1000 год эры Лоэрна.

Вот уже второе полнолуние, как неудачи преследуют Гандина, главного жреца храма Великого Ивхе. А ведь статую бога обильно задабривают, число жертв, ему приносимых, не уменьшается. Раньше большие обряды проводились четыре раза в год, теперь каждый месяц. Но картинка с Посланцем, которую смилостивился показать Великий Ивхе два месяца назад, оказалась первой и последней. В следующие два обряда Гандин только зря лишился двух старших жрецов. Один жрец из Гендована и… этой ночью снова из Гендована. Значит, Посланец до сих пор в Гендоване. И может пробыть в городе и дальше. И в следующее полнолуние незавидная участь быть принесенным в жертву будет ждать очередного нового старшего жреца из Гендованского храма. Зато теперь там не будут так настойчиво лезть в старшие жрецы. Итак, этой ночью обряд вновь сообщил, что Посланец в Гендоване. Сообщить–то сообщил, а вот показать окружение Посланца опять не удалось. Вместо картины, передающей что происходило с Посланцем накануне днем, опять, как и месяц назад, почти все изображение закрыл шар, соединенный с каким–то вытянутым предметом.

Если так пойдет дело дальше, то он скоро останется совсем без гарема, уже вчера еле–еле хватило жертв для ночного обряда, хотя храмовники пригнали отобранных даже из храма Ужасного Паа. И что самое обидное, он даже не сможет уберечь самые ценные жемчужины своего гарема. Храмовники его даже слушать не станут, заберут всех для обряда. А он, главный жрец, в лучшем случае будет только невнятно блеять, и просить у своих слуг оставить хоть пяток лучших наложниц.

Слуг!.. Это сказки для всего остального Атлантиса, а он, да и все жрецы, уже убедились, кто на самом деле господа, а кто слуги. Попробуй только выступить против храмовников. Они даже не будут дожидаться дня большого обряда жертвоприношения, как было три месяца назад с Селиманом, чтобы поставить на его место другого, более послушного. Они его попросту убьют. И никто не защитит. Никто.

Прежний верховный жрец, Селиман, только попытался быть независимым, как храмовники его убрали. Убрали, между прочим, его, Гандина, руками. Тогда, в конце зимы, к нему зашел один храмовников. Зашел бесцеремонно. Гандин даже хотел прикрикнуть, чтобы вышвырнуть наглеца из его покоев. Но храмовник быстро его отрезвил, указал ему его место. И предложил сделать Гандина верховным жрецом.

— У Селимана будут завязаны глаза, у тебя нет. Но у Селимана есть и вторая пара глаз — это уши.

Да, слух у Селимана был изумительный. Почти заменял глаза. Почти. Но глаза есть глаза. Как и обещали, Селиману их завязали, ему — нет. Так он стал верховным жрецом, а голова бывшего верховного жреца торчит на колу перед входом в храм.

— Господин! — появившийся на пороге служка был растерян, — там, к вам…

Служка не успел договорить, как в комнате сильно запахло орками. Так и есть! За спиной служки возникла уродливая фигура храмовника, тот схватил служку за шиворот и не сильно, но действенно оттолкнул его от порога. А сам вошел внутрь и закрыл за собой дверь. По комнате распространился вонючий запах.

Гандин был немного испуган, но постарался это не выказывать. Он встал, пытаясь изобразить гордую и величественную позу, но предательски задрожали ноги, а плечи вместо того, чтобы быть расправленными, неожиданно стали опускаться.

Храмовник это заметил и довольно захрюкал.

— Можно снова вернуться к проведению больших обрядов раз в три месяца. Через три месяца как раз подоспеет осеннее равноденствие. Посланца твои люди ищут плохо.

— Но эти люди достались мне от Селимана!

— Это отговорки. Посланца пусть ищут и дальше, но теперь это не главное. Неудачи последних двух обрядов возникли из–за шара и жезла.

Не успел Гандин спросить, что же это такое — шар и жезл, как храмовник сказал несколько фраз на незнакомом языке.

— Это язык древних. На нем никто не говорит. Эльфы, наверное, еще знают. Но это был человеческий язык. Язык тех, кто жил на земле Атлантиса до падения Черного камня. В этой фразе говорилось, что вся истина откроется, когда соприкоснутся шар, жезл, череп и пирамида. Кто–то соединил шар и жезл, поэтому и не получается магия обряда. Она действует, но подчиняется владельцу шара и жезла. Твои люди должны найти шар и жезл. Любой ценой! И еще пусть ищут череп и пирамиду.

— Но где им их искать? Я даже не знаю, что это такое. Какие они из себя? Шаров много. Даже здесь их можно найти. А черепов — их здесь тысячи, десятки тысяч!

— Череп серебряный. Пирамида хрустальная. Шар из черного камня. Жезл — не знаю из чего. Но один его конец заканчивается острым шпилем. Все это хранилось в подземельях старого Лоэрна. Прадед Черного Герцога его разрушил и выкопал их. Что стало с ними дальше неизвестно. Отряд солдат, который их вез, погиб, все эти артефакты исчезли. Но вот теперь два из них нашлись. Кто–то соединил шар и жезл.

— А не могли они остаться в подземелье? Там сейчас развалины. Может, старатели нашли?

— Нет. Мы охраняем развалины больше ста лет. Туда никому не пройти.

— А если они сейчас у Черного Герцога? Или, наоборот, его прадед не нашел их в подземелье и они до сих пор там?

— Череп он выкопал точно. Про судьбу шара, жезла и пирамиды мы не знали. Но если сейчас кто–то ими пользуется, значит, они не в подземелье. Значит, их тоже нашли. Найти могли только тогда, при прадеде Черного Герцога. Потому что после мы закрыли доступ к подземелью.

— А пирамида?

— Про ее судьбу мы ничего не знаем.

— А она не может оставаться в развалинах старого Лоэрна?

Орк недовольно скривился. Чувствовалось, что ему не хочется отвечать.

— Все это время мы копали развалины. Но там слишком обширные ходы. Вся гора ими изрыта. Ходы уходят глубоко вниз. Много потайных мест. Там, где мы раскопали, пирамиды нет.

— И все–таки, не могут эти артефакты оказаться у Черного Герцога?

Орк снова скривился, помолчал, потом нехотя ответил:

— Если они у него, то почему за эти сто лет ни он, ни его предки ими не воспользовались? Хотя какой–то из этих предметов может оказаться у него. Несколько месяцев назад мы поймали у развалин старого Лоэрна людей Герцога.

— Значит, Черный Герцог знал про артефакты и про развалины!

— Нет, он узнал про развалины от Селимана. Людей Герцога туда привел жрец.

— Правильно ли я понимаю, что мои люди должны бросить все силы на поиски любой информации об этих артефактах?

— Да.

— Но их поиски могут привести в самые дальние и неожиданные места. Я полагаю, что на развалинах старого Лоэрна им делать нечего. Есть ли в Атлантисе еще места, куда доступ моим людям будет запрещен?

— Им делать нечего там, где живем мы, храмовники. В остальные места они могут ходить.

— Во все места, где нет поселений храмовников?

— Да.

— И в места близкие с поселениями храмовников?

— Да.

— Я всё понял.

Когда храмовник ушел, Гандин даже забыл отдать приказ проветрить комнату. То, что ему был вынужден рассказать храмовник, помогло понять, почему орки три месяца назад убили его руками Селимана. Старый верховный жрец, видимо, решил сыграть собственную игру, каким–то образом договорившись с Черным Герцогом. Но их люди попались, всё выплыло наружу, и Селимана убили. Убили только за попытку прикоснуться к тайне артефактов. Информация, которую получил Гандин, жглась, смертельно жглась. Он был уверен, что как только оркам станет известна судьба этих артефактов, он будет тут же убит и заменен на другого верховного жреца, какого–нибудь послушного идиота. А раз так, то готовить убежище нужно начать уже незамедлительно. Неизвестно, сколько у него осталось времени.

Гандин позвонил в колокольчик и на пороге возник испуганный служка.

— Вызови ко мне Шемела. И проветри здесь всё. Эти слуги так воняют.

Шемел появился быстро, запах орка еще не выветрился. Впрочем, это даже хорошо, будет дополнительным стимулом в разговоре, напомнит, как Гандину удалось убить Селимана.

— Вчера после обряда никто не бросил мне вызов. Двадцать три человека и ни одного желающего. И в предыдущие два больших обряда тоже. Ты понимаешь почему?

— Почему же, господин?

— Ответ дурака. А мне казалось, что ты не дурак. Неужели я ошибся?

— Нет, нет, господин, простите, я неправильно ответил.

— А как нужно правильно ответить?

— Нужно было сказать: да, я понимаю почему, господин.

Гандин слегка улыбнулся.

— Со мной ты вежлив, зато в обращении со служками преображаешься, там ты совсем другой — наглый и крикливый.

— Господин, простите.

— Любишь власть?

— О, господин!

— Ты не ответил. Я жду ответа, но ответа не дурака. Итак?

— Да, господин, я люблю власть.

— У младшего жреца власти немного. У старшего жреца намного больше. В его власти храм на землях одного из герцогств Атлантиса. Я могу сделать тебя старшим жрецом.

— Господин, через месяц старший жрец гендованского храма может повторить судьбу своих предшественников.

Гандин рассмеялся.

— Нет, речь идет не об этом. К тому же больше таких обрядов не будет. Всё возвращается в обычное русло. А место старшего жреца еще нужно заслужить. Заслужишь — сделаю. Подберу тебе хороший храм, отправлю его старшего жреца на корм храмовникам. Это не трудно.

— Но, господин, жрец определяется в поединке, а я калека. С моей–то ногой.

— Зато у тебя есть глаза.

— О, господин, я понял. Спасибо, господин!

— Значит, так. На днях всех жрецов я отправляю на поиски, сообщу, что именно искать. Ты же под видом поисков поедешь на юг или на запад, в Хаммий лучше не ездить, там многолюдно. Хотя, если понадобится, то и туда. Возьмешь в помощь пару стражников. Поедешь, и будешь искать остров, про который мало кто знает. Остров должен быть пригоден для жилья. Вода, земля, а не камни. Лес на дрова. И все такое. Найдешь, вернешься, расскажешь. После этого я тебе дам полтора десятка стражников, пару помощников, денег. Твоя задача: завезти на остров крепких рабов, построить дома. Сделаешь — станешь старшим жрецом. Поедешь под видом купца. Если встретятся храмовники и возникнут проблемы, то скажешь, что ты от меня и выполняешь миссию, важную им.

Через день по южному тракту спешил купец в сопровождении двух молчаливых охранников. По внешнему виду его можно было принять за хаммийского купца. Тем более и его спутники внешне были похожи на хаммийцев. Разве что все они были не такими смуглыми, как жители южной страны Атлантиса.

Но хаммийцы, высокомерные и наглые в своем краю, на землях герцогств всегда вели себя вежливо, а когда надо, то и подобострастно. Даже незнакомому человеку хаммиец мог поклониться, ведь никогда не знаешь, что от того можно ожидать. С купленными северными рабами купцы вели себя уже совсем иначе. Это ведь рабы, которые должны бояться тени своего хозяина. Дрессировать рабов хаммийцы начинали уже на месте, где их покупали. Но если рабы думали, что те ужасы, свалившиеся на их головы, после того, как их купили на рабском рынке, это худшее, что их ждало в жизни, то рабы глубоко ошибались. Стоило хаммийцам прибыть к себе домой, как рабы вскоре мечтали о тех днях, что они провели в рабском ошейнике вне Хаммия.

Но этот купец, столь похожий на купца из Хаммия, вел себя совсем иначе. Он был нагл, высокомерен, а к владельцам постоялых дворов обращался с заметным презрением. Хозяева дворов тушевались, были в растерянности. Ведь хаммийцы так себя не ведут. Не аристократ же он? Но на аристократа проезжий купец никак не тянул. Можно было, конечно, приказать слугам вышвырнуть наглеца с постоялого двора, но желание хозяина пропадало, когда он встречался с глазами охранников купца. Эти могли зарезать, такое без труда читалось на их жестких лицах. Для них убить человека — раз плюнуть. И было заметно, что таких плевков в их жизни было немало. И это тоже, кстати, удивляло. Обычно охранники купцов были людьми спокойными, где–то даже степенными. Охранники преображались лишь тогда, когда на них нападали разбойники. Но такое в Атлантисе редкость. Бандитов в городах было много. Они воровали, грабили, случалось, и убивали. Но убийство купца, как и убийство аристократа, бандитам могло обойтись дорого. Правители провинций купцам благоволили, ведь те поставляли значительную часть городских налогов. А в тех краях, где не хотели жестко бороться с убийцами, в тех землях неожиданно замирала торговля, а значит, уменьшались и поступления в казну.

Лишь в одном случае хозяин постоялого двора решился на отпор наглому купцу. Тот вначале довел хозяина различными придирками по качеству поданной еды, а когда купец, потребовав самого лучшего эля, попробовал его и швырнул кувшин на пол, заявив, что эту гадость не будут пить даже свиньи, хозяин вскипел окончательно. Но благоразумие, свойственное тем, кто зарабатывает деньги на обслуживании клиентов, все же взяло вверх, хозяин просто повернулся и ушел внутрь дома. Однако раздавшиеся вскоре крики заставили его быстро вернуться. Картина, которую он увидел, на этот раз вывела его из себя окончательно. Купец повалил на стол его служанку, которой он частенько оказывал по ночам милость. Охранники споро держали девушку за руки и ноги, прижимая к крышке стола, а купец собирался сделать прямо в обеденном зале непотребное действо.

Купец заревел и, схватив первое попавшееся в руку, бросился на купца. Но добраться до него ему не удалось: один из охранников, выпустив руки девушки, сбил купца с ног, умело ударив по голове. Другой охранник уже доставал меч, примериваясь к горлу купца. Девушка, воспользовавшись тем, что от нее отвернулись, резво убежала. Купец, раздосадованный этим, обратил свой гнев на хозяина постоялого двора.

— Ты, пища орков, ты посмел поднять на меня руку! Отрубите ее ему, — приказал купец охранникам. И один из них быстро взмахнул мечом. По залу разнесся дикий вопль хозяина двора. Из отрубленной кисти правой руки хлестала кровь. Купец уже лежал без сознания, а у входа в обеденный зал стояли несколько слуг хозяина двора с дубинками в руках и неуверенно переминались с ног на ногу.

— Эй вы, свиньи! Прижгите ему обрубок, а то ведь сдохнет! И где эта девка? Быстро ее сюда!

Слуги хозяина, с опаской приблизившись к столу опасного купца, подхватили тело своего хозяина и унесли его внутрь дома.

Купец, так и не докричавшись, рассерженно поднялся в свою комнату. Тем временем посланный слуга уже подъезжал к замку местного барона с сообщением о разбое. Тот, несмотря на наступившую темноту, послал четырех своих людей к постоялому двору. И вот здесь было наглядно продемонстрировано, кто лучше владеет мечом: баронские солдаты или солдаты жрецов. На счастье последних барон приказал взять живьем всех разбойников, поэтому один их охранников псевдокупца оказался лишь легко ранен в руку, а другой отделался большим синяком на пол–лица.

Троих разбойников, лишивших руки уважаемого хозяина постоялого двора, регулярно вносящего плату за то, что его двор стоял на баронской земле, ждал скорый баронский суд. Столь решительные и умелые действия людей барона преобразили и купца. Теперь это был тихий и подобострастный человек. Мажордому замка, правой руке барона, купец первым делом сообщил, что он является младшим жрецом главного храма Великого Ивхе, едет по важному поручению самого верховного жреца, и настоятельно попросил пригласить в замок жреца из местного провинциального храма, замещающего старшего жреца, который еще не вернулся с последнего большого обряда жертвоприношения.

Связываться со жрецами барону не хотелось. Поэтому он сообщил о происшествии, случившемуся на его земле, своему графу, разумно подумав, что пусть граф и решает эту проблему.

По прошествии пяти дней, когда в замок графа прибыл уже вернувшийся из главного храма старший жрец, все стороны пришли к общему решению. Храм выплачивает хозяину двора пять золотых монет за увечье, еще по десять монет идут графу и барону, а жрец с двумя охранниками незамедлительно покидает границы графства.

Оставшийся путь до моря Шемел вел себя намного сдержанней. О произошедшем на постоялом дворе, конечно же, доложат Гандину, и только успех его миссии мог уберечь его от гнева всесильного верховного жреца.

Асперон был небольшим рыбацким городком на южном берегу Атлантиса. Главным предметом торговли здесь была рыба, и все местные купцы торговали именно ей. Купцы везли рыбу на север, оттуда привозили товар, необходимый жителем городка. Заезжие купцы тоже, бывало, наведывались в Асперон, привозя аналогичный товар, но торговля у них шло туго. Здешние жители, повязанные кровными узами, предпочитали покупать товар у своих местных купцов, им же отдавая улов на продажу. Поэтому появление в городке нового купца жители встретили настороженно.

Шемел, имевший отдаленное представление о торговле, сразу же почувствовал отчужденность в отношениях с ним. Особенно это чувствовалось, когда он начинал заводить речь о торговле: что продают, что покупают местные жители. А когда Шемел начинал разговоры про острова на юге, люди быстро допивали бесплатную выпивку, предложенную жрецом, и покидали таверну.

Поэтому Шемел, поняв, что он только теряет время, нанял у местного богача галеру и попросил доставить его морем до Хаммия, справедливо посчитав, что так он сэкономит время и что, пожалуй, главное, не придется мучиться переходом по раскаленной каменистой пустыне.

Хаммий встретил его многоголосым шумом, столь не свойственным городам Атлантиса. Люди с самыми разнообразными оттенками кожи, от иссиня–черной до нежнейшей белой, сновали по узким и кривым улочкам столичного города. Уличные продавцы призывно кричали, зазывая покупателей, оборванные мальчишки неотступно сопровождали Шемела с его спутниками, прося кинуть им медянку. Непривычный к густому шуму и ярко припекающему солнцу человек, наверное, не выдержал бы здесь и часа, но Шемел был жрецом храма, где в течение долгой ночи ему приходилось стоять возле раскаленного жерла медной статуи его бога и слушать такие же громкие крики жертв, приносимых в жертву Великому Ивхе. Но даже он, привычный ко всему этому, уже стал уставать.

А еще его поразило обилие рабов. Они были на каждом шагу, что–то несли, согнувшись вдвое от тяжелых корзин, наполненных рыбой или овощами, трехпудовых мешков с зерном, постоянно встречались группы измученных рабов вчетвером несущих носилки с полулежащими на подушках толстыми или не очень толстыми господами. Вот прошла госпожа, а за ней следом рабыня с хозяйским мальчиком на плече, бородатый карлик, несущий опахало за господином. А когда жрец проходил мимо рабского рынка, то количество рабов превзошло всё, что он видел до этого. Разве могли с этим сравниться жалкие рабские рынки Атлантиса? Сотни, если не тысячи, выставленных на продажу людей — взрослых мужчин и женщин, молоденьких девушек и детей самого разного возраста, чьи светлые и рыжие волосы резко контрастировали с иссиня–черными волосами торговцев и покупателей.

А вот мимо прошла нескончаемая колонна рабынь, судя по всему только что привезенная в Хаммий. К удивлению Шемела, среди них не было, наверное, ни одной старше двадцати, а скорее и восемнадцати лет, а половину и вовсе составляли еще девочки. Судя по одежде, многие из пленниц были из богатых семей. Шемел готов был поспорить, что часть из них аристократки. Об этом говорило всё: одежда, еще не исчезнувшая гордая осанка, черты лица. И вели их отнюдь не хаммийцы, а солдаты из Атлантиса. Десятка три солдат с властным командиром, а во главе их ехал вельможа, если судить по одежде и богатому оружию титулом не ниже барона, а то и виконта.

Что же это такое? С каких пор знать Атлантиса стала заниматься работорговлей. Заинтересованный этим, жрец пошел следом за колонной рабынь. Идти пришлось недалеко, охрана завернула пленниц в большой постоялый двор, но разместили их не в доме, а в дальнем углу двора, где находилось два–три десятка лежанок. Как догадался Шемел, в Хаммие, где было широко развито рабство, такие рабские углы были почти во всех постоялых дворах. В столичный город на центральный рынок со всей ближней и дальней округи постоянно съезжались покупатели. Купленных рабов не всегда удавалось в тот же день отправить вглубь хаммийских земель, поэтому покупатели и пользовались такими вот загонами.

На длинной жерди Шемел заметил несколько десятков кожаных хомутов, рядом на земле лежали деревянные колодки — все удобства для приобретших живой товар, который имел две ноги и поэтому мог сбежать. Впрочем, куда бежать? Это же Хаммий. Поймают быстро. В ловле сбежавшего раба принимали участие все. Потому что поймавший сбежавшего раба получал вознаграждение от его владельца. Но и неудачники не оставались в накладе, вскоре им доставалось забавное зрелище казни строптивца. А хаммийцы были мастерами на такие выдумки. Это в Атлантисе, не мудрствуя лукаво, сажают пойманного раба на кол. В Хаммийе такой раб мог только мечтать о коле. Но ведь все равно бежали! Надежда, крохотная надежда еще жила у многих. Поэтому некоторые и пытались бежать. Но большинство продолжало надеяться на лучшую участь там, куда должны их были привезти. Но какая может быть участь у раба, пригнанного на рисовые поля? Работа от рассвета до заката по колено в воде, кишащей насекомыми, палящее солнце, тухлая вода и двухразовая похлебка.

Пригнанных пленниц не стали запирать в хомуты и колодки, вельможа просто отдал приказ офицеру и тот расставил вокруг рабынь охрану. Сам же вельможа, окинув довольным взглядом картину, пошел к дому, где у входа его уже встречал с низким поклоном сам хозяин постоялого двора. Шемел вместе со своими спутниками вошел следом. К нему тотчас же подскочил слуга.

— Комнату получше и обед на троих, — распорядился Шемел.

Пока слуга бегал, жрец рассматривал вельможу, уже расположившемуся за лучшим обеденным столом. Рядом стоял хозяин со слугой. Как понял, Шемел, вельможа делал заказ. Из всех фраз жрец расслышал только громкое распоряжение хозяина постоялого двора о том, чтобы накормили солдат и пленниц. По всему помещению бегом сновали слуги, и Шемел уже приготовился долго ждать, но, к удивлению, его заказ пришел быстро. Возможно, потому, что он заказал мяса и кувшин вина, а это всегда было под рукой у местного повара.

Зато вельможа сделал себе богатый заказ. На его столе появились отборные закуски, целых три кувшина с напитками, которые подливал вельможе здешний слуга, неотлучно стоявший рядом с вельможей. Вскоре появился и офицер, которого вельможа пригласил за свой стол. Вельможа первым закончил трапезу, и подскочивший слуга подобострастно повел его вверх по лестнице в отведенную для него комнату. Шемел решил, что настал удобный момент для разговора с офицером, лениво потягивающего эль из кружки.

Жрец решил воспользоваться тем, что внешне он мало чем отличался от хаммийцев. Разве что более светлой кожей. Но и она слегка подзагорела за время его поездки.

— Уважаемый милорд разрешит присесть бедному купцу?

Офицер долго рассматривал хаммийского купца, стоящего перед ним, и когда Шемел уже потерял терпение, сказал:

— Садись.

— Милорд, я видел, что вы пригнали очень хороший товар, а мне как раз хотелось приобрести красивую белокурую девственницу. Я мог бы хорошо заплатить. — Шемел демонстративно достал кожаный мешочек, развязал его и отсыпал на ладонь часть его содержимого.

Взгляд офицера стал более осмысленным. В глазах стали разгораться искры жадности: ведь на ладони у Шемела лежало, поблескивая золотыми лучами, полтора десятка монет. Офицер долго на них смотрел, а затем с трудом отвел взгляд и сказал:

— Нет, я не могу. Этот… — офицер запнулся, — ими распоряжается.

— Но милорд, их у вас столько, одной больше, одной меньше, никто и не заметит, зато… — Шемел потряс в ладони золотыми кругляшами.

— Ага. Не заметит. Они у него все переписаны, да не по одному разу. И за каждую ответ надо держать перед герцогом, — пьяный офицер сообщил интереснейшую информацию, оказывается, за всем этим стоит какой–то герцог.

— Разве он такой страшный, этот ваш герцог, уважаемый милорд?

— Ха! Да весь Атлантис дрожит от его имени. Дрожит и ненавидит. И правильно делает. Мой господин еще им всем покажет.

Неужели, Черный Герцог? Если офицер не соврал, то другого в Атлантисе нет, кого все так боятся и ненавидят. Значит, Черный Герцог еще и зарабатывает на работорговле?

— Да, много хороших и красивых рабынь. Очень жаль. Но, может быть, тот вельможа, я не знаю, как к нему обращаться: он виконт или барон?

— Ха–ха–ха! — весело отреагировал офицер. — Еще графом его назови! Он и дворянство получил только благодаря его сиятельству. Сын управляющего и внук мясника — вот кто он такой! А я дворянин в четвертом поколении!

— О, милорд, какая честь для бедного купца. Но все–таки, как вы думаете, мне смогут продать одну из ваших рабынь, уважаемый милорд? Ведь вы же привезли их на продажу.

— И не мечтай! Нет, продавать не будем, только менять.

— На кого же?

— А ты кто такой, чтобы спрашивать?

— Я купец, может быть, у меня найдется товар для обмена. Я и ваше снисхождение ко мне не забыл бы.

— Нет. Нет у тебя такого товара. Он есть только у хавьера Исалы. И только у него. Понял? А теперь проваливай.

— О, простите, уважаемый милорд, — и Шемел низко кланяясь, ушел к своему столу.

Теперь осталось узнать, кто такой этот хавьер Исала. Хавьер, значит, богат и знатен. У этих хаммийцев знатность определяется степенью богатства. А узнать оказалось не сложно. В первой же лавке, стоило Шемелу купить какую–то безделушку, заплатив полсеребрянки почти не торгуясь, как обрадованный выгодной продажей приказчик рассказал жрецу всё, что его интересовало.

Хавьер Исала был богатым человеком, но не из самых богатых в Хаммие. Многие были побогаче и уважаемее его. К тому же он был чернокожим. Плоский нос с вывернутыми ноздрями и курчавые волосы не были необычными здесь. Но в сочетании с иссиня–черной кожей даже для Хаммия они были редкостью. Но два года назад популярность хавьера заметно возросла. Еще бы! Он купил наложницу королевский кровей! А полгода назад, говорят, наложница родила мальчика.

Сам Иаша, правая рука блистательного правителя Хаммия, недавно предлагал за наложницу двести золотых монет, но хавьер отказался. Двести золотых это очень много, даже для Исалы это хорошая сумма, но почет и уважение значат больше, чем мешок, доверху набитый золотом. Продай он эту наложницу, то принцесса будет жемчужиной гарема у Иаши, а Исала останется только с лишним мешком денег. Поэтому хавьер и отказался. Все это поведал жрецу словоохотливый приказчик. Теперь осталось дождаться предстоящего обмена. Сто прекрасных наложниц, большинство из которых, Шемел мог поручиться, были девственницами, а часть из них были из знатных семей Атлантиса, предстояло обменять на что? Неужели на принцессу? Согласится ли Исала? А почему бы и нет? Сто прекрасных наложниц, вряд ли такой гарем есть у кого–либо в Хаммие. С другой стороны — настоящая принцесса. Но она не достанется Иаше, значит, Исала по–прежнему будет владеть лучшим гаремом в Хаммие. Может получиться!

Вельможа Черного Герцога, а солдаты служили именно ему, это выведали его два охранника, принесшие большой кувшин солдатам, отдыхающим от дежурства, в этот день так и не покинул постоялого двора. На следующий день только поздним утром тот вышел на улицу, сопровождаемый двумя солдатами. Шемел за ним не пошел, справедливо полагая, что знает, куда тот отправился. Через пару часов вельможа вернулся в хорошем настроении, что–то приказал офицеру, тот солдатам и всё во дворе закружилось, забегало. Местные слуги понесли большие кувшины в лагерь пленниц, те мыли головы, сушили волосы, укладывали или расчесывали их. Значит, готовятся к смотринам, догадался жрец.

После того как полуденная жара спала, весь лагерь невольниц пришел в движение, пленницы выстраивались в колонну, по ее краям занимали свои места солдаты. И вот колонна двинулась за пределы постоялого двора. Шемел вместе со своими двумя охранниками вышел вслед за ними, держась, однако, на почтительном расстоянии, здраво рассудив, что такая большая и неповоротливая колонна никуда от него не скроется. Спустя полчаса пленницы и их охрана подошли к большому дому, занимавшему значительную площадь на довольно широкой улице с домами, явно принадлежащими богатым людям. Небольшая задержка и вся длинная вереница медленно втянулась во двор дома. Ворота закрылись.

Ждать пришлось долго. Когда Шемел потерял последнее терпение, из открывшихся ворот вышли солдаты с офицером, вельможа и маленькая закутанная фигурка, несущая в руках сверток. Сердце жреца учащенно забилось. Неужели это она, принцесса Лоэрна? Эта новость должна пригодиться верховному жрецу, он поймет насколько он, Шемел, проворен и Гандин забудет об инциденте с отрубленной кистью руки. Обязательно забудет!

Проследив за возвращающимися до постоялого двора, жрец зашел и сам туда, но в свою комнату подниматься не стал, а непринужденно разместился в обеденном зале. Однако ни вельможа, ни офицер там так и не появились. Наложницы тоже не было видно, она была размещена в одной из комнат постоялого двора. Шемел понял это по усиленному караулу, поставленному около одной из дверей. Приказав своим охранникам спать лишь по очереди, жрец заснул.

Ранним утром его разбудили. Солдаты собирали лагерь, в комнаты, занятые людьми Герцога, сновали слуги с закусками, напитками и кувшинами для омовения. В комнату вельможи провели пожилую толстую хаммийку. А она здесь зачем? Через полчаса Шемел понял, что ее наняли сопровождать невольницу, до сих пор закутанную с ног до головы в покрывало. Вскоре все вышли из постоялого двора, и процессия двинулась в сторону городского порта.

Жрец проследил за ними до конца и видел, как все садились на большой торговый корабль, который вскоре, подняв паруса, ушел в сторону Атлантиса. Шемел раздирался между желанием проследить за ними дальше и необходимостью выполнения задачи, поставленной перед ним верховным жрецом — надо было искать остров. Как жаль, что здесь нет храма! Хаммийский храм Великого Ивхе располагался в нескольких днях пути от города. Немного поразмыслив, Шемел сел на камень близ причала и достав все необходимое для письма, написал инструкцию для своего солдата. Все равно польза от него небольшая. Если случится стычка, то он со своей раненой и до сих пор не зажившей рукой будет не очень полезен. Пусть едет в храм Великого Ивхе и передаст важную информацию для верховного жреца. А он, Шемел, продолжит путь и поиски.

Отправив охранника с сообщением, жрец вернулся на постоялый двор и стал заводить знакомства с местными жителями. Хаммий в отличие от того рыбацкого городка оказался совсем не подозрительным до расспросов жреца. Если приезжий купец угощает, да еще и обещает пару мелких монеток, то почему ему не рассказать о прибрежных водах?

Островки, известные всем, Шемела не интересовали, верховный жрец приказал ему найти остров, о котором никто не знает, а если и знают, то посещают редко. Но если об острове никто не знает, то кто ему о нем расскажет? Самому нанять галеру и пуститься неизвестно куда? Галеры в открытом море долго плавать не могут, только между известными берегами. А если и случится незадача, что пройдет кораблик в тумане или в безлунную ночь мимо нужного берега, то, считай, команде уже никогда не вернуться. Утонет кораблик. Правда, ходили разные слухи, что где–то там далеко–далеко есть богатые земли, куда прибивались потерянные галеры. Эти земли столь нравились команде, что никто не желал возвращаться обратно.

Шемел же проверять эти слухи намерения не имел, поэтому продолжал ходить по местным трактирам и угощать их обитателей, в первую очередь, обращая внимание на моряков. Примерно через седьмицу после отбытия того вельможи, имени которого он так и не узнал, в одном из трактиров невзрачный почти беззубый мужичок рассказал жрецу одну интересную историю.

Есть, якобы, милях в двадцати от Хаммия остров, и остров не простой, не как обычные остров, а в виде подковы. Внутри подковы удобная бухта. Землица на острове хорошая, плодовых деревьев много, через весь островок ручеек течет с прохладной и чистой водой. Не остров, а рай. Но добраться туда трудно, галеры не зная точного расстояния, пройдут мимо и потонут. Но, говорят, есть лоцман, который знает, как добраться до того острова. Если плыть не прямо, а немного в обход, то встретится целая цепь рифов, где подводных, а где и выступающих над поверхностью моря. Вот по ним и можно добраться до того острова. Главное — самому не пропороть днище галеры о рифы.

— И где же найти этого лоцмана?

— А уже нигде.

— Как это?

— Увел его Агрего.

— Это кто такой?

— Пират наш хаммийский. Душегуб, каких свет не видал. Но человек слова. Если что пообещал — выполнит.

— Так, значит, этот Агрего скрывается?

— Почему он должен скрываться?

— Ты же сказал, что он большой душегуб.

— Да, душегуб. Только пиратствует он у берегов Атлантиса, в Хаммие не балует. Зачем же ему здесь скрываться? Здесь он уважаемый человек, чистокровный хаммий! У него даже дом в центре города есть.

— Он там и живет?

— Когда не в море.

— А что, если этот Агрего не был бы чистокровным хаммийцем, его не уважали бы?

Собеседник Шемела скривился.

— Этих бастардов расплодилось…

Шемел вспомнил про мальчика, сына принцессы–наложницы. Интересно, какая его ждала судьба, если бы не этот обмен?

— А скажи, бастарды имеют те же права, что и дети от законных жен?

— Ха! Сын рабыни остается рабом.

— Даже если рабыня из знатных атлантиссок?

— Да хоть бы и так. Бастард — раб.

— И что с ними бывает, когда умирает господин, их отец?

— Девицы, что помоложе, идут в гарем старшему законному сыну. Остальных женщин продают служанками в дома победнее. Парней отправляют на рисовые поля. Мальчиков посильнее туда же, поменьше — холостят и слугами в дома Хаммия.

— То есть, никто не оставляет потомства? Откуда же столько бастардов?

— Атлантис большой, оттуда постоянно привозят свежих рабынь.

На следующее утро Шемел, узнав точный адрес этого дома, уже стучался в его калитку. Окошко в калитке немного приоткрылось, и появилась волосатое лицо человека неопределенного возраста. Ему могло быть и тридцать и пятьдесят лет.

— Милорд Агрего дома?

Волосатое лицо пыталось осмыслить сказанное жрецом, но это оказалось ему, видимо, не под силу, дверь открылась, а волосатый человек неопределенно махнул рукой в сторону дома.

Зайдя в дом, Шемел окликнул кого–нибудь, но ответа не было. Тогда он пошел по широкому коридору, отворяя подряд все двери. В одной из комнат, наконец, обнаружился человек. Смуглый и носатый, как и большинство хаммийцев, человек был одет в одежду слуги и что–то подметал в углу комнаты.

— Эй, ты, где твой хозяин?

Человек отложил метелку и поднял глаза.

— А тебе зачем?

От такого грубого ответа Шемел вспыхнул и высокомерно сказал:

— Не твое дело, раб. Говори, где твой хозяин.

— Агрего, что ли?

— Да, Агрего!

Человек подошел к креслу, сел в него, закинув ногу на ногу, от этой картины Шемел буквально взвился, а человек сказал:

— Ну, я Агрего. Так чего надо?

От неожиданности Шемел открыл рот и так простоял бы, наверное, долго, если бы человек в кресле не продолжил:

— Чужеземец? Не у каждого чужеземца получается отсюда выйти живым.

Жрец, наконец, пришел в себя.

— Милорд, я служу богатому купцу. Он уже стар и хочет провести остатки дней своей жизни в каком–нибудь тихом и приятном месте у теплого моря. Я же слышал, что существует остров в виде подковы, который по описанию подходит моему господину. Не могли бы вы за плату показать мне этот остров, а когда мой господин даст свое согласие, то перевести туда моего господина с его слугами.

Теперь, подумал жрец, этот Агрего согласится. Ведь, показав мне остров, он заработает пару золотых, в надежде получить больше с моего придуманного хозяина–купца. Не каждый чужеземец выходит отсюда живым? Я–то выйду, без меня Агрего не заработает второй половины суммы. А она может быть не два золотых, а целых три. Человек, не имеющий возможности купить раба, чтобы тот следил за домом, за два, а потом еще три золотых с радостью ухватится за такую возможность заработать.

— Почему бы не показать. Покажу. Плата вперед.

— Сколько? — Шемел даже сделал вид, что его рука тянется к кошельку.

— Двадцать.

— Чего? Серебрянок?

— Золотых.

— Но это не серьезно! Да у меня и нет таких денег!

— Это не имея на руках каких–то жалких двадцати золотых не серьезно отвлекать меня от дел. Если не твой приход, я уже закончил бы подметать эту комнату. Во сколько ценишь свою жизнь и жизнь солдата?

— Как это?..

— Очень просто. Ты выкупаешь у меня две ваших жизни и возвращаешься. Можешь выкупить одну свою, тогда твой солдат останется здесь навсегда. Выбирай.

Шемел уже был готов приказать охраннику проучить дерзкого капитана, но вовремя вспомнил, что тот был капитаном пиратов, и по словам мужичка из трактира, большим душегубом. Значит, не так просто все было. И вспомнил он еще слова мужичка, что Агрего человек слова.

— А если я найду двадцать золотых, то проводишь до острова, потом довезешь обратно и отпустишь целым и невредимым?

— Да, я обещаю.

Шемел вздохнул и развязал кошелек. Пришлось отдать большую часть имеющегося золота. Зато уже на следующий день Шемел плыл на юг. Пиратская галера шла медленно, искусно маневрируя между рифами. Рифы не шли сплошной подводной стеной, а располагались небольшими группами, на большом расстоянии друг от друга. В один из моментов жрец вдруг заметил, что солнце стоит не на носу галеры, а ушло за корму.

— Мы сделали полукруг, теперь плывем снова на север. Там же и остров. Скоро ты его увидишь.

Действительно, не прошло и получаса, как показались очертания острова. Большой остров, и он приближался. Остров действительно имел форму подковы, оба конца которой заканчивались мысами, за которыми располагалась большая бухта. Чем ближе подходила пиратская галера к острову, тем отчетливее становилась картина того, что находилось внутри бухты. Вся она была забита большими кораблями, частично вытащенными на берег.

Двадцать, тридцать, сорок… Больше сорока кораблей необычной формы находилось в бухте. И корабли эти — не чета галерам, распространенным в Атлантисе и Хаммие. На таких кораблях и в открытое море можно идти безбоязненно.

— Но откуда? И чьи они? — вслух задал вопрос сам себе Шемел.

Однако Агрего услышал его и ответил:

— Это храмовники. И число кораблей растет каждый год. Несколько из них патрулируют море между островом и Хаммием. Но про проход через рифы они не знают. Хотя и там временами появляются. Теперь понял, почему я взял с тебя десять золотых за доставку сюда?

— Десять?.. Но я заплатил тебе двадцать золотых.

— Нет, десять за сегодняшнюю мою работу. И десять за препровождение твоего хозяина на этот остров. Однако вряд ли он захочет сюда приехать и остаться жить. Но оплату за два посещения острова ты обещал. А это двадцать золотых. Поэтому мы квиты. Будешь возвращаться или высадить тебя на острове?

— Возвращаемся, — не задумываясь, ответил Шемел.

Храмовники строят большой и сильный флот. Для чего? С кем им воевать? Во всем Атлантисе вряд ли найдется с полсотни боевых галер, это будет почти по одному кораблю храмовников в расчете на одну галеру из Атлантиса. Да и по силе — разве можно сравнить большой и сильный корабль храмовников с галерой какого–нибудь герцога? Нет, нельзя. Уже сейчас перевес многократный, а орки по–прежнему продолжают где–то строить свои корабли. Эти корабли нечета маленьким галерам, на которых помещается пара десятков человек. Такие корабли свободно разместят сотни две, а то и больше человек. Сорок кораблей. Да это же десять тысяч человек!.. Или орков. Но нет столько храмовников во всем Атлантисе. Разве что дикие орки, но они все на севере. И куда они собираются плыть?

Об этом нужно срочно сообщить верховному жрецу, придется послать с известием своего последнего солдата, а самому в одиночку продолжить поиски нужного острова. Или дождаться возвращения первого посланного солдата? Здесь, в Хаммие, делать нечего. Во–первых, ни о каких других малоизвестных островах он не узнал, а во–вторых, если бы они и были, то храмовники на своих чудо–кораблях быстро нашли такой этот остров и прихватили его обитателей с собой в качестве новых рабов или свежей пищи.

Пиратский капитан выполнил свое обещание и доставил Шемела обратно в Хаммий. С ближайшей галерой, отходящей в Атлантис, жрец послал с донесением последнего своего человека, а сам стал искать попутную галеру на запад. В той стороне Дикий лес, пустоши, почти нет человеческих поселений. Но как найти нужный остров?