Майор Рихтер одёрнул полы кителя, легонько стукнул костяшками пальцев по светлому шпону двери и тут же открыл её:
– Добрый день, госпожа директор.
– Здравствуй, Карл. Заходи.
Почему-то он так и не научился обращаться к ней в офисе по имени. По крайней мере, публично. По телефону или при закрытых дверях – запросто. А вот под посторонними взглядами… Или всё дело в форме, которая сама собой расправляет плечи, выпрямляет осанку и исподволь будит уставные навыки?
– Закрой дверь и присаживайся. Времени у нас немного, поэтому давай очень коротко. Есть что-нибудь, о чём я ещё не знаю?
Он пожал плечами.
– Ничего нового со времён последнего доклада. Мы расширили зону информационного анализа до максимума, но у нас по-прежнему нет ни одного сообщения об упавшем самолёте, найденных обломках, свидетелях происшествия.
– Как в воду…
– Именно так, Анна.
– То есть вся наша надежда сейчас на расследование взлома «НАПС»?
– Совершенно верно. Честно говоря, я очень расстроюсь, если выясниться, что его не было. Тогда придётся звать ясновидящих, колдунов и прочих экстрасенсов.
– Мда, неприятная ситуация. Атака на защищённую сеть, создающая потенциальную угрозу всему воздушному сообщению в масштабе планеты, оказывается более приемлемым вариантом, чем подтверждение её абсолютной устойчивости.
– Увы.
– Ты понимаешь, что само упоминание о потенциальной возможности такого взлома создаёт угрозу колоссальных масштабов? Уверен, что мы сможем предотвратить утечку?
– Отвечая на первый вопрос – естественно. Понимаю. По поводу второго. Мы приняли все меры предосторожности, по крайней мере, в Стокгольме. По счастью, почти все, кто услышал эту новость, были военнослужащими. Все гражданские специалисты, привлечённые к работе, также дают перед началом строгую подписку о неразглашении. Как будут обстоять дела в Америке, я не знаю. В «НАПС» наверняка будут держать язык за зубами, а «Диджитарх Секьюрити» профессионально работает на рынке защиты корпоративных данных. Так что лишний трёп тоже не в их интересах. Но всё равно опыт подсказывает мне, что через полгода, максимум – год, но информация просочится. Поэтому развёрнутый ответ на второй вопрос такой: в краткосрочной перспективе – да, потом утечка неизбежна.
Анна-София Нойманн утвердительно кивнула головой.
– Я тоже так думаю. Будем надеяться, что к тому времени, когда информация всплывёт, «НАПС» успеет залатать дыру и поднять общий уровень защиты.
– Думаешь, они что-то прошляпили и хакеру просто повезло? Всё-таки это первый случай на моей памяти, когда их вскрывают.
– Если только это не атака изнутри компании.
– Даже так? Что-то на это намекает?
– Абсолютно ничего. Но учитывая возможный масштаб акции, и если это был спланированный угон… Я бы не удивилась.
– Я тоже, тем более что предполагать худшее – наша работа. Послушай, Анна, есть хоть что-нибудь по пассажирам? Связи, пересечения с кем-то из членов экипажа, сотрудниками энергокомпании, ниточки, за которые можно уцепиться?
Теперь уже директор Нойманн пожала плечами.
– Пока ничего. Специалисты просеивают сведения, привлекли для анализа большие данные. Очень много информационного мусора. Кое-кто из пассажиров уже летал этой авиакомпанией, есть какие-то мелкие совпадения, но ничего стоящего. Ни системы, ни чёткого узла, в который бы сходились нити.
– Предыдущие места работы? Секретные допуски, передовые исследования? Интересы корпоративного шпионажа?
– Увы. У нескольких пассажиров есть военное прошлое, один даже проходил спецподготовку, но это настолько давняя история, что вряд ли имеет отношение к делу.
– Тогда что? Анна? Что мы упускаем? Может, это акция устрашения? Есть сведения о радикалах? Кто-нибудь хвастался? Хотя бы частным порядком?
Анна покачала головой.
– Нет, Карл. Я полагаю, что всему этому пока есть только одно объяснение. Мы просто не видим всей картины. Лети в Штаты. Машина тебя ждёт. Установи контакт с ФБР, съезди в «НАПС», посмотри на месте, как продвигаются дела. Постарайся найти это чёртово недостающее звено или звенья. Всё что угодно, если это нам поможет. Иди, Карл. Удачи.
***
Когда Сандрин издала победный клич, Дэйв за соседним столом аж подпрыгнул. «Попался, гадёныш!». Сомнений не оставалось – кусок кода был вставным, добавленным извне.
Они просидели в отдельной комнате несколько часов, препарируя записи о работе системы в злополучную ночь. Норман Уолберг распорядился открыть ей все спецификации, а Дэйв Маркович сел рядом и терпеливо отвечал на вопросы. В результате дела быстро пошли вперёд. Парни знали архитектуру системы, она – как её сломать. И где искать следы взломщика. Вернее, где она оставила бы следы, будь взлом её рук делом. Несколько вариантов привели в тупик. Проверка и многократное тестирование это подтвердили. Но со временем они всё-таки нашли тот кусок, видение которого поразило внутреннее зрение Сандрин, те самые лишние фигурные скобки, скрывающие в себе несколько функций, добавляющих постороннюю константу к вычислениям. Сама же постоянная оказалась достаточно хитро запрятана и определялась в программе неявным образом. Человек, создавший такое, был явно не глуп.
С этого момента всё стало крайне серьёзно. Когда в самом начале, сразу после входа в офисное здание «НАПС» ей пришлось подписывать очень серьёзный многостраничный документ о неразглашении, в этом не было ничего необычного. Доступ к технологиям, программному коду, архитектуре и алгоритмам – обычное дело, бла-бла-бла. В бизнесе защиты информации такие бумаги – неизбежная часть повседневной рабочей рутины. Но после того как был обнаружен, протестирован и подтверждён факт взлома, дело приняло оборот, достойный остросюжетного триллера.
Технический директор Уолберг вышел к стене на середине большой рабочей комнаты. Свет, проникавший с улицы через высокие окна напротив, освещал его сосредоточенное, даже мрачное лицо. Он сейчас совсем не походил на учителя или дантиста. Теперь в нём гораздо больше было от военного, переодевшегося в штатское.
– Коллеги, прошу минуту внимания, – произнёс он громко и отчётливо. Все вокруг затихли, ребята с дальних рабочих мест поднялись на ноги и переглядывались с остальными.
– У нас подтверждённый взлом системы.
По рабочему залу пронёсся шелест. Кто-то вздохнул, кто-то пробормотал что-то неразборчивое, но явно нецензурное.
– Это значит, что с этого момента мы больше не ищем сбой. Благодаря нашим партнёрам из «Диджитарх Секьюрити» и лично мисс Чанг, – он широким жестом указал на Сандрин, стоявшую по правую руку, отчего все глаза обратились к ней, и она почувствовала себя отчаянно неловко: —…мы теперь точно знаем, что наша система сбоев не даёт. Это новость хорошая. Оборотная сторона состоит в том, что нашу систему можно взломать. Мы приложили немало усилий и очень надеялись, что такое никогда не случиться. Однако реальность вносит свои коррективы. В этой новой реальности нам с этой минуты предстоит жить и работать. Задачи таковы. Нужно проследить историю этого конкретного взлома. Определить момент начала, какие именно данные были модифицированы, и как это повлияло на отклонение рейса NP412 от предназначенного маршрута. Это задача первостепенной важности, поскольку в результате взлома потерялась не беспилотная атмосферная платформа, а пассажирский самолёт с десятками человек на борту…
Отворилась дверь, в рабочий зал заглянул охранник. Сделал Норману знак, тот в ответ кивнул. В комнату вошли двое, прошествовали вдоль стены и заняли позицию слева от Уолберга. Мужчина и женщина в деловых костюмах – ему около тридцати, невысокий, подтянутый мулат, она в том неопределённом возрасте, когда внешний вид определяют генетические особенности и качество ухода за собой. Возможно, что ей было тридцать три года. А, может и сорок один. Уверенным можно было быть только насчёт следов коренных американцев в богатом интернациональном наследии её предков. В фигурах обоих – и мужчины и женщины – чувствовался какой-то оптический изъян, хотя возможно виной тому была лишь иллюзия из-за лучей света, бьющих из окна напротив и угла зрения, под которым Сандрин на них смотрела.
Технический директор коротко кивнул вошедшим и продолжил.
– Итогом исследования должна стать полная реконструкция полёта с учётом данных, модифицированных взломщиком, погодных условий, данных о скорости, передававшихся с борта самолёта. Короче, подробная симуляция с определением конечной точки. Эти координаты мы должны как можно скорее передать в распоряжение поискового штаба. Напоминаю, что со времени инцидента прошло уже почти двое суток, а люди на борту самолёта могут нуждаться в экстренной помощи. Помните, что на кону. Дэйв, ты будешь старшим в этой группе, – Маркович наклонил голову в ответ. – Я возглавлю вторую команду, которая займётся исследованием уязвимости, через которую проник хакер. Мисс Чанг, вы не откажете нам в помощи? Ваш опыт был бы очень кстати.
Сандрин замялась, Уолберг моментально сообразил, в чём дело.
– Я договорился с руководством «Диджитарх Секьюрити» о ваших услугах в качестве консультанта.
Она облегчённо кивнула – конечно.
– Прекрасно. Тогда через двадцать минут мы назовём имена людей, которые будут работать в этих двух командах. Все остальные занимаются текущей работой. У нас тысячи объектов по всему миру и ни один из них не должен ощутить перебоя в обслуживании. Нужно, чтобы всё было чётко и предельно надёжно. Ради этого я прошу вас приложить максимум усилий и, возможно, пожертвовать некоторыми своими личными планами. Пожалуйста, свяжитесь со своими близкими и членами семей. Предупредите, что мы несколько дней будем работать в режиме жёсткого кранча, фактически – на казарменном положении. Если у кого есть особые обстоятельства, прошу через двадцать минут ко мне в кабинет. Я думаю, что мы сможем найти взаимоприемлемое решение для каждого случая.
Норман ещё раз глянул на двух незнакомцев слева от себя.
– И в заключение. До последнего момента эти господа терпеливо ожидали в холле, подтвердится или нет атака на нашу систему. Если бы это был просто сбой, дело осталось бы внутри компании и стало предметом только нашей головной боли. Однако мы столкнулись с актом враждебных действий. Он может оказаться частью чего-то большего. Или не оказаться. Но в результате под угрозой оказались жизни десятков людей и безопасность воздушного сообщения в масштабах планеты. Поэтому к нашей работе подключилось ФБР. Это специальные агенты Мартинес и Маршалл.
Женщина и мужчина по очереди кивнули.
– Они займутся сбором информации и изучением обстоятельств произошедшего. В рамках расследования им предстоит побеседовать со всеми вами. Об очерёдности мы вам сообщим. От себя лично прошу вас отвечать на вопросы максимально подробно и честно. Чем более полную картину агенты смогут для себя составить, тем меньше поводов у них будет снова отвлекать вас от работы. Хотите что-нибудь добавить?
Мужчина покачал головой, женщина коротко посмотрела на него, а потом кивнула Уолбергу. Сделала полшага вперёд, машинальным движением расстегнув пуговицу на жакете. Повернулась из стороны в сторону, осматривая всех, и Сандрин заметила за распахнувшейся полой тёмный пластик рукояти пистолета. Голос у агента Мартинес был низким и глубоким.
– Хочу пояснить. Наша цель – разобраться в обстоятельствах. Мы не ищем среди вас козлов отпущения. Пожалуйста, проявите к нам максимум лояльности, и мы продолжим поиски в другом месте. Хорошо? Помните – мы с вами на одной стороне.
Она ещё раз обвела всех глазами и вернулась к стене.
– Ну, вот и прекрасно, – подытожил Норман: – Вопросы?
Тишина в ответ.
– Тогда у всех есть пятнадцать минут на кофе. После этого мы разойдёмся по группам и возьмёмся за работу. Дэйв, мисс Чанг, агенты. Будьте добры, пройдёмте в мой кабинет, обсудим задачи и детали.
***
Как ни странно, но у Татарина всё получилось. Уже к полудню понедельника он со своими помощниками притащил тот самый автобус. Рассказал на ухо Смирнову, как всё прошло. Тот послушал, покивал головой, потом похлопал Рустама по плечу – молодец. Подробностями делиться ни тот ни другой не стали, да это было и не важно. Татарин сразу полез приводить машину в порядок, Андрею же и своих забот хватало.
Сергей Новиков уехал с раннего утра – «пообщаться», как он выразился. На самом же деле он, конечно, планировал разнюхать всё, связанное с Екатериновкой. Полагаться в этом случае только на один источник информации было нельзя, но и бегать дурачком по ярмарке, расспрашивая каждого встречного поперечного – тоже неразумно. Щупать почву надо исподволь, как бы совсем не интересуясь, желательно после третьей—четвёртой рюмки. Так что работа для Серёги и его печени предстояла большая.
Жизнь в импровизированном лагере постепенно начинала обретать некий смысл и порядок. Справедливо полагая, что нет ничего хуже в большом вынужденном коллективе, чем скука и избыток свободного времени, импровизированный совет в лице пастора Майера, Коби Трентон, Лукаса Кауфмана и подходящих по ситуации представителей местных жителей принялся привлекать здоровых пассажиров к внутренним работам. А их хватало с избытком. Это только кажется, что организовать временное пребывание людей – дело нехитрое. Человек – это вам не корова. Да и корова не так проста. Её недостаточно просто загнать за ограду. Не забудьте кормить, доить и поить это милейшее животное, а также убирать навоз, иначе при следующей попытке войти на огороженную территорию рискуете словить копыто в лоб или рога под рёбра. С людьми же всё намного, намного сложнее.
Во-первых, нужно обозначать какие-то смыслы. Во-вторых, называть конкретные сроки. В-третьих, надо объяснять смыслы, обосновывать сроки и делать всё прочее, что внушает человеку иллюзию, будто он контролирует или хотя бы просто понимает происходящее с ним. Вот, к примеру. Нельзя просто объявить в аэропорту, что вылет (или прилёт) рейса такого-то задерживается, не сообщив больше ничего, иначе уже через десять минут по территории будет метаться плохо управляемая толпа разной степени раздражённости. При этом она будет мешать всем, кто попадётся по дороге: администраторам, другим пассажирам и встречающим, любым людям в форме, начиная от сотрудников безопасности и заканчивая уборщиками. Если же сказать, что рейс задерживается на полтора часа по причине тумана, встречного ветра, пролёта стаи перелётных птиц – да по любому другому правдоподобному поводу – и всё, никаких проблем. Пассажиры (встречающие, провожающие) покачают головой и уткнутся в свои смартфоны, планшеты, книги, игровые приставки, газеты, стаканы с кофе, тарелки и прочее. Их жизнь на эти полтора часа имеет смысл, временной промежуток определён, всё под контролем, жизнь прекрасна.
Для пассажиров рейса NP412 в сложившихся обстоятельствах правдоподобные объяснения приобретали первостепенное значение. Поскольку, как справедливо заметил Смирнов, экспертов по современной России среди них не водилось, необходимо было для начала объяснить текущее положение. Кто они – спасённые жертвы кораблекрушения? Заложники? Кто их спасители?
С последним пунктом было проще. Доброжелательное отношение, помощь и забота говорили сам за себя. Но поскольку человек, в отличие от коровы, нуждается не только в ласке, пришлось пастору объяснять им общую картину мира, в котором они оказались. Наполнять её смыслами.
Выступать перед всей толпой Смирнов отказался сразу.
«Не люблю говорить со всеми. Давайте придерживаться сложившейся схемы. Вы представляете интересы пассажиров и членов экипажа, я и мои помощники – местных. Мы объясняем вам – вы пересказываете своим людям. Вам задают вопросы – вы передаёте их нам. То, о чём договорились мы, становится правилом для всех».
Само собой получилось, что роль рупора пришлось взять на себя Клаусу. Опыт чтения проповедей оказался как нельзя кстати, но и нагрузка – немалой. Уже к середине дня понедельника пастор ощутимо охрип. И это притом, что вся общая информация сообщалась для всех одновременно. Просто вопросов было настолько много, что с утра воскресенья до полудня понедельника таких собраний пришлось провести штук пять. Из-за этого происходящее с пассажирами начинало напоминать то ли вялый митинг, то ли затянувшуюся забастовку.
Но главное оказалось достигнутым. Люди более-менее разобрались в том, что происходит, получили словесное подтверждение инстинктивному ощущению, что их спасители – люди неплохие и в целом желают им добра. Можно было перестать оглядываться и инстинктивно пытаться сойти с дощатого тротуара, если навстречу попадались мужчина или женщина с оружием. Особенно показательной была ситуация с ранеными. Нужно было быть полным идиотом, чтобы не заметить, сколько времени, и с каким старанием работали медики. Тем более что Хелен Шэннон, медсестра из числа пассажиров, могла наблюдать ситуацию изнутри и рассказать остальным обо всём увиденном.
Пастор для себя решил исходить из того, что правда – лучшая политика, поэтому откровенно рассказал, почему первым этапом состоится именно перевозка раненых и из-за чего это требует времени на подготовку. Он, правда, не стал углубляться в живописание рода занятий их спасителей. Помимо этого, единственной его импровизацией стал ответ на вопрос, сколько времени всем остальным придётся ждать передачи в руки официальных властей. Клаус сказал просто – неделя. Потом, конечно, пошёл и отловил Смирнова, спросил его – похож ли такой срок на реальность. Тот задумался, почесал нос, но в итоге кивнул: «Вполне возможно. Если не случиться ничего непредвиденного. Пусть будет неделя».
На том и порешили – неделя, так неделя. Срок обозначен. Текущая обстановка более-менее понятна. Осталось добавить к этому смыслов.
За ними не заржавело. Работа нашлась для всех. Дежурить в «больнице», ухаживая за ранеными. Сдавать кровь. Помогать на кухне. Мыть, стирать, приводить в порядок свою одежду, подгонять ту, которой смогли поделиться – или специально закупить – местные. Каждому надо было подготовить два-три комплекта нижнего белья и один-два набора одежды, пригодной для здешних условий. И если у некоторых, как у того самого сноубордиста Эда, лохматого обладателя серьги в форме черепа, их собственный спортивный стиль оказался вполне подходящим, то многим другим пришлось переодеваться полностью. Стюардессам в первую очередь. Из полезных и практичных вещей у них оказались только трикотажные безрукавки. Ну, и отчасти блузки. Юбки же и туфли на каблуках очень плохо стыковались с тайгой. Кое-что пригодное по размеру удалось найти. Остальное нуждалось в подгонке и перешивании. В результате некоторым пассажирам, особенно тем, что помоложе, явилось сущее откровение в виде двух швейных машинок. На них местные женщины, а также одна пожилая и ни на минуту не теряющая присутствия духа жительница Магдебурга принялись ушивать, подгонять, застрачивать лишнее, превращая разномастное нечто в необходимые предметы туалета. С обувью было проще. В одном из хранилищ странного поселения содержался приличный запас из пёстрой смеси армейских и рабочих ботинок, а также обильные залежи безразмерных толстых носков. Невероятно, но нашлось даже десятка полтора настоящих советских кирзовых сапог – с укороченным голенищем, ушками сверху для облегчения надевания, ремнями и пряжками сбоку. Некоторые пассажиры при их виде немедленно отказались от ботинок, напялили на ноги эту экзотику, а потом долго обсуждали впечатления.
Помимо вопросов одежды и обуви нужно было устанавливать дополнительные туалеты, переделывать, а точнее – строить заново нормальные душевые. А ещё приводить в порядок жилые домики, переставлять койки, отскребать их при необходимости от ржавчины, выколачивать пыль из старых матрасов, подушек или на ходу изобретать им замену. Оказалось, что если грамотно упаковать в чехол из брезента пару листов строительного утеплителя, из этого может получиться неплохой мат. Кроме того, были два домика стоящих на отшибе, такие же, как и большинство в поселении, но в одичалом состоянии. К ним нужно было проложить удивительную местную конструкцию – деревянные тротуары, открыть, поправить покосившиеся двери, вымести грязь, покрасить в совсем уж запущенных местах, прочистить и проверить печи – настоящие, дровяные отопительные печи. Отмыть, поправить или вставить стёкла в окна. Тщательно залатать, законопатить все щели, ведущие снаружи внутрь дома, ибо нет злейшего врага в тайге, чем комары и нет худшего ада ночью, чем комната, в которую они смогли пробраться.
Короче, дело нашлось для всех. Причём хлопот оказалось так много, что некоторые из пассажиров довольно быстро выбились из сил, а кое-кто даже пополнил ряды пациентов, заехав молотком по пальцу или засадив занозу, а то и просто порезавшись при попытке почистить картошку. К счастью, особого напряжения это не вызвало, большинство пусть и воспринимало происходящее с беспокойством, но всё-таки начинало испытывать долю любопытства, как при неожиданном и уже неопасном приключении. Общее умонастроение успокоилось, люди начинали всё активнее общаться с местными посредством жестов, Лукас уже пытался не только слушать, но и связывать известные ему русские слова в понятные предложения. Говорить. Получалось пока не очень, но даже это очень облегчило пастору Майеру жизнь. У Клауса теперь выпадали иногда целых десять минут подряд, когда никто не теребил его за рукав и не требовал немедленного присутствия сразу в нескольких местах одновременно.
Артамонов с Валентиной Дмитриевной после отдыха всё время проводили, помогая Марине наблюдать за пациентами. Почти все чувствовали себя неплохо, но наметилась пара проблем. Пока ещё не осложнений, но достаточно тревожных симптомов. У женщин с самыми серьёзными травмами начала подниматься температура. Рваная рана на бедре одной из них стала сильно гноиться. Приходилось каждые два часа менять повязки, чистить и дезинфицировать. Вторая пациентка, с обширной травмой плеча, очень страдала. Виктор Анатольевич во время долгой и трудной операции собрал ей воедино сломанную в двух местах ключицу, зафиксировал треснувшие два верхних ребра, вправил, насколько возможно, плечевой сустав, заштопал повреждённый связки и мышцы. Делать что-то ещё без детального рентгена было просто невозможно. Но помимо очевидных повреждений злосчастное бревно нанесло женщине обширные ушибы мягких тканей. Теперь там красовались болезненные синяки, отёки, а в некоторых местах травмы оказались настолько сильными, что могли привести к некрозу. Со всеми вытекающими из этого рисками. И ещё всё это болело. Очень сильно и мучительно. Будь они в хорошей клинике, Артамонов, не колеблясь ни минуты, ввёл бы пациентку в постоянный медикаментозный сон. Однако в имевшихся условиях этот вариант не годился. Приходилось действовать обычными методами военно-полевой хирургии – колоть по расписанию анестетики, снимающие на время часть боли, перемежая их антибиотиками и витаминами для поддержания жизненных сил. И слушать стоны и плач страдающего человека.
Мэнди Уэстфилд впала в неизбежную депрессию. Как ни убедительна была презентация Лукаса, продемонстрировавшего свой протез, она всего лишь удержала её от полного и беспросветного отчаяния. От глубокой же печали, вызванной безвозвратной потерей части собственного тела не могли спасти никакие разумные, рациональные соображения. Для того чтобы свыкнутся с тем, что куска тебя нет и больше никогда не будет, нужно нечто большее, чем логика и позитивное мышление. Для этого требуется время. Привыкание к неизбежности, примирение с фактом. Ну, и несколько стаканов слёз, разумеется. Поэтому Мэнди лежала на кровати в маленькой комнате, плакала, страдала от ноющей боли, ощущения натянутой на культю кожи и мучительного зуда между отсутствующими пальцами. Ребята из экипажа установили для себя расписание, и каждый час кто-нибудь забегал к ней, узнавал, как дела, не нужно ли чего или просто сидел несколько минут рядом, рассказывая о какой-нибудь ерунде, поглаживая по волосам и вытирая дорожки слёз, засохшие на её щеках.
Так прошёл понедельник – бесконечно долгий, насыщенный до предела, очень хлопотный, эмоциональный и в то же время промелькнувший, как одно мгновение. А совсем поздним вечером, когда сумерки уже завязли в выползающих из-за деревьев тенях и на озеро рядом с лагерем опустился тишайший штиль, такой, что вода стала похожа на неподвижное тонированное стекло, вернулся Сергей Новиков. Красноглазый, попыхивающий перегаром. Но крайне довольный.
***
Два дня прошли впустую. Хотя, если быть точным, то полтора. Или даже меньше. К работе они смогли приступить только во второй половине воскресенья. После того самого «торжественного обеда». Хороший получился обед, можно сказать – «прошёл в тёплой, дружественной обстановке». Кузнецов после него выдержал нарочитую паузу. То ли выпил много, то ли победу праздновал над ненавистными вояками. А может, просто говнился, демонстрируя в очередной раз, кто в доме хозяин. Одним словом, только часа в три появился у их блока человек в сопровождении вооружённого охранника и предложил Михайлову следовать за ним. Отвёл подполковника в центр наблюдения. Там народ оказался проще и гораздо симпатичнее. Обычные технари и инженеры. Они выслушали его, покивали, задали уточняющие вопросы. А потом выделили им пару столов в отделе дешифровки изображений, том самом, который изучал результаты «ковровой аэрофотосъёмки», как они выразились. Юмористы… Александр попросил привести своих людей, и они воткнулись в работу. К несчастью быстро выяснилось, что координаты точки перехвата оказались сильно в стороне от зоны, за которой следила «Транснефть». Конечно, для очистки совести исследовали снимки из ближайших к месту инцидента областей. Но, увы, просмотр ничего не дал. Нужно было начинать работу в правильной последовательности – от непосредственного места перехвата, постепенно расширяя зону поиска. Для этого требовалось организовать специальные маршруты для беспилотников, сместить и перенацелить спутники, внести изменения в их программы работы. Две трети этой работы требовали согласования и утверждения со стороны Кузнецова, тот демонстративно не спешил, у большинства специалистов из центра наблюдения был выходной… Короче говоря, по итогам воскресенья они получили нулевой результат. Дырку от бублика. Хотя, если исходить из логики, что отсутствие результатов – тоже результат, то можно сказать, что к концу дня они абсолютно точно знали, в какой части леса не происходило ничего, связанного с интересующим их событием. Оставались сущие мелочи – вся остальная тайга.
Утром в понедельник Кузнецов снизошёл до личного визита. Разговаривать с Михайловым не стал, только кивнул небрежно. Выслушал доклады своих людей и демонстративно нехотя подписал скорректированный план полётов для беспилотников и изменения в программы нацеливания спутников. Даже пообещал подумать о том, можно ли выделить отдельный аппарат для целенаправленного облёта интересующей территории. Ну и совсем неожиданный бонус выпал, когда главный инженер рассказал, что экипажам дежурных вертолётов даны команды отклонятся от обычных маршрутов патрулирования и осматривать по квадратам лес в районе поиска. Видимо, несмотря на всю свою внешнюю крутизну, Кузнецов не планировал саботировать указание руководства о помощи военным.
Уже вечером, когда ужин подходил к концу, он позвал Александра к себе. Поскольку случай был обычным, без торжественности и пафоса, бывший майор милиции Кузнецов сидел не на виду, а в отдельной нише, отгороженной от общего зала косой решёткой из тёмного лакированного дерева, увитой какой-то зеленью, искусственной или настоящей – Александр так и не понял. Знакомая пышногрудая пергидрольная блондинка составляла на поднос грязные тарелки, шеф безопасности «Транснефти» прихлёбывал пиво из кружки и дымил сигаретой.
– Присаживайся, подполковник.
Михайлов молча сел.
– Ну, давай, делись новостями.
Александр пожал плечами.
– Нет пока новостей. Ищем.
– Твои-то тебе хоть что-нибудь прислали? Вояки?
– Кое-что есть, – Михайлов лукавил. Штатного спутника в этом регионе не было, передислоцировать же сюда какого-нибудь шпиона из крайне оскудевшей орбитальной военной группировки было делом непростым и небыстрым.
– Ну и?
– Пока ничего.
– Голяк, стало быть. Ну-ну, и почему я не удивлён? А? Как думаешь?
Не дождался ответа, Кузнецов надулся немного и продолжил с оттенком раздражения.
– Потому что вы, вояки – люди примитивные и однообразные. Даже не догадываетесь, что помимо вашей любимой разведки и наблюдения существует такая забава, как оперативная работа с населением. Это когда ты ходишь и расспрашиваешь, кто что видел. Или слышал. По-другому этот метод называется «быть в курсе». Никогда не пробовал такой?
Александр снова пожал плечами.
– Для этого надо на месте ориентироваться. Связи иметь. А мы только прилетели.
– Вот-вот. А я, Юрий Кузнецов, простой и незаметный бывший мент, уже давно здесь обретаюсь. И кое-какими контактами полезными оброс. За что меня руководство ценит и уважает. Вот. Просто так мне разбрасываться своим добром не с руки, а вот в порядке взаимовыгодного сотрудничества – почему бы и нет. Как ты на это смотришь?
– Что делать-то надо?
– Да ничего особенного. До меня тут слухи дошли, что происходит какая-то непонятная движуха. Надо съездить, посмотреть, что творится. Составишь мне компанию? Заодно с людьми пообщаемся, может, по твоему делу узнаем чего. Не против?
– Почему нет? Народу много с собой брать?
– Не надо. Возьми пару-тройку, а остальные пусть картинки изучают. Я тоже человек несколько захвачу. Немного, чтобы не привлекать внимания.
– Хорошо. Когда?
– Завтра. Поближе к обеду. Соберёмся без суеты и съездим. А пока иди, развлекайся по-своему.
Александр ничего не сказал, молча встал и вышел. Хотя сказать хотелось многое. Но пока работа не сделана, этот напыщенный петух ему нужен. К огромному сожалению.