Перелёт в самолёте не шёл ни в какое сравнение с полётом во сне. Вместо пьянящей свободы и щекочущего адреналина в груди – неприятное сосущее чувство под ложечкой при наборе высоты и заложенные уши. Потом несколько часов рутины, скуки, игры на планшете, позднего ужина от авиакомпании и очередного разочарования от вкуса выбранного сока. И ведь не в первый раз с ней такое! Пора бы уже запомнить, что на высоте в условиях изменившегося давления вкусовые рецепторы ведут себя по-другому. Поэтому единственный сок, который соответствует твоим ожиданиям в полёте – это томатный. Однако, Сандрин его не любила, пить только воду ей казалось скучным, поэтому она продолжала экспериментировать и промахиваться в своих ожиданиях.

Потом было долгое снижение, когда всё содержимое живота поднялось и подпёрло снизу лёгкие через диафрагму. Она постаралась дышать не так глубоко, закрыв глаза и думая о чём-нибудь хорошем. В принципе, помогло, но она ещё раз убедилась, что самолёты – это не её. То ли дело драконы.

Сандрин вылетела из Кливленда глубокой ночью. Этому предшествовала ожесточённая дискуссия с участием Фрэнка и высшего руководства. Ей привели десятки аргументов, она яростно отбивалась от них, как от виверн в давешнем сне, стояла на своём, хотя временами казалось, что оборона вот-вот рухнет. Однако чувство внутренней убеждённости в своей правоте позволили ей продержаться до поворотного момента. Устав препираться с Чанг, технический директор компании позвонил в «НАПС». К его удивлению, их не подняли на смех, наоборот, внимательно выслушали и кто-то на другом конце канала связи даже выкрикнул в сторону что-то вроде: «Какого чёрта! Это же всё объясняет!».

Дальше всё происходило стремительно. Её усадили на рабочее место, открыли прямой канал связи с Северной Калифорнией. Примерно час она непрерывно говорила, объясняла, показывала. Потом её прервали. Руководство минут десять говорило с кем-то по телефону, потом ещё пять минут с Фрэнком. Сандрин этого не видела, целиком уйдя в записи работы «НАПС». Так увлеклась, что Вудс снова её почти напугал, взяв за плечо.

– Фрэнк!

– Чанг, я уже не знаю, как к тебе обращаться. Зовёшь тебя по имени – ты подскакиваешь на месте. Трогаешь за плечо – опять то же самое. Мне отчасти приятно, что ты на меня так бурно реагируешь, но я уже женат.

– Не неси чушь.

– Непосредственный начальник не может нести чушь. Максимум – это он не совсем удачно шутит. Не отвлекайся, Чанг. Ты летишь в Калифорнию.

– Я?

– У тебя плохо со слухом? Да, ты. Ближайшим рейсом из Кливленда, на который мы успеем тебя посадить. Парни из «НАПС» запросили нашей помощи на месте. Летишь ты.

– Но Фрэнк…

– Без разговоров. Ты заподозрила взлом. Если он окажется правдой – то это твоя добыча. Давай, Чанг, ты хороший специалист, справишься. Что тебе нужно?

– Понятия не имею. Блокнот, планшет, компьютер? Зубная щётка?

– Не валяй дурака. Рабочее место тебе предоставят в «НАПС». По высшему разряду. Нужны заметки, записи – бери. Я тебя сейчас отвезу домой, чтобы ты собралась в дорогу. Поехали. Ходу, ходу!

Дальнейшее происходило слишком быстро и насыщенно, чтобы она успевала как-то на это реагировать. Всю дорогу до её дома они с Фрэнком обсуждали вопросы предстоящей работы. Дома Сандрин с огромным облегчением обнаружила, что не забыла выключить плиту, на которой жарила ветчину с яичницей себе на завтракоужин. Фрэнк при виде этого зрелища только хмыкнул. А потом заставил её разогреть еду и съесть. После чего выгнал с кухни собирать вещи, а сам вымыл посуду.

По совету Вудса она не стала набирать много барахла. Побросала в сумку достаточное количество футболок, водолазок и прочего в том же духе, что не имеет дурной привычки мяться в дороге. Добавила две пары джинсов, спортивные брюки, запас нижнего белья. Критически осмотрела всё это. Крикнула в направлении кухни:

– Фрэнк! Как думаешь, я туда надолго?

– Без понятия, Чанг. А что?

– Да вот думаю, хватит ли мне запаса тряпок на неделю?

– Надеюсь, что да. Но в случае чего – не переживай. Боссы решили открыть для тебя дополнительный финансовый лимит. Купишь на месте, если что-то закончится.

О! Можно будет пробежаться по магазинам! Обновить гардероб за счёт кампании – что может быть лучше.

– Только ты особо не облизывайся. Вряд ли у тебя будет на это много времени.

«Чёрт бы тебя побрал, Фрэнк! Опять ты всё испортил».

Когда самолёт заходил на посадку в аэропорту Сакраменто, небо на востоке уже светлело. К моменту окончания всей обычной суеты после приземления рассвет практически наступил. Над головой серый цвет стремительно уступал голубому, огрызок стареющей луны побледнел и казался полупрозрачным. Оставалось только солнцу выглянуть из-за горизонта и впустить в мир яркий свет и сочные краски.

Приложение для встречающих, заменившее дурацкие таблички с именами, активировалось у неё в момент выхода из ворот терминала. Смартфон замурлыкал и почти одновременно ему ответили такие же сигналы от ближайшей несущей колонны. Сандрин встречали двое. Мужчина около сорока лет, самой обыденной внешности, который мог бы сойти и за школьного учителя и за дантиста. Или за чиновника среднего ранга. Разве что подтянутая спортивная фигура выделяла бы его из числа ровесников. Второй – обычный типаж для среды программистов. Примерно её возраста, похожий одновременно на Фрэнка Вудса, Эрика Шульца и добрый десяток других знакомых, большая часть головного мозга которых функционирует в двоичном коде.

– Сандрин Чанг?

– Да.

– Доброе утро и добро пожаловать в Северную Калифорнию. – Старший протянул ей крепкую загорелую ладонь. – Я – технический директор «НАПС» Норман Уолберг. Это – старший программист Дэйв Маркович. Как долетели?

– Спасибо, нормально. Что будем делать сейчас?

– Зависит от вас. Для начала мы в любом случае поедем в гостиницу. Удалось поспать в самолёте?

– Нет, – они продолжали разговаривать уже на ходу. Дорожную сумку Норман у неё отобрал и вручил Дэйву.

– Я не очень люблю перелёты и если засыпаю в самолёте, то потом чувствую себя ужасно. Предпочитаю читать или играть. Или ещё что-нибудь.

– Ясно. Хотите лечь спать?

– Нет. Я проспала половину вчерашнего дня после ночной смены. Так что душа и завтрака будет достаточно. Лучше отработаю полный день. Так быстрее войду в нормальный режим.

– Днём работай – ночью спи? – Уолберг усмехнулся. – Боюсь, это не наш случай. Не сейчас, по крайней мере. Наша команда сейчас вкалывает в авральном режиме. Представляете, меня с ребятами выдернули из похода на рафтах. Так некоторые даже домой заезжать не стали. Припёрли на работу рюкзаки, спальные мешки. Так что не пугайтесь картине, которую увидите. Обычно у нас всё значительно респектабельнее.

На стоянке они загрузились в перламутрово—голубой кроссовер. Электродвигатели привода разогнали его практически бесшумно. Сочетание тишины и мягкое покачивание подвески оказало на Сандрин предательски разлагающее влияние. Челюсти сами так и разъезжались в неуместной зевоте, снова и снова. От Нормана это не ускользнуло.

– Уверены, что не хотите отдохнуть?

– Ерунда, не обращайте внимания. Душ и кофе – и я буду в норме. Скажите, а почему вы не в Долине?

– Имеете в виду южный берег залива? Знаете, когда мы затевали этот проект, тоже думали обосноваться там, среди гигантов. Я ведь сам в тех местах раньше работал, знал всё и всех. Но потом, когда посчитали, оказалось, что колоссы отбрасывают слишком много тени.

– В смысле?

– Всё очень дорого. Очень-очень. Офисы, жильё. Плюс слишком много соблазнов для сотрудников. Знаете, когда твои соседи, друзья и знакомые занимаются чем-то глобальным, жужжат тебе про это в уши на всех вечеринках, довольно тяжело сосредоточиться на работе над своим маленьким, но гордым проектом. Многие из моих бывших коллег, кто там остался, мне сейчас открытым текстом жалуются, что молодые программисты работу у них зачастую воспринимают, как промежуточное звено, ступеньку, на которой они рассчитывают пересидеть, пока не обзаведутся подходящим резюме и связями, чтобы пролезть в «Гугл», «Эппл» или куда-нибудь ещё. А потом лет семь назад правительство Северной Калифорнии объявило о налоговых льготах, чтобы сманить стартапы вроде нас к себе. Ну, мы с ребятами почесали лысины – ага, тогда она у меня уже была – и рванули на другую сторону залива. И вы знаете, ни разу потом не пожалели. У нас хорошо, тихо, сосны, а океан так же в двух шагах. Но значительно спокойнее и уютнее, чем в Долине. Потерпите, сами всё скоро увидите.

– О, уже жду с нетерпением.

– Прекрасно. Только сначала у нас будет очень много очень срочной работы.

 

***

В голове всё плыло и покачивалось. Казалось, что она задремала в лодке, большой, деревянной, как у деда. Тот был старым упрямцем и до последнего отказывался, когда дети предлагали скинуться и помочь ему купить современный катер, из дюралюминия или стеклопластика.

– Что вы понимаете, сопляки безмозглые, – обычно говорил он в ответ на такие предложения. – Эту лодку я построил сам, под присмотром своего отца, упокой Господь его беспокойную душу. Мы с ней вместе столько миль прошли, столько рыбы поймали. Нет уж. Оставьте все эти ваши современные игрушки себе. А мы с моей старушкой вместе жили, вместе и отправимся в последнее плавание.

Именно в ней Мэнди иногда пряталась, когда они с матерью приезжали погостить к старику. Бывало, что и засыпала в ней же. Тогда мир тоже покачивался, как сейчас, только ещё при этом присутствовал лёгкий плеск воды и резкий, неистребимый запах рыбы.

Возможно, что вода где-то плескалась и сейчас, но расслышать этот звук ей мешал чудовищный шум в ушах. В нос бил странный букет запахов, незнакомых и неприятных. Во рту ощущался явный металлический привкус, как будто она за каким-то дьяволом засунула за щеку пару монет.

Она попыталась было проверить содержимое рта языком, но он почему-то оказался сухим, шершавым, неестественно большим и непослушным. При попытке открыть рот выяснилось, что губы склеились и вовсе не жаждут размыкаться. Мэнди издала сквозь них невнятное мычание и решила проверить, слушаются ли её глаза. Те отозвались довольно охотно, в зрачки хлынул поток болезненно яркого света. Она заморгала и снова попыталась что-то сказать. Вместо этого снова получилось мычание, но губы на небольшом участке всё-таки расклеились, и в рот всосалась тонкая струйка прохладного воздуха.

Сквозь шум в ушах до неё дошли какие-то голоса. Кто-то взял её за руку холодными гладкими пальцами, приподнял вверх, обернул вокруг плеча широкую шершавую ленту. Потом раздалось ритмичное шипение и руку толчками стало стискивать плотное кольцо. Мэнди очень хотела посмотреть, что происходит, но не могла повернуть голову. Смогла только прищурить глаза и рассмотреть часть потолка над собой.

В комнате на самом деле было вовсе не так светло, как показалось в первую секунду. Горела одна-единственная лампочка под коническим белым абажуром. По контрасту с её светом дощатый потолок казался совсем тёмным, хотя его и освещал откуда-то сбоку другой источник. Жёсткое плотное кольцо на плече Мэнди наконец-то разжалось, незнакомый голос произнёс что-то неразборчивое. Слева в поле зрения вплыло лицо. Нижнюю часть его закрывала белая повязка, но глаза и волосы казались определённо знакомыми.

– Привет.

А, это ты, Кара. Она хотела сказать это вслух, но для этого нужно было, чтобы тебя слушались язык и губы. Справа появилась рука, провела чем-то прохладным и влажным по губам, потом поднялась вверх. В пальцах белела марлевая салфетка. Кто-то бережно отёр лоб, щёки и нос Мэнди. Она в ответ попыталась всё-таки наклонить голову вправо. Ещё одни знакомые черты над белой маской.

– Привет, Лукас…

– Ну, вот и ты. Хочешь пить?

Она слабо кивнула. Лукас осторожно просунул её в рот хоботок доисторического фарфорового поильника, в рот побежала холодная вода. Сделав несколько глотков и чуть не подавившись, Мэнди вернула себе способность говорить больше двух слов подряд.

– Что со мной, ребята? Где я?

– Ты в больнице, приходишь в себя после операции.

– Какой операции?

– Ну, на ноге. Помнишь?

О боже! Она вспомнила о случившемся. Хотя у неё было отчётливое ощущение, что она может вот прямо сейчас пошевелить пальцами на левой ноге, странное чувство повыше щиколотки говорило – что-то не так. Сильной боли не было, только неприятное тянущее чувство, как будто там вырос больной зуб и сильное натяжение кожи. Ни с того, ни с сего вдруг появилась безумная надежда.

– Пришили?

Лица в масках над ней переглянулись. Потом Лукас покачал головой.

– Нет, Мэнди. Это было невозможно.

Невозможно. Операция. Неизбежность. Губы легонько задрожали, от уголков глаз по вискам побежали мокрые струйки.

– Эй, эй, успокойся. – Лукас ловко отёр с её лица слёзы. – Это ещё не конец света.

«Как же!» – хотела выкрикнуть она, но вместо этого только поперхнулась рыданием. Кара Купер держала её за левую руку и гладила по волосам. От этого становилось только хуже.

– Это же… всё! Навсегда-а-а…

– Это правда, – Лукас был неестественно спокоен. Или хотел так её утешить, или действительно не понимал масштаб случившейся с ней трагедии.

– Как ты не понима-а-аешь…

– Понимаю, Мэнди. Лучше, чем ты думаешь.

Она закачала головой на подушке. Нет, нет! Что ты можешь понимать, молодой, здоровый, беспечный? А она? Как же теперь она будет жить? Что будет делать?

Лукас неожиданно наклонился к самому её лицу, приложил к мокрой щеке свою тёплую ладонь, так, чтобы она смотрела прямо в его глаза.

– Мэнди, пожалуйста, послушай. Я понимаю, как тебе страшно и грустно. Но поверь мне, просто поверь – это на самом деле не конец. Жизнь на этом не закончится. Она будет… чуточку другой. Давай, я тебе кое-что покажу. Можешь повернуть голову направо?

Странная уверенность в его голосе заставила её немного успокоиться и послушно повернуться в нужную сторону. Лукас отошёл к стене, к окну, через который сочился неяркий свет, переставил туда белый деревянный табурет. Расшнуровал форменный ботинок на правой ноге, разулся и поставил её на сиденье. Искоса глянул на Мэнди, после чего поднял брючину и стащил со стопы носок.

Примерно на уровне середины голени ногу Лукаса охватывала широкая лента телесного цвета. Выше была обычная кожа, покрытая редкими тёмными волосками. Ниже шла странная матовая полупрозрачная поверхность, под которой угадывались части какого-то механизма, рычаги и трубки. От того места, где должна была находиться щиколотка, нога снова приобретала телесный цвет, правда, необычно однородный и гладкий. Сверху вниз вдоль полупрозрачной части «ноги» белела вставка с отштампованным на ней логотипом. Лукас похлопал ладонью сначала по голени над лентой, потом по матовому материалу ниже.

– Видишь?

– Ни черта себе! – раздался с правой стороны кровати изумлённый возглас Кары.

– Что, никто даже не догадывался? Совсем?

– Да ни разу!

Мэнди тоже только слабо покачала головой. Плакать она забыла и смотрела во все глаза, как Лукас снова натягивает носок и опускает штанину. Обувается и снова становится таким же, как прежде – молодым, здоровым, беспечным.

– Вот так это выглядит в моём случае. Когда я был совсем молод и глуп, как пробка, так закончилось моё увлечение фрирайдом на сноуборде. Расщелина под снегом и каменная осыпь. Пока заметили, что меня нет, нашли, дождались вертолёт. Короче, пришивать уже нечего было. Я тоже тогда думал – всё, конец. Кресло, трость до конца жизни. Оказалось – ничего подобного. А уж благодаря тому, что научились делать за последние десять лет… Вот выберемся отсюда, вернёмся домой, я вас специально привезу в клинику, мы сядем внизу, и вы попробуете угадать, кто идёт со своими руками и ногами, а кто из посетителей настоящий киборг. Вроде меня. Смотри, моя модель от «Дженсен бионикс» – не самая продвинутая, а и с ней у меня хлопот только раз в три месяца зайти на осмотр и профилактику. Ты на педикюр, наверное, чаще ходишь. В остальном – всё как обычно. Ходишь, бегаешь, прыгаешь, плаваешь. Только ногти не растут, и мозолей не бывает. Иногда кажется, что чешется ступня, когда сильно волнуюсь, вот и все неудобства. Так что, Мэнди, я знаю, о чём говорю. Это действительно не конец света.

Он вернул табурет на место, снова сел справа от неё, наклонился и погладил по щеке тёплой ладонью. А она опять расплакалась. На этот раз от благодарности.

 

***

Артамонов отправился спать, вкратце обрисовав результаты своей работы. По ним выходило, что надо как можно быстрее вывозить троих лежачих больных и десятка полтора раненных, кто в состоянии сидеть. В крайнем случае – двоих лежачих. Девчонку с ампутированной ногой можно пока оставить, ей спешить уже некуда. За неё Анатольич был спокоен – «лучше всё равно никто не сделает», а курс антибиотиков и поддерживающей терапии можно делать и здесь. И всё равно выходило, что надо решать две задачи как минимум. Куда везти и на чём.

Размышляли на эту тему втроём: Андрей, Серёга Новиков и Рустам. Марина, успевшая поспать днём, сейчас присматривала за больными. Татарин, хоть и не жаловался, выглядел совсем загнанным. Смирнов чувствовал себя примерно так же. Два бешенных дня и почти бессонная ночь. Не хотелось ни думать, ни тем более принимать какие-то решения. Сидеть бы просто посреди угасающих сумерек, смотреть на неподвижные в вечернем воздухе метёлки камыша, отгонять сизым сигаретным выхлопом назойливых голодных комаров.

Однако нужно прикинуть хоть какие-то варианты. Андрей подтянул к себе ноги, наклонился вперёд в пластиковом кресле, потёр лоб руками.

– Парни, я понимаю, что все устали. Давайте не будем тянуть. Один вопрос у нас совсем простой – на чём повезём?

– Ни фига он не простой, – отозвался Рустам. – Будь у нас один лежачий и пять-шесть сидячих, не было б проблемы. Засунули бы всех в УАЗик—санитарку и вперёд.

– А охрану?

– Охрана по-любому поехала бы на отдельных машинах, она не в счёт. Не о ней сейчас речь. У нас народу под перевозку в два раза больше.

– Двумя рейсами не повезём, слишком рискованно.

– Само собой. Если засекут первую ходку, второй маршрут смогут отследить прям до нашей калитки. И ждать тоже могут.

– Согласен, не вариант.

– Может, грузовик переоборудуем? – предложил Сергей.

– Грузачи не дам! – отрезал Рустам.

– Чего так?

– Не дам и всё! Глупо это.

– Да ладно тебе, Татарин! Не жмись!

– Нет, Рустам прав. Грузовики – основные рабочие лошади. Мы без них по миру пойдём. «Буханка» УАЗик – машина вспомогательная, её в случае чего бросить не жалко.

– Это тебе не жалко.

– Тьфу! Да тебе любую железяку жалко.

– Ладно, УАЗик тоже жалко, но он не так критичен в автопарке. Можно найти ему замену.

– Ага, хрена ты ему найдёшь замену…

– Рустам, уймись! Никто на твой УАЗик не покушается, не влезут в него все. Тогда повторяю вопрос – на чём повезём?

– Автобус бы где-нибудь тиснуть…

– Эк, размечтался! Дорогое удовольствие.

– А я и не говорю – купить. Я сказал – тиснуть.

– Ты это просто мечтаешь или есть конкретные идеи?

– Да не то, чтобы конкретные… Я примерно представляю, где можно прикупить какой-нибудь сарай на колёсах по цене металлолома, но что-то меня жаба душит. Серёга, знаешь, что я вспомнил?

– Конечно, Татарин, как раз мысли твои читаю.

– Не умничай. Помнишь, мы по осени хутор проезжали, где ПАЗик стоял на спущенных шинах? Ну, где в живых одна бабка осталась?

– А, это та, у которой зятя под Вологдой на дороге грохнули?

– Ну да, она ещё просила узнать, может, нужен кому этот его автобус. Ей-то он точно без надобности.

– Думаешь, стоит ещё?

– А кому он нужен? Осенью желающих не было, за зиму он вряд ли куда-то сам уехал бы.

– Ну, возможно. Может, кстати и старуха уже… того. Вообще платить не придётся.

– Добрый ты, Серёжа.

– Ага. А ещё я реалист. Ладно, допустим, ящик этот на месте. Возможно, старуха даже жива при нём. А заведётся?

– Приедем – посмотрим. Если движок не спёрли, заведём. Или на буксире притащим. Сообразим чего-нибудь.

– Хорошо, – Андрей засунул в банку окурок и почти сразу полез за следующей сигаретой. Не то, чтобы хотелось курить, но комары начали наглеть, да и в сон клонило всё сильней. – Рустам, тогда утром возьми людей и скатайтесь, проверьте. Если бабка жива, дайте ей, чего попросит – еды, бензина налейте. Если окажется ушлой и начнёт цену набивать – торгуйтесь до последнего. Нам эта жестянка ни к чему, мы её на один, может, на два раза берём. Всё, иди спать, а то на тебя смотреть больно.

– Сам не лучше.

– Без тебя знаю. Я старше, мне положено хуже выглядеть. Гузель и Асю поблагодари от меня.

– Ладно. Спокойной ночи.

Рустам ушёл. Смирнов с Новиковым некоторое время сидели молча, разглядывали темнеющее небо.

– Ну, а теперь главный вопрос – куда?

– Может, к Попу?

– Чего? Ты у Попа где больницу рядом видел? От него точно так же придётся везти ещё куда-нибудь, только Вова ещё и разболтает всем, так что за каждым кустом будет кто-нибудь сидеть в засаде. Нет, чем меньше Поп о наших гостях знает, тем спокойнее. Кстати, как он на твой визит отреагировал?

– Удивился. Чо это вы, говорит, зачастили ко мне.

– Ну а ты?

– Что я? Дурака включил – мол, я не при делах, просто посыльный. Список сунул и на склад.

– Весь?

– Я что, больной, по-твоему? Там столько всего… интересного было. И в таких количествах. Разбил список и пробежался по базару.

– Один чёрт через пару дней Вова будет в курсе. Те, у кого ты всё скупил под ноль, к нему придут запасы пополнять. Кто-нибудь обязательно проболтается.

– Да ладно тебе, не нагнетай! В курсе чего он будет? Что мы зубными щётками запасаемся? Или трусами? Пока кто-нибудь не найдёт самолёт в болоте и не свяжет эти факты воедино, вряд ли у Попа будет что-то конкретное.

– Когда так получиться, уже не в Вове будет дело. Там останется только дни считать, пока нами не заинтересуются щуки покрупнее. А сейчас… То, что мы закупками занимаемся, для Попа может значить, что мы что-то затеваем, а он в этом не участвует. Он же удавится, но будет у всех выпытывать, что, да как. Иначе это будет не Вова Попов, который всю жизнь прожил в ожидании «Того самого шанса», который позволит ему разбогатеть сразу и до конца своих дней.

Андрей затянулся, с уголька сигареты посыпались искры. Снова помолчали, думая над задачей. Потом Новиков хлопнул себя ладонью по колену.

– Слушай, шеф! Ты Екатериновку помнишь?

– Это которая у чёрта на рогах? А что с ней?

– Припоминаешь историю, которая там зимой приключилась?

– Какую? У меня там друзей-знакомых нет. Давай, рассказывай уже, хватить викторину тут устраивать.

– Блин, да ты забыл, что ли? Зимой у них случился удивительный «несчастный случай». Глава районной администрации вместе с главным ментом и своими заместителями праздновали чой-то. То ли Новый Год, то ли день рождения. Нажрались, как положено, и полезли в баню. А она возьми и загорись. И ведь что самое странное. Говорят, что они с собой девок каких-то собирались притащить, но только потом стало известно, что ни одна из них внутрь так и не попала, все остались живёхоньки. А вот мужики в бане поджарились все до единого, никто не спасся. Ты представляешь себе такое невезение?

– Не может быть! Это ж просто небывалый случай.

– Вот и я про то же.

– Я только пока связи не вижу между сгоревшей по пьяни баней и нашими делами.

– Ну как же, это же элементарно! Смотри, после того, как там внезапно играет в ящик вся местная верхушка, которая, кстати, давно и вкусно кормилась с рук Гоши Волка, что должна сделать верховная региональная власть? Правильно, прислать кого-то на замену. Новый глава администрации, новый главный мент. Логично? Дело это не быстрое, плюс сначала пытались следствие вести, что там произошло с предшественниками. Короче, не думаю, что новые начальники приехали туда раньше весны, а скорее всего, не больше месяца—двух назад. И опыт мне подсказывает, что вряд ли они уже успели снюхаться с местными бандюками. Им, как это обычно бывает, сейчас пока важнее перед областными начальниками выслужиться. Плюс, обниматься с тем же Волком они спешить не будут, потому как не уверены – а не он ли спалил предыдущее руководство? Теперь понял, к чему я клоню?

– Предполагаешь, что очки престижа для них пока ещё важнее? Может быть. Очень даже может быть. Обычно, чтобы начальника такого уровня купили с потрохами, нужно от трёх месяцев до полугода…

– Если только он уже не был таким…

– Естественно. Но всё равно, выслужиться перед вышестоящими в первые месяцы для них обычно превыше всего. Молодец, Серёга, отличная идея. Осталось только выяснить, как там дела обстоят сейчас.

– Завтра попробую забросить удочки.

– Хорошо. Только я тебя прошу, Сергей. Очень и очень аккуратно. Лучше мы сделаем всё на два дня позже, чем явимся и сами отдадим людей бандитам. Время есть. Пока Татарин найдёт автобус, пока починит… Не спеши, ладно?