«Блицкриг», «первый реванш», «переговоры»
Антигитлеровская коалиция. – Будущее войны. – «Первый реванш» и фактор времени. – Переговоры о перемирии. – В Германии зрел кризис. – Положение советской стороны. – Положение германской стороны. – Переговоры – слабость или сила? – Итоги дезинформационной акции. – Но враг был силен. – Последствия «первого реванша»
«Блицкриг» германской военщины не состоялся. Помешала Красная армия, и мир воспрянул духом: фашистов можно бить!
Расширилась антигитлеровская коалиция и росло движение Сопротивления в странах, оказавшихся под сапогом гитлеровского солдата. В тылу немецких войск на временно оккупированной советской территории широким фронтом бушевал огонь народного гнева. Своими разведывательными средствами Бригада особого назначения госбезопасности вносила свой вклад в срыв оккупационной политики Германии в России.
Дипломатия и разведка явились активными участниками поворотных, коренных и необратимых для германской военной машины событий. Они отслеживали германские кризисы – военный, экономический, политический. Препятствовали попыткам «неустойчивых союзников» договориться о перемирии с Германией за спиной советской стороны. С их подачи на стол советского руководства поступали сведения о планах по обустройству Европы и претензиях США и Англии на послевоенное доминирование в мире с помощью «атомной дубинки».
«Это не просто победа…», «достаточно для его отражения», «следить, чтобы не пошли с Гитлером», «хорошо работающая разведка», «информация стратегического значения», «война проиграна»…
Война – явление столь многогранное, что каждый из ее участников видит события из «своего окопа»: древнекитайский мыслитель и французский военный историк, глава правительства и советский маршал, историки спецслужбы, разведчик и гитлеровский министр… Это из их взглядов на войну взяты приведенные выше отрывки.
За время работы над рукописью мысль автора многократно возвращалась к одной весьма значимой оценке совершенного руководством страны, военным командованием, Красной армией, а в целом советским народом в Битве за Москву: это был «первый реванш» для всех стран, воевавших против гитлеровской Германии».
Антигитлеровская коалиция
В военном противостоянии в годы Второй мировой войны участвовали не отдельные страны, воюющие друг с другом, а противостоящие блоки, союзы и коалиции. История их создания, характер союзнических отношений и последующая их судьба были различны.
В отличие от Первой мировой войны, когда два противостоящих блока – Антанта и Тройственный союз – образовались задолго до начала войны, ко Второй мировой войне существовал только один блок стран-агрессоров, куда входили Германия, ее союзники и сателлиты. Ядром блока стал антикоминтерновский пакт, подписанный Германией и Японией в 1936 году и дополненный в мае 1939 года союзным договором между Германией и Италией («Стальной пакт»).
В сентябре 1939 года, когда Вторая мировая война уже шагала по Европе, Германия, Италия и Япония подписали Тройственный пакт, который зафиксировал предварительный раздел мира и включал обязательства оказания помощи в случае нападения на одну из держав. В январе 1942 года этими странами было подписано еще одно соглашение о размежевании зон военных операций.
В Европе сателлитами Германии являлись Румыния, Финляндия, Венгрия, Болгария, Хорватия, Словакия. Фактически на стороне Германии находились Испания и Турция, под германским влиянием находились Иран и Афганистан, которые формально объявили о своем нейтралитете. Так, Испания, являясь невоюющей страной, тем не менее присоединилась к Тройственному союзу и даже направила свои войска на советско-германский фронт (ту самую «Голубую дивизию», бесследно затерявшуюся на просторах России).
Между тем из-за отсутствия системы коллективной безопасности, за создание которой активно боролся Советский Союз в двадцатые – тридцатые годы, воюющие с фашистским блоком страны оказались разобщенными. Образование антигитлеровской коалиции шло уже в ходе войны и осуществлялось в несколько этапов.
Первый камень в фундамент коалиции был заложен созданием англо-американского союза. Еще до вступления США в войну в марте 1941 года между Штатами и Англией был подписан секретный англо-американский план, определявший стратегию войны против всех держав фашистского блока. Англия стала первой страной, получившей помощь по ленд-лизу.
В августе 1941 года этими странами была подписана «Атлантическая хартия», в которой были провозглашены английские и американские цели и принципы в мировой войне. Позднее, в 1942 году, был создан Объединенный комитет начальников штабов этих стран и была начата разработка планов и практическая подготовка к вторжению войск союзников в Европу («Второй фронт»).
Однако после нападения Германии на СССР и драматического как для нашей страны, так и для Англии и США хода военных действий на фронтах стало очевидным, что без участия СССР антигитлеровская коалиция окажется нежизнеспособной. И потому понимание реальной смертельной опасности заставило наконец руководителей США и Англии преодолеть разногласия и недоверие в отношении СССР и сделать шаги навстречу Советской России.
22–24 июня 1941 года Англия и США открыто поддержали СССР в его борьбе гитлеровской Германией.
Начало оформлению антигитлеровской коалиции в рамках «4 плюс…» (четвертой страной стал Китай) положили соглашения между Англией и СССР (12 июля 1941 года) о товарообороте. Завершающим этапом в оформлении союзнических отношений явилось заключение в Лондоне 26 мая 1942 года договора о союзе в войне против Германии и ее сообщников в Европе и советско-американские соглашения (11 июля 1942 года) о принципах взаимной помощи в ведении войны против агрессии.
В свою очередь СССР присоединился к Атлантической хартии, восстановил отношения с эмигрантскими правительствами Чехословакии и Польши, дав разрешение на формирование на нашей территории их воинских соединений. СССР установил контакты с Национальным комитетом «Свободная Франция» во главе с де Голлем и заявил о готовности оказывать помощь французскому народу в его борьбе с фашизмом.
Будущее войны (краткая историческая справка). «Блицкриг» германского генералитета не состоялся. Впервые с начала Второй мировой войны немецкие войска, захватившие всю Европу, потерпели под Москвой серьезное поражение. В этой победе была доля и советской внешней разведки, и дипломатической службы, и внешнеторговых организаций. И все же главное – стойкость и воля к победе всего народа, ставшего под знамена войны на фронте и тылу.
Казалось бы, немецкие генералы при продвижении в глубь нашей страны достигли цели. Действительно, за три недели наступления германские войска оставили позади себя Минск, смогли выйти к Смоленску, оказались на подступах к Ленинграду, двигались на Москву…
Еще накануне нападения Германии на СССР из резидентуры в Берлине поступила информация: основной удар немцы готовят на Москву и Ленинград. Однако к октябрю 1941 года стало ясно, что гитлеровские стратегические замыслы шестинедельного срока завершения «Восточной кампании» не сбываются.
Разведка сообщила советскому командованию: штурма Ленинграда не будет, планируется блокада города. Стокгольмская резидентура известила: финские войска не собираются предпринимать активных действий против осажденного города на Неве.
Тревожная обстановка под Москвой требовала от советской стороны не допустить переброски немецких войск к столице с флангов советско-германского фронта – северного (ленинградского) и южного. В период подготовки и проведения операции по разгрому немецких войск под Москвой советская сторона была весьма заинтересована в стабилизации обстановки на Юге, где беспокойство вызывали южные границы с «нейтральными» странами и особенно с теми, кто де-факто находился на стороне германских союзников.
Агентурные позиции, созданные внешней разведкой в предвоенные годы в так называемых «нейтральных» странах, сыграли определенную роль в разгроме гитлеровских войск под Москвой.
В этой связи информация разведки из Турции (союзника Германии), Ирана (прогермански настроенного) и Афганистана (находившегося под влиянием германских и других спецслужб «оси») для советской стороны представляла стратегический интерес.
Так, с учетом срыва «блицкрига», под влиянием нашей разведки Турция избрала выжидательную позицию, которой придерживалась после немецких неудач под Москвой и в последующем.
В планы гитлеровского руководства входило создание военной напряженности на южном фланге советско-германского фронта. Силами разведки удалось предотвратить реальную угрозу начала военных действий немцами на закавказском фронте с территории Ирана и на среднеазиатском фронте с территории Афганистана.
В Иране был сорван прогерманский переворот, намеченный на конец августа 1941 года, а в Афганистане была дезорганизована работа германской, итальянской и японской разведок, в задачу которых входило вовлечение афганской стороны в военные действия против СССР с использованием эмигрантских военизированных формирований.
Особое внимание советского правительства и военного командования было уделено границе с Китаем, где в Маньчжурии размещалась крупная группировка японских войск (до 1 млн человек). Там существовала реальная угроза нападения со стороны Японии, союзника Германии по «оси Берлин – Рим – Токио».
Разведывательная информация с Дальнего Востока достоверно сообщала о положении дел у японской стороны в Китае, Юго-Восточной Азии и на Тихом океане. Складывающаяся оперативная обстановка не позволяла японцам серьезно рассматривать вопрос об открытии четвертого фронта на советском Дальнем Востоке.
Таким образом, упреждающие действия внешней разведки по развертыванию агентурных позиций в нужном месте и использование их возможностей в нужное время позволили ей представить в ГКО страны достоверную информацию о степени военной угрозы на сопредельных СССР границах – в Финляндии, Турции, Иране, Афганистане, Китае (Маньчжурия). Разведка смогла создать предпосылки к тому, чтобы помешать прогермански настроенным государствам открыть закавказский фронт в Иране, среднеазиатский – в Афганистане и дальневосточный – в Китае.
К концу 1942 года к антигитлеровской коалиции в лице СССР, США, Англии и Китая присоединилось 22 государства, которые еще 1 января 1942 года подписали в Вашингтоне декларацию Объединенных наций, ставшую затем юридической основой коалиции.
Основной формой обсуждения и принятия решений участниками антигитлеровской коалиции стали двухсторонние, трехсторонние и многосторонние конференции. Важнейшими из них и значимыми оказались: Московская (осень 1942), Тегеранская (ноябрь 1943), Ялтинская (Крымская – февраль 1945) конференции «Большой тройки», а также многосторонние конференции в США в 1944 и в апреле – июне 1945 года (Сан-францисская).
Что удалось сделать участникам конференций?
Во-первых, была создана система взаимопоставок военной техники, вооружений и стратегических материалов. Это было особенно важно для нашей страны в первый период Отечественной войны. Вопросы поставок были решены на Московской конференции, которая рассмотрела проблему распределения ресурсов участников коалиции и определила объем конкретной помощи СССР.
В ноябре 1941 года США распространили на СССР закон о ленд-лизе. Поставки по нему составили от 4 до 12 % от собственного советского производства. США также поставляли Союзу продовольствие, медикаменты и ряд товаров народного потребления на общую сумму (с учетом стоимости перевозок) около 11 млрд долларов.
Во-вторых, это трудно решаемый вопрос об открытии «второго фронта». Союзники под разными предлогами откладывали этот шаг. Только на Тегеранской конференции были согласованы конкретные сроки, и через полтора года такой фронт был открыт (6 июня 1944 года) во французской Нормандии.
Это случилось, когда стало ясно, что СССР способен разгромить гитлеровскую Германию и ее союзников самостоятельно и пройти всю Европу. Отвечая интересам союзников, «второй фронт» был открыт.
В-третьих, оказывалась помощь движению Сопротивления в оккупированных странах, которое в начале войны было слабым и плохо организованным, разве что кроме югославского, сковавшего в центре Европы до 25 дивизий вермахта и вспомогательных войск. Были созданы центры координации, осуществлялась поставка оружия, готовились кадры. В составе Красной армии воевали с фашистами армии Войска Польского и Чехословацкий армейский корпус, французский авиаполк «Нормандия – Неман», а позднее – румынские, болгарские, венгерские части.
По мере своего укрепления, создания внутренних вооруженных формирований движение Сопротивления стало активным участником освобождения Европы от фашизма.
В-четвертых, по мере приближения войны к концу все более актуальными для участников коалиции становились проблемы послевоенного устройства. Эти вопросы занимали видное место в работе Ялтинской и Потсдамской конференций (1945).
Были достигнуты договоренности о границах послевоенной Европы и будущем устройстве Германии.
«Большая тройка» не была связана многосторонними и трехсторонними союзными договорами. По сути, она представляла собой «двойное целое», объединяя англо-американский союз с СССР.
До 1944 года не были четко скоординированы и оговорены военные планы участников коалиции. Антигитлеровскую коалицию считать организацией, связанной общностью политических и стратегических целей, жесткими экономическими и военными связями, никак нельзя.
Этот союз характеризовали глубокие внутренние идеологические и политические противоречия. И потому, по мере приближения конца войны, четко обозначились принципиальные различия стратегических целей, зародыши двух потенциально враждебных сверхдержав – США и СССР.
Оценивая роль антигитлеровской коалиции во Второй мировой войне, необходимо подчеркнуть главное: ее создание способствовало разгрому фашизма, объединению усилий всех антифашистских сил, вселяло в народы Европы и мира веру в освобождение от «коричневой чумы».
К концу Второй мировой войны в антигитлеровской коалиции состояло более 50 государств, и за годы войны ни одно из них не перешло на сторону противника. Этого нельзя сказать о блоке фашистских государств.
По мере достижения перелома в этой войне обнаруживалась глубокая внутренняя нестабильность этого блока. Союзники Гитлера стали искать пути сближения с участниками антигитлеровской коалиции и после вступления союзнических войск в Европу объявили о выходе из Тройственного союза.
К 1944 году союзником Германии осталась одна страна из числа «оси» – Япония.
Трудности и тонкости в проблеме создания антигитлеровской коалиции были известны советской стороне. Двойственное отношение наших союзников к Германии и СССР особенно заметно проявилось для советской разведки еще до провала германского «блицкрига» на «Восточном фронте».
Закулисные игры союзников активизировались в преддверии полного разгрома фашистской Германии, фактически силами Красной армии. Но тайная активность союзников в сепаратных переговорах о мире с Германией стала своевременно достоянием советской стороны на всех их этапах. Как, впрочем, стали известны и планы союзников по построению послевоенной Европы в своих интересах.
«Первый реванш» и фактор времени
Почти семьдесят лет минуло с момента завершения великой Битвы под Москвой. Казалось бы, события тех дней всесторонне описаны, изучены и оценены историографами Второй мировой войны. Однако…
Замысел о переходе от обороны к контрнаступлению под Москвой принадлежал Генштабу Красной армии и лично Г. К. Жукову. А вот решение о переходе в наступление по всему советско-германскому фронту – это уже единоличное пожелание И. В. Сталина.
В своих воспоминаниях маршал Г. К. Жуков прямо указывает:
«Весь замысел о переходе во всеобщее наступление на всех направлениях – это, конечно, не идея Генерального штаба, не замысел Шапошникова, который докладывал. Это исключительно был замысел лично Сталина».
Характерно, что для развития наступления И. В. Сталин ввел все свои стратегические резервы, в том числе всю авиацию.
Случилось так, что в исторической оценке контрудар под Москвой и общее наступление нашими историками и теоретиками оказались «объединенными» в одно общее контрнаступление на советско-германском фронте, начавшееся 5 декабря 1941 года. Вот как недоумевают маршал и академик по поводу этого единоличного решения И. В. Сталина – наступать по всему фронту от Балтики до Черного моря.
Маршал А. М. Василевский: «В ходе общего наступления зимой 1942 года советские войска истратили все с таким трудом созданные осенью и в начале зимы резервы. Поставленные задачи не удалось решить». Ему вторит академик А. М. Самсонов: «…переход в общее наступление на всех основных стратегических направлениях без достаточного учета реальных возможностей фронтов провалился».
Так в чем «недоумение»? Итак, контрнаступление, общее наступление и… переговоры? Первое и второе – понятно всем: это решение и участие в нем Сталина. А второе и третье – это только решение Сталина с причинно-следственной связью, понятной только ему одному.
* * *
Но ведь Сталин был не из тех, кто принимал решения, не взвесив все за и против. Реальная картина к февралю 1942 года складывалась следующим образом: гитлеровская армия понесла большие потери, под Москвой она окончательно выдохлась и попятилась назад.
Представлялось, что под общим ударом всех фронтов немцы будут отходить на Запад и, возможно, рухнет весь Восточный фронт. Сталин в этой ситуации опирался и еще на один фактор: в контрнаступлении под Москвой боевой дух Красной армии был на подъеме – после долгих неудач гитлеровцев погнали назад.
Решение Сталина о всеобщем наступлении по всем фронтам стало понятным политическому руководству страны и Генштабу РККА. Но это видимая часть «айсберга» в действиях Сталина в тот столь значимый в истории Великой Отечественной войны момент.
Владимир Карпов, автор двухтомника «Генералиссимус» об И. В. Сталине, впервые (1999) ознакомился с документами, которые раскрывали далеко ведущие стратегические расчеты Сталина.
Писатель изучил до того неизвестные документы. А были это документы, подготовку которых Сталин провел единолично, не посоветовавшись по их поводу со своими полководцами и даже с членами Политбюро (не потому ли до Карпова ни один из политиков в стране ни в устных, ни в опубликованных мемуарах о них не упомянул?!).
Складывающаяся ситуация к концу 1941 года показывала Сталину: немцы под Москвой, потери Красной армии огромны, резервов нет, формирование новых частей только разворачивается, нет вооружения – оборонные заводы либо на оккупированной территории, либо в эвакуации. Для пополнения армии людскими резервами и вооружением необходимо время.
В феврале 1942 года Сталин приказал разведке НКВД выйти на гитлеровское военное командование и от его, Сталина, имени внести предложение о перемирии и даже больше – о коренном повороте в войне. Видимо, считает Карпов, идея об этих переговорах возникла у Сталина в самом начале удачного контрнаступления под Москвой.
Сталин лично написал «Предложения германскому командованию» – два экземпляра конспекта с тезисами (не для передачи) с датой от 19 февраля. Дата документа указывает на тот факт, что Сталин говорит с немецким командованием с позиции силы – победа у стен Москвы несомненна и идет наступление по всем фронтам.
Благоприятная военная и политическая ситуация, казалось бы, в стратегическом смысле на советской стороне. Однако немцы не были в состоянии растерянности.
Содержание «Предложений», казалось бы, говорит о беспринципности интернационалистических убеждений Сталина, о его попытке сговора с фашистами против своих союзников по антигитлеровской коалиции.
Но из данных своей разведки Сталин знал и о позиции этих самых «колеблющихся союзников» на случай успеха Германии в походе на Россию – сговор за счет нашей страны с Гитлером с целью сохранить собственные интересы. Не без помощи разведки Сталину были известны намерения Гитлера расчленить советское государство, превратить его в колонию и истребить славян, раздав их земли поселенцам-победителям.
Уступки и саму идею Сталина о «развороте боевых действий совместно с немцами против Англии и США» можно рассматривать в качестве тактического хода с воздействием… на кого: на Гитлера или на Рузвельта с Черчиллем? Одно несомненно – это была дезинформационная акция. Блеф же в политике – это искусство.
Таким образом, попытка Сталина начать переговоры с германской стороной если и не оправдывает его требования к своим генералам продолжать наступление, то объясняет, для чего нужны были активные действия наших войск в период переговоров.
Владимир Карпов относит это решение Сталина к одному из примеров его стратегического мышления. Он говорит: «хотя и неудачный, но… с добрыми намерениями – ради спасения Отечества». Понятны и автору эти «добрые намерения». А потому…
Теперь более подробно о сути дела и о роли разведки в информационном обеспечении советского руководства до и после переговоров с германской стороной.
27 февраля 1942 года первый заместитель наркома внутренних дел Меркулов подал И. В. Сталину, Председателю ГКО и Верховному Главнокомандующему, рапорт.
В нем, в частности, говорилось следующее: «В ходе переговоров в Мценске 20–27 февраля 1942 года с представителями германского командования… не сочло возможным удовлетворить наши требования…»
Далее следовали пункты с предложением германской стороны о разделе мира и даже «в знак таких перемен готово будет поменять цвет свастики на государственном знамени на красный».
Заместитель наркома подводит итог: «…в результате переговоров следует отметить полное расхождение взглядов и позиций…».
О якобы имевшем место факте переговоров о перемирии советской стороны с германской в начале 1942 года говорилось в послевоенное время достаточно много, но подтверждения им не было. Предал гласности этот факт впервые и опирался на документальную основу Владимир Карпов, фронтовой разведчик и Герой Советского Союза, ветеран ГРУ ГШ СА.
Он издал книгу «Генералиссимус» о личности И. В. Сталина с всесторонней оценкой его деятельности на посту главы Советского Союза. В книге он не только излагает обстоятельства выхода советской стороны на переговоры о перемирии с Германией, но приводит документы:
советские предложения германскому командованию,
ответ германской стороны,
рапорт госбезопасности о результатах переговоров.
Советский документ составлен в резкой форме, фактически ультимативной: перемирие на полгода, отвод германских войск, угроза разгрома фашистского государства, предупреждение об ответственности.
Предложения германскому командованию
1) С 5 мая 1942 года начиная с 6 часов по всей линии фронта прекратить военные действия. Объявить перемирие до 1 августа 1942 года до 18 часов.
2) Начиная с 1 августа 1942 года и до декабря 1942 года германские войска должны отойти на рубежи, обозначенные на схеме № 1. Предлагается установить границу между Германией и СССР по протяженности, обозначенной на схеме № 1.
3) После передислокации армий Вооруженные силы СССР к концу 1943 года готовы будут начать военные действия с германскими вооруженными силами против Англии и США.
4) СССР готов будет рассмотреть условия об объявлении мира между нашими странами и обвинить в разжигании войны международное еврейство в лице Англии и США, в течение последующих 1943–1944 годов вести совместные боевые наступательные действия в целях переустройства мирового пространства (схема № 2).
Примечание: в случае отказа выполнить вышеизложенные требования в п. 1 и 2 германские войска будут разгромлены, а германское государство прекратит свое существование на политической карте как таковое.
Предупредить германское командование об ответственности.
Верховный Главнокомандующий Союза ССР
И. Сталин
Москва, Кремль, 19 февраля 1942 года
Как представляется, ключевыми и интригующими моментами для германской стороны были два пункта: во-первых. готовность к концу 1943 года начать «военные действия с германскими вооруженными силами против Англии и США», во-вторых, «в течение последующих 1943–1944 годов вести совместные наступательные боевые действия в целях переустройства мирового пространства».
Что это – удар в спину нашим союзникам по антигитлеровской коалиции? Закулисные словопрения с врагом с целью выиграть время? Либо что-то еще, но уже в пользу той же коалиции?!
Вопросы сами по себе говорят о в высшей степени напряженной для СССР ситуации в самый тяжелый для советской стороны период войны – первые полгода единоборства с гитлеровской отлаженной военной машиной, за плечами которой была оккупированная Европа и вся мощь индустрии союзников, стран-сателлитов и оккупированных государств, а также многочисленных «нейтралов».
Но в советском документе достаточно ясно просматривался факт решительных требований к германской стороне – требований со стороны победителей в Битве за Москву, причем с заявкой на грядущую победу в войне советской стороны.
Товарищу Сталину
Рапорт
В ходе переговоров в Мценске 20–27 февраля 1942 года с представителем германского командования и начальником персонального штаба рейхсфюрера СС группенфюрером СС Вольфом германское командование не сочло возможным удовлетворить наши требования.
Нашей стороне было предложено оставить границы до конца 1942 года по линии фронта как есть, прекратив боевые действия.
Правительство СССР должно незамедлительно покончить с еврейством. Для этого полагалось бы первоначально отселить всех евреев в район Дальнего Севера, изолировать, а затем полностью уничтожить. При этом власти будут осуществлять охрану периметра и жесткий комендантский режим на территории группы лагерей. Вопросами уничтожения (умерщвления) и утилизации трупов еврейского населения будут заниматься сами евреи.
Германское командование не исключает, что мы можем создать единый фронт против Англии и США.
После консультаций с Берлином Вольф заявил, что при переустройстве мира, если руководство СССР примет требования германской стороны, возможно, Германия потеснит свои границы на востоке в пользу СССР.
Германское командование в знак таких перемен готово будет поменять цвет свастики на государственном знамени с черного на красный.
При обсуждении позиций по схеме № 2 возникли следующие расхождения:
1. Латинская Америка должна принадлежать Германии.
2. Сложное отношение к понятию «китайская цивилизация». По мнению германского командования, Китай должен стать оккупированной территорией и протекторатом Японской империи.
3. Арабский мир должен быть германским протекторатом на севере Африки.
Таким образом, в результате переговоров следует отметить полное расхождение взглядов и позиций. Представитель германского командования Вольф категорически отрицает возможность разгрома германских вооруженных сил и поражения в войне. По его мнению, война с Россией затянется еще на несколько лет и окончится полной победой Германии. Основной расчет делается на то, что, по их мнению, Россия, утратив силы и ресурсы в войне, вынуждена будет вернуться к переговорам о перемирии, но на более жестких условиях, спустя 2–3 года.
Первый заместитель народного комиссара Внутренних дел СССР
Меркулов
В последующие годы, после завершения Великой Отечественной войны, весьма много говорилось о причинах советской победы в Московском сражении и промахах германского военного командования.
Но авторы крупных и серьезных исследований по проблеме причинно-следственной зависимости успехов одной стороны и провала другой во главу угла ставят главный вопрос: была ли Московская битва для германской стороны началом кризиса германской политики как таковой? Более того, конкретно: кризиса всей германской милитаристской политики?
Так началось ли многоаспектное кризисное явление в Германии в результате провала ее «Зимней кампании» на Восточном фронте под Москвой?
Многочисленные свидетельства – документы генштаба вермахта, дневниковые записи высших чинов германской армии и деловых кругов Третьего рейха, мемуарные воспоминания битых участников «Восточной кампании», а также аналитические исследования отечественных и зарубежных военных историков неопровержимо раскрывают: кризис германской внешней политики с акцентом на завоевание мирового господства силой оружия начался на заснеженных полях Подмосковья.
Формированию подобной ситуации для германской стороны способствовало кризисное состояние оперативного мышления на центральном (московском) участке советско-германского фронта с его провальной составляющей – германской разведкой.
Итоговый вывод по «зимней кампании»: кризис всего военного планирования «Восточной кампании» и кризис германского военного командования. И как следствие недостижения военных целей после провала «блицкрига» – кризис германской экономики.
Солидаризируясь с писателем Владимиром Карповым, создателем любопытнейшего жизнеописания личности И. В. Сталина как вождя и полководца, автор этой книги выражает согласие, что Сталин пошел на этот компрометирующий его и нашу страну шаг с перемирием «с добрыми намерениями – ради спасения Отечества».
А потому сам факт такой инициативы говорит о том, что для советской и германской сторон последствия Московского сражения оказались значительными в военно-стратегическом, военно-экономическом и военно-политическом плане. Только для советской стороны итоги битвы были со знаком плюс и с перспективой успешного последующего противостояния гитлеровской военной силе.
И потому на этом фоне важным моментом является попытка разобраться в событии знаковом для обеих сторон – в «Мценской инициативе». Причем в факте, что инициатива исходила лично от главы советского государства И. В. Сталина.
Историческая справка. Итак, что послужило прелюдией к появлению этой «Инициативы»? Оценка ее в исторической ретроспективе успехов акций тайного влияния советского периода? Месте таких «успехов» Сталина?
В двадцатые годы Западом была развернута широкомасштабная кампания против Страны Советов: искажали ее внутреннюю политику, представляли внешние усилия правительства как агрессивные, призывали к политическому и экономическому бойкоту страны на международной арене.
В организации этой кампании главную роль играли западные спецслужбы, которые опирались на агентуру внутри нашей страны и на белоэмигрантские круги за рубежом. Такие действия наносили заметный ущерб престижу советского государства в международных делах, мешая развитию нормальных внешних сношений и торгово-экономических связей.
После создания в системе госбезопасности разведывательного органа – Иностранного отдела (ИНО) ГПУ были определены пути борьбы с антисоветскими нападками из-за рубежа, намечены действия по активному повышению авторитета советского правительства на международной арене. В целях противодействия западной пропаганде было предложено создать условия для ведения, как говорилось в то время, «активной разведки» на основе предвидения и упреждения шагов противника. Такие условия должно было создать специальное подразделение внутри разведки.
Так, в январе 1923 года составе ИНО было учреждено бюро, работа которого с этого момента стала одним из важнейших направлений деятельности внешней (политической) разведки советской госбезопасности.
В советское время разведывательные операции по дезинформации противников советской власти имели несколько служебных определений: «акции влияния», «оперативная дезинформация», «оперативные игры», «активные мероприятия», «мероприятия содействия» и другие.
Термины – терминами, но главное было в сути: под ними понимались целенаправленные действия для введения в заблуждение реального либо потенциального противника относительно своих истинных намерений. Особенно в тех действиях разведки, которые не могут быть достигнуты открытым путем в отношении «объекта воздействия».
Фактически традиция проведения масштабных акций тайного влияния всегда была неотъемлемой частью работы советской разведки. Конечно, делалось это в интересах внешнеполитических усилий советского государства – политических, экономических, военных.
Как же развертывалась ее работа в годы противодействия тем, кто дезинформировал мировую общественность и в ложном свете выставлял намерения и конкретные действия советского правительства? В органах госбезопасности провели анализ антисоветских акций в области политики, экономики, торговли и выявили два вида «активных мер»: открытые – официальная антисоветская пропаганда и тайные – скрытая пропаганда в устном, письменном и документальном видах.
И весь богатый опыт из арсенала мировой (и отечественной) дезинформации разведка взяла на вооружение, встав таким образом на защиту интересов новой власти от посягательств западных спецслужб и их правительств.
Уже в том, 1923, году фактически все стороны и уровень работы разведки в области дезинформации держались под наблюдением в высших государственных сферах. И вот что характерно: документы тех лет, сохранившиеся в президентском архиве РФ и имеющие отношение к первому бюро по дезинформации, свидетельствуют о том, что эта работа находилась под контролем И. В. Сталина – ему направлялись особо секретные материалы.
О создании при ВЧК-ГПУ специального межведомственного бюро по дезинформации (Дезинфбюро) было особое постановление ЦК РКП(б). В бюро вошли: ГПУ, представители ЦК, НКИД, Реввоенсовета Республики (РВСР), Разведупр ГШ РККА.
Руководство страны поставило перед Дезинфбюро следующие задачи, перечень которых приводится ниже в порядке значимости для интересов государства:
– учет сведений из ГПУ и Разведупра о степени осведомленности иностранных разведок об СССР;
– выявление степени осведомленности противника об СССР;
– подготовка ложных сведений и изготовление документов, искажающих в интересах государства истинное положение вещей внутри страны, в Красной армии, политических и советских организациях, НКИД;
– доведение до противника таких документов следует осуществлять через ГПУ и Разведупр;
– готовить статьи для периодической печати и основу для фиктивных материалов, причем в каждом отдельном случае согласовывать их с одним из секретарей ЦК.
Таким образом, в области «дезинформационной войны» Советской России с Западом еще на заре работы ИНО (создано в 1920 году) были сформулированы две стратегические задачи: следить за враждебными действиями западных спецслужб (правительств) против Страны Советов и готовить ответные дезинформационные акции для ослабления военно-политических угроз стране.
Бюро в рамках ВЧК-ГПУ-ОГПУ просуществовало недолго (формально в 1923–1927 годы). Но его положительный опыт оказался широко и успешно востребованным в обеспечении безопасности страны во все последующие годы советского периода России.
Характерен и такой факт (это к вопросу об обсуждаемой «Мценской инициативе»): несмотря на широкий круг акций тайного влияния, как успешных, так и менее успешных, в архивах разведок госбезопасности и военной фактически не оставлено документов с подробным описанием конкретных операций. Чаще всего вообще отсутствует даже косвенное упоминание о тех разведчиках и агентах, которые были причастны к их разработке либо реализации.
Естественен вопрос: почему так случилось? Бюро по дезинформации сохраняло секретность акций тайного влияния, которые вторгались в интересы других государств, причем при прямом участии в их разработке высших советских государственных органов («фактор причастности»), а потому своевременно избавлялось от «взрывоопасных» документов, компрометирующих советское правительство, – особенно в случаях применения и реализации далеко не джентльменских приемов.
Теперь можно предположить с большой степенью вероятности: как глава Комитета обороны, главнокомандующий и первое лицо в партии, понимая ответственность в сложившейся военно-политической ситуации, И. В. Сталин мог и должен был использовать свой многолетний опыт работы по линии дезинформации западных правительств для решения сверхстратегической задачи в первый период войны. Эта задача – сплочение всех антифашистских сил в войне против Германии.
В этой связи «Мценская инициатива» вполне оправданно вписывается в цепочку акций тайного влияния стратегического значения, свойственных предвоенному периоду с двадцатых годов.
Эта дерзновенная по замыслу и сверхсекретная по исполнению акция дала стратегического масштаба результат – по месту (советско-германское военное противостояние) и времени (провал германского «блицкрига»). Причем в интересах достижения главной цели войны – ликвидации фашистского государства, а значит, спасения и социалистической Родины, и тысячелетней российской государственности.
В Германии зрел кризис
Итак, за полгода войны цели «блицкрига» достигнуты не были. Чтобы понять цепочку судьбоносных для Советской России событий, которые привели к крушению «блицкрига», необходимо проследить нарастание тех потерь в германской военной машине, которые произошли на пространстве войны от границы до полей Подмосковья.
Предлагается некоторая хроника выдержек из различных источников и оценок состояния германской и советской сторон в эти военные полгода, «отпущенные» Гитлером для полного разгрома «колосса на глиняных ногах».
Из дневника начальника ГШ сухопутных войск Германии Франца Гальдера:
22 июня 1941 года, 1-й день войны. «Наши наступающие дивизии всюду, где противник пытался оказать сопротивление, отбросили его… Таким образом, путь подвижным соединениям открыт».
23 июня 1941 года, 2-й день войны. «…Значительная часть сил противника находится гораздо глубже в тылу, чем мы считали…»
24 июня 1941 года, 3-й день войны. «Следует отметить упорство отдельных русских соединений в бою. Имели место случаи, когда гарнизоны дотов взрывали себя вместе с дотами, не желая сдаваться в плен… В общем, теперь стало ясно, что русские не думают об отступлении…»
25 июня 1941 года, 4-й день войны. «Русские решили в пограничной полосе вести решающие бои и отходят лишь на отдельных участках фронта…»
29 июня 1941 года (воскресенье), 8-й день войны. «Сведения с фронта подтверждают, что русские всюду сражаются до последнего человека. Лишь местами сдаются в плен… Часть русских сражается, пока их не убьют… Моральное состояние наших войск всюду оценивается как очень хорошее, даже там, где им пришлось вести тяжелые бои…»
Это фрагменты обширной панорамы войны, из которых уже многое становится ясным. Сопротивление русских не ослабевает, и это чрезвычайно отличается от военных действий гитлеровских войск в Европе.
По утверждению члена Ставки Главного Командования Г. К. Жукова, преимущество немецких войск базировалось на пяти-шестикратном превосходстве на направлении главных ударов: «Внезапный переход в наступление в таких масштабах, причем всеми имеющимися и заранее развернутыми на важнейших стратегических направлениях силами, то есть характер самого удара во всем объеме нами не предполагался».
Именно здесь, а также в незавершенной реорганизации перевооружения РККА, кроется причина поражения начального периода войны. И тогда, по мнению большинства военных специалистов Запада, Советский Союз должен был пасть к зиме, то есть «блицкриг» должен был закончиться быстрой победой Германии, как и планировал Гитлер. Но война продлилась четыре года и закончилась полным разгромом военно-экономико-политической машины Третьего рейха. Почему?
8 июля германское командование считало: «…у русских остается всего 40–60 боеспособных дивизий».
Германская разведсводка от 23 июля 1941 года: «…число советских дивизий резерва 93…».
Дневник Гальдера, 27 июля 1941 года. «Фон Бок… решил, что наступил момент для танкового удара по Москве… Но фон Лееб все еще пытался прорваться к Ленинграду и отбивал контратаки русских… Рундштедт застрял на юге. Вероятно, учитывая сложившееся положение, 19 июля Гитлер отдал директиву № 33 группе армий „Центр“ – продолжить наступление на Москву только пехотой… Москва все еще не была основной целью Гитлера. Недавний опыт ведения войны во Франции в новых условиях оказался бесполезен… Враг сдавал территорию, но, отступив, тут же шел в атаку… Русские постоянно ускользали из расставленных ловушек…».
Война в России потребовала пересмотра экономики, а военная экономика поставила перед Гитлером проблему, перечеркнувшую молниеносность войны.
Упорная жертвенная оборона отступающих армий с переходом в контрнаступление позволила собрать и перебросить резервы, а также эвакуировать на Урал и в Сибирь оборудование многих заводов. В итоге с каждым днем, каждой неделей, каждым месяцем жесточайших боев Советский Союз приходил в себя и восстанавливал силы для длительной позиционной войны, к которой Германия не была готова.
В тотальной войне советская сторона оказалась сильнее еще и вот почему: советскому народу была понятна традиционная русская общинность, продолжением которой стала новая идеологическая антибуржуазная основа, которая определила готовность к огромным напряжениям и жертвам. Так было на фронте, так было и в тылу.
По эффективности советская экономика оказалась в несколько раз мощнее. Она, несмотря на оккупацию и потерю трех из четырех главных экономических центров, в годы войны превзошла экономику оккупированной Германией Европы.
С самого начала немцы столкнулись с отсутствием у них достоверной информации о стране, о ее возможностях и устойчивости государственного строя. То есть сказалась фактически глобальная нехватка разведывательной информации. Пример тому – германская разведсводка от 28 июля: «Воля русского народа еще не сломлена. Факты сопротивления режиму неизвестны». И это будет повторяться многократно…
Маршал Василевский, говоря о времени Смоленского сражения, которое «включило в себя целую серию ожесточенных операций, проходивших с переменным успехом», назвал его «отличнейшей» школой «для советского бойца и командира, до Верховного главнокомандования включительно… Задержка наступления врага на главном – московском направлении явилась для нас крупным стратегическим успехом». Ценой потери Смоленска с окруженными там нашими армиями было выиграно время (позднее Смоленску будет присвоено высокое звание Города-Героя, как и другим городам, днями и месяцами сдерживавшим врага).
К середине июля 1941 года вермахт потерял свыше 441 тысячи человек, половину танков и около 1300 самолетов. Советская сторона: 418 тысяч человек, почти 5000 танков, 1777 самолетов.
16 июля Смоленск пал, но после Смоленского сражения немцы все же не добились стратегического успеха – наступление на Москву было отложено.
Гитлер – группе армий «Центр», 4 августа 1941 года: Москва отходит «на третий план после Ленинграда и Харькова», ибо «…мои генералы ничего не знают об экономических аспектах войны».
Сталин – послу Майскому, Лондон, 13 августа 1941 года: «Говоря между нами, я должен сказать вам откровенно, что если не будет создан англичанами второй фронт в Европе в ближайшие три-четыре недели, мы и наши союзники можем проиграть дело. Это печально, но это может стать фактом».
Историческая справка. К этому времени советской стороне было известно от ценного источника в Англии о том, что англичане смогли читать нашу шифропереписку. Поэтому указанное выше «послание» можно расценивать в качестве дезинформационной акции в адрес Черчилля, для которого потеря в войне России-союзника означала бы гибель Британии.
Разведсообщение военного разведчика Радо, 25 сентября 1941 года: в германских военных кругах «все больше укрепляется точка зрения, что ввиду провала молниеносной войны победа невозможна…».
Из дневника командующего группой армий «Центр» фон Бока, 30 октября 1941 года: «Наши потери растут. В зоне ответственности группы армий более двадцати батальонов находятся под командой лейтенантов». 3 ноября 1941 года: «Личный состав соединений утомлен до крайности».
Однако мощная германская военная машина, чуть замедлив ход, продолжала приближаться к Москве.
6 декабря 1941 года в три часа утра: началось московское контрнаступление – слабейшая сторона победила сильнейшую?!
Риббентроп – Гитлеру. Канун нового, 1942 года. Зашел разговор о мире с Москвой. Гитлер ответил, что это невозможно, речь может идти только о победе.
Сталин дал указание Ставке Верховного командования начать общее наступление по всему фронту. «Чтобы не дать немцам этой передышки, гнать их на запад без остановки, заставить их израсходовать свои резервы еще до весны» (05.01.1942).
Как уже говорилось, во вскрытии кризисных явлений у германской стороны значительную роль сыграла советская разведка – госбезопасности и военная. Разведкам принадлежит заслуга информирования советского правительства о положении дел в Англии и США, особенно об их отношении к Германии и СССР до и после событий под Москвой.
Положение советской стороны
Советское государство, подвергнувшись вероломному и заранее спланированному нападению, к исходу ратного полугодия оказалось в состоянии не только наращивать активную оборону, но и организовать мощное контрнаступление, потрясшее всю германскую военную машину в декабре 1941 – январе 1942 года.
Сопротивление армий Франции, Польши, Норвегии исчислялось неделями, малые страны могли сопротивляться несколько дней. На первом этапе войны не раз были моменты, когда казалось, что не будет предела неудачам и испытаниям, которые обрушились на Красную армию и весь советский народ. В руках врага оказались Минск и Киев, вся Прибалтика и почти вся Украина. Вермахт стоял под Ленинградом и Москвой.
Осень 1941 года стала самым трагическим периодом Отечественной войны. К Москве приближались войска вермахта, хотя и хорошо потрепанные в наших оборонительных боях, но все еще отлично вооруженные и оснащенные мощной военной техникой. Были уже заняты Калинин и Можайск, Вязьма и Клин…
Враг оказался в тридцати километрах от столицы. В конце ноября разведывательные немецкие группы пересекли канал Москва – Волга у Яхромы и вышли к окраинам города. Враг был уверен в победе – до центра Москвы были считанные километры.
В немецких частях зачитывали приказ Гитлера:
«Солдаты! Перед вами Москва! За два года войны все столицы континента склонились перед вами, вы прошагали по улицам лучших городов. Осталась Москва. Заставьте ее склониться, покажите ей силу оружия, пройдите по ее площадям. Москва – это конец войны. Москва – это отдых. Вперед!»
Однако то, что произошло с момента первого залпа орудий немецкой группировки войск во время ожидаемой «прогулки» к стенам Кремля, говорило об отчаянном положении вермахта в момент появления в его рядах указанного выше гитлеровского «призыва к отдыху» в Москве.
И вот один из лучших генералов вермахта Гудериан, части (лучшие ударные силы) которого в значительной степени были уничтожены в первые недели войны на советско-германском фронте, отдавая должное стойкости советского воина, сделал в своем дневнике о первом периоде войны такую запись: «…Эти солдаты стойко защищали позиции, на которые были поставлены. И их нужно было либо убить, либо взять в плен в результате рукопашной схватки, но сдавались они редко…» Ему вторил начальник генштаба сухопутных войск: «В первые дни наступления на Россию мы убедились, что имели дело с совершенно новым солдатом, обладающим невероятной стойкостью в бою…».
Своеобразный итог провала «блицкрига» и успехов нашей армии под Москвой сохранился для потомков в коротком и емком призыве политрука Клочкова, одного из 28 героев-панфиловцев: «Велика Россия, а отступать некуда – позади Москва!»
Почему так? Ибо в этой ситуации советскому военному командованию была чужда неверная оценка возможностей вермахта. С таким противником приходилось считаться: с его двухлетним опытом войны в Европе, на Ближнем Востоке и в Африке. В главную задачу советской стороны входило исключить любые неверные решения оперативного и тактического характера на советско-германском фронте.
Ошибок в Московском сражении для советской стороны не должно было быть и фактически не было. Это была «Суворовская победа»: не числом, а умением!
Тем более величие победы под Москвой было бы очевидно и неоспоримо, даже если бы германское наступление к 5 декабря 1941 года окончилось крахом! Если бы только удалось остановить и измотать вермахт в оборонительных боях на всем тысячекилометровом пути от западной границы до Подмосковья!
К началу декабря, в канун принятия решения о контрнаступлении, в Генштабе Красной армии тщательно обобщали сведения о противнике: показания пленных, данные войсковой авиа– и радиоразведки, анализ официальных немецких радиопередач, наконец, сведения с «незримого фронта» – из-за рубежа, от подпольщиков, партизан, спецпартизанских и разведывательно-диверсионных групп в тылу врага. Все это позволило достаточно точно оценить состояние противника.
Генштаб считал, что состояние противника на его Восточном фронте – кризисное. И решение было принято.
Кончался 1941 год, был на исходе шестой месяц войны, авторы «Барбароссы» и «Тайфуна» (нападение на СССР и захват Москвы) не приблизились к реализации своих планов. Они видели, как постепенно военные цели ускользают от них. И тем не менее германское военное командование не концентрировало на московском направлении все возможные силы.
Момент был упущен по двум причинам: во-первых, советское контрнаступление было воспринято германской стороной лишь как попытка несколько подправить положение у стен Москвы, а во-вторых…
Анализ немецких материалов уже в послевоенное время говорит о том, что по планам вермахта не была осуществлена крупная переброска войск под Москву из-под Ленинграда или Ростова. Почему?
Советские войска перешли к наступательным действиям не только под Москвой. В ноябре 1941 года силами Волховского фронта была проведена наступательная операция на северном участке советско-германского фронта якобы с целью деблокады Ленинграда.
Историческая справка. Ряд историографов Великой Отечественной войны даже пытаются иронизировать над нашей Ставкой за непродуманность действий военного командования на Волховском фронте. Видимо, они опираются на данные о военных действиях только из архивов Минобороны.
Но другие архивы – госбезопасности – рассказывают о том, что эта попытка «деблокады» была задумана как акция по отвлечению внимания гитлеровского генштаба от желания перебросить войска в помощь армиям «Центра», безуспешно «топтавшимся» под Москвой.
Так, в момент наших действий по «деблокаде» в тылу немецких войск резко активизировалась скоординированная работа ОМСБОН с его спецпартизанскими отрядами и разведывательно-диверсионными группами.
Подобную отвлекающую акцию военное командование и разведка госбезопасности повторили подо Ржевом, дезинформировав германскую сторону о якобы готовящемся главном наступлении в этом районе, а не под Сталинградом!
«Неудача» на Волховском фронте обернулась нашей тактической победой: ни одна рота, ни один батальон, ни одна дивизия из-под Ленинграда под Москвой не оказалась!
В это же время войска Южного фронта нанесли фланговые удары по германским позициям и концу ноября освободили Ростов-на-Дону. Более того, фактически уже после завершения контрнаступления под Москвой, особенно в феврале 1942 года, наши войска наступали по всему советско-германскому фронту.
Итак, полгода тяжелейших испытаний для Красной армии, успех под Москвой, контрудары и… наступление по всей линии фронта?
Теперь, когда преданы гласности обстоятельства переговоров Сталина с Гитлером в феврале 1942 года, становится понятным: советская сторона накануне и во время этих переговоров создавала своеобразный прессинг на германское верховное командование, экономические круги и на политику Гитлера в целом.
Опираясь на разведывательные и иные факты, советская сторона понимала, что в Германии зрел кризис по нескольким аспектам, главным из которых было то, что цели «блицкрига» не достигнуты.
Всего несколько недель боев у стен Москвы – фактически те же шесть недель, что отпустил Гитлер своим армиям для «блицкрига», – и в руках Сталина оказались мощные аргументы для своего права предложить германской стороне сесть за стол переговоров. И последним аргументом была Битва за Москву, ибо история создает свои собственные мерки для того, чтобы определить истинные масштабы борения противостоящих сил.
Положение германской стороны
Состояние дел в Германии к началу 1942 года характеризовалось как время нарастания кризисных явлений. Об этом сообщали резидентуры в Германии, Англии и США, а также разведточки и дипслужбы в других странах.
Анализ совокупных разведданных и официальных источников говорил о том, что в Германии кризисные явления начинали охватывать положение дел в оперативном управлении на советско-германском фронте – московском направлении; в кризисном положении оказалась германская разведка; назревал кризис военного планирования «похода на Восток», а значит, верховного военного командования. Начал давать о себе знать кризис экономики. Наконец, уже маячил кризис внешней политики Третьего рейха.
Январь 1942. Оперативный кризис на центральном участке советско-германского фронта. О растерянности на оперативном уровне и в германских военных верхах после неожиданного контрнаступления Красной армии под Москвой повествуют события в главном штабе ВВС в Берлине: «речь идет о том, быть или не быть…».
И в этом штабе рода войск, и в сухопутных шла «дискуссия» в условиях, когда «отвечать на удар было нечем». В частности, обсуждался вопрос: отходить или не отходить? Штабы в Берлине не владели реалиями обстановки под Москвой и то ли не понимали, то ли не хотели верить, что отход вермахта произошел под давлением советских войск.
Германские войска были отброшены от Москвы на 120–300 километров. Наибольшего успеха удалось достигнуть в северо-западном направлении в результате нескольких операций на линии: Клин, Калинин, Тула, Калуга, Елец. Было освобождено 11 000 населенных пунктов.
И все это было совершено в отсутствие численного превосходства над противником. Даже в оборонительных боях в декабре 1941 – январе 1942 года германская группировка армий «Центр» имела превосходство перед войсками Калининского и Западного фронтов и правого крыла Юго-Западного фронта в живой силе – в 1,5 раза, в артиллерии – в 1,4, в танках – в 1,6 раз. Лишь наша авиация имела численное превосходство (в 1,6 раза), но уступала по качеству типов самолетов.
И тогда?.. Да, это была суворовская победа над высококвалифицированными кадрами германской военной машины с прусским прошлым. Это была победа не числом, а умением!
Подводя итог Битве за Москву, французский военный историк генерал А. Гийом о военном оперативно-тактическом искусстве советского военного командования и стратегической заявке на будущее говорит так:
«Это не просто победа советских вооруженных сил, а „первый реванш“ для всех стран, воевавших против гитлеровской Германии. Без подготовительной паузы, непосредственно после пятимесячных изнурительных боев, не имея общего превосходства в силах, советские войска на всех решающих направлениях предприняли контрнаступление, которое затем переросло в стратегическое наступление».
Июнь 1941 – январь 1942. Кризис германской разведки. Ряд факторов, влиявших на достоверность суждений об обстановке под Москвой, возглавил фактор провала действий германской разведки на советско-германском фронте к этому периоду «восточного похода».
К началу контрнаступления Красной армии список просчетов отдела «Иностранные армии Востока» разведуправления генштаба германских войск выглядел так:
до войны был ошибочно определен советский военный и промышленный потенциал;
после 22 июня ошиблись в оценке возможности сопротивления советских войск;
не смогли правильно оценить размах партизанского движения в тылу немецких войск;
не предвидели стойкость советских войск в окружении.
Все это говорило о недостаточной наступательной концепции германской разведки, которая проявила слабость в вопросах предвидения и упреждения действий противника. И потому, пока германские войска наступали, эти просчеты, как фактор, перекрывались положительными факторами («вперед»). Но…
Когда советские войска сами пошли вперед, ошибки гитлеровского разведоргана оказались для германского военного командования роковыми.
Уже 22.07.1941 генерал-квартирмейстер Вагнер сообщал из-под Смоленска начальнику генштаба сухопутных войск Гальдеру: «…снабжение войск Бока не гарантировано – партизаны» (фон Бок – командующий группой армий «Центр», идущих на Москву).
На советско-германском фронте за годы войны советская госбезопасность – разведка и контрразведка – провели более 80 радиоигр дезинформационного характера. Вот как была воспринята германской стороной одна из таких акций.
В конце ноября разведуправление германского генштаба с подачи отдела «Иностранные армии Востока» положило на стол Гитлеру «абсолютно достоверное» донесение немецкой агентурной разведки о якобы имевшем место выступлении маршала Тимошенко в ГКО:
«Тимошенко находит возможным сдать Москву;
с его слов, „Ставка считала так еще в октябре“;
контрнаступление готовится у Ростова, а не под Москвой;
наступление под Москвой ожидается через 5–6 месяцев».
Указанные сведения германская разведка подготовила с оценкой: «это – достоверная, беспристрастная и приличная информация».
И все же. В генштабе вермахта накапливались сведения о положении в Красной армии. В совершенно секретной разведсводке отмечалось: «боевая численность советских соединении сейчас слаба, оснащение тяжелым оружием и орудиями – недостаточное…», «…сколько-нибудь значительные сформированные соединения в настоящее время в резерве отсутствуют» (ноябрь 1941).
И вот вывод. 23.11.1941, дневник Гальдера: «противник понес решительное поражение, и Россия как военная сила больше не представляет угрозы».
Это в дневнике, а в самом генштабе? Подводя итог летне-осенней кампании, там сделали общее заключение: «у советской стороны резервы отсутствуют», «боевые силы противника ослаблены решающим образом». И главный вывод: «Россию ожидает переход к позиционной войне».
А ведь германский генеральный штаб по немецкой генеральской педантичной мерке в определенной степени был прав: силы растрачены? резервов нет? какое уж тут наступление! И наше военное командование в первых числах декабря, буквально за несколько дней до контрнаступления, еще не ставило перед собой такую задачу, ибо соотношение сил для наступления в классическом варианте требовало превосходства над противником в кратное число раз.
За день до контрнаступления Красной армии тот же отдел «Иностранные армии Востока» убеждал генштаб вермахта: «сила русских недостаточна для крупного наступления…» (04.12.1941).
Таким был итоговый вывод всего разведуправления германской стороны.
Во время Нюрнбергского процесса на допросе Кейтель, командующий вооруженными силами Третьего рейха, по поводу событий под Москвой с горечью заявил: «русское наступление оказалось для нас полностью неожиданным; мы грубо просчитались при оценке резервов Красной армии».
Примечание автора. Характерно: сведения о появлении некоторых резервов у русских в германский генштаб поступали. Однако ни немецкие разведчики, ни военное командование не смогли уловить приближение самого серьезного с 22 июня перелома на советско-германском фронте, то есть под Москвой.
Кризис немецкой разведки оказался не количественным, но качественным, ибо был не недостаток в сведениях о противнике, а в их принципиально ложном истолковании, навязанным идеологией нацистского военного мышления, – недооценка противника.
Декабрь 1940 – февраль 1942. Кризис всего военного планирования «восточной кампании». Поведение агрессора имеет одно свойство: спровоцировав войну, агрессор утрачивает ощущение действительности. Теперь войну он представляет, какой она «должна быть».
Вера в «должно быть» по-гитлеровски и по-нацистски, как шоры, заслоняла от генералитета прусской выучки истинное положение вещей на советско-германском фронте.
Так что случилось на пути «похода на Восток»? От подписания плана «Барбаросса» и провала «блицкрига» до крушения под Москвой?
В дневнике фон Бока, будущего командующего группы армий «Центр», которая пойдет на Москву, имеется такая запись от 01.02.1941: «Фюрер сказал, что если после падения Москвы и Ленинграда и захвата Украины русские не пойдут на мир, то тогда танки должны побыстрее дойти до Екатеринбурга. Я уверен, что наше нападение снесет их, подобно урагану…»
В это же время один из видных нацистов – Гиммлер уже в своем дневнике рассуждал один на один с собой, чтобы завтра объявить свои сентенции вслух: «Цель Германии – раздел России на мелкие государства и распространение сферы немецкого влияния далеко за Урал».
Будущие военные преступники торопились делить шкуру неубитого медведя. Планам не суждено было сбыться: не сработало «должно быть». Сработали реалии на советской стороне, у которой тяжелое положение в первый период войны означало: «не быть по-гитлеровски». Впереди была Битва за Москву.
Известная антифашистская организация «Красная капелла» информировала советское военное командование о положении дел в Третьем рейхе весь период полугодового противостояния на советско-германском фронте. Кроме сведений о войсках и потерях в вермахте, передавалась информация о планах немецкой стороны.
Так, до советской стороны была доведена оценка событий внутри германских вооруженных сил: «новое наступление на Москву не является результатом стратегического решения. Оно вытекает из господствующего в немецкой армии недовольства тем, что не достигнуты цели, которые после 22 июня становились все дальше и дальше… В результате советского контрнаступления отменен план I (достижение Урала), план II (выход на линию Архангельск – Астрахань), план III (Кавказ)».
Строки из шифротелеграммы антифашистов говорят об довольно отчаянном положении в среде германского военного командования по планированию войны. В начале декабря из берлинской точки «Красной капеллы» сообщалось: «Зимовка немецкой армии по решениям в начале ноября предусматривалась на линии Ростов, между Смоленском и Вязьмой, далее – у Ленинграда. Немцы бросают в бой под Москву и в Крым всю материальную часть, которой они располагают…».
Так в чем же кризис военного планирования? Есть контакт с противником, но потеряно чувство реальности в противостоянии с ним.
09.12.1941. Ставка в Берлине не принимает наступление трех советских фронтов всерьез: «…контрнаступление продлится до середины месяца» (Гитлер).
14.12.1941. Ставка все еще не признает факта краха своей доктрины «блицкрига» – теперь «дивизии для похода на Ближний Восток нужны для более „скромных целей“ в России» (Гитлер).
Январь 1942 года. В среде высшего военного командования «бушуют склоки», как последствие поражения, нанесенного вермахту на Востоке. В отставку отправлены все трое командующих групп войск, с которыми Гитлер связывал свои надежды на «блицкриг», – армий «Север», «Центр» и «Юг».
Поражение под Москвой и безуспешная блокада Ленинграда вызвали падение морального духа в немецкой армии, обострились отношения солдат и офицеров рядовых частей с привилегированными войсками СС. Уже на уровне командиров частей стало понятно: события под Москвой носят необратимый характер.
Так, командир одного из танковых корпусов после Москвы констатировал: «…отступление 1941–1942 годов было исходным пунктом большого военного кризиса, от которого немецкая армия ни морально, ни материально так и не смогла оправиться».
Все указанное выше звучало как приговор планированию Германией всей «Восточной кампании».
Наш великий полководец Михаил Илларионович Кутузов отмечал, что армия не побеждена до тех пор, пока не сломлен ее дух. Моральный урон германская армия несла и до Москвы, и во время боев за нашу столицу, не говоря уже о Сталинграде и Курской дуге.
1941. Кризис германского верховного командования. На тринадцатый день военных действий на советско-германском фронте Гитлер заявил своим генералам: «Я все время пытаюсь поставить себя на место противника. Практически он уже проиграл эту войну».
Сопротивление Красной армии на московском направлении стало объективным обстоятельством, при котором в гитлеровской военной верхушке в конце июля – начале августа разгорелись острые споры.
Споры – спорами, а решение было все же не «в пользу Москвы», то есть «поворотом на Юг». Как говорилось: во имя осуществления далеко идущих планов захвата мирового господства генералы вроде бы отказались от продолжения наступления на Москву. Однако среди высших генералов затем победили все же те, кто конец войны увязывал с падением Москвы, а затем Ленинграда.
Крушение под Москвой ударило по вермахту дважды: первый, исчерпывающий удар пришелся по дивизиям группы армий «Центр», а второй, косвенный, – по верхушке германского генералитета.
И вот прозрение Фрица Гальдера, начальника штаба сухопутных войск: «…события под Москвой показали, что у немцев истощились силы. С этого момента я уже не верил в возможность решительной немецкой победы». Но одинок ли был этот высший военный чин в своем откровении перед самим собой?
Советский военный разведчик Шандор Радо передавал из Швейцарии: «В генштабе есть группа оппозиционно настроенных к фюреру офицеров – гитлеровцы получили сильное потрясение и впервые усомнились в свое непобедимости».
Окончательный заговор против Гитлера и его разрушительной для Германии политики созрел только в 1944 году.
1941–1942. Кризис германской военной экономики.
Заказчики «Восточной кампании» – экономические круги германского милитаризма – планировали «свою кампанию» на Востоке.
Вот что говорилось в документах министерства экономики Германии после вторжения германских войск на просторы России (25.06.1941):
«По мере расширения оккупации территории России намечено создать четыре административных района, руководить которыми будут следующие:
1) для Ленинграда – „Крупп АГ“,
2) для Москвы – „Геринг Герман“,
3) для Киева – „Хёш АГ“,
4) для Кавказа – еще не назначен».
Такими радужными и перспективными виделись события на Востоке «сильным мира сего» в Третьем рейхе на четвертый день войны с Россией. Но наступило время поражений, и к кризисному состоянию в войсках добавилось нечто большее: кризис военной экономики нацистской Германии.
По данным советской разведки, в июле-августе 1941 года в Берлине были приняты важные решения о перестройке военной промышленности Третьего рейха, основанные на одной предпосылке – на предпосылке победы над СССР в течение нескольких месяцев.
Что же случилось после зимнего кризиса на военном поприще и как он повлиял на «гражданскую» составляющую общего кризиса «Восточной кампании»?
Кризис военной экономики, который назревал еще осенью 1941 года (срыв «блицкрига»), разразился в полной мере после событий под Москвой. Вот его критерии:
людские потери на фронте восполнялись за счет кадров военной промышленности (пришлось отдать две трети забронированных рабочих рук);
к весне 1942 года нехватка рабочих рук составляла 800 000 человек, и это сказалось в том числе на добыче сырья;
недоплавка стали, меди, алюминия, снижение производства каучука и бензина – в среднем от 6 до 11 %, а угля – до 14 %.
Конечно, обладая хорошими агентурными возможностями в самой Германии («Красная капелла»), в Англии («Кембриджская пятерка») и в США («легальная» резидентура во главе с Зарубиным и нелегальная резидентура во главе с Ахмеровым), советская сторона об экономической ситуации в Третьем рейхе была осведомлена полностью. В то же время общую тенденцию можно было понять по поведению войск вермахта на советско-германском фронте.
Падение добычи сырья во всех захваченных странах Европы, нехватка горючего, сокращение производства… Провалилась грабительская концепция – теперь при планировании последующего периода войны военная экономика Германии не могла в полной мере рассчитывать на возможность эксплуатации экономических ресурсов России, и в первую очередь Украины и Кавказа. По крайней мере в ноябре 1941 года об этом не могло быть речи. А позднее?
С первых дней появления немецкого солдата на оккупированной советской территории пришел в действие механизм сопротивления германским войскам с позиции пока стихийных партизанских отрядов и организованных спецпартизанских, подпольных и разведывательно-диверсионных групп госбезопасности.
Против растущего в тылу гитлеровских войск сопротивления немецкое командование вынуждено было бросать все большее количество батальонов, частей, а затем и дивизий.
И в «фатерлянд», в Берлин, шли доклады о том, что партизаны представляют большую опасность для немецкого тыла и коммуникаций. То есть речь шла о предстоящем срыве оккупационной политики по использованию военно-продовольственной базы немецкой армии на Востоке.
Но это понимали и высшие военные чины вермахта и государства, понимали в категорической форме еще до полного краха под Москвой: «военно-экономическая ситуация катастрофична» (Фридрих Фромм, командующий резервными войсками вермахта, 25.11.1941). Ему вторил еще более осведомленный иерарх германской экономики: «в военном и военно-экономическом отношениях война уже проиграна…» (Фриц Тодт, имперский министр вооружения, 29.11.1941). Вот что «наделал» сорванный Советами план «блицкрига»!
Это не просто дневниковые записи. Это мнение и точка зрения других лиц из верхушки окружения Гитлера становились достоянием советского правительства по каналам нашей разведки на германском, английском, американском, швейцарском, шведском, японском направлениях ее работы.
1941. Кризис германской внешней политики. До начала похода на Восток Гитлер утвердил список экспонатов «Аллеи трофейного оружия», грандиозный павильон для которых предполагалось построить к 1950 году.
В число стран-экспонентов входило более 20 государств: Австрия, Англия, Бельгия, Голландия, Греция, Дания, Исландия, Египет, Норвегия, Польша, Франция, Чехословакия, страны Ближнего Востока, Индия и Афганистан, а позднее в список были добавлены США. И, конечно, ценным экспонентом должен был стать СССР.
Гитлер увлекался директивами, которые числом до 21-й усиленно исполнялись: директива № 1 – план «Вайс» по нападению на Польшу (1939); № 6 – на Францию (1940); на Россию – № 21, «план Барбаросса» (подписан в декабре 1940 года), № 32 – об активности на более отдаленных театрах военных действий, включая поход в «Страну Ариев» (11.06.1941).
Что же это были за «отдаленные театры военных действий»? Это Ирак, Ливан и Египет, поход из Болгарии через Турцию, Иран и Афганистан в Индию (17 дивизий после взятия Москвы). В начале июня 1941 года все эти планы грели гитлеровскую душу в предвосхищении мирового господства. А тут – неувязка с «блицкригом» и потом – крах под Москвой!
Главным архитектором нового Берлина, который должен был быть переименован в столицу новой «Германской Европы» – в Германию, Гитлер назначил человека из делового мира – Шпеера (после «московских потрясений» этот «архитектор» стал министром экономики страны).
Архитектурные изыскания Шпеера сблизили его с фюрером. И потому откровения фюрера стали достоянием дневника архитектора-министра.
По Шпееру (об этом знал не только он), Гитлер считал русских «недочеловеками», с русскими нужно было обращаться «как с неграми из примитивных племен», говорил он. Он, Гитлер, не допускал мысли о возможности серьезного сопротивления со стороны Красной армии. Его уверенность в обязательной победе над «недочеловеками» была столь велика, что даже после явного провала «блицкрига» и серьезного сопротивления под Москвой Гитлер отдал приказ о назначении главы полиции Москвы (09.11.1941). В этом же приказе было определено будущее города: «…уничтожить 30 миллионов славян, среди которых – 4 миллиона москвичей».
Россию Гитлер представлял как составную часть «его Европы»: «…после оккупации 130 миллионов ее население превратится колониальный придаток Европы…». По расчету Гитлера, эта «Германская Европа» совместно с Англией должна была устремиться против США. Таковой рисовал фюрер «картину будущего».
За все время существования Третьего рейха Англия фигурировала в планах Гитлера чаще всего в качестве союзника. Из ведомства Канариса (абвер – военная разведка и контрразведка Германии) в мае 1941 года сообщали в Ставку Гитлера:
«…ориентирующиеся „на экспорт“ деловые круги Англии имеют настроение в пользу соединения с Германией „после гибели России“ на такой основе: Англия делает уступки Германии в колониальных вопросах, но получает определенные позиции в Европе…».
В ожидании поражения России, которое прогнозировали британские разведчики (счет велся на считанные месяцы), Черчилль имел интенсивные переговоры с германской стороной, используя для контактов лорда Бивенбрука, прогермански настроенного министра снабжения Британии (его встречи с эмиссарами германской стороны проходили в Лиссабоне).
Именно этому лорду Рудольф Гесс, правая рука Гитлера по нацистской партии, заявил: «мир с Англией при условии ее участия в войне против коммунизма». Гесс передал лорду меморандум под названием «Германия и Англия – с точки зрения войны против СССР».
Характерно, что после таких переговоров с германской стороной лорд-прогерманец в конце сентября 1941 года возглавил английскую делегацию, направляющуюся в Москву (закулисные переговоры союзника по антигитлеровской коалиции к приезду лорда в Москве были известны).
Успех гитлеровских войск в России встревожил Лондон и Ватикан, и в ожидании скорого падения Москвы это означало: «Восточную кампанию» Гитлер, можно считать, практически выиграл! Это беспокоило правительства союзников России, и они опасались потерять свой интерес в случае победы Германии, а потому не избегали «замаскированных обращений» со стороны представителей Третьего рейха с призывами к союзу против СССР.
В эти дни Канарис сообщал в Ставку Гитлера, что перед Англией стоят две возможности: «либо включиться в „немецкую Европу“, либо просить перемирия для англосаксонского мира…»
В октябре 1941 года Гитлер предпринял дезинформационную акцию против Англии и США, фактически призывая их к быстрейшим переговорам. Так, 9 октября пресс-секретарь Гитлера объявил: «русский фронт разгромлен», «исход военной кампании решен», «великий конец большевизма», «последние боеспособные советские дивизии принесены в жертву…» А на другой день состоялось выступление самого Гитлера: «…сегодня могу совершенно определенно заявить: противник разгромлен и больше никогда не поднимется».
Почти год, в январе – ноябре 1941 года, для создания «своей Европы» Гитлер через Риббентропа, министра иностранных дел страны, налаживал контакты с английскими и американскими дипломатами. Обсуждался «меморандум» о необходимости «компромиссного мира» (переговоры в Португалии и Швейцарии). В этой ситуации он ориентировался на дипломатов старой германской школы: «…война с Россией – дело решенное. Надо извлечь из нее пользу для мира с Англией. Надо привлечь на нашу сторону Сити и консерваторов».
Из берлинской штаб-квартиры абвера в ноябре 1941 года шли в Ставку Гитлера обнадеживающие сообщения о прогерманской и антибольшевистской направленности «значительных кругов» западного мира. Абвер отмечал, что «базу для сотрудничества против большевистской России ищут англичане и немцы в Лиссабоне и Анкаре». И еще: «Этого часа ждут антикоммунисты в Скандинавии, Англии, США, Ватикане». В Англии, сообщал абвер, «мюнхенцы начали подготовку к возвращению в Россию „дома Романовых“. Они готовы вступить в сговор с Германией на условиях новой „англо-германо-русской Антанты“» (англо-германские «реверансы» на антисоветской основе внимательно изучались в Москве).
Радужные перспективы по созданию «германской Европы» в результате срыва «блицкрига» канули в вечность. Московская битва поставила на них крест. Гитлер в своей политике оказался перед фактом: все планы и в Европе, и в России нужно пересматривать, в том числе и на дипломатическом поприще.
А пока в глазах «сильных мира сего» в Германии, которые привели его к власти и благословили на «Восточный поход», Гитлер выглядел проигравшим начало войны с Россией.
Адъютант Гитлера Герхард Энгель также вел свой дневник. В нем он отмечал трансформацию взглядов фюрера на свободу его действий:
«…складывающаяся обстановка заставляет его, говорит фюрер, принимать решения… Из этого следует, что цели похода не достигнуты… Немецкие успехи не остаются без последствий для престижа в мировой политике. Все войны зависят не от человеческих, от экономических причин…».
Близкий к фюреру Шпеер подчеркивал в своих записках, что после Москвы Гитлер констатировал: «Мы должны идти вперед. Мосты позади нас сожжены».
Главари Третьего рейха понимали, что «движения вперед» от них ждут те, ради чьих интересов была начата Вторая мировая война и совершилось нападение на СССР. И победа под Москвой нужна была Гитлеру как ключ к захвату мирового господства. А им, «сильным мира сего» – для ограбления России.
А пока вся экономика Германии стала работать на Восточный фронт, хотя в ставке Гитлера еще продолжали разрабатывать и утверждать положения о будущем материальном обеспечении «экспедиционных войск» в Иране и Ираке.
Переговоры – слабость или сила?
19 сентября 1941 года был оставлен Киев. Василевский вспоминал: «При одном упоминании о необходимости оставить Киев Сталин выходил из себя и на мгновение терял самообладание». Этот маршал, «натерпевшийся» от Верховного главнокомандующего, тем не менее признавал: «Он не был военным человеком, но он обладал гениальным умом. Он умел глубоко проникать в сущность дела и подсказывать военное решение».
Ошибка? Это имело прямое отношение к киевской катастрофе? Казалось бы, с военной точки зрения Сталин ошибся, и Василевский с Жуковым предвидели беду. А он же, получается, уперся. В этом не видно проблеска гениальности, наоборот, казалось бы, – тяжелая ошибка.
Но ведь это только военное обстоятельство, а война – это не только военные действия. Нужно было учитывать и другие условия – например, отношения с союзниками (вчерашними противниками – ныне неустойчивыми партнерами!).
Дело в том, что киевским событиям предшествовала встреча с представителем Рузвельта Гарри Гопкинсом, с которым шли переговоры о существенном увеличении военной помощи. И Сталин обещал Гопкинсу, что Красная армия удержит немцев на линии юго-западнее Ленинграда, чуть восточнее Смоленска и западнее Киева. А сдав Киев, он показал, что не контролирует обстановку…
И тогда как можно верить и помогать такому главе государства? Нужно было учитывать и другой аспект (в глазах союзников): к этому времени все отступления Красной армии заканчивались большими потерями и катастрофами.
И что же союзники? Их отношение к нашим проигрышам в этот начальный период войны? Только один пример: посол Майский заметил министру иностранных дел Британии, что Англия является «не столько союзником и товарищем по оружию в смертельной борьбе против гитлеровской Германии, сколько сочувствующим нам зрителем…».
Итак, февраль 1942 года. Мценск.
Какими «активами» располагала советская сторона, прежде чем предложить Германии перемирие?
Что волновало автора, когда он взялся за обсуждение столь оспариваемого «факта переговоров о мире с Германией»? Этот исторический факт в оценках не может быть однозначным, но, несомненно, он демонстрировал уверенность Советской России в способности одолеть противника.
И, конечно, это не был авантюрный шаг. Более того, появление этого «факта» в нужном месте и в нужное время говорит о том, что это была акция дезинформационного характера с целью попытаться решить две задачи: в случае принятия Германией этого «сомнительного» предложения – выиграть время, а в случае отказа – акция была рассчитана на укрепление антигитлеровской коалиции, которая набирала силу после неудачной гитлеровской «зимней кампании». Но действительно ли Сталин мог заключить перемирие?
Разведка госбезопасности в период с июня 1941 по январь 1942 года внесла свой вклад по оказанию влияния на ситуацию в прогермански настроенных сопредельных СССР странах, в число которых входили так называемые «нейтральные».
Успех Красной армии в оборонительных боях после вторжения вермахта в Россию, в Битве за Москву и при контрнаступлении обеспечивался в том числе органами госбезопасности и ее разведкой. В частности, при обороне Москвы – сдерживание и затруднение продвижения войск вермахта к столице велись посредством активной работы омсбоновцев, причем на первых порах – истребительных батальонов, а затем подполья, спецпартизанских отрядов и разведывательно-диверсионных групп.
Этот успех нашей армии был примечателен еще и тем, что и оборонительные бои, и контрнаступление, и наступление по всему фронту осуществлялось силами советских войск… без численного превосходства над противником.
И. В. Сталин располагал достоверной разведывательной информацией о колеблющемся поведении Англии и США во время стремительного продвижения германских войск в глубь советской территории и во время обороны Москвы. Знал он и о союзнических оценках Битвы за Москву и контрнаступления. Было известно о желании прогрессивных сил этих стран укреплять антигитлеровскую коалицию, в частности о насущной необходимости в этих условиях активизировать поставки России обещанного союзниками военного снаряжения по ленд-лизу.
Глава нашей страны прекрасно понимал, что означает сам факт: «фашистов можно бить!» – для руководителей и различных кругов населения этих стран. И что означает масштабный успех Красной армии для сил сопротивления в оккупированных государствах Европы.
Понимали это и прогермански настроенные «нейтралы», которые вынуждены были сдерживать теперь различные виды своей помощи гитлеровской Германии. Было ясно, что недооценивать успех советских войск под Москвой – весьма неблагодарное дело для тех, кто в противостоянии Германии и России видел лишь ослабление военным путем экономических противников Англии и США на мировой арене (как это уже делалось, кстати, в Первую мировую войну!).
Теперь мир был поставлен перед фактом: отпор был дан хорошо отмобилизованным войскам вермахта, имевшим опыт войны в иных, «европейских», можно сказать, весьма «комфортабельных» условиях. И теперь их поражение в России, причем в условиях чрезвычайно неблагоприятных обстоятельств для советской стороны, следовало рассматривать как начало провала всей «Восточной кампании» Гитлера и заявку на реальный разгром фашизма во Второй мировой войне.
Таковы должны были быть далеко идущие выводы и для правительств стран коалиции, и для воюющих и «нейтральных» стран, и для их отношения к России как к очагу главного сопротивления гитлеровской военной машине. Становилось все более ясно, что Россия способна разгромить фашистские государства. А закулисные мнения всех участвующих и не участвующих в войне государств «собирала» наша разведка.
Историческая справка. В годы Великой Отечественной войны в Советской России была возрождена дореволюционная традиция – выпуск медалей для участников крупных военных событий.
Так, 22 декабря 1942 года были учреждены четыре такие первые медали: «За оборону Ленинграда», «За оборону Одессы», «За оборону Севастополя», «За оборону Сталинграда». Но лишь 1 мая 1944 года учредили медаль «За оборону Москвы».
Кто получил эту награду? Все военнослужащие и вольнонаемный состав воинских частей, гражданские лица, оборонявшие Москву не менее месяца с 19 октября 1941 по 25 января 1942 года, а в войсках ПВО – с 22 июля 1941 года (день первого налета на город), а также из гражданского населения. Сюда отнесены участники строительства оборонительных рубежей, партизаны Московской области, работники социальной структуры Москвы. Всего этой медалью было награждено 1 020 000 человек.
Однако еще в мае 1942 года специальная награда для участников битвы за Москву появилась в нацистской Германии. Со стороны гитлеровского рейха это было стремление хотя бы как-то смягчить слишком мрачное впечатление солдат вермахта и населения страны от неудачи «блицкрига» и от поражения под Москвой. Но называлась она «За зимнюю кампанию на Востоке 1941–1942». Награждались солдаты и офицеры, воевавшие на Восточном фронте, и не только вермахта, но и союзников. А так как в статут награды входили обмороженные, то в немецкой армии награда получила прозвище «мороженное мясо».
В планы гитлеровского руководства входило учреждение медали «За зимнюю кампанию 1942–1943», но… появились лишь нарукавные нашивки за пребывание в «котлах» и «мешках». Призраком в «тысячелетнем рейхе» стала изготовленная медаль «За взятие Сталинграда», которая бесследно исчезла в волжских степях при отступлении вермахта в 1943 году.
А для воинов Красной армии были учреждены медали за оборону Киева, Заполярья и Кавказа; за освобождение Варшавы, Белграда, Будапешта и Праги; за взятие Кенигсберга, Вены и Берлина.
Как уже говорилось, И. В. Сталину было известно о положении дел внутри Германии – о реакции на провал «блицкрига», на крах войск вермахта под Москвой, о настроениях по расширению антигитлеровской коалиции в мире.
Все эти «крахи-кризисы» порождали в Третьем рейхе атмосферу сомнения в возможности «успешного завершения Гитлером военного противостояния с Россией и Западом» (сведения от «Красной капеллы», «Кембриджской пятерки», скандинавской резидентуры, из-за океана…).
Теперь к И. В. Сталину стала поступать информация об отношении Англии и США к событиям, случившимся на «Восточном фронте», а главное, о том, что Рузвельт и Черчилль активно стали обсуждать вопросы завершения войны на условиях, выгодных для англичан и американцев.
В активе И. В. Сталина был провал планов германской стороны заставить Россию воевать на нескольких фронтах. Болгария и Турция в войну все еще не вступили и, по данным разведки, занимали в этом вопросе сдержанную позицию. Усилиями советской разведки удалось предотвратить прогерманские перевороты в Иране и Афганистане. Не без участия нашей разведки было ускорено вступление Японии в войну с США на Тихом океане, который стал для японского правительства третьим фронтом после фронтов в ЮВА и Китае.
Япония в этой ситуации фактически отказалась от идеи открытия дальневосточного фронта. Положение дел на Дальнем Востоке отслеживала наша разведка, активно влияя на развитие ситуации с Японией в пользу советской стороны.
Известен был И. В. Сталину и такой факт, как предпосылки к формированию в самом Третьем рейхе оппозиции курсу гитлеровского руководства в области политики, военной и экономической деятельности.
Опираясь на разведданные из Англии, США и других стран, И. В. Сталин мог обрисовать начало кризисной ситуации в Германии, вызванной неутешительными результатами первого этапа «восточного похода» к январю 1942 года: срыв «блицкрига» и неожиданное мощное контрнаступление – это провал немецкой разведки и, как следствие, оперативный кризис на центральном участке советско-германского фронта, а значит – кризис германского верховного командования.
Не мог Сталин не сделать вывод: в совокупности нарастание указанных кризисных явлений входит в предпосылки к кризису всего военного планирования «Восточной кампании» и германской внешней политики. Гитлер оказался перед фактом кризисной ситуации в военной экономике, расчет которой строился на «блицкриге» и опирался на сырьевую и производственную базу на оккупированной советской территории (то, что получилось в оккупированных странах Европы, не произошло с Россией!).
Если к марту 1942 года силы в войсках и технике обеих сторон были приблизительно равны, то расчеты показывали: советская военная промышленность наращивала темпы. Как позднее стало известно, за 1942 год советско-германское соотношение в производстве стало: в самолетах – 25 000: 14 000, в танках – 24 000: 6 000, в орудиях – 33 000: 14 000. А ведь советская сторона в этот первый период войны только разворачивала свой военно-промышленный потенциал, причем в глубоком тылу. А это означало, что в условиях «позиционной войны» этот «потенциал» гитлеровской авиации будет недоступен.
Таким образом, на стороне И. В. Сталина, в его активе, был аргумент в пользу стабильности в тылу: наши промышленные мощности готовили военную технику и проводилось обучение войск. В то время как в оккупированных гитлеровскими войсками странах разрасталось сопротивление – саботаж, диверсии, партизанские отряды. На советской территории, оказавшейся под пятой фашистов, оккупационная политика Германии давала катастрофические сбои.
Итак, на фоне сползания Германии в многоаспектную кризисную ситуацию перспектива перемирия с инициативой со стороны Советов, казалось бы, была выгодной для обеих сторон.
Однако это означало, что фактор времени работает на усиление военной мощи Красной армии, для которой военные действия с положительным уклоном только начинались.
И тогда, в условиях кажущегося тактического выигрыша, когда немцы захватили половину европейской части СССР, И. В. Сталин выиграл бы стратегически при перемирии на предложенный срок, февраль – август 1942 года? Тем более что Гитлер начало «Восточного похода» проиграл, и дальше его ожидала война на грани авантюризма.
В содержание документа, предложенного лично Сталиным Германии для перемирия, были внесены пункты дезинформационного характера.
Это вопрос о военном договоре против Англии и США. В то же время сам факт переговоров между немцами и русскими носил характер влияния в том, чтобы заставить союзников по антигитлеровской коалиции «прибиться к одному берегу» – прекратить колебания и приступить к совместным активным действиям против общего врага (но уже без задней мысли в разыгрывании «русской карты»).
Но в наступательной тактике с ее предвидением и упреждением было то, что советская сторона в этой ситуации исходила из факта: угроза вероятного договора СССР с Германией вовсе не входила в планы Запада в условиях Второй мировой войны, ибо западных союзников устраивало, что главные «расходы» в противостоянии трех держав Гитлеру приходятся на Советскую Россию.
И потому, как представляется автору, можно считать, что переговоры между Сталиным и Гитлером стали с советской стороны своеобразной «разведкой боем» в твердости западных союзников идти против Третьего рейха вплоть до окончательного разгрома гитлеровского государства и его союзников, а значит, безоговорочной ликвидации самой идеологии фашизма.
В этой связи характерно задание, которое в конце 1941 года И. В. Сталин ставил главе «легальной» резидентуры Зарубину, направлявшемуся в Нью-Йорк. Именно первым пунктом в указаниях Сталина был вопрос, показывающий глубину недоверия главы нашего государства к союзникам по антигитлеровской коалиции: «следить, чтобы Черчилль и американцы не заключили с Гитлером сепаратный мир и вместе не пошли против Советского Союза». И уже потом другие вопросы – о получении сведений о военных планах Гитлера, планах самих союзников, о «втором фронте» и научно-технической разведке.
Тревога И. В. Сталина в отношении Англии, США и Германии имела под собой основание: на его столе лежали сводки разведывательных ведомств – советской госбезопасности и военной разведки.
И еще – извечный вопрос, столь актуальный в сегодняшние время принижения Западом роли Советского Союза и его главы в спасении Европы от фашизма: был ли Сталин военным руководителем и какого уровня? Вот оценки личности И. В. Сталина, высказанные Маршалом Победы Г. К. Жуковым:
«В стратегических вопросах Сталин разбирался с самого начала войны. Стратегия была близка к его привычной сфере – политике, и чем в более прямое воздействие с политическими вопросами выступали вопросы стратегии, тем увереннее он чувствовал себя в них.
В вопросах оперативного искусства в начале войны он разбирался плохо. Ощущение, что он владеет оперативными вопросами, у меня лично начало складываться в последний период Сталинградской битвы, а ко времени Курской дуги уже можно было без преувеличения сказать, что он в этих вопросах чувствует себя вполне уверенным…
Ему как Верховному главнокомандующему не было прямой необходимости разбираться в вопросах тактики. Куда важнее, что его ум и талант позволили ему в ходе войны овладеть оперативным искусством… В ряде случаев он находил и подсказывал интересные оперативные решения… Профессиональные военные знания у Сталина были недостаточными не только в начале войны, но и до самого ее конца. Однако в большинстве случаев ему нельзя было отказать ни в уме, ни в здравом смысле, ни в понимании обстановки. Анализируя историю войны, надо в каждом конкретном случае по справедливости разобраться в том, как это было. На его совести есть такие приказания и настояния, упорные, невзирая ни на какие возражения, которые плохо и вредно сказывались на деле. Но большинство его приказаний и распоряжений были правильными и справедливыми…
А вообще во второй половине войны Сталин не был склонен к поспешности в решении вопросов, обычно выслушивал доклады, в том числе неприятные, не проявляя нервозности…».
Примечание. Это к вопросу о единоличности в принятии решения о начале переговоров с Германией о перемирии в феврале 1942 года. Но если вспомнить, что Сталин стоял у истоков дезинформационной службы госбезопасности еще в 1923 году, то можно с уверенностью констатировать: следов переговоров не сохранилось и не должно было сохраниться. Опыт и право на такое решение у Сталина были.
Итоги дезинформационной акции
Конечно, для автора самым трудным оказался вопрос: как обобщить предыдущие предположения и рассуждения? Чему отдать предпочтение с целью аргументировать главное: для чего все же И. В. Сталин пошел на этот столь непопулярный шаг?
Нужно было переходить к выводам. И, как представляется, вот он – главный: секретная, со строгим ограниченным кругом лиц, инициатива Сталина в отношении переговоров о перемирии с Германией явилась хорошо продуманной акцией по укреплению сил антигитлеровской коалиции!
Итак, дезинформационные моменты в предложенном германской стороне документе имели целью заставить Гитлера раскрыть свое истинное лицо по отношению к России, Англии и США. Кроме того, факт переговоров ставил перед союзниками по антигитлеровской коалиции дилемму: с кем вы, господа союзники?!
Не было сомнений в том, что утечка сведений о переговорах обязательно произойдет (возможно, с подачи советской стороны?!). И потому именно сам факт контакта Сталина с Гитлером должен был положить конец колебаниям в стане великих держав – Англии и США, где все еще шла дискуссия: как вести себя с побеждающей Германией либо с побеждающей Россией? И какова должна быть степень помощи главному участнику сопротивления германской военной машине – Советской России?
Какие выводы напрашиваются по результатам проведенной советской стороной дезинформационной акции в отношении наших союзников по антигитлеровской коалиции?
Их, как представляется, можно сформулировать следующим образом, отмечая главное – военно-политическое и внешнеполитическое значение этого шага И. В. Сталина как главы советского государства, Председателя Государственного комитета обороны и Верховного главнокомандующего.
Во-первых, к моменту принятия решения о начале переговоров с германской стороной Сталин располагал исчерпывающей информацией о расстановке политических сил и политических пристрастий Германии, Англии и США.
Во-вторых, Сталин не строил иллюзий об отношении Англии и США к России в случае серьезных неудач Красной армии на советско-германском фронте. Наши неустойчивые союзники были готовы немедленно попытаться разыграть «русскую карту» в свою пользу.
В-третьих, сложившаяся победная обстановка под Москвой в пользу советской стороны изменила военное, экономическое и политическое положение Германии, создав там нарастающую многоаспектную кризисную ситуацию. Обстановка на советско-германском фронте и ситуация в Германии подтолкнули наших западных союзников пересмотреть колебания в отношении Советского Союза в пользу укрепления антигитлеровской коалиции.
В-четвертых, теперь союзники по антигитлеровской коалиции вынуждены были считаться с возросшим военно-политическим авторитетом СССР на международной арене. Для них это означало: необходимо приступать к выполнению данных России обязательств по помощи воюющей советской стороне вооружением и продовольствием в нарастающем объеме.
Таким образом, факт несостоявшегося «блицкрига» и блестящей победы в Битве за Москву в переговорах о перемирии советской стороны с германской позволил И. В. Сталину ускорить разрешение главнейшей задачи в военно-политических отношениях с западными союзниками в условиях противостояния фашистской Германии и ее сателлитам. Вот три ее принципиальных аспекта.
Моральный аспект. В мире были созданы предпосылки и военные основания для правительств и народов антигитлеровски настроенных стран в отношении реальной возможности разгрома фашистской Германии.
Освободительный аспект. Поражение Германии в ее начальном этапе «Восточного похода» и конкретно в Московском сражении решительно консолидировало силы антигитлеровской коалиции по всему миру; повлияло на снижение активности прогермански настроенных так называемых «нейтральных» государств, а на оккупированных Германией территориях западных стран усилилось движение Сопротивления.
Договорный аспект. Отказав советской стороне в тридцатые годы в создании коллективной безопасности против развертывающейся гитлеровской агрессии в Европе, теперь, в 1942 году, западные страны были готовы заключать соглашения в рамках антигитлеровской коалиции во главе с четырьмя великими державами – СССР, Англией, США и Китаем. Соглашение должно было определить цели в отношении фашистской Германии: полный разгром, никаких переговоров о мире, полная ликвидация фашистского государства (заключен был в 1942 году в формате «4 плюс 22 страны»).
Крупная победа Красной армии под Москвой вылилась в значительную внешнеполитическую акцию мирового масштаба против Германии и ее сателлитов. Фактически с этого момента мир решительно разделился на два лагеря: за и против фашизма. И договорное закрепление воли стран антигитлеровской коалиции разгромить фашистское государство сделали этот процесс необратимым.
Дезинформационная акция – переговоры о перемирии с германской стороной – ускорила процесс объединения по всему миру антигитлеровских сил – к концу войны к этим силам присоединилось более 50 государств.
Над фашистской Германией и нацизмом замаячил «дамоклов меч» возмездия. Но впереди было еще более чем три года войны. Враг все еще был силен…
«Враг был еще силен…»
Потерпев сокрушительное поражение под Москвой, фашистская Германия не отказалась от попыток любой ценой повернуть ход войны на Восточном фронте в свою пользу и разгромить Красную армию. Немецкие генералы надеялись закончить военную кампанию против России в 1942 году.
Теперь главный удар командования вермахта был направлен на Юг нашей страны – на Сталинград и Северный Кавказ. Цель – достигнуть источников кавказкой нефти и через Иран зайти в тыл английским и советским войскам. Более того, с захватом Сталинграда немцы намеревались повести наступление вдоль Волги на север России, а затем – против Москвы и Ленинграда.
В октябре и декабре 1941 года, в январе и марте 1942 года разведка докладывала в ГКО о том, что основной удар немецкое командование планирует на южном фланге своего Восточного фронта.
Так, органы госбезопасности сообщали о том, что задача немцев – «прорваться через Ростов к Сталинграду и на Северный Кавказ, а оттуда – в направлении Каспийского моря». В марте 1942 года военная разведка направила донесение в ГШ РККА: «Германия для военного наступления выставит 65 дивизий…»
Однако дезинформационная игра германской стороны (их операция «Кремль») дезорганизовала советское руководство, и, по мнению ГШ РККА, основной удар вермахта в 1942 году ожидался со стороны противника снова на Московском направлении.
Именно об этом просчете высшего руководства страны и нашего военного командования, а не разведки, говорил маршал Василевский – в результате недоверия к данным своей разведки южный фланг советско-германского фронта был ослаблен (но усилено направление на Москву). И войска вермахта прорвались на Кавказ.
Можно считать, что с этого момента наша разведка в глазах верховной власти страны и военного командования стала выглядеть как служба, информация которой заслуживает доверия. Это в полной мере проявилось в период подготовки и разгрома армий вермахта в Сталинградской битве.
Историческая справка. Да, действительно, по мнению специалистов из окружения И. В. Сталина, он допускал определенные просчеты в 1941 году и в первой половине 1942 года, поступая вопреки мнению профессиональных военных.
Однако уже с осени 1942 года это было не так, о чем свидетельствуют и ход событий на фронтах, и мнения выдающихся полководцев Жукова и Василевского. «И, надо отметить, с этого момента Сталин почти не принимал решений по вопросам организации операций, не посоветовавшись со мной» (Г. К. Жуков). Или: «Поворотной вехой глубокой перестройки Сталина как Верховного главнокомандующего явился сентябрь 1942 года… С тех пор, прежде чем принять решение по тому или иному важному вопросу ведения вооруженной борьбы, Сталин советуется, обсуждает его при участии своего заместителя, руководящих работников генерального штаба…» (А. М. Василевский).
Только по линии разведки в тылу немецких войск действовали 125 разведывательно-диверсионных групп, а по линии контрразведки в 46 районах были сформированы 178 резидентур (около 700 осведомителей). Их главной задачей стала дезорганизация работы тыла врага.
А пока проникновение внешней разведки НКГБ и контрразведки НКВД в спецслужбы Германии по своей специфике носило подчас уникальный характер: от введения в заблуждение об истинных намерениях советских войск в прифронтовой зоне до крупномасштабных игр военно-стратегического значения.
Используя созданные еще перед войной возможности по линии радиоигры «Монастырь», в преддверии контрнаступления Красной армии под Сталинградом разведка продвинула в стан противника дезинформацию о якобы подготовке главного наступления наших войск в районе Ржева.
Акция достигла своего назначения: именно туда немцы стянули крупные силы, ослабив группировку войск на Волге.
Немецкое командование ввязалось в затяжные бои на Ржевском направлении, считая его главным в боевых действиях русских. И потому для немецкой стороны окружение армии Паулюса под Сталинградом явилось неожиданностью.
В архиве семьи автора сохранился сдвоенный «толстый» журнал «Знамя» № 9–10 за 1943 год со статьей фронтового корреспондента Бориса Агапова. Эта статья под коротким заголовком «После битвы» доносит трагическую правду об этом грандиозном военном событии – Сталинградской битве.
Военный журналист той поры в своих сталинградских записках отмечает масштабы победы советского оружия на Волге: «Ведь это была армия, которая не только Сталинград хотела забрать, она должна была двигаться дальше, далеко вверх по Волге и обвиться вокруг Москвы. Она вся ехала на машинах, она была насыщена техникой до предела. И вся она осталась здесь. Силы ее моторов хватило бы, чтобы вспахать и засеять все пустыни Азии…».
За «Зимнюю кампанию» в России 1941–1942 годов немецких солдат наградили специальной медалью. Провал германского наступления на Москву для Гитлера не стал помехой для ее учреждения. После поражения под Сталинградом Германия погрузилась в глубокий траур.
Более того, в самой Германии расширялся военно-политический кризис, следствием которого стали: «тотальная мобилизация», крайние меры в экономике, моральная подавленность населения и, наконец, растерянность в различных кругах фашистского рейха.
В этих кругах – политических, военных, экономических – слабела надежда на победу в германо-советском противостоянии. И, как следствие, немецкой стороной был начат поиск каналов к заключению мира с США и Англией на условиях «торга» – не допустить Красную армию в Европу.
Наши разведслужбы эту ситуацию в Германии отслеживали и информировали о ней советское руководство.
Победа советских вооруженных сил под Сталинградом породила конфликтную ситуацию внутри главных союзников СССР по антигитлеровской коалиции – Англии и США. В их стане речь шла о дилемме в будущих действиях по отношению к Советской России: укреплять сотрудничество либо ослаблять его путем невыполнения союзнических обязательств. Эти мнения также стали достоянием Москвы.
Наше руководство такое положение вещей на Британских островах и за океаном не очень-то удивило. Это только еще раз подтвердило тот факт, что ситуацию с неустойчивыми союзниками следует держать под контролем. Естественно, в первую очередь – через возможности нашей разведки. И советская сторона в этом вопросе не ошиблась – впереди был пресловутый американо-английский план «Ранкин».
В ходе и после Сталинградской битвы в странах антигитлеровской коалиции (26 государств) еще более усилились требования граждан к своим правительствам по оказанию действенной помощи России и немедленному открытию «второго фронта» в Европе.
Историческая справка. Любопытен такой факт: военная операция по контрнаступлению под Сталинградом и проект по созданию в СССР атомного оружия имели одно кодовое название – операция «Уран».
Совпадение? Едва ли… Незадолго до начала Сталинградской битвы академики В. И. Вернадский и А. Ф. Иоффе смогли окончательно убедить советское руководство в реальности создания в СССР урановой бомбы – замысел, техническое решение, экономические возможности и (как говорит молва) будущие залпы 15 000 орудий в операции «Уран», равные взрыву одной атомной бомбы! Правда, к этому времени у Сталина были донесения советских разведчиков о работах над атомным оружием в Англии, США и Третьем рейхе.
Таким образом, операция «Уран» под Сталинградом оказалась осмысленным прологом к атомному «Урану». Сталинград сыграл в создании атомного оружия судьбоносную роль: победа на фронте обуславливалась экономической победой в тылу страны.
Возросшая мощь военной промышленности позволила 19 ноября 1942 года (этот день стал Днем Артиллерии, как говорили тогда – «сталинской») задействовать в первые дни наступления 15 000 орудий, которые в кратчайший срок обрушили на фашистские войска 15 000 тонн взрывчатых веществ, что было по общей мощности больше, чем атомная бомба над Хиросимой (в ученой среде создателей отечественной атомной бомбы бытует то ли миф, то ли правда о том, что именно этот аргумент – мощность артиллерийских залпов при подготовке этого сражения в сравнении с атомной бомбой – оказался последним аргументом в принятии Сталиным нужного решения).
Поражение технической мощи Германии в этой битве привело к тому, что Гитлер запретил работы по созданию собственного атомного оружия – столь велики были потери в этом сражении. А «лишних средств», сообщала наша разведка, для создания еще эфемерного «оружия возмездия» в Третьем рейхе не было.
Историческая справка. «Планетарная символика» витала над Сталинградской победой. Дело в том, что три взаимосвязанные операции против германских войск были намечены и реализованы в эпилоге Сталинградской битвы: операция «Марс» – в преддверии начала операции «Уран» в качестве отвлекающей операции дезинформационного характера с целью навязать противнику представление о начале главного наступления Красной армии подо Ржевом, что позволило оттянуть туда германские войска из-под Сталинграда; собственно операция «Уран» – прорыв вражеской обороны, окружение, расчленение и начало быстрой ликвидации неприятельской группировки; операция «Сатурн» – стратегическое контрнаступление до полного разгрома окруженных войск вермахта.
Последствия «первого реванша»
Очередное и крупнейшее поражение гитлеровского вермахта под Сталинградом сыграло весьма существенную роль в углублении военно-политического кризиса в Германии.
Катастрофа на Волге вынудила Гитлера прибегнуть в начале 1943 года к «тотальной мобилизации», что привело к системе крайних мер в экономической области и наложило серьезный отпечаток на моральное состояние армии и населения.
Сталинград теперь уже вызвал чрезмерную растерянность в среде правящих кругов Третьего рейха. И потому, не рассчитывая более на успех в войне, они использовали различные каналы для переговоров о мире с Западом с целью выиграть время и предложить западным союзникам по антигитлеровской коалиции «заложить основы будущей новой коалиции с антисоветской окраской».
Так, например, уже в конце 1942 года Гиммлер через своих эмиссаров пытался связаться с англичанами и американцами.
В январе-феврале 1943 года велись переговоры главой УСС Даллесом с итальянской и германской сторонами. В частности, речь шла о предложении германской стороны заключить сепаратный мир с США и Англией в обмен на сопротивление вступлению Красной армии на территорию Балканских стран.
Вслед за Гитлером, призывая к «тотальной войне для тотальной победы», министр пропаганды Геббельс пугал Запад «советской угрозой» и подчеркивал, что лишь один Третий рейх способен противостоять «ордам из сибирских тундр».
«Пугало коммунизма» в руках гитлеровцев не давало осечки. «Это было в период Сталинградской катастрофы, когда первые мирные предложения дошли до меня со стороны американцев», – говорилось в сообщении агента германской разведслужбы в Стамбуле.
Располагая разведданными о фактах контактов наших неустойчивых союзников с германской стороной, И. В. Сталин в приказе Верховного главнокомандования от 1 мая 1943 года отмечал: «…О каком мире может быть речь с империалистическими разбойниками из немецко-фашистского лагеря, залившими кровью Европу и покрывшими ее виселицами?» (А как же «Мценская инициатива»? А как же «блеф – это искусство»? Может быть, потому что ради пользы общего дела? Именно: «потому…»).
Примечание автора. За десятилетия после завершения Сталинградской битвы в оценках западных историографов произошло смещение акцентов.
Так, в годы Второй мировой войны о ней говорилось как о «величайшей битве», в сороковые – пятидесятые годы – как о Сталинградской эпопее, событии, определившем ход и исход войны, и о «высоком уровне советского военного искусства»; в шестидесятые – «эта битва имела локальное значение» в рамках всей мировой войны, а с семидесятых годов (и это уже на уровне парадокса!) – Сталинградская битва начинает фигурировать в качестве примера «советской военной угрозы».
Однако бесспорным и общепризнанным является тот факт, что после победы в Сталинградском сражении советской военной мысли и оружия произошли коренные перемены в ходе Отечественной войны, не только видимые миру на полях сражений. Отныне стратегическая инициатива перешла к советской стороне, а в делах противостояния спецслужб и использования их возможностей – к советским органам разведки и контрразведки.
И Курская битва стала тому подтверждением.
* * *
Военную кампанию 1943 года германское верховное командование тщательно готовило и принимало меры по дезинформации советской стороны в отношении направления, сил и времени главного удара на Восточном фронте.
Наш разведка получала сведения о месте и сроках наступления немецких войск, а это была информация по глубоко засекреченному германскому плану «Цитадель».
Из лондонской и, еще в предыдущем году, из берлинской резидентур поступали исчерпывающие данные о новом вооружении фашистской армии для летнего наступления.
В задачу спецслужб советской стороны входило: в преддверии битвы на Курской дуге обеспечить скрытность подготовки советских войск, разведать силы противника – дислокацию, состав, вооружение, направление главного удара и, конечно, точное время начала германской стороной военных действий.
В этой связи наши разведчики и контрразведчики при подготовке к битве на Курско-Орловско-Белгородском направлении использовали девять агентурных групп с радиостанциями для ведения против немцев дезинформационных передач.
И снова к этой дезинформационной радиоигре был подключен главный фигурант по операции «Монастырь» Александр Демьянов (наш «Гейне» или немецкий «агент» «Макс»). За работу в период подготовки военных действий на Курской дуге он, почти одновременно, был награжден советским орденом Красной Звезды и гитлеровским Крестом за храбрость.
До начала Курской битвы дезинформационные сведения, идущие в абвер (вермахт), позволили изменить сроки начала германского наступления в интересах Красной армии.
В канун битвы советская госбезопасность блестяще справилась с дезинформацией немецкой разведки относительно нашего наступления в районе Курска, Орла и Белгорода. Тогда, в мае-июне 1943 года, НКГБ сообщил в ГКО сведения об информированности немецкой стороны в вопросах дислокации и составе наших войск, о наличии немецкой агентуры в тылу советских войск (ликвидировано 85 человек), о передвижении немецких войск – армий, танковых и авиационных дивизий. В июне НКГБ информировал: «…из достоверных сведений известно, что немцы силой 40 дивизий назначили на 3 июля наступление на Орловским фронте». Это была перепроверенная информация от резидентур, подпольщиков и спецпартизанских отрядов.
В канун битвы госбезопасность представила советскому военному командованию сведения о замыслах противника, численности войск, количестве и типах вооружения, характеризующие данные о новой технике (танках, самолетах, артиллерии). Во время битвы поступали сведения о передислокации войск, численности дивизий, в том числе отслеживались маневры восьми танковых дивизий вермахта.
Перед Курской битвой командующий Центральным фронтом К. К. Рокоссовский письменно обратился к НКВД и НКГБ за помощью в обеспечении успешных действий советских войск. Он обращал особое внимание на выявление сил противника (состав и вооружение) и активизацию диверсий в тылу немецких войск, главным образом на коммуникациях.
В то время командиром ОМСБОН был известный разведчик с двадцатых годов В. В. Гриднев, которому было поручено подготовить три отряда для заброски в тыл врага на участке Центрального фронта. Для обсуждения обстоятельств проникновения разведывательно-диверсионных групп за линию фронта Гриднев встречался с командующим в его штабе. Рокоссовский лично уточнил задачу по разведке немецких войск и диверсий против них.
Позднее, в декабре 1943 года, Рокоссовский дал положительную оценку работе групп ОМСБОН в дни Курской битвы.
За несколько дней до сражения разведка окончательно установила, что генеральное наступление немцев начнется 5 июля и что в качестве главной ударной силы буду применены противником новые танки «тигр», «пантера», самоходные установки «Фердинанд». Совокупность данных о противнике – силы, дислокация и время начала наступления – позволили советской стороне нанести упреждающий удар, который сорвал начальный этап операции «Цитадель».
Историческая справка. Характерен, как и трагичен, такой факт: антифашистов из «Красной капеллы» фашисты казнили в декабре 1942 года, а переданная ими информация о новой технике и оперативно-тактических планах танкового сражения на будущем главном театре военных действий «работала» на Красную армию в ходе Курско-Орловского сражения.
В июле и августе, 50 суток, днем и ночью на Курской дуге шли ожесточенные бои. Здесь германское стратегическое наступление потерпело сокрушительное поражение – вермахт потерял около полумиллиона солдат и офицеров, 1500 танков, 3000 орудий, 3700 самолетов.
Информация об этом готовящемся сражении регулярно поступала из нескольких зарубежных разведточек госбезопасности и от стратегической агентурной разведки РУ ГШ РККА. Свою серьезную лепту в дело освещения событий до, во время и после начала сражения вносили контрразведывательные органы.
В своих военных мемуарах деятельность советской разведки высоко оценил маршал Г. К. Жуков О ее участии, в частности, в подготовке операции на Курской дуге он отозвался так:
«Безусловно, благодаря блестящей работе советской разведки весной 1943 года мы располагали рядом важных сведений о группировке немецких войск перед летним наступлением… Хорошо работающая разведка также была одним из слагаемых в сумме причин, обеспечивших успех этого величайшего сражения».
Г. К. Жуков отмечал влияние сведений, получаемых разведкой, на принятие стратегических и тактических решений в ходе всей войны, говоря: «организация и целенаправленная деятельность всех видов разведки помогли ставке ВГК раскрыть замыслы противника, то есть получить важные данные для принятия наиболее целесообразного решения…».
* * *
Если Битва за Москву показала всему миру, что гитлеровские полчища можно остановить, побить и повернуть вспять, то после Сталинграда стратегическая инициатива на советско-германском фронте перешла на сторону Красной армии. Курская битва поставила германское военное командование в условиях Великой Отечественной и Второй мировой войны перед катастрофой. Но…
Еще до начала Курской битвы у США и Англии возник так называемый план «Ранкин», одной из целей которого была возможность сепаратного мира с немцами, направленного на сдерживание движения Красной армии на Запад. Сразу же после одобрения пресловутого плана разведка госбезопасности доложила о нем советскому руководству.
И в Московском сражении, и в Сталинградской битве, и в противостоянии германскому вермахту на Курской дуге советская разведка – госбезопасности и военная, а также контрразведка, внесли свой вклад в дело поражения гитлеровских войск, в последующее изгнание их за пределы нашей Родины и ликвидации Германии как фашистского государства.
Примечание. На фоне трех судьбоносных и для СССР, и для всего мира сражений – Московского, Сталинградского, Курского – «Мценская инициатива» Сталина выглядит примером упреждающего стратегического маневра. Ибо, несомненно, инициатива И. В. Сталина с «переговорами» о перемирии оказалась в тот момент жестко привязанной к месту и времени войны.
А случилось это при трех условиях: в результате успеха на советско-германском фронте, поступающих сведений о нарастании кризисной ситуации в Третьем рейхе и наличия полной информации о «подковерной возне» «триады» – Германии, Англии и США – в отношении Советской России. Информация гласила: угроза со стороны «триады» разыграть «русскую карту» была, без сомнения, реальной. В результате появления этой «инициативы» с дезинформационной составляющей, как показало время, выиграла не только Россия, но вся антигитлеровская коалиция.