Выражение «приходи вчера», взятое в прямом его смысле, без применения в качестве зарока и заклинания, — не что иное, как бессмыслица, без толку и значения. Ею пользуются, между прочим, балаганные шуты, рассчитывая на то, что, в числе прочих шуток-прибауток, она сойдет за острое словцо, вызовет к себе внимание толпы и возбудит в ней смех, а может, на счастье и хохот. В сущности, «приходи вчера» относится к разряду «пустобаек», составляющих, вместе с пословицами, поговорками, присловьями и загадками, особый отдел народных изречений, довольно богатый материалом, но скудный смыслом, и потому стоящий ниже всех и стоящий дешевле всех соседей. В отдел пустобаек следует отнести и все те изречения, на которые потребовались от меня объяснения. Их дать нельзя либо потому, что за поисками красного слова или яду на острие насмешки они оказались бессмыслицами (как «сивый мерин», который «врет»), либо выхваченные из иностранных языков они там и корни оставили, и жало занизили. Такова: «свинью подложить», как недавно заимствованная для обогащения языка и крадучись пробирающаяся в народ наравне с родственными ей дворянскими, господскими и взамену устарелых или набивших оскомину и сильно надоевших от чистого оборота на житейском базаре. Таковы: подсыпать кому перцу, запустить шпильку, поставить горчишник, задать закуску, подвести под сюркуп и проч. В деревнях взамен этого слова давно уже пользуются не менее бессмысленными. Есть и гораздо лучшие хотя бы потому, что домашния, а не бременская фальщь, не гамбургская гаванская сигара, не прусское настоящее шампанское из Берлина (например, «влить кому щей на ложку» или однородное с заимствованным «всучить щетинку»). На своей родине эти «крылатые слова» несомненно имеют источник и указывают то место, где они народились и откуда, как вольные птицы, вылетели в мир Божий, стали порхать и переделывать по белому свету. Такова, между прочим, первая, пришедшая на память, «навязать медведя», несомненно заимствованная с немецкого и употребляемая в смысле «одурачить». Один путешественник уверял немцев, что он видел в Польше, как два медведя съели друг друга дочиста. А в Польше знаменитый враль, Пане-Коханку (Радзявилл), рассказывал о том, как сам он изобрел для ловли тех же медведей повозку с острым железным дышлом, которое намазывалось медом. Охотливый до этой сласти зверь приходил и лизал все дальше и дальше, налегая на дышло до тех пор, пока конец последнего не проходил целиком сквозь медвежью тушу и не показывался наружу. Тогда гайдуки, спрятанные в повозке, выходили, навинчивали на острие гайку, чтобы зверь не соскочил, запрягали лошадей и отвозили добычу в местечко Сморгоны.

В число домашних, коренных русских пустобаек (или, что тоже, «пустоговорок» и «приговорок») относятся, между прочим, те прибаутки и присказки, которые ищут только склада или замерли в своей первоначальной форме, давно утратившей смысл. На такие прибаутки охочи были наши недавние удалые ямщики, помахивавшие кнутом с веселым покриком на лихую тройку, в роде: «по всем — по трем! коренной не тронь, а кроме коренной и нет ни одной». Мотай-де себе на ус и смекай про себя, сколь мой обиняк остроумен и замысловат, сколь в нем много скрытого под иносказанием глубокако смысла и сколь я сам удал и весел, чтобы воспользоваться перед другими правом получить прибавку в казенной наводке, — не на косушку, а на весь полуштоф. Мастера были на такие «художества» — досужества сбитеньщики, которых в наше время заставили примолкнуть и не орать по городским улицам и площадям с припевом и вприпляску: «Ульяна — Ульяна, садись-ко ты в сани, поедем-ко с нами, во нашу деревню, — у нас во деревне много див увидишь: курочку в сапожках, петушка в сережках, утку в юбке, козу в сарафане, корову в рогоже» и т. п… Горласты и самодовольны были господа-пирожники, тоже известные остряки, любимцы толпы, находчивые на встречные вопросы поперечными ответами. И эти молодцы «с лавочкой на животе» также смолкли и шатаются с легким приговором козлиным голоском: «пироги горячи!» (холодные-то!), или «с пылу, с жару!» (в обеденную пору после ранней утренней заготовки). Остряки балаганные старики осматриваются; раешники приговаривают сонными голосами и не действуют так, как бывало в недавнюю старину. Благопристойность сохранена и городское благочиние соблюдено, но язык потерпел большой ущерб, потерявши источник обогащения. Всем известно, что из подобной болтовни многое поступило в обиход в значении пословиц и поговорок, и также стало нравственной притчей, руководящим житейским правилом и поучением в подлинной форме народного закона. Конечно, «иная пословица не для Ивана Петровича», потому что, по опыту, «не всякая пословица при всяком молвится».

Существуют в соседстве и недальнем родстве и такие прибаутки (пустобайки), которые уцелели, как дорогое достояние веков, и с той самой поры свободны и правы перед самой строгой цензурой. Они когда-то, в незапамятные времена, выдуманы, затвержены и обязательны до сего дня. Таковы сказочные прикрасы: «в некотором царстве, не в нашем государстве», «я там был — мед-пиво пил, по усам текло, в рот не попало». Конечно, и эти — «присказка, когда сказка будет впереди» получают пословичное значение, когда умело приспособляются к тому или другому бытовому случаю и житейскому событию. Все равно: исходят ли они от местных обычаев или зависят от личных привычек людей, — их принимают в живую речь, как приятных гостей. Народный вкус умеет гостеприимно обмыть их, очистить, наскоро принарядить и посадить рядом с испытанными друзьями и давно ведомыми знакомыми. В кучах складных слов, как в мусоре, умеют отобрать то, что годится и про домашний, и про общественный обиход. Иные пустобайки прямо входят в тот разряд и вид крылатых слов и мимолетных изречений, на которые так способны и счастливы французы и которые, под названием каламбура, имеют большой успех в обществе. Это — игра слов, с двояким смыслом, является, например, в такой народной прибаске: «я в лес (влез) и он в лес, я за вяз (завяз) и он за вяз (за то же самое дерево)».

Именно в этом отделе «пустословие» следует искать место того множества выражений, которые, при всех стараниях в поисках, при всем напряжении в догадках, совершенно не могут быть объяснены, потому что говорятся спустя, прямо с ветру и вздорно.