Порошин приоткрыл левый глаз и не сразу понял, где оказался. Он сидел на диване в небольшой комнате. Одежды на нем не было. Почерневшая волчья шкура валялась на полу, от нее пахло горелой изоляцией. Прохор разбрызгивал на обожженные участки кожи хозяина какой-то препарат из маленького баллончика.

У стены сидела Вероника, привязанная к стулу. Изо рта у девчонки торчал кляп.

Порошин еще раз прошелся взглядом по комнате, наткнулся на расколотую почерневшую маску волка из папье-маше и вспомнил все, что произошло.

– Чем ты меня мажешь? – спросил Леонид Владимирович.

– Средство от ожогов.

– Сильно обгорел?

– Ерунда. Просто покраснело. Не успей я вовремя, подложка расплавилась бы. Вот тогда ее пришлось бы снимать вместе с кожей.

– А зачем рот ей заткнул?

– Кричала. Ругалась. Плевалась. Грозилась вас в тюрьму засадить.

– Круто погулял я сегодня! – Порошин пошевелился, опасливо глянул на свое «хозяйство», потрогал его. – Болит, но не сильно. Повезло. Вот же фантазия у чертовки! – с легким восхищением проговорил он. – Первый раз со мной такое.

– Может, вам чаю с мятой? Она хорошо нервы успокаивает.

– К черту чай. Ты мне вискаря принеси. – Порошин покрутил головой. – И простыню прихвати, наготу прикрыть. Она ж еще девочка.

Прохора, кажется, не удивила такая непоследовательность хозяина. Тот собирался изнасиловать эту девочку, а теперь обеспокоился тем, что она смотрит на голого мужчину. Но хороший психиатр и психоаналитик понимал, что в душе у педофила-насильника уживаются несколько ипостасей.

– Вискаря тоже можно. Неплохо успокаивает. – Прохор вышел из комнаты.

Вероника с ненавистью, замешенной на страхе, смотрела на Порошина и явно хотела что-то сказать.

– А ты мне все больше и больше нравишься, – проговорил Леонид Владимирович. – Жаль, что ты меня на день-два из строя вывела. Иначе мы с тобой продолжили бы. Ты сама не знаешь, от чего отказываешься. Сперва страшно, даже противно, а потом понимаешь, что слаще ничего в жизни не бывает. Тебе же снятся эротические сны, я знаю! Это природа, детка. Все люди устроены одинаково. Они боятся, но желание берет верх над осторожностью. Кляп вынуть?

Вероника смотрела зло, но согласно кивнула.

– Только обещай, что не станешь кричать. Я не переношу женский визг и слезы. Так не станешь?

Вероника опять кивнула.

Порошин осторожно вытащил кляп. Девчонка сдержала слово. Она больше не буянила, наверное, поняла, что Леонид Владимирович для нее пока не опасен.

– С психикой у тебя сейчас все в порядке? – поинтересовался педофил. – В смысле, шарики за ролики не зашли?

– Какие шарики? – вырвалось у девчонки.

Вероника сама себе удивлялась. Ей не хотелось плакать! Она почувствовала себя сильной. Мучитель уже не казался девочке таким страшным, как прежде. Она испытывала к нему лишь брезгливость, поверила, что сможет найти достойный выход из положения.

– Мы в детстве так говорили про сумасшествие. У вас, теперешних подростков, другой язык.

– Не буду я с тобой говорить, – мрачно произнесла Вероника.

– Зря. И вообще, что это за фамильярность, старших на «ты» называть?! Надо будет поговорить с Ольгой Петровной, пусть получше займется твоим воспитанием.

– Да ты извращенец! Тебя убить мало.

– Мы же договорились, что ты не будешь кричать и ругаться. Слушай, я тебе дам денег, подарки сделаю. Потом, как из детского дома выйдешь, к себе на работу в компанию возьму. Карьеру сделаешь. Хорошие жизненные перспективы тебе светят.

– Пошел ты подальше!

– Зря отказываешься. После детского дома тебе ничего путного без моего покровительства не светит. Мужа хорошего у тебя не будет. По рукам пойдешь или сопьешься. Мне же тебя жаль. Я о твоем будущем забочусь.

Вероника сжала губы, чтобы не сказать чего-нибудь уж очень обидного. Она решила вести себя спокойно, чтобы внимание Порошина ослабло, а там, глядишь, и подвернется момент улизнуть.

– Молчишь, значит, задумалась.

В комнату вернулся Прохор. Он принес бутыль шотландского виски и два стакана, в которых перекатывались кубики льда. Леонид Владимирович игнорировал стакан, взял бутылку и вытряс в широко раскрытый рот граммов сто крепкого спиртного. Он поморщился, сглотнул, блаженно зажмурился и отставил бутылку.

Прохор Никодимович налил в стакан, пригубил.

– Зря вы ей, Леонид Владимирович, кляп вытащили.

– Ничего не зря, – заявил Порошин. – Иногда и лаской взять можно. Эх, хорошо пошла, родимая. – Порошин даже закашлялся. – Раньше я водку любил, а теперь вот на вискарь подсел. Отличная штука. К ней только привыкнуть надо.

– Я уже давно вам это говорил, – произнес Прохор и вновь пригубил стакан. Водка – это всегда химия, не зря же ее Менделеев придумал. А виски – это выгон, натуральный продукт. Вот потому от него голова назавтра и не болит.

– Это смотря сколько выпить. – Порошин вздохнул. – Все от «тротилового эквивалента» зависит. Выпьешь пол-литра в пересчете на чистый спирт, все равно голова будет раскалываться.

– Пить и все другое такое надо в меру, – напомнил Прохор Никодимович.

– Как же ты эту меру соблюдешь? Думаешь, я не знаю, что нехорошо девочек насиловать? – Он посмотрел на Веронику. – Но природа у меня такая. Ничего с собой поделать не могу.

– Это чистая правда, – подтвердил Прохор, придержал ладонью бороду и хлебнул вискаря.

Жизнь в детском доме научила Веронику быть скрытной, не говорить то, что думаешь. Она промолчала.

– Думает, – проговорил Порошин. – Главное, сомнение в человеке заронить, предоставить ему соблазн. Правильно я говорю, наука?

– Абсолютно верно, – согласился Прохор. – Подтверждаю.

– Жаль, что я не в форме. – Леонид Владимирович вздохнул. – Иначе мы продолжили бы развлечения. Бизнес – жестокая штука. От него иногда отдохнуть надо.

– Меняем программу? – поинтересовался Прохор.

– Приходится. Ты уже вправил мозги другим детишкам?

– Все начисто забыли. – Прохор усмехнулся в бороду. – У меня методики действенные. Благодаря вам мог бы и докторскую диссертацию написать.

– Успеешь еще. Человек ты не старый, здоровый, жить будешь долго. Пока я в мужской силе, и денег на сытую старость накопишь. Будешь писать в свое удовольствие.

– Так что с программой?

– Жаль, конечно, но на время сворачиваемся. Значит, так. Детей на теплоходе завтра покатать обязательно. Раз я обещал, надо сделать. Потом, к вечеру, всех в детский дом отвезти надо.

– С Яниной, что делать? – спросил Прохор.

– Она ничего не видела, ни в чем таком не участвовала, поэтому ее можно отправлять назад. А вот с ней как быть? Вот это серьезный вопрос.

– Предлагаю и ей стереть память. Пусть она потом думает, что играла с ребятами.

– Вечно ты хочешь влезть людям в голову и что-то там подправить. Ничто бесследно не проходит. Ты ведь действуешь на уровне шаманизма. Сам толком не знаешь, что происходит в неокрепших детских мозгах.

– Главное – результат, – заявил Прохор.

– Ты предлагал подкорректировать и мою психику, но я не согласился. Кто знает, может, после твоего вмешательства у меня пропадет талант зарабатывать деньги? Тогда я стану никем. Уж лучше быть таким, каков я есть. Я подумаю, что с ней делать.

– Надо решать прямо сейчас. В детский дом в любой момент может нагрянуть проверка из Москвы. Коллеги предупредили меня о такой возможности. Все дети должны оказаться на местах с правильной памятью.

– Правильная память! – Порошин опять вздохнул, потянулся к бутылке и принял еще сто граммов. – Что ты в этом понимаешь? У меня страшные воспоминания о своем детском доме. Я до сих пор их всех ненавижу. Особенно директоршу и девчонок. Они унижали меня, издевались. Но, возможно, именно потому у меня и появилось стремление к победе. Желание стать лучшим, самым богатым, получить власть. Я не променяю свои воспоминания на твое вранье. Посмотри сам. Много ты знаешь успешных людей из тех, у кого было счастливое детство? То-то и оно. Таких нет, если не считать тех, кого Бог не обделил талантом актера или музыканта. Мои несчастья сделали меня сильным!..

Порошин явно захмелел. Он уже не обращался ни к кому конкретно, беседовал с самим собой, рассуждал вслух.

Вероника почувствовала, что сейчас он может ей поверить.

Она подавила в себе желание сказать что-либо резкое и произнесла:

– Вы были правы Леонид Владимирович.

– В чем? – осведомился Порошин.

– Во всем. – Вероника старалась говорить как можно убедительнее.

– Во всем – это ни в чем. – Насильник криво усмехнулся.

– В том, что касается меня. Мне противно думать о том, что случилось. Я буду сопротивляться до последнего, если такое повторится, но не хочу, чтобы эти воспоминания стерлись из моей головы. Это моя жизнь. – Правда и ложь мешались в словах не по годам развитой девчонки. – Я согласна получить от вас компенсацию в виде моей будущей жизни. Лучше работать в одной из ваших фирм, чем валяться пьяной под забором. Я достаточно насмотрелась на всяких бомжей. – Вероника замолчала, боясь, что ее обман раскроется.

– Я не склонен ей верить, – предупредил Прохор, почуяв профессиональным ухом подвох.

– А вот я верю. – Порошин улыбнулся. – Она не дура и еще не испорчена. Развяжи ее.

– Вы уверены?..

– Я не дам тебе копаться в ее голове. Ты скажешь Ольге, что девочка заболела – ничего серьезного, простуда – поэтому остается в гостевом комплексе на несколько дней. Она нужна мне такой, какая есть.

Теперь Прохор понял, о чем говорил хозяин, склонился к его уху и зашептал:

– Я правильно вас понял? Вы развлечетесь с ней, как только сможете, а потом я сотру ее воспоминания?

Леонид Владимирович согласно кивнул и проговорил:

– Посели ее в дальний коттедж и закрой дом так, чтобы она не могла выбраться. – Он посмотрел Веронике в глаза. – Такой вариант тебя устроит?

– Вполне.

– Тогда иди. – Порошин поднялся, морщась от неприятных ощущений, завернулся в простыню, отчего стал похож на древнего римлянина, замотанного в тогу. – В следующий раз мы поставим с тобой еще один спектакль. Новый. Я придумаю роли. Будет очень занимательного. Не становись такой, как все, тогда преуспеешь. Чтобы потом властвовать, нужно уметь подчиняться чужой воле – моей! – но не переставать быть самой собой.

Вероника выслушала этот сумбур с покорностью на лице.

Прохор взял со стола нож и стал перепиливать им веревки. Путы свалились. Девчонка расправила руки, растерла затекшие запястья.

Она поднялась, посмотрела в глаза Прохору и сказала:

– Ведите меня.

– До встречи, чертовка, – проговорил Порошин и потянулся за бутылкой, но пить не стал.

– До встречи, – стараясь не вкладывать в эти короткие слова лишнего смысла, произнесла Вероника.

Прохор вывел ее из коттеджа. На небе сияла полная луна. Мимо нее проплывали низкие облака. Светили звезды. Шумел под ветром близкий лес.

Но все эти красоты совсем не занимали Веронику. Мир, казавшийся ей до этого прекрасным и привлекательным, внезапно сделался отвратительным. Богатый спонсор, заботившийся о детях, лишенных родителей, превратился в гнусного насильника. Латушко, которую Вероника и раньше не любила, была еще хуже, чем Порошин. Прохор тоже оказался негодяем.

– Иди рядом, – цыкнул на девчонку бородатый психоаналитик, тут же схватил ее за руку и крепко сжал пальцы.

Вероника даже вскрикнула от боли.

– Не думай меня провести. Я твои мысли читаю на расстоянии.

– И что же вы прочитали?

– То, что ты лгунья. Хочешь запудрить мне мозги. Ничего у тебя не получится!

– Каждый человек врет. Дело в количестве, – неприветливо отозвалась девчонка. – Вы тоже врете.

– Иди рядом и молчи. Я вижу, что у тебя на уме.

Они шли не по дорожке, а по аккуратно подстриженному газону, шуршавшему под ногами. Веронике вновь стало так жалко себя, что она чуть не расплакалась. Ведь если побег не удастся, то Порошин прикажет стереть ее воспоминания, и Прохор это с радостью исполнит.

– И не думай удрать! Ты отсюда все равно не выберешься, – предупредил Прохор.

– Вы же слышали, что я говорила.

– Одно дело слова, другое – мысли. Я их читаю как буквы с бумаги.

Веронике вдруг показалось, что психоаналитик и в самом деле способен читать ее мысли. Ей стало страшно, но в голову тут пришла спасительная идея. Она начала шепотом проклинать Прохора, называть его самыми страшными словами, какие только знала. Детский дом научил ее отборной ругани. Там без этого не поймут.

– Что ты там бормочешь?

– Просто молюсь.

Девочка шла и украдкой смотрела по сторонам. Территорию она не знала, была здесь впервые. От пережитого стресса девочка окончательно потеряла ориентацию, даже не могла вспомнить, где их поселили. Единственным освещенным пятном во всем ночном пейзаже был КПП. В ярком луче прожектора четко читался полосатый шлагбаум.

– Далеко нам еще идти? – спросила Вероника у Прохора.

– Вон тот коттедж. – Он указал свободной рукой.

– Далековато.

Вероника выждала, когда провожатый погрузится в свои мысли.

– Смотрите! – крикнула она и остановилась, изобразив сильный испуг, для убедительности даже схватила Прохора за рукав.

– Где?..

– Там! – Обманщица повернула голову.

Бородач поступил так же, чем Вероника и воспользовалась. Она вырвала ладонь из его пальцев и бросилась к ближайшим кустам.

– Стой, дрянная девчонка! – Прохор устремился за ней.

Бегал он неплохо для своего возраста, но молодость давала преимущество. Вероника петляла, каждый раз уклоняясь от Прохора.

– Стой, дрянь!

– Ублюдок! Мерзавец! Старый козел!

Каждое новое ругательство придавало сил беглянке. Она ломанулась в кусты. Прохор тоже. Но габариты не дали ему продраться сквозь растительность. Психоаналитику пришлось выбираться назад.

– Черт, расслабился, поверил! – запричитал Прохор Никанорович, вытащил мобильник и натыкал номер. – Леонид Владимирович, тут накладка вышла. Девчонка только что вырвалась и убежала. Я же предупреждал!..

– Не паникуй. Сейчас улажу. Отсюда ей не выбраться. Я свяжусь с Довлатовым. Он все уладит. У него тут всегда есть хорошо обученные люди.

Прохор стоял, вслушиваясь в звуки, но беглянка пока не выдавала себя. К тому же мешал шум близкого леса. Ветер свистел в верхушках деревьев, раскачивал их. Бородатый тип не услышал, как Вероника выбралась из кустов и юркнула за угол коттеджа.

Девчонка отдышалась, выглянула. Прохор стоял неподвижно, даже ладонь к уху приложил, чтобы лучше слышать. Беглянка показала ему кулак и пошла к КПП, светящемуся в отдалении.

Вскоре железные двери в странном здании без окон открылись. Из них появились мужчины, вооруженные травматиками. Их было трое. Они приблизились к Прохору практически бесшумно. Он заметил охрану Довлатова в последний момент.

– Куда она побежала?

– По-моему, до сих пор в кустах прячется.

– Сейчас проверим, – пообещал мордатый охранник и раздвинул стволом ветки.