Сидит человек на лавочке, весело ухмыляется, перебирает ногами, болтает всякий вздор, что и понять невозможно, — это он «коклюш перебирает». Другой подошел, нахмурил брови, придал лицу не только серьезное, но и строгое выражение, старается говорить низкими нотами; временами урывками подсмеется, не говорит прямо, а как бы прячась и крадучись, говорит одними намеками, что называется обиняками — этот человек «коклюш плетет». Говорил бы лучше все прямо и просто — «без коклюш»! А иной придумал хитрость, подставил приятелю ногу, товарища обманул «коклюшку подпустил». Малое слово, смешное для уха, не всякому понятное, — и в самом деле означает ничтожную, маленькую и простую вещицу: точеную палочку, утолщенную на одном конце и с пуговкой на другом; под пуговкой на ней обязательная шейка. Это и есть коклюха или коклюшка, — название, обязанное своим корневым происхождением коке, т. е. яйцу. Целыми десятками повисли они на нитках — бумажных, шелковых и золотых, ниспускаясь с мягкой подушки, как в старинные времена на лоб и виски русских круглолицых красавиц свисали бисерные и жемчужные начелья. На одной подушке, называемой кутузом, — именем, давшим, между прочим, прозвище родоначальникам героя отечественной войны, — висит этих коклюшек так много, что не приглядевшемуся глазу невозможно разобраться, — совсем лабиринт. Когда шевелит ими мастерица и издают они тупой деревянный звук, щелкая друг о друга, — в глазах уже положительно рябит. Перебрасывает она теми, которые висят под носом; затем быстро перекидывает руку на другую, на третью сторону кутуза, откуда коклюшки подбрасывает к себе, и опять кидает их в бок или снова назад. Понять невозможно здесь ни системы, ни плана и даже нельзя поверить наглазно, что выйдет от этой суетни рук. Там на кутузе лежит невидимый сколотый узор и мастерица следует ему слепо и послушно, а зато и суетня рук, и порча глаз: выходит у ней кружево, годное и на воротник. и на чепчик. Это — очень хитрое и мудреное дело, а в умелых и привычных руках доводимое до изумительной виртуозности. Во всяком случае работы наших кружевниц замечательны отчетливостью, и беззастенчивыми продавцами выдаются (не без основания) за иностранные. Самые лучшие кружева плетутся во Мценске (Орловской губернии) тамошними мещанскими девицами; похуже в слободе Кухарке (Вятской губернии), но более известны и распространены кружева балахнинские (из города Балахны, Нижегородской губернии). Так и говорится: «кутуз да коклюшки — балахнинские игрушки», а также «балахонские мастерицы плести мастерицы» столько же (по двоякому смыслу присловья) кружева, как и сплетни. К последним особенно располагает совместная работа: чистая, тихая, молчаливая и очень скучная. Она опасна для глаз и плохо вознаграждается. Все мастерицы, с причислением сюда вологодских городских и подгородних, находятся в руках плутоватых и бойких скупщиц. Эти дают достаточно благоприятный повод, чтобы перемыть их косточки и на их счет, и на очистку совести, позлословить. При таких занятиях и самая работа хорошо спорится.