Около часа понадобилось "бемверу" Серафима, чтобы докатить до дворца Эммануэль. Заехав на пандус, убийца вышел из машины и, никем не встреченный, проследовал во владения заказчицы.
- Эй! - окликнул он. - Есть здесь кто?
Ответ не прозвучал, и Серафим отправился на поиски Эммануэль по всем залам бескрайнего дворца.
Повсюду царила какая-то послегрозовая тишина. У киллера стало складываться впечатление, будто все лакеи заснули одновременно крепким и, возможно, даже вечным сном (интуиция его не обманула, первое впечатление не расходилось со страшной истиной: в ходе изуверского визита Лысый дал бандитам команду мочить любого, кто попадется под ноги, кроме хозяйки и ее любовника. Отупевшие от безделья дубосаровские отморозки выполнили распоряжение босса с похвальным усердием, вследствие чего четырем слугам Эммануэль пришлось распроститься с жизнью буквально под их ногами).
- Живые есть? - спросил Серафим, пересекая вестибюль.
Живых в вестибюле не было. Не оказалось их и в двух следующих залах. Лишь дойдя до Зеркальной галереи, убийца заметил едва различимые признаки жизни - чадящую паревом сигарету Эммануэль - и нерешительно остановился в дверях:
- Можно войти?
- Кто на свете всех чернее, всех упрямей и гнилее? - упавшим голосом пропела Эммануэль.
- Что здесь происходит?
- Только ты, Эммануэль, стерва ты, Эммануэль… - Хозяйка была задвинута вусмерть. Кроме того, она оказалась до дури начитанной какой-то гадостью.
Серафим подошел ближе и увидел в ее руках книгу. В скорбном оцепенении сидела мать криминала возле блюда с юным любовником, с ее губы свисал тлеющий косяк, и то ли самой себе, то ли незримому черту читала самые откровенные места из маркиза де Сада, надеясь восстановить утраченную силу духа:
- "…Поцелуй меня в задницу, дорогой друг, - сказала мадам С, опуская лицо на кушетку. - Чтение твоего гнусного "Привратника в монастыре картезианцев" распалило меня. Эти портреты потрясающе правдоподобны… Если б эта книга не была б такой непристойной, то ей не было бы равных. Введи же немедленно свой торчун, я умоляю тебя на коленях, я умираю от желания и согласна на всё. Ляг хотя бы рядом, - добавила она, зазывно потягиваясь и сгибая ноги. - Пришла пора короткой молитвы, не правда ли? - Охотно, дорогая матушка, - ответил аббат и, недолго думая, стал расстегивать платье, обнажая грудь мадам С. Потом он задрал ей нижние юбки выше живота, уверенным движением раздвинул ей ноги, подняв голени таким образом, что пятки вплотную придвинулись к ягодицам, открыв картину, о которой мечтает не один мужчина…"
- Матушка, если ты не заткнешься, меня вырвет, - предупредил Серафим.
- Это ты, дорогой друг? - Эммануэль с большим трудом оторвала обкуренные полтинники от страницы и громко икнула: - Ик!
- Я, матушка, - кивнул Серафим.
- Ик! - повторила она, опустошенно глядя в непонятном направлении. - Ик-ик! Чёрт, зачем я его съела? Ик-ик-ик! Мать мою, теперь икай - не остановишься.
- Что съела?
- Пельменину, блин! Ик-ик!
- Ты ж вегетарианка, мать.
- Ну вот… Ик! Хана мне. Бес попутал. Чё ела? Сама не пойму. Ик-ик-ик!
Подобный упадок духа Серафим наблюдал впервые. Он осмотрелся и сразу понял, о каких пельменях идет речь: на двухметровом блюде лежал обезображенный Антуан.
- О боже… - прошептал Серафим. - Лысый в своем репертуаре.
- Засада, - икнула Эммануэль.
- Где он сейчас?
- Отвалил. Ик, мать его, ик-ик!
Рядом с хозяйкой дворца стояла переполненная пепельница. По меньшей мере полтора десятка находившихся в ней бычков говорили сами за себя.
- Ты икаешь не из-за пельменей, - понял убийца. - Тебя губит парево.
- Меня губит моя чёрная натура.
- Тебе хорошо бы восстановить силы, Эммануэль.
- Спасибо, я только что плотно перекусила. - Не обращая внимание на Серафима, она тупо вернулась к порочному маркизу: - "…Он задрал ей платье и нижние юбки выше живота, уверенным движением…"
Уверенным движением убийца попытался отнять у нее книгу и косяк. Книгой овладеть удалось, а пионерку Эммануэль, несмотря на упадок духа, не отдала.
- Идем, я доведу твою милость до опочивальни, - предложил Серафим. Здесь тебе лучше не оставаться. Сон укрепит твои силы.
- Мои силы уже не укрепит сам дьявол.
Да, у Эммануэль аж глаза почернели, нехило её застращал Василий Бляха.
- Проспишься - хандру как рукой снимет, - возразил Серафим. - Давай, поканали, мать, в люльку.
- Погоди-к… - Она смерила убийцу почерневшим взглядом. - А ты кто, ваще?
- Я?!
- Ты, ты, блин. Че те надо?
- Сама ж позвала. Я - Серафим.
- А, Серафим! Серафимушка, - признала Эммануэль, сделав умное лицо. - Как делишки, сынок?
- Тьфу-тьфу-тьфу.
- Слыхал, что тебя шмонает Лысый?
- Слыхал, слыхал.
- Совсем порядочность потерял Бляха.
- Я уже понял.
- Жениться ему пора, ведь скотеет, гнида, на глазах. Смотри, чё наделал! - Она показала на Антуана. - Куда ж это годится? Как думаешь: помер али нет?
- Пацан? - Серафим тоже уставился на огромное блюдо.
- Ну.
Без всякой надежды нащупав пульс на руке пострадавшего любовника, Серафим с удивлением ответил:
- Нет, живой.
- Ништяк! - Эммануэль чуть оживилась. - Хоть одна хорошая новость.
- Да… - протянул Серафим, вернув руку Антуана на блюдо. - Говорил тебе, не шейся с блатарями, мальчик.
- Чё ты там бакланишь? - встревожилась Эммануэль.
- Тебе полегче? - не ответив, спросил Серафим.
- Да мне как-то по фиг.
- Что я могу для тебя сделать?
- Все, что ты мог для меня сделать, ты сделал. - К Эммануэль стал неожиданно возвращаться человеческий облик. - Теперь позволь мне для тебя кой-чё сделать.
- Как это понимать?
- Как хочешь, так и понимай.
- Кажется, мать, ты созрела для того, чтобы заказать Лысого, - понял убийца.
Эммануэль воздержалась от конкретного ответа.
- Или будешь ждать, когда тебе приготовят второе ухо? - пригрозил убийца.
- Ик-ик-ик-ик! - прорвало хозяйку. - Мать твою, ик-ик! Лучше не напоминай мне о пельменях, чтоб тебе!
- О'кей. Но я хочу, чтобы ты усвоила: Лысый одним подарком не ограничивается, я этого подонка не первый день знаю. Сначала он угощает пельменями, потом заставляет курить ногти. А ногти - это тебе не парево, особо не забалдеешь. Так что остановись на одном ухе, мать, и…
- Ик-ик-ик! Созрела, созрела, чёрт с тобой! - сдалась Эммануэль. - Только завянь, голубчик, я же просила: ни слова про пельмени. Ик-ик!
Серафим почувствовал, что совсем близок к цели и вот-вот получит Лысого в качестве клиента. У Эммануэль появились все причины заказать неприступного и зарвавшегося авторитета.
- Я всегда говорил: нет худа без добра, - удовлетворенно заметил Серафим.- Итак, переходим в наступление.
- Чёрт бы вас побрал,- удрученно проворчала мисс Каннибал. - Как ваще в этой говеной стране работать? Я ж приехала сюда ради наживы, а не ради каких-то гнилых разборок. Во что меня впутали? - Ее причитания носили риторический характер и к сути дела отношения не имели. - Ик! Ик! Мое дело - кухня, меню, мясорубки. Куда я влипла?
- Нажива - это хорошо, - наседал бесцеремонный убийца. - Кухня - прекрасно. Мясорубки - вечно. Но кроме высоких материй иногда приходится уделять внимание мелким говенным делишкам, проводить, так сказать, периодическую дезинфекцию.
- Ик-ик-ик! - перебила хозяйка дворца.
- Да выбрось, на фиг, свое парево, мать, в момент икать расхочешь!
Убийце наконец удалось отнять у осоловевшей бабы пионерку и затушить ее в пепельнице. Результат не заставил себя ждать. Секунд десять Эммануэль неподвижно смотрела в одну точку, как бы не веря в то, что икота ее отпустила, а потом резко и моложаво зашевелилась.
- Реально перестала, - поняла она. - Не наколол, гаврик! Так чё мы ботали? Чё Лысый?
- Прикинь, как четко можно оттопыриться, если Лысый будет страдать и ломаться, как это делаешь сейчас ты, - предложил Серафим.
- Даже очень можно оттопыриться, - согласилась преступница.
- Херово тебе было рубать пельмень, мать?
- Ой, херово, не говори!
- Так устроим ему такой же прикол!
- Прикол, говоришь?
- Ты мне заказываешь засранца - я его голыми руками размазываю по твоей тарелке, - объяснил увлеченный убийца. - И нет проблем.
- По тарелке, говоришь?
- Да по чему твоя душа пожелает! Я ж, мать твою, все могу сварганить - обпердишься от удовольствия, это я гарантирую.
- А на хера? - Эммануэль недоуменно моргнула заметно побелевшими фарами. - По тарелке-то на хера? Как я оттопырюсь, если он будет лежать паштетом на тарелке? Не сможет ведь он и пельмени рубать, и паштетом прикидываться? - резонно заметила мисс Каннибал.
- Какие пельмени? - не понял Серафим.
- Как это какие пельмени? - Она машинально уставилась на правое ухо Серафима. - Лысый должен повыламываться на моих глазах али нет?
- Должен, - согласился Серафим и всё же ради перестраховки повернулся к собеседнице другим боком.
- А то как я еще оттопырюсь? - Эммануэль лишь переключила свое внимание с правого уха убийцы на левое. - Пусть жрет пельмени, а потом можно и по тарелке голыми руками…
- Э, ты че задумала, мать? - Серафим не на шутку забеспокоился насчет собственных ушей.
- Пусть хавает пельмени Маши Типовашеевой, - упрямо заявила заказчица.
- Но это… исключено.
- Причины?! - строго спросила она.
- Я же с ней трахаюсь!
- А мне до фени. Я заказчик - ты дурак. Чё хочу - то сварганишь.
- Да ты двинулась, мать!
- Не я двинулась - житуха заставила.
Серафим не находил слов. Затевая этот базар, убийца не предполагал, к каким осложнениям на уши он может привести.
- Чё рыло воротишь? - Эммануэль, казалось, была в восторге от своей идеи. - Коли впадлу - канай отсюда. У меня киллеров - выше крышы, конкуренции до вони, и никто рыло не воротит: чё закажу, то принесут. Не понимаю, те-то че? Я ж не гасить её прошу, ну эту ляльку твою, чёрт бы вас побрал. Всего одну пельмень хочу. Чё жмёшься? Не понимаю.
- Я с ней трахаюсь, - повторил киллер.
- И я не без греха, тоже не дура потрахаться. - Эммануэль показала на одноухого любовника. - Знаешь, мне уже по фиг, сколько у него ушей, - главное, чтоб торчало. Не права, что ль, я?
- Ты вечно права, мать, но я чё-то не въезжаю. - Серафим был сам не свой.
- Короче, - помогла Эммануэль, - тащи мне пельмень, да и хрен с ней. Те чё главное, чтоб лежало или чтоб торчало? Слушай сюда: в ляльке главное, чтоб лежало, а все, что у нее торчит, - на хер… - Она стала заговариваться, ее ладонь, как нож, распилила воздух.
- Слышь, мать, давай-ка придумаем что-нибудь постебовее, - предложил Серафим, лишь бы выпутаться из двусмысленной ситуации.
- Что уж стебовее? Лысый жрет пельмени мисс края! - Эммануэль повеселела на глазах. - Я оттопыриваюсь, го-го-го-го! Чем те не феня? Не остроумно, что ль?
- О, это очень даже феня, это, безусловно, остроумно, но все-таки давай не зацикливаться. Древняя мудрость говорит: хочешь застращать мудака - продерни его за больное место.
- Правильная мудрость, - кивнула Эммануэль, вынимая очередную сигарету. - Ну и чё дальше?
- Я как никто в этом городе знаю все больные мозоли Лысого.
- Ну и чё?
- Деньги, власть и похоть, - доложил убийца. - Это его самые больные места.
- Го-го-го! Я тащусь! Знаток, мать твою, го-го-го! Еще б сказал, кто этого не знает или у кого есть другие мозоли. Оттопырил, блин, го-го-го!
- Тебе бы поменьше курить, матушка.
- Не бзди. Сама разберусь, сколько курить, сынок. - Она задымила. - Ну и че?
- У Лысого есть дочка, учится в Англии, - намекнул убийца. - В крайнем случае, мне не впадлу слетать на острова.
- Хрен тебе, а не острова. Ишь чё захотел: он - на острова, а мать тут сиди, говно разгребай. Не бывать сему.
- Зря. Реальный план. Если б Лысый слопал пельмени родной дочери, он бы…
- Он бы только оттопырился, - перебила Эммануэль. - Ты чё, не знаешь Лысого? Чтоб он повелся на какую-то обдолбанную мокрощелку? Го-го-го! Пусть это будет трижды родная дочь, ему насрать, дорогуша. Али не слыхал, как с ней маялись янтарские?
- Янтарские? С дочкой Лысого? Нет, не слыхал.
- Немудрено: ты тогда под стол ходил.
- А как они маялись?
- Ядреный на ней собаку съел, а не поимел ни ломаной копейки. Дети в глазах Лысого хрен чё стоят, мудак живет по скотскому принципу: после меня - хоть потоп. Такие они, нынешние временщики. Сколько выродков он наплодил: пять или шесть?
- По-моему, пять.
- Так вот, всех до единого услал за бугор, якобы учиться уму-разуму, а на самом деле (чё плохого они понахватаются за бугром?) потому что ненавидит… Поди боится, как бы отпрыски не позарились на его состояние. Янтарские думали, что Лысый боится, как бы ему не выкатили за них кругленького выкупа, а нет - попробовали опустить и бортанулись. Оказалось, резать детей Бляхи - только себе в убыток. Мудаку это выгодно. Та девчонка, о которой ты говоришь, сейчас учится в Оксфорде.
- Правильно, - подтвердил Серафим.
- А раньше она жила здесь. Янтарские на ней лажанулись не по-детски: срисовали у девчонки мизинец, а папочке включили счетчик: либо плати за него тридцать косых, либо получишь бандероль с остальными девятнадцатью пальцами. Так Лысый, чё б ты думал?
- Че?
- Не дал ни копейки. Сказал: тридцать косых на один кастрированный мизинец не меняют. Прикинь!
- Мудак, - прикинул Серафим.
- Спрашивается, неужели было так трудно позаботиться о здоровье родного ребенка?! - Эммануэль выглядела искренне возмущенной: то ли состоянием здоровья девочки, то ли тем, как лажанулся её кореш Ядреный из янтарских. - Ведь тридцать тысяч баксов - для мудака все равно что поссать. Где, спрашивается, твои отцовские чувства, мудило?! Где деньги?! Где элементарная порядочность?! Не знаю, как таких еще земля держит, не знаю…
- Родная дочь! - Серафима тронула судьба девочки. - Она чё, так и хиляет без пальца?
- Без двадцати пальцев!
- Боже…
- Ты ж знаешь Ядреного, он слова на ветер не бросает. Лысый - слышь - Лысый тогда ему предложил по баксу за палец! Го-го-го!
- Га-га-га! - передразнил убийца.
- А ты бздишь: ухо-ухо… На хер ему ухо? Схавает - не подавится.
- Родная дочь… - повторил Серафим, качая головой.
- Таков мудак. По баксу за палец! - вновь едко засмеялась хозяйка: - Го-го-го!
- Ладно ржать-то, мать, грешно над этим смеяться.
- Я чё, смеюсь? Я оттопыриваюсь!
Действительно, подогретая паревом хозяйка дворца гоготала явно не в тему; ее сумрачный рассказ о двадцати пальцах дочери Василия Бляхи не следовало принимать близко к сердцу, тем более что Серафим, хорошо знавший Лысого, никогда не слышал столь дурацкой фени о своем прежнем покровителе.
- Погоди оттопыриваться, - сказал киллер. - Раньше времени оттопыришься - потом слёз не оберёшься. Мы же еще ни в одном глазу, мать. Что будем делать с Лысым?
- Пусть жрёт пельмени мисс края, - вспомнила вдруг Эммануэль, перестав смеяться.
- Проехали, - замял Серафим. - О пельменях пока забудем.
- О! - неожиданно вскрикнула Эммануэль.
- Что?!
- Шишел, мать твою!
- Шишел?! Что Шишел?
- Пусть мудак жрёт своего кошака! - осенило её.
Серафим с облегчением выдохнул:
- А что? Реальный план! Пусть жрет.
- О, грязный, вонючий кот! - Эммануэль патетично вскинула вверх черную руку с косяком. - Я добралась до тебя, засранец! Скоро ты исчезнешь в топке своего хозяина!
***
…Что это было за таинственное четвероногое существо, прославившееся на весь Отвязный край под кличкой Шишел и чем оно не угодило авторитетной хозяйке каннибальского ресторана? Ответ на эти и многие другие вопросы мы не найдем ни в прокуренной душе Эммануэль, ни в безобидной пушистой твари из рода кошачьих, кою Эммануэль ненавидела паче прокурора. Так уж получилось, что четвероногому любимцу авторитета Лысого, обыкновенному вроде бы коту Шишелу было суждено вот уже четвертый год кряду властвовать над умами обывателей Отвязного края. Связи с сильными мира сего, спонсорская поддержка могучего покровителя сделали, казалось, невозможное: о коварстве и пороках Шишела стали слагать легенды; легенды быстро покрывались сплетнями; ну и наконец сплетни, благодаря виртуозной работе лучших журналистов, обрастали все новыми и новыми подробностями дьявольских похождений грязного кошака. Не проходило и дня, чтобы этот вонючий кот самым выгодным и нахальным образом не промелькнул в тех или иных средствах массовой информации. Достаточно сказать, что популярнейшая народная передача "В мире криминала" полностью посвятила ему тридцать четыре программы, отличавшиеся крайней аналитичностью, аморальностью и откровенностью, феномен Шишела до тошноты муссировался уважаемыми газетами и журналами, на основе его мрачной биографии были написаны десятки бестселлеров, музыкальный хит "В его моче нет брода" полгода держался на первых строчках всех хит-парадов; наконец, два года и три месяца домохозяйки Отвязного края рыдали над сериалом "Кошачье отродье", в котором Шишел сыграл самую грязную и, разумеется, главную роль. Согласно рейтинговым раскладам "В мире криминала", Шишел входил в пятерку наиболее влиятельных особ Отвязного и располагал реальными шансами на следующих губернаторских выборах как независимый от Лысого кандидат. Короче, то ли благодаря дружбе и капиталу Василия Бляхи, то ли собственному обаянию, Шишел прочно утвердился в малиннике городского бомонда, лихо раскрутился в сознании граждан, так что закрутить и задвинуть его обратно представлялось уже делом нереальным. Резонанс в народе был неоднозначным. По отношению к Шишелу люди строго разделились на скептиков, считавших грязного кошака не более чем детищем извращенной фантазии СМИ, и романтиков, веривших, что все, о чем рассказывают средства массовой информации, чистейшая правда. Если Серафим был скептик, то Эммануэль, вдув пару косяков, производила впечатление типично романтичной особы. Шишел для нее стал чем-то вроде занозы в сердце, воплотив в себе краеугольный камень зла, так сказать, в общегородском масштабе. Она вообще тяжело относилась к чужой популярности, а тут только представьте себе: какой-то грязнющий четвероногий выскочка четыре года подряд имеет потрясающее влияние на умы и как ни в чем не бывало оттопыривается репутацией народного любимца! Этого Эммануэль переварить не могла. Та, которая была "всех на свете чернее, всех упрямей и гнилее", не собиралась уступать "брату нашему меньшему" без боя пальму первенства. Вот уже четвертый год Эммануэль лелеяла мечту засолить бестию в прозрачной десятилитровой банке с укропом, луком, чесноком, выставить все это на обозрение толпы в телепрограмме "Злоба дня" и таким образом словить кайф, приколовшись одновременно плодами своего остроумия и восстановленного превосходства над жалким кошаком. Когда мать криминала укуривалась, ее подспудные мечты резво вырывались наружу и требовали удовлетворения. Честно говоря, шансов засолить Шишела у нее было маловато, но они были.
Если потянуть за ниточку, казалось бы, пустячного конфликта двух негативных персон, Шишела и Эммануэль, то она, как ни странно, выведет нас из горизонтальной плоскости обыденного сознания на самые высшие вертикали и эшелоны власти города Отвязного, раскроет теневую сторону многих коридоров, где не только мочился Шишел, но и ступали ноги авторитетнейших особ: банкиров, политиков, медиамагнатов…
Программа "Злоба дня", в рамках которой Эммануэль мечтала разоблачить Шишела, шла на частном телеканале "Фартовый город", принадлежавшем ее ближайшему корешу Булыжнику, бездарная дочь которого делала сумасшедшую карьеру эстрадной звезды в "Каннибале" под псевдонимом ди-джей Зайка, в общем, проблем с эфиром для Эммануэль не существовало. В свою очередь, Булыжник, со всеми потрохами: "Злобой дня", "Фартовым городом", ди-джеем Зайкой и так далее, принадлежал могущественному Большому Патрону, под крышей которого неплохо держались на плаву также сотни других официальных и неофициальных структур: "Каннибал" с Эммануэль, ГУВД с Вячеславом Законным, Законодательное собрание Халявы, таможня, заводы, фирмы, часть торговли и прочее, прочее…
Таким образом, публиковать независимые рейтинги могли себе позволить лишь два столбовых авторитета: Лысый и Большой Патрон. Первый использовал для этого эфир "В мире криминала", второй - "Злобу дня": ни одно другое СМИ не рискнуло бы спутать им карты несанкционированными измышлениями.
Прелесть двуначалия приводила к тому, что телезрители "Злобы дня" и "В мире криминала" жили словно на двух разных планетах. Например, по мнению "Злобы дня", таких чудовищ, как Шишел, Лысый, прокурор Тушенкин, а то и сам губернатор Помпадуев, в Отвязном не существовало, не говоря уже о том, что они никогда не вписывались в сетку текущего рейтинга. Зато в нее прекрасно вписались, на первом месте, формальный председатель ЗакСа Иннокентий Халява (личность до того нулевая, что его присутствие на столь почетном месте нельзя было объяснить ничем, кроме как тяготением Большого Патрона к выдумкам и веселым парадоксам), на втором - непосредственно Большой Патрон, чье влияние на "Злобу дня" и телеканал "Фартовый город" было колоссальным, на третьем - его незаменимый друган Подсудный, а далее шла великолепная связка - Ядреный - Булыжник - Эммануэль, - по поняткам делившая четвертое, пятое и шестое места рейтинга популярности и авторитета. Шансов стать губернатором ни у кого из них не было, однако постоянное внимание Большого Патрона и, как следствие, почетное присутствие на экране телевизоров в самом лестном качестве доставляло этой чертовой троице немало приятных эмоций (причем Эммануэль фигурировала в рейтингах не как хозяйка "Каннибала", но как учредительница черт знает какого фонда, название которого она даже не могла запомнить).
С достоинством игнорируя лживые домыслы "Злобы дня", программа "В мире криминала" Александра Стукача имела на предмет авторитетных людей края свое общественное мнение: губернатор Помпадуев, на семьдесят пять процентов удовлетворявший своего покровителя Лысого, - 76% народного доверия; Василий Бляха, более известный в криминальной среде под кличкой Лысый, - 10%; Муха - 5%, Шишел - 5%, Хувалов - 2%, Тушенкин - 2%.
Заметим, что "В мире криминала" и весь телеканал Лысого отличались от "Злобы дня" и ТВ "Фартовый город" этакой снисходительной терпимостью (а ничто так не бесило медиамагната Булыжника, как снисходительность и терпимость противника, ведь терпимость есть открытая демонстрация неограниченной силы): в студии Стукача не раз побывали многие оппозиционно настроенные личности: Законный, Ядреный, даже Подсудный и Большой Патрон, пускай за ними начисто отрицалось место в сетке рейтинга, все же им предоставлялось кое-какое право на существование в эфире. Наконец, к чести первого городского канала, его главные ведущие вовсе не напоминали физиономии отмороженных бандитов, увы, так часто пестревших в "Злобе дня". Единственным нелюдем, раскрученным на Первом городском телеканале, единственной скотской мордой, с которой как-то не вязалось представление о "благообразном человеческом лике", оставался Шишел, самый грязный и вонючий кошак Отвязного края.
Теперь понятно, почему Эммануэль возненавидела Шишела паче прокурора Тушенкина: в то время как ей регулярно перепадали жалкие два-три процента далеко не в самой популярной частной передаче "Злоба дня", какой-то вонючка на четырех мохнатых лапах, сам того не подозревая, стабильно набирал пять-шесть процентов народных симпатий в популярнейшей программе "В мире криминала" и бесчеловечно ухмылялся в глаза миллионам телезрителей!
Однажды в руки Эммануэль попал увлекательный триллер Давида Трешкина "В когтях Шишела" - она проштудировала эту книжонку от корки до корки и все приняла за чистую монету (тогда как там излагалась лишь одна из тысячи версий беспрецедентных по размаху злодеяний Бляхиного кота). Используя биографическую канву, автору книги действительно удалось обрисовать целый ряд узнаваемых и запоминающихся образов. У Эммануэль даже сложилось впечатление, будто герои Давида Трешкина живут с ней на одной лестничной площадке, бесстыже трахаются у ее дверей, гадят в ее лифте, словом, поверить в правдивость книги труда не составило. И это несмотря на то что все персонажи в буквальном смысле слова скоты, да, звери: свиньи, псы, быки и кошаки. Особенно удалась автору многогранная личность Шишела. Ставя его в пример таким подонкам, как Шухер, Битый Шнобель, Адольф Гад и Джимми Скотт, Давид Трешкин как бы подчеркивает его непревзойденную низость и тактично подталкивает к пьедесталу героя нашего времени. И со всем этим начинаешь вдруг соглашаться. А почему нет? Ведь с одной стороны, предстает фигура бунтаря-одиночки, с другой - уже лидера огромного преступного синдиката из деревеньки Дубосары, с третьей - непревзойденного профи своего грязного дела, с четвертой - бабника, с пятой - матерого игрока, с шестой - банкира, с седьмой, восьмой и девятой - противника коммунизма, фашизма, монархизма и любых форм власти, - если все сложить в одну жалкую книжонку, мало не покажется. Вот Эммануэль и офигела. Её сердце закипело чёрной завистью.
Если кратко пересказать триллер "В когтях Шишела", то следует начать с тех далеких времен, когда грязный, немытый, бездомный кот по кличке Шишел, организовав в Дубосарах преступную группировку, прибыл в город Отвязный и притаился на чердаке одного из правительственных зданий. Эпоха тогда отличалась беспредельной жестокостью к грязным котам: повсюду хозяйничали бешеные псы, матерые, ссученные, жестокие и, как правило, некастрированные, они не позволяли никому и носа показать на улицах города. Блатовали бешеные псы преимущественно вокруг Мэрии, Прокуратуры, Законодательного собрания, бизнес-центров и средств массовой информации. Кошаки же томились в самых зловонных и непристойных местах: в подвалах, бытовые условия коих уподоблялись тюремным, в кабаках, где им перепадали пищевые отходы, и так далее, к приличным заведениям котов не подпускали на расстояние запаха, а с нюхом у бешеных псов ох как неплохо…
Но однажды унижение достигло апогея. Голодный и притесненный выходец изДубосар, Ши-шел сумел сплотить вокруг своей ОПГ несколько тысяч грязнющих котов, еще сохранивших честь, достоинство и навык неслабо мочиться назло угнетателю, и устроил несанкционированный митинг на Центральной Городской Свалке кисломолочных продуктов имени Кисы Воробьянинова. Запрыгнув на ржавый броневик, которым, скорее всего, служил корпус древнего автомобиля "москвич", выставленный сейчас на площади Шишела, вожак обратился к толпе с пламенным призывом: "НЕТ - произволу бешеных псов, ДА - свободе и беспределу котов!" Поддержали его на ура: дело происходило в марте, поэтому вой стоял неописуемый.
"Если бы в экспериментальных условиях весенней течки кошаки не сплотились вокруг своего вождя, не встали бы под черные знамена террора, на сколько было бы отброшено назад экономическое и физиологическое развитие Отвязного края? На пять лет? На столетие?.." - задает себе вопрос Давид Трешкин, но, увы, путного ответа так и не находит.
***
Как бы там ни было, а вслед за митингом на Центральной Городской Свалке состоялся знаменитый мартовский кипиш. Тысячи навороченных собак и десятки тысяч облезлых кошек с бешеной одержимостью приняли участие в знаменитой разборке, было уже не понять, кто из них бешеный, а кто грязный: все смешалось в единую бешеную, грязную стебку. Что творилось на улицах и площадях города, объяснению не поддавалось. Скажем только, что к вечеру все тротуары были усеяны обгрызанными, обкусанными и разодранными телами конкурирующих партий. Понять, кто победил и кто проиграл, не удавалось двое суток. Лишь после того, как дворники смели с мостовых последние кости погибших и подсчитали потери сторон, пресса подвела окончательный итог: пальма первенства досталась грязным кошакам. Но досталась она страшной ценой: три тысячи двести семьдесят шесть загрызенных до смерти кошаков против семисот тридцати уничтоженных псов плюс восемь тысяч с копейками навсегда изувеченных кошек - такова плата за успех.
Но успех есть успех, победителей не судят - им щедро выделяют приличные места, должности, звания, регалии. В коридорах Мэрии вместо бешеных псов начали вальяжно прогуливаться грязные кошаки, лениво мурлыкая и по-новому помечая территорию, не озираясь уже по сторонам и ничуть не опасаясь схлопотать каблуком по вонючей заднице… В стенах Думы наконец приняли давно назревшие законы: "О призыве к ответу собачьего отродья", "О борьбе с оставшимися ублюдками", "О чести, достоинстве и неприкосновенности вонючих котов", "О всеобщем беспределе и чванстве меньших братьев" и многие другие. Телевидение, взятое кошаками под контроль, транслировало только рекламу кошачьего корма. Наконец главный герой революции Шишел стал тем, кем стремился: авторитетом городского калибра, многоуважаемым лицом, богатству и влиянию которого завидовала даже Эммануэль. Однако чтобы полностью уморить всех городских собак, Шишелу и его окружению понадобилось несколько долгих, блистательных лет.
Много славных делишек провернул Шишел. Обо всех не расскажешь. Отметим главные: из года в год он безнаказанно отмывал две трети городского бюджета, строил фешенбельные банки, крутые игорные дома, элитные притоны, модные клубы и рестораны; он низвергал до преисподней и возносил до небес грязные попы своих чиновников, банкиров, рэкетиров; только благодаря ему наладилась торговля марихуаной, героином и кокаином; на его совести черным списком лежат несколько сот нераскрытых преступлений; в его паспорте - ни одной судимости. Да что судимости, ни одной серьезной улики. Хотя милиция, отдадим ей должное, так и ковыряла под Шишела, так и ковыряла. Но… Все заведенные дела рассыпались, едва встречали на своем пути равнодушие Прокуратуры и коррумпированных судей, которые тоже, если верить Давиду Трешкину, находились на попечении Шишела.
На тех редких допросах, которые все-таки удавалось учинить Шишелу добросовестным следственным ищейкам, поганец не произнес ни одного человеческого слова и, стоило ему только попасть на стол оперуполномоченного, без ложной застенчивости мочился на оперативные документы. В общем, менты с ним пачкаться не любили и при малейшей возможности вышвыривали в окно из-за "недостаточности улик", а вопрос виновности Шишела в очередной раз оставался без ответа.
Конечно, были в Отвязном крае умные головы, понимавшие, что за любые криминальные проделки должен отвечать Шишел, но их насчитывалось не более десятка. И как ни парадоксально, в это число входила мать преступного мира Эммануэль…
***
Представьте, она не только умудрялась верить россказням о Шишеле, но и жаждала сатисфакции. Серафим её не понимал. Как и большинство здравомыслящих людей, он держался мнения, что Шишел - грязная выдумка Василия Исидоровича-Бляхи, придуманная им с целью переложить с себя ответственность за часть злодеяний на безответные плечи глупого кота.
- После того как ты срисовал у него Маньку, - сообщила Эммануэль, - Шишел - это последнее, чем Лысый дорожит. Найди грязного кошака, Серафим, а я уж отоварю его в жареный биточек! Лысый у меня похавает!
- Мать, ты уверена, что скормить Лысому Шишела - хорошая идея? - засомневался Серафим.
- Нет… - Она пожала плечами. - А те-то чё? Я заказчик, ты - дурак. Чё хочу, то закажу.
- Нет проблем. - Убийца не перечил. - Я только хотел удостовериться: ты уверена в том, что Шишел - реально существующее лицо?
- Морда он. Какое из него, на хрен, лицо?
- Хорошо, пусть морда. Это дела не меняет.
- А в чём дело?
- Видишь ли, мне не хотелось бы тебя огорчать… В общем, есть все основания считать, что Шишёла в принципе не существует.
- Как?! - опешила Эммануэль. - Грязного кошака Шише л а?!
- Да, именно его, - с сожалением кивнул убийца.
- Не бзди. Я чё, не видела? Я чё, не читала?
- Мать, пойми: все, что ты видела и читала, ни что иное, как плод больного воображения Лысого. Он его себе придумал, он его раскрутил под кликухой Шишел, но на самом деле этого нет! Проснись! Таких грязных котов в природе быть не может! Тебя просто надинамили!
- Сукой буду, меня еще никто не динамил, голубчик, - упрямо стояла на своем Эммануэль. - И у тебя не пройдет. Туфту ведь гонишь. Чё, я не въезжаю, что ль? Шишел - самый грязный, вонючий кошак края, он существует и существует припеваючи… Ок!.. Ок! Ок! Что ж это, в самом деле?! Ок!.. Когда-нибудь кончится или… Ок!
Эммануэль жестоко выругалась. К счастью, у нее обострилась икота, и она на время забыла дурацкую затею заставить Лысого съесть несуществующего кота.
- О чем, блин, мы? - немного оправившись, спросила Эммануэль. - Который час?
- А фиг его знает, - ответил убийца.
- А ты ступай, сынок, поди узнай.
- Вот же часы. - Серафим показал хозяйке дворца на часы. - Зачем ходить?
Эммануэль беспомощно оглянулась. Часы висели на самом видном месте Зеркальной галереи.
- Ик-ик!.. Ок-ок! -Уставилась на циферблат.
- Половина шестого, - подсказал Серафим.
- Ок!.. Вижу, что половина, не косая, - соврала Эммануэль. - А… это?..
- Что ещё?
- Антуан.
- Вот твой Антуан.- Серафим показал на блюдо.
- А… - поняла она: - Вот же мой Антуан, моя клубничка! - Эммануэль перевела задвинутые полтинники на любовника: - А где… твое второе ухо, Антуан? - спросила она.
- Мать, ты ж его сама съела, - вздохнул Серафим. Эммануэль в эти минуты напоминала ему Машу Типовашееву. - Может наконец примем решение? - предложил убийца.
- Ща, голубчик, - кивнула Эммануэль. - Ща примем. А… А где моя конопля?
- В кармане, - подсказал Серафим.
- В этом, что ль? - Она неуклюже прошвырнулась по карманам.
- Да.
Отыскав марихуану, Эммануэль засмолила двадцать четвертый косяк.
В общем, до полудня кумекали киллер и мисс Каннибал, как бы этак поизощреннее застращать Лысого. Какой сценарий ни рассматривали, ни один не выглядел безупречным: то Эммануэль браковала разнообразные варианты Серафима, то Серафим мягко отпихивал Эммануэль, когда она, злоупотребляя дурью, клонила базар в направлении пельменей Маши Типовашеевой или мифологического кота Шишела. Однако ни на чём толком остановиться не смогли.
Наконец до Серафима дошло, что матушку криминала просто душит жаба: Эммануэль не спешила раскошеливаться на ликвидацию Лысого, ибо стоимость всей операции измерялась в долларах с шестью нулями. Выбивать из нее бабки в таком укуренном виде не имело смысла, уговаривать - подавно. Поэтому Серафим на время забыл об идее разменять Лысого, довел хозяйку до опочивальни, выключил во дворце свет, сел в тачку и поехал в аэропорт. Там его ждала Маша Типовашеева. Серафим давно мечтал сделать любовнице что-нибудь приятное, и вот, едва представилась такая возможность, популярный убийца и мисс края полетели отдыхать на Сейшельские острова.