1001 год эры Лоэрна.

Осень этого года в Ларске выдалась ненастной. Может быть, поэтому годовщину коронации Дарберна отметили без особого веселья. А может, недавнее, уже второе поражение подряд от лоэрских войск стало причиной плохому настроению.

Этим летом Ларск собрал двухтысячное войско и во главе с маркизом Ильсаном повел его на Лоэрн. Большую часть составляли гендованские отряды. Они и шли во главе колонны. Маркиз ехал впереди на великолепном вороном коне. С большим трудом графу Тратьенскому удалось уговорить юного маркиза не так сильно спешить и подтянуть идущие в арьергарде отряды ларских баронов. Но это было единственное, что смог добиться опытный граф. Маркиз как никогда был весел и возбужден.

— Солдаты, вы скоро войдете в Лоэрн. Я отдаю вам город на разграбление!

В ответ солдаты восторженно ревели и кричали здравицы в честь великого полководца. От этого Ильсан еще выше поднимал голову и снова ускорял шаг своего коня. Несколько охладил пыл войска первый баронский замок, встреченный ими на королевской земле. Потеряв полсотни убитыми и ранеными в ходе неудавшегося штурма, ларское войско оставило осаду непокладистого замка и двинулось дальше на юг.

На следующий день, уже ближе к вечеру, ларская колонна вновь растянулась по дороге. Неудачный штурм вчерашнего замка, летняя жара вконец притупили бдительность, как солдат, так и их военачальников. И если едущий впереди рядом с Ильсаном граф Тратьенский еще находил силы покрикивать на солдат, заставляя их сохранять походную колонну, то солдаты, едущие следом, давно уже сняли шлемы, а кое — кто и кольчуги.

Удар лоэрнцев оказался столь неожиданным, что гендованские отряды вначале растерялись, а затем, повернув коней вспять, бросились бежать. Среди них, потеряв свой роскошный шлем, мчался и маркиз Ильсан, с остервенением нахлестывая плетью коня. За ним, стараясь не отстать, скакали тратьенский граф и несколько человек из личной охраны маркиза и графа. Большая их часть погибла в первые минуты нападения, давая возможность своим высокородным командирам покинуть поле боя.

По мере отступления, бегущие отряды сметали шедших за ними следом в походной колонне. Впрочем, остальные в основном и не собирались драться. Почти все без шлемов, многие и без кольчуг не смогли бы оказать сопротивление лоэрнцам. А тех ведь было всего около пяти сотен — все, что смог собрать из северных земель наместник короля.

Замыкавшие колонну ларские бароны оказались лучше подготовлены, да и времени у них было намного больше. Случись им встретиться один на один с лоэрнцами, неизвестно, кто взял бы победу на поле боя. Одних пять сотен и других столько же. Но полторы тысячи гендованцев, впрочем, уже намного меньше, попросту смяли боевые порядки ларцев, втянув тех в общее стремительное бегство.

Лишь быстро наступившая темнота спасла объединенное войско от полного разгрома и уничтожения. К ларским землям вышло чуть больше тысячи человек. И еще две — три сотни долго бродили по окрестным землям, маленькими группами возвращаясь в Ларск.

Второе поражение ларские войска получили пару седьмиц назад. В городе по случаю рождения наследника графской короны несколько дней шли торжества. Все основательно перепились. Маркиз Ильсан, ставший дядей, с жестокого перепоя поднял на рассвете подчиненные ему гендованские отряды и повел их на захват того самого неуступчивого лоэрнского замка. Впрочем, ему удалось собрать только половину своих солдат — тех, кого смогли найти, и главное — кого удалось разбудить.

Так до конца и не протрезвевшее войско прошло лишь половину пути и нарвалось на лоэрнский разъезд. По словам маркиза, тех было не менее тысячи, хотя на самом деле это была неполная сотня. От полного уничтожения союзников спасли два отряда ларских баронов, накануне несших охрану стен, и поэтому оставшихся трезвыми. Ларцы подоспели вовремя, но половина гендованцев осталась лежать на поле, нет, не боя, а избиения.

Все эти неудачи, конечно, не могли добавить радости. Хотя главная радость была — в Ларске у графа появился наследник. Дарберн был ошеломлен. Он стал отцом и это крошечное существо — его сын! Он был готов носить немного располневшую Эльзину на руках, если бы они у него были.

Дар собирался назвать своего кроху Ксандром, в память об исчезнувшем брате. Однако Эльзина резко этому воспротивилась.

— Но, дорогой, я считаю, что наш сын должен получить имя в честь твоего погибшего отца. Винтольд! И только Винтольд. Только так ты почтишь память своей погибшей семьи.

И Дар согласился. Конечно же, его супруга, как всегда права. Правильно, что прислушивается к ее советам. Вот только ее брат приносит неудачу его войскам. За два сражения он потерял более шестисот солдат и почти все они — гендованцы. Да и ларские его вассалы в последнее время все больше хмурятся. Хорошо, что хоть у них потерь почти нет.

Причиной двух поражений, без сомнения, был Ильсан. Но ведь в первом случае вместе с ним был такой опытный человек как граф Тратьенский. И всё равно — полный разгром. Но кого еще поставить во главе войска? Гендованцы не захотят подчиняться, если во главе он поставит кого — нибудь из ларских баронов. А ведь у него здесь еще есть, пусть и небольшие, но отряды из Амариса. И наемники. Те опытные солдаты, но их командир уже открыто высказал Дарберну, что опасается быть под началом Ильсана. Значит, придется самому возглавить войско. Но ведь он ничего не умеет!

Эх, был бы жив брат Сашка, тот бы смог. Что с ним? Последний раз, по словам герцога Гендована, его видели больше года тому назад в компании с бандитами. А потом в ту местность прорвались орки. Он, конечно, до сих пор не теряет надежды, но, увы, Эльзина с братом, наверное, правы. Сашки больше нет. Или орки, или бандиты или еще что — нибудь. Да хоть бы и Черный Герцог. Тот ещё негодяй.

Исполнился год, как Дар вернул себе Ларск. Неужели Сашка не дал бы о себе знать? Он, конечно, не подозревал, что Дар — наследник ларского титула, но за этот год многие ларские дворяне исколесили весь Атлантис, сообщая всем и каждому, что ищут Сашку, брата Дарберна, графа Ларского. Даже в Хаммий ездили, сообщив, что дают в награду сто золотых за найденного Сашку. А в ответ — тишина. Как сквозь землю провалился. Неужели, и в самом деле, Сашка уже давно в земле? Или в желудках орков.

Но ведь и его, Дарберна, все давно похоронили. Шесть лет прошло как Дарберн пропал для всех, а он — вот, жив — здоров. Надежды почти нет, но хоть какая — то крошечная, но — теплится. И еще у него есть Эльзина. А теперь и маленький Винтольд.

Правы были люди, когда говорили, что беды следуют одна за другой. Через несколько дней после годовщины коронации, прискакал гонец из Лоэрна. Самозванец Пургес накануне годовщины своей незаконной коронации бросил большую часть войск против графа Снурского. Хотя, правильнее было сказать, что мятежный лоэрнский граф решил пойти ва — банк и одним ударом взять столицу. Ведь как стало известно, Черный Герцог пообещал руку лоэрнской принцессы Алиции тому из семейств лоэрнских графов, кто первым захватит Лоэрн.

Вот Снури на свою голову и собрал всех, кого возможно, и двинул войско против Пургеса. Тот не стал дожидаться, когда отряды Снури подойдут к городу и сам повел армию на своего непокорного графа. В полудне пути от столицы две армии встретились. Силы были примерно равны. У Снури людей чуть больше, зато у Пургеса в войске было больше солдат, а не ополченцев, как у его противника.

Начало битвы не предвещало никаких неожиданностей. В бой вступила королевская кавалерия, ее отбросили, впрочем, она и не собиралась завязнуть в рядах противника. Потом тоже произошло при атаке войск графа. И уже кавалерия графа отходит в сторону, концентрируясь по краям пехоты. Вот обе пехоты двинулись навстречу друг другу. Лоэрнцы даже не шли, а скорее, бежали, возбужденно маша мечами и громко крича. А графская пехота шла медленнее и поэтому сохраняла свой порядок.

Со стороны можно было сказать, что лоэрнцы, потеряв строй и превратившись в несколько неорганизованный поток, тактически поставили себя в более проигрышное положение. Однако все изменилось, когда ряды противников сошлись друг с другом. Лоэрнцы дрались как безумные. Редкий графский солдат мог устоять на ногах, если меч лоэрнца ударял по его доспехам. Снурские щиты разбивались вдребезги уже после нескольких ударов лоэрнских мечей. Правда, и лоэрнцы падали под ноги своим противникам, войдя в боевой раж, они частенько подставляли врагу открытые свои участки. А некоторые и вовсе, отбросив щиты, с бешено вытаращенными глазами буквально вгрызались вглубь рядов противника. Если бы в графских войсках не было столько слабо вооруженных ополченцев, возможно, еще можно было изменить ход боя. С помощью той же кавалерии. Но ополченцы вообще не могли противостоять лоэрнцам и падали гроздями под ноги накатывающимся грозным валам противника.

Когда ряды пехоты графа Снури были разрублены пополам, началось ее избиение. Графская кавалерия пыталась помещать этому, но завязла в лоэрнских рядах. А затем в тыл графской кавалерии ударила кавалерия Лоэрна. Разгром был полный. В том бою погиб и сам граф и его младший сын. Тот самый, претендент на руку принцессы Алиции. Старший сын графа был ранен и попал в плен. Погибли и многие бароны и рыцари, примкнувшие к незадачливому графу.

А Пургес Первый, благоразумно находившийся на безопасном расстоянии, достаточном в случае поражения его войск для бегства в лоэрнскую крепость, улыбнулся своими тонкими губами и тихо произнес:

— Вот и хачху снова пригодился.

Приближенные Пургеса, ожидавшие результатов боя рядом со своим господином, наперебой бросились поздравлять своего короля, вознося до небес его военный гений. И тут же стали требовать, чтобы победоносные лоэрнские войска немедленно выступили против второго мятежного графа.

Пургесу была приятна лесть своих придворных. Он милостиво им улыбался и даже бросил что — то вроде того, что куда бы они делись, если бы не он и не его гений. Но вот идти против графа Эймудского он наотрез отказался. Пургес был человеком весьма осторожным, кроме случаев, когда промедление могло его погубить или не дать исполниться его самым заветным желаниям. Еще когда он был всесильным графом Тареном, уже тогда многие могли убедиться в этих чертах его характера. Сейчас, благодаря постоянно изливающейся лести приближенных, он и сам все больше считал себя совершенно исключительным, лучшим из лучших. Но бросить все войска против графа Эймуда, поставить всё, что он имеет на кон, он не решился. Хотя бы потому, что он не знал размера потерь своего войска. А главное — он знал, что эффект от применения настойки хачху вскоре окажется противоположным первоначальному. Слишком много сил отдали его солдаты, и организм сейчас будет требовать отдыха. Нет, наступать никак нельзя…

Известие о поражении графа и гибели всей его семьи произвело гнетущее впечатление в Ларске. Некоторые вассалы стали уезжать в свои замки, желая укрепить их, если Пургес решит бросить войска против ларских земель. Ильсан слал письма своему отцу, требуя новых солдат и денег для покупки наемников. А сам герцог Гендована стал всё чаще задумываться, не заключить ли с королем Пургесом соглашение. Он был готов отдать тому голову своего зятя, Дарберна, и даже пожертвовать своим внуком в обмен на признание Ильсана новым ларским графом с вассальной клятвой Пургесу.

Был, правда, еще один возможный законный претендент на Ларск, в случае смерти Дарберна и маленького Винтольда. Это Сашка, уже больше года бесследно исчезнувший. Может быть, его и в самом деле съели орки? Но как докажешь это упрямцу своему зятю? Впрочем, совсем недавно появилась такая надежда. Нашлась одежда этого Сашки, которую он носил в той самой злополучной гостинице, на которую напали, и ранили в голову этого маленького мерзавца.

Одежду нашли в лавке старьевщика, ее еще год назад сдали тому какие — то два простолюдина явно бандитской наружности. С тех пор одежда так и валялась в лавке, старьевщик оказался слишком жадным и запросил за нее большую цену. А обнаружилось это совершенно случайно. В лавку заглянул маленький баронет Севир и узнал одежду мальчика, с которым он познакомился в той гостинице. Его брат стал болтать об этом, как курьезном случае, вот весть и дошла до самого герцога.

Что же делать с находкой? Долго придумывать не пришлось. И вот уже два дня спустя в Ларск скакал небольшой отряд вооруженных людей во главе с гендованским бароном Олитье.

Получив аудиенцию сначала у графини Эльзины, барон предстал перед лицом юного ларского графа.

— Что это? — спросил Дарберн Ларский, глядя на разложенную перед ним одежду.

— Ваша светлость, эту одежду обнаружил в лавке старьевщика юный баронет Севир. Он был знаком с мальчиком, называвшим себя виконтом Ксандром и жившим с ним в одной гостинице.

Дар почувствовал, как у него занемели… пальцы рук, которых он лишился почти восемь лет назад.

— Этот мальчик, виконт Ксандр, был ранен в голову во время того злополучного нападения на гостиницу. Баронет Севир сообщил о находке своему брату, барону Севир, а тот его сиятельству герцогу Гендованскому. Наш герцог повелел провести расследование. Одежду старьевщику продали какие — то два нищих простолюдина. Удалось их разыскать. Они год назад промышляли на месте прорыва орков. Как вы знаете, на месте их стоянок можно найти различные вещи и одежду тех, кого орки захватили и убили. Эта одежда была найдена среди вороха другой одежды неподалеку от костров орков.

Если ваша светлость внимательно посмотрит на рукава и штанины этой одежды, то заметит швы. Первоначально они были разрезаны. Такое часто практикуется у орков, когда они отрезают своим жертвам конечности. После этого остатки одежды сорвали. Вот эти немного заметные пятна — следы крови.

К счастью, старьевщик так и не смог за прошедший год продать одежду вашего брата, запросив за нее слишком высокую цену. Мой господин, его сиятельство герцог Гендованский выражает вам свое самое близкое сочувствие.

Дар побелевшими губами прохрипел:

— Нет, Сашка жив. Он жив! Жив! — А затем он пошатнулся, и барон Олитье успел первым подхватить бесчувственное тело Дарберна.

Почти две седьмицы Дарберн не приходил в сознание, метавшись в горячем бреду. А когда очнулся, то посмотрев холодными и опустошенными глазами на собравшихся возле его ложа, сказал:

— Ну, вот и всё. Всё.

Организм быстро пошел на поправку, но улыбка исчезла с его лица. Даже маленький Винтольд его не радовал, как прежде, не говоря уже о хмурой и обеспокоенной Эльзине. Та, прекрасно знавшая своего отца, настороженно следила за быстрым ходом событий.

Через седьмицу, когда Дарберн уже начал вставать, все успокоились. Но в один из дней в покои Эльзины вбежала испуганная служанка.

— Госпожа! Госпожа! Там граф! Посмотрите!

Эльзина вбежала в комнату графа, где у входа стояли встревоженные слуги. Ее супруг лежал, свернувшись калачиком на полу в дальнем углу комнаты, и печально глядел на нее.

— Ну, вот, Эльзина, я снова там, где был бы, если бы не Сашка.

— Ваша светлость… граф… Дарберн, что с вами? Немедленно поднимитесь! Да поднимите его!

Слуги бросились выполнять ее приказание.

Больше ничего странного с Дарберном не случалось. Он быстро поправился, хотя тем прежним добрым и непосредственным юношей уже не был. В уголках его глаз поселились жесткие складки, жесткость проявлялась и в отношениях с людьми ближнего круга, особенно с маркизом Ильсаном, которому он так и не мог простить те два поражения. Граф же Тратьенский вернулся в Гендован. Только с Эльзиной граф был добр и мягок. И, конечно, любил маленького Винтольда, которому в начале весны исполнилось полгода.

Тогда же в Ларск пришло известие, что принцесса Алиция в сопровождении большого отряда из Пирена прибыла в замок графа Эймуда. Численность солдат, выделенных Черным Герцогом, оценивали в одну — полторы тысячи человек. В Ларске вздохнули с облегчением. Теперь Пургесу будет не до ларского графа. Эймуд становился очень опасен для лоэрнского короля. Помимо своих вассалов его ряды пополнились людьми графа Снури, выжившими после прошлогоднего разгрома, а теперь в эймудские ряды влились и отряды Черного Рыцаря, всегда славящиеся хорошей воинской выучкой.

А еще дошли слухи, что в эймудском замке готовятся к бракосочетанию принцессы Алиции с юным виконтом Ласкарием, которому скоро исполнялось десять лет. Многие стали догадываться, что Ласкария готовят к королевскому престолу Лоэрна. Но Дарберн не догадывался, он это знал. Полтора года назад об этом недвусмысленно сообщил пиренский граф Бертис.

Если Тарен, ставший королем Пургесом Первым, не имел законных прав на корону и для многих был самозванцем, узурпировавшим трон, то в случае бракосочетания Ласкария с Алицией, права маленького виконта на престол будут не меньшими, если не большими, чем у Дарберна. Что Пургес долго не удержится у власти, теперь многие не сомневались. Жестокие законы, по которым уже многие жители столицы и земель королевского домена были обращены в долговых рабов и проданы в рассрочку хаммийцам, за последний год наводнивших Лоэрн, вызывали жгучую ненависть еще остававшихся свободными горожан.

Среди тех, кто в одночасье оказался рабом в собственном доме, трактире, лавке, ставшим собственностью хаммийцев, было немало и родственников солдат лоэрнской армии. Стражники в Лоэрне уже давно были заменены хаммийцами, которые с радостным ожесточением хватали всех, кто оказывался на улице числом больше трех человек.

Ненависти добавляла и жестокость пришлых южан, которые в своем Хаммие в основном были нищими оборванцами, здесь же по приезду в Лоэрн они в одночасье становились повелителями жизни и смерти лоэрнцев, отданных им в рабство. И крики юных девушек и мальчиков, раздававшиеся по ночам из спален новых хозяев города, лишь усиливали общую ненависть.

Но не вся, а только меньшая часть лоэрнской армии ненавидела короля. Большинство солдат и офицеров были довольны своей жизнью. Жалованье щедрый король увеличил вдвое. Его армия добилась блестящей победы над мятежным графом Снури. Жестокая публичная казнь попавшего в плен старшего сына графа вместе с не успевшими бежать женщинами графской семьи, тоже добавила популярности в войсках.

Да, новые стражники — хаммийцы лютовали, усердно выполняя закон о запрещении появления на улицах более трех человек вместе, но ведь если среди попавшихся стражникам оказывались члены семей солдат, тех отпускали. А других родственников можно было выкупить у жадных на взятки хаммийцев. Кто — то, охая и вздыхая, выкупал своих братьев и племянников, на это уходила вся солдатская королевская прибавка. Кто — то только зло ворчал, ругая незадачливую родню, не сумевшую, в отличие от них, записаться в солдаты и добавлял, что долговое рабство у хаммийцев они получили заслуженно.

Наконец, и часть городской черни, причем, из самого его дна, хвалила нового короля. Каждый месяц им разрешалось выходить на городскую площадь и кричать здравицы в честь Пургеса. За это их оделяли парой медянок, которые они в тот же день пропивали в трактирах. А некоторые, которых отобрали специальные королевские чиновники, и в обычные дни ходили по улицам города и всем встреченным людям сообщали, что Пургес любит всех. За это те тоже получали свою медяшную плату. Но, попав в руки хаммийских патрульных, их, невзирая на крики о работе на короля, быстренько продавали вновь прибывающим южанам, толпами валивших в ставшее для них райское королевство. Как известно, свято место пусто не бывает, на следующий день на улицы города выходили уже новые оборванцы, славящие за пару медянок своего горячо любимого короля.

И если оборванцы были для всех простым расходным материалом, то с каждым годом возрастала роль лиц, приближенных к королю. Их благосостояние росло, как на дрожжах. За последний год резко подскочили цены на замки и имения во всех концах Атлантиса. Не взирая на цены, их скупали богатейшие лоэрнцы, семьи которых давно уже жили за пределами королевства. Ведь многие из приближенных Пургеса понимали, что тот не сможет править бесконечно долго, и новый король, отправит их всех на плаху, а их драгоценные домочадцы будут проданы в рабство.

Но пока этого не произошло, и золото текло широкой рекой в карманы приближенных, те продолжали трудиться на благо королевства, подразумевая под этим самих себя.

Лайс, бывший лоэрнский баронет Венсан, понял суть происходящего слишком поздно. Вначале он был окрылен успехом с поимкой и казнью Моэрта, виновного в гибели его семьи. Затем ждал возвращения Сиама, десятника Черного Герцога. Но тот так и не вернулся, где — то сгинув. Может быть, сбежал на окраину Атлантиса, испугавшись гнева своего господина, а может, герцог не простил тому неудачи в Лоэрне и казнил на страх и в назидание остальным.

Затем Лайс в прямом смысле в одночасье потерял тридцать золотых — большую часть денег, что у него оставались после ограбления хаммийской виллы. Четверо его людей были схвачены стражниками и по указу о запрещении собираться более чем троим, оштрафованы на триста серебрянок каждый. Лайс, не задумываясь, заплатил. Но с тех пор всем выходящим в город людям, пусть даже идущим в одиночку, выдавал по золотому. Такая предусмотрительность очень даже помогла. И уже за этот год четыре золотых перекочевали в карман стражников — хаммийцев. А вот лоэрцы, которые случайно оказались вместе с людьми Лайса общим числом более трех, примерили на своих шеях рабские ошейники.

Время шло, а Лайс так и не смог ни на шаг приблизиться к Пургесу, в прошлом графу Тарену. Можно было дождаться, когда отряды графа Эймудского или графа Ларского будут штурмовать Лоэрн и тогда попытаться пробиться к ненавистному ему человеку. Но вряд ли Пургес будет дожидаться штурма королевского замка. Он уйдет из города под охраной своей личной сотни, оставив вместо себя в качестве приманки одного из двойников, о наличии которых осторожно шептались в городе. Да и где отряды этих графов? Пока что Пургес побеждает. Третий граф, Снури, выступивший против короля, уже гниет в земле. А королевские солдаты похваляются чудотворным зельем, которое они выпили накануне победного сражения с войском Снури.

Дотянуться до Пургеса можно только в том случае, если Лайс окажется рядом с ним. И единственный путь этому — быть принятым в личную королевскую сотню. Конечно, ожидать, что он будет допущен охранять королевские покои, не следует. Это удел особо доверенного десятка, который лично подбирает сам король. Но во время бегства, когда нарушится привычный порядок охраны, у него, будь он в личной сотне, появится шанс добраться до королевского горла.

Но вначале нужно поступить в эту королевскую сотню. В других доменах Атлантиса человеку со стороны путь в личную сотню заказан. В нее отбирались только известные, проверенные воины. В Лоэрне было иначе. Ему это обошлось в двенадцать золотых. Но когда была озвучена эта цифра, Лайс, раздав своим людям по золотому, уже оставался почти без денег. Но разве это для него проблема? Одно удачное ограбление королевского чиновника средней руки — и у Лайса звенят в кошельке полсотни золотых. Жаль, что большую часть своего состояния чиновник вывез из Лоэрна, разместив его в различную недвижимость в Атлантисе. Какое же у него состояние! А ведь всего лишь обычный чиновник. Насколько были богаты наиболее приближенные к Пургесу? Не на сотни, а как минимум, на тысячи золотых должен был идти счет их богатству.

Вот и десять золотых, уплаченных человеку королевского чиновника, ведающим состоянием личной королевской сотни, пополнили ненасытные карманы этого доверенного человека короля. Два ушло десятнику. И Лайсу еще повезло. Вскоре назначенный новый командир, взамен прежнего, переброшенного на другой важный королевский участок, повысил размер взноса в его личный кошелек до двадцати золотых.

— Так резко цена возросла. С чего бы это? — спросил он у своего десятника, который пригласил его посидеть в трактире.

— Этот новый из молодых, наверстывает. К тому же, — десятник приблизил губы к уху Лайса и тихо добавил, — все катится в тартарары. Вот они и набивают напоследок карманы.

— А мы что же?

— Мы? — пьяно оскалился десятник. — Я тоже поднял цену. Ты сколько заплатил? Этому — десять золотых и мне два. Так?

— Так.

— А теперь новый будет брать двадцать, а я — четыре. Только десяток у меня полный, — огорчился десятник Лайса. — И когда еще уменьшится?

— А поход на Эймуда или Ларск? Кто — то, может быть, погибнет.

— Поход! Когда войско сражалось со Снури, мы стояли на полпути между местом боя и городом. Чтобы, если что, вовремя сбежать. Личная сотня в сражениях не участвует. Для этого есть мясо. За свои пятнадцать серебрянок пусть кишками рискуют. Ты получаешь два золотых в месяц. За полгода окупишь, что заплатил за поступление в сотню. А потом пойдет чистый навар. Да еще и дополнительно прирабатываешь? А?

— Это как? — удивился Лайс.

Десятник рассмеялся.

— Эх, ты, зеленый совсем. Вот допустим, трактир, где мы сидим. Ты за добрую выпивку платить будешь?

— А как же, господин десятник.

— А я не буду. И тебе не придется, потому что ты со мной. Но в другом трактире заплатишь.

— Это почему? Потому что без вас?

Десятника веселила неопытность Лайса.

— В другом трактире и я заплачу. Ты видел, как за последний год цены подскочили? Думаешь, почему? Потому, что здешний трактирщик платит еще и мне. А соседний кому — то другому. И так везде. Зато я в обиду его не дам. В Лоэрне, считай, половина трактиров поменяла хозяев. Хозяева с домочадцами надели ошейники. Зато вторая половина быстро смекнула. И теперь, попадись сынок моего трактирщика хаммийцам, я его вытащу. Не просто так, конечно, но уж не за триста серебрянок.

Вот, по — твоему, сколько имеет командир на нашей сотне? Подскажу, за последнее время сотня обновляется на два человека в месяц. Так, сколько?

— Два в месяц. Двадцать четыре человека в год. Так?

— Так. Дальше.

— По десять золотых с человека. Это же двести сорок золотых в год! — Лайс даже присвистнул от полученной цифры, а десятник только усмехнулся.

— Ты думаешь, это всё? Почему прежнего нашего командира убрали и переместили на почетную, но менее денежную должность? Личный советник его величества по ларским делам! Видел, в нашем десятке Сабвела?

— Это, который раненый?

— Да откуда ране взяться? От рождения хромой, сын лавочника. Меч в руках держать не умеет, но десять плюс два золотых заплатил и теперь он в личной сотне короля. В других десятках не лучше. Вот король и рассердился. Этого прогнал за явное мздоимство, нового поставил.

— Если мздоимство явное, почему не казнил? Другим была бы наука.

— Его величество своих не сдает. А казнить, тогда, придется всех. С кем он останется?

— Но перед моим поступлением казнили же. Из нашего десятка, кстати, солдат был.

— А будь у него сотня золотых, остался бы жив. Все замяли бы.

— Сто золотых!

— А это вторая часть прибыли нашего командира. Командир! Ха! Он два года назад мебелью торговал. Теперь нами командует. Барон Табур! Да и предыдущий тоже из торговцев. Чем — то там спекулировал. Даже в тюрьме у Френдига сидел, но его величество, тогда он еще просто граф Тарен, вытащил из тюрьмы. Тоже теперь барон. А знаешь, за что казнили нашего Сертения? Не знаешь. Дочку купчика попортил и самого купчика покалечил. Мелочь ведь. А купчик платил солдату из первого десятка. Личный десяток короля! Цена откупа обычная — сто золотых. Сертений не нашел, вот наш бывший командир поднял шум, пошел на принципиальность. Всем показал, как он борется с преступностью в своих рядах. К тому же не бесплатно.

— Так Сертиний не заплатил.

— Зато заплатил ты. Место — то освободилось. А сколько таких случаев за год! Тут далеко не одной сотней золотых навара пахнет.

— Двести сорок за прием в сотню и еще сколько — то сотен золотых…

— И это не всё! Ты в казарме вино пил?

— Кислятина.

— Вот то — то! А король выделяет деньги для сотни на хорошее вино. Вот как это, что ты пьешь. И меч, гляжу, у тебя не из лучших. Сам покупал?

— Да, а что?

— А то, что ты должен получить полное вооружение за счет короля, когда вступал в сотню. И меч должен быть, хоть и не гномьий, как у меня, но почти не хуже.

— А ты свой меч тоже сам покупал?

— А вот и нет. Бесплатно, за счет казны. Я ведь десятник, нашего короля, бывает, вижу. Увидит, что меч не гномьий, будет шум. А вооружение стоит недешево. Вот теперь и считай, сколько кладет в карман командир. Думаю, больше тысячи золотых в год.

— Вот это заработки!

— А ты — то сам, откуда двенадцать золотых взял? Чай, не наследство добренького дядюшки?

Глаза у Лайса заледенели.

— Да не бойся. Я разве сразу не понял, что золотишко какого — нибудь купчика. Только ты будь поосторожней с этим. Не забывай, если попадешься, без ста золотых не выпутаешься. Так сто золотых прежний командир брал. А новый еще сумму откупа не озвучивал. Да и с купчишками будь поосторожней. Не каждого можно безбоязненно зарезать за сто золотых откупного. Если зарезанный будет золотой курицей какого — нибудь очень высокого господина, то и за сто трудно откупиться. И хаммийцев старайся не трогать, потому что для его величества они опора трона. Местных можешь, но поаккуратней…

Беседа в трактире Лайсу открыла глаза на многое. Уже через десять дней он протянул десятнику золотой. Тот взял, не спрашивая, лишь сказав:

— Соображаешь.

С тех пор Лайс ежемесячно давал десятнику по золотому, взамен тот время от времени приглашал его в свой трактир. Точнее, в трактир, с которого он кормился. Но десятник специально говорил:»Мой трактир». Уже вскоре бывший барон знал многие секреты королевства. И главный из них — секрет блистательной победы королевских войск. Настойка листьев хачху. О том, что солдаты пили какую — то настойку, знали многие, но вот из чего она — это считалось величайшим королевским секретом. Но для своих это не секрет. А Лайс — уже свой.

То, что Лайс вскоре загорелся желанием испробовать настойку, десятника не удивило — молодой еще, да шустрый. Золотой, что приносил Лайс десятнику, конечно же, не из жалованья. Шалит где — то. Впрочем, это его дело. А вот помочь достать настойку или просто листья хачху — почему бы и не помочь? За деньги, конечно.

— С настойкой сложнее. Были остатки, но ими распоряжался прежний командир, у нового ее нет. Будет тогда, когда начнутся боевые действия. Ждать не охота? Тогда остаются листики. Они не отсюда, контрабандные. Привозят из — под Гендована. Какой — то делец их туда поставляет. Кто — никто не знает. Король приказал разузнать, денег выделил на это. Но, видать, мало. Так ничего и не узнали. Как обычно, сделали вид, что ищут. Хочешь здесь купить — сведу с человеком, тот отдает по серебрянке за листок. Здесь это дешево. У других листики идут по две серебрянки. Десятую долю отдашь мне.

— Этот человек связан с Гендованом?

— Ах, вот оно что, парень… Ты, гляжу, по мелочам не работаешь. Поставщика хочешь пощипать? Но вряд ли удастся. Этот, наш лоэрнский поставщик, которого я знаю, лишь посредник. А сколько таких, прежде чем дойдешь до настоящего поставщика? Да и не дойдешь. Говорят, этим делом в Гендоване бандиты местные занимаются. Да и то — кто они, их герцог так и не узнал. То ли не тех изловили, то ли молчаливые попались.

На следующее утро Лайс выехал из Лоэрна в местное маленькое поместье, купленное им еще полгода назад. Сейчас здесь жил весь его отряд. Грейт — барон Фрастер, двенадцать крепких парней и Ловкач, превратившийся за эти два года в крепкого жилистого парнишку.

Лайс регулярно навещал поместье, проверяя, как идут дела. От Грейта он требовал, что все они не меньше восьми часов в день должны уделять тренировках. Он сам лично проверял успехи в ратном искусстве, безжалостно наказывая нерадивых. Уже сейчас каждый из его парней не уступил бы в поединке большинству солдат королевской сотни. Впрочем, если часть солдат сотни были такими, как хромой Сабвел, до сих пор не научившийся правильно держать меч, то пока большая часть королевских гвардейцев еще отличалась высоким воинским умением.

— Грейс, брат, как съездил к графу?

— Эймуд не знал, что настойка делается из хачху. Он, как и другие, думал, что здесь замешана магия.

— Магия — это сказки. Всё, что было магического из Лоэрна уже давно вывезено. Не думаю, что у Тарена есть что — то в запасе. Если было, не шел бы он так долго по трупам к трону. С магией — это к Черному Герцогу. И что Эймуд? Поблагодарил за новость, но как — то вяло.

— А что так?

— А что ему противопоставить? Если у Тарена есть листья, тот снова ими воспользуется. Именно это, наверное, и удерживает Эймуда от выступления на Лоэрн, хотя войск у него теперь больше, чем у Тарена.

— А если мы достанем эти листья графу?

— Откуда? Ему же нужно не два — три листочка, а самое меньшее три тысячи. Это же сто пятьдесят золотых. Но даже, если бы и достали такие деньги, где найдешь столько листьев? В Лоэрне, я наводил справки, их продают поштучно. Десять — двадцать от силы. Но не три — четыре тысячи.

— Вчера я разговорил десятника. Так вот, листья поступают откуда — то из Гендована и замешаны в этом местные бандиты.

— И что?

— То, что поставщик продает листья где — то там. И отнюдь не по две серебрянки. Это цена здесь, после того, как они пройдут по рукам перекупщиков. Цена лоэрнского поставщика всего одна серебрянка. А в Гендоване должна быть еще меньше.

— Ты хочешь купить сразу всю партию? По дешевой цене? Тогда денег нам должно хватить. Но где найти гендованского поставщика? Это не просто.

— Не просто? Это невозможно. Неужели другие не хотели этого сделать? Тот же гендованский герцог.

— Тогда что?

— Ты забыл про Ловкача.

— И?..

— Он же из Гендована, был в местной воровской удаче.

— Позвать его?

— Конечно.

Через несколько минут вбежал Ловкач, теперь уже не мальчик, а почти юноша.

— Ловкач, ты в своем Гендоване кого знал из старших над тобой?

— Ржавого.

— Твой Ржавый уже два года у орков в желудке. Кого еще?

— Над ним Пиявка был. А он связан с самим Хитрецом.

— А этот чем занимался?

— Хитрец самый главный из бандитов.

— Ты его знал?

— Видел. Несколько раз.

Лайс и Грейт переглянулись…

Гендованский барон Олитье, прибывший в Ларск с одеждой пропавшего виконта, в городе долго не задержался, а проследовал на юг, в Лоэрн. Он не сомневался, что новый лоэрнский король ухватится двумя руками за предложение его герцога. Он ведь преподносил Пургесу Ларск целиком! Гендованский герцог отдавал в руки королю и ларского графа и его младенца — наследника. Казнить первого и умертвить второго — и военные проблемы Пургеса решены. Лоэрнская армия дополненная силами нового ларского графа легко сможет разделаться с последним очагом сопротивления в лице графа Эймуда. Да и маркиз Ильсан, ставший графом Ларска, был бы хорошим вассалом Пургесу. Олитье слышал, как высоко отзывался Ильсан о новых законах королевства. Даже сожалел, что его отец не додумался до таких. Он и в Ларске, став его графом, быстро бы ввел все лоэрнские нововведения.

Прибыв в Лоэрн, барон Олитье сразу же напросился на аудиенцию к личному советнику его величества.»Ждите» — ответили ему. Прошел день, два, седьмица. Когда он вновь обратился к секретарю высокопоставленного королевского чиновника, то в ответ получил:

— Указом его величества установлен срок рассмотрения обращений в один месяц. Ждите.

Наконец, в последний день, когда истекал ровно месяц, в гостиницу к потерявшему все надежды барону прибыл посыльный, который известил, что барона сегодня примут во второй половине дня.

Приехав к дому королевского чиновника, барон просидел в ожидании еще час, после чего его пригласили в кабинет. Здесь гендованский барон сообщил лоэрнскому барону, что является специальным посланником герцога к его величеству Пургесу Первому. Он уполномочен предложить его величеству помочь решить вопрос о сдаче Ларска королевским войскам с выдачей королю Лоэрна ларского графа и его наследника.

— Очень интересно, господин барон. И весьма своевременно. Но милорд обратился не по адресу.

— Но ведь вы один из самых близких его величеству людей и, насколько мне известно, являетесь советником короля по вопросам политики.

— О, вы неплохо информированы, господин барон. Весьма неплохо. Но я теперь больше занимаюсь вопросами, связанными с этим негодяем мятежником Эймудом. Еще три седьмицы назад я перестал заниматься Ларском.

— А кто из ближних людей его величества занимается Ларском?

— Трудно сказать. Сегодня один, завтра другой, а послезавтра, знаете ли, третий. Попробуйте обратиться к Шуйвелу. Именно он принял у меня ларские дела. Впрочем, я вспомнил. Шуйвел занимался лишь несколько дней, кажется, дела перешли к Сейгину. Да, точно — к Сейгину…

На следующее утро барон обратился в канцелярию Сейгина.

— Скажите, господин Сейгин в настоящее время ведет ларские дела? У меня послание особой важности и срочности от его сиятельства герцога Гендована к его величеству Пургесу Первому.

— Я не могу, господин барон, ответить на этот вопрос. Это в компетенции только самого милорда Сейгина.

— Хорошо, как я могу встретиться с милордом?

— Я вас запишу.

— И когда ждать приглашения?

— В течение месяца, милорд.

— Но у меня чрезвычайно важное сообщение. Оно крайне выгодно его величеству! И я уже потерял целый месяц!

— Увы, у нас заведен такой порядок.

— А если через месяц или раньше окажется, что милорд Сейгин уже не занимается ларскими вопросами? Такое может быть?

— Все может быть, господин барон. Но милорд Сейгин, я надеюсь, сообщит, кому переданы дела…

В этот же день барон Олитье выехал обратно в Гендован. За два дня до его прибытия в столицу герцогства въехала карета с графиней Ларской и юным наследным виконтом. Как только Дарберну стало лучше, Эльзина отпросилась у выздоравливающего мужа съездить навестить отца и показать тому внука.

Прибытие дочери обрадовало герцога. Еще больше его обрадовало то, что она привезла с собой маленького Винтольда. Все пока складывалось как нельзя лучше. Винтольд уже в его руках. Теперь остается только Дарберн. И как только Пургес даст согласие на его предложение, Ильсан вместе с верными гендованскими отрядами сумеет схватить ларского графа и выдать его в Лоэрн. За это Пургес должен отдать Ларск его Ильсану. Только что — то долго не возвращается этот Олитье. Где он там застрял?

Барон Олитье приехал через два дня. И приехал с пустыми руками и сильно обескураженный. Больше чем за месяц никто в Лоэрне не заинтересовался этим предложением. Может быть, барон пропьянствовал весь этот месяц? Но такого за ним раньше не водилось. Но и известие о его злоключениях в Лоэрне было слишком невероятным, чтобы в это поверить.

Когда он навел справки о положении дел в Лоэрне, он с ужасом понял, что Олитье его не обманул. Королевство Лоэрн, добившееся целого ряда блестящих военных успехов, на самом деле оказалось на глиняных ногах. Ткни — и королевство развалится.

Хорошо получилось, что миссия Олитье провалилась. Трудно себе представить, что могло быть в будущем, если бы его предложение Пургесу было принято. Его Ильсан стал бы заложником обреченного короля и павшего вскорости королевства. А то, что Пургес обречен, герцог теперь не сомневался. Значит, нужно вернуться к первоначальному плану. Этого калеку продвигаем в короли Лоэрна. Через несколько лет безрукий неожиданно погибает. Королем становится его маленький Винтольд, а регентом, кто? Конечно, Ильсан, граф Ларский. Хотя Эльзина тоже захочет править от имени своего сына. Ладно, решение этого вопроса можно оставить на более позднее время. Надо только сказать Эльзине и Ильсану, чтобы они, а не калека, имели влияние на Винтольда.

А как только его дети станут королевскими регентами, тогда в руках его семьи будет и Гендован, и Лоэрн, и Ларск. Он станет самым сильным властителем в Атлантисе!

А в разгаре весны герцог Гендована получил сообщение о предстоящем венчании внука графа Эймуда с принцессой Алицией и о значительном усилении мятежного графа солдатами из Пирена. Черный Герцог! Он тот, кто разрушит все его планы. Лоэрн падет, внук Эймуда станет королем, а вся его комбинация полетит кувырком. Не бывать Эльзине регентшей. Да и Ильсану ларским графом. Всё подомнет под себя этот пиренский герцог.

К сожалению, его Ильсан плохо себя показал в качестве военачальника. Теперь ему не доверяют ни ларские бароны, ни их наемники. А без активных действий, без побед, не видать Лоэрна. Сможет ли Дарберн возглавить войска? Надо же, Дарберн. Раньше он его называл калекой, да безруким. А Эльзина, когда гостила в Гендоване, та и вовсе своего супруга называла обрубком.

Но где это видано, чтобы командующий войсками не держал в руках меч? Как он будет вести солдат в бой? Нет, не получится. И среди ларских баронов нет явного лидера, которому согласились подчиняться все остальные. Хоть воскрешай этого Сашку! Все — таки виконт, брат графа и с обеими целыми руками.