Спал я урывками и, наконец сдавшись, встал в пять. Темная синь утреннего неба. Луна, гаснущие звезды.

Людей на улицах было очень мало. Я зашел в «Картон» и купил «pain aux raisins» у женщины без чувства юмора, которая сделала вид, что не знает меня. Я прошел по улице Ансьен-Комеди мимо спящих на решетке бездомных, пересек бульвар Сен-Жермен, купил «Либерасьон» и спустился в метро. На платформе я стоял один. На противоположной платформе спал на полу мужчина, спиной ко мне. Валялась бутылка, вино черной лужицей разлилось у его коленей.

Заслышав далеко в туннеле поезд, я повернулся и стал смотреть, как он вырывается из темноты. Он изогнулся дугой навстречу мне и влетел на станцию. Когда он остановился, я ощутил холодок головокружения, словно стоял на крыше очень высокого здания, глядя на улицу внизу. В вагоне было пусто. Я достал пачку материалов, подготовленных для семинара, и попытался читать.

Когда я приехал в школу, кафедра была закрыта. Войдя туда первым, я не стал включать флуоресцентные лампы, включил только свою настольную и приготовил в кофеварке целую емкость кофе. Снаружи начало розоветь небо. Трава на лужайке была покрыта инеем. Я сел за свой стол с газетой и чашкой кофе и позавтракал.

Соединенные Штаты готовились к вторжению в Ирак. По всей Европе протестовали, и на ближайшие выходные была запланирована огромная манифестация.

На последних страницах газеты была помещена коротенькая заметка о случившемся на станции «Одеон» накануне. Бездомный столкнул под поезд тридцатидвухлетнего Кристофа Жоливе, руководителя отдела маркетинга из Нанта. К моменту прибытия спасательных служб он был мертв. Из керамического стаканчика у себя на столе я взял ножницы и аккуратно вырезал заметку.

Прозвенел звонок, предупреждающий, что до начала занятий осталось пятнадцать минут. Я собрал свои вещи и пошел по коридору в класс. Утренний свет уже наполнял помещение. На чистой доске я написал цитату дня и стал ждать звонка на урок.

Пришли все, кроме Гилада.

— Все прочли материалы?

Кивнули все, кроме Колина, который усмехнулся мне. Я посмотрел на него вопросительно.

— У меня не было времени, сэр.

— Не было времени?

— Нет.

— Тогда зачем ты пришел сегодня?

— Что вы имеете в виду?

— Зачем ты здесь? В классе, сегодня. Зачем пришел?

— Да у меня вообще-то выбора нет, сэр.

Я засмеялся.

— Ведь мы уже на эту тему говорили, не так ли?

— То, что вы говорите, будто у меня есть выбор, не означает, что он есть.

— А, понятно. Вот что я скажу. Как тебе такая идея — почему бы тебе не встать и не уйти?

— Потому что, сэр, если я встану и уйду, вы сообщите об этом мистеру Горингу, и кончится тем, что меня оставят после занятий за прогул.

— Я никому не скажу.

— Откуда мне знать, можно ли вам верить?

— Ты вынужден делать выбор, Колин. Вынужден делать выбор в отношении доверия ко мне в той же мере, в какой вынужден выбирать, остаться в классе или нет. Я знаю, ты склонен считать себя объектом серьезного угнетения, но факт остается фактом — выбор у тебя есть. Несмотря на могущественные силы, которые, как ты убежден, тебя притесняют, выбор есть все равно. Для Абдула это, возможно, не так, но для тебя это абсолютно точно.

Услышав свое имя, Абдул посмотрел на меня.

— Почему для Абдула это было бы по-другому? — спросила Ариэль.

— Потому, Ариэль, что Абдул верит в Бога.

— И?..

— А Колин не верит.

— И?..

— И дело в том, Ариэль, — Рик покачал головой, — что верующие могут верить, что выбор за них делает Бог. Они могут верить, что не отвечают за Его действия, что ответственность несет Бог. Но если ты в Бога не веришь, тогда кто еще, черт возьми, отвечает за выбор, который мы делаем?

— Прости меня, Рик, я верю в Бога, но не верю, что Он делает за меня выбор.

— Поэтому я и сказал, что могут.

Абдул поднял руку.

— Тебе не нужно поднимать руку, Абдул, — заметил я.

— М-м-м… я просто верю в Божий план. У Бога есть план для всех нас, и мы просто, понимаете, живем по этому плану.

— Значит, ты не отвечаешь за все свои поступки? Ты просто маленькая марионетка, а Бог дергает за ниточки? То есть, по твоим словам, Бог заставил тебя сказать это? — Хала недоверчиво уставилась на Абдула.

— Ну, в общем, да, — ответил Абдул, глядя на стол.

— Ты смеешься?

— Нет, — прошептал он.

— Боже! — раздраженно изрекла Хала. — Из-за тебя к нам так плохо относятся.

Он повернулся к ней.

— В каком смысле?

— К арабам. Из-за тебя арабов считают сумасшедшими. Благодаря тебе все мы кажемся спятившими из-за Корана и бомб, и. Боже, я хочу сказать — очнись!

Зрачки у Абдула расширились.

— Хорошо, довольно. Хала, ты наверняка оставляешь Абдулу право верить в то, во что он хочет верит, не так ли?

— Ну да. Наверное.

— Хорошо. Все началось с Колина, давайте на нем и закончим. Я даю тебе выбор, Колин. Ты можешь уйти, а можешь остаться. Если перестанешь ходить на занятия, это повлияет на твою оценку посещаемости. Однако я не сообщу администрации о твоем отсутствии. Учащийся не должен ходить на занятия, если не хочет. Честно говоря, придя сюда без подготовки, ты в любом случае отрицательно повлиял на свою посещаемость. С таким же успехом ты можешь уйти. Ты, похоже, уверен, что у тебя есть более интересные дела. Как я уже несколько раз сказал, это твой выбор.

Все пристально смотрели на Колина. Он же не сводил глаз с меня. Через несколько секунд Колин встал, поднял с пола рюкзак и вышел.

— О Боже!.. — громко выдохнула Лили.

Дверь тихо закрылась за ним.

Впервые ученик ответил на мой вызов.

Абдул поерзал на своем месте. На лице Ариэль было написано неподдельное изумление. Рик изучающе на меня смотрел. Джейн застенчиво улыбнулась. Альдо смотрел на Ариэль, ожидая реплики. Кара попыталась сдержать подступающий смех. Лили покачала головой и недоверчиво проговорила: «Ничего себе». Хала следила за мной, мусоля кончик ручки.

— Вы все обладаете одинаковыми правами. — Я вынул из стола фотокопии и стал раздавать им. — Предлагаю вам тот же уговор. Если вы считаете, что эти занятия каким-то образом вам навязаны, пожалуйста, не приходите. Меня вы этим не обидите. Здесь достаточно учащихся, которым интересны наши занятия, кто продемонстрировал настоящую готовность изучать материал. Те из вас, кто полагает, что может с большей пользой употребить это время, пожалуйста.

Закончив раздавать заметки, я сел на край своего стола и в упор посмотрел на Ариэль.

— Вы все вольны поступать, как считаете нужным.

Она улыбнулась мне так, словно я пригласил ее выпить.

Я отвел глаза.

— Что ж, такова моя позиция. Перед вам лежит заметка из сегодняшней «Либерасьон». Хала, переведи, пожалуйста.

— Конечно. — Она набрала воздуху и прочла заголовок: — Мужчина погиб: его столкнули под поезд метро.

Она посмотрела на меня.

— Продолжай.

— Тридцатидвухлетний Кристоф Жоливе умер в понедельник утром на станции метро «Одеон», после того как его столкнули под прибывающий поезд. Нападавший, двадцати девяти лет, был психологически… не знаю, полагаю, это будет неустойчив. Его содержали в психиатрической больнице Святой Анны. С жертвой он, по всей видимости, знаком не был. Полиция заявляет, что он не находился под воздействием наркотиков или алкоголя, но при аресте был в возбужденном состоянии. По словам полиции, он действовал, под давшись «внезапному порыву». За нападавшим числится длинный список насильственных действий. Его остановили и задержали несколько пассажиров. Представитель АОТП Анн-Мари Идрак поблагодарила пассажиров за мужество и сдержанность. Вот. Примерно так.

— Спасибо, Хала. Кто-нибудь знает, почему я дал вам эту заметку?

— Потому что она в какой-то мере доказывает эту точку зрения.

— Что ты имеешь в виду. Кара?

Она смотрела на парту, очерчивая пальцем большие круги вокруг заметки.

— Это еще один пример того, насколько мир случаен, насколько все бессмысленно, насколько ты ни в чем не можешь найти смысл. Все просто, ну, не знаю, полный хаос.

— А почему ты делаешь такие выводы из этой истории? — спросила Ариэль. — Я хочу сказать, может, этот парень заслужил, может, он был ужасным человеком. Не знаю, он мог быть наркоманом, например.

Джейн, которая с начала года почти не раскрывала рта, резко подняла голову и сердито посмотрела на Ариэль.

— Это просто… это… прости, но ничего глупее я в жизни не слышала. Ты шутишь?

— Прошу прощения? — резко бросила Ариэль.

— Джейн, возможно, есть способ получше выразить свое несогласие. Попытайся объясниться.

— Простите, — пробормотала она, глядя на стол и постукивая пальцем по тетради.

— Продолжай, Джейн.

— Ну, просто я… не знаю… Это трудно объяснить.

— Все равно попробуй, — велел я.

Она села ровнее, глядя на доску у меня за спиной. Ее круглое лицо залилось густым румянцем, от подбородка по шее кожа пошла красными пятнами. Девочка сделала глубокий вдох.

— Просто я думаю, мысль о том, будто этот парень каким-то образом заслужил подобную смерть, потому что мог быть… как? Как ты сказала? Наркоманом? Просто это, ну, мне это кажется бессмысленным. Просто я не верю, что все происходящее может быть… не знаю… Ну, что можно это объяснить.

— Но разве не в этом заключался смысл того, что ты читала при подготовке к занятию? Что ты не можешь это объяснить, но у Бога есть свои причины, и мы должны просто верить Богу? — спросил я.

— Простите, но это просто…

— Чепуха, приятель, — подала голос Лили.

Альдо засмеялся, и Лили повернулась к нему.

— Черт, от тебя когда-нибудь можно услышать что-то по делу или ты только бурчишь и ходишь за Ариэль, как щенок?

— Ладно, ладно, хватит. Все успокоились.

Открылась дверь, и вошел Гилад. Он подал мне записку. Я прочел ее, жестом пригласил его сесть и дал копию заметки.

— Мы как раз обсуждаем это.

Он посмотрел на заголовок, посмотрел на меня и кивнул:

— Я видел.

Абдул поднял руку.

— Не нужно поднимать руку, Абдул.

— Хорошо. Я хочу сказать, что мы не… то есть я согласен. Я согласен с ней. — Он произнес это, глядя на свои руки.

— С кем?

— С ней. — Он метнул взгляд на Ариэль, которая сердито на него смотрела.

— Так, продолжай, — подбодрил я.

— Ну, у Бога на все есть причины. Все, что происходит на земле, происходит потому… потому что у Бога есть план.

Ариэль, которая, похоже, не разделяла убежденности Абдула, стала смотреть в окно. Хала театрально уронила голову на руки. А Гилад, тихий Гилад повернулся к Абдулу и просто спросил:

— Что?

Абдул казался таким кротким и напуганным… Ему стоило больших усилий сделать свое заявление, однако не высказаться он, похоже, не мог, словно боялся, что понесет наказание, если промолчит.

— Да, — еле слышно произнес он. — Все происходит по некой причине. Это ну, это… м-м-м… это то, что я сказал. Божий план. — Он почесал ладонь.

— Я там был. — Гилад посмотрел на меня. — Мы оба там были. Вчера мы были на этой платформе. Я был там с мистером Силвером. Мы видели, как толкнули того парня. Я видел, как он умер. Его раздавило поездом на моих глазах. Я видел, как тот человек его толкнул. Я это видел. И ты говоришь, Бог наказал его за… за что? За какой-то его поступок? Была какая-то причина? У Бога есть план? Это — часть Его плана? Абдул, на его месте мог быть мистер Силвер, ты это понимаешь?

Абдул посмотрел в потолок и глубоко вздохнул.

— Да. Но это оказался не он. Ты видел. Это было частью Его плана.

Гилад покачал головой.

— Клево, мистер Силвер, — встрепенулась Лили. — Вы с Гиладом действительно видели это вчера? Ну и дерьмо. Простите.

Альдо фыркнул, поймал взгляд Лили и тут же затих.

— Да. Поэтому нас с Гиладом и не было вчера в школе. Отчасти именно поэтому я принес заметку. Все, что мы до сего момента обсуждали, даже вопрос выбора, связано с текстом, который вы читали в выходные. Если посмотрите на доску, то увидите первый вопрос Бога к Иову и последовавшее за этим Его внушение: «Где был ты, когда Я полагал основания земли? Скажи, если знаешь».

Все, что произошло с Иовом, — кажущиеся жестокими и случайными действия Бога, — недоступно пониманию ни человека, ни друзей Иова, ни его жены, ни самого Иова. Что имеет в виду Бог, Абдул, когда спрашивает: «Где был ты, когда Я полагал основания земли?»

Абдул встревоженно на меня посмотрел.

— Что на самом деле мы Бога не понимаем?

— Хорошо. И?.. Ариэль?

Она вздохнула — второй раз ее ставили на одну доску с Абдулом.

— И Он говорит, что если тебя не было рядом, когда Он творил мир, тогда ты просто не в состоянии понять, что Бог делает сейчас. Поэтому перестань пытаться и прими Бога. Именно это нам и следует сделать. У Бога есть причины. Нам не дано их понять. Мы просто должны доверять Ему, несмотря ни на что. Я хочу сказать, мне жаль, что с Иовом случилось столько всего ужасного, но у Бога были свои причины. И в конце он еще богаче, чем в начале. Так о чем тут говорить?

— А все голодающие дети в мире? А девочки, которых насилуют по дороге в школу? А десятилетний ребенок, сбитый пьяным водителем? Это план Бога? — Джейн трясло.

Абдул кивнул.

— Совершенно верно. — Ариэль сдержанно повернулась к Джейн и улыбнулась. Словно это был ее план, а не Божий.

— О’кей, — произнес я. — О’кей.

Когда прозвенел звонок, все ушли, кроме Гилада.

— У тебя все в порядке? — спросил я.

— Да, — кивнул он.

— Что ж, заходи, если захочешь поговорить, ладно? Сейчас у меня встреча, но потом я буду свободен, поэтому…

— Вы… — Он перебил меня. — У вас все хорошо? — Он покраснел. — То есть я уверен, что все хорошо, — сказал он, собирая вещи и быстро засовывая их в рюкзак.

— Да. Но спасибо. Спасибо, что спросил. Минувшей ночью было трудно заснуть. Я проснулся очень рано. Но чувствую себя хорошо. Хорошо.

Он улыбнулся мне, вскинул рюкзак на плечо и быстро выскользнул за дверь.

На 10.30 мне была назначена встреча с директором школы, Летисией Мур, и когда я пришел, она провожала в коридор председателя совета попечителей.

— Всегда приятно провести с вами часок, Летисия. — Он улыбнулся ей.

Повернувшись, он увидел меня, мгновение помедлил, пока выражение любезной льстивости на его лице не сменилось холодной деловитостью, и ушел.

Летисия пригласила меня войти.

— Итак, Уилл. Насколько я знаю, вчера вы не пришли на работу. Это верно?

Я кивнул.

— Вы можете объяснить почему? — Она наморщила лоб.

— Вам не передали?

— Что-то с метро?

— Что-то с метро? Я видел, как убили человека. Его толкнули под поезд.

— Ужасно. — Она покачала головой и крутанула тяжелую серебряную ручку на столе. — Насколько я понимаю, там был ученик.

— Гилад Фишер.

— И он тоже не смог прийти в школу?

— Это так.

— Вы сказали ему, что это нормально, Уилл?

— Мы это не обсуждали. Вопрос об этом даже не стоял.

— Почему же?

Мгновение я смотрел на нее, потом медленно произнес:

— Потому что под нашим поездом лежал мертвый человек.

— И поэтому поезда метро не ходили. — Взяла листок бумаги, пробежала глазами текст. — Движение возобновилось в 11.45. Значит, вы решили, что лучше повести Гилада в кафе, чем поехать в школу?

— Я ничего не решал. Зрелище было не из приятных. Мягко говоря. Гилад видел больше, чем я. Он был расстроен. На станции метро, как вы, возможно, представляете, царил хаос. Я подумал, для нас обоих лучше будет уйти оттуда.

— Понимаю. Но не кажется ли вам, Уилл, что разумнее было бы привезти его в школу, где он мог бы поговорить со специально обученным психологом?

— С каким психологом?

— С Черри Карвер, школьным психологом.

— С Черри Карвер? Она же учитель математики. С ней-то ему зачем разговаривать?

— Черри Карвер — школьный психолог, Уилл.

— С каких пор?

— С начала учебного года.

— Вы шутите.

— Я абсолютно серьезна. За лето она прошла подготовку. Я уверена, было сделано соответствующее объявление.

— Я не знал.

— Дело не в этом. Дело в том, что вы помешали одному из наших учеников явиться в школу, поскольку решили, что способны его поддержать. Вы отказались предоставить план замены и пренебрегли целым днем своих занятий. Плохо уже то, что вы не приехали в школу. Но то, что вы помешали сделать это ученику, пахнет судебным иском. Мне жаль, Уилл, но ваш поступок трудно извинить. У вас есть обязательства перед школой. Вы не выполнили их.

Ладони у меня потели. Я чувствовал прилив адреналина. На Летисию смотрел не мигая. Она тоже пристально смотрела на меня, потом наконец заговорила:

— Я понимаю, вы пытались, как умели, помочь Гиладу. Мне приходится верить, что свои решения вы принимали, руководствуясь исключительно заботой о Гиладе, но вы должны помнить, что ваша работа — преподавать литературу, а не давать советы учащимся. Уилл, вы можете что-нибудь сказать?

Я покачал головой.

— Что ж, — произнесла она, — если передумаете, вы знаете, где меня найти.

— Что-нибудь еще?

— Вообще-то да. Причина, по которой ранее сюда приходил Омар, связана с одним из ваших учеников.

— Омар?

— Аль-Мади. Мистер аль-Мади сообщил, что на ваших занятиях Абдул чувствует себя очень неуютно. Что там? — Она глянула в свои записи. — Семинар старшеклассников, правильно?

— Абдул аль-Мади в этом классе, да.

— Видимо, Абдул чувствует себя неуютно.

— Прискорбно слышать.

— Это правда, что вы сказали своим ученикам, — она сверилась с записями, — что Бога не существует?

Я засмеялся.

— Нет, этого я не говорил. При всей своей уверенности в том, что я хороший учитель, я не в том положении, чтобы высказывать свое мнение по поводу существования Бога.

— А вы верите в существование Бога? — Она устремила на меня суровый взгляд.

— Положа руку на сердце, вы ведь не ожидаете, что я отвечу на этот вопрос.

Она взмахнула рукой, будто отгоняла муху.

— Вопрос в том, что Абдул чувствует себя изолированным. Ему кажется, что он подвергается религиозным нападкам.

— Очень грустно это слышать.

— Важно, Уилл, чтобы наши ученики чувствовали себя на занятиях свободно.

Я улыбнулся.

— Данный вопрос очень меня волнует, — продолжала Летисия. — Мы здесь ради наших учеников, для того, чтобы создать атмосферу поддержки, убедиться, что они относятся к себе положительно, что уходят отсюда с ощущением собственного достоинства. Я хочу, чтобы каждый наш ученик покидал школу с ощущением, что он в своем роде особенный.

— А Абдул не чувствует себя особенным? Это заботит мистера аль-Мади?

— Омара заботит, Уилл, то, что на ваших занятиях Абдул подвергается нападкам. Так не может продолжаться. В отношении любого учащегося и, разумеется, в отношении Абдула аль-Мади. Особенно в отношении Абдула. В общем, вам надо крайне осторожно обсуждать вопросы религии в классе. И главное, вы не можете бросать вызов вере наших учеников. Ваша роль — учить литературе, а не ставить под сомнение существование Бога.

— Не согласен. Я считаю, моя роль как раз в том и заключается, чтобы бросать вызов вере моих учеников. На самом деле своей основной задачей я считаю ставить под сомнение их веру во всё. Невозможно преподавать литературу, во всяком случае, хорошо преподавать, не подвергая сомнению их веру. Эта дискуссия также кажется невозможной, и однако же мы ее ведем.

— Умоляю вас, Уилл. Я преподаю больше двадцати лет и вряд ли нуждаюсь в ваших наставлениях. Очевидно, что учитель должен бросать вызов своим ученикам. Но одно дело бросать вызов, и совсем другое — ставить под сомнение веру в Бога. Скажите честно, неужели вы считаете себя тем, кто может подвергать сомнению их веру?

— В контексте литературного произведения? Конечно, считаю. Эти вопросы уже присутствуют в моей работе. Разве вы не видели мою программу? Список литературы?

— Я просмотрела его утром. Увидела, что вы даете им «Книгу Иова». Вы должны понять: есть важное различие, Уилл, между вопросами в тексте и теми, которые вы адресуете непосредственно ученикам. Вы также изучаете с ними «Макбета». Вы предложите своим ученикам обсуждать самоубийство и убийство? Этим вопросам следует оставаться в тексте.

Я покачал головой:

— Совершенно не согласен. Литература нейтральна, если только поднимаемые в ней вопросы не имеют отношения к читателям. Вы думаете, ученик, который читает «Гамлета», не задумывается о самоубийстве? А при чтении «Книги Иова» нам не следует размышлять о существовании Бога? Или о Его логике? Его природе?

— Уилл. — Летисия напряглась. — Я не позволю, чтобы в нашей школе вы ставили под сомнение существование Бога, говорили о Его логике или Его природе. Одно дело обсуждать персонаж литературного произведения, совсем иное — обращаться с Богом как с вымышленным героем. Это опасная зона. Вы несете моральную ответственность за то, что защищаете своих учеников, разбираете с ними литературные произведения, помогаете им ясно видеть. Вот, Уилл, именно это ваша работа, не более того.

— Летисия, я не согласен.

Она вздохнула.

— Боюсь, ни у вас, ни у меня нет времени на ученые споры. Возможно, в другой раз, а сейчас вам нужно понять мою позицию, которая совпадает с позицией школы. Короче говоря, вы не можете ставить под сомнение религиозные верования учеников. И раз уж об этом зашла речь, вы не можете предлагать к обсуждению вопросы самоубийства или убийства.

Я рассмеялся.

— Мы понимаем друг друга, Уилл?

— Думаю, да, — сказал я и покинул ее кабинет.

Во время перерыва на ленч мы с Мией сидели на траве и перекусывали. Солнце золотило тополя, на поле дул ветер, и впервые той осенью было свежо.

— Черри Карвер — школьный психолог! Она официальный школьный психолог? — возмущенно воскликнула Миа.

— Судя по всему. Летисия говорит, объявление было.

— Как это в школе появляется психолог, о котором не знают учителя? Который никогда не практиковал психологию? Черри Карвер? Черри Карвер, черт бы ее побрал?!

— Это всегда ради детей. Мы делаем Божье дело. Не забывай об этом, — улыбнулся я.

— Кстати, у меня был серьезный разговор с одной из моих новых учениц. Мари де Клери. Очень милая. Знаешь, с начала учебного года она каждый день говорит перед уходом: «Спасибо, мисс Келлер. Прекрасный урок, мисс Келлер». На днях пришла к моему кабинету, чтобы сказать, как ей нравятся мои занятия. Она зашла ради этого. Поблагодарить меня и поговорить о работе. Пробыла у меня час. Моя новая любимица, — сияя призналась Миа.

— Это здорово, иметь поклонников приятно. — Мне стало нехорошо.

— Нет, я имею в виду, что она не похожа на твоих трепетных обожателей и не жаждет оценок. На самом деле она не очень хорошо все это пишет. Пылкая и увлеченная, старается понять все, о чем мы говорим, а затем, когда до нее доходит, у девочки такой вид, будто она сейчас заплачет от радости. И от этого хочется плакать мне. Мы читаем «Блоху», и сегодня она сидела с выражением абсолютной растерянности на лице. Будто у нее что-то болит. А потом она вдруг выпрямилась, лицо прояснилось и расслабилось. Она подняла руку, я ее вызвала.

— Мужчины такие жалкие, — заявила она.

Все захихикали. Но я точно знала, что происходит, и улыбнулась ей. А потом ученики, еще не вникшие в смысл стихотворения, замолкли.

— Просто очередной парень, — выдала Мари, — уговаривает девушку переспать с ним.

Разумеется, Мари права, и целых десять минут она растолковывала все это классу. Не могу сказать, что получилось литературно, но суть она ухватила. Пока все эти маленькие бездельницы, умеющие отвечать только по тестам, искали метафоры и сравнения, она — раз, и выдала.

— Все ради того, чтобы подцепить эту девушку? Как примитивно. Просто скажи, чего хочешь. Будь мужчиной, — сказала она.

Остаток занятия мы провели в разговоре о том, какие жалкие существа мужчины. Великолепное утро.

Я любил слушать рассказы Мии о ее учениках. Я не знал никого другого, настолько уверенного в том, что делает. Мне нравилась ее манера преподавания, то, как она работает с детьми, но я не мог встретиться с ней взглядом.

Под конец нашей трапезы я заметил Гилада, возвращающегося по дорожке из столовой. Я помахал ему, когда он проходил мимо. Гилад улыбнулся и свернул в здание старших классов.

— Это он? Мальчик, которому ты помешал приехать в школу? Которого морально разлагаешь?

Я кивнул.

— Я его, бывает, вижу. Он в основном один, — пробормотала Миа.

— Всегда. Мне он нравится. Заставляет меня желать быть хорошим. В этом году у меня несколько таких. Но этот возглавляет список. Пришла бы как-нибудь на семинар. Это здорово.

— Скажешь, когда можно будет.

— В любое время.

— Так что еще, Уильям?

— Помимо нашего нового психолога? И моего безрассудства? Давай посмотрим. Состоялась дискуссия насчет того, что я не имею права ставить под сомнение веру моих учеников. О, и еще она, видимо, не хочет, чтобы я подталкивал их к самоубийству.

— Что ж, разумное требование.

— Думаю, да. Омар аль-Мади жалуется, что Абдул чувствует себя неуютно, подвергается нападкам и гонениям, и Омар — она называла его Омар, будто мы все собутыльники, — этим недоволен. Я возразил, что моя работа в том и заключается, чтобы испытывать веру моих учеников и так далее и тому подобное. Но она была категорически против. «Для ученых споров времени нет», — сказала она.

Вдруг я услышал пронзительный крик:

— Мистер Силвер!

В нашу сторону, махая нам, направлялись Джулия Томкинс и Лидия Уинтон.

— А вот и твой фан-клуб. Закончим позже. — Миа похлопала меня по колену. — Уилл, Уилл… — Она покачала головой, затем печально улыбнулась, встала и отряхнула траву с джинсов. — Оставляю тебя наслаждаться их обожанием.

Она помахала девочкам и пошла на кафедру. Я смотрел, как она идет по полю.

Джулия плюхнулась рядом со мной.

— Как дела, мистер Силвер? Что на ленч? — Она тщательно изучала содержимое моего пластикового пакета.

Лидия, которая была на год старше и на пять лет искушеннее, уселась и многозначительно на меня посмотрела.

— Итак, Силвер, у нас к вам предложение, — заявила она.

— Да? И какое же?

— Литературный журнал, — сказала Лидия. — Сделаете?

— Когда?

— Когда захотите. В любой день после школы.

— Кроме пятницы, ясное дело, — сказала Лидия.

— Ясное дело, — закатила глаза Джулия.

— Ясное дело, — подтвердил я. — Тебе там что-нибудь понравилось, Джулия?

Она в последний раз заглянула в пакет с ленчем, положила его и пожала плечами.

— Нет. И не меняйте тему. Вы согласны?

— Кто еще хочет этим заниматься?

— Кто знает… — Закрыв глаза, Лидия подставила лицо солнцу. — Но поверьте мне, Силвер, люди подпишутся, если консультантом будете вы.

— Точно, — засмеялась Джулия.

— Но вы и так это знаете, — заметила Лидия.

— Не думаю, что это вызовет такой уж большой интерес, но согласен. Сделаем это в среду днем. Я призову на помощь мисс Келлер. В смысле, если кто-нибудь вообще придет.

— Ура! — Джулия ткнула меня в плечо.

— Я знала, что вы согласитесь. — Лидия наклонила голову и улыбнулась мне.

Я поднялся.

— Спасибо, Силвер, — проворковала Лидия.