Прошло немногим более месяца после годовщины со дня смерти Джона. Я занималась стиркой, и до меня дошло, что, оказывается, Ноэль — единственный из всех нас, кого смерть Джона изменила коренным образом. Я не знала, что именно в нем стало другим, но я никогда и не утверждала что чувствительность присуща мне. Я не знала, что причиной тому стала женщина, с которой я познакомилась много месяцев тому назад. Я и вправду слишком замкнулась в своем мире. Пока я шаткой походкой передвигалась изо дня в день, то же самое делал и мой брат. Волнений и наслаждений в его мире было не меньше, чем ужасов и угрызений совести.

После того вечера они снова встретились и признались друг другу во взаимных чувствах. Они оба также сознавали, что об отношениях не может быть и речи. Они сошлись на том, что уже не дети, хотя и одиноки, поэтому дружба станет их единственным убежищем. Несколько месяцев этот план работал. Единственной проблемой, с которой они столкнулись, было то, что чем больше они узнавали друг друга, тем больше они друг другу доверяли. А чем больше они виделись, тем сложнее становилось отрицать пламя, которое они друг в друге зажигали. Ноэль не испытывал ничего подобного раньше. Будучи подростком, он был слишком робок, чтобы приставать к девочкам. Повзрослев, он с таким рвением стремился стать священником, что на женщин не оставалось времени. Но теперь он, как и мы, зарабатывал на Жизнь и по вечерам возвращался в дом, где его никто не ждал. В нем жила уверенность, которая рождается вместе с мужчиной, и у него было время как следует все обдумать. Не откладывая дела в долгий ящик, он отправился за наставлением к епископу. Он ощущал необходимость поделиться душевными страданиями и получить совет. Вышло не так, как он надеялся. Епископ был добр, но тверд. Он оказался скуп в советах, равно как и не испытывал сочувствия. — Вы дали клятву, — последовал его аргумент. — Вы священник.

Ноэль согласился. Он знал, кем является, и желал услышать нечто иное, хотя и не понимал, что именно. Что я могу поделать? Как мне вернуться к себе прежнему? — спросил он, молясь о том, чтобы у старика нашелся ответ.

— Больше не встречайтесь с ней.

Вот. Это и было гениальным решением в безысходной ситуации. Ноэль задумался.

— Я так не могу. Я люблю ее.

Он покинул дом епископа, впервые в жизни осознав, что любит, и когда в тот вечер позвонил ей, прощаться не собирался.

У них были интимные отношения вот уже полгода. До любви его уединенный мирок еще не видел столько взлетов и падений. Он бесконечно молился и слушал слово Божье, однако Бог молчал. Теперь он жил вне Бога и Церкви, и то была настоящая жизнь. Она обвивала его руками и защищала его от ненастий этого мира. Когда Ноэль рыдал, она нежно целовала его. Она дала ему почувствовать наслаждение, неведомое ему ранее. Он еще никогда не был так счастлив, и это счастье разрывало его душу на куски.

«Как я могла не замечать этого?»

* * *

Ричарду страшно не терпелось переехать в новый загородный дом в Керри. Энн, напротив, очень не хотела уезжать. В душе она была городской девушкой. Как обычно, Ричард оказался себе на уме. План заключался в достижении компромисса. К сожалению Энн, наш друг Ричард больше привык получать, а не дарить. Кло, Шон и я отправились к ним домой, чтобы помочь упаковать вещи. Шон принес пива, но времени пить почти не осталось. Перевозчики находились уже в пути, а мы успели сложить в коробки совсем немного. Энн превращалась в свою мать: она выкрикивала мужу приказы и одновременно мыла все существующие в доме поверхности, страшно боясь, что незнакомые люди станут называть ее грязнулей. Кло приготовила для нее чашку чаю. Мы приступили к работе. Мы складывали вещи в коробки, подписывали их, задавали глупые вопросы типа: «А это куда? — на что Энн и Ричард выкрикивали „В чертову коробку!“

Я ходила по их пустому дому. Было так странно! Нам не верилось что они расстаются с ним. Когда мы все уложили в коробки, Энн приготовила обед, и мы, не говоря ни слова, ели в пустой кухне. Будто на похоронах. — Не могу поверить, что вы и вправду уезжаете, — сказала я в пятый раз.

— Я тоже, — взволнованно ответил Ричард. Энн молчала. Он вела себя тихо весь день, и все, за исключением ее собственного мужа, резко ощущали ее нежелание переезжать в Керри. Мы закончили обедать. Перевозчики так и не подъезжали.

— Ублюдки, — отметила Энн, пребывающая в возбужденном состоянии.

Мы сидели и молчали. Ричард был не с нами. Его занимал собственный мирок, в котором он уже играл в гольф и ловил рыбу. Энн застыла, словно олень, которого ослепили дальним светом. Мы с Кло погрязли в жалости к себе, вызванной отъездом друзей.

Наконец Шон не выдержал:

— Эй, может, кто — то скажет хоть слово?

Никто не слушал его.

— Эй! — повторил он. — Так, ясно! Я пью пиво. Он встал и зашагал к сумке, в которой лежали банки с пивом. Шон бормотал, что поверить не может в то, что они отослали такие важные вещи, как стулья и холодильник, первыми. Когда он начал пить, Кло вышла из комы.

— Эй, а как же остальные? — спросила она с отвращением.

— Ну надо же, заговорили!

Она улыбнулась:

— Удивишься, если узнаешь, на что я способна ради пива.

Шон на мгновение задумался:

— Пожалуй, не удивлюсь.

Кло ухмыльнулась:

— Да, ты, пожалуй, прав.

Я терпеть не могла их флирта, особенно когда они упоминали о своей непродолжительной связи. Энн и Ричард решили, что не станут нас бить, а лучше выпьют с нами. Итак, мы пили пиво в пустом доме, ожидая приезда перевозчиков, которые должны были забрать вещи наших друзей, а потом и их самих. Кло воспряла духом после второй банки.

— На этой неделе я познакомилась с молодым человеком, — сказала она.

Эта фраза вызвала у нас интерес, ведь после выкидыша она решила, что раз уж у всех мужчин имелись члены, то они и сами не более чем члены. А это означало, что их нужно бояться как огня.

— Кто такой? — поинтересовалась я.

Кло рассказала, что он художник — оформитель и работает над последним рекламным проектом ее компании. Они несколько раз вместе обедали и действительно сошлись по характеру. Она не спала с ним, но он однозначно был ей интересен. Кло сообщила, что он часто смешит ее и у него добрая душа. Ей особенно нравилась его привычка угощать ее из своей тарелки. Парень был красив и чем — то походил на Малдера (герой научно-фантастического телесериала „Секретные материалы“), и они любили одинаковые фильмы. Мы согласились, что все перечисленное звучит неплохо, однако догадывались, что молодой человек солгал по поводу своих любимых фильмов, ведь пристрастия Кло в части кинематографа были весьма сомнительны.

Я напомнила ей, что неделю назад она объявила себя лесбиянкой. Она кивнула, отметив, что то была вовсе неплохая идея. Однако в результате глубоких размышлений она пришла к выводу, что раз уж мужчины — члены, то женщины — стервы. К тому же голые девушки все же не возбуждали ее.

Новая пассия Кло звалась Томом Эллисом. Кло собиралась встретиться с ним тем вечером, и была весьма возбуждена по этой причине. На мгновение я позавидовала ей, но потом вспомнила, что большинство свиданий состояло из многочасового обсуждения характеристик знаков зодиака и порадовалась тому, что дома меня ждет Леонард.

Перевозчики прибыли, и мы все помогли им перетащить весьма нескудные пожитки Энн и Ричарда в фургон. И вот они готовы были ехать. Мы находились в саду. Энн вернулась в дом, чтобы в последний раз все оглядеть. Ричард обсуждал с перевозчиками дорогу. Через некоторое время я отправилась за ней. Я нашла Энн в кухне.

— Эй, — сообщила я о своем присутствии.

— Сама „эй“, — улыбнулась она. Было видно, что она вот — вот разрыдается.

— В Керри вам будет хорошо. Дом великолепный, у моря в конце концов. И графство неплохое, при желании ты найдешь там работу. Ты всего лишь в шестидесяти километрах от Корка. Там такая же жизнь, как и в Дублине… — меня понесло, но Энн прервала меня.

— Там нет друзей, — тихо сказала она.

Я понимала ее чувства.

— Мы ведь можем общаться по телефону. К тому же у Ричарда до сих пор бизнес в Дублине. Ты сможешь приезжать, сколько захочешь, и мы будем ездить к вам в гости. Все будет здорово, — убеждала я, пытаясь успокоить себя не меньше, чем ее.

Она стала радостней.

— Знаю, знаю, ты права. В Керри великолепно, и дом замечательный, и люди вроде бы неплохие, и деревенька старинная, и Ричарду так нравится. Лучше места для воспитания детей не найти. И я знаю, что нам повезло, но надеюсь, что мы правильно поступаем. Я тоже на это надеялась. Мне хотелось сказать: „Не уезжай“. Я бы даже в одиночку и без всякой платы распаковала коробки. Но я лишь обняла ее. — Все будет здорово, — Повторила я.

Энн улыбнулась:

— Пообещай мне, что не забудешь меня из-за того, что я буду жить в другом месте. Хорошо? Я рассмеялась:

— Боже, Энн, ты висишь на телефоне больше, чем Морин Липман. Я бы не смогла забыть тебя, даже если бы захотела.

Мы засмеялись. Тут за нами пришел Ричард. Он огляделся.

— Прощай, ночлежка! — воскликнул он.

Энн прошептала: „Ох, уж эти мужчины“, и мы заперли за собой дверь. Мы обнимались у их машины. Ричард напомнил о том, что они ждут нас в гости на Рождество. Мы согласились. Шон и Ричард договорились о совместной поездке в Великобританию на футбольный матч в следующем месяце. Мы с Энн расплакались. Кло фотографировала — оказывается, фотосъемка была ее хобби. Пока они отъезжали, Шон, Кло и я стояли у ворот их бывшего дома и махали им на прощание.

— И вот их осталось трое, прошептала Кло, и мне снова захотелось расплакаться.

Шон потер руки.

— Кто за пивом?

Кло отказалась, сославшись на необходимость уехать домой и принять душ — словом, расфуфыриться ко встрече с прекрасным Томом Эллисом. Я согласилась. Леонард никуда не убежит; на завтрак он уплел три банки кошачьей еды. Хотя вряд ли это можно было назвать здоровым питанием. Мы сидели в баре в районе, где жил Шон, и говорили о предстоящем свидании Кло. Дело закончилось обсуждением нашего совсем не радующего семейного положения. Я и не думала ходить на свидания после Рона, а Шон последний раз встречался с какой — то преследовательницей. Понуренные, мы так и сидели с пивом.

— А Кэрри не объявлялась? — спросила я. Этим именем мы нарекли женщину, ходившую за ним по пятам. Вообще же ее звали Джэнет.

— Нет, и слава богу, Я слышал, что она встречается с Питом, бухгалтером, — сказал он.

Я не могла поверить. Кэрри была душевнобольной.

— Так, надо думать, Пит знает о ее болезни?

— Ну, если он проводит с ней время, наверное, знает, — ответил Шон и улыбнулся своей сообразительности. — Не умничай, это тебе не идет, — сказала я и с отвращением продолжила: — Не верится, что ты не спустил его с небес.

— Ты бы поступила точно так же, — указал он.

Я была в ярости.

— Ничего подобного.

— Не лукавь. Если бы у твоего порога ошивался какой — то псих и потом отстал от тебя, ты бы не преминула воспользоваться такой возможностью.

Я затрясла головой.

— С тобой что — то не так.

— Ты бы сделала то же самое.

Я сменила тему, потому что он не ошибался. После еще нескольких пинт я заговорила о будущем. Я беспокоилась, по крайней мере мне так казалось, оттого, что все мужчины Кло оказывались подонками. Я нашла парня, идеального парня, в шестнадцать лет. Он был моей судьбой, и теперь его не стало. Согласно элементарной статистике я была обречена на долгие годы встреч с полными идиотами, прежде чем когда-нибудь снова встречу своего молодого человека. Если вообще встречу. А вдруг меня достанет жизнь в собственном мирке с Леонардом, достанут заботы о его рационе, и я решу выйти замуж за какого-нибудь морального урода просто для того, чтобы не быть одинокой? Паника начала потихоньку одолевать меня.

Шон смеялся.

— Этого не произойдет.

— Но может, — спорила я.

— Ни в коем случае, — утверждал он.

— Почему? Почему ни в коем случае? — вопрошала я.

— Потому, — улыбался он.

— Почему потому? — давила я.

— Потому что ты никогда не пойдешь на это.

Я улыбнулась.

Его слова были словно бальзам на мою больную душу, но потом он добавил:

— Тебя слишком дорого содержать.

Но я решила проигнорировать его.

Мы снова замолчали. Меня поразила некоторая озабоченность Шона, несмотря на нашу беседу. Он сидел, уставившись в стакан, и теребил левое ухо.

— Ты немного нервничаешь? — спросила я.

— Разве?

— Да, — кивнула я.

— С чего ты взяла? — спросил он заинтригованно.

— Знаешь, как я подбираю с одежды невидимые нитки? — спросила я, и он кивнул в подтверждение того, что знает. — Так вот в подобной ситуации ты тянешь себя за левое ухо.

Он усмехнулся и убрал руку от уха.

— Хочешь знать, в чем дело? — поддразнил он.

— Да.

— Зачем?

— Частично, чтобы помочь тебе, частично, чтобы ощущать, что я не одна такая несчастная. Шон засмеялся:

— Это деликатный вопрос.

— Деликатный? Насколько деликатный?

— Ну, ты знаешь, что я работаю в офисе с десятком женщин и двадцатью парнями. Я кивнула. Я действительно знала.

— Хорошо, значит, переспишь с некоторыми из этих женщин, и все здорово, но потом переспишь еще с несколькими, ну и женщины начинают сплетничать.

Разговор принимал интересный оборот, и сплетница, жившая во мне, так и кричала: „Переходи к сути!“ — Выясняется, что некоторые из них утверждают, что на стене женского туалета что — то написано обо мне. — Что? — спросила я тихо, думая: „А хочу ли я знать это на самом деле?“

Он прокашлялся:

Я чуть не подавилась пивом.

— Теперь если они все вместе, то свистят, когда я прохожу мимо. Я чувствую себя оскверненным, — продолжал он и снова принялся теребить левое ухо.

Я просто не находила слов. Одна часть меня хотела смеяться, а другая — собирать с брюк невидимые нитки, поэтому я просто скрестила руки.

— Ух ты. Ужасно, — выдавила я, надеясь, что при этом не покраснею. Мне стало его жалко. Ему надо было поговорит с мужчиной. Я не могла помочь ему советом.

— Это сущий кошмар. Кэрри в курсе, а у этой стервы есть фотографии!

— Боже мой! — сказала я, чувствуя себя чрезвычайно неудобно.

— Что бы ты сделала? — серьезно спросил Шон.

— Я бы просто больше не давала им повода, — ответил я, и он вдруг рассмеялся. Тут я поняла, что сказала глупость. „„Больше не давала им повода“. Не могу поверить, что только что произнесла это“.

Но потом я поняла, что тоже смеюсь.

После нескольких пинт Шон решил, что ни за что не станет спать с коллегами, и мы выпили за его весьма мудрый выбор.

Я добралась до дома к десяти; Шон встречался с какой — то девушкой — не коллегой. Работал телевизор, и с кухни доносился шум закипающего чайника. Поскольку я жила одна, такая ситуация была чревата проблемами.

— Ноэль? — выкрикнула я, поднимая зонтик и одновременно прикидывая в уме план атаки на злодеев. — Ноэль? Это ты?

Я стояла спиной к лестнице и направляла зонтик в гостиную, дверь в которую была полуоткрыта. — Эй! — услышала я за спиной голос и резко развернулась на месте, совершая колющие движения зонтиком. — Это я — Ноэль! Не убивай меня, пожалуйста! — сказал он, улыбаясь и подняв руки в знак капитуляции. — Боже праведный, Ноэль, ты напугал меня до смерти — воскликнула я. По мне было видно, что я не лгу. — Прости, я не хотел напугать тебя. Я был в туалете, и, пожалуйста, не упоминай имя Господа всуе. — Вот нахал. Это мой дом! Я говорю в нем, что хочу — И тут я уронила на ногу зонтик. — Боже мой, моя нога! — Ноэль продолжил было говорить, но я его опередила: Заткнись! Это мой дом! Он сказал, что до свадьбы заживет, и я проследовала за ним на кухню. Брат сварил кофе и сообщил, что волнуется за меня. Ведь теперь, когда Энн и Ричард уехали в Керри, я могу почувствовать себя еще более одинокой. Он и в самом деле был нахалом, но при этом таким добрым человеком, Я поклялась, что со мной все в порядке, и, находясь под действием паров алкоголя, я выложила брату всю правду, Я рассказала о граффити в женском туалете, и мы посмеялись над стариной Шоном. И тут как гром посреди ясного неба Ноэль задумчиво произнес:

— Надо думать, по этой причине священники и должны хранить обет безбрачия. Отец Ноэль дает в… звучало бы весьма нелицеприятно.

Я рассмеялась.

— Не знаю, видимо, не так уже мало священников дают! — Я снова громко засмеялась над своей шуткой.

Брат застеснялся.

Я извинилась, внезапно осознав, что от такого комментария Ноэль вряд ли — простите за каламбур — получит удовольствие.

— Прости, Ноэль, шутка больного человека.

— Ничего, — он улыбнулся, но его настрой изменился.

Я спросила, в чем дело.

— Ни в чем, — ответил он.

— Давай, прицепилась к нему я. — Что — то определенно происходит, это ясно даже мне, а я славлюсь своей эгоцентричностью.

Он улыбнулся:

— Дело говоришь.

Я подтолкнула его к разговору, и теперь он не стал молчать. Он рассказал, что очень долго был одинок, что так много лет посвятил соблюдению обета безбрачия, что отказывался ставить под вопрос его целесообразность — до настоящего момента. Он встретил женщину, она социальный работник, ей немного за тридцать, и она разведена. Ноэль сказал, что она красива и умеет шутить, что она умна и приказывала ему идти в известном направлении, когда он начинал докучать ей, так с ним могли разговаривать лишь члены его семьи. Он объяснил, что с ней почувствовал себя мужчиной. Я сидела молча и слушала его рассказ о цвете ее волос и смотрела на его улыбку. Он сказал, что один ее взгляд заставил его поставить под вопрос все его существование и желания. Из его описания я поняла, что он говорил о женщине, с которой я видела его в пабе много месяцев назад. Я была ошарашена. Я обычно добровольно давала дельные советы, но у меня отнялся язык, потому что мое сознание пыталось привыкнуть к мысли о том, что мой брат живет половой жизнью. Но здесь было нечто большее. Все эти годы я верила, что убеждений Ноэля хватало для того, чтобы не замерзнуть ночью, чтобы он не скучал зимними вечерами. Хватало для того, чтобы уберечься от одиночества, однако я ошибалась. Не для одиночества рождаются живые существа, тем более те, которые посвящают собственную жизнь заботе об окружающих.

Мне хотелось посоветовать ему бросить все к чертям и сбежать с ней на Ямайку, но я поняла, что понятия не имела об испытаниях, свалившихся ему на голову, и что в большинстве ситуаций не существует однозначного ответа.

— Боже! — сказала я и тут же извинилась. По крайней мере это было в моих силах.

На минуту мы умолкли.

И тут я отважилась:

— Ты целовал ее?

— Мы были вместе, Эм, — ответил он, не находя в себе сил взглянуть мне в глаза. — О, — сказала я и поняла причину отчаяния брата. „И что с того?“ — хотелось мне прокричать, но, зная, что крик не поможет, я проглотила слова. — Ты ее любишь?

— Да, пробормотал он.

— Чего ты хочешь? — мягко спросила я, опасаясь, что вопрос совсем сломит его.

— Я просто хочу быть священником, которого не вынуждают приносить что — либо в жертву. Это несправедливо. Я все жизнь женил влюбленные пары и крестил детей, но сам никогда не познаю ни того, ни другого. А когда я смотрю на нее, я хочу этого. Я хочу просыпаться с ней по утрам, хочу, чтобы в шесть утра по субботам в нашу спальню забегали дети. Я хочу ходить на родительские собрания и краснеть из — за того, что мои дети без умолку болтают на уроках, но проблема в том, что мне необходимо быть священником. Я не могу представить другого занятия в своей жизни. Я знаю, что именно это и есть мое предназначение. — Он схватился руками за голову и плакал, как дитя. — Я так одинок, Эмма.

Я обняла его и пообещала, что все наладится, сама надеясь на это. Он извинился, придя в замешательство от того, что открыл душу, — такое испытывают люди, не привыкшие доверяться другому. Некоторое время мы сидели в тишине.

— Жизнь та еще стерва, — сказала я.

— Действительно, — согласился он.

Мы рассмеялись.

— Непременно все наладится, — повторила я.

— Да, — вздохнул он.

— Непременно. Тебе просто нужно бороться. Понимаешь?

— Понимаю, — тоскливо пробормотал он.

Ноэль сказал, что ему пора, но я хотела, чтобы он остался. Он не стал спорить.

Позже я лежала в кровати и переваривала его откровение. Он прошел мимо двери, возвращаясь из туалета. — Спокойной ночи, Ноэль! — выкрикнула я.

— Спокойной, Мэри Эллен! — отозвался он. Я улыбнулась.

„Боже, скорее бы все рассказать Кло“.