Наполеон. Суд над императором

Моя жена Нюся обожает Володю. Когда-то давно, когда наш сын был еще подростком, Володя помог ему выпутаться из сложной ситуации. Дело было очень серьезное, все могло закончиться длинным тюремным заключением… Словом, жизнь нашего сына была бы безнадежно испорчена.

Но Владимир Александрович во всем разобрался, доказал вину настоящего преступника, и с тех пор…

В общем, каждый раз, когда я отправляюсь в гости к Володе, меня снабжают разнообразными вкусностями, которые так здорово умеет готовить моя жена.

Сегодня в качестве представительского подарка мне был выдан торт «Наполеон». Домашнего изготовления, разумеется. И за чаем, во время вдумчивой дегустации, у нас как-то сам собой завязался разговор об этом неординарном полководце и политическом деятеле.

— Довольно необычно, — начал я, прихлебывая огненно-горячий чай, — что торт «Наполеон» известен широко и повсюду. А кондитерских изделий, посвященных полководцам, победившим его, практически нет.

— Угу, — подтвердил Володя, сражаясь с изрядным куском угощения. — Вы правы.

Он отложил недоеденное на край блюдечка и потянулся за салфеткой.

— А, кстати, вы не задумывались, почему в семье Бонапартов все дети получали обычные имена: Жером, Жосеф, Каролина, Полина, Люсьен, Луи… И вдруг, внезапно, Наполеон?

— Хм, — произнес я. — Как-то не приходило в голову. Бонапарт — это ведь тоже не по-нашему…

— Да, у нас часто считают, что имя — это просто название, никакого дополнительного смысла не имеющее. Но это не так. Всё переводится и имеет смысл. Фамилия Бонапарт, например, (Buonaparte) означает «большая, добрая, хорошая часть». Buona — parte. На понимании этого была основана российская шутка времен 1812 года: «Не все корсиканцы воры, но Buona — parte».

— Тогда и имя «Наполеон» что-то означает?

— Безусловно. Napoleone. Здесь явное созвучие со словом Неаполь (Napoli). И, кстати, торт «Наполеон» назван так не в честь полководца. А в честь города, где его придумали. Рецепт неаполитанский.

— Хм… — Я задумчиво почесал подбородок. — Получается, что Наполеон — по имени неаполитанец? Интересно, почему так?

— Да. Это действительно интересно.

Я задумался.

Вот казалось бы, имя французского императора постоянно на слуху. Все о нем знают, все могут рассказать и про Отечественную войну 1812 года, и про Аустерлиц, и про… в общем, много всего.

Но если начать разбираться в подробностях, то вся история Наполеона состоит из загадок. Отечественные историки до сих пор даже не определились: считать ли его отрицательным персонажем или положительным.

Во всяком случае, никогда в российской истории агрессор, захвативший половину страны и разоривший Москву, не пользовался такой популярностью.

Более того, общепризнано, что русская армия, триумфально захватившая Париж, вернулась из Франции, пропитанная духом вольнодумства, насажденного Наполеоном.

И это при том, что историю пишут победители, а проигравшие всегда выставляются в черном свете. Идеи же побежденного государства объявляются вредоносными, тлетворными и, на этом основании, предаются анафеме.

Сравните, что стало с идеологией нацизма после 1945 года?

В то время, как законы Бонапарта благополучно существуют уже третье столетие. Более того, французы гордятся своим императором, энциклопедия Британника считает Наполеона одним из наиболее выдающихся деятелей в истории Запада, а Кодекс Наполеона составляет основу законодательства ряда западноевропейских стран.

Пушкин, начавший поэтическую карьеру стихотворением «Воспоминания в Царском селе», где называл Наполеона тираном («Вострепещи, тиран! Уж близок час паденья»), к 1824 году полностью изменил свое мнение. В стихотворении «К морю» он пишет:

То есть теперь он уже не тиран и не «надменный галл», а гений и величавый «властитель наших дум»… Удивительная эволюция взглядов.

В целом же, все сходятся во мнении, что он был чудо, как хорош. Даже непонятно, стоило ли его побеждать?

1833 год. «Наполеон, коронованный Хроносом»

То есть Время (Хронос) воздаст ему венок славы

Я поднял взгляд на своего собеседника.

— А давайте сегодня устроим своеобразный суд над Наполеоном, — предложил я. — Одно время было модно проводить такие мероприятия. Один из нас будет выступать в защиту подсудимого, другой обвинять его. И по итогам подсчитаем чего больше: плюсов от его правления или минусов.

— Себе выбираете роль адвоката? Или прокурора?

— Предоставлю решать вам. Хотя полагаю, что…

— Я попробую защиту, — прервал меня Владимир Александрович. — Понимаю, что обычно мне приходилось выступать на стороне обвинения. Но для разнообразия…

— Хорошо. Приступим. С чего начнете?

— Адвокаты обычно начинают защиту с трудного детства.

— Оно было трудным?

— Скорее загадочным.

О как!

Я уселся поудобнее и приготовился слушать.

 

Тайна рождения

Итак, российский историк Евгений Тарле, начиная изложение биографии императора Франции, сообщает следующее: «В городе Аяччо, на острове Корсике, 15 августа 1769 г. 19-летняя жена одного местного дворянина, занимавшегося адвокатской практикой, Летиция Бонапарте, находясь вне дома, почувствовала внезапное приближение родовых мук, успела вбежать в гостиную и тут родила ребенка. Около родильницы никого в этот момент не оказалось, и ребенок из чрева матери упал на пол».

Мария Летиция Рамолино. Мать Бонапарта

Здесь можно выделить два ключевых момента. Во-первых, молодая мать, в момент внезапного (!) приближения родовых мук, находилась вне дома.

Во-вторых, никто не видел непосредственно самих родов. «Около родительницы никого не оказалось». И только потом родне и широкой публике были явлены и роженица, и ребенок у нее на руках.

В документальном фильме «Наполеон», снятом ВВС (Совместное производство DOCSTORY и AB PRODUCTIONS. Постановка Жана Луи Моло) рождение Наполеона представлено еще более необычно. Там сообщается, что «15 августа 1769 года, будучи беременной своим вторым сыном, Мария Летиция стремительно вышла из собора. В сильных схватках она едва успела добраться до своего дома на улице Малербо, чтобы разродиться мальчиком. Его назвали Наполеоне».

То есть Летиция Бонапарт, незадолго до появления у нее второго ребенка, была не просто ВНЕ дома. Она находилась в городском соборе. И, несмотря на сильные родовые схватки, могла стремительно двигаться.

Момента родов никто не видел, но в семье появился ребенок, которого назвали весьма необычно — неаполитанец.

— Погодите, — остановил я своего собеседника. — Вы так излагаете, что получается, будто Наполеон был приемным ребенком. И Летиция не рожала, а получила его на руки в городском соборе.

— Вы верите в роды на бегу?

— Ну-у…

— Кроме того, по своим талантам Наполеон превосходил братьев и сестер так, как небоскреб превосходит высоту теснящихся у его подножия пятиэтажек. Никто из родственников даже приблизительно не обладал его способностями. В фильме ВВС сказано: «Каждый из них получил нерядовой статус лишь благодаря Наполеону».

— И все-таки ваша версия слишком фантастична.

— Не спорю. Тем не менее, можно перечислить доводы в ее пользу. Их три: необычное рождение, необычное имя, особые способности. С этим согласны?

— Э-э… насколько я помню, Наполеон воспитывался дома только до девятилетнего возраста. Затем отец сумел пристроить его в престижное военное училище. Возможно, именно благодаря таланту педагогов Наполеону удалось раскрыть свой дар полководца?

— Вы в значительной мере правы, — кивнул мой просвещенный друг. — Военный колледж Бриена действительно оказал на будущего императора огромное воздействие. Однако, старший сын семьи Бонапартов Жозеф обучался там же и в то же время. Увы, с другим результатом.

— Хм-м… — я почесал макушку. — Возможно, тут действительно есть некая загадка. Но каким образом это относится к теме нашего разговора? Мы вроде бы собирались оценить деятельность Наполеона. Решить, отнести ли его к благодетелям человечества, либо же к тиранам и военным преступникам. Разве нет?

— Это верно, — вынужден был признать Владимир Александрович. — Но есть один нюанс.

— Ну-ка…

Мой собеседник вздохнул и отставил чашку.

— У нас принято смеяться над американцами, которые считают, что главным сражением Второй Мировой войны было нападение японцев на Перл-харбор. Про остальное они смутно подозревают, что «и еще где-то тоже сражались».

— При чем здесь это?

— А когда речь заходит о Наполеоне, мы упираемся в 1812 год, где ярко, в деталях вспоминаем Бородинский бой. Про остальное же… честно говоря, не все даже знают, что «и еще где-то тоже сражались».

— Вы не согласны с тем, что битва при Бородино — самое крупное сражение той войны?

— Если речь о Великой Отечественной 1812 года, то да, бесспорно. Но, чтобы не уподобляться американцам, давайте перечислим ВСЕ основные этапы наполеоновских войн.

— Даже те, которые не касаются России?

— Ну это как сказать… По сути, в то время шла мировая война. И, кстати, вовсе не Наполеон ее начал.

С этими словами мой собеседник встал, отошел к книжной полке и бережно извлек большой том энциклопедического словаря.

— Вот, — сказал он, доставая из книги несколько листов, скрепленных степлером, — выписывал на досуге некоторые события… Взгляните, это довольно любопытно.

Я быстро пролистал страницы… Да, список был весьма внушительный. Тут надо изучать и изучать.

— Вы посмотрите, — с легким нажимом в голосе предложил Владимир Александрович. — Я пока чаю свежего заварю.

Ладно, давайте взглянем.

Текст на листках был озаглавлен весьма пафосно: «Хроника мировой войны, не имеющей номера».

Уже при чтении первой страницы я пару раз хмыкнул. Сведения были известные, но раньше я как-то не увязывал их друг с другом.

На второй странице я приподнял брови. Ничего себе…

На третьей… Ого! Однако…

Когда вернулся Володя, я все еще читал.

— Ну как? — спросил он, терпеливо дождавшись пока я не отложил листки.

— Довольно неожиданно. То есть не то, чтобы я об этом никогда не слышал, но…

— Излагайте, излагайте…

— Во-первых, меня поразило, что благодаря Наполеону, оказывается, возникло множество государств, которые, как нам сейчас кажется, существовали всегда. Германия, Польша, Финляндия… Даже США!

— Ну, штаты-то возникли, как государство, до него.

— В виде миниатюрного зародыша. А в 1803 году, когда Наполеон продал им Луизиану за 15 миллионов долларов, территория этой страны увеличилась вдвое.

— Хм..

— Во-вторых, я никогда не связывал с Бонапартом события в Южной Америке. А оказывается, что практически все страны этого континента провозгласили свою независимость после того, как французские войска захватили Испанию.

— Естественно. Испания была метрополией, которой принадлежала практически вся Латинская Америка. Не случайно испанский язык там основной. А когда метрополия пала…

— Да! Наполеон, кстати, попытался прибрать к рукам и колонии, для чего отправил миссию в Каракас. Но сил не хватило.

— Безусловно. В одиночку Франции такой объем задач было не потянуть. Поэтому Наполеон был кровно заинтересован в союзе с Россией. На пару они бы мир поделили, как Бог черепаху. Согласны?

— Возможно. Россия, кстати, в эту эпоху всеобщей драки, времени даром не теряла. И постоянно присоединяла к себе территории на Кавказе и в Скандинавии, отжимая их ослабевших соседей.

— Получается, что обвинить Наполеона в развязывании захватнических войн, мы не можем. Согласны?

— Ну-у…

— Все дрались со всеми, а он, с одной стороны, отстаивал интересы Франции, а с другой… вводил на завоеванных территориях более прогрессивный способ правления. Который, кстати, в том или ином виде эти территории сохранили до сих пор.

— Пожалуй, соглашусь, — произнес я после некоторого раздумья. — Но!

— Есть другие мнения?

— Есть. Давайте для примера рассмотрим Египетский поход Наполеона. В вашем списке он обозначен очень кратко, а там есть интересные нюансы.

— Внимательно вас слушаю.

 

Египетский поход

Я сел поудобнее и с удовольствием (всегда приятно демонстрировать эрудицию) начал так:

— В 1798 году французская армия под предводительством молодого корсиканца высадилась на средиземноморское побережье Египта.

До этого времени на территорию этой древней и загадочной страны европейцев практически не допускали. Историки едва могут набрать пяток имен европейских исследователей, которые оставили свои дневники и записи правителях, гробницах, храмах и обычаях Египта. Причем большинство из них, как считается, проделали свои путешествия по берегам Нила задолго до наступления нашей эры.

Но когда Бонапарт явился на эту древнюю землю с пушками, оказалось, что на этот довод защитникам пирамид возразить нечего.

Войско Наполеона в Египте

Я не буду обвинять нашего героя в том, что после его вторжения началось активное изучение Египта, которое так же характеризуется, как масштабное разграбление страны.

Потому что, если бы не французы, туда пришли бы англичане. То есть разграбление было неизбежно. А вот изучение — нет.

Во-вторых, Наполеон, не был тогда императором, самовластно принимающим решения. И, в-третьих, он-таки создал Институт Египта и позаботился, чтобы по итогам его экспедиции была осуществлена серия публикаций «Описание Египта», ставшая результатом труда около 160 учёных, 2000 художников и 400 гравёров.

Не забудем и Роззетском камне, найденном во время Египетской кампании Наполеона. Тексты, начертанные на этом артефакте дали возможность расшифровать иероглифы и прочесть древние тексты пирамид.

— Угу, — сказал Володя, задумчиво почесав бровь. — Так я не понял, вы сейчас Бонапарта в чем-то все-таки обвиняете или поете ему хвалу?

— Во вторжении не обвиняю. Он был генерал, приказали — пошел воевать. Но!

— Слушаю, слушаю…

— Почему Бонапарт отдал приказ стрелять из пушек в лицо Великому Сфинксу? Что это за припадок немотивированного варварства?

— Хм…

— Нет, можно было бы понять, — распаляясь, продолжил я, — разрушение какого-либо храма. В рамках борьбы с местными жрецами, которые явно были не на стороне завоевателей. Но Сфинкс… Бессмысленная акция вандала. Иначе просто не могу назвать.

— Ага, — откликнулся мой собеседник. — То есть вы обвиняете его в преступлении против культурного наследия.

— Против культурного наследия человечества! — потряс я воздетым указательным пальцем.

— Понял. Теперь изложу доводы защиты.

— Они у вас есть? — удивился я.

— Разумеется. — Владимир Александрович откинулся в кресле. — Итак, чтобы понять происходящее, нам необходимо вернуться на семь лет назад. В период самого разгара французской революции.

— Это тут при чем?

— В июне 1791 года король Людовик XVI был фактически уже отстранен от власти. Сохранялись какие-то шансы, что он останется царствовать, но не править, по примеру монархов Великобритании. Но в любом случае, его судьбу решали чужие люди. Не он.

В такой обстановке возникла идея бежать за границу. Королевское семейство тайно погрузилось в карету и в сопровождении трех телохранителей двинулось на восток.

И бегство, возможно, удалось бы. Но! Профиль короля был отчеканен на золотой монете Франции и, следовательно, известен всем подданным.

По профилю его и опознали. Карета была задержана, король возвращен в Париж и вскоре казнен.

Голова Людовика XVI

Профиль, знакомый по монетам

— И как это относится к нашей теме? — спросил я после некоторого молчания.

— Смысл здесь в том, что когда практически каждый хорошо знает как выглядит правитель страны, это не всегда полезно для последнего.

— Не улавливаю вашу мысль.

— Золотые монеты с профилем короля уничтожить было невозможно. Все ж таки валюта — одна из основ государства. А вот лицо Сфинкса… ничто не мешало расстрелять его из пушек и списать это на издержки войны.

— То есть вы хотите сказать, что Сфинкс имел портретное сходство с…

— Теперь, разумеется, проверить это невозможно. Но согласитесь, в этом случае действия Наполеона обретают вполне конкретный смысл.

Наполеон вдохновляет солдат

— Вы намекаете, что Бонапарт… Что приемный сын, таинственным образом появившийся в семье корсиканцев, на самом деле был потомком фараонов?

— Потомком династии древних правителей. Так точнее.

— Но…

Я не нашел слов. Ну просто…

У меня даже дыхание перехватило.

Нет, ну как такое в голову-то могло прийти? Где Наполеон, а где фараоны. Это ж ни в какие ворота!

Володя подождал некоторое время в надежде, что я приду в себя…

Потом заговорил снова.

— Обратимся теперь к последним дням императора.

Я постарался сфокусировать взгляд на собеседнике.

 

Смерть на острове

— Итак, — продолжил Владимир Александрович, — когда русские войска, а затем и союзники вошли в Париж, обнаружилось, что по городу бродит более двухсот человек, каждый из которых заявляет, что он — Наполеон.

— Двойники?

— Да. И для того, чтобы отправить поверженного императора в ссылку, нужно было выделить из этой толпы (две роты!) нужного. Как?

— М-м… — я вспомнил про портреты, Сфинкса и замотал головой. Нет, только не это. Только не бред про фараонов. Останемся на почве реальности. — Проще всего опросить тех, кто хорошо знал Бонапарта лично.

— Угу. Но тут есть нюанс. Все близкие были на стороне Наполеона. Стали бы они помогать захватчикам, врагам Франции в том, чтобы отдать своего императора на поругание?

— Ну-у… Я понял к чему вы клоните. Вы хотите сказать, что на острове Святой Елены умер двойник Наполеона, а сам он скрылся. Ушел, так сказать, в подполье. Верно?

— Считаете, что это невозможно?

— Да нет. Кстати, существуют слухи и легенды, что Наполеон действительно исчез, а потом появлялся в разных местах… Доводилось читать. И даже аргументы там приводились кое-какие. Но!

— Но?

— Не надо считать союзников, и англичан, как главных тюремщиков поверженного императора, наивными людьми. Шесть лет Бонапарт провел на острове. И за это время ни разу не проговорился? Не обнаружил незнание каких-то элементарных вещей?

Нет, я допускаю, что двойник мог быть великим артистом, но он же не прожил жизнь рядом. И не мог знать досконально…

— Я понял, о чем вы, — перебил меня Володя. — Однако если мы попристальнее всмотримся в окружение нашего ссыльного, то окажется, что рядом с ним, неотступно были не только тюремщики.

— Да? А кто еще?

— Несколько слуг и некий Жан Рош Куанье. Простой воин, который прошел с Наполеоном все, то есть буквально все, военные кампании, а в конце жизни по собственному выражению «последовал за падающей звездой по имени Наполеон Бонапарт».

Этот Жан Рош, преданный бонапартист, не только всю жизнь посвятил своему императору, но и оказался человеком насколько осведомленным, что в 1840 году опубликовал мемуары.

— Вы хотите сказать, что двойнику, в случае затруднения, было к кому обратиться за советом. Так?

— А разве нет?

— Не убедили. Не верю.

Владимир Александрович усмехнулся.

— А защита не обязана что-либо доказывать. Она должна лишь показать, что события могли развиваться и другим путем. Этой цели мы достигли. Не так ли?

Я подумал.

Возразить было нечего.

 

Война с Россией

— Ну, хорошо, — произнес я, наконец. — Допустим. Пусть даже все так, как вы говорите. Но это не отвечает на главный вопрос: должны ли мы считать Наполеона положительным героем? Или он все-таки демон войны, погубивший множество людей?

— Сформулируйте обвинение более конкретно.

Я снова задумался. Да, Володя был прав. Война без жертв не бывает. Так что обвинять нужно не всех участников, а инициаторов. Разжигателей войны.

Выше мы, вроде бы, уже установили, что в эпоху Наполеоновских войн все дрались со всеми. Так что обвинять в жертвах одного лишь французского императора… Сами французы его, кстати, не обвиняли. А вот русские…

— Давайте не будем растекаться мыслью по древу, — предложил я, — а сосредоточимся на Отечественной войне 1812 года. То есть на том, что знаем лучше всего. Кстати, именно здесь было наибольшее количество погибших.

Владимир Александрович подумал и кивнул.

— Итак, — рассказывая о событиях российской истории, я чувствовал себя уверенно, — никто не станет отрицать, что в данном случае агрессором был именно Наполеон. Он вторгся на нашу территорию. Так?

— Согласен.

— Далее. В результате наступления французских войск были разрушены и сожжены российские города. В частности, Смоленск и Москва. Более того, Москва была разграблена. В ней погибли ценнейшие архивы, в том числе бесценное собрание древних рукописей Мусина-Пушкина. И в заключение, уже после ухода из нашей столицы, французы совершили акт бессмысленного варварства. Они взорвали кремлевские башни.

Ш. Ланглуа. Наполеон в Смоленске

— Угу, — хмыкнул Володя.

Не то, чтобы он со мной согласился, но как бы принял мои слова к сведению.

— Будете возражать? — поторопил я.

— Буду.

Даже интересно стало: какие оправдания тут можно найти?

— Начнем с того, — скучно произнес мой эрудированный собеседник, — что русский царь вовсе не спешил отбивать вторгшиеся войска на границе. Когда гонец, загнав несколько лошадей, ворвался во дворец, где Александр I присутствовал на балу, царь выслушал новости, кивнул и удалился. А первые распоряжения по сдерживанию врага отдал только наутро.

— Русская традиция, — пробормотал я под нос.

— При изучении этой Отечественной войны, — невозмутимо продолжил Володя, — всегда восхваляют гений Кутузова, который маневром отступил в тыл французской армии, и тем перерезал пути снабжения продовольствием и фуражом.

— В начале-то войны командовал не Кутузов.

— Верно. Две армии, одна под командованием Барклая де Толли, другая Багратиона были разделены на границе. Наполеон нацелил острие удара между ними и заявил, что русские полководцы никогда больше не встретятся.

— Но они встретились. Под Смоленском.

— Ага. А могли бы двумя встречными ударами сразу перерезать французской армии пути снабжения и устроить грандиозный котел.

— Но…

— Знаю, знаю. Оправдание в том, что сил было не достаточно для победы. Но достаточно, чтобы связать противника боем. А там подошла бы армия Чичагова, другие войска, а?

— Сейчас мы можем рассуждать как угодно, — мрачно заявил я. — Потому что не знаем в полной мере обстановки. Кроме того, полководческий гений Наполеона…

— Да, — перебил меня Владимир Александрович. — В полной мере обстановки мы не знаем. Но сохранилось свидетельство, что Багратион прямо обвинял Барклая де Толли, бывшего тогда военным министром России, что тот «тащит Наполеона в Москву».

— Э-э… Но это же нелепо. Зачем?

— А вот это правильный вопрос.

— И вы знаете ответ?

— Да. Думаю, что знаю.

И замолчал. Вот злодей!

 

Почему сдали Москву?

— Ну же, Володя… — подтолкнул я.

Владимир Александрович громко вздохнул.

— Видите ли, Юрий Петрович, когда речь заходит об истории России, все обычно вспоминают только историю Романовых. Которые правили всего 300 лет. А история нашего государства насчитывает уже тысячелетие.

— И?

— Первые семьсот лет практически стерты из документов и из памяти людей. И это не случайно.

— Володя, давайте ближе к теме.

— А я по теме. — Он откинулся в кресле и побарабанил пальцами по подлокотнику. — Придя к власти, Романовы много усилий приложили к тому, чтобы уничтожить следы правления предыдущей династии. Сжигали книги, сжигали людей, не желавших отречься от прежней веры… Основной массив информации был уничтожен при Алексее Михайловиче и Петре I. Потом, при Екатерине II Герард Фридрих Миллер объездил Сибирь, собирая там старопечатные книги (так называемые «портфели Миллера»), которые затем таинственно пропали.

При Екатерине же практически во всех старинных городах Руси случились массовые пожары, после которых города обрели новую планировку — прямые, широкие проспекты, проложенные поверх пожарищ.

В настоящее время во всей стране практически не найти архитектурных памятников доромановской эпохи. Куда ни погляди — XVII век и позднее.

От более ранних строений сохранились в лучшем случае подвалы.

Но семьсот лет — это все-таки много. И при Александре I многочисленные следы еще оставались. Как архитектурные, так и документальные.

В частности, в огромном собрании Мусина-Пушкина еще в эпоху Екатерины было 1725 рукописей, и оно активно разрасталось. В его коллекцию поступали целые библиотеки. Так, к нему перешли полностью библиотека профессора Московского университета А. А. Барсова, часть книжного собрания и рукописей историка и поэта И. П. Елагина. Книжные редкости завещал Алексею Ивановичу архангельский архиепископ Аполлос (Байбаков). К нему со временем перешла и библиотека архимандрита Иоиля. Библиотека историка И. Н. Болтина была куплена императрицей специально для собрания А. И. Мусина-Пушкина. Большая часть книг и рукописей историка В. Н. Татищева также влилась в собрание.

Словом, это был огромнейший архив, который целиком, за исключением двадцати рукописей, сгорел в пожаре Москвы.

— Кхм, — кашлянул я. Как-то неожиданно пришлось.

— Причем, — уточнил Володя, — поджигали Москву отнюдь не французы. Наполеон пытался остановить пожары. Его солдаты ловили поджигателей, судили их, казнили. Но…

Суд над поджигателями. Картина художников Наполеона

— То есть вы хотите сказать, что Наполеона специально заманили в Москву, чтобы под этим предлогом уничтожить древние документы?

— Не только документы, но и древнюю архитектуру Москвы. Потому что горело преимущественно вокруг Кремля. То есть наиболее древняя часть города.

— Ветхая?

— Ну, французские офицеры в своих воспоминаниях характеризовали это иначе. — Володя поискал на книжной полке блокнот. Потом открыл его и зачитал: — «Вид на эту столицу с холма, откуда Москва предстала перед нашим изумленным взором, — записал в дневнике 21 сентября 1812 года Фантен дез Одар, — как будто перенес нас в детские фантазии об арабах из сказок тысячи и одной ночи. Мы были внезапно перенесены в Азию, так как [то, что мы видели] уже не было нашей архитектурой… В отличие от устремленных к облакам колоколен наших городов Европы, здесь тысячи минаретов — одни зеленые, другие разноцветные — были закруглены и блестели под лучами солнца, похожие на множество светящихся шаров, разбросанных и плывущих над необъятным городом. Восхищенные этой блестящей картиной, наши сердца забились сильней с гордостью, радостью и надеждой» [Fantin des Odoards L.-F. Op.cit. P. 331–332.]».

Кварнеги. Теремной дворец и собор Спаса на Бору

— А вот другое свидетельство, — Володя перелистнул страницу и прочел дальше: — «Польский граф майор П. Дунин-Стжижевский в письме жене отметил, что город „нам показался в высшей степени великолепным… Все дворцы огромны, обладают непостижимой роскошью, их архитектура, их колоннады восхитительны. Интерьеры этих огромных строений украшены с отменным вкусом; начиная с вестибюлей, лестниц, вплоть до чердака — все совершенно. Я видел очаровательной работы статуи в натуральную величину из античной бронзы, держащие канделябры в 20 свечей“. И далее: „Французы, сами столь гордящиеся Парижем, удивлены величием Москвы из-за ее великолепия, ее роскоши, которая соответствует найденным здесь богатствам“. [П. Дунин-Стжижевский — жене. Москва, 12 октября 1812 г. // Ibid. P. 79.]»

— И еще:

«Мы были поражены чудным видом Москвы, и авангард с восторгом приветствовал город криком: Москва! Москва! — пишет Labaume. — Все бросились на высоту и наперерыв один перед другим открывали и указывали друг другу новые красоты. Дома, выкрашенные разными красками, купола, крытые железом, серебром и золотом, удивительно разнообразили вид; балконы и террасы дворцов, памятники и особенно колокольни давали нам, в общем, картину одного из тех знаменитых городов Азии, которые до тех пор мы считали существовавшими только в воображении арабских поэтов».

— Арабских?

— Ну да. Так сказать, «О, дивный Восток! О сказочный край!»

— Так, стоп, — я замотал головой. — Вы тут распинались, что древних памятников на Руси не осталось. Дескать, все уничтожены злодеями Романовыми. А как же Дмитриевский собор во Владимире, Георгиевский в Юрьеве Польском, храм Покрова на Нерли… Что такого сугубо арабского, или хотя бы восточного вы в них увидели?

— Вы правы. Сейчас разглядеть в них что-то восточное действительно сложно. Все названные вами храмы пережили масштабные реконструкции. Георгиевский, например, был разобран до фундамента и собран заново. Это видно по тому, как разорваны резные узоры, прежде покрывавшие стены храма сплошным ковром.

— То есть вы хотите сказать, что Наполеона нарочно заманили в Москву, чтобы под этим предлогом…

— А как еще можно понять то, что происходило?

Володя уставился на меня, как бы ожидая возражений. Я молчал, пытаясь как-то уложить в сознании полученные сведения. Да, был Бородинский бой, но с ним, если вдуматься, тоже много неясностей. А потом после таинственного совета в Филях, в котором протокол не вели и суть совещания никак никем не разглашалась, армия просто отступила. Ну да, маневр, да, желание сберечь армию и тем спасти Россию…

— Кстати, — Володя, похоже, решил подлить масла в огонь моих сомнений, — Наполеон пытался идти и на Петербург, бывший тогда столицей. Там находился царь, вся правящая верхушка. Взятие Петербурга принудило бы Александра I к капитуляции. Но не вышло. На столичном направлении сопротивление русской армии оказалось в разы сильнее. А вот Москву сдали без боя.

— Не совсем без боя, — пробормотал я довольно угрюмо.

— Хорошо. Но давайте взглянем на карту пожаров. На ней можно разглядеть только один островок, уцелевший во всеобщем пламени — это район на западе от Кремля. Казалось бы, сделай там архитектурный заповедник. Исторический музей под открытым небом, а?

— Тогда все было частное, — буркнул я. — Не до музеев.

— Вот именно. Поэтому сразу после ухода французов, там всё снесли и построили грандиозный Храм Христа Спасителя. Чтобы уж не оставалось никаких следов прежнего архитектурного облика.

— Как-то неправильно вы все это подаете, — не выдержал я. — Однобоко. И постоянно Россия оказывается какой-то страной варваров: архивы сожгли, собственную столицу уничтожили…

Володя усмехнулся.

— Во-первых, мы так распределили роли: я защищаю Наполеона. А во-вторых, обвиняю я ни в коем случае не Россию, а тогдашнего царя Александра I. Которого, кстати, Александр Сергеевич Пушкин охарактеризовал весьма нелестно:

Правитель слабый и лукавый,

Плешивый щеголь, враг труда,

Нечаянно пригретый славой

Над нами царствовал тогда.

А в утешение вам могу сказать: архитектура сгоревшей Москвы не погибла безвозвратно.

— Да?

— Да. Дело в том, что в Россию Наполеон, как и в Египет, отправился в сопровождении целой когорты художников. Которые тщательно зарисовывали все, что попадалось им на глаза. Эти графические работы до сих пор существуют.

— Где?

— Могу предположить, что в Музее Наполеона во Франции. Во всяком случае, в одном из документальных фильмов, выпущенных в России в 2012 году (в честь 200-летия победы в Отечественной войне 1812 года) французский посол демонстрировал часть этих рисунков. Любопытно было бы ознакомиться с этим собранием более подробно.

Демонстрация рисунков, сделанных художниками Наполеона в Москве

Любопытно рассматривать эти рисунки. Видно, что архитектура, в частности, Кремля заметно отличается от того, что привычно нам сейчас.

Поднятие флага в Кремле

Я поморгал. Информация, в принципе, была интересной. Но выглядело все как-то слишком непривычно. Дико, если честно сказать.

Наши жгут свои города, а французы-захватчики спасают то, что можно. Вот как такое уложить в голове?

Поэтому отвечать я ничего не стал, а просто вернулся к уже заданному вопросу:

— А кремлевские башни зачем понадобилось взрывать?

Володя, как бы понимая мое состояние, не спешил с ответом. Он откинулся в кресле, побарабанил пальцами по столу… и только потом неуверенно, словно сомневаясь стоит ли продолжать, произнес:

— А вы знаете, что такое «надвратная церковь»?

— Э-э… Ну, в старинных русских городах… во Владимире, например, над башней, расположенной в крепостной стене строили церковь. Яркий пример — Золотые ворота во Владимире.

Золотые ворота

Кремлевские башни

Если внимательно посмотреть на башни Московского Кремля, то видно, что они состоят из собственно башни и некого декоративного строения сверху.

В Спасской башне в настоящее время в этом надвратном строении находится механизм башенных часов и куранты. Но что там было изначально?

Попробуем порассуждать.

В июле 2010 года реставраторы сняли слой штукатурки, покрывавшей фасадную часть башни, и обнаружили там сохранившуюся икону Спаса.

Стало понятно, почему башня именно Спасская.

В те же дни проводилась реставрация Никольской башни, и там была обнаружена икона святителя Николая.

А есть еще башни Троицкая и Предтеченская (Боровицкая).

То есть прослеживается прямая связь между названиями башен и широко известными иконами. И можно предположить, что это не случайно.

Что все башни изначально имели надвратные церкви соответствующего святого: Спаса, святителя Николая, Иоанна Предтечи, святой Троицы и так далее.

Спасская башня. 1883 год

— Достаточно, я понял вашу мысль, — Володя, похоже, заготовил длинную речь об архитектурных особенностях Кремля, но мне его идея уже была понятна. — Вы хотите сказать, что в 1812 году уничтожить старались не сами башни, которые, кстати, не так-то просто взорвать, а надстройки. То есть те сооружения, которые возвышались над вратами. Так?

— Да, именно так. Видимо, внешний облик надвратных церквей значительно отличался от того, к чему мы привыкли сейчас. Не случайно же французы в воспоминаниях пишут о большом количестве минаретов в Москве.

— Ну, это они, скорее всего, минареты с колокольнями перепутали.

— Да. Видимо, они похожи были.

Французы в Москве. Видны колокольни-минареты

— Кхм, кхм, — прокашлялся я. — Давайте не отвлекаться. У нас по-прежнему не решен вопрос: кто же взрывал кремлевские башни? Ну, или по-вашему — церкви на них.

— Вот! — Володя поднял палец. — В самую точку. Кто?

— В интернете можно прочесть, что Спасская башня после ухода французов была подготовлена к взрыву. Но подоспели донские казаки и затушили горящие фитили. Так что не надо. Наши не минировали, а предотвратили взрыв.

— Да-да, — охотно кивнул мой собеседник. Он как будто даже обрадовался моим словам. — Давайте представим, как все происходило.

Я приподнял брови. Что тут представлять? Вроде все понятно…

— Итак, — продолжил Владимир Александрович, — Наполеон принял решение спешно покинуть Москву. По каким-то причинам он так торопился, что даже отменил запланированный парад по захваченному городу.

— Понял ваш намек, — перебил я. — Вы хотите сказать, что у французов не было времени, затаскивать порох (а его требовалось немало для таких массивных сооружений) в башни. Но что мешало им сделать это заранее?

— Нет. Я хотел сказать о другом.

— Нет?

— Как известно, Никольская башня была взорвана через сутки после ухода наполеоновской армии. Каким образом? Радиоподрыв исключен, часовой механизм, который сработал бы в определенное время, тоже… Да, собственно, вы сами сказали, что для взрыва пытались применить самое примитивное устройство — фитиль. То есть мы должны представить, что французы, покинув город, оставили в нем несколько лазутчиков-камикадзе, которые ровно через сутки должны были поджечь фитили. Так?

Мне не понравилось, как это прозвучало. Действительно, как-то непонятно: зачем через сутки? Ведь был велик риск, что наши войска (или просто жители) вернутся в оставленную столицу и сорвут запланированную акцию. Собственно, в случае со Спасской башней так и произошло.

— Что же получается? Французы ушли, а специально подготовленные люди спешно принялись загружать башни порохом… как раз сутки потребовались, чтобы подвезти взрывчатку, перегрузить, подготовить все ко взрыву…

— А казаки?

— А они не в курсе были высокоумных политических интриг. Вот и сорвали планы.

Но большая часть старой Москвы была уничтожена.

Французы в Москве. Храм справа имеет непривычный облик

Я почувствовал, что устал и не хочу больше спорить. Может быть в словах Володи и есть какое-то рациональное зерно, но для меня это неприемлемо. Уничтожать собственную столицу?

Нет. Это слишком дико и не укладывается в голове. Не хочу. И вообще, пора заканчивать.

Володя уловил мое настроение и молчал.

— Мне нужно обдумать, все что мы тут наговорили, — сказал я.

— Хорошо. Наговорили мы действительно много. А думать всегда полезно.

Он улыбнулся.