может быть самым разнообразным. Как и выражение лица автора в момент получения от меня гонорара и других сопутствующих обстоятельств. Под произведением обычно понимается некий нематериальный объект, то есть его нельзя потрогать, нельзя уничтожить даже путем интенсивного лечения автора психотропными препаратами или применения в отношении него усиленного рукоприкладства. В каждом материальном носителе может быть заключено бесконечное множество таких творческих результатов, как произведение: фразы из книги, формы у статуи: Мало того, произведение может быть вообще не связано с материальным носителем: охраняются выраженные устно, жестами или напетые дурным голосом интеллектуальные ценности.

— Затянул ты, Ноготь, как офеня в электричке. Тятя, тятя, наши сети притащили идиота. С трудом дошел до фразы о гонораре и снова в сторону ушел.

— Не переживайте, бунтарь из буйной палаты. Воздастся со временем каждому крохобору. Ваши гомоэротические рассказы не оставили меня равнодушным.

Так вот это обо мне написано. Не в том смысле, что я погубил арбуз, а в том смысле, что мною уплачено.

— Ах, Ноготь, какой вы такой ранимый! Я просто задыхаюсь от восторга в близости с этим великим человеком. Просто задыхаюсь!

— Девушка с растекшимися на половину грудей сосками, перестаньте! Я абсолютно беззащитен перед лестью. И потом, невиданная учтивость меня всегда настораживала. Давайте лучше поговорим о заторможенной. Заторможенная не только моя возлюбленная, что, впрочем, тоже не маловажно для всей русской словесности. А, кроме этого, эта супер-вумен писательница, поэтесса, журналист, художник, путешественница, астролог, мистик-реалист, предсказательница, врачевательница, культурный и общественный деятель, редактор глянцевого журнала для детей под названием «КУ-КА-РЕ-КУ», потомок принца Индии, европейских рыцарей, русских князей и царских генералов, меценатов гениев русской литературы и т. п. и т. п.

— Ноготь, поди-ка прочь. Ведь нет в тебе нужды. Твое меценатство скудно, как доходы БОМЖа. Оно способно покорить лишь труженика тяпки на полях, но я же, человек, запятнанный популярностью…

— А что, Член партии Прогрессивных Кактусов, буханка хлеба тебе ещё не зрелище? Оленевод ты, с прибитыми в спине рогами. Да я тебе…

— Санитар Коля, тебе не запугать меня! И пусть в общем водовороте таинственного мира книг мое творчество — это ничтожно малая толика, крупинка песка на обширном пляже знаний. Пускай. Но…

— Стыдно, Член партии Прогрессивных Кактусов, очень стыдно. Книга — это не учебное пособие, а это наша вторая мама. И кто же, как ни книга и мама на первых порах нашей жизни освещают путь к истине? И господин Ноготь посильно поддерживает это горение в нашей психиатрической больнице, за что ему наш низкий земной поклон. И пусть этот, пусть болезненный, но так важный для твоего духовного становления укол, который ты сейчас получишь в правую ягодицу, послужит тебе суровым предостережением. Подержи этого литератора, санитар Коля.

— Не надо, Гавриловна, не надо! А-а-а-а…

— Крепись, Член партии Прогрессивных Кактусов, крепись. Пушкин не раз принимал участие в дуэлях и даже был убит на одной из них, а это всего лишь укол, пусть и очень болезненный. На алтарь отечества приносятся и более дорогие, чем твоя правая ягодица, жертвоприношения: человеческие судьбы, руки, ноги, жизни.

— Совершенно справедливо. И, вообще, Елена Безмамская у нас умница. Не зря у нее столько поклонников в среде санитаров нашей психиатрической больницы. И даже санитар Коля, уж на что привередливый, а души в ней не чает, когда свободное время есть.

Мне снилась мышь… Она в ночи кралась…

Шурша, пища и тихо матерясь.

Ах, этот санитар Коля! Даже я, человек в белом халате, при должности медсестры состою, казалось бы, а ему все равно. Ух, охальник! В ночную смену, когда начальства нет, особенно. Может это пагубная роль его жены сказывается? А впрочем… За малейший навет на санитара Колю да обессилеет язычок мой. Представляешь, Колян, что будет, если язычок мой обессилеет? Как жить то будем?

— На это, медсестра Гавриловна, я тебе так скажу: Собака по имени Собака понимает, что по праву биологического первородства несет в себе истоки концептуализма. И сделаю я тебе, медсестра Гавриловна, дембельский альбом девушки. И оденешь ты черное белье в знак глубокого траура, а так же за долготерпение и боевые заслуги.

— Санитара Колю отличает частое употребление устного народного творчества, Что, как известно, находит свое отражение в песнях, танцах и изгибах тела Елены Безмамской. Но медсестра Гавриловна, признаться, меня приятно удивила.

— Бывают, как говорил поэт, странные сближения. Ох, бывают. И санитар Коля этому яркое подтверждение, тут медсестра Гавриловна права. Но сейчас поговорим о другом. Я думаю, что пришло время услышать отзывы о литературном творчестве моей заторможенной.

— Что верно — то верно. А что она написала?

— Жаль, что Надворный советник Е. Бутылкин до сих пор не ознакомился с творчеством моей заторможенной. Очень жаль.

— Мы пример меры, Ноготь. Клизму очистительную перед сном или еще что бодрящее. Ты, главное, не переживай, кормилец. Страсти свои лучше державе родной посвяти. А надворный советник уже послан по известному эротическому маршруту. И ушел уже по заветному адресу. Ему это полезно, он все равно материал для пьесы «Голая пионерка» собирает.

— Вот это очень правильно, медсестра Гавриловна. Очень! Да, моя заторможенная действительно ничего не написала. Но сейчас она работает над романом для юношества под названием «Как выйти замуж за монарха». В перерыве между физическими упражнениями.

— Как скажите, дядя Ноготь. А между какими именно физическими упражнениями я буду работать над романом, вы опять не сказали. И я стою на столе как дурочка, не знаю, что мне нужно делать. Так же нельзя дядя Ноготь! Может я мостик сначала сделаю, как мы вы меня учили, с открытым ртом? Или мне лучше с ласточки начать, а потом сразу в позу «Зад божества» встать?

— Начни, пожалуй, с ласточки. Поза эта патетическая, правильные мысли навевает, только смотри, со стола не свались, как в прошлый раз. А потом на корточки сядь и приступай к написанию романа. Главное, чтобы в нем звучала Нежность. Ласка. Утончённость. Чувственность и чувствительность. И уязвимость. Много уязвимости. И чтобы там царила любовь без различия полов. Для юношества все же пишешь, моральные акценты правильно должны быть расставлены. Поняла, моя заторможенная?

— Поняла — сначала сделать ласточку, а потом сесть на корточки. И не волнуйтесь дядя Ноготь, я в центре стола на корточки сяду, второй раз не свалюсь.

— Если поняла, то садись на корточки и начинай писать роман. А вас, мои дорогие сумасшедшие литераторы, я попрошу не вытирать руки о ламбрекены, не отдирать драпировку с кресел, не вырезать ножом на ломберных столиках и не разводить костры на персидских коврах. Короче, вести себя прилично в присутствии моей творящей бессмертное заторможенной. Полные тексты воспоминаний Л. И. Брежнева (в том числе известные «Малая земля», «Целина» и др.) по изданию ИПЛ 1982 года меркнут. Спасибо всем, кто молился и прилагал усилия. Мы покажем всем место негра в природе. И, кстати, надеюсь на вашу помощь чрезвычайно. Открываем акционерное общество наглухо закрытого типа с ограниченной умственной отсталостью по помощи написанию романа моей заторможенной. Свою заторможенную я люблю, а потому, учтите, правлю, не приходя в сознание. А не то — я ещё посмотрю, кого из вас лучше в морге причешут.

— Именно! Именно, товарищ Ноготь. Мною собраны свидетельства морального унижения больных. Одного из пациентов сотрудники отделения заставили носить женское белье, называли женским именем и запугивали кастрацией. Это не может не быть отражено в романе. Извините, если сказал что не так и пукнул в полный голос. Уж простите козла безрадостного.

— Бывает. Один человек умел летать. И ничего — летал как миленький. День города там, инаугурация. Как спустится чуть ниже — стреляют. Или как у вас. А с чего это у вас, кстати, началось? Что, так сказать, подтолкнуло?

— Вот, посудите сами, товарищ Ноготь: я был маленький, в пионерском лагере, пошёл в лес ягоды собирать. Вдруг выскочили три раввина из кустов, связали кушаками и в жопу выебали. А морды такие довольные, довольные. Сразу видно, что Россию продали. Израильская награда нашла антисемита, так сказать. Ну, с тех пор, и потянулось. Да и в баню я с тех пор не хожу. Стесняюсь внезапных эрекций.

— Да-а. И весело и трагично. Лаконично и глубоко. Просто полевые цветы на ниве Православия.

— Именно, товарищ Ноготь, именно. Буквально несколько эпизодов глубоко половой жизни моей впечатлительной натуры. Теперь о поэзии. Пишу военные и патриотические стихи. Необходимое назидание и подкрепление духа. Кроме того, я парадоксально умен. Неоднократно образован. Утонченно сексуален. Несгибаемо спортивен. Неперебиваемо красноречив. Психоаналитичен, неологичен и интегрально противоречив.

— Вы меня убедили. Дерзайте, девушка цвета хаки. Но, признаюсь, чувство приближающейся задницы меня не тревожит. Не знаю, почему. И потом, патриотизм большинства молодежи, безусловно, является отрадным фактом, но если он не переходит рамок и не превращается в оголтелый национализм.

— А вы не волнуйтесь, товарищ Ноготь. Я и лирику. Вот послушайте:

Чистый ямб, товарищ Ноготь. Вы, наверное, заметили.

— Действительно, вы женщина, перед талантами и увлечениями которой я, нахал, робею. Редко кому так удается передавать объёмный танец смыслов и представлений до последнего клочка крайней плоти, как это удается вам. Ну и как вас зовут?

— Меня зовут Армагеддон.

— Слышь, Армагеддон, а фамилия Штопаный тебе ни о чём не говорит? Ты что думаешь, кто первый встал, того и тапочки? Плюньте на него, Ноготь.

— Плюнуть ему на кружева, конечно, можно. Но что я получу взамен?

— Импрессионистский портрет одессита в снегах.

— Я сахарный ангел со страдающим лицом и с гордостью приму все ваши сопли в качества глазури на мою ангельскую жилетку, товарищ Ноготь. А одессит в снегах пытается оболгать советскую женщину. Учтите это.

— Разберемся. Опускаю перипетии, предшествовавшие мозговому штурму, но разберусь досконально. Тихие песни рыб меня не обманут. Да и национально-половая тема в России по традиции самая жгучая, тут все самой собой на поверхность по весне вылезет. Вы лучше о себе расскажите, господин одессит.

— Поэт, переводчик, артист. Игрец на дуде. Я не злодей, но и добра от меня не ждите!!! Я истинный ариец, поскольку рос и воспитывался в Германии. Образование — высшее политехническое с литературным уклоном в области сатиры и юмора. Богатых родственников и незаконнорожденных детей за границей не имею, несмотря на то, что в странах ближнего и дальнего зарубежья бывал неоднократно. В народные депутаты не привлекался, в Союзе писателей не состоял. В публичных выступлениях со стихами в общественных местах незамечен, за что пользуюсь у общественности заслуженной неизвестностью. Кормлюсь безоперационными абортами. Не пью, но когда закусываю — бываю буйным. По слухам являюсь обладателем кобылы розовой масти и невиданной величины рыбы. Убежден — большой антирусский проект запада по созданию отдельного украинского народа и государства имеет две основополагающие части. Это создание фальшивой истории несуществующей украинской нации и наделение ее собственным, отличным от исторически присущего русского, языком.

— Дядя Ноготь, а помните, вы меня учили ласками уводить вас в сказку?

— Это когда?

— Ну-у, вы еще говорили, что я очаровательная блондинка, на пике сексуальности, мне только правильной направление придать надо, отшлифовать тут и там…

— Вот теперь вспомнил, моя заторможенная, ведь у тебя тогда все получилось. Помню, и весело было, и трагично. Лаконично и глубоко. Засуха и наводнения, сдвиг пластов коры и новые вулканы. Сплошная Помпея, в общем, а почему ты об этом эпизоде сейчас вспомнила?

— Да потому что этот, одессит, образованный, можно подумать, в филармонии два месяца под лавкой ночевал, потом его к нам в психбольницу привезли. Так вот он меня обижал. Ну, до того, как вы, дядя Ноготь, моим воспитанием занялись. Учебой, то есть, я хотела сказать. Извините, дяденька ноготь.

— Вот как, моя заторможенная королева?

— Ноготь, теперь, когда мне нечего терять, я брошу вам в лицо следующее. Вы — суррогатный отец литераторов нашего сумасшедшего дома с замашками царька мелкого племени каннибалов и гонором Наполеона, грозили нам грандиозной россыпью подарков. И где они!? Я, к примеру, не получил ничего.

— Как вам нравятся эти последние новости мужского платья? Одессит, обижавший в прошлом мою заторможенную, жалуется на отсутствие с моей стороны подарков. И это в ту минуту, когда остро встал вопрос о нанесении ему побоев. Не знаю, куда смотрит этот мистик-реалист санитар Коля. Да и медсестра Гавриловна… уж не потеряла ли она свое былое великолепие? Или в нашей психиатрической больнице уже перевелись непьющие молодые и талантливые поэты, способные по настоящему звонко ударить по уху?

— А ведь великий Ноготь в плане одессита прав! Сочнее надо, мяса народ желает. Эмоций. Чтоб ключом било. Это я, санитар Коля, от лица всего медперсонала говорю. Думаю, что и медсестра Гавриловна меня поддержит. Дать нужно кое-что для чтения детям на ночь, а также некоторые вещи — женщинам во время беременности на девятом месяце, дабы стимулировать успешные роды. В конечном итоге все мы, литераторы, пишем для женщины чувственной и о женщине чувственной, не так ли?

— Казалось бы, простой санитар психушки Коля. И выпивает умеренно. Но откуда такая сила в словах? Что даже я, медсестра Гавриловна, невзрачная подданная русских захолустий, готова бежать за ним на пятой точке вниз по мокрой глине. И я же, по вине Одессита, дошла до такого состояния, что у меня уже нет совести. Только нервы. В какой палате лежит больной, который пишет арии для певцов-кастратов? Он жаловался на отсутствие исполнителей его произведений. Я думаю теперь, когда Одессит понесет заслуженное наказание…

— Молодец, медсестра Гавриловна! Не забудь потом, когда получишь Пулитцеровскую премию, мне пиво проставить. Иль я не состою при тебе санитаром. В твоей неутомимой, богатой замыслами голове, рождаются замыслы поистине замечательные. Когда я слушаю тебя, у меня нарастает гордость на сердце, как сало на свинье. Но, вместе с тем, вызывает недоумение та пылкость, с которой ты собираешься кастрировать Одессита. Да Одессит виноват. И виноват непоправимо. Но недаром сказал поэт:

А потом вопрос о кастрации данного психбольного я прошу считать не более чем поэтической метафорой.

— Много, очень много неконструктивной болтовни. Господа литераторы, учитесь ценить слово. Человек, который позволил себе сидеть в присутствии моей заторможенной, должен быть наказан по всей строгости психиатрической науки. Тут, надеюсь, двух мнений быть не может. Ну-ну, моя маленькая, не надо так убиваться. Как правильно сказал поэт-японец:

Девушка, у которой такая большая грудь, не должна так горько плакать.

— Ой, дяденька Ноготь, в нашем сумасшедшем доме свобода порой превращается в самоуправление больных. Вот вы сказали мне вчера, стихи читать голой перед зеркалом, чтобы приучиться грудь всегда выпячивать. А они шумят, мешают сосредоточиться. Я тетеньке медсестре Гавриловне пожаловалась. Они замолчали вначале, а потом снова шуметь стали. Поэтому я сегодня утром, когда Мойдодыр декламировала, запнулась два раза, и живот не всегда был втянут. Стыд-то какой, прости меня Господи. И все из-за них. Совсем от рук отбились. Прямо хочу сказать, это ваше, дяденька Ноготь, доброе сердце свои чёрные плоды дает.

— Молодец, моя заторможенная! Плох тот комиссар, что не мечтает стать гауляйтером. Верю, со временем ты наведешь тут образцовый порядок. В чем дело, господа сумасшедшие литераторы? Не уж-то по большевикам вновь прошло рыдание?

— Милейший Ноготь, позвольте высказаться мне. Я ранее судимый за антисоветскую агитацию журналист и театральный критик, а ныне простой пациент психиатрической больницы. Мне, так сказать, и карты в руки. Предлагаю следующее: Наша цель — Социальная революция! Далее: Полная смена правящего класса. Легализация подростковой сексуальности. И, наконец, лишение пожилых людей политических прав.

— А может быть лучше наоборот: Полная смена подростков. Легализация сексуальности среди пожилых людей. И, наконец, лишение правящего класса политических прав?

— Ноготь, я искренне рад, что между нами завязалась глубокая мировоззренческая дискуссия. Искренне! Вы, наверное, слышали, что с малолетства моей жизненной целью было растворение государства в народе, что, в конечном итоге, и привело меня на больничную койку в отделении для буйных.

— Да, медсестра Гавриловна как-то мне говорила об этом.

— Так вот, в свое время я написал гей-эпос для широкого круга читателей. Такой, знаете ли, шизофренический бред сексуально-философской направленности. Стихи о животных, об их не простой и разной судьбе. Так что идея медсестры Гавриловны об оскоплении Одессита первоначально нашла живой отклик в моей душе. Вы же знаете эту медсестру Гавриловну, Ноготь. Зачастую вульгарные женщины бывают переполнены взаимными эмоциями воплощёнными в матерно-непристойную вербальную оболочку, а потому бывают так убедительны. «Казнить нельзя — кастрировать», — отозвались в моем сердце слова медсестры из народа. Но у Одессита был такой скорбно-послушный вид, пять малолетних детей на руках, готовая история про притеснения на родине… Плюс ваше, Ноготь, негативное отношение к этой идее…

— Все понятно. Кремлём правит Вашингтон, Вашингтоном Тель-Авив, Тель-Авивом масонская ложа, а ей инопланетяне. Нам остаётся только терпеть и покоряться судьбе.

— Гавриловна, голубушка, вы преувеличивайте! Я вовсе не хотел вас обидеть. «Нихт капитулирен!» — как говорят старики-ветераны.

Это я к тому, Гавриловна, что ты не переживай. Будет и на нашей улице международный женский день. Мы, медработники психбольницы, народ терпеливый. Но, с другой стороны, раз Ноготь сказал… Разденься медсестра Гавриловна и выйди на улицу голой. Я подавлю свою ревность, если так нужно для дела.

— Спасибо тебе, санитар Коля, за слова поддержки. И во мне слова Ногтя отозвались написанием философской лирики:

Раз Ноготь сказал, так так тому и быть, я считаю. Ведь Ноготь никогда не пишет, не готовит заранее свои беседы, выступления, проповеди. Он просто скажет, чего пожелать высокочтимым собратьям-писателям в наступающем не-високосном, а у тебя сердце гордостью наполняется за всю нашу больницу психиатрическую. А Одессит… да бог с ним, с Одесситом. Нытик силен нахрапом безволия. Я читала его историю болезни. Разочаровавшись в искусстве, он решил уйти в леса, чтобы стать ближе к дикой природе. Но лесов рядом не оказалось, поэтому он поступил работать в зоопарк. Испытав на себе остроту зубов верблюда и твердость копыт кулана, а, также, не разобравшись до конца в том, кому все-таки следует находиться в зоопарке за решеткой… И правда, да чего его кастрировать то?

Это я к тому, что он и так по жизни кастрированный, чего уж там добавить можно. Прав тут Ноготь, и еще раз, прав. Да и потом, Одессит же гимн написал. В меру похабный и очень смешной гимн нашей психбольницы. Кастрировать такого как-то и рука не поднимается.