— Господин Карпов! Скажите, а как вы оцениваете отказ Хауза сотрудничать с вашей страной в столь важном международном проекте, как освоение минеральных богатств Мирового океана?

Вопрос этот выпалила патлатая девица в сильно заношенных джинсах, больших роговых очках и мятой клетчатой мужской рубахе навыпуск.

«Небось учится на факультете искусств, — подумал Сергей, пытаясь представить занятия девицы, открывшей диспут, — и пока учится, считает своим непременным долгом эпатировать публику как может. Ходит замарашкой, курит в открытую марихуану, меняет парней куда чаще, чем блузу. Все наверняка изменится, как только она получит диплом. Сразу же вспомнит, что из „хорошей“ семьи с большим банковским счетом, остепенится, вместо марихуаны тайком начнет понюхивать кокаин, найдет себе либо пристойное денежное занятие, либо преуспевающего, денежного мужа. И в дискуссии раз и навсегда играть перестанет. Чего дискутировать-то зря, когда все давным-давно точно распределено: кому — ананас спелый, кому — гнилой.

А подтекст ее вопроса мне совершенно ясен. Задай его кто другой, скажем, вон тот, бородатый, серьезный, у него скорее всего подтекст был бы иной. А эта сейчас наверняка пустится во все тяжкие, в обычную левацкую пропаганду, которая за время работы здесь успела мне уже порядком надоесть. Ну, да посмотрим».

— Оцениваю как событие, достаточно интересное для освещения в печати, — постарался как можно нейтральнее ответить Карпов, решив дать девице свободу самой развернуть линию.

Прежде Сергей нередко горячился, и его не раз внезапно срезали вопросом с неожиданного угла. Теперь стал опытнее, во всяком случае, надеялся, что стал. Приглашали его на такие диспуты довольно часто. Может быть, потому, что сам он не очень далеко ушел от студенческого возраста и молодежь могла разговаривать с ним чуть ли не на равных, а может быть, просто кто-то рассчитывал, что по своей молодости и неопытности Карпов наделает немало ошибок.

Но ему не хотелось уклоняться от приглашений, несмотря на бытовавшее мнение, что на студенческих диспутах все — либо сплошной треп, либо заведомая и сознательная провокация против Советской страны. Вопросы, которые звучали из рядов аудиторий, заполненных неравнодушными молодыми людьми, помогали понять, что на самом деле американцы думают о своем будущем. По общей атмосфере встреч можно было судить об эмоциональном отклике, о том, насколько сократилась пропасть непонимания «русской души». Треп же, думал Сергей, умеючи всегда можно в интересное русло направить, а провокаций бояться — в лес не ходить. Пусть лезут, если уж им так хочется. Чем сильнее пытаются нас сбить, тем крепче держимся. А тем, кто этого до сих пор не понял, будем это объяснять сколько понадобится.

Ведь здесь, как это ни смешно, до сих пор о нас практически ничего толком не знают. Хотя и конфронтации давно нет, и «холодная война» позади, слава богу, уже много лет. И ездим друг к другу много и часто, и работаем вместе, и от нас сюда разные люди приезжают, даже вчерашние студенты вроде меня. И все равно, поскреби здешних как следует, сразу начинают лезть клише и штампы про нас почти вековой давности.

— А все-таки, как вы сами считаете, почему Хауз отказался? — продолжала стоять на своем девица в очках.

— Я, знаете ли, почти месяц усиленно пытаюсь получить ответ на ваш вопрос от самого Ричарда Хауза, — сдержанно улыбнулся Карпов. — Мне это и как журналисту интересно, да и просто по-человечески любопытно, так же, как, вижу, и вам. Но мистер Хауз продолжает упорно отказывать мне в интервью.

«Ничего, ничего, — успел подумать Сергей. — Здесь есть два репортера, один с радио, другой из „Виллидж Войс“. Вот пусть они завтра и сообщат, что „советский парень из „Вестника“ никак не может получить интервью у Хауза“. Меня это ни к чему не обязывает, а на миллиардера все-таки нажим. Если, конечно, он читает „Виллидж Войс“ и слушает радио…»

— Мы считаем поведение нашего соотечественника Хауза непатриотичным! — горячо воскликнула девица. — Да, да, это непатриотично для американского промышленника — отказываться от участия в проекте, нужном США и всему миру! Русские зарекомендовали себя как надежные партнеры, и нам совершенно нечего отворачиваться от них, когда речь идет об общей пользе человечества!

«Вот тебе и на! — хмыкнул про себя Карпов. — А я-то думал, что совсем в другую сторону гнет. Спасибо тебе, девочка, за науку».

Не успел Карпов и рта открыть, как девице ответил понравившийся ему серьезный парень с бородой:

— Хауз абсолютно прав! Совершенно незачем давать русским то, чего они не смогут сделать сами. А то они нам рано или поздно совсем на голову сядут. И так чересчур мы по отношению к ним щедры.

Опять физиономистика подвела. Но дело принимает неприятный оборот. Пора отбиваться.

— Видите ли, друг мой, — спокойно начал Карпов. — Вы уж извините, но у вас восприятие несколько смещено в сторону от реального. Если позволите, то я объясню, что имею в виду…

— Нечего мне объяснять! — выкрикнул парень. — Все совершенно ясно. Без нашей технологии вы с места не сдвинетесь!

«Дайте ему ответить!», «Пусть говорит русский!», «Не мешайте ему!», «Пусть выкладывает, какие из Москвы инструкции получил!» — вразнобой закричали из зала.

— Насколько я понимаю, вы уже студент, — так же спокойно продолжил Карпов, обращаясь к бородатому, — и должны знать элементарные вещи, известные даже школьникам. Современные производительные силы требуют интеграции. Интеграции в международном масштабе. Если бы это было не так, разве стала бы Америка торговать со всем миром? И мы тоже торгуем и кооперируемся, где можем.

Сейчас перед человечеством встают такие задачи, решить которые можно только сообща. Это первое. Второе — не следует забывать, что у себя в стране мы и раньше и сейчас всегда были способны производить все, что нам нужно. На сегодня экономически более целесообразно развивать кооперацию — не затрачивается время на изобретение велосипеда.

Третье — мы против замкнутости не только по экономическим, но и по политическим причинам. На земле сейчас мир, но мир этот, к нашему сожалению, еще достаточно хрупок. И не затем столько поколений добивалось его, чтобы он пал жертвой корыстных устремлений отдельных стран или экономической нищеты других. И коли будет интегрированная мировая экономика, обеспечивающая развитие всех ее участников, значительно укрепятся и основы мира.

Не следовало бы вам забывать и четвертое. Мы не так остро нуждаемся в добыче минералов со дна морского, как некоторые другие страны. Нас природа и на суше не обделила. В одну шестую часть земной поверхности, на которой мы живем, она заложила достаточно много, так что мы еще довольно долго можем обходиться и без подводных разработок. Поэтому-то, кстати, и оборудованием, аналогичным тому, что выпускает концерн Хауза, занимались не очень активно и практически не выпускали его.

Но проект «Океан» мы считаем необходимым именно потому, что он нужен всему человечеству для общего блага. По этим же причинам и хотим в нем участвовать. И оборудование Хауза — это для нас тот самый велосипед, изобретать который нам совершенно ни к чему, коль скоро он уже есть на рынке.

Проект «Океан», от которого так высокомерно отвернулся Хауз, необходим в интересах глобальной экологии, и прежде всего нужен самим Соединенным Штатам, не раз уже страдавшим от последствий хищнических действий монополий. Пыльные бури, заболачивание Великих озер, загрязнение воздуха в растущих масштабах. И вряд ли стоит напоминать, что процессы добычи и обработки руды угрожают окружающей среде, несмотря на все природоохранительные меры.

Есть еще один, думаю, немаловажный для американцев момент. Наши заказы на заводах Хауза — это тысячи рабочих мест для безработных. Так кому это нужнее — вам или нам?

Теперь я хочу ответить еще на один вопрос, который мне здесь задали. Получаю ли я инструкции из Москвы. Так вот, я получил их вчера…

В зале вдруг стало тихо, хотя еще секунду назад, после ответа Карпова бородатому парню, раздавались довольно громкие смешки. Сергей усмехнулся про себя, представив еще один газетный заголовок: «Русский выкладывает инструкции Кремля!»

— …от отца, — договорил он, весело окинув взглядом зал. — Правительство наше, вы уж извините, занято более серьезными делами, чем писать письма репортеру «Вестника» и заниматься его инструктажем…

Реакция в зале была смешанной. Кто-то откровенно хохотал, кто-то недовольно фыркнул, но большинство просто продолжало слушать.

— А вот папа до сих пор беспокоится, как бы я чего не натворил без его ведома. А ездят ли в Америку беспартийные? Да почему же нет! — спокойно продолжал Карпов. — Сейчас в Нью-Йорке гостит настоятель московской Елоховской церкви. И вчера я брал у него интервью.

После слов Карпова в зале тут же раздался смех со свистом. Сергея это не смутило, так как он уже знал, что свист здесь не всегда означает, что аудитория не согласна с говорящим. Обычно, наоборот, это подтверждает, что все хорошо.

— Ну а что до меня лично, — подождав, пока не успокоятся, продолжал Карпов, — я уже одиннадцать лет в комсомоле, а по убеждениям — коммунист…

Потом говорили о чем угодно — о музыке, о кино, о футболе, о молодежной моде…

Вечер после этого диспута Сергей Карпов провел дома, так как устал и идти ему никуда не хотелось, да и работать тоже. Он слушал музыку, играл с компьютером в шахматы. Но мысли его все время возвращались к диспуту.

«Вот бы поговорить обо всем этом с Конни», — вдруг подумал он неожиданно для себя. Внутренний голос было попытался опять одернуть его: «Она небось не знает, где Москва-то находится, а ты к ней со своей философией. Да и зачем это нормальной здоровой красивой стопроцентной американке, секретарю большого босса из большой фирмы? У нее ведь совершенно другие интересы в жизни».

«А ты откуда знаешь? Опять пробавляешься стереотипами? — сразил Карпов этот вечно сомневающийся голос. — Мало тебе сегодняшней девицы в очках и парня с бородой?»