В 1714 году император Петр Великий, глядя на стремительное разорение мелких дворян-помещиков, принял закон о единонаследии, попытавшись превратить родовые имения в подобие европейских майоратов – неделимых и неотчуждаемых. В 1730 году императрица Анна указ отменила, решив, что наследство следует делить по-божески и по справедливости. В результате считалось нормальным, если Рюрикович после очередной дележки имеет пару избенок и полторы курицы, зато по справедливости. Хуже того, этот указ на корню зарубил возможность создания в России промышленных империй. Все эти Путиловы, Морозовы, рябушинские – не более чем короли урюпинской водокачки. «Крупп», «Байер», «Дженерал Электрик», «Армстронг» в России так и не появились.

Царь Петр Алексеевич был хмур, болела голова после вчерашнего шумства, нелегко давались ему битвы с Ивашкой Хмельницким. Впрочем, пока железное здоровье царя позволяло справляться, только голова с утра трещала, поэтому поднесенную чашу рейнского он принял вполне благосклонно. И тут вспомнилось.

– Где этот…

– Кто? – поспешил уточнить Сашка Меншиков.

– Ну, этот… Кузнец…

– Какой, мин херц?

– Тот самый… – Но, видя по недоуменному лицу приятеля, что тот совершенно ничего не понимает, Петр уточнил: – Который пистолет обещал сделать.

Меншиков лишь головой помотал, какие там пистолеты. Петр нетерпеливо напомнил:

– Когда в Воронеж ехали, оставил тут пистолет германский. Курок у него отломился и еще что-то случилось. Вот здешний кузнец и посулил отремонтировать, чтобы был, как новенький. Говорили, зело искусен, никто с ним сравниться не может. Вот и отыщи мне его, дьявола чумазого, да чтобы работу представил. А то запорю. – И, глядя бешеными глазами в лицо Меншикову: – Обоих.

Сашка, понимая, что в таком настроении лучше мин херцу не перечить, исчез, как не было. Где и с кем искал – неведомо, только через полчаса представил государю степенного мужика с большими залысинами и аккуратной бородой. Лицо худое, щеки впалые, глаза углями сверкают.

Кузнец даже не успел снять прожженный фартук, видимо, Сашка сдернул его прямо от горна.

– Нашелся, – неприветливо буркнул Петр.

Кузнец степенно, но с учтивостью махнул поясной поклон.

– Никита Антуфьев, государь.

– А помнишь ли ты, Никишка, наш уговор?

– Помню, государь.

– Ну, тогда давай, показывай работу.

Кузнец не то щекой дернул, не то ухмыльнулся кривовато и подал царю тряпицу чистую, в которую было что-то завернуто. Петр отбросил тряпицу, начал вертеть в руках пистолет, курком пощелкал, потом приказал Меншикову зарядить. Покачал в руке, вскинул вдруг и выпалил, да так метко, что сшиб с дерева ворону.

– Хор-рош! Умеют же немцы вещи делать! – Но увидел, что кузнец теперь уже усмешки не прячет, и вызверился: – А ты чего смеешься, морда неумытая?! Вы все, неучи, когда еще научитесь такое делать? Мне нужно, чтобы оружие русское против немецкого не уступало, иначе пропасть нам.

– Так прикажи, государь, и мы не хуже немчинов поганых сделаем, а то и лучше.

– Ан приказываю.

– Ну вот я и сделал.

– Насмехаться?! – Петр побагровел и от души благословил Никиту кулаком в ухо, того шатнуло изрядно, однако устоял. – Да как смеешь?! Сперва сделай, а потом хвались. Языком молоть все вы горазды.

Никита потряс головой, в ухе хорошо зазвенело, оно и пухнуть уже начало, но со всей смелостью ответил:

– Ты сначала правду узнай, потом драться лезь.

И с этими словами вытащил из котомки вторую тряпицу, подав ее царю. Петр развернул и обомлел, увидев второй точно такой же пистолет. Покачал в руках, сравнивая, и спросил:

– Что это?

– Ты приказал, государь, я и сделал. Вот сам возьми и отличи, который из них немчинской работы, а который моей.

Царь недовольно дернул щекой и поворотился к Меншикову.

– Ну-ка, друг Данилыч, попробуй ты.

Но как ни крутил Меншиков пистолеты, как ни разглядывал, как ни нюхал – ничего сказать не смог. Никита же только усмехался в бороду, но скромно, чтобы царь не увидел. Кто ж его знает, что ему в голову ударит. Наконец царь сдался.

– Ладно, говори, – разрешил он Никите.

– Тот, из которого ты стрелял, государь, мой, ежели щечку с рукояти отвинтить, мое клеймо будет. А второй и есть немчинский, которому ты курок сломал. Нет, я ихнюю работу хаять не стану, добрые мастера, пистолет отличный, сталь хорошая. Только мы умеем не хуже делать. Никогда немчину русского не превзойти!

– А если лучше повелю, сделаешь? – хитро прищурился Петр.

– Повелишь, сделаем. Мы царской воле покорные.

– Ну, хуже сказать ты не мог! – вдруг окрысился царь. – Значит, если не будет на то царской воли, так все шаляй-валяй делать будете? Сам-то ты мастер или кто? Гордости нет, желания никакого? Так тогда твое место не в кузне, а под печкой с тараканами, лежи да похрапывай. Кто вперед идти не хочет, сначала на месте загниет, а потом и назад покатится!

Однако Никита не смутился.

– Что мне проку один или два пистолета сделать лучше немчинских или аглицких? Могу, но не желаю! Это все равно что на паперти побираться. Копеечку бросят – и радуйся. Не мое это. Никогда в жизни не крохоборствовал и сейчас не начну.

– Вот ты какой… – удивленно протянул царь – Ну, ладно. Ты, как я вижу, мужик справный, с большим замахом. Смотри, однако, широко шагнешь, больно падать будет. Я ведь много тебе дать могу, но тогда много и спрошу. Вечером буду у тебя, прикажи хозяйке стол готовить, не кого-то, самого царя принимать будете. Вот тогда и поговорим, чего ты можешь и чего хочешь. Поехали, – бросил он Меншикову.

Тот побежал следом за царем, но успел коротко обернуться и погрозил Никите кулаком, смотри, мол, шельма. Если что – не сносить головы. Только не испугался Никита, верил он в себя, в свою судьбу, потому что знамение ему такое было. Не он сам, так потомки его…

* * *

Скобелев мрачно рассматривал присланную из императорской ставки диспозицию, потом долго и тяжело размышлял и спросил у своего начальника штаба:

– Алексей Николаевич, что вы об этом думаете?

Куропаткин помялся, он никогда не отличался решительностью и предпочитал скрупулезно исполнять приказы командира, по возможности не высказывая собственного мнения, а может, и не имея его. Однако в голосе Скобелева прозвучало такое откровенное недовольство, что он решился:

– Не нравится мне это.

– А мне очень сильно не нравится, – сказал Куропаткину Скобелев. – Что это за ерунда? Сначала стрелять, потом молчать, потом снова стрелять и опять молчать… А наступление начать только в три часа пополудни. Ерунда какая-то.

Дождь не перестает, и по такой грязище люди быстро вымотаются, не успев дойти до турецких редутов. Пишите: «Людей не позже одиннадцати часов накормить горячим обедом с мясом. Движение начать в полдень». Я буду с Владимирским полком.

– Да, Михаил Дмитриевич, имеется еще одна новость, к которой я, честно говоря, просто не знаю, как отнестись. Не то хорошая, не то плохая…

– В чем дело?

– Нам прислали две батареи новых пушек производства уральских заводов господина Демидова. Говорят, неслыханной скорострельности пушки.

– Так это же хорошо! – улыбнулся Скобелев.

– Не спешите, Михаил Дмитриевич, не спешите. Дело в том, что с ними пожаловал и сам господин Демидов. Желает увидеть лично, как его пушки покажут себя в бою.

– Господи, еще один штатский повоевать лезет! Воистину, каждый мнит себя стратегом… Или орден с мечами возжелал?! Не бывать тому! – вспыхнул Скобелев. – Гоните его взашей!

– Не получится, у него приказ от главнокомандующего, как бы не вышло чего. К тому же я думаю, что не полезет он никуда с батарей, а вот от пушек его отогнать не получится. По мне так пусть любуется. И не толстопузый он, – уже тихо добавил Куропаткин.

– Черт с ним! – махнул рукой Скобелев. – Пусть сидит, где хочет, только чтобы на глаза не попадался, иначе прикажу казакам на аркане в ставку отволочь. Ладно, мы будем штурмовать Зеленые горы в промежутке между редутами Юнус-бей табия и Омар-бей табия. Пройдем прямо к Плевне, и если господину Демидову охота, пусть его новомодные пушки обстреливают эти редуты, прикрывая движение нашей колонны. Не позволит туркам шевельнуться, так лично доложу государю, пусть и его наградят, – усмехнулся генерал.

Утренний туман еще плыл над Плевной, когда вдалеке глухо грохнул пушечный выстрел, и снаряд со сверлящим визгом разрезал воздух. Взрыв прогремел глухо, на Гривицком редуте взлетел столб черного дыма и тут же рассеялся. Спустя некоторое время раздался второй выстрел, и снова он оказался точным. Встревоженные турецкие аскеры забегали, словно тараканы, но быстро успокоились, потому что особого вреда разрывы не принесли, и русские пушки после долгой и беспорядочной канонады замолчали.

Генерал Бернгард фон Вердер криво усмехнулся, глядя на разворачивающуюся перед ним картину. Вообще-то недовольство было постоянным состоянием генерала в последнее время. Король Пруссии Вильгельм I еще в 1869 году назначил его военным атташе в Петербург, этот пост вполне можно было бы считать почетным, если бы не одно маленькое «но». Это назначение на корню подрезало карьеру генерала, превратив его в буквальном смысле в тыловую крысу. Во время Австро-прусской войны он отличился, и сам Вильгельм вручил ему заветного «Голубого Макса» – орден «Pour le Mérite», поэтому будущее виделось тогда еще полковнику фон Вердеру в самых радужных тонах. И тут случилось это самое проклятое «но».

Генерал застрял в Петербурге всерьез и надолго, в то время как его товарищи отличились на полях Франции, превратив скромное королевство Пруссию в могучую Германскую империю. Фон Вердер был вынужден любоваться на это из заснеженной России, скрежеща зубами от зависти. Ордена и слава поманили и пролетели мимо, даже новенькие генеральские эполеты не утешили. Правда, имперский генеральный штаб в секретном послании поставил перед ним важную задачу: точно оценить потенциал русской армии. Французский вопрос можно было считать решенным, но Германской империи по-прежнему не хватало жизненного пространства, и искать его можно было только на востоке. «Drang nach Osten»! Война русских с турками случилась очень кстати, только вот опять генерал был вынужден любоваться на чужие успехи и подвиги, что совсем не приносило радости. Из военного атташе он превратился в наблюдателя при императорской ставке, что было бессмысленно изначально. Ничего умного здесь увидеть было нельзя, фон Вердер несколько раз намекал, что хотел бы побывать в передовых частях, желательно у генерала Скобелева, которого считали восходящей звездой. Однако каждый раз он получал невнятные отговорки и неискренние извинения. И сейчас тоже он был вынужден наблюдать за штурмом Плевны из безопасного далека, откуда ни черта не было видно. А генералу обязательно нужно было лично ознакомиться с новыми русскими пушками, которые прислал из дикой Сибири некий Демидофф, вот только при ставке их не было. Нет, он не сомневался, что пушки герра Круппа лучше, однако германский офицер не должен верить, он должен знать. Поэтому фон Вердер дал коню шенкеля и постарался как можно незаметнее отъехать от собравшихся вокруг императора генералов.

Туман еще не до конца рассеялся, чем и воспользовался Скобелев. Он приказал Владимирскому полку начать выдвижение вперед под прикрытием этой завесы, но артиллерии огня не открывать, чтобы не встревожить турок раньше времени. Пусть они думают, что снова наступление будет вестись только на Гривицу. Полк успел бесшумно занять исходную позицию всего в нескольких сотнях шагов от третьего хребта Зеленых гор, благополучно миновав опасный промежуток между редутами Юнус-бей табия и Омар-бей табия. Впереди была Плевна!

Скобелев не собирался отставать от своих солдат, и подъехал к стоящим в колоннах солдатам. Кто-то вдруг громко сказал:

– Никак сам Скобелев?!

– Точно, он.

Солдаты вытянулись было по стойке смирно, но генерал махнул рукой.

– Не надо. Что, ребята, пообедали?

– Так точно, ваше превосходительство.

– Готовы? Турка не боитесь?

– Да с вами мы всех опрокинем!

– Ну, тогда с богом!

Туман начал рассеиваться, и сзади загремела артиллерия, над турецкими позициями вспухли клубки шрапнельных разрывов. Скобелев привстал на стременах, выхватил саблю и крикнул:

– За мной! Ура!

– Ур-ра-а!!! – раскатился грозный клич, и Владимирский полк ринулся вперед.

Ошеломленные турки не сумели оказать серьезного сопротивления и бежали, оставив хребет в руках русских. Немногие задержавшиеся аскеры были безжалостно переколоты. Солдаты видели зверства турецких таборов в болгарских селах, и пленных брать никто не собирался. Но впереди была главная цель Скобелева – редуты Исса-ага табия и Кованлек табия. Если взять их, Плевна сама упадет в руки, и главные силы турок, сосредоточенные возле Гривицы, окажутся в окружении.

Однако это понимал и турецкий командующий Осман-паша, поэтому он сразу бросил на русских одиннадцать таборов, загремели пушки с редутов Юнус-бей и Омар-бей.

– Ну, что, Василий Федорович, выдержим? – обратился Скобелев к командиру владимирцев.

– Выдержим, Михаил Дмитриевич. Вот только дальше наступать моего полка точно не хватит, – ответил полковник Аргамаков.

– Тоже верно. – Скобелев достал часы и посмотрел на них. – Ничего, время у нас еще есть, общее наступление начнется нескоро. Алексей Николаевич, – повернулся он к верному Куропаткину, – пишите приказ Суздальскому и Ревельскому полкам: подтянуться на гребень и вместе с Владимирским полком идти на штурм.

– Смотрите, Михаил Дмитриевич, – вдруг прервал его Куропаткин. – Смотрите! – Он указал влево.

Там, на вершине холма, виднелись валы редута Юнус-бей, но вот что происходило внутри самого редута, разобрать было совершенно невозможно. Холм превратился в настоящий вулкан, то и дело в небо взлетали языки красного пламени, облако густого черного дыма, колеблясь, поднималось вверх и постепенно расползалось в стороны.

– Господи, что же это такое? – не понял Аргамаков.

Скобелев и Куропаткин переглянулись.

– Кажется, я понимаю, – медленно произнес Скобелев. – А ведь не обманул господин Демидов, действительно, его пушки куда как скорострельные. Глядите, одна батарея, а целый редут раздавила. Придется и мне тогда свое обещание держать, хоть я не лично Демидову его давал. Владимир с бантом купчине, понятно, не по чину, а вот Станислава с мечами для него испрошу. Кстати, а что там у нас справа?

– Омар-бей также приведен к молчанию, – доложил Куропаткин.

– Здорово, здорово, – покачал головой Скобелев. – Похоже, Анну третьей степени с мечами Демидов заслужил.

– Не многовато для купца? – усомнился Куропаткин.

– Если до конца дня его пушки не хуже будут действовать – в самый раз, – ответил Скобелев. – Ага, вот и суздальцы с ревельцами. Господа, приготовьтесь к атаке! Ужинать мы будем в Плевне. Барабанщиков и знамена вперед! С нами бог, ура! – Он дал шпоры коню, Скобелев всегда шел в атаку впереди своих солдат.

Затворы громко лязгали, выплевывая дымящиеся гильзы. Заряжающий тут же подскакивал к пушке и ловким движением вбрасывал патрон в открывшееся жерло замка, замковый заученно поворачивал рукоять, запирая ствол. Наводчик оглядывался на командира батареи, но видя, что поручик ничего не говорит, дергал шнур. Пушка выплевывала очередной снаряд, который с воем улетал в сторону турецких укреплений. Несмотря на промозглый осенний ветер, солдаты давно скинули гимнастерки, оставшись голыми по пояс, и все равно их спины лоснились от пота. Такого темпа стрельбы старые пушки никогда не давали, солдаты устали, но злость и боевой азарт поддерживали их. Поручик, оглохший от выстрелов и покрытый пороховой копотью, не пытался управлять огнем батареи, он получил приказ – подавить редут Юнус-бей – и исполнял его. Немного нервировало присутствие серьезного господина в черном пальто с бархатным воротником. Однако это был сам господин Демидов, владелец завода, на котором делались новые пушки, поэтому приходилось мириться с присутствием штатского на батарее во время боя. Впрочем, за такие чудо-пушки Демидову можно было простить многое.

– Вашбродь, глядите! – вдруг крикнул наводчик первого орудия, тыча рукой куда-то вдаль. – Поперли, бусурманы!

Поручик вскинул бинокль – увесистая штука, но как помогает! Спасибо дядюшке, прислал из Парижа – и увидел толпы аскеров, повалившие из-за холма с редутом Юнус-бей. Они вот-вот ударят во фланг наступающим полкам Скобелева и вполне могут смять их. Даже если Скобелев удержится, атака будет сорвана. Внутри похолодело, и поручик с надеждой глянул на Демидова.

– Ваша светлость, а шрапнели у нас есть?

Ему было стыдно, что за недосугом он даже не ознакомился с подвезенным боезапасом, но что было, то было. Заводчик исподлобья посмотрел на оплошавшего офицера и угрюмо кивнул. Поручику показалось, что в глазах у него полыхнуло багровое пламя.

– Имеются, вскрывайте ящики с красной полосой на крышке.

– Быстрее, дьяволы, быстрее! – заорал поручик. – Слышали, что их светлость говорит!

Демидов скривился, точно хлебнул уксуса.

– Не нужно меня титуловать, поручик, я не князь какой-нибудь. Я просто Демидов!

Но поручик уже не слышал его, он сам подцепил саблей крышку указанного ящика и, крякнув, сорвал ее. Солдаты быстро расхватали снаряды и понесли к пушкам. Прицел поправлять почти не требовалось, и после небольшой заминки батарея снова загремела. Облачка разрывов вспухли над толпой бегущих аскеров, и даже невооруженным глазом было видно, как те падают на землю.

– Так их, крой мать-перемать! – неожиданно крикнул один из солдат.

Поручик недовольно глянул на него, но промолчал. Рыча от восторга, наводчики давали выстрел за выстрелом. Турки замялись. Поручик в бинокль видел, как офицеры избивают солдат саблями, но те только разбегаются в стороны. Еще несколько минут – и турецкая атака захлебнулась, остатки таборов побежали назад.

Демидов все это время лишь недовольно морщился, прикрывая уши руками. Наконец он не выдержал, повернулся и уже готов был отойти подальше, туда, где стояли упряжки, но остановился, точно вкопанный. К батарее подъезжал всадник в отглаженном синем мундире с тяжелыми золотыми эполетами, в кожаной каске с торчащей наверху пикой. Его лицо украшали огромные усы, грозно торчащие в стороны, точно две острые пики. Мундир был незнакомый, но если глядеть на эполеты – точно генерал.

Фон Вердер был доволен, даже очень доволен. Сам того не ожидая, он попал на батарею секретных пушек этого самого Демидоффа. Увиденное впечатляло, несмотря на весь свой опыт, генерал даже не представлял, что пушки могут стрелять так быстро. Он торопливо выхватил записную книжечку и принялся зарисовывать пушки, стараясь как можно точнее изобразить детали.

Однако то, что последовало дальше, изумило генерала до чрезвычайности. Господин в дорогом черном пальто подскочил к нему и бесцеремонно вырвал книжечку из рук. Судя по всему, он даже был готов ударить генерала, только пешему это было сложно.

– Что вы себе позволяете?! – взвизгнул генерал, от неожиданности сорвавшись на фальцет. За восемь лет, проведенных в Петербурге, он научился сносно говорить по-русски.

– Нет, это вы что себе позволяете, господин хороший?! – огрызнулся штатский. – Поручик! Задержите этого негодяя, наверняка шпион турецкий.

– Как вы смеете?! Я прусский военный атташе генерал фон Вердер! – завопил оскорбленный генерал.

– Поручик! Что вы стоите столбом?! Задержите его!

Растерявшийся командир батареи растерянно переводил взгляд с Демидова на фон Вердера и никак не мог решиться. Задержать генерала, пусть даже прусского, было выше его сил. Но ведь Демидов был прав, секретные пушки не следовало показывать кому ни попадя. В результате поручик просто стоял, глупо открыв рот, и молчал.

Наконец фон Вердер успокоился и сказал:

– Отдайте мне мою книжку, и я, так и быть, уеду.

– Как бы не так, – оскалился Демидов. – Много хотите, господин хороший. Уезжайте побыстрее.

– Das ist… – сбился от растерянности генерал. – Дипломатический скандал!

– Ништо, перебьетесь! – отрезал Демидов, и фон Вердер заметил, как в его глазах замерцали раскаленные угли, по слухам, такое можно видеть только у колдунов.

Генерала пробил озноб, и, немного поколебавшись, он повернул коня и поскакал обратно к императорской ставке. В конце концов, он увидел достаточно и вечером спокойно все зарисует и запишет. А еще пожалуется великому князю, и этот русский хам горько пожалеет, что посмел так дерзко разговаривать с ним.

Тем временем Скобелев во главе Ревельского полка под сильнейшим ружейным огнем турок ворвался на редут Исса-бей табия. С генерала сбило фуражку, правый рукав кителя был в двух местах разорван пулями, хотя сам генерал остался невредим. «Заговоренный, как есть заговоренный», – шептались солдаты. Оставалось сделать одно усилие, захватить редут Кованлек табия – и путь на Плевну будет открыт. Однако понимал это и Осман-паша, который бросил в атаку все имеющиеся у него резервы. Мужество русских солдат позволило отбить эту атаку, но Скобелев должен был признаться сам себе, что если бы не помощь батарей с демидовскими пушками, турки могли бы добиться своего.

Но русские полки тоже понесли тяжелые потери, и исход боя заколебался, повис на волоске. Нужно было во что бы то ни стало захватить редут Кованлек, пока турки не опомнились, и их боевой дух поколеблен. Но что дальше? Сил наступать на Плевну у Скобелева уже просто не осталось, требовались подкрепления.

– Алексей Николаевич, – обратился он к Куропаткину, – готовьтесь лично ехать в ставку. Требуйте, просите, делайте что угодно, но приведите мне два полка, хотя лучше три, и тогда я возьму Плевну.

Куропаткин тяжело вздохнул.

– Я опасаюсь, Михаил Дмитриевич, что вы не получите ни одного солдата. Великий князь Николай Николаевич намерен лично взять город, только для этого он штурмует Гривицу. Если помните диспозицию, наш удар только отвлекающий, главнокомандующий не согласится.

Скобелев прикусил губу, начальник штаба был прав.

– И все-таки постарайтесь. Победа – вот она, только руку протянуть. Неужели они этого не понимают?

В этот момент к генералу подбежал взмыленный посыльный.

– Ваше превосходительство… – задыхаясь промолвил он. – Велено вам передать… Новые батареи израсходовали почти все снаряды, осталось не более чем по десятку на ствол… Укажите цели, они еще поддержат атаку, но завтра участвовать в бою не смогут, расход боеприпасов оказался выше любых ожиданий.

– Беда не приходит одна, – мрачно кивнул Куропаткин. – Хотя, надо признать, сегодня эти пушки действовали просто отменно.

– Согласен, – кивнул Скобелев. – Воистину, этот Демидов настоящий пушечный король, только все одно – лучше бы он сидел при своих заводах. Алексей Николаевич, поспешите. Будь у нас не две демидовские батареи, а десять, мы бы вошли в Плевну церемониальным маршем. Ладно, по дороге заскочите на батареи, весь огонь на редут Кованлек, стрелять до последнего снаряда. Через полчаса я атакую вместе с Владимирским полком! И да поможет нам бог.

Куропаткин козырнул и поскакал в тыл. Скобелев вытер пот со лба и незаметно перекрестился, а потом повернулся и пошел к ожидавшим его офицерам.

– Солдаты! Владимирцы! Сейчас мы снова пойдем в атаку на турок. Это наше последнее усилие, потом подойдут резервы, и мы возьмем Плевну. Майор Горталов! Назначаю вас комендантом редута Кованлек! Сейчас мы возьмем его, а вы будете удерживать и не отдадите неприятелю этот редут – ключ к воротам Плевны.

– Слушаюсь, ваше превосходительство, – козырнул немолодой майор. – Я останусь на редуте до конца.

Вдали снова зачастили пушечные выстрелы. Скобелев еще раз перекрестился и взмахнул саблей.

– Вперед!

К вечеру 11 сентября оба «городских» редута Плевны были в руках Скобелева, но, как и предсказал Куропаткин, никаких подкреплений он не получил. На следующий день под натиском огромных сил турок он был вынужден отступить. Майор Горталов выполнил приказ, с горсткой добровольцев он прикрывал отход и был поднят на штыки озверевшими турецкими аскерами, так и не успев получить заслуженного Георгия.

* * *

Пламя свечей судорожно трепетало, хотя в зале не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка, такова была странная особенность этого помещения. По стенам метались черные тени, от этого глаза Акинфия Никитича зловеще поблескивали в темноте красным, губы его кривила злая усмешка. Локоны пышного парика ниспадали на плечи, но позади клубилась тьма, старый дракон всегда предпочитал полумрак, поэтому, по традиции, все совещания правления так и проводились – при свечах.

Председатель правления мрачно оглядел собравшихся и произнес:

– Господа, сегодня нам предстоит решить несколько наиважнейших вопросов, поэтому прошу отнестись к ним со всей серьезностью, причем вопросы эти касаются не только производства, но и всего будущего «Ведомства Демидова».

– Помилуй бог, Акинфий Никитич, вы нас попросту пугаете, – слегка дрогнувшим голосом произнес казначей.

– Действительно, вроде дела компании идут нормально, прибыль о прошлом годе даже превысила ожидаемое. Чего же опасаться? – не понял вице-председатель.

– Ладно, – недовольно дернул щекой председатель, – давайте начнем с самого простого. Николай Августович, – обратился он к начальнику ружейного производства, – как у нас обстоят дела с новой винтовкой, которую должны спроектировать эти братья… Как их там?

– Братья Маузеры, – подсказал Николай Августович.

– Да, кстати, стоят они тех денег, которые мне пришлось заплатить вюртембергскому королю Карлу, чтобы он не давал им привилегию на производства винтовок? Обошлось это мне, знаете ли, в большую копеечку, но особой отдачи от них я пока не вижу.

– Это не их вина, просто мы немного опоздали. Братья сделали прекрасную винтовку, только проклятый американец Бердан успел раньше, и сделать было уже ничего нельзя. Однако братья не опустили руки и продолжили работу. Как известно, сейчас рассматривается вопрос об уменьшении калибра винтовок, четыре линии повсеместно признаны ненужными и излишними. Это ведет к утяжелению оружия и сокращению носимого солдатом запаса патронов. Так вот, новая винтовка братьев, «Маузер К85»…

– Стоп! – резко оборвал его председатель, вскинув ладонь. – Какой такой «Маузер»?! Все, что производится на заводах Демидова? должно носить его имя, и никак иначе. К85 – это, как я понимаю, потому, что создана в 1885 году?

– Точно так, Акинфий Никитич.

– Значит, она будет называться «Демидов К85»! – хлопнул по столу председатель, и в глазах его замерцали багровые огоньки. – А братья… В конце концов, кто-то продал первородство за чечевичную похлебку, мы их кормим отнюдь не чечевицей. Петр Фролович, – обратился он к казначею, – разработайте проект дополнительного соглашения с Маузерами, по которому они будут получать отчисления за каждую проданную винтовку. Вам виднее, в каких именно размерах будут эти отчисления, чтобы довольны остались обе стороны, повторяю – обе! – надавил председатель. – «Ведомство» тоже не должно понести никакого урона.

– Сделаем, Акинфий Никитич, – кивнул казначей.

– И нужно начинать продажи новой винтовки так, чтобы она успела прославиться и показала себя лучше не только всяких там немецких или американских, но главное – лучше проклятого Бердана, тогда в дальнейшем мы станем поставщиками российской армии, и никто другой! Не дело, когда русский солдат ходит со всякими берданками да крынками!

– Но чтобы винтовка показала себя, нужна война, – сказал Николай Августович.

– Господин начальник ружейного производства, занимайтесь своим делом! Вы обеспечиваете винтовки, я обеспечу вам войну, – отрезал председатель и резко встал.

Теперь все собравшиеся увидели, насколько Акинфий Никитич Демидов-второй похож на своего прадеда, усмехавшегося с портрета. Точь-в-точь старый дракон! И у них невольно по спине холодок пробежал, потому что о нраве основателя компании они были хорошо наслышаны, но правнук вполне мог превзойти своего пращура в жестокости.

– Генрих Рудольфович, – обратился Демидов к начальнику торгового отдела, – сейчас, насколько мне известно, в Южной Америке опять какая-то заварушка началась.

– Совершенно верно, – с явственным немецким акцентом ответил Генрих Рудольфович. – Началась гражданская война в Колумбии.

– Так это просто чудесно! – обрадовался Демидов. – Постарайтесь продать винтовки обоим противникам, кто бы ни победил, в выигрыше будем только мы. Глядишь, потом они всю армию нашими винтовками вооружат, да и соседи будут впечатлены. Может, и получится потеснить американцев, особенно если пообещать им некоторые скидки.

– Еще сейчас идет война Франции с Китайской империей, – доложил Генрих Рудольфович.

– Нет, это бессмысленно. Французы у нас ничего не купят, а китайцам продавать… Да их чем угодно вооружи, все одно проиграют. Нам не нужна дурная слава. Хотя… – Он ненадолго задумался. – У нас ведь еще остался некоторый запас старых винтовок этих братьев?

– Остался, но совсем небольшой. Мы ведь их почти все продали, – Генрих Рудольфович рассмеялся. – Вюртембергу!

Тут заулыбались и остальные члены правления.

– Это вы ловко! – согласился Демидов. – Господа, не следует обвинять меня в чем-либо, как вы все прекрасно знаете, великие империи строятся железом и кровью, а не жалкими словами. Нам пращур наш Никита Антюфеев заповедовал: не крохоборничать, работать по-крупному! «Ведомство Демидова» постепенно превращается в настоящую стальную империю, поэтому у нас просто не выбора. Мы должны действовать так, как того требует ситуация. Любая империя, остановившаяся в своем развитии, обречена на гибель. Вспомните, чем закончилась история великого Рима. Мы просто обязаны двигаться вперед!

– Но ведь вы сами отказались от титула князя Сан-Донато, который вам достался бы от дядюшки Анатолия, – осторожно заметил Петр Фролович.

– Совершенно верно! Царем я быть не могу, князем не желаю! – отрубил Акинфий Никитич. – Я Демидов, и этого достаточно. А что до титулов… Меня сам Скобелев пушечным королем короновал. Теперь о других делах. Мы должны увеличить выплавку стали для того, чтобы окончательно раздавить всех соперников внутри страны. Тем более, что ситуация нам благоприятствует, они цепляются за устаревшие методы. Подумать только, большинство из них никак не может отказаться от древесного угля! – Собравшиеся понимающе заулыбались, что такое древесный уголь, на демидовских заводах давно забыли. – Наша цель сейчас – это разорение братьев Баташевых. Они хвалятся тем, что построили самую совершенную пудлинговую печь. На здоровье! Сами роют себе могилу, а мы их туда столкнем. Николай Аристархович, – обратился он к начальнику сталелитейного производства и вице-председателю по совместительству, – каково сейчас состояние дел в вашей епархии?

– Мы уже девяносто пять процентов стали получаем от бессемеровских конвертеров. Оставшиеся пять процентов, – он весело ухмыльнулся, – приходятся на старые печи, сохраняемые, скорее, как экспонаты кунсткамеры, а не ради производства. Тем более, что наши люди сумели достать в Англии рецепт выплавки стали без вредного фосфора. Более того, мы усовершенствовали футеровку мистера Томаса, и теперь наша сталь на голову превосходит любую английскую.

– Но на Златоустовском заводе тоже плавят отличную сталь, – возразил казначей.

– Совершенно верно, – кивнул Николай Аристархович. – Нужно учитывать только одно принципиальное различие. Тигельная сталь, которую плавят там, никогда, повторяю – никогда! – не будет производиться в больших количествах. Пусть господин Аносов балуется своими булатными саблями, на здоровье, он нам не помеха. Рельсы из булата никто отливать не будет. Да что там рельсы, он армию этими саблями не обеспечит, офицерам не хватит, не говоря уже о солдатах. Нет, он нам не конкурент и никогда им не станет, мы должны добиться разорения Баташевых, а там посмотрим, кто станет следующим. Хотя, имеется еще одна проблема.

– Какая? – недовольно спросил Демидов.

– Сейчас появляется все больше и больше железного лома, который можно и нужно перерабатывать и переплавлять в новую сталь. Конвертер для этого не годится. Во Франции и Германии уже начали строить так называемые регенеративные печи по методу Сименса и Мартена. Если мы не желаем отстать от них, то обязаны развернуть аналогичное производство.

– Почему этого не было сделано до сих пор? – нахмурился Демидов.

– Потому что реальная потребность появилась буквально в последнюю пару лет. Пока еще ничего не потеряно, но работы следует вести полным темпом. Кроме того, придется разделить мой отдел на два департамента – конвертерный и плавильных печей.

– Хорошо, – кивнул Демидов. – Представьте свой меморандум по этому вопросу в самом ближайшем времени, и мы начнем работу в этом направлении. Но это означает расширение наших заводов, для чего потребуются новые люди. Как нам их привлечь? Очень просто, подсказку нам дал наш злейший друг Альфред Крупп. Нам удалось достать важнейший документ, так называемые «Общие правила» – «Generalregulativ», которые подписывают все работники компании Круппа. В ней прописаны права и обязанности всех работников, да-да, всех, включая господ директоров, – повысил голос Демидов, видя, как зашушукалось правление. – Мы будем строить дешевые дома для рабочих наших заводов, введем страхование от несчастных случаев. Более того, проработавшим определенное количество лет на заводах, скажем, лет сорок пять, к примеру, будет выплачиваться пенсия.

– Но это неслыханно! – воскликнул Петр Фролович. – Мы развратим и разбалуем рабочих незаслуженными милостями! Такие меры разорят наши заводы.

– Интересно, почему герр Крупп считает иначе? – ехидно спросил Демидов. – Нет, господа, подачек или милостыни рабочие от нас не дождутся. Они отработают каждую копейку, потраченную на них. Льготы будут действовать до тех пор, пока человек работает на «Ведомство Демидова», как только он уволится, то все моментально потеряет. Более того, будет введена разветвленная программа штрафов за любые упущения, причем штрафы будут налагаться не только на рабочих, но и на мастеров, инженеров, начальников! Кстати, самый распространенный российский грех – пьянство – мы будем выжигать каленым железом! За появление на рабочем месте в пьяном виде кара одна – немедленное увольнение с выплатой штрафа.

– Рабочий не согласится на такие условия, – с сомнением протянул Николай Аристархович.

– Даже за возможность переехать из земляного барака на сто семей в свою квартиру? – усмехнулся Демидов. – Согласится, мало того, за такое глотку любому перегрызет. Тем более, что получать льготы будут лучшие. Вот вам еще один стимул рвать жилы на работе. Нет, господа, герр Крупп не дурак, и нам не стыдно перенять его опыт. Мы еще посмотрим, кому будет принадлежать европейский рынок. Кстати, такие условия быстро прекратят всякие шатания и мысли среди рабочих, революционисты и народники потеряют почву под ногами. Надо еще подумать о выплате от завода специальных премий тем рабочим, которые скрутят и сдадут агитатора полиции, стоящее дело, господа. Эту заразу следует вырывать с корнем! Революционисты и агитаторы опасней хана Батыя. Ладно, хватит об этом. Круппа, как вы знаете, кроме всего прочего, непонятно кто назвал пушечным королем, так что у нас на пушечном производстве, Павел Германович?

– По результатам турецкой кампании были сделаны определенные выводы, крайне нелицеприятные для нашей армии. Организация артиллерии оказалась совершенно неудовлетворительной, орудия тоже плохи. Младшие офицеры говорят об этом открыто, но генералам, особенно же генерал-фельдцехмейстеру, кажется, что все нормально.

– Великому князю? – скривился Акинфий Никитич.

– Ему. Выяснилось, что наша артиллерия не способна разрушать полевые укрепления здесь и сейчас. Для разрушения верков крепости можно подтянуть тяжелые орудия, хотя это требует времени, но в поле это невозможно. Самое скверное, что именно успешные действия наших пушек при штурме Плевны убедили генералов в этом. Скобелев, Вельяминов, князь Шаховский были так впечатлены расстрелом турецких резервов около редута Исса-бей, что сразу решили – кроме шрапнели, никакого другого снаряда к полевым пушкам не требуется. Взрыватель можно поставить на удар, и тогда-де она будет действовать, как граната.

– Да-а… – протянул Николай Августович. – Подкузьмили сами себя.

– А что думаете вы сами и ваши инженеры? Вы ведь были под Плевной, – спросил Демидов.

– Мы считаем, что войскам совершенно необходима легкая гаубица с новыми снарядами.

Старые гранаты слишком слабы, собственно, при снаряжании снарядов черным порохом иного и быть не могло. Но с тех пор прошло почти десять лет, появилась новая взрывчатка – мелинит. Имеются сведения и о других взрывчатых веществах, но пока что эти сведения не являются совершенно достоверными. Новая граната должна действовать не осколками, как старая, и ударной силой взрыва! Но господа генералы против, их даже изобретение динамиты бог знает сколько лет назад, ни на что умное не подвигло.

– Это будет очень выгодно: начать изготовление принципиально нового орудия и новых снарядов к нему, – предвкушающе улыбнулся Петр Фролович.

– Осталась сущая мелочь – убедить наших генералов согласиться с поступлением в армию нового оружия. Они готовятся даже не к прошедшей, а к давно прошедшей войне. По мнению генералов, Драгомирова в первую очередь, винтовка есть не более чем стреляющее копье. Он бы с удовольствием вообще отобрал у солдат патроны на том основании, что «пуля дура, штык молодец». Даже опыт последней турецкой войны, в которой он сам участвовал, ни в чем Драгомирова не убедил. Есть такое редкое свойство у человека: смотреть, но при этом ничего не видеть. Дай ему волю, он бы солдат дубинами вооружил, потому что в бою на дубинах русские, вне сомнений, непобедимы. А ведь мы имеем опыт последней зулусской войны, в которой англичан только и спасли новые винтовки и картечницы Гатлинга. Если бы не они, зулусы перебили бы весь английский корпус, одно сражение при Изандлване чего стоит. Но Драгомиров, как тетерев на току, долдонит: скорострельное оружие нам не потребно, незачем противника убивать пять раз подряд, одного хватит. Тьфу! – не выдержал Акинфий Никитич. – Такие генералы нам страшнее всех пруссаков вместе взятых!

– Но пушки-то он терпит? – спросил Павел Германович.

– Именно что терпит, – скривился Демидов. – Не более того.

– Государь благоволит Драгомирову, он сделал его начальником академии Генерального штаба, – мрачно произнес Петр Фролович. – И Драгомиров теперь имеет возможность заразить всю армию своими бреднями.

– Значит, нам надо повлиять на государя в нужном направлении. Император должен понять: что хорошо для Демидова, то хорошо и для России, – с напором сказал Акинфий Никитич. – Мы были, есть и будем, а всякие драгомировы – не более чем временные проходящие фигуры, которым нельзя давать слишком много воли.

– И как мы можем это сделать? – спросил Генрих Рудольфович.

– Так же, как в свое время повлияли на императрицу Анну, когда потребовалось помешать ей отменить указ о единонаследии. Как сказал древний мудрец, осел, груженый золотом, возьмет любую крепость, – скривился Демидов. – Если бы вы знали, сколько тогда пришлось заплатить братьям Биронам, вы бы ужаснулись, однако эти траты окупились сторицей, пусть далеко не сразу. Хотя все знают: строительство империи – дело не одного дня.

– Я понимаю, попытаться заплатить напрямую императору – это плохая идея, – вздохнул Николай Аристархович. – Но кому?

– Знаете, как говорится: жалует царь, да не жалует псарь. Зато псаря или конюха купить можно всегда, а уж он нашепчет царю на ушко все, что нам требуется. У нас имеются предварительные соображения, с которыми мы вас знакомить не будем. Есть в окружении императора люди, которые просто обожают звон золота, – улыбнулся Петр Фролович.

– Однако император известен, своей… своим… упрямством, – продолжал сомневаться вице-председатель.

– Что ж, если император не согласится… – медленно произнес Акинфий Никитич Демидов-второй, – можно ведь и поменять императора. В конце концов, разве был царем тот сопляк, которого притащили в Москву из Костромы?

– Господь с вами, Акинфий Никитич, – ужаснулся Николай Августович. – Разве можно так?!

– Ничего личного, – пожал плечами Демидов. – Дело должно развиваться, любая остановка смерти подобна, и препятствия должны быть устранены твердой рукой. Если не остается иного выхода.

– Действительно, когда король становится на пути развития страны – горе королю, – кивнул Генрих Рудольфович. – Мы это видели уже не один раз. Есть ведь прекрасная формула: король царствует, но не правит. Посмотрите на Англию, много ли может королева Виктория? И ведь ничего, живут себе, полмира подмяли, никакая королева этому не помеха.

– Вы абсолютно правы, – одобрительно кивнул Демидов. – Что это с вами, Николай Августович? Вы аж побелели. Очевидно, в голове у вас проносятся словеса в духе «помазанник Божий» и «державный слуга Господень». Вот что я вам скажу: в какой-то момент надо решать: либо эффективность, либо Боженька. Вы, очевидно, опасаетесь, как бы власть заводчиков и, скажем, финансистов не вылилась в диктатуру гораздо более безжалостную, чем власть самодержца? Что ж, все на свете – вопрос цены. Либо вы нечто приобретаете, либо потом до гробовой доски жалеете, что не приобрели.

Его собеседник потрясенно молчал.

– Теперь о новых заграничных перспективах. Кроме Южной Америки, нам следует обратить внимание на Южную Африку. После войны 1881 года, а особенно после нахождения золота в Трансваале, война Англии с буэрами просто неизбежна. Никаких «если», вопрос стоит: когда именно? Поэтому мы должны начать поставки оружия буэрам, причем одновременно следует любой ценой не допустить туда герра Круппа, имеются сведения, что он пытается влезть в Трансвааль. Пушки, винтовки… Если буэры с нашей помощью покажут англичанам, где раки зимуют, это будет прекрасно. Хотя что Англия, так, пустяки. Мы утрем нос Армстронгу и Виккерсу, это важнее.

– Удивляюсь я вам, Акинфий Никитич, – покачал головой Николай Августович. – Как вы успеваете следить за всем миром?!

– Для империи весь мир – поле деятельности, мы не должны замыкаться на своем заднем дворе.

* * *

– Господа офицеры, командующий! – звонкий голос адъютанта заставил собравшихся в штабной палатке встрепенуться.

Лорд Метуэн вошел, заметно прихрамывая. Глупая рана, полученная две недели назад во время сражения на Моддере, все еще сказывалась. Майор фон Хейде усмехнулся про себя. Положительно, эти англичане до сих пор живут во временах герцога Веллингтона, не дело командира корпуса водить в атаку солдат и вообще крутиться в пехотных цепях. Генерал должен командовать, а не саблей махать. Впрочем, германский военный агент при штабе корпуса генерал-лейтенанта Метуэна мог сделать очередную очень полезную запись в свою книжечку. Фон Хейде не заблуждался, Германской империи еще предстоит схватка за место под солнцем с одряхлевшими державами, не способными удержать захваченное. С той же Англией. Молодая и динамичная Германия нуждается в жизненном пространстве!

Работу военного агента несведущие представляют себя, как вульгарное шпионство. Вздор! Главное – наблюдать и видеть то, что хозяева не желают и не могут скрывать, анализировать факты, вычленять самое важное и делать выводы. Вот и сейчас в Южной Африке он следит за неумелыми действиями британцев, но ничуть не менее важно ему оценить оружие противника. Проклятые русские поставляют буэрам пушки и винтовки, и фон Хейде предстоит удовольствие наблюдать натурный эксперимент, за который Германия не заплатит и пфеннига. А ползать темной ночью по сейфам, замотавшись в черную пелерину до бровей… Пфуй, глупость какая.

Метуэн строго оглядел собравшихся, откашлялся и внушительно произнес:

– Господа, сегодня нам предстоит нанести решающий удар грязным буэрам, разгромить их и открыть дорогу на осажденный Кимберли. Сегодня победа будет на остриях британских штыков. Для этого требуется лишь взять холм Магерсфонтейн. Главный удар нанесет Шотландская бригада, наше свежее соединение. «Черная стража», гайлендеры Сифорта и Аргайла – это отборные солдаты, которые сметут буэров. По нашим оценкам, на холме находятся не более 1200 буэров с двумя орудиями. Развивать успех наступления будут гайлендеры Гордона и гвардейские гренадеры.

Фон Хейде постарался не усмехнуться. Генерал Метуэн уже дал в течение недели три сражения буэрам – Белмонт, Граспан, река Моддер – и потерял более тысячи «британских штыков», но напоминать об этом сейчас было бы бестактно. Особенно тяжелые потери совсем недавно во время форсирования реки Моддер понесла Морская бригада, сформированная из матросов, причем погибли последовательно два ее командира. Стрельба буэров оказалась на удивление меткой, никто не ожидал от них такого. Нет, лучше помолчать и посмотреть, во всяком случае, на лице командира Шотландской бригады генерала Уошопа он не заметил и тени радости. Наоборот, Уошоп был мрачен, под глазами появились черные тени, и фон Хейде неожиданно подумал, что, наверное, именно так выглядит тень близкой смерти.

– Мы поднесем буэрам неприятный сюрприз, наступление начнется ночью, когда эти дикари мирно спят. Батальоны выдвинутся на исходный рубеж и развернутся, а с первыми лучами солнца мы атакуем. Мы захватим их врасплох, и они не успеют даже открыть огонь.

– Однако ночное передвижение вне дорог сопряжено с большими рисками, – осторожно заметил генерал Бабингтон, командовавший кавалерией Метуэна. Сам он был доволен тем, что ему-то подобное испытание не грозило, по ночам кавалерия не воюет нигде и никогда. – Колонны могут легко потерять направление.

– Не беспокойтесь, мы учли это и приняли все необходимые меры, – отрезал Метуэн. – Маршруты колонн тщательно размечены, и каждая получит специально подготовленного провожатого. Сегодня же наша артиллерия проведет предварительную подготовку, обстреляв позиции буэров. Вполне допускаю, что они не выдержат и отойдут, тогда бой просто не состоится.

– А вы уверены, что оборону буэров удастся «размягчить» в достаточной степени? – кисло спросил Уошоп. – Мне не хочется положить там половину своей бригады, пиррова победа – это страшная вещь.

– Совершенно уверен, – твердо ответил Метуэн. – Три пушечные батареи и одна гаубичная сметут все, что буэры успели выкопать на этом холме. Господи, ведь эти дикари даже не представляют, как следует правильно строить полевые укрепления. Вы представляете, они по своей дурости пытаются зарыться в землю, вместо того чтобы насыпать брустверы! Будьте уверены, мы встретим новый 1900 год в Кимберли!

Фон Хейде с трудом удержал едва не вырвавшийся смешок, притворившись, что на него напал приступ кашля. Нет, совершенно точно, британские генералы навсегда застряли в блаженных временах Ватерлоо. Они не имеют ни малейшего представления о принципах современной фортификации. Майору на мгновение даже стало жалко солдат, которых обрекал на смерть этот напыщенный индюк. Ответом ему стал приглушенный звук первого артиллерийского залпа.

Услышав этот грохот, фон Хейде пренебрежительно скривился. Воистину, если бог хочет наказать кого-либо, первым делом он лишает его разума. Судя по всему, с лордом Метуэном это произошло давно, в чем же он так сильно провинился перед всевышним? Даже первокурснику военной академии известно, что артиллерийскую подготовку следует начинать перед самой атакой, так зачем сейчас палят английские пушки, если атаку собираются начать лишь через несколько часов? Дают буэрам знак, что готовится нечто, чтобы они были настороже? Это тоже следует занести в книжечку, при неизбежной встрече с англичанами офицеры императорской армии учтут их такую более чем странную привычку.

С наступлением темноты бесполезная пальба прекратилась, иначе весь этот спектакль фон Хейде назвать не мог. Мелкий противный дождь к полуночи превратится в настоящий ливень, это еще больше увеличивало трудности предстоящего ночного марша, однако лорд Метуэн оставался непреклонным. Если план составлен, его должно исполнять любой ценой, на этом стоит весь армейский порядок! Генерал Уошоп попытался было переубедить командующего, однако Метуэн был непреклонен. Помрачневший генерал подозвал к себе прусского майора, который не без интереса наблюдал за суетой в английском лагере, но при этом зябко ежился, если холодные струйки просачивались за воротник пелерины.

– Майор, я хочу обратиться к вам с необычной просьбой, – немного поколебавшись, тихо проговорил Уошоп.

– Я всегда к услугам вашего превосходительства, – в лучших прусских традициях щелкнул каблуками фон Хейде.

– Я хочу, чтобы вы, в случае чего, передали это послание моей… семье, – с трудом выговорил генерал. – Я не хочу передавать его через штаб лорда Метуэна, потому что… Хотя нет, неважно, – резко закончил он.

Сказать, что фон Хейде был сильно удивлен, это значит не сказать ничего. Майор буквально потерял дар речи, однако, присмотревшись, он вдруг понял, в чем дело. Над головой Уошопа вилось маленькое серое облачко, которое было дурным признаком. Фон Хейде не мог похвастаться большим военным опытом, он был слишком молод, чтобы участвовать в славных войнах, которые привели к созданию Германской империи. Однако ему все-таки привелось недолго повоевать, когда доблестные германские войска уничтожали мятежных кафров в Германской Восточной Африке, ничего особенного, маленькая колониальная экспедиция. Впрочем, майор, тогда еще лейтенант, помнил приказ генерала: «Все кафры должны покинуть эту землю. Любой кафр, обнаруженный в пределах немецких владений, будь он вооружен или безоружен, со скотом или без него, будет застрелен. Я больше не буду принимать ни женщин, ни детей».

Жестоко, но что поделать, Германии нужно жизненное пространство, требовалось освободить территорию для колонистов. Однако даже в маленькой войне стреляли и убивали, и фон Хейде пару раз замечал такое же серое облачко над головой того, кому предстояло умереть в скором времени. Хотя, может быть, это были лишь его фантазии, поручиться было трудно.

– Генерал, можете полностью на меня положиться, – коротко поклонился фон Хейде.

Уошоп передал ему небольшой пакет, который фон Хейде тут же спрятал за отворот кителя. Генерал посмотрел на него, хотел, видимо, сказать еще что-то, но лишь вздохнул тяжело и отошел. Фон Хейде посмотрел ему вслед и покачал головой, для профессионального военного все стало предельно ясно – генерал завтрашнего боя не переживет. Теперь следовало решить, где будет место самого майора. Пару раз офицеры Аргайла намекали, что лучше всего будет прогуляться вместе с ними, полюбоваться, как они разгонят грязных дикарей, однако фон Хейде это казалось несколько… легкомысленным, что ли. К тому же место военного агента никак не в передовой колонне, поэтому он вежливо, но твердо отказался. Оценивать действия обоих противников лучше всего с хорошей возвышенности, откуда видно все поле боя, хотя в темноте это не имело решительно никакого смысла. Фон Хейде надеялся, что когда рассветет, он сможет все-таки разобраться в результатах затеи Метуэна, а пока что он постарается немного вздремнуть, все равно до рассвета не произойдет ничего интересного.

Едва минула полночь, как под проливным дождем колонны шотландцев двинулись в путь. Ночь была, хоть глаз выколи, поэтому интервалы держали минимальные. Только вдали призрачным светом мерцал бледно-фиолетовый луч прожектора Кимберли – цели Метуэна. Фон Хейде лишь скептически усмехнулся, глядя на это. Да, англичане, похоже, окончательно разучились воевать, в Европе такое не пройдет – пара батарей, ведя огонь шрапнелью, сметет всю бригаду с лица земли в считанные минуты. Хотя ночь, конечно, помогает скрыть переход.

Дождь все усиливался, постепенно перейдя в жестокую грозу. Темноту ночи прорезали частые вспышки ветвистых молний, тяжело раскатывали удары грома. Ливень превратился в сплошную стену воды, падающую с неба. И без того плохая видимость превратилась вообще в никакую. Песчаный вельд буквально на глазах превращался во влажное болото, в котором вязли ноги. Тут и там торчали щетки жесткой травы и обожженные солнцем камни, жесткий безлистный кустарник, но что хуже всего – островки колючей мимозы. Она была невысокой, не выше, чем по пояс, потому влететь в такое природное заграждение было проще простого.

Фон Хейде нервно передернул плечами, стараясь укрыться получше под дождевиком и все-таки увидеть хоть что-то. Он расположился недалеко от Метуэна на холме, гордо названном Командирским, хотя он не заслуживал даже названия холма, так, незначительная возвышенность. Майор напрягал глаза, но плохо помогал даже знаменитый цейссовский бинокль. Впрочем, основной спектакль должен был развернуться уже после рассвета, поэтому фон Хейде не слишком сильно огорчался, нужно было только набраться терпения.

Имперский генеральный штаб поставил перед ним двоякую задачу. Оценить боеспособность английской армии – ну, с этим, пожалуй, уже все стало ясно. Но имелось ничуть не менее важное поручение. Как стало известно, перед самым началом войны генерал Жубер посетил Европу, пытаясь закупить оружие для буэров. Самым ловким оказался русский делец Демидофф, который ухитрился продать ему большое количество новых винтовок. Немецкая разведка полагала, что на самом деле это хитрый ход русских генералов, которые желали проверить этот самый К98 в боевых условиях, перед тем как окончательно принять на вооружение своей армии. Вот ведь эти русские свиньи! Сумели в свое время переманить к себе братьев Маузеров, и те сделали, судя по отзывам, отличное оружие. Только одно дело – проверка на стрельбище, и совсем другое – в настоящем бою. Поэтому фон Хейде предстояло следить за происходящим во все глаза, тем более что, по слухам, тот же Демидофф ухитрился поставить буэрам некоторое количество пулеметов и новейшие скорострельные пушки, однако это не было точно известно.

Фон Хейде протер линзы бинокля и снова ничего не увидел. Зато, несмотря на звуки ливня, были отчетливо слышны ругательства и проклятия солдат, хотя командиры и пытались заставить их молчать. Но разве это возможно? Фон Хейде с трудом удерживался от того, чтобы не расхохотаться в голос, это могло обидеть хозяев. Пристрастия к традициям сыграли очень злую шутку с англичанами. Ну не могла шотландская бригада отказаться от традиционных килтов, никак не могла. Красные мундиры поменяли на зелено-коричные цвета хаки, а отказаться от юбок традиционных клановых расцветок оказалось выше сил шотландцев. И попытайтесь вы с голыми коленками ночью влететь в заросли колючек! Причем, похоже, офицеры матерились ничуть не хуже солдат.

Это тоже следовало записать для памяти, победа складывается именно из таких незаметных мелочей, поэтому заскорузлую традиционность англичан тоже следует учитывать, как важный фактор.

Дождь начал понемногу стихать, как будто решил, что уже достаточно поиздевался над шотландцами, которые продолжали свое мучительно медленное продвижение вперед. Фон Хейде мог лишь пожать плечами, нормальный немецкий офицер давно отменил бы намеченную атаку, потому что к вражеским траншеям солдаты не придут, а приползут на четвереньках, падая от усталости. Ну что ж, как говорится, «Wer es nicht im Kopfe hat, hat es in den Beinen» — дурная голова ногам покоя не дает. Небо понемногу начало сереть, и вдалеке обрисовались очертания того самого холма Магерфонтейн, однако определить, сколько еще предстояло пройти солдатам, было невозможно.

Майор никак не мог понять, что же происходит. По всем канонам, шотландцам давно пора было развернуться из колонн в цепи, но, похоже, Уошоп решил до последнего задерживать развертывание. Но ведь это смертельно опасно! Если противник начнет обстреливать колонны, да еще из пулеметов, то атака завершится, не успев начаться. Нет, положительно, английские генералы – это нечто странное. Времена Веллингтона закончились сто лет назад, а они все еще за них цепляются.

Насколько мог видеть фон Хейде, именно в этот момент батальон «Черной стражи» влетел в особенно густые заросли мимозы и был вынужден повернуть вправо, потому что продраться сквозь естественное заграждение было просто невозможно. Однако, сделав это, батальон столкнулся с гайлендерами Сазерленда, и образовалась беспорядочная куча, разобраться с которой офицеры не могли. И ведь все это происходит совсем недалеко от позиций буэров. Неужели они упустят такой благоприятный момент?

Но те оправдали ожидания фон Хейде – впереди засверкали огоньки сотен выстрелов. Майор даже замер от удивления, не веря собственным глазам. Оказалось, что буэры выкопали траншею не на вершине холма, как полагалось бы по немецким уставам, а у его подножия! Совершенно неожиданно! Новый и очень опасный тактический прием, который проклятые дикари никак не могли выдумать сами, наверняка кто-то из европейских офицеров посоветовал поступить именно так. Но ведь это означало, что вся вчерашняя стрельба английских пушек – не более чем безвредный фейерверк и пустая трата снарядов, никак не повредившая буэрам.

Зато шотландцы сразу оказались в безнадежном положении. Они попали под перекрестный огонь, смертоносные пули летели справа и слева, буэрам даже не требовалось целиться, перед ними беспомощно топталась на месте одна огромная мишень. Выстрелы гремели так часто, что майору показалось, будто огонь ведется сразу из нескольких пулеметов. Нет ничего приятнее, как стрелять из современной винтовки в беспорядочную толпу, каждая пуля находит свою цель, более того, благодаря огромной скорости она поражает сразу двух, а то и трех человек. Люди валились, как снопы, солдаты беспомощно озирались, не понимая, что происходит, что им делать. Фон Хейде даже померещилось, что он слышит истерические крики: «Отступаем!» И это хваленая шотландская гвардия! Нет, точно померещилось.

Остатки головных батальонов поспешно залегли и начали отстреливаться, даже не видя, куда следует стрелять. Тусклый серый рассвет не позволял им видеть, где скрывается противник, и шотландцы пытались стрелять по вспышкам вражеских выстрелов. Фон Хейде гадал, что же будет делать Уошоп, даже не подозревая, что генерал был убит буквально в самом начале боя, и шотландская бригада обезглавлена. Именно этим объяснялась медлительность и нерешительность потрепанных батальонов, которые вдобавок потеряли большинство офицеров. Нет, эта новая русская винтовка – поистине страшное оружие, найдется в арсеналах кайзера что-нибудь подобное?

Тем временем к залегшим батальонам подтянулись гайлендеры Сифорта, они тоже пострадали от меткого огня буэров, однако батальон пока оставался в относительном порядке. Огонь буэров немного ослабел, и какой-то не в меру храбрый офицер попытался поднять остановившиеся батальоны. Фон Хейде видел, как он размахивал саблей и что-то кричал, кажется, он даже пытался зарубить кого-то слишком оробевшего. Нехотя солдаты вставали, примыкая штыки, и начали было строиться для новой атаки. Фон Хейде едва не схватился за голову. Боже, какой идиот! Штыковая атака на противника, находящегося в траншее! Да в немецкой армии за такое немедленно отдают под трибунал.

Окровавленная и растерзанная толпа, которая уже ничуть не напоминала щеголеватых гвардейцев, бросилась было вперед. Но, как немедленно выяснилось, буэры раскрыли не все свои козыри, первым из которых были адские русские винтовки. Траншея превратилась в линию мигающих огоньков, и пули снова начали косить шотландцев. Тут генерал Кронье выбросил на стол второй козырь. Откуда-то сбоку лихорадочно затрещали два или три максима. Фон Хейде знал, что пулеметов у буэров немного, хотя здесь много и не потребовалось. Кинжальный огонь срезал вчистую атакующих, лишь нескольким солдатам удалось бежать из-под огня.

Фон Хейде оглянулся на стоящего неподалеку Метуэна. Судя по всему, генерал окончательно растерялся, иначе он не отдал бы очередной нелепый приказ. Нет, внешне это было разумно, он попытался поддержать захлебнувшуюся кровью атаку огнем артиллерии, но безнадежно опоздал с этим. Откуда-то справа на рысях вынеслась батарея конной артиллерии. Ведь никак не напоминал приглаженные европейские поля, но расчеты пытались держать дистанцию. Впереди скакал командир в сопровождении трубача. Он выхватил саблю и взмахнул ею над головой, повинуясь неслышному приказу, батарея развернулась, орудия были молниеносно сняты с передков. Все-таки выучкой англичане могли похвастаться. Первое орудие сразу дало выстрел, следом за ним заторопились остальные. На склонах Магерсфонтейна вспухли облачка разрывов, вот только фон Хейде был совершенно уверен, что там никого нет, разве что горстка наблюдателей. Оставалось ждать, чем ответят буэры, почему-то майор ни секунды не сомневался, что ответ последует незамедлительно. И он последовал.

Раздался сверлящий визг приближающегося снаряда, и на позиции английской батареи взлетел огромный черный столб разрыва с красными проблесками внутри. За ним последовал второй, третий, четвертый, и вскоре всю позицию батареи заволокло дымом и пылью. Стрельба буэров прекратилась так же внезапно, как началась, а когда дым рассеялся, то стало видно, что английская батарея уничтожена. Оставшиеся в живых артиллеристы торопливо катили назад два уцелевших орудия, остальные валялись разбитыми и искореженными.

Ошеломленный фон Хейде опустил бинокль. Его поразила не скорость стрельбы буэров и не их меткость. Самым ужасным было действие снарядов, ничуть не напоминавших применяемые англичанами шрапнели, это были какие-то бомбы страшной силы. Майор не сомневался, что их тоже привезли из России. Воистину, проклятый Демидофф по заслугам носит титул пушечного короля, не приведи бог столкнуться с таким на поле боя. Фон Хейде нервно передернул плечами и впервые подумал, что ему совершенно не хочется участвовать в «Drang nach Osten», который всегда был девизом германской нации. Русские солдаты обучены гораздо лучше буэров, которые, по сути, и не солдаты вовсе, а простые ополченцы. Поэтому встреча с русской регулярной армией, вооруженной Демидоффым, может кончиться очень плохо.

Майор вспомнил отчет генерала фон Вердера о турецкой войне и зло усмехнулся. На генерала пушки Демидоффа произвели сильное впечатление, и сегодня они опять себя отлично показали. Но даже самое совершенное оружие становится бессильным, попав в руки глупца. Вывод напрашивался очевидный: русскую армию могут победить только истинные русские генералы, такие как Реннекампф, Бильдерлинг, Штакельберг. Немецкому генералу фон Шлиффену это будет не под силу.

Тем временем Метуэн с каменным лицом повернулся к стоящему рядом трубачу, и фон Хейде услышал, как генерал хрипло, через силу, приказал:

– Трубите отбой.

Да, небольшая справка, после очередного поражения в 1902 году генерал лорд Метуэн попал в плен к буэрам.