Леонид Квасников. Разведчик эпохи атома и космоса

Максимов Анатолий Борисович

Глава 3

От атома к космосу

 

 

Подводя итог работы советской разведки госбезопасности и ее научно-технического направления, следует подчеркнуть, что она не только привлекла внимание руководства страны к проблеме создания на Западе атомного оружия. Наша разведка в интересах Союза упредила ситуацию и инициировала проведение подобных работ, без преувеличения открыв Эру Атомного Века в нашем Отечестве.

Зная не понаслышке, что такое атомная бомба (и проблема создания ракетно-ядерного щита), академик Евгений Велихов с государственных позиций отмечал, что мы «сумели развить нашу науку… и без атомной бомбы мы были бы второстепенной державой…».   А это означает, что именно работа «с атомом» выстелила дорогу науке и технике в интересах кибернетики и космоса.

По признанию специалистов ученых-атомщиков с опорой на разведданные, стране удалось избежать тупиковые направления в разработке атомного оружия и сделать отечественную атомную бомбу в более короткие сроки, чем США (там на это потребовалось четыре года и было израсходовано 5 млрд долларов).

Как отмечал один из создателей отечественной атомной бомбы (и первой в мире водородной) академик Юлий Харитон в интервью газете «Известия» в декабре 1992 года, лишь первый советский атомный заряд был изготовлен по американскому образцу. По словам академика, когда вручались высокие правительственные награды участникам советского атомного проекта, удовлетворенный тем, что американской монополии в этой области более не существует, И.В. Сталин заметил: «Если бы мы опоздали на один-полтора года, то, наверное, испытали бы этот заряд на себе!»

В том, что американский «атомный заряд» не достиг Советской России, — заслуга советских ученых, специалистов и разведчиков. И среди них имеется весомая доля четверки Героев России во главе с Леонидом Романовичем Квасниковым. И еще…

Историограф Владимир Барковский постоянно подчеркивал тот факт, что значение появления в СССР атомного оружия сразу после войны имеет многогранную оценку. Одна из них, вернее всего доминирующая, распространила свое влияние до конца века и в сегодняшнее столетие «капитализации России» и время очередного нетерпимого отношения Запада к нашей национальной суверенности и природным богатствам. Эту мысль Владимир Борисович сформулировал со свойственной ему краткостью и глубиной значимости: «В годы войны с помощью научно-технической разведки закладывался потенциал наших вооруженных сил, что не позволило странам-членам НАТО во главе с США разговаривать с Советским Союзом с позиции силы».

 

Атомный триумф — предтеча космоса

Разведчик-ученый Квасников умел подбирать и расставлять кадры из числа энтээровцев. В этом отношении типичен пример со своим единомышленником Владимиром Барковским, которого он курировал в годы его работы «на лондонском фронте» и после войны пригласил его в свои заместители.

Глава НТР направил Барковского в Нью-Йорк, где, уже будучи руководителем линии НТР в США (1948–1950), тот восстанавливал агентурную сеть, разрушенную и частично замороженную в результате предательства. Барковский, в ранге руководителя резидентуры КГБ в США (1956–1963), оставался стойким единомышленником Квасникова в делах НТР. Трудно представить, что события в канун выхода Советской России в космическое пространство не напрягли бы американцев. Барковский вспоминал: «Уже в начале 1957 года американцы знали о наших пробных запусках, в печати по этому поводу раздавалась масса стенаний: „вновь нас обошли русские". Между тему них велись разработки ракетного оружия. Первой готовилась к запуску 4-ступенчатая ракета „Авангард“ военных моряков Штатов. Это была длинная жердь с малым поперечным сечением, полет которой намечался на сентябрь.

Шлю шифровку в Центр: назревают такие события, если есть возможность, ускорить наш запуск. Не вредя интересам дела, над этим стоит подумать. Ответа не получил, но в самом начале октября в космос полетел наш спутник».

Естественно, шифровка своим содержанием опиралась на агентурные сведения и носила характер упреждающей информации.

Оперативные биографии двух талантливых разведчиков НТР Леонида Квасникова и Владимира Барковского столь переплетены, что, говоря об одном из них, подразумевается участие другого. Это хорошо просматривается с 1941 года, когда «разведчик общего профиля» Барковский получил впервые указание Квасникова с нацеливанием на работу «по атому». И затем Квасников курировал его усилия при «полустихийном» формировании пяти аспектов работы НТР. И так было дважды в США и при их совместной работе в штаб-квартире НТР в Москве.

Знаменательное и трагическое уживаются рядом. В оперативной биографии этих «столпов НТР» существует удивительная «триада» научных и технических проблем. Речь идет о трех операциях научно-технической разведки: «Энормоз» (атом), «Воздух» (авиация) и «Радуга» (радиолокация). И так было все 40-60-е годы, только каждый из аспектов обрастал все более широкими определениями. Одно оставалось неизменным: «гвардейцам Квасникова» пришлось становиться «первопроходцами» в судьбоносной помощи нашей военной науке и технике.

Итак, атом. Казалось бы, тут все ясно — первые сигналы от разведки поступили в сорок первом году. Далее была информация и первая отечественная атомная бомба. Упреждающие сведения в интересах развития ядерного направления в создании новейших видов такого вооружения: от атомной бомбы к водородной. А еще первая атомная электростанция (1954). Позднее — атомные реакторы для подводных лодок.

Авиация. Высотная и скоростная проблема все годы войны была в поле зрения разведки за рубежом. Но авиация времени войны — это еще и переход к реактивно-ракетной технике. И потому трудно отрицать значение разведывательной информации по этой теме. Она появилась у наших специалистов задолго до окончания войны и задолго до появления большого числа германских специалистов по ракетостроению, захваченных в плен либо интернированных в Союз. При этом подвиг наших специалистов вовсе не умаляется, ибо мы шагнули в космос первыми.

Радиолокация. Активная работа разведки все годы войны с позиции Англии и США. Но эта составляющая «триады» особая, ибо в Союзе возникла «тупиковая ветвь» в звене: «РЛС-электроника-кибернетика»! Удивительна эта «триада» еще и тем, что трижды НТР предвидела, упреждала и предупреждала политические и научные «верхи» о судьбоносности всего этого «тройного богатства» на Западе. Но только дважды разведке удалось быть «удачным предсказателем». Правда, пришлось пробивать стену недопонимания, как это случилось с «атомом».

Но если с «атомом» все же с опозданием страна и ее военная промышленность справилась, то с «электроникой-кибернетикой» наши наука, техника, промышленность и оборонные отрасли оказались в «хвосте» мирового научно-технического прогресса и запаздывали в пятидесятые годы лет на пятнадцать. В отличие от работы с атомом разрыв этот было бы сложно преодолеть, если бы не… научно-техническая разведка. А конкретно — идеолог и реально мыслящий провидец Леонид Романович Квасников и выдающийся советский специалист по радиолокации Аксель Иванович Берг оказались в этом вопросе единомышленниками.

Так в чем «знаменательное и трагическое»? Указанная «триада» подтверждает истину: в разведке не всегда добывание информации может быть слишком сложным делом, но, как правило, ее принятие и положительная оценка затруднены.

* * *

Квасников и Берг оказались единомышленниками в сложном продвижении кибернетики в Союз. Только будущий академик размышлял о роли радиолокации, сидя на нарах, а идеолог НТР в это же время «просто» уделял внимание электронному аспекту в заданиях разведки, причем не имея официальных указаний на этот счет от ученых. И не удивительно — ученые в этом вопросе были фактически терроризированы запретами на следование шагам американского ученого Винера. И этот запрет дорого обошелся стране и ее военно-промышленному потенциалу!

Историческая справка. Итак, 1948 год. Американский математик Норберт Винер выдвинул идею о возможности общего научного подхода к исследованию и организации процессов управления в сложных технических, биологических и общественных системах. В нашей стране работу Винера с ходу отвергли, его книгу на русский язык не перевели, но огульно обвинили автора в стремлении «очеловечить» машинные системы. В прессе появились разгромные статьи о вреде кибернетики, которую назвали «продажной девкой империализма».

…Случилось так, что автор работал над биографией Николы Тесла. И возникли при работе над биографией Леонида Квасникова с его прозорливостью в отношении кибернетики некоторые ассоциации. Дело в том, что в конце XIX века талантливый ученый-конструктор-инженер Никола Тесла осуществил первые шаги по разработке управляемого на расстоянии автомата, могущего воспроизвести действия человека. В одной из статей он писал: «таким образом появилось новое изобретение и новая техника, для которой предложено и новое название — „телеавтоматика“, что означает: техника управления движениями автоматов, удаленных на расстояние».

Тесла всесторонне разработал основные положения этой новой техники, ставшей со временем основой для создания таких систем, — правда, только во второй половине XX века. Позднее ученый писал о своих автоматах, как он говорил, с «заимствованным умом» и с «собственным умом». Тесла на протяжении многих лет упорно продолжал совершенствовать сложные автоматы, максимально приближая их действия к действиям человека. Но…

Известно, что создание современных кибернетических устройств есть результат достижений математики, физики, механики, радио- и электротехники, логики. Для одного ученого решение всех этих проблем, казалось бы, было непосильным. Но… Именно Тесла стоял у истоков того, что теперь всемирно внедрено в практику и называется робототехникой. В этом вопросе Тесла выступал с замечательной прозорливостью, опередив время на полвека.

Зачем это отступление «от автора»? Но советские марксисты-догматики не могли не знать о работах Николы Тесла, если были ослеплены неприятием «идей из-за океана». И это искусственное «торможение» внедрения кибернетики в научно-технический прогресс в нашей стране дорого обошелся и нашей обороноспособности и народному хозяйству.

А пока, в начале пятидесятых, сторонники Винера в Союзе преследовались, понимающие роль кибернетики в прогрессивном развитии науки и техники ученые предавались анафеме, вплоть до отлучения от науки. Книги в области кибернетики, вычислительных машин и программировании, изданные уже во второй половине пятидесятых годов без грифа секретности, были написаны нашими военными учеными и специалистами. Прорыв передового взгляда на кибернетику в стране имел немаловажное значение.

Ну как тут не воскликнуть: как случилось, что представители консервативной философской элиты задерживали на десятилетие развитие информатики в нашей стране? Ведь печальный опыт с генетикой уже имел место в Союзе?! Одно радует: активная наступательная позиция военных была поддержана академиками, и мы все же победили. Но отставание в делах с кибернетикой было слишком велико.

И вот тут-то два государственно мыслящих провидца нашли друг друга. Идеолог НТР, годами собиравший информацию по кибернетике, встретился с Акселем Бергом, адмиралом-ученым, академиком, — «отцом» отечественной кибернетики.

* * *

Слово о трагедии и триумфе академики-кибернетика Акселя Берга.  Он был потомком обрусевших шведов, в юности стал флотским офицером. Арестовали его, доктора наук, начальника Научно-исследовательского института связи и телемеханики, в конце 1937 года. В следующем году он сидел в одной камере с авиаконструктором Анатолием Туполевым и накрывался одной шинелью с товарищем по несчастью — Константином Рокоссовским, будущим маршалом и победителем в войне.

И вот, в 1939 году его обвинили в антисоветском заговоре и вынесли смертный приговор. А затем в его деле появилась запись: «9 мая 1940 года. Дело по обвинению Берга дальнейшим производством прекратить. Обвиняемого из-под стражи немедленно освободить».

И привезли Берга прямо из тюрьмы к Сталину. Тот хотел узнать, почему в канун войны у немцев, американцев, англичан уже есть радиолокаторы, а у нас — нет. «Враг народа» кое-как разъяснил вождю значение радиолокации в военном деле. И получил от вождя напутствие, как вспоминал сам Берг: «Идите — работайте. Никто вас не тронет».

Причины освобождения скорее всего были вполне прагматическими. Накануне ожидавшейся войны Красная Армия практически не имела радарных установок. И Берг начал исправлять положение дел в кратчайшие сроки. В канун Курской битвы Сталин назначил Берга замнаркома электротехнической промышленности. После судьбоносного для его дела решения Сталина государственная машина заработала в интересах радиолокации, для которой объединили усилия военных, гражданских специалистов и разведки.

Опять, казалось бы, столь длинное отступление от основного повествования? Но всю войну «гвардейцы Квасникова» работали над этой проблемой: в Лондоне — Барковский, в Штатах — сам Квасников, Феклисов, Яцков. И после войны — в потерянные для кибернетики пятидесятые годы — целый коллектив разведчиков и их агентов по линии НТР трудился над добычей информации по электронике и затем кибернетике в десятке развитых стран мира.

Ну как тут не напомнить еще раз: разведчик-ученый Квасников и ученый Берг — эти два государственника и незаурядных человека — смогли найти друг друга и, вероятнее всего, при существующем запрете на неофициальном уровне обсуждали вопрос о разведывательном сборе сведений о кибернетике. Ибо они, и морально и научно, прибились к «одному берегу» — кибернетике в Союзе быть!

Итак, 1944 год. Пророчески звучат слова патриарха радиолокации и электроники, в то время академика, Берга в адрес разведки госбезопасности: «… получение от Вас сведений имеет большое государственное значение. Работу Первого управления НКГБ за истекший год следует признать выполненной блестяще».  А это означает — информация: 1200 листов текста, 5000 фотографий, 165 чертежей, 78 образцов.

Так оценил Берг усилия НТР по операции «Радуга» (радиолокация). А дальше была кибернетика. Из года в год, в условиях запрета, «по велению Квасникова» информация поступала во все возрастающем объеме…

* * *

Автор пришел в научно-техническую разведку в шестьдесят первом году, когда она была еще 10-м отделом разведки госбезопасности. Тогда работа структурно организовывалась по проблемному признаку: атомная, авиационная, химическая, электронная… Становилось известным в среде сотрудников, что атомные секреты американцев и англичан были добыты разведкой. А герои этих успехов ходили здесь, по тем же, что и автор, коридорам, — Квасников, Яцков, приезжающий в отпуск Барковский…

От автора. Придя в НТР в начале шестидесятых годов, автор слышал от коллег: электронная группа гордится тем, что в одночасье из здания штаб-квартиры НТР в руки ученым-электронщикам было передано несколько чемоданов с тысячами фотопленок, содержащих информацию по кибернетике. Это были накопления за послевоенные годы разведкой, сделанные по указанию впередсмотрящего Леонида Квасникова и сохраненные в период разгула в стране «антикибернетического мракобесия». Благодаря материалам НТР удалось разрыв в уровне отечественных исследований по сравнению с Западом сократить с пятнадцати до пяти лет.

Итак, начало пятидесятых годов — это «кибернетическая трагедия» для всех отраслей отечественной науки и техники. Время, когда проблема использования плодов кибернетики, казалось бы, была вне поля зрения нашего ученого мира и специалистов-практиков. Но ведь именно мы в 1957 году запустили первый в мире спутник! А это — сплошная телеавтоматика, робототехника и, значит, кибернетика.

Автор вспоминает наставление главы НТР во время единственной встречи с «откровенным разговором» о роли информации разведки для военной техники, которая без специфических конструкций или материалов, известных на Западе, «не полетит и не поплывет». Так и с кибернетикой — в космос без нее не полетишь?! Но ведь полетели! А это значит, что собственные работы отечественных «подпольных кибернетиков» все же велись и их усилия не пропали даром. И это в то время, когда, как вспоминал один из академиков, в книгах начала пятидесятых годов по теории автоматического регулирования издательские редакторы упорно называли кибернетику лженаукой. А ведь это были первые открытые разговоры о возможности соединения компьютеров с автоматами.

А что же в окружении Акселя Берга? В 1953 году он становится замминистра обороны, отвечающим за развитие военной электроники. Как считают биографы «отца отечественной кибернетики» и ее историографы, примерно в это время совещания по «теме» проводились с одним «но»… Кибернетику называть, не произнося крамольные слова вслух.

Естественно, авиакосмическая тематика работы НТР занимала особое место как наиболее интересующая советскую сторону и наиболее секретная область науки и техники на Западе. Квасников понимал, что в перспективе космос в условиях гонки вооружений и создания ракетно-ядерного щита будет осваиваться Западом в качестве космического базирования военных систем.

И все пятидесятые и начало шестидесятых годов (до ухода от руководства НТР в 1963 году) Квасников интенсивно создавал агентурную сеть по проникновению в «космические» НИИ в США, Англии, Франции, Германии, Канады… Начиная с шестидесятых годов НТР смогла провести масштабные акции по вовлечению ряда специализированных зарубежных компаний в создание спецоборудования для нашей космической программы. Изготовление за рубежом и доставка такого оборудования (объемом подчас во многие тонны) в Союз носила характер уникальных операций. Не менее важны были операции по добыванию граммов необходимого вещества или образцов менее килограмма, без которых космическая аппаратура могла превратиться в кусок обычного металла.

Речь идет о конкретной помощи со стороны наследников Квасникова на «ниве космической разведки» НТР в интересах отечественной космической программы. А это — аппаратура для военных целей, навигационные приборы, жизнеобеспечение космонавтов, имитация условий космоса на Земле.

Разведработа по странам распределялась таким образом: Австрия, Англия, Канада, США, Швеция, Япония. Естественно, при этом широко использовалась работа агентурных групп, одной из которых принадлежит большинство выполненных заданий, приводимых здесь. Вот только некоторые примеры из оперативной жизни одного из сотрудников НТР в работе по космической тематике (из книги «Записки чернорабочего разведки», 1999):

1963 год. Спутник: личное ознакомление разведчиков с американским первым обитаемым спутником, побывавшим в космосе.

1963–1967 годы. Амберлиты: технология изготовления ионообменных смол для производства твердого ракетного топлива и систем жизнеобеспечения космонавтов.

1965 год. Спецсмазки: образцы хладостойких смазок для гироскопов ракет НАТО и космических навигационных систем.

1966–1967 годы. Центрифуги: поиск и привлечение разработчика-изготовителя центрифуг для подготовки космонавтов и испытания космической техники.

1966 год. Имитатор солнца: добывание образцов специальных ламп для имитации «космического солнца» в земных условиях с целью испытания космической техники.

1966 год. Кондиционер: добывание комплектной документации для создания отечественных установок кондиционирования воздуха по жизнеобеспечению космонавтов и техники на стратегических бомбардировщиках (а также для атомных подводных лодок).

1966–1968 год. Термобаровлагокамеры: организация разработки, изготовления, испытания и скрытая доставка из-за рубежа камер (8, 17, 100 куб. м) для имитации условий глубокого вакуума на Земле с целью подготовки космонавтов и испытания оборудования жизнеобеспечения космических кораблей.

1967 год. Лазерный прицел: добывание образца криостата для лазерного прицела стыковочного узла космических кораблей-грузовиков с орбитальной станцией длительного обитания.

Это только некоторые примеры из семнадцати позиций разведзаданий. Причем собственные конструкторские разработки наших специалистов зачастую по своим параметрам опережали аналогичные работы зарубежных коллег. А «неофициальные» заказы за рубежом через возможности разведки помогали отечественным НИИ и промышленности сократить средства и время при реализации востребованных идей.

Справка. Так вот, о прямой экономии значительных средств. Это случилось с лазерным прицелом. Дело в том, что отечественные прицелы не давали нужной точности при стыковке и «грузовики» сгорали в атмосфере. Задача была решена в кратчайший срок. А экономия? Один запуск «грузовика» обходился в миллион рублей — это без груза, который он нес (в это время килограмм хлеба стоил 20 копеек, хорошая книга — 1 рубль, а автомобиль — 5000 рублей).

Отработанная еще при Квасникове система НТР эффективно работала в помощь отечественной космической программе и в последующих 70-80-х годах. И в Союз продолжали поступать газоанализаторы для производства твердых ракетных топлив, микропроцессоры для изготовления зеркал имитаторов солнца, безопасный спецтрубопровод для заправки ракет, технологии производства «ткани» скафандра для выхода в открытый космос и сверхтонких фотопленок для спутников-шпионов серии «Космос»…

Как это ни парадоксально, но компании стран-изготовите-лей спецоборудования и технологий для космоса по тайным заказам русских смогли развить новые направления в технологиях их проектирования и создания. Это — термобаровла-гокамеры, сверхтонкие фотопленки, композитные материалы для «ткани» скафандров на основе борных волокон…

Ветераны научно-технической разведки сокрушались по поводу того факта, что действенная, хорошо отмобилизованная, уникальная и универсальная «система НТР», детище идеолога и стратега НТР Леонида Квасникова, была «по просьбе американцев» и при участии псевдодемократов 90-х годов дезорганизована. А ведь «система» — это выстраданный поколениями разведчиков и внедренный в жизнь государственный институт безопасности страны — экономической, а значит, оборонной.

Среди ветеранов ходило весьма любопытное сравнение работы НТР с «троянским конем», который смог подключиться к «трубе промышленного шпионажа» компаний ведущих в индустриальном отношении стран — Японии, Франции, ФРГ, Израиля… И потому с удовлетворением цитировали оценку успехов советской НТР бывшего шефа французской разведки Мариона: «…в промышленно-индустриальном шпионаже у КГБ равных нет …»

 

Против «запрещающего монстра»

Выступая перед коллегами, заслуженный ветеран, разведчик-ученый Леонид Романович Квасников особо отмечал, что запрещающие санкции Запада в ходе «экономической войны» якобы, по мнению американских политических кругов, служили для советской НТР «серьезной броней» от получения Востоком достижений науки и техники.

Идеолог и стратег НТР подчеркивал, что США и их союзники по непримиримой борьбе с Советской Россией в ходе «холодной войны» в лице КОКОМ якобы создали еще одну «стену секретности», за которую Восточному блоку невозможно проникнуть. Но ведь… проникли! И этим объясняется все, что было связано с успехами советской стороны в освоении научных и технических «богатств» Запада.

Единомышленник идеолога НТР и активный продолжатель его дела Владимир Барковский, историограф этого направления разведки и профессор кафедры разведки Краснознаменного института — «кузницы кадров», особо выделял правомерность и моральное оправдание Советского Союза и соцлагеря проникать в секреты научного и технического характера западных стран. Он говорил с трибуны и в узких беседах об особенностях в деятельности нашей НТР в послевоенных условиях, когда наша страна была объявлена «империей зла», доводил мысль о судьбоносной роли разведки до пафосного звучания: «Быть или не быть Отечеству?!» И его образное определение нашего противостояния НТР западной запрещающей организации КОКОМ звучало как призыв: «Если КОКОМ — это броня, то НТР — это снаряд!»

Леонид Квасников, его коллеги и последователи требовали совершенствовать эту «артиллерийскую» составляющую в работе разведки. Тем более что еще в предвоенные времена существовал обоснованный призыв-напоминание: «всемерно усиливать… органы разведки, если страна не хочет быть разгромленной капиталистическим окружением»  (И.В. Сталин). И уже в наши дни речь шла о необходимости напряжения всех сил разведки, которая играет не последнюю роль в условиях «не быть разгромленными…», ибо «мы находимся на фронте, где нет перемирия и передышек, где борьба идет с довольно большим накалом… Воевать на таком фронте нелегко…»   (Ю.В. Андропов, председатель КГБ и будущий глава Советского государства. 1978).

Еще в 60-80-е годы Леонид Квасников и его единомышленники с коллективом «энтузиастов от НТР» довели советское сопротивление КОКОМ до уровня, когда Запад вынужден был признать, что «у промышленного шпионажа Советов нет такой задачи, которую она не была в состоянии решить…»

(Примечание. Бытует такой то ли миф, то ли быль: в один из юбилейных дней в штаб-квартире ФБР США его сотрудники, как это принято при таких торжествах, восхваляли свои успехи в «борьбе с Советами». Президент Рейган, автор пресловутого ярлыка — «империя зла», якобы спросил собравшихся:  «Вы молодцы, но почему их космический челнок „Буран“ так похож на наш „Шаттл“?»).

Слово о КОКОМ.   «Действие равно противодействию» — этот известный закон физики получил реальное развитие в области государственных отношений на международной арене. Государственная политика Запада во главе с США и большая группа привлеченных стран, ее поддерживающих, встретили решительное неприятие этого «закона силы» в вопросах запретных санкций против стран Восточного блока.

В оборонный комплекс Союза входило около тысячи научных, исследовательских и производственных предприятий различных министерств и ведомств. На них трудились миллионы человек, причем самых лучших и высококвалифицированных кадров страны, от ученого до рабочего.

Серьезной проблемой для «оборонщиков» были крайне малые возможности в обмене научным и техническим опытом с зарубежными коллегами. Легальные пути такого обмена были искусственно ограничены и собственной секретностью работ и запретами КОКОМ. И тогда мировая научно-техническая революция породила такое явление, как промышленный шпионаж (ПШ), а запреты по линии КОКОМ вынудили нашу страну создать действенную систему НТР.

Издревле мир взял «привычку» проникать в скрываемые секреты в области технических и научных достижений, особенно когда речь идет о более совершенном оружии. Американские корпорации и их, казалось бы, промышленные партнеры по блоку НАТО усердно скрывают друг от друга новейшие разработки. Известно, что и англичане, и французы, и израильтяне, и… сами американцы время от времени оказываются в щекотливом положении, когда они «заглядывают» в секреты чужих НИИ и промышленного производства друг друга.

Случились так, что ход научного прогресса существует в странах капитала и соцстранах в виде двух нетрадиционных ипостасей: ПШ и НТР. Первая — «промышленный шпионаж», что означает: недобросовестная конкуренция, экономия средств, обогащение и прибыли. А научно-техническая разведка — это экономическая и оборонная безопасность страны, «взлом» навязанного Западом эмбарго на достижения в области науки и техники, а также экономия средств.

Дело дошло до того, что стойкий союзник по многим направлениям Штатов — Страна восходящего солнца — на государственном уровне имеет службу ПШ и… не имеет закона о его запрете. Более того, «восточное чудо» в лице Японии засияло над миром вскоре после войны именно потому, что информацию, получаемую за счет ПШ, японские «умельцы» столь успешно совершенствовали, что стали наступать на пятки западным титанам от науки и техники.

Нашей стране усиленное эмбарго навязали с первых дней появления «феномена социалистического государства». Трудно не согласиться, что в НТР оказалась вынужденной мерой для борьбы за выживание с их послевоенной КОКОМ и встала на путь решительной борьбы со всеми мерами, тормозящими научно-технический прогресс в странах Восточного блока.

Ведущую роль в КОКОМ, естественно, играли США. Но союзники Америки в рамках этой зловещей организации не были единодушны в вопросе «запретных санкций». Европейские страны считали, что Вашингтон создал в своих интересах эту проамериканскую организацию для защиты интересов собственных компаний и доминирования над миром с позиции транснациональных корпораций, а это рынки в Западной Европе, Юго-Восточной Азии, Японии…

Зародившейся в умах американских чиновников КОКОМ представляла интересы американских промышленников, а отнюдь не всех членов этого «запрещающего монстра» из остальных семнадцати стран и поддерживающих ее государств по всему миру. Можно сказать, что эта организация появилась не по доброй воле, а фактически была насильственно сколочена!

Справка. Американцы «заморозили» контракты Франции с СССР, например, в области поставки в нашу страну новых совершенных систем связи (потеря французов составила миллиард долларов!). А по другим проектам только Франция по вине КОКОМ потеряла прибыль в размере более двадцати миллиардов долларов.

В начале 80-х годов под флагом запрета КОКОМ американская администрация сорвала «контракт века» на строительство газопровода из Союза в Западную Европу. Тогда был объявлен запрет на вывоз из Европы в Союз труб диаметром 1200 миллиметров под предлогом того, что они могут быть использованы в качестве… корпусов для межконтинентальных ракет. А компрессоры для перекачки газа — в качестве двигателей для стратегических бомбардировщиков! Но ведь к этому времени и наши ракеты уже вышли в космос, и бомбардировщики летали… И вот парадокс: мы и трубы, и компрессоры стали производить сами! Хотя в строительстве трубопровода все же время было потеряно. А в чем парадокс: в этом случае КОКОМ выступила в роли «двигателя технического прогресса» в Стране Советов…

Это примеры из жизни только Франции и нескольких стран Европы в отношениях с СССР. Но нет-нет да и появляются серьезные факты о ПШ Франции против ФРГ, Израиля против США (атомные проблемы), Японии против всех ведущих в мире индустриальных стран. Шпионажу подвержены фактически все основные отрасли промышленного производства — авиация, электроника, все стороны машиностроения…

И наступил своеобразный «звездный час» советской НТР… Недовольство протекционизмом по отношению к своим заокеанским компаниям со стороны американских представителей в КОКОМ стало серьезной и реальной основой, позволившей нашим «добывающим ведомствам» решать задачи в обход многогранных запретов этого «запрещающего монстра». Фактически получилось так, что в «стене запретов» нашлись вполне существенные «трещины-лазейки» для нашей НТР и ее «дочерних» разведок из соцстран. Успешную деятельность советской НТР против КОКОМ, видимо, не подозревая об этом, подтвердила американская газета «Вашингтон пост». В одном из выпусков 1969 года сообщалось следующее: «…большая часть из 1200 наименований , включенных в списки запрещенных КОКОМ товаров , имеется в наличии в других странах».

Это противостояние длилось уже не один год (КОКОМ была создана в 1951 году), и фронт борьбы с этим «монстром» в штаб-квартире НТР возглавлял Леонид Квасников. Трамплином для проникновения через якобы существующую «стену секретности» КОКОМ стали «третьи страны».

Штаб-квартира НТР в здании на площади Дзержинского… Это здание видело много событий, и среди них — уникальное и стремительное расширение НТР: от группы в три человека в канун войны с Германией до тридцати — в победном сорок пятом и много-много больше — к началу восьмидесятых. Недаром десятилетиями в среде чекистов, причем вполне оправданно, бытовала молва — то ли шутка, то ли быль: мол, экономический эффект, который ежегодно Отечеству давала эта «ветвь» госбезопасности, исчисляется миллиардами и позволяет окупить содержание и НТР, и всей разведки, и самого КГБ…

Справка. Точные сведения в суммах «доходов» от НТР, вероятно, знали «гвардейцы Квасникова» — его ближайшие единомышленники. Но даже на факультете НТР Краснознаменного института в кругу своих коллег и патриотов этой уникальной службы бывший многолетний заместитель Квасникова по этому вопросу не проговорился. Но, смеясь, отвечал: «Во всякой шутке есть доля правды»! Уже в новом столетии бывший глава разведки и КГБ Владимир Крючков заметил в своих воспоминаниях, что  «научно-техническая разведка была самая рентабельная организация страны».

Масштабная разработка стратегии и тактики проникновения за «стену секретности» КОКОМ в интересах обороноспособности страны и ее народного хозяйства — это еще один подвиг идеолога НТР, разведчика-ученого Леонида Романовича Квасникова. В цепочке «атом — кибернетика — ракетно-ядерный щит», эффективно «окучиваемой» силами и средствами НТР в 50-60-х годах, после вынужденного ухода Квасникова от дел добавилось еще одно стремительно расширяющееся звено — космическое.

«Гвардейцы Квасникова», приняв эстафету, начатую в канун запуска первого спутника и полета первого космонавта, шаг за шагом помогали осваивать «советский космос». А он, космос, — серьезная опора в обороне нашего государства.

Из истории борьбы НТР с КОКОМ . Разведывательные задачи НТР были сформулированы в документах «триады» советской власти — ЦК КПСС, Совета Министров и Президиума Верховного Совета СССР. Они сводились к требованию добывания актуальной, секретной и документальной информации о тенденциях развития, новых достижениях науки и техники, технологии производства на Западе, в первую очередь, для оборонных целей.

Невидимая часть айсберга холодной войны породила такие явления, как «психологическая» и «экономическая» войны, обострив до предела их эффективный инструмент — разведку. Одна из «дочерей» холодной войны, «экономическая», создала беспрецедентные в истории отношений между нациями запреты на использование достижений в области науки и техники. Фактически Советский Союз пытались отлучить от научных и технических достижений мировой системы разделения труда, и это в условиях всесторонне разрастающейся научно-технической революции, стремительного научно-технического прогресса и военно-технической революции, порожденной двумя мировыми войнами.

Строжайшие эмбарго было наложено на продажу передовых технологий в страны Восточного блока. США вовлекли в систему КОКОМ десятки государств на всех континентах.

Справка. В реальности сегодняшняя система санкций против капитализированной России была «изобретена» еще в первые годы появления «государства нового типа» — социалистического. И санкции, это орудие запретов, стали не столько «барьером» против «большевистской Страны Советов», сколько узаконенной Западом нормой в попытках ликвидации тысячелетней российской государственности как таковой. И как показало время — бессильной мерой.

Шестидесятые годы явились демонстрацией триумфа Леонида Романовича Квасникова, талантливого и неповторимого разведчика-ученого, идеолога и стратега, вдохновителя и яркого организатора десятилетий работы НТР на довоенных, военных и послевоенных рубежах защиты нашего Отечества специфическими силами и средствами разведки.

Если КОКОМ — это «система» Запада против Востока, то советская НТР — это «орудие взлома» строгого эмбарго на поставку в Советскую Россию передовых технологий так называемого двойного назначения, то есть для мирных и военных целей. То есть в реальности всеобъемлющая деятельность Комиссии нейтрализовалась эффективной работой НТР госбезопасности и ее «сородичами» в военной разведке и других «добывающих ведомствах» страны.

Разведчики «гвардии Квасникова» в 50-60-е годы и после его вынужденного отлучения от НТР (1963) были активными участниками оказания конкретной помощи в процессе оборонного строительства Отечества, ибо гонка вооружений высветила проблему необходимости поддержания Востоком паритета в области западного оружия массового поражения.

Как и в недавнем советском прошлом сегодня, как «свет далекой звезды», наследие «гвардейцев Квасникова» все еще ориентирует нашу НТР на достижение передовых рубежей в делах научно-технической разведки. И хотелось бы верить, что она и сегодня, после оголтелой «капитализации» бывшей могучей Страны Советов, является полезной в вопросах укрепления оборонной мощи страны.

Наступательная тактика, столь традиционная форма деяний НТР, в руках ее идеолога и стратега материализовывалась прежде всего его шагами на пути активного противодействия запретным санкциям на пути к передовой мысли в мировом развитии науки и техники.

А пока общеизвестен факт: «снаряд НТР» побеждал «броню КОКОМ» все последующие «после Квасникова» десятилетия. И как ни печально, но сегодня существует еще одно обстоятельство: в силу стремительной и «дикой капитализации» России после событий 1991 года НТР с ее отечественными наработками советского времени все же серьезно пострадала. Почему так? Сегодня трудно не думать, что в «делах НТР» не потеряно главное — дух «гвардейцев Квасникова» в борьбе за выживание Отечества. Это не домыслы, а реалии сегодняшнего дня в условиях двадцатилетней деидеологизации, деполитизации, департизации и… депатриотизации, навязанных «сверху» псевдолибералами, еще недавно стоявшими у власти. Они, псевдодемократы, заронили в сердца новых поколений наших граждан, а значит и разведчиков, сомнение в необходимости и способности быть преданными Отечеству до самопожертвования. Как ни печально, но об этом говорят серьезные просчеты в профессионально-патриотической подготовке кадров разведки.

 

«Кузница кадров» НТР

Эпиграфом к этому разделу рукописи можно было бы поместить, правда с поправкой на сегодняшний день, замечание из рукописи «Разведчик атомного века» о Герое России Владимире Барковском: «В условиях начала пятидесятых годов НТР смогла сохранить свой кадровый потенциал и выйти на путь работы по содействию отечественной военной промышленности в создании ракетно-ядерного щита страны».

В 1969 году была настолько очевидна многогранная полезность Отечеству научно-технической разведки, что решением правительственных органов в Краснознаменном институте КГБ был создан специальный факультет НТР. Его возглавил соратник Леонида Квасникова, разведчик-атомщик еще со времен войны и будущий Герой России

Анатолий Антонович Яцков. Наладив мощный «кадровый поток» для нужд НТР, и не только в рамках госбезопасности, в начале трагических 90-х годов факультет прекратил существование. Этот действенный, хорошо отлаженный, уникальный и универсальный факультет через тридцать лет «по просьбе американских советников» при президенте Борисе Непредсказуемом был расформирован, а его кадры с огромным опытом почти в полном составе из стен института были изгнаны.

Правда, сама «система НТР» в стенах разведки устояла. Думается, в этом была заслуга главы разведки, ставшей СВР России — Службой внешней разведки, Евгения Максимовича Примакова, человека высокого государственного полета с редкой прозорливостью.

Леонид Романович Квасников не проходил подготовку в «кузнице кадров» разведки — ШОН, РАШ, ВРШ. Но в последние годы своего руководства НТР и, будучи консультантом при начальнике разведки, смог подготовить условия и убедить руководство разведки выйти с предложением в правительство о необходимости готовить кадры на факультете Школы по особой учебной программе, свойственной специфике работы этого направления разведки. Правда, это случилось, когда Высшая разведывательная школа (Школа 101) была преобразована в институтского уровня разведывательного профиля учебное заведение КГБ.

Институт был сформирован в 1968 году, а через год, покинув штаб-квартиру НТР, «досрочно», профессором основной (разведывательной) кафедры с богатым опытом работы на «разведывательном поле» по обе стороны Атлантики пришел ближайший коллега Леонида Квасникова — Владимир Барковский.

Конечно, Владимир Борисович перешел в Институт неспроста — его «ушли» туда ревнивые начальники, ибо такой опыт работы за рубежом и в Центре в интересах НТР в среде сотрудников имели единицы. А ведь ему было всего пятьдесят шесть лет.

Но и нельзя сказать, что Барковский тяготился, работая в стенах КИ. Добровольный опыт преподавания для него начинался сразу после успешной оперативной работы в воюющей Англии. Тогда он наведывался в Школу разведки в качестве «преподавателя из Центра». Коллеги по Школе и слушатели вспоминали о нем, как «об импозантном молодом красивом человеке с трубкой, вызывающим симпатию».

Впечатление о личности Барковского-«лектора-из-центра» (1947–1948) оставил секретарь парторганизации РАШ и будущий начальник штаба Михаил Константинович Грачев: «Он разительно отличался быстрым умом и реакцией, отличной речью. Умел овладеть аудиторией, зажечь ее; вызывал уважение к себе и доверие к тому, о чем говорил… Прекрасный лектор…»

И   действительно, придя в стены уже ВРШ — Высшей разведывательной школы (1954–1956), а потом многие годы работая со слушателями в КИ (1969–1993), он вел все виды занятий. Его лекции не были со знаком «моно» (от слова «монотонно»), а в виде многогранного рассмотрения факторов из теории и практики разведывательного опыта. Все говорило о его подвижническом отношении в делах по подготовке молодых кадров и слушателей на переподготовке.

Подвижничество? Трудно, казалось бы, поддающееся качественному определению явление. Но об этом свидетельствуют «заметки на полях» в рукописях Владимира Борисовича — ученого и историографа, которые автор данной рукописи свел к следующему: «Каждая встреча будущего разведчика с ветераном — это передача опыта, опыта, опыта. Но не только. Это и мощное влияние личности ветерана на будущего профессионала. Патриотическая убежденность ветерана в правоте и правомерности разведывательного дела доминирует на всех видах занятий и встреч…»

Единомышленник идеолога НТР Барковский, как теоретик на кафедре разведки в должности замначальника и в последующем — профессора, смог включить в основу преподаваемого предмета две животрепещущие темы — проблема мастерства разведчиков и человеческого фактора в их работе.

Речь идет об учете в процессе привлечения к сотрудничеству с разведкой личности обоснованного значения человеческого фактора. Он начал развивать эту тему с американцев. Так, в стенах Института появилась его диссертация об особенностях американского национального характера. В ее структуре — схема «карта мира американцев» — семья, родственники, сослуживцы, друзья, спутники увлечений, коллеги (по профессии, работе, учебе…). Но почему именно американцы? К этому времени директива штаб-квартиры разведки госбезопасности переориентировала работу своих подразделений на новую группу «главных противников» — США, НАТО, Китай.

И вот теперь, с позиции времени, как охарактеризовать многолетний творческий исследовательский труд разведчика-профессора-ученого-историографа? Если одним словом — то трудоголик! Ему принадлежит 35 работ (более 3000 страниц текста!). Таково научное наследие одного из самых «стойких гвардейцев Квасникова», духовная опора которых в разведывательной жизни подпитывала многие сотни «разведчиков от НТР».

БАРКОВСКИЙ Владимир Борисович  (1913–2003). Сотрудник внешней разведки госбезопасности. В годы войны — «разведчик общего профиля» и по линии НТР лондонской резидентуры. Имел на связи 17 ценных агентов (1941–1946). Замрезидента по линии НТР (1948–1950) и резидент КГБ (1956–1963) в Нью-Йорке. Работая в центральном аппарате, выезжал с оперативными заданиями в страны Европы. Преподаватель, заместитель начальника кафедры разведки, профессор в ВРШ-КИ-АВР (1947–1948, 1954–1956, 1969–1993). Историограф НТР советского периода (1984–2001). Награжден шестью орденами. Почетный сотрудник госбезопасности. Присвоено звание Героя России (1996).

Идеолог и стратег научно-технической разведки Леонид Романович Квасников был призван в разведку госбезопасности в канун войны и шел в нее неохотно. К этому времени он был уже инженером, успешно внедрившим в военное производство несколько своих рационализаторских наработок. И еще — он аспирант МИХМа, но своей научной работы не подготовил…

Но ему по праву, причем в существующей реальности, могло быть присвоено звание как минимум доктора наук. Ну хотя бы «по совокупности» сделанного в делах научно-технической разведки и ее конкретной многолетней эффективности в интересах Отечества.

Этот душевный порыв автора рукописи в отношении талантливого разведчика-ученого направлен на формально существующую несправедливость в оценке ученых заслуг идеолога и стратега судьбоносного для Отечества явления, каким общепризнанно являются деяния научно-технической разведки с довоенных времен, в годы Отечественной и «холодной» войны.

Две судьбы: два разведчика-ученых, признанных легендарными, уникальными и талантливыми, два Героя России, но столь по-разному оцененные в научном мире. Конечно, если бы Леонид Романович Квасников пришел в стены ВРШ, и Института, то еще тридцать лет мог бы быть сверхполезным делу не только НТР, но и разведки в целом. Но…

Не исключено, что Квасников, решительный и требовательный боец на тайном фронте, не вписался в «систему советников» при главе разведки госбезопасности. Более того, случилось так, что уже в конце семидесятых годов его перестали приглашать на встречи с молодым поколением разведчиков.

Так, в один из торжественных дней Леонид Романович выступил перед слушательской аудиторией с некоторой долей критики положения дел в разведке. И этого было достаточно, чтобы оградить ветерана от встреч с новым поколением разведчиков (кстати, после начала девяностых практика отстранения ветеранов от встреч со слушателями стала нормой, ибо старое поколение, видимо, раздражало своей компетентностью).

По-иному сложилась судьба Владимира Барковского. Одновременно с его приходом на кафедру разведки Института, здесь начал свою плодотворную работу факультет НТР — детище и Квасникова, и Барковского, и Яцкова. Анатолий Антонович возглавил факультет и более полутора десятков лет отправлял на «разведывательное поле» сотни разведчиков. Он был из тех «атомных разведчиков», кто взошел на пьедестал Героев России.

Именно для тех, кто через годы подготовки на факультете НТР будет представлять ее интересы в резидентурах по всему миру, ученый-историограф Барковский определил место этого направления разведки госбезопасности в жизни нашего Отечества и вне его с государственных позиций: «НТР можно рассматривать как особое социальное явление, глубоко коренящееся в потребностях обеспечения национальной безопасности и геополитических интересов государства».

Будучи стойким последователем Леонида Квасникова, творца этого специфического направления разведки, Барковский подчеркивал, что «формы организации НТР, а также достигаемых ею результатов не афишируются и остаются известными лишь ограниченному кругу компетентных лиц».

О роли кадров НТР говорил бывший начальник разведки и глава КГБ Владимир Крючков (2004): «…мои предшественники по линии этой разведки проделали огромную работу и создали такую кадровую базу, которые позволили нам решать задачи просто удивительного свойства…»   Так он оценивал работу НТР с позиции государственных и партийных органов страны, имея в виду весь период ее существования (с 1925 года). Хотя в разведку Крючков пришел лишь в 1974 году, но почти полтора десятка лет ее успешно возглавлял (1974–1788) — и ему была прекрасно известна роль НТР в жизни страны. Правительственные органы всемерно укрепляли ее, особенно в послевоенный период, в условиях развернутой «холодной войны» с конечной целью Запада ликвидировать российскую государственность как таковую. И генерал был одним из тех, кто лично патронировал работу и самой НТР, и ее факультета, открывая «зеленую улицу» всем их начинаниям. А их было немало; в частности, разработка структурно-логической схемы учебного процесса, применительно к специфике работы ее кадров по линии научно-технической разведки. А это — тематический план, насыщение всех видов занятий учебными пособиями, включая средства наглядности — плакаты, видеофильмы… И еще — дипломные работы по линии основной дисциплины — разведывательной.

И Леониду Квасникову, и Владимиру Барковскому, и Анатолию Яцкову, и их многочисленным коллегам «по учебному цеху» было чем гордиться. «Всепроникающий снаряд НТР» успешно работал в лице подготовленных ими кадров в интересах всех многогранных сторон советской экономики. А все потому, что с подачи Квасникова Барковский и Яцков смогли обеспечить условия нормальной работы родного факультета в течение 1969–1993 гг.

Позднее Владимир Барковский, уже в роли историографа НТР, говорил с юбилейной трибуны об усилиях «гвардейцев Квасникова» на преподавательском поприще: «…эти до недавнего времени кадровые сотрудники НТР, за рубежом, в Центре и в ведомствах прикрытия при работе с территории Союза привносили дух оптимизма и глубокую уверенность в правоту дела чекистов-разведчиков в глазах слушателей».

Ветеран, разведчик-ученый Леонид Квасников при встречах с молодыми кадрами вместе со своими единомышленниками внушал весьма значимую мысль: разведка — это одна из лучших профессий, где личность каждого может реализовывать свои способности в интересах Отечества.

К началу 80-х годов на факультете НТР сложился коллектив энтузиастов-единомышленников из «гвардии Квасникова» во главе с разведчиками-атомщиками Яцковым и Барковским. Как шутили, с долей правды, на традиционном факультетском чаепитии: сотрудники факультета имели общий коллективный стаж службы в НТР более чем в 300 лет, из которых значительная доля приходится на работу в «кузнице кадров».

ЯЦКОВ Анатолий Антонович  (1913–1993). Родом из Одесской губернии. Окончил московский полиграфический институт (1937). Во внешней разведке с 1939 года, в США (1941–1946): работал по линии НТР, в том числе активно по атомной проблематике; во Франции (1946–1949). Длительное время — в ГДР на направлении НТР. Руководящий сотрудник НТР в Центре (1963–1968). Начальник факультета НТР в Краснознаменном институте КГБ (1969–1985). Награжден четырьмя орденами, почетный сотрудник госбезопасности. Герой России в 1996 году (посмертно).

А особенности в подготовке? Это не только занятия в аудиториях, классах и городе, но и обширные средства наглядности. Ведь слушатели имели в основном техническую подготовку — инженерную, для которых чертеж, схема, таблица, график, плакат — родная стихия. И еще — системный подход, столь свойственный инженерному делу и в исканиях ученых.

Но сегодня приведенная выше цитата «генерала» от разведки и госбезопасности звучит как реквием былому могуществу НТР. Ведь факультет, это специфическое «детище» будущих Героев России, выдержав проверку временем на эффективность подготовки кадров для НТР и других подразделений КГБ, был ликвидирован после событий августа 1991 года. И случилось это под нажимом своих и «либералов из-за бугра» на радость тем, кто грезит не одно столетие о полной ликвидации российской государственности путем ее дезорганизации и превращения в сырьевой придаток «сильных мира сего» на Западе.

Вот почему незадолго до своей кончины главный «гвардеец Квасникова» Владимир Барковский не раз возвращался, без сомнения, к трагическому факту в истории с НТР. Как он говорил, «позорной для государства расправы с научно-технической разведкой». Ветеран говорил, что «теперь едва ли найдется сила, которая вытащит страну из „ямы отставания“ в науке и технике. Такого, как это было с успехом в атомной проблематике и кибернетике, уже не будет…»   Говорил это ветеран с глубокой горечью. Следуя заветам Леонида Квасникова, историограф Владимир Барковский пророчески призывал тех, кто в Институте входил в ветеранскую когорту «гвардейцев Квасникова»: «…в общении с ветераном молодой разведчик впитывает в себя подвижническое начало на труднейшем поприще среди профессий, именуемом разведывательной работой. Профессии, где порой и один в поле воин!»

К сожалению, как это случается в вузах, этот уникальный факультет не станет памятником лучшим «гвардейцам идеолога и стратега НТР». Его уничтожили те, кто в смутное время грязного потока вседозволенности не смог подняться до высот государственного уровня в вопросе судьбоносной полезности научно-технической разведки для нужд экономической и оборонной мощи Отечества.

Случилось невероятное — в начале 90-х годов руководство Института преступило грань здравомыслия, совершив три действия: во-первых, ликвидировали факультет НТР с двадцатипятилетним опытом подготовки кадров; во-вторых, разогнали уникальные кадры еще «квасниковской закалки»; в-третьих, уничтожили специальные учебные пособия (29 видов) по специфике подготовки кадров НТР. Причем, как это ни парадоксально, не оставив даже ни одного экземпляра в секретном архиве… И произошло это «варварство» на пороге нового столетия в самом, казалось бы, передовом и столь нужном государству ведомстве — Краснознаменном институте, ставшим в одночасье

Академией, но потерявшей в своем титуле орден Красного знамени и имя Ю.В. Андропова.

Хочется повториться: факультет НТР, как важная часть подготовки кадров разведки значительной группой «гвардейцев», двадцать пять лет готовил, духовно обогащал и благословлял на ратный труд «бойцов невидимого фронта». И делали они это из лично выстраданной ими государственной позиции, а она гласит: «разведка НТР встроена в систему госбезопасности нашего Отечества — экономическую и оборонную».

Не один год Леонид Романович опирался в своей работе в штаб-квартире НТР на двух своих заместителей — ярких личностей, профессионалов с творческой жилкой и весьма значительным оперативным и организационным опытом. Это были глубоко уважаемые в среде коллег Валентин Васильевич Рябов и Владимир Борисович Барковский. Оба прошли серьезную школу работы за рубежом и оба стояли у истоков послевоенного расширения усилий НТР во главе со своим старшим коллегой-провидцем Леонидом Квасниковым в борьбе с запретными санкциями Запада на достижения в науке и технике.

 

Слово о выдающихся «гвардейцах»

Нельзя не упомянуть еще об одном уникальном явлении в «ученой биографии» Барковского. Речь идет об особом научном труде Владимира Борисовича — это вопрос значения «человеческого фактора» в профессиональной деятельности разведки и разведчиков.

В девяностых годах Владимир Барковский, кандидат наук, почетный профессор Академии внешней разведки и Герой России, закончил любопытнейшее исследование по… этике разведывательной деятельности. Недоумевали, что это — обзор или монография, трактат или эссе?! Одно несомненно: этот труд стал «лебединой песней» ветерана, ибо он вторгался, казалось бы, в область ранее никем не затрагиваемую, как ученый, конечно.

С высоты своего жизненного опыта — гражданина, офицера и профессионала, приближаясь к своему девяностолетию, Владимир Борисович имел моральное право высказаться по этому «щепетильному» вопросу. Ибо сама суть разведки, как считается или как видится в глазах «толпы», аморальна, а значит, якобы несовместима с общепринятыми этическими нормами?

Но и собственные дела разведчика Барковского, и его коллег во главе с идеологом НТР Квасниковым, и личное профессиональное отношение с иностранцами-«помощниками» говорят об обратном (ниже будут приведены высказывания «сознательного интеллектуала», длительное время сотрудничавшего с советской разведкой). Почему — Барковский? Ну кому, как не ему, высказаться по этому вопросу, с его-то опытом — и жизненным и оперативным…

Он имел право высказаться. Это право он приобрел за десятилетия совместной работы в коллективах на двух континентах, в штаб-квартире разведки, а главное, его учителями и коллегами были «гвардейцы Квасникова». Не могла научно-техническая разведка достичь таких высот в своей эффективности, если бы «триада человеческого фактора» не была принята во внимание. А это — система отношений в коллективе разведчиков (1), с их источниками информации (2) и, конечно, с собственным внутренним сознанием (3). Итак, «коллектив» — «источники» — «сознание».

(Прим. авт. Вот как трактует понятие «этика» Словарь русского языка АН СССР, 1984 год: «Норма поведения, мораль человека какого-нибудь класса, общественной или профессиональной группы».)

Это право Барковский «подсмотрел» в своих коллективах «ликуя и скорбя»! Три атомных разведчика — Леонид Квасников, Анатолий Антонович Яцков и Владимир Барковский — неоднократно оказывались свидетелями несправедливостей в отношении их талантливых коллег. «Система» десятилетиями не прощала грехи, будь они настоящими либо мнимыми, не утруждая себя памятью о былых заслугах.

После войны оказался отстранен от дел разведки Павел Михайлович Фитин, возглавлявший разведку с довоенного времени и всю войну, без пенсии. В 1953 году уволен заместитель начальника разведки Гайк Овакимян и начальник отделения НТР Семен Семенов. Причина? Речь, вернее всего, шла о «пятом пункте» анкеты, национальности. И еще по всем этическим нормам оказался сознательно «забытым» ценнейший источник информации в «атомных делах» — Клаус Фукс.

Справка. Драматически сложилась судьба «Твена» — подполковника Семена Марковича Семенова. После США (имел орден) он был послан в Париж, где не сработался с резидентом. Во Франции он получил еще один орден, но, как вспоминали, был донос одного сотрудника торгпредства («чистого», но бдительного) о якобы «неположенных разговорах» и поведении Семенова. Пасквиль попал на благодатную почву: шел 1952 год с его «делом врачей». И это — штрих в вопросе об этике…

Почему такое внимание автора к этим двум личностям — разведчику Семенову и носителю информации Фуксу? Они по своему местоположению в системе НТР уникальны и ценны своим участием во взломе «стены секретности» в американском атомном проекте «Манхэттен», а значит, по участию в появлении не только атомной бомбы, но и эпохи атома в целом. Естественно, встает вопрос о причастности этих двух талантливых личностей к «гвардии Квасникова». А к ним правомерно причислять всех, кто «зримо или незримо» работал «на поле НТР» в рядах близкого окружения идеолога НТР или в резидентурах, в штаб-квартире разведки либо в числе ценных носителей информации… Но и Семенов, и Фукс были лично известны Квасникову!

(Был еще, как ни странно, и личный интерес автора к его будущему коллеге по разведке — Семену Марковичу Семенову. В шестнадцать лет, в 1950 году, автор был прикован к больничной койке тяжелым недугом — туберкулезом тазобедренного сустава. Готовилась операция, после которой — очень серьезная хромота и инвалидность. Сто двадцать уколов пенициллина спасли ногу и подарили автору интереснейшую жизнь в сорте и аэроклубе, флотского инженера морской артиллерии, военного контрразведчика и разведчика «на поле НТР», преподавателя в «кузнице кадров разведки», на ниве историка спецслужб и писателя… Правда, об этой незримой помощи автор узнал только многие десятилетия спустя. А затем, вместе со своими коллегами, выводил «Замечательного Твена» из забвения…) Насколько объективен был автор в отношении судьбы Семенова, расскажут следующие страницы.

Слово о Семене Семенове .  Во-первых — все же, был ли Семенов «гвардейцем Квасникова»? Был, хотя и начал работать по линии НТР еще до прихода в нее Леонида Романовича.

В обширном издании, книге энциклопедического характера «Разведка Великой Отечественной» (2010), разведчик Семенов упоминается неоднократно.

СЕМЕНОВ награжден орденами за работу в США и Франции. Две статьи о его работе: «Разведчик-студент в Америке» и «США: цена — тысяча жизней солдат». В США он успешно закончил Массачусетский технический институт. Затем остался в стране для работы в «Амторге» — американо-советской фирме.

Разведчик ИНО ОГПУ Семенов за годы учебы в вузе оброс связями из среды научной и технической интеллигенции Америки. Он изучил десятки из них в оперативном плане и около двадцати привлек к работе на Советский Союз. В основе сотрудничества лежали симпатии этих американцев к Советской России как государству нового типа, прокоммунистические воззрения и антифашистские настроения.

И вот 1942 год. Будучи в Москве, Василий Михайлович Зарубин, новый руководитель «легальной» резидентуры в Нью-Йорке, был много наслышан об инициативном одессите Семене Семенове, работавшим в Америке с 30-х годов.

Семенов имел обширные связи среди лиц еврейской диаспоры, занимавшихся научными и техническими изысканиями. Характеризуя Семенова, предыдущий резидент подчеркивал, что на этого разведчика можно положиться при решении самых сложных разведзадач. Поэтому начальник внешней разведки Павел Михайлович Фитин поручил Зарубину поставить новое задание именно перед Семеновым.

Нужно было добыть информацию и образец по технологии производства чудодейственного препарата — пенициллина, столь нужного советским госпиталям и больницам для спасения жизней сотням тысячам раненых на войне. Советская сторона столкнулась с таким фактом: американские союзники были щедры лишь на готовые лекарства, отпуская их ограниченные партии России в кредит. Секреты производства препарата раскрывать для русских они не собирались ни даром, ни за деньги. Но передаваемые партии лекарства были каплей в море для нашего фронта в две тысячи километров. Нужен был штамм очищенного американского пенициллина. Было начало 1942 года, и быстрая наладка производства этого лекарства-антибиотика в Союзе являлась вопросом жизни и смерти тысяч советских солдат, погибавших от заражения крови. Семенов нашел подход к источнику информации — научному работнику фирмы-изготовителя пенициллина. Этого сотрудника Семенов привлек к сотрудничеству и получил от него несколько образцов штамма; бесценный груз ушел в Москву.

Это лишь один эпизод в работе разведчика «Твена»-Семенова, который имел в годы войны своим прикрытием «Амторг» и должность представителя «Совэкспортфильма» (в «Амторге», кстати, под прикрытием «Международной книги» работал с января 1942 по декабрь 1945 года Леонид Квасников, будучи непосредственным начальником «Твена» по линии НТР).

Характерна судьба этого талантливого разведчика в Америке. США тридцатых годов были на пике крупных изысканий, и высокоэрудированный в нескольких областях науки и техники Семенов развернулся на разведывательном поприще во всю мощь своих возможностей. Он просил руководство резидентуры лишь об одном — не регламентировать его рабочий день.

«Твен» вышел на проблему создания и эксплуатации большой плутониевой установки по производству сырья для создания атомной бомбы, и через некоторое время в Москву ушел подробный доклад, материалы и чертежи по проблеме разработки атомного оружия (фирма «Дюпон» и университет). Работая с источниками атомной информации, троих из них он привлек к сотрудничеству с советской разведкой («Элвис», «Аден», Анта»).

Затем был крупный ученый «Тревор», консультант-конструктор с авиационных фирм «Локхид» и «Дуглас» (сверхсекретные сведения о бомбардировщике, истребителе-перехватчике, штурмовике и экспериментальном высотном самолете).

В начале 1941 года резидент в Нью-Йорке, опытный разведчик Гайк Овакимян так аттестовал Семенова: «Агентурная разведка — это его призвание. Он умел найти подход к любому человеку…»   А вот оценка его работы в США после перевода во Францию: «Работая с 1938 по 1944 год в США, майор Семенов проявил себя как один из самых активных работников резидентуры. Практически создал линию научно-технической разведки в предвоенные годы. Он получал ценные материалы от десятков агентов по взрывчатым веществам, радиолокационной технике и авиации…»   И еще — резолюция начальника разведки Фитина на документе: «Способный, инициативный, настойчивый и дисциплинированный работник».

Коллега Семенова по работе в США Анатолий Яцков вспоминал: «Семенов был прирожденный разведчик, умел устанавливать контакты с людьми, совершенно безотказно работал…»

Но… В 1953 году начальник отделения подполковник Семенов был незаслуженно уволен из органов госбезопасности без пенсии. В это время в МГБ шла чистка от лиц еврейской национальности — шло «дело врачей». Вспомнили Семенову и его увлечение кибернетикой, считавшейся в стране в то время «лженаукой». Сыграл свою роль и поступивший из Парижа донос о якобы его «фривольных разговорах» и поведении. Не помог ему даже блестящий послужной список…

В книге-биографии атомного разведчика, Героя России Владимира Барковского имеются такие слова: «…Разведка потеряла (и не только одного его) талантливого и столь нужного для дела „на тайном фронте“ преданного Родине человека, гражданина, а главное — профессионала высшего уровня…»

Потом был труд в котельной ткацкой фабрики, затем до конца своих дней (1986) он работал переводчиком технической литературы в одном из московских издательств. Лишь с приходом к руководству КГБ Ю.В. Андропова была восстановлена справедливость и персональная пенсия республиканского значения, выделена квартира.

К чести Яцкова и Барковского, они не оставили своего старого товарища в то лихое время. Чаще помогали добрым словом, участием, а если удавалось, то и материально. Именно им удалось «пробить» асу разведки достойную пенсию…

Этика… Они «пробивали» персональную пенсию Квасникову, «пробивали» путевки в санатории и места в больницах, квартиры всем этим теперь известным или так и неизвестным «бойцам тайного фронта» в военные и мирные дни.

Еще позднее, уже в девяностые годы, в кабинете истории внешней разведки в ее штаб-квартире в Ясенево и на стендах «атомной разведывательной эпопеи» среди ее шести Героев появился на равных портрет подполковника Семена Марковича Семенова, признанного при жизни асом разведки, но… не Героя России.

В бытность работы за рубежом и в штаб-квартире НТР через руки Леонида Квасникова прошла ценная информация от Клауса Фукса, ценнейшего «атомного агента».

ФУКС Клаус  (1911–1988). Агент разведки госбезопасности (1941–1950). Выдающийся германский физик-теоретик, бежал из Германии, поданный Британии (с 1941 года). Из идейных соображений предложил сотрудничество советской разведке. В годы войны работал над созданием атомной бомбы в США (1941–1945) и после войны — над ядерным оружием в Англии (1946–1950). Попал под подозрение и вынужден был сознаться о работе на Страну Советов. Не был выдан британским правительством в США, где его ожидал электрический стул. Приговорен к 14 годам заключения, освобожден досрочно (1959). Проживал в ГДР, работал в институте ядерных исследований на руководящих должностях, академик (1959–1988). Официально не был признан в Союзе, как работавший на советскую программу создания атомного и ядерного оружия.

1949 год ознаменовался концом ядерной монополии США. В августе 1943 года, в начале работ над англо-американским проектом создания атомной бомбы, президент Рузвельт и британский премьер Черчилль подписали секретное соглашение по совместным работам. Один из пунктов соглашения гласил: «Обе державы не будут сообщать информацию по атомной бомбе третьим странам…»

Центр по созданию сверхсекретного оружия с согласия сторон находился в Америке. В соответствии с этим соглашением в составе британской делегации ученых в США вылетел физик Клаус Фукс. Бежав из фашистской Германии, он получил британское подданство; это дало ему возможность иметь доступ к секретным изысканиям, которые велись в Британии в области атомной энергии. Накануне отъезда он передал объемную информацию о ходе работ «над темой» сотруднику советской разведки. Как уже говорилось, Фукс начал сотрудничать с Советами еще в 1941 году, будучи участником антифашистского движения, — причем по собственной инициативе.

Фукс имел феноменальную память и великолепные аналитические способности. На основе предоставленных ему в Британии материалов он сделал вывод о том, что в Германии ученые, создающие атомное оружие, идут ошибочным путем и успеха не добьются.

Прибытие советского агента в Лос-Аламос — засекреченный исследовательский центр по ядерной проблематике и созданию атомной бомбы (проект «Манхэттен») — значительно расширило возможности нашей НТР по добыванию ценнейшей актуальной информации. В этом центре с практической базой создания атомного оружия трудилось двенадцать нобелевских лауреатов из США и стран Старого Света. Но даже на их фоне Фукс считался выдающимся ученым.

Ему поручали решение самых сложных физико-математических задач. Глава теоретического отдела атомного центра характеризовал Фукса как одного из наиболее ценных сотрудников: «…скромный, способный, трудолюбивый, блестящий ученый, внесший вклад в успех программы „Манхэттен“».

Именно феноменальные способности Фукса открыли ему доступ в двенадцать секций работы над атомным оружием. И это в то время, когда эти секции в целях сохранения секретности работ между собой не общались.

После окончания войны Фукс занимался анализом взрывов атомных бомб, сброшенных американцами на Хиросиму и Нагасаки. Он был привлечен американской стороной к подготовке программы исследований взрывов на атолле Бикини в Тихом океане. Возвратившись в Лондон в 1947 году, Фукс продолжил заниматься ядерной проблематикой.

И в Штатах, и в Англии с Клаусом Фуксом работал разведчик НТР Александр Семенович Феклисов. Он встречался с агентом раз в три месяца. Аналитические способности ученого проявились с неожиданной стороны — на одной из первых встреч он сказал Феклисову, что вопросы, присланные из Москвы, свидетельствуют о том, что русские ученые сильно продвинулись вперед в деле создания собственной атомной бомбы… Его предвидение оправдалось: 29 августа 1949 года первая отечественная атомная бомба была взорвана. Она была создана в СССР усилиями ученых, инженеров, специалистов и разведчиков, причем при огромной помощи со стороны Клауса Фукса и других занятых «по теме» источников информации по обе стороны Атлантики.

По заключению специалистов материалы, полученные от источников — ученых-атомщиков, и особенно от Клауса Фукса, позволили советскому ядерному центру сэкономить 250 миллионов рублей и ускорить на десять лет процесс появления в Союзе отечественного ядерного оружия.

Известна угроза первого послевоенного президента Гарри Трумэна, который в ожидании появления в руках Штатов атомной бомбы говорил: «если бомба взорвется, а это так и будет, то у меня появится хорошая дубинка для этих русских!». «Дубинка», казалось бы, была. Но… Достижение Советского Союза окончательно похоронило монополию США в области ядерного оружия, и после войны Советская Россия не позволила Западу разговаривать с нами с позиции силы.

ФЕКЛИСОВ Александр Семенович  (1914–2007). Сотрудник внешней разведки госбезопасности (1939–1974). Работал по линии НТР в США и Англии (1941–1946, 1947–1950). Руководитель английского и американского отделов разведки (1950–1960). Резидент КГБ в Вашингтоне (1960–1964), участник разрешения Карибского кризиса (1962). Заместитель начальника ВРШ и КИ (1964–1974). Автор записок разведчика. Присвоено звание Героя России (1996).

Вот и здесь, в случае «разведка — агент», этика, как важнейший человеческий фактор, дала сбой. Барковский, автор работы по этике разведывательной деятельности, с большой горечью говорил об отношении советской стороны к Фуксу-агенту. Да, Фукс был предан и он признался: с ним работал опытный следователь; он смог убедить его «облегчить душу», основываясь на том факте, что Фукс работал с Советами в обстановке войны и после — будучи убежденным в необходимости ядерного баланса сил. Следователь говорил, что он имел право на такую позицию. Британцы категорически отвергли требование американцев в выдаче Фукса в Штаты, где его, без сомнения, ждала смертная казнь.

Барковский отмечал: забота о Фуксе, когда он стал проживать в ГДР, конечно, была — внимание властей, любимая работа (директор НИИ), дом, семья… Но как друга Советской России и источника ценнейшей информации, даже в условиях родственной нам ГДР, советская разведка Фукса не признавала. И Барковский констатирует: «…считаю, что в провале Фукса мы сами сыграли какую-то роль, которая привела его к признанию… Суть в ином. Фукс годами работал и жил в тяжелейших условиях. Так случилось, что долгое время мы с ним вообще не общались. Фуксу было не с кем посоветоваться, пожаловаться… Он оставался предан делу… Человека приперли к стене. Не доказательствами — психологически. Сломали и выдавили из Фукса признание…»

Многолетний куратор агента Клауса Фукса Александр Феклисов вспоминал: «Мы надеялись, что вот выйдет Клаус из тюрьмы и будет отмечен высокой правительственной наградой. Но этого не произошло… В 1964 году я подал рапорт на имя начальника разведки, в котором просил его ходатайствовать перед правительством о награждении немецкого ученого… Но когда стали говорить об этом с М.В. Келдышем, президентом АН СССР, он заявил: „Делать это нецелесообразно, ибо это принизит заслуги советских ученых в создании ядерного оружия “.

Клаус Фукс приезжал в Москву и с ним встречался Леонид Квасников, который поблагодарил Клауса Фукса за большую помощь Советскому Союзу, рассказал, что руководство нашей разведки через немецких друзей все время следит, чтобы в ГДР у него не было проблем в жизни… Вскоре Квасников ушел на пенсию, произошли и другие изменения в руководстве разведки. О Клаусе Фуксе забыли…»   И с глубокой печалью Феклисов пишет в своих воспоминаниях: «Клаус Фукс и его друзья в ГДР в течение 30 лет ждали, что Советский Союз признает его заслуги. Но этого не произошло…»

В 1988 году Клаус Фукс ушел из жизни. И в этом же году, после показа телефильма об участии Фукса в создании советской атомной бомбы, корреспондент спросил бывшего президента АН СССР А.П. Александрова, участника событий, показанных в фильме: действительно ли Фукс помогал СССР? Академик ответил: «Было что-то. Но в общем это не играло существенной роли».

А ведь в это время уже состоялся обмен Рудольфа Абеля на пилота Гарри Пауэрса и другие обмены. За рубежом об «атомной дуэли» России со Штатами изданы горы книг, статей… Имя Клауса Фукса широко в них фигурирует. И, по мнению Феклисова, справедливым упреком звучат слова вдовы Клауса Фукса: «Что же вы так поздно пришли? Клаус так ждал вас, даже думал, что никого из советских товарищей, знавших его, не осталось в живых…»

Что мог ответить будущий Герой России Александр Феклисов? Ведь ему при визитах в ГДР и визите в Москву было запрещено общаться с искренним другом Советской России! В 1941 году, когда войска вермахта стояли у стен нашей столицы, антифашист Клаус Фукс по своей инициативе стал помогать нашей разведке в появлении атомного оружия. И блестяще делал это десять лет.

Замалчивание успеха Клауса Фукса? Оно разбивается о кредо, четко аргументированное историографом Владимиром Барковским и неоднократно высказанное Леонидом Квасниковым: «Каждый делал свое дело!».

Другие изменения в руководстве разведки? Новое руководство шаг за шагом вытесняло талантливых разведчиков и среди них — «атомных», ибо они раздражали своей высокой компетентностью и подвижническим характером в работе. Так и случилось с «великолепной атомной четверкой», отстраненной от активной разведывательной работы еще до срока выхода на пенсию… Как ни печально, но историограф Барковский осуждал эту отрицательную тенденцию: «… главным достоинством в делах НТР стала преемственность в ее работе и еще — в кадрах…»

Говоря «о времени Квасникова», хотелось бы еще раз отметить, что наряду с кадрами разведки весьма специфический характер носили кадры НТР. Заместители начальника НТР Леонида Квасникова — Владимир Барковский и Валентин Васильевич Рябов привнесли в работу особенности, свойственные кадрам этого направления разведки госбезопасности.

Вот как вспоминает один из молодых коллег в отделе НТР в начале шестидесятых годов о своем общении с Валентином Васильевичем.

Слово об одном из «гвардейцев Квасникова».   Валентин Васильевич Рябов имел доброе прозвище «Чудак». Но он был «чудаком-на-которых-держится-мир». Это был «чудак» от разведки — умный, проницательный, профессионально грамотный и доброжелательный по натуре.

Он терпеть не мог ловкачей, неискренних людей и бездельников. Распознавал он их мгновенно и повышал свою требовательность и контроль за ними. В то же время Рябов никогда не отрицал права на ошибку, особенно если шел период становления разведчика. Не особенно утруждающие себя работой «мстили» Валентину Васильевичу, распуская слухи о его мнимых «чудачествах». Но Рябов был глубоко уважаем большинством из сотрудников. А его «чудачества» на самом деле были поисками новых путей решения развед-задач.

Однажды он повесил на двери своего кабинета циферблат часов, где стрелки указывали, когда он вернется в кабинет. «Группе химии» он поставил задачу создания мелков для постановки сигналов при моментальных встречах, тайниковых операций и других операциях по связи с агентурой. И один из них, химик по образованию, изобрел то, что нужно, — цветные мелки, исчезавшие с места их постановки через заданный промежуток времени. А это означало, что мелки испарятся и следящие не обратят внимание, кто следует по одному и тому же маршруту за разведчиком.

Рябов стал первым говорить об отставании советской разведки в использовании ЭВМ. Живым памятником этому неординарному человеку стало Управление по информационной и научно-исследовательской работе в области разведывательных проблем. Но, как это случается, вложившему душу в дело создания действенной и глобальной АИС (автоматизированной информационной системы) Валентину Васильевичу Рябову рабочего места в ней не нашлось.

Заниматься вопросами компьютерного учета Рябов начал после того, как именем британской королевы спецслужбы отказали ему во въезде на Британские острова. А лондонская резидентура была лишена талантливого руководителя линии НТР, одного из ярких последователей ее идеолога и стратега.

И те, кто работал с Валентином Васильевичем, все еще слышали его характерный голос — смесь баса и фальцета: «Думай, парень, о прикрытии, как оно работает на тебя, а значит, на разведку…»

Ушел из жизни Валентин Васильевич внезапно — от сердечной недостаточности, на шестидесятом году…

Что мог бы добавить к сказанному автор? Через многие годы, уже на факультете НТР в Краснознаменном институте, бывшие коллеги Квасникова-Барковского-Рябова вспоминали о Валентине Васильевиче с большой теплотой. Как он, скрываясь в клубах табачного дыма, сидел за столом, на котором авторучки и карандаши «выглядывали» из пенала со множеством склеенных друг с другом монет из различных стран. И любимый нами «чудак», жестикулируя коричневыми от табака пальцами, призывал нас быть творцами, а не просто исполнителями. И как этот призыв перекликался в душе автора с первой беседой на эту же тему с Леонидом Романовичем Квасниковым…

Вопрос о триаде аспектов этики деятельности «атомных разведчиков» можно, конечно, рассматривать шире, чем деяния только «великолепной четверки». Из разведчиков «их времени» выстраивается целая галерея портретов, и этот ряд бесконечен. Ведь неспроста много статей о «легендарной четверке» начиналось со сравнения их заслуг в ряду таких разведчиков, как Рудольф Абель, Конон Молодый, Ким Филби…

Но почему-то не говорится о заслугах «четверки» в связке с четой разведчиков Василия Михайловича и Елизаветы Юльевны Зарубиных и их дочери-разведчицы Зои Васильевны. А ведь они воевали «на тайном фронте» с ними вместе, по их атомной проблематике.

Вот как оценивалась нравственная и весьма полезная жизнь Зои Васильевны — при жизни возведенной в звание «Достояние республики». В день памяти Василия Зарубина в 2004 году в стенах Академии внешней разведки перед слушателями и преподавателями она была представлена такими словами: «…ветеран войны и разведки до войны была абсолютной чемпионкой СССР по пятиборью; в суровые годы войны забрасывалась в тыл врага в состав спецпартизанского отряда Героя Советского Союза Дмитрия Медведева; как разведчица под прикрытием переводчицы работала на Тегеранской, Ялтинской и Потсдамской конференциях глав великих держав, а затем — на Нюрнбергском процессе; многие годы была занята обработкой материалов, добываемых нашей разведкой в США и Англии по американскому атомному проекту. Таков ее двадцатилетний вклад в дело отечественной разведки».

О Зое Васильевне отзываются как о Королеве синхронного перевода, о созданной ею школе, распространенной по всему миру; она высокого полета педагог, автор образовательных технологий и учебников, организатор международного движения женщин за мир и в развитии педагогики…

Леонид Романович был хорошо знаком с Зоей Васильевной по «атомным делам». Ибо цепочка появления материалов «по теме» на столе у главы советского атомного проекта академика Курчатова выстраивалась таким образом: от источников по обе стороны океана к разведчикам — от штаб-квартиры НТР к Зое Васильевне и затем — к узкому кругу ученых и специалистов во главе с Игорем Васильевичем.

Она была одной из немногих, кого Леонид Квасников «допустил» к материалам «атомного дела». Можно считать, что в полном объеме она первой читала (точнее, разбиралась с «иероглифами для простого человека» в области ядерной физики). И в этом она уподобилась разведчику «Дэну» (Барковскому) в его работе с «атомными агентами» на Британских островах. Они оба осваивали специфику терминологии в силу насущной необходимости. И вот что любопытно: только через десятилетия Барковский узнал о «лингвистическом подвиге» Зои Васильевны.

Справка. Как рассказывала Зоя Васильевна автору и позднее на встречах с ветеранами о своем участии в связке «Квасников-Зарубина-Курчатов» с «атомной документацией», возможно, впервые она испытала профессиональный испуг — боязнь не справиться. Дело в том, что однажды ее привели к самому Лаврентию Берии и тот, передав ей «кучу документов», посадил ее в закрытую комнату, сказав:  «Разберетесь — выпущу! Необходимое здесь, справочники и еда».  А бумаги оказались по атомной проблематике… И хотя, говорила Зоя Васильевна,  «я знала английский язык с детства и в совершенстве, но документы-то были из области ядерной физики… Я чуть не плакала над формулами…»

Зоя Васильевна также вспоминала:  «Однажды ко мне зашел Игорь Васильевич Курчатов, посмотрел на мои записи, хмыкнул и спросил, какую я оценку имела по физике в школе? Мне показалось, что моим „отлично“ он не очень удовлетворился…»

Идеолог и стратег НТР Леонид Романович Квасников ушел из жизни в 1993 году, а продолжатель и историограф его дела Владимир Борисович через десять лет, в 2003-м, и оба в октябре, но с разницей в один день. Подводя итог своей жизни и судеб коллег «их времени», насыщенного главным — преданностью гражданскому, офицерскому и профессиональному долгу, Владимир Барковский говорил о секрете своего трудового долголетия, отмечая, что вся «его четверка» вошла в восьмидесяти- и девяностолетие: «Разведка — это такая сфера деятельности, которая здорово укрепляет память. В условиях экстрима, нервного напряжения, риска профессионал вытаскивает, выжимает из себя все силы и ресурсы. Иногда даже ему неведомые, скрытые. Если это удается, разведчик повышает класс…

Его мозг постоянно работает, в действии. Когда тут стареть? Истязая себя мыслью, вы удлиняете собственную жизнь. И если уж добрались до каких-то вершин, то приобретенные и используемые интеллект, память, умение спокойно и точно анализировать продлевают ваше активное существование».

Автор около двадцати лет готовил открытые книги-обзоры по истории отечественной разведки госбезопасности. И всегда в них отводилось значительное и почетное место работе научно-технической разведки и ее творцов в советский период жизни российского государства.

Историческая справка. Приятно осознавать, что начиналась отечественная НТР в мирное время — еще в начале XIX века. О становлении НТР и ее полезности Отечеству в 20-30-е годы говорилось с трибуны конференции в Дубне (1996).

Но НТР — это только часть всей структуры разведки и «механизма» ее работы. Правда, в системе НТР ее работа имеет существенную специфику — это использование, в частности, научно и технически грамотных специалистов, нацеленных на добывание информации.

XIX век, потом XX — довоенные годы, военные, послевоенные… Разведка и НТР неустанно работали. Противники России отслеживали успехи нашей разведки. Суть преемственности в работе разведки по всем направлениям заключается в коротком обобщении в устах директора ЦРУ:  «Эта служба обладает традициями, корни которых уходят в далекое прошлое…»  И еще — его рассуждение  «о лучшей агентурной группе Второй мировой войны» — Кембриджской пятерке. Или мнение его последователя по линии ЦРУ:  «…нам бы иметь в Москве хотя бы одного такого агента, как Абель…»

А вот как звучит оценка успехов и ученых, и разведки в «атомном проекте», выделенная крупным курсивом в модном журнале 90-х годов: «Информация разведки ускорила работы, а это дало выигрыш во времени. Выигрыш жизненно важный, потому что атомный шпионаж и „холодная война“ в 1950-е годы могли перерасти в войну горячую, атомную. Помощь разведчиков ни в коей мере не умаляет заслуги Игоря Васильевича Курчатова и его сподвижников. В невероятно сложных условиях они сумели в короткие сроки создать атомные щит и меч».

И сегодня снова и снова хочется отмечать тот факт, что за этой помощью разведчиков труднейшая работа Барковского в воюющей Англии и за океаном, Квасникова, Семенова, Яцкова, Овакимяна, Соколова и супругов-интернационали-стов Коэнов в США, а Феклисова в Штатах и Англии… За всем этим — огромная работа «на разведывательном поле» НТР, организованная усилиями Леонида Квасникова. Работа судьбоносной направленности, для оснащения Отечества ядерным оружием. А риск? Конечно, был и немалый. Так, по следам Яцкова шло ФБР, но ему удалось вовремя «эвакуироваться» за пределы Штатов.

И еще — подвиг супругов Коэнов продолжился по другую сторону океана, в Лондоне. Там в послевоенные годы, под руководством разведчика Бэна (Лонсдейла; Молодого) они добывали информацию по ядерной энергетике для атомных подводных лодок, а значит, для появления над Отечеством ракетно-ядерного щита морского базирования.

Источники советской разведки… На них опирался весь построенный Квасниковым «механизм» поступления ценнейшей информации по пяти операциям работы НТР, связанных с атомом, авиакосмической проблематикой, кибернетикой-электроникой, мощными ВВ, химбакзащитой и многими другими, столь нужными обороне и хозяйству страны и столь «запрещенными» к появлению на нашей территории.

Об источниках «гвардейцев Квасникова» стоит сказать несколько шире. Все «советское» время они сотрудничали за идею — антифашистскую, коммунистическую и социалистическую. И чем выше ставит человеческие ценности потенциальный источник информации, так называемый «сознательный интеллектуал», готовый за них бороться, тем чаще он обращает свои взоры на Советский Союз, а теперь — на Россию, антипод Америки. Именно такие чувства были у источников нашей НТР в Англии и США, а позднее — еще и в ФРГ, Италии, Франции, у людей «малых европейских стран». Правда, когда после победы над фашизмом началась «экономическая война» против соцслагеря, то в движение был приведен «механизм выгоды» (материальная основа сотрудничества) с нашей научно-технической разведкой. А различные формы и приемы этого «механизма» разрабатывались и материализовывались идеологом и стратегом Квасниковым и его «гвардейцами».

Причем это не всегда были кадровые сотрудники линии НТР, но и разведчики других линий, в поле зрения которых, в силу обстоятельств либо задания, появлялись источники для нужд НТР.

Справка. Ветеранский корпус разведки после событий 1991 года создал уникальную организацию — Ассоциацию ветеранов внешней разведки, и там на «цеховой», страноведческой и основе увлечений появились десятки клубов. Так вот, во всех этих клубах находили место бывшие сотрудники линии НТР. О таких сотрудниках тепло отзывались их коллеги из других линий. Это было связано с тем фактом, что линия «X» (НТР) «не отбирала» источников информации у тех, кто нашел, подготовил и начал работать, а разведчики линии «X» сами помогали им работать на этой ниве.

А к основе сотрудничества с советской разведкой в виде «механизма выгоды» в делах с разведкой был подключен источник — деловой человек, которому основы «промышленного шпионажа» были понятны. Это к тому, что «деловые люди» доступны разведчикам любой линии разведки, ибо, не имея лично нужной информации, они имеют способности найти источника.

Как тут не вспомнить о том факте, что последователи «дела Квасникова» и де-юре и де-факто подтвердили вывод западных специалистов: «Нет такой технической задачи, которую не в состоянии выполнить научно-техническая разведка Страны Советов!»   Почему — де-юре? Оно условно закрепляло мнение западных экспертов право на работу советской НТР. Ибо это были особые условия: «Белый дом, Капитолий и Пентагон считали, что война с Советским Союзом на пороге… Враг — Советский Союз, советская цель — наша миссия»?!

Но именно Ален Даллес, ярый враг Союза и опытный разведчик, глава ЦРУ, вынужден был отдать должное советской разведке (1965): «… за сорок пять лет своего существования этот охватывающий весь мир тайный аппарат накопил огромные знания и опыт. Методы его работы досконально проверены с точки зрения их пригодности для достижения целей СССР в разных регионах мира…»

Для последователей Леонида Романовича, его недавних заместителей и коллег все же наступил «звездный час». Заложенные ими многочисленные оперативные «находки» отечественной научно-техникой разведки в последующие 70-80-е годы отлично проявили себя. Но пришла беда: этой столь судьбоносной для Отечества миссии «подрезали крылья» на пике ее успехов в конце 80-х и в трагические 90-е годы…

В середине 90-х годов в книгу-воспоминания разведчика Леонида Владимировича Шебаршина («Рука Москвы. Записки начальника советской разведки») были включены «Конспективные замечания», сделанные И.В. Сталиным в конце 1952 года в ходе реформирования военной разведки (в то время она входила в состав МГБ СССР). Наиболее вероятно, что Леонид Квасников мог быть знаком с этими «Замечаниями» крупнейшего политического деятеля. Главная их суть: «…не строить работу таким образом, чтобы направить атаку в лоб», «полностью исключить трафарет из разведки», «использовать мировую обстановку», «нельзя быть наивными в разведке»…

Разве не эти принципиальные позиции (а их было более десяти!) воплощали в жизнь разведчик-ученый и его предшественники и последователи с 30-х годов до середины 80-х? Всей своей оперативной жизнью и он, и его «гвардейцы» подтверждали определенное вождем положение, столь важное для страны: «Разведка — святое, идеальное для нас дело!»

Говоря об этической стороне этого документа, эти «Замечания» по классической мере явно не официальный документ, а больше походит на экспромт-эссе. Но именно в этом его ценностная суть — в искренности, ибо схвачено главное: надежность   всех, участвующих в работе; надежность  в информации, добываемой ими; надежность   в доверии органов власти к ним.

Именно это смог в полной мере материализовать идеолог НТР Леонид Романович Квасников. Именно в этом состоит его патриотический и профессиональный подвиг. Подвиг высокого государственного звучания!

Не случайно в середине 90-х годов возникла серьезная дискуссия со стороны «младофизиков» и «псевдодемократов» о роли разведки в создании ядерного оружия в стране. Возник вопрос о степени и этике оценок: чьих заслуг — ученых или разведчиков — больше в создании первой атомной бомбы в Союзе.

Отдавая должное подвигу советских ученых-атомщиков, свою позицию высказал историограф Владимир Барковский, которому инженерная закваска судьбоносно пригодилась в работе по «русскому атому»: «Предпочтение отдавалось инженерам. Открытия, сделанные в тридцатые годы физиками разных стран, подсказывали, что мир вступает на качественно новую ступень научно-технического прогресса. А каждый такой шаг, как свидетельствовала суровая практика человечества, сопровождался созданием новых вооружений».

В защиту «русского атома» решительно выступил Леонид Квасников: «То, что наша бомба была копией американской,  — это факт, рядом с которым блекнут все комментарии, суждения и попытки смягчить или не смягчить это… Отрицать важность значения добытой развединформации никак нельзя. Ведь речь идет не о борьбе за начальный приоритет, а о прекращении американской монополии, становившейся все более опасной, создававшей угрозу новой войны…»

Эти два высказывания говорят о том, что существует правда о ценности информации разведки — способность воспринять ее теми, кому она предназначена. «Атомную информацию» разведки наши ученые и специалисты смогли использовать в силу своей высокой компетентности в вопросах ядерной физики, с начала века создаваемой в физической школе царской и советской России.

Конечно, «наследие Квасникова» и всей НТР не забыто. Весь вопрос в том, что именно взято на вооружение сегодняшней разведкой? Ведь усилия, навязанные «капитализированной» России, не просто настораживают. Геополитическая стратегия Белого дома в одном из главных пунктов его стратегии констатирует: «…остается устранение потенциальных соперников США на мировой арене». Поэтому «самораспад» Советского Союза, единственной страны, которая до поры до времени сопротивлялась американским претензиям на роль «господина мира», стала для Вашингтона ценнейшим подарком…

Трудно представить, что теперь Америка не воспользуется возможностью «окончательно решить русский вопрос» и попытаться российскую государственность низвести до сырьевого придатка Запада с дешевой рабочей силой. Да и планы коалиционной войны против СССР уже подготовлены для расправы с Российской Федерацией, с них только нужно стряхнуть пыль и насытить новейшим оружием, испытанным в балканской бойне против Югославии.

Разведчик-ученый Квасников застал только начало «капитализации» страны, но он не мог не предвидеть тенденцию на дальнейший прессинг в отношении новой России. Он понимал, что страну не оставят в покое, и не важно, кто во главе государства — коммунисты или антикоммунисты, «стихийные демократы». Пока жива 150-миллионная Россия с ее ядерным арсеналом и огромной притягательной силой для противников американского тотального глобализма, Запад не откажется от патологического желания ликвидировать тысячелетнюю российскую государственность как таковую.

Государственник по своей жизненной позиции, Леонид Квасников не сомневался в том, что геополитическая стратегия Америки в отношении России изменится с исчезновением с международной арены соцлагеря во главе с СССР. Так это и случилось в закрепленных документах АНБ США: «Россия по своей сути не вписывается в западную демократию…» и «Россию следует рассматривать с позиции Запада, как трофейное пространство…».

Прозорливый разведчик-ученый Квасников с 30-х годов готовил научно-техническую разведку на упреждение антисоветских действий западных стран по экономическому ослаблению Советского Союза, как в войне, так и в мирное, послевоенное время. Его убежденность зиждилась на указании высшего руководства Союза в том, что «страна победившей революции должна не ослаблять, а всемерно усиливать свое государство, органы государства, армию, органы разведки, если эта страна не хочет быть разгромленной капиталистическим окружением» (И.В. Сталин).

И сегодня, в стремительно обостряющейся обстановке на международной арене, это указание вождя актуально, как и многие десятилетия назад. Тысячелетняя российская государственность в новых условиях ни в коем случае не должна забывать этого предупреждения — не быть атакованными враждебным окружением, столь недовольным нашими богатствами, нашей независимостью с выстраданным суверенитетом, с непредсказуемой способностью к многогранному саморазвитию в политике, экономике, социальной и военной сферах.

Жизненное кредо Леонида Романовича было нацелено на совершенствование усилий НТР, как фактора в делах всей разведки госбезопасности и стране в целом. Следующее предупреждение было высказано в конце семидесятых, в продолжение мысли вождя — «не быть разгромленными…», ибо «мы находимся на фронте, где нет перемирия и передышек, где борьба идет с довольно большим накалом… Воевать на таком фронте нелегко…»   (Ю.В. Андропов, председатель КГБ и будущий глава страны, 1978 год).

И эти «способности» Союза всемерно, судьбоносно и масштабно поддерживал патриот Отечества Леонид Квасников, в этом его высшая заслуга — проницательного разведчика-ученого, уникального организатора и высокоответственного государственного деятеля. Таким его знали в узком кругу профессионалов и на правительственном уровне. Было и официальное признание в «закрытых Указах» о награждениях, в числе которых высший орден Отечества — Орден Ленина.

Триумф ученых и специалистов в создании ядерного оружия в стране огромен. Имена их давно уже стали известными. А разведка госбезопасности? Она все эти десятилетия после войны до поры до времени оставалась в тени. Но время наступило, и идеолог НТР Леонид Квасников и его соратники «по атомным делам» в среде разведчиков, в печати, с трибун и экранов телевизоров смогли рассказывать, как это было.

К когорте разведчиков-атомщиков в лице «легендарной четверки» — Леонида Квасникова, Владимира Тарковского, Александра Феклисова, Анатолия Яцкова — стали относить публично Рудольфа Абеля (Фишера), Юрия Соколова и чету Мориса и Леонтины Коэнов.

Два континента, две резидентуры, два коллектива разведчиков стали «разведывательным полем» и профессиональной средой для источников информации «по атому» и не только. И этот факт, по большому счету, станет понятным десятилетия спустя, когда появится доступ к архивам госбезопасности и даже к архивам западных спецслужб, пытавшихся сопротивляться «снаряду советской НТР». И высшая награда Героя России нашла «гвардейцев Квасникова», правда, через десятилетия и некоторых из них — посмертно…

Но война закончилась, прошли награждения и в приказе говорилось, что «…сотрудники 1-го (разведывательного) управления НКВД-НКГБ проделали значительную работу по организации разведывательной сети за рубежом и получению политической, экономической и военной информации…»   (1944).

Вот что характерно: на фоне общего успеха разведки госбезопасности — 566 офицеров только нелегальной разведки завербовали 1240 агентов и информаторов — материалы НТР были представлены отдельной строкой. И если говорилось, что «разведкой было получено 41   718 раз личных материалов, включая значительное число документальных…»,   то отдельная строка гласила: «…из 1167 документов, полученных по линии научно-технической разведки, 616 были использованы нашей промышленностью…».

Факты награждений разведчиков госбезопасности были все же редким явлением. В 1944 году список награжденных — всего 82 человека за всю войну. Двое из них — резиденты и шесть оперработников резидентур в Штатах, двое в Британии и два — резиденты во Франции. Все они представлялись к наградам за годы тяжелейшей, рискованной, временами смертельно опасной работы. Но с высочайшей степенью информационной отдачи на пользу Отечеству.

В списке: Квасников, заместитель резидента в Нью-Йорке и руководитель линии НТР в Штатах — он же куратор разведчика-инженера Барковского в Лондоне и затем в Центре и теперь — начальник НТР. Соратники Квасникова по совместной работе в США и штаб-квартире — Гайк Овакимян, положивший начало создания «атомной агентурной сети»; Семен Семенов, игравший важную роль в работе НТР, фактически по всем ее аспектам и ставший в 1944–1948 годах одним из важных добытчиков американских атомных секретов. А еще — Александр Феклисов, весьма эффективно работавший в Штатах с самым ценным агентом-атомщиком — Клаусом Фуксом; нелегал Исхак Ахмеров с десятилетним стажем работы по Америке. И разведчик-атомщик в Штатах — Анатолий Яцков…

* * *

К моменту оставления Леонидом Романовичем Квасниковым воистину созданного его потом и кровью детища, НТР, можно сделать вывод: реорганизация госбезопасности и появление в ее стенах внешней разведки стабилизировало работу НТР и в силу многих объективных причин с опорой на волю и опыт ее идеолога сформировало важное направление разведки — научно-техническое.

Подвиг Леонида Квасникова неоднозначен, но среди многих его положительных начинаний — тот факт, что в условиях начала пятидесятых годов он смог сохранить кадровый потенциал и выйти на путь работы по содействию становлению отечественной военной промышленности. Этот путь привел к неоспоримому факту: страна стала обладателем ракетно-ядерного щита, а его последователи продолжили работу по укреплению обороноспособности страны и ее народного хозяйства.