Из нагретой штыковой меди, — да и из благородных золота и серебра, — вытягивают проволоку и из нее, ухватив клещами и плавно подергивая, не спеша и с великим терпением, позывают силою на себя, волочат нити и бити: и тонкие проволочки, вытянутые в длину и кругло утонченные (это — нити) и затем сплющенные, до возможной тонины, а потому плоские (это — бити). Последние-то и называются канителыо, которая, с равным блеском и успехом, навивается в фортепианах и арфах на басовые струны и употребляется на офицерские эполеты и для вышивания по сафьяну, сукну и бархату. Так как в последнем случае канитель погодилась на церковные ризы, то и надо полагать, что искусство тянуть ее перешло к нам, вместе с Христовой верой, из Греции, по крайней мере, мастерили ее в тех городах, где много было святынь, монастырей и церквей, как в Киеве, Новгороде, Пскове и Москве. Когда Москва победила и ослабила все города на Руси, канительное дело перешло все сюда. В первопрестольной и в ближайших к ней шесте селах четырех уездов (Московского, Бронницкого, Подольского и Богородского) оно свило себе прочное гнездо. Малые кустарные заведения ручными воротами тянут проволоку мелкими номерами, а плющат большие фабрики. Работают обыкновенно конным приводом канитель крупных номеров.

Фабричному производству этих изделий минуло уже сто лет (первая фабрика, основанная около 1770 года, существует до сих пор) и, в сравнении с иностранным, наше далеко превосходит, да и самые изделия широко распространяются. В особенности большое требование на московскую канитель заявляют на нижегородской ярмарке азиатские купцы и серебряную в большом количестве завозят в самую даль — в Индию. Стало быть, и в самом деле тянули канитель столько лет — и не зевали. Впрочем, десять лет тому назад, оборвались те именно нити и бити, которые шли в дальнюю Индию: спрос страшно упал и перепугал. Давай справляться по всем землям, по всем ордам — и г. Алексеев, первый московский канительный фабрикант, дошел до корня беды, ни ближе, ни дальше, как у французов в Лионе и у немцев в Нюренберге. Придумали там новый способ и довели канитель до 40 пробы и непомерно удешевили, а наружный вид сохранили такой же. Купил москвич новые машины — и наладил дело. Теперь не только восстановился прежний спрос, но и несколько поднялся. С той поры клещи и вороты остались только у кустарей, и медленная работа, при которой волочебным нитям, кажется, и конца края нет, скоро перестанет служить притчею во языцех и стоять в числе насмешливых поговорок. Довольно, на замену его про обиход, и того уподобления, чисто деревенского и народного, которое применяется к человеку, медленно говорящему или вяло работающему, что он делает это так, «как клещами на лошадь хомут натягивает».