МОЙ ДНЕВНИК
Чудесное название! Как это я до него раньше не додумалась?
Ночь с 13 на 14 января, 1 час
Спать не хочется. Буду писать, а то все позабуду и, кроме того, некогда будет: третья четверть боевая! Нужно бы отдохнуть перед ней, но в каникулы, хотя и ничего путного не сделала, не отдохнула, а устала порядком. Рада, что каникулы уже кончились. В первый же день каникул — 30 декабря 1936 года — было комсомольское собрание. Я очень люблю нашу комсомольскую группу. Правда, большинство наших комсомольцев — ученики 10-х классов, я их мало знаю, но они все такие дельные, боевые, веселые, дружные: нам, девятиклассникам, есть у них чему поучиться. Обсуждались итоги второй четверти. В основном у нас дело обстоит благополучно: молодцы комсомольцы, не подкачали! В нашей группке (Лида, Ида, Леня и я) на четырех человек приходится 42 «отлично» — в среднем на каждого комсомольца больше, чем в остальных группах.
3 января — военные занятия, на которых было восемь человек. Практиковались с носилками, причем мы никак не могли поднять Лиду (пришлось заменить ее какой-то маленькой девочкой), а затем — о радость! — нам выдали на дом противогазы.
4 января утром я с мамой и Лидой смотрела «Ромео и Джульетту». Джульетта — прелесть, Ромео — тоже, но все же мне непонятно: неужели настолько велика сила любви, что превращает даже храбрых мужчин в тряпки? Лида согласна со мной, что для этого нужно испытать все самим, чтобы понять это как следует.
Я вышла из театра в половине пятого, а в четыре — начало вечера отличников. Сначала я уговаривала Лиду, чтобы ехала, но тщетно, а затем ей пришлось меня уговаривать, так как мне не хотелось опаздывать. Но я не опоздала: вечер начался в пять часов. По звонку мы зашли в столовую и там (без всякого приглашения) уселись за столы. Выступал директор, Наум Тимофеевич, Рива и десятиклассники. Затем желающих выступать не было, и Рива вызвала (вызвала!) меня. Говорить мне было нечего, я постояла и села. Но этим не кончилось — она вызвала вторично. Пришлось говорить...
Наконец в школу. Мы узнали радость: школа наша на первом месте в районе. Постараемся, чтобы и Красное знамя было наше.
14 января. Тоже двенадцатый час
Неприятность: у меня из «Зоологии» выдрана тема «Одноклеточные», а мне нужно повторить ее к завтрашнему дню. Повторила по тетрадке 6-го класса, но, кажется, мало что знаю. Сейчас сижу, окруженная позитронами, нейтронами и прочей прелестью (вот бы мне их на самом деле узреть!). Завтра заканчиваю свой доклад, который так безжалостно был прерван каникулами. Меня выручила «Наука и жизнь»: я не знала из книги Вальтера «Атомное ядро» куда девать β-лучи, а оказывается, уже почти твердо решено, что нейтроны состоят из протонов и электронов.
21 февраля. Утро
Нас сняли с соревнования за то, что не развязались носилки. Оскорбленные, мы ушли. А когда было заседание судейской коллегии, все напали на главного судью, теперь — ура! — нас выставляют тоже на городские соревнования. А ведь я счастливый капитан: у меня в команде такие быстрые одевальщицы (есть такое слово?) противогаза, как Ида и Лида, такая меткая мастерица тушения бомб, как Нина, да и Браун такой же. Я назвала только этих, но не значит, что остальные плохи. Степанов и Глуз быстро раскрывают носилки, Котик может хорошо командовать. А главное, у нас есть сработанность и желание работать. Причем так: пятерка у нас хуже, чем восьмерка. Радость, радость! Но...
У СССР глубокое горе: умер 18 февраля 1937 года в 5.30 вечера Серго Орджоникидзе. Умер. Внезапно, неожиданно. Его смерть ударила по всем, как гром. И все, вся радость пропала. Сейчас все везде говорят только о нем, музыка по радио печальная, печальная, печальная, мама плачет, а я (я, комсомолка!) не могу сдержать слез. Странная штука смерть: сколько раз встречаемся с ней, но она всегда является по-новому, всегда страшная, неизвестная... Радость надолго пропала. 23 февраля будет День Красной Армии, празднество, но какая это уже радость?!
А кругом слышится: «Прощай, наш дорогой тов. Серго!»
24 марта
Я плохая комсомолка в том смысле, что неаккуратно отношусь к «мелким» поручениям, вроде заметок в стенгазету. Я с полчаса торговалась с Фрумкиным, буду я писать заметку или статью. Нужно было писать о 9-х классах. Это было перед выходным, а после выходного, собираясь в школу, я вспомнила, что заметка не написана. Села и написала... Фрумкин дежурил на лестнице. Когда я проходила мимо него, он безо всякой надежды в голосе напомнил мне о заметке. Он знал, что ему еще не раз придется напомнить мне, прежде чем он завладеет заметкой. Но я открыла портфель и подала ему два исписанных листа. Он растерялся от удивления: не ожидал от меня этого. Почему? Почему, если я отлично отвечаю урок или пишу сочинение, почему никто этому не удивляется, а если вовремя написала заметку, это вызывает удивление? Потому, что легкомысленно отношусь к обещаниям по «мелочам». Это недостойно комсомолки.
25 марта
Сейчас чудно играет кто-то на скрипке. Я очень люблю скрипку — больше всех музыкальных инструментов. Но действие ее на меня почти всегда соответствует настроению. Слушать же ее я готова и радостная и печальная. Музыка клонит к мечтаниям, вызывает воспоминания...
Я пускаюсь в поэзию.
...Темно. С реки дует легонький ветерок, приятный-приятный. Звезды горят на небе, и, как бы с ними соревнуясь, горит огнями огромный мост через Волгу — Оку. Он резко выделяется на темном фоне ночной реки. У нас в Москве таких мостов нет, да и откуда им взяться, когда нашу речонку курица вброд переходит?
Десятый час. Пароход скоро отходит. Мы сидим на верхней палубе и прощаемся с Горьким. Вот он лежит на горке, над рекой, сияя ночными огнями. Невольно не хочется говорить о простом и обыденном. Мы мечтаем и... боимся мечтать.
Но мечтать так хорошо! Ведь если бы не было мечты у человека, жизнь была бы скучной, невеселой.
Нет! Мечтают только люди, не умеющие жить. Люди практические не мечтают, а живут.
Это ответила мне Татьяна Ивановна, и она была права, как всегда. Ее слова — суровая правда, но я, я еще не отказалась от мечтаний, и мне кажется, что не откажусь. Зачем отнимать у себя счастливые минуты? Вот я смотрю на звездное небо, на Орион, на Сириус и мечтаю о том, как я буду астрономом, как я буду изучать их спектры, я вижу себя в обсерватории... А на самом деле? Ведь сколько мне еще учиться! Но так я уже и сейчас смотрю на небо, как на свою будущую собственность.
Мечты украшают жизнь, особенно в печальные минуты. Они редки у меня, эти минуты, но бывают. И тогда, идя из школы после какой-нибудь неудачи, я мечтаю. А быть может, я действительно не права совершенно, и я абсолютно непрактический человек?
Сегодня я получила паспорт. Мама говорит, что теперь я большая стала. Как бы не так! Ведь оттого, что в столе (я не могу сказать — в кармане, кармана-то у меня нет) лежит паспорт на мое имя, у меня ничего не прибавилось, я осталась такой, как была, и — это печально — долго еще такой буду несмышленой.
26 марта
Сегодня я ездила смотреть Киевскую станцию метро. В нашем Московском метро хороши все станции, но эта особенно: ведь мрамор так красив, и колонны из него так прекрасны! Я ездила одна, потому что в тот день, когда ездили наши ребята (22 марта) я не обедала в столовой (не успела) и очень хотела есть. Кроме станции, прельщает мост через Москву-реку, Когда поезд выезжает на него, электричество гаснет, но дневной свет настолько силен, что этого-то как раз и не замечаешь. Когда подъезжаем к тоннелю, свет зажигается вновь. А как странно: выскочишь из земли, промелькнешь по белу свету — и опять в нору! Вот бы удивилась моя прабабушка в каком-нибудь сотом колене!
Я была в читальне, исполнила свое желание: прочла в подлиннике Heine. Что за прелесть его стихотворения! А читать по-русски его — совершенно безрезультатно. Ведь в стихотворении форма имеет значение, несравненное со значением формы в прозе... Читать Heine по-русски не лучше, чем Пушкина по-немецки.
В канаве быстро бежит вода. Ее вид всегда напоминает мне Салтыковку и меня в возрасте третьеклассницы. В то время весна для меня была горячим временем. Сколько ножей — перочинных и настоящих — было сломано, сколько коры испорчено (делала лодочки)! Гоняла их по канаве до позднего вечера. А потом садилась делать уроки. Мы часто писали сочинения о строении и жизни дерева. Анна Михайловна отбирала лучшие — мое она всегда брала, но однажды заметила: «По содержанию хорошо написано, а вот буквы что-то в разные стороны смотрят». — «Я торопилась», — ответила я. «Лодочки гоняла!» — объяснил кто-то. Это я надолго запомнила.
Помню я и свое первое сочинение на тему о воде, водопроводах и прочем, — ну, в общем, о чем можно было писать во втором классе. Это было мое первое сочинение, оно оказалось лучшим в классе, о чем все написали в тетрадях. Первый опыт оказался удачным, и я поверила в себя. Верить в себя нужно всегда, не зазнаваться, конечно, а верить так, как следует, — это необходимо во многих случаях жизни,
Дневник окончен
Служил мне добросовестно целую четверть. (Я только не особенно добросовестно записывала) Начну новый — в пушкинской тетради.
23 мая
21 мая Водопьянов, Шмидт, Бабушкин, Кренкель и другие приземлились на льдину, дрейфующую в районе Северного полюса. Странно звучит в данном случае «приземлились»...
Я загадываю на это лето сделать слишком много. А покамест ничего не делаю. Читаю у Сафонова о возникновении жизни. И опять у меня накопилась тьма неразрешенных вопросов. Например, что такое ощущение? Не задумываясь, я бы ответила: понимание раздражения. Значит, сознание? Странно, даже несколько резко. Энгельса освоить пока что не могу. Я не знаю разницы между активными и реактивными турбинами, я многого еще не знаю. Как мне недостает руководителя-энциклопедиста! Даже всезнающим инженером из «Таинственного острова» я вряд ли бы удовлетворилась. А может быть, и хорошо, что такого человека нет? Волей-неволей обращаешься к книгам. Но это, правда, не слишком легко. Хотя зачем мне, чтобы все было легким? Жить было бы неинтересно.
А жизнь и интересная же!
30 мая
В XVI веке в городе Лейдене жил один сумасшедший по имени Лудольф. Он определил Пи с точностью до 35-го десятичного знака. В XX веке в Лосиноостровской живет другая сумасшедшая, которой так же, как и тому математику, видимо, делать нечего. Он определил число и этим прославил себя, я же выучила это число, но на моей могиле ничего не напишут. Вот это число:
Пи = 3,14159265358979323846264338327950288.
1 июня
Как хорошо, что я еще год буду в школе: я так не уверена в своей способности работать самостоятельно. На это лето я возлагаю большие надежды, но пока что ничего не привожу в исполнение, потому что мешают испытания (причина). Я перечитываю «Обломова» (чтобы писать завтра сочинение) и смотрюсь иногда в зеркало — брр... как неприятно! Но испытания действительно мешают, хотя сдавать их необходимо. Чтобы не походить на Илью Ильича, я напишу сейчас о нем сочинение.
Сегодня я выписала у Чернышевского следующее: «Разве по натуре человека привязанность ослабляется, а не развивается временем? Когда дружба крепче и милее, через неделю, или через год, или через двадцать лет после того, как началась? Надобно только, чтобы друзья сошлись между собою удачно, чтобы в самом деле они годились быть друзьями между собою». Чернышевский прав.
3 августа
II конференция ВЛКСМ Куйбышевского района.
К нам приезжали герои: наш Иван Трунов, задержавший один на границе 30 вооруженных нарушителей (24 винтовки); он приехал в Москву, где получил орден Красного Знамени, и испанский — Раймонд Диэстра. У нас на конференции были комсомольцы самых различных возрастов: были заслуженные комсомольцы 1904 года рождения и молокососы, родившиеся в 1919 году. А обо мне пред. мандатной комиссии вообще ни слова не сказал: ведь я такой клоп, изо всех самая маленькая. Но все равно: дух комсомольский все тот же!
Резолюция была длинной; я записала только то, что нужно для нашей организации, для школы. Много получилось: несколько страниц в моем новом блокноте с надписью «Делегату второй конференции ВЛКСМ Куйбышевского района». Солидная работа предстоит!
12 сентября
Сегодня я одержала над собой крупную победу: я не обиделась, не рассердилась, настроение у меня не испортилось, хотя все основания к тому были. Зачем сердиться? И на кого? Шмарев, пожалуй, не виноват, мы, вероятно, не поняли друг друга. Я считала, что не следует расходовать свои чувства по пустякам. А ненавидеть у меня есть кого. Итальянцы потопили наши корабли в Средиземном море, «Тимирязев» и «Благоев», и, что меня особенно взорвало, пишут, что, вероятно, команды сами потопили корабли.
19 сентября
13 сентября звонил Шмарев и велел приходить 14 сентября утром в райком всем комсомольцам, можно и не комсомольцам, но так, чтобы всего было 25 человек. Зачем? Утром все объяснилось: нужно было пройти по домам района и взять в жактах и домоуправлениях списки неграмотных и малограмотных. Сроку нам дали три дня.
25 ноября
«Разгневанный лев» — замечательная иллюстрация к тому, что сейчас творится в международной дипломатии. Это что-то невероятное. Японцы забрали уже Северный Китай, мятежники в лице немцев и итальянцев готовят решительный удар Испанской республике. А что делают в это время Англия, Франция и прочие? Заседают. Заседают под благословением фашистов. Дозаседаются до чего-нибудь. Единственную отраду находишь в газетах, когда читаешь о нас, о СССР — моей чудной Родине. Сегодня ровно год с того дня, когда товарищ Сталин делал доклад о проекте Конституции, через 10 дней — День Конституции, через 17 дней — выборы в Верховный Совет СССР. У всех приподнятое настроение. Я тоже завтра заканчиваю с 8-м классом изучение Положения о выборах в Верховный Совет СССР. Я живу полнокровной жизнью. И как мне не любить моей Родины, которая дает мне такую счастливую жизнь?! Ведь чем (именно чем, а не кем) была бы я, родившись до революции? Малограмотная девочка, быть может уже невеста, собирающая летом помидоры, а зимой пекущая хлебы, И все... Мало.
Сегодня меня вместе с Идой, Лидой и Борисом Фабричным приняли в члены Осоавиахима, образовали из нас оргбюро школы, я председатель. Теперь мы будем принимать в члены организации. Шутка?
12 декабря
Эта дата навсегда войдет в историю. И она этого действительно заслуживает. Сейчас я одна дома: папа и мама ушли голосовать. Через четыре года с ними пойду и я. А сегодня я пойду с шествием пионеров по одному из участков нашего избирательного округа, то есть Дзержинского.
Моя судьба решается. Я записалась в коллектив наблюдателей. Там чудная библиотека. У меня глаза разбежались, когда я увидела столько книг по астрономии. Это было 10 декабря. Заседание солнечного отделения. Доклад делал профессор Баев. Я, кажется, особенно симпатизирую Солнцу. Но, если я не ошибаюсь, в «Барышне-крестьянке» сказано примерно следующее: «Хотя сердце Алексея было уже занято, молодая красавица имела на него все права». Красавица Луна является для меня Лизой-Акулиной. 14 декабря я пойду на заседание лунного отделения. В библиотеке я взяла книгу Полака «Происхождение вселенной», которую я давно искала. «На сколько дней вы даете книги? На десять?» — «На сколько дней? Насколько хотите, только назад принесите. А то некоторые берут книги и уж больше не приходят». Мило!
Полак говорит: «Сопоставляя между собой разные теории, часто резко расходящиеся друг с другом, читатель должен будет почувствовать, что как ни многогранна, как ни богата красками творческая мысль человека, но природа — еще богаче!» «Мы должны рассматривать, — говорит великий математик Лаплас, — настоящее состояние Вселенной как следствие ее предыдущего состояния и как причину последующего». Задача всякой космогонической теории определяется знаменитыми словами Канта, произнесенными почти два века тому назад: «Дайте мне материю, и я построю из нее мир».
20 декабря
«В равной мере он никогда не пытался высмеивать юного Бакланова за подражание. В его годы Левинсон тоже подражал людям, учившим его, причем они казались ему такими же правильными, каким он — Бакланову. Впоследствии он убедился, что это не так, и все же был очень благодарен им. Ведь Бакланов перенимал у него не только внешние манеры, но и старый жизненный опыт — навыки борьбы, работы, поведения. И Левинсон знал, что внешние манеры отсеются с годами, а навыки, пополнившись личным опытом, перейдут к новым Левинсонам и Баклановым, а это — очень важно и нужно».