Сеть давала возможность распрямиться.
Комиссар огляделся и заметил маленького, похожего на гнома человека, с взлохмаченной седой головой и безумным взглядом.
— Ха-ха! — закричал человечек. — Попался! Думаешь, мне не скучно тут? Мне скучно тут. Кто ко мне придет? Никто ко мне не придет. Как я гостя найду? Поймаю! Домой отведу.
— Ты кто такой? — спросил Гард, пытаясь одновременно освободить руки.
— Кто я такой?
Человечку явно нравилось самому себя спрашивать и самому себе отвечать.
Уже потом комиссар понял, что это был признак одиночества: человек привык разговаривать с самим собой, потому что больше поговорить ему было не с кем.
— Я — человек, — ответил сам себе седой гном и тут же спросил Гарда: — А ты кто такой?
— Гершен, — ответил Гард, постепенно понимая, что сетка весьма прочная и выпутаться из нее не удастся.
Человечек расхохотался:
— Ты — Гершен, а я — человек. Смешно, правда? А в тебе что главное: что ты — человек, или что ты — Гершен? Что? Что? — щебетал человечек.
Чего Гарду сейчас совсем не хотелось, так это вступать в философские разговоры. Поэтому он решил промолчать.
Человечек, впрочем, и не ждал ответа. Он продолжал щебетать:
— В гости ко мне пойдешь? Пойдешь. Я тебя покормлю, я тебе погадаю. На зернах тебе кто-нибудь гадал? Никто тебе на зернах не гадал. Я погадаю. Покормлю — погадаю. Погадаю-покормлю.
«А что? — подумал Гард. — Ну, предположим, я сейчас убегу. И — куда? Этот гномик вроде не агрессивный. Сумасшедший, правда: гостей таким странным образом отлавливает. А кто в этой стране нормальный? Нет, надо пойти к нему. Поесть. А потом он объяснит мне, где Иерусалим».
— Ты знаешь, где находится Иерусалим? — спросил Гард.
— Все знают, где находится Иерусалим, — мгновенно ответил человечек.
— А ты что, всех гостей к себе капканами и сетью завлекаешь?
— Если б я тебя встретил на дороге и в гости позвал, ты бы пошел? Не пошел. Сеть зачем? Чтобы ты подумал. Постоял, подумал. Для этого сеть. И капкан. Капкан больный? Нет, не больный такой капкан. Смешной. Пальцы сломал тебе? Нет, пальцы тебе не сломал. Зато ты подумал. Просто так подумал? Нет. Подумал — решил. И что решил? Пойдешь ко
мне в гости? А то никто не ходит ко мне. Один живу. Приходится в капкан ловить. И в сеть.
Человечек говорил, ни на секунду не останавливаясь.
А тут вдруг замер на месте, посмотрел на комиссара пристально и серьезно.
— Так что? Надумал? В гости ко мне пойдешь? Гард вздохнул:
— Освобождай меня. Не убегу.
По дороге Гард все-таки решил познакомиться с человечком, чтобы знать, как того называть.
Но, оказалось, что имени у человека-гномика нет.
— Имена — зачем? — тараторил гномик, снизу поглядывая на комиссара. — Чтобы в мире не потеряться. А когда один живешь, как потеряться? Никак не потеряться. Зачем мне имя? Я живу один, на свободе. На свободе зачем имена? У льва — какое имя? У птицы? Зачем имена? Зачем? Объясни.
— Для порядка, — буркнул Гард. Человечек даже остановился от изумления.
— Это ты называешь порядком? Ну хорошо. Тебе так удобней? Хорошо. Как хочешь, так меня и называй.
— Гаврик, — почему-то вырвалось у Гарда.
— Гаврик? — переспросил человечек и, смешно обогнав комиссара, протянул ему руку. — Гаврик.
Комиссар торжественно руку пожал.
«Смешной какой, — подумал комиссар. — Сумасшедшие — они вообще забавные».
Домик у Гаврика был маленький и аккуратный.
Гаврик мгновенно поставил на стол хлеб, вино, сыр, фрукты, холодное мясо.
Гаврик вообще все делал быстро и при этом безостановочно говорил, постоянно сам себя о чем-то спрашивал и сам же себе отвечал:
— Ты голодный? Шел, устал, конечно, голодный. Сейчас поешь. А я все про тебя узнаю. Спрашивать тебя надо? Не надо. Зачем спрашивать, если есть зерна и есть цифры, правда? Человек про себя что знает? Ерунду? Что расскажет? Еще меньше. А зерна и цифры знают все.
Щебетание Гаврика, понятно, интересовало Гарда гораздо меньше, чем еда. Поэтому ему легко было на весь этот треп не обращать внимания.
Поставив на стол еду, Гаврик взобрался на скамью и откуда-то сверху достал маленькую коробочку.
Вместе с коробочкой сел напротив комиссара, улыбаясь таинственно и по-доброму.
— Гершен, говоришь? — спросил Гаврик. — Сейчас мы узнаем, что ты за Гершен такой.
В коробочке лежали круглые крупные желтые зерна.
— Гадать по зернам умеешь? — спросил он. И сам ответил: — Не умеешь.
Гаврик взял пригоршню зерен, потряс ими и тоненькой струйкой бросил на пол.
Упало три зерна.
Гаврик смотрел на три зерна, как на чудо. Встал, обошел стол, положил три зерна на ладонь, вглядываясь в них, словно не веря.
Потом медленно поднял глаза на Гарда. В глазах Гаврика комиссар прочел страх.
Продолжая смотреть на Гарда, Гаврик еще раз потряс пригоршню зерен и, на этот раз веером, бросил зерна к потолку.
Все зерна упали на пол.
На стол упало три. Рядышком. Раз. Два. Три.
— Три... — с ужасом произнес Гаврик. — Этого не может быть! Три...
Он собрал все зерна, протянул Гарду и прошептал:
— Теперь ты.
Еда была вкусной, Гаврик — симпатичным, игра — забавной. Почему бы не поучаствовать?
Гаврик между тем волновался до такой степени, что начал хрипеть:
— Собери все зерна и тонкой струйкой — на стол. Это просто. Возьми зерна. Сожми руку в кулак. Видишь, отверстие образовалось между маленьким пальцем и ладонью? В него — сыпь тонкой струйкой. Главное, пальцы не разжимай и отверстие не увеличивай.
Гард так и сделал. Тонкой струйкой — на стол.
Подумал: «Сейчас все высыплю, чтобы он не волновался».
Но все не высыпались.
Высыпалось три зерна. Раз. Два. Три. Остальные застряли и не сыпались.
Ну три. И что? Комиссар в мистику цифр не верил. Что ж там такое мог увидеть маленький Гаврик?
А Гаврик, судя по всему, увидел что-то, что потрясло его не на шутку.
Он бегал вокруг стола, причитая:
— Не может этого быть! Не может этого быть! И на Гарда смотрел с ужасом.
— Да что случилось-то, а? Что такое? — не выдержал комиссар.
Гаврик замолчал, подошел к комиссару, дернул его за руку, осторожно потрогал зачем-то за нос, потом отошел, все время оглядываясь, рухнул на колени, протянул к Гарду руку и произнес шепотом:
— Ты пришел к нам из будущего? Ты — Мессия? Кусок мяса застрял у комиссара в горле.
— Как же я буду с тобой теперь, а? Как же я буду? — в глазах Гаврика заблестели слезы.