Триада «доказательств»…

Выйдя на палубу, я взглянул на курс шлюпа. Он был явно не на норд-норд-ист, то есть в Эгейское море, в сторону Дарданелл. Но вовсе наоборот – почти на вест, то есть в сторону Ионического моря!

Подумалось: что-то колдует наш Брис. И когда после завтрака все собрались в кокпите, наш «человек-сюрприз» Брис не заставил долго ждать:

– У нас осталось еще около десяти заседаний клуба. Мы можем стать на якорь и в два-три дня разобраться с нашими эссе, сделать выводы и принять решение, как строить мост – вдоль или поперек? Опираясь на логику, «поперек» – это как правильно и хочется! А «вдоль» – это означает… разбежаться по домам! «На зимние квартиры»… И пусть меня проглотит кашалот!

Брис обвел всех взглядом, встретился глазами с каждым и, после паузы, молвил:

– Ну, как насчет моста?

Видимо, он что-то прочел в наших глазах. Вернее всего, увидел колебания в выборе. И он с горечью предложил:

– Давайте голосовать тайно… Гор, дай твою капитанскую фуражку… Она с твоей честной головы… Влад, готовь семь «за» и семь «против»… Вскочил Влад:

– А за что будем голосовать? Какой-то «мост», что-то «вдоль» или «поперек»… Говори яснее, Брис? Что придумал?

– Действительно, мы от тебя столько получили сюрпризов, слава Богу, в хорошем смысле слова и дела, – уточнила Ольга. Повеселевший Брис, послав Ольге воздушный поцелуй, а Влада погладив по голове, произнес:

– «Замахнемся-ка мы на самого Вильяма, понимаешь, Шекспира», как говорил герой фильма «Берегись автомобиля!».

– А кто у нас Шекспир? – стали спрашивать мы друг у друга, хотя уже догадывались.

Вернее всего, это новый поход, но куда?

Упреждая конкретное предложение Бриса, я поднялся и заявил:

– Курс-то у нас на Запад, но, как я понимаю, не за Гибралтар – к этому мы еще не готовы… Значит…

– …значит – Закинф! Ко мне, в бунгало… Триста миль пройдем дня за два-три и по пути разберемся с заседаниями клуба…

Все вздохнули с облегчением – атмосфера неясностей разрядилась в пользу… всех сторон. Через несколько минут на «Доске история знаний» появилось расписание заседаний Клуба:

Максим: «Как это могло быть»

(реставрация гибели цивилизации).

Стоян: «Преданья старины глубокой…»

(историческое у Платона).

Влад: «Археология: за или против Платона?»

(кто во что добавил своего?).

Брис: «Геология: и за, и против Платона»

(в чем сходство).

Ольга: «Археология – за мифы!»

(без веры в мифы не было бы «шлиманов»!).

Рида: «Геология: спасибо мифам!»

(символ Атлантиды).

Максим: «Археология и геология: вроде бы не против?!» (компромисс: а если у Платона – это смесь двух цивилизаций?!).

* * *

Еще отправляясь из Равенны, я задумал подвести итог нашему путешествию в какой-то необычной форме. Но однозначный вывод – «да» – сформировался из двух доказуемых моментов: это – Санторини и Крит, точнее, их жизнь и гибель. Мы как бы ходили вокруг и около самой катастрофы. Но как она протекала?

И вот тут-то маленькие квадратики плотной бумаги с выписками стали тем самым «пасьянсом», который их количество превратил в качество. Так на свет появилось более-менее стройное описание гибели Средиземноморской цивилизации в середине II тысячелетия до новой эры.

– Итак, друзья, – обратился я к коллегам по цеху, – делается попытка вообразить истинные масштабы геологической катастрофы, произошедшей 35 веков назад в Эгейском море (оно, правда, тогда так не называлось!). Катастрофе, послужившей причиной гибели минойского царства…

Вот о чем я рассказал на заседании и затем представил на «Доске…».

Как это могло быть… Извержению Санторина предшествовал длительный период затишья. Раскопки на острове Тира показывают, что за несколько лет до гигантского извержения там происходили малые землетрясения, разрушавшие здания.

Случались и вулканические извержения: так, на слоях пепла и пемзы, покрывавших обломки результатов землетрясений, были заметны следы жизни, которая явно продолжалась после стихийных бедствий.

Во время гигантского извержения, несмотря на силу его и близость кальдеры, дома минойских поселений на Санторинском архипелаге под слоем пепла сохранились сравнительно в хорошем состоянии. И потому исследователи предположили: перед самим извержением не было сильных подземных толчков.

Значит, катастрофа началась внезапным мощным выбросом пемзы и пепла, засыпавшим селения вокруг кальдеры. И еще значительный вывод: «подготовительный период» был непродолжительным – несколько часов или дней. А выброс – мгновенным. И этому есть веские объяснения:

во-первых, вулканическая катастрофа;

во-вторых, в отличие от трагедии в Помпее, здесь не обнаружено человеческих останков (только останки домашних животных);

в-третьих, значит, люди успели уйти.

Если это Атлантида, то жители смогли бежать из города и захватить с собой самое ценное, даже глиняные сосуды, которые не увезли собой и оставили на берегу. Почему они бежали?

Трещины в земной коре послужили путями выхода на поверхность разогретых газов. Вулкан начал дымиться. И жители в панике стали покидать острова архипелага. Быстроходные корабли вывозили их на Кикландские острова, на Крит и, возможно, на африканский материк. Но не в Грецию, с которой они находились, судя по Платону, в состоянии войны.

Здесь хотелось бы оговориться: можно исходить из той посылки, что Платон описывает минойскую цивилизацию, но он переносит ее за Геркулесовы столпы, в Атлантику. Более того, описывая минойскую державу, он привнес в это описание сведения, ставшие ему известными об Атлантиде атлантической! Подземные толчки на Санторини становились все сильнее и сильнее. Слышался нарастающий гул, камни и пепел выбрасывались на все большую высоту. Наконец, судя по Платону («в один день и в одну бедственную ночь…»), когда перегруженные корабли с людьми были еще в пути, разразилась катастрофа – гигантский взрыв потряс все Восточное Средиземноморье!

Итак, первая причина разрушений на Крите – это землетрясение с его донной волной, а затем – воздушная волна и обширный пеплопад. И главная разрушающая сила – цунами, которое прошло по всему морю.

Так, на острове Анафи (25 километров от Санторина) в верховьях одной из долин на высоте 250 метров обнаружен слой осадочной породы толщиной в 5 метров. Слой был на дне моря, а затем волной занесен на сушу.

Взрыв Санторина не был виден в странах Ближнего Востока, Африки Европы, но народы этих стран могли быть очевидцами разных атмосферных явлений, возникших в результате извержения. Но грохот был слышен и там, а поднятый пепел вызвал тьму надо всем Средиземноморьем. Свечение атмосферы же распространилось по всему земному шару.

Катастрофа, постигшая Минойскую державу, отразилась на культурном развитии всего Средиземноморья. И что характерно, области вблизи эпицентра взрыва пришли в упадок, зато в находящихся вдали наступил период пышного расцвета искусств. В этом немалую роль сыграли оставшиеся в живых минойцы, которые успели покинуть Крит. А располагали такой возможностью, видимо, наиболее богатые люди. Они смогли захватить с собой самых талантливых мастеров, хранителей знаний-ученых и хороших управляющих.

Археологи обратили внимание, что высокая культура Сицилии, Липарских и Кикландских островов внезапно закончила свое развитие. Но удаленный от Крита остров Кипр (550 км) становится одним из самых главных очагов культуры. В середине II тысячелетия до н. э. появилась письменность, получившая название кипро-минойской. Она не расшифрована до их пор. Причем ее появление связывают с выходцами с Крита.

Заканчивая свое вступление, я сделал обобщение и обращение. Говорил о гибели цивилизации:

– Так очень редкий по своей повторяемости вулканический взрыв оборвал жизнь одной из величайших цивилизаций мира. 200 веков вулкан молчал, но собирал силы, чтобы в течение считанных дней извергнуть лавину каменных глыб и тучи пепла, породить цунами и оставить после себя безжизненную пустыню…

– Максим, – как-то подозрительно обратился ко мне Влад. – Я что-то не понимаю: ты что, уже встал на позицию смеси Атлантид?

– И да, и нет, Влад. И это мой второй вопрос, который я хотел бы обсудить. Готовы меня выслушать?

Все напряглись: как потом мне говорили, что чаще ожидали необычное от богатого на сюрпризы Бриса. А тут, говорили, ты – Максим, наш ученый секретарь…

– Так вот, друзья, помните нашу полемику с тремя альтернативами? И вот, когда я работал над всеми материалами, меня стала преследовать навязчивая идея, точнее, зрело внутреннее убеждение: мы действительно имеем дело с тремя оценками Великого Сказания Платона… Произношу эти три последних слова с большой буквы!

И я обратился ко всем с просьбой повторить вслух название их личных эссе.

– Заголовки вы сделали сами, а подзаголовки? Их поместил я, и неспроста… Что в них заложено, когда вы знакомились с подзаголовками? Скажите, каждый из вас – одним словом?

– Мне кажется, – медленно стала говорить Рида, – это неуверенность в собственном эссе.

– Более того, сомнение в написанном, – заметила Ольга.

– А я твердо сказал, привел только факты, – заметил Влад.

– Вернее, было бы правильным сказать, что в подзаголовках Максим привнес в наши души не неуверенность в сделанном, а уверенность в том, – заколебался Стоян.

– …что поиск продолжается, извини меня, Стоян… Не это ли ты хотел сказать? – перебил Стояна Брис.

Стоян согласно развел руками.

– Очень верно… Мы – на новом пути, и все в том же векторе Атлантиды. А потому слушайте, – попросил я тишины у моих коллег.

И я указал им на необходимость сделать выводы в своих эссе по трем пунктам.

– Но опирайтесь на свой заголовок – он вами выстрадан – и на мой подзаголовок… Я ведь тоже их выстрадал…

– Это какие-то три пункта, в которые, как в воронку, мы вынуждены будем вгонять свое мнение по эссе? – возмутился Влад.

– Ну что ты заводишься? – сказала Ольга. – Давай послушаем… И если Максим перегнул палку, то за тобой право: не следовать его советам…

И уже весело Ольга добавила:

– Ну как ты будешь смотреть всем в глаза, отказавшись от возможности еще раз потренировать мозги?!

И ко мне:

– Максим, Влада я беру на себя – он хороший мальчик…

В этой перепалке чуть не забыли о моих трех вопросах. Все встали и хотели разойтись.

И только Рида жалобно воскликнула:

– А вопросы… Максим, где вопросы?

Вопросы были весьма конкретными:

– Вы сделаете однозначный вывод из своих эссе, хотя и с оговорками – «да», «может быть», «не исключено»… И наконец, «не противоречит науке!» – это высшее заключение…

И я продиктовал все три вопроса.

Платон располагал сведениями об Атлантиде атлантической?

Платон описал Атлантиду атлантическую частично?

Платон описал Критскую цивилизацию под именем Атлантида (привнеся сведения об Атлантиде атлантической)?

Эта триада давно уже витала в наших беседах и потому никого, казалось бы, не удивила. Но здорово озадачила. Ибо не было ни оваций, ни топания ногами в знак протеста.

После полудня первый по списку докладчик Стоян сказал, что он готов сделать свое сообщение. Начал он с привлечению внимания коллег к подзаголовку:

– Мне Максим, конечно, подзаголовок навязал… Он соединил мой заголовок со своим видением проблемы. И что получилось: «Преданья старины глубокой…» или «Историческое у Платона»… Я, конечно, уважаю Пушкина, потому и привел эти слова из «Руслана и Людмилы», но…

Стоян, демонстрируя наигранное возмущение, решительно заявил:

– Какое счастье, что поход подходит к концу, и какое несчастье, что наш ученый секретарь не будет больше нас терроризировать!

Были аплодисменты, правда, непродолжительные. И еще было не совсем понятно: они за или против меня?

Брис шепнул мне на ухо:

– Крепись, старик, еще не такое будет… Видимо, мы им здорово поднадоели…

– Вовсе не надоели – это Стоян так топорно шутит! – подслушав нас, выкрикнул Влад и получил от Ольги подзатыльник.

А Стоян, не моргнув глазом, продолжил свое выступление. Вот оно в том виде, в каком появилось на «Доске…» – короткое, но емкое по смыслу.

«Предания старины глубокой…» (историческое у Платона). О высокой культуре Крита и его царе Миносе говорится не только в мифах, но и в трудах египетских, греческих и римских историков, в частности, у Геродота и Фукидита. О Миносе они отзываются как о мудром правителе, строителе городов и создателе первых писаных законов.

Значит, минойское государство имело письменность? Да, это подтверждается при раскопках на Крите, островах и на материковой части царства. Но парадокс заключается в том, что минойцы владели не просто письменностью, но первой в Европе слоговой, которая пришла на смену… иероглифам! И об этом Платон говорит:

«Каждый из десяти царей господствовал в своем уделе… взаимные же их отношения и общение … определялись предписаниями Посейдона, как их передавал закон, и надписями, начертанными еще предками на орихальковом столпе…».

А это означает, что диалоги Платона и записи историков древности свидетельствуют об одной и той же стране, где существовал мудрый правитель. Именно он впервые ввел законы и начертал их на столпе для всеобщего ознакомления.

Русский ученый Норов еще в ХIХ веке писал:

«Атлантида, по нашему предположению, занимала пространство Средиземного моря от острова Кипр до Сицилии, возле которого на севере были Тирренское море и Тиррения. Это пространство совершенно соответствует тому, которое Платон определил для Атлантиды, а именно 3000 стадий в длину и 2000 в ширину…».

Норов привел, по его мнению, убедительные возражения против версии о том, что загадочная страна Платона располагалась в Атлантическом океане. «Можно ли искать, – говорил он, – Атлантиду древних за теми столпами Геркулеса, которые обыкновенно ставят в проливе Гибралтарском, тогда как часть земного шара за проливом Гибралтарским не принадлежит истории первобытной? Одно это рассуждение должно было удержать от подобных предположений».

Получив долю восхищения об услышанном от благодарных слушателей, Стоян ответил на все три вопроса положительно: «да» – Платон располагал сведениями об Атлантиде атлантической; «да» – Платон описал частично эту Атлантиду; «да» – Платон описал критскую цивилизацию под именем «Атлантида» и привнес в это описание сведения об Атлантиде атлантической.

Вопрос к оратору был только один.

– Ты ведь, Стоян, знаешь по теме больше, чем написал? Там, за пределами этого эссе, имеются такие же веские исторические доказательства в пользу «комбинированной» Атлантиды? – спросил его Влад.

Ответ был категорически положительный.

Я вызвал к барьеру Влада и сказал, что это ему в наказание за вопрос к Стояну. Влад шутку не принял. Он знал, что порядок выступлений обоснован логикой, которую можно было бы назвать: «загнать противника нашей идеи в три лузы одним ударом».

Влад не стал обвинять меня в узурпаторстве власти над умами, а сразу взял быка за рога.

– Моя тема связна с археологией и Платоном, а подзаголовок – просто блеск: «Кто во что добавил своего?».

– Это что? Максим так сформулировал? – спросила Ольга. – И ты, Влад, в этом разобрался?

Влад на выпад не отреагировал. Его эссе было весьма короткое, но тему он раскрыл.

«Археология: за или против Платона?» (кто во что добавил своего?). Греческие мифы, легенды Древнего Рима и Египта говорят о геологической катастрофе, и это совпадает с описанием Платона.

Последние археологические раскопки еще раз подтверждают реалии Платона. А именно: платоновская Атлантида и цивилизация Эванса существовали в период расцвета позднего бронзового века.

Дворцы атлантов – храм Клито и Посейдона – напоминают руины критских дворцов эгейской культуры середины II тысячелетия до н. э.

Более конкретно: Платон описал игры атлантов с быком и изображения их на вазах, кубках, стенах… И это же можно видеть на одной из фресок Кносского дворца. «Культ быка» повторен многократно на найденных сосудах-ритонах даже за пределами острова.

Платон говорит о широком развитии земледелия на Атлантическом острове, а на Крите открыли огромные кладовые, где в сосудах хранилось зерно. На одном из сосудов изображена процессия крестьян, направляющихся на сбор олив.

Он отмечает, что атланты имели огромный флот в 1200 кораблей, а раскопки на островах и берегах Средиземного моря дают неопровержимые доказательства морского могущества минойского государства. Оно торговало с Египтом, Вавилонией. Из Северного моря на Крит поступало олово и янтарь…

– У меня – все, – со вздохом облегчения закончил Влад.

И было от чего запыхаться – он выбрал такой темп своей речи, что чуть не задохнулся, как при беге на короткие дистанции. И, не дожидаясь моего призыва сказать свое мнение по триаде, махнул рукой и заявил:

– Я на все три вопроса отвечаю: «да»!

– Итак, – воскликнула Ольга, – пока три-ноль в пользу нашей но-вей-шей версии… Новой версии – о смеси Атлантид…

Мы уже вышли из Эгейского моря, и наш курс был на север-север-запад. Остался справа полуостров Пелопоннес – его южные границы мелькали вдалеке.

В этот день ветер крепчал, и было не до разговоров – все работали с парусами и следили за морем. Наконец шторм стих, и мы опять могли собраться в кокпите, а не в кают-компании, и продолжить разговор об Атлантиде.

К этому времени я уже понял и обсудил с Брисом мое открытие: ребятам нравились все эти беседы, казалось бы, навязанные им другим человеком, причем с позиции возраста, опыта и явного честолюбия. Об этой самокритике узнали все – на таком утлом суденышке любое слово слышно насквозь!

– Итак, к барьеру вызывается Брис… Как выражаются мои флотские коллеги по морской артиллерии, мы будем иметь дело с главным калибром… Прошу, – указал я рукой на Бриса.

– Я жаловаться на Максима не буду… И жаль мне не его, а вас… Конечно, вы – овцы… по своему послушанию. – Он посмотрел на меня и продолжил.

– Мы с Максимом ожидали бунта еще в Адриатике, когда стали навязывать вам не эссе, а сюрпризы с изменением курса… Но, как говорил поэт, «терпелив наш народ»… Спасибо вам, а если серьезно – очень трудно сплотить коллектив столь разных людей… Но нам это удалось. И не потому ли мы уже начали скучать друг без друга, еще не распрощавшись…

И обратившись к Владу:

– Утри слезы умиления и сопли восторга… Едва ли ты думаешь по– другому… Вместе с Ольгой… А теперь – к «нашим баранам»…

И Брис поведал свое видение геологии в отношении Платона.

Геология: за и против Платона (в чем сходство?). Платон описал рельеф Атлантиды, напоминающий строение вулканической кальдеры – кольцо вулканических гор, отделяющих остров от моря. И внутри – лагуна с более мелкими конусами вулканов. Не это ли можно видеть на Каймени?! И действовал он совсем недавно, в 1707 году.

И там, и здесь – это явно вулканическая кальдера. Платон говорит о небольшой горе в центре Атлантиды. И еще удивительное совпадение: Атлантида имела форму продолговатую. Но известно, что вулканическая кальдера обычно круглая, если бы не … Санторинский архипелаг – он имеет соотношение 2:3, как и Атлантида!

Археолог-сейсмолог Галанопулос «уменьшил» размеры Атлантиды в 10 раз, и это привело к тому факту, что платоновская цивилизация оказалась всего в два раза больше Санторинского вулканического архипелага. Вот и получается, что рельеф Атлантиды, по Платону, напоминает строение кальдеры Санторини. Причем, судя по геологическим данным, какой она была до минойского извержения. И еще: и там, и там – источники с теплой водой. Но известно, что на Санторини они – вулканического происхождения…

– И какой однозначный твой вывод? – спросил Стоян. – Аргументированный, конечно?

Брис мотнул головой и решительно заявил:

– Легенда об Атлантиде приобретает реальность, если мы перенесем ее из Атлантического океана в Восточное Средиземноморье…

– Но это же означает перенос Атлантиды… из Х во II тысячелетие до н. э., – с ужасом молвила Рида.

– Это твое мнение, Брис? – спросила Ольга.

– И мое тоже… Большинство атлантологов упорно не хотят видеть этот почти факт…

– Может быть, они субъективное ставят выше объективного? – спросил я, фактически в душе уже капитулировав перед Атлантидой средиземноморской, хотя и с оговоркой.

– Именно так! – сказал Брис. – По их мнению, такая операция с переносом Атлантиды просто разрушает предание о ней!

Затем Брис коротким «да» ответил оптом за всю триаду в адрес Атлантиды.

После обеда, как положено на флоте, все разбрелись на отдых. На палубе остались только мы с Брисом. Лежа у основания грот-мачты, что ближе к носу, мы неторопливо обсуждали наши дальнейшие планы.

Брис, обуреваемый сюрпризной темой, сказал:

– Нужно что-то такое, чтобы наши подопечные, за судьбу которых мы отвечаем, услышали бы супер-сверх-экстраординарное…и ахнули…

– …крякнули, почесали бы в голове, умилились тебе и мне, а затем встали на колени и хором попросили: «Дяденьки, сделайте, чтобы то, о чем вы шепотом говорите, свершилось…».

– Очень похоже… Это твое ерничание, Максим… Но в этом что-то есть… Ладно: будем думать и удивлять…

– …только так и только в их же пользу! – примирительно воскликнул я. И с деланным преувеличением захрапел.

Утомленный сном и ожиданием нового заседания клуба, экипаж «Аквариуса» собрался в кокпите без напоминаний. Ольга уже сидела там и перебирала листики с записями. Я ее спросил:

– А готовое эссе имеется? Для «Доски»?

– Да, да. Конечно, не мешай – мысли растеряю…

Я встал и провозгласил:

– Слово имеет Ольга, крупный специалист по всяким неправдам, полуправдам и даже немногим правдам… Прошу к столу!

Ольга напряглась и молвила:

– А я Максиму благодарна…

– Ладно, не подлизывайся – не ты одна! – выкрикнул Влад.

А Ольга продолжала:

– Заголовок – полностью мой! Максим просил придумать что-нибудь «стреляющее»… Но его подзаголовок звучит как залп орудий, помните, он говорил, – главного калибра. Слушайте: без веры в мифы не было б «шлиманов»… Ну что?!

Ее эссе было не длиннее остальных.

Археология – за мифы! (Без веры в мифы не было бы «шлиманов».)Раскопки на Крите подтвердили, что греческие мифы отражали реальные события на этом острове. По моему мнению, громовержец Зевс был родом с Крита, он обоснованно считался сильным и могучим властелином, которого народные предания возвели в бога.

Мифы говорили о критском царе Миносе и лабиринте, а Эванс фактически его нашел. И сражение Тесея с быком – это демонстрация мужества и силы.

Миф о художнике Дедале сообщает, что он приехал на Крит издалека. Но слава о нем шла далеко как об архитекторе замечательных зданий. Ему же, судя по мифу, принадлежит возведение лабиринта.

А вот со статуями – неувязка: дело в том, что на Крите статуи не найдены. Панно, фрески – да, а статуй нет. Хотя Дедалу приписывают: «статуи все как живые». Так это или не так, но вернее всего, Дедал был реальной фигурой, потому и вошел в народные предания.

И еще сенсация: с Минотавром! Именно по его вине погибали на Крите подростки (в мифах речь идет о подростках из Афин). Ну а если рыскавший в лабиринте Минотавр был не просто символом опасных игр, а принадлежал к религиозному культу? Археологи доказали, что легенда о Минотавре имеет под собой веское основание: дети, посылаемые в Кносс каждые семь лет, действительно предназначались в пищу Минотавру! Вот и хочется повториться, вслед за Грегори: не это ли является подтверждением, что мифы не произрастают из ничего?!

Всех развеселил Влад, прервав сообщение Ольги:

– Что эти критяне возились с Минотавром? Не приносили бы жертву, а по-нашему – жратву, он бы и издох…

– Хулиган! – таким восклицанием в его адрес закончила свое эмоциональное и короткое выступление наша любимица Ольга. Она искренне торопилась жить и часто бежала впереди паровоза. И как ни странно, обгоняя его.

– И не смотри на меня вопросительным взглядом, – опередила меня наша непоседа вопросом по триаде. – В отличие от вас, по Атлантиде атлантической скажу «может быть», а по остальным – «да».

Вечер застал нас за приведением в порядок наших жилых и рабочих мест. В этом вопросе старшим был Гор. Ведь за Брисом закрепилась роль командора «экспедиции», за мной – секретаря, то за Гором – капитан.

Он поставил за штурвал Риду и многократно обходил места, где мы елозили по палубе швабрами, чистили закоулки в рундуках, перебирали постели, искали «морскую» пыль на полках и бимсах. Особое внимание уделили общей и одновременной работе по обтяжке снастей.

Вот тогда-то я впервые увидел несколько работ Риды: карандашные наброски береговой линии, попытка зарисовать неуловимое море – волны, взгляд на берег через снасти нашего шлюпа.

С небольших листов ватмана смотрели на меня чайки – именно смотрели. Это были десятки быстрых набросков чаек в полете, но у всех глаза или глаз направлены на зрителя. И я понял, в чем дело: Рида помещала чайку в центре листа. Это давало «эффект слежения» – взгляд как бы следовал за вами…

А вот и мы, но когда и где сделаны были эти рисунки? Рида никогда не была рядом с нами с карандашом в руках! За моей спиной оказался Гор:

– Нравится? Ваши портреты она делала по памяти… Но она боится показывать всем свои работы… А зря! Уговорите ее, и пусть все порадуются ее труду.

– Конечно, Гор, сделаю, по возможности, деликатнее… Она… она, – не находил я слов, – она – человек с золотыми руками и светлой душой… Тебе с ней здорово повезло, Гор!

И тут я взглянул ему в лицо – оно сияло. Можно сказать, он светился. Прожив более шестидесяти лет, я редко встречал такие просветленные лица. Хотя… Может быть, они мне не попадались, или я их не замечал…

За ужином я спросил ребят: стоит ли сегодня загружать себя еще одним эссе? А раз возражений не было, заседания клуба продолжались.

– Сегодня мы заслушаем Риду по двум вопросам, – начал я и посмотрел на Гора, возвышавшегося над нами со штурвалом в руках. Кажется, он мой намек на разговор о рисунках Риды понял и коротко кивнул в знак согласия.

Рида волновалась, хотя знала нас уже не один месяц. Но волнение – это признак добросовестности и ответственности. Я подбодрил ее полуулыбкой, чуть прикрыл глаза и кивнул, давая знак к началу выступления.

– Вернее всего, следовало бы начинать не со «спасибо мифам», а спасибо всем вам за доброе отношение к нам с Гором… Но «спасибо» имеется и в названии моего эссе. И Максим сказал свое слово: символ Атлантиды. Красиво, но, кажется, непонятно! Однако, возможно, удастся взглянуть на этот подзаголовок по-другому после моего эссе.

И Рида выразила свою точку зрения на заданную тему. Вот она.

Геология: спасибо мифам! (Символ Атлантиды.) Мифы Древней Греции и результаты геологических исследований совпадают в отношении характера катастрофы, случившейся в Эгейском море. И мифы, и геология говорят о вулканическом извержении, взрыве и пеплопаде. Интересующиеся проблемой Атлантиды заметили весьма любопытное в вопросе о происхождении трезубца Посейдона, брата Зевса и властелина морей. Один из исследователей тайны Атлантиды даже отмечал: «…трезубец сопутствует всем его изображениям и скульптурам. Трудно понять, почему Посейдон постоянно держит в руке эти большие вилы…».

И вот приговор: трезубец – это трехглавые вершины острова над водой. И виден он издалека как прекрасный ориентир для судов на море и в океане. И исследователь-атлантолог решительно заявил: «Он-то и стал символом Атлантиды». Более того, уже сегодня известно, что «трезубец» во многих языках означает «гора».

Если Атлантида – это вулканическая кальдера, то Платон описал ее как остров, окруженный высокими горами с крутыми обрывами в сторону моря. Говоря о критской цивилизации, следует обратить внимание на контуры вулканической кальдеры на Санторини, который выглядел именно так: три торчащих из воды вершины. Причем когда плывешь к нему от Крита или с севера – всегда видны три.

Появление на горизонте трехглавого острова говорило мореплавателям: близок конец пути, они приближаются к столице властителя морей – Посейдона, живущего на Крите.

– Мое мнение о триаде, – завершила сообщение Рида, – «может быть» и два «да»! Поймите меня, я всей душой хочу верить, что смесь Атлантид – это и есть гениальное изобретение Платона, посланное нам из глубины веков…

Влад крутил головой, Ольга открыла рот, Стоян задумчиво смотрел на Риду. Они поддались на ее страстный призыв поверить ей в том, что ее вера – искренняя!

Моя натура пела: Боже мой, как многое изменилось в душах моих случайных друзей за несколько десятков дней совместного плавания!

– Не это ли момент истины? – задумчиво молвил Брис. – Мы на пороге нового и категорического открытия… Пусть даже нашего «аквариусного разлива»… Спасибо Рида, спасибо вам, мои друзья!

Готов был сегодня высказаться и я. Однако атмосфера была столь лояльна к Риде, что мне не хотелось комкать милое умиротворение, достигнутое ею. И не стал я говорить о ее рисунках, надеясь дождаться более удачного момента.

Утром следующего дня было объявлено, что к вечеру мы подойдем к острову Закинф. А пока оставалось мое сообщение, как бы в одномфлаконе – археология и геология. Оно подводило итог всем нашим мнениям для внутреннего пользования.

– Друзья, не буду краток – материала много. И то, о чем я буду говорить, подается в виде тезисов. Выводы напрашиваются сами с опорой на авторитеты в области атлантологии и собственного мнения. Итак, моя тема…

Археология и геология: вроде бы не против (Компромисс: а если это смесь из двух Атлантид?). Эти два источника сведений об Атлантиде вступили в спор совсем недавно, с середины девятнадцатого века.

Но оба свидетельствуют, что в Восточном Средиземноморье за 1400 лет до н. э. произошло разрушительное извержение вулкана Санторин, ставшее причиной гибели, как говорят сейчас, Эгейской цивилизации. Правда, раскопки Эванса на несколько десятилетий опередили геологические изыскания. Эванс исследовал и описал развалины Кносса, десятков городов и селений на северном и восточном побережьях Крита. Все они лежали в руинах и на тысячелетия были укрыты слоем пепла.

И тем не менее, Эванс и его последователи связывали гибель минойского государства с вторжением греков-ахейцев. И только более поздние геологические исследования подтвердили версию археологов о вулканческой катастрофе, приведшей к гибели этой цивилизции.

Реальность Атлантиды, говорят реалисты, обогащенные новыми знаниями, – это перенос ее из Атлантики в Восточное Средиземноморье, то есть на 8000 тысяч лет позднее!

Конечно, имеются огромные трудности доказательств, что Атлантиду Платон поместил в Атлантику. Конечно, но… ссылка на исторические факты против Атлантиды атлантической – еще не аргумент, ибо факты беззащитны, если их не поддерживают люди. Атлантолог Н.Ф. Жиров отмечает: «…предание об Атлантиде беспрецедентно в истории человечества. Между временем существования цивилизации атлантов и современностью огромный и единственный в своем роде разрыв во времени – целых двенадцать тысячелетий! Немалым кажется разрыв во времени между цивилизацией Атлантиды и древнейшими из известных пока нам и хорошо датированных цивилизаций мира (например, шумерской и египетской), исчисляемых несколькими тысячелетиями…».

Но ему противоречит океанолог О.К. Леонтьев: «Если…следует признать, что 12 тысяч лет назад произошло в течение очень короткого времени погружение на дно океана массы объемом более 3 млн. куб. километров… То это должно было бы вызвать понижение уровня океана на 7 метров, что не могло бы остаться незамеченным…».

Вот как формулируют атлантологи нестыковки в «показаниях» Платона с археологическими раскопками и геологическими исследованиями.

Во-первых, по Платону Атлантида была в бронзовом веке, но он наступил в Европе, Африке и Азии, согласно раскопкам, лишь через 6000 лет после гибели Атлантиды. И потому умение атлантов работать с металлами и сплавами (железо, бронза, латунь) говорит в пользу того факта, что атланты существовали позднее, в бронзовом веке – возможно в III–II тысячелетиях до н. э.

Во-вторых, Платон говорит о войне атлантов с греками. Но древнегреческие (ахейские) племена появились на юге Балканского полуострова во II тысячелетии до н. э., спустя 8000 лет после гибели Атлантиды!

В-третьих, Платон поясняет, что после катастрофы море было несудоходным из-за окаменевшей грязи, оставленной осевшим в океан островом. Если речь идет о многократных опусканиях, то нужны факты в пользу этого, а их нет.

В-четвертых, тексты Платона сообщают, что гибель Атлантиды произошла за 9000 до визита Соломона в Египет. Но как египтяне измерили это время, если 365-дневный год был там введен около 4240 года до н. э.?

История возникновения цивилизации на нашей планете сейчас достаточно хорошо изучена. 9000 лет – это означает, задолго до истории Двуречья и Египта, то есть на семь тысячелетий раньше появления поселений в Верхнем и Южном Египте… И опять – бронзовый век: о его изделиях известно с IV тысячелетия до н. э., значит, спустя 6000 лет после гибели Атлантиды.

Какие же выводы следует сделать из рассмотренных нами источников сведений об Атлантиде – сказание, мифы и исторические данные, археология и геология?

Первое: рассказ Платона – не выдумка, а описание реально происходивших событий, но… в небольшой степени искаженных.

Второе: рассказ Платона не противоречит представлениям о том, что его Атлантида – это критское государство, погибшее вследствие катастрофического извержения вулкана Санторин.

Третье: раскопки Эванса и его последователей дополняют описание Платона, помогая представить себе легендарную страну и установить обстановку на момент ее гибели.

– Кажется, все! – закончил я сообщение.

И сразу вопрос со стороны Влада:

– Ты говорил о египетских жрецах, которые где-то только в четвертом тысячелетии взяли на вооружение 365 дней в году?

– Верно, Влад! – встряла Ольга. – Вот я зачитаю: ты говоришь об общей точке зрения, что в долине Нила возникли первые государства в IV тысячелетии до н. э. Но ведь историк Геродот утверждал, что сохранившиеся источники египтян уходили в прошлое на 17 000 лет? Еще более раннюю дату называет Манефон (IV век до н. э.), египетский жрец, написавший историю Египта. Он начинает свою хронологию от 30 627 года до н. э. Об этом же говорят византийский историк Снеллиус, грек Диаген Лаэртский, в частности, о хронологии от 48 863 года до Александра Македонского.

Ольга перевела дух и скрутила бумажку, по которой читала свой контраргумент.

– Все верно, но я говорил о том, что высказывают атлантологи… А у нас есть право переголосовать в рамках триады, – возразил я. – Так сказать, в свете вновь открывшихся обстоятельств…

– А ты как сам считаешь, Максим? Твоя оценка триады? – спросил доброжелательно Стоян.

– Моя? Конечно, все три «да»!

Встал Брис:

– Уже сегодня Максим показал мне цитату из журнальной статьи со ссылкой на академика Норова, ученого из девятнадцатого века, атлантолога… Я ее записал и сейчас удивлен, почему Максим не привел ее в пользу Атлантиды средиземноморской. Почему, Максим?

– Это было бы давление сверху вниз, причем двойное: от меня и от академика более чем столетней давности!

Смех смехом, но, кажется, мы проблему Атлантиды рассмотрели достаточно широко. Слово взял Брис и сказал, что по Норову Средиземное море ранее именовалось Атлантическим, и он приводил подтверждение своей точки зрения рядом исторических материалов.

– Вот его заключение:

«А еще большим вероятием можно признать за Геркулесовы столпы, о которых упоминается в рассказе об Атлантиде, те скалы Босфора Фракийского, находящиеся при выходе в Понт Евксинский».

И Брис пояснил дальше:

– То, что Соломон называет собственно Понтом, есть Понт Евксинский (т. е. Черное море), считал Норов, а собственное море – это Средиземное море, ранее по имени Атлантических островов именовавшееся Атлантическим…

Вот так, с помощью Бриса, мне удалось выйти сухим из воды в сложной перепалке с моим учеными коллегами. Да, зубастые стали мои ребята – в рот палец не клади!

Уже совсем на подходе к острову я все же решился затронуть еще одну проблему, как бы забросить удочку для рассуждений и сомнений. Не все же Брису приподносить сюрпризы? И потому…

Ничего никому не говоря, на «Доске» я разместил сенсацию: «Арктида». Как потом говорили коллеги, эта провокация растрясла их души!

Вот содержание «провокации».

Арктида (2000-е годы). После подземных толчков в Ледовитом океане фотосъемки из космоса в районе островов Шпицберген и Земли Франца-Иосифа ясно показали очертания какой-то неизвестной земли.

Институт физики Земли АН подтвердил возможность подъема и опускания поверхности Земли под воздействием подземных сил. Но…

На сей раз природа преподнесла сюрприз. Свидетелями столь необычного явления стали экипажи каравана судов, идущих из Мурманска в порт Певек, и сопровождавшего их ледокола «Георгий Седов».

Они увидели ломающийся лед и «кипящую воду», из которой возник остров с… руинами. Массивные колонны на манер египетских перемежались сложенными из огромных блоков исполинскими постройками. Из-под расколовшихся льдин торчали груды каменных обломков. «Улицы» древнего города заполняла илистая жижа, стекавшая в океан. Над всем этим хаосом возвышалось огромное сооружение правильной геометрической формы.

Подходить к такому острову было весьма опасно. Но спустя несколько минут остров стал медленно погружаться в океан.

Штаб-квартира Международной ассоциации по исследованию бассейна Ледовитого океана (Лондон) опросила очевидцев события, а отделение ассоциации в России сообщило следующее: «Именно в тех широтах полтора десятка тысячелетий назад существовала одна из высоких культур. Это так называемая Арктида. Некогда в результате глобальной катастрофы ее постепенно затопили воды Ледовитого океана…».

Свидетельства об Арктиде сохранились в мифах и легендах разных народов. И видимо, не случайно из пучины поднялся именно этот участок морского дна, ознакомиться с которым мечтали геологи, историки и археологи.

С Арктидой связаны предания о сокровищах древних ариев. В них якобы хранились нанесенные на золотые листы сакральные знания. Античный путешественник Пифей на острове Туле, где-то в районе острова Шпицберген, считал, что именно там находилась золотая библиотека арийцев.

Защитником гипотезы Пифея стал ученый Иллинойского археологического института Гарри Смит: «Это не что иное, как банк высоких технологий одной из первых цивилизаций планеты…».

В пользу этой гипотезы говорит и то, что еще в 1935 году норвежские рыбаки в Баренцевом море выловили три золотых «папируса» с неизвестными письменами. Они пропали в годы оккупации Норвегии – видимо, их похитили немцы для использования в своих секретных работах в институтах Ананербэ…

(Справка. Об арийцах известно, что они пришли на территорию сегодняшней Индии с севера – «где солнце восходило только один раз в году».)

Были ли вопросы? Конечно, были, особенно о… немцах. Наслышанные об исследованиях в области оружия возмездия в третьем рейхе, мои коллеги спросили о секретной организации Ананербе, работу которой курировал Гиммлер… Той самой организации, которая была создана немцами для изучения оккультных наук.

А вот к поискам Арктиды почему-то мои коллеги интереса не проявили. Влад вообще хмыкнул и молвил: «И это все?». Видимо, он имел в виду, что ему не хватало информации типа сказания Платона. «Да хотя бы и так!», – отрезал он, когда ему посоветовали подумать над темой.

Первой увидела свой остров Рида. По еле заметным признакам она сказала, что через полчаса остров откроется на самом краю горизонта. До вечера еще было далеко, и мы надеялись успеть заскочить домой, в бухту, до темноты. Подняли все паруса и, кренясь и цепляя верхушки волн, понеслись к заветному берегу. К этому времени мы уже шли, огибая остров справа, правда, потеряли сильный ветер, но к закату все же были у причала бунгало Бриса.

Как и в первый раз, прекрасная Елена с детьми встречала Бриса и нас на десятой ступеньке от причала. Как и в прошлый раз, лучи заката красили в розовые тона ее тунику и белые костюмы детей. Как и в прошлый раз, они шли друг к другу навстречу: он поднимался, а они спускались.

И потом все четверо прильнули друг к другу. Горсточка людей на земле великой Греции повторила ритуал встречи, как и сто, тысячу и более лет назад!

Обгоняя нас, вверх по лестнице бросились Рида и Гор – там, выше их ждали дети. Как и они – все в белом…

Если Брис, чуть торопясь, избежал неустойчивости, столь свойственной морякам после длительной качки, то мы от этого не отвертелись. И стояли мы во всю ширину ног и картинно для равновесия вскинутыми руками.

Из корабельных правил. Дело в том, что на борту корабля вроде нашего есть железное правило: «правило альпиниста». Его в свое время нарушила Ольга и оказалась за бортом. Правило гласит: опора на три точки, то есть нельзя стоять (ползти по стене горы), имея опорой менее трех точек! Так и на нашем «Аквариусе» – только три точки, для устойчивости. Потому и руки раскорякой – привыкли за ванты и леера держаться. Но это неудобство на земле быстро проходит: чуть-чуть походить, и ноги уже на месте.

Я взглянул в сторону второго этажа бунгало в том месте, где вдоль всего дома шла открытая терраса. Там почему-то суетились люди. Во время встречи Бриса и Гора с Ридой с их семьями люди с террасы спустились вниз и выстроились перед ступенями при входе в бунгало. Уже поднявшись к дому, я разглядел знакомые лица и стал мучительно вспоминать имена старейшин-аксакалов острова, встречавшихся здесь с нами в предыдущий визит на Закинф.

Первыми к старейшинам подошли Брис с Еленой и детьми, за ними – Гор с Ридой и так же с детьми, и, наконец, подтянулся остальной наш экипаж – Стоян, Влад, Ольга и я. Не успели мы по обычаям многих народов оказаться в дружеских объятиях встречавших, как над головами старшин появились флаги. У каждого из десяти старшин – бело-голубой греческий, алый советский, трехцветный российский, а из военных – бело-голубой Андреевский и… наш военно-морской с синей полосой, звездой, серпом и молотом.

А над бухтой неслось русское «ура»! Из-за спин старшин показалось полотнище: «День Победы!». На русском языке… Сказать, что мы были ошеломлены – это значит ничего не сказать. И естественно, никого не смутило, что наш праздник Дня Победы будет только завтра, 9 мая, а у них, на Западе, – 8.

Но кто думал в это время о таких формальностях – разве что такой старый педант, как я, доморощенный историк! Мы понимали, что это дань благодарного греческого народа советскому народу в нашем лице за избавление мира от «коричневой чумы».

Все двинулись наверх на террасу, где были накрыты столы. И до полной темноты звучала там речь греческая и русская. И пили, и пели, и плясали…

Из песен, конечно, все знали русскую «Катюшу», причем на двух языках и в двух вариантах. Но по смыслу в греческом варианте прослеживался призыв: бей фашистов.

Народно-освободительные армии на Балканах – греческая, албанская, болгарская, семи народов будущей Югославии еще со времени партизанских отрядов взяли на вооружение нашу «Катюшу», чаще всего в качестве гимна партизан. А заносили ее в их ряды, как правило, советские солдаты, бежавшие из немецкого плена.

Я спросил Бриса, удобно ли будет спеть «Катюшу» со словами времени войны? Помнил я ее лет с восьми. Брис, не дав мне договорить, попросил тишины и сказал: – Да простит меня Максим, но ему есть, что сказать о войне… Это будет эхо войны, которую он встретил мальчуганом… Пой, Максим! Когда-то я пел в школьном хоре, и потому рискнул. Была ли песня? Где-то пытался петь, где-то – речитативом, а где-то просто словами.

Итак, «Катюша» с поправкой на военное время.

И припев:

Стоян пояснил:

– В годы войны на фронтах гремела слава о мощном оружии – гвардейском ракетном миномете, ласково прозванным фронтовиками «Катюшей»… И в Болгарии и сейчас поют эту песню, про девушку Катюшу… Поют и малый, и старый…

Поднялся самый старый аксакал, дождался тишины и вышел из-за стола. Он раскинул руки в стороны, секунду подождал и, услышав мелодию сиртаки, пошел семенящим шагом с приседанием вдоль террасы. Еле заметным жестом рукой позвал Елену, за ней, вперемежку, аксакалы, мы, дети.

Темп нарастал, и аксакалы сдали первыми. Из круга вышли и мы с Брисом, затем Стоян. Не сдавались Гор с Ридой, Ольга с Владом…и дети. Хотя наши уступали грекам в движениях, но не в задоре. Сотворили круг из восьми фигур, плотно скрепив его руками на плечах, и, казалось, все слилось в бешенной скачке. И вдруг – звонкий голос Ольги:

– На счет «три» – всем сесть… В «кучу малу»…

И круг, не распадаясь, оказался на полу, звонким смехом завершив торжество молодости.

Последний аккорд праздника: салют из фальшбортовых огней и ракетницы в руках Бриса…

 

Последние заседания клуба

Как и в тот раз, была теплая встреча с застольем, но не только для семьи Бриса и нас, которых гостями назвать просто не поворачивается язык. Мы сообща праздновали День Победы.

Утро разбудило меня солнечными бликами, пробивающимися сквозь молодые листья. По старой привычке – не валяться в постели – я мгновенно вскочил и распахнул окно. Свежесть морского утра – влажный ветерок и с близкого моря, и с дальних гор, и порывы тепла из степной части острова.

С высоты второго этажа бунгало предо мной предстал изумительный вид на три стороны: на море, степь и далекую гористую часть острова. И ни облачка…

И ни одной думы в голове…Это ли не нирвана, столь редко посещавшая наши отягощенные мыслями души?! Меня окликнул Брис и попросил после умывания зайти к нему в кабинет.

– Зайди еще до завтрака, – сказал он и молча ушел к себе. Мне показалось, что он не в настроении. Было похоже, что он чем-то озабочен. Описывать кабинет Бриса, конечно, удовольствие, но даже опасно начинать это делать – каждая вещь из десятков стран имела свою историю. Но главным достоинством была простота: ничего без функциональной нагрузки, будь то шкура зебры или кусок лавы с Огненной Земли.

И все же я решился упрекнуть моего друга:

– Неужели ты, Брис, во всем этом разбираешься? И помнишь обо всех этих раритетах: когда? где? как добыл?…

– Помню, Максим, как и помню до мелочей наше Быково… Когда не спится… Это тебе знакомо: воспоминания идут толпой…

– …причем от ближайшего времени в глубь жизни, – подхватил я мысль Бриса. – И что сегодня беспокоит тебя, Брис-Борис? Я же вижу? Брис молчал. Он умел это делать еще с тех пор, как мы с ним вцепились друг в друга в Токио, в знаменитом ресторане «Манос».

– Слушай, Максим, тебя не насторожил тот факт, что я мгновенно ринулся к тебе к черту на кулички, в Калиакрию? По первому твоему свисту? И не испугало?

Брис ходил по пушистому ковру кабинета взад и вперед. Он нервничал, а я, присмотревшись к его лицу, только тут заметил на нем следы бессонной ночи.

– Ты плохо спал, Брис?

– Плохо, Максим, и пусть меня проглотит кашалот!

– Что терзало тебя? – спросил я. – Откройся, и вместе покумекаем…

– А ты не понял? Эх, Максим, ведь и мой прыжок на твой звонок, и сегодняшнее грядущее расставание имеют общий корень – я снова буду один… Один! Черт бы тебя подрал, мой недогадливый друг!

На Бриса было больно смотреть. Мы ведь с ним по сути своей старики, только, часто смотрясь в зеркало, не замечаем этого. А Брис прямо за эту ночь осунулся, постарел, что ли.

Не хотел я раньше времени раскрывать свою очередную задумку-эссе. Думал даже не говорить Брису о ней. Но я не имел права не поставить его в известность о взрывоопасном предложении, которое прозвучит из моих уст.

А пока я сказал:

– Давай сделаем перекур, чтобы переосмыслить плохое и дать выход на сцену хорошему… Доверься мне, и ты услышишь новость, которая тебя взбодрит! Или пусть нас твой кашалот слопает вместе, черт нас подери!

Было решено: после обеда – общий сбор в кают-компании, то бишь – в кабинете Бриса.

Брис, как мне показалось, ухватился за это предложение как за соломинку. Но только кивнул в знак согласия. А через полчаса, когда уже все встали и готовы были завтракать, Брис объявил, веселым и бодрым голосом:

– Наш ученый секретарь собирает нас на последнее, возможно, заседание клуба… Все – в кают-компанию после полуденной сиесты… В пять вечера…

…Начал я с того, что на экране со сменной бумагой фломастером вывел результаты нашего референдума – всего шесть групп цифр.

– Итак, при ответе на вопрос…

И я перечислил вопросы и рейтинги их в нашей среде любителей Атлантиды, а именно:

«Платон располагал сведениями об атл. Атл.?» – мы имеем соотношение «да» и «может быть» 4:2.

Для случая «Платон описал частично атл. Атл.?» – 6:0.

И наконец, «Платон описал критскую цивилизацию, назвав ее Атлантидой и привнеся сведения об атл. Атл?» – 6:0.

– Получается, что мы все пришли к общему выводу! – торжественно заявил Брис. – Счет 6:0 в пользу смеси…

Пришлось расшифровывать наш сленг и детям, и Елене:

– Это наше собственное блюдо – смесь. И вытекает оно из третьего вопроса – Платон описал свою Атлантиду в Средиземном море и включил в нее известные ему сведения об Атлантиде в Атлантическом океане, – заметил я.

А дети радостно воскликнули:

– Папа ушел искать Атлантиду одну, а вы нашли – две… В разных местах: в океане и у нас, в море…

Пока мы радостно шумели, Брис принес из соседней маленькой комнатки при его кабинете поднос бокалов с шампанским. Выпили все, даже дети.

Сын Бриса, обняв за плечи своего друга, сына Риды и Гора, сказал:

– Мы будем моряками… И наши открытия еще впереди…

И они запели столь знакомую нам с детства песню юного моряка Дика из фильма «Пятнадцатилетний капитан»: «А ну-ка песню нам пропой, веселый ветер…». Все подхватили…

Итак, прошло последнее заседание географического клуба экипажа «Аквариуса», правда, не на его борту. Но почему-то в вопросе Атлантиды тревога не покидала меня. Да и по лицам, настроению и разговорам чувствовалось: что-то недосказано и не вполне доказано, хотя бы на косвенном уровне.

Нужна был последняя точка над «и», своеобразная оптимистическая встряска. Конечно, речь шла о встряске по большому счету. Как говорил один из моих наставников по спецслужбе, крупным помолом. На помощь пришел отработанный учительский прием, хотя и из опыта высшей школы.

Его я назвал «принцип яблока». Суть его – в шести характеристиках этого плода, то есть поиск шести условных граней в любом явлении, событии, факте… Требование было строгим: нельзя оценивать что-либо на уровне одной-двух характеристик, которые чаще всего лежат на поверхности. Речь шла тогда, в высшей школе разведки, об оценке обстановки на месте работы в стране или полученных материалов. Но особенно – об оценке характерных черт людей, с которыми придется работать.

Шесть характеристик – это оптимальное количество пунктов в оценке, а в жизни их больше. Так вот, «принцип яблока» – это шесть «граней» (цвет, форма, размер, вес, запах, вкус). А применительно к Атлантидам – атлантической и средиземноморской – предлагаются наших шесть граней:

• где (были)?

• какие (они)?

• когда (исчезли)?

• как (исчезли)?

• почему (исчезли)?

• наука (что говорит)?

За основу оценки были взяты уже хорошо известные нам косвенные признаки, косвенные доказательства, убедительные предположения и мнение науки – историческое, геологическое и археологическое.

Таким образом на свет появилась таблица с мудреным, претендующим на научность названием «Сравнительный анализ характеристик Атлантиды атлантической (платоновской) и Атлантиды средиземноморской». Подзаголовок гласил: «Вероятность привнесения Платоном известных ему сведений об Атл. атл. в описание Атл. ср./зем.). И все это под девизом: „Науке не противоречит!“».

До конца пребывания экипажа «Аквариуса» на острове Бриса эта таблица, как итоговый документ в дискуссии о двух Атлантидах, был снят с «Доски истории знаний» и перенесен с шлюпа в кабинет Бриса.

И не раз кто-либо тянул за рукав коллегу и увлекал его к таблице. И тогда на террасе были слышны крутые разговоры на повышенных тонах. Даже появилась шутка, навеянная анекдотом насчет «что? где? когда?».

Мы превратили эту шутку в символ бесконечной борьбы мнений. И если кто-либо начинал рассказывать, рассуждать по-научному и занудно, то в беседу врывался любой из нас с серией вопросов, как из пулемета: где? когда? почему?… А остальные восклицали: «это… не… противоречит… на-у-ке-е-е!».

Ухитрились даже на эти вопросы сочинить частушку, хотя автора так и не нашли. Вот она:

И эта баллада о шести вопросах отлично пелась на мотив песенки из мосфильмовской ленты «Бриллиантовая рука» об острове в океане.

 

На перепутье личных дорог…

В последующие дни лица всей нашей дружной команды стали приобретать задумчивое выражение. И было от чего! Будущее наше оставалось весьма неопределенным. С капитанами, Брисом и Стояном – все ясно. А мы – Ольга, Влад и я? Об этом в тот же день мы говорили с Брисом, сидя в его комфортабельном кабинете.

– Брис, меня беспокоит будущее ребят. Они ведь совсем одиноки в этом западном мире. Что ты думаешь по этому поводу?

– Уже думал и могу предложить следующее: сейчас апрель. Учебу можно организовать в сентябре, если они решатся остаться здесь, на Западе… А пока поживут у меня.

– И ничего не будут делать? – спросил я.

– Будут. Учить язык и готовиться к поступлению в колледж. Куда – это выбор за ними, но…

Я знал, что когда Брис говорил «но», то за этим стоит четко сформулированная мысль, а в нашем случае – предложение. Так оно и случилось.

– Может быть, направить их к Марку в Боку? Там есть курсы английского языка… Причем летом преподаватели свободны! – воскликнул Брис.

– Ты подслушал мои мысли… Помнишь, когда вчера мы пели нашу еще школьную песню, тогда я подумал, что этих детей нужно отправить однажды под крыло Марко в легендарную Боку, где русский дух и Русью пахнет… Думал я, кто знает, может так и будет?! Через несколько лет…

Брис серьезно воспринял идею:

– Я бы отдал туда своих сына и дочь… Будут Влад и Ольга капитанами или нет, но закалку получат на всю жизнь… Если только Марко возьмет ее – ведь она девочка…

– Ты прав, Брис, в главном: сейчас мир – это борьба, а значит нужно готовить наших детей и внуков к этому…

Мы помолчали и подвели итог: Влад и Ольга поедут в Боку. Более того, мы подумали о том, что именно там Влад сможет получить международные права капитана, а Ольга, если только ее возьмут в морскую школу, освоит морскую профессию, например, радиста.

Нам уже легче было разговаривать: пришли деньги из Калиакрии за проданную яхту. И немалые – на год для них двоих вполне хватит. А я все еще находился на иждивении Бриса.

Наш план лихо поломала Ольга.

– Вы меня без меня женили… Я хочу быть археологом…

Не выдержал тут я:

– Хоти, дорогая, но как это сделать? Без языка ты не сможешь учиться… А как же Влад? Посмотри на него…

Мы сидели на террасе вчетвером и решали судьбу каждого из нас троих. И предложение побыть три-четыре месяца в Боке – это выход из положения, хотя и частичный. Решили с этим вопросом не тянуть, но и не торопиться – на все давалась неделя в дни пребывания у Бриса.

В эти дни, а они тянулись долго, каждый был занят своими делами. Ольга проводила время с детьми Бриса и Риды, много разговаривала с Еленой. Мы их часто видели то у моря, то у горы, то в сосновом лесу. Влад связался с местными рыбаками и пропадал на ежедневном лове в море. А я – с Брисом. Как-то сидели мы на террасе у его кабинета и вспоминали свое детство: мое – в снегах и коротком лете на севере Полярного Урала, а его – на средней Украину, где под Житомиром осталась его родня, погибшая в оккупации. Родни было много, но его мать и отец успели вырваться из города за день до прихода немцев. Кто остался – погиб.

– Бомбежки – это не самое страшное, – говорил он. – Понимаешь, даже к ним можно привыкнуть! А вот ожидание… Когда тебя, семилетнего пацана, спрятали в кустах, и взрослые пошли узнать, где немцы – это страшно…

Брис, старый человек, через голову которого прокатились события полувековой истории нашего отечества и Европы, не мог успокоиться, когда многим плохо. И он помогал тем, кто попадался на его пути. В нем было что-то от Агасфера – вечного скитальца.

– Слушай, Брис, ты в детстве не встречал книгу «Город Солнца»?

– Встречал… Ее мне давал почитать мой учитель истории. Именно он рассказал мне о Томазо Кампанелло, которого за эту утопию продержали тридцать лет в подземелье…

– Ты прав – это Кампанелло… Но была еще одна книга с тем же названием. Ее мне давала почитать жена югослава, с семьей которого мы жили в одном доме на Севере… Эта книга рассказывала о французских офицерах, которые после 1812 года оказались сосланными в Сибирь. Они решили бежать домой и пошли не в сторону Запада, а на Восток. Дошли до океана, построили шхуну и ушли в море – вначале в Тихий, а затем в Индийский океан. Они дошли до острова Мадагаскар. Вот там-то и построили свой Город Солнца… А с книгой Кампанелло я познакомился потом, так как в книге о французах говорилось о ней как о путеводной звезде к их утопической цели: найти правду на нашей планете…

Брис как-то странно смотрел на меня и после паузы спросил:

– Ты почему затронул вопрос о Городе Солнца? Что задумал, старый профи? И не юли…

– И не буду, только схожу к себе и кое-что принесу… Готовь пока вермут со льдом и лимоном…

Через пару минут я предстал перед Брисом и демонстративно хлопнул принесенной газетой по столу.

– Вот где разгадка нашего будущего… Возможно…

Брис протянул руку за газетой, но я не отдал ее, а сказал:

– В двух словах: здесь что-то о Русской империи в Полинезийском архипелаге…

Получив газету на греческом языке, Брис углубился в чтение заметки, которая была ярко выделена авторучкой. Время от времени он поглядывал на меня, но молчал. Видимо, копил силы, чтобы снизить мой накал бодрости.

– Как ты нашел это чудо печатного искусства? – спросил он.

– Ты помнишь наш последний вечер в таверне с Грегором? Я тогда уходил на несколько минут за газетами для всего нашего экипажа, за свежими газетами… И там, в магазинчике, увидел эту газету, вернее, мне в глаза бросился заголовок, который даже в греческом алфавите сообщил мне два слова: «Россия» и «империя»… Вот и взял… А дома разобрался…

– В чем? – спросил Брис. – Суть-то понял?

– Конечно, кто-то из наших богатеньких Буратино хочет жить на островах Кука и зовет туда русских… А в статье еще говорится о том, что можно было бы возродить Русскую империю на Ионических островах… В Греции…

Брис отложил газету в сторону и рассказал содержимое статьи. Правда, сказал, что речь идет не о Буратино, а о депутате русского парламента, выдвинувшем идею возвращения островов, ранее открытых русскими в Полинезии…

На следующий день он перевел статью для меня. Правда, добавил туда информацию, которую он собрал через друзей в Афинах. И заголовок он подобрал весьма оптимистичный. Из чего я заключил: Брис завелся – идея его увлекла. Вопрос был только в том, в какую сторону он ее развернет?

Вот эта статья-справка.

«Новая Российская империя на островах Кука». Депутат Госдумы России Архип Барков предпринимает шаги по возрождению империи в Тихом океане.

Кто такой Барков: удачливый предприниматель, политолог и правозащитник по зову сердца, писатель. Кандидат технических наук – патенты, изобретения; двое детей и внук. Главное – он человек-«динамо», умеет увлечь и направить энергию поверивших ему людей в нужное русло.

Его идея: создать новое государство на Полинезийских островах, где ранее ступала нога русских исследователей. И тому есть предпосылки: остров русского моряка Лисянского оказался в 1857 году у короля Гавайев, а затем – в аренде у США. Маршалловы острова – Атоллы Така (русское имя «Суворов») или Эрикуб («Чичагов») – открыл русский путешественник Коцебу; и все необитаемы.

Замах у него большой: вернуть эти земли народу России и восстановить там империю. Он ведет поиски родственников по линии царской фамилии. Барков побывал на островах Кука и якобы получил договор на передачу необитаемых островов-атоллов новому государству. Естественно, за определенную сумму.

Барков принимает заявки и в его вновь созданный кабинет министров (сам он – премьер-министр) идет якобы лавина просьб принять в гражданство или подданство государства. Главные будущие жители – из стран СНГ, но есть и из Израиля, Италии… А развернул Брис идею депутата Баркова в русло его острова.

– Ты помнишь, Максим, на Корфу мы говорили о Республике Семи островов, созданной адмиралом Ушаковым?

– Тогда Занд, а сегодня Закинф входил в состав этой республики? – уточнил я.

– Вот именно… А сейчас греческое правительство для развития малонаселенных островов сдает их в аренду чуть ли не на сто лет, – сказал Брис. – Островов-то в Ионическом море тысячи, и многие пустуют…

– А условие, главное? – спросил я.

– Заселение и развитие, сельскохозяйственное и промышленное… Мы помолчали, думая каждый свою думу о будущем Закинфа. Конечно, семь островов объединить едва ли удастся, но что-то сделать для одного острова попытаться можно.

– Помнишь, мы посетили в Измире опреснительную установку с энергией от ветра и солнца? – сказал я. – Мне приходилось бывать в Бельгии. Так там целые квадратные километры с ветряками… А здесь еще и выгода от продажи сырья для извлечения редкоземельных минералов, – напомнил я Брису.

Конечно, с японцами можно иметь дело – они разумные люди, и в бизнесе надежны. Я это знал не понаслышке, десятилетиями работая с ними по линии Внешторга и в других сферах. Об этом я сказал Брису.

– Но ты ведь знаешь, остров ждет приезда японских коммерсантов для переговоров на тему опреснителей морской воды, – напомнил Брис и спросил. – А ты почему так уверен в этом проекте с морской водой?

– Я тебе рассказывал, что под Токио посещал маленький выпарной заводик. Тогда это была пилотная установка… И фирму «Куреха косей» я хорошо знал по другим делам. А теперь, насколько я знаю, выпаривание идет полным ходом для нужд высоких технологий Японии… Будучи свидетелем взлета «восточного чуда» в 60-70-е годы, я в Японии уверен, как и весь мир…

Я вспомнил, как в детстве узнал о добыче радия на установках в нефтяном регионе возле городка Ухта, где мы жили в годы войны. Там в год добывали всего 2–3 грамма радия, ценного редкоземельного элемента, используемого, как тогда я узнал, для светящихся шкал приборов навигации.

Системе добычи была проста: в тайге стоял электронасос, который качал воду в деревянную кадушку высотой в два метра и диаметром чуть ли не в три. Вся кадушка была заполнена мхом-ягелем. Вода проходила через эту кадушку и попадала в меньшую, но широкую, а затем в еще одну – в полметра высотой. Мы знали, что мох насыщен радием, но купались в летнее время в теплой воде. Кругом все было в рыжем цвете от воды, которая была еще и насыщена железистыми соединениями. Мох выбирали и сжигали, получая эти граммы радия. В округе мы знали таких мест с десяток.

Все это я рассказал Брису и посоветовал провести хотя бы частичную геологоразведку острова на предмет чего-либо полезного.

– Но этого мало, на острове живет чуть более пятидесяти тысяч человек. С работой – не ахти как… Нужно что-то такое, что привлекло бы людей со всей Европы, – задумчиво сказал Брис. – Думай, Максим, думай…

И я думал, вспоминая свою работу с Японией, Германией, Англией, Бельгией…

Вдруг в мозгу что-то щелкнуло:

– Эврика! – вскричал я. – Брис, как-то была ежегодная выставка достижений в Монреале. И там я познакомился с любопытной личностью. Бывший участник войны в Европе, как он говорил, оптимист по натуре и удачливый изобретатель, продавал там крохотный жестяной станочек для резки овощей с наборов круглых дисков… За пять долларов…

– Ну ты даешь, Максим… Кто же у тебя будет покупать такое «изобретение»? В конце двадцатого века?

– Не гони лошадей, Брис… Изобретение работает у меня дома уже почти тридцать лет. Мне он был интересен и как связь по моей основной работе. Много с ним говорили, но он жил далеко, километров за четыреста от Монреаля…

– Значит, малодоступен? – профессионально понял меня Брис.

– Точно… Но я его склонял к работе с нашим «Лицензинторгом», который продавал новинки – патенты и лицензии… Кстати, я продвинул туда лицензии на разливку алюминия в магнитном поле и одностадийную выплавку стали… Работал с «китами» в областях алюминия и сталелитейной…

– Ладно, не хвались… Ближе к делу, – упрекнул меня Брис в говорливости.

– Не хвалюсь, а горжусь… Хорошо, о деле… Когда я ему принес образец и условия лицензии на продажу в Канаду аппарата для дробления камней в мочевом пузыре без операционного вмешательства, он заинтересовался самим аппаратом, но не продажей. Он воскликнул: «Меня местные медцинские фирмы сожрут с потрохами – это же монстры, которые никого не пускают на свою территорию… Вы, Максим, наивный человек – я работаю с массовым товаром… Например, дай мне лицензию на… пробку с хитрым приспособлением…»

Брис слушал внимательно, понимая, что из таких бесед, казалось бы, ни о чем, возникают серьезные мысли.

– Он мне тогда сказал такую фразу-девиз: «Нужна вещь для миллионов!». Большая или маленькая, но для миллионов или тысяч. – И у тебя есть такая идея? – хитро спросил Брис.

– Есть, милый друг детства… Есть…

Брис терпеливо ждал. И я высказал соображение, сутью которого «болел» в Монреале в свободное от работы время…

 

В жизни раз бывает?.

В последние дни заседания клуба были не из веселых. Мы готовились к отъезду: Ольга и Влад – на северо-западный берег Адриатики в Боку, Стоян – на восток в Болгарию, Брис и наши капитаны Гор и Рида оставались на острове.

И все-таки нам было хорошо. На заседании клуба мы подводили итоги без малого трем месяцам плавания по следам Атлантиды. И было о чем говорить.

На большой карте Средиземного моря и прилегающего к нему Черного – наш маршрут. Пунктиром указан путь нашего побега из Судака, далее – сплошная линия, прерываемая только точками при нашем путешествии по суше.

О маршруте можно было бы говорить вехами портов и городов:

Судак – Калиакрия – Троя – Измир и Танталис – Занд – Корфу – Бока – Равенна – Марцаботто – Болонья – Альпы – Равенна – Санторин – Крит – Занд;

всего около 8000 километров (или каких-то 6000 миль); но это по карте, то есть напрямую, а галсы? Значит, на самом деле мы прошли явно более 10 000 километров!

А как измерить качественную сторону наших впечатлений и полученных знаний? За эти дни мы углубились на тысячелетия назад. И теперь понимаем, что мир много сложнее, чем нас учили в школе, и мы читали сами! И вот что-то вроде экзамена-опроса. Его придумал Стоян.

– Давайте назовем три важнейших личных открытия за время нашего путешествия… Только три! Кто первый?

Мы молчали. Нет, мы не боялись реакции своих коллег, мы думали.

– Может быть, по морскому правилу? – спросил Брис. – От младшего к старшему…

– Значит, первой буду я, – безнадежно махнула рукой Ольга.

– Э, нет, – воскликнул Влад. – Пусть уж я. У нас с тобой разнице в две недели, и я младше…

И он, и Ольга, и я знали – Влад старше Ольги. Поняли это и другие, но оценили его рыцарский поступок в адрес нашей неугомонной любимицы.

Влад встал и оглядел всех нас счастливым взглядом – рядом были друзья. И потому ему было говорить легко:

– Конечно, углубленное прочтение Платона. Спасибо ему! Затем – все о древних знаниях! И наконец, соприкосновение с прошлым, древним – Троя и Крит…

Стоян посадил Влада и сказал, что его оценка принята.

– Я скажу, – встала Ольга. – Конечно, Платон… Он стал таким близким и понятным нам… Убедительным…

Она помолчала и сказала, видимо, хорошо продуманное:

– И еще – горечь от отрицания людьми нашего прошлого в мифах, преданиях, «антинаучных» идеях… И третье, большие совпадения в двух описаниях – Атлантиды атлантической и средиземноморской…

Рида заметно волновалась, и зря. Ее поняли уже давно – она могла молчать, но впитывала в себя как губка все обсуждаемое нами.

– Мне очень-очень повезло, что я была с вами… Я согласна, что Платон – превыше всего… Разве могла бы я так заглянуть в его историю…

Ее голос дрожал от волнения.

– Затем – знания: ниоткуда, спасенные, их гибель… Это немыслимо, сколько потеряло знаний человечество за тысячелетия своих цивилизаций! И третье – роль археологии и геологии в открытиях, о которых здесь был рассказ…

Ольга – русская, с явным восточным темпераментом. Рида – греческая натура с тем огоньком, который загорался от прикосновения к чему-то новому. И Гор смотрел на нее с такой теплотой, которая бывает только у очень близких по духу людей.

Настала очередь Стояна. И наш телеведущий, пока только в Болгарии, нашел главное со свойственным ему ракурсом.

– Я искал следы Атлантиды на земле… Мне каждый камень говорил, что он мог быть камнем из Атлантиды… И я согласен, что Платон – чародей, гений и бытоописатель, как говорят в народе, в одном флаконе… В этом и есть его гражданский, исторический и писательской подвиг! Он – человек всемирного масштаба…

Он обвел нас взглядом и с некоторой долей горечи молвил:

– Второе – тот факт, что нас – семеро… Как жаль, что я не могу пока рассказать о каждом из вас открыто на фоне нашего путешествия… И последнее, третье, – наши беседы ото дня ко дню были все серьезнее и углубленнее… Вышли на уровень понимания: умели, знали, отрицали… Я сказал все!

Нам с Брисом становилось все труднее сформулировать свое видение трех пунктов, чтобы не повториться. Но мы чуть не обидели Гора. И он сам попросил слова:

– Друзья, и ты, Ольга, и ты, Влад, Стоян и Брис, Максим – мое дело «крутить баранку», как говорят и у вас в России, и у нас в Греции… Но я прошел курс, который, я уверен, невозможно за более длительное время освоить даже в университете…

Протянув в нашу сторону руки, он воскликнул:

– И какие лекторы? Вы сами, на ходу становились исследователями и учителями… Так я вас воспринимаю и буду помнить всю жизнь… Вместе с Ридой, конечно… А три пункта – это просто: Платон, признаки-доказательства-предположения, и что умели люди…

Брис встал, опередив меня:

– Первое и главное, как мне представляется, мы состоялись как союз единомышленников. Известно, что многие экспедиции не были доведены до конца по причине разногласий и несовместимости у их членов, даже антагонизма. Эта болезнь свойственна замкнутым коллективам… У альпинистов, геологов, моряков на судах…

Он помолчал и с какой-то гордостью в интонации сказал:

– А мы выстояли на все сто процентов… А оценки? Конечно, Платон – он идет вне конкурса… Как уже здесь говорилось, еще – археология и геология в натуре… Пощупать ее можно было… Твое слово, Максим! И скажи о книге…

Двадцать лет я работал в «поле» и более двадцати лет преподаю в спецучебном заведении. Вошел я в высшую школу не случайно: мои предки по линии мамы и отца были преподавателями, а дед – даже директором школы в крохотном городке Лихвине (теперь он Чекалин), прозванном газетой «Комсомолкой» самым маленьким городом России. Мне дают слово, и я хотел воспользоваться им для… Впрочем, лучше сказать это слово.

– Друзья, только три точки зрения на те факты, которых сотнями прошли перед нам за эти несколько десятков дней… Но главное – не факты, а то, как мы с вами обращались с ними! Одни только 22 косвенных признака, 10 убедительных предположений и 5 косвенных доказательств – все это сформулировали мы с вами, начиная с нуля…

Волнение пришло ко мне, столь знакомое по общению со слушателями. Это когда за душу берет яркий эпизод из опыта моей службы, которой я отдаю почти пятьдесят лет.

– Платон – да, несомненно, он молодец… Но и мы не подкачали… А чего стоило отказаться от первой нашей идеи – только по Платону?! И войти сознательно в иной мир представлений о двух Атлантидах в одном флаконе… На страницах описания Платона! Спасибо вам, вы порадовали мое учительское сердце… А вывод, главный – мы состоялись в этом союзе как личности высокой пробы…

Слово взял Брис:

– Теперь за нами – книга!

Раздались возгласы: «Какая книга?»

– Командор для вас я или не командор? Или надумали исчезнуть без отчета о проделанной работе и о своих эмоциях, выплеснутых на бумагу? Не получится, друзья… А серьезно говоря, вы знаете мой адрес – шлите сюда все, что вспомните и бросите на бумагу… Стиль не играет роли… Стоян и Максим все исправят, главное – искренность и детали… Все эссе будут изданы в десяти экземплярах и каждый получит по штуке своего и общего труда…Согласны?

Это заседание начиналось без «посторонних» – детей и Елены. Но вот в коридоре послышались детские голоса и, катя перед собой два столика-тележки, в кабинет вошли все пятеро. Дети, конечно, бросились к карте и стали обсуждать маршрут.

А Брис вышел из-за стола, прошел к большому застекленному шкафу и достал оттуда пачку листов плотной бумаги. Он терпеливо дождался, пока каждый утолил жажду легкими напитками. Елена, Ольга и Рида быстренько сделали несколько коктейлей, и каждый получил их с куском льда в стакане.

– Друзья, Максим как-то привел в беседе о вас… Да, да – о вас! …очень емкую цитату русского и советского историка Дмитрия Харитоновича… Это было сказано в начале века… Вот она: «В реальности существуют люди… Нет истории городов, есть история горожан…».

Брис помахал бумажкой с цитатой и произнес:

– …продолжая это высказывание, можно сказать, что «нет людей без памяти, есть люди помнящие и ищущие следы памяти…». Это о вас, друзья!

И снова пауза. Брис последнее время все чаще всматривался в каждого из нас. Думаю, его тяготило грядущее расставание и ожидаемое будущее одиночество – духовное, конечно.

– И потому властью, мне данной как командору, и по согласованию с нашим ученым секретарем Максимом вы получаете обещанный еще в море диплом как члены нашего клуба… Максим, скажи ты…

Это было чудесно – мы сияли и искали взглядов друг друга. Мы торжествовали, что в этом сегодняшнем жестоком мире нашли лазейку для дружбы, избрав такое нейтральное явление как Атлантида. Вот об этом я и сказал, добавив:

– Вы отличились в «бумажных поисках» Атлантиды, вышли на критерии оценки известных фактов, преданий и домыслов. Вы, «шлиманы» на борту «Аквариуса», прошли путь в познании главного в человеке: кто ищет, тот всегда найдет! Спасибо вам, друзья!

То, что диплом именной, было ясно. И его обрамляли два лозунга: «Атлантида: нет непознаваемого – есть непознанное!» и «Атлантида: это не противоречит науке!».

День прошел в высшей степени приподнято. Каждый занимался своим делом, которое, конечно, вело к расставанию. Мы с Брисом уединились в его кабинете.

– Как мне добраться до России, Брис? И когда?

– Лучше всего из порта Пиргос… Он на материке и рядом – километров сто… К твоим услугам будет быстроходный катер. И я, его капитан…

– И как это случится? В Пиргосе, Брис?

– Запрошу порт – там есть мои знакомые. Они узнают, когда очередной зерновоз после разгрузки пойдет в Россию…

– Только бы взяли на борт, а в России я договорюсь, чтобы меня пустили на родную землю… Свои помогут, – уверенно сказал я.

Мы уютно устроились на широченном диване напротив огромного камина. Тепло умиротворяло нас, и глаза радовали язычки рыжего пламени. Огонь завораживал, и думалось, глядя на него, легко и глубоко.

– О чем думаешь, Брис? – спросил я.

– О чем и ты, об огне… Разве не так?

Я кивнул. А он спросил о загадочном для него:

– Помнишь, ты упомянул о Монреале, где узнал что-то интересное?

– Так-то так, я хотел тебе рассказать о серьезном деле… на острове… С серьезной перспективой…

И я начал рассказ, как в Канаде, где я работал под прикрытием Торгпредства, еще в шестьдесят девятом году обратил внимание на небольшую судостроительную фирму по созданию ферроцементных судов – яхт и катеров.

– Брис, ты что-то знаешь об этом как судостроитель в …надцатом поколении?

– Что-то слышал, но не углублялся… И что, Максим?

– Тогда слушай и не говори, что ты не слышал…

И я сообщил ему, что увлекся изучением вопроса о ферроцементных корпусах для судов малого тоннажа. Был на верфи и у любителей, где познал технологию. Корпуса из ферроцемента начали изготовливать еще в середине прошлого века. А в этом веке, двадцатом, уже делали корабли тоннажом до 5000 тонн.

– Ты хочешь сказать, что любому человеку такое изготовление по плечу? Или это дешевле?

– Именно так, Брис! Насколько я помню, 900 долларов за яхту метров в десять длиной… Конечно, только корпус и без оснастки…

Брис задумался, но ничего не сказал. А утром разбудил меня после шести и сообщил, что сухогруз-зерновоз пойдет через три дня в Новороссийск.

– Но разбудил я тебя не для этого сообщения. Вот смотри: это информация по ферроцементным корпусам и… о кругосветках на таких яхтах…

Он показал мне стопку листов со сведениями по интересующему нас вопросу. Все это ему сделали в срочном порядке друзья всего за одну ночь. Брис и в этом вопросе оказался динамичным и, как я понял, увлекся идей с ферроцементными яхтами.

– Смотри, – показал он мне распечатку. – Здесь говорится о дешевизне материала – сетки для курей, водопроводные трубы, простые стальные прутья…

– И еще, – заметил я. – Вот здесь: «простой метод изготовления с фантастической прочностью, долголетием в эксплуатации, стойкости к огню…».

Меня перебил Брис:

– …всего уже к 1922 году создали 150 000 тонн общего водоизмещения… И два важнейших фактора: меньший вес и антикоррозийность…

Мы смотрели справки о работе в этом направлении: чего только не делали из ферроцемента: суда, баржи, понтоны… Причем это все жило десятилетиями. А всего-то: каркас, несколько слоев сетки и раствор цемента!

Брис был бы не Брисом, если бы не получил еще сведения о прочности – конкретные и убедительные.

– Смотри, – ворвался ко мне в комнату Брис, – ударные испытания на прочность: железный сляб в 250 килограмм при падении с высоты в три метра не разрушил ферроцементную пластину в 25 миллиметров толщиной… Даже царапины не было, и тем более трещин…

Мы рассмотрели примеры создания конкретных судов. Речь шла о некой яхте «Ирена» в 165 тонн, корпус которой оказался на 5 % легче деревянного, а цена – на 40 % меньше. Более того, через годы плавания «Ирены» в Средиземном море она выглядела, говорилось в справке, как новенькая.

Брис показал статью о некой яхте «Вперед» в 17 метров длиной, которая обошла весь земной шар. Ее путешествие длилось с 1959 по 1968 годы и охватывало все океаны и моря. Она прошла более 300 000 километров, выдержала шторма, посадку на камни и ремонт своими силами.

Брис достал фотографии с судами из ферроцемента разных лет постройки: 1898 год, Рим – сборка корпуса малой яхточки; 40-е годы, Канада – корпус транспорта «Кварц»; 1961, Гонолулу – шхуна «Вперед» под парусами… И множество фото с этапами постройки корпусов. И фото чертежей общего вида яхт – от 10 до 17 метров длины.

– Ну, это ли гарантия успеха для тех, кто решился связать себя с морскими путешествиями! – воскликнул я.

А Брис добавил:

– Ведь Средиземное море – это эпицентр или жемчужина, обрамленная историей, уходящей в глубь тысячелетий… Из этого центра все дороги ведут значительно дальше, чем в Рим…

– И к нам, в Черное море… Где истории – хоть ложкой ешь, как говаривали мы с тобой в детстве…

И на следующее утро он опять ворвался ко мне с новым известием, которое его потрясло:

– Вот телефакс, читай, Максим, это справка о том, что в районе Средиземного моря и даже морей Европы нет фирмы, изготавливающей ферроцементные корпуса… Только любительские разовые изделия… А истинного строительства нет, Максим… Может мы сядем на золотую жилу? Не материальную, а полезную людям…

Брис сиял и хлопал то себя, то меня по плечу, колену и куда попало. Он сел передо мной, скрестил руки на груди и требовательно заявил:

– Максим, не уезжай домой, помоги наладить дело… Главное – реклама! Ты, кажется, работал в этом плане в твоей Канаде? Показать не только строительство, но и возможности с позиций нашего моря выйти в океан за Геркулесовы столпы или в Древнюю Грецию, Египет, Африку и по всем морям Средиземноморья… Или к вам, в Крым и Кавказ, в Россию…

– Ты прав, Брис, яхта – это дом и бесплатное жилье. Яхта – это способ передвижения на большие расстояния без потерь на бензин. Яхта – это десятки дней с детьми и, наконец, это радость познания окружающего нас мира…

И тут же я приземлил сам себя:

– Но меня ждет семья и работа, Брис…

Я слушал и понимал всем сердцем его деловую натуру. Но…

Брис потребовал:

– Семья переедет сюда и переждет невзгоды грядущего финансового кризиса… Дети пойдут учиться в колледжи здесь, в Европе… Внуки – в школу на острове…

Да, мы были неисправимыми мечтателями. И часто витали в облаках, но и что-то делали. А потому вопрос о «ферроцементной затее» оставался открытым в день, когда я покинул остров Бориса.

Правда, пообещал написать книгу о нашем морском путешествии, которое только что закончилось. И она написана, но на пятнадцать лет позднее нашего семидесятидневного путешествия по следам Атлантиды, унесенной временем…